П

ПАВЛОВ Алексей Терентьевич (2.12.1929, Вольск Саратовской обл.) — специалист по истории рус. философии; д-р философских наук, проф. Окончил философский ф-т МГУ (1952) и аспирантуру по кафедре истории философии народов СССР (1955). С 1964 г. работает на кафедре истории рус. философии философского ф-та МГУ. С 1965 г. — доцент, с 1990 г. — проф. Осн. труды П. посвящены историографии рус. философии, исследованию процесса изучения рус. философии в советской историко-философской науке, а также проблемам университетской философии как специфической области национальной философской культуры. Изучение развития исследований истории рус. философии в советский период показало, что вплоть до сер. 50-х гг. они были посвящены исключительно истории материалистических учений, что серьезно обедняло картину развития философии в России. Исследование университетской философии в России выявило, что вплоть до 20-х гг. XIX в. преподавание велось в духе философии X. Вольфа, а в последующие годы преобладало влияние нем. философии XIX в. Запрет преподавания философии в 1850–1861 гг. серьезно сказался на общем состоянии философских исследований и лишь к кон. XIX в. уровень философской культуры в России стал сопоставим с общеевропейским. Развитие университетской философии явилось важнейшей предпосылкой религиозно-философского ренессанса в России нач. XX в. П. - автор большого числа статей в словаре "Русская философия" (М, 1995) и ряда глав в коллективном труде "История русской философии" (М., 2001). Ряд иссл. П. посвящен вопросам организации преподавания философии в МГУ. Соч.: От дворянской революционности к революционному! демократизму (идейная эволюция А. И. Герцена). М., 1977; Исследования в СССР генезиса марксистской философии (1917–1977) // Вестник МГУ. Сер. "Философия". 1977. № 5; Исследования истории философии народов СССР в Московском университете // Там же. 1979. № 6; Кафедра истории философии народов СССР // История философской мысли в Московском университете. М., 1982; А. И. Герцен — родоначальник русского крестьянского утопического социализма // История русского утопического социализма XIX века. М., 1985; Утопический социализм Н. П. Огарева // Там же; Дискуссионные вопросы истории русской философии в научной литературе 50-60-х годов // Вестник МГУ. Сер. "Философия". 1986. № 6; История марксистско-ленинской философии в СССР (в соавт.) // История философии в СССР. М., 1988. Т. 5. Кн. 2; История русской философии (в соавт.) // Там же; Исследование философии русских революционных демократов в СССР (1917–1987). М., 1989; К вопросу о своеобразии русской философии // Вестник МГУ. Сер. "Философия". 1992. № 6; Университетская философия в России // Философские науки. 1998. № 1; Философия в Московском университете // Философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова: Очерки истории. М., 2002.

П. П. Апрышко

ПАВЛОВ Иван Петрович (14(26).09.1849, Рязань -27.02.1936, Ленинград) — физиолог, лауреат Нобелевской премии (1904). Создатель учения о высшей нервной деятельности (поведении) живых существ, к-рое сложилось под влиянием материалистических традиций в рус. философии, физиологического учения Сеченова, коренным образом преобразовало физиологию и психологию, обогатило медицину, педагогику и др. науки о человеке. При этом П. исходил из принципа эволюционно-биологичес-кого объяснения функций организма как целостного образования, главным регулятором деятельности к-рого является нервная система. Начав с изучения кровообращения и пищеварения, он перешел к исследованию поведения организма в целом, механизмов его адаптации к окружающей среде и факторов, под влиянием к-рых он приобретает новые поведенческие формы и реакции. Отклонив представления о том, что указанные процессы определяются внетелесным началом (душой), П. доказал, что осн. актом поведения является условный рефлекс (термин введен П.), реализуемый высшими нервными центрами (корой больших полушарий головного мозга и ближайшей подкоркой). Следуя Сеченову, П. взаимодействие организма со средой мыслил не по типу сугубо механической детерминации, а как регулируемое внешними агентами, выполняющими роль сигналов. Они позволяют организму различать свойства внешних объектов и благодаря этому эффективно действовать в изменчивых условиях среды. Сигналы носят системный характер, причем они образуют две системы: сенсорную (им соответствуют в психологическом плане чувственные образы — ощущения, представления) и вербальную (им соответствуют слова — устные и письменные — человеческой речи). Благодаря вторым сигналам, в результате анализа и синтеза чувственных образов, возникают обобщенные умственные образы (или понятия). Этим определяется качественное различие между поведением животных, поскольку оно регулируется только первой сигнальной системой, и человека, в к-ром обе системы связаны и лишь в случае патологии наблюдается разрыв между ними. Имея биологическую основу, условный рефлекс образован на базе безусловного (определенной потребности). Если сигнал ведет к успеху (подкрепляется), между ним и ответным действием организма образуется связь, к-рая при повторе становится все более прочной. Тем не менее она является временной и если в дальнейшем не подкрепляется, то благодаря нервному процессу торможения гаснет. Организм постепенно учится различать сигналы (процесс дифференцировки). Знание этих процессов позволяет причинно объяснять, предсказывать и модифицировать поведение. Тем самым было доказано преимущество детерминистского и объективного подхода к нему в противовес концепциям, исходящим лишь из субъективного метода анализа сознания. П. и его школа всесторонне изучили динамику образования и изменения условных рефлексов, открывшую механизмы мн. нервно-психических проявлений, в т. ч. невроза. Вопреки утверждению, будто он представляет организм только чисто механическим устройством, реагирующим на внешние толчки, П. отстаивал активный характер поведения. Условные рефлексы предполагают деятельность головного мозга по анализу и синтезу раздражителей, ее неотделимость от внутренних побуждений (потребностей) организма. П. изучал и др. рефлексы, в частности ориентировочный, или, как он его называл, рефлекс "что такое". Организм как бы непрерывно задает этот вопрос окружающему миру, стремясь выяснить значение ситуации, в к-рой он оказался, и наилучшим образом "вычислить" то, что представляет для него наибольшую ценность. П. выдвинул учение о различных типах высшей нервной деятельности, о динамических стереотипах как устойчивом комплексе реакций и др. Отношение П. к психологии изменялось в различные периоды творчества. В течение ряда лет он считал, что областью психологии является внутренний мир сознания субъекта, и на этом основании запрещал сотрудникам применять психологические понятия, чтобы не отступать от строго объективного объяснения наблюдаемых фактов. В итоговых же работах он исходил из того, что условный рефлекс следует считать столько же физиологическим, сколько и психологическим явлением. Учение П. имеет важное мировоззренческое и методологическое значение, выраженное в утверждении объективного метода исследования сложнейших жизненных процессов и доказательстве целостности организма как системы, внешние и внутренние проявления деятельности к-рой нераздельны. П. мужественно и последовательно выступал против идеологических репрессий, отстаивая право ученого на творческую свободу. Работами П. был углублен детерминистский подход к исследованию поведения организма. Однако его нельзя считать редукционистом. Говоря о человеке, он признавал исключительно важную роль сознания в его саморазвитии и саморегуляции его поведения. Творческие открытия П., по свидетельству В. И. Вернадского, позволяют говорить о нем не только как о естествоиспытателе, но и как о глубоком мыслителе.

С о ч.: Поли. собр. соч.: В 6 т. М; Л., 1951–1952.

Лит.: Анохин П. К. И. П. Павлов. Жизнь, деятельность и научная школа. М.; Л., 1949; Асратян Э. А. И. П. Павлов. М., 1981.

М. Г. Ярошевский

ПАВЛОВ Михаил Григорьевич (1(12).11.1792, Елец Орловского наместничества — 9(21).04.1840, Москва) — философ и естествоиспытатель. В 1813 г. поступил в Харьковский ун-т, но через год перешел на Московское отд. Медико-хирургической академии, а затем — в Московский ун-т, закончив в 1816 г. математическое и медицинское отд. В 1818 г. П. защитил докторскую диссертацию, затем уехал за границу для усовершенствования своих знаний. С 1820 г. — проф. Московского ун-та. Одновременно ведет интенсивную научную и литературную деятельность, в частности издает журн. "Атеней". П. считал себя последователем Шеллинга. Его онтология сходна по своей сути с воззрениями Велланского. Он признавал существование природы, мира вещественного и противостоящего ему мира духовного, идеального, полагая при этом, что "материальное образуется по образу идеального". Вместе с тем идеи не представлялись П. последней сущностью: они созданы божественной волей. Бог у него предстает как Абсолют, порождающий из себя мир. Отсюда постижение "единства и безусловного — вот цель, к которой мыслящий в человеке дух стремится постоянно…". Исходя из этих осн. постулатов, П. строил свою натурфилософию, включавшую эволюционистские идеи. Он пытался выявить сущность науки и принципы ее построения (логический и генетический), предложил классификацию наук. Для него характерна критика априоризма, одностороннего умозрительства, защита идеи единства умозрения (философии) и эмпирии (конкретных наук). В эстетике П. примыкал к романтической школе. По его мнению, "произведение изящного искусства… выражает собою какое-либо понятие или мысль". Оценивая роль П. в истории рус. мысли, необходимо вслед за Зеньковским отметить, что наибольшее значение имела не собственно его научная публицистика, а его лекционная, преподавательская деятельность. Под влиянием его идей теоретически формировались кадры "молодой России 30-х гг.". Его ученик Станкевич писал: "М. Г. Павлов выступает именно как новатор-проповедник, умевший заражать своим научным энтузиазмом".

С о ч.: Натуральная история // Атеней. 1830. № 4; Общий чертеж наук // Отечественные записки. 1839. № 11; Философия трансцендентальная и натуральная. (Отрывки из словаря наук) //Атеней. 1830. № 4.

Л и т.: Каменский 3. А. Русская философия начала XIX века и Шеллинг. М., 1980; Философия Шеллинга в России. Спб., 1998.

В. И. Приленский

ПАИСИЙ ВЕЛИЧКОВСКИЙ (в миру Петр Иванович Величковский) (1722, Полтава — 15(26). 11.1794, Нямецкая лавра в Карпатах) — схиархимандрит, православный подвижник, переводчик христианской аскетической литературы, канонизирован в 1988 г. Учился в Киево-Могилянской академии (1735–1739). Много странствовал по Украине, затем поселился в Киево-Печерской лавре, а в 1746 г. переселился на Афон, избрав путь отшельничества. В 1750–1755 гг. вокруг П. В. складывается небольшая монашеская община, в центре духовно-аскетической практики к-рой была Иисусова молитва и психофизическая техника иси-хазма. Став в 1758 г. священником и духовником скита,

П. В. начинает труд по сбору и переписке аскетической литературы. Сверка многочисленных греч. списков этих книг привела его к мысли о необходимости перевода их на славянский язык, а также об исправлении уже имеющихся переводов. Собирание и исправление переводов святоотеческой литературы он продолжает в молдавском Драгомирнском монастыре, став, т. обр., последователем и продолжателем дела Нила Сорского. Поселившись в 1779 г. в Нямецкой лавре (Карпаты), П. В. основал здесь школу переводчиков и справщиков, наладил переписку исправляемых и переводимых книг, собрал уникальную библиотеку. В кон. XVIII в. Лавра стала центром духовного просвещения для православного монашества ряда стран. В конце жизни П. В. с учениками перевел "Добротолюбие" — 5-томную антологию православных аскетических текстов, изданную в 1782 г. на греч. языке. На славянском языке этот труд впервые был опубликован в Петербурге в 1793 г. Благодаря П. В. и его ученикам в России в XIX в. было возрождено старчество. Литературный труд П. В. был продолжен в Оптиной пустыни. Т. обр., П. В. стоит у самых истоков обновления православного монашества в XIX в. Он перевел соч. Исаака Сирина, Антония Великого, Исайи Отшельника, Петра Дамаскина, Феодора Студита, Марка Постника, Никиты Стифата, Феодора Эдесского, Каллиста и Игнатия и др. Им были исправлены и приготовлены для переписки кн. Иоанна Лествичника, Григория Синаита, Нила Синайского, Исихия Иерусалимского, бл. Диадоха, Макария Египетского, Филофея Синайского, аввы Фалассия, Иоанна Кассиана, Симеона Нового Богослова и др. Для переводов П. В. и его школы характерен буквализм. Он всегда оставлял на полях рукописей множество толкований, позволяющих установить, что переводы выполнялись не по одному греч. изданию, но с привлечением всех доступных текстов того или иного соч., как печатных, так и рукописных, а также иноязычных переводов.

С о ч.: Об умной или внутренней молитве. М., 1902; Крины сельные, или Цветы прекрасные, собранные вкратце от Божественного Писания. О заповедях Божиих и о святых добродетелях. Одесса, 1910.

Л и т.: Житие и писания молдавского старца Паисия Велич-ковского. М., 1847; Никодим (Кононов), архим. Старцы отец Паисий Величковский и отец Макарий Оптинский и их литературно-аскетическая деятельность. М., 1909; Боровкова-Майкова М. С. Нил Сорский и Паисий Величковский // Сб. статей, посвященных С. Ф. Платонову. Спб., 1911. С. 27–33; Четвериков С, прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. Париж, 1988; Экземплярский В. И. Старчество // Дар ученичества. М., 1993. С. 139–227; Tachiaos А-Е. The Revival of Byzantine Mysticism among Slavs and Romanians in XVIII century. Thessaloniki, 1986.

И. В. Басин

ПАНАРИН Александр Сергеевич (26.12.1940, Горловка Донецкой обл. — 25.09.2003, Москва) — специалист по философии политики, д-р философских наук, проф. Был зав. кафедрой теоретической политологии философского ф-та МГУ, зав. сектором социальной философии Ин-та философии РАН. Действительный член РАЕН и ряда др. российских академий, член Союза писателей России. Лауреат Ломоносовской премии (1999). Окончил философский ф-т МГУ (1966). Защитил докторскую диссертацию — "Современный цивилизационный процесс и феномен неоконсерватизма" (1991). Изменения в политической жизни страны позволили П. осуществить свои замыслы. В МГУ он основал кафедру теоретической политологии (1996), став создателем научной школы. Научно-исследовательскую работу сочетал с педагогической, публицистической и просветительской деятельностью. Главная особенность творчества П. - органичное соединение веры и знания, ценностей православия и духа свободомыслия, идущего от эпохи Просвещения. Здесь берет начало и жесткая критика российских "западников", к-рых он вслед за Пушкиным называл представителями "полупросвещения". П. полагал, что важная задача политологии — артикуляция и осмысление самых болезненных и табуированных, закрытых для публичного обсуждения социальных и национальных проблем, замалчивание к-рых лишь загоняет социальные болезни вглубь. По его словам, человечество столкнется с угрозой падения в палеонтологические глубины истории, если не найдет в себе силы позаботиться о душе, поскольку единственная альтернатива падению — это реабилитация бедных: "Если в логике пространства закономерно побеждают физически сильнейшие, то в логике метаисторического времени, открытой мировыми религиями, торжествуют униженные. Реальная политическая история прокладывается между этими полюсами". П. выступал против унификации мира, говоря о том, что только полицентризм и циви-лизационное многообразие являются необходимой предпосылкой выживания человечества. Сквозные темы в творчестве П. - теория долгосрочного политического прогнозирования в условиях глобализации с исследованием циклической динамики в краткосрочном временном горизонте и на уровне больших циклов (ок. 50 лет). По его мнению, глобализация чревата деконструкцией суверенных национальных государств и национальных сообществ, открывая возможность выхода определенных групп (в первую очередь элитарных) из системы национального контроля. Позитивные результаты может дать "альтернативный глобализм", т. е. интернационализация демократических ин-тов, способных обуздать глобальный экономический тоталитаризм, подрывающий социальное государство и др. демократические социальные завоевания последнего столетия. П. разработал теорию циркуляции символического капитала (неформальной духовной власти), применив по отношению к политике социально-экономическую теорию "длинных волн" Кондратьева и противопоставив "левую фазу" большого политического цикла (когда символический капитал сосредоточен в руках социальных "низов") и нынешнюю, "правую фазу" (символический капитал переходит в руки собственников). В результате нарушается принцип разделения духовной (символической) и экономической власти, новое слияние к-рых чревато "экономическим тоталитаризмом" — ликвидацией прежней системы контроля за властью собственников со стороны политики и культуры. П. предложил также оригинальную классификацию политических систем, сделав предметом специального анализа политическую систему постмодернистского типа. С 2004 г. проходят регулярные Панаринские чтения, организованные по инициативе МГУ, Государственной академии славянской культуры и Ин-та философии РАН.

С о ч.: Социально-психологические проблемы управления. М., 1981; Альтернативно ли "Альтернативное общество"? М., 1987; Стиль "ретро" в идеологии и политике: Критический очерк французского неоконсерватизма. М., 1989; Философия власти. М., 1993 (в соавт.); Россия в цивизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М., 1994; Россия: опыт национально-государственной идеологии. М., 1994 (в соавт.); Введение в политологию: Учебное пособие. М., 1994; Политическая антропология. М., 1995 (в соавт.); "Вторая Европа" или "Третий Рим"? М., 1996; Философия политики: Учебник. М., 1996; Реформы и контрреформы в России. М., 1996 (в соавт.); Политология: Учебник. М., 1997; Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке. М., 1998; Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях XX века. М., 1998; Россия в циклах мировой истории. М., 1999; Глобальное политическое прогнозирование: Учебн. пособие. М., 2000; Искушение глобализмом. М., 2000; Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002; Стратегическая нестабильность XXI в. М., 2003.

Н. Н. Зарубина, В. Н. Расторгуев

ПАНМОНГОЛИЗМ — термин, введенный в оборот В. С. Соловьевым в стихотворении "Панмонголизм" (1894; опубл. "Вопросы жизни", 1905. № 8). Первая строфа была взята автором в качестве эпиграфа к "Краткой повести об антихристе", входящей в состав "Трех разговоров о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об антихристе и с приложениями" (Спб., 1900). В историософской концепции Соловьева П. выражает идею вост… опасности, исторического возмездия Европе, исчерпавшей потенции своего развития. В стихотворении предрекаемое падение третьего Рима, свидетельствующее о приближении апокалипсических времен, сопоставляется с завоеванием Константинополя мусульманами. Силой, несущей возмездие, Соловьев считает японцев, "вождей с восточных островов", нанесших сокрушительное поражение Китаю в войне 1894–1895 гг., хотя первоначально эта роль отводилась им китайцам. Тема китайской опасности появляется у Соловьева в ст. "Враг с Востока". По сюжету "Трех разговоров" японцы провозглашают идею П., узнав из газет "о существовании на Западе панэллинизма, пангерманизма, панславизма, панисламизма", захватывают Пекин и Корею и вместе с китайцами завоевывают Европу. Господство их длится полвека, после чего воспрянувшая Европа изгоняет азиатов, превращается в союз демократических государств и в XXI в. рождает антихриста. В предисловии к "Трем разговорам" Соловьев оговаривается, что азиатское нашествие на Европу не имеет безусловной достоверности и не взято непосредственно из Священного Писания, но кажется автору "вероятностью, близкой к достоверности". Идея о возможности китайского нашествия высказывалась и К. Н. Леонтьевым, напр. в письме к Розанову от 13 июня 1891 г.: "Вообще же полагаю, что китайцы назначены завоевать Россию, когда смешение наше (с европейцами и т. п.) дойдет до высшей своей точки". Розанов предполагает, что эта тема обсуждалась в разговорах Леонтьева и Соловьева, близких друзей, и что здесь их воззрения "сливаются до тожества". Это тем более вероятно, что в "Трех разговорах" позиции обоих мыслителей относительно близости конца истории, по существу, сходятся. В 1900 г. в Китае вспыхивает восстание боксеров, направленное, в частности, против проживавших там европейцев, и нем. император Вильгельм II отправляет войска для подавления восстания, в чем Соловьев видит прообраз грядущих столкновений и приветствует миссию Вильгельма (см.: "По поводу последних событий", стихотворение "Дракон (Зигфриду)"). Скорое падение Порт-Артура и Цусима были восприняты современниками как осуществление соловьевских предчувствий. Идея П. разрабатывалась/!. Белым в его романе "Петербург" (1913).

Лит.: Соловьев В. С. Панмонголизм // Соловьев Вл. "Неподвижно лишь солнце любви…". М., 1990. С. 88–89; Он же. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об антихристе и с приложениями // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М., 1988. Т. 2; Сербиненко В. В. Спор об антихристе: Вл. Соловьев и Г. Федотов // Общественная мысль: исследования и публикации. М., 1990; Молодяков В. Э. Концепция двух востоков и русская литература серебряного века // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. М., 1990. Т. 49; Долгополое Л. К. Андрей Белый и его роман "Петербург". Л., 1988.

А. П. Козырев

ПАНСЛАВИЗМ — идея славянской культурно-политической взаимосвязи, находящая выражение в различных концепциях политической философии. Термин "П." был введен в нач. 40-х гг. XIX в. для обозначения "сепаратистских и прорусских" настроений и движений славян Австрийской империи, хотя как явление П. возник раньше и получил определенное теоретическое оформление у ряда славянских мыслителей, напр, в идее "славянской взаимности" словацкого ученого П. Й. Шафарика… В России предвосхищением этих идей послужила высказанная Кри-жаничем мысль, что "русское племя и имя есть всем остальным вершина и корень"; он же выдвинул проект распространения рус. языка как средства всеславянского общения. Как идейно-политическое течение, ставящее своей целью достижение всеславянского единения под эгидой одного из народов (в первую очередь рус. и польского) или в форме федерации, П. начал оформляться с кон. XVIII — нач. XIX в. В форме призыва к конфедеративному союзу всех славянских народов на началах демократизма П. был присущ Об-ву объединенных славян, возникшему в 1818 г. и организационно оформившемуся в 1823 г. В него входили рус. офицеры и польские шляхтичи, не чуждые идей масонства. Нек-рые положения относительно славянского единения на федеративных началах были восприняты в сер. 40-х гг. Кирилло-Мефодиевским братством, в к-рое входили представители разных славянских народов, и петрашевцами, но революционно-демократическое крыло П. сформировалось все же в Европе благодаря революционным инициативам М. А. Бакунина, поддерживаемым Герценом. В свою очередь Погодин в "Записках" обосновывал позиции доминирования Российской Империи в решении славянского вопроса, дав

идее П. "консервативный" облик. "Консервативный" П. все более проникал в официальную идеологию, стимулируя соответствующий подход к решению т. наз. "вост. вопроса", что проявилось, напр., в Крымской войне. Оба варианта П. подверглись критике в произв. К. Маркса и Ф. Энгельса. "Консервативный вариант" они расценивали как выражение имперских устремлений рус. самодержавия, "демократический" — как апологию земледельческого производства и отсталости. Предпочтительнее им казалась линия на ассимиляцию славянства "передовыми народами", в первую очередь — немцами. В ст. "Демократический панславизм" (1849) Энгельс писал: "…кроме поляков, русских и, самое большее, турецких славян, ни один славянский народ не имеет будущего…" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 294). Трактовки П. как орудия рус. абсолютизма придерживались мн. зап. социальные мыслители, что подчеркивал, напр., А. Н. Пыпин. "Под русским панславизмом западные писатели разумеют обыкновенно, принимаемое ими за несомненное, стремление России воспользоваться племенными влечениями славянских народов, слабых в отдельности, для установления своего влияния или господства над ними с тем, чтобы грозить потом Европе" (Пыпин А. П. Панславизм в прошлом и настоящем. С. 73). С его т. зр., П. не столько политическое течение, сколько "философско-историческое построение, которое никогда не было правительственной системой", между тем его сущность "злостного политического плана была принята как факт" (Там же. С. 171, 172). Определенные панславистские положения высказывались славянофилами, хотя их внешнеполитические ориентации не в полной мере совпадали с П. Более четко установки П. просматриваются в работах Цанилевского (прежде всего "Россия и Европа") и Ла-манского, а нек-рые трактовки "славянской идеи" в сугубо консервативном духе К. П. Леонтьевым и Победоносцевым вызывали отпор со стороны не только революционно-демократически ориентированных, но и либеральных кругов. Влияние этой идеи уже в форме неославизма проявилось в нач. XX в., особенно после Славянского съезда в Праге в 1908 г. Заметный вклад в его развитие внесли В. А. Бобринский, Милюков, П. Б. Струве. Они отказывались от опоры на монархическое начало в осуществлении П. и в то же время исходили из посылок европеизма в решении ряда проблем славянства. Хотя идеи П. и неославизма и входили в идеологическое обоснование позиции России в 1-й мировой войне, об-во (в отличие от 1877–1878 гг.) они не воодушевляли. Образование ряда славянских государств после 1918 г. можно было бы считать осуществлением "демократического варианта" П., если бы не противоречия между ними и не реванш идеи пангерманизма в форме национал-социализма. Соответственно Россия (СССР) вновь взяла на себя миссию освобождения и объединения славянских народов в годы 2-й мировой войны. Не исчезли импульсы к утверждению "славянской идеи" и в настоящее время.

Л и т.: Аксаков И. С. Славянский вопрос, 1860–1882. М., 1886; Милюков П. Н. Разложение славянофильства: Данилевский. Леонтьев. Вл. Соловьев. М., 1893; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем (1878). Спб., 1913; Славянский Ф. А. Великие славянские задачи. Харбин, 1919; Егоров Б. Ф. О национализме и панславизме славянофилов // Славянофильство и современность. Спб., \994; Kohn Н. Panslavism. It's History and Ideology. Notre Dame. Indiana, 1953; Petrovich M. B. The Emergence of Russian Panslavism, 1856–1870. N. Y., 1956.

Э. Г. Лаврик

ПАНТИН Игорь Константинович (6.10.1930, д. Новая Слуда Сямженского р-на Вологодской обл.) — специалист в области истории рус. философии и политологии, д-р философских наук, проф. Окончил философский ф-т МГУ (1954) и аспирантуру (1957) по кафедре истории философии народов СССР. В 1958–1964 гг. работал в Политиздате, 1964–1979 гг. — зав. кафедрой философии Всесоюзного заочного ин-та пищевой промышленности, зав. сектором в Ин-те международного рабочего движения АН СССР. С 1992 по 2006 г. — зав. сектором истории политической философии Ин-та философии РАН, в наст. вр. — главный научный сотрудник. С 1983 — главный редактор, политический директор (с 1997) журн. "Полис" ("Политические исследования"). В диссертационных работах П.: кандидатской (1963) — "Борьба материализма и позитивизма в русской философии (2-я пол. XIX в.)" и докторской (1975) — "Социальная мысль в России: переход от народничества к марксизму" — рассматриваются особенности исторического развития России через призму движения общественной мысли. Круг научных интересов П. - анализ специфики "догоняющего" развития России. П. видит прямую связь между отсутствием класса или социальной группы, чьи интересы совпадали бы с потребностями развития об-ва в целом, и усилением роли насилия, государственного прежде всего, выступавшего фактором преодоления различного рода кризисов — внутренних и внешних. "Демократическую перспективу строительства социализма" П. оценил как миф: народ к участию в управлении государством не был привлечен, т. к. политическая власть обернулась монополией одной партии и переросла в тоталитаризм. Коммунистический режим рухнул, и под вопросом оказалась не только экономическая эффективность "догоняющего" развития, но и диктуемые им политические, идеологические и моральные императивы.

С о ч.: Материализм и материалистическая теория познания русских революционных демократов. М., 1963; Социалистическая мысль в России: развитие от утопии к науке. М., 1973; Посткоммунистическая демократия в России: основания и особенности//Вопросы философии. 1966. № 6; Драма российских реформ и революций (в соавт.) М., 2000; Россия и мир: историческое самоузнавание. М., 2000.

Н. М. Северикова

ПАСКАЛЬ В РОССИИ. Фр. религиозный мыслитель Блез Паскаль (1623–1662) с его своеобразным видением Бога и мира, экзистенциальным углублением в "бесконечный космос" души и "человеческим" постижением истины занимает особое место в рус. культуре. Школу паскалев-ских "Мыслей" прошли не только выдающиеся представители рус. культуры, но и мн. образованные люди разных слоев рус. об-ва. Осн. идеи, парадоксы и знаменитые образы П. становятся не только известными, но и популярными (величие и ничтожество человека, "личный Бог" и "Бог ученых и философов", "аргумент-пари", символ сердца, образы "мыслящего тростника", "бездны", феномен "равнодушной природы" и др.). Самый ранний перевод (анонимный) "Мыслей" появляется в журн. Новикова "Утренний свет": "Опоследование "Мыслей" Паскалевых и "Характеров" Теофрастовых" (1778). В 1843 г. И. Г. Бутовский выпустил в свет свой перевод ряда мыслей П. "О человеке" и несколько его малых философских соч. К кон. XIX в. публикуют свои переводы "Мыслей о религии" Паскаля П. Д. Первое (1888,1889,1905) и С. Долгов (1892, 1902). За советский период "Мысли" (в сильно урезанном виде) были изданы лишь в 1974 г. (БВЛ. Т. 42, пер. Э. Линецкой). П. в Р. воспринимался либо с глубоким уважением, даже с поклонением и обожанием (А. С. Хомяков, считавший себя "учеником" П., Киреевский, Толстой), либо с той или иной долей неприятия и критики (И. С. Тургенев, Герцен, Чернышевский, Шестов). После революции П. ценился как великий ученый и не был в чести как религиозный и мистический философ. Для Толстого П. был "учителем человечества" наряду с Лао-цзы, Буддой, Сократом, Спинозой, Руссо. В его "Круге чтения на каждый день", подборке мудрых мыслей выдающихся представителей культуры всех времен и народов, П. принадлежит самое почетное место, он особенно ценил в П. дар провидения высших истин, от к-рых зависит весь смысл бытия и человеческой жизни. Толстого роднит с П. обостренное нравственное чувство, беспощадная логика и вместе с тем наивно-детская вера в добро, убеждение в том, что за всеми "завесами бытия" таится сокровенный смысл жизни. Обреченные оба на духовное "странничество", они двигались в одном направлении: от осознания суеты жизни — к "чистому житию", от сомнения — к вере, от людских страданий — к радости и счастью в Боге, от ужаса неумолимой физической смерти — к вечной жизни в духе, от спокойной и несколько абстрактной религиозности — к откровению религии Христа, от "лукавых рассуждений" отвлеченного ума — к неподкупным интуици-ям сердца. Как и П., Толстой подчеркивал личный, живой, экзистенциальный характер веры, к-рой жаждет сердце и к-рую не в состоянии обрести холодный ум со всей своей "железной логикой". Оба они убеждены, что "многознание религии не научает". Толстой даже усиливает антисциентизм П., указывая не только на бесполезность науки, но и на "вредные ее последствия" для духовного просветления человечества. Наука угождает "плотскому человеку", тогда как религия обращается к духовной личности. Наука "равнодушна" к нравственному порядку бытия, к-рый близок религии, ибо в ней он укоренен. Оба они считали, что без Бога нет ни морали, ни высших ценностей жизни. Правда, есть один пункт в религии П., вызывающий резкое неприятие Толстого, — его якобы "детская вера в догматический католицизм". Однако Толстой не совсем прав, ибо П. (пусть в рамках католицизма) развивал раннехристианский вариант "религии сердца", противостоя тогдашнему догматическому католицизму — иезуитизму, за что и был объявлен "еретиком". Здесь более прав Флоренский, к-рый находил "какое-то особое сродство у Паскаля с православием". Есть принципиальное сходство между ними в трактовке самого феномена религиозной веры: признание ее как личной, живой, глубинно-искренней, а не как формально-внешней, "договорно-юридической", поверхностно-разумной, обставленной внешней атрибутикой. Критика П. зап. исповеданий (иезуитского варианта католицизма и протестантизма) сродни критике их со стороны православных философов (Киреевский, Хомяков, Юркевич и др.). В целом рус. мыслители, как и П., не принимают зап. рационализм в религии, богословии и философии. "Умной религии" они противопоставляют "сердечную веру", абстрактному гносеологизму — "живознание", отвлеченному представлению о природе человека и его свойствах — "живую целостную личность", аналитическому изучению жизни — синтетическое видение ее, превосходству разума над чувствами — приоритет сердца над разумом. В России высоко оценили паскалевский символ сердца ("Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем", "У сердца свои законы, которых разум не знает", "Сердце чувствует Бога, а не разум") и связанную с ним дихотомию "внутреннего человека" на уровне сердца и "внешнего человека" на уровне разума (Сердца метафизика). Все высшие ценности жизни (нравственные, религиозные, духовные в целом) с этой т. зр. имеют своим истоком сердце как "световой центр души". Отсюда интуиции сердца выступают как "высший гнозис", что соответствует паскалевскому кредо: "Истина постигается любовью". На эту сторону учения П. обратили внимание Флоренский и Вышеславцев. В гл. "Паскаль" из кн. "Вечное в русской философии" последний пишет: "Можно удивляться, что французская философия, которая исследовала и истолковывала каждую строчку в сочинениях Паскаля, не заметила у него этого поразительного открытия — логики сердца и основанных на ней суждений о ценностях". По Вышеславцеву, П. предвосхитил (до М. Шелера) иерархический порядок ценностей, в к-ром духовные ценности стоят выше материальных, персональные ценности — выше безличных, а нравственные и религиозные ценности — выше теоретических (Этика преображенного Эроса. М., 1994. С. 293–295). С указанной проблематикой связано и понимание П. трагизма человеческого существования: противоречивости и парадоксальности человека, его величия и ничтожества, анти-номизма самой его природы и всего его бытия. Особенно близко оно Достоевскому, погружающему своих героев в духовные "бездны противоречий" и "омут неразрешимых загадок". Среди рус. мыслителей Достоевский наиболее конгениален П. Однако при всем трагическом видении человека оба они не "срываются" ни в мизантропию, ни в отчаяние, ни в безнадежность, потому что спасаются верой в Иисуса Христа и его искупительную миссию. Для них нет веры и любви к человеку без веры и любви к Богу. При всех "безднах падения" человека "искра Божия" как "свет во тьме светит" в нем. Религиозный гуманизм П. сродни мн. рус. мыслителям. Не понимая глубинных основ гуманизма П., Вольтер считал его "утонченным мизантропом". Такое непонимание свойственно Шестову, к-рый в своей работе "Гефсиманская ночь" называет его "изувером и фанатиком", "ненавистником разума" и всего того, что дорого людям. Они любят устойчивость — он выбирает непостоянство; они любят твердую почву — он их толкает в бездну; они ценят внутренний мир — он призывает к мучениям; они ищут ясных истин — он "спутывает все карты"; они любят покой — он же восклицает: "Христос будет в агонии до конца мира — так не будем же спать!" Призыв П. к совести человечества, как и его духовную требовательность к людям, Шестов трактует как издевку над человеком. Шестов сближает П. с Ницше-разрушителем и связывает гениальность обоих с их психическим заболеванием, поверив клевете иезуитов о "сумасшествии" П. Бердяев проницательно заметил, что Шестов "роковым образом обречен на непонимание Паскаля", ибо сам принадлежит "эпохе Ницше". Критически к философским взглядам П. относятся революционные демократы и материалисты (Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Писарев), как бы продолжая этим традицию фр. Просвещения, осуждавшего П.-христианина и не ценившего в нем философа. "Вечным оппонентом" П.-христианина был Тургенев, не любивший иезуитов и вообще католиков и клеймивший в П. "раба католицизма". И вместе с тем П. был для него таинственным водителем по "метафизическим полям" жизни, ибо писатель не чужд был "паскалевским безднам" и парадоксам, "проклятым вопросам", трагическим темам и образам. Философская часть романа "Отцы и дети" создавалась под непосредственным влиянием "Мыслей" П. о человеке, бренности и хрупкости его жизни, ее "ничтожности" во Вселенной, трагической неизбежности смерти, великом спокойствии "равнодушной природы", к-рой нет никакого дела до человека. Розанов связывал трагизм Тургенева с его атеизмом и даже богохульством, тогда как у П. трагизм смягчается верой в Бога, в силу чего скорбная душа П., обретая надежду, избегает отчаяния.

Лит.: Филиппов М. М. Паскаль, его жизнь и научно-философская деятельность. Спб., 1891; Гуляев Л. Д. Этическое учение в "Мыслях" Паскаля. Казань, 1906; Кляус Е. М., Погребыс-ский И. Б., Франкфурт У. И. Паскаль: Научная биография. М., 1971; Тарасов Б. Н. Паскаль. М., 1979 (2-е изд.- 1982); Он же. "Мыслящий тростник": Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей. М., 2004; Стрельцова Г. Я. Паскаль. М., 1979; Она же. Паскаль и европейская культура. М., 1994.

Г. Я. Стрельцова

ПАССИОН АРНОСТЬ (от лат. passio — страсть) — термин, введенный в научный оборот Гумилевым для характеристики непреодолимого стремления людей к осуществлению своих идеалов. П., по Гумилеву, лежит в основе всяких деяний, оставляющих следы в истории. Она формируется в результате мощных всплесков биохимической энергии космоса, открытой и описанной В. И. Вернадским, концентрирующейся в сравнительно небольших областях земной поверхности. На основе этой идеи Гумилев создал пассионарную теорию этногенеза, в центре к-рой представление об этносе как о биосферном, несоциальном феномене человеческого поведения. Пассионарные "толчки" порождают повышенную социальную активность, способствующую при определенных историко-гео-графических условиях образованию новых этносов и этнических систем (суперэтносов). Энергия П. обеспечивает создание и существование в биосфере Земли всего многообразия этнических систем — природных коллективов людей с общим стереотипом поведения, на к-рый накладывает отпечаток географическая среда, культурная традиция и этническое окружение. Пассионарная теория этногенеза развивает сформулированную Савицким и др. идеологами евразийства концепцию естественного братства рус. народа с народами, проживающими на территории Евразии.

Л и т.: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989; Он же. География этноса в исторический период. Л., 1990; Он же. От Руси к России. Очерки этнической истории. М., 1992; Онже. Из истории Евразии. М., 1993; Чижевский А. Л. Земное эхо солнечных бурь. М., 1973.

В. П. Кошарный

ПАШУКАНИС Евгений Брониславович (23.02(7.03). 1891 1937) — теоретик права, советский государственный деятель. П. - один из организаторов секции права Коммунистической академии. С 1927 г. — действительный член Коммунистической академии, затем член ее президиума и вице-президент. С 1931 г. — директор ин-та советского строительства и права Коммунистической академии, с 1936 г. — зам. наркома юстиции СССР. Был репрессирован. Правовая теория П. - результат соединения марксизма и социологической школы права. П. выводил право из производственных отношений, из "товарного обмена". Согласно его т. зр., в процессе товарообмена "юридический субъект" находит свое адекватное воплощение в конкретной личности эгоистически хозяйствующего субъекта, собственника, носителя частных интересов. Право возникает там и тогда, где и когда появляются обособленные и противоположные частные интересы. Столкновение интересов, спор являются тем осн. фактором, к-рый приводит к рождению юридического отношения из экономического. Главный элемент правоотношения — субъективное право, так как оно опирается на материальный интерес частного лица, что делает его независимым от нормы права и первичным перед юридической обязанностью. В правовом отношении (поскольку оно тесно связано с экономикой), т. обр., раскрывается суть права, тогда как норма права, принадлежа сфере должного, имеет лишь факультативное значение для понимания и обнаружения права. Основываясь на своей "меновой" теории права, П. сделал вывод о том, что буржуазный тип права является исторически последним. Отмирание буржуазного права приведет к отмиранию права как социального ин-та, а не к замене его пролетарским правом.

С о ч.: Общая теория права и марксизм. Опыт критики основных юридических понятий. М., 1926.

Лит.: Нерсесянц В. С. Философия права. М., 1997. С. 198–231; История политических и правовых учений. М., 2004. С. 797–800.

В. Н. Жуков

ПАЩЕНКО Виталий Яковлевич (16.11.1940, пос. Стрель-ники Черниговской обл.) — специалист по социальной философиии и истории рус. философии; д-р философских наук, проф. Окончил философский ф-т МГУ (1965). С 1972 г. — проф. кафедры социальной философии в МГУ. В 1980–1985 гг. преподавал философию в вузах Монголии. С 1989 г. — руководитель общественно-политического центра МГУ. Докторская диссертация — "Идеология евразийства" (2000). Редактор и один из авторов кн. "Социалистический плюрализм" (М., 1990; на яп. яз.- 1991) и "Судьбы партии" (М., 1991). Главная тема научных исследований П. - общая теория идеологии, политическая идеология евразийства, его история. В работе "Идеология евразийства" (2000) автор утверждает: 1) евразийская идея единого пространственно-временного континуума, на базе к-рого строилась особая евразийская цивилизация (общее месторазвитие и общая историческая судьба составляющих ее народов), — инвариант русской идеи; 2) возрождение России возможно только на основе евразийства (по Гумилеву).

Соч.: Евразийство и мы // Вестник Московского ун-та. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1993. № 3,4; Евразийские начала // На рубеже веков. 1997. № 2; У истоков евразийства // Там же. № 4; Евразийство. Формулировка, тезисы (в соавт.) // Там же. 1998. № 2; Марксизм, большевизм, революция в зеркале евразийства // Вестник Московского ун-та. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1999. № 2,3; Евразийство // История русской философии. М., 2001; Социальная философия евразийства. М., 2003; Социологические идеи в трудах теоретиков евразийства // Развитие социологии в России (с момента зарождения до конца XX века). М., 2004.

М. А. Маслин

"ПЕРЕПИСКА ИЗ ДВУХ УГЛОВ" — соч. В. И. Иванова и Гершензона, памятник рус. религиозного ренессанса нач. XX в., отразивший настроения отечественной интеллигенции в годы духовного кризиса, вызванного событиями 1 — й мировой войны и социалистической революции в России. Лето 1920 г. оба автора (поэт и историк общественной мысли) провели в одной комнате Московской здравницы для работников науки и культуры. Там между ними завязалась переписка, длившаяся с 17 июня по 19 июля. Составившие ее 12 писем были впоследствии опубликованы (Пг., 1921). Осн. темой книги, представляющей собой диалог авторов, стал спор о культуре, Боге, человеческих ценностях, связи духовного наследия с современностью. Позицию Иванова можно обозначить как оптимистическое принятие культуры, опирающееся на веру в смысл жизни, в силу человеческого творчества, в религиозное значение духовности. Гершензон, напротив, придерживался нигилистического отношения к культуре, полагая, что XX в., начавшийся войнами и революциями, идет к признанию всеобщности разрыва между культурным сознанием и личной волей, к отрицанию ценностей европейской культуры с ее мертвящей отвлеченностью и системностью. Ощущение неистинности и "неподлинности" культуры заставило его мечтать о том, чтобы потопить в реке забвения "как досадное бремя" груз умственных достояний человечества, "память о всех религиях и философских системах, обо всех знаниях, искусствах и поэзии и выйти на берег нагим, легким и радостным, как первый человек". Вслед за Ж. Ж. Руссо он грезил о полной свободе духа: человечество должно освободиться от знания, не добытого в живом опыте, к-рое "соблазном доказательности" проникло в ум, своей "бесспорностью и безликостью леденя душу". В безжизненности традиции, утрате связи с предшествующими поколениями и бессилии исторической памяти ему виделась внутренняя закономерность развития отечественного культурного типа. Свой бунт против культуры он объяснил распадом личных и социальных скреп, разочарованием в исключительной ценности и спасительности западноевропейской формы культуры. "Создания личного и коллективного творчества, — писал он, — отделившись от породившего их человека, начинают жить самостоятельной жизнью, давая начало новым образованиям, чуждым их первому творцу". Культурные образования множатся уже помимо воли человека, а ему в этом процессе отводится лишь служебная роль. Из свободных художников люди превратились в рабов, чья деятельность определяется извне: их создания довлеют над ними. Идеал культуры — свободная община творческих личностей — в действительности обернулся подневольным трудом работников, к-рые не понимают цели своих усилий. Но антиномичность и трагизм культуры не означали для Гершензона отрицания смысла творчества. Вслед за Ф. Ницше он мечтал о новой культуре, суть к-рой виделась ему в том, "чтобы личное опять стало совершенно личным и, однако, переживалось бы как всеобщее, чтобы человек знал во всяком своем проявлении, как Мария, заодно и свое дитя, и Бога". Идеал этот разделял и Иванов. Однако путь к нему он представлял иначе. Если для Гершензона единственный залог и основа построения в будущем "подлинной культуры" — самобытная, самодовлеющая личность, то, согласно Иванову, истинная творческая свобода может быть обретена не разрушением следов былого, а верой в Бога, "огненной смертью в духе". Защищая культурную преемственность, он стремится показать, что чувство отягощенности духовным наследием — результат переживаний культуры "не как живой сокровищницы даров, но как системы тончайших принуждений". Он принимал культуру потому, что видел в ней божественное дело, вкладывал в нее абсолютный смысл. Поэтому возможно пребывание в культуре без растворения в ней. Если сознание имманентно (внутренне присуще) культуре, то оно действительно попадает под ее иго. Но если сознание частью имманентно, а частью трансцендентно культуре (т. е. выходит за ее пределы), то оно свободно. Религиозная вера — исток, через к-рый свобода проникает в человеческое строительство — царство культуры. Но и в самой культуре Иванов усматривал священное начало, поскольку она живая, вечная память, вдохновляющая современников пророчествами ушедших поколений. Оправдывая историю и культуру, он ориентировался не на эмпирическую данность, а на символы откровения, когда-то вложенный в них смысл. Мир истинных ценностей не представлялся ему законченной системой. Изоляционизм индивидуальности означал для него тупик, потерю чувства реальности. Человек, с его т. зр., -мост, соединяющий небесный и земной миры. Призвание личности заключено в решении осн. задачи всех творческих усилий людей: "Освящать тление земное вышними ценностями небесными". Несмотря на несхожесть путбй разрешения антиномии творческой свободы и культурной традиции, оба оппонента были едины в самом видении вопроса. Культура для них — феномен, нуждающийся не только в объяснении, но и в оправдании — моральном, религиозном, социальном, эстетическом. Мысль "трансцендентна культуре, ибо она судит ее" (Б. Шлецер). На Западе эту проблему впервые поднял Ф. Ницше. В России же она стала одним из центральных вопросов философской мысли рубежа веков. "П." сразу по выходу в свет стала предметом оживленного обсуждения в России и за рубежом. Вторая волна популярности "П." датирована кон. 40-х гг., когда после 2-й мировой войны в философской литературе с новой силой развернулся спор о культуре. Большой резонанс это соч. вызвало у таких видных мыслителей XX в., как X. Ортега-и-Гасет, М. Бубер, Г. Марсель, Т. С. Элиот, Ш. дю Бос, А. Пелле-грини, создавших ряд философских работ, близких ему по духу. "П." переведена на осн. западноевропейские и славянские языки.

Л и т.: Ландау Г. Византиец и иудей // Русская мысль. Прага, 1923. № 1; Левитан И. Рецензия на "Переписку из двух углов" // Новая русская книга. Берлин, 1920. № 9; Кузьмин М. Мечтатели // Жизнь искусства. 1921. 29 мая; Воронский А. По поводу одного спора // На стыке. М., 1921; Флоровский Г. В мире исканий и блужданий //Русская мысль. Прага, 1922. № 4; Шлецер Б. Русский спор о современной культуре // Современные записки. Париж, 1922. № 11; Шестов Л. О вечной книге // Умозрение и откровение. Париж, 1964.

Ю. В. Синеокая

ПЕРЕСВЕТОВ Иван Семенович (сер. XVI в.) — мыслитель и публицист. Выходец из Зап. (Литовской) Руси, ок. 1539 г. приехал в Москву. Осн. соч. — "Сказание о книгах", "Сказание о Магмете салтане", "Первое предсказание философов и докторов", "Малая челобитная", "Второе предсказание философов и докторов", "Сказание о царе Константине" и "Большая челобитная" — были написаны в кон. 40-х гг. XVI в. и переданы Ивану IV. В них предлагались проекты государственных и социальных преобразований. П. обосновывал необходимость "грозной" и высокопросвещенной царской власти, опирающейся на храб-I рых "воинников" и мудрых наставников, способных обуздать расточительность самоуправства "вельмож" и паразитизм "ленивых богатых". Доказывал, что личная свобода граждан — основа благополучия государства, ибо свобода порождает храбрость, отвагу и инициативу, а хо-I лопство и рабство убивают их. Закабаление объявлял порождением дьявола, источником нравственного зла и! причиной оскудения государства. "Правду" (справедли-I вость) предпочитал вере: "Бог не веру любит — правду". Он безразлично относился к обрядовой стороне православия и межконфессиональным схоластическим спорам, объявлял "мудрость" одной из важнейших добродетелей человека. Как и мн. гуманисты, полагал, что мудрость требует активного вмешательства в жизнь об-ва, а обладание ею считал неотъемлемым качеством идеального монарха.

С о ч.: Сочинения И. С. Пересветова. М.; Л., 1956.

Лит.: Зимин А. А. И. С. Пересветов и его современники. М., 1958; Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. 2-я пол. XIV–XVI вв. Л., 1989.

А. И. Макаров

ПЕРСОНАЛИЗМ (от лат. persona — лицо, личность) — философское направление, развивавшее идею индивидуальной духовной субстанции как основы бытия и получившее распространение в кон. XIX — нач. XX в. в России, Германии, Франции, Америке. Впервые термин "П." в истории философии был употреблен Ф. Шлейермахером в "Речах о религии к образованным людям, ее презирающим" (1799). Однако понятие "persona" употреблялось еще в античности для обозначения социальной роли индивида. Фома Аквинский ввел термин "personalites" ("индивид разумной природы"); И. Кант разграничивал понятия "Person" ("лицо"), "Personalitat" ("интеллектуальная субстанция", "сознание", "трансцендентальный субъект мысли") и "Personlichkeit" ("личность"), доказывая, что "лицо" в ходе "персонализации" способно стать "личностью", свободно выполняющей нравственный долг. Непосредственным теоретическим истоком П. является монадология Г. В. Лейбница как учение о духовных субстанциях, обладающих энергией и существующих в гармонии между собой и Богом, а также взгляды Р. Г. Лотце и Г. Тейх-мюллера. Сами же персоналисты апеллируют как к своим идейным предшественникам к Сократу, стоикам, Августину, Б. Паскалю, И. Г. Фихте, С. Кьеркегору, П. Ж. Прудону, М. Шелеру, А. Шопенгауэру и др. философам. П. как философское течение в России связан прежде всего с именами таких мыслителей, как Козлов, Лопатин, Бобров, С. А. Алексеев (Аскольдов), Бердяев, Шестов и др. Сами они давали различные названия своим философским концепциям: "панпсихизм" и "монистический плюрализм" (Козлов), "монистический спиритуализм" (Лопатин), "критический индивидуализм" (Бобров). Бердяев писал: "…Я определяю свою философию как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую, философию персо-налистическую и философию эсхатологическую" (Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация. Париж, 1947. С. 53). Относил себя к персоналистам и Н. О. Лосский: "Философские учения А. А. Козлова, Л. М. Лопатина, Н. В. Бугаева, Е. А. Боброва, П. Астафьева, С. А. Алексеева (Аскольдова) и Н. О. Лосского являются персоналистическими" (Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 182). Мн. исследователи и сторонники П. придерживаются т. зр., что он вообще не является монолитным учением, а представляет собой различные варианты гносеологических, романтических, этико-педагогических, критических идей. Фр. персоналист Ж. Лакруа писал: "Существует персо-налистский идеализм (кантианство), персоналистский реализм (Лабертоньер), персоналистский экзистенциализм (Марсель, Бердяев), персоналистский индивидуализм (Ренувье), существуют коммунистические и анархистские персоналистические тенденции (Lacroix J. Le personnalisme comme anti-ideologie. P., 1972. P. 39–40). Исходной посылкой мн. рус. персоналистов является убеждение в существовании субстанциальных деятельных духовных "единиц бытия". Обладая внутренней творческой силой и абсолютной свободой, они творят свою судьбу и особым образом "организуют" бытие, порождают историю и культуру. Природа этих индивидуальных монад вневременна и внепространственна, не подвержена влиянию причинно-следственных отношений. Им не свойственна абсолютная изолированность, поскольку их предназначением является самовыражение, в результате чего они испытывают тягу к общению между собой, к созданию образов внешних вещей и процессов как "символов" и "знаков" для такого общения. Сама материальность, окружающий мир — лишь побочный продукт взаимодействия указанных духовных единиц, к-рое так же непреложно, как и их существование. Отстаивая идею множества нечувственных духовных субстанций как метафизического начала всего сущего, персоналисты стремятся совместить ее с религиозной трактовкой мироздания — проблема взаимоотношений субстанций и Бога для них неизменно важна, но в решении ее они значительно расходятся. Лопатин признает божественное творение мира, хотя и разводит — как несоизмеримые — единство (довременное, идеальное, сущее в Боге) и множество (мирское, самоутверждающееся и отпавшее от Бога). Лосский представляет субстанции бесконечно совершенствующимися, устремленными к Творцу и потому переживающими ряд метаморфоз: "Каждый деятель… может развиваться и подниматься на все более высокие ступени бытия, отчасти творчески вырабатывая, отчасти подражательно усваивая все более сложные типы жизни. Так, человеческое "я" есть деятель, который, может быть, биллионы лет тому назад вел жизнь протона, потом, объединив вокруг себя несколько электронов, усвоил тип жизни кислорода, затем, усложнив еще более свое тело, поднялся до типа жизни, напр., кристалла воды…" (Лосский Н. О. Бог и мировое зло. М., 1994. С. 340). У Бердяева Бог и духовные субстанции, по сути, равновелики и возникают из "Ungrund" (бездны — нем.), первоначальной хаотически-волевой стихии. Еще более скептичен Шестов, отвергающий саму идею умиротворенно-провиденциалистской схемы бытия и религиозной гармонии между личностью и "сокрытием Бога". Рус. персоналисты вдохновлены идеей противостояния способу существования, возводящему в идеал принципы предустановленности, заданности, статичности. По их убеждению, личность — это непредуга-данность, порыв в неизвестное, свобода, духовная сила. Их гносеологические представления не приемлют свойственное Декарту разграничение субъекта и объекта познания. Пороком предшествующей философии, принявшим гипертрофированные размеры в рационализме и материализме, они считают дуализм, раздвоение бытия на мир и человека, поставленного в подчиненное положение, вынужденного познавать нечто принципиально "нечеловеческое" и тем самым приспосабливаться к нему, изменяя своей сущности. Для них же объектом, достойным внимания, являются деятельные субстанции, к-рые, вступая в связь друг с другом, творят, сознательно и бессознательно, образ мира. "Человек был превращен в субъект гносеологический лишь по отношению к объекту, к объективированному миру и для этой объективации. Вне же этой объективации, вне стояния перед бытием, превратившимся в объект, субъект есть человек, личность, живое существо, само находящееся в недрах бытия. Истина в субъекте, но не в субъекте, противополагающем себя объективации и потому выделяющем себя из бытия, а в субъекте, как существующем" (Бердяев Н. А. Я и мир объектов // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 247). Загадки мира открываются человеку лишь при обращении к собственному глубинному внутреннему духовному опыту, ибо единственная тайна жизни — деятельность, понять к-рую можно только исходя из самонаблюдения. Личность, по своему призванию полная безграничных возможностей, есть вообще нечто принципиально иное, нежели простой "гносеологический субъект". Логика, наука, вообще какое бы то ни было мировоззрение, мораль — это, по выражению Шестова, "закрытые горизонты", превращающие каждую мысль в догмат, требующий всеобщего признания и подчинения. Человек же, будучи по сути своей духовной субстанцией, творящей мир и придающей ему смысл, "восстает против самоочевидностей", ниспровергает навязываемые ему теории. "Философия с логикой не должна иметь ничего общего, философия есть искусство, стремящееся прорваться сквозь логическую цепь умозаключений и выносящее человека в безбрежное море фантазии, фантастического, где все одинаково возможно и невозможно" (Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991. С. 59). Для Бердяева страх, тоска и надежда становятся неотъемлемой принадлежностью личности, ощущающей свою неслиянность с миром, неприятие обыденности. "Я страдаю, следовательно, я существую"-таково мироощущение человека, в грехопадении своем познавшего свободу и путь к добру и Богу. Бердяев, Шестов, Булгаков обращаются к истолкованию библейских сюжетов, истории христианства и создают, в отличие от Козлова и Лопатина, к-рые не претендовали на разработку философии истории, собственные историософские концепции, в к-рых центральное место занимает идея творческого христианского антропологизма. Согласно Бердяеву, главный историософский вопрос — о смысле творчества, культуры и истории — не мог быть разрешен без решения проблемы спасения человека, к-рый в этом мире находится поистине в трагической ситуации отчужденности, "богооставленности", отчаяния. Однако он обладает и духовной силой, позволяющей ему превзойти бессмысленность "преступной истории" и одновременно преодолеть ее как свой собственный грех, как объективацию и необходимость. "Царство свободы" и преображения есть царство субъективности, открытое тому, кто проповедует идеи творческого эсхатологизма. Для рус. персоналистов бессмысленны внешние достижения цивилизации: социальный прогресс, материальные блага, развитие науки не снимают противоречий между личностью я "объективированным миром", напротив, делают ее существование невыносимым. Но именно в этой осознанной безысходности черпает она силы, в страдании открывается божественная заповедь стремиться к свету и добру. Философия рус. персоналистов антиэвдемонистичм не в счастье, а в полном драматизма самопревзоиденни усматривает она смысл жизни отдельной личности. И в этом плане она глубоко религиозна, в чем состоит ее главное отличие от мн. концепций П. на Западе. Рус. П., оказавший существенное влияние на развитие и становление персоналистских представлений в Германии и Франции, был вариантом П. "историософического", что позволило его представителям высказать немало прогностических суждений.

Л и т.: Козлов А. А. Свое слово: Филос. — литературный сб. Киев, 1889; Лопатин Л. М. Положительные задачи философии. М., 1886, 1891. Т. 1–2;Лосский Н. О. Обоснование интуитивизма. Берлин., 1924; Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989; Он же. Философия свободного духа. М., 1994; Он же. Опыт эсхатологической метафизики // Бердяев А. Н. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995; Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1994; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 1–2; История русской философии // Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 311–314.

Л. Р. Авдеева

ПЕСТЕЛЬ Павел Иванович (24.06(5.07). 1793, Москва -13(25).07.1826, Петербург) — политический деятель, один из идеологов восстания декабристов, руководитель "Южного общества". Учился в Германии, в Дрездене (с 1805 по 1809), а затем в Пажеском корпусе, к-рый окончил в 1811 г. Участвовал в Отечественной войне 1812 г. и зарубежных походах рус. армии 1813–1814 гг. Вступив в созданное в 1816 г. группой офицеров тайное об-во "Союз спасения" (с 1817 г. оно получило название "Общество истинных и верных сынов Отечества"), П. принял самое деятельное участие в написании устава. Его сменило более широкое об-во "Союз благоденствия" (1818), в руководящий орган к-рого — Коренную управу вошел и П. По докладу П. Коренная управа единогласно высказалась за установление в России республиканской формы правления. В нач. 1821 г. "Союз благоденствия" был распущен, и П. стал формировать новое об-во на базе 2-й армии, расквартированной на Украине, к-рое получило название "Южное общество". Его программой стала написанная П. "Русская правда", в к-рой были детально разработаны проект реформирования российского об-ва и проект будущего политического устройства России. П. понимал, что для преобразований политического и экономического строя необходим переходный период сроком 10–15 лет, в течение к-рого управлять должно временное правительство, наделенное неограниченной властью. В дальнейшем в России должна быть установлена республиканская форма правления с равными для всех (за исключением женщин) избирательными правами. Революционное правительство, писал П., "должно оградить рабочих от произвола богатых и не забывать, что несчастные бедняки также бывают больными, немощными, стареют и, наконец, не могут зарабатывать свое скудное пропитание". П. видел, что в условиях, когда у власти стоит "аристократия богатства", заменившая "аристократию феодализма", нет никакого равенства между нанимателем рабочей силы и работником. Для предотвращения обнищания масс "Русская правда" предусматривала освобождение крестьян с наделением их землей, для чего предполагалось разделить весь земельный фонд на две части — общественную и частную. Общественный земельный фонд, образованный отчасти за счет конфискации монастырских земель, призван был стать основой гарантии от голода каждого гражданина республики, а частный фонд должен был обеспечить изобилие продовольствия. Характеризуя социальную

программу П., Герцен назвал его первым в России "социалистом до социализма" и считал его непосредственным предшественником теории "рус. социализма". По единодушному признанию современников, П. был человеком выдающихся способностей, обладавшим удивительным даром убеждать собеседников в своей правоте. После встречи с П. в апреле 1821 г. Пушкин оставил в дневнике такую запись: "Утро провел с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова… Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю…" П. арестовали накануне выступления членов "Северного общества", 13 декабря 1825 г. Он был казнен вместе с К. Ф. Рылеевым, С. И. Муравьевым-Апостолом, П. Г. Каховским и М. П. Бестужевым-Рюминым.

Соч.: Избр. социально-политические и филос. произв. декабристов. М., 1951. Т. 2; Восстание декабристов: Документы. Л.; М., 1958. Т. 7.

Лит.: Герцен А. И. О развитии революционных идей в России. Гл. IV. 1812–1825//Собр. соч.:В30 т. М, 1956.Т.7.С. 193–208; Огарев Н. П. Разбор книги Корфа // Огарев Н. П. Избр. социально-политические и филос. произв. М., 1952. Т. \,Ни-кандровП. Ф. Мировоззрение П. И. Пестеля. Л., \955,Лебедев Н. М. Пестель — идеолог и руководитель декабристов. М., 1972; Декабристы в воспоминаниях современников. М., 1988; Декабристы и их время. М., 1995; Декабристы и русская культура. Б. м., 1996.

А. Т. Павлов

ПЕТЕРСОН Николай Павлович (6(18).06.1844, с. Баранов-ка Краснослободского у. Пензенской губ. — 4.03.1919, г. Зве-нигородка Киевской губ.) — общественный деятель, публицист, педагог. Друг и сподвижник Федорова; помогал ему в работе над соч., стремился распространять его идеи. В 1878 г. познакомил с федоровским учением о воскрешении Достоевского, способствовал контактам Федорова и Толстого. Был инициатором и активным участником полемики вокруг учения Федорова в газ. "Асхабад" (1900–1902). В 1906–1913 гг. вместе с Кожевниковым подготовил к печати 2 т. "Философии общего дела". В 1904–1916 гг. выступал в столичной и провинциальной печати со ст. на религиозно-философские и церковные темы, в к-рых, опираясь на Федорова, развивал идею активности христианства и церкви в мире, представление об истории как богочеловеческой "работе спасения", указывал на неразрывность личного духовного подвига и религиозно-общественного служения христианина ("Царствие Божие внутри нас можно созидать лишь тогда, когда мы будем создавать его и вне нас"). Мн. внимания уделял проблеме государственного и социального устройства России, подчеркивая религиозное значение царской власти, необходимость воплощения в жизнь об-ва начал соборности. В серии ст. и брошюр критиковал религиозно-нравственное учение Толстого. В 1913 г. на страницах журн. "Вопросы философии и психологии" полемизировал с Е. Н. Трубецким по поводу его трактовки взаимоотношений В. С. Соловьева и Федорова в работе "Миросозерцание В. С. Соловьева", доказывая влияние федоровских идей на взгляды молодого философа и подробно останавливаясь на тех вехах их взаимоотношений, к-рые не известны были Трубецкому. В 1915–1916 гг. выступал против С. А. Голованенко, автора серии ст. об учении общего дела в "Богословском вестнике", защищая Федорова как христианского мыслителя.

С о ч.: Правда о великом писателе земли русской гр. Л. Н. Толстом: К 55-летнему юбилею его литературной деятельности. Новочеркасск, 1908; Моя переписка с графом Л. Н. Толстым. Верный, 1909. Вып. 1–2; Н. Ф. Федоров и его "Философия общего дела" в противоположность учению Л. Н. Толстого о "непротивлении" и другим идеям нашего времени; О религиозном характере учения Н. Ф. Федорова. М., 1915.

Лит.: Семенова С. Философ будущего века — Николай Федоров. М., 2004; Гачева А. Жить и быть христианином (Н. П. Петерсон) // Библиография. 1995. № 2; Н. Ф. Федоров и его воронежское окружение (1894–1901): Статьи, письма, воспоминания, хроника пребывания в Воронеже / Сост.: А. Акинь-шин, О. Ласунский. Воронеж, 1998.

А. Г. Гачева

ПЕТРАЖИЦКИЙ Лев Иосифович (13(25). 04.1867, Коллонтаево Витебской губ. — 15.05. 1931, Варшава) — философ и социолог, основатель психологической школы права. Первоначально обучался на медицинском ф-те Киевского ун-та, затем перешел на юридический, по окончании к-рого продолжил образование в Берлине. Проводя исследования в области гражданского права, П. выдвинул идею о создании новой науки в правоведении, политики права, изучающей психические особенности правового регулирования человеческого поведения. Эта идея оказала определенное влияние на нем. юридическую мысль (в частности, на Р. Штаммлера). Возвратившись в Россию, в 1897 г. защитил докторскую диссертацию и с 1898 по 1917 г. занимал кафедру энциклопедии и философии права юридического ф-та Петербургского ун-та. В 90-х гг. XIX в. им была провозглашена необходимость возрождения естественного права, что стимулировало появление в 1900–1902 гг. множества статей по этому вопросу и знаменовало переход правоведения на позиции философского идеализма. П. был депутатом I Государственной думы, входил в состав ЦК партии кадетов. После Октябрьской революции эмигрировал в Польшу, где вплоть до своей кончины (в состоянии сильной душевной депрессии покончил жизнь самоубийством) занимал кафедру социологии Варшавского ун-та. Рукописи П. погибли в период 2-й мировой войны при разгроме варшавского восстания. Имея своим источником правовые идеи Л. Кнаппа, Р. Бирлинга, Э. Цительмана, Коркунова (психологическое обоснование власти), психологическую теорию В. Вунд-та, концепция П. в значительной степени повлияла на философско-правовую и социологическую мысль России, Польши, Западной Европы и США. В 20-е гг. советские правоведы (Рейснер) активно использовали методологию П. для легитимации революционного правосознания как формы социалистического права. В немалой степени благодаря усилиям учеников П. (Гурвич, Н. С. Тимашев, Сорокин) его психолого-правовые подходы были адаптированы в 20-30-е гг. научными школами Западной Европы и США, что стало непосредственной предпосылкой возникновения социологической юриспруденции и др. новейших социолого-психологических концепций права.

В основе теории П. лежит философско-методологический комплекс, сочетающий элементы неокантианства и имманентной философии с принципами социального и индивидуально-биологического детерминизма. Отражением данной теоретико-познавательной конструкции явилась созданная им эмоциональная психология, способная, по его мнению, в корне преобразовать "науки о праве, нравственности, политике, педагогике, эстетике и другие гуманитарно-психологические дисциплины о духовной жизни" об-ва. Психический аспект социальной действительности приобретает у П. значение всеобщей формы общественного сознания, проявления человеческой деятельности рассматриваются как функция психики. Отказавшись от традиционного деления психических явлений на сознание, чувство и волю и введя такую ключевую категорию, как "эмоция", П. классифицирует элементы психики на двусторонние, пассивно-активные (эмоции) и односторонние, односторонне-пассивные (сознание, чувство) и односторонне-активные (воля). Эмоции, определяющие поведение людей, имеют двойственную природу. С одной стороны, они — неотъемлемый компонент физиологии и нервной деятельности человека, с другой — являются результатом воздействия общественной психики. Тесная связь эмоций с биологической материей обусловливает их причинно-следственный характер, делает объектом научно-теоретического анализа и социально-практического воздействия. Наиболее важны, с т. зр. П., этические эмоции (моральные и правовые), выступающие в виде психических переживаний лица о своем поведении, выполняющие роль внутреннего цензора. Если моральные эмоции (нравственность) императивны и направлены на организацию внутренней душевной жизни человека, то правовые (право) — императивно-атрибутивны, т. е. предполагают определенную связь членов об-ва. Право, по П., есть такое состояние психики, при к-ром лицо осознает долг (пассивно-атрибутивное свойство права) и свое правомочие на исполнение обязанности (активно-атрибутивное свойство права). Необходимым условием бытия права является индивидуально-психический акт живого существа, способного к правовому переживанию. Количество правовых феноменов соответствует числу таких актов, а их форма определяется спецификой личностного правосознания. П. выделяет право официальное и неофициальное, позитивное (гетерономное) и интуитивное (автономное). Официальное право, признанное и гарантированное государством, функционирует наряду с неофициальным, возникающим внутри различных социальных групп. В отличие от официальной правовой моносистемы, неофициальное право отличается нормативно-ценностным разнообразием, значительно более широкой сферой применения, многоуровневой структурой. Позитивное право предстает в виде "нормативного факта", т. е. формально-определенного источника права (как правило, нормативно-правовой акт). Интуитивное право, напротив, существует помимо к.-л. традиционных правовых форм и является итогом внутреннего, интуитивного самоопределения индивида. Субъектом интуитивного права признается как лицо, способное к правовому переживанию, так и сторона, к к-рой обращена атрибутивная эмоция в виде долга или обязанности. В этом случае состав участников правоотношений становится неограниченным и может включать, напр., душевнобольных, умерших, животных, богов и т. п. Находясь как бы в эпицентре человеческой психики, интуитивное право способно быстро и точно улавливать потребности практической жизни и изменять в соответствии с ними свое содержание. Официальное и позитивное право не обладает необходимой мобильностью, поэтому с течением времени оно перестает отвечать интересам развивающейся личности, вступает в конфликт с ней. Чтобы избежать конфронтации, ведущей к разрушению не только официальной правовой системы, но и государства, об-ва, позитивное право должно вбирать в себя "аксиомы" интуитивного права, т. е. принципы построения самой императивно-атрибутивной психики. К явлениям правового порядка относится и государство, к-рое также есть акт психического переживания, выполняет служебную, подчиненную в отношении права роль. Психологическая теория права представляет собой, по П., базу для дальнейшей разработки политики права — универсальной психолого-социологической науки (эмоциональной социологии) и духовно-практического способа совершенствования общественных отношений. Эта наука должна включать знания о психологических закономерностях поведения людей, факторах, влияющих на развитие человеческого характера, а также учение о природе и причинных свойствах права, правовой мотивации и правовой педагогике. Осн. научным методом выступает "психологическая дедукция", гипотетически устанавливающая психолого-правовой результат законодательного воздействия на об-во. Право как элемент социально-психической жизни, с одной стороны, активно влияет на процессы в области психики и человеческие поступки, с другой — само есть продукт социально-психической среды. В этом контексте роль права проявляется в 2 аспектах: во-первых, в стимулировании или подавлении мотивов поведения людей (мотивационное, или импульсивное, действие права) и, во-вторых, в воспитании народной психики (педагогическое действие права). Отсюда вытекают задачи политики права. Первая состоит в регулировании индивидуального и массового поведения посредством правовой мотивации, вторая — в совершенствовании человеческой психики, очищении ее от антисоциальных склонностей. П. рассматривает развитие об-ва как прогрессивную смену этапов его психического состояния от примитивного к зрелому, совершенному. Народная психика является своего рода иррациональной субстанцией, проецирующей вовне формы социального бытия (этические, правовые, политические, экономические и т. п.) и имеющей рациональные тенденции в своей эволюции. Социальная динамика представляет собой психическое I общение, эмоционально-интеллектуальные отношения индивидов, вырабатывающих в историческом процессе сменяющих друг друга поколений "усредненные эмоциональные факты", по сути, стандарты человеческого поведения. Каждому этапу психического развития об-ва соответствуют свои эмоциональные факты (в т. ч. право и политические институты). Позднейшие правовые системы, выполняя функцию социализации, т. е. приспосабливаясь к народной психике и беря за основу ее лучшие

этические качества, аккумулируют в себе культурно-психические ценности предшествующих эпох, развивают дальше "высшие стороны человеческого характера". Возрастающее влияние культуры ведет к постепенному отмиранию антисоциальных свойств психики, дает об-ву возможность отказываться от негуманных правовых средств (напр., жестокости наказаний). До настоящего времени, по П., правовая социализация по направлению к общему благу осуществлялась бессознательно. Наука политики права будет сознательно, а следовательно, более эффективно вести людей к совершенному социальному устройству, к господству действенной любви в человечестве. В конечном счете достижение социального идеала, организованного на сверхправовых и сверхнравственных принципах, позволит психике освободиться от "тисков" права и нравственности как рудиментов былой некультурности.

С оч.: Очерки философии права. Спб., 1900. Вып. ^Введение в изучение права и нравственности. Эмоциональная психология. Спб., 1905; Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Спб., 1909–1910. Т. 1–2; К вопросу о социальном идеале и возрождении естественного права // Юридический вестник. 1913. Кн. 2.

Лит.: Зорькин В. Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978; Пяткина С. А. Русская буржуазная правовая идеология. М., 1980; Социологическая мысль в России: Очерки истории немарксистской социологии последней трети XIX — начала XX века. Л., 1978; Жуков В. Н. Русская философия права: естественно-правовая школа первой пол. XX века. М, 2001; Dabord G. L'oevre juridique et philosophie de Leon Petradzychi. P.. 1962; Baum K. Leon Petrazychi und seine Schuler. В., 1967; Sociology and Jurisprudence of Leon Petrazycki. Illinois, 1975.

В. H. Жуков

ПЕТРАШ ЕВСКИЙ — см. Буташевич-Петрашевский M. B.

ПЕТРАШЕВЦЫ — участники собраний ("пятниц") Буташевича-Петрашевского во 2-й пол. 40-х гг. XIX в. в Петербурге и кружков, к ним примыкавших (бр. Майковых, С. Ф. Дурова, Кашкина, Ханыкова). Их объединяли идеи отмены крепостного права, уничтожения самодержавия и установления республики, интерес к зап. философской и социалистической литературе, увлеченность работами Белинского и Герцена. Возникшие в целях самообразования, к зиме 1848/49 г. "пятницы" стали пропагандистским центром, где в острых дискуссиях обсуждались политические события на Западе, порядок проведения социальных реформ в России, формы участия в народных выступлениях, возникали споры между атеистами и верующими, об общественной роли литературы. П. искали философскую концепцию, к-рая помогла бы понять происходящее в России и содействовать ее переустройству. Наиболее полно философские воззрения П. представлены в их коллективном труде — "Карманном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка" (1-й вып. — 1844, 2-й — 1846). Задуманный Майковым и Петрашевским, к-рый и был его редактором, т. обр., чтобы обойти политическую цензуру, он состоял из специально подобранных статей, разбросанных по всему тексту, с тем чтобы внимательный читатель не терял главную нить. В завуалированной форме в словаре обличались крепостнические порядки, критиковались поклонники старины — славянофилы и зап. мыслители, считавшие классовую борьбу естественным состоянием человечества (Т. Гоббс, Г. Гроций, С. Пуфендорф). Высказывая критическое отношение к философии И. Канта и И. Г. Фихте, П. высоко ценили фр. материалистов (Д. Дидро, К. А. Гельвеция, П. Гольбаха) и социалистов Ш. Фурье, К. А. Сен-Симона и др. Не соглашаясь с идеализацией первобытного об-ва Ж. Ж. Руссо, П. искали, как и мн. утописты, "тип, идеал, прообраз общественного благоустройства и человеческого счастья" в будущем, видели историческое развитие об-ва как смену различных исторических эпох, каждая из к-рых проходит свой период рождения, роста и упадка. Свидетели быстрого развития капитализма на Западе, П. непременным, но недостаточным условием народного благосостояния считали развитие промышленности. Учение Фурье привлекало П. именно потому, что рисовало детальные картины развития производства. В поисках закономерностей общественной жизни П. обращались к идее "нормального развития человека" и необходимости полного удовлетворения его потребностей, принятой материалистами XVIII в. П. верили в силу человеческого разума и главным препятствием развития человечества считали мистицизм и обскурантизм, приметы к-рых видели и в древн., и в совр. мире, когда сильные мира сего стараются "содержать знания в тесном кружке священнодействующих, употреблять самые знания для содержания народа в еще большем невежестве и уничижении, представить ум человеческий ограниченным, божество непонятным, а истину — недосягаемой" (ст. Словаря "Обскурантизм", изъятая цензурой). Особенный вред обскурантизма П. усматривали в его гонениях на философию, призванную рассматривать "человека как человека". Теория исторического развития человечества для П. - это социализм, впервые провозглашенный Иисусом Христом догматами "любви к ближнему" и "прощения обид". Свою главную задачу П. видели в том, чтобы претворить эти идеи в жизнь, но расходились в понимании того, как это сделать. Одни из них считали, что освобождение крестьян не представляет никакого затруднения, достаточно только пылкой молодежи выйти на площадь, другие, прежде всего сам Петрашевский, считали это авантюризмом, предлагая длительную и серьезную подготовку к социальным изменениям: "Можно строить химеры, но надо говорить серьезно". Не все П. занимались философскими проблемами. Среди П. были экономисты (В. А. Милютин), писатели (Ф. М. и М. М. Достоевские, А. И. Пальм, М. Е. Салтыков-Щедрин), литературные критики (Майков, Григорьев), ученые (А. П. Баласогло, Данилевский), поэты (А. Н. Плещеев, С. Ф. Дуров), студенты (Ханыков, П. Н. Филиппов), чиновники (Д. Д. Ахшарумов, Кашкин), военные (Н. П. Григорьев, Ф. Н. Львов, Н. А. Момбелли). По словам Герцена, "круг этот составляли люди молодые, даровитые, чрезвычайно умные и чрезвычайно образованные". На каждой "пятнице" присутствовало, как правило, более десяти человек, принимавших участие в дискуссиях. Вокруг собраний появлялись кружки, в к-рых продолжилось обсуждение неотложных реформ в стране, вызревал план создания тайного об-ва, замысел о распространении революционных идей среди различных слоев населения. Вокруг Спешнева возникла законспирированная группа для организации тайной типографии и издания нелегальной литературы пропагандистского толка. Деятельность П. была прервана в самом разгаре дискуссий, в период, когда уже была создана обширная библиотека запрещенных рус. и зарубежных авторов, подготовлены для печати листовки. В ночь с 23 на 24 апреля 1849 г. П. были арестованы. К следствию привлекалось 122 человека. Трое сошли с ума во время следствия. Специально созданная военно-судная комиссия приговорила 15 человек к расстрелу, генерал-аудиториат приговорил к расстрелу 21. 22 декабря 1849 г. на Семеновском плацу в Петербурге был разыгран обряд подготовки к смертной казни. Петрашевского, Григорьева, Момбелли облачили в саваны и привязали к столбам. Но вдруг прискакал царский фельдъегерь, объявив об отмене смертной казни. Она была заменена на различные сроки каторги, ссылки и отдачу в арестантские роты. Петрашевский и Львов продолжили в Сибири борьбу против царской администрации, наладили связи с ссыльными декабристами. Вместе со Спешневым были основателями сибирской периодической печати — газет "Иркутские губернские ведомости" и "Амур". По выходе с каторги нек-рые П. стали знаменитыми писателями (Достоевский, Плещеев), занимались земскою деятельностью (Спешнев, Кашкин). П. высоко ценил Герцен, считая их наследниками декабристов. На страницах "Колокола" он публиковал с трудом полученные из Сибири мемуарные документы П. Оторванные от семей, общественной столичной жизни, лишенные всех прав состояния, П. на долгие годы стали для сочувствующей им интеллигенции символом гражданского мужества и героизма. О своем восторженном отношении к П. вспоминал Достоевский. Память о Петрашевском как о друге и учителе на долгие годы сохранил Салтыков-Щедрин. Мн. из документов П., их обширные архивы, рукописи, письма, особенно периода ссылки, пока еще не изучены.

Соч.: Дело петрашевцев. В 3 т. М.; Л., 1937–1951; Филос. и общественно-политические произв. петрашевцев. М., 1953; Первые русские социалисты: Воспоминания участников кружков петрашевцев в Петербурге. Л., 1984.

Л и т.: Сеиевский В. И. М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы. М., 1922; Бешкин Г. Л. Идеи Фурье у Петрашевского и петрашевцев. М.; Пг., 1923; Лейкина-Свирская В. Р. Утопический социализм петрашевцев // История социалистических учений. М., 1964. С. 399–441; Она же. Петрашевцы, М., 1965; Михайлова В. Н. Петрашевцы в Сибири в современной советской историографии // Политическая ссылка в Сибири XIX — нач. XX в. Новосибирск, 1987. С. 29–38; Егоров Б. Ф. Петрашевцы. Л., 1988; Петрашевцы в Сибири. Иркутск, 2006. Evans J. L. The Petrasevskij Circle, 1845–1849. The Hague; P, 1974; Alexander M. Der Petrasevskij-Prozess. Wiesbaden, 1979.

Ф. Г. Никитина

ПЕТРОВ Михаил Константинович (8.04.1923, Благовещенск — 11.04.1987, Ростов-на-Дону) — философ, писатель, специалист в области истории философии, лингвокультурологии, социологии науки и образования. Участник Великой Отечественной войны. Учился в Ленинградском кораблестроительном ин-те; окончил военный ин-т иностранных языков (1949), где затем работал преподавателем. С 1956 по 1959 г. — аспирант Ин-та философии АН СССР (защита кандидатской диссертации "Проблемы детерминизма в древнегреческой философии классического периода" не состоялась из-за теоретических разногласий с научным руководителем). Повесть "Экзамен не состоялся" (1959) была им отправлена в 1960 г. Н. С. Хрущеву с предложением дискуссии в партии перед XXII съездом КПСС. Это повлекло исключение П. из партии и увольнение с должности зав. кафедрой иностранных языков Ейского летного училища (1961). В 1962–1970 гг. П. работал преподавателем Ростовского ун-та. Публикация в "Вопросах философии" (1969, № 2) дискуссионной ст. П. "Предмет и цели изучения истории философии" вызвала идеологические обвинения в журн. "Коммунист". П. был отстранен от преподавания на философском ф-те. В последние годы жизни П. работал в СКНЦ ВШ. Своеобразным итогом его творчества стала фундаментальная работа "История европейской культурной традиции и ее проблемы в свете основных положений тезаурусной динамики" (1986). П. - автор многочисленных научных статей и очерков ("Пираты Эгейского моря и личность"; "Логический фетишизм Гегеля и проблема социальной ответственности"; "Перед "Книгой природы" (Духовные леса и предпосылки научной революции XVII в.)"; "Пентекон-тера. В первом классе европейской школы мысли" и др.). Под влиянием П. в Ростовском ун-те сложилась научная школа. Осн. предмет философского внимания П. на всех этапах его творческой эволюции — язык и речевое общение, взятые в контексте социокультурных реалий человеческой жизнедеятельности, а с др. стороны, — сам человек как телесное, социальное и мыслящее существо. Деление об-в на племенной (архаический), традиционный и совр. (цивилизационный) типы, свойственное различным теориям модернизации, было критически переработано П. Он проводит мысль об их принципиальном единстве, охватываемым понятием "социокод культуры". Др. значимая новизна концепции П. - историко-цивилизационное илингвокультурологическое видение и объяснение "переворота", цивилизационного "сдвига", разделяющего "нормальные" цивилизации-культуры Востока (Китай, Индия, Египет, Вавилония) и Запад как "отклонение" от нормы, давшее в конечном счете и модернизацию Нового времени, и совр. мир. Не замена азиатского способа производства античным (Маркс), не смена раннерабов-ладельческого об-ва развитым рабовладельческим (Лосев) и тем более переход от родового строя к классовому об-ву и государству (Энгельс и советская историческая наука) есть начало классической эллинской цивилизации, но именно указанная историческая аномалия. Она есть скрытое основание и первореальность всех последующих форм европейской цивилизационно-исторической традиции, причина всех революций и переворотов, агрессии и непрерывного творческого горения, чрезвычайной мобильности и неуемного фантазирования — от "Одиссеи" Гомера до "Улисса" Джойса. Для европейской истории, по П., важна не столько смена способов производства, наций и цивилизаций, культурно-исторических эпох и стилей, сколько общая ситуация поиска адекватного социокода культуры, обеспечивающего выживание и развитие. Лингвокультурологическая интерпретация философского мыслительного содержания (философия — мышление по нормам древнегреч. языка), как затем и содержательного стандарта-формы (канона) естественнонаучного познания объективной реальности (наука — мышление по нормам англ. языка), — вторая особенность историко-философского и историко-научного круга исследований П. История философии и науки, дополненная достижениями лингвистики и семиотики (Ф. де Сос-сюр, Э. Сепир и Б. Уорф, Р. Ципф, В. Ингве), предстала у П. в итоге в виде особой проекции его социальной философии. Феномен науки и видение через его призму совр. об-ва как об-ва "онаучиваемого" и в значительной мере уже "онаученного" определили весьма своеобразный ракурс в осмыслении осн. проблем европейской культурной традиции. Не дилемма "капитализм-социализм", казавшаяся в кон. XX в. решающей и первенствующей, но раскол мира на совр. и традиционный, разрыв, все более увеличивающийся и разрастающийся, и, с др. стороны, парадоксы самой модернизации и возникшего в ходе ее об-ва — такова переживаемая миром совр. ситуация. Отсюда — и предложения П. по преобразованию "онаученного" об-ва, с учетом его цивилизационно-истори-ческого происхождения и статуса, включая богатейшие возможности античного языкового "тезауруса", т. е. проникновение, исследовательское и мыслительное погружение в античность, самопознание через нее. Т. обр., взгляд на мир, об-во, культуру, историю, человека, на саму философию через "призму" античности трактовался П. как последний шанс противостояния в области теоретической рациональности и рационально постигаемой практики наплыву постмодерна, ведущего в историческое и культурное "небытие".

С о ч.: Язык, знак, культура. М., 1991; Социально-культурные основания развития современной науки. М., 1992; Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д., 1992; Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995; Историко-философские исследования. М., 1996; Античная культура. М., 1997; Избр. труды по теоретической и прикладной регио-налистике. Ростов н/Д., 2003; История европейской культурной традиции и ее проблемы. М., 2004.

Л и т.: Дубровин В. Н, Тищенко Ю. Р. М. К. Петров: жизнь и идеи // Петров М. К. Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д., 1992; Неретина С. С. Михаил Константинович Петров. М., 1999; Кузьменко Н. М. Теории локальных цивилизаций и лин-гвокультурология М. К. Петрова. Ростов н/Д., 2001; Абушенко В. Л. М. К. Петров // Всемирная энциклопедия: Философия. XX век. М.; Минск, 2002; М. К. Петров. (К 80-летию со дня рождения): Библиографический указатель. Ростов н/Д., 2003; Дидык М. А., Ерыгин А. Н. Личность и культура в эпоху модернизации: Г. Гегель, К. Ясперс, М. Петров. Ростов н/Д., 2003.

А. Н. Ерыгин

ПЕЧЕРИН Владимир Сергеевич (15(27).06.1807, м. Дымер Киевского у. Киевской губ. — 17(29).04.1885, Дублин, Ирландия) — мыслитель, поэт. В 1831 г. окончил филологический ф-т Петербургского ун-та, обнаружив большие способности к древн. языкам и классической филологии. С 1833 по 1835 г. П. с группой молодых ученых был в Германии (в Берлинском ун-те) с целью завершения образования. Вернувшись в 1835 г. в Россию, в звании и. о. экстраординарного проф. в течение семестра читал лекции по классической философии в Московском ун-те. Летом 1836 г. П. навсегда покинул Россию (лишен российского подданства решением Сената в 1848 г.). В 1840 г. П. принял католичество, а в 1843 г. стал католическим священником. В течение 20 последующих лет П. жил во Франции, Англии, Ирландии, получив известность как блестящий проповедник и оратор. Литературное наследие П. невелико по объему и состоит из писем, поэтических произв., воспоминаний (известных под названием "Замогильные записки"). Вообще все его творчество воспринимается только на фоне его личности: та или иная трактовка его личности предопределяет и оценку его творчества. В истории рус. культуры П. - фигура символическая. Наиболее удачная формула-характеристика П. принадлежит Н. П. Анциферову: "Агасфер русской интеллигенции" (Душа Петербурга. Пб., 1922. С. 92). С т. зр. Анциферова, в поэме П. "Торжество смерти" "в образе Петербурга проклятию предается весь период русского империализма, символом которого была Северная Пальмира" (Там же. С. 94). Из праведного негодования по поводу деспотического политического режима вырастает характерный для П. национальный нигилизм. "Как сладостно отчизну ненавидеть // И жадно ждать ее уничтоженья, //Ив разрушении отчизны видеть // Всемирного денницу возрожденья!" — эти "безумные строки", ставшие впоследствии печально знаменитыми, П., по его собственному признанию, написал в Берлине "в припадке байронизма" (Русское общество 30-х годов XIX в. М., 1989. С. 161). Герцен, посвятивший П. особую главу в VII части "Былого и дум", отмечает: "И этот грех лежит на Николае" (Герцен А. И. Соч. М., 1957. Т. 6. С. 387). П. принадлежал к тому слою невостребованных интеллектуалов ("лишних людей", "интеллигентов"), к-рые не желали идти на службу в бюрократические структуры и не видели лично для себя выхода из сложившейся ситуации. Россию П., как и его старший современник Чаадаев, представлял в образе Некрополи-са (города мертвых), делать в к-ром ему было нечего. Субъективно свое положение в России П. представлял как жесткую альтернативу: либо духовная смерть, либо побег. Он избрал последнее. Характерно, что, очутившись на Западе, П. нек-рое время находился под влиянием идей христианского социализма (в частности, творчества фр. религиозного философа Ф. Р. Ламенне). По-видимому, католические симпатии и решение переменить веру пришло к нему позднее. Современники П. (в т. ч. и из лагеря славянофилов) понимали, что его национальный нигилизм является оборотной стороной его патриотизма, интеллектуальной честности и незаурядной смелости. И все же нельзя не признать, что в его лице наиболее остро сказалась болезнь рус. духа, несущая в себе (если не принять соответствующих мер) угрозу гибели. Именно поэтому П. представляет собой интерес для истории рус. философии не столько конкретным содержанием своего мировоззрения, сколько своей личностью, в к-рой нашла своеобразное преломление вечная тема рус. философии: интеллигенция — Россия — народ, Россия и Запад, православие и католичество, "героизм и подвижничество".

Соч.: Замогильные записки // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: Мемуары современников. М., 1989; Герцен, Огарев и их окружение: Рукописи, переписка и документы. М., 1940.

Л и т.: Гершензон М. О. Жизнь В. С. Печерина. М., 1910; Штрайх С. В. С. Печерин за границей в 1833–1835 гг. // Русское прошлое: Исторический сборник. Пг.; М., 1923. Кн. 3; Сакулин П. Н. Русская литература и социализм. М., 1924. Ч. 1; Литературное наследство. М., 1955. Т. 62. В. В. Сапов

ПИСАРЕВ Дмитрий Иванович (2(14). 10.1840, с. Знаменское Елецкого у. Орловской губ. — 4(16).07.1868, Дубельн, близ Риги) — публицист и литературный критик, просветитель-материалист. Окончил историко-филологический ф-т Петербургского ун-та; в 1861–1866 гг. — ведущий сотрудник журн. "Русское слово"; за статью о проправительственном публицисте бароне Фирксе, выпустившем за границей две брошюры против Герцена, П. около четырех с половиной лет отсидел в Петропавловской крепости; в 1866–1867 гг. он писал для журн. "Дело"; будучи на курорте на Балтийском побережье, утонул в море. П. - одна из наиболее спорных фигур в истории рус. общественной, философской и литературно-критической мысли. Т. Масарик называл его "ужасным ребенком", сорванцом рус. радикализма; критик Волынский писал о его якобы бешеном самодурстве; Зеньковский сближал его с Ф. Ницше, и т. д. Как правило, его считали родоначальником рус. нигилизма. В советский период негативных характеристик в адрес П. стало меньше, но разногласия в его оценке не сгладились. Так, В. Ф. Переверзев полагал, что нигилизм П. предвосхищал будущее построение рус. марксизма; др. авторы усматривали у П. эволюцию в направлении к народничеству, третьи настаивали на ненародническом характере его демократизма; в 40-60-х гг. в советской историографии фактически была снята преобладавшая в дореволюционной историографии тема писаревского нигилизма, возврат к этой теме наметился в последнее время в связи с постепенным преодолением в отечественной историографии идеологемы "классической русской философии". Обобщающей категорией, наиболее адекватно отражающей характер мировоззрения П., можно считать понятие "просветитель", но при учете того обстоятельства, что "рус. Просвещение", достигнув в 60-е гг. XIX в. пика своего развития, тогда же вступило в стадию кризиса, из к-рого разные мыслители выходили разными путями. В общих рамках рус. Просвещения 40-60-х гг. XIX в. тип мировоззрения П. совпадает с типом мировоззрения Чернышевского и его соратников по журн. "Современник". Элемент нигилизма в становящемся просветительским мировоззрении П., выразившийся осенью 1861 г. в призыве бить направо и налево, разбить все, что можно разбить, значительно отделил его от более трезвого "Современника", хотя и не вывел за пределы просветительской идеологии. Как просветитель П. на стороне поборников "разума" и "правды" и непримиримый обличитель "врагов человечества", невежества, застоя и бесправия; идея "естественных потребностей человека" — главный критерий в его размышлениях по всем общественным вопросам. П. - за развитие экономики России "на европейскую ногу"; он популяризатор идей естествознания и антропологии, причем именно в их европейском варианте. Позитивная социально-экономическая программа П. не разработана сколько-нибудь подробно, но осн. линии ее он наметил достаточно отчетливо; конечную цель мышления и деятельности каждого честного человека он видел в решении вопроса о голодных и раздетых людях. Соответственно предполагалась переделка всего строя экономических отношений. П. ориентируется в первую очередь на развитие промышленности, техническое переустройство об-ва, на формирование среднего сословия, к-рое он хотел бы превратить в "мыслящих реалистов", на воспитание образованных фабрикантов и земледельцев, к-рые сочетали бы свою выгоду, выгоду рабочего и потребности окружающего мира. Тем самым объективно П. выступал как идеолог буржуазного пути развития России, хотя, будучи просветителем, разделял иллюзии просветительского надклассового, общечеловеческого по форме мировоззрения, не сознавая и не признавая себя представителем к.-л. одного сословия или класса. Стремление П. сконцентрироваться на вопросе о голодных и раздетых людях внесло в его мировоззрение социалистический элемент, но последний наличествует у него лишь постольку, поскольку он есть во всяком зрелом просветительстве. Расхождение между "Русским словом" и "Современником", получившее название "раскола в нигилистах", в числе прочего означало, что публицисты первого эволюционировали к "чистому" демократизму, лишенному народнической социалистической окраски, тогда как мн. соратники Чернышевского входили в число предтеч народничества, возлагая надежду на крестьянскую общину как исходный пункт будущего социализма в России. В сфере философии взгляды П. также не выходят за рамки просветительского мировоззрения. Он сторонник применения приемов опытных наук во всех сферах человеческого мышления, сенсуалист в теории познания. В сфере историософии осн. принцип П. - признание зависимости исторического процесса от умственного прогресса, от запаса знаний в об-ве: особую роль в об-ве играет труд и экономические условия существования народных масс и т. д. В эпоху 60-х гг. XIX в., переполненную несбыточными ожиданиями и иллюзиями насчет массовых крестьянских восстаний, П. считал, что народ почти всегда и почти везде молчит и терпит, платит налоги и отдает в распоряжение мировых гениев достаточное количество "пушечного мяса", что только в "великие минуты в истории человечества" слышится "великий глас народа", но эти минуты обманывают общие ожидания и народ снова впадает в горькое разочарование и вековую апатию. В отечественной историографии существует т. зр., согласно к-рой П. является предтечей субъективного метода в истории. Он действительно считал, что история есть осмысление событий, исходя из личной позиции писателя. Аналогично высказывался тогда Чернышевский и др. шестидесятники. Из всего мировоззрения П. наибольшие споры всегда вызывали его литературно-критические взгляды. Будучи первоначально сторонником "чистого искусства", П. в дальнейшем дошел до отрицания искусства вообще, к-рое, как он считал, вредит общественному развитию и мешает молодежи посвятить себя спасительному естествознанию; по П., искусство мешает развитию науки, к-рая может вполне обойтись без искусства. Высказавшись за "разрушение эстетики", доказывая, что нет принципов и законов искусства, П. радикально разошелся с концепциями Белинского, Чернышевского и Добролюбова. Особое видение им Пушкина как всего лишь великого стилиста, но не поэта, весьма нелестные высказывания о И. А. Гончарове, А. Н. Островском, др. рус. писателях создали П. дурную репутацию по горячим следам его несомненно утилитаристских и нигилистических высказываний. В судьбе П. и его идей есть своего рода парадокс: еще при его жизни возникла обличительная литература, направленная непосредственно против его идей; но в то же время он пользовался большой популярностью в об-ве, особенно среди молодежи; его увлекательными, едкими, остроумными статьями зачитывались; его влияние на молодежь было огромным. Это влияние не всегда оказывалось благотворным: нигилизм П. выступал несомненно дезориентирующим фактором. Но равнодействующая всех его идей была в конечном счете культуротворческой, способствующей движению рус. об-ва по пути исторического прогресса.

С о ч.: Поли. собр. соч.: В 6 т. 5-е изд. Спб., 1909–1913; Соч.: В 4 т. М., 1955–1956; Избр. произв. Л" 1968.

Лит.:ПереверзевВ. Ф. Д. И. Писарев. М., 1929;Кирпотин В. Я. Радикальный разночинец Д. И. Писарев. М., 1934; Коган Л. А. Атеизм Писарева // Под знаменем марксизма. 1938. № 7; Кружков В. С. Д. И. Писарев: Философские и общественно-политические взгляды. М., 1942; Плоткин Л. А. Писарев и литературно-общественное движение 60-х гг. Л.; М., 1945; Ста-нис Л. Я. Основные черты мировоззрения Д. И. Писарева. М, 1963; Прокофьев В. И. Общественно-политические и философские взгляды Д. И. Писарева. М., 1952; Маслин А. Н. Д. И. Писарев в борьбе за материализм и социальный прогресс. М., 1968; Демидова Н. В. Писарев. М, 1969; Цыбенко В. А. Мировоззрение Д. И. Писарева. М., 1969; Короткое Ю. Н. Писарев. М., 1971; Кузнецов Ф. Ф. Нигилисты? Д. И. Писарев и журнал "Русское слово". М., 1983; Беленкова Л. П. Д. И. Писарев как историк философской и общественной мысли. М., 1983;/ошев-ский В. О. Проблема личности в философском наследии Д. И. Писарева. Л., 1987; Coquart A. Dmitri Pisarev (1840–1868) et ideologie du nihilisme Russe. P., 1946; Burghoorn F. C. Nihilism, Utopia and realism in the thought of Pisarev // Russian Thought and Politics. Camb. (Mass.), 1957.

В. Ф. Пустарнаков

"ПИСЬМА ОБ ИЗУЧЕНИИ ПРИРОДЫ" — философское соч. Герцена, опубликованное в 1845–1846 гг. в журн. "Отечественные записки" под псевдонимом И-р ("Искандер" — турецкая форма имени Александр; Герцен вынужден был взять псевдоним, ибо осужденным по политическим мотивам запрещалось выступать в печати под настоящим именем). Это соч. в переписке Герцен иногда называет "Письмами об естествознании", т. к. оно посвящено анализу взаимоотношений философии и естествознания. В нем подчеркивается важность преодоления антагонизма между философией и естествознанием, значение философии для наук о природе и необходимость для философии опираться на естественные науки, к-рыми "многое уясняется в вечных вопросах" (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 385). Однако такая проблематика составляет содержание гл. обр. первых двух писем: "Эмпирия и идеализм" и "Наука и природа — феноменология мышления". Остальные 6 писем были посвящены изложению истории философии. Правда, и последнюю Герцен рассматривает под углом зрения преодоления разрыва между природой и духом, между познанием явления и познанием сущности. Древн. философия, по Герцену, была одностороння в своей слитности с миром, в своей опоре на природу, средневековая была одностороння в сосредоточенности в себе, в духе человеческом. Новая философия со времен Р. Декарта и Ф. Бэкона постепенно преодолевает дуализм природы и духа, развивая вечное (дух) из временного (природы). Т. обр., Герцен подводит читателя к выводу, что вся история философии свидетельствует о стремлении человека уяснить ту истину, что духа вне природы не существует, что природа развивается до духа и в нем познает самое себя. В этом движении человека к истине, подчеркивает Герцен, огромную роль в Новое время играет естествознание, к-рое приучает ум к ее постижению. При написании "Писем" Герцен опирался на огромный объем литературы как по философии, так и по естествознанию. Осн. источником и стимулом явились для него соч. Гегеля, гл. обр. его "Энциклопедия философских наук" и "Лекции по истории философии". Однако, при всем своем преклонении перед Гегелем, Герцен не столько опирается на нем. мыслителя, сколько спорит с ним, стремясь преодолеть его идеализм и логицизм. Гегель, пишет он, "приносит все временное, все сущее на жертву мысли и духу; идеализм, в котором он был воспитан, который он всосал с молоком, срывает его в односторонность, казненную им самим, — и он старается подавить духом, логикою — природу". "Гегель хотел природу и историю как прикладную логику, а не логику как отвлеченную разумность природы и истории" (Т. 3. С. 119, 120). Однако всеобщее не существует без частного, бесконечное без конечного, и нет сущности, отрешенной от бытия (Там же. С. 93). Выделяя осн. мысль первого письма, Герцен писал Огареву: "Логика хвастается тем, что она a priori выводит природу и историю. Но природа и история тем велики, что не нуждаются в этом, еще более — они сами выводят логику a posteriori" (Т. 22. С. 219). Герцен упрекает не только философию за притязание "на обладание если и не всею истиною", то на единственно верный путь к ней (Т. 3. С. 93). В этом же он обвиняет естествознание, к-рое, в свою очередь, будучи не в состоянии понять объективность разума, не обладая должным методом познания, изобретает "свои маленькие привиденьица" в виде жизненной силы, эфира, теплотвора, электрической материи, к-рые не столько объясняют природные явления, сколько уводят от истины. Потому, считает Герцен, "философия без естествоведения так же невозможна, как естествоведение без философии" (Там же). 6 писем, посвященных истории философии ("Греческая философия", "Последняя эпоха древней науки", "Схоластика", "Декарт и Бэкон", "Бэкон и его школа в Англии", "Реализм"), хотя и внушены гегелевскими "Лекциями по истории философии", но опираются на самостоятельное изучение Герценом источников и литературы. В примечании к "Письму" о греч. философии Герцен замечает, что, излагая главные ее моменты, он хотя и следовал лекциям Гегеля, однако в самом изложении древн. философии сделал "некоторые довольно важные отступления", т. к. "во многих случаях не хотел повторять чисто абстрактных и пропитанных идеализмом мнений германского философа" (Т. 3. С. 146–147). Говоря о средневековой философии, Герцен в письме А. А. Краевскому подчеркивает, что у него на нее "образовался совершенно особый взгляд" (Т. 22. С. 240), а что касается Декарта и Бэкона, то взгляд на них, развитый в "Письме", "не был таким образом развит ни в одной из современных историй философии" (Там же). Оценивая в целом свое изложение истории философии, Герцен замечает, что "в таком виде, кажется, у нас она не часто излагалась" (Там же. С. 243). Современники упрекали Герцена за темное изложение, за "птичий язык", за "искандеризмы". Оправдываясь, Герцен замечал, что темнит он намеренно, ибо открыто выразить свои мысли из-за цензуры невозможно. "Что-то страшно цензуры, — пишет он Б. Ф. Коршу, — которая, как костоеда, выест кости и оставит мякоть" (Там же. С. 193). А отправляя статью Краевскому, умоляет: "Пожалуйста, охраните хорошенько от кастрирования мое "письмо" о Риме, за это я напишу вам такого Бэкона, расправеру-ламского. Да вот только не знаю, как быть со Спинозой" (Там же. С. 237). Изложение взглядов Спинозы было особенно сложно из-за цензуры, хотя его взгляды Герцен ценил чрезвычайно высоко: "Ни признание факта Бэкона не покорило ему вполне природу, ни идеализм Декарта не покорил ему духа. Семя, брошенное Декартом, возросло в Спинозе. Спиноза — истинный и всесторонний отец новой философии… Высота Спинозы поразительна. И какое полное жизни мышление! Он дал основу, из которой могла развиться германская философия…" (Т. 2. С. 306). Но изложить философию Спинозы Герцену так и не пришлось. Причина прекращения публикаций "Писем" осталась неизвестной. Тут могут быть и цензурные осложнения, и изменения планов самого Герцена. "Письма" пользовались большой популярностью у читателей. Герцен вспоминал в "Былом и думах": "Молодежь не только в университете и лицее сильно читала мои статьи о "Дилетантизме в науке" и "Письма об изучении природы", но и в духовных учебных заведениях. О последнем я узнал от графа С. Строганова, которому жаловался на это Филарет, грозивший принять душео-боронительные меры против такой вредоносной яствы" (Т. 9. С. 204). А вот что писал о влиянии соч. Герцена 40-х гг. анонимный автор в брошюре, вышедшей вскоре после его смерти в 1870 г.: "В России имя Искандера, повторяемое шепотом, тем не менее не было забыто, и поколение, которое шло за людьми конца сороковых годов, все так же любило запрещенного автора. Трудно было достать полных нумеров "Отечественных записок" 1842–1846 годов. Статьи с надписью И-р вырезались, покупались на вес золота, переплетались в драгоценный переплет, читались с чувством чуть не религиозным, переписывались друзьями счастливых обладателей этого "священного предания", цитировались при случае и без особенного повода, до самого появления "Полярной Звезды" и "Колокола" (Литературное наследство. Т. 41–42. С. 167).

Л и т.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1,ч. 2. С. 88–96; История философии в СССР. М., 1968. Т. 2. С. 349–360; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М" 2007. С. 178–180.

А. Т. Павлов

ПЛАТОН (в миру Петр Егорович Левшин) (29.06(11.07). 1737 — 11(23).11.1812) — митрополит Московский (1787), прозванный Вольтером "русским Платоном". В 1758 г. окончил Славяно-греко-латинскую академию и принял монашество. Был законоучителем цесаревича Павла. С1766 г. — архимандрит Троице-Сергиевой лавры. В 1770 г. — архиепископ Тверской, а в 1775 г. — Московский. В 1792 г., благословив открытие Оптикой пустыни, отошел от епархиальных дел, целиком посвятив себя православной философии и духовному просвещению. В конце жизни удалился в Спасо-Вифанский монастырь, став одним из первых старцев России. Православно-философское творчество П. можно условно разделить на два периода: первый — "метафизический" (1757–1775); второй — "апологетический" (1775–1806). Первый период определяется созданием оригинальной метафизики на основе анагогического метода (см. Анагогия). П. различал три уровня трансцендентного и персонифицированного Сущего: собственно Троицы, или "самого Бога" в Его "тайне"; Божественных свойств ("околичностей") и "блаженного" собы-тия ангелов и человеческих душ (духов). Все три уровня находятся в антиномической сопричастности друг с другом, что позволяет, с его т. зр., не подменять "живое" бытие Сущего рационалистическими определениями или мистическими образами, тем самым продолжая метафизическую традицию святых отцов, особенно Августина, Иоанна Златоуста и Псевдо-Дионисия Арео-пагита. Существо метафизических взглядов П. составляет свободно-необходимая, или синергическая (см. Синергизм), взаимосвязь благодати ("Христовой власти") и христианской личности ("лица") как внутренней "действительности", или "действия" человеческой души (духа). Этот воцерковленно-религиозный динамизм ("христианский путь") в чем-то предвосхитил концепцию "конкретного онтологизма" или "конкретного идеализма" как существенной черты рус. философии. Будучи сторонником августинианского понимания "спасительной", т. е. сугубо персонифицированной, истины, П. предвосхитил осн. положения славянофильской трактовки "цельного знания", далекой от абсолютизации обезличенных выводов о Боге. Святоотеческий подход позволил рус. мыслителю последовательно сохранить "логизм" (Эрн) православной философии, вобравшей в себя как рационалистические ("описательные"), так и интуитивные ("воображаемые") приемы познания. Иначе говоря, П. ввел в метафизику сильный элемент "художественного" мышления, ' оперируя синтетическими формами "образов-понятий", или "логосов", тем самым как бы предвосхищая приверженность мн. рус. мыслителей к несистематизированному философствованию, особенно в рамках литературы как искусства слова, или "логоса". Во второй период своей духовной биографии П. прежде всего разрабатывал нравственный идеал "аристократа синергического духа" с его "свободо-художественным" исканием персонифицированной истины. Отсюда проистекала веротерпимость П., "осторожно" принимающего любое творческое дерзновение на пути к Богу, но без окончательных и, как правило, абсолютизированных формулировок, или "букв", — без ущерба "духу" православной философии. Вся просветительская деятельность митрополита П. была направлена на осуществление этого идеала, особенно в конфессиональной среде. Т. обр., начал реализовываться завет Петра I о воспитании просвещенных рус. священнослужителей. При этом во главу угла ставился воцерковленный "духовный опыт" (Тареев) православных христиан. В какой-то степени П. удалось решить свою главную задачу в области духовного просвещения. Он создал лучшие учебные заведения России в стенах московской Славяно-греко-латинской академии и Троицкой лаврской семинарии. Среди его сподвижников и учеников появились такие православные мыслители, как Фео-филакт (Горский), Аполлос Байбаков, Мефодий Смирнов и др. Однако последующая идеологизация духовного просвещения приостановила процесс воспитания "аристократов синергического духа". Социальные взгляды П. лежали в русле византийской теории симфонии, предполагающей гармоническое "двоевластие" государства и церкви в деле внешней заботы по спасению верноподданных. Митрополит признал метафизическую основу Российской Империи в синергической действительности христианских лиц и целиком связывал ее утверждение с успехами духовного просвещения. Но поскольку уже с воцарения Александра I обозначилась тенденция к идеологизации последнего и, следовательно, подрыву метафизической основы Российской Империи, постольку старец П. склонился к исихастному (см. Исихазм) уединению, что в какой-то степени повлияло и на последующее забвение его во многом оригинальных взглядов.

С о ч.: Собр. соч.: В 20 т. М., 1779–1806; Поли. собр. соч.: В 2 т. Спб. (б. г.); Избранные мысли // Калитин П. В. Распятие миром. М., 1992; "Из глубины воззвах к Тебе, Господи…" М., 1996.

Лит.: Снегирев И. М. Жизнь московского митрополита Платона. М., 1890–1891. Ч. 1–2; Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937 (Вильнюс, 1991). С. 109–1 \Ъ;Калитин П. В. Распятие миром. М., 1992; Мертвый завет. М., 1998.

П. В. Калитин

ПЛАТОН В РОССИИ. Историческое развитие рус. философской культуры было неразрывно связано с платонизмом и неоплатонизмом, понимаемыми предельно широко, как нек-рое духовное устремление, "как указующий перст от земли к небу, от долу-горе" (Флоренский П. А. Смысл идеализма. Сергиев Посад, 1914. С. 6). Для рус. философствования было характерным восприятие традиций платонизма не только в связи с учением П. об идеях, но и с идеализмом вообще (в историко-философском плане), с реализмом в споре об универсалиях, с априоризмом и рационализмом в теории познания, со спиритуализмом и телеологией в онтологии. Философские соч. П. непосредственно были включены в рус. философскую

культуру достаточно поздно (XVIII в.), но общий строй идей платонизма был освоен на самых ранних этапах. Христианско-православная культура Киевской Руси через византийское и болгарское влияние (см. Болгарские влияния) восприняла идеи платонизирующего аристотелизма. Именно аристотелизм, наполненный элементами платонизма и пифагореизма, был воспринят вост. отцами церкви как учение, тождественное платоновской философии. Платонизм был очень удобен для христианизации и активно использовался при обосновании христианской догматики (особенно догмата о Троице). Называя Платона первым философом, автор "Шестоднева" Иоанн, экзарх Болгарский, в целом следовал парадигме "Источника знания" Иоанна Дамаскина, к-рый наряду с такими учителями церкви, как Василий Великий, Григорий Нази-анзин, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин и др., оказал решающее влияние на южнославянский культурный ареал, а затем и на философскую культуру рус. Средневековья. Неоплатонизм явился философской основой исихазма, и сам факт распространения исихастских идей в Болгарии, а затем и на Руси свидетельствовал о том, что философская культура обеих славянских стран была готова к восприятию различных модификаций неоплатонических представлений. Влияние исихастских идей было настолько велико, что явственно сказалось на взглядах Нила Сорского, определив идеологию "заволжских старцев" с их богословско-политической программой нестяжательства (см. Нестяжатели). Указанное влияние длилось вплоть до XVIII в., вылившись в платонические диалоги Сковороды и Щербатова ("Размышления о смертном часе", "Разговор о бессмертии души"), в "Доб-ротолюбие" Паисия Величковского. Мн. диалоги Сковороды пестрят платоновскими идеями, а под определенным углом зрения их содержание вполне вмещается в рамки своеобразного учения о "философии солнца" и "метафизике света". Теорией света особенно интересовались неоплатонически настроенные мыслители. Вся платоновская онтология, гносеология и эстетика основывались на учении о солнце и свете. У П. все существующее представало как свет или отсвет. В философских классах Киево-Могилянской и Московской Славяно-греко-латинской академий господствовали курсы схоластизированного аристотелизма, но это не означало того, что философские идеи И. и неоплатоников были в полном забвении. Первые публикации диалогов П. появились в журн. Новикова "Утренний свет" (1777–1778). В переводе И. Сидо-ровского и М. Пахомова вышли "Творения велимудрого Платона" (в 4 т.). Большое значение для распространения платонизма в России имело издание в кон. XVIII в. соч. Августина, к-рый отдавал предпочтение платоновской философии. Широкое распространение получили в это время издания энциклопедического характера — "Кабинеты любомудрия" и "Зерцала древней учености", в к-рых философия определялась как "платонический нектар" и давалась такая характеристика учения П.: "Христиане одни только Платоновой философии держались, как в первые времена, так и несколько после, как-то Юстин Мученик, Климент Александрийский, Ориген, Василий, Григорий Назианзин и Августин" (Зерцало древней учености, или Описание древних философов, их сект и различных упражнений. М., 1787. С. 17). Нач. XIX в. ознаменовано большим интересом к философии П., основанном на убеждении, что католическое богословие насквозь проникнуто идеями аристотелевской философии и платонизм мог бы стать базой религиозно-философского умозрения, связанного с православием. Изучение взглядов П. было введено в философские курсы ун-тов и духовных академий. Во мн. журн. появились статьи и рецензии о П. Распространению идей платонизма в России 20-х гг. XIX в. способствовала популярность философии Шеллинга. Связь с П. заключалась в непрерывности философской традиции, проявляющейся в противопоставлении реального и идеального, природы и духа, субъекта и объекта. Особенно сближало Шеллинга с П. учение о "мировой душе". Высокую оценку философии П. можно найти в творчестве любомудров. Веневитинов, секретарь об-ва любомудров, писал в ст. "Письмо к графине NN": "Божественному Платону предназначено было представить в древнем мире самое полное развитие философии и положить твердое основание, на котором в сии последние времена воздвигнули непоколебимый храм богине" (Поли. собр. соч. М.; Л., 1934. С. 254). Подобную оценку взглядам П. можно найти у мн. рус. мыслителей 1-й пол. XIX в. — в "Истории философских систем" (Спб., 1818) Галича, в ст. Надеждина "Платон. Философ оригинальный, систематический" (Вестник Европы. 1830. № 5), "Метафизика Платонова" (Вестник Европы. 1830. № 13,14). К философским различиям между П. и Аристотелем возводили свои построения славянофилы. Антитеза зап. и I вост. способа мышления была определена, по их мнению, j рационализмом Аристотеля, с его "отвлеченным сознанием рассуждающего разума", и "цельностью в умствен- i ных действиях" П. Платонизм с его "гармонией в умозри- j тельной деятельности разума" является, считали они, ее-1 ли не основой учения вост. церкви и православия, то во многом их существенным философским элементом. Глубокий интерес к учению П., вплоть до усвоения и ассимиляции его отдельных элементов, присущ духовно-академической философии. Мн. философские соч. ее представителей объединяло убеждение в том, что "в учении Платона религия и философия находятся в наитеснейшем контакте, но уже в системе Аристотеля философия порывает с религией окончательно" (Сборник статей в память столетия Императорской Московской духовной академии. Сергиев Посад, 1915. Ч. 1. С. 153). Больший знатоком и почитателем философии П. был проф. философии Петербургской духовной академии В. Н. Kapnot, к-рый перевел и издал 6 т. "Сочинений Платона" (1863–1879), а во "Введении в философию" (Спб., 1840) изложи свою систему "философского синтетизма", построенную на платоническом видении мира. Платоновская философия пользовалась вниманием и среди университетски! преподавателей философии. Проф. Московского ун-п| Редкий опубликовал 7-томное исследование "Из лешн по истории философии права в связи с историей филосо-1 фии вообще", 3, 4, 5-й т. к-рого содержали перевод meI диалогов П. Много книг и статей, посвященных П., norn-i ляется во 2-й пол. XIX в., делаются попытки вписать грп| философа в христианскую философскую традицию. "Си мое высокое учение о божестве принадлежит Сократу Платону", — отмечал И. А. Чистович. Одним из наиболее ярких рус. платоников был Юркевич. 12 января 1866 г. на торжественном собрании Московского ун-та он произнес речь "Разум по учению Платона и опыт по учению Канта", в к-рой предпринял попытку синтезировать учения П. и Канта. Почти во всех своих соч. Юркевич стремился показать "характеристическую черту платонического мышления" в русле развития собственного миросозерцания. Важным этапом в изучении платонизма были труды А. Н. Гилярова "Источники о софистах. Платон как исторический свидетель", "Платонизм как основание современного мировоззрения в связи с вопросом о задачах и судьбе философии", Козлова "Метод и направление философии Платона", Грота "Очерк философии Платона", большая ст. В. С. Соловьева "Жизненная драма Платона". Соловьев был блестящим переводчиком соч. П. Смерть не позволила ему полностью завершить эту работу, но в собственных философских построениях, в своей метафизике всеединства он был последовательным платоником. При этом платоновские идеи выполняли у него функции несущей конструкции всей философской системы. Верховным принципом идеализма П. была идея добра или блага — творческое, божественное начало, к-рое, как солнце, дает миру свет и жизнь. "Платон ставит себе впервые ту самую задачу "оправдания добра", которая послужила предметом главного труда В. С. Соловьева" (Трубецкой С. Н. Протагор Платона//Вопросы философии и психологии. 1901. Кн. 3 (58). Платонические идеи Соловьева оказали влияние на последующую рус. религиозную философию и философию рус. символизма. Особенно органично платонизм вошел в философское творчество Флоренского и Франка. В своей "Истории русской философии" Зеньковский назвал Франка последним представителем рус. неоплатонизма. Своеобразной энциклопедией платонизма можно считать творчество Лосева. Ее осн. вехами были: его собственная неоплатоническая система ("Философия имени"), многотомная "История античной эстетики", а также перевод, комментирование и издание соч. П., Плотина, Прокла. Характерной особенностью восприятия платоновской философии в рус. мысли было стремление к ее христианизации. Исключение составляли оценки платоновского учения, сделанные Соловьевым и Зеньковским. Для Соловьева был характерен акцент на языческом осмыслении платоновского миросозерцания, для Зеньковского же утверждение о слишком большой философичности П. для христианства, т. к. платоновский дуализм усложняет не только само понятие мира, но и вносит "осложнение и в понимание Бога" (Зеньковский В. В. Основы христианской философии. Париж, 1964. Т. 2. С. 15). Неслучайно одна из ключевых в этом плане работ Зеньковского получила название "Преодоление платонизма и проблема софийности мира" (Путь. 1930. № 24).

Л и т.: Гиляров А. П. Платонизм как основание современного мировоззрения в связи с вопросом о задачах и судьбе философии. М… 1887; Юркевич П. Д. Разум по учению Платона и опыт поучению Канта//Известия Московского ун-та. 1866. № 5;Грот К Я. Очерк философии Платона. М., 1896; Эрн В. Ф. Верховное постижение Платона // Вопросы философии и психологии, 1917. Кн. 137–138;-/7осев/(. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930; Зеньковский В.В. Преодоление платонизма и проблема софийности мира // Путь, 1930. № 24;АбрамовА. И. Оценка философии Платона в русской идеалистической философии // Платон и его эпоха. М., 1979.

А. И. Абрамов

ПЛАТОНОВ Константин Иванович (18(30). 10.1877, Харьков — 6.08.1969, Харьков) — психиатр и психоневролог. Окончил медицинский ф-т Харьковского ун-та. В 1912 г. подготовил диссертацию "Воспитание сочетательно-двигательного рефлекса на составной (свет — звук) раздражитель", внесшую вклад в изучение высшей нервной деятельности человека с использованием методики условных рефлексов. П. занимался исследованиями, раскрывающими физиологическую и лечебную действенность слова. Материалы этих исследований впоследствии легли в основу монографии "Слово как физиологический и лечебный фактор" (1930) и положили начало психосоматическому направлению в медицине. П. возродил и существенно активизировал интерес к вопросам психотерапии, гипноза, внушения, убедительно доказав, что словесные раздражители в силу их исключительной физиологической и социальной значимости занимают особое место в системе высшей нервной деятельности человека. Слово заменяет, отражает и обобщает смысловое значение конкретных раздражителей внешней и внутренней среды. Вместе с тем оно служит средством создания сложной системы психотерапевтических воздействий, способствующих устранению функционального нарушения процессов высшей нервной деятельности и формированию взамен патологических нормальных динамических их структур. Эти теоретические воззрения были положены в основу разработанной им методики лечения реактивных состояний, невроза навязчивых страхов, психосоматических заболеваний. Им написано свыше 50 трудов. Много сил отдавал П. преподавательской работе. Всей своей деятельностью П. способствовал углубленному пониманию сложных психических процессов и проблем психотерапии.

Соч.: Платонов К. И. Слово как физиологический и лечебный фактор. 3-е изд. М., 1962.

Л. П. Гримак

ПЛЕХАНОВ Георгий Валентинович (29.11 (11.12). 1856, с. Гудаловка Липецкого у. Тамбовской губ. — 30.05.1918, Питкеярви, Финляндия) — философ, публицист, первый теоретик и пропагандист марксизма в России. В 1874–1876 гг. учился в Петербургском горном ин-те; с 1875 г. — участник революционного народнического движения: сначала состоял в обществе "Земля и воля", после его раскола в 1879 г. — один из организаторов группы "Черный передел". Под сильным влиянием соч. М. А. Бакунина у П. сформировалось "великое уважение к материалистическому объяснению истории"; бакунинская интерпретация материалистического понимания истории в духе экономического материализма в дальнейшем в значительной степени предопределила специфическое для П. понимание марксизма. В 1883 г. П. создал в Женеве социал-демократическую группу "Освобождение труда"; в 80-90-х гг. XIX в. П. переводил на рус. язык труды Маркса

и Энгельса, опубликовал ряд работ, направленных против идеологии народничества ("Социализм и политическая борьба", "Наши разногласия", "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" и др.). С момента основания II Интернационала (1889) П. активно участвует в его деятельности. В 1900–1903 гг. П. и его единомышленники совместно с Лениным участвуют в издании общероссийской социал-демократической газ. "Искра" и журн. "Заря". П. - осн. автор Программы РСДРП, принятой на ее II съезде (1903). Особое место П. в российском социал-демократическом движении определялось его своеобразной "внефракционностью", в соответствии с к-рой он, оставаясь верным своим взглядам эпохи группы "Освобождение труда", не хотел примыкать ни к меньшевикам, ни к большевикам, то поддерживал, то критиковал тех и других, хотя чаще оказывался на стороне меньшевиков. Радикально отличался П. от др. вождей российской социал-демократии также своей теоретической позицией, для к-рой характерны примат теории над практикой, апелляция к методу, а не к результату, ориентация на общие руководящие принципы, а не на конкретные проекты социал-демократии, он претендовал и на статус главного философа. Примкнув к марксизму, когда мн. соч. Маркса и Энгельса оставались еще не известными, П. предпринял попытку изложения и популяризации марксистской философии в контексте всемирной истории философии, включив марксизм в традицию истории материализма (осн. вехами, предшествовавшими марксистскому материализму, П. полагал философию Б. Спинозы, фр. материализм XVIII в. и материализм Л. Фейербаха) и истории диалектического идеализма (в первую очередь взгляды Гегеля). Но П. не ограничился систематизацией, изложением и популяризацией философских идей Маркса и Энгельса, по сути, он сформулировал самостоятельную философскую концепцию, расходившуюся с философскими посылками основоположников марксизма. П. согласился с А. Лабриолой, к-рый считал, что философия, поскольку она отличается от теологии, занимается теми же задачами, что и наука, при этом она или стремится опередить науку, предлагая свои гадательные решения, или резюмирует и подвергает дальнейшей логической обработке решения, найденные наукой. Т. обр., философия "ведет" за собой естественные и общественные науки, освобождая их от противоречий; в будущем точные науки настолько встанут на ноги, что гипотезы философии сделаются бесполезными, но до тех пор наука и философия занимаются одним и тем же предметом, хотя и на разном уровне: философия доходит до сущности вещей, изучает мир как целое, а науки изучают этот мир по частям. Марксистская философия представляет собой, по П., систему синтетических идей, объединяющих совокупность человеческого опыта на данной ступени интеллектуального и общественного развития, синтез познанного бытия данной эпохи. Осн. составные ее части: диалектика как метод и универсальная теория развития ("душа" системы), философия природы и философия истории. Единственно сущее в мире — материя-субстанция, осн. атрибутами к-рой являются движение и мышление. Отсюда философия П. - философия объективного, "философия субстанции" по преимуществу. Постулаты о материальном бытии, природе, объекте являются исходными для развертывания философской системы: материя-субстанция (не чурался П. и тезиса о мире как совокупности "вещей в себе") имеет объективное существование, существует вне и независимо от сознания человека и является источником ощущений как исходных и главных орудий познания. Принцип "все течет, все изменяется" — осн. закон всего существующего; мир не просто изменяется, но изменяется закономерно, поступательно; законы движения мира суть законы диалектики. Главная задача философии — решение вопроса об отношении духа к природе, мышления к бытию, субъекта к объекту. Не тождество субъекта и объекта (как у Гегеля), не их разорванность (как у Канта), не чистый феноменализм, растворяющий объект в субъекте (как у Фихте), а единство субъекта и объекта в духе материалистического монизма (по П., правильно поставил проблему "субъект-объект" Спиноза, а разрешил ее Фейербах в своем учении о "я" и "ты") — вот опорные пункты, приведшие П. к выводу о том, что гносеология Маркса есть, по существу, гносеология Фейербаха, исключая нек-рые сравнительно несущественные пункты, не удовлетворявшие Маркса. В сфере гносеологической П. поглощен в основном вопросом о воздействии объекта на субъект, ролью форм живого созерцания при недоооценке форм абстрактного мышления; на втором плане оставались проблемы субъективной диалектики, вопрос об активной роли познающего субъекта; не принимая фактически принцип отражения, П. противопоставлял ему теорию иероглифов. Во взглядах на историческое развитие П. исходил из мысли о том, что учение Маркса об об-ве является материалистической фило- I софией истории. Не в природе человека, не в имманентных законах мирового духа видел П. объяснение истории, а в развитии производительных сил, в степени власти человека над природой. Хотя П. апеллировал к развитию классового сознания, занимался проблематикой относительной самостоятельности идеологии, связью идеологии с психологией, отстаивал концепцию социалистической рабочей партии как сознательной выразительницы потребностей объективного общественного развития, в философии истории он отдал дань объективизму и созерцательности, экономическому материализму, преклонению перед "стихийным ходом вещей". С позиций своей философии объективного П. бескомпромиссно, часто вульгарно-материалистически и весьма нигилистически критиковал неокантианство, махизм, рус. этико-социологическую школу. Ленина П. не считал выдающимся теоретиком потому, в первую очередь, что усматривал у него философский субъективизм, отвергая его концепцию внесения сознания в рабочее движение извне, что представляет, по мнению П., новое издание теории героев и толпы. Один из центральных вопросов исторического развития, по П., - вопрос об отношении России к Востоку и Западу Ему отнюдь не чуждо "осмысленное западничество", с позиций к-рого он обличает "вост. деспотизм" и "азиатчину", особенно всемогущество деспотического государства вост. типа, при к-ром свобода личности превращается в фикцию. Единственную альтернативу "вост. деспотизму" П. видит в капитализме. "Капитализм плох, но деспотизм еще хуже. Капитализм развивает в человеке зверя; деспотизм делает из человека вьючное животное. Капитализм налагает свою грязную руку на литературу и науку, деспотизм убивает науку и литературу, а стоны рабов заглушаются лестью да свистом бичей" (Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. М., 1973. Т. 1. С. 38). П. - крупный марксистский теоретик искусства и литературный критик. В этой сфере он тяготел к "объективной эстетике", в к-рой выявление и объяснение генезиса литературного произв., его обусловленности теми или иными общественными, историческими обстоятельствами выдвигались на первый план. Собственно эстетический анализ ("эстетические суждения") ставились им на второй план. Суждения критика под углом зрения должного, оценку с т. зр. определенных идеалов П. полагал неуместными. В объективистских тенденциях философии П. заключена и его слабость, и его сила. Отталкиваясь от своих оценок европейской и российской действительности, П. с сожалением соглашался с Э. Бернштейном в том, что на близкое осуществление социалистического идеала рассчитывать нельзя, ибо рус. история еще не смолола той муки, из к-рой будет испечен пшеничный пирог социализма. Первоочередным вопросом в России, полагал П., является развитие производительных сил на капиталистической основе.

С о ч.: Соч. М; Л., 1923–1927. Т. 1–24; Литературное наследие Г. В. Плеханова. М., 1934–1940. Сб. 1–8; Избр. филос. произв.: В 5 т. М., 1956–1958; Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. М., 1973–1974. Т. 1–3.

Л и ъ. Ваганян В. А. Г. В. Плеханов. М., 1924; Вольфсон С. Я. Плеханов. Минск, 1924; Фомина В. А. Философское наследие Г. В. Плеханова. М., 1956; ЧагинБ, А. Г. В. Плеханов и его роль вразвитии марксистской философии. М.; Л., 1963; Николаев П. А. Эстетика и литературные теории Г. В. Плеханова. М., 1968; Пустпарнаков В. Ф. "Капитал" и философская школа Г. В. Плеханова // Пустарнаков В. Ф. "Капитал" К. Маркса и философская мысль в России. М., \91А;ЛившицМ. А. Г. В. Плеханов. М., 1983; Шашков Н. И. Этические воззрения Г. В. Плеханова. Кишинев, 19Ю;БережанскийА. С. Г. В. Плеханов: от народничества к марксизму. Воронеж, 1990; Коротаев Ф. С. Г. В. Плеханов. Человек и политик. Пермь, 1992; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 537–548; Petrovic G. Filozofski progledi G. V. Plehanova. Zagreb, 1957; Gaveing M. George Plekhanov, philosophe militant // La Pensee. 1958. N 79; Baron S. Plekhanov. The father of Russian marxism. Stanford, 1963; Jena D. Georgi Walentinowitsch Plechanow. Historisch-politische Biographie В., 1989.

В. Ф. Пустарнаков

ПЛЮРАЛИЗМ МОНИСТИЧЕСКИЙ (от лат. pluralis — множественный и греч. monos — один, единственный) — философская позиция, согласно к-рой существует как множество независимых и не сводимых друг к другу видов бытия (в онтологии), оснований и форм (в гносеологии), так и органично объединяющее их единое начало. Термин "П. м." для характеристики своей системы "панпсихизма" использовал Козлов. Следуя учению Г. В.

I Лейбница, Р. Г. Лотце и отчасти Г. Тейхмюллера, Козлов наряду с признанием множественности субстанциальных точек бытия или "реальных существ" говорил об их взаимодействии и единстве в системе мирового "сросшегося организма". Источник единства мира, считал он, коренится в "Высочайшей Субстанции" (Боге). Сын Козлова, С. А. Алексеев (Аскольдов), присоединяясь к учению "панпсихизма", утверждал слияние самобытных "душ" мира (одушевлено в мире все) в единой "высшей душе", вследствие чего мир оказывался "живой личностью". Лопатин, используя идеи Лейбница и Платона и называя свою концепцию системой "конкретного динамизма", также говорил о том, что "вечное единое раскрывается в вечном многом". Одно множество — мир вечных идей — заключено в Боге, а др. множество — мир земных вещей — хотя и коренится в мире идей, однако несоизмеримо с ним вследствие действия начала самоутверждения и распада. Подобный П. м. близок построениям В. С. Соловьева, Флоренского, Булгакова. Позиции П. м. придерживался, по существу, Н. О. Лосский. Среди представителей П. м. были и нек-рые рус. гегельянцы, напр. Дебольский ("Верховный Разум, как бы не довольствуясь собственной полнотой, индивидуализируется во множестве ограниченных разумов"), и нек-рые неокантианцы, напр. Гес-сен, говоривший о понятийном П. м. ("подлинная иерархия понятий должна быть необходимо синтезом монизма и плюрализма", и в этом синтезе общего и частного заключается конкретность понятий), и Бердяев, к-рый в ранний период творчества, вероятно, под влиянием Козлова признавал "иерархическое единство" одухотворенных монад под эгидой Первичной Божественной Монады. Однако позднее Бердяев в духе персонализма и экзистенциализма говорил о том, что "человек есть дитя Божие, но и свободы", "над которой бессилен Бог". Тайна личности столь велика, что невыразима "на языке отвлеченной метафизики". Противоречивым к П. м. было также отношение П. Б. Струве, то соглашавшегося с ним, то считавшего, что вне религиозного отношения "человеческая жизнь есть слепая игра слепых сил". Согласно Франку, любой монизм или дуализм упрощает и искажает реальность, а конкретно и полно передает ее только "антиномистический монодуализм" (так у Франка, по существу, обозначается идея П. м.), согласно к-рому "одно не есть другое и вместе с тем и есть это другое, и только с ним, в нем и через него есть то, что оно подлинно есть в своей последней глубине и полноте". Иными словами, суть — в непостижимом металогическом (или трансрациональном) всеединстве.

Л и т.: Козлов А. А. Свое слово. Спб., 1888–1898. Вып. 1–5; Аскольдов С. А. А. А. Козлов. М., 1912; Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий/ЛГруды Русского народного ун-тавПраге. 1928. Т. 1; Франк С. Л. Соч. М., 1990; Бердяев НА. Философия свободного духа. М., 1994; Лосский Н. О. Избранное. М., 1991.

В. Л. Курабцев

ПНИН Иван Петрович (1773, Москва- 17(29).09.1805, Петербург) — философ, просветитель. Учился в Благородном пансионе при Московском ун-те, где получил знания иностранных языков и философии, затем в Артиллерийском кадетском корпусе в Петербурге. Служил в армии с 1789 по 1797 г., по выходе в отставку основал (вместе с Бестужевым) "Санкт-Петербургский журнал". В 1801 г. произошло его знакомство с Радищевым, к-рого он считал одним из лучших людей своего времени. Тогда же умер его отец князь Н. В. Репнин. С намерением защитить свои права незаконнорожденного в 1802 г. П. представил царю труд "Вопль невинности, отвергаемой законом", где отмечал ущемление прав людей, обличал своеволие помещиков, беззаконие. По своему обличительному пафосу он был сходен с "Путешествием из Петербурга в Москву" Радищева и смог появиться в печати лишь в 1889 г. В 1802 г. П. был избран действительным членом Вольного об-ва любителей словесности, наук и художеств, в 1805 г. стал его президентом. Расцвет творческой активности П. пришелся на ранние годы царствования Александра I, когда он выпустил осн. свои произв. — оды "Бог", "Человек", "Опыт о просвещении относительно к России" (1804, был конфискован по распоряжению правительства). Мировоззрение П. формировалось под влиянием фр. просветителей, произв. к-рых он публиковал в различных изданиях (мн. из них запрещались цензурой), а также носителей антропологического начала в рус. философии — Сковороды и Радищева. В оде "Человек" (Журнал российской словесности, 1805. № 1) П. писал: "Природы лучшее созданье… / Ты краше всех существ других. / Что я с тобою ни равняю, / Твои дары лишь отличаю…/Я человека петь готов,/Природы лучшее созданье… / Ты царь земли, ты царь вселенной,/Хотя ничто в сравненье с ней; / Хотя ты прах один возженный, / Но мыслию велик своей! / Едва ты только в мир явился, / И мир мгновенно покорился". Человека П. воспринимал как покорителя природы и в то же время как героического гражданина, обличающего зло и неправду. В 1802 г. П. написал стихи на смерть Радищева — "пламенника ума" и "друга людей", к-рый их "к счастью вел путем свободы" (опубл. в 1859 г.). Сын последнего, Н. А. Радищев, в стихах "На смерть И. П. Пнина" отметил его заслуги: одна из главных — попрание предрассудков и прославление ума. Гражданские мотивы пронизывают философское и поэтическое творчество П., повлиявшее на декабристов. П. выступал за освобождение крестьян от личной зависимости, но оставался сторонником конституционной монархии, ориентированной на просвещение всех сословий, воспитание гражданских добродетелей, обеспечение свободы человеческого разума и личности. При этом в "Опыте о просвещении" он помещает настоящий гимн собственности, предпочитая ее (в сочетании с принципом личной безопасности) равенству: "Собственность! Священное право! Душа общежития! Источник законов, мать изобилия и удовольствий! Где ты уважаема, где ты неприкосновенна, та только благословенна страна, там только спокоен и благополучен гражданин! Но бежишь ты от звука цепей! Ты чуждаешься невольников. Права твои не могут существовать ни в рабстве, ни в безначалии, ты обретаешь их только в царстве законов". Считая неправомерным ущемление прав личности, П. в то же время отвергал принцип равенства, как "исчадие раздоров". В понимании Бога и оценке религии П. стоял на позициях деизма. В оде "Бог" он, выражая свои взгляды на творческую природу человека и защищая его от произвола, не останавливался перед мотивами богоборчества: "Повсюду слышу лишь стенанье! / Народы ропщут на творца. / Доколе будешь злодеянье / взводить на трон под сень венца?" В этике П. ориентировался на утилитаризм и индивидуализм в духе И. Бентама, хотя его славословия человеку иногда носят риторический и деиндивидуализированный характер. В конце жизни П., как и Радищев, разуверился в возможностях просвещенчески ориентированного законодательства, на к-рое он уповал раньше под влиянием либерального начала царствования Александра I.

С о ч.: Соч. М., 1934.

Л и т.: Кизеветтер А. А. Из истории русского либерализма. Иван Петрович Пнин // Кизеветтер А. А. Исторические очерки. М., 1912; Орлов В. Н. Русские просветители 1790-годов. 2-е изд. М., 1953.

И. Е. Задорожнюк

ПОБЕДОНОСЦЕВ Константин Петрович (21.05(2.06). 1827 Москва — 10(23).03.1907, Петербург) — социолог, правовед, политический деятель, публицист. Сын проф. словес ности Московского ун-та, внук священника. Получ; образование в училище правоведения, по окончании к-рого в 1846 г. поступил на службу в московские департаменты Сената. С 1860 по 1865 г. вел преподавательскую и научную деятельность в Московском ун-те по кафедре гражданского права. В это же время являлся преподавателем законоведения великих князей, в т. ч. и будущего им ператора Александра III. В 1865 г. — член консультации министерства юстиции, с 1872 г. — Государственного совета. С 1880 по 1905 г. — обер-прокурор Синода, оказывал значительное влияние на политическую и духовную жизнь государства. Являлся автором Манифеста от 29 апреля 1881 г. об укреплении самодержавия. Учредил "Священ ную дружину", ставившую себе целью бороться с р люционным движением. В религиозных вопросах отстаи вал господствующее положение православия, недопус тимость равноправия церквей в России, выступал против отделения церкви от государства. Особое внимание уделял распространению церковно-приходских школ. Значительная часть литературного наследия П., глуб(убежденного государственника-охранителя, посвящена критике нигилизма и либерализма, обличению безверия интеллигенции, что связано, по его мнению, с влиянием отвлеченного рационализма Запада, породившего "дикое варварство и анархию в Европе". Коренным роком западноевропейской мысли П. считал веру в "исконное совершенство человеческой природы", способствующую формированию людей "в чрезмерных ожиданиях, происходящих от чрезмерного самолюбия и чрезмерно, искусственно образовавшихся потребностей" (Московский сборник. М., 1896. С. 92). Из этой посылки выводились ложные, с его т. зр., догматы свободы, равенства, большинства голосов, права на восстание против власти и др. В действительности, утверждал он, человек, попадающий во власть своих природньи наклонностей, стремится ими злоупотребить, отрицая воздействие воспитывающего и направляющего начала Слепая вера в совершенство человеческой природы ведет, считал П., к росту авторитета парламентаризма и идеи народовластия. На первый взгляд, отмечал он, кажется разумным, чтобы сам народ выбирал своих правителей, на деле же парламентские идеалы оказываются "великой ложью нашего времени". "Ясность сознания доступна лишь немногим умам… а масса, как всегда и повсюду, состояла и состоит из толпы — "vulgus", и ее представления по необходимости будут "вульгарные" (Там же. С. 43). Реальная жизнь выворачивает наизнанку декларируемые демократией принципы. По теории народные представители должны иметь в виду лишь народное благо, на деле главным для них оказывается "преимущественно личное благо и друзей своих". По его мнению, парламентская система превращает голый материальный интерес в основу политического процесса. Подлинно нравственный, способный к бескорыстному служению человек, писал П., не пойдет воспевать себе хвалу на выборных собраниях, а будет бескорыстно служить на своем месте, в тесном кругу единомышленников. Пробным камнем, обнаруживающим неистинность и непрактичность парламентской формы правления, он считал национальную проблему. Именно демократия, по его мнению, превратила национализм в раздражающий и дестабилизирующий об-во фактор. "Каждое племя из своей местности высылает представителей — не государственной и народной идеи, но представителей племенных инстинктов, племенного раздражения, племенной ненависти — и к господствующему племени, и к другим племенам" (Там же. С. 47). Духу парламентаризма, паразитирующему на "неверном и случайном", превращающему жизнь в игру, где каждый стремится "успеть сорвать свой куш", П. противопоставлял силу традиции, вышедшей из самой жизни и освященной авторитетом истории; православную веру, стоящую выше всяких теоретических формул и выводов разума. Он считал, что простой народ, благодаря своему бессознательному чувству к истине, создает свою историю-легенду, "в которой он чует абсолютную глубокую истину". Как монархист он видел свой историософский идеал в медленном, постепенном эволюционном развитии об-ва, мирном органическом движении, не прерываемом никакими насильственными катаклизмами. Крепкая семья и патронирующая роль государства по отношению к больным, слабым и непредусмотрительным должны были выступать, с его т. зр., гарантом стабильности. Распространение образования, по П., не должно сводиться к механическому усвоению нек-рой суммы знания и формированию одной привычки логически мыслить, ибо "жизнь не должна попадать в рабство к отвлеченным формулам логического мышления". Его роль прежде всего воспитательная — приобщение к таким вечным ценностям, как Бог, Отечество, родители (семья). Все это, вместе взятое, образует в человеке совесть и дает ему нравственную силу для того, чтобы выдержать борьбу "с дурными внушениями и соблазнами мысли". Среди критиков П. были В. С. Соловьев, Толстой и др., неодобрительно расценивавшие его стремление решать большинство вопросов путем принуждения. Вместе с чем Достоевский, К. Н. Леонтьев и др. высказывали ему свое расположение. П. считал, что процесс демократизации в стране несет в себе опасность, способную стать гибельной для России как государственного, хозяйственного и культурного организма.

С о ч.: Исторические исследования и статьи. Спб., 1876; Победа, победившая мир. М., 1895; Вечная память. М., 1896;

Московский сборник. М., 1896; Великая ложь нашего времени. М., 1993.

Л и т.: Розанов В. В. К. П. Победоносцев // Розанов В. В. Собр. соч. <Т. 7>. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. М., 1996; Гневушев М. Константин Петрович Победоносцев. Киев, 1907; Талъберг Н. Д. Муж верности и разума. Джорданвилль, 1958;ГусевВ. А. К. П. Победоносцев — русский консерватор-государственник // Социально-политический журнал. 1993. № 11–12; Полунов А. Ю. К. П. Победоносцев: Великая ложь нашего времени // Вопросы философии. 1993. № 5; К. П. Победоносцев: pro et contra. Спб., 1996; Burnes R. F. Pobedonostsev. His Life and Thought. Bloomington; L., 1968.

E. M. Амелина

ПОВАРНИН Сергей Иннокентьевич (11 (23). 09.1870, Брест-Литовск Гродненской губ. — 3. 03. 1952, Ленинград) — философ и логик, д-р философских наук, проф. Окончил историко-филологический ф-т Петербургского ун-та. Был оставлен при ун-те для подготовки к проф. званию. В 1916 г. защитил магистерскую диссертацию. Преподавал логику и историю философии. Работал в Ин-те усовершенствования врачей. С сентября 1944 г. стал читать курс логики на философском ф-те ЛГУ. В 40-е гг. философский ф-т ЛГУ присуждает П. степень д-ра философских наук по совокупности научных трудов без защиты диссертации, а в 1948 г. ВАК утверждает его в ученом звании проф. по кафедре философии (курс логики). Творческое наследие П. многообразно. Он оставил труды в области логики, психологии, философии, литературы. Наиболее основательны его работы по логике. П. занимался историей логики, разрабатывал общую теорию несиллогистических умозаключений. Исследовал суждения об отношениях. Разрабатывал практическую логику. Занимался приложениями логики к вопросам аргументации и ведения дискуссий. Кн. П. "Спор. О теории и практике спора" (1918) представляет собой наиболее значительное в отечественной литературе исследование методики ведения аргументации и дискуссии, проведенное с использованием понятий традиционной логики и включенное в контекст представлений об общих характеристиках развития познания и культуры. П. выделял различные типы споров (ради истины, ради убеждения, ради победы и др.), дал подробную классификацию типичных ошибок и уловок в споре (допустимых и недопустимых), рекомендации по ведению дискуссий. П. использовал популярный способ изложения, яркие примеры обсуждения проблем, характерных для интеллектуальной и политической жизни России первых десятилетий XX в. П. подчеркивал необходимость уважения человеческой личности, ее убеждений даже в ситуациях самых горячих столкновений различных мнений.

Соч.: Об "интуитивизме Н. О. Лосского". Спб., 1911; Логика: Общее учение о доказательстве. Пг., 1916; Логический задачник. Пг., 1916; Логика отношений: Ее сущность и значение. Пг., 1917; Введение в логику. Пг., 1917; У истоков живой религии. Пг, 1918; Введение в логику. Пг., 1921; Искусство спора. 2-е изд. Пг, 1923; О формальных законах мысли // Уч. зап. ЛГУ. Серия философских наук. 1947. Вып. 1.№ 100; Спор. О теории и практике спора // Вопросы философии. 1990. № 3.А. П. Алексеев

ПОГОДИН Михаил Петрович (11(23). 11.1800, Москва -8(20). 12.1875, Москва) — историк, публицист, писатель, общественный деятель, академик (с 1841). Род. в семье крепостного — домоправителя московского градоначальника графа И. П. Салтыкова, получившего "вольную" после смерти барина. Учился в 1-й Московской губернской гимназии, в числе лучших выпускников к-рой был принят в 1818 г. на словесное отделение философского ф-та Московского ун-та. После защиты магистерской диссертации "О происхождении Руси. Историко-критическое рассуждение М. Погодина" (1825) читал лекции по всеобщей истории в Московском ун-те (составил на основе этих лекций свои "Исторические афоризмы" (1836). В 1833 г. был избран ординарным проф. всеобщей истории. В 1836 г. занял кафедру рус. истории. В 1839 г. опубликовал диссертацию о летописи Нестора, удостоенную Демидовской премии Академии наук. П. отказывается от преподавания в ун-те в пользу "учено-литературной деятельности". Преемниками его стали Грановский (по кафедре всеобщей истории) и С. М. Соловьев (по кафедре рус. истории). Библиография его трудов включает сотни наименований. П. развивал оригинальную трактовку удельного периода и в целом всей истории России, считая ее бесконфликтной, коренным образом отличающейся от начатой "завоеванием" и движимой социальной борьбой истории Зап. Европы. Он одним из первых высказал мысль о принципиальном отличии России от Зап. Европы, о противоположности представляемых ими начал: "В России — любовь и единение, в Европе — вражда и рознь", доказывал, что "Запад нас не знает и не хочет знать". Свою роль в науке П. как историк связывал с защитой "исторического православия" и "русской своенародности" (т. е. самобытности рус. народа и его истории), полемизируя с Полевым, С. М. Соловьевым, Кавелиным, Костомаровым и др. оппонентами. Заметную роль играл он и в общественной жизни страны: был членом (1825–1875), секретарем (1836–1845), председателем (1875) Об-ва истории и древностей российских при Московском ун-те (его коллекция древностей ("Древлехранилище") не имела аналогов); членом (1824–1875), председателем (1860–1866) Об-ва любителей российской словесности; одним из организаторов и председателем (1861) Московского славянского благотворительного комитета; гласным Московской думы; почетным членом рус. и иностранных научных об-в; почетным д-ром философии Карлова ун-та в Праге. П. встречался с Ф. Шеллингом (1835), Ф. Гизо (1838), Ф. Ша-тобрианом (1842), установил тесные связи с учеными-славистами П. Шафариком, Ф. Палацким, В. Ганкой и др. В России круг близких П. людей включалШевырева, Пушкина, Гоголя, Тютчева, И. С. и К. С. Аксаковых и др. Как историк и публицист П. сотрудничал во мн. периодических изданиях различного направления, сам издавал журн. "Московский вестник" (1827–1830), "Москвитянин" (1841–1856), газ. "Русский" (1867–1868). Затрагивая в публицистике широкий круг вопросов, особое внимание он уделял пропаганде славянского единства и народного просвещения. Для политического и культурного сближения России с др. славянскими народами П. предлагал целый ряд мер, в т. ч. военных, но главным считал введение единого славянского литературного языка. В невежестве П. видел самого опасного врага России и ратовал за народное просвещение. Был сторонником официальной народности. Рассуждая о нигилизме и нигилистах, он отмечал, что "недоучившихся студентов", т. е. невежд, забывших Бога и "собирающихся строить новое общество… на крови и в грязи", нужно не наказывать, а убеждать и учить (Простая речь о мудреных вещах. М., 1873). Своим творчеством, исходящим из убеждения "в великом предназначении русского народа не только в политическом смысле, но и в человеческом", уверенности "в величайших дарах духовных, коими наделен русский человек", осуждавшим "безусловное поклонение Западу" и развивавшимся в русле "православно-русского", близкого славянофильству направления общественной мысли, П. стремился способствовать охранению, по его словам, "русского политического согласия, как сложилось оно жизнью, историей".

С о ч.: Соч.: В 5 т. М., 1872–1876; Борьба не на живот, ана смерть, с новыми историческими ересями. М., 1874; Г. Гедеонов и его система о происхождении варягов и Руси. Спб., 1864; Древняя русская история, до монгольского ига.: В 3 т. М, 1871–1872 (2-е изд. — В 2 т. М., 1999); Исследования, замечания и лекции о русской истории: В 7 т. М., 1846–1857; Исторические афоризмы. М., 1836; Николай Михайлович Карамзин, по его сочинениям, письмам и отзывам современников: Материалы для биографии с примечаниями и объяснениями: В 2 ч. М, 1866; Нестор, историческо-критическое рассуждение о начале русских летописей. М., 1839; Норманнский период русской истории. М., 1859; Польский вопрос: Собрание рассуждений, записок и замечаний. 1831–1867. М., 1867; Собр. статей, писем и речей по поводу славянского вопроса. М., 1878.

Лит.: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 т. Спб., 1888–1910; Бестужев-Рюмин К. Н. Михаил Петрович Погодин // Биографии и характеристики. Летописцы России, М., 1997. С. 195–214; Дурновцев В. И., Бачинин А. Н. Разъяснять явления русской жизни из нее самой: Михаил Петрович Погодин // Историки России XVIII — нач. XX в. М., 1996; Павленко Н. И. Михаил Погодин. М., 2003; Плеханов Li. М. П. Погодин и борьба классов // Соч.: В 24 т. М.; Л., 1926, Т. 23; Умбрашко К. Б. М. П. Погодин: Человек. Историк. Публицист. М., 1999; Ширинянц А. А. Михаил Петрович Погодин // Вестник Московского ун-та. Серия 12: Политические науки. 2001, № 3. А. А. Ширинящ

ПОДОЛИНСКИЙ Сергей Андреевич (19(31).07.1850 -30.06(12.07). 1891) — экономист, представитель рус. космизма. В работе "Труд человека и его отношение к распределению энергии" (1880) выдвинул концепцию труда как фактора негэнтропии. Рассматривая энергетические процессы на планете Земля с т. зр. динамики рассеяния-сбережения — увеличения энергии, П. указывал на то, что живые существа, начиная с растений, обладают способностью накапливать энергию, получаемую ими от Солнца, и претворять ее в новые, высшие формы энергии. Своей высшей точки этот процесс достигает в труде ч&човет и домашних животных. Их труд, представляя собой проявление "общей мировой энергии", имеет своим результатом "увеличение количества превратимой энергии на земной поверхности", создавая необходимую разницу потенциалов между процессами концентрации и потери энергии. Такое представление о труде, по мысли П., налагает особую, планетарную, ответственность на человека. Между тем его труд подчас служит не только умножению, но и расхищению энергии, когда к естественному ее рассеянию в природе присоединяется рассеяние, вызванное неразумными и недальновидными действиями людей. К такому расхищению относятся войны, производство предметов роскоши, непроизводительное потребление энергии и, наконец, снижение народонаселения. Выступая против теории Мальтуса, П. указывал, что при уменьшении темпов роста населения снижается и рост накопляемой энергии, ибо она слагается из энергийного бюджета каждого живущего на земле человека. "Только общество со стремлением к быстрому накоплению энергии может быстро идти вперед", поэтому попытки ограничить народонаселение прямо служат возрастанию энтропии. Представления П. о жизни как определяющем факторе роста энергетического баланса Земли, о труде человека и животных как силе, служащей увеличению энергии, превращению ее низших форм в высшие, предвосхищают идеи Умова об антиэнтропийной сущности жизни, биосферные и ноосферные идеи В. И. Вернадского.

Соч.: Труд человека и его отношение к распределению энергии. М., 1991.

Лит.: Чесноков В. С. Сергей Александрович Подолинский. М., 2001.

А.Г. Гачева

ПОЗИТИВИЗМ (от лат. positivus — положительный) — одно из наиболее распространенных в России XIX–XX вв. направлений европейской философии. П. стал известен рус. мысли уже в 30-40-х гг. XIX в. в связи с опубликованием 6-томного "Курса позитивной философии" О. Конта (1830–1842). Почву для восприятия "Курса", тяготевшего к универсализму, широкому охвату мн. проблем, от физики и математики до социологии и философии истории, подготовило более раннее увлечение рус. интеллигенции гегелевским энциклопедизмом. Одна из первых оценок П. принадлежит Белинскому, в 30-е гг. прошедшему через увлечение гегельянством. В письме к Боткину от 17.02.1847 г. он дал следующий отзыв о О. Конте: "Этот человек — замечательное явление, как реакция теологическому вмешательству в науку, и реакция энергическая, беспокойная и тревожная" (Поли. собр. соч. М., 1956. Т. 12. С. 329). Определенный интерес к П. проявляли петрашевцы, изучавшие соч. Конта: "Наследники сильно возбужденной умственной деятельности сороковых годов, они прямо из немецкой философии шли в фалангу Фурье, в последователи Конта" (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 10. С. 344). Петрашевец Майков был одним из первых слушателей домашних лекций Конта. Ряд суждений о П., его философии и социологии Майков высказал в работе "Общественные науки в России" (1845). Здесь он впервые в рус. литературе упомянул имя Конта и призвал к созданию "единой общественной науки", способной возвыситься над фр. "безверием XVIII века" и "спекулятивным воображением" немцев. По его мнению, новая концепция знания должна синтезировать в одно целое промышленность, науку, искусство и религию как "формы общественной деятельности". Во 2-й пол. XIX в. влияние П. достигает своего апогея, широкую известность приобретают труды Дж. Льюиса, Г. Спенсера, Дж. С. Милля, Э. Литтре, И. Тэна, Г. Т. Бокля и др. По определению В. С. Соловьева, влияние П. приобрело характер "идолопоклонства". Антипозитивистская магистерская диссертация Соловьева "Кризис западной философии" была защищена в 1874 г. в Петербургском ун-те — цитадели российского П. В специальном приложении к ней, посвященном Конту, содержалось опровержение претензии П. "быть всеобщим мировоззрением", тогда как он "сводится к известной системе частных эмпирических наук безо всякого универсального значения". Защита стала важным академическим и общественным событием. Неофициальными оппонентами выступали известные сторонники П. — Де-Роберти и Лесевич. Специальную брошюру, направленную против диссертации, выпустил Кавелин (Априорная философия, или Положительная наука? (По поводу диссертации г. В. Соловьева). Спб., 1875). Одобрительные отзывы последовали от Страхова, Толстого, А. С. Суворина. Впоследствии Соловьев пересмотрел и дополнил свои ранние суждения о П. В докладе "Идея человечества у Августа Конта", прочитанном 7.03.1898 г. по случаю 100-летней годовщины фр. философа, он дал высокую оценку его "положительной религии". Интерес к П. проявляли и в светских, и в религиозно ориентированных философских кругах. Наряду с Чернышевским, Серно-Соловьевичем, Антоновичем, Шелгуновым, Лавровым, Ткачевым идеи П. использовались Данилевским, Гротом, Троицким и др. Критически отзывались о П. Юркевич, Гогоцкий, Новицкий, Кудрявцев-Платонов, Никанор (Бровкович). Представители духовно-академической философии, как правило, не видели принципиальных различий между П. и философским материализмом. Сторонники последнего, в свою очередь, критиковали П. за чрезмерный эмпиризм и социальный реформизм (Герцен, Огарев, Чернышевский, Писарев, М. А. Бакунин). Другие считали, что после освобождения П. от определенного налета теологизма и спекулятивности он сам по себе может выступать как разновидность реалистического миропонимания (Танеев, Филиппов, И. И. Мечников). Т. наз. "второй П." связан в России с теоретической деятельностью Лесевича, Грота, Оболенского, Де-Роберти (ср. с деятельностью Ш. Ренувье, А. Пуанкаре во Франции; В. Ф. Оствальда и Й. Петцольда в Германии; Р. Авенариуса в Швейцарии, Э. Маха в Австрии). Эта фаза в развитии П. характеризуется тенденцией к синтезу различных направлений его: физического, физиологического, химического, правового, исторического и др. В оппозицию "второму П." становились такие рус. ученые, как А. Г. Столетов, Умов, к-рые наряду с М. А. Корню и Л. Больцманом отвергли отрицание Оствальдом и его рус. последователями (Н. Шишкин, А. Бачинский, А. Щукарев и др.) объективной реальности микромира. К концу XIX в. П. стал одним из ведущих направлений университетской и академической философии. На рус. язык был переведен главный труд Конта под названием "Курс положительной философии" (Т. 1–2. 1899–1900), изданы работы мн. представителей П. на Западе, а также его рус. последователей — Ковалевского, Петражицкого, Сорокина, Кареева и др. Идеи П. развивал Лесевич в своих многочисленных соч.: "Очерк развития идеи прогресса" (1868), "Позитивизм после Конта" (1869), "Новейшая литература позитивизма" (1870) и др. Понимая П. как "верхний этаж философского мироразумения", Лесевич отождествлял науку и философию, используя термин "научная философия". Как отметил Зеньковский, "по существу, философия у него растворяется в научном мировоззрении". Предметом этой философии, считал Лесевич, становится "действительность в теснейшем смысле этого слова, т. е. та часть Вселенной или Космоса, которая в какой-либо мере может во времени и пространстве подлежать нашему наблюдению и опыту" (Собр. соч. М., 1915. Т. 1.С. 56). Испытав значительное влияние со стороны Лаврова и Михайловского, Лесевич разрабатывал проблематику субъективного метода в социологии. Идейно он был также близок к Вырубову, издававшему в Париже с 1867 г. совместно с Литтре журн. "Позитивная философия". "Реалистическое" истолкование Лесевичем П. с кон. 70-х гг. сменяется постепенно "субъективистским": "Опыт критического исследования основоначал позитивной философии" (1877), "Этюды и очерки" (1886), "Что такое научная философия" (1891). Уже после смерти Лесевича вышла его кн. "Эмпириокритицизм как единственно-научная точка зрения" (1909). В работе Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" он был назван "первым и крупнейшим русским эмпириокритиком". Позитивистско-народнические установки разделял также Оболенский, перу к-рого принадлежат работы "Личность и прогресс" (1880), "Свобода воли" (1883), "Изложение и критика идей неомарксизма" (1899) и др. Их автор эволюционировал от увлечения "первым позитивизмом" до собственной философской системы, возникшей на основе критики взглядов Конта под влиянием Спенсера, Петцольда, Маха и Авенариуса. В ст. "Основные ошибки современного материализма и позитивизма" (Русское богатство. 1890. № 1–3) Оболенский высказал концепцию т. наз. "панфилософии" ("всефилософии") — синтеза критической, научной и умозрительной философии, основанной на соединении "чистого опыта" и достоверно познаваемых "перемен" в природе и общественной жизни. Наряду с Лесевичем и Оболенским идею "чистого опыта", идущую от Авенариуса, разрабатывал также физик Шишкин, истолковывавший физику и механику в духе витализма и "физиологического идеализма". Одной из наиболее влиятельных и распространенных в России форм социологического П. стала психологическая школа (Петражицкий, Кареев, Хвостов, Сорокин и др.). Хвостов указывал, напр., что в "историческом процессе главную роль играет психическая сторона, как в отдельных личностях, так и во взаимодействии их" (Теория исторического процесса. 1910. С. 26). Сорокин утверждал, что социологическая теория неизбежно опирается на "психологическую точку зрения" (Основные проблемы социологии П. Л. Лаврова // П. Л. Лавров. Пг., 1922. С. 287). К психологической школе примыкали также психиатры и криминалисты (Д. А. Дриль, А. П. Лихачев, Е. Н. Тарнавский, В.Ф. Чиж, А. А. Токар-ский, Н. Н. Баженов и др.). Ее становлению способствовали идеи "психологии народов" (М. Лацарус, В. Вундт, Г. Штейнталь), основанные, в свою очередь, на положениях В. Гумбольдта и И. Ф. Гербарта, а также взглядах И. Тэ-на, Т. Рибо, Г. Зиммеля, Г. Тарда, Ч. Ломброзо и др. В развитии психологической школы в рус. П. большую роль сыграли труды П. Ф. Лилиенфельда, Михайловского, Кабли-ца, Ковалевского, Грота — руководителя Московского психологического общества и редактора журн. "Вопросы философии и психологии". Последний высказал мысль о необходимости перестройки всей социальной науки на психологическом основании. Философия, по Гроту, должна "стремиться примирить мысль и чувство, науку и религию" (О направлении и задачах моей философии. М… 1886. С. 14–15). Ковалевский, разрабатывавший историко-сравнительный метод и "генетическую теорию" в социальных науках, опирался в основном на первых позитивистов, что не мешало ему искать контакты с марксизмом и дарвинизмом. Широкую известность в России и за рубежом получили его исследования по истории семьи и брака, культуре первобытного об-ва, социальной статистике и др. С психологической школой Ковалевского сближало подчеркивание огромного значения психического фактора, творческого потенциала личности в создании государства, права, религии, искусства (см.: Социология. Спб., 1910. Т. 2. С. 215). О широте распространения идей П. в России свидетельствует также их применение к области "философии техники", своеобразной отрасли знания, разработанной Энгельмейером. В советское время П. стал едва ли не единственной разновидностью немарксистской философии, более или менее свободно распространявшейся в книгах, журналах, переводах с иностранных языков. Этому способствовала поначалу увлеченность П. ряда известных теоретиков большевизма (Луначарский, Богданов и др.). Философские дискуссии в 20-нач. 30-х гг. также в значительной степени проходили под воздействием духа П. (см. "Диалектики" и "механисты").

Лит.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1,ч. 2; Т. 2, ч. 2; Асмус В. Ф. Огюст Конт//Вестник АН СССР. 1957. № 9; Сафронов Б. Г. Ковалевский как социолог. М., 1960; Социологическая мысль в России. М., \91 %\Шкури-новП. С. Позитивизм в России XIX в. М., 1980; Алексеев В. А., Маслин М. А. Русская социальная философия конца XIX- начала XX века: психологическая школа. М., 1992; Позитивизме России. Спб., 1997; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 307–311.

/7. С. Шкуринов, Н. Г. Самсонова

ПОЛЕВОЙ Николай Алексеевич (22.06(3.07). 1796, Иркутск-22.02(6.03). 1846, Петербург) — историк, публицист и издатель. Был вольнослушателем Московского ун-та. Участник кружка любомудров. Издатель одного из лучших в истории рус. публицистики журн. "Московский телеграф" (1825–1834), где сотрудничали Пушкин, И. С. Тургенев, А. А. Бестужев-Марлинский, П. А. Вяземский и др. Признавая "здоровое начало" в гегелевской философии, к-рое он видел в идее диалектического (противоречивого) развития, П. одновременно подвергал сомнению формальную схему гегелевской логики. Он призывал опираться на "опыт и анализ в науках", ценил теоретическое мышление. П. - автор "Истории русского народа" (в 6 т.), к-рую он противопоставлял "Истории государства Российского" Карамзина. Философско-историческая концепция П. эклектична. Он стремился извлечь все рациональное из соч. нем. историков, примыкавших к романтической школе (Б. Нибур), рус. историографии (Татищев, Щербатов) и трудов фр. историков эпохи Реставрации (О. Тьерри, Ф. Гизо). П. видел в европейской историографии три типа философско-исторического изображения: поэтическое или мифологическое (в древн. мире), героическое (в Средние века) и нравственное, или морализаторское (в Новое время). Они имели свое оправдание, но не дали полного и глубокого представления ни об истории отдельных народов, ни об истории человечества в целом. Необходим, считал он, иной метод изображения исторических событий. Они должны быть освещены светом идей века Разума, Просвещения. "Историк, — писал П., - напитанный духом философии, согретый огнем поэзии, принимаясь за скрижали истории, должен отделить себя от своего века, своего народа, самого себя. Его обязанность — истина". Частные цели и пристрастия должны быть решительно отметены, ибо историк изображает жизнь прошлого, выделяя существенное, определяющее в жизни народа. П. был принципиальным противником государственной школы в рус. историографии. Он был убежден, что ее представители (Карамзин, Д. Н. Бантыш-Каменский и др.), подыгрывая официальной т. зр., внесли немало искажающего в изображение рус. истории. Они пишут об истории России так, будто в ней не было ничего, кроме деяний верхов. Это — "история Государей, а не государства, не народа". С др. стороны, скептическая школа (М. Т. Каченовский, И. Ф. Эверс и др.), взывая к проверке документальной основы рус. истории, впадала в исторический нигилизм вплоть до отрицания достоверного, бесспорно установленного. Движущая сила истории, по мнению П., дух народа. Он и должен быть, во всех его опосредованиях, предметом исторического изучения.

С о ч.: История русского народа: В 6 т. Спб., 1829–1833.

Лит.: Белинский В. Г. Николай Алексеевич Полевой // Собр. соч.: В 9 т. М., 1982. Т. 8; История философии в СССР. М, 1968. Т. 2. С. 246–248; Соболев П. В. Очерки русской эстетики первой половины XIX века. Л., 1975. Т. 2. С. 4–80.

В. А. Малинин

ПОЛИФОНИЯ (от греч. polys — многочисленный, phone — звук, голос) — понятие музыковедения, означающее вид многоголосия в музыке, основанный на гармоническом равноправии голосов. Переосмыслено М. М. Бахтиным ("Проблемы творчества Достоевского", 1929), придавшим ему более широкое философско-эстетическое значение, характеризующее не только стиль литературного романа, но и метод познания, концепцию мира и человека, способ отношений между людьми, мировоззрениями и культурами. П. берется в тесном единстве с др. близкими понятиями — "диалог", "контрапункт", "полемика", "дискуссия", "спор" и т. д. Концепция полифонического диа-логизма Бахтина покоится прежде всего на его философии человека, согласно к-рой сама жизнь человека, его сознание и отношения с др. имеют диалогическую природу. В основе человеческого, по Бахтину, лежит межчеловеческое, интерсубъективное и интериндивидуальное.

Два человеческих существа составляют минимум жизни и бытия. Бахтин рассматривает человека в качестве неповторимой индивидуальности и личности, подлинная жизнь к-рой доступна только диалогическому проникновению в нее. Что касается полифонического романа, то главную его особенность составляет "множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов", чем он принципиально отличается от традиционного, монологического романа, в к-ром безраздельно господствует единый мир авторского сознания. В полифоническом романе устанавливаются совершенно новые отношения между автором и созданными им героями: то, что раньше делал автор, теперь делает герой, освещая себя самого со всех возможных сторон. Здесь автор говорит не о герое, а с героем, давая ему возможность ответить и возразить, отказываясь от монопольного права на окончательное осмысление и завершение. Сознание автора при этом активно, но эта активность направлена на углубление чужой мысли, на раскрытие всего заложенного в ней смысла. Бахтин остается верным диалогическому подходу при рассмотрении стиля, истины, др. проблем. Его не устраивает известное определение стиля, согласно к-рому стиль — это человек. В соответствии с концепцией диалогизма для понимания стиля нужно по меньшей мере два человека. Поскольку мир полифонического романа не является единым, а представляет собой множество миров равноправных сознаний, постольку этот роман многостилен или даже бесстилен, ибо в нем народная частушка может сочетаться с шиллеровским дифирамбом. Вслед за Достоевским Бахтин выступает против истины в теоретическом смысле, истины-формулы, истины-положения, взятой вне живой жизни. У него истина экзистенциальна, она наделена личностным и индивидуальным измерением. Он не отвергает понятие единой истины, однако считает, что из него вовсе не вытекает необходимость одного и единого сознания, оно вполне допускает множественность сознаний и точек зрения. Вместе с тем Бахтин не становится на позиции релятивизма, когда каждый сам себе судья и все правы, что равносильно тому, что никто не прав. Единая истина, или "истина в себе", существует, она представляет собой горизонт, к к-рому движутся участники диалога, причем никто из них не может претендовать на законченную, завершенную и тем более абсолютную истину. Спор не рождает, но приближает к единой истине. Даже согласие, отмечает Бахтин, сохраняет свой диалогический характер, никогда не приводит к слиянию голосов и правд в единую безличную правду. В своей концепции гуманитарного знания в целом Бахтин также исходит из принципа П. Он считает, что методами познания гуманитарных наук являются не столько анализ и объяснение, сколько интерпретация и понимание, принимающие форму диалога личностей. При изучении текста исследователь или критик всегда должны видеть его автора, воспринимая последнего как субъекта и- вступая с ним в диалогические отношения. Принцип П. и диалога Бахтин распространяет на отношения между культурами. Полемизируя со сторонниками культурного релятивизма, к-рые в контактах культур усматривают угрозу для сохранения их самобытности, он подчеркивает, что при диалогической встрече культур "они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются". Концепция П. Бахтина стала значительным вкладом в разработку совр. методологии гуманитарного знания, оказала большое влияние на развитие всего комплекса гуманитарных наук.

Л и т.: Проблемы поэтики Достоевского. М, 1972; Вопросы литературы и эстетики. М., 1975; Эстетика словесного творчества. М, 1979.

Д. А. Силичев

ПОЛНОГЛАСИЕ — понятие историософии А. С. Хомякова. Основу славянской культуры, по Хомякову, следует искать в особом почитании слова. Это особая культура словесности, основанная на образе мысли как "святыне мысли" и "святыне слова". Данные положения изложены им в работе "Исследование истины исторических идей" (более известном, как "Семирамида"), к-рой философ посвятил последние 20 лет своей жизни. С его т. зр., главная особенность славянской культуры в том, что она филологична, обладает ярко выраженным словесным характером; славянин — это человек, владеющий словом, но словом особого рода — художественным, поэтически-эмоциональным, сердечным (схожие характеристики можно встретить в работах мн. мыслителей — Сковороды, Юркевича, В. С. Соловьева, Вышеславцева и др.). Внешним выражением, грамматическим осуществлением художественной философемы является П. - оригинальная и отличительная черта славянских наречий. И это качество не заимствовано ни от кого: "Ни от финнов, которых мягкие диалекты не имеют с ними ничего общего, ни от турок, которых жесткое и гортанное произношение не имеет ничего музыкального или певучего, ни от эллинов, которых язык, исполненный чудной прелести и разнообразия, далеко не представляет, даже у дориян, такого соединения металлического звона и полноты, основанной на преобладании гласных а но… Русский же язык принял много слов от финнов и татар, как лошадь или собака, тундра и проч., но он сохранил неприкосновенным, неизменным свой характер полнозвучности и величия, который свидетельствует об его далекой восточной колыбели и которым особенно отличалось древнеболгарское наречие, самое восточное из всех нам известных наречий славянских" (Соч. М., 1994. Т. 1.С. 43–44). Особого разбора, по его мнению, заслуживает слово "азбука". Уже первый взгляд на названия славянских букв обличает опыт "младенчествующей" мнемоники. Трудно, пишет он, составить полное сказание из всей азбуки: мн. буквы переменили свои имена, мн. переставлены, мн. введены позднейшим временем. Однако здесь Хомяков формулирует интересную мысль об акрофоническом характере рус. азбуки. Он считал, что имена букв составляли связные речения с поучительным смыслом. "Для этого достаточно вспомнить а, б, в, г, д, е, ж, з или р, с, т (аз буквы ведаю, глаголю; добро есть жити (на) земле; рцы слово твердо и пр.)". Впрочем, для Хомякова состав полного речения, изобретенного для облегчения учащихся грамоте, не доказывает еще, что первые названия букв были издревле таковыми, какими они являются теперь, или употреблялись в том смысле, в к-ром мы их теперь употребляем. Восстанавливая древнеславянское и тем самым общеславянское слово на основе древнерус. и рус. языка, как наиболее, по его мнению, показательного, он указывает на то, каким язык не был и каким он не может быть по своей сути. Хомяков утверждал, что язык — это живой организм, это деятельность, а значение — в его употреблении. Диалектике жизни соответствует живой язык, при условии, что он выражает человеческую волю, человеческое действие в виде глагола. А слова — субъекты, сущности, отражающие сущее в жизни, суть — существительные. Философ указывает на родство славянского языка с санскритом. И это сходство содержится не в корнях слов, а в самих словах, точнее, в их развитии, в том самом П., к-рое выражает живой характер языка как организма. Особое место концепция слова Хомякова занимает в его представлениях о религии и культуре различных наций, более того — о природе появления на мировой арене тех или иных наций вообще. В соответствии со своими взглядами на язык, письменность, народ как живой организм в его становлении и развитии и на полногласное слово он осуждает расизм, любую национальную и религиозную нетерпимость, утверждая, что нет чистых рас, чистых религий. В трактовке П. Хомяков исходит из универсального понимания культуры и ее национальных особенностей.

Л и т.: Шамшурин А. В., Шамшурин В. И. Концепция слова А. С. Хомякова // Человек. 2004. № 2.

А. В. Шамшурин, В. И. Шамшурин

ПОЛОВИНКИН Сергей Михайлович (14.04. 1935, ст. Лосиноостровская Московской обл.) — историк рус. философии; кандидат философских наук, доцент. Окончил механико-математический ф-т МГУ (1959) и аспирантуру кафедры философии естественных факультетов МГУ (1965). Кандидатская диссертация — "Значение точных наук для обоснования философского знания (до Канта)" (1974). Работал на кафедре философии МФТИ (1965–1984); с 1984 г. — доцент кафедры отечественной философии философского ф-та РГТУ. Разрабатываемые П. темы: рус. религиозная философия (Флоренский, Булгаков, Е. Н. Трубецкой, Новоселов, история Московской философ-ско-математической школы, евразийство, история имес-лавия в России и др. Принимал участие в издании Собр. соч. Флоренского, а также соч. Булгакова, Е. Н. Трубецкого, Новоселова и др. Автор многих трудов по истории рус. философии. "

С о ч.: П. А. Флоренский: Логос против хаоса. М., 1989; Московская философско-математическая школа. // Общественные науки в СССР. Серия 3. Философия. 1991; № 2; Путь к храму // Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. М, 1992; Московская Духовная Академия от Февраля к Октябрю 1917 г, Начала. 1993. № 4; Психо-аритмо-механик (философские черты портрета П. А. Некрасова) // Вопросы естествознания и техники. 1994. № 2; Евразийство и русская эмиграция // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995; "…К будущему цельному мировоззрению" // П. А. Флоренский: pro et contra. Спб., 1996; Московский авва // Переписка свящ. Павла Флоренского и М. А. Новоселова. Томск, 1998; А. Ф. Лосев и имяс-лавцы Кавказа // Лосевские чтения: Образ мира — структура и целое // Логос. 1999. № 3; Русская религиозная философия // Православная энциклопедия. М., 2000. Всё (опыт философской апологетики). М., 2004; Имяславие. Антология. М., 2002; На изломе веков//Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901–1903 гг.). М., 2005; Ревностная дружба // П. А. Флоренский: pro et contra. Спб., 2001; В. С. Соловьев и русское неолейбницианство // Вопросы философии. 2002. № 2; Теодицеи Лейбница и о. Павла Флоренского // Энтелехия. Кострома, 2002. № 4; Философия как очень строгая, но неточная наука у Гуссерля // Философская мысль. Уфа, 2002. № 1–2; П. А. Флоренский и религиозно-философские кружки и общества в Москве // Незавершенная энтеле-хийность: о. Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии. Сб. статей. Кострома, 2003; Поездка Флоренского в Нижний Новгород (1928 г.) // Энтелехия, Кострома, 2003, № 6; Иерархический персонализм Н. О. Лосского // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2004. № 3; 2006. № 1(15); Религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьёва в Москве: основные вехи истории (1905–1918) // Философские науки. 2005. № 12; Антиплатонизм Льва Шестова и анафема на Иоанна Итала // Там же. 2006. № 8.

М. А. Маслин

ПОЛТОРАЦКИЙ Николай Петрович (16.02.1921, Константинополь — 14.10.1990, Ленинград) — философ, литературовед, публицист. Род. в семье рус. эмигрантов. Окончил рус. гимназию в Софии и там же начал занятия в ун-те. В 40-х гг. окончил Высшую школу теологии и философии в Регенсбурге (ФРГ). В 1954 г. в Сорбоннском ун-те защитил диссертацию "Философия истории России у Н. А. Бердяева". С 1955 г. жил в США. Преподавал рус. язык в военной школе в Монтрее (Калифорния), занимался советологией в Бруклинском колледже (Нью-Йорк). В 1958–1967 гг. преподавал в Мичиганском ун-те (Ист-Лансинг), где получил звание проф. С 1967 г. — проф. и заведующий кафедрой славянских языков и литератур Питтсбургского ун-та. Скончался в Ленинграде во время своего первого приезда в Россию. П. начал печататься в Софии в 1942 г., постепенно выходя за рамки политического антисоветизма своих первых статей и углубляясь в проблематику рус. национально-политической мысли, литературы и философии. Редактор кн. "На темы русские и общие. Сб. статей и материалов в честь проф. Н. С. Тимашева" (1965), "Русская литература в эмиграции" (1972), "Русская религиозно-философская мысль XX века" (1975), автор мн. статей в газ. "Русская мысль" (Париж), "Новое русское слово" (Нью-Йорк) и др., в журн. "Вестник русского студенческого христианского движения" (РСХД), "Возрождение", "Опыты", "Мосты", а также в справочных изданиях по рус. истории. Осн. интересы П. сосредоточены на истории рус. общественной мысли и ее совр. значении. Главным событием современности он считал Октябрьскую революцию 1917 г. и победу в ней "большевизма-коммунизма и марксизма-ленинизма". Все сферы жизни (религия, церковь, государство, национальная жизнь, культура) испытали на себе воздействие революции, и для преодоления его П. считал необходимыми "далеко идущие меры", не исключающие военного насилия (этим объяснима "пораженческая" позиция П. во время войны Советского Союза против нем. фашизма, его участие в антикоммунистических организациях). Необходимость и моральную оправданность борьбы с коммунизмом П. обосновывал с помощью мировоззренческих и идеологических установок И. А. Ильина и П. Б. Струве. Рассматривая содержание рус. мысли под углом идейно-жизненного интереса, П. избирательно относился к предмету своих исследований. Философская и научная мысль приобретала для него значение, когда она, с одной стороны, сочеталась с мыслью религиозной, а с другой — с мыслью политической, социологической, литературной. Особое значение в этом единстве П. придает мысли волевой, т. е. выражающей активное отношение к действительности. П. принимал сложившееся в рус. зарубежной историографии (Зеньковский, Н. О. Лосский, Бердяев и др.) представление об отечественной философии как прежде всего религиозной. Гарантией ее истинности и актуальности является лежащее в ее основании православие как особое восприятие христианства, придающее первостепенное значение свободе духа. Именно потому обращение к рус. мысли позволяет разрешать жгучие проблемы современности. В статье "Русская религиозная философия" (1960) он перечисляет 10 таких проблем — от экологических до политических (см.: Вопросы философии. 1992. № 2. С. 133–134). Наряду с положительным содержанием рус. религиозная философия — явление единственное в своем роде, созданное трудами ряда поколений светских мыслителей, — обладает и отрицательными чертами. Ими являются бескопромиссный максимализм и утопизм позитивных построений, что объясняется "беспочвенностью" и "отщепенством" ее отдельных авторов, отсутствием привычки к положительному государственному и культурному строительству. В нач. XX в. эти недостатки были усугублены сознательным противостоянием историческому христианству. По П., в наибольшей степени эти недостатки воплотились в творчестве Бердяева, одушевленного "интеллигентским пафосом бунта против действительности". Хотя П. высоко ценил апологию свободы у Бердяева, тем не менее к его творчеству в целом относился скорее отрицательно. Идея свободы при отталкивании от мира и исторического опыта церкви вырождается, считал он, в "метафизическое барство, эсхатологический анархизм и романтический нигилизм". При последовательном рассмотрении этой идеи Бердяев, по его мнению, приходит к мистицизму, в к-ром обнаруживается "неорганическое всесмесительство" (Я. Бёме, Ф. Ницше, М. Штирнер и др.), а не следование опыту православной святоотеческой традиции. П. полагал также, что для проповедника свободы, каким предстал Бердяев в общественном мнении, его "коммунизанство" и "совети-занство" недопустимы. Противоположным Бердяеву полюсом рус. мысли П. считал творчество Ильина и Струве, к-рых он рассматривает как выразителей либерального консерватизма, "одинаково любивших начало свободы и начало власти и правового порядка, творческой инициативы и исторической преемственности". Для него Ильин предстает прежде всего идеологом просвещенной монархии, религиозно и национально возрожденной России, автором кн. "О сопротивлении злу силою", т. е. активным борцом с коммунизмом и советской властью. По тем же причинам П. привлекало творчество Струве (см.: Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды, мировоззрение: Сб. статей. Tenafly, N. Y., 1989; П. Б. Струве как политический мыслитель. Лондон (Канада), 1981).

Соч.: Бердяев и Россия (Философия истории России у Н. А. Бердяева). Нью-Йорк, 1967; И. А. Ильин и полемика вокруг его идеи о сопротивлении злу силой. Лондон (Канада), 1975; Монархия и республика в восприятии И. А. Ильина. Нью-Йорк, 1979; Россия и революция. Русская религиозно-философская и национально-политическая мысль XX века: Сб. статей. Нью-Йорк, 1988.

А. А. Ермичев

ПОЛЯКОВ Александр Прокофьевич (19.01.1933, Москва) — книгоиздатель, историк рус. философии. Окончил философский ф-т МГУ (1956) и аспирантуру по кафедре философии МОПИ им. Н.К. Крупской (1960). В 1958–1971 гг. работал редактором, зав. философской редакцией Политиздата; в 1971–1974 гг. — в отделе пропаганды ЦК КПСС, с 1974 по 1977 г. — нач. управления общественно-политической и научно-технической литературы ВААП. С 1978 г. — главный редактор, с 1986 по 2004 г. — директор Политиздата (с 1992 — издательство "Республика"), с 2004 г. — главный редактор. Организатор и участник издания книжных серий, внесших заметный вклад в развитие отечественной философской культуры: "Над чем работают, о чем спорят философы", "Философская библиотечка для юношества", "Библиотека этической мысли", "Мыслители XX века", "Прошлое и настоящее". В составе трех последних серий (издано более 70 т.) вышли в свет в нашей стране ранее не издававшиеся (или выходившие в нач. XX в.) работы таких выдающихся представителей рус. мысли, как Бердяев, Богданов, Булгаков, Вышеславцев, Зеньковский, И. А. Ильин, Кропоткин, К. Н. Леонтьев, Н. О. Лосский, П. Б. Струве и др. Один из организаторов выпуска первого Собр. соч. В. В. Розанова в 30 т., Собр. соч. А. Белого, Д. С. Мережковского, трудов совр. философов России: Афанасьева, Гайденко, Ю. Н. Давыдова, Гусейнова, Зиновьева, Ильенкова, И. С. Кона, А. Н. Леонтьева, Лосева, Митрохина, Фролова и др., словарей по философии, социологии, этике, эстетике, религии и атеизму, энциклопедий по искусству. Область научных интересов П. - рус. философия и культура. Опубликовал большое число статей о рус. мыслителях в "Философской энциклопедии" (в 5 т., 1960–1970), "Философском энциклопедическом словаре" (1983, 1989), "Философском словаре" (под ред. И. Т. Фролова. 7-е изд. — М., 2001), в словарях "Эстетика" (1989), "Русская философия" (М., 1995), энциклопедии "Русская философия" (2007). Участвовал в организации и работе редкол. колл. трудов: "История русской философии" (М., 2001; 2007), "Русская философия. Энциклопедия" (2007). Один из авторов кн. "Ленин как философ" (М., 1969).

Ю. Н. Солодухин

"ПОМОРСКИЕ ОТВЕТЫ" — одна из наиболее важных богословских книг старообрядческой беспоповской церкви, содержащая ее апологию, догматическое и каноническое обоснование ее учения. Авторами кн. являются А. и С.Денисовы и Т. Петров (написана в 1723 г.). "П. о." являются наиболее удачным, стройным и полным изложением осн. воззрений старообрядчества и его богословских расхождений с новообрядной церковью. Непосредственной причиной написания "П. о." были 106 вопросов, поставленных миссионером иеромонахом Неофитом перед староверами Выгорецких скитов. Осн. внимание Неофит уделил вопросам конкретного характера, стремясь обосновать "древность" и "истинность" вновь вводимых установлений и дискредитировать древ-нерус. традицию. В ряде случаев он пытался спровоцировать староверов на высказывания, к-рые могли бы быть истолкованы как хула на царя и власти: православен ли царь, если он придерживается нового обряда, и т. п. Вручив обитателям скитов свои вопросы, Неофит потребовал дать на них письменные ответы, назначив весьма жесткий срок. Несмотря на это, авторы "П. о." не ограничиваются короткими ответами — мн. из "ответов" представляют собой целые трактаты, разделенные на главы или разделы. Осн. объектом критики становится главный тезис реформаторов, утверждавших, что они возвращают церковь к тому состоянию, в к-ром она пребывала в древности, устраняя возникшие от рус. невежества и злого умысла еретиков искажения. Первый ряд доказательств в "П. о." — аргументы церковно-археоло-гические: приводится длинный перечень материальных свидетельств, выстроенных в непрерывную цепь от крещения Руси до никоновской реформы и показывающих, что мнимоеретические "нововводства" содержались на Руси с момента принятия христианства. Еще один хронологический перечень содержит сведения обо всех ересях со времени крещения Руси, к-рые имелись в хронографах и летописях. Среди них нигде нет упоминания о вымышленных еретиках, на к-рых ссылаются реформаторы. Наконец, принципиально новым для богословской и светской науки того времени методом доказательства стала палеографическая критика подложных документов, обнародованных реформаторами: "Деяния на еретика Мартина мниха" и "Феогностова требника". Первый из них выдавался за подлинный памятник XII в. — деяние собора, якобы состоявшегося в 1157 или 1160 г. и осудившего еретика монаха Мартина, а второй за собственноручно написанный в XIV в. митрополитом Фе-огностом и также содержавший подтверждения позиции реформаторов. Документы были сфабрикованы достаточно неумело, не учитывали изменения в манере письма и языке, происшедшие за несколько веков. В "П. о." фальшивки подвергаются комплексному историческому и археографическому анализу, сопоставляются разные их списки. В результате обнаруживаются хронологические неувязки, ряд филологических, грамматических особенностей, появившихся в значительно более позднее время, несомненные признаки подделки. Автором этого анализа был А. Денисов, к-рого заслуженно признают первым рус. палеографом. "П. о." воздерживаются от осуждения или вообще какого-то обсуждении новообрядной церкви. Отчасти это связано с особенностью цели создания книги — ответа представителю официальной власти. "П. о." не столько обличают новшества, сколько защищают древность и истинность рус, церковной традиции и право следовать ей, не присоединяясь к новообрядной церкви. Среди важнейших мировоззренческих, богословско-философских идей в "П. о." излагается учение об истинно православной вере как главном признаке церкви, имеющем большее значение, чем внешняя формальность; о "восполнении" верой отсутствующей материальной стороны церковных таинств в вынужденных обстоятельствах, о допустимости многообразия форм выражения церковной истины и богослужебного устава. "П. о." разделяют принятые, проверенные и одобренные церковной традицией истины и установления, не подлежащие научно-критической проверке, и новшества, для к-рых подобная проверка необходима. Безрелигиозной, светской мудрости противопоставляется действие Божьей благодати, могущей удержать и неученых, но праведных людей от впадения в еретические ошибки. Бессилие же внецерковной мудрости обнаруживается в том, что множество мудрецов и философов в своих учениях противоречат друг другу и не могут прийти к общим согласным воззрениям, к принимаемой всеми истине. "П. о." были поданы иеромонаху Неофиту за подписями выборных представителей Выгорецких скитов, среди к-рых не упоминались подлинные авторы. Неофит не смог противопоставить "П. о." достойных возражений, и его миссия потерпела неудачу. Краткая история об этой полемике излагается в послесловии к книге. "П. о." распространялись староверами в виде рукописных книг, а в нач. XX в. было выпущено несколько печатных изданий. См. также Старообрядчество.

Л и т.: Поморские ответы. М., 1911; Johannes Chrysostomos. Die Pomorskie Otvety als Denkmal der Anschauung der russichen Altglaubigen der I Viertel des XVIII Jahrhundert (Orientalia Christiana, 148). Roma, 1959.

M. О. Шахов

ПОПОВ Павел Сергеевич (9(21). 08. 1892, д. Ивановская Московской губ. -31. 01. 1964, Москва) — философ, автор работ по логике и ее истории, проф. Закончил историко-филологический ф-т Московского ун-та по кафедре философии (1915). Ученик Лопатина. С 1912 г. П. посещал психологический семинарий Челпанова, участвовал в заседаниях Московского Психологического общества. Был оставлен при ун-те для подготовки к профессорскому званию с правом преподавания философской пропедевтики, психологии и истории философии. Защитил магистерскую диссертацию "Современный интуитивизм в его теоретико-познавательном обосновании как путь метафизического знания". В 1919 г. командирован в Нижегородский ун-тет, где был избран проф. философии и читал курсы логики (пропедевтический и основной), истории новой философии, вел семинарий по Фихте. По инициативе Бердяева П. вошел в состав президиума Вольной Академии духовной культуры. В 1921–1923 гг. был научным сотрудником Ин-та научной философии при ФОНе МГУ. В 1923 г. избирается действительным членом ГАХН по сектору философии. В 1926 г. стал зав. кабинетом по изучению совр. художественной терминологии при ГАХН, целью к-рого была подготовка и издание многотомной "Энциклопедии художественных наук". Написал ряд статей для "Словаря художественных терминов ГАХН" (Адекватное, Активность, Ассоциация, Бессознательное, Вдохновение, Вкус, Волюнтаризм, Воля, Воплощение, Действие искусства, Душа, Дух, Иллюзия, Иррациональное в искусстве, Интенсивность, Искреннее, Творчество и др.). В 1925–1930 гг. П. читал лекции по логике и психологии художественного творчества при Высших литературно-художественных курсах Союза писателей СССР. В 1925 г. познакомился со своей будущей женой А. И. Толстой-Хольмберг (1888–1954), внучкой Толстого. Значительное место в жизни П. занимала дружба с писателем М. А. Булгаковым. Ему принадлежит первая биография Булгакова, написанная в 1940 г., но опубликованная впервые спустя полвека. В 1930–1931 гг. П. дважды арестовывали, за последним арестом последовала высылка из Москвы. В 1932 г. ему разрешили вернуться в столицу. Он опубликовал ряд литературоведческих работ, посвященных Толстому, Лермонтову, Пушкину, Чехову, Тургеневу. П. - переводчик соч. Аристотеля, Гегеля, Шеллинга, Дидро. С 1943 г. П. читал лекции на философском ф-те МГУ, где работал до конца жизни; в 1947–1949 гг. заведовал кафедрой логики. П. был ведущим специалистом по истории логических идей в России, исследователем формирования логических понятий в рус. философской культуре. По завещанию П. его богатая личная библиотека была передана философскому ф-ту МГУ.

С о ч.: Суждение. М., 1957; История логики нового времени. М, 1960; Развитие логических идей от античности до эпохи Возрождения (в соавт). М., 1974; Развитие логических идей в эпоху Возрождения (в соавт). М., 1983; "Когда я вскоре буду умирать…": Переписка М. А. Булгакова с П. С. Поповым (1928–1940) / Сост. В. В. Гудкова. М., 2003.

Л и т.: Булгаков М. А. Дневники. Письма. 1914–1940. М., 1997; Гудкова В. В. Павел Сергеевич Попов: Личность и судьба // Искусствознание. М., 1998. № 1. С. 330–340; Чубарое И. М. История подготовки Словаря художественной терминологии ГАХН (1923–1929 гг.) // Словарь художественных терминов ГАХН. 1923–1929 гг. М., 2005.

А. И. Семёнова

ПОПОВСКИЙ Николай Никитич (ок. 1730, Москва -13(24).02.1760, Москва) — философ, переводчик. Род. в семье священника, обучался в Московской Славяно-греко-латинской академии, откуда в числе десяти лучших учеников в 1748 г. был отобран В. К. Тредиаковским для дальнейшего обучения в Петербургском академическом унте. Особенные успехи проявил в изучении философских наук, в 1753 г. получил звание магистра и после открытия Московского ун-та был назначен ректором университетской гимназии. В день торжественного открытия Московского ун-та 26 апреля 1755 г. П. прочел на лат. языке речь "О содержании, важности и круге философии", к-рой он начал свой курс лекций по философии. В этом же году она на рус. языке была издана Ломоносовым в "Ежемесячных сочинениях". Осн. тезисом речи было утверждение, что "нет такой мысли, кою бы по-русски изъяснить было бы невозможно". В 1756 г. П. был избран проф. элоквенции (красноречия), после чего обратился к одному из основателей Московского ун-та — графу И. И. Шувалову с дидактическим соч. "Письмо о пользе наук и о воспитании во оных юношества". Особую известность П. приобрел как переводчик с древн. и европейских языков: "Письмо Горация Флакка о стихотворстве к Пизонам" (1753), "Мысли о воспитании" Дж. Локка (в 2 ч., 1759–1760), "Опыт о человеке" А. Попа (1757). Ряд речей П. не были опубликованы и не сохранились: "Речь о несправедливом презрении нравоучительной философии, особливо у древних философов, прежде Сократа бывших" (1753), "Речь о преизяществе красноречия" (1756), "Речь о преимуществе монархии пред аристократией и демократией" (1758). В своих лекциях и соч. П. постоянно подчеркивал всеобщий характер философии уже в силу одного того, что от нее зависят все формы познания, она "мать всех наук и художеств". Особенно озабочен он был определением предмета философии. Таковым, по его мнению, были главные законы всей Вселенной, благодаря к-рым самые сокровенные от простого понятия вещи в ясном виде показываются, самые отдаленные от очей наших действия натуры во всей своей подробности усматриваются и все, "что ни есть на земле и под землею", рассматривается как части чудного и великолепного храма, включающего Вселенную, земную природу и человека. Важной проблемой для П. была забота о формировании философской терминологии в России, в к-рой ввиду огромных земельных пространств нашему любопытству могут открыться "многообразные натуры действия". Если римляне могли заимствовать философскую терминологию у греков, то русские, считал он, вполне могут делать подобные заимствования и у греков, и у римлян, и у др. философски развитых народов. Важной характеристикой философствования П. была попытка "сращения" философских понятий, усвоенных им в Славяно-греко-латинской академии, с комплексом естественно-научных представлений западноевропейской науки.

С о ч.: Речь, говоренная в начатии философских лекций при Московском университете гимназии ректором Николаем Поповским; К портрету М. В. Ломоносова // Избр. произв. русских мыслителей второй половины XVIII века. М., 1952. Т. 1; О пользе наук и о воспитании во оных юношества; О воспитании детей // Антология педагогической мысли в России XVIII в. М., 1985.

Лит.: Шевырев С. П. Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Московского ун-та. М., 1855. Ч. 2.

А. И. Абрамов

ПОПУГАЕВ Василий Васильевич (1778/1779, Петербург — ок. 1816, Тверь) — просветитель, публицист и общественный деятель. Сын художника, учился в гимназии Академии наук. Энциклопедические познания П. (он знал 5 языков, был знаком с основами естественных наук того времени, философии, лингвистики и юриспруденции) определили привлечение его к работе сначала в цензурном ведомстве, а с 1802 г. в Комиссии по составлению новых законов. В 1801 г. П. познакомился с Радищевым и проникся его идеями о высоком назначении человека и о необходимости освобождения крестьян. Изучал работы фр. просветителей и переводил их на рус. язык, писал художественные произв. в духе сентиментализма. В 1801 г. по его инициативе было учреждено Об-во любителей изящного, ставшее позже Вольным об-вом любителей словесности, наук и художеств. В своих публицистических произв. выступал против абсолютизма и порабощения человека человеком, опираясь на идеи переводимых им зап. просветителей. Социальным идеалом П. была древн. Спарта, а его вольнодумные гражданские взгляды выражались в речах "О политическом просвещении", "О публичном общественном воспитании и влиянии оного на политическое просвещение". В посвященной Александру I рукописи "О благополучии народных дел" П. выдвинул закон соотношения добра и зла: "Когда род человеческий приближается к точке совершенства, количество добра увеличивается, зла — уменьшается; отдаляется — обратно". В связи с этим необходимы и механизмы, обеспечивающие приоритет добра; они проявляются в форме закона и конституции: "Конституция одушевляет закон; закон поддерживает конституцию". Следуя Радищеву и Пнину, П. утверждал, формальное равенство всех перед законом, высокое гражданское назначение человека. П. придавал большое значение воспитанию, причем общественное воспитание предпочитал домашнему, на первое место ставил изучение законов и истории, к-рую следует преподавать "в философском духе и с нравственной целью", ибо "всякому гражданину необходимо знать отношения и обязанности, связывающие его с обществом". В работах П. своеобразно интерпретируются идеи общественного договора и положения о естественных правах, неявно осуждается крепостничество, прославляется просвещение народов. Отход в 1811 г. от активной деятельности в Об-ве любителей словесности, наук и художеств, связанный с неприятием монархически настроенными чле- I нами радикальных идей последнего его трактата "О благоденствии народных обществ" (написан в 1805, ано- | нимно опубликован в 1807), означал и прекращение творчества П.

С о ч.: Русские просветители. Собр. произв.: В 2 т. М., 1966. Т. 1. С. 271–356.

Лит.: Орлов В. П. Русские просветители 1790-1800-х годов. 2-е изд. М., 1953.

И. Е. Задорожнюк

ПОРЕЦКИЙ Платон Сергеевич (3(15). ЮЛ 846, Елизаветград Херсонской губ. — 10(23).08.1907, с. Жоведь Чернигов- I ской губ.) — логик, естествоиспытатель, публицист. В 1870 г. I закончил физико-математический ф-т Харьковского ун- | та. В 1876 г. назначен астрономом-наблюдателем Казанского ун-та, получил степень доктора астрономии и звание приват-доцента сферической тригонометрии. Несколько лет был редактором казанской газ. "Телеграф". На основе работы "О способах решения логических равенств и об обратном способе математической логики" (Собрание протоколов заседаний секции физико-математических наук при Казанском университете. Казань, 1884. Т.2.С. 161–330) впервые в России читал в Казанском ун-те лекции по алгебре логики. Исходил из различения "количественных форм", изучаемых алгеброй, и "качественных форм", исследуемых логикой. П. усматривал и сходство (до определенных пределов) обеих наук, к-рое объясняет возможность модификаций и приспособления алгебраических приемов к логике. Результаты своих

исследований П. представил в написанных на фр. яз. работах "Семь основных законов теории логических равенств" (Poretzky P. S. Sept lois fondamentales de la theorie des egalites logiques //' Известия физико-математического общества при Казанском университете. Сер. 2. Т. 8. № 2–4. Казань, 1898–1899), "Некоторые дополнительные законы теории логических равенств" и "Теория логических неравенств" (Quelques lois ulterienres de la theorie des egalites logiques//Там же. Сер. 2. Т. 10. № 1–3. Казань, 1900; Т. 11. № 1–3. Казань, 1900–1901; Theorie des non-egalites logiques // Там же. Т. 14. Казань, 1904). П. насчитывал семь осн. законов теории логических равенств: 1) форма посылок; 2) замещения системы посылок одной посылкой; 3) разложения посылок на элементы; 4) исключения терминов из посылок; 5) умозаключений или следствий; 6) сложных оснований; 7) корней. Все эти законы являются усовершенствованием и обобщением алгебро-логических приемов Дж. Буля, У. С. Джевонса и Э. Шредера. Идеи П. повлияли на проблематику и исследования в области традиционной и символической логики в России и на Западе. Так, фр. логик Л. Кутюра считал методы П. кульминационным пунктом в развитии алгебры логики в нач. XX в. Велико значение трудов П. также для проблематики и исследований в области традиционной логики в России.

Л и т.: Дубяго Д. И. П. С. Порепкий (некролог) // Известия физико-математического общества при Казанском университете. Сер. 2. 1908. № 1. С. 3–7; Слешинский И. В. Памяти Порецкого // Вестник опытной физики и элементарной математики. Одесса, 1909. № 487. С. 145–148; Стяжкин Н. И., Стоков В. Д. Краткий очерк истории общей и математической логики в России. М, 1962. С. 41–66.

А. В. Иванов, Н. И. Стяжкин

ПОСОШКОВ Иван Тихонович (1652, с. Покровское Московской губ. — 1 (12).02.1726, Петербург) — социальный мыслитель-самоучка, экономист. Род. в семье зажиточного крестьянина-ремесленника. Был обучен грамоте, различным ремеслам: монетному, пушкарному и строительному делу, вел в Новгороде широкую предпринимательскую деятельность. В 1697 г. имел личную аудиенцию у Петра I, стал членом его "Ученой дружины", сторонником проводимых им преобразований. Перу П. принадлежит ряд "доношений", проектов и трудов социально-экономического и религиозно-этического характера: "О денежном деле" (1699–1700), "О ратном поведении" (1700–1701), "Первая записка Стефану Яворскому" (1708), "Вторая и третья записки" (1708–1710), второе "поношение" царю "О новоначинающихся деньгах" (1708). В 1708 г. им написано соч. "Зерцало сиречь изъявление очевидное" против раскольников и лютеран, в 1719 г. окончен трактат "Завещание отеческое к сыну", в 1724 г. завершен главный труд — "Книга о скудости и богатстве".

В августе 1725 г. П. за антидворянские политические убеждения, выраженные в этой книге, был арестован и заключён в Петропавловскую крепость, где и скончался. Проекты экономических и административных преобразований, выдвигаемые П., расходились с идеями дворянских идеологов "просвещенного абсолютизма". В своих экономических и социальных взглядах он исходил из того, что "не то царственное богатство, еже в царской казне лежащия казны много… но то самое царское богатство, еже бы весь народ по мерностям своим богат был самым и домовыми внутренними своими богатствами" (Книга о скудости и богатстве. С. 13–14). Производство и торговлю П. считал жизненным нервом государства, защищал интересы отечественной индустрии, с горечью отмечал, что огромные богатства России мало исследованы и плохо используются. Большую роль в стране, по его мнению, должно играть купечество, без к-рого никакое "царство состояти не может". П. рассчитывал при помощи государства достигнуть гражданского мира, экономического преуспевания и "общего блага". Все сословия должны "служить" "царскому интересу" с целью приносить общегосударственную пользу, царь же, со своей стороны, заботясь об "общем благе" — поддерживать все сословия, лишь тогда наступят новые порядки: и богатые, и бедные будут жить между собой в мире. П. выступал за смягчение крепостного права и "упорядочение" его государством. Его идеал — благоустроенная и просвещенная деревня. Все беды России он видел в потере духовности, в церковном "веротворческом" разладе, в гражданском, "поселянском" (крестьянском), воинском, судейском, купеческом, всеобщем "порочном состоянии". Средствами улучшения жизни П. считал распространение грамотности среди населения, благонравие, благоверие. В этой связи он высоко ставил роль церковнослужителей в об-ве: "Священство — столп и утверждение всему человеческому спасению". Идеи П. направлены на обоснование идеала гражданина — "достойного человека", сознающего свой гражданский долг, а также таких социальных порядков, при к-рых существуют уважение к личности, нетерпимость к праздности и роскоши. Ему была свойственна вера в то, что разумные указы устранят "неисправы" в государстве, утвердят "прямую правду" и водрузят "любовь и беспечное житие народное". П. защищал прогрессивную идею равенства всех перед законом. Для выработки осн. закона — "Судебной книги" — он рекомендовал создать "общесоветие" с участием представителей от крестьян. Политико-правовые взгляды об-ва представлялись ему как борьба добра со злом, правды с неправдой. Поэтому, предлагая проект реформы судопроизводства, П. соотносил правовые нормы с этическими постулатами православия. Для него характерны опора на народный здравый смысл и философско-богословскую традицию, берущую начало от отцов церкви (особенно Иоанна Дамаскина). В его взглядах прослеживаются элементы своеобразного демократизма и гуманизма, не отрицавшие догматов православия и принципов самодержавного правления.

Соч.: Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951; Зерцало очевидное. Казань, 1895–1900. Вып. 1–2; Завещание отеческое к сыну. Спб., 1893; Сборник писем к митрополиту Стефану Яворскому. Спб., 1900.

Лит.: Брикнер А. Иван Посошков. Спб., 1876; Царевский А. А. Иван Тихонович Посошков в истории русского прогресса. Спб., 1883; Он же. Посошков и его сочинения. Обзор сочинений Посошкова, изданных и неизданных со стороны их религиозного характера. М, 1883; Кафенгауз Б. Б. И. Т. Посошков: Жизнь и деятельность. 2-е изд. М.; Л., 1951; История философии в СССР. М., 1968. Т. 1. С. 298–301.

Т. Л. Мазуркевич

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (10(22).09.1835, с. Гавриловка Роменского у. Полтавской губ. — 29.11 (11.12). 1891, Харьков) — философ, культуролог, лингвист. В 1851 г. П. поступил в Харьковский ун-т на юридический ф-т, затем перевелся на историко-филологический ф-т, к-рый окончил в 1856 г. Сдал магистерский экзамен по славянской филологии и был оставлен при ун-те. В 1862 г. был отправлен для стажировки за границу. Учился в Берлине, где брал уроки санскрита у А. Ф. Вебера. Во время поездок по славянским странам изучал чешский, словенский и сербохорватский яз. До защиты докторской диссертации ("Из записок по русской грамматике", ч. 1 и 2) П. был доцентом, потом — экстраординарным и ординарным проф. по кафедре рус. языка и словесности Харьковского ун-та. На формирование политических воззрений П. большое влияние оказала трагическая судьба его брата — Андрея Потебни — активного члена "Земли и воли", погибшего во время польского восстания 1863 г. Демократические симпатии П., к-рых он не скрывал, служили причиной настороженного отношения к нему со стороны официальных властей. Главный научный интерес П. лежал в сфере изучения соотношений языка и мышления. По П., "язык есть средство не выражать готовую мысль, а создавать ее", т. е. мысль может осуществляться лишь в стихии языка. Слово по своей структуре представляет собой единство членораздельного звука, внутренней формы слова и абстрактного значения. Внутренняя форма слова связана с наиболее близким его этимологическим значением и служит, в качестве представления, каналом связи между чувственным образом и абстрактным значением. Слово с его внутренней формой — это средство "перехода от образа предмета к понятию". Мн. мысли и идеи, высказанные П. в общей форме, легли в основу ряда совр. областей гуманитарного знания. П. был создателем или стоял у истоков рождения исторической грамматики, исторической диалектологии, семиотики, социолингвистики, этнопсихологии. Философско-лингвистический подход позволил ему увидеть в мифе, фольклоре, литературе различные знаково-символические системы, производные по отношению к языку. Так, миф, с т. зр. П., не существует вне слова. Решающее значение для возникновения мифов имела внутренняя форма слова, выступающая посредником между тем, что объясняется в мифе, и тем, что он объясняет. Миф есть акт "объяснения неизвестного (х) посредством совокупности прежде данных признаков, объединенных и доведенных до сознания словом или образом (а)". Большое значение для философских взглядов П. имеют категории "народ" и "народность". Отталкиваясь от идей В. Гумбольдта, П. считал народ творцом языка. Вместе с тем он подчеркивал, что именно язык, раз возникнув, обусловливает дальнейшее развитие культуры данного народа. По П., нигде так полно и ярко не проявляется дух народа, как в его традициях и фольклоре. Именно здесь создаются те ценности, к-рые затем питают профессиональное искусство и творчество. П. сам был неутомимым собирателем рус. и украинского фольклора, много сделал для доказательства единства базовых фольклорно-мифологических сюжетов двух славянских народов. Сформулированная им проблема "язык — нация" получила развитие в трудах Д. Н. Овсянико-Куликовского, Д. Н. Кудрявцева, Н. С. Трубецкого, Шпета. Исследования П. в области символики языка и художественного творчества привлекли в XX в. пристальное внимание теоретиков символизма. Многочисленные переклички с идеями П. содержатся в работах В. И. Иванова, А. Белого, Брюсова и др. символистов.

С о ч.: Из записок по теории словесности (Поэзия и проза. Тропы и фигуры. Мышление поэтическое и мифическое). Харьков, 1905; О некоторых символах в славянской народной поэзии. 2-е изд. Харьков, 1914; Из лекций по теории словесности. 3-е изд. Харьков, 1930; Из записок по русской грамматике. 3-е изд. М., 1958. Т. 1–2; Из записок по русской грамматике. 2-е изд. М., 1968. Т. 3; Эстетика и поэтика. М., 1976; Слово и миф. М., 1989.

Лит.: Белый А. Мысль и язык (философия языка А. А. Потебни) // Логос. 1910. Кн. 2; Он же. Магия слов // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 13\-142;Булахов-скийЛ. А. А… А. Потебня. Киев, 1952; Пресняков О. П. Поэтика познания и творчества: Теория словесности А. Потебни. М., 1980.

А. В. Иванов

ПОЧВЕННИЧЕСТВО — литературно-общественное и философское направление 60-х гг. XIX в., представителей к-рого объединяли определенные идейно-философские концепции, взгляды на социальное устройство об-ва, науку, искусство, политику. Генетически П. восходило к направлению "молодой редакции" журн. "Москвитянин" (1850–1856), осн. его принципы были сформулированы на страницах журн. "Время" (1861–1863) и "Эпоха" (1864–1865). Во взглядах главных представителей П. (Григорьев, братья М. М. и Ф. М. Достоевские, Страхов) основополагающей была идея о "национальной почве" как основе и форме социального и духовного развития России. "Русское общество должно соединиться с народной почвой и принять в себя народный элемент", — писал Достоевский. В философском плане П. было консервативной формой философского романтизма. Григорьев сам называл себя "последним романтиком", большое влияние фр. романтизма (В. Гюго) испытал Достоевский. Три исходные, специфические для романтизма посылки — индивидуум, нация и универсум получили в П. своеобразное развитие, Центр философских размышлений был смещен в сторону "национальной почвы", нация осмыслялась как исходный принцип философствования. При этом шеллин-гианство Григорьева, гегельянство Страхова хотя и соприкасались с кругом почвеннических идей, оформляя их в виде теории "органической критики" у первого или "рационального естествознания" у второго, но по отношению к П. были чем-то внешним. Осн. идеи П. сложились в полемике с журн. "Современник" Чернышевского и "Русское слово" Писарева по вопросам революции, прогресса и искусства. Достоевскому и Григорьеву была очень близка романтическая идея о превосходстве искусства над наукой. Они полагали, что наука аналитична, тогда как искусство синтетично и потому полнее угадывает потребности эпохи и дух народа. Для неакадемического образно-художественного философствования Достоевского было характерно сопряжение философии и искусства, "Философию не надо полагать простой математической задачей, где неизвестное природа… Поэт в порыве вдохновения разгадывает Бога, следовательно, исполняет назначение философии, — следовательно, поэтический восторг есть восторг философии… Следовательно, философия есть тоже поэзия, только высший градус ее". Профессиональный философ Страхов в "Письмах о философии" выразил свое отношение к философии строже: "Философия не есть верование, чаяние или мнение, а понятие и наука о Божественном" (Вопросы философии и психологии. 1902. Кн. 1(16). С. 790). В философском трактате "Мир как целое. Черты из науки о природе" Страхов развил идеи антропологии П. в духе христианского персонализма. В человеке заключены величайшая загадка и величайшее чудо мироздания. Человек занимает центральное место по всем направлениям связей, соединяющих мир в одно целое. Мир, как организм, есть иерархия составляющих его частей — отношение между ними включено в общую гармонию целого, в к-ром нет ничего лишнего и бесполезного. Религиозно-христианская ориентированность философских построений была одной из важнейших черт П. Напр., Достоевский, чуткий к социальной жизни своей эпохи, предпринял попытку построения религиозно-социальной утопии, воплощенной в рае Христа. "Вся история, как человечества, так отчасти и каждого отдельно, есть только развитие, борьба, стремление и достижение этой цели" (Достоевский Ф. М. Поли, собр. соч.: В 30 т. Л., 1980. Т. 20. С. 172). Религиозное чувство смирения, самоотречение, стремление к царству Божьему сочетались у представителей П. с идеей об особой миссии рус. народа, призванного спасти человечество. В письме к М. П. Погодину от 26 августа 1859 г. Григорьев писал: "Под православием разумею я сам для себя просто известное, стихийно-историческое начало, кото-I рому суждено еще жить и дать новые формы жизни, искусства… на почве славянства, и преимущественно вели-I корусского славянства, с широтою его нравственного захвата — должно обосновать мир" (Григорьев А. Воспо-1 минания. Л., 1980. С. 301). П. претендовало на создание 1 "нейтральной" идейной платформы: с одной стороны, реформаторские требования отмены крепостного права ("кошмарного прошлого"), с другой — неприятие строя буржуазной демократии ("чумы буржуазной"). На основе "нейтральной" идеологической позиции П. стремилось объединить все общественные течения вокруг идеи о самобытном пути России. Идейное родство П. со славянофилами не мешало признанию целого ряда заслуг и за зап. культурой. Обличение "гнилого Запада" — его буржуазности и бездуховности, тлетворности его революционных, социалистических и материалистических идей сочеталось в П. с высокой оценкой "европейской культуры". Социологическая концепция П. включала утопическую идею сближения западничества, славянофильства, "официальной народности" и православия. Высшей целью социального реформаторства П. была программа "постепенства и малых дел", призывающая к "слиянию" всего "просвещенного общества" с народом в традиционно устоявшиеся формы рус. быта — общину и \ земство. П. было постоянным объектом резкой критики 1 со стороны идеологов радикальных и революционно-I демократических слоев рус. об-ва. Западноевропейская

историография и совр. русистика часто обращаются к широкому кругу почвеннических идей, интерпретируя и характеризуя их как "истинную форму русского духа" и "русского национального самосознания".

Л и т.: Нечаев В. С. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских "Время", 1861–1863. М, 1972; Журавлева А. "Органическая критика" Аполлона Григорьева // Григорьев А. Эстетика и критика. М., 1980; Абрамов А. И. Почвенничество // История эстетической мысли. М., 1987. Т. 4.

А. И. Абрамов

ПРАВОВОЕ ГОСУДАРСТВО — политико-правовая концепция, генетически восходящая к западноевропейским доктринам естественного права и договорного происхождения государства, содержащая положения о связанности власти правом, правовой ответственности государства; развивалась в рамках рус. философии права. Естественно-правовые идеи в России начинают впервые использоваться в последней трети XVIII в. в среде либерального дворянства (А. Р. Воронцов, Е. Р. Дашкова, Голицын, П. И. и Н. И. Панины) и просветителей (Козельский, Н. Г. Курганов, Новиков, А. Я. Поленов, Третьяков, Д. И. Фонвизин), где поднимаются вопросы демократизации общественной и государственной жизни, защиты прав человека. Такой компонент естественно-правовой теории, как право народа на восстание, получает завершенность у Радищева. Научно-педагогическая деятельность рус. ученых-юристов (Десницкий, В. Т. Золотницкий, Куницын, Г. И. Солнцев, П. П. Лодий, В. С. Филимонов) в кон. XVIII — нач. XIX в. способствовала изучению и популяризации идей естественно-правовой философии. Так, Куницын, оказавший влияние на мн. декабристов, выступал за господство правовых начал в деятельности государства, допускал возможность расторжения или изменения заключенного между властителем и народом договора, отстаивал неотъемлемость прав человека. Движение декабристов, конституционные проекты Пестеля и Н. М. Муравьева стали одним из кульминационных пунктов в развитии естественного права в России. В либерально-консервативных воззрениях Сперанского отразилось стремление ввести отдельные зап. демократические институты, умеренно ограничив самодержавие правом. Дальнейшее развитие идей П. г. связано с оформлением в 40-50-х гг. XIX в. рус. либерализма в его западническом (Анненков, Бабст, И. В. Вернадский, Грановский, Кавелин, Чичерин, Редкий) и отчасти славянофильском (К. С. Аксаков, Киреевский, Самарин, Хомяков) вариантах. На формирование рус. либеральной философско-правовой мысли оказали влияние взгляды Герцена, отличавшиеся в целом общедемократической направленностью (требования народовластия и республиканской формы правления). Одним из истоков становления либерального правопонимания в России явилась философско-правовая концепция Чичерина, рассматривающая государство как духовный союз людей, основанный на метафизическом личностном начале. При этом верховная власть, олицетворяя высшее единство всех элементов об-ва, не вправе вмешиваться в дела др. социальных союзов (семья, гражданское об-во, церковь). Государство призвано охранять индивидуальную свободу как источник свободы об-ва в целом. Оно должно руководствоваться законом, к-рый, регулируя отношения власти и подвластных, объединяет общий интерес с личной свободой, нравственный закон с правом. Следовательно, государство, делает вывод Чичерин, является нравственным настолько, насколько оно управляется законом. В эволюции идей П. г. видную роль сыграла философия В. С. Соловьева. Хотя право и государство в системе его воззрений занимают подчиненное место, выступают средством осуществления идеала абсолютного добра, нравственная организация об-ва, считал он, обусловлена действием права, воплощаемого в государстве. Лишь сделав своим принципом идею права, об-во способно решать нравственные задачи. Формами мировоззрения, в рамках к-ро-го складывался правовой идеал либерализма, начиная с 80-х гг., стали юридический и социологический позитивизм. При этом представители социологического позитивизма (Ковалевский, С. А. Муромцев, Коркунов) в большей мере, чем сторонники догматической юриспруденции, были ориентированы на разработку принципов П. г. По Ковалевскому, право непосредственно вытекает из факта общественной солидарности, "замиренной среды", и потому обязательно для государства. В учении Муромцева возможность создания права помимо или даже вопреки государству обусловлена противопоставлением формальной юридической нормы живому правоотношению (реальному праву). Коркунов в своей психологической концепции власти отстаивал тезис о том, что власть базируется не на воле властвующего, а на сознании зависимости подвластного — истинном источнике как государства, так и права. Поэтому государство не может произвольно творить право, его законодательная деятельность ограничена запросами общественного правосознания. Близкой идеям Коркунова является философско-правовая теория Петражицкого, видевшего в государстве факт правовой, императивно-атрибутивной психики, к-рой свойственна потребность в силовом обеспечении исполнения долга и обязательств, а также в пресечении правонарушений. Отсюда гражданам принадлежит право использовать власть для охраны своих законных интересов. На рубеже XIX–XX вв., когда усиливается общественное движение в поддержку конституционных реформ, на смену правовому позитивизму приходит "возрожденное" естественное право. Используя идеи естественно-правовой философии, концепцию П. г. в той или иной мере разрабатывали такие рус. правоведы, философы и мыслители, как Бердяев, Булгаков, Вышеславцев, В. М. Гессен, И. А. Ильин, Кистяковский, Котляревский, Новгородцев, И. А. Покровский, П. Б. Струве, Спекторский, Е. Н. и С. Н. Трубецкие, Франк и др. Согласно Новгородцеву, анализирующему идеи П. г. с позиций неокантианства, естественное право выступает своеобразным посредником между государством и нравственностью, устанавливающей нормы, одинаково обязательные для власти и подвластных. Государство призвано лишь юридически закрепить свободу личности, существующую как реальный факт и нравственное требование. По Кистяковскому, в конституционном государстве власть перестает быть фактическим господством людей, становясь господством правовых норм. Законность возможна только в государстве, где граждане, наделенные субъективными публичными правами, могут предъявлять к нему правовые притязания. Государству будущего (социально-справедливому государству) будет присуще соединение идеи права с социалистическими ценностями. Отличается своеобразием философско-правовая концепция Котляревского, полагавшего, что на протяжении всех эпох, в среде разных культур у подвластных всегда появляется духовный запрос на ограничение власти. Его источник коренится в "неисповедимой и трансцендентной воле Божества". В этом смысле П. г., осн. требованием к-рого выступает ограничение власти, есть лишь религиозно-культурная идея, недостижимый идеал, к к-рому стремится человеческий дух. Теория П. г. получает свое развитие в философии права И. А. Ильина, с т. зр. к-рого государство имеет единую и высшую цель — служить делу Божию на земле, используя для этого свою правовую организацию; оно есть правовой союз лиц, имеющий власть для поддержания права. Существование государства подчинено праву, его полномочия и обязанности носят правовой характер, и поэтому властные отношения становятся правоотношениями. Государство, выйдя за пределы права, не сможет поддерживать правопорядок и требовать от граждан повиновения праву. Естественно-правовая философия занимает немаловажное место в воззрениях Франка, рассматривающего государство как внешнее выражение свободного внутреннего, соборного единства об-ва. Государственная власть ограничена наличием самого гражданского об-ва, степенью его свободы. При этом ограничение власти относится не к задаче государства, состоящей в охране свободы, а к его средствам. Философско-религиозные учения Бердяева и Булгакова усматривают в государстве двойственность: с одной стороны, государство отражает греховность мира, с другой — борется с ней. Природа власти темна и в корне порочна; государство в любой его форме стремится перейти свои границы и стать "абсолютной монархией, абсолютной демократией, абсолютным коммунизмом". Поэтому человечество пытается преодолеть власть и прийти к боговластию. На этом пути П. г. есть ступень в движении от относительного к абсолютному, меньшее из зол, где права личности, связанные с "абсолютной правдой", находят определенную защиту. В рамках христианской этики и психоанализа исследует вопросы П. г. Вышеславцев. Власть и право, по его мнению, глубоко антиномичны. Во властных отношениях чужое "я" занимает место в сознании объекта власти, что ведет к потере последним своего "я", превращая его в орудие чужой воли. Право, напротив, есть взаимодействие свободных и равных лиц, не субординация, а координация. Тем не менее власть и право соединяются в законе, происходит сублимация власти, она становится правовой, законной. П. г., утверждает Вышеславцев, имеет своим компонентом автономную (общественное и личностное самоуправление) и гетерономную (власть) формы сознания, строится на христианских ценностях, идее индивидуальной и всеобщей свободы и солидарности. В годы советской власти теория П. г. рассматривалась как разновидность буржуазных теорий. Осн. положения данной концепции (разделение властей, верховенство права и закона, признание прав и свобод человека пределом государственной власти, а самого П. г. надклассовым органом, служащим интересам всего об-ва) объявлялись буржуазной пропагандой, призванной скрыть господство буржуазии. Несмотря на отрицание теории П. г., советская юридико-политическая доктрина многое взяла себе из ее идеологического арсенала: народ — источник власти, государство есть орган, вырастающий из общества и подчиненный ему, субъективные права человека есть ценность, нуждающаяся в защите со стороны государства. Либеральная по своим истокам и существу концепция прав человека получила классовую, марксистско-ленинскую трактовку, согласно к-рой субъективные права граждан представляют собой результат установленной государством нормы и могут быть реализованы и гарантируются в той мере, в какой служат делу коммунистического строительства. В постсоветский период теория П. г. становится официальной доктриной российского государства, представленной в Конституции РФ 1993 г. В это время появляется большое количество литературы, где преобладает некритическая апологетика П. г. в ущерб его объективной трезвой оценке.

С о ч.: Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900; Соловьев В. С. Оправдание добра //Соч.: В 2 т. М., 1988. Т.\;Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М, 1994; Вышеславцев Б. Л. Кризис индустриальной культуры. Марксизм. Неосоциализм. Неолиберализм. Нью-Йорк, 1953; Гессен В. М. Теория правового государства. Спб., 1912; Ильин И. А. О сущности правосознания // Собр. соч.: В 10 т. М., 1994. Т. 4; Кистяковский Б. А. Социальные науки и право: Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М., 1916; Котляревский С. А. Власть и право: Проблема правового государства. М., 1915; Новгородцев П. И. Государство и право //Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. 1А-15;Петра-жицкий Л. И. Теория правового государства в связи с теорией нравственности. Спб., 1909–1910. Т. 1–2; Франк С. Л. Духовные основы общества. М… Х992; Ященко А. Теория федерализма: Опыт синтетической теории права и государства. Юрьев, 1912; Четвернин В. А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1993;Нерсесянц В. С. Философия права. М., 1997; Алексеев С. С. Право: азбука — теория — философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999.

Лит.: Пяткина С. А. Идеи естественного права в методологии русской философско-правовой мысли (кон. XIX — нач. XX века) //Труды Всесоюзного юридического заочного ин-та. М., 1975. Т. 44; Зорькин В. Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978; Куприц Н. Я. Из истории государственно-правовой мысли дореволюционной России (XIX в.). М., 1980; Казмер М. Э. Социологическое направление в русской дореволюционной правовой мысли. Рига, 1983; Власть и право: Проблема правового государства. Спб., 2001; Мартышин О. В. Несколько тезисов о перспективах правового государства в России // Государство и право. 1996. № 5; Он же. О "либертарно-юридической теории государства и права" // Там же. 2002. № 10.

В. Н. Жуков

ПРАВЯЩИЙ ОТБОР (ВЕДУЩИЙ СЛОЙ) — понятие политической философии евразийцев (Евразийство), отображающее социальный слой, органически вырастающий в об-ве в результате естественного процесса формирования властных отношений, являющийся носителем властных функций и начал в силу своей способности быть органом, концентрирующим народный дух и выражающим высшие идеалы и ценности данного об-ва в целом или его части. Понятие П. о. включает в свое содержание и упорядоченную совокупность норм, правил и приемов, определяющих пути, формы и методы образования представительных и иных органов государства. При разработке понятия П. о. евразийцы опирались на учение Платона, духовный опыт рус. подвижников Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, идеи Сперанского, В. Парето, органическую теорию об-ва и государства, социальную теорию марксизма. Согласно учению евразийцев, П. о. или В. с. имеется в любом об-ве и является необходимым условием государственной жизни. Он может существовать в двух осн. формах: социально-классовой и "служивой". Только последняя, полагали евразийцы, является носителем "нейтральных" задач государственного служения, идеалов государственной солидарности и социального мира. П. о. в таком государстве должен стоять вне технического аппарата принуждения, осуществляя лишь высшее моральное руководство об-вом. Построенный на принципе самоорганизации, В. с. будущего евразийского государства отличается от политической партии тем, что выражает не частные интересы отдельных групп населения, а общенациональные. В евразийском проекте совершенного государства В. с. описывается как идеократический отбор, т. е. отбор, построенный на власти единого миросозерцания. Но поскольку идеократий может быть столько, сколько существует мировоззрений, природе совершенного государства больше отвечает эйдократический отбор, т. к. эйдос — не одно из возможных понятий о сущем, а "необходимый, цельный, созерцательно и умозрительно постигаемый образ мира" (Н. Н. Алексеев). Евразийцы утверждали, что П. о. совершенного государства должна быть открыта высшая философская и религиозная истина, к-рой он служит и к-рая его объединяет. Будучи социальным фундаментом государственной власти, П. о. является средоточием государственной воли, организатором национального самосознания. Для выполнения непосредственно властно-распорядительных функций В. с. создает специальный подбор лиц, "управляющую группу", составляющую государственный аппарат. В своем проекте евразийцы предполагали использовать и развивать те черты советской политической системы, к-рые вписывались в их представления о будущем государственном устройстве России-Евразии. В качестве осн. нормы будущей рус. внутренней политики они выдвинули лозунг: "Россия с Советами, но без коммунизма". Коррекцию советской политической системы предполагалось осуществить в сторону развития широкого народного самоуправления на представительских началах, совмещая эти начала с надклассовой организацией, В. с, коренным образом отличающимся как от коммунистической партии, так и от партий европейской многопартийной системы. Наиболее важным в советской системе евразийцы считали принцип представительной, опосредствованной демократии, к-рая преодолевает недостатки зап. парламентаризма, с его системой прямых выборов, результаты к-рых зачастую имеют случайный характер. Политическая система, ядром к-рой является иерархия Советов (территориально-административных органов), как считали евразийцы, покоится на представлении подлинных интересов людей. Через многоступенчатую систему выборов осуществляется отбор наиболее способных и подготовленных управленцев, людей, к-рых хорошо знают на местах и по их реальным делам. Учение о П. о. предполагало систему выборов дополнить ин-том назначений технического аппарата и специалистов отдельных органов Советов. Стабилизированная идеология В. с. составляет статический момент государства, тогда как народные массы с их меняющимися интересами и потребностями — динамический. Система П. о. была призвана обеспечить согласование этих моментов, а также согласование личного начала власти с коллективным.

Лит.: Алексеев Н. Н. На путях к будущей России. Париж, 1927; Он же. Теория государства. Париж, 1931; Антипов А. П. Идеократический ведущий слой // Новая эпоха. Идеократия. Политика. Экономика. Нарва, 1933; Карсавин Л. П. Основы политики // Евразийский временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 185–239; Клепинин Н. А. Материалы к социальной программе евразийства// Евразийский сборник. Прага, 1929 Кн. 6;Мачев-ский-Малевич П. Н. Коалиция и отбор // Евразийская хроника. Прага, 1926. Вып. 3. С. 28–30; Ш-в А. О правящем отборе // Евразийский сборник. Прага, 1929. Кн. 6; Исаев И. А. Политико-правовая утопия в России. М., 1991; Кошарный В. П. Русская религиозная философия и социология революции. (1917-1930-е гг.). Киев, 1997; Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Политическая программа евразийцев: реальность или утопия? // Общественные науки и современность. 1992. № 1. С. 104–109; Boss О. Die Lehre der Eurasier. Wiesbaden, 1961; Пащенко В. Я. Идеология евразийства. М., 2000.

В. П. Кошарный

"ПРЕДМЕТ ЗНАНИЯ. Об основах и пределах отвлеченного знания" — произв. Франка (1915). В учении о познании Франк исходит из того, что знание необходимо есть знание о предмете, т. е. некоем бытии, существующем независимо от нашего познавательного отношения к нему. Это означает, что знание всегда имеет своим предметом нечто, находящееся за пределами нашего сознания, трансцендентное ему. И потому возникает вопрос: как мы можем овладеть этим трансцендентным нашему сознанию предметом, выявить действительную его природу? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо освободиться от субъективистских представлений о природе знания. Вся трудность проблемы знания основана на предвзятой предпосылке о замкнутости сознания. Кажется очевидным, что либо действительность находится вне сознания, тогда она ему не доступна, либо она находится внутри сознания, и тогда она не есть "подлинная действительность", а растворена в идеальной сфере сознания. Но здравый смысл говорит нам иное: мы непосредственно сознаем возможность для сознания овладевать трансцендентным ему бытием. Это возможно "лишь при условии, что субъект и объект знания укоренены не, как это принято думать, в каком-нибудь сознании или знании, а в абсолютном бытии как непосредственно и неотъемлемо присутствующем в нас первом единстве, на почве которого впервые возможна раздвоенность между познающим сознанием и его предметом" (Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания. Спб., 1995. С. Ill — IV). Поскольку это первичное, исконное единство бытия и сознания существует и присутствует в нас до всякого обращения сознания на предмет, т. е. до собственного познавательного отношения, то мы должны признать, что знанию необходимо предшествует особая форма потенциального обладания предметом. Знание может быть направлено на предмет, т. е. на неизвестное бытие, именно потому, что неизвестное, как таковое, нам известно. Но не через особое знание о нем, а совершенно непосредственно в качестве самоочевидного, неустранимого бытия вообще, с к-рым мы слиты не через посредство сознания, а в самом нашем бытии. Отсюда в сознании познающего субъекта всегда присутствуют два компонента: актуально данное и потенциально имеющееся. В форме бытия мы непосредственно обладаем тем, что в форме содержания знания есть результат особого процесса познавания. Но потенциальное обладание предметом знания не есть еще знание об этом предмете: это только возможность знания, но не само знание. От познающего субъекта требуются специальные условия для того, чтобы потенциальную имеющуюся у него информацию в форме непосредственного переживания относительно предмета познания превратить в знания. Процесс познания есть актуализация потенциального, как прояснение того, что ранее уже присутствовало в сознании, но в неявной затемненной форме (в форме "слепых переживаний"), т. е. переход от переживания бытия, к-рым мы непосредственно обладаем, к знанию о бытии. Сама же эта актуализация потенциально сущего в нас бытия, как бы просветление этой смутной сферы осуществляется в двух формах. Соответственно существует 2 осн. типа знания и бытия. Сознание может, во-первых, сосредоточится на абстрактном единстве бытия; при этом переживаемое преобразуется в противостоящий субъекту предмет, а сознание суживается до простой направленности на этот предмет, утрачивая свое существенное содержание как потока переживаний. Этот способ актуализации потенциального составляет основание отвлеченного, предметно-рассудочного познания, выражаемого в понятиях и суждениях, к-рому в онтологическом плане соответствует особый слой бытия — предметная действительность. Она представляет собой совокупность эмпирических данных предметов внешнего мира и явлений душевно-телесной жизни человека, но взятых не в их подлинном бытии, а как результат рационально-логической переработки и систематизации материала познания. Во-вторых, переход от переживания к знанию, т. е. к актуальному обладанию бытием, может совершаться не через отрешение от переживания, а через его расширение до всей полноты бытия. В этом случае обладание бытием есть уже не простая направленность сознания на предмет, а "обладание в смысле слияния моего я с предметом, приобщение моей жизни ко всеобщей жизни" (С. 370). Здесь уже имеет место др. тип знания — знание интуитивное как переживание самого бытия, как единство переживания и знания. С его помощью обнаруживается более глубокий слой бытия — реальность, в состав к-рой входит все, что выходит за границы действительности, начиная от внутренней душевно-духовной жизни человека и кончая Богом как основанием и последней глубиной всего существующего. Особенность отвлеченного или предметного знания в том, что бытие воспринимается и мыслится в нем как совокупность жестко фиксированных определенностей — отдельных предметов, выражаемых в ясных, общезначимых понятиях. Такое представление бытия возможно только в том случае, если в основе его лежит интуитивное восприятие целостности и единства всего сущего. Эта мысль подвергается Франком всестороннему анализу, стержнем к-рого является исследование логической природы определенности. Всякая определенность А обладает только ей присущим содержанием постольку, поскольку она отличается от всех др. определенностей, имеющихся в мире. Это множество определенностей, отличающихся определенности А, есть результат логического отрицания, соответствующее конкретной определенности А и символически обозначается как не-А. Вместе взятые А и не-А образуют универсальное всеобъемлющее множество, за пределами к-рого не остается места для к.-л. др. определенностей. Отсюда следует, что бытие, открываемое в отвлеченном знании, не может быть простой суммой отдельно определенностей. хотя бы уже потому, что в отношении самого этого множества А и не-А мы не можем сказать, что оно является одной из определенностей в ряду других, поскольку оно по самой логической своей природе включает в себя все определенности и является условием и предпосылкой их мыслимое™. Это множество является неким целым, выходящим за пределы системы определенностей и стоящим над ней. Но при этом это целое является одновременно выражением "исконного (первоначального) единства", присущего бытию. Отсюда, чтобы можно было выделить отдельную определенность или их совокупность, отвлеченному знанию должна предшествовать "интуиция целостного бытия", как такового, т. е. более высокий тип знания. Именно оно дает нам предмет "как непрерывность и всеединство — единство, вмещающее в себя систему определенностей, но не тождественную ей, а возвышающуюся над ней и в себе самой ее порождающую" (С. 221). В работе "П. з." внимание автора сконцентрировано на первом типе знания — отвлеченному или предметном знании. Характерные черты и особенности второго — живого или интуитивного — рассматриваются преимущественно под тем углом зрения, что оно представляет собою знание, принципиально отличное от отвлеченного, предметного знания. Свойства же, отличи-] тельные признаки этого высшего типа знания лишь схематично намечены, а не выявлены с достаточной полнотой и отчетливостью. Эта задача была реализована Франком в j более поздней его работе "Непостижимое. Онтологичес-I кое введение в философию религии" (1939). Работа "П. з." I переведена на фр. и нем. языки.

Соч.: Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного] знания. Спб., 1995.

Л и т.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., I 1991. Т. 2. Ч. 2. С. 158–179; Лососий Н. О. Теория знания С. Л. I Франка// С. Л. Франк: 1877–1950. Сб. памяти С. Л. Франка.] Мюнхен, 1954. С. 133–169; Кураев А. В., КураевВ. И. Религиозная вера и рациональность. Гносеологический аспект // Исто-j рическиетипы рациональности. М., 1995. С. 72–96;Мотроши-шН. В. Историко-философское значение работы С. Франка 1 "Предмет знания" // Историко-философский альманах. М., 1997; I История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 1 2007. С. 471–483.

В. И. Кураев

ПРЕДМЕТНОСТЬ — одно из центральных понятий философии И. А. Ильина. Его содержание раскрывается им не с помощью сколько-нибудь развернутых и четких дефиниций, а контекстуально — через описание различных проблемных ситуаций, для раскрытия смысла и значимости к-рых оно употребляется. Наиболее полно и основательно это проделано применительно к особенностям философского и религиозного знания. Предметы философского и религиозного созерцания и умозрения не даются нам ни с помощью чувственного опыта, ни с помощью рационально-логической обработки данных чувственного опыта. За содержанием всякого предмета или явления философская и религиозная мысль видит их духовное содержание. Это последнее улавливается в результате сосредоточения на своем собственном непосредственно переживаемом духовном опыте. Сосредоточившись на нем, философ или религиозный мыслитель должен напряжением всех своих душевных и духовных сил и способностей (чувство, мысль, воля, эстетический вкус, нравственные побуждения и т. д.) вызвать в себе реальное переживание того предмета, к-рый он хочет исследовать. Затем он должен приступить к напряженному интуитивному вглядыванию в сущность пробудившихся в нем переживаний. Этот метод исследования Ильин называет предметно-ориентированным или предметно-нацеленным. В ряде отношений он близок к феноменологическому методу Э. Гуссерля. Оба метода исходят из того, что сознание, во-1-х, должно быть всегда предметно-ориентировано, во-2-х, постоянно и напряженно сосредоточено на предмете. Но между ними имеются и существенные различия, обусловленные тем, что Гуссерль стремился уяснить сущность и механизмы мыслительной деятельности, тогда как Ильин в качестве высшей формы сознательной деятельности рассматривал духовный опыт. Соответственно при раскрытии интенциональной природы сознания Гуссерль преимущественно использовал логические приемы и средства, Ильин же обращается к совокупности всех душевных и духовных сил и способностей человека. Он много говорит о воле к П., любви к предмету, о сердечном созерцании, о чувстве ответственности как необходимых предпосылках и органах восприятия П. В результате понятие интенциональности наполняется новым содержанием. П. сохраняет все осн. свойства интенциональности, но одновременно добавляет к ним способность выделить в предмете самое существенное, самое главное. Ведь сам дух есть, по Ильину, не что иное, как совокупность лишь тех духовных состояний, в к-рых человек живет своими главными силами и стремлениями. В результате П. помимо познавательного значения приобретает важное ценностно-регулятивное содержание, призванное направлять различные формы жизнедеятельности человека. Если обратиться к философии, то выдвижение П. в качестве одного из центральных понятий философии было направлено против неоправданного сужения ее предмета, постепенного выдавливания из состава философского знания проблематики, связанной с поминанием человека и его места в мире. Еще более резко он выступал против амбициозных и субъективистских притязаний "новых религиозных пророков". Пути, формы и способы приближения к П. раскрываются Ильиным в его концепции очевидности (см. также "Путь к очевидности", "Аксиомы религиозного опыта", И. А. Ильин).

В. И. Кураев

ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ Василий Петрович (1864–1900) — философ, литературный критик, член совета и соредактор журн. "Вопросы философии и психологии". В 1881–1885 гг. учился на историко-филологическом ф-те Московского ун-та. В 1885 г. защитил кандидатскую диссертацию "О реализме Герберта Спенсера". Нек-рое время преподавал философию в Московском ун-те, однако вскоре отказался от преподавательской деятельности и занялся переводом, изданием и пропагандой философских трудов. П. - один из первых членов Московского психологического общества, переводчик, редактор, издатель собр. соч. Лейбница, редактор-издатель "Этики" Б. Спинозы. Его перу принадлежат эссе о теории познания А. Шопенгауэра, философии Ф. Ницше и значительное число статей библиографического характера. Он работал в редакции "Юридического вестника", а также возглавлял библиографический отдел журн. "Русская мысль". П. не создал оригинальной системы, однако его взгляды на различные вопросы жизни и духа, зачастую облеченные в блестящую афористическую форму, представляют интерес. Первый период научной деятельности П. был посвящен изучению трудов представителей позитивистской мысли и их предшественников. Позднее его философские симпатии оказались на стороне мыслителей экзистенциальной ориентации. Достоинство философских учений П. измерял оригинальностью личности автора, раскрывающейся в них. Это обусловило его влечение к тем мыслителям, к-рые выразили свое мировоззрение в лирической форме дневника, афоризма, проповеди: Ницше, Шопенгауэру, Б. Паскалю, С. Кьеркегору. Будучи даровитым филологом, П. практиковал оценку исследуемых им текстов, исходя из их архитектоники. П. вошел в рус. философию как первый исследователь и популяризатор учения Ницше. Научная строгость очерка "Ф. Ницше. Критика морали альтруизма" (Вопросы философии и психологии. 1892. № 15) имела существенное значение для распространения идей Ницше в России (см.: Ницше в России). Учение Ницше П. трактует как жизнеутверждающий гимн, автор к-рого воспринимает философию как глубоко личное дело. Заслугу "художника-мыслителя" он видит в том, что Ницше впервые поставил саму проблему морали, рассмотрев феномен нравственности не с т. зр. исторически преходящих нравственных оценок и воззрений, встав по ту сторону добра и зла. Он высоко ценил разрушительную силу, заложенную в критике Ницше действительности. Сам П. был решительным противником как буржуазного строя жизни и мысли, при к-ром творческая воля людей скована путами косного, незыблемого уклада, так и социалистических тенденций с их идеалом общего, регламентированного благополучия. Имя П., открывшего широкому российскому читателю философию Ницше, воспринималось неотрывно от учения нем. мыслителя. Так, П. стал прототипом Констрицина — главного героя первого в России ницшеанского романа П. Д. Бо-борыкина "Перевал" (1893).

Лит.: Соловьев В. С. В. П. Преображенский. Некролог// Соловьев В. С. Собр. соч. Спб., 1913. Т. 9. С. 428–430; Трубецкой С. Н. Памяти В. П. Преображенского // Вопросы философии и психологии. 1900. № 54. С. 481–501; Котляревский Н. Воспоминания о В. П. Преображенском // Там же. С. 501–538,Герье В. И. Памяти В. П. Преображенского // Там же. С. 731–741 Доборы-кии П. Д. О ницшеанстве // Там же. № 55. С. 539–548.

Ю. В. Синеокая

ПРИШВИН Михаил Михайлович (23.01(4.02). 1873, имение Хрущево Елецкого у. Орловской губ. — 16.01.1954, с. Дунино Московской обл.) — писатель, в художественной прозе и дневниках к-рого заключена оригинальная нравственно-философская концепция. Сын купца. За "свободомыслие" исключен из гимназии (г. Елец). Получив специальное образование, служил агрономом. Интересовался этнографией и фольклором. Ранние произв. П. связаны с впечатлениями от рус. Севера и раздумьями об отечественной истории. Живя в Петербурге, сблизился с А. М. Ремизовым, испытал влияние Мережковского и Розанова. После революции жил в Ельце, на Смоленщине, в Сергиеве Посаде, последние годы — в подмосковном с. Дунине, много путешествовал. Писал рассказы об охоте и животных (мн. из них для детей), а также повести (наиболее яркая — "Жень-шень"). На первом плане прозы П. - человек в его органической связи с природой. К автобиографическому роману "Кащеев; цепь" примыкает повесть о природе творчества "31 равлиная родина". Едва ли не центральное место в наследии П. принадлежит дневнику (1900–1954). Опорные понятия философии П. — "родственное внимание к миру: (любовное созерцание всего и вся, устремленность i бескрайне широкому единению людей между собой и (природой) и "творческое поведение" (оно мыслится i свойство любой деятельности, включая повседневно! общение, и возможный удел каждого человека; как неразрывно связанное с радостной причастностью миру и с тихим подвигом): "Творческое поведение я понимш как усилие в поисках своего места в общем человеча ком деле и как долг… оставаться самим собой" (Собр. соч.: В 8 т. М., 1982–1986. Т. 2. С. 454). Соборность, щественность, по словам П., составляют "лишь результат более утонченной личности". Искусство П. поним как одну из равноправных форм творчества: "Все пов дение художника должно быть таким же, как всякого с щества, создающего бескорыстные ценности: это поведение состоит в поисках выхода из неизбежного стра, ния" (Там же С. 458). Для писателя были неприемлем резкое противопоставление "правых" и "неправых культивирование споров, интеллектуальные "схватки". В мироотношении П., свободном от социального; пизма, органически сопрягались признание ценности исторического прошлого и настоящего с устремленностью к будущему, к дальнейшим преобразующим стремлениям об-ва и человечества. Свое творчество он основал как одно из бесчисленных звеньев обогащения человеческого опыта. П., как ранее Григорьев и Достоевский, бережно относился к органике народной жизн "Только я сам, действительно близкий к грубой матери своей родины, — писал он — могу преобразить ее, поминутно спрашивая: "Тут не больно?", и если слышу "больно", ощупываю в другом месте свой путь" (Там же. Т. 8. С. 158). Писатель осуждал тех представителей интеллигенции, к-рые, пусть даже и во имя свободы, готовы убивать "отчее, быт". Отмечая, что в составе "священной протоплазмы" человечества наличествует "бунтующий атом", он утверждал, что с этим атомом поднимаются "тьма и пламя мира", "рычащая злоба, звериная и страшная" (Там же. С. 65). Философия П. являла собой своеобразную философию жизни. Неистребимым источником жизнедеятельности человека и его радостного мироощущения для П. служит некое внерациональ-ное начало, объединяющее людей с природой. По словам П., в той глубине бытия, где зарождается поэзия, "нет существенной разницы между человеком и зверем" (Там же. Т. 3. С. 46). Свою философско-культурологическую концепцию П. разработал "в одиночку", корректируя и углубляя усвоенный им в пору молодости опыт рус. религиозных мыслителей, мало обращаясь (или не обращаясь вовсе) к ученым трудам. В 30-50-е гг. он держался в стороне и от литературной среды.

С о ч.: Дневники. 1914–1931. [Т. 1–7]. М., Спб., 1991–2006.

Л и т.: Пришвин и современность. М., 1978; Чурсина Л. К. К проблеме "жизнетворчества" в лит. — эстет. исканиях нач. XX в.: (Белый и Пришвин) // Рус. литература. 1988. № 4;Агеносов В. В. Творчество М. Пришвина и современный философский роман. М., 1988; Гачев Г. Д. Русская душа: Портреты рус. мыслителей. М., 1991; Дворцова Н. П. М. Пришвин и русский космизм // Проблемы литературы в ее связях с философией и искусством. Тюмень, 1992.

В. Е. Хализев

"ПРОБЛЕМЫ ИДЕАЛИЗМА"-сб. статей 12 авторов под общей редакцией Новгородцева, к-рый появился в кон. 1902 г. под эгидой Московского психологического общества. Его выход связан с началом политической организации рус. либерализма (создание в 1901 г. "Союза освобождения" — прообраза партии конституционных демократов), теоретическое обоснование к-рого и стало задачей "П. и.". Особое общественное значение сборнику придало участие в нем т. наз. "легальных марксистов", недавних социал-демократов — Бердяева, Булгакова, I П. Б. Струве и Франка. В его статьях идеализм рассматривался и в обыденном понимании этого термина (как стремление к идеалу), и в философском значении (как противовес материализму и позитивизму). Главная особенность "П. и." — утверждение логической и жизненной связи идеализма и освободительного движения. Идеализм, писал Булгаков, "стремится выполнить относительно социального идеала ту службу, которую в марксизме служит ему экономический материализм; является как бы фундаментом, подведенным под старое здание" (Булгаков С. Н. От марксизма к идеализму. Спб., 1903. С. VI). Отсюда упор на абсолютной ценности личности как конечной цели социального развития и регулятивного принципа этого развития. Сборник "постоянно подчеркивает и выдвигает принцип личности, ее безусловного достоинства, ее естественных и неотчуждаемых прав…" (Новгородцев П. И. О философском движении наших дней //

Новый путь. 1904. № 10. С. 66). Эта установка позволяет говорить о сборнике как о цельном и едином произв., главной темой к-рого стала этическая проблематика. Но осуществлялась эта установка различно, в зависимости от философских пристрастий авторов. Др. осн. идея сборника — о возможности научного познания и регулирования социального процесса — рассматривалась в плане ограничения того и другого и отстаивания "необходимого разнообразия запросов и задач человеческого духа, для которого наука есть лишь одна из сфер проявления" (Проблемы идеализма. С. VII). Своеобразной преамбулой осн. содержания сборника можно считать ст. С. Н. Трубецкого "Чему учит история философии" и Аскольдова "Философия и жизнь". Философия, писал Трубецкой, есть "великая и могущественная духовная сила", к-рая не только выступает в качестве целостного миропонимания, противостоящего "дроблению и специализации научных дисциплин", но и обосновывает "идеал человечества, всечеловеческого братства и всечеловеческого единства". Продолжая эту тему, Аскольдов рассматривал вопрос о соотношении теоретического и практического разума, находя основание для полноправной и гармоничной координации этих начал в христианстве. Главные статьи можно разделить на критические, пересматривающие нек-рые основоположения материализма и позитивизма, и те, в к-рых дается позитивная разработка осн. проблем сборника. При известной условности этого разделения, к первым можно отнести ст. Е. Н. Трубецкого "К характеристике учения Маркса и Энгельса о значении идей в истории", Кистяковского "Русская социологическая школа и категория возможности при решении социально-этических проблем", Лаппо-Данилевского "Основные принципы социологической доктрины О. Конта", а ко вторым — ст. Булгакова "Основные проблемы теории прогресса", Бердяева "Этическая проблема в свете философского идеализма", Новгородцева "Нравственный идеализм в философии права", Франка "Фр. Ницше и этика "любви к дальнему". Статья Струве как бы соединяет названные группы. При решении нравственной проблемы, поначалу декларируя формальный характер этических предписаний (категорического императива Канта), авторы затем отступают от формализма кантовской этики, утверждая абсолютную ценность личности как содержания категорического императива и рассматривая общественное развитие как средство ее утверждения. Бердяев, показывая, что поведение человека определяется соотношением в его сознании эмпирического и нормативного "я", считал возможной их гармонизацию при определенном материальном и социальном базисе, достигаемом в ходе правового и политического прогресса. В совершенно метафизическом духе он писал об идее верховного блага, в к-рой соединяются все ценности и с помощью к-рой возможен нравственный прогресс личности. Сходное по своему характеру рассуждение содержится у Новгородцева, увидевшего в этическом примате личности над об-вом основание теории естественного права, в противовес натуралистическому и историческому ее толкованию. Франк, выделяя в качестве основания два моральных принципа — "любви к ближнему", обусловленного инстинктом сострадания, и "любви к дальнему",т. е. в конечном счете к Абсолюту, решительно отдает свои предпочтения второму, призывая к активной деятельности во имя "сверхчеловека" (как показала эволюция его взглядов, им оказался Сын Божий). При рассмотрении др. главных проблем — социального прогресса и природы социальной теории — авторы обнаружили сильную зависимость от неокантианства (Г. Риккерт), утверждавшего единичный, неповторимый характер исторических событий и потому отрицавшего научный взгляд на них. Если история в лучшем случае дает только возможность догадки относительно будущего, то тем более неспособна к научному прогнозированию социология, опирающаяся на историю. От возможного субъективизма следует спасаться признанием Абсолюта как имманентно присущей истории цели и как автора ее "творческого разумного плана" (Булгаков). Появление сборника вызвало большую критическую литературу. С ортодоксальных марксистских позиций его критиковала Аксельрод (О "Проблемах идеализма" // Против идеализма. М.; Л., 1935), с позиций мар-ксиствующего позитивизма — Богданов (О "Проблемах идеализма" // Образование. 1903. № 3), Луначарский ("Проблемы идеализма" с точки зрения критического реализма // Образование. 1903. № 2), Н. А. Рожков (Значение и судьбы новейшего идеализма в России. По поводу книги "Проблемы идеализма" // Вопросы философии и психологии. 1903. Т. 67). С позиций "новогорелигиозного сознания" к авторам "П. и." обратился Д. В. Философов, призвав их "решиться перескочить через бездну… перестать испытывать Бога и обратиться к внутреннему мистическому опыту" (Литературная хроника // Новый путь. 1904. № 7. С. 235). С одобрением отозвались о сборнике православные публицисты, видя в нем свидетельство поворота части рус. интеллигенции к религии. Дальнейшая эволюция большинства участников сборника оправдала эти надежды. Так, Бердяев и Булгаков были приглашены в редакцию журн. "Новый путь", став выдающимися публицистами и идеологами "нового религиозного сознания". Сб. "П. и." — заметный этап в движении части рус. интеллигенции "от марксизма к идеализму". Однако подлинное его значение выявилось позднее, в связи с появлением сб. "Вехи" (1909) и "Из глубины" (1918). Предпринятая в "П. и." попытка философско-идеалистического обоснования либерализма стала первой в создании особого мировоззрения, сочетавшего в практическо-политической области либеральный консерватизм, а в области философской — различные варианты религиозной метафизики.

С о ч. Лроблемы идеализма: Сб. статей (1902). М., 2002.

Лит.: Алеев К. М. Возрождающийся идеализм в миросозерцании русского образованного общества. Спб., 1906; Богданович А. И. Критические заметки: "Проблемы идеализма" // Мир Божий. 1903. № 2; Булгаков С. Н. От марксизма к идеализму: Сб. статей, 1896–1903. Спб., 1903; Дживелегов А. Этический идеализм и общественные задачи // Русские ведомости. 1902. 24 декабря. № 355; Иванов-Разумник Р. В. История русской общественной мысли. Спб., 1914. 4-е изд. Т. 2, гл. 8; Новгородцев П. И. О философском движении наших дней // Новый путь. 1904. № 10; Ратнер М. Б. Проблемы идеализма в русской литературе: К вопросу о смене общественного мировоззрения // Русское богатство. 1903. № 8-10; Философов Д.

Проповедь идеализма // Новый путь. 1903. № 10; Философские воззрения В. Соловьева: Отчет о лекции С. Н. Булгакова и стенографическая запись прений // Там же. 1903. № 3.

А. А. Ермичев

ПСИХОКРАТИЯ (от греч. psyche" — душа и kratos — власть) — предложенный Федоровым термин, означающий власть духа, духовное родство всех живущих на земле, обретающее способность к действию благодаря соединению с Богом. Все человечество, в его представлении, — союз родственников, людей, т. к. все произошли от одного родоначальника. Отсюда главной задачей является восстановление родства, т. е. воскрешение всех умерших. По Федорову, в этом процессе и возникает П., когда теряют значение все внешние факторы, объединяющие человечество, и на место их приходят факторы внутренние, духовные. Как писал Федоров, П. "есть общество, держащееся внутреннею силою, а не внешним законом, как государство или общество юридическое, из которого изгнано чувство, вынута душа. Психократия держится силою, направляющею человека к труду воскрешения; она такое общество, в котором знание определяет как нужды каждого, так и его способности к тому или другому делу в общем отцовском деле; и на этом основании определяются как подушная подать каждого (т. е. его служба обществу), так и душевой его надел. Психократия, таким образом, есть не царство бестелесных, бесплотных духов, а вложение души во все материальные отправления" (Федоров Н. Ф. Соч. М., 1982. С. 385). При достижении П. человек, по мнению Федорова, будет обладать способностью полного самооткровения и проникновения во внутреннюю глубину др. существа. Но чтобы обрести такую способность, человек должен не родиться, а получить жизнь в процессе воскрешения, он должен воспроизводить себя из простейших элементов, к-рые были составными частями др. индивидуальностей и несут в себе их характерные черты. Т. обр., общность происхождения, общность составляющих элементов сделают людей как бы взаимопрозрачными друг для друга, у них не будет секретов друг от друга, они будут открыты и составлять своего рода единый родственный организм, в к-ром все гармонично соединено и подчиняется единому закону. Это есть особый способ жизни в духе, когда дух полностью господствует над материей, одухотворяя ее. Уповая на "чудотворчество разума и сознания" ("психократию"), Федоров, как отмечал Флоровский, остается "до конца в этом безысходном кругу магического и технического натурализма" (Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 329).

Л и т.: Федоров Н. Ф. Соч. М., 1982.

А. Т. Павлов

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ. Возникновение научных психологических представлений в России относится к XVIII в., когда они приобретают теоретические основания, постепенно освобождаясь от сковывающей религиозной оболочки. Однако зачатки психологических знаний появляются значительно раньше. Предысторию рус. П. I м. составляют взгляды на человека и его душевную жизнь, к-рые складывались в древн. и средневековой Руси до XIV в.

Появление соч., в к-рых поднимались эти вопросы, связано с введением в X в. христианства. Их изложение идет в русле богословско-философской мысли. Первоначально это были в основном переводные соч., причем труды как христианских писателей, так и античных мыслителей ("Диалектика", "Слово о правой вере" и "О страстях" византийского богослова VIII в. Иоанна Дамаскина; "Шестод-нев" Иоанна экзарха Болгарского; "Изборники" 1073 и 1076 гг., и др.). Они включали знания о душе, развиваемые в рамках христианского вероучения, вместе с тем в них имели место реалистические, основанные на жизненных наблюдениях описания психологических фактов. Первые опыты в создании оригинальной отечественной литературы по вопросам психологии связаны с именем Нила Сорского. Его "Устав", написанный как наставление монахам, включает трактат о человеческих страстях и содержит тонкие наблюдения. Выделяются стадии в развитии страстей, даются практические советы по овладению ими на разных этапах их развития. В 1 — й пол. XVI в. в соч. Максима Грека и др. авторов делается шаг в направлении рационального освещения проблем сущности души, познавательной деятельности, страстей, воли. В XV–XVI вв. в связи с распространением ересей (стригольников, "нового учения" Феодосия Косого и др.) появляются соч., в к-рых в ортодоксально-христианское понимание души вносятся существенные коррективы, а нек-рые авторы доходят до признания ее смертности. В XVII в. психология становится отдельным от богословия предметом преподавания в Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академиях. Сохранились рукописи читаемых в Киевской академии психологических курсов. Среди них — "Трактат о душе" проф. философии И. Гизеля (1645–1647), "Психология, или Трактат о душе" проф. философии Стефана Яворского (1693) и "Психология, или Трактат о душе" проф. И. Поповского (1702). В ряде идей они созвучны западноевропейской мысли (напр., взгляды Гизеля на роль ощущений как источник разумного познания сходны с учением Дж. Локка и др.). Первые руководители и преподаватели Славяно-греко-латинской академии — братья Лихуды в своих лекциях по психологии выступали истолкователями трактата Аристотеля "О душе" на основе комментариев, написанных Фомой Аквинским. В XVIII в. на базе складывающихся веками воззрений на природу души в связи с развернувшимся в России просветительским движением, с решением практических задач в области воспитания и обучения формируются достаточно целостные психологические представления. Исходя из признания зависимости психического развития человека от просвещения и обучения, разрабатывал психологические | идеи Татищев ("Разговор о пользе наук и училищ", 1733; "Духовная моему сыну", 1733). Ломоносов, отправляясь от практических нужд своего времени, в работах по физике и риторике дал материалистическую трактовку ощущений и восприятий, выдвинул трехкомпонентную теорию цветового зрения ("Слово о природе света", 1757). Оригинальными являются рассуждения Ломоносова о воображении и страстях, развиваемые им в связи с вопросами ораторского искусства ("Краткое руководство к риторике", 1744 и 1748). Козельский в своих философских и психологических взглядах ("Философские предложения,1768) следовал Ж. Ж. Руссо, Ш. Монтескье, К. А. Гельвецию, нередко критически относясь к ним (в частности, осуждал призыв Руссо к "натуральной простоте"). Новиков в своей публицистике отразил наиболее спорные вопросы о природе души, особенно в связи с рассмотрением психофизической проблемы. В 1796 г. опубликована первая рус. книга, специально посвященная психологии, — трактат И. Михайлова "Наука о душе". Систематизируя психологические знания в духе англ. эмпиризма, он дал описание фактов душевной жизни, охарактеризовал чувственное познание, указав на его зависимость от воздействий предметов внешнего мира на органы чувств, от степени их интенсивности. Радищев в своем главном философском соч. "О человеке, о его смертности и бессмертии" стремился ответить на кардинальный вопрос о том, что по своей природе есть душа и возможно ли ее предсуществование и бессмертие. Большое место в его труде занимают проблемы развития психики, роли воспитания в развитии разума, специфики психологии человека в сравнении с животными, к-рая усматривается не только в телесных различиях (вертикальная походка, развитой мозг и т. п.), но связывается прежде всего с особенностями человеческого бытия (напр., с взаимоотношениями между людьми). На развитие рус. П. м. 1-й пол. XIX в. значительное влияние оказали идеи нем. идеалистической философии, особенно Шеллинга и Гегеля. В это время выходит ряд трудов по психологии: Вечланский Д. М. Биологическое исследование природы в творящем и творимом ее качестве, содержащее основные очертания всеобщей физиологии, 1812; Он же. Физиологическая программа о внешних чувствах, 1819; Любовский П. Опытное душесловие, \%\5\Галич А. И. Картина человека, 1834; Новицкий О. Руководство к опытной психологии, 1840, и др. В этих трудах в значительной степени под влиянием идей Шеллинга человек и его качества рассматриваются в антропологическом плане в связи с явлениями физического мира, а сама душа предстает в единстве всех ее начал — представлений, страстей, воли и др. В них немало фактических данных. И вместе с тем в изложении большое место занимают широкие аналогии, предположения, метафизические размышления. В кн. Галича содержится большой материал по проблемам мотивации, страстей как оснований поступков, в к-рых происходит объективация субъективной жизни человека, обнаруживается этическая направленность его поведения. Галич подчеркивал оригинальность рус. П. м., высоко оценивая произв. Михайлова, Любовского, Козельского. Во 2-й пол. XIX в. в связи с успехами естествознания, особенно в физиологии нервной системы и органов чувств, психология выделяется в самостоятельную науку — область знания о психических явлениях и процессах, получаемого с применением научных методов исследования, возникает экспериментальная психология. Сложный, неоднозначный процесс оформления психологии в самостоятельную науку происходил в России. Влияние на развитие психологических идей оказывали различные направления философской мысли: взгляды как философов-материалистов (Белинского, Герцена, Добролюбова, Чернышевского, Антоновича), так и представителей религиозной философии (А-а И. Введенского, Н. О. Лосского, Грота, Лопа

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ

452

тина, Франка и др.) Важным источником философско-этической и психологической проблематики в России была также художественная литература. Под влиянием достижений в области филологии и лингвистики (В. И. Даль, Потебня) глубокую разработку получили психологические проблемы сознания и мышления в их соотношении с языком, продолженные затем в работах Д. Н. Овсянико-Куликовского и Шпета. Благодаря успехам естествознания в России (К. Ф. Рулье, К. М. Бэр, И. И. Мечников, Тимирязев, Сеченов и др.; здесь сыграла роль и антропологическая философия Чернышевского) возникает естественно-научное направление в рус. психологии, в наибольшей мере отразившее специфику отечественной П. м. и оказавшее влияние на мировую психологию. В полемических статьях Юркевича, посвященных анализу проблем совр. философии и психологии ("Язык физиологов и психологов", 1862; "Из науки о человеческом духе", 1860), написанных по поводу психологических взглядов Чернышевского и ст. Антоновича "Современная физиология и психология" (1862), критикуется материалистический подход к трактовке психических явлений. В попытке рассматривать психологию по образцу естествознания Юркевич усматривал опасность сведения психологии к физиологии и в противопоставление к этой позиции отстаивал идею психологии как науки о внутреннем чувстве. Подобных взглядов на психологию как область знания, основанную на самонаблюдении, придерживались Владиславлев ("Современные учения о душе", 1866; "Психология", 1881), Г. Е. Струве ("Самостоятельное начало душевных явлений", 1870), Кавелин ("Задачи психологии", 1872). Критикуя умозрительный характер психологических построений в духе нем. идеализма и сочувственно относясь к тем, кто, защищая единство психологии и естественных наук, требовал "приноровления к природе духа методов физических наук", Троицкий отстаивал позицию эмпиризма и ассоцианизма ("Немецкая психология в текущем столетии", т. 1 — 1867, т. 2 -1883; "Наука о духе", 1882). По его инициативе в 1885 г. было создано Московское психологическое общество при Московском ун-те, ставшее крупным центром разработки и популяризации психологических знаний в России (закрыто в 1922). Об-во развернуло широкую издательскую деятельность, частью к-рой явилось основание в 1889 г. Гротом журн. "Вопросы философии и психологии" (последняя 141/142-я кн. вышлав 1918 г.). В работе "Психология чувствований в ее истории и главных основах" (1880), посвященной исследованию проблемы чувств, Грот отстаивал линию на самостоятельность психологии и выдвинул теорию психического оборота — новое понимание психических процессов как актов, включающих 4 фазы, завершающихся действием во внешней среде. Сеченов выступил с первой в России конкретной программой создания психологии как самостоятельной науки, основу к-рой составила его рефлекторная концепция психического. В этой программе, вызвавшей оживленную полемику (Кавелин, Самарин), заложены основы объективного и детерминистского анализа психической деятельности, позволившие разработать новое понимание психического, противостоящего представлению о нем как объекте интроспекции (самонаблюдения). Рефлекс трактовался

Сеченовым как целостный, психически регулируемый акт поведения, связывающий организм со средой ("Рефлексы головного мозга", 1863). Это означало рассмотрение психического по типу рефлекторного процесса, берущего начало во внешнем воздействии, продолжающегося центральной деятельностью и завершающегося движением, поступком, речью и др. Благодаря этому психология определялась как наука не о фактах сознания как таковых, а о происхождении (в смысле протекания) психических деятельностей ("Кому и как разрабатывать психологию", 1873). При этом важнейшая роль отводилась генетическому методу, позволяющему проследить становление сознания и тем самым объяснить его. Подход Сеченова к научному познанию психического получил дальнейшее развитие в нескольких крупных научных школах в отечественной науке: в учении Павлова о высшей нервной деятельности, в объективной психологии и рефлексологии Бехтерева, сравнительной психологии В. А. Вагнера, учении о доминанте Ухтомского. Открытые Павловым законы высшей нервной деятельности, понятия условного и безусловного рефлексов, первой и второй сигнальных систем и др. составили прочную естественно-научную основу психологических знаний. В психологической концепции Бехтерева, претерпевшей существенную эволюцию (экспериментальная психология, 80-90-е гг. XIX в.; объективная психология, 1904; рефлексология, 1917), намечена программа объединения различных наук — неврологии, психиатрии, анатомии и физиологии мозга, психологии, синтез к-рых призван составить комплексное знание о человеческой личности в ее проявлениях. Объективный естественно-научный анализ поведения человека, его психики описывался в понятиях "соотносительной деятельности", элементом к-рой является сочетательный рефлекс. Опираясь на эти представления, психолог А. Ф. Лазурский развил оригинальный взгляд на развитие личности и методы ее исследования ("Классификация личностей", 1922). Идеи объективной биологической психологии отстаивал Ланге, один из основоположников экспериментальной психологии в России. В "Психологических исследованиях" (1893), используя экспериментальный метод, он выдвинул концепцию восприятия как фазового процесса и теорию волевого внимания. В 1896 г. Ланге открыл психологическую лабораторию при Новороссийском ун-те (Одесса). Психологические лаборатории в тот период были созданы в разных городах России при практических учреждениях, в основном — в психиатрических клиниках (в Казани — Бехтерев, Москве — С. С. Корсаков и А. А. Токарский, Киеве — И. А. Сикорский, Юрьеве (Дерпте) — В. Ф. Чиж, Харькове — П. И. Ковалевский и др.). Существенно отметить, что с психологами тесно сотрудничали психиатры и невропатологи: Н. Н. Баженов, Корсаков, В. П. Сербский, Ганнушкин, Г. И. Россо-лимо и др. В деятельности мн. из них большое место занимала психология (напр., описание осн. типов патологических характеров в монографии Ганнушкина "Клиника психопатий: их статика, динамика и систематика", 1933), на психологию опирался в своей психиатрической практике Корсаков ("К психологии микроцефалов", 1894; "Болезненные расстройства памяти и их диагностика", 1890, и др.). Формируются прикладные направления: педагогическая и детская психология, что свидетельствует о необходимости для педагогики основываться на изучении психического мира ребенка. Важную роль здесь сыграли психолого-педагогические труды педагогов, особенно К. Д. Ушинского, Н. И. Пирогова и их последователей (А. П. Нечаев, Н. Е. Румянцев, П. Ф. Каптерев, Сикорский, Г. Я. Трошин). Существенное направление прикладных исследований составила патопсихология и дефектология (Россолимо, Чиж, С. А. Суханов, А. А. Крогиус). Психология распространилась и на др. области социальной практики. Сосуществование в рус. психологии разных направлений — эмпирического интроспективного, различных течений в рамках философской психологии ("психология без всякой метафизики" Введенского, волюнтаристическая психология Н. О. Лосского, философская психология Лопатина и Франка), с одной стороны, и естественно-научно ориентированных концепций — с другой, было свидетельством раскола психологии, ее кризиса. В кн. "Душа человека" (1917) Франк предпринял попытку снять противостояние разных течений и восстановить психологию в ее старом смысле как науку о душе. Эта попытка была оценена как возврат к умозрительной метафизической психологии (Радлов, Выготский). Важная роль в становлении и развитии отечественной психологии принадлежит Челпанову. Его психология — вариант эмпирической интроспективной концепции, основу к-рой составляет теория параллелизма психических явлений и физиологических процессов ("Мозг и душа", 1900), самонаблюдение в сочетании с экспериментом и др. методами. Челпанов основал первый в России Психологический ин-т при Московском ун-те (1912), на базе к-рого развернулись широкие научные исследования и осуществлялась подготовка кадров профессиональных психологов, мн. из них в дальнейшем стали видными психологами (А. А. Смирнов, СВ. Кравков, П. А. Шеварев, Н. Ф. Добрынин и др.). В 1923 г. Челпанов был отстранен от руководства ин-том и от работы в нем в связи с оценкой его психологии как несоответствующей марксизму. В брошюрах, написанных в 1924–1927 гг., он отстаивал тезис о независимости психологии от философии, считая, что только социальная психология должна быть марксистской, выступил с предложением об организации Ин-та социальной психологии (1926). После революции получила распространение прикладная психология. С нач. 20-х гт. разрабатывались теория и практика психотехники (И. Н. Шпильрейн, С. Г. Геллерштейн, Н. Д. Левитов, А. К. Гастев и др.), ориентированной на исследование профессий, психодиагностику и профессиональный отбор, борьбу с производственным травматизмом и аварийностью и др. Создавались ин-ты по изучению проблем труда, в психологических ин-тах, в различных ведомствах и на отдельных промышленных предприятиях открывались многочисленные психотехнические лаборатории. Было организовано Всесоюзное психотехническое об-во. В контексте работ по психотехнике Н. А. Вернштейн начал экспериментальные физиологические исследования рабочих движений человека, к-рые позже привели его к созданию физиологии активности, по существу новой модели физиологии — психологически ориентированной физиологии. Здесь, а также в теории функциональных систем П. К. Анохина были подвергнуты коренному пересмотру классические представления о рефлекторных механизмах целесообразного поведения. Новые направления физиологии позволяли объяснить физиологические механизмы высших форм сознательной деятельности человека. Одновременно большое развитие получила педология как наука о целостном развитии ребенка, охватывающая все стороны этого развития — телесную и психическую. Теоретические основы педологии разрабатывали как педологи (А. Б. Залкинд), так и гл. обр. психологи (Блонский, М. Я. Басов, Выготский и др.). Широкое распространение получила практическая работа педологов, прежде всего в школе. По результатам тестовых испытаний давались практические рекомендации по отсеву детей во вспомогательные школы, количество к-рых быстро увеличивалось. В результате развернувшейся идеологической кампании в 30-х гт. психотехника и педология были запрещены. В ситуации провозглашения марксизма официальной идеологией в науку вошла специфическая для рус. психологии проблема "психология и марксизм". В этой связи возникли новые теоретические концепции и школы. Первыми заявили о себе в качестве марксистских такие направления, как реактология К. Н. Корнилова, психология как наука об истории поведения Блонского, а также рефлексология Бехтерева. Все эти направления объединяло критическое отношение к психологии как субъективной по своему предмету и методу науке, оторванной от практики. Вместе с тем опыт создания марксистской психология этими авторами остался незавершенным: мн. психологические построения были лишь внешне соединены с высказываниями о психике классиков марксизма. Рефлексология Бехтерева и реактология Корнилова прекратили свое существование после разгромных дискуссий (1929 и 1931 гг.). Опираясь на философию марксизма, психологи Басов, Выготский, С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев, Лурия и др. создали концепции, обогатившие науку новыми пониманиями предмета психологии, ее методов и осн. проблем. Так, Басов в 1927–1928 гг. ввел в психологию термин "деятельность", указав на ее строение, в зависимости от к-рого описал ее 5 форм. Выготский предметом психологии считал развитие высших психических функций. В разработанной им культурно-исторической концепции он сформулировал законы развития высших психических функций, создал экспериментально-генетический метод психологического исследования, сделал вывод о ведущей роли обучения в психическом развитии. Дальнейшую разработку психологических идей Выготского продолжил Лурия в различных областях психологии — общей, детской, психофизиологии, дефектологии, а также в созданной им новой области — нейропсихологии ("Мозг человека и психические процессы". В 2 т.). Рубинштейн выдвинул принцип единства сознания и деятельности, согласно к-рому психология изучает психику через деятельность и тем самым исследует психологические особенности деятельности. Концепция Рубинштейна получила дальнейшее развитие как в теоретическом плане, так и в конкретных экспериментальных исследованиях у его последователей. Деятельность как предмет и метод психологических исследований разрабатывал Леонтьев, сначала сотрудник Выготского, а с нач. 30-х гг. — создатель собственной школы, впрочем, идейно связанной с теорией Выготского. Им исследовались проблемы развития психики, структура деятельности, экспериментально изучались процессы восприятия, памяти, мышления, внимания. На основе теории деятельности Леонтьева разрабатывались такие отрасли психологической науки, как социальная психология (Г. М. Андреева), детская (А. В. Запорожец, Д. Б. Эльконин), педагогическая (В. В. Давыдов, Н. Ф. Талызина), инженерная (В. П. Зинченко, Б. Ф. Ломов), патопсихология (Б. В. Зейгарник), зоопсихология (К. Э. Фабри) и др. Новое понимание предмета психологии как различных форм ориентировочной деятельности субъекта в проблемных ситуациях выдвинул П. Я. Гальперин. Эта концепция позволяет объективно исследовать психическую деятельность на всех уровнях ее развития, открывает пути использования результатов исследования для решения широкого диапазона практических задач. Развивая традиции школы Бехтерева, особенно ее комплексный подход к исследованию психологических проблем, Б. Г. Ананьев разработал систему, в центре к-рой — проблема человека, процесс его индивидуального развития. Разработка проблемы индивидуальных психологических различий, но на др. основе — павловских идей — была главной темой творчества Б. М. Теплова, основоположника советской дифференциальной психофизиологии. Негативную роль в развитии рус. П. м. сыграли идеологические дискуссии 2-й пол. 40 — нач. 50-х гг. по философии (1947), биологии (1948), языкознанию (1950), физиологии (1950), политэкономии (1951). Особенно пагубное влияние оказала лы-сенковщина, наложившая вето на изучение кардинальных проблем психологии, в частности биологических основ поведения и его наследственных предпосылок. Отрицательно сказалась на психологии "павловская сессия", на к-рой под предлогом защиты учение Павлова было по существу извращено и догматически истолковано. В результате возникла тенденция недооценки психологии как науки, опасность подмены ее собственных закономерностей физиологическими. Проблемы психологической науки в ее различных аспектах получили отражение в многочисленных публикациях, в т. ч. в психологических журн.: "Вопросы психологии" (издается с 1955), "Психологический журнал" (основан в 1980), "Вестник Московского унта". Серия 14, Психология (выходит с 1977). В наст. вр. в рус. психологии переосмысливаются ее методологические принципы и проблемы. Не отрицается полностью значимость для психологии философии К. Маркса и тех больших, развивавшихся на ее основе продуктивных в теоретическом плане и практических приложениях психологических концепций, к-рые вошли в фонд мировой науки. Издается серия "Психологи отечества: Избр. психол. труды в 70 т. (основана в 1994). Вместе с тем отвергнуты догматические попытки применения к.-л. одного метода как единственного источника научности в психологии, возвращаются в научный оборот труды незаслуженно забытых ученых — Шпета, Лапшина, Нечаева, Богданова, Чижа, М. М. Бахтина, Каптерева. Существенно изменяются масштабы и направления психологических исследований в связи с внедрением их результатов в самые различные сферы социальной практики, разрабатываются и используются конкретно-научные методики психодиагностики, психотренинга и др. Устанавливаются широкие контакты с мировой наукой. В 1993–2001 гг. выходил журн. "Иностранная психология", в к-ром публиковались материалы зарубежных исследований. Издаются переводы классических и совр. трудов зарубежных авторов, также выходят серии "Библиотека зарубежной психологии", "Живая классика", "Мастера психологии", "Мир психологии" и др.

Лит.: Соколов М. В. (ред.). Из истории русской психологии. М., 1961; Он же. Очерки истории психологических воззрений в России в XI–XVIII веках. М., 1963; Сеченов И. М. Избр. произв.: В 2 т. М., 1958; Ушинский К. Д. Собр. соч.: В 11 т. М., 1950. Т. 8–10; Ланге Н. П. Психологические исследования. Одесса, 1893; Онже. Психология. М., 1922; Павлов И. П. Поли, собр. соч.: В 6 т. Т. 3: Двадцатилетний опыт. 2-е изд. М: Л, 1961; Франк С. Л. Душа человека. Опыт введения в философскую психологию. М., 1917; Он же. Реальность и человек. М., 1997; Челпанов Г. И. Введение в экспериментальную психологию. М., 1915; Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии. М., 1923; Онже. Объективная психология. М., 1991;Лазурс-кий А. Ф. Очерк науки о характере. Спб., 1917; Возвращая забытое: Библиографические материалы по педологии (1917–1990). М., 1990; Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982–1984; Ананьев Б. Г. Очерки истории русской психологии XVIII–XIX веков. М., 1947; Он же. Избр. психологические труды: В 2 т. М., 1980; Басов М. Я. Избр. психологические произв. М., 1975; Гальперин П. Я. Введение в психологию. М., 1976; Леонтьев А. П. Избр. психологические произв.: В 2 т. М., 1983; Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. М., 1973; Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии: В 2 т. М., 1989; Теплое Б. М. Избр. труды: В 2 т. М., 1985; Петровский А. В. Вопросы теории и истории психологии. М., 1984; Психологическая наука в СССР: В 2 т. М., 1959–1960; Смирнов А. А. Развитие и современное состояние психологической науки в СССР. Л., 1915;Яро-шевскийМ. Г. Л. Выготский: в поисках новой психологии. Спб., 1993; Московская психологическая школа: история и современность: В 3 т. М., 2004; Ждан А. И. История психологии. От античности до наших дней. 7-е изд. М., 2007.С. 158-16 197–206, 401–470; Психология в Московском университете, 1755–2005 / Под ред. А. И. Ждан. М., 2007.

А. Н. Ждан

ПУСТАРНАКОВ Владимир Федорович (5.05.1934, с. Вое кресенское Мелеузовского р-на Башкирской АССР -6.02.2001, Москва) — историк рус. философии, д-р фило софских наук. В 1958 г. окончил МГЙМО. С 1959 г. работа! в Ин-те философии АН СССР (РАН). Защитил докторск диссертацию "Капитал" К. Маркса и домарксистская философская мысль в России" (1982). Осн. темы исследований П.: становление философской мысли в пределах религиозной формы общественного сознания Древней Руси; философия классического рус. просвещения; фи лософские взгляды идеологов народничества; рус. либерализм и философия; распространение в России XIX i философии марксизма; модели истолкования марксистской философии в российской социал-демократии; специфика развития философской мысли в Советской Рос сии; рус. философская мысль в ее международных связях. Собственную позицию П. условно определял как умеренно "западническую", сформировавшуюся на противостоянии попыткам изобразить русскую философию как якобы превосходящую любую западноевропейскую философию. С т. зр. П., все предпринимавшиеся с 30-х гг. XIX в. попытки создать оригинальную, принципиально отличную от зап., национально-рус. религиозную философию закончились неудачей, ибо эти концепции вступали в противоречие как с закономерностями развития мировой философии, так и с идеей наднациональной по природе христианской философии, с ценностными установками православной доктрины. Рус. философия, считал П., развивалась по общемировым законам; по предмету, содержанию, методам она в принципе не отличается от западноевропейской; есть лишь специфические особенности ее становления и темпов развития, круга изучаемых проблем, места в культуре.

Соч.: "Капитал" К. Маркса и философская мысль в России (кон. XIX — нач. XX в.). М., 1974; Г. В. Плеханов и диалектика Гегеля // Гегель и философия в России. М., 1974; Общественно-политические и философские идеи Н. Г. Чернышевского в дореволюционной историографии русской мысли // Н. Г. Чернышевский в общественной мысли народов СССР. М., 1984; Введение христианства на Руси (в соавт.). М., 1987; М. А. Бакунин // М. А. Бакунин: Избр. филос. соч. и письма. М., 1987; Познавательное и ценностное в мировоззрении молодого Петра Кропоткина // Труды комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина. М., 1992. Вып. 1; Михаил Бакунин против Иммануила Канта // Кант и философия в России. М., 1994; Либерализм в России (в соавт). М., 1996; Основные вехи истории и особенности развития российского шеллинговедения и историографии "русского шеллигианства" в XIX столетии // Философия Шеллинга в России XIX в. Спб., 1998; Фихте и университетская философия // Философия Фихте в России. Спб., 2000; Идеи Фихте в неакадемической философии // Там же; Философия Вольфа и русская "вольфиана" в отечественной историографии // Христиан Вольф и философия в России. Спб., 2000; Либерализм в России. Казань, 2002; Университетская философия в России. Идеи. Персоналии. Основные центры. Спб., 2003.

А. Г. Мысливченко

"ПУТИ РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ" — труд Флоровского, опубликованный в Париже в 1937 г. Написан на основе лекций, прочитанных в Православном богословском ин-те в Париже; он содержит анализ не только богословских, но и религиозно-философских идей, начиная с крещения Руси и вплоть до 1917 г. Он дает представление о тех идейных исканиях и утратах, к-рые сопутствовали развитию богословских и мировоззренческих идей на Руси в течение десяти веков. По Флоренскому, все осн. понятия и термины "истинного" христианства выработаны отцами вост. церкви в полемике с еретическими взглядами и потому именно в их учениях раскрыта первичная правда Евангелия. Отсюда отрыв от патристики и византизма был, по его мнению, главной причиной всех перебоев и в развитии рус. мысли. Всю историю последней он рассматривает сквозь призму борьбы вост. христианства, т. е. православия, против зап. влияний. Особо опасными для православия Флоровский считает идеи "латинства" и "лютеранства" как искажающие христианские ценности. В любом отклонении от богословских идей вост. отцов церкви ему видится влияние зап. "романтизма", "рационализма", а поскольку мн. православные богословы и философы испытывали в той или иной степени влияние западноевропейской мысли, то критический и полемический настрой превалирует в книге. Недаром Бердяев писал, что ее точнее было бы назвать не "Пути…", а "Беспутство русского богословия", а еще более точно "Беспутство русской мысли" или рус. духовной культуры, поскольку в ней рассматривается не одно только богословие. При этом автор "П. р. б." не ставит вопроса, соответствуют ли сами писания вост. отцов Священному писанию, ведь и между самими византийскими богословами полного единства взглядов не было. В предисловии ко 2-му изд. книги (Париж, YMCA-Press, 1983) прот. И. Мейендорф отмечает, что она является выражением церковно-исторического мировоззрения и отвержением софиоло-гии во всех ее видах. Рус. софиология трактуется Флоровским как разновидность нем. идеализма, как своеобразный гностицизм и отход от святоотеческого предания, т. е. как несовместимая с православием. Сам Флоровский незадолго до своей кончины так оценивал свой труд: "Пути…" не представляют собой единства. Книга была сделана на основе моих лекций в Свято-Сергиевом институте. Некоторые из них я переработал, другие нет. Некоторые темы я развивал, другие — нет. Много сейчас устарело. Писалась-то она больше сорока лет назад. Угол зрения теперь другой, он стал шире. Сегодня нельзя, например, рассматривать Пушкина и Тютчева в том же свете. У нас теперь много нового материала — особенно это касается раннего периода, о котором у меня идет речь в первой главе. В то время, например, у нас ничего не было по Максиму Греку, а теперь материалов много. Расширились также знания и по 17-му веку. То, что мной было написано об Александре I и его времени, было ново и оригинально, и это остается в силе. Однако последняя глава не завершена — история с тех пор продолжалась" (Блейн Э. Завещание Флоровского // Вопросы философии. 1993. № 12. С. 83). Несмотря на такую самокритичную оценку, а так же критические замечания в адрес книги со стороны нек-рых историков рус. философии, труд Флоровского остается до сего времени одним из самых фундаментальных исследований истории рус. богословской и религиозно-философской мысли. Книга представляет собой также основательный библиографический справочник, ибо все главы сопровождаются подробным указателем литературы с авторскими замечаниями и рекомендациями по каждому вопросу.

С о ч.: Пути русского богословия. Париж, 1937 (Вильнюс, 1991); 2-е изд. — Париж, 1983.

Л и т.: Берд Т. Отец Г. Флоровский // Новый журнал. 1980. № 138. С. 208–213; Бердяев Н. Ортодоксия и человечность (Прот. Г. Флоровский. Пути русского богословия) // Путь. 1937. № 53. С. 33–65; Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 205–216; Блейн Э. Завещание Флоровского // Вопросы философии. 1993. № 12. С. 80–86; Лот-Бородина М. И. Прот. Георгий Флоровский "Пути русского богословия" // Современные записки. 1938. № 66. С. 461^-63; Мейендорф И. Ф. "Пути русского богословия" о. Г. Флоровского // Вестник РХД. 1980. № 132 (III–IV). С. 42^6; ФотиевК. В. Памяти прот. Г. Флоровского // Вестник РХД. 1979. № 130 (IV). С. 26–28; Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. М., 1995.

А. Т. Павлов

"ПУТЬ" — орган рус. религиозной мысли при религиозно-философской академии в Париже. С сентября 1925 по март 1940 г. вышли № 1-61 журнала. Редактором его был Бердяев, соредакторами Вышеславцев и Г. Г. Кульман. Ближайшими сотрудниками журнала, как сообщалось в его № 1, числились Арсеньев, С. С. Безобразов, Булгаков, И. П. Демидов, Б. К. Зайцев, Л. А. Зандер, Зеньковский, А. В. Ельчанинов, П. К. Иванов, В. Н. Ильин, Карсавин, Карташев, Н. О. Лосский, А. М. Ремизов, Савицкий, Сувчинский, Г. Н. и Н. С. Трубецкие, Флоренский, Франк, С. И. Четвериков. В дальнейшем состав сотрудников менялся, привлекались также фр., нем. и англ. корреспонденты (Ж. Маритен, П. Тиллих, С. Оллард и др.). В программной редакционной ст. "Духовные задачи русской эмиграции" в качестве осн. задачи издания выдвигалось сохранение преемственности рус. духовной культуры, подчеркивалась высокая роль последней в совр. об-ве: "Путь мысли входит в путь жизни, как один из ее определяющих моментов. Познанию принадлежит творческая роль в жизни. Русским в эпоху всеобщего смешения нужно повышение умственной и духовной культуры" (Путь. 1925. № 1). Общее философское умонастроение журнала характеризуется ориентацией на творческие традиции таких представителей рус. религиозной мысли, как А. С. Хомяков, Достоевский, В. С. Соловьев, Бухарев, Несмелое, Федоров. Православная платформа журн. "П." стала удобным местом для теоретических встреч католиков и протестантов, католиков-модернистов и католиков-томистов в лице их ведущих представителей. Поэтому выход журнала был значительным явлением не только рус, но и общеевропейской культуры. Полную библиографию журнала можно найти в парижском издании каталога YMCA-Press за 1921–1956 гг.

Лит.: Оболенский А. П. Указатель авторов, предметов, рецензий к журналу "Путь" (Париж, 1925–1940). Нью-Йорк, 1986; Абрамов А. И. "Путь" (№ 1-61) — орган русской религиозной мысли при религиозно-философской академии в Париже // Путь. Кн. I (1–6). М., 1992.

А. И. Абрамов

"ПУТЬ К ОЧЕВИДНОСТИ" — произв. И. А. Ильина (изд. посмертно в Мюнхене в 1957 г.), подводящее итог его многогранной философской деятельности. Совр. человечество, утверждает Ильин, переживает глубочайший кризис; в своей основе это кризис духовный, т. е. разрушение коренных духовных начал человеческого бытия. Важнейшая задача состоит в том, чтобы восстановить и обновить эти начала, для чего необходимо глубоко проникнуть в их подлинную природу, а также понять особенности усвоения и трансляции духовных ценностей в об-ве, роль различных социальных ин-тов (семьи, нации, государства и т. д.) в данном процессе. Осн. внимание в книге уделяется осмыслению природы духовности, строения и закономерностей творческого акта, созидающего культуру, что позволило бы дать совокупность рекомендаций и правил, помогающих человеку осуществить прорыв к первоосновам его бытия. Ключевую роль в решении указанных проблем призвана сыграть, полагает Ильин, философия как неистребимое стремление человека достичь "ясного для всех понимания в делах высшей и последней важности". А для этого философы должны отказаться от конструирования универсальных систем и осознать простую мысль: настоящий философ выражает только то, что стало содержанием его собственного духовного опыта. Так, нравственное не может быть постигнуто, изображено в отвлеченных построениях, оно должно быть реально пережито и прочувствовано. Философ, рассуждающий о любви, радости, добродетели, долге, добре и зле, силе воли, свободе, о характере и др. подобных предметах по чужим книгам или понаслышке, не познает ничего. Духовно-нравственный опыт требует всего человека, нельзя написать "Этику", не имея за собою живой опыт любви, борьбы и страданий. Только тому, кто по-настоящему переживет это, откроется нравственное измерение вещей и людей. Точно так же обстоит дело, считает Ильин, и при анализе др. сфер деятельности духа, этого подлинного и единственного предмета философии. Каков бы ни был объект, в к-ром так или иначе "просвечивает" духовное начало бытия, философ должен, во-первых, вызвать в себе реальные переживания этого объекта; во-вторых, напряженно всматриваться в сущность своего опыта, связанного с этими переживаниями; в-третьих, попытаться выразить в очевидной для всех форме пережитое и усмотренное содержание. Настоящий философ, утверждает Ильин, должен руководствоваться следующим осн. правилом: сначала — быть, потом — действовать и лишь затем философствовать. Важнейшая его задача в том, чтобы развивать свой духовный опыт, совершенствовать и обогащать методы работы с ним. Только сам став орудием духа, он может познать сущность духа и на этой основе попытаться очертить путь, ведущий к постижению подлинного смысла явлений, причем в разумной для каждого развитого человека, отчетливой форме. В этом смысле философия призвана стать деятельностью, придающей человеческому бытию предельную предметность и очевидность. Т. обр., путь к очевидности, как его понимает Ильин, т. е. к разумному и отчетливому постижению высших ценностей существования, лежит через накопление и освоение духовного опыта личности. Этот путь человек может пройти только сам, философ же призван пояснить, что такой путь не бессмыслен, и расчистить нек-рые преграждающие его завалы. Самый серьезный из последних — феномен, к-рый Ильин назвал интеллектуализмом, понимая под последним преувеличенное представление о возможностях мышления и рациональности. В результате главные духовные способности человека — сердце и разум, — превратились постепенно в отвлеченный рассудок, в сухое наблюдающее и анализирующее мышление. Чтобы возвратить себе все то прежнее богатое и глубокое содержание, к-рым философия обладала вплоть до Гегеля включительно, и к-рое она в значительной мере утратила в последующий период, философская мысль вновь должна стать созерцающей, интуитивной, повинующейся сердцу так, что все пути будут идти к сердцу, исходить из сердца. Ибо сердечное созерцание, совестная воля и верующая мысль, суть три великие силы нашего будущего. См. также Очевидность, Предметность, "Аксиомы религиозного опыта", И. А. Ильин.

С о ч.: Путь к очевидности. М., 1993. С. 289–403; Собр. соч.: В 10 т. М., 1994. Т. 3. С. 381–557.

Л и т.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 2. С. 129–133; Полторацкий Н. П. И. А. Ильин: жизнь, труды, мировоззрение. Нью-Йорк, 1989; Кураев В. И. Философ волевой идеи // Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 497–509.

В. И. Кураев

ПУШКИН Александр Сергеевич (26.05 (6.06). 1799, Москва — 29.01 (10.02). 1837, Петербург) — поэт, прозаик, историк, публицист, создатель совр. рус. литературного языка как основы развития самобытной национальной культуры, воплотивший в своих соч. ее важнейшие особенности. Наследие П. оказало большое воздействие на рус. философскую мысль XIX–XX вв., темы к-рой были во многом развитием пушкинского понимания человека, его свободы и творчества, философии рус. истории и культуры. В Царскосельском лицее П. слушал лекции Куницына, Галича, изучал логику, эстетику, нравственную философию, здесь он увлекся просветительством XVIII в. Влияние просветительства, включавшее элементы республиканизма и "площадного вольнодумства" (А. И. Тургенев), было впоследствии преодолено П. Ранний романтизм ("Руслан и Людмила", "Цыганы", "Бахчисарайский фонтан", "Кавказский пленник") сменился преобладанием реалистической тенденции, что выразилось в создании П. масштабных картин рус. действительности ("Евгений Онегин") и истории ("Борис Годунов"). Вышеславцев в кн. "Вечное в русской философии" (1955), уделяя особое внимание П. как мыслителю, представил поэта певцом свободы (вольности). П., по его мнению, выразил "всю многозначительность свободы, все ее ступени": от стихийной, природной, гражданской и правовой до высшей, духовной, "свободы пророческого слова, не боящегося ни царства, ни священства". Однако вольность П. не была повторением ни революционной проповеди Радищева, ни политического радикализма декабристов. Человек должен быть свободен, считал он, "в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом". Осуждение тирании, отстаивание прогрессивных изменений существующего строя П. мыслил "без насильственных потрясений политических, страшных для человечества". В его "Путешествии из Москвы в Петербург" (1833–1835) рассказчик путешествует в обратном радищевскому порядке и излагает иной образ мыслей. Течение, поднявшее П. на вершину рус. культуры, соединяло, в себе различные потоки — от древнерус. летописей, былин и сказаний до Ломоносова, Жуковского и Карамзина и от Шекспира и Мольера до Вольтера, Гёте и Байрона.

Энциклопедические знания П. в области рус. истории, по оценке Ключевского, "сделали бы честь любому ученому-историку". Без них было бы немыслимо написание "Истории Пугачева", "Арапа Петра Великого", "Капитанской дочки", "Полтавы". Для П. характерно целостное и объективное восприятие рус. истории: она состоялась так, как состоялась, и негодование, осуждение ее "неправильного" хода или, напротив, восторги в ее оценке неуместны. П. не отрицает, в определенных пределах, роль провиденциального фактора в делах человеческих. Однако "провидение не алгебра", в истории, согласно П., невозможна формула: "Иначе нельзя было быть". Ум историка "не пророк, а угадчик", ибо невозможно предвидеть роль случая в ходе исторических событий ("Наброски третьей статьи об "Истории Русского Народа" Н. А. Полевого, 1830–1831). П. считал, что объяснение рус. истории требует "другой формулы", нежели история христианского Запада. Здесь он близок к Чаадаеву. Однако конечные выводы у П. и Чаадаева совершенно разные. Получив от Чаадаева оттиск его "Философического письма", П. написал автору письмо, содержавшее более тонкий и перспективный анализ отечественной философии истории. Высокую оценку этого письма дал Гершензон, показавший, что если бы из всего наследия П. до нас дошли только эти строки, то и этого "было бы достаточно, чтобы признать его замечательнейшим человеком тогдашней России" (Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989. С. 190). Если первое из "Философических писем" Чаадаева содержало аргументы в пользу принципиального разделения истории России и Запада, использованные впоследствии западничеством, то П. утверждает, что при всем ее своеобразии история России есть пример служения не частным, а всеобщим европейским интересам и особенно это проявлялось "в тот момент, когда человечество более всего нуждалось в единстве" (в период нашествия Орды, во время наполеоновских войн и т. д.). Даже трагические переломы истории, к-рые, казалось, ставили Россию вне Европы (татаро-монгольское нашествие), П. истолковывал в духе ее высокого христианского предназначения: "Варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией" ("О ничтожестве литературы русской", 1834). В записке "О народном воспитании" (1826), адресованной императору, П. предвосхитил позднейшую мысль Гоголя о необходимости налаживания в нашей стране россиеведения. Он предлагал учреждение специальных кафедр — рус. истории, статистики и законодательства, целью к-рых должно было бы стать широкое изучение России, подготовка молодых умов, "готовящихся служить отечеству верою и правдою". П. признавал самобытность рус. культуры, ибо "климат, образ правления, вера дают каждому народу собственную физиономию". Особое внимание поэт уделял исследованию рус. языковой "стихии, данной нам для сообщения наших мыслей", ратуя за максимальное использование всех языковых выразительных средств. Он считал (в отличие от А. С. Шишкова) малоперспективным занятием конструирование философских терминов-славянизмов, отыскание славяно-рус. эквивалентов латино-греч. метафизическим понятиям. Поскольку "метафизического языка у нас вовсе не существует", то в области "учености, политики и философии" отнюдь не зазорно использовать терминологию иностранного происхождения. П. критиковал многочисленные язвы и грехи России, кому бы они ни принадлежали, в т. ч. представителям царствующего дома Романовых: "азиатское невежество", обитавшее при дворе (о допетровской эпохе), "жестокая деятельность деспотизма", "ничтожность в законодательстве", "отвратительное фиглярство в сношениях с философами" (об Екатерине II). В то же время П. не терпел "безумных и несправедливых" нападок на отечество. По его словам, можно понять, если не оправдать предвзятость тех европейцев, кто не хочет "любить ни русских, ни России, ни истории ее, ни славы ее"; в целом отношение Европы к России всегда было "столь же невежественно, как и неблагодарно". Но нельзя прощать "клеветников России", особенно ту категорию людей, к-рая в ответ на "русскую ласку" способна "клеветать русский характер, мазать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев" ("Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений", 1830). Нападки на праотцев П. воспринимал как оскорбление народа, нравственного достоинства нации, составлявшего основу патриотизма. А. А. Блок, считая, что "лучшие наши художники были мыслителями и философами", отводил II. особое место в этой плеяде. Особенное значение имеет П. как вдохновитель всех поколений рус. философов, разрабатывавших тему национального своеобразия рус. мысли начиная с 30-х гг. XIX в. Белинский стоит у истоков традиции, представляющей поэта ярчайшим выразителем рус. характера, его национально своеобразных и общечеловеческих устремлений: "Пушкин был выразителем современного ему мира, представителем современного ему человечества, но мира русского, но человечества русского" ("Литературные мечтания", 1834). Эту традицию продолжил Григорьев, к-рому принадлежит знаменитое высказывание "Пушкин — наше все" (т. е. не только художественный гений, но и выразитель "всех общественных и нравственных наших сочувствий"). Достоевский в своей речи на пушкинском празднике в 1880 г. провозгласил на примере творчества П. тезис о всемирной отзывчивости рус. культуры. Он был направлен на преодоление идейного противостояния славянофильства и западничества и послужил основой для последующего развития жанра русской идеи всеми его разработчиками, от В. С. Соловьева до Бердяева, так или иначе обращавшимися к идее духовного универсализма, воплощенной в творчестве П. Особую позицию в отношении к "всемирной отзывчивости" занял К. Н. Леонтьев, считавший, что Достоевский абсолютизировал пушкинскую "всемирную любовь" к человечеству, отрицая т. обр. самобытность рус. культуры. Отношение к П. было важным пунктом полемики представителей нигилизма и почвенничества в 60-е гг. XIX в. В противоположность

Григорьеву и его последователям, представлявшим соч, П. эталоном высокого творчества и христианской любви, Писарев объявил П. "знаменем неисправимых романтиков и литературных филистеров". Творчество П. рассматривается также в качестве основы для преемственной связи между золотым и серебряным веками рус. литературы и гуманитарной культуры XIX и нач. XX в. (Пушкин в русской философской критике. Конец XIX-первая половина XX в. М., 1990. С. 6). В этот период поэзия П., особенно его стихотворение "Пророк" (1826), стала непременным компонентом художественно-философских дискуссий, характерных для религиозно-философского возрождения нач. XX в. и нашедших продолжение в послеоктябрьском зарубежье. Большинство их участников соглашались с тезисом о религиозном гуманизме П., обосновывая его по-разному. Мережковский утверждал о сочетании языческого и христианского начал у П.; Булгаков писал о "софийности" его поэзии; В. Н. Ильин, вслед за Вяч. Ивановым и А. Белым, раскрывал тему борьбы "аполлонического" и "дионисийского" в творческом наследии поэта. Специально посвятили П. свои произв. также Зеньковский, И. А. Ильин, Федотов, П. Б. Струве, Флоровский. Наиболее интенсивными и обширными были исследования о П., принадлежавшие перу Франка, к-рый высказал актуальную и поныне мысль о необходимости реконструкции "феноменологии пушкинского духа" и создании "толкового "философского" словаря" П.

С о ч.: Поли. собр. соч.: В 17 т. М.; Л., 1937–1959.

Лит.: Белинский В. Г. Статьи о Пушкине // Поли. собр. соч. Т. 7. М., 1955; Киреевский И. В. Нечто о характере поэзии Пушкина // Критика и эстетика. М., 1979; Гершензон М. О. Мудрость Пушкина. Томск, 1997; Григорьев А. А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина // Соч.: В 2 т. М, 1990. Т.2; Достоевский Ф. М. Пушкин; Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине // Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1984. Т. 26; Леонтьев К. Н. О всемирной любви // Собр. соч. М., 1912. Т. 8; Франк С. Л. Пушкин как политический мыслитель. Белград, 1937; Асмус В. Ф. Эстетика Пушкина // Знамя. 1937. № 2; История эстетической мысли: В 6 т. М., 1986. Т.З С. 344–350; Волков Г. Н. Мир Пушкина. М., Ш9;МалжинВ.А. Пушкин как мыслитель. Красноярск, 1990; Пушкин в русской философской критике. Конец XIX — нач. XX век. М., 1999; А. С. Пушкин: pro et contra: В 2 т. Спб., 2000.

М. А. Масин