КУРС НА СЕВЕРО-ВОСТОК

Он так почти и не заснул в эту последнюю ночь на вилле. Ворочался с боку на бок и все думал, думал, думал. И хотя шеф предупредил, чтобы к утру он был свеж, как огурчик, сон не приходил.

Только на заре Фадей забылся, но через несколько минут очнулся и опять начал беспокойно ворочаться. В который уж раз приказывал себе не забивать голову худыми мыслями, однако не в силах был прогнать их.

Пришла пора еще раз испытать судьбу. Жалел ли он о том, что связался со всем этим? Нет! Всю бы оставшуюся жизнь он мучился и проклинал себя, если б не попытался взять свой клад.

Рискнуть… Он горько усмехнулся. Наивные мечты. Раньше думал: выполню задание, прихвачу золотишко и назад. Уж как-нибудь выберусь. Теперь все это выглядело в ином свете. Назад, судя по всему, ему долго не разрешат возвращаться. А если в Новосибирске вторым заданием зашлют его куда-то к черту на кулички, тут пахнет годами. А что как раньше попадется и сядет на скамью подсудимых?!

Тогда лучше смерть. Все равно его не простят. След-то за ним тянется кровавый.

— Э, да вы не выспались, как я погляжу, — встретил его шеф утром. — Плохо, Джек!

— Бессонница…

— Знаю эту бессонницу. Страхом называется. Плюньте на страх.

В приподнятом настроении, насвистывая бравурный марш, который засел в голове еще с тех лет, когда сотрудничал с фашистами, сел Фадей в пассажирский лайнер.

Вместе с ним летели шеф и Браун. Самолет взял курс на юго-восток. Плыли внизу города, села, реки, маленькие квадратики и треугольники полей. Спутники Ашпина всю дорогу шутили и смеялись, желая поддержать его приподнятое настроение.

На Балканах Ашпин прожил десять дней. Он не понимал причину задержки. Как и круглый год, небо над побережьем Средиземного моря было чистым. Только где-то высоко-высоко белели перистые облака, тонкие и неподвижные.

Остановились не в гостинице, а в скромном глиняном домике на берегу моря. На другой день Браун привез откуда-то снаряжение. Парашют, радиостанцию, пистолет, автомат-пистолет, ручной генератор для питания передатчика, три батареи, нож, коды, шифры и многое другое. Куртку, полушубок, валенки с калошами, сапоги, ботинки спортивного образца, шапку-ушанку, шерстяные перчатки, портянки, нижнее теплое белье, две рубашки. Все это Браун, не торопясь, доставал из туго набитого, похожего на альпинистский рюкзак мешка.

— Не пугайся, Джек, — говорил он Фадею, который с опаской смотрел на растущую гору всякого добра. — Все носить не придется. Парашют спрячешь. Валенки и полушубок натянешь на себя. Будет теплая погода — скинешь, пойдешь налегке. Радиостанцию с батареями тоже оставишь где-нибудь в укромном месте, пока не выйдешь на связь.

Снаряжение было осмотрено, подогнано. Проверили оружие. Оба пистолета стреляли безотказно, радиостанция принимала и передавала отлично.

— А теперь отдыхай, — сказал шеф.

Он почти не показывался в домике на берегу моря. Где был, не мог сказать даже Браун.

На четвертый день, заглянув в домик, шеф забрал Брауна с собой. Он привез его в разведывательную школу. Познакомил с начальником. Тот назвал себя Смоллвудом.

— Смоллвуд подал одну идею, хочу посоветоваться с вами, Браун, — сказал шеф.

— Слушаю, сэр.

— Средства воздушного наблюдения сейчас таковы, — начал не спеша Смоллвуд, — что они непременно засекут самолет. Не спасут ни ночь, ни облака. В каком месте пересек самолет границу, где летел прямо, где повернул и лег на обратный курс — все это станет сразу известно. Естественно, на всей этой линии начнется поиск. Я предлагаю сбросить в пограничном районе еще двух парашютистов. Разумеется, они не должны знать о Джеке. Посадить его заранее в другое купе и сбросить через пятьдесят или семьдесят километров. На тех двух заранее махнем рукой. Они из тех, кого я забраковал в первые же дни. Подготовки почти никакой не надо. Дадим такой маршрут, чтобы поскорее попались. Их не жалко. Главное — Джек. О его существовании те двое ничего знать не будут. На допросе их в первую очередь спросят, сколько вас было. Оба в один голос скажут — двое. Поиски, надо полагать, будут прекращены, район разблокируют. Шансы остаться незамеченным у Джека увеличатся.

— Как вам нравится это? — спросил шеф.

Браун не торопился с ответом. С полминуты подумал и медленно покачал головой.

— Не годится, сэр.

— Почему?

— На дураков рассчитано.

— А конкретнее?

— Извольте. Выбрасываем двоих, но самолет продолжает лететь в глубь страны. С какой целью, спрашивается? Двое выброшены в тридцати километрах от границы, а самолет углубился на семьдесят. Может быть, сто.

— Верно, — сказал шеф.

— Джека можно сбросить через полторы минуты, — не сдавался Смоллвуд. — Не обязательно лететь еще пятьдесят километров.

Браун скептически пожал плечами.

— Допустим, эти чучела скоро будут задержаны. Так там и поверят, что их всего двое! Непременно прочешут весь район. Даже если поверят, сделают это. На всякий случай.

Шеф внимательно выслушал своего помощника.

План Смоллвуда был отвергнут. Джек прыгает один.

Пять дней ждали подходящей погоды. Для такого дела, как полет со шпионскими целями, нужны были тучи. Чем тяжелее и внушительнее облака, тем лучше. И ночью тучи не помешают, а, напротив, помогут.

Наконец, метеорологическая служба дала подходящий прогноз на послезавтра. Циклон двигался на северо-восток.

Фадей уже привык к тому, что полет все время отодвигается. А потому спал спокойно. Рядом плескалось море, кричали чайки, шлепали по воде весла рыбачьих баркасов. Он не слышал ничего этого, спал как убитый. Шеф на этот раз специально не сказал о дне вылета. Видимо, помнил, каким утомленным и не выспавшимся выглядел Джек в то утро. Но тогда, чтобы проверить агента, шеф специально сказал, что полет назначен на завтра.

В последний день на Балканах ничего не подозревающий Фадей погулял с Брауном на морском берегу. Потом, плотно пообедав, лег вздремнуть. Через час кто-то осторожно дотронулся до его плеча.

— Пора, Джек.

Фадей открыл глаза и увидел Брауна.

В комнату шумно вошел шеф.

— Поторапливайтесь. Летите через три часа. И Браун с вами.

— Как вместе?

— Да, сопровождающим.

— А-а.

Что-то похожее на сожаление послышалось в этом междометии. Фадей быстро поднялся.

Браун вышел в соседнюю комнату, где была сложена экипировка. Вернулся через полминуты. Фадей надел брюки, натянул свитер. Шерсть мягко облегла тело. Взялся за полушубок и валенки.

— Не надо, — сказал шеф. — Это наденете в воздухе. На аэродром отправитесь в ботинках и свитере. Накиньте еще куртку. Вот так. Ну-ка, дайте поглядеть на вас.

Шеф и Браун сделали шаг назад и критическим взглядом окинули Фадея с ног до головы.

— Надо было постричься полубоксом, — недовольно проворчал шеф.

Браун возразил:

— Что вы, сэр! Полубокс в России давно не в моде. Простая полечка. Для командированного фининспектора со средним вкусом в самый раз.

Главный шеф, в общем-то, остался доволен внешним видом Джека. Ни одеждой, ни ростом агент не бросается в глаза. Вот полушубок наденет, тогда разве… Полушубок был новехонький.

Не торопясь, шеф раскрыл саквояж. Глаза у Фадея жадно сверкнули. Там лежали деньги.

Шеф небрежно вытряхнул пачки на стол.

— Возьми, Джек. Тут десять тысяч.

Увидев, как у агента дрожат руки, с усмешкой сказал:

— Не надо волноваться. Деньги у вас отныне не будут переводиться. Выйдут эти — получите еще.

— Каким образом?

— Это уже наше дело, — сухо ответил он. — Не бойтесь, без денег не оставим. Не транжирьте. Если удастся кого завербовать — платите, но в меру. Больше обещайте. Позже рассчитаемся. А теперь — в дорогу.

— Присядем, — несмело предложил Ашпин.

— А! — Браун рассмеялся. — Это хорошо, Джек, что вы не забыли русские обычаи.

Самолет качнулся и медленно стал выруливать на старт. Через полминуты остановился и замер, словно тигр перед прыжком. Взревел моторами и устремился вперед, вдоль линии зеленых огоньков. Чтобы отвлечь Джека, Браун всю дорогу сыпал прибаутками, рассказывал анекдоты. Болтал он без умолку, стараясь растормошить своего подопечного. Но это не удавалось.

— Ну, Джек, улыбнись, Джек. Сидишь, как на похоронах.

— В могилу, может, лечу.

— Возьми себя в руки. Слышишь!

— Ладно, Браун. Ты бы на моем месте…

— Сейчас мы оба рискуем. Я же не унываю.

На какой высоте находился самолет, Фадей не знал. Внизу была сплошная облачность. Только раза три показывались далекие огни, но тут же исчезали.

Часа через три в салоне показался штурман.

— Готовьтесь, — коротко сказал он. — Через тридцать минут будем на месте.

Браун помог надеть парашют. Радиостанция и пистолет-автомат были уложены в специальный мешок. Его закрепили на груди Фадея.

Самолет пошел на снижение. Спустя минут семь вспыхнула оранжевая лампочка. Браун открыл двери фюзеляжа. Зажглась другая — зеленая: пора! Фадей взялся правой рукой за вытяжное кольцо.

— Пошел!

Ашпин сделал два шага вперед и очутился у самых дверей. Браун положил руку на плечо и подтолкнул.

Он провалился в темноту. Тугой ветер, как пылинку, отбросил его куда-то в сторону, перевернул и обжег лицо. Он досчитал до десяти и резко дернул кольцо. Через три секунды его тряхнуло. В темноте он не увидел купола, только чувствовал, как туго натянуты стропы.

Не было ни звезд, ни луны. Вверху лишь тучи, внизу поджидала земля. Многое дал бы он сейчас за то, чтобы хоть на одну секунду выглянуло солнце. Ветер раскачивал его и нес куда-то в сторону. Куда? Может быть, там, внизу, лес? Или река с полыньями? Если бы солнце! Внизу его ждала неизвестность. Внизу ждала земля, людям которой он сделал столько зла.

Фадей увидел землю, когда до нее осталось каких-нибудь тридцать метров. Он успел согнуть ноги и приготовиться к приземлению. И все-таки встреча была неожиданной. Ветер ли тут виной, груз ли, а скорее и то и другое, но только удар получился сильным. Земля, которую предал, не расстелилась под ним пухом, напомнила о себе пронзившей болью.

Он с трудом погасил купол, с полминуты лежал в страхе. Неужели повредил позвоночник? Или сломал ногу? Он боялся встать, чтобы не убедиться в самом неотвратимом.

Наконец медленно и осторожно поднялся. Ноги будто в порядке. Топнул одной, топнул другой; нагнулся, желая проверить позвоночник. И тут все благополучно. Живем! Дышим! Ходим, черт возьми! И ни где-нибудь, а по советской земле. Первое, что он сделал, это развязал мешок, вытащил из него автомат. С минуту постоял, чутко прислушиваясь. Не услышав ничего подозрительного, стал собирать купол парашюта, торопясь до рассвета закопать его в землю или на худой конец в снег.