Человек остался один

Мы встретились случайно в ветеринарной лечебнице на приеме у врача. Не помню уж, что привело меня туда; кажется, мой Джекки засадил себе какую-то здоровенную занозу между пальцев, сам я достать ее не смог, лапу раздуло, пес хромал и взвизгивал при каждой попытке прибавить шагу. Обычно в подобных случаях я обхожусь своими силами, многолетний опыт общения с животными научил многому. На сей раз потребовалось вмешательство хирурга. Скрепя сердце (не переношу больниц и всяких приемных пунктов) пришлось пойти, разумеется прихватив с собой Джекки, который превратился в инвалида.

Понедельник — тяжелый день: на приеме у врача всегда больше посетителей, чем в другие дни недели. К нашему приходу уже сидели и ждали пожилой молчаливый мужчина с крупным и тоже немолодым уже боксером того типичного коричневого цвета, какой за последние двадцать — тридцать лет почти полностью вытеснил все другие расцветки этой курносой породы; за ним примостился на подоконнике высоченный дядя с сиамской кошкой на руках, делавшей время от времени попытки вырваться, растревоженно озираясь по сторонам; дальше виднелась женщина с козой, девочка с хомячком в клетке, которого она поминутно доставала, гладила и успокаивала; еще мужчина с юрким жизнерадостным серо-черным спаниелем, непрерывно чесавшимся и менявшим позу. Народу прибывало, а прием пациентов шел нудно, медленно, быстро образовалась очередь, и она продолжала расти. Животных в наши дни держат многие, соответственно увеличивается потребность в ветеринарном обслуживании.

Мое внимание привлек мужчина с боксером. По сравнению с другими он вел себя на удивление сдержанно, я бы даже сказал, отчужденно, словно все происходящее вокруг не имело к нему никакого отношения. Он сидел неподвижно и смотрел застывшим взглядом куда-то в пространство перед собой, правая рука лежала на голове боксера, пальцы легонько пошевеливали за ушами, но делалось это совершенно бессознательно, автоматически. Завидную выдержку показывал боксер. Казалось, никого не существовало для него здесь — только его хозяин. Раза два он нервно зевнул, потом попробовал встать, но его сейчас же вернул в прежнее положение хозяйский голос:

— Чанг, сидеть… Посиди, голубчик. Извини. Нам с тобой спешить не к чему…

Сказано было ласково, чувствовались душевная теплота, нежность и одновременно боль, да, да, какая-то обреченность, безысходность, словно человек видел своего спутника в последний раз. И вообще он, этот владелец боксера, весь был как неживой, взгляд потухший, скорбная складка у рта. Боксер не отводил глаз от хозяина, как будто хотел что-то спросить; состояние того передавалось собаке. «Странный человек, — подумалось. — У него определенно что-то случилось». Незаметно я разглядывал его. «Привязан к собаке и в то же время как-то непонятно, заупокойно разговаривает с нею, словно прощается навсегда. Что, такая опасная болезнь?» Но если непонятно было мне, то пес отлично понимал все, понимал и повиновался с полуслова. Здоровый пес.

— Что с ним? — спросил я, показав глазами на собаку.

— Да как вам сказать… так… Нет, он не болен, — предупредил мужчина мой новый вопрос. — Он здоров… И вообще он очень здоровый, крепкий…

Собеседник явно уклонялся от ответа, и я не стал надоедать, начавшийся разговор оборвался.

Но видимо, человека мучило желание выговориться или поделиться с кем-то, потому что через минуту или две он заговорил сам:

— А вы… извините… уже бывали здесь?

Типичный интеллигент, после каждого слова «извините», «простите», даже когда разговаривает с собакой. Самая беззащитная и самая душевная категория людей: всегда думают о других, о себе — никогда.

— Не люблю больниц и лекарств…

— О, я тоже!.. Мы с Чангом всегда обходимся без них. Спартанское воспитание, знаете… Как у людей, верная гарантия от всякой физической немочи…

— Тогда — что же вас привело сюда?

Растерянно пожевал губами. Чанг, уставясь на хозяина, внимательно ждал, что тот скажет. Подчеркнутое внимание и благовоспитанность демонстрировал и мой Джекки.

— Невестка, понимаете… жена сына… приказала…

— Приказала?

— Да… Говорит, все равно он уже старый. А он еще совсем не старый. Она у нас с характером, пишет диссертацию… извините… — Он опять пожевал губами, в голосе прибавилась новая нотка. Теперь я слушал его не один: долговязый дядя и мужчина со спаниелем (они были рядом с нами), повернувшись в нашу сторону, тоже прислушивались к беседе.

— Понимаете, я вышел на пенсию, а Чанг продолжал приходить и стаскивать с меня одеяло… знаете, как делают хорошо приученные к режиму собаки… Будил в пять часов утра. Как много лет до этого. Я всегда вставал рано… Невестке это тоже не нравилось. Спать не дает… поднимает всех… У нее очень чуткий сон, она говорит… Хотя Чанг делал все тихо, никогда не залает, не зашумит, не наделает беспокойства…

Дальше я узнал, что он бухгалтер по профессии, всю жизнь просидел за бухгалтерскими гроссбухами и счетами, сын — инженер, а невестка — научный работник. Готовит диссертацию, повторил еще раз. «Очень способный человек, требует, чтоб все ей беспрекословно повиновались… Она все знает…»

Он говорил медленно, монотонным, скучным голосом без всякого выражения, делая паузы после каждой фразы. Скажет, замолчит, снова скажет. А рука все на голове собаки.

Я представил мысленно этого деспота в юбке, целиком занятого собственной карьерой. Портрет получился непривлекательный. Лучше поговорим еще о Чанге.

— А вы его очень любите?

Глупый вопрос, я пожалел, что задал его. Ясно и так.

Глаза собеседника подозрительно заблестели.

— Я же сам вырастил его… Рос вместе с сыном… Хороший пес, такая умница, вы знаете… жили дружно… — Голос говорившего становился все глуше, безжизненнее. Он хотел сказать еще что-то, но слова не повиновались ему.

В эту минуту дошел их черед. Мой собеседник, опять извинившись (в который раз!), тяжело поднялся, подтянул к себе Чанга, и они скрылись за дверью.

Их долго не было. Очередь уж начала роптать. Ушли — и с концом. Что они там делают столько времени?

— Наверное, рассказывают про невестку. Такие любят поговорить…

— А делать-то что ему — пенсионер!

Понемногу разговор сделался общим, всем хотелось высказаться, каждый припомнил какую-нибудь историю. Разумеется, о животных, о том, как иногда неумно и даже жестоко обходимся с ними, а в результате человек лишается верного друга.

— Бывает, — авторитетно заявил владелец спаниеля. — Я знаю случай. В доме ждали дитя. Будущая бабушка потребовала: «Надо усыпить». Собаку, значит. Видите ли, ребенок и четвероногая тварь не могут находиться в одной квартире. Темнота двадцатого века! Начиталась всяких медицинских изданий. Развернулась борьба за собаку. Собаку переселили на другое место. Чувствовала она себя там бесприютно; потихоньку переберется на старое, ее гонят. В конце концов зло взяло верх: пришлось отказаться от собаки…

— В одной семье мне рассказывали, почему вынуждены были продать собаку, — вступил в разговор гражданин с сиамским котом. — Старуха бабушка лежала в больнице. Пес туда же пожаловал: тосковал без нее. Сидит около. «Я думаю, — рассказывала бабка, — газету бы мне хоть дал. Что зря сидит. А он подает. Я пить хочу, только подумала — а он кружку с водой…» Перепугалась старая, кричит: «Чур меня, чур! Избавьте от нечистой силы!» Пришлось продать…

Рассказчик раскатисто расхохотался. Кошка, подняв голову, внимательно смотрела ему в рот.

Стоп. А что «приказала» невестка свекру, владельцу боксера? Ну конечно! Как мы не сообразили все? Конечно, усыпить! Потому он такой невеселый. Да, но он уже там, в кабинете… Разве можно так? Остановить!! Остановить скорее, помещать, пока не поздно…

Поздно.

Дверь приоткрылась, вышел хозяин боксера. Один, без Чанга; в руке бессильно болтался поводок. Пошатываясь, никого и ничего не видя перед собой, он медленно брел мимо притихших посетителей лечебницы, тяжело переставляя ноги, на ощупь, как слепой. Зацепился ногой за что-то, чуть не упал; стоявший ближе других мужчина с кошкой кинулся поддержать его, но тот даже не заметил, никак не реагировал. Поводок упал на пол и остался лежать — теперь он был не нужен…

Бедный, бедный осиротевший человек, собственноручно отправивший друга на эшафот, что с тобой будет?

Думаю, что держаться мужественно до последней минуты его заставляло присутствие Чанга: ведь собака чувствует все, и зачем мучить ее, когда она и так обречена. Чанг поддерживал его силы. Теперь все кончилось; кончились и силы.

Сейчас я уже испытывал чувство потрясения. Особенно страшно, когда такое происходит с человеком пожилым, и мужчиной. Женщина слабее, но она и выносливее, более подготовлена природой переносить испытания судьбы.

Ушел. Оставшиеся еще долго молчали и смотрели вслед. Вероятно, как и я, каждый думал: как сложится дальнейшее существование этого человека? Имея сына, родственников, тем не менее на склоне дней остался один…

Вышла девушка в белом халате и бойко возгласила:

— Чья очередь? Кто следующий?