НА ИЗЛОМЕ ЗИМЫ

Зима перевалила через середину, южный ветер принёс тепло. Пушистые глухие снегопады перемежались оттепелями.

Отара переходила на новое пастбище.

Стекала отара с гребня, оставляла в долинах чавкающую снежную жижу, и начинался новый подъём. Слабых овец тащили на руках. Сахарный виток сугроба, обвалившись, обнажал сырые тёмные пласты. След на глазах темнел, наполняясь влагой.

Наконец на плавно выгнутом хребте зачернела огромная, сложенная из камней овчарня. Позади бросок в шестьдесят, восемьдесят ли километров, впереди передышка.

Даже родных детей поражали овчарни из огромных глыб, сложенные отцом вручную, будто предвидел он приход этой измученной отары. Внутри овчарни были устроены закутки для ослабевших овец.

Куцый помнил о чёрном волке — ныла разорванная в схватке холка. Глубоко вошёл волчий клык, ядовитая волчья слюна.

Будь его воля, Куцый и днём держал бы отару в овчарне, рассуждая так, что пусть лучше овцы останутся с неполным брюхом, но в целости.

Кашкарбай и Даулет не одобряли его суровости, криком отгоняли Куцего и позволяли отаре разбрестись. Зимой каждый час дорог, овцы должны кормиться непрестанно. Даулет сажал на лошадь жену. Втроём поднимали сбившуюся возле юрты отару, медленно гнали её против ветра. Прогоняли раз, и другой, и третий, заставляли овец кормиться.

По ветру овцы шли быстро, не ели, торопились к стоянке.

Баран — Завидущие глаза и его вторая приятельница, запуганные Куцым, прятались в глубине отары, общипывали остатки.

Куцый жил в тревоге, тревога эта тем более усиливалась, что чабаны не осознавали опасности. Забыли о могучем чёрном волке и его дружке.

Бывало, ночами, когда отара укрыта в овчарне, Куцый покидал стоянку, кружил по окрестностям.

В тихую ночь, когда мороз натянул снега, как полотнище, по ту сторону отрога Куцый остановился перед следом. След был свежий, хранил запах, который он узнал бы, выделил в тысяче запахов.

Куцый пустился по следу чёрного волка. Волки огибали разрезы ущелий, выбирая ободранные ветрами склоны, выступы подножий.

Сдвинулись отроги, след пошёл вверх. Щель сужалась, всё круче становился подъём. Местами, где проседал под ним снег, Куцый легонько съезжал на задних лапах. Сошлись отроги. Куцый помедлил и полез в чёрную дыру, под навес сугроба. Зарычал: стенки снежной дыры хранили волчий запах.

Посветлело впереди — и открылась синяя от луны равнина. Оказалось, проход был сквозным. Далеко, на краю равнины, знал Куцый, стоит посёлок. Туда по глади снегов мчатся волки. Может быть, звери уже в посёлке, идут по чёрным лентам теней, убегающих из-под тополиных стволов.

На рассвете Куцый вернулся к отаре.

— Что, нашёл волчий след? — спросил Даулет.

Чабанская собака знает сотни слов. Слово «волк» узнаёт одним из первых.

Куцый с готовностью оскалился.

— Нас волк сейчас не трогает, пусть живёт, — сказал Даулет. — Поешь, отдохни.

Куцый тихонько рыкнул: не мог он забыть волка.

Даулет снял рукавицу, провёл рукой по озябшему лицу, сказал терпеливо:

— Позёмка пошла, не сегодня завтра ветер бескунак налетит. Береги силы, сегодня погоним отару в край долины. При той овчарне запасы сена, да и вместительнее она.

Бескунак, метельный ветер, налетел на переломе зимы. Слово это по-казахски означает «пятеро друзей». В старину пятеро друзей возвращались в эту пору из гостей, заблудились и сгинули.