Глава VI

БИЛЛИ

Я прежде не знал, как люди воспитывают щенят. По собственному опыту я мог только сказать, что воспитание наше состоит из пинков и брани. Но вскоре после того, как я поселился у Морисов, я увидал, что значит настоящее воспитание щенка.

Однажды я сидел подле Лоры в столовой, когда дверь отворилась и вошел Джек. Он держал что-то в одной руке, прикрыв ее другой.

— Отгадай, что я принес, — сказал он сестре.

— Птицу.

— Нет.

— Крысу.

— Нет.

— Мышь.

— Нет, щенка.

— Глупости, Джек! — возразила она, не веря ему.

Но Джек открыл руку, и я увидел на его ладони самого крошечного щеночка, какого я когда-либо видел. Он был весь беленький, с черными и рыжими подпалинами. Туловище было совсем белое, а лапы, хвост и мордочка точно разрисованы черными и рыжими пятнышками. Какого цвета были у него глаза, мы не могли сказать, потому что он был еще слепой. Потом у него оказались красивые карие глаза. Кончик носа был нежно-розовый, а со временем он сделался черным.

— Джек, — сказала Лора, — зачем же ты отнял у матери еще слепого щенка?

— Мать его умерла, — отвечал Джек. — Она съела кусок отравленного мяса, брошенного кем-то на двор. Четверо щенят тоже погибли, один этот остался жив. Господин Робинсон сказал мне, что его слуга не сумеет вскормить новорожденного щенка, а потому я взял его к нам. Мы довольно удачно их выхаживаем.

Господин Робинсон был приятель семьи Морис.

Лора взяла щенка на руки и с серьезным лицом пошла наверх. Я последовал за ней и смотрел, что она стала делать. Она достала маленькую корзинку, выложила ее ватой и уложила туда щеночка. Несмотря на то, что дело было летом и в доме было очень тепло, она затворила окно и, совсем закрыв ватой маленькое дрожащее существо, поставила корзинку на солнце. Потом она принесла из кухни теплого молока и, обмакнув палец, поднесла его ко рту щенка, но он глупо тыкался носом и не лизал пальца. «Он слишком еще мал», — сказала Лора и, взяв чистую кисейку, набила ее хлебом, завязала веревочкой и обмакнула в молоко. Когда она поднесла мокрый комочек ко рту щенка, он жадно стал сосать, как будто умирал с голода, но Лора не дала ему сосать слишком много. После этой пробы она кормила его так каждые два-три часа.

Мальчики рассказывали, что и ночью она вставала несколько раз для того, чтобы нагреть молоко и покормить щенка. Раз как-то ночью молоко простыло, пока щеночек сосал, и он весь распух от этого, так что Лора разбудила мать, и они приготовили ему теплую ванну, от которой ему полегчало.

Щенка назвали Билли. Он вполне вознаградил хозяев за их уход, потому что сделался со временем самой ласковой и преданной собакой. В детстве с ним случились два важных происшествия: во-первых, глаза его прозрели, во-вторых он проглотил свой кисейный мешочек, что ему нимало не повредило. Тогда Лора решила, что пора его кормить, как всех собак, и стала наливать молоко в блюдце.

Билли был презабавный щенок; конца не было его проделкам. Благодаря крошечному росту, он неожиданно забирался в самые необыкновенные места. Так, шести недель он заполз в рукав Лоры до самого плеча. Однажды вся семья сидела в столовой. Господин Морис, читавший газету, вдруг бросил газету и стал прыгать по комнате. Госпожа Морис даже перепугалась, глядя на него.

— Что с тобой, мой милый? — воскликнула она.

— Крыса заползла мне в панталоны, — сказал господин Морис, с силой тряся свою одежду.

Каково же было его удивление, когда оттуда выскочил Билли, которому, видно, захотелось погреться!

Но, несмотря на свою шаловливость, Билли никогда не напроказил серьезно, благодаря воспитанию Лоры. Как только она заметила, что он начинает теребить и рвать вещи, она стала его за это наказывать. В первый раз Билли схватил войлочную шляпу господина Мориса, которую ветром сдуло со стола на пол; он с удовольствием стал грызть ее, потом, когда Лора подошла, он невинно взглянул на нее. Она отняла у него шляпу и сказала, показывая на нее: «Нехорошо, Билли!» и раза два стегнула его шнурком от сапога. Она никогда не била зверя рукой или палкой, говоря, что для маленьких собак — лучшее средство сапожный шнурок в тех случаях, когда нельзя обойтись без наказания, но вообще она считала, что вполне достаточно побранить собаку для того, чтобы она поняла, что неладно сделала, и запомнила это. После этого случая со шляпой пристыженный Билли и не смотрел больше на шляпы. Но он думал, что другие вещи можно погрызть при случае. Он принимался то за то, то за другое: занавески, ковры и все, что лежало на полу, привлекало его зубы, но Лора терпеливо отучала его от этого. Наконец, Билли понял, что не надо ничего трогать и грызть, кроме костей. После этого из него вышла отличная собака.

Лора особенно следила за нашей едой. Нас кормили три раза в день, а к столу за обедом нас не пускали. В это время мы сидели в передней и только издали следили за тем, что происходило в столовой.

Собаки очень любопытны насчет еды: нам было очень интересно смотреть на разные кушанья, которые подавались на стол, и мы с удовольствием вдыхали вкусные запахи. Билли, тот, кажется, никогда не мог наесться досыта. Я не раз говорил ему, что он, наверное, не остался бы в живых, если бы ему позволили съесть все, что ему захочется. После обеда мы отправлялись вслед за Лорой на кухню, где нас кормили каждого на своей тарелке. Кухарка немало смеялась над своей молодой госпожой, что она не позволяет нам «столоваться» вместе, но Лора говорила, что тогда выходили бы всегда несправедливости: большая собака съедала бы больше, чем свою долю, а маленькой не доставало бы корма.

Билли за едой был настоящей картинкой. Он широко расставлял лапы и глотал, как утка. Окончив свою порцию, он просительно смотрел на Лору, но она только качала головой и говорила:

— Нет, Билли, лучше оставаться немного впроголодь, нежели наедаться до отвращения. Я уверена, что многие маленькие собачки гибнут от объедения.

Мне случалось не раз слышать у Морисов о вреде слишком сытной пищи. Помню, вот что случилось раз. У нас были соседи Добсоны. У господина Добсона была прекрасная лошадь с миленьким жеребенком, которого он собирался подарить своему сыну-подростку для верховой езды. Однажды нашего хозяина позвали к Добсонам, а когда по его возвращении госпожа Морис спросила, что случилось у Добсонов, господин Морис отвечал:

— Он звал меня насчет лошадей. Славный был бы жеребенок, теперь боюсь, как бы он не пал скоро.

Джек на это воскликнул:

— Как, папа! Такой круглый, сытый жеребенок?

— В том-то и дело, — возразил его отец, — что он слишком, что называется, гладок. Для всякого животного полезнее быть тощим, нежели чересчур округленным. Добсоны перекармливают лошадку.

Господин Морис воспитывался в деревне и понимал уход за скотиной. Его опытный глаз не обманулся: через несколько дней мы узнали, что Добсоновского жеребенка не стало.

Молодой Добсон был сильно огорчен этим; соседские мальчики пошли его навещать и нашли его подле мертвого жеребенка; он, видимо, старался не расплакаться. Джек, за которым я тоже прибежал, очень сердился на Добсонов за то, что они уморили жеребенка.

Да, говоря о Билли, я забыл рассказать, как его купали аккуратно раз в неделю, причем его мыли хорошо пахнущим мылом, а раз в месяц — мылом с дурным запахом, кажется, карболовым. У Билли было свое белье, свои купальные полотенца. Его долго скребли и терли, потом завертывали в одеяло и клали подле камина, чтобы он хорошенько высох. Лора говорила, что маленькие комнатные собаки очень нежны, и их надо беречь, потому что они легко простужаются. Зато мы с Джимом купались в море, куда мы часто отправлялись с мальчиками, и там с ними плавали.