Ни один военный план не переживает встречи с противником.

(Хельмут фон Мольтке)

Когда я пишу эти строки, третью серию «Звездных войн», связывающую оба сериала — старый и новый, — еще никто из обычных зрителей не видел. Однако в сети Интернет имеются места, где можно не только найти кадры будущего фильма, рекламные ролики, репортажи со съемочных площадок, но и подробное изложение фабулы, вплоть до реплик отдельных персонажей.

Итак, новая и долгожданная серия «Звездных войн» («Эпизод 3: Месть ситов») посвящена становлению Галактической империи под руководством императора Палпатина — довольно омерзительной личности, черпающий энергию у темной стороны Силы. Последние представители Ордена ситов (в некоторых наших переводах их называют «ситхами», потому что «the sith» по-русски можно читать и так, и этак) обманом захватывают власть в «далекой» галактике. Этот Орден по одной версии был создан в незапамятные одним из джедаев-отступников, по другой — то были хранители древней Расы

Власти, правившей в обитаемой Вселенной. Так или иначе, но ситы (к какой бы расе они ни принадлежали) заметно сильнее джедаев, и их победа над благородными рыцарями галактики кажется закономерной. Очевидно, ситы и их император пришли надолго (они вырастили бесчисленную армию клонов и создали космический флот, вооруженный самыми мощными и разрушительными боевыми звездолетами в истории), и только неукротимая воля повстанцев (об этом мы знаем из «старой» трилогии) приводит их к краху.

Очевидно, что в те времена, когда Джордж Лукас снимал «старую» трилогию, он вряд ли думал о Советском Союзе и о борьбе Свободного мира с этой Империей Зла, — всякие отдельные совпадения случайны и притянуты за уши работниками советской пропаганды. Скорее уж Лукас имел в виду императорскую Японию, ведь известно, что мысль снять «Звездные войны» у него родилась под впечатлением от фильма Акиры Куросавы «Скрытая крепость» и первоначально «врагов Свободы» должны были играть именно японские актеры.

Но после выступлений Рональда Рейгана, который увязал одно с другим, после неожиданного для многих крушения СССР, после того, как само словосочетание «звездные войны» стало означать программу СОИ, Лукас должен был понять, что ассоциативное поле значительно расширилось.

Кто же эти древние ситы, рвущиеся к абсолютной власти в галактике? Почему они сильнее джедаев? Почему никто не видит, куда катится Республика? Лукас не дает ответы на эти вопросы, но каждый волен давать свою интерпретацию увиденного. По мне, ситы — это отличный аллегорический образ революционеров, которые мечтали о Новом мировом порядке под мудрым управлением, но создали тираническое государство, вся военная мощь которого нацелена на подавление волеизъявления народов, населяющих галактику.

К сожалению, на протяжении семи десятилетий весь мир был уверен, что зловредными ситами являемся мы — граждане Советского Союза. А успехи наших талантливых соотечественников в деле создания новых видов вооружений (в основном оборонительных) воспринимались именно как подготовка агрессии с целью завоевания мирового господства. Мы были Империей, США были Республикой, а наш маленький пищащий спутник с антеннками был самой настоящей «Звездой, Смерти», символом красного террора.

На самом деле ситуация была куда более сложной и неоднозначной, чем это пытаются представить многие современные историки. Ниже я расскажу только о некоторых военных проектах, связанных с появлением у враждующих сторон ядерного оружия, и вы сами увидите, что реальность всегда отличается от простых схем противостояния темных и светлых сторон Силы…

В 1948 году Вальтер Дорнбергер, бывший руководитель немецкого ракетного центра Пенемюнде, перебравшийся в США, выдвинул идею размещения атомной бомбы на околоземной орбите. Такая бомба-спутник, в принципе, могла быть сброшена на любой район Земли и представлялась эффектным средством устрашения.

В сентябре 1952 года, в самый разгар войны за Корею, общественное внимание привлек опубликованный Вернером фон Брауном проект боевой орбитальной станции:

«…необходимы опорные пункты в космосе, на которые будут устанавливаться телескопы с высокой разрешающей способностью для шпионажа за коммунистическими странами; эти орбитальные станции могут также выполнять роль стартовых площадок ракет с ядерными зарядами, с помощью которых в случае необходимости можно будет поражать объекты противника на Земле».

Если же обратиться не к документам, которые готовились авторитетными военными специалистами и были адресованы высшим государственным руководителям США, а к материалам прессы и специальной литературе, то диапазон оценок и предложений, связанных с использованием космического пространства в военных целях окажется еще шире. Так, например, бывший министр авиации Финлеттер в своей книге «Внешняя политика: следующий этап», вышедшей в свет в 1958 году, активно призывал начать борьбу за установление военного господства США в космосе:

«Спутники могут двигаться по орбитам, имея на борту водородные заряды и быть в готовности атаковать любой объект по команде с Земли. Спутники могут иметь вид платформы для запуска ракет, а также использоваться как спутники Луны и планет. Кроме того, в будущем могут появиться пилотируемые бомбардировщики, способные развивать скорости, сравнимые со скоростями баллистических ракет…»

Эти взгляды разделял и генерал Пауэр, возглавлявший стратегическое авиационное командование ВВС США. По его мнению, американская концепция ведения войн в трех пространственных измерениях — на суше, на море и в воздухе «в конечном итоге трансформируется в концепцию войны в четырех измерениях», включая космическое пространство.

В американском конгрессе концепция ядерных бомбардировочных спутников не вызывала большого энтузиазма. Она вяло обсуждалась несколько лет, и оживление наметилось только в 1960 году в контексте дебатов о техническом отставании от СССР.

Однако на этом этапе целесообразность создания систем орбитальной бомбардировки пришлось определять, сравнивая их уже не с дальними бомбардировщиками, а с межконтинентальными баллистическими ракетами. Основным преимуществом орбитальных бомб было минимальное время достижения цели после схода с орбиты. Если ракете для полета на межконтинентальную дальность требуется от 30 до 40 минут, орбитальный заряд упал бы на Землю через 5–6 минут после подачи тормозного импульса. С другой стороны, ракета может быть в любой момент нацелена в любую точку Земли, тогда как орбитальная бомба способна поразить лишь ту цель, которая находится на трассе ее полета. Отсутствие маневренности головных частей в атмосфере означало, что поражение произвольной цели могло бы требовать часов или даже дней. Таким образом, система оказывалась более пригодной для нанесения спланированного первого удара, чем как оружие возмездия.

Орбитальные бомбы уступали баллистическим ракетам и по точности попадания ввиду большей погрешности определения их местоположения по сравнению с ракетой в фиксированной пусковой установке. Кроме того, предсказуемость движения орбитальных бомб и общая конструктивная незащищенность делала их уязвимой мишенью.

Вместе с тем создание и обслуживание орбитальных бомб было в десятки раз дороже, чем создание и обслуживание аналогичного по возможностям парка межконтинентальных ракет шахтного базирования, и это, видимо, стало наиболее важным аргументом в пользу отказа от такой системы.

Но сохранились опасения по поводу возможного создания орбитального оружия Советским Союзом, поскольку советское руководство, рассчитывая получить превосходство в военной сфере, как правило, не скупилось на расходы. Коммунистические вожди всячески подогревали эти подозрения. Так, в августе 1961 года, принимая в Кремле космонавта Германа Титова, Хрущев говорил, адресуясь к Западу:

«У вас нет 50- или 100-мегатонных бомб, у нас есть бомбы мощностью свыше 100 мегатонн. Мы вывели в космос Гагарина и Титова, но мы можем заменить их другим грузом и направить его в любое место на Земле».

Это был откровенный блеф, ведь, чтобы посадить спускаемый аппарат одноместного корабля «Восток» в заданную точку, приходилось задействовать все средства командно-измерительного комплекса. Но для американских военных и политиков достаточно было и того, что советские конструкторы разработали ракетные блоки, запускающиеся в пустоте и, значит, способны столкнуть с орбиты выведенный туда ранее груз.

17 октября 1963 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию 1884, призывающую все нации воздержаться от выведения на орбиты вокруг Земли или размещения в космосе ядерных вооружений или любых других видов оружия массового уничтожения.

Интересно, что еще за год до этого заместитель министра обороны США Росуэл Джилпатрик официально сообщил, что Соединенные Штаты «не имеют программы размещения какого-либо оружия массового уничтожения на орбите».

Советский Союз поддержал резолюцию 1884, но это отнюдь не означало, что советское руководство разделяло мнение американских военных о малой эффективности орбитальных бомб.

Первое указание на это поступило еще 15 марта 1962 года, когда Никита Хрущев заявил на весь мир:

«…мы можем запускать ракеты не только через Северный полюс, но и в противоположном направлении тоже… Глобальные ракеты могут лететь со стороны океана или с других направлений, где оповещающее оборудование не может быть установлено».

Проектно-исследовательские работы по трехступенчатой глобальной ракете в ОКБ-1 Сергея Королева велись с 1961 года. Идея заключалась в том, чтобы уже существующая ракета «Р-9» дополнялась третьей ступенью. При этом дальность полета не ограничивалась, ведь третья ступень была способна выйти на орбиту искусственного спутника. Система управления последней ступенью и ее ядерным «полезным грузом» предполагала использование астронавигации. Это предложение было принято Хрущевым с восторгом.

Итак, ракета должна была обеспечить вывод головной части с ядерным боезарядом на орбиту высотой около 150 км. После ориентации в пространстве и коррекции происходило торможение. Боеголовка сходила с орбиты и устремлялась к цели. При такой схеме полета «глобальная ракета» имела практически неограниченную дальность действия.

В первоначальном варианте «ГР-1» («Глобальная ракета первая») представляла модификацию ракеты «Р-9А», оснащенную третьей ступенью с жидкостным ракетным двигателем, создаваемым под руководством Михаила Мельникова. Позже были начаты работы над проектом ракеты с маршевыми двигателями первой и второй ступеней главного конструктора ОКБ-276 Николая Кузнецова.

Пуск ракеты предполагалось осуществлять из шахтной пусковой установки, для чего на площадке № 51 полигона Тюра-Там (Байконур) был создан специальный стартовый комплекс с полной автоматизацией предстартовых операций. На позицию ракета должна была поставляться в транспортно-пусковом контейнере.

Новые баллистические ракеты, получившие на Западе обозначение «SS-10 Scrag», были продемонстрированы на военном параде в Москве 9 мая 1965 года. Их появление на Красной площади сопровождалось следующим радиокомментарием:

«Проходят трехступенчатые межконтинентальные ракеты. Их конструкция улучшена Они очень надежны в эксплуатации. Их обслуживание полностью автоматизировано. Парад внушительной боевой мощи венчается гигантскими орбитальными ракетами. Они родственны ракетам-носителям, которые надежно выводят в космос наши замечательные космические корабли, такие как “Восход-2”. Для этих ракет не существует предела досягаемости. Главным достоинством ракет такого класса является их способность поражать вражеские объекты буквально с любого направления, что делает их по существу неуязвимыми для средств противоракетной обороны».

Это и были «глобальные ракеты». Вскоре их вновь показали миру — на ноябрьском параде того же года:

«…Перед трибунами проходят гигантские ракеты. Это орбитальные ракеты. Боевые заряды орбитальных ракет способны наносить внезапные удары по агрессору на первом или любом другом витке вокруг Земли».

После таких демонстраций Госдепартамент США публично потребовал от СССР прояснить свое отношение к резолюции ООН о недопущении вывода в космос оружия массового поражения. На это было заявлено, что резолюция запрещает применение космического оружия, но не его производство.

Эти демонстрации были очередным блефом, которые так любил Никита Хрущев. Сформированная в 1964 году в в/ч 25741 группа для испытаний ракеты «ГР-1» выбивалась из сил, но не могла довести ее до летных испытаний — при вывозе на стартовый комплекс отказов было гак много, что их не успевали устранять.

А в начале 1965 года правительственная комиссия подвела итоги соревнования ракетных конструкторских бюро по созданию «глобальных ракет». Дело в том, что помимо ОКБ-1 Сергея Королёва на разработку этого проекта претендовали еще два конструкторских бюро: ОКБ-52 Владимира Челомея (ракета «УР-200А») и ОКБ-586 Михаила Янгеля (ракета «Р-36орб»).

Владимир Челомей предлагал универсальную ракету, которой можно было бы обстреливать американские города, а в других случаях доставлять на орбиту Земли любые средства противокосмической обороны и разведки. Согласно проекту, его «УР-200А» могла служить и как «глобальная ракета», доставляя в расчетную точку орбитальную боеголовку весом в 2 т.

В целом испытания базовых ракет «УР-200» шли успешно — с ноября 1963 года по 1965 год произвели 9 удачных запусков — и была надежда, что модификации «УР-200А» и «УР-200К» также покажут себя с лучшей стороны.

Однако, проведя сравнение характеристик разрабатывавшихся ракет-носителей, ход создания и испытаний ракет, комиссия сделала заключение, что мощности «ГР-1» и «УР-200А» явно недостаточны для решения задач по выведению глобальных головных частей. Приоритет был отдан разработке Янгеля, и в качестве глобальной было решено использовать ракету-носитель «Р-З6орб».

17 сентября 1966 года с космодрома Байконур состоялся запуск, официального объявления о котором так и не появилось. Сеть зарубежных станций слежения зафиксировала более 100 обломков на высотах от 250 до 1300 км. Распределение обломков позволяло предположить, что они представляют собой останки предпоследней ступени на низкой околоземной орбите, последней ступени на вытянутой эллиптической орбите и, может быть, отдельно полезной нагрузки, находящейся несколько выше. Подобный двойной или тройной взрыв не мог произойти самопроизвольно, но планировался ли он заранее или был произведен из-за неполадок, осталось загадкой.

Следующий похожий запуск состоялся 2 ноября 1966 года. На орбите появилось более пятидесяти заметных фрагментов, разлетевшихся по высотам от 500 до 1500 км и свидетельствующих о раздельном подрыве груза, последней и предпоследней ступеней ракеты.

Новая серия запусков началась в январе 1967 года. Стартующие с Байконура ракеты выходили на очень низкие орбиты с апогеем около 250 и перигеем от 140 до 150 км. Как обычно, они объявлялись очередными спутниками серии «Космос», но в стандартной формулировке отсутствовало указание периода обращения по орбите. Это сразу было воспринято как свидетельство возвращения груза с орбиты еще до завершения первого витка. Одни комментаторы сразу же связали запуски с испытаниями орбитального оружия, другие полагали, что таким образом проверялась работа систем посадки пилотируемых кораблей типа «Союз».

Во всех этих запусках трасса полета пересекала восточную часть Сибири, центральную часть Тихого океана, оконечность Южной Америки и Южную Атлантику и затем через Африку и Средиземноморье возвращалась на территорию СССР, давая возможность после первого витка приземлиться недалеко от места старта или в районе Капустина Яра.

Дискуссии между экспертами завершились 3 ноября 1967 года, когда министр обороны США Роберт Макнамара объявил, что эти запуски, по всей видимости, представляют собой испытания советской системы «частично-орбитальной бомбардировки» («Fractional Orbital Bombardment System», «FOBS»), предназначающейся для нанесения ракетного удара по США не по кратчайшей баллистической траектории через Северный полюс, а с наименее ожидаемого и наименее защищенного южного направления.

Заявление Макнамары было вызвано запусками 16 и 28 октября, состоявшимися уже после вступления в силу Договора о неразмещении оружия массового уничтожения в космосе, — он был подписан 27 января 1967 года. Но как бы удивительно это ни звучало, американский министр обороны подчеркивал, что советские испытания не нарушают существующих договоров и резолюций, «поскольку головные части SS-9 находятся на орбите менее одного оборота и на данном этапе отработки, но всей вероятности, не несут ядерных зарядов».

Через несколько дней наделавшие столько шума ракеты были продемонстрированы на московском параде по поводу 50-летия Октябрьской революции:

«…колоссальные ракеты, каждая из которых может доставить к цели ядерные заряды огромной мощности. Ни одна армия в мире не имеет таких зарядов. Эти ракеты могут быть использованы для межконтинентальных и орбитальных запусков».

«Р-З6орб» конструкции ОКБ-586 Михаила Янгеля создавалась на базе двухступенчатой баллистической ракеты «Р-36».

Главной «изюминкой», понятное дело, являлась орбитальная головная часть — тот самый спутник, который был способен уничтожить Америку. Состав головной части был довольно прост (гораздо проще приборного состава пилотируемых космических кораблей): боевая часть с ядерным зарядом, тормозная жидкостная двигательная установка и приборный отсек с системой управления для ориентации и стабилизации головной части. Мощность орбитальной головной части достигала 20 мегатонн.

Интересно, что система управления была дополнена радиовысотомером «Каштан», который дважды в ходе полета контролировал высоту орбиты: в начале орбитального полета и перед выдачей тормозного импульса. Результаты измерений высоты, выполненных «Каштаном», сравнивались с расчетными значениями полетного задания, и в случае несовпадения данных система управления выдавала команду в двигательную установку на приведение параметров орбиты в соответствие с заложенными изначально.

При подлете к цели тормозная двигательная установка создавала импульс, переводимый головной части с орбитальной траектории на баллистическую.

Для проведения летно-конструкторских испытаний «Р-З6орб» на полигоне Байконур был создан наземный испытательный комплекс, состоявший из технической позиции на площадке № 42, а также наземной и шахтных пусковых установок. В 1965 году на базе подготовленных шахт началось строительство объекта 401 в составе трех пусковых установок и командного пункта.

Первый пуск «Р-З6орб» был выполнен боевыми расчетами полигона 16 декабря 1965 года. Головная часть перелетела цель на Камчатке на 27 км из-за ненормальной работы системы стабилизации по каналу рысканья.

5 февраля 1966 года стартовала вторая ракета. При втором пуске было отмечено большое отклонение головной части от цели по вине тормозной двигательной установки.

Третий пуск, назначенный на 18 марта 1966 года, не состоялся, так как во время заправки ракета загорелась. Причиной пожара стада преждевременная отстыковка наполнительных магистралей. Ракета сгорела, повредив пусковой стол.

Для следующего пуска было проведено дооборудование левой пусковой установки площадки № 67, и 20 мая 1966 года стартовала очередная «Р-З6орб». Однако пуск вновь был неудачным — не произошло полного отделения головной части от отсека управления.

В 1967 году программа летно-конструкторских испытаний имела еще более интенсивный характер. Было осуществлено девять пусков. Они прошли успешно, но нарекания вызвала система наведения на цель, которая не позволяла добиться требуемой точности.

Тем не менее после завершения испытаний, 19 ноября 1968 года, система была принята на вооружение.

25 августа 1969 года на боевое дежурство с шестью ракетами «P-З6орб», размещенными в шахтах на площадках с номерами 160–165, заступил первый ракетный полк (794 р. п.) — в/ч 21422 (сформированная на базе в/ч 14332). Командиром полка был инженер-подполковник Миляев.

6 декабря 1969 года заступило на боевое дежурство управление ракетной бригады (в/ч 14332), ее командиром был назначен подполковник Дуля.

Для несения боевого дежурства дежурной технической сменой на 75-й площадке Байконура был оборудован технический пункт управления бригады. Численность дежурных смен достигала 170 человек. Дежурные смены обязаны были обеспечивать боевую готовность пусковых установок и командных пунктов. До середины 1970-х годов расчеты заступали на боевое дежурство на неделю, а с середины 70-х — на три-четыре дня. Ежесуточно дежурная смена проводила опрос параметров пусковых установок.

Первоначально предполагалось, что орбитальные ракеты смогут нести боевое дежурство в заправленном состоянии в течение пяти лет. Однако техническое состояние ракет после этого срока было признано удовлетворительным, и срок их службы продлевался вплоть до расформирования бригады.

Главной проблемой для ракет, помещенных в шахты, была летняя жара. Крыши шахт сильно прогревались, измерительная аппаратура выдавала сигнал «не норма» на командный пункт бригады — приходилось все бросать, подгонять к пусковым установкам машины, подстыковывать трубопроводы и подавать в шахты холодный воздух. Чтобы уменьшить приток тепла, крыши шахт покрасили в белый цвет, но командование посчитало это демаскирующим признаком и приказало перекрасить в защитный. Летом 1971 года на площадке № 162 из-за высокой температуры в шахте произошел выплеск окислителя в «стакан» — пришлось сливать топливо и менять ракету на новую.

В этот период запуски осуществлялись с частотой два раза в год и имели характер постоянного поддержания боеготовности системы. Все они прошли успешно, за исключением пуска 23 декабря 1969 года, с которым не все ясно и поныне. Сама полезная нагрузка под названием «Космос-316» была выведена на околоземную орбиту, но с параметрами не характерными для запусков по данной программе. Она не была подорвана (как, например; во время пусков 1966 года), а сошла с орбиты при торможении в земной атмосфере. Часть обломков упала на территории США.

В 1971 году был осуществлен последний запуск по частично-орбитальной траектории. Дальнейшие запуски не проводились. Дело в том, что в 1972 году США ввели в эксплуатацию спутниковую систему раннего оповещения, фиксирующую ракеты не на подлете, а в момент пуска. Теперь, в случае запуска орбитальных ракет, США быстро получили бы информацию об их старте. Орбитальные ракеты утратили одно из своих главных преимуществ — возможность внезапной атаки.

Договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2), заключенный в 1979 году, запрещал орбитальные ракеты. Кроме того, СССР и США договорились о том, что на испытательных полигонах не будут размещаться войсковые части с боевыми ракетами. Договором предусматривалась ликвидация 12 шахт орбитальных ракет и переоборудование шести шахт под испытания других комплексов. Договор не был ратифицирован Соединенными Штатами, но и Америка, и Советский Союз придерживались его положений.

С 1982 года началось поэтапное снятие с дежурства и уничтожение боевых ракетных комплексов «Р-З6орб». В мае 1984 года все шахты были освобождены от ракет и подорваны. Система частично-орбитальной бомбардировки прекратила свое существование. Но порожденная ею проблема противодействия вражеским космическим объектам оказалась куда более долговечной.

Овладение энергией атомного ядра, появление атомных реакторов и бомб открыли для американских и советских конструкторов небывалые возможности. То, о чем только мечтали фантасты первой половины XX века, становилось реальностью. Двигателями на атомной энергии предполагалось снабдить автомобили и танки, корабли и самолеты, ракеты-носители и межпланетные корабли. Почти сразу родилась идея опробовать атомное оружие в космосе — такие взрывы могли не только принести уникальную научную информацию, но и послужить в качестве своеобразной демонстрации мощи, которая должна была показать всему миру, на что способна ядерная держава.

Еще основоположники космонавтики говорили о том, что неплохо было бы произвести мощный и заметный взрыв на Луне, — земные астрономы зафиксировали бы вспышку и подтвердили приоритет государства в достижении ближайшего небесного тела. Об этом писал, например, американец Роберт Годдард в своей юношеской статье «Перемещение в космосе» (1901) — в ней он анализировал возможность запуска снаряда на Луну при помощи пушки, полезным грузом должен был стать пакет с магниевым порошком, вспышку которого на затененной части Луны можно было бы увидеть в мощный телескоп. Позднее австрийский инженер Франц фон Гефт предложил послать на Луну ракету, начиненную порохом.

О предложениях основоположников вспомнили, когда началось формирование советских планов освоения Луны. В письме, которое 28 января 1958 года начальник ОКБ-1 Сергей Королев и директор НИИ-1 Мстислав Келдыш направили в ЦК КПСС, были определены два главных пункта лунной программы. Предлагалось, во-первых, попасть искусственным объектом в видимую поверхность Луны, а во-вторых, осуществить облет Луны и фотографирование ее обратной стороны. Программа была всецело одобрена Никитой Хрущевым, который после успеха первого спутника, уже знал, какие политические дивиденды дают достижения в космосе.

Был сформирован пакет проектов. Первый проект получил шифр «Е-1» (попадание в поверхность Луны), второй — «Е-2» (облет Луны и фотографирование ее обратной стороны), третий — «Е-3» (предполагал доставку на Луну и подрыв на ее поверхности ядерного заряда).

Предложение о ядерном взрыве на Луне поступило из академических кругов. Его автором был советский физик-ядерщик академик Яков Зельдович. Ученый рассуждал следующим образом. Сама по себе космическая станция очень мала, и ее падение на лунную поверхность не сможет зафиксировать ни один земной астроном.

Даже если начинить станцию мощной взрывчаткой (как предлагали Годдард и фон Гефт), увидеть такой взрыв с Земли будет довольно проблематично. А вот если в условленный час взорвать на лунной поверхности атомную бомбу, то это увидит весь мир и ни у кого не возникнет больше вопроса, попала советская станция на Луну или нет.

Проект «Е-3» был детально проработан, а в бюро Королева даже изготовили макет станции. Ее габариты и вес были заданы ядерщиками, которые исходили из параметров существовавших тогда атомных головных частей. Контейнер с зарядом, словно морская мина, был утыкан штырями взрывателей, чтобы гарантировать взрыв при любой ориентации станции в момент прилунения.

Однако дальше макета дело не пошло. Уже на стадии обсуждения ставились вполне резонные вопросы о безопасности такого пуска. Никто не брался гарантировать стопроцентную надежность доставки заряда на Луну. Если бы ракета-носитель потерпела аварию на участках работы первой или второй ступеней, то контейнер с ядерной бомбой свалился бы на территорию СССР. Если бы не сработала третья ступень, то падение могло бы произойти на территории других стран, что вызвало бы международный скандал.

Была еще одна проблема — организационно-политического характера. Чтобы взрыв зафиксировали зарубежные обсерватории, необходимо было заранее их проинформировать о готовящемся эксперименте. Как это сделать в условиях советской секретности, трудно было даже представить.

В конце концов от проекта «Е-3» отказались. И первым, кто предложил это, был сам академик Зельдович. Он подсчитал яркость и длительность ядерной вспышки в космическом пространстве и усомнился в надежности ее фоторегистрации с Земли.

Впоследствии индекс «Е-3» был присвоен проекту фотографирования обратной стороны Луны с картографической привязкой к видимой стороне и с куда большим качеством, чем это сделала станция «Луна-3». Были осуществлены два пуск», 15 и 19 апреля 1960 года, но оба они закончились аварией, и на этом проект «Е-3» прекратил свое существование.

Совсем недавно стало известно, что аналогичный проект прорабатывали и американцы.

В майском номере английского журнала «Нейчур» за 2000 год было опубликовано письмо американского физика-ядерщика Леонард» Райффеля, явившееся откликом на выход из печати биографии известного американского астрофизика и писателя-популяризатора Карла Сагана.

По сообщению Райффеля, в конце пятидесятых командование ВВС США обратилось к американским ученым с просьбой подготовить и осуществить ядерный взрыв на поверхности Луны. Главной целью взрыва было устроить эффектное зрелище, доказывающее, что американцы не уступают Советам в космической гонке и в чем-то даже опережают их. А еще это «межпланетное шоу» должно было подтвердить решимость американского правительства и военных применить столь мощное оружие при первой необходимости.

«В работе над проектом, — пишет Райффель, — мы не дошли до стадии выборе конкретного типа взрывного устройства и ракеты-носителя, однако определили, какой визуальный эффект имел бы такой взрыв. Люди могли бы увидеть яркую вспышку, особенно хорошо заметную, если бы взрыв произошел в новолуние, когда к Земле обращена сторона Луны, не освещенная Солнцем. Возможно, были бы видны также тучи пыли и обломков лунных пород, поднятые взрывом над Луной…»

Проект, над которым ученые работали с конца 1958 до середины 1959 года, был строго засекречен, имел кодовое обозначение «А-119» и назывался «Разработка исследовательских полетов на Луну». В качестве заказчика проекта фигурировал Центр специальных вооружений ВВС.

Райффель считает решение о разработке такого проекта ошибкой. Ведь любые научные открытия, по мнению этого физика, «не могли компенсировать те потери, которые понесло бы человечество от радиоактивного загрязнения Луны после взрыва». (Замечу в скобках, что подобную демагогию странно слышать из уст бывшего ядерщика, который не может не знать, что на протяжении всех миллиардов лет своего существования Луна подвергается воздействию космической радиации — всех этих альфа-, бета- и гамма-лучей, из которых, собственно, и складывается ионизирующее излучение радиоактивных веществ, напугавшее Райффеля).

И все же проект ни шатко, ни валко, но продолжал двигаться вперед, пока не произошло непредвиденной утечки. Молодой ученый Карл Саган, занимавшийся созданием виртуальной модели гипотетического атомного гриба при низкой гравитации, ознакомил с результатами своей работы товарищей по университету. Возможная огласка и общественный резонанс, который она вызовет, напугали военных, и после представления в середине 1959 года очередного отчета о ходе работ ученые получили указание об их прекращении.

«А-119» остался под грифом секретности и был забыт столь прочно, что даже в изданной биографии Карла Сагана только упомянуто о том, что когда-то болтливый астрофизик имел проблемы с «национальной безопасностью», но никаких подробностей этого эпизода не раскрывалось…

Перспектива использования околоземного космического пространства в качестве плацдарма для размещения ударных вооружений заставила задуматься над способами борьбы со спутниками еще до появления самих спутников.

Наиболее радикальным по тем временам средством представлялось уничтожение космических аппаратов взрывом ядерного заряда, доставляемого ракетой за пределы атмосферы.

Начало экспериментам в этой области положили американцы — летом 1958 года в обстановке повышенной секретности началась подготовка к проведению операции «Аргус» («Argus»). В рамках этой операции предполагалось изучить влияние поражающих факторов космического ядерного взрыва на земные радиолокаторы, системы связи и электронную аппаратуру спутников и баллистических ракет. Кроме того, ученых интересовало взаимодействие радиоактивных изотопов плутония, высвобождавшихся во время взрыва, с магнитным полем Земли — физик Николас Кристофилос выдвинул предположение, что наибольший военный эффект от ядерных взрывов в космосе может быть достигнут в результате создания искусственных радиационных поясов Земли, аналогичных естественным радиационным поясам. (Кстати, «Аргус» подтвердил выдвинутую теорию, и искусственные пояса действительно возникали после взрывов).

Местом проведения операции стала южная часть Атлантического океана, что обусловливалось конфигурацией магнитного поля, которое в этом районе наиболее близко расположено к поверхности Земли и которое должно было сыграть роль своеобразной ловушки, захватывая заряженные частицы, образованные взрывом, и удерживая их.

Были использованы стокилограммовые ядерные заряды «W-25» мощностью 1,7 килотонны, разработанные для твердотопливной неуправляемой ракеты «Джини» («Genie», «МВ-1», «AIR-2») класса «воздух-воздух». Ранее заряд «W-25» испытывался трижды и продемонстрировал высокую надежность.

В качестве средства доставки ядерного заряда была использована модифицированная баллистическая ракета «Икс-17А» («Х-17А»), разработанная компанией «Локхид». Для проведения эксперимента сформировали целую флотилию из девяти кораблей 2-го флота США, действовавшую под обозначением оперативной группы № 88. Пуски производились с головного корабля флотилии «Нортон Саунд» («Norton Sound»).

Первое испытание было проведено 27 августа 1958 года. Первый космический ядерный взрыв прогремев на высоте 161 км, в 1800 км юго-западнее южноафриканского порта Кейптаун. Через три дня, 30 августа, второй ядерный взрыв был произведен на высоте 292 км. Третий и последний взрыв в рамках операции «Аргус» осуществили 6 сентября на высоте 750 км (по другим данным — 467 км) над земной поверхностью. Это был самый высотный из всех ядерных взрывов за недолгую историю таких экспериментов.

Разумеется, взрывы в рамках операции «Аргус» являлись лишь частью проводимых экспериментов. Их сопровождали многочисленные пуски геофизических ракет с измерительной аппаратурой, которые проводились американскими учеными из различных районов земного шара непосредственно перед взрывами и спустя некоторое время после них. Наблюдения за ионосферой велись с помощью метеорологических зондов.

Советским специалистам также удалось получить подробную информацию о первом из американских космических взрывов. В день испытания, 27 августа, с полигона Капустин Яр были проведены пуски трех геофизических ракет: одной «Р-2А» и двух «Р-5А». Измерительная аппаратура, установленная на этих ракетах, зафиксировала аномалии в магнитном поле Земли.

Подготовка и проведение операции «Аргус» было окружено плотной завесой секретности, однако тайну удалось сохранять недолго — спустя полгода, 19 марта 1959 года, газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью, в которой во всех подробностях было рассказано о том, что делали американские военные в южной части Атлантики. Последним ничего не оставалось, как признать и факт проведения ядерных испытаний в космосе.

Своеобразным ответом на операцию «Аргус» стала серия советских ядерных взрывов, получившая в документах условное наименование «Операция К». Основной задачей при проведении этих экспериментов являлась проверка влияния высотных ядерных взрывов на работу радиоэлектронных средств систем обнаружения ракетного нападения и противоракетной обороны (системы «А»),

Операцией «К» руководила назначенная правительством Государственная комиссия во главе с генералом-полковником Александром Васильевичем Герасимовым.

Первые два эксперимента были проведены 27 октября 1961 года («К1» и «К2»), три других — 22 октября, 28 октября и 1 ноября 1962 года («КЗ», «К4» и «К5»).

В каждом эксперименте производился последовательный пуск с ракетного полигона в Капустином Яре двух баллистических ракет «Р-12», причем их головные части летели по одной и той же траектории одна за другой с некоторым запаздыванием друг от друга. Первая ракета была оснащена ядерным зарядом, который подрывался на заданной для данной операции высоте, а в головной части второй размещались многочисленные датчики, призванные измерить параметры поражающего действия ядерного взрыва.

Высота подрыва ядерных зарядов составляла: в операциях «К1» и «К2» — 300 и 150 км при мощности головной части в 1,2 килотонны. Высота подрыва ядерных зарядов в операциях «КЗ», «К4», «К5» — 300, 150, 80 км соответственно, причем мощность зарядов составила 300 килотонн.

Информация об этих испытаниях до сих пор отрывочна и нуждается в уточнении. В основном это воспоминания участников событий.

Вот что рассказывает инженер-испытатель Юлий Цуков:

«Атомную бомбу на нас бросать не собирались, но для чистоты эксперимента подорвать спецзаряд над средствами полигона, по мнению начальства, было просто необходимо. Ближе всех к самому «теплому» местечку оказалась наша вторая площадка. Жен, детей, а также всех, без кого можно было обойтись, отправили в гостиницы и казармы Приозерска. На площадке построили несколько бомбоубежищ, установили сейсмодатчики. Выдали толстую черную бумагу для заделки окон на станциях и специальные противогазы.

Окна моего рабочего помещения выходили на противоположную от взрыва СБЧ сторону, и я рискнул оставить щелочку в черной бумаге, предположив, что узкий луч переотраженного светового излучения, вряд ли нас ослепит. После нескольких репетиций вышли на реальную работу. Обнаружили цель, взяли на автосопровождение. В динамике голос главного оператора: “До точки подрыва осталось 10 секунд… 5 секунд… Подрыв!”

Ослепительная молния света ударила в оставленную мной оконную щель. Глаза даже не успели зажмуриться. Экраны индикаторов засветились помехами, но через несколько секунд работоспособность станции была восстановлена, антенна выставлена в точку ожидания и мы приготовились к работе по следующей баллистической ракете.

Томительно тянутся секунды… Расчетное время обнаружения цели прошло. И вот, наконец, из динамика доносится голос главного оператора нашей станции лейтенанта Чекашкина:

— Цель обнаружена! Цель на автосопровождении! Координаты цели выдаются на центральную вычислительную станцию!

В расчетное время стартовала противоракета и, как потом выяснилось по материалам регистрации и киносъемки, цель была поражена. После окончания работы мы вышли из станции и взглянули вверх. Северо-западнее, на фоне голубого неба мы увидели огромное ядовитозеленое клочковатое облако. Всем стало не по себе. Дома я включил радиоприемник — на всех диапазонах слышался только треск. Видимо, мы были под мощным электронным куполом. Отметив успех скромным застольем, наша площадка погрузилась в беспокойный сон.

Утром небо было снова чистым, началась подготовка к следующим работам. Испытания прошли весьма успешно. Однако позже в степи несколько месяцев попадались слепые сайгаки».

А вот что пишет об операции «К» Главный конструктор системы противоракетной обороны Григорий Кисунько в книге «Секретная зона»:

«Во всех указанных экспериментах высотные ядерные взрывы не вызывали каких-либо нарушений в функционировании “стрельбовой радиоэлектроники” системы “А”: радиолокаторов точного наведения, радиолиний визирования противоракет, радиолинии передачи команд на борт противоракеты, бортовой аппаратуры стабилизации и управления полетом противоракеты. После захвата цели по целеуказаниям от РЛС обнаружения “Дунай-2” вся стрельбовая часть системы “А” четко срабатывала в штатном режиме вплоть до перехвата цели противоракетой “В-1000” — как и в отсутствие ядерного взрыва.

Совсем другая картина наблюдалась на РЛС обнаружения моего радиодиапазона “Дунай-2” и особенно ЦСО-П: после ядерного взрыва они ослеплялись помехами от ионизированных образований, возникавших в результате взрыва».

А вот что рассказал инженер-радиотехник Михаил Трухан:

«…Насколько помню, даже вопроса не стояло, окажет ли на нас вредное влияние взрыв. Мы заранее рассчитали, что радиоактивные продукты не достигнут Земли и будут вытеснены давлением атмосферы в безвоздушное пространство. К тому же нас от точки взрыва отделяли сотни километров. А ведь некоторые ребята в это время находились непосредственно под эпицентром — там тоже стояли измерительные средства, теодолиты, пеленгаторы… Служащих полигона, конечно, предостерегли, чтобы в окна не выглядывали, но, уверяю вас, особых визуальных эффектов и не было. Во-первых, все взрывы Советский Союз проводил днем, во-вторых, их мощность была не столь большой, как у американцев. Некоторые, правда, решили перестраховаться и заклеили окна крестами, как перед бомбардировкой… В момент взрыва в аппаратуре раздался щелчок, как во время грозового разряда. Пожалуй, это единственное, что явно “бросалось в глаза”. Остальные произошедшие отклонения, наверное, понятны разве что специалистам. <…>

Радиолокационные станции дальнего обнаружения, работающие в метровом диапазоне, после ядерного взрыва ослеплялись помехами от ионизированных образований и фактически становились беспомощными. Но все же полигонная противоракетная система выполнила свою задачу — боеголовки были обнаружены и “телеметрически” уничтожены. Произошло это потому, что высотные ядерные взрывы не вызывали значительных нарушений в функционировании радиолокаторов точного наведения и системы наведения противоракет».

А вот что пишет конструктор Борис Черток о последнем испытании в серии, произведенном в день, когда на космодроме Байконур шла подготовка к запуску автоматической межпланетной станции к Марсу:

«1 ноября был ясный холодный день, дул сильный северный ветер. На старте шла подготовка к вечернему пуску. Я забежал после обеда в домик, включил приемник, убедился в его исправности по всем диапазонам. В 14 часов 10 минут вышел на воздух из домика и стал ждать условного времени. В 14 часов 15 минут при ярком солнце на северо-востоке вспыхнуло второе солнце. Это был ядерный взрыв в стратосфере — испытание ядерного оружия под шифром “К-5”. Вспышка длилась доли секунды.

Взрыв ядерного заряда ракеты “Р-12” на высоте 60 км (фактическая высота подрыва заряда была 80 км. — А. Я.) проводился для проверки возможности прекращения всех видов радиосвязи. По карте до места взрыва было км 500. Вернувшись быстро к приемнику, я убедился в эффективности ядерного эксперимента. На всех диапазонах стояла полнейшая тишина. Связь восстановилась только через час с небольшим…»

Последние взрывы серии — «К» сопровождались проблемами. Дело в том, что кроме двух традиционных ракет «Р-12» и противоракет полигона в Сары-Шагане в ходе экспериментов «КЗ» и «К4» предполагалось задействовать межконтинентальную баллистическую ракету «Р-9», запуск которой должен был состояться с 13-й площадки полигона Тюра-Там (Байконур). Головная часть этой ракеты должна была пройти максимально близко от эпицентра взрыва — при этом ее создатели планировали проверить надежность аппаратуры системы радиоуправления. Однако оба пуска этой ракеты закончились неудачей 22 октября 1962 года. У ракеты разрушилась камера сгорания первой ступени, и «Р-9» упала на стартовую площадку, серьезно повредив это дорогостоящее сооружение. 28 октября 1962 года вторая «Р-9» оторвалась от стартового стола, но успела подняться на высоту всего 20 м, когда опять вышла из строя камера сгорания первой ступени. Ракета осела и упала на площадку. Таким образом, всего за шесть дней две пусковые установки для «Р-9» получили серьезнейшие повреждения — в дальнейших испытаниях их не использовали…

Американские ядерные взрывы в космосе тоже не ограничились операцией «Аргус». Одно из этих испытаний состоялось летом 1962 года.

В рамках операции «Аквариум» («Fishbowl») предполагалось провести взрыв ядерного заряда «W-49» мощностью 1,4 мегатонны на высоте около 400 км — эксперимент получил наименование «Звездная рыба» («Starfish»).

Первая попытка осуществить этот рекордный взрыв закончилась провалом: состоявшийся 20 июня 1962 года с площадки на атолле Джонсон в Тихом океане пуск баллистической ракеты «Тор» («Thor») был аварийным — на 59-й секунде полета произошло отключение двигателя ракеты. Офицер, отвечающий за безопасность полета, отправил на борт команду, которая привела в действие механизм ликвидации. На высоте 10 км ракета была взорвана — заряд обычного взрывчатого вещества разрушил боеголовку без приведения в действие ядерного устройства. Часть обломков упала обратно на атолл Джонстон, другая часть — на близлежащий атолл Сэнд. Авария привела к небольшому радиоактивному заражению местности.

Эксперимент повторили 9 июля того же года. Опять была задействована ракета «Тор», но на этот раз все прошло успешно. Очевидцы рассказывают, что этот мощный взрыв выглядел просто потрясающе — ядерное зарево можно было увидеть даже в Новой Зеландии, что в 7000 км к югу от Джонстона!

В отличие от испытаний 1958 года, взрыв «Звездная рыба» быстро получил огласку. За взрывом наблюдали космические средства США и СССР. Так, например, советский спутник «Космос-5», находясь на 1200 км ниже горизонта взрыва, зарегистрировал мгновенный рост интенсивности гамма-излучения на несколько порядков с последующим снижением на два порядка за 100 секунд. После взрыва в магнитосфере Земли возник обширный и мощный радиационный пояс. Три спутника, заходившие в него, получили повреждения в виде быстрой деградации солнечных батарей. Наличие этого пояса пришлось учитывать при планировании полетов пилотируемых космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4» в августе 1962 года и «Меркурий-8» («Mercury МА-8») в октябре того же года. Последствия загрязнения магнитосферы были заметны в течение нескольких лет, а сам взрыв попал в Книгу рекордов Гиннеса как «самый мощный ядерный взрыв в космосе».

Последний ядерный взрыв в космосе был проведен 20 октября 1962 года. В документах Министерства обороны США это испытание фигурировало под кодовым наименованием «Шах и мат» («Checkmate»). Взрыв состоялся на высоте 147 км над поверхностью Земли в 69 километрах от атолла Джонсон. К месту подрыва ядерная боеголовка типа «XW-50X1» была доставлена авиационной ракетой «Икс-М-33» («ХМ-33», «Strypi»), выпущенной с борта бомбардировщика «Б-52» («В-52»), Данные о мощности взрыва различаются: одни называют цифру менее 20 килотонн, другие — 60 килотонн.

Оригинальный проект выдвинул в начале семидесятых «отец» советской водородной бомбы академик Андрей Сахаров.

В письме — ответе на анкету, разосланную ведущим ученым в преддверии советско-американской конференции по проблеме связи с внеземными цивилизациями 1971 года, он предложил использовать для посылки сигналов в оптическом диапазоне термоядерную «лампу-вспышку».

Суть проекта в том, что термоядерная боеголовка в связке с большим баком аргона выводится за пределы Солнечной системы и подрывается. Мощность боеголовки подбирается такой, чтобы вспышку можно было зафиксировать на планетах у ближайших звезд. Несколько таких «ламп» размещаются в пространстве на равном удалении друг от друга и на одной прямой. И взрываются синхронно или через равные промежутки времени — это служит хорошим критерием искусственности. Если раз в 10–20 лет выводить группу «ламп» за пределы Солнечной системы и взрывать их там, у инопланетных «братьев по разуму» не останется никаких сомнений: рядом с Солнцем обитает высокоразвитая цивилизация.

Несмотря на очевидную простоту проекта, вряд ли какая-нибудь из современных ядерных держав решится на его реализацию — он слишком дорог и не несет практической отдачи. Тратиться на подобную систему связи можно только в одном случае — если мы уверены, что нас увидят и нам ответят…

…Осень 1970 года.

В затерянном уголке американского штата Невада, в краю пустынь и военных полигонов, готовится к старту необыкновенный летательный аппарат. Это титановая колонна с коническим обтекателем высотой 90 метров, диаметром 30 метров и общей массой 4000 тонн. Достаточно одного взгляда, чтобы понять: необыкновенный аппарат намного превосходит все ракеты, когда-либо создававшиеся в СССР или в США, это конструкция совершенного нового класса, созданная не для вывода на околоземную орбиту маленькой капсулы с астронавтами, а для прорыва в дальний космос, к другим планетам или даже к звездам.

Полигон Джекесс-Флэтс, откуда стартует новый космический корабль, был создан в начале шестидесятых. Ранее здесь проводились испытания атомных бомб, этот статус сохраняется за полигоном поныне, и мало кто рискнет нарушить запреты и приехать в места, где в любой момент может произойти сокрушительный ядерный взрыв. Зловещая репутация полигона надежнее любых спецслужб охраняет его главную тайну.

Первый прототип космического корабля был куда меньше: максимальный диаметр его корпуса составлял

10 метров, и он еще не мог летать самостоятельно — его использовали в стендовых испытаниях, а позднее запускали на обычных ракетах-носителях на орбиту (январь 1960 года) и к Луне (июль 1961 года). Второй образец корабля, гораздо больших размеров и снабженный двигателем, также совершил два испытательных полета: вокруг Венеры (февраль 1962 года) и к лунам Марса (ноябрь 1963 года).

Первый полет большого аппарата готовился семь лет, и его задача куда сложнее и амбициознее, чем задачи кораблей-прототипов. До старта осталось всего несколько минут. Все строения полигона, включая колоссальное здание вертикальной сборки, обезлюдели — военные и инженеры, отвечающие за запуск, укрылись в заземленных бункерах в миле от стартовой площадки, наблюдая за происходящим сквозь освинцованные стекла. Из динамиков скрытых репродукторов доносится предстартовый отсчет — голос старшего офицера разносится далеко по пустыне.

Космический корабль, стоящий одиноко на стартовом комплексе, опирается на массивную плиту — это амортизатор, назначение которого в том, чтобы поглотить невообразимые ударные нагрузки в виде высоких давлений, температур и радиационного облучения, — они неизбежно возникнут за кормой корабля после того, как там взорвется небольшая плутониевая бомба Дело в том, что этот удивительный летательный аппарат движется силой отдачи атомных взрывов, производимых на некотором удалении от него. Такой тип движителя называется ядерно-импульсным взрывного типа, и он впервые применяется в составе космического корабля. Он намного более эффективен, чем жидкостные ракетные двигатели, однако и намного более дорог, ведь топливом здесь служат миниатюрные бомбы, мощность каждой из которых соответствует целому поезду, доверху груженному мощнейшей взрывчаткой.

«Шесть… пять… четыре… — отмечает последние секунды старший офицер, — три, два… один… ноль… Пуск!»

Чудовищный взрыв сотрясает высохшую почву пустыни. Многочисленные наблюдатели в напряжении смотрят на экраны телевизоров.

Ярчайший проблеск, затем — тучи пыли, но белая башня корабля остается на месте. Амортизаторы действуют медленно и еще не передали всю энергию импульса кораблю. Через секунду — новая вспышка, новый взрыв. Еще через секунду — снова. Корабль начинает подниматься в небо над клубами пыли, а в бункере наблюдения раздаются аплодисменты.

Под канонаду следующих одним за другим взрывов корабль взлетает все выше и выше, пока не исчезает в чистом синем небе Невады. Некоторое время еще видны отблески атомных вспышек. По истечении нескольких минут небо окончательно опустело — от пролета корабля на нем осталось только сюрреалистическое ожерелье из серых облаков.

Космический корабль с ядерно-импульсным двигателем «Орион-1» вышел в межпланетное пространство…

Описание старта космического корабля «Орион-1» словно бы взято из фантастического романа. Однако такой запуск вполне мог иметь место, и именно в указанное время: осенью 1970 года.

Проект «Орион» («Orion») действительно существовал и разрабатывался как чисто военный. Некоторые его детали до сих пор засекречены, но с течением времени тайное становится явным.

Итак, первоначально конструкторы поставили перед собой задачу создать ракетный корабль, который должен был доставить «сверхмощный термоядерный заряд, способный поразить третью часть государства размером с США». Даже очень приблизительный расчет дает значение веса для такого заряда в 10 000 т, а следовательно, обычные баллистические ракеты на химическом топливе, разработанные Вернером фон Брауном для арсеналов США, не годились.

Проект «Orion» был рожден в 1958 году фирмой «Дженерал Атомикс» («General Atomics»). Это компания, расположенная в Сан-Диего, была основана американским атомщиком Фредериком Хоффманом с целью создания и эксплуатации коммерческих атомных реакторов. Одним из соучредителей фирмы и соавтором проекта «Orion» был Теодор Тейлор — легендарная личность, один из создателей американской атомной бомбы.

Согласно расчетам Тейлора, схема летательного аппарата с взрывным движителем могла обеспечить колоссальный импульс, недоступный ракетам. Однако имелось существенное ограничение — энергия взрыва, направленная в плиту-толкатель, вызовет огромное ускорение, которое не выдержит никакой живой организм. Для этого между кораблем и плитой предполагалось установить амортизатор, смягчающий удар и способный аккумулировать энергию импульса с постепенной «передачей» его кораблю.

Было построено несколько рабочих моделей толкателя корабля «Orion». Их испытывали на устойчивость к воздействию ударной волны и высоких температур с использованием обычной взрывчатки. Большая часть моделей разрушилась, но уже в ноябре 1959 года удалось запустить одну из них на стометровую высоту, что доказало возможность устойчивого полета при использовании импульсного двигателя.

Главной проблемой была долговечность щита-толкателя. Вряд ли какой-нибудь материал способен выдержать воздействие температур в несколько десятков тысяч градусов. Проблему решили, придумав устройство, разбрызгивающее на поверхность щита графитовую смазку. Путем эксперимента удалось установить, что при такой защите алюминий или сталь способны выдержать кратковременные тепловые нагрузки.

Авторы проекта быстро поняли, что без помощи государства им не обойтись. Тогда в апреле 1958 года они обратились к Управлению перспективных исследований Министерства обороны США: В июле Управление дало свое согласие на финансирование проекта с бюджетом в миллион долларов в год. Проект проходил под обозначением «Заказ № 6» с темой «Изучение ядерно-импульсных двигателей для космических аппаратов».

Тейлор и его коллеги были убеждены, что подход Вернера фон Брауна к решению проблемы космического полета ошибочен: ракеты на химическом топливе очень дороги, величина полезных грузов ограничена, потому они не могут обеспечить межпланетных или межзвездных перелетов. Авторы проекта «Orion» хотели получить дешевый и максимально простой по устройству космический корабль, который мог бы развивать скорости, близкие к световым.

Площадку для первого опытного образца космического корабля «Orion» планировалось построить на полигоне Джекесс-Флэтс (Невада). Стартовый комплекс собирались оборудовать 8 башнями высотой 76 м.

Согласно расчетам, масса корабля на взлете должна была составить около 10 ООО т; при этом большая часть этой массы — полезный груз. Атомные заряды мощностью в 1 килотонну на этапе взлета должны были взрываться со скоростью один заряд в секунду. Затем, когда высота и скорость вырастут, частоту взрывов можно было уменьшить. При взлете корабль должен был лететь строго вертикально, чтобы минимизировать площадь радиоактивного загрязнения.

В то время, когда в США лихорадочными темпами разрабатывался проект «Mercury», создатели боевого взрыволета строили планы дальних экспедиций к планетам Солнечной системы.

«Наш девиз был таков, — вспоминал физик Фримен Дайсон, участвовавший в проекте. — Марс — к 1965 году, Сатурн — к 1970!»

«Orion» был космическим кораблем, словно бы взятым из фантастического романа о далеком будущем. Его полезная масса могла измеряться тысячами тонн. Полторы сотни человек могли с удобствами расположиться в его комфортабельных каютах. «Орион» был бы построен подобно линейному кораблю, без мучительных поисков способов снижения веса.

Оставалось неясным, как такой корабль сумеет приземлиться на планету, но Тейлор полагал, что со временем удастся разработать надежный ракетоплан многоразового использования.

Программа развития проекта «Orion» была рассчитана на 12 лет, расчетная стоимость — 24 миллиарда долларов, что было сопоставимо с запланированными расходами на лунную программу «Аполлон» («Apollo»).

Интересно, что разработчики предполагали на базе этого корабля построить самый настоящий звездолет массой в 500 000 т. Согласно их расчетам, ядерно-импульсный звездолет достиг бы Альфы Центавра за 130 лет.

Однако приоритеты изменились. Молодое космическое агентство НАСА с первых дней своего существования отказалось рассматривать проекты ракет с ядерными двигателями, отложив эту тему на потом.

Окончательно программа «Orion» была закрыта в конце 1959 года, когда Управление перспективных исследований отказалось от дальнейшего финансирования проекта…

Итак, проект ядерно-импульсного космического корабля «Orion», способного в короткие сроки достигнуть внешних планет Солнечной системы или нанести сокрушительный удар по территории Советского Союза, был закрыт. Однако сама идея казалась столь продуктивной, что к ней неоднократно возвращались как ученые, так и писатели-фантасты.

После того, как НАСА отказалось взять «Orion» на финансовый баланс, рабочая группа продолжала эксперименты на остатках денег и энтузиазма, однако в 1963 году в Москве был подписан Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах: в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, а работы над «Orion» формально подпадали под запреты, накладываемые этим договором. Впрочем, даже после этого члены группы продолжали деятельность, которая свелась к переписке и обсуждению деталей постройки звездолета на основе ядерно-импульсной ракеты.

Физик и математик Фримен Дайсон, один из активнейших участников проекта «Orion», впоследствии получивший известность благодаря придуманной им концепции «Сфера Дайсона», продолжал развивать идеи, заложенные в принципе разгона космического корабля с помощью ядерных взрывов. В частности, он пытался популяризировать «Orion» в фантастическом фильме Стенли Кубрика «2001 год: Космическая одиссея» («2001: A Space Odyssey», 1968).

Писатель-фантаст Артур Кларк, роман которого экранизировал Кубрик, заявил в интервью: «Фримен Дисон — один из немногих подлинных гениев, которых я когда-либо встречал… Проект “Орион” — это не порождение сумасшедших. Он мог быть реализован. Вопрос не в том, смогли бы мы создать такой корабль, а в том, нужно ли его создавать…»

Кларк был настолько захвачен идеями Дайсона, что переписал сценарий, вставив в него ядерно-импульсную ракету. Однако встретил серьезные возражения со стороны съемочной группы: режиссер Кубрик увлекался антивоенными и антиядерными идеями, да и специалисты по визуальным эффектам не смогли придумать, каким образом показать на экране принцип работы движителя корабля. В результате, просматривая сегодня этот культовый фантастический фильм, вы не найдете каких-либо упоминаний о ядерном взрыволете.

Зато ничто не помешало двум американским фантастам «новой волны» Ларри Нивену и Джерри Пурнеллу описать проект «Orion» в романе «Поступь» («Footfall», 1985). В этом захватывающем произведении авторы показывают, что если бы перед человечеством встала серьезная проблема, которая может быть разрешена только с помощью корабля типа «Orion», то такой корабль был бы построен в рекордно короткие сроки.

Нивен и Пурнелл пишут о том, как в 1980 году Земля оказалась перед угрозой вторжения инопланетных «слонопатамов». Советский Союз и США заключили военный союз для борьбы с ними, и втайне был построен боевой взрыволет «Михаил» («Michael»), названный так в честь архангела Михаила, свергнувшего Сатану с неба в адскую бездну. Взрыволет нес на себе американские «шаттлы», которые были переоборудованы в космические истребители, а его скорость позволяла преодолеть системы обороны пришельцев и подобраться к их материнскому кораблю на необходимое для нанесения ракетного удара расстояние.

В романе земляне побеждают инопланетян, но в реальности нет такой угрозы, которая потребовала бы в срочном порядке возрождать «Orion», а потому он и по сей день остается мечтой романтиков космических странствий, запечатленной в рабочих эскизах и красочных рисунках…

В Советском Союзе идея использования ядерных зарядов в космической технике выдвигалась более 30 лет назад. Инициатором обсуждения был академик Андрей Сахаров.

В июле 1961 года все ведущие советские специалисты-атомщики получили срочное приглашение в Кремль. Там их принял Никита Хрущев и проинформировал о решении правительства провести «осенне-зимнюю сессию» ядерных испытаний, во время которых будут опробованы все типы боезарядов, которые находились в арсеналах Советской Армии. В то же время советского лидера интересовали последние работы специалистов в области создания ядерных вооружений. Присутствовавший на встрече Сахаров рассказал Хрущеву о возможности создания 100-мегатонного термоядерного заряда. Хрущеву идея понравилась, и он санкционировал работы по подготовке заряда к испытанию. Взрыв «Царь-бомбы» (иногда ее еще называют Кузькиной матерью, вспоминая намерение Хрущева показать ее Америке) был произведен осенью Того же года. Правда, взорвать заряд полной мощности не решились, но и 58 мегатонн, которые получились в реальности, тоже производили впечатление.

На той же самой встрече Сахаров изложил главе государства и идею ядерного взрыволета, схожую по смыслу с проектом «Orion».

Конструктивно взрыволет Сахарова должен был состоять из отсека управления, отсека экипажа, отсека для размещения ядерных зарядов, основной двигательной установки и жидкостных ракетных двигателей. Корабль также должен был иметь систему подачи ядерных зарядов и систему демпфирования для выравнивания ракеты после ядерных взрывов. Ну и, конечно, баки достаточной емкости для запасов топлива и окислителя. В нижней части корабля должен был крепиться экран диаметром 15–25 м, в фокусе которого должны были «греметь» ядерные взрывы.

Старт с Земли осуществлялся с использованием жидкостных ракетных двигателях, размещенных на нижних опорах. Топливо и окислитель предполагалось подавать из внешних навесных топливных баков, которые после опорожнения можно было сбросить. На жидкостных двигателях аппарат поднимался на высоту нескольких километров (или десятков километров), после чего включалась основная двигательная установка корабля, в которой использовалась энергия последовательных взрывов ядерных зарядов небольшой мощности.

В процессе работы над взрыволетом были рассмотрены и просчитаны несколько вариантов конструкции различных габаритов. Соответственно менялись и стартовая масса, и масса полезной нагрузки, которую удавалось вывести на орбиту. Но надо отметить, что, несмотря на значительные массы конструкции, она не отличалась большими размерами. Например, «ПК-3000» («Пилотируемый комплекс» со стартовой массой 3000 т) имел высоту около 60 м, а «ПК-5000» («Пилотируемый комплекс» со стартовой массой 5000 т) — менее 75 м. Полезная нагрузка, выводимая на орбиту, в этих вариантах составляла 800 и 1300 т соответственно.

Элементарный расчет показывает, что соотношение массы полезной нагрузки к стартовой массе превышало 25 %! А ведь современная ракета на химическом топливе выводит в космос не больше 7–8 % от стартовой массы.

В качестве стартовой площадки для «взрыволета» выбрали один из районов на севере Советского Союза — конструкторы полагали, что для старта нового космического корабля придется строить специальный космодром.

Место для него выбиралось на основе двух соображений. Во-первых, северные широты позволяли проложить трассу полета ракеты над труднодоступными малонаселенными районами, и в случае аварии это позволяло избежать лишних жертв. Во-вторых, «запуск» ядерного двигателя вдали от плоскости экватора вне зоны так называемой геомагнитной ловушки позволял избежать появления искусственных радиационных поясов.

Дальнейшему развитию идеи взрыволета Сахарова помешала идеология. По этому поводу в советских научных изданиях высказывались так:

«…Нередко привлекательность взрывных термоядерных двигателей объясняют возможностью полезно израсходовать с их помощью накопленные в ряде стран запасы термоядерных (водородных) бомб, когда народы мира придут к соглашению о всемирном разоружении. Нам представляется, что ни с политической, ни с технической точки зрения этот довод не выдерживает критики. Накошенное термоядерное оружие можно утилизировать, если это будет необходимо для достижения более полной разрядки, куда более эффективно и в более короткий срок, не тратя долгие годы на ожидание того, когда будет создано уникальнейшее и сложнейшее новое инженерное космическое сооружение.

“По-видимому, появление первых образцов термоядерной энергетики на промышленной арене следует ожидать к концу нашего столетия. Это откроет перед человечеством необычайные горизонты, позволит восстанавливать ресурсы нашей планеты…” — эта мысль, высказанная выдающимся советским физиком президентом Академии наук СССР академиком А. П. Александровым, как нельзя лучше подтверждает приведенные выше соображения. Во-первых, до появления космических термоядерных двигателей еще далеко, тогда как разрядка и мирная утилизация боевых термоядерных зарядов являются требованием нашего времени. Во-вторых, уже сейчас очевидна важность научных исследований по практическому применению термоядерной энергетики, в том числе и в космонавтике…»

То есть подразумевалось, что разоружение с ликвидацией ядерных арсеналов наступит куда раньше, чем будет построен корабль. Время показало нелепость подобных ожиданий. Оказалось, что разоружение и ликвидация ядерных арсеналов никак не связаны друг с другом, а взрыволета Сахарова как не было, так и нет.

К идеям нашего выдающегося соотечественника обратились современные инженеры. Они указывают, что предложенный Сахаровым аппарат не выдерживает критики с точки зрения сегодняшних представлений об экологии и безопасности. Причина возвращения к рассмотрению этого проекта заключается в том, что возник спрос на технологии, способные защитить Землю от столкновения с кометой или астероидом. Пока единственным способом устранения этой опасности является огромный ядерный заряд, который необходимо как-то доставить к цели. Для этого и предлагается в качестве носителя заряда использовать взрыволет Сахарова.

В отличие от прежнего проекта, в котором предполагался запуск с поверхности Земли, что бесперспективно с точки зрения экологии и безопасности, старт нового «Взрыволета» предполагается с орбитальной траектории. За счет этого конструкция станет более легкой и более простой.

Принцип действия «Взрыволета» заключается в создании механического импульса на экране («парусе») за счет энергии взрыва заряда Осуществить построение двигательной системы можно в двух различных вариантах. В одном случае в основу заложен простой обмен кинетической энергией между экраном и разлетающимся рабочим веществом, расположенном непосредственно на заряде, а в другом — импульс давления на экран трансформируется за счет разогрева специального вещества, подаваемого на поверхности экрана непосредственно к моменту очередного взрыва, — вариант с «потеющим экраном». Конструкция такого «Взрыволета» предполагает полезную нагрузку в 1000 т.