Взлет и падение Джима Слейтера

В старые добрые времена, в разгар «свингующих шестидесятых», когда все вокруг только и говорили о «конгломератах» и компания «Слейтер Уолкер секьюритиз лтд.» была на подъеме, Джим Слейтер и Питер Уолкер стояли во главе империи, оценивавшейся в 290 миллионов фунтов. По сегодняшним меркам это, может быть, и не очень большие деньги, особенно на фоне таких компаний, как «Хэнсон траст», затевающих миллиардные насильственные поглощения, эти масштабные битвы, где боевые действия ведутся с помощью армий юристов и шумных кампаний в прессе, где не гнушаются никакими приемами и средствами, вплоть до репеллентов для акул. Но в те времена 290 миллионов фунтов были достаточно впечатляющей суммой.

А потом все внезапно кончилось. Биржа потерпела крах, и конгломераты рухнули, подобно стенам Иерихана, или просто шлепнулись вниз, как шалтай-болтай, окатив брызгами всю королевскую конницу и всю королевскую рать. Ученые умники злорадствовали: «Мы же предупреждали…» А от восьмимиллионного личного состояния Джима Слейтера осталось только миллион фунтов долга.

Это он придумал выражение «миллионер в минусе».

«Прессджек» — это не игра.

Это философия игрока. Подход к игре. Взгляд изнутри.

«Я с приятелями придумал этот термин для обозначения одного из способов игры в „блэкджек“. — Мы разговариваем в комфортабельном офисе Джима Слейтера, откуда открывается великолепный вид на Темзу и здание парламента. — Это также обозначение способа проведения спекулятивных операций на товарной бирже. В сущности, речь идет о системе ставок. Например, при игре в „блэкджек“ вы ставите на одну фишку, и если она выиграла, то добавляете еще одну. Таким образом, в следующей партии у вас уже играют три фишки. Если вы проигрываете, то сразу возвращаетесь к одной фишке. А если выигрываете, то у вас в игре уже шесть фишек. Если вы выигрываете снова, то фишек уже двенадцать, и здесь я обычно снимаю две фишки и оставляю десять. Это в десять раз превышает мою первоначальную ставку, так что если потом я продолжаю выигрывать, то выигрываю много. В случае проигрыша ставка сразу же возвращается к одной фишке».

Он в отличной форме, строен, подтянут, хорошо одет и говорит с уверенностью человека, знающего на собственном опыте, что значит потерять все, и сумевшего вернуть многое из утраченного.

«Точно так же и на товарной бирже. Сначала нужно сделать небольшую ставку и при проигрыше сразу же отступить на исходные позиции. В этом случае потери, как правило, невелики, поскольку ставка была небольшой. И наоборот, если игра идет и ты выигрываешь, нужно стараться покупать больше. Нет нужды говорить, что при операциях на товарной бирже необходимо использовать именно такую систему ставок, даже если игра кажется выигрышной».

Джим Слейтер — игрок. Бридж. Трик-трак. Когда-то была в моде широко разрекламированная игра «Монополия». Взрослые люди часами сидели за игровым полем, покупали и продавали отели на Парк-лейн и выкидывали кубики, стараясь попасть на «бесплатную стоянку». Слейтер проиграл. Но сама игра значит порой куда больше, чем выигрыш или проигрыш. У Слейтера свой взгляд на игру. И на жизнь тоже. Игра умерла. Да здравствует игра!

Слейтер был единственным ребенком в семье и вырос в северной части Лондона. В 1953 году, в возрасте двадцати четырех лет, он получил диплом бухгалтера.

С самого начала своей профессиональной деятельности он выказал незаурядные способности в той игре, которая называется менеджментом компаний. И вскоре его пригласили в одну компанию, имевшую ежегодный убыток в сорок тысяч фунтов.

Позже он писал: «Я понял, насколько важно следить за накладными расходами, правильно устанавливать продажные цены и, самое главное, вести постоянный контроль за оборотом наличности».

Под его разумным руководством и с помощью его фирменной теории беспроигрышной игры компания уже через год имела двадцать тысяч фунтов прибыли.

Он почувствовал вкус успеха и создал собственную компанию. Он хотел показать миру, на что способен. Через три месяца он был свергнут с пьедестала первой же неудачей.

По уши в долгах, он поступил в «Парк ройял вииклз», компанию, занимающуюся автомобильным и автобусным туризмом, и через три года занял пост коммерческого директора головной компании «Парк ройял» — «Ассошиэйтед коммершл вииклз лтд.» («ЭКВ»). Но год спустя, во время одной из своих деловых поездок, Слейтер тяжело заболел и на три месяца вышел из игры.

В период выздоровления он разработал «принцип зулусов».

По его словам, это название ему подсказало регулярное чтение «Ридерз дайджест». Если в одном из номеров «Ридерз дайджест» натыкаешься на статью о зулусах и внимательно ее прочитываешь, то получается, что ты знаешь о зулусах больше, чем, скажем, твой сосед по улице, который эту статью не читал. А если потом пойти в библиотеку и прочесть все, что найдется про зулусов там, то, скорей всего, ты будешь знать о них больше, чем кто-либо другой во всем городе. А если после этого отправиться в Южную Африку и продолжить свои изыскания, то вскоре можно будет с уверенностью сказать, что ты знаешь о зулусах больше, чем кто-нибудь еще во всей Англии.

«Главная идея здесь в том, чтобы сконцентрировать усилия на каком-то одном узком участке. Если хочешь точно попасть в цель, то разумней использовать лазерный луч, чем дробовик».

И он решил применить этот принцип на фондовой бирже.

Вместо того чтобы пытаться определить реальную стоимость той или иной компании, он предпочитал сосредоточиться на изучении более конкретного предмета — ее доходов. Тщательно проработав десятки старых выпусков инвестиционных изданий, он проследил историю компаний, чьи акции после периода спада имели стабильный рост, и пришел к выводу, что Сити, как правило, с опозданием реагирует на увеличение прибылей таких компаний и не склонно быстро забывать их прошлые неудачи. Когда дела компании идут плохо, Сити снижает ее рейтинг, и зачастую это снижение непропорционально снижению доходов компании. А когда та же компания, допустим, заявляет о тридцатипроцентном увеличении своих доходов, Сити устанавливает новый рейтинг. Но это изменение статуса создает сверхкомпенсацию, и рост акций оказывается существенно большим, чем эти 30%.

В теории все это выглядело простым и понятным. Но его интересовали не только теоретические выкладки — ему нужно было сделать себе состояние. В то время Слейтера особенно привлекали компании с заниженным рейтингом, растущими доходами, надежными фондами и децентрализованным акционерным капиталом. По его мнению, именно эти компании представляли ценность в качестве потенциальных объектов для поглощения.

Сверив свои теоретические открытия с реальным положением дел в различных компаниях, он также понял, что ставить надо только на одну карту. Вопреки всем заповедям традиционного менеджмента, он предпочитал не распылять свои деньги, а вложить их все в одно предприятие. Он взял в банке восемьсот фунтов ссуды, добавил к ним две тысячи своих личных сбережений и через три года имел уже пятьдесят тысяч фунтов.

Примерно в это время он начал вести ежемесячную колонку в «Санди телеграф» за подписью «Капиталист». Он давал рекомендации по сокращению или увеличению портфеля акций, причем следование этим рекомендациям могло за два года увеличить дивиденды читателей на 68,9%, по сравнению со среднерыночным ростом в 3,6%.

Играя на бирже на вполне приличном любительскоуровне, он продолжал продвигаться по служебной лестнице и вскоре стал коммерческим директором «Ассошиэйтед икуипмент компани». А когда эта компания была поглощена «Лейлэнд», он перебрался в ее офис в качестве коммерческого директора нового объединения. В течение следующих двух лет он прошел путь от заместителя директора по продажам до финансового директора. Но здоровье его было еще слабым, а деловое чутье — обостренным. Поэтому он решил отказаться от спокойного и надежного будущего в «Лейлэнд». Слейтер ушел оттуда весной 1964-го и стал профессиональным консультантом по вопросам инвестиций.

К этому времени он познакомился и подружился с Питером Уолкером — министром транспорта теневого кабинета.

Хотя Слейтер начинал работать с незначительным количеством не слишком богатых клиентов, его карьера стремительно набирала темп. Через шесть месяцев он получил лицензию управления по торговле на работу с ценными бумагами. Еще через шесть месяцев «Слейтер Уолкер секьюритиз лтд.» уже выпустила свои акции, что послужило началом ее прочному внедрению в банковское дело, инвестиционный бизнес и промышленность. За семь лет позиции компании в этих отраслях весьма укрепились, и «Слейтер Уолкер» уверенно шла к тому, чтобы стать одной из ведущих финансовых организаций в Европе.

К 1972 году она представляла собой сеть компаний с общим капиталом в 290 миллионов фунтов, занимающихся банковским делом, недвижимостью, страхованием, промышленностью и управлением инвестициями. Она снимала сливки почти с четырехсот различных денежных пирогов.

Затем наступил 1973 год.

И фондовая биржа потерпела крах.

Затем последовал вторичный банковский кризис.

И рухнул рынок недвижимости.

Через два года, получив множество пробоин ниже ватерлинии, пошел ко дну и корабль «Слейтер Уолкер».

Игра закончилась в октябре 1975 года, когда Джим Слейтер ушел из «Слейтер Уолкер» и обнаружил, что оказался «миллионером в минусе». Кроме того, против него было возбуждено судебное дело в Сингапуре.

Пришло время начинать новую игру.

История его головокружительного взлета была рассказана им самим в его автобиографии. Эта же история послужила сюжетом для книги любознательного журналиста Чарльза Ро, который посчитал, что взлет и падение Слейтера заслуживают более пространного и беспристрастного исследования. Обе книги вышли в 1977 году. Это было отнюдь не двухтомное издание. Напротив, это два самостоятельных взгляда на одну жизнь и одну эпоху.

Книга Слейтера называлась «Снова в путь» (издательство «Вайденфельд энд Николсон»).

Книга Ро называлась «Слейтер Уолкер». Исследование финансового феномена» (издательство «Андрэ Дейч»).

Если читать их по отдельности, то все в порядке. Но вместе они дают наглядное представление о том, как одно и то же явление можно описать с двух совершенно различных позиций.

Например.

Слейтер: «Быстрый успех „Слейтер Уолкер“ и в особенности система сателлитов породили монстра, которым я уже не мог управлять. Тогда я занялся банковским делом и страхованием, поскольку эти сферы деятельности в силу своего фидуциарного7 характера не предполагают широкомасштабных рискованных авантюр. Но тут рынок начал стремительно падать».

Ро: «Ни в коей мере не будучи „рисковым человеком“ и промышленным предпринимателем, Слейтер также не являлся и настоящим биржевым игроком. На протяжении всего своего существования „Слейтер Уолкер“ бралась за самые разные дела: управление финансами, консультирование по финансовым вопросам, промышленные реконструкции, конгломераты, банки. Но в конечном счете все сводилось к одному — манипуляциям со стоимостью акций».

Слейтер: «Без сомнения, я сам начал верить в тот образ, который мне создала пресса. Я почти каждый день читал в газетах, какой я умный и гениальный. В Сити меня часто называли „мастером“. Все это, безусловно, очень мне повредило».

Ро: «Слейтер Уолкер» учредила гигантскую сеть фиктивных компаний в Великобритании, Австралии, Южной Африке, Канаде, Сингапуре и Гонконге, каждая из которых имела свою котировку на бирже. К этому прилагалась соответствующая цепочка инвестиционных инстанций, посреднических торговых компаний, банковских объединений, компаний по страхованию жизни. Затем, внутри всего этого комплекса были рассредоточены акции — таким образом, что общая сумма вкладов не имела никакой связи с развитием исходного бизнеса, а определялась лишь послушными исполнителями, назначавшими стоимость акций, и готовностью вкладчиков участвовать в делах компании».

Слейтер: «В какой-то степени нам удавалось растормошить наиболее застойную часть Сити, поскольку многие наши идеи были революционны… С другой стороны, в некоторых случаях мы, пожалуй, слишком перемудрили, стремясь свести освещение наших дел до минимума, требуемого законом, вместо того чтобы дать ясное представление о сути нашей работы».

Ро: «Вероятно, Слейтеру надо отдать должное за точто можно назвать „эффектом толчка“. „Слейтер Уолкер“ служила как бы пугалом для других компаний, одна только ее неуемная алчность побуждала их стремиться к большей эффективности. Однако едва ли можно утверждать, что после десятилетней деятельности „Слейтер Уолкер“ и тех, кто пьггался ей подражать, британская промышленность вышла на более высокую ступень развития».

Сегодня Слейтер отзывается о книге Ро как о произведении, носящем преимущественно полемический характер.

«По всем спорным вопросам Чарльз Ро занимает агрессивную позицию. В первую очередь, это касается самого тона книги. Возьмите, к примеру, вопрос о возрасте Питера Уолкера. Ро настаивает, что Питер Уолкер якобы на год старше или на год моложе (я уже сейчас точно не помню), чем утверждает он сам. Этой пустяшной проблеме Ро посвящает почти целую главу, так, на мой взгляд, толком ничего и не доказав. Он придает слишком много значения несущественным вещам и явно строит все это на политических мотивах».

Однако Эндрю Гудрик Кларк, делая в «Таймс» обзор обеих книг, дает им беспристрастную и очень точную оценку: «Безусловно, читая обе книги, очень легко убедиться, что во время триумфального шествия „Слейтер Уолкер“ в конце шестидесятых ни один человек, кроме тех, кто непосредственно участвовал во всех византийских хитростях, которые только могли прийти в голову мистеру Слейтеру или его коллегам, не мог представить себе, что там происходило на самом деле».

Далее он добавляет: «Возможно, истина в том, что мистер Слейтер так и не смог стать „своим“ в финансовых кругах, которые зачастую третировали его как выскочку. Воодушевленный своими политическими связями и общей атмосферой тех лет, он всегда был склонен не считаться с общепринятыми взглядами, порой даже не задумываясь, верны они или нет и существуют ли где-нибудь в мире какие-то другие».

С момента, когда Джим Слейтер оставил «Слейтер Уолкер», и до сегодняшнего дня прошло уже больше времени, чем он там проработал.

Но это было особое время.

Оглядываясь назад, можно сказать, что это были годы, которые необратимо изменили сам облик британского делового мира.

«Думаю, будет справедливым отметить, что „Слейтер Уолкер“ был одним из первых британских конгломератов, не уступавшим конгломератам США. В то время в Америке уже процветали „Л-Т-В“ и Джимми Линг. Или, к примеру, „Галф энд Вестерн“. Тогда как в Англии эквивалентом конгломерата считалось то, что теперь называется холдинговой компанией типа „Томас Тиллинг“ или „Коуп Обмен“ — объединение с разнообразными сферами интересов, но под эгидой одной компании».

Разница между конгломератами образца «Слейтер Уолкер» и холдинговыми компаниями, которые существовали в Англии тогда и, безусловно, существуют сейчас, заключается в том, что конгломерат скупает абсолютно все. Что именно — не имеет значения. Все приобретения делаются исходя только из финансовых соображений.

Тогда как «холдинговая компания ориентирована только на конкретное планомерное увеличение своих инвестиций, где на первый план, естественно, выходит расширение промышленных сфер. Конгломерат же представляет собой чисто финансовый организм, который ориентирован преимущественно на выпуск акций. Он обычно имеет очень высокий рейтинг (по крайней мере, так было в мое время) и чрезвычайно предприимчив в финансовых операциях. Например, „Хэнсон“ — это конгломерат. Впрочем, все это „дела давно минувших дней“, поскольку в Британии сейчас уже практически не осталось холдинговых компаний в понимании того времени. Но „Слейтер Уолкер“ уже тогда делала покупки, преследуя только непосредственную финансовую выгоду. А в то время так еще никто не работал. Даже в Америке это было не так актуально, как теперь».

Но тогда все кончилось очень плохо.

Выгода обернулась убытками.

Сегодня он считает, что падение «Слейтер Уолкер» стало результатом цепной реакции.

«Во-первых, произошел второй банковский кризис. Другими словами, огромное количество банков и компаний типа „Ферст нэшнл“ с капиталом в 150 миллионов фунтов или „Джессел секьюритиз“ с капиталом в сто миллионов фунтов рухнули, поскольку были слишком связаны между собой. „Слейтер Уолкер“ оказалась в той же давильне, не имея поддержки со стороны „Бэнк оф Ингленд“. Это было критическое время для банков. Им нужно было выжить. Это было главное. Мы продержались намного дольше, чем другие. И возможно, вообще смогли бы выжить, если бы не эта история в Сингапуре».

В 1972 году сингапурская компания «Хо Пар», акционером которой являлась одно время «Слейтер Уолкер», приобрела пару компаний в Гонконге, чтобы создать новую организацию под названием «Спайдар». Слейтер и несколько других руководящих работников из «Слейтер Уолкер» приняли финансовое участие в этой сделке, разработав, в частности, схему премиального вознаграждения для официальных лиц «Хо Пар». Причем, спустя несколько недель на заседании в Гонконге Слейтер, согласно ранее достигнутой договоренности, передал свои акции «Хо Пар» в «Спайдар» по себестоимости, в обмен на ограничительные обязательства некоторых заинтересованных должностных лиц. Все документы были переданы юристам для надлежащего оформления, и, по словам Слейтера, он ушел с заседания, уверенный, что все было и будет сделано должным образом. Но у сингапурских властей оказалось иное мнение. Прежде всего их не устроило, что акции были переданы по себестоимости. Кроме того, им не понравилось, что акционерам «Хо Пар» не представили возможность дать свое согласие на схему премиального вознаграждения. Слейтер возражал, что никто и не пытался ее скрывать, что были получены консультации у юрисконсультов «Хо Пар» и что, хотя законы Сингапура не требуют обнародования таких проектов, он, естествешю, предполагал, что заинтересованные должностные лица должны были заранее позаботиться о юридической стороне дела. По его словам, он ознакомил сингапурские власти со всеми подробностями происходившего и надеялся, что недоразумению положен конец.

Он ошибался.

Это было только начало.

Государственные чиновники и юристы Сингапура, Гонконга и Великобритании сумели растянуть это дело на три года. Казалось, что оно будет длиться вечно. Все усилия Слейтера были напрасны — правительство Сингапура не собиралось упускать свой кусок пирога.

Слсйтеру пришлось уйти из «Слейтер Уолкер», передав полномочия председателя Джимми Голдсмиту.

«Бесспорно, сингапурское дело стало той каплей, которая переполнила чашу».

Но сингапурские власти отказались оставить его в покое и продолжали требовать компенсаций. 23 сентября 1976 года они выдвинули против Слейтера ни много ни мало пятнадцать исков, обвиняя его в нарушении закона о компаниях. А поскольку каждый иск был на такую сумму, которую он вполне мог бы оплатить, они также выдвинули ряд уголовных обвинений.

На следующий день правительство Сингапура потребовало экстрадикции (выдача преступника) Слейтера и еще четырех директоров «Слейтер Уолкер».

Месяц спустя был выписан ордер на его арест.

«Добрый год жизни моим основным занятием было развязаться с этим сингапурским делом».

По запросу об экстрадикции слушалось шесть исков. Ему пришлось опровергать их один за другим, причем проигрыш хотя бы одного из них означал для Слейтера, что его отправят в Сингапур, где он предстанет перед сингапурским судом. Это далось ему не легко, не только потому что Слейтер имел все основания сомневаться в беспристрастности сингапурского правосудия, но и потому что совпало с самым тяжелым периодом его деловой карьеры.

«Плохо, когда наваливается все сразу. И эта угроза экстрадикции, и то, что вместо прежних „плюс восемь миллионов“ у тебя вдруг оказывается „минус миллион“. А это, должен заметить, весьма резкий переход. Вдобавок есть еще семья, которую нужно обеспечивать. Словом, падение оказалось катастрофическим, особенно если сравнить положение с тем, какое было еще совсем недавно».

И хотя он говорит, что не слишком часто мучился бессонницей по этому поводу («Иногда. Но довольно редко. Я очень прагматичен. То есть я хочу сказать, что, как правило, предпочитаю не переживать случившееся, а думать о том, как поправить дело»), он первым признает, что напряжение было весьма велико.

«Это кошмар — защищаться от чужого государства, когда суд твоей страны не хочет сказать „нет“. Сингапурским властям достаточно заявить о наличии prima facie. Им нужно только доказать, что ты чихнул, а ты будь добр проехаться в Сингапур, чтобы проверить, нет ли у тебя простуды. Важен сам факт чихания. А то, что у тебя могло просто зачесаться в носу, никого не интересует. Езжай в Сингапур и доказывай там, что ты не верблюд».

Все это дело подробно описано как в автобиографии Слейтера, так и в книге Ро. Но, несмотря на различие позиций, факт остается фактом: суд в конце концов высказался в пользу Слейтера и требование экстрадикции было отклонено.

Сейчас на вопрос, что бы он делал, если бы суд вынес другое решение, он слегка пожимает плечами и долго молчит.

«Я не знаю. Действительно не знаю».

Как однажды отметила «Файнэншл таймс», «Слейтер Уолкер» с самого начала выработала собственные традиции. В Сити случались прежде и, безусловно, будут и в дальнейшем невероятные и стремительные восхождения, но никогда там не знали столь грандиозного и уникального явления, как «Слейтер Уолкер секьюритиз».

Он взлетел очень высоко.

А это значит, что падать было очень больно.

«Я на самом деле оказался в тяжелом положении. Вопервых, сохранялась опасность экстрадикции. Сингапурское дело было самым главным и вызывало серьезное беспокойство. Ну и кроме того, я все-таки потерял много денег. Хотя деньги никогда не значили для меня слишком много, так что эта потеря практически не изменила мою жизнь. Разумеется, я не испытывал каких-то серьезных лишений. Мои дети продолжали ходить в дорогую школу. Я по-прежнему держал садовника и шофера. Я жил в том же доме, что и последние двадцать два года. Конечно, мне пришлось продать много картин, ферм и многое другое. Того, что было для меня вложением личного капитала. Но поскольку я и прежде никогда не жил на широкую ногу, мой образ жизни в основном остался прежним».

То есть он хочет сказать, что уровень и стиль его жизни никогда не соответствовали успехам «Слейтер Уолкер». И он действительно предпочитал держаться ближе к земле.

«Да, я полагаю, так было разумнее. Ведь у меня жена и четверо детей. Та же жена и те же дети».

У него никогда не было ни частных самолетов, ни гигантских яхт.

Правда, здесь он добавляет: «Вовсе не из каких-то пуританских соображений. Мне просто не нравятся большие яхты». Что же касается картин и ферм, то: «Я люблю некоторые свои картины и не продал ни одной из тех, что висят в моем доме. Но многие картины я покупал, только чтобы вложить деньги».

С другой стороны, падение повлекло за собой сильнейший моральный стресс.

«Потеря власти и общественного положения — конечно, все это оказалось не слишком приятным. И потом, этот долг, из которого надо как-то выбираться. Я не сомневался, что смогу это сделать, но все было не так просто».

Зато, по его словам, он получил возможность убедиться в надежности своих друзей.

«Это одна из хороших сторон неудачи. Возможность узнать, кто твой настоящий друг. И должен сказать, что мне не пришлось испьггать больших разочарований. Еще много лет назад мы с женой устроили что-то вроде ревизии своих дружеских связей. Мы тогда только поженились, и нас пригласили на одну вечеринку. Возвращаясь домой, мы оба согласились, что это был потерянный вечер. Не то чтобы там было что-то неприятное, а просто выброшенное время. И мы решили, что не будем делать ответных приглашений. С тех пор мы стали принимать приглашения только от тех людей, которых мы сами хотели бы пригласить к себе. Это отличный способ избавиться от пустой траты времени и лишней суеты».

И сегодня круг его друзей — это те же люди, что были с ним, когда все эти неприятности только начинались.

«Абсолютно те же. Никто не отвернулся. Наоборот, многие из них проявили себя с самой лучшей стороны. Друзья не только не оставили меня в беде, но и оказали большую помощь».

Однажды имя Слейтера случайно всплыло во время моего ленча с сэром Кеннетом Корком. Корк среагировал моментально: «У меня всегда найдется время для Джима Слейтера. Когда он шел в гору, он всегда находил время для всех, кто в этом нуждался, старался выслушать каждого и по возможности помочь. Он был добр к людям, когда его дела шли хорошо, и поэтому люди были добры к нему, когда он покатился вниз».

Но одно дело — друзья, а другое — деловые партнеры.

Слейтер продолжает: «На фондовой бирже отношение ко мне совершенно изменилось. Брокеры и люди этого сорта отказывались сотрудничать со мной. В Сити никто не будет иметь с тобой дело и не поддержит тебя, когда тебе приходится туго».

Шел 1967 год.

Однажды утром валяясь в постели, Джим Слейтер внезапно осознал, что он является миллионером — по крайней мере, на бумаге.

Через восемь лет он стал миллионером со знаком минус. Но это открытие пришло к нему уже несколько иначе.

«На самом деле это не резкий скачок от плюс восемь до минус один. Сначала ты опускаешься с плюс восемь до плюс два, потом с плюс два до плюс один, а затем с плюс один до минус один. Это постепенный процесс, который сопровождается множеством других неприятностей. Я всегда был уверен в своей способности делать деньги и поэтому никогда особенно не беспокоился, если их не было. Я знал, что смогу их заработать в любой момент. Это всегда было для меня чем-то вроде игры. А если это игра и кто-то перевернул доску, значит, мне просто нужно начать, играть иначе. Поэтому я и назвал свою книгу „Снова в путь“. В некотором смысле мне даже казалось интересным начать все сначала. В этом был своего рода вызов судьбы. Так же все начиналось и со „Слейтер Уолкер“, так что к таким вызовам мне было не привыкать. Конечно, все это оказалось не так легко и просто, как я иногда говорю. Я бы никому не пожелал пройти через все это. Но я бы пожелал прийти к такому же результату».

Ну, а поскольку это была игра, то его возвращение началось с того самого дня, когда он ушел из «Слейтер Уолкер».

«Я уже много лет хотел оттуда уйти. Мне нравились некоторые люди из тех, кто там работал, но с большинством бизнесменов у меня не было ничего общего. Например, я не представляю себе, какое отношение я могу иметь к компании, занимающейся производством оконных рам. Сейчас я занят лососевым промыслом, и мне действительно по душе это дело».

Он знал, что прежде всего ему необходимо создать альтернативную деловую структуру, поскольку он должен был получать какое-то жалованье и покрьггь накладные расходы.

«Мой минус один, если хотите знать, в действительности составлялся из двух миллионов в плюсе и трех в минусе. То есть у меня было два миллиона, вложенные в картины или фермы, и долг в три миллиона. Эти три миллиона были взяты у акционерного банка, сельскохозяйственной страховой компании и у коммерческого банка по картинам. Я потерял кучу денег на моих собственных акциях, так что прежде всего мне нужно было уладить дела с кредиторами. Я встретился с ними по отдельности».

Начал Слейтер с акционерного банка.

«Я пришел к управляющему банком и двум его коллегам. Мне прежде уже случалось иметь дела с этими людьми, поэтому они чувствовали себя несколько неловко. Думаю, что для меня в этом тоже должен был быть элемент неловкости, но, по правде говоря, никакой неловкости я не ощущал. Я снял пиджак, засучил рукава и сказал им: „Если вы намерены занять жесткую позицию, вам, пожалуй, следует сделать то же самое“. „О нет, ни в коем случае, — ответили они, — в этом вовсе нет необходимости“.

Он сказал, что в таком случае правильнее всего было бы признать, что деньги потеряны, и провести обычную процедуру ликвидации фондов, чтобы постараться вернуть как можно больше, Это, конечно, не слишком их обрадовало. Но Слейтер также заявил, что у него есть кое-какие планы возврата денег.

«Я сказал им: прежде чем принять решение, вы должны посмотреть на дело со всех сторон. У подъезда меня ждет мой „роллс-ройс“ с шофером. Машина, кстати, не новая, но в отличном состоянии. Так вот, если вы причините ущерб моему уровню жизни, это подорвет мою кредитоспособность и тем самым уменьшит для меня возможность заработать и вернуть вам ваши деньги. Это элементарно, как дважды два, сказал я им, и они согласились. Они сказали, что поддержат меня, но будут держать все под контролем. Я пообещал ежемесячно информировать их обо всем происходящем. На том и порешили».

По его словам, все выходит просто. Но пе следует забывать, что его имя в Сити было легендарным и что никто не сомневался в его умении делать деньги. Поэтому акционерный банк и дал добро. А заручившись их согласием, Слейтер уже без труда мог договориться с коммерческим банком и со страховой компанией.

«Затем я постепенно начал продавать картины. Картины нельзя продавать в спешке, иначе на этом можно потерять кучу денег. Я также распродал фермерские угодья. Тут мне удалось получить приличную прибыль. Однако мои потери оставались еще очень значительными. Я смог только несколько снизить эту сумму и вышел ровно на один миллион долга».

Если ты сидишь в долгу на миллион фунтов, то это вовсе не значит, что тебе хватит миллиона, чтобы вылезти из этой ямы. Ведь, кроме этого, нужно еще на что-то жить, платить проценты, плюс жалованье для двух-трех человек, плюс арендная плата и прочие расходы, связанные с содержанием офиса.

«С учетом всего этого, оглядываясь назад, я могу сказать, что для погашения миллионного долга нужно за три-четыре года заработать 2,5 миллиона, а в положении миллионера со знаком минус этого добиться достаточно сложно».

Для того чтобы это сделать или по крайней мере начать это делать необходимо помнить о трех вещах.

«Во-первых, нужно договориться с кредиторами. Во-вторых, сохранить при этом определенную кредитоспособность. И в-третьих, нужно строить деловые планы, оперируя крупными цифрами. Когда у тебя в дефиците миллион, нет смысла пытаться заработать десять тысяч».

К счастью для Слейтера, среди его друзей был Тайни Роуленд из «Лонро». «Он позвонил мне в тот же вечер, когда я ушел в отставку, и сказал, что, если мне нужна помощь, я могу прийти к нему и мы вместе что-нибудь придумаем». Он воспользовался предложением Роуленда, и через неделю тот дал согласие поддержать его в организации совместного предприятия по торговле недвижимостью. Оно получило название «Стронгмед». «Лонро» вложила что-то около ста тысяч фунтов. Столько же вложил и Слейтер, который, по его словам, выручил эти деньги от продажи «всякого имущества вроде технического оборудования и инвентаря из офиса. Не особенно хороший товар. И потери из-за налогов. Так-то вот».

Затем «Лонро» дала совместному предприятию ссуду в размере примерно двух с половиной — трех миллионов фунтов с условием погашения за счет суммы страхового возмещения. Естественно, в то время эта компания ничего не имела. Были только планы покупать жилые помещения, поскольку этот рынок находился тогда в глубоком упадке и появлялись возможности для выгодных операций. Вроде той, что они провернули с жилым домом возле Бэтгерси. В доме было 192 квартиры, и они заплатили за них 308 тысяч фунтов. Затем здание было застраховано на 2,25 миллиона, что составляло сумму расходов на реконструкцию. После чего они в розницу продали большинство этих квартир в среднем по двадцать тысяч фунтов за каждую. Главная сложность заключалась в том, что почти все квартиры были заняты жильцами, а это означало, что компания либо должна была продать квартиры непосредственно самим жильцам и взять на себя часть колоссальной разницы между рыночной стоимостью квартиры и стоимостью аренды, либо ждать, что жильцы умрут или переедут. Однако только на этом деле компания заработала семьсот или восемьсот тысяч фунтов. Вскоре они купили за пятьсот тысяч еще одно здание — Беркли сквер хаус — неподалеку от Хейхилл в Майфэр — и через шесть недель продали его за семьсот тысяч.

«Мы очень быстро сделали приличные деньги, и это стало фундаментом моего дальнейшего бизнеса. Банки получили некоторую уверенность, что деньги зарабатываются и будут им выплачены».

Одновременно с этим он начал писать книги. Он написал «Снова в путь», а затем целую серию детских книжек. Он никогда не пробовал писать прежде. Он просто сел и написал все от руки так быстро, как только мог.

«Это было что-то вроде терапии от всех моих неприятностей. Мне доставляло удовольствие писать, но нужно было многому научиться. У меня было четверо маленьких детей, и я подумал, что на свете не так-то много хороших книг для детей, особенно для мальчиков. Так почему бы мне не написать их самому? Это стало моим хобби, но и принесло приличные деньги. Не то чтобы очень много, но ведь это не требовало капиталовложений и вдобавок было приятным занятием. Всего я написал двадцать девять книжек. Некоторые из них были совсем маленькими, всего в тысячу слов».

Четыре года он писал книжки для серии «Паффин букс» и книжки о чудовищах для детей от четырех до восьми лет. Маленькие рассказики, которые читают перед сном, вроде той сказки о гигантском тающем снеговика: «Если вы когда-нибудь попадете в Швейцарию и увидите гору, которая движется, знайте, что Большой Снеговик снова просыпается». Теперь он пишет рыбацкие рассказы.

«Я еще буду писать. Я буду писать рассказы для детей, потому что мне это нравится. Но сейчас мне просто некогда этим заниматься. Все время уходит на зарабатывание денег».

Дела с недвижимостью шли неплохо, писательская карьера развивалась успешно, и Слейтер решил попытать счастья в игре на бирже.

«Но Тайни не слишком горел желанием этим заниматься. А его администрация резонно поставила вопрос о том, что если я начну покупать акции (а „Лонро“ осуществляла контроль за деятельностью компании, поскольку владела 50,1% акций), то они должны быть в курсе всех моих приобретений. „Лонро“, как известно, занимала очень активную позицию в перекупке компаний, и ее руководство опасалось, что какие-то мои действия могут случайно поставить их в затруднительное положение. Поэтому я договорился с Тайни и выкупил у „Лонро“ ее долю, в компании. Тайни с лихвой вернул свои деньги. Он приумножил вклад „Лонро“ в несколько раз».

В этот момент на сцене появляется другой приятель Слейтера, который приобрел 25% акций «Стронгмед».

«Таким образом, я вышел с 50% на 75%. У меня еще оставались долги, но я по частям выплачивал их банкам. Кроме того, я заработал кое-что на акциях. Я проводил операции с акциями от моего собственного лица, а не от лица компании и сделал одно-два удачных вложения. Затем я выкупил на фондовой бирже две небольшие компании. Совсем маленькие. Одна называлась „Лэгэнвейл“ и занималась недвижимостью, а другая — „Йелвертон инвестментс“. Когда я перекупил „Йелвертон“, ее акции, кажется, шли по три-четыре пенса. Через несколько лет я продал их по тридцать восемь пенсов. Потом они поднялись еще выше и в какой-то момент котировались от семидесяти до восьмидесяти пенсов, но в целом я на этом прилично заработал, да и те, кто вошел в дело при более высокой цене, едва ли были разочарованы. У „Лэгэнвейл“ дела тоже сложились неплохо. Когда я вошел в дело, ее акции шли по десять пенсов. Тогда я подключил к ней „Стронгмед“. Я сделал это, потому что в итоге у меня оказалось слишком много акций „Лэгэнвейл“. Но постепенно я их распродал. Затем, выбрав подходящий момент, я сумел выкупить у своего приятеля его 25% и в конце концов имел уже все 100%».

И все это время продолжалось погашение долга в банках.

«Для этого нужно много времени. Четыре или пять лет. Процентные ставки были очень высоки, а банки не сделали мне послабления ни по одному долгу. Мне пришлось выплатить все до копейки, включая проценты. И, честно говоря, банки не делали мне послаблений именно потому, что считали меня способным расплатиться. Причем их уверенность в этом росла с каждым днем. Ведь я ни разу не обратился ни к кому из них — по мере того как я выплачивал долги, это стало делом принципа. Хотя в самом начале я бы охотно пошел на любой компромисс. Но к концу все уже понимали, что я смогу расплатиться. Довести дело до конца. И я расплатился с каждым сполна».

Итак, долги выплачивались и доверие к нему возрастало.

И вот тогда Слейтер обнаружил, что ему нравится, как выглядит золото.

«Нам с приятелем пришла в голову мысль взяться за золотые прииски. В этом смысле нас особенно привлекала Северная Америка. На паях с еще несколькими людьми мы вложили в дело миллион долларов, причем доля моего приятеля была больше моей, так как он собирался принять в этом более активное участие. Компания получила название „Сентенниэл минералз“. Мы нашли человека, имевшего богатый опыт в этом деле, и заключили, очень удачную сделку с американской компанией „Юнайтед Стейтс минералз иксплорейшн“. Все прошло великолепно, и на наш миллион долларов мы получили двадцать два. Мы смогли довести дело до конца и объявили о распродаже акций нашей компании».

В 1985 году они продали эти акции одной известной канадской горноразрабатывающей компании почти за тридцать миллионов канадских долларов.

«В это же время я начал продавать золото с понижением. Золото тогда шло по пятьсот долларов за унцию, и все полагали, что его стоимость дойдет до двух тысяч. Что ж, если бы это произошло, то мы бы сделали огромные деньги благодаря своей доле в золотом прииске. Но мне нужно было сделать деньги независимо от колебаний цены золота. Поэтому я начал интенсивно продавать золото с понижением и заработал приличные деньги, когда стоимость золота неожиданно стала понижаться. Цена золотого прииска упала, но все еще оставалась выше его первоначальной стоимости. Попробую это объяснить. Когда мы начинали, стоимость наших акций была 50 центов, а новый выпуск я сделал уже по одному доллару. Когда мы стали компанией открьггого типа, акции шли уже по пять долларов. Распроданы же они были по четыре доллара. При этом цена золота упала с пятисот долларов за унцию до 320. Проблема в том, что если золото так сильно падает в цене, то падение прибыли непропорционально падению его стоимости. Если добыча стоит, предположим, 250 долларов, а золото — пятьсот долларов, то ты получаешь 250 долларов. Но если золото стоит 320 долларов, то ты получаешь только семьдесят».

Рыбная ловля вошла в его жизнь в 1973-1974 годах, когда дела шли из рук вон плохо. «Она очень помогла мне. Тогда я рыбачил две-три недели в году. Теперь — десять».

Еще одна игра. Новая игра. Но это игра, ставшая бизнесом. Несколько лет назад Слейтер основал компанию «Салар пропертиз» («салар» — это латинское наименование лосося), которая занимается рыболовными участками в Шотландии.

К сведению не-рыболовов: рыболовным участком называется ровный участок реки, скажем, в одну-две мили длиной, где его владелец или арендатор имеет право ловить рыбу. Слейтер под прикрытием «Салар» владеет несколькими такими участками, в том числе двумя на реке Тэй, одним на реке Эннэн и одним на реке Ичейг. Стоимость права на рыбную ловлю на таких реках обычно составляет несколько сотен тысяч фунтов в год. Слейтер рассудил, что большинство любителей рыбной ловли, разумеется, не могут позволить себе потратить такую сумму. Кроме того, они не собираются рыбачить круглый год — им нужна только неделя или две в году. При этом самые заядлые ловцы лосося могли бы потратить, к примеру, пять, десять, а то и двадцать тысяч фунтов, если бы им предложили сделать это в качестве инвестиции.

«Вот так хобби превращается в бизнес. Идея была в том, чтобы установить временной график на лучшие участки для ловли лосося. Это делалось и прежде, но только с худшими участками, когда кто-то не мог продать свой участок. Поэтому я купил несколько самых лучших и выгодных участков, вроде Лоуэр Редгортон на реке Тэй».

Слейтер стал в связи с этим автором еще одного изречения. Он заявил, что может делать деньги «на арбитражных операциях с невежеством».

До него на таких реках, как Ичейг или Форсс, сети ставились в устье, и это приводило к тому, что лосось не мог подняться вверх по течению для метания икры. Когда Слейтер купил эти реки, он попросту снял сети. На реке, перегороженной сетями, среднегодовой улов составлял двадцать три рыбы в год. При этом около трех тысяч рыб оставалось в сетях.

«Мы купили большой участок реки за двадцать тысяч фунтов и выкупили эти сети еще за двадцать тысяч фунтов, итого сорок. Но если бы они сами сняли сети, как это сделали мы, они бы поймали в 1985 году 142 рыбы. А участок для ловли лосося можно продать по три тысячи фунтов за рыбу. Три тысячи умножить на 120 лишних рыб — это получается 360 тысяч фунтов, не правда ли? Так что те, кто ставил сети на лосося, стали жертвой собственного невежества».

С того времени он купил еще один из лучших участков в Канаде на реке Мирамиши. Это площадь в шестьсот акров с кортом для гольфа и стендом для стрельбы по тарелкам. Рыба там ловится великолепно. По его словам, всего за восемнадцать дней они поймали 144 рыбы. «Это потрясающее место. Все в прекрасном состоянии. Ни к чему не придерешься». Он говорит, что это обошлось ему в четверть миллиона долларов, а сейчас уже может быть оценено в два, а то и в три миллиона.

В промежутке между добычей золота и рыбной ловлей он обратил свои взоры на нефть, войдя в компанию, занимающуюся паровой обработкой тяжелой нефти, для того чтобы снизить ее вязкость и облегчить выкачивание из-под земли. Основная часть этих капиталов размещена в Техасе, Миссури и Нью-Мехико.

Затем он учредил маленькую компанию по межконтинентальным коммуникациям и спутниковой связи.

Впрочем, когда речь заходит об инвестициях, характерной особенностью Слейтера является то, что он говорит о прибыли только в процентах, никогда не переводя их в фунты или пенсы.

«Да, важны именно проценты. Возьмите, к примеру, „Бритиш телеком“. Допустим, вы вложили тысячу фунтов и за несколько недель получили 130. Отлично. Но если те же деньги вы сделали за год — что ж, это 13%. То же самое можно получить, просто положив деньги в банк. А если те же самые 130 фунтов вы получили, вложив десять или сто тысяч фунтов, то соответственно ваша прибыль составляет 1,3% и 0,13%, и вообще непонятно, для чего это нужно. Я всегда рассматриваю прибыль в процентах и никогда не делаю вложений, если не рассчитываю получить как минимум 50% годовой прибыли».

Чем он руководствуется при инвестициях? Он следит за информационными бюллетенями, которые отражают перипетии игры на повышение или понижение, и старается идти против наметившейся тенденции. Если бюллетень дает 80% на золото по рейтингу на повышение, Слейтер моментально начинает продавать. А если по бюллетеню рейтинг упал до 15% на повышение или 85% на понижение, он сейчас же прекращает продажу.

«Цена должна обязательно подняться. Понижение отражает только сиюминутную ситуацию, когда все кричат „продаю!“, потому что уже начали продавать. А дальше все непременно пойдет совершенно иначе. Это вопрос расчета времени. Здесь есть элемент массового психоза, и надо просто переждать, пока продавцы исчерпают свои возможности».

Как будто из духа противоречия, он почти всегда выходит из игры, если все начинают с ним соглашаться.

«Когда все начинают уверять, что это выгодное вложение, мне сразу хочется отказаться от него. К примеру, в 1984 году приглянулись мне американские акции „Силаниз“. Помню, что 8 августа они шли по шестьдесят четыре доллара. Я запомнил это, потому что восемью восемь будет шестьдесят четыре. Я заключил с другом пари, что все будет отлично. Мне нравилось, что при цене в шестьдесят четыре доллара движение денежной наличности шло из расчета двадцать восемь долларов на акцию. Это было просто шикарно. Отношение цены к доходу составляло пять единиц. Доход с дивидендов превышал 5%. Стоимость активов была значительно выше заявленной; Все это выглядело великолепно. И доходы росли. Теперь эти акции идут по 190 долларов, доход с дивидендов значительно снизился, движение денежной наличности в двадцать восемь долларов при цене акции в 190 долларов дает уже совсем другой процент, и брокеры уже начали предлагать эту компанию. То есть компания исчерпала потенциальную покупательную способность рынка и пришло время ее продавать. И хотя в будущем она может еще добиться успехов, чего я от души ей желаю, но сейчас пора с ней прощаться».

И Джим Слейтер вышел из игры.

Он жив и здоров и занимается тем, что умеет лучше всего, — делает деньги. Хотя сейчас он больше крутится на американских биржах.

«На данный момент у меня нет ничего на английской бирже. Никаких акций. Ничего. Я мыслю долларами. Я предпочитаю доллар фунту и американские вклады — английским вкладам. Здесь игра получше. Я лучше буду покупать по курсу Доу. Я лучше буду покупать доллары».

Прежде было иначе. Но он говорит, что не хочет повторять то, что было прежде. Слейтера вполне устраивает его нынешняя жизнь — спокойная, интересная и гораздо более выгодная.

Это хорошая игра.

Но она требует высокой квалификации.

Во всяком случае, он не считает, что удача играет в ней слишком большую роль.

«Думаю, что процент везения в моей судьбе был довольно средним. Обычным. Не припомню, чтобы мне как-то уж особенно везло, тем более несколько раз подряд. Но с другой стороны, и жаловаться мне тоже в общем-то не на что. Есть люди, которые утверждают, что им всегда достаются плохие карты. Но ведь так не бывает. В среднем все уравнивается. И к тому же если кому-то уж очень повезет и он добьется чего-то там такого, вовсе необязательно, что это случится еще раз».

Но что, если, упаси Бог, если у него снова окажется миллион долга? Сможет ли он выкарабкаться еще раз?

Он улыбается: «Что ж, я полагаю, с каждым разом это будет сделать все труднее, потому что во второй и в третий раз доверие к тебе будет уже подорвано».

Улыбка исчезает с его лица.

«И потом, это слишком большое напряжение. Нужен очень большой запас энергии и жизненных сил».

Он выдерживает паузу.

«Сейчас это будет для меня уже гораздо труднее».

Мысль о том, чтобы еще раз пройти через все это, едва ли может быть приятной.

«Необходимо вести дела с предельной осмотрительностью, чтобы свести риск к минимуму».

Но следует ли он этому правилу?

Он удовлетворенно и убежденно кивает.

«Готов поручиться, что да».