Беседа 5.

Теперь обратимся к другому представителю теории изменяемости видов во Франции - Этьену Жофруа Сент-Илеру.

Хотя он высказал свои взгляды значительно позже Ламарка (в 1828-1837г.г.), он не может быть сочтен прямым последователем последнего. Сент-Илер, скорее, является учеником и последователем Бюффона, потому что в его учении играет существенную роль непосредственное влияние внешних условий. Однако окружающая среда, как он считал, действует не на взрослые существа, а только на зародыши различной степени развития, так как они несравненно более способны подвергаться изменениям, чем сформированные организмы. Изменения могут совершаться не в ходе медленного и постепенного накапливания, а сразу- путем резкого поворота в сторону хода развития. Таким образом, объясняется отсутствие переходных состояний между видами и резкость отличий ископаемых видов от ныне живущих.

И.И. Мечников отмечает в «Очерке вопроса о происхождении видов»:... Э.С.-Илер оказывается не только более научным в своих приемах исследователем, - он отличается от Ламарка несравненно большей осторожностью. Таким образом, он совершенно отказывается от решения вопроса о произвольном зарождении и вообще о первом появлении организма на земле и не берется ответить на вопрос об общем происхождении, т. е. о прототипе всех животных форм. Он ограничивается принятием изменяемости видов и перехода ископаемых видов в ныне живущие; он старается показать также, каким образом могли животные одного класса произвести первых представителей другого, соседнего класса, и не заходит далее в глубь».

Жорж Кювье (1769-1832), известнейший французский ученый, подвергает взгляды С.-Илера строгой критике и относится к ним настолько серьезно, что решается вступить с противником в открытый диспут.

Кювье выставляет против гипотезы Сент-Илера следующие возражения:

1. отсутствие между ископаемыми животными переходных форм;

2. поверхностность изменений, причиняемых внешними условиями;

3. отвращение животных, принадлежащих различным видам, друг к другу и происходящее отсюда препятствие к образованию помесей;

4. слабая степень изменчивости костей у различных домашних животных и постоянство связей сочленений костей и коренных зубов;

5. сходство животных, изображенных на египетских обелисках, с ныне живущими. Сопоставляя все эти данные науки, Кювье приходит к заключение, что факты не позволяют признать теорию изменяемости видов и предположение о происхождении ныне живущих организмов от тех, которые жили в прежнюю геологическую эпоху.

Но И.И.Мечников критически писал и о самом Кювье: «В искусстве исследовать и распределять материал Кювье является величайшим ученым. В этом отношении, мне кажется, он стоит несравненно выше Линнея и может быть еще всего скорее сравнен с Палласом. Но те обобщения его, которые требуют теоретического, дедуктивного таланта, выходят у него неудачны. Таким образом, его теория быстрых геологических переворотов и связанных с ними изменений фауны не выдержала критики и представляет теперь почти исключительно исторический интерес. Там же точно и теория его о происхождении современных организмов настолько неудачна, что ее многие из натуралистов вовсе не знают...

Теория эта, как уже было сказано выше, не выдержала критики перед напором фактов, которые показали, что высшие организмы появились на земле позже низших, причем никакая гипотеза местных смен фауны вследствие миграции не может иметь места».

Позволю себе в этом месте не согласиться с И.И.Мечниковым и официальной советской наукой. Вообще, доказательство того, что происходило на Земле миллионы лет назад, очень сложно. Тем не менее, современное знание дает подсказки. Стало уже достаточно широко известным, что нашу планету на некоторых континентах покрывает глубинный слой иридия. Но этот элемент необычайно редок на Земле. Специалисты указывают на внеземное происхождение этих слоев. Гигантские астероиды доставили иридий на Землю. Такая «транспортировка» заканчивалась, безусловно, гибелью значительной части живого. К теории Кювье снова приходится обращаться.

Требует особой интерпретации термин «катастрофа». Где рамки фатального и случайного? Считать ли пандемию чумы катастрофой? Во всяком случае, она не прошла для человечества бесследно. Наблюдательные матери отмечают, что дети после болезни становятся больше ростом или взрослеют. Болезнь и морфогенез имеют параллельные пути развития...

Удивительно бывает смотреть на картины Ильи Глазунова. Он рисует древних славян похожими на современных плакатных строителей коммунизма. Это фальшиво по сути. Древнерусские иконы с ликами святых гораздо лучше отражают истинное состояние души и теле славянских предков, которые отличались от нас. Что говорить о древних, если человек за свою жизнь несколько раз, «меняет кожу», свой имидж. Вот что пишет Н.Бердяев в «Самопознании» (М.,ДЭМ, 1990)

«... В стихии большевистской революции меня больше всего поразило появление новых лиц с небывшим раньше выражением. Произошла метаморфоза некоторых лиц, раньше известных. И появились совершенно новые лица, ранее не встречавшиеся в русском народе. Появился новый антропологический тип, в котором уже не было доброты прежних русских лиц. Это были лица гладко выбритые, жесткие по своему выражению, наступательные и активные. Ни малейшего сходства с лицами старой русской интеллигенции, готовившей революцию. Новый антропологический тип вышел из войны, которая и дала большевистские кадры...»

Некоторые исследователи придают существенное значение возможности катастрофического развития.

Если смотреть с этих позиций, то становится понятным, почему при постоянстве и длительности «борьбы за существование» видообразование происходит сравнительно быстро. С. Гоулд из Гарвардского университета и Н.Элдридж из Американского музея естествознания считают, что эволюция жизни на Земле происходила вовсе не плавно, а резкими скачками, так что виды образовывались относительно быстро в результате вспышек эволюционных изменений. Сам Дарвин писал в одном из последних изданий своего труда «Происхождение видов», что периоды времени, в течение которых вид претерпевает изменения, вероятно, короче тех периодов, когда он остается неизменным.

Хочется здесь особенно выделить Палласа, потому что его исследовательская работа и известность тесно связаны с Уралом. Петр Паллас родился в Берлине в 1741г. В начале научной карьеры он переезжает в Россию. В 1768г отправился в свое первое путешествие. Программа экспедиции включала изучение края в естественно-историческом отношении с собиранием коллекций по минералогии, ботанике и зоологии. По результатам исследований была издана монография. Этот труд выдвинул Палласа в ряды первых ботаников Европы.

В начале 90-х годов Паллас осуществил второе путешествие, на этот раз на Юг России. Согласно исследованиям Б.Е. Райкова (см. книгу «Русские биологи-эволюционисты до Дарвина». М.: Изд-во АН СССР, 1952), во второй половине 60-х годов XVIII века Паллас признавал историческое развитие органической природы, однако впоследствии в теоретических воззрениях его произошел переворот, причем он отошел от эволюционных воззрений. Он писал: «Если природа поставила препятствия для скрещивания диких видов посредством непреодолимого инстинкта, посредством бесплодия гибридов и их слабости и несовершенства и, наконец, путем расселения видов по различным видам земного шара, если основные виды не смешиваются между собой или, по крайней мере, не дают устойчивых помесей,- в том случае надо отказаться от мысли о происхождении видов путем их изменений и следует принять для всех тех видов, которые нам известны как обособленные и устойчивые, один способ появления и одно и то же время появления».

В конце творческого пути Паллас вернулся на родину в Германию.

Артур Шопенгауэр (1788-1860), обладающий волшебной силой превращения обычных людей в философов, занимающий видное место в ряду немецких мыслителей прошлого века, в силу своего остроумия и оригинальности говорит об изменении видов. Вот замечательный пример его эволюционистских умонастроений: «Легко понять, что, например, череп человека сложен из восьми костей затем, чтобы, при рождении, кости эти, соединенные родничками, могли сдвигаться; но почему цыпленок, разбивающий скорлупу яйца, должен иметь то же число черепных костей- этого понять нельзя. Поэтому мы должны принять, что этот анатомический элемент имеет основанием отчасти единство и тождество воли к жизни, отчасти же то обстоятельство, что первичные формы животных произошли одни от других, вследствие чего сохранился основной тип целой группы, или ствола».

В историческом очерке взглядов на вопрос о происхождении видов сам Дарвин приводит целый ряд естествоиспытателей, высказывавшихся до него в пользу теории трансформизма; но по большей части ученые эти ограничивались краткими замечаниями о том, что все виды изменчивы и могут происходить из разновидностей. Так, Патрик Матью, еще в 1831г. высказал основы теории естественного отбора, т.е указал на то , что виды изменяются в силу переживания особей, отличающихся какими-нибудь признаками, выгодными для сохранения их самих или их потомства. Мысль эта не обратила на себя ничьего внимания, и так как она была высказана без подробного развития и доказательств, то прошла бесследно в науке и получила лишь историческое значение.

Среди ученых, сторонников, последователей и соратников Дарвина достойнейшее место принадлежит Альфреду Уоллесу (1823-1913).Этот ученый, совершивший в молодости путешествие в Южную Америку, потом отправился на острова Малайского архипелага с целью заняться естественной историей этого клочка земли, связывающего азиатский мир с Австралией; особенно ревностно взялся он за разработку насекомых и по преимуществу бабочек. Там он выработал теорию трансформизма, которую изложил в двух эскизах, из них первый был напечатан в 1855г., а второй, озаглавленный «О стремлении разновидностей неограниченно уклоняться от первоначального типа», появился в 1858г. одновременно с первым очерком Дарвина, заключавшем в себе, в сущности, те же основные идеи.

В первом эскизе Уоллес доказывает только необходимость ввести идею трансформизма в круг научных теорий и показывает, как много существенных фактов может быть объяснено с ее помощью. Каким образом могло совершаться превращение одних видов в другие, он не рассматривает совсем. Ответом на этот вопрос служит второй эскиз, в котором автор старается показать, что теория трансформизма в форме, предложенной Ламарком, не объясняет так полно вопрос о происхождении видов, как другой вид той же теории, сводящей процесс изменяемости органических видов к сохранению или переживанию признаков, наиболее выгодных для приспособления организма к окружающим условиям.

В основе этого второго эскиза заложена мысль, что господствующее понятие разновидности не выдерживает критики. Основываясь на наблюдениях, что искусственные разновидности домашних животных при возвращении их к первобытному образу жизни большей частью стираются и переходят к первоначальному виду, ученые стали смотреть на разновидность вообще, как на нечто очень непрочное и весьма склонное переходить обратно в первоначальную форму. По мнению Уоллеса, такое представление об основном характере разновидностей неверно, так как оно выведено из наблюдения над одомашненными животными, которые отнюдь не могут служить мерилом явлений, совершающихся в свободной природе. Наоборот, Уоллес приходит к заключению, что разновидности могут безгранично уклоняться от первоначальной формы и переживать последнюю в том случае, если они обладают какими-нибудь признаками, выгодными с точки зрения приспособляемости животного к окружающим условиям. Для того чтобы пояснить все громадное значение такой выгоды, Уоллес указывает на борьбу за существование в природе и на законы населения видов.

Ввиду жестокой и непрерывной борьбы за существование всякие полезные изменения животных должны послужить им в этой борьбе и дать перевес над теми, которые их лишены, а еще более над теми, которые обладают каким-нибудь бесполезным и вредным отклонением. Так, антилопы с наиболее крепкими и длинными ногами будут легче избегать нападения хищных зверей, чем их сородичи с короткими и слабыми ногами.

Сказанное по отношению к особям приложимо и к целым расам.

Если одна раса будет снабжена более выгодными в борьбе за существование признаками, чем другая, то очевидно, что первая будет в состоянии пережить такие невзгоды, под влиянием которых вторая совершенно исчезнет с лица земли. То же самое получится, если какая-нибудь раса будет отличаться выгодными признаками от основного вида. При наступлении какого-нибудь неблагоприятного обстоятельства, например сильной засухи или саранчи, поедающей огромные количества пищи и т. п., борьба за существование должна сделаться еще более тяжелой; напряжение животных для преодоления ее должно дойти до крайних пределов, и тут-то совершится перетасовка: особи расы, снабженной какими-нибудь преимуществами, останутся в живых, тогда как особи рас, лишенных этих преимуществ, а также и основной вид- вымрут окончательно. В результате раса окажется заменившей собою основной вид, и возвращение к нему будет уже делом немыслимым, так как это возвращение должно быть неизбежно связано с вымиранием в борьбе за жизнь. Если же внешние условия, в силу которых данный признак расы сделал ее победительницей, снова изменятся, например, возвратятся к прежнему состоянию, то раса должна снова измениться, и в этом случае то изменение окажется наиболее выгодным, которое всего более приблизит ее к основному, уже вымершему, виду. Подробный пример представляют, по мнению Уоллеса, расы домашних животных, которые при переходе в дикое состояние могут только в том случае справиться с борьбой за существование, если они максимально сблизятся с дикой природой. Так, согласно Уоллесу, может быть объяснено кажущимся возвращением к прежнему типу изменение одичалых животных, например, лошадей в южноамериканских пампах. Таким образом, основное положение, что расы, одаренные полезными признаками, способны развиваться далее и переживать основной тип, объясняет не только происхождение новых видов на земле, но также и факт кажущегося возврата домашних пород к первобытному состоянию, т. е. аргумент, который в глазах господствующего учения всегда имел значение существеннейшего возражения против теории трансформизма.