|
||||
|
Глен Маккарти — король уайлдкэттеров У каждого есть свой звездный час. Для Глена Маккарти он наступил в 1949 году. Этот грубоватый, рослый, сильно пьющий парень с черными вьющимися волосами и тонкими усиками был тогда немного похож на Эррола Флинна. Или, может быть, на тех речных бродяг из голливудских фильмов тридцатых годов. Ему был всего сорок один год, когда на его счету числось шестьдесят миллионов долларов и весь Техас называл его «королем уайлдкэттеров». Но он захотел стать еще и гостиничным королем. Он выбрал место в нескольких милях от Хьюстона. Все говорили, что строить так далеко от города — безумие. Но он вовсе не был безумцем — он понимал, что рано или поздно город сюда доберется. Отель был заложен в день Св. Патрика14 в 1946 году. В качестве почетных гостей при закладке присутствовали сам Глен Маккарти и актер Пэт О'Брайен. А теперь день Св. Патрика три года спустя. Отель называется «Трилистник»15. «Одно из самых роскошных зданий за всю историю гостиничного бизнеса», — писал журнал «Лайф». Восемнадцать этажей. 1176 номеров. Здание спланировано так, что на каждом этаже есть по шесть угловых номеров, потому что большинство людей предпочитают угловые комнаты. Этот отель навсегда изменил облик Хьюстона. Маккарти чрезвычайно гордится своим ирландским происхождением, и поэтому «Трилистник» декорирован шестьдесятью тремя оттенками зеленого цвета. Для ночного освещения отеля снаружи установлены зеленые прожекторы, а при регистрации гостей используются зеленые чернила. Поскольку это «Трилистник», а «Трилистник» — это Маккарти, все здесь должно быть самое лучшее; Вокруг должны быть великолепные газоны, поэтому, когда местная компания отказывается продать необходимое количество травы, потому что это весь их запас, Маккарти покупает всю компанию. Гости должны иметь максимальный комфорт, поэтому он устанавливает кондиционеры в каждом номере (большая редкость по тем временам). Кроме того, во всех номерах стоят телевизоры — и это задолго до того, как телевизор стал принадлежностью каждого дома. Чай подается в холле, обшитом двадцатью двумя футами бразильского красного дерева, где в углу негромко играет струнный квартет. В ресторане — французская кухня, а это означает, что филе миньон стоит одиннадцать долларов, тогда как во многих ресторанах можно было заказать филе с гарниром по стандартной цене — два с половиной доллара. Плавательный бассейн длиной 165 футов выполнен в форме лиры. Танцевальный зал на полторы тысячи человек. Колонны из импортного розового мрамора. На двери каждого номера — мелодичный электрический звонок. Банные полотенца 50-30 дюймов — самые большие в мире. А в ночном клубе ведут программу такие знаменитости, как Эдгар Берген (отец Кэндайса) и Дороти Ламур. Внизу расположен частный клуб Маккарти «Корк клаб», которому предстоит стать одним из лучших клубов в стране. Что-то вроде того места, где Дж. Ар. Ивинг в часы ленча постоянно натыкался на Клиффа Барнса и куда они оба приходили заключить сделку, выпить бурбона или разлитой в бутылки родниковой воды. Разница только в том, что вступительный взнос в «Корк клаб», названный в честь графства Корк, а не в честь того, чем закупориваются бутылки для шампанского16, составляет астрономическую сумму — пятьсот долларов, а членский взнос — пятнадцать долларов в месяц. Неслыханно. К 1950 году и вступительный взнос, и членские взносы удвоятся, а список членов клуба будет включать более восьми человек. Самый дешевый номер стоит шесть долларов в сутки, а люксы — сорок пять. Даже «Уолдорф Астория» в Нью-Йорке дешевле. Банкет, который должен был достой, но отметить открытие отеля, обошелся Маккарти в полтора миллиона долларов. Холл был украшен двумя с половиной тысячами трилистников, специально привезенных из Ирландии. Толпу местных и государственных политических деятелей, сановников, знаменитых бизнесменов, светских дам и просто любителей выпить и закусить за чужой счет оживляла своим присутствием ватага кинозвезд, доставленных на двух частных самолетах «Констеллейшн» и на экспрессе «Супер чиф». Макдональд Кери. Эллен Дрю. Ван Хефлин. Чарльз Коберн. Дж.Кэрролл Нейш. Уорд Бонд. Энди Девайн. Знаменитые имена. И конечно, Эррол Флинн. И конечно, Дороти Ламур. И конечно, Пэт О'Брайен. На следующее утро, когда большая часть из 1400 знаменитостей еще продолжали застолье, празднество было уже описано в прессе как «носящее самые захватывающие черты давки в сабвее, маскарада в сумасшедшем доме и циркового представления». Тридцать семь лет спустя старики будут вспоминать этот вечер как лучший банкет в истории Хьюстона. Теперь «Трилистника» уже нет. И вместе с ним наследство Глена Маккарти превратилось в легенду прошлых времен. Питер Элоизиус Маккарти из графства Корк женился на своей землячке по имени Лэйк, и в поисках лучшей доли молодые отправились морем из Ирландии в Новый Свет. Где-то на полпути между западным побережьем Эрина и городом Цинциннати Маккарти превратился в Маккарти. Родилось восемь детей. Один из них переехал в Техас для работы на нефтяных месторождениях. Это был Уильям Питер Элоизиус Маккарти. Он женился на девушке английского происхождения по имени Ли Таунсенд, и под Рождество 1907 года в тогда еще маленьком городишке Бомонт, расположенном на дороге, которая через две мили приводила к нефтяному месторождению Спиндлтоп, она произвела на свет Глена Герберта Маккарти. Спиндлтоп был самым известным нефтяным месторождением в Техасе, потому что был самым первым. Именно там и начался техасский нефтяной бум. 10 января 1901 года австралиец Тони Лукас наткнулся на нефть, пробурив перед этим четыре пустые скважины. Он называл себя инженером, но при этом рассказывал, что в свое время был капитаном австралийского военно-морского флота. Правда это или нет, никого не интересовало. Это не имело значения, потому что в конце концов он стал уайлдкэттером, который был настолько уверен, что под огромным соляным куполом около Бомонта должна бьггь нефть, что ничто на свете не могло его переубедить. Глядя на эти пустые скважины в Спиндлтопе, каждый, хотя бы вполовину менее упрямый, чем мул, мог бы понять, что там нет ничего, кроме высохшей под солнцем грязи и скрытых под ней плывунов. Но Лукас явно был вполовину упрямее, чем мул, и поэтому он начал все сначала, пробурив на новом оборудовании скважину глубиной в 1020 футов. И нефть пошла. Сперва во все стороны полетела грязь. Затем пошла вода. Затем газ. А потом вверх ударил гейзер густой черной нефти. Через несколько недель в Бомонте уже было целое море палаток и лачуг уайлдкэттеров и их подсобных рабочих. Люди покупали заявки по миллиону долларов за акр. Это было началом нефтяного бума в Спиндлтопе, который сделал Техас знаменитым на весь мир. Отец Маккарти иногда работал на приисках — либо в бригаде, либо подсобным рабочим, а сам Маккарти еще ребенком продавал там воду. Иногда он смотрел, как работает его отец. Но когда работа закончилась, старый Маккарти вывез семью из Бомонта и они поселились в Хьюстоне. Глен Маккарти был рослым парнем, играл в футбол за несколько школьных команд и не пропускал ни одной хорошей драки. Он с детства был готов заключить выгодную сделку или по крайней мере хорошее пари. Однажды, когда ему было четырнадцать лет, он поставил никель против двух гамбургеров, стоимостью в десять центов на орла или решку. Один к двум. Все или ничего. И он выиграл. Позже он хотел снять маленький офис, и владелец назвал цену, вдвое большую, чем то, что Маккарти мог позволить себе платить. Он объяснил это владельцу, но тот только пожал плечами — это были не его проблемы. Тогда Маккарти, пообещав, что будет использовать только половину комнаты, сумел убедить владельца сдать ему офис за полцены. В другой раз, когда у него и его молодой невесты осталось всего 2,65 доллара, он поставил два доллара на какую-то клячу, которая неожиданно пришла первой и этого выигрыша им хватило на несколько месяцев. Был еще один случай, когда он ввязался в игру с какими-то парнями в Галвестоне и выиграл у них двадцать восемь тысяч долларов. После такой удачи он только сказал: «Что тут особенного — ведь они мне были нужны». Какое-то время он говорил, что работает водопроводчиком. Но он ничего не понимал, в этом деле и, получив хороший заказ, отдавал его по субконтракту настоящему водопроводчику, а себе брал процент с суммы контракта. Когда он еще учился в школе, он держал химчистку и едва не разорился, потому что эта химчистка была где-то на задворках и мало кому удавалось ее найти. Однажды (это произошло в один из тех редких дней, когда у Маккарти действительно было много работы) к нему зашел человек и сказал, что хотел бы купить предприятие, имеющее много заказов, и Маккарти тут же продал с прибылью свое заведение. После того как ему пришлось бросить школу, чтобы жениться, Маккарти некоторое время работал дежурным оператором на заправочной станции компании «Синклер ойл компани», поражая коллег и начальство своей способностью делать деньги. Однажды он услыхал, что зима будет холодной и сделал солидный запас антифриза. Когда ударили морозы, оказалось, что во всей округе антифриз был только на его станции. И очередь клиентов растянулась на весь квартал. Он неплохо играл в футбол и даже подумывал стать профессионалом, но травма нарушила эти планы. Потом он некоторое время проучился в медицинском училище, потому что ему показалось, что он хочет стать врачом. Но он был рожден на дороге, которая вела в Спиндлтоп, в его ушах день и ночь гудели насосы, и нефть была у него в крови. Поэтому он разделил одну из заправочных станций падве и через некоторое время продал вторую, чтобы на вырученные деньги купить свою первую заявку. При помощи бурового станка, который держался на бечевке и честном слове, он вгрызся в участок в округе Хардин неподалеку от Бомонта и бурил там шесть долгих месяцев. Скважина оказалась сухой. Потом он взял в аренду станок получше и купил другой участок в Конроу-Филд в округе Монроу, на север от Хьюстона. И опять неудача. Потом была еще одна сухая скважина в Конроу. Шел 1933 год. Маккарти исполнилось двадцать шесть лет. «Великая депрессия» была в самом разгаре. Он успел обзавестись семьей. Он знал, что большинство уайлдкэттеров умирают нищими. Любой другой на его месте давно бы уже плюнул на это дело и вернулся к торговле антифризом. Но Глен Маккарти был сделан из иного теста. «Конечно, порой отчаиваешься, но главное — не останавливаться на полдороге. Я никогда не собирался бросить все это. Слепое бурение — это череда взлетов и падений. Надо просто упорно работать, чтобы дело не остановилось. Всегда есть шанс, что что-то изменится. И я никогда не сомневался, что мне повезет». Он взялся за свою четвертую скважину, на этот раз на восток от Хьюстона в местечке Биг-Крик в округе Чамберс. И нашел нефть. «Я помню, как она пошла. Конечно же помню. Вы, наверно, думаете, что я испытал при этом какие-то сильные ощущения. Ну, в каком-то смысле да. Но это было скорей чувство облегчения». Он заработал семьсот тысяч долларов и первым делом сделал заказ на постройку дома стоимостью в семьсот тысяч долларов. Затем он купил в кредит новое оборудование на миллион долларов и занял еще семьсот тысяч долларов на аренду новых участков. Теперь он был настоящим нефтедобытчиком. Тогда-то и случилась беда. Одна скважина взорвалась. С огнем смогли справиться только через несколько дней, и в итоге это обошлось ему в четверть миллиона долларов. На другом участке рухнула буровая вышка. Он не мог платить своим бригадам буровиков, и ему пришлось упрашивать их остаться. Он нанял своего отца и брата, потому что они могли работать бесплатно. Бывали дни, когда на буровой появлялся шериф с ордером на арест имущества Маккарти, потому что он не оплачивал свои счета. И Маккарти приходилось прятаться, пока шериф не уйдет, а потом снова возвращаться к работе, надеясь, что именно в этой скважине окажется нефть. Ее не было. Ни в одной скважине не было нефти. Все пять новых скважин оказались пустыми. В тот день, когда Глен Маккарти въехал в свой новый дом, он не имел ни гроша, кроме долгов на почти два миллиона долларов. Его называли Конфетка. Разумеется, за глаза. Потому что если бы его так назвали в лицо, он бы, не долго думая, засучил рукава и поучил бы обидчика вежливому обращению. Но за спиной его звали Конфетка Маккарти, потому что, когда он только начинал бурить, он появлялся на вышке в двухцветных туфлях и ярких рубашках, а его волосы были густо намазаны маслом для волос и зачесаны назад. Он был действительно немного похож на маленькую блестящую конфетку. В те дни у каждого было свое мнение о нем. Было невозможно встречаться с ними и оставаться к нему абсолютно равнодушным. Не всем он нравился. Но если уж нравился, то нравился очень сильно. А если не нравился, то по крайней мере внушал уважение. В то время часто повторяли слова одного человека: «Не говорите, что Глену везет. Для нас везение — это когда есть возможность осуществить задуманное. А его так называемое везение происходит от того, что он начисто отрицает невезение. Он не любит, когда говорят, что ему повезло. Он считает, что упорная работа одолеет любое невезение». Сегодня он уже не носит усов. Его волосы поседели и порядком поредели. Но он все еще широкоплеч и силен, н, глядя на него, легко представить, каким он был крепким парнем. И он все еще носит на левой руке свое знаменитое кольцо с бриллиантом. У него большие, сильные руки. Такие руки могут сжиматься в тяжелые кулаки и могут надежно закрутить головку скважины. Он сохранил евой тягучий техасский акцент. Правда, речь стала немного глуховатой, но говорит он с той же растяжкой, что и прежде. «В старые времена нефть искали по изменениям в солевых куполах. Их можно было видеть за милю или две вперед. Ведь нефть перемещается. В солевых куполах могут быть повреждения, а в земле — разломы, и они останавливают нефть. Под каждым куполом есть нефть, если добуриться достаточно глубоко. Проблема в том, что не всегда имеется необходимое оборудование, чтобы бурить на нужную глубину». Его офис — это узкая длинная комната в старом центре Хьюстона. Он меньше, чем его прежние офисы. Об этом можно судить по тому, как загромождает комнату мебель из старых офисов. Столы завалены картами и геологическими диаграммами. Здесь же бронзовые модели нефтяных вышек и бронзовые модели нефтяных насосов. А стены увешаны фотографиями. Он сам. Его семья. Нефтяные вышки. Подсобные рабочие, сгрудившиеся на выцветшем черно-белом снимке. В комнате его секретаря висит рекламный плакат с кадром из фильма Гигант» Эдны Фербер. Считается, что Маккарти послужил ей прототипом Джетта Рника. «Я видел ее однажды на каком-то коктейле в „Трилистнике“. Тогда я даже не знал, кто она такая». Потом он узнал, что в этом 198-минутном фильме, описавшем его жизнь, свою последнюю роль сыграл Джеймс Дин. В фильме также снялись Рок Хадсон, Элизабет Тэйлор и Кэррол Бэйкер. Он пожимает плечами, явно не желая об этом говорить. Его столько раз спрашивали, что он просто устал отвечать. Он часто говорил, что его мало интересовала книга, а фильм еще меньше. Ему не нравится, что некоторые считают его Ринком; только потому, что Ринккрутой парень. Он также говорил, что Эдна Фербер взяла одну сторону его характера для образа Ринка, а другую, более мягкую и менее известную, для образа Бика Бенедикта. Несмотря на все это, в 1956 году Маккарти отправился в Голливуд на премьеру фильма. По его словам, многие ожидали, что он критически отнесется к своему образу в фильме. Вместо этого он попросил мисс Фербер объяснить, «как ей удалось вырастить такую крупную скотину на таком скудном пастбище». Сегодня он считает, что Эдна Фербер изобразила его несколько односторонне. «Мне кажется, она была несправедлива к Джимми Дину. Он достоин лучшей роли». Рядом с этим плакатом висит его портрет, на котором он больше чем когда-либо похож на Эррола Флинна. «Я знал его. Он был моим другом. Но я не был на него похож». Однако вернемся в офис. Когда-то роскошная, обитая кожей мебель в марокканском стиле, настолько поразившая корреспондента журнала «Тайм», что он даже упомянул о ней в своей статье, теперь потеряла лоск и мягкость. Как и сам Глен Маккарти. Он тоже потерял прежний лоск, как хорошая кожа, когда ее долго не смазывают специальным маслом. «Я знаю, что многие считают разведку нефти очень. романтичным занятием. Когда-то это действительно было так. Приходишь на участок, находишь нужное место, буришь скважину, получаешь нефть, и внезапно люди из других городов узнают об этом и начинается бум. Люди начинают бурить скважины на каждом шагу. Уайлдкэттеры существуют до сих пор, потому что еще есть нефть, которую можно найти. Но теперь все делается по-научному. Раньше скважину взрывали, чтобы нефть поднялась на поверхность. А теперь для этого используют электрическую энергию. Я думаю, вы согласитесь, что это гораздо менее романтично». Он замолкает на минуту, а затем добавляет: «Но и тогда все было совсем не так, как в кино. Я хочу сказать, что никто не плясал вокруг скважины, не кричал „эври„а!“ и не бросался в нефтяной фонтан. Это было романтично, но не до такой степени“. Он тянется за небольшой тонкой сигарой, зажигает ее и делает несколько затяжек. Потом он откладывает ее в сторону, и она постепенно гаснет. Через некоторое время он зажигает ее еще раз и делает еще несколько затяжек. Кредиторы требовали свои деньги. А Глен Маккарти знал, что сможет заплатить им, только если сделает еще одну ставку в своей игре. И тут, когда казалось, что все потеряно, появился человек, у которого не было ни малейшего представления о том, что такое добыча нефти. Фортуна иной раз выкидывает такие штуки. «Он был из Миннесоты. Я думаю, он был уже немолод. А может быть, это я был тогда так молод, что он показался мне стариком. Он хотел пробурить скважину рядом с автотрассой на Галвестон. Он был хорошим человеком, и мне неловко об этом говорить, но его геолог был обычным шарлатаном. Все знали, что на том месте ничего нет, кроме песка. Но этот человек со своим шарлатаном-геологом специально приехал из Миннесоты и начал искать, кто бы пробурил ему скважину именно там». Маккарти сидел без денег. Он был не в той ситуации, когда можно отказаться от подряда. «И вот я пришел на участок. Там этот, с позволения сказать, геолог ходил с какой-то коробочкой со стеклянным верхом, к которой веревкой был привязан шарик. Он называл это „нефтеискатель“. Кажется, он думал, что нефть ищут так же, как ищут воду с помощью „волшебной лозы“. Он смотрел, как шарик раскачивается на веревочке, и считал вслух. Затем он сделал какие-то расчеты и наконец сказал: бурите здесь на глубину ровно девять тысяч футов». Маккарти как подрядчик брал в то время по пять долларов за фут. Так что пророчество геолога обошлось бы тому парню из Миннесоты очень недешево. «Но он был готов платить, поэтому я установил буровое оборудование и начал бурить. Кажется, это было в 1934 или 1935 году. И вот как-то раз я проезжал мимо буровой вышки, направляясь в клуб в Галвестоне, где подавали очень хорошие бифштексы, и сам не знаю зачем остановился, подошел к вышке и спросил рабочего, как идут дела. Он ответил, что дошел до глубины, указанной в контракте, и не нашел ничего, кроме песка. Я мог бы на этом остановиться, и тогда парень из Миннесоты потерял бы свои деньги. Но когда я посмотрел на вынутую породу, я увидел грязную землю, и мой ирландский нос почуял нефть». Они начали бурить дальше и вынули десятифутовую колонку породы, состоящую из пропитанного нефтью песка. «Мы выполнили условия контракта и не нашли нефти. Тот человек уже отправился домой, потому что понял, что в этой скважине ничего нет. Я мог бы ему позвонить в тот вечер, и мне скорей всего удалось бы купить у него права на этот участок по доллару за акр. Я мог бы держать язык за зубами и заработать десять миллионов долларов». Но он этого не сделал. Он бросился к телефону, позвонил в Миннесоту и убедил того человека продолжать бурение. Через несколько дней они дошли до нефти. Человек из Миннесоты был ему очень признателен. В течение года Маккарти выплатил все долги. И в течение следующих пятнадцати лет уже ничто не могло его остановить. В какую бы сторону ни поворачивался его ирландский нос, он везде чуял нефть. Он открыл новые месторождения: Коттон-Лэйк, Чоколат-Бейоу и Паласиос, Ловеллз-Лэйк, Бэйлиз-Прери Хилл и Блю-Лэйк, Соллинз-Лэйк, Нью-Улм и Норт Биг-Хилл — и расширил старые: Анахуак, Колето-Крик, Хэнкэймер, Жанетт и Пиерс-Джанкшн. Но самым удачным из всех было легендарное месторождение Уинни-Стоуэл. Этот участок, расположенный на юго-запад от Бомонта на границе между округами Чамберс и Джефферсон был так богат нефтью, что Маккарти построил здесь свой первый нефтеперерабатывающий завод, где путем абсорбции из газа извлекались углеводороды и таким образом дистиллировались скважины. Это привело к тому, что он всерьез занялся природным газом. Вскоре в Уинви-Стоуэл был построен второй абсорбционный завод, а вслед за ним и Химический комбинат стоимостью в девять миллионов долларов, который по плану должен был вывести его на производство бензина и побочных продуктов. «Правда, здесь мы не достигли того успеха, на который рассчитывали. Но я не жалею, что сделал попытку». В те дни он был первопроходцем в области глубокого бурения. Большинство уайлдкэттеров бурило только до определенного уровня. Маккарти бурил в два раза глубже. Некоторое время казалось, что все, к чему он прикоснется, превращается в деньги. В каждой его скважине была нефть. Он потерял счет деньгам. Ничего подобного в нефтедобыче еще не встречалось, а он продолжал находить нефть и газ буквально везде. «Каждый раз, когда это происходило, у меня прибавлялось денег. Но пробурить скважину и на этом остановиться невозможно. Конца этому нет. Работа продолжается. А в работе встречаются трудности, с которыми не всегда удается справиться». Всего он открыл в Восточном Техасе тридцать восемь нефтяных месторождений. Некоторые из них были маленькими. Большинство — среднего размера. Одно было больше острова Манхэттен. За свою жизнь он пробурил восемьсот или девятьсот скважин (сам он, конечно, не считал, но те, кто это делал, утверждают, что это достаточно точная цифра), и примерно в 90% из них были нефть или газ. Большинство уайлдкэттеров были бы счастливы найти хотя бы одно большое месторождение. Он сделал себе состояние, хотя в те годы нефть стоила всего два или три доллара за баррель, а порой и еще дешевле. Одно время он наверняка был одним из самых богатых людей в Америке. Если бы он добился такого успеха при сегодняшних ценах на нефть, он скорее всего вошел бы в список самых богатых людей мира. В течение многих лет он раздавал деньги разным благотворительным организациям. Он никогда не отказывал, если в его дверь стучались те, кто по-настоящему нуждался. Но за эти же годы большая часть денег, заработанных на нефти, была потрачена на шикарную жизнь или вложена в другие предприятия. Он заплатил 2,25 миллиона долларов за двадцатидвухэтажное здание «Шелл билдинг» в самом сердце старого Хьюстона. Он купил сеть местных газет. Он купил хьюстонскуто радиостанцию. Он купил «Хьюстон бэнк». Для транспортировки природного газа между Порт-Артуром, Бомонтом и Оранджем он создал компанию «Джефферсон пайп лайн компани». Он создал «Нечиз нэчурал ГЭС компани», продающую и поставляющую сухой газ разли" ным промышленным предприятиям. Он купил большой пай в авиакомпании «Истерн эр лайнз» и какое-то время вместе со своим старым другом Эдди Рикенбэкером входил в совет директоров. Он даже занялся распространением ботинок одной известной фирмы, просто потому что ему самому нравилось носить эти ботинки и раздавать их друзьям. «Ему не повезло, — сказал кто-то однажды об этом обувном бизнесе Маккарти, — что у него не оказалось достаточного количества клиентов, похожих на него самого. А то бы он заработал кучу денег и на ботинках». У него было очень много денег, но он очень много и тратил. Он купил ранчо площадью в пятнадцать тысяч акров. На этом ранчо, расположенном в часе лета от Хьюстона на маленьком самолете, была, естественно, частная взлетная полоса. В Техасе такое не редкость, но эта взлетная полоса была длиной в три тысячи футов, что достаточно для взлета многомоторного самолета. Вдобавок она располагалась совсем недалеко от дома — всего в четырех милях. В доме было шесть комнат. На стенах огромной гостиной висели две дюжины оленьих голов, голова антилопы и несколько чучел птиц. В столовой могли одновременно обедать двадцать два человека, а в трех спальнях, как это ни странно звучит, могли одновременно разместиться двадцать человек. Причем одна спальня предназначалась для Маккарти и его жены, а две других (одна для мужчин, другая для женщин) были общежитского типа, с поставленными в ряд односпальными кроватями. На койотов, пантер, американских диких котов — словом, на все, что представляет угрозу рогатому скоту в прериях, можно было охотиться. Когда Маккарти ехал домой на своем «джипе», он одной рукой держал руль, а другой стрелял американских зайцев. Там была и хорошая рыбалка. Озера с кристально чистой водой, в которые он запустил большеротых окуней. Кроме того, он покупал самолеты. В те годы у него их было несколько штук. Хотя вн сам не летал (он начал брать уроки, но, когда его пилот-инструктор погиб, Маккарти решил не брать другого), в 1945 году он купил двухмоторный самолет «Бичкрафт» за шестьдесят тысяч долларов. В то время это считалось невероятно экстравагантным. В следующем году он купил «ДС-3». Когда и этот стал для него слишком мал, он в 1949 году купил у Ховарда Хьюза «боинг-стратолайнер». Говорят, это обошлось ему в пятьсот тысяч долларов. Тогда этот самолет считался самым шикарным частным самолетом в мире. Деньги открыли ему дорогу в мир кинобизнеса. Маккарти стал выпускать фильмы, потому что ему не нравилась продукция Голливуда. «Я хочу, чтобы мои дети смотрели настоящее американское кино, — заявил он, подписывая чек на фильм „Простодушное обещание“ (в Великобритании он назывался „Бушующие воды“), а не эти дурацкие боевики со стрельбой и драками. Моя цель в том, чтобы люди перестали ненавидеть друг друга». Действие его первого фильма происходило на ферме. Речь шла о девочке, члене клуба «4-Эйч» (что-то типа скаутов, но для детей, которые хотят стать фермерами), которой не нравилось, что у них все общее, и которая хотела, чтобы у нее был свой собственный ягненок. Прямо слышишь, как струнные играют главную тему. Чтобы найти подходящую девочку до тринадцати лет, которая бы любила ягнят, Маккарти дал рекламу в сорока трех штатах. Ее партнерами были ягненок (найти которого оказалось гораздо легче) и актер по имени Роберт Пэйдж, который спустя четыре годя снялся в фильме «Аббат и Костелло отправляются на Марс». Да, когда у Глена Маккарти были большие деньги, он очень много тратил. Но самой большой его тратой был отель. Уайлдкэттеры — люди особой породы. В истории нефтяного бизнеса на сухих плоскогорьях Техаса они сыграли такую же роль, что и грабители почковбоях. Эти грубые, пропахшие потом неудачники и одиночки никогда не знают, находятся они в одном футе от миллиона долларов или в миллионе футов от одного доллара. Как правило, все они — неисправимые пьяницы, драчуны и игроки. В течение многих лет ходили кошмарные истории и о подвигах Маккарти такого рода. Запои, Драки в барах. Пари на стрельбу по тысяче долларов за выстрел. Что еще ждать от человека, выросшего на нефтяных приисках? Вот он, Глен Маккарти, мчится по пыльной дороге на своем «кадиллаке» с откидным верхом со скоростью сто десять миль в час и с бутылкой бурбона на соседнем сиденье. Еще про него любили рассказывать, что он чрезвычайно жесткий бизнесмен и в то же время чрезвычайно добрый человек. При этом часто цитировали одного его приятеля: «Когда дело касается бизнеса, Глен снимет с тебя последнюю рубашку и глазом не моргнет. Он всего умеет заставить говорить другого. Но в личных отношениях он совершенно меняется. Он становится мягким, как пирог с банановым кремом, который он так любит. И ради друга он готов снять последнюю рубашку с себя». Другой человек в свое время описал его как «вполне обычного человека, который только не может позволить кому-то командовать собой. Он физически не в состоянии подчиняться чужим приказам». Но все эти качества как раз и можно предполагать человеке, который готов поставить все до последнего цента на то, что где-то под его грязными сапогами есть нефть. Немногие так хорошо писали о уайлдкэттерах, как покойный Эрни Пайл — человек, которого всегда будут считать одним из лучших американских военных корреспондентов. Задумайтесь на минуту: немногие написали о ком-нибудь так хорошо, как Эрни Пайл. В тридцатых годах, когда он работал в агентстве печати газетной сети «Скриппс-Ховард», он появился в Хьюстоне и познакомился с Маккарти. Как рассказывает сам Маккарти, Пайл захотел отправиться с ним на буровые, и они провели несколько дней вместе. На одной из них они наткнулись на парня и Лэйк-Чарльз, и тот спросил Маккарти, у него ли еще те бриллианты, под которые этот парень когда-то занял деньги. Маккарти ответил утвердительно. Пайл захотел узнать об этом поподробнее, и Маккарти рассказал ему: «Этот человек занял у меня деньги и оставил в залог эти бриллианты. Он сказал, что выкупит их через месяц, и не пришел. Тогда я позвонил ему и сказал, что верну бриллианты, если он принесет деньги еще через, месяц. В конце концов, примерно через шесть месяцев, он сказал, что я могу оставить бриллианты себе, потому что он не сумел найти денег. Они стоили не больше трех тысяч, но в них было тридцать два карата. Я дал один из них брату, один — отцу и по нескольку штук матери и жене». (Нельзя не заметить тот бриллиант в семь каратов, который он носит до сих пор. Он так же велик, как «Трилистник».) Пайлу понравилась эта история, и он написал очерк «Бриллиант Глена Маккарти». «Если бы я занимался нефтяным бизнесом, — писал он, — я бы, наверно, и ночью не мог уснуть спокойно. Нефтяник может разориться быстрей, чем турист в Монте-Карло. Сегодня у вас может быть десять миллионов, а завтра не останется ничего, то есть ничего, кроме нефтяной лихорадки. Надо знать этих людей, чтобы понять, что им нужны не деньги сами по себе. Конечно, сначала деньги играют не последшою роль, но, как только они появляются, вместе с ними приходит и нефтяная лихорадка. Эти люди хотят проявить себя. Хотят оказаться умней других. Находить более крупные месторождения. Бурить более глубокие скважины. Знать, что находится под землей. Обыграть и опередить соседа». По наблюдению Пайла, «человек, страдающий нефтяной лихорадкой, никогда не может сказать, сколько у него денег. Он вполне резонно опасается, что может разориться еще до того, как вернется в свой офис. Но он обязательно расскажет, как беден он был когда-то». Далее он описывает, как познакомился с Гленом Маккарти, человеком, страдающим хронической нефтяной лихорадкой. «Самый наглядный пример. Если в один прекрасный вечер он потеряет свои двадцать миллионов долларов, он готов снова выйти в поле и начать все с самого начала. А что ему еще остается делать с пятью детьми на руках и нефтяной лихорадкой в крови?» Независимо от своих финансовых успехов Маккарти, который всегда был проводником всего нового, в течение сороковых и большей части пятидесятых годов обнаружил природный талант быть своим собственным представителем по связям с общественностью. Перед самым открытием отеля он выставил самолет «Трилистник» на кливлендские воздушные гонки «Бендикс Калифорния». Самолет загорелся в воздухе, и пилоту пришлось катапультироваться. После этой истории Маккарти попал на первые страницы газет всей страны. На следующие гонки он выставил три самолета, и они заняли первое, второе и четвертое места. И неважно: что это обошлось ему в триста тысяч долларов. Известность, которую он таким образом приобрел, не могла бы ему дать никакая рекламная кампания. «Нет большой разницы, в каком качестве попадаешь на страницы газет. Но событие должно быть достаточно значимым, иначе оно не получит отдельного заголовка». Чтобы привлечь людей в «Трилистник», Маккарти предложил новобрачным бесплатно проводить там медовый месяц. Это попало в газеты и привело в отель сотни пар со всей страны. В один из дней, 4 июля17, он устроил там самый большой фейерверк за всю историю Техаса. «На улицах перед отелем собралось около четырехсот тысяч человек. После этого фейерверка мэр сказал мне: „Ради Бога, больше не делайте этого“. Но мы устраивали фейерверки и в последующие годы, впрочем, мэр тогда уже был другой. Говорили, что тратить такие деньги на фейерверки просто глупо, но за такую сумму я мог бы купить только одну страницу рекламного раздела газеты. А так сообщение заняло целую страницу раздела новостей». С его чутьем на нефть и вкусом к паблисити, он был просто мечтой любого репортера. Куда бы он ни направлялся; об этом наверняка можно было сделать хорошую статью. «Париж: Глен Маккарти, Хьюстон, Техас, миллионернефтяник, предложил купить 51% акций нефтяной концессии компании „Эджиптиэн нэшнл петролеум компани“. «Хьюстон: сегодня нефтяник Глен Маккарти предьявил иск на одиннадцать миллионов долларов далласской компании „Дрессер индастриз инк.“. «Гватемала: техасский нефтяник Глен Маккарти сегодня вечером сообщил, что просит разрешения на от. крытие болвшого казино, которое сделает Гватемалу „Ривьерой западного полушария“. «Хьюстон: Глен Маккарти, миллионер, сделавший сказочное состояние на нефти, кажется, готов „простить и забыть“ побег своей семнадцатилетней дочери с возлюбленным». «Лос-Анджелес: Глен Маккарти, хьюстонский нефтяник, выставивший 30 августа самолет „П-38“ с форсированным двигателем на кливлендские воздушные гонки „Бендикс“, вчера предложил поставить пятьсот тысяч долларов на то, что его самолет выиграет». «Хьюстон: вчера один массачусетский врач предъявил уайлдкэттеру Глену Маккарти иск на шестьдесят тысяч долларов и заявил, что миллионер напал па него на борту самолета, направлявшегося в Перу». «Голливуд: нефтяной миллионер Глен Маккарти, нагрянувший в Голливуд со своей женой, пятью детьми, четырьмя пилотами, тремя лимузинами и двумя самолетами, взялся сегодня перестроить город». Иногда легенды создаются и на меньшем материале. Но если ваша фотография попадает на обложку журнала «Тайм» — можете считать себя звездой. 13 марта 1950 года на обложке журнала «Тайм» появилась фотография Глена Маккарти. «Если бы можно было направить человеческую энергию по трубам в качестве топлива, — так начиналась статья, к сожалению неподписанная, хотя стиль просто великолепен, — то хьюстонский миллионер Глен Маккарти мог бы без особого напряжения отапливать город размером с Омаху». Далее анонимный журналист писал, что сочетание бычьей решимости Маккарти стать первым гражданином Хьюстона с жестким деловым подходом к управлению бизнесом заставляет вспомнить о страстях прошлого века. «В том возрасте, когда большинство бизнесменов позволяют управлять собой политикам, союзам, директорам, психиатрам, болезням и наставлениям проповедников, Герберт Маккарти подотчетен только Маккарти». Эта статья в «Тайм» сделал его международной знаменитостью. Но в ней же были и первые намеки на трудности, замаячившие на горизонте. «Его большая химическая компания, которая по сообщениям, терпит убытки, и его бесконечные буровые предприятия требуют огромных затрат. На прошлой неделе весь Хьюстон был возбужден слухами о том, что его самый знаменитый гражданин испытывает затруднения с наличными». В конце сороковых годов Маккарти пришлось занять более пятидесяти миллионов долларов у страховых компаний, используя в качестве залога свои нефтяные запасы объемом в сто — двести миллионов баррелей. Нефтяники всегда собирают деньги таким способом. Правда, эта нефть еще под землей. Даже в этом случае у Маккарти не возникло бы никаких проблем, если бы стоимость нефти на начала падать и если бы техасская железнодорожная комиссия, пытаясь их стабилизировать, внезапно не установила бы строгие квоты на производство нефти. Ничего не могло быть хуже. За одну ночь от его былых денежных поступлений остались крохи, тогда как производственные затраты продолжали оставаться на том же высоком уровне. Запас его наличных денег стал быстро таять. Зная, что глаза публики устремлены на него, он дал интервью лондонской «Дэйли экспресс». «В первые же минуты встречи, — писал корреспондент „Дэйли экспресс“ в Нью-Йорке, — Маккарти сделал то, чего раньше никогда не делал. Он примерно оценил (точных цифр он не знает), сколько он стоит. В сегодняшних ценах это что-то между 150 и двумястами миллионами фунтов стерлингов». Обратите внимание, что шел апрель 1950 года, когда фунт еще был настоящим фунтом и стоил около 2,9 доллара. «Имея столько, нельзя разориться, не правда ли?» — спросил он. Но через несколько минут признал, что слухи верны. «Я хочу сказать, что я — независимый нефтяник, — сказал он, — и нас, независимых, хотят уничтожить. За одну ночь из-за правительственных распоряжений, сделанных, как они говорят, чтобы предотвратить резкое падение цен на нефть, мои доходы сократились на 50%». Вскоре стало известным, что в декабре 1949 года Маккарти попросил у государственной «Реконстракшн файнэнс корпорейшн» заем в семьдесят миллионов долларов. Ходили самые нелепые слухи о том, почему Маккарти понадобилась такая сумма. Но теперь, оглядываясь назад, причины вполне ясны. Спрос на нефть упал, и доходы понизились. И никакая техасская железнодорожная комиссия со своими квотами не могла помочь делу. Но в отличие от большинства других нефтяников, у Маккарти были и дополнительные проблемы. Его химический завод в Уинни-Стоуэл терпел убытки. Даже «Трилистник», который в первый год принес ему прибыль в 1,25 миллиона долларов, оказался не таким хорошим капиталовложением, как он предполагал. В конце 1949 года Маккарти йачал продавать кое-какую собственность, в том числе двадцатидвухэтажное здание «Шелл билдинг». «Большинство тех, кто следит за его карьерой, считают, что он с честью выйдет из положения», — писала в то время «Бизнес уик». «Готов держать пари, что Маккарти выкарабкается», — вторил корреспондент «Дэйли экспресс». Даже журнал «Тайм» писал вполне обнадеживающе: «Кажется, Маккарти не утратил вкуса к жизни, богатству, удаче и борьбе. Он все еще любит окунуть руки в густую жирную нефть и бормотать: „Вот это нефть“. У него еще есть грандиозные планы. В прошлом месяце он собирался купить городу Хьюстону профессиональный футбольный клуб. Что собирается делать Глен Маккарти? Хьюстонцы отвечают: „Он собирается покончить с собой, разориться или стать самым богатым человеком на земле. Решайте сами, что он выберет“. Но «Реконстракшн файнэнс корпорейшн» не дала ему займа. Сражаясь из последних сил, он сумел целый год продержать кредиторов на расстоянии. Кроме того, ему удалось сделать так, что почти два года никто ничего не знал. Развязка наступила, когда сотрудник «Ньюсуик» обнаружил кое-какие несоответствия в отчете компании. И 10 марта 1952 года об этом узнал весь мир. «Бывали времена, когда вошедшее в поговорку ирландское счастье было на стороне Глена Маккарти, Бывали времена, когда оно было против него. Но на прошлойнеделе оно окончательно отвернулось от этого колоритного техасца, который (по крайней мере, до сих пор) не имел привычки ограничивать себя в расходах». Компания по страхованию жизни «Эквитабл лайф иншуранс сосайэти» в своем ежегодном отчете за 1951 год объясняла, что Маккарти не смог удовлетворить амортизационные требования по своим займам, общая сумма которых составляла 34,1 миллиона долларов, хотя и выплачивал проценты по займу. Чтобы защитить свои интересы, «Эквитабл лайф Иншуранс сосайэти» конфисковала залог и приняла на себя руководство собственностью Маккарти в виде нефти, газа и отеля. В довершение всего оказалось, что он был должен шесть миллионов долларов (по другим версиям — пятнадцать) «Метрополитен лайф» и что это положило конец его убыточному химическому заводу. Был продан и «Трилистник». «Эквитабл лайф иншуранс сосайэти» продала его сети отелей «Хилтон». У Маккарти остались только дом, газеты, радиостанция, кое-какая недвижимость и ранчо. Но постепенно и это уплыло у него из рук. Одно раньше, другое позже. «Меня больше всего возмутило, каким образом это произошло. В 1950 году у меня было много нефти. Но квоты Железнодорожной комиссии навредили всем. Они остановили приток наличных, необходимых для продолжения работы. Да, если говорить откровенно, я тратил слишком много. Поэтому я начал продавать то, что было непродуктивным, в частности газеты. У меня там было слишком много сотрудников. Со временем мне даже пришлось продать пятьсот акров земли — место, которое раньше называлось Шарпстаун, а теперь находится в центре Хьюстона. Я не хотел продавать, но был вынужден это сделать». Его трехэтажный дом в колониальном стиле стоимостью в семьсот тысяч долларов был продан только в шестидесятых годах за полтора миллиона. Этот участок пошел под постройку многоэтажного жилого дома. А в тот момент, когда Глен Маккарти мог спасти свою империю, если бы сделал, что ему говорили, он опять пошел против течения. Когда старые нефтяники собираются вместе вспомнить старые добрые времена и речь заходит о Глене Маккарти, все они в один голос говорят, что он мог бы спасти все, если бы принял предложение Гарри Синклера — того самого человека, чье имя красовалось на вывеске «Синклер ойл компани» и который был владельцем заправочной станции, где Маккарти когда-то работал на насосе. Как говорят, Синклер был готов дать Маккарти 100 миллионов долларов за его собственность плюс еще 50 миллионов на оплату долгов. После выплаты налогов у Маккарти осталось бы еще около 75 миллионов. Но Маккарти никогда не играл по таким правилам. Он с самого начала был одиночкой, а одиночки остаются одиночками, независимо от степени риска. Собственно прибыль никогда не была для него самоцелью. Его интересовала сама игра. Азартная игра. При(чем ему было не важно знать, выиграл он или проиграл, но он рискнул своими собственными деньгами. Верный романтической легенде уайлдкэттеров, он был игроком, который всегда идет до конца и для которого важна только игра. Весь выигрыш — сколько бы там ни оказалось фишек — бросается обратно в игру. Весь проигрыш списывается со счетов как вступительная ставка. Чтобы узнать тех немногих настоящих уайлдкэттеров, сохранившихся со времен Маккарти, достаточно посмотреть, как загорятся их глаза при слове «нефть». И сразу станет ясно, что, если даже они с самого начала будут знать, что потеряют, почти все, ни один из них не остановится на полдороге. Дело не в прибыли. Дело не в деньгах и не во власти. Дело даже не в нефти. Дело в том, чтобы найти то, что искал. Через шесть месяцев после того, как основная часть его собственности перешла во владение «Эквитабл лайф иншуранс сосайэти», Маккарти еще был на ногах. Он учредил компанию «Глен Маккарти инк.» и хотел продать 10 миллионов своих акций на Уолл-стрит. Но у комиссии по ценным бумагам и биржам были на этот счет свои со ображения. Комиссия заблокировала его заявку под предлогом того, что он не разъяснил своим потенциальным вкладчикам, насколько это рискованно. Он переписал документы своей компании и нашел брокера, готового этим заняться. Но за день до его дебюта на бирже далласская промышленная группа заявила, что у нее есть долговые расписки Маккарти на сумму два с половиной миллиона долларов за оборудование для его химического завода, и подала на него в суд. Комиссия по ценным бумагам и биржам немедленно забрала назад свое разрешение. Год спустя Маккарти был уже в Боливии, где арендовал у правительства 970 тысяч акров земли под добычу нефти и газа. В течение какого-то времени казалось, что все вернулось на свои места. Он начал бурить в Гран-Чако, и первая же скважина принесла удачу. Но политический климат в Боливии не всегда полезен для гринго. Вдобавок его скважины в Гран-Чако были окружены густыми джунглями, через которые не могли пройти нефтевозы. Денег, собранных им для бурения, не могло хватить еще и на постройку нефтепровода, поэтому, он установил контакт с торговцем персидскими коврами в Нью-Йорке, у которого когда-то покупал ковры, и попросил его помочь найти два миллиона долларов на нефтепровод. Торговец коврами и его друзья решили помочь Маккарти, потому что это был Маккарти. Но цены росли быстрее, чем шла постройка нефтепровода, и Маккарти вернулся домой с гораздо меньшей суммой, получешюй за свои труды, чем можно было предположить. «Корк клаб» давно перебрался из «Трилистника» новое место, и в течение следующих нескольких лет он управлял клубом. В 1963 году он продал свои права на клуб и тихо исчез из виду. Но старые уайлдкэттеры не умирают. Они до сих пор чуют нефть под каждым солевым куполом, к которому их приводят их носы. Когда сеть отелей «Хилтон» сообщила о продаже «Трилистника» и о том, что здание будет использоваться как-то иначе, управляющий первым делом снял со стены портрет Глена Маккарти, провисевший в холле тридцать, семь лет. Это не было проявлением неуважения. Он снял его потому;что в Хьюстоне до сих пор есть много людей, для которых отель связан с Маккарти и которые считают, что в свое время он был так же знаменит в Техасе, как сам Сэм Хьюстон. И управляющий слишком хорошо знал, что портрет в конце концов будет кем-нибудь украден как сувенир прошедшей эпохи. Поэтому портрет был снят. Но Глен Маккарти не хочет об этом говорить. Ему доставляет больше удовольствия показать фотографии своих детей или поговорить о своих правнуках. Все пятеро его детей (четыре девочки и один мальчик) замужем или женаты, у всех есть дети и, как он говорит, у него недавно появилось даже несколько праправнуков. Сколько? Он на минуту задумывается, а потом кричит своей секретарше в другую комнату: «Сколько у меня правнуков? И сколько праправнуков?» «О, очень много», — отвечает она. Он кивает: «Да, много. Даже не знаю сколько. Не могу их всех сосчитать. Они все время разговаривают. Не знаю, что они говорят, но разговаривают постоянно». Когда он в Хьюстоне, он приходит в офис пять дней в неделю ровно в 9.30 утра и уходит в 3.30. Все дела делаются в это время, и только в это время. Он никогда не работает в выходные и никогда не говорит о делах после 3.30. По его словам, часть его денег вложена в недвижимость. И, конечно, ему все еще нравится понемногу заниматься нефтью. «Я продал свою последнюю нефть в 1984 году или что-то около этого. Как раз перед тем, как наступили плохие времена. А теперь я жду, когда смогу опять этим заняться. Знаете, когда становишься нефтяником, особенно если, как в моем случае, это произошло в довольно раннем возрасте, от этого уже не отделаешься. Это становится частью твоей жизни. Открьггие нового месторождения — это счастье. И, поверьте мне, дело не только в деньгах. Дело в том, чем ты занимаешься». Потом разговор, возвращается к «Трилистнику». Маккарти испытал несколько взлетов и падений, заработал и потерял два состояния, но, только когда речь заходит о «Трилистнике», можно заметить, что к некоторым своим предприятиям у него было личное отношение и их потеря была для него болезненной. «Именно благодаря „Трилистнику“ Хьюстон сегодня большой город, а не заштатный городишко. А теперь „Трилистника“ нет». Он не скрывает своих чувств по этому поводу. «Некоторые люди пытались сохранить его. Они даже собрали пятьдесят тысяч подписей под петицией о том, чтобы оставить его как он есть. Но все это ни к чему не привело. Впрочем, я ни на что и не надеялся». Это он говорит сейчас. Так иногда люди пытаются продемонстрировать показное безразличие к тому, что на самом деле их задевает. Можно держать пари, что он конечно же втайне надеялся. «Я истратил на „Трилистник“ двадцать три миллиона долларов. Все почему-то говорят, что только двадцать один. Не знаю, откуда они взяли эту цифру. Знаете, в 1949 году в Хьюстоне не было ни одного приличного отеля. Ни одного. Я даже не мог найти во всем городе инженера, который мог бы его построить. Были строители, но не было настоящих инженеров. Пришлось выписывать инженера из Нью-Йорка». Разумеется, нетрудно понять, почему он построил «Трилистник». Он мыслил его как памятник самому себе. Но, естественно, он никогда не скажет об этом прямо. «Я мог бы просто вложить эти деньги в ежегодную страховку для себя и. своей семьи. Но я подумал, что страховая компания могла бы в свою очередь вложить их в отель. Поэтому я избрал кратчайший путь, чтобы получить большую отдачу. Добавочный риск, конечно, был, но мне это даже нравилось. Я не хочу сказать, что это был самый простой или самый лучший способ заработать деньги. Я мог бы вложить такую же или даже меньшую сумму в сотни других предприятий и получить более быструю и эффективную отдачу со своих капиталовложений. Но Хьюстон нуждался в отелях, и я рассчитывал, что „Трилистник“ тоже окажется хорошим капиталовложением. Кроме того, меня интересовало гостиничное дело. А делом, которое меня интересует, я занимаюсь с удовольствием. Если само дело меня не интересует, я не стану им заниматься, независимо от финансовых соображений». Не побоявшись строить «Трилистник» в стороне от города, Маккарти доказал умение предвидеть будущее Хьюстона. И гора пришла к Магомету. Но так случалось не всегда. Например, когда он предложил построить в Хьюстоне второй аэропорт, и тоже довольно далеко от города, городские власти отказались, утверждая, что «Хобби филд» достаточно велик и городу никогда не понадобится второй аэропорт. А сейчас в двадцати пяти милях от центра построен гигантский «Хьюстон интерконтивентал» — олицетворение того, чем стал Хьюстон сегодня. Маккарти также предлагал построить в Хьюстоне большой стадион с раздвижной крышей, чтобы футбольные и бейсбольные матчи могли проводиться в любую погоду. И опять жители города сочли его сумасшедшим. Его предложение было отвергнуто. Но через пятнадцать лет, когда в Хьюстон пришли большой бейсбол и большой футбол, «Астродом» все-таки был построен. Теперь «Трилистника» больше нет. На его месте стоит какое-то другое здание. Кажется, в нем расположено солидное учреждение. Что-то вроде медицинского центра. Но там уже нет зеленых прожекторов, горящих всю ночь. И ручек с зелеными чернилами. И шести угловых комнат на каждом этаже, потому что многие любят угловые комнаты. И никто, проезжая мимо, не подумает: «Это сделал Глен Маккарти, король уайлдкэттеров». |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх |
||||
|