Глава 8

Эпилог

Этот дом расположен в одном из перенаселенных районов. Туда сложно добираться на машине. Мальчуган на сверхскоростном самокате едва не угодил мне под колеса. Шпана. Но я тоже спешу. Все назначено на четверть третьего. Доехал. Слава Богу, погода стоит чудесная. Июнь. Для семьи это приятно. Семья будет там? Ах да, сын и дочь.

Я припарковал машину и проверил свой чемоданчик. Яд не нагрелся. Я привез несколько запасных игл. В прошлый раз все пошло не так. Совсем не так. Им даже пришлось звонить инспектору по эвтаназии. А я много лет занимаюсь этим, и никогда раньше на меня не жаловались Ни разу. До того случая. Ужасно.

Должно быть, это здесь. Обычный дом, ничего особенного. Только палисадник слишком зарос. Требует присмотра. Я перепроверил штрих-код, который мой коллега оставил на входной двери. Да, это здесь. Я стучу. Дверь открывается.

Это, видимо, дочь: я узнал широкий лоб, как на фотографии. Сегодня они прислали фотографию жертвы по электронной почте. Мы начали требовать это после одной путаницы, которая случилась на севере. Ее глаза покраснели от слез, все лицо испачкано подтеками черной туши. Она что, не читала моих инструкций для родственников умирающих? Там же ясно сказано: никакой косметики, простая одежда, ни капли спиртного.

– Входите, – тихо промолвила она.

Мы вошли. Мрачный холл. Проходим в комнату. Занавески наполовину задернуты. Стоит полнейшая, первозданная тишина. Навязчивый запах цветной капусты. Черт побери! Я велел им зажечь какие-нибудь благовония. Никогда мне не привыкнуть к этому запаху. Меня немного тошнит от этой вони. Пациентка лежит в маленькой гостиной. Через дверь видна часть кровати. До меня доносятся тихие голоса.

Жестом я посылаю дочь вперед. Не хочу, чтобы кто-то заглядывал мне через плечо, пока я буду проводить нужные приготовления. Это только вызовет у них нервозность. В наши дни мы используем гигиенические пистолеты. Прикладываешь такой к руке, игла автоматически находит артерию и вводит яд. Очень удобно и очень аккуратно. А то приходилось все делать самому. Это было отвратительно. Вся семья сидит вокруг тебя, а ты пытаешься найти артерию. Последняя проверка. Так, иглы, яд, бумаги. Что ж, пора начинать.

Я направляюсь в комнату и вижу там пожилую женщину. Она полусидит-полулежит, как мы и договаривались. Сын и дочь держат ее за руки. Они надели пластиковые нагрудники. Иногда, прямо перед тем как это произойдет, присутствующих тошнит. Жуткая грязь.

Дочь посторонилась, давая мне подойти. Пока я сажусь, все молчат и выжидающе смотрят на меня. Глаза пожилой женщины блестят от морфия. Макияж на лице дочери теперь в полнейшем беспорядке. Сын покусывает онемевшую верхнюю губу. Он держится молодцом. Я сажусь, потому что уверен: пожилая женщина захочет что-то сказать.

Она улыбается. Мне, дочери, сыну, потом снова мне. Ее лицо делается напряженным. Она пристально вглядывается в меня.

– Вы здесь были. Вы были в Аушвице. В Иерусалиме. В Белфасте. В Нью-Йорке. – Она на мгновение замолкает и сглатывает. – Вы здесь были, не так ли?

Странные слова от женщины, которую я никогда в жизни не видел. Дочь всхлипывает. Сын из последних сил держит себя в руках.

– Начнем? – спрашиваю я. Пожилая женщина кивает.

Я беру ее за руку и приставляю пистолет. Ей становится тепло. Я смотрю на нее, как нас учили. Дружелюбное лицо, сама невинность. Я буду последним человеком, которого она увидит. Поют птицы. Где-то далеко жужжит электрическая дрель. Может начаться длиннющий день.

И тогда я начинаю считать про себя: три, два, один…