Аслан становится вожаком

Как я говорил, Карабаш недолюбливал Аслана. В присутствии чабанов, особенно дяди Мухтара, он и виду не показывал, что Аслан ему не по душе, но, оставшись один на один, они смотрели друг на друга злыми глазами, угрожающе скалились и урчали.

Наконец противники схватились.

Неподалёку от наших палаток по крутой скале вилась тропка, такая узкая, что разминуться на ней было невозможно. Одному обязательно надо было прижаться к стене, чтобы пропустить другого. На этой-то тропинке и встретились Карабаш и Аслан. Они шли навстречу друг другу и, когда оставалось метра четыре-пять, остановились. Посторониться означало унизиться и признать поражение без боя. Собачья гордость не позволяла им этого. Оба скалили зубы и угрожающе рычали: «Посторонись, не то разорву!» Хвосты, закрученные спиралью, лежали на спинах чуточку покачиваясь — это означало готовность к бою.

Я сидел на скале и наблюдал. Видно было, что они ненавидели и боялись друг друга. Так они простояли минут пять, а потом поднялись на задние лапы и бросились вперёд. Передними лапами они ухватились за шеи и стали грызть морды. Вдруг Карабаш сошёл с тропинки и полетел в обрыв к речке, увлекая за собой Аслана. Схватка продолжалась. Я побежал вниз. Карабаш крепко держался зубами за ухо Аслана, а тот изворачивался по-всякому, но высвободиться не мог. Глаза собак налились кровью. Они хрипели. Из пасти шла пена. Я совсем растерялся, стал звать чабанов на помощь. Прибежали Сунгур и Гасан. Они решили так, как обычно решают чабаны: не разнимать, пока не станет ясно, кто победитель. У меня сердце разрывалось, глядя на них, особенно на извивающегося, окровавленного Аслана.

Вот он увидел меня. И то ли от злости, что я не пришёл ему на помощь, то ли силы прибавилось от моей молчаливой поддержки, он рванулся, высвободил своё ухо и тут же схватил Карабаша за глотку и шмякнул о землю. Они покатились, превратившись в один сплошной клубок.

Наконец Аслан подмял под себя Карабаша и начал его душить. Карабаш хрипел. Сопротивляться у него уже не было сил. Налитые кровью глаза начали закрываться. По всему было видно — конец близок.

— Разнимать надо! — крикнул Гасан. — Воды! Скорей воды!

Сунгур принёс в папахе речной воды и вылил её в пасть Аслану. Аслан отпустил свою жертву. Карабаш с трудом перевернулся на ноги и, поджав хвост, шатаясь, убежал. Аслан погнался было за ним, но я прикрикнул, и он оглянулся, будто спрашивал: «Добить Карабаша или оставить в покое?» Я подошёл к Аслану, погладил его по мокрой, грязной спине. Он был весь окровавлен, из уха сочилась кровь, правый глаз полузакрыт. И при этом по тому, как он стоял, было видно, что в душе Аслан торжествует победу.

В загоне чабаны насыпали в израненное ухо Аслана какого-то белого порошка, чтобы поскорее зажило. Дядя Мухтар сердился. Он утверждал, что лучше всего собаки залечивают свои раны сами, зализывая их языком. Но Аслан до уха не доставал, и дядя Мухтар в конце концов прибегнул к порошку.

Чабаны хотели полечить и Карабаша, но он и близко не подходил к загону. Уполз далеко в кусты и там переживал свой позор.

С тех пор Карабаш стал сторониться всех остальных овчарок и почти ничего не ел. Похоже, гордость не давала ему забыть поражение. Аслан больше не преследовал его, но делал вид, что не замечает. Чабаны любили Карабаша и сочувствовали ему. Они решили отправить отару Сунгура на другую ферму, а вместе с ним Карабаша. А мой Аслан с тех пор стал вожаком стаи.

По-моему, чабаны поступили правильно.