ГРАНИЦА

Тревожная и строгая, тянешься ты на тысячи верст. Ты проходишь лесами и нивами, реками и морями, горами и долинами.

Граница! С тебя начинается Родина, тобой она кончается. Оттого ты всегда торжественна и чутка. Лишь изредка нарушит тишину пограничный катер, автомобиль или конь. И опять все спокойно.

Темными ночами, случается, крадется незваный гость. У тебя много глаз, зорких, внимательных. И вот уже раздается команда «Застава в ружье!». Спешат солдаты туда, где нарушена граница, начинают преследование.

Таковы твои будни, с приглушенным рокотом мотора, с цоканьем копыт, стремительным бегом овчарки, с неожиданным выстрелом.

Впереди лежат чужие земли. Кажется, и лес тот же, и с полей несет знакомым ароматом, и птицы точь-в-точь, как у нас. А вот нет же, нет. И птицы будто поют не по-нашему и цветы цветут по-другому.

А позади на тысячи верст раскинулась земля наших отцов, дедов и прадедов. Звенит она медовыми лесами, плещет она студеными водами, поет она голосистыми соловьями.

Небо синее и высокое. Туманы в ложбинах. Смеющиеся ручьи в апреле. Тракторы рокочут в поле, шагают по тайге линии высоковольтных передач, огоньки светятся в тундре. Ревут на старте ракеты, беря курс к другим планетам.

Родина!

Ты сильна и могуча потому, что твои нынешние хозяева — рабочие люди — пятьдесят с лишним лет назад завоевали Советскую власть. Немало гроз пронеслось над тобой за эти полвека. Но ты выдержала, прошла через все испытания.

Где-то у горизонта занимается робкая заря. Оживает все вокруг. Запело небо, покатились янтарные волны по бескрайним полям, поплыл земляничный дух над звенящими полянами. День начинает шагать с тихоокеанской границы. Он идет по стране, строя, творя, радуясь. Через десять часов достигает западных рубежей. Он нисколько не устал. Полон сил, счастья, задора.

Страна моя!

Ты мое прошлое, настоящее, будущее. Моя судьба, честь, достоинство. И я обязан беречь тебя. Когда нависнут тучи, я должен суметь пойти на грозу. Не колеблясь и не робея.

Чем ближе граница, тем меньше оставалось в поезде пассажиров. Когда подъезжали к конечной станции, в вагоне оказалось всего несколько человек.

Карацупа ли позаботился, из военкомата ли дали телеграмму, а только не успел Славка ступить с собакой на перрон, как к нему подошел сержант в форме пограничника.

— Дунаев?

— Точно, Дунаев.

— Я из погранотряда. Начальник приказал встретить. Прошу!

Сержант широким жестом показал на «газик», стоявший у забора.

Через десять минут въехали в широкие ворота. Вячеслав с интересом выглядывал из окна машины. Это был целый городок. Ровной шеренгой, будто солдаты, стояли казармы. Неподалеку виднелся небольшой стадион с натянутой волейбольной сеткой, баскетбольной и городошной площадками, скамейками для зрителей. Чуть в стороне звенела кастрюлями столовая.

Судя по обилию деревьев, летом все это утопало в зелени. Теперь же стояла осень, листья на березах и ясенях пожелтели, начали облетать.

Октябрь позолотил все вокруг, и только фуражки у пограничников по-прежнему оставались зелеными. Их цвет не подчинялся временам года.

Вячеслав вышел из машины. Следом выпрыгнул Туман. Сержант попросил подождать и скрылся за дверями штаба. Он вернулся через несколько секунд.

— Идите к начальнику, — сказал он новичку. — Вторая дверь направо.

— С собакой?

— Нет, собаку оставьте.

Вячеслав привязал Тумана кожаным ремешком к забору и несмело переступил порог штаба. Возле двери направо он нерешительно потоптался, наконец, постучал.

— Войдите.

Начальник отряда Александр Иванович Махалев встал из-за стола, подошел к окну и раздвинул шторы пошире, словно хотел получше разглядеть новобранца.

— Призывник Дунаев прибыл в ваше распоряжение, — по-военному коротко и четко доложил Вячеслав.

— Вот и отлично. Как доехали? Без приключений?

— Хорошо доехал, товарищ начальник.

— А собака?

— Тоже.

— Кстати, где она?

— Привязана у забора.

— Добре. О службе поговорим позже, а теперь давай-ка принимай солдатский вид.

Через пять минут старшина-сверхсрочник с короткими, мохнатыми, похожими на шмелей бровями открыл каптерку и, смерив фигуру новичка внимательным взглядом, подал брюки и гимнастерку.

— Не мала? — спросил Дунаев.

— Будет мала, скажешь. А вообще-то, ошибаюсь редко.

Затем, переведя взгляд с лица новобранца на ноги, подал сапоги.

— Сорок первый размер, — сказал старшина. — Твой?

Дунаев удивленно кивнул. Вот ведь глазомер.

— На строевой подготовке сапоги можешь не жалеть, — счел нужным заметить старшина. — А теперь пойдем в баню.

По дороге Вячеслав еще раз проверил ремешок у Тумана, потрепал пса по шее, не скучай, мол, дружок, и отправился мыться.

Не успел он намылиться, как дверь бани распахнулась.

— Есть тут Дунаев?! — крикнул в парную дежурный офицер. — Закругляйся, потом допаришься. Мигом к начальнику!

Натягивая брюки, гимнастерку, Вячеслав передумал все самое страшное: «Пожар!», «Нарушитель!», «Тревога?!».

С грехом пополам всунул ноги, неумело обернутые портянками, в кирзовые сапоги. И бегом направился к штабу.

Влетев в коридор, он застал любопытную картину. Вторая дверь направо была широко распахнута, на пороге стоял с оборванным поводком Туман.

Начальник отряда сидел за столом со спокойным, даже со скучающим лицом. Увидев новобранца, рассмеялся:

— Освободи меня из плена. Ни выйти, ни войти. Вот ведь какой сердитый.

Сказав это, офицер ласково взглянул на своего неожиданного сторожа. Да, это был преданный друг. Туман полчаса терпеливо ждал у забора хозяина, после чего начал беспокоиться, повизгивать, даже пробовал лаять. Но все напрасно. Хозяин не показывался. Тогда он рванулся раз, другой, ремешок лопнул. Туман, принюхиваясь к следу, вошел в коридор. Двери кабинета открывались внутрь. Туман без труда распахнул их и встал на пороге, сердитый и решительный. Глазами и носом собака искала хозяина, но хозяина не было, хотя запах очень свеж. И тогда Туман решил никого не впускать и не выпускать из кабинета.

А потом Вячеслав проходил курс молодого бойца на заставе. Тот, кто служил в армии, знает: самое трудное время — первые месяцы. А там втягиваешься.

Застава стояла на таком участке, где нарушения границы были наиболее вероятны. Неподалеку проходило шоссе и железная дорога. Лучший способ сбить со следа собаку — сесть в автобус или поезд. Ищи ветра в поле.

Жила застава жизнью беспокойной и напряженной. Редкая неделя обходилась без того, чтобы не раздался сигнал тревоги. В осенние ночи, темные и дождливые, пограничные наряды спешили к месту нарушения. И хотя порой тревогу били напрасно — через границу прошел всего-навсего дикий кабан, тем не менее на каждый сигнал надо было бросаться, что называется, со всех ног. А вдруг не кабан?

Как и все новички, Вячеслав рвался в наряд. Начальник заставы не спешил. Надо сначала принять присягу, закончить курс молодого бойца, а уж тогда…

Дневальный будил Вячеслава минут за пятнадцать до подъема. Три секунды наш герой отпускал на то, чтобы протереть глаза, четыре минуты на одевание, обувание, умывание… Остальное время — минут десять — уделял своему другу. Позже некогда будет. Сразу после общего подъема — физзарядка, за физзарядкой заправка коек, утренний туалет, политинформация. И так весь день. Одним словом — служба.

Через месяц Славка и Туман были посланы днем вдоль границы. Они шли дозорной тропой вместе с инструктором сержантом Василием Волковым. Тот вел Дунаева глухими тропами. Надо натаскать новичка, пусть будет добрый пограничник.

Сержант несколько ревниво относился к неожиданному пополнению. Он, Волков, является инструктором службы собак на заставе, он, а не кто-нибудь, прорабатывает след. А тут — нате вам, приехал со своей собакой! Сержант понимал, что надо отбросить эту, в общем-то, ненужную и даже вредную в данном случае ревность и тем усерднее показывал новичку местность, особенно обращая внимание на участки, где вероятнее всего могло произойти нарушение.

Через неделю Туман и хозяин пошли на охрану границы уже самостоятельно. Правда, днем. Но все честь по чести. На шее у Вячеслава автомат. Он зорко всматривается вдаль, то и дело останавливается, прислушивается.

Тихо на границе. Горят яркими кострами рябины, не желая даже в ноябре расставаться со своим красивым нарядом. Дятел усердно долбит старую сосну, удары звонко разносятся по лесу.

Пора бы, по мнению новичка, выпустить его на дозорную тропу и ночью, но начальник заставы Дмитрий Егорович Топорков считает иначе. Дунаева направили в школу инструкторов.

Вместе с хозяином учится и Туман. Все-таки маловато оказалось той науки, которую он прошел на учебно-дрессировочной площадке. Здесь, на границе, особые условия. Розыскной собаке строго запрещено, например, лаять. И тут уроки велись с помощью помощника.

Вячеслав и Туман идут темной ночью по учебной дозорной тропе. Где-то в стороне залег помощник. Метров за двадцать Туман коротко взвизгнул и тут же услышал:

— Фу!

А запах сильнее. Надо дать знать хозяину об опасности. Туман начинает лаять. Вячеслав резко дергает поводок, мало того — награждает своего любимца шлепком. Туман смолкает. Однако он и не думает обижаться. Видно, сделал что-то не так, а что именно, пока не поймет. Лаять, правда, перестал. Теперь он молча тянет поводок в сторону, где лежит невидимый помощник.

— Молодец! — ласково шепчет хозяин.

Увлекательную науку — следопытство — изучал в этой школе Вячеслав. Кто-кто, а инструктор службы собак обязан разбираться в следах не хуже майнридовского героя. Каким бы осторожным и опытным ни оказался нарушитель, он все же оставит следы, доступные не только собачьему носу (это само собой), но и человеческому глазу, если только он зорок и внимателен. Чуть примятая трава, потревоженный иней на ветке, перевернутый камень, брошенная спичка. Все это надо увидеть, ничего не пропустив.

Наступил, наконец, день, когда, вернувшись на заставу, Вячеслав пошел с Туманом в ночной дозор. Провожал новичка сам начальник заставы. Торжественно прозвучали слова: «Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик…» Потом Дмитрий Егорович Топорков поставил задачу, ознакомил по карте с местом несения дозора.

Застава быстро растаяла в темноте. Два Вячеслава — сержант Дунаев и ефрейтор Борткевич — бесшумно двигались вдоль границы. Все казалось необычным в ту ночь. Настораживали шорохи. Два зеленых огонька засветились в темноте. Это дикий кот из-под валежника проводил наряд злыми, немигающими глазами. Туман вздрогнул, потянулся было на зеленые огоньки, но Вячеслав, чуть дернув поводок, помог справиться собаке с охотничьим инстинктом.

Хотя лето шло на убыль, ночь была теплой, полной таинственных звуков. Впереди блеснула речка. Она не гремела, как в горах, текла спокойно и неторопливо. У самого берега кто-то шлепнул по воде. Трое замерли на месте. Тихо. И Туман спокоен. Верно, испуганная рыба ударила хвостом.

И опять трое бесшумно шагают вдоль границы. Услышат непонятный звук, прислушиваются, определяя, откуда он идет и что он значит. Собака втягивает воздух, поворачивается навстречу еле ощутимому ветерку.

Можно идти дальше, хозяин. Кругом сотни запахов, а постороннего человеческого нет.

Заалела на востоке кромка неба. Лес защебетал, запел, стряхивая на людей и собаку холодные капельки. Брызнувшее солнце высушило росу на траве и деревьях.

Позже у Вячеслава много будет ночных обходов границы. Но эта первая ночь запомнится на всю жизнь. А после: жара ли, леденящая стужа, промозглый ветер, а ты стой или лежи с напарником, не шелохнувшись, напрягая слух и зрение. Служба в любое время суток. На тебе маскировочный халат, ты идешь бесшумно, стараясь не наступить на сухую ветку. Уже через месяц Дунаев изучил дозорные тропы так, что знал каждый поворот и мог продвигаться, кажется, с завязанными глазами.

Очередной обход. Ты осматриваешь контрольно-следовую полосу. Нет ли на ней следов человека? И не только человека. Видишь звериные — не спешишь пройти мимо, выясняешь, зверь ли это? Может быть, прошел нарушитель — хитрый и коварный.

Однажды утром, двигаясь с Туманом вдоль полосы, Вячеслав увидел следы. Екнуло сердце, заколотилось гулко, взволнованно. Следы вели на нашу сторону. Он внимательно присмотрелся. Ошибки нет — на нашу. Шел кто-то спиной вперед. Каблук, это же сразу видно, вдавливал землю меньше, чем носок.

Граница была нарушена ночью. Но когда именно? Если с наступлением темноты, вряд ли собака возьмет след. Ведь прошло часов восемь. Это бы еще полбеды. Плохо, что была слякоть, она уничтожила запах. Дав сигнал тревоги на заставу, Вячеслав скомандовал: «След!».

Туман наклонил голову, принюхался. Пошел медленно и не совсем уверенно. След оказался и в самом деле сравнительно старым — граница, судя по поведению собаки, была нарушена примерно в полночь. Будь он посвежее, Туман поднял бы уши торчком и бежал куда увереннее. Теперь же он часто крутился на месте. С трудом все-таки находил след и натягивал поводок, как струну. Вскоре опять останавливался, нюхал воздух и прислушивался, будто надеялся, услышать шаги чужого…

Собака нырнула в кусты, за нею Вячеслав. Деревья роняли тяжелые капли. Дунаев промок насквозь, хотя и не замечал этого. Туман вывел хозяина на шоссейную дорогу, прошел по обочине с полкилометра, остановился, рыскнул туда-сюда, вернулся и сконфуженно взглянул на Вячеслава. След оборвался.

Дунаев задумался. Что же делать? К месту нарушения, видно, уже успели прибыть пограничники с собакой. Надо полагать, они теперь идут его же путем. Час назад у контрольно-следовой полосы он не стал дожидаться товарищей. След старый, нельзя было терять пи минуты.

Итак, след оборвался. На шоссе. Что же, логично. Не для того нарушитель вышел на дорогу, чтобы не спеша шагать по ней на глазах у всех. Наверняка сел в первый же пассажирский автобус или грузовик. Автобус проходит здесь — когда? Кажется, в шесть двадцать. Да, так. А сейчас девять утра. Если предположить, что нарушитель сел в машину, значит, он уже в городе.

Надо немедленно сообщить на заставу. Но каким образом? К счастью, показалась шумная ребячья ватага. Видно, спешили на речку.

— Ребята! — крикнул Дунаев. — Сюда!

Мальчишки притихли. Лица у них сразу стали серьезными. Пограничник зовет, не кто-нибудь. Да еще с собакой. Они осторожно приблизились.

— Знаете, как пройти на заставу? — спросил Вячеслав.

— Знаем! — хором ответили ребятишки. — Вон в ту сторону.

— Донесение надо передать.

Услышав о донесении, ребятишки наперебой стали предлагать свои услуги.

— Пошлите меня!

— Нет, меня. Я быстрее бегаю.

Пока шли препирательства, Вячеслав успел написать короткую записку начальнику заставы, и, свернув ее, обвел внимательным взглядом ватагу, готовую уже схватиться за грудки.

Выбрал двух парнишек, которые показались более рослыми и сильными, сказал одному:

— Держи. Смотри не потеряй. Отвечаешь головой. Ясно?

— Ясно.

— А ты, — обратился сержант к другому, — пойдешь вместе с ним.

Ребята побежали. В руках одного было крепко зажато донесение начальнику заставы.

Прежде чем отправиться с Туманом дальше по шоссе, Вячеслав спросил:

— Как зовут тех двоих?

— Витька и Володька.

— А фамилия?

— Кеда. Они родные братья.

Дунаев улыбнулся. Выходит, допустил семейственность. Сколько было желающих, а послал братьев.

Когда он отшагал по шоссе километров восемь, то и дело переводя собаку с одной обочины на другую (вдруг да возобновятся следы), сзади послышался шум автомашины. Оглянулся — с погранзаставы. Машина приняла его с Туманом и на полной скорости рванулась к районному центру.

Нарушителя задержали только через день — в автобусе, который шел в областной город. И хотя задержала его одна из групп, которые блокировали дороги и станции, благодарность от командования получил и Вячеслав Дунаев. Он первым обнаружил следы и поднял тревогу, первым начал вместе с Туманом преследовать, как оказалось впоследствии, этакого тихого и благообразного на вид старичка, пробравшегося на нашу землю по заданию разведки одного империалистического государства.

Служба на границе, тревожная и опасная, полюбилась Вячеславу. В сущности, в этом не было ничего непредвиденного. Ведь с пятнадцати лет, как мы помним, грезил он передним краем страны, готовил к этому себя и собаку.

Туману совсем мало пришлось доучиваться, такую основательную подготовку получил он в Москве. Здесь лишь развивал чутье, ходил по следу, спустя не три часа, а пять, шесть. При благоприятных же условиях, когда запах плохо выветривался, и через восемь-девять часов. Это была теперь собака высшего класса.

Пограничнику Дунаеву во многом помогали школьники. Вячеслав не забыл своих случайных помощников. Через неделю после того, как нарушитель был задержан, он пришел в село, где первый встречный показал ему дом, в котором живут Витька с Володькой.

— Узнаете?

Братья заулыбались. Еще бы!

— Начальник заставы просил передать вам благодарность.

На это следовало ответить: «Служу Советскому Союзу!», но братья не знали устава, они лишь смущенно переглянулись.

— Вот что, орлы, — сказал он братьям, — соберите ребятишек, которые побойчее, посмышленее, и на заставу.

— Сейчас? — в один голос спросили Витька с Володькой.

— Завтра. Начальник хочет с вами поговорить. Ну, как?

— Сделаем, товарищ пограничник! — важно ответил старший.

Назавтра с десяток «побойчее и посмышленее» пришли из села на заставу.

— Ребята, — сказал Топорков. — На днях братья Виктор и Владимир Кеда выполнили задание сержанта Дунаева. От лица службы объявляю им благодарность.

Витька с Володькой покраснели от удовольствия.

— А теперь, — продолжал начальник, — хочу задать один вопрос. Знаете, что такое ЮДП?

Пионеры смущенно переглянулись. Нет, они не знают, что это такое.

— ЮДП — это первые буквы организации. Полностью она называется так: юные друзья пограничников. Есть такое предложение: создать в селе ЮДП. Как вы считаете?

— Вот здорово!

— А в наряд возьмете?

— Стрелять научите?

Топорков с улыбкой ждал, пока затихнет шум.

— Всему свое время, — сказал он наконец. — Ваше село тоже граница. Станете нашими помощниками. Шефство над вами возьмет сержант Дунаев.

Так появились у Дунаева юные помощники. И хотя служба была напряженной, но находил время для ребят. На заставе был целый питомник маленьких четвероногих друзей, которых выращивали для погранотряда. И пионеры помогали ему дрессировать собак, добросовестно и старательно выполняя роль помощников. Учил их старший товарищ и следопытству. Кроме того, Дунаев договорился с сельской первичной организацией ДОСААФ, чтобы та создала специально для ЮДП стрелковый кружок, дала малокалиберную винтовку. А стрелять ребят учил он сам.

Отряд юных от всего сердца полюбил Тумана. Уж его не собьешь с толку. Как бы ты ни путал следы, куда бы ни запрятался — непременно найдет, схватит за рукав, потреплет для вида.

Бывало так. Утром попетляют по лесу, в двух или трех местах перейдут вброд речку и уйдут домой. Ну, думают, теперь-то, голубчик, не найдешь. Часов через семь, когда солнце уже начинает клониться к закату, Вячеслав пускает Тумана по следу. А мальчишка играет вечером, скажем, в волейбол. Откуда ни возьмись — на площадке тринадцатый игрок — Туман.

В делах и заботах бежало время. Дунаев иногда выезжал на другие заставы, учил правильно прорабатывать след. Продолжал нести дозорную службу. По-прежнему ходил с Туманом вдоль контрольно-следовой полосы, отправлялся темными ночами в наряды.

Застава жила суровой и беспокойной жизнью.

Двое совершили преступление и, желая избежать суда, решили скрыться на той стороне. Их видели в пограничных селах, известны приметы. Уже оповещены все заставы. Не сегодня-завтра двое попытаются, судя по всему, перейти границу. Будьте готовы! Знают о них многочисленные друзья пограничников: коммунисты и беспартийные колхозники, отряд ЮДП, комсомольцы, дружинники. Все начеку.

Тревожно зазвонил телефон. В трубке раздался голос Ромы Куницыной, активистки ДОСААФ и смелой дружинницы. Работает она дежурной на железнодорожном переезде. Ее обязанность — открывать и закрывать шлагбаум. Ее долг — шире. Она глаза заставы. Вот и теперь Рома сообщает, что через переезд прошли двое неизвестных. Приметы сходятся.

— Задержите! — приказал начальник Дунаеву.

Случилось так, что автомашины в это время на заставе не оказалось. Вячеслав оседлал коня, прикрепил корзину, усадил в нее Тумана, вскочил в седло. И понесся галопом к железной дороге. Следом побежали пограничники. Они, конечно, сразу отстали.

Оставив коня на попечение Ромы и перебросившись с нею всего двумя фразами, Вячеслав начал преследование.

Туман легко взял след, провел через кустарник, пересек поляну. След был свежим, собака ни разу не остановилась. Она рвалась вперед, чуть слышно повизгивая. Дело было осенью, по лицу хлестал косой дождь. После густого ельника попали опять в кустарник, да такой, что сам черт ногу сломит. Дунаев продирался за Туманом. Где на четвереньках, где ползком. Собака временами встряхивалась, стреляя водяной дробью.

То, что он не дождался товарищей и начал самостоятельно преследовать, было совершенно правильно. Дождь лил не переставая и мог смыть следы.

Миновав камышовые заросли, вышли к реке. В камышах Туман раза два терял след. Вячеслав приходил на помощь. Один раз заметил обломанную камышинку и повел туда собаку. Она сразу встрепенулась, натянула поводок. Второй раз выручила кочка. Увидел примятую осоку. Отчего бы это? А ну-ка, проверим, Туман.

Заросли камыша неожиданно кончились, вышли на сухое место. Метров через сто, уже на берегу, след был потерян в третий раз. Может быть, двое перешли реку? Что делать? Вспомнил, как в таких случаях действовал Карацупа.

Вячеслав прошел с собакой вверх по берегу. Прошел вниз — тот же результат. Видно, те двое уже на том берегу. Сейчас узнаем. Держа одной рукой над головой автомат, Дунаев вплавь пускается через реку. Вода обожгла, кольнуло в сердце. Следом плывет, чуть пригнув уши, Туман. Он даже перегнал хозяина. Выскочил на берег и беспокойно ждет. «Ага, ты уже выходишь из воды, тем лучше. Ну и холодище, хозяин!» Туман снова отряхнулся, рассыпав вокруг себя сотни ледяных брызг.

Собака взяла след возле ели. Под нею была чуть заметная лужица. Те двое выжимали, видно, здесь одежду. А может, дождь образовал лужицу? Вячеслав подвел к ней Тумана — нет, не дождь! Собака устремилась вперед.

Пересекли шоссе, вошли в лес. Неожиданно Туман рыскнул в сторону, туда, где трава была гуще. Он вытащил из нее сверток, завернутый в белый платок, и подал хозяину. Вячеслав развернул и увидел документы. Он не стал раздумывать над тем, настоящие или поддельные. Было не до того.

Скорее! Скорее! Всем своим видом хозяин показывал: надо спешить, дорога каждая секунда.

Тумана, впрочем, не надо было подгонять. Он все понимал и старался изо всех сил.

Где-то впереди застрекотала сорока. Вячеслав и собака переглянулись. Сорока стрекочет, когда увидит человека или зверя. Если там, впереди, не зверь, то…

Примерно с полкилометра Туман бежал лесом, изо всех сил натягивая поводок. По всему было видно, двое прошли совсем недавно.

Вот они!

Вячеслав увидел их, как только кончился лес. Они стояли у крутого поворота железной дороги. К повороту, сбавляя скорость, приближался товарный поезд. Двое готовились на ходу вскочить на тормозную площадку. Решали секунды. Вячеслав еле успевал за Туманом. Двое пока не замечали погони. Поезд все ближе, ближе… Успеть бы! Пропыхтел паровоз, замелькали вагоны. Двое уже начали разбегаться, как вдруг услышали резкую, как выстрел, команду:

— Стой! Руки вверх!

Они не растерялись. Один выхватил нож, другой пустился наутек. Вячеслав дал автоматную очередь и спустил Тумана. Тот нагнал беглеца в несколько длинных прыжков и сбил с ног.

Дунаев занялся ближним.

— Брось нож! Ну! — навел он дуло автомата в грудь преступника. Нервы у бандита не выдержали, он выругался и, отбросив нож в сторону, медленно поднял руки.

…Шла своим чередом жизнь на заставе.

По вкусу пришлись тревожные будни и Туману. Любил он ночные засады, поиск по следу.

Чутко прислушиваются к шорохам оба — овчарка и хозяин. Светает. Они стоят в дозоре на берегу озера. Берега покрыты зарослями камыша, осоки. Брызнули лучи солнца, порозовевший туман стал медленно подниматься над водой.

Славка чуть вздрогнул, услышав легкий звук «пуф». Это всплыла водяная лилия, похожая на зеленый поплавок. Ночью она дремала в воде, а сейчас вот поспешила навстречу теплым лучам. Вот, наконец, она расправила свои лепестки, и к ней устремился первый шмель-медовар. А солнце все выше, выше. Тонко поют комары. Но вот и они куда-то прячутся, уступая дорогу свету и теплу.

Отцвело еще лето, отплакала дождями осень, наступила зима. Как-то написал письмо Карацупе. Рассказал о службе. Пока, мол, все идет хорошо, товарищ полковник. Зорко охраняю с Туманом границу. Никита Федорович прислал теплый ответ. Давал практические советы, подсказывал, как быстрее отучить Тумана от «гражданских» привычек. Поздравил с присвоением звания старшего сержанта.

Через полгода Карацупа вновь поздравлял своего ученика. На этот раз со званием старшины. Прославленный пограничник был рад за Вячеслава. Знать, хорошо служит, если через каждые полгода повышают в звании. Одобрительно отозвался Никита Федорович и о юных помощниках Дунаева. Молодцы, честное слово. Велел побольше уделять им внимания, пусть растут отважными и зоркими.

Так писал Карацупа.

А они и вправду были глазастыми. Однажды у пограничной реки увидели двоих неизвестных. Позвонили на заставу. Спешат к реке старшина Дунаев с Туманом, рядовые Ефим Зигидуллин и Григорий Римский. Пурга горстями бросает в глаза снег, качает кроны деревьев. Она замела следы, похоронила тропинки. Но Туман идет, уверенно опустив нос к самой земле. Ему совсем не нужны тропинки, нужен запах. И он старается не потерять его.

Прошли пять километров, прошли десять, прошли пятнадцать. Несколько раз попадали в сугробы. Оба — и Вячеслав и собака — выбились из сил. Дунаев сбрасывает тяжелый полушубок и, всячески подбадривая собаку, идет вперед. Когда пересекали реку, он провалился в полынью, занесенную снегом. Валенки сразу же намокли, стали будто свинцовые. Вячеслав стал тонуть. Всеми четырьмя лапами уперся Туман в снег. Потом медленно начал пятиться, помогая хозяину, который крепко держался за конец поводка, выбраться на лед.

Дунаев не позволил себе отдохнуть. Не успев отдышаться, он продолжал преследование. Намокшие валенки превратились в путы, Вячеслав с трудом скинул свинцовую обувь, побежал в одних портянках. Через минуту спали и портянки. Теперь он бежал босиком. Сколько бы удалось так пробежать, он не знал. Знал одно. Пока ноги могли передвигаться, он шел бы вперед.

К счастью, следы вели в село, а до него оставалось совсем немного. Так, в одной гимнастерке на плечах, босиком Дунаев ворвался с собакой в дом, где укрылись нарушители.

Услышь пограничники, как кто-нибудь говорит об этом случае как о подвиге — пожали бы плечами. Ничего тут особенного нет. Будни.

А в остальном, кроме своей службы, застава живет всем тем, чем живет страна. Новая домна на Урале. Краболов-гигант спущен на воду в Ленинграде. «Динамо» выиграло у извечного соперника «Спартака». Новости горячо обсуждаются.

Раз в неделю привозят на заставу фильм, в выходной пограничники сами устраивают концерты. Собственно, в выходной — это неправильно сказано. На границе нет выходных дней.

Вечерами, если выпадала свободная минута, а на границе это бывало не так уж часто, Дунаев приходил в Ленинскую комнату. «Сыграйте что-нибудь, товарищ старшина», — просили пограничники. Не в пример многим гармонистам Вячеслав не ломался. Он брал инструмент, спрашивал:

— Что сыграть?

— Что-нибудь о Родине.

Льется песня о любимой стране. Широка она, наша Родина. Много в ней лесов, полей и рек. И вольно дышит ее хозяин — советский человек. Поют солдаты о том, что дорого и свято сердцу. Под баян, под песню вспоминали славный путь народа. Как за землю, за волю, за лучшую долю сражались и умирали в гражданскую войну. А победив, ковали свое будущее в буднях великих строек, в веселом грохоте, огнях и зарницах пятилеток. Набежала зловещая туча, и все померкло вокруг. Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой! И ярость благородная вскипала, как волна, жгла врага беспощадным огнем.

Баян стих. Стихли и голоса. Вот ведь старые песни, а как волнуют. Попадают в самую точку, Вячеслав давно приметил это. — Не любит граница всякие там напевные скороговорки. Любит такое, чтобы рвалось из души.

Снова вздохнули меха. Уже кто-то другой развернул баян. Что это? Тоска по родным местам? По семье? Трудно сказать. А только хватает он за сердце — этот прекрасный полонез Огинского. Тонкие струны задевает он в людях. Задумчив становится взгляд солдата, гулко стучит в груди. До боли хочется в такие минуты окинуть взглядом знакомые места, где отзвенело босоногое детство, тихо и неслышно подкралась любовь, где все родное, ясное. И горы, и долы, и леса, и озера, и синь небес.

По лицам бежит грусть. Вспомнил, видно, солдат, как расставался он, уходя в армию, с синеокой подругой. Как говорила она хорошие слова и обещала и в разлуке быть всегда с ним. Баян не вздыхает об ушедшей любви. Он проникновенно поет о том, что все еще впереди, кончится срок службы, и ты поедешь домой, где тебя встретит та, которая ждала так нетерпеливо и верно.

А баяну уже вторит мягкий тенор. Песню подхватывают, она растет, ширится — мужественная и просторная. Певцы, кажется, забыли сейчас обо всем на свете. Вот она, суровая граница, которую они охраняют. «В полночи холодные чутко спит тайга, я в края свободные не пущу врага!» Тут широко распахиваются двери и, словно подтверждая правду этих мужественных слов, в песню врывается громкая команда дежурного:

— Застава, в ружье!