Б

БАЗАРОВ (наст. фам. Руднев) Владимир Александрович (27.07(8.08). 1874, Тула — 16.09.1939) — философ, экономист, публицист. В 1892–1897 гг. учился в Московском ун-те; с 1896 г. в социал-демократическом движении; примыкал к его левому крылу; с 1904 г. — большевик; после революции 1905–1907 гг. сблизился с меньшевиками, Октябрьскую революцию встретил отрицательно. В 1922–1930 гг. работал в Госплане СССР, занимался переводами философской и художественной литературы. Был незаконно репрессирован. Философия Б. представляет собой разновидность «философии пролетарской борьбы» (при иных акцентах она выступала как «философия практики», «философия действия», «философия коллективизма»), понимаемой в качестве познавательного орудия в производственно-трудовом взаимодействии с природой, в изменении общественной среды, в т. ч. хода исторического развития, путем активного вмешательства отдельных людей, партий и классов. Исходя из такого представления, Б. считал «первым фронтом» своей философской борьбы критику «идеалистической метафизики», «отвлеченного идеализма», занятых созерцанием или познанием «общего» (таковыми он считал «гносеологический абсолютизм» И. Канта, а также взгляды В. С. Соловьева, Бердяева, П. Б. Струве и др.). «Второй фронт» для Б. - борьба с «догматическим материализмом»: первоначально главным объектом его критики стал «иероглифический» материализм Плеханова и нек-рые философские идеи Ф. Энгельса, а после выхода в свет кн. «Материализм и эмпириокритицизм» — взгляды Ленина на философские проблемы, и в первую очередь на теорию отражения, к-рые Б. квалифицировал как «самокопийный» материализм. В качестве главных философских авторитетов для Б. выступали «критические позитивисты» Э. Мах и Р. Авенариус; опирался он также на гносеологические идеи А. Бергсона и прагматизм. Для философской концепции Б. характерна интерпретация теоретико-познавательных вопросов исходя из «практической» т. зр. Назначение интеллекта, по Б., не познание мира, а его преобразование. Все орудия познания в той или иной мере условны. Понятия — служебный аппарат, конструкции, назначение к-рых дать схему, облегчающую познание мира; критерием истины является ценность, зависимая от той цели, для к-рой познавательная категория применяется. В духе концепции «без субъекта нет объекта» Б. доказывал, что вне связи с человеческой практикой нет смысла говорить о природе как она есть «в себе», о единстве мира, об объективных формах его существования и законах развития. Уверенность в реальности внешнего мира он называл мистикой; пространство и время являются лишь «формами организации человеческого опыта». В сфере философии истории и социологии Б. стоял на позициях исторического материализма, модифицированного рядом позитивистских идей и включающего элементы биологизма и социал-дарвинизма. Вместе с тем Б. много писал о роли в историческом процессе производственных отношений, отстаивал идею вторичного, производного характера надстроечных форм и вместе с тем их активной роли в истории и т. д. Занимаясь в 20-е гг. политэкономическими проблемами, Б. не отказался от своей общей методологической позитивистской ориентации и постулировал необходимость разработки социологии в «энергетическом аспекте», включения исследований общественных явлений в «геофизику».

С о ч.: Труд производительный и труд, образующий ценность. Спб., 1899; Авторитарная метафизика и автономная личность // Очерки реалистического мировоззрения. Спб., 1904; Анархический коммунизм и марксизм. Спб., 1906; Материал коллективного опыта и организующие его формы // Очерки философии коллективизма. 1909. Сб. 1; «Богоискательство» и «богостроительство» // Вершины. Спб., 1909. Кн. 1; На два фронта. Спб., 1910; Судьбы русского «идеализма» за последнее десятилетие // Из истории новейшей литературы. М., 1910; О философии действия // Современник. 1913. № 6, 7, 10; Энергетика и экономика // Базаров В. Капиталистические циклы и восстановительный процесс хозяйства СССР. М.; Л., 1927. С. 16–39.

Л и т.: История философии в СССР. М., 1971. Т. 4. С. 188–189.

В. Ф. Пустарнаков

БАКУНИН Михаил Александрович (18(30).05.1814, с. Пря-мухино Тверской губ. — 19.06(1.07). 1876, Берн, Швейцария) — революционер, философ, один из основателей народничества и теоретиков анархизма. Учился в Петербургском артиллерийском училище (1826–1832), затем служил в армии. В 1834 г. вышел в отставку и поселился в Москве, где познакомился со Станкевичем, а затем с Белинским и стал активным участником их кружка. В 1840 г. Б. уезжает за границу, сначала в Германию, где нек-рое время учился в Берлинском ун-те, но вскоре занялся общественно-политической деятельностью, установив дружеские контакты с рядом деятелей западноевропейских социально-политических и революционных движений (П. Ж. Прудон, К. Маркс и др.). Во время революции 1848–1849 гг. Б. - один из ее активнейших участников, за что дважды приговаривался (саксонским и австрийским судом) к смертной казни. В 1851 г. выдан российскому правительству и после длительного заключения в Петропавловской крепости сослан в Сибирь. В 1861 г. бежал из ссылки и вновь включился в революционное движение. В 1864 г. вступил в Международное товарищество рабочих (I Интернационал), своей пропагандой анархизма оказав большое влияние на ряд его региональных организаций. В 1872 г. усилиями марксистов Б. был исключен Гаагским конгрессом из Интернационала. На разных этапах жизни и деятельности Б. философия имела у него различный удельный вес. В кружке Станкевича — Белинского молодой Б. - философ по преимуществу, обладающий истинно спекулятивным талантом, причем его первые ст. «Гимназические речи Гегеля. Предисловие переводчика» (1838), «О философии» (1839–1840) воспринимались порой как образец философских соч. на рус. языке. Включившись в 40-х гг. в западноевропейское революционное движение, он пошел на разрыв не только с философией, но и со всякой теорией, надеясь на практическое разрешение социально-политических проблем. В 60-х гг. Б. вновь стал проявлять интерес к философской теории, что нашло свое выражение в разд. «Ан-титеологизм» его труда «Федерализм, социализм и анти-теологизм» (1867) и в самой большой, правда незаконченной и долго остававшейся неопубликованной, работе «Философские рассуждения о божественном призраке, о действительном мире и о человеке» (1870–1871). Вначале теоретическую опору своему умонастроению, носившему романтический характер, Б. нашел в соч. позднего И. Г. Фихте, И. В. Гёте, Ф. Шиллера, Жана Поля (Рихтера), Э. Гофмана. Со 2-й пол. 1836 г. он углубленно изучает философию Гегеля, толкуя ее как «философию действительности» и как средство преодоления романтизма. В целом философская позиция Б. кон. 30 — нач. 40-х гг. может быть квалифицирована как гегельянство, с оговоркой, что и в эти годы в его мировоззрении постепенно намечались практически-политические ориентации в духе левогегельянства. В 60-70-х гг. Б. переходит на позиции материализма, близкого к антропологическому, и воинствующего атеизма. Испытав определенное влияние О. Конта, позитивистом Б. не стал: он не сводил философию к наиболее общим выводам из науки, не был сторонником агностицизма. В центре его философских интересов — критика теологии и метафизики как «утонченной» и «рационализированной» теологии, он отстаивает положения о «стремительной», «вечно подвижной», «деятельной», «плодотворной», «живой» материи, о законах «великолепно организованного» мира, о бесконечной Вселенной, о взаимодействии целого и каждой точки, о мировой причинности и взаимозависимости, о месте человека в мире, о позитивной и рациональной науке, приводящей к познанию истины. Последней ступенью, «увенчанием» философии выступает у Б. социология. Базисом всякого человеческого развития признается антропологическая и экономическая т. зр. Б. считает, что законы об-ва, законы «социального тела» — это продолжение законов «естественного тела»; история представляет собой постепенное отрицание первобытной животности человека, его удаление от чистой животности посредством развития человечности; осн. законами об-ва являются закон социальной солидарности и закон свободы; составным элементом свободы является бунт; если бунт человека против законов природы невозможен, возможен бунт человека как социального существа против двух осн. учреждений об-ва — церкви и государства. Узловой пункт бакунинской версии анархизма — концепция возникновения государства, его полного разрушения и установления безгосударственного общественного самоуправления. Государство, считал Б., зло, но зло исторически необходимое; об-во и государство не тождественны, государство — лишь временная историческая форма об-ва. Б. - не против всяких государственных форм вообще, а только против строго централизованного, авторитарного, чиновничье-бюрократического государства, освященного церковью, выступающего, по его мнению, орудием авторитарно-деспотического управления сверху, порабощения правящим привилегированным меньшинством большинства членов об-ва. Поэтому идеалом для него является общественное устройство, основанное на началах самоуправления, автономии и свободной федерации индивидов, общин, провинций и наций. Будущее об-во он определял как существующее на принципах равенства и справедливости, свободное от эксплуатации, т. е. социалистическое по своему характеру. Один из осн. принципов Б.: свобода без социализма — это несправедливость, а социализм без свободы — это рабство. Бакунинский антитеоло-гизм, воинствующий атеизм и материализм — значительная страница в истории не только рус, но и западноевропейской мысли 2-й пол. 60 — 1-й пол. 70-х гг. XIX в.

С о ч.: Избр. соч.: В 5 т. Пб.; М., 1919–1921; Собр. соч. и писем: В 4 т. М., 1934–1935; Философия. Социология. Политика. М, 1989; Archives Bakounine. Leiden, 1961–1981. Vol. 1–7.

Лит.: Корнилов А. А. Молодые годы Михаила Бакунина. Из истории русского романтизма. М., 1915; Owe/слое/О. М. Михаил Александрович Бакунин, его жизнь и деятельность, 1814–1876. М., 1926–1927. Т. Галактионов А. А., Никандров П. Ф. Идеологи русского народничества. М., 1966 (разд. «М. А. Бакунин»); Пирумова Н. М. Бакунин. М., 1970; Она же. Социальная доктрина М. А. Бакунина. М., 1990; Моисеев П. И. Критика философии М. Бакунина и современность. Иркутск, 1981 Графский В. Г. Бакунин. М., 1985; Пустарнаков В. Ф. М. А. Бакунин как философ // Бакунин М. Избр. филос. соч. и письма. М., 1987; Памяти М. А. Бакунина. М., 1990; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 238–242.

В. Ф. Пустарнаков

БАКУНИН Павел Александрович (1820–1900) — философ и общественный деятель. Брат М. А. Бакунина, под влиянием к-рого началось его увлечение гегелевской философией, достигшее апогея во время его пребывания в Берлине (1841–1842). После возвращения в Россию он служил в различных ведомствах, а во время Крымской войны добровольцем ушел в армию. В 60-х гг. принимает активное участие в земском движении. Литературное наследство Б. составляет две кн.: «Запоздалый голос сороковых годов (По поводу женского вопроса)» (1881). носящая публицистический характер, и философская работа «Основы веры и знания» (1886), в к-рой он признает себя учеником Гегеля, хотя и несколько по-особому трактует нек-рые положения нем. философа. Бог представляется Б. вечным самосознанием, источником и смыслом всякой действительности, в конечном счете «всеобщим разумом». Абсолютом. Для своего воплощения и проявления Абсолютное нуждается в «инобытии». К реальному бытию Б. применяет закон взаимовытеснения, называя его «мировым спором». Сущность «последнего» состоит в диалектическом проявлении абсолютного в мире. В конечном счете он разрешается лишь в красоте, к-рую Б. определяет как «бесконечную гармонию бесконечного противоречия». Обращаясь к вопросам антропологии, Б. делает акцент на творческом призвании человека. В этом смысле действительность представляется ему вечно творящейся, являющейся произв. человека. Он строит своеобразную теорию бессмертия человека, его «вечности». «С естественной, эмпирической смертью человека, — пишет Б., - в нем умирает только то, что в нем еще не совершилось… что есть несовершенное, проходит или умирает лишь его эмпирически определенное существование, лишь та чувственная оболочка его бытия, в которой он жил». Его позицию Зеньковский характеризует как «религиозную романтику». Вера в Бога, религиозная сфера стоят, по Б., у истоков и определяют смысл всех сфер творчества.

Соч.: Запоздалый голос сороковых годов (По поводу женского вопроса). Спб., 1881; Основы веры и знания. Спб., 1886.

Л и т.: Оболенский В. А. Очерки минувшего. Белград, 1931; Чижевский Д. И. Гегель в России. Париж, 1939 (гл. 7). В. И. Приленский

БАРСОВ Антон Алексеевич (1.12.1730, Москва—21.12.1791, Москва) — философ, лингвист, переводчик, педагог. В 1738 г. поступил в низшую школу Славяно-греко-латинской академии. В 1748 г. в числе десяти лучших учеников направлен в Петербургский Академический ун-т, а в 1753 г., получив звание магистра философии и свободных наук, был оставлен при Академии для чтения лекций по математике и для переводов «ученых» соч. В 1761 г., после смерти Поповского, стал ординарным проф. кафедры красноречия (риторика, поэтика, рус. язык) Московского ун-та. Речью «О употреблении красноречия в Российской империи» Б. начал 30-летний курс университетских лекций, в к-рый обильно включал комментарии к соч. Цицерона, Вергилия, Платона, Горация и Теренция. В 1762 г. он перевел классическую «Краткую латинскую грамматику» X. Цел-лация и избран в почетные члены Иенского лат. об-ва. Б. были переведены также «Наставления политические…» (2 ч.) Я. Ф. Бильфельда, раздел о метафизике из энциклопедии Д. Дидро для рус. ее издания (1770). Осн. трудом Б. была «Российская грамматика». Заказанный как пособие для учителей, этот труд по своему характеру представлял собой сугубо научное лингвистическое соч., оказавшее влияние на будущие споры о рус. языке. Особое место в научно-педагогической деятельности Б. (с 1783 г. он действительный член Российской Академии) занимали его речи, как образцы практического приложения теории элоквенции (красноречия). Он был постоянным оратором на торжественных актах ун-та и опубликовал «Собрание речей…» (1788), где содержались научные, педагогические и философские идеи. Все человеческое знание в форме различных наук, считал Б., сопричастно философии, «поелику она имеет власть рассуждать о всех без изъятия вещах по их причинам, то есть поелику она рассматривает союз и соединение причин с действиями». В «Речи о пользе учреждения Императорского Московского университета при открытии оного» Б. в заостренной форме поставил вопрос: для чего нужна философия? И дал ответ: «Без сомненья, для того, чтоб узнать, что может причиной быть нашего благополучия и отчего оное как действие последовать может? Притом философия приобучает разум к твердому познанию истины, чтоб оный напоследок знать мог, в чем наше истинное благополучие заключается; испытует естество Божие, рассматривает силы и свойства наших душ и из того определяет наши должности в рассуждении творца нашего…» В советской историографии делались неоднократные попытки интерпретации философского творчества Б. в русле просветительских и материалистических идей.

Соч.; Речь магистра Антона Барсова, говоренная при Московском университете сентября 6 дня 1760 г. // Сухомлинов М. И. История Российской Академии. Спб., 1878. Вып. 4.

Лит.: Кулябко Е. С. Замечательные питомцы Академического университета. Л., 1977.

А. И. Абрамов

БАРЯТИНСКИЙ Александр Петрович (7(18).01.1798-19(31).08.1844, Тобольск) — князь, декабрист, поэт и мыслитель. Воспитывался в иезуитском благородном пансионе в Петербурге, с 1817 г. — на военной службе. Вступив в Южное об-во декабристов, побуждаемый, по его словам, «идеей о конституции и о свободе крестьян», Б. сблизился с Пестелем, переводил его «Русскую правду» на фр. язык. Б. принадлежит неоконченное стихотворение «О боге», написанное на фр. языке (1824–1825), в к-ром с атеистических позиций он ведет полемику с Вольтером. Бог изображается здесь как злодей, к-рый «вдыхает испарения дымящейся повсюду крови». Отрицая благость Бога и его существование, Б. пишет: «Ты сам пил без конца кровь беспомощной жертвы… это ты зубами бешеного пса сеешь повсюду смерть…» Здесь налицо моральное осуждение бытия Бога, не согласующегося, по Б., с царящим в мире злом и страданием и с образом всеблагого Верховного существа, управляющего миром: «Или он благ, но не всемогущ, или всемогущ, но не благ». Вслед за материалистами XVIII в. Б. утверждает, что невежество, страх и заблуждения породили веру в Бога в сознании людей. Б. призывает разбить алтарь, к-рого Бог не заслужил, ибо постоянная борьба и взаимное уничтожение свидетельствуют о несостоятельности догмата о «всеблагости» и «всемогуществе» стоящего над миром божества. Известному афоризму Вольтера о том, что, если бы Бога не существовало, его нужно было бы выдумать, Б. противопоставляет тезис: «Если бы даже Бог существовал — нужно было бы его отвергнуть». Отрицая разумность и целесообразность мира, Б. проводил мысль о естественном происхождении религии и об отсутствии сверхъестественного в природе. В ссылке Б. был главным оппонентом в спорах с религиозной «конгрегацией» декабристов.

С о ч.: Избр. социально-политические и филос. произв. декабристов. Л., 1951. Т. 2; Восстание декабристов: Материалы. М.; Л.: 1953. Т. 10.

Л и т.: История философии в СССР. М., 1968.Т.2.С. 170–196; Декабристы и русская культура. Л., 1975; Азадковский М. К. Страницы истории декабризма. Иркутск, 1991.

Е. В. Горбачева

БАТУРИН Пафнутий Сергеевич (1740 — 23.10(4.11). 1803, Минск) — писатель и философ. С 1754 по 1781 г. (с перерывами) служил в армии, в отставку вышел в чине подполковника. В 60-е гг. предпринял путешествие по Европе с образовательными целями. Б. занимал видные посты в Калужском и Тульском губернском правлении, затем служил на Украине и в Воронеже. Автор драматических произв., переводов и басен, Б. вошел в историю рус. философии благодаря своему трактату «Исследование книги о заблуждениях и истине» (написан в 1788, изд. в 1790), направленному против вышедшей в 1785 г. в рус. переводе книги фр. мистика Л.-К. Сен-Мартена «О заблуждениях и истине». Традиционно Б. считается критиком масонства «с позиций материалистического сенсуализма», однако мнение это вызывает серьезные возражения. Дело в том, что Б. критикует не масонство вообще, а книгу Сен-Мартена, чьи взгляды в самой масонской среде воспринимались крайне неоднозначно. Судя по тексту, Б., скорее всего, был деистом. Общий дух его работы сильно напоминает т. наз. «берлинское просвещение», связанное с именами Ф. Николаи и М. Мендельсона. Николаи полагал, что человеческая деятельность должна быть основана на практическом жизненном опыте, равно удаленном как от невежества и суеверия, так и от отвлеченных метафизических систем, направлена на достижение общего блага. Во главу угла, т. обр., ставилась практическая польза, насущные интересы жизни. Отсюда важное значение приобретала критика предрассудков. Б. критикует Сен-Мартена именно за то, что «заблуждения» фр. автора «расстраивают общественный образ жизни и состояние», а тем самым не способствуют «пользе человеческого рода». Б. свободно ориентируется в осн. направлениях западноевропейской научной мысли 40-70-х гг. XVIII в., восхваляет ученость и прогресс наук. Он призывает читателей доискиваться «доказательств ощутительных», «опытных», стремиться к «всевозможной ясности», бороться с «метафизическими вымышлениями». Просветительский пафос и резкий тон полемики также напоминают стиль Николаи. Доктрина Сен-Мартена, к-рый под пером Б. приобретает черты заурядного шарлатана, по-видимому, осталась Б. глубоко чуждой. Между тем традиции Сен-Мартена, «Иеремии Универсума», в истории философской мысли исследованы с достаточной подробностью. В частности, отмечается его влияние на таких мыслителей и литераторов, как Ж. де Местр, Дж. Лео-парди, А. Шопенгауэр, 0. Конт, Ш. Фурье, Р. Шатобриан и Ж. Мишле. И тем не менее книга Б., несмотря на нек-рый налет поверхностного критицизма, представляет собой яркое и самобытное явление рус. философской мысли кон. XVIII в.

Соч.: Исследование книги о заблуждениях и истине // Избр. произв. русских мыслителей второй половины XVIII века. М., 1952. Т. 2.

Лит.: Болдырев А. И. Проблема человека в русской философии XVIII века. М., 1986.

А. В. Панибратцев

БАХТИН Михаил Михайлович (5(17).П. 1895, Орел -7.03.1975, Москва) — философ, литературовед, эстетик, лингвист, культуролог. Учился в Новороссийском (Одесском) ун-те, окончил историко-филологический ф-т Петроградского ун-та. Международную известность и признание ему принесли прежде всего его фундаментальные труды о Достоевском и Ф. Рабле. В 30-е гг. подвергался преследованиям, был в ссылке, в течение 30 лет не имел возможности издавать свои работы. По этой причине три книги, написанные им (или в значительной части им), и несколько статей были опубликованы под именами друзей и сотрудников. В частности, две работы: «Фрейдизм: Критический очерк» (1927) и «Марксизм и философия языка» (1929, 1930) — вышли в свет под именем В. Н. Волошинова, а кн. «Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику» (1928) — под именем П. Н. Медведева. В творческой биографии Б. условно можно выделить три периода. Первый приходился на 20-е гг. и отмечен преобладанием философской проблематики. Второй длился с кон. 20-х до сер. 30-х гг. и отличался наибольшей широтой научных интересов. В этот период Б. издал один из главных и наиболее известных своих трудов — «Проблемы творчества Достоевского» (1929); последующие издания вышли под названием «Проблемы поэтики Достоевского». Здесь раскрывается сущность совершенного великим писателем эстетического переворота — создание полифонического, диалогического романа. В одной из трех упомянутых книг, подписанных друзьями Б., философская тема проецируется на проблематику языка, рассматриваемого через призму социологии и в полемике со сторонниками структурной лингвистики. Б. разрабатывает то, что сегодня именуют социолингвистикой, уделяя основное внимание прагматике языка. В др. книге критически анализируется концепция 3. Фрейда. Содержание третьей книги составляет полемика с представителями формальной школы (Якобсон, В. Б. Шкловский и др.), к-рым Б. противопоставляет социологическое и культурологическое понимание поэтики и поэтического языка. Третий период творчества Б. начинается с сер. 30-х гг. Здесь в центре его внимания — вопросы истории и теории литературы. Б. создает лишь отчасти сохранившуюся работу о Гёте, а также второй главный свой труд — «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (1965, написана в 1940), где, помимо литературоведения, значительное место занимает культурология, в частности исследование народных праздников, карнавала, смеха в истории культуры и т. д. В последний год своей жизни Б. издает кн. «Вопросы литературы и эстетики» (1975), включив в нее исследования 30-х гг. Уже после его смерти опубликована «Эстетика словесного творчества» (1979), куда вошли работы первого и третьего периодов, а также «Литературно-критические статьи» (1986). В этих работах представлена методология литературоведения и гуманитарных наук. Концепция Б. в той или иной мере пересекается с феноменологией, экзистенциализмом, марксизмом, неокантианством, христианством и др. течениями. Феноменология и экзистенциализм вызывают у него интерес своим пристальным вниманием к человеку. Из марксизма он берет принцип историзма, но скептически смотрит на диалектику, полагая, что она вышла из диалога, чтобы вновь вернуться в него на более высоком уровне как диалог личностей. Диалогизм при этом выступает одновременно как метод, концепция мира и художественный стиль. В неокантианстве Б. привлекает деление наук на науки о природе и науки о культуре, однако он избегает их жесткого противопоставления. Христианские (православные) мотивы в исследованиях Б. проявляются в связи с темой любви к др., обращением к образу Христа как воплощению истины и абсолютных ценностей. Вместе с тем Б. довольно редко делал прямые ссылки на религию, оставаясь на позициях совр. науки и философии, но не впадая в крайности сциентизма. Наибольшее влияние на него оказал Достоевский, с к-рым его соединило глубокое духовное родство. В целом концепция Б. может быть определена как своеобразная герменевтика, принимающая форму диа-логизма или философии человека, к-рый ведет нескончаемый диалог с др. людьми и самим собой. Вне речевого текста и контекста человек для Б. не существует. Он отмечает, что главный пафос всего творчества Достоевского — борьба с овеществлением человека, всех человеческих отношений и ценностей в мире. Для Б. человек также выступает как неповторимая индивидуальность ^личность, как субъект, обладающий сознанием, мировоззрением и волей, к-рый мыслит, познает, действует и совершает поступки, неся полную ответственность за все содеянное. Однако Б. не наделяет человека самодостаточным бытием, отвергает индивидуализм и субъективизм. Вслед за Достоевским он «противостоит культуре принципиального и безысходного одиночества». «Субъективизации» он противопоставляет «персонализацию», считая, что первая ограничивается одним только «я», тогда как вторая рассматривает «я» в отношениях с др. личностями, в связях между «я» и «другой», «я» и «ты». В основе человеческого лежит межчеловеческое, интерсубъективное, т. е. социальное. Необходимость взаимосвязи человеческих существ обнаруживается в простом акте восприятия одного человека др. Будучи единством двух аспектов — внутреннего и внешнего, души и тела, — сам себе я дан только внутренне и не могу увидеть самого себя извне. Для этого мне нужно либо зеркало, либо взгляд др. человека, его «кругозор» или «избыток видения», к-рый завершает, восполняет меня до целого. Два человеческих существа составляют минимум жизни и бытия. Быть для человека — значит общаться, быть для др. и через него — для себя. Говоря о социальности, Б. имеет в виду не экономическую («вещную») или политическую социальность, но духовную — нравственную, эстетическую, философскую и религиозную, в рамках к-рой происходит приобщение к высшим ценностям и отношения людей становятся узами братства. При разработке методологии гуманитарных наук Б. выступает против позитивистского сциентизма, к-рый ради естественно-научной строгости и точности готов «умертвить» все живое, пожертвовать «человеком в человеке», превращая его из субъекта в обычный объект. Он, в частности, упрекает структурную лингвистику в том, что она ограничивается изучением грамматической структуры высказывания, абстрагируясь от говорящего человека. В то же время Б. не считает обоснованным жесткое противопоставление естественных и гуманитарных наук. И те и др. используют обе формы познания — объяснение и понимание, однако для первых главным выступает объяснение, а для вторых — понимание. Своеобразие гуманитарного знания обусловлено двойственной природой человека, являющегося одновременно субъектом и объектом, воплощающего в себе единство свободы и необходимости. Как живое социальное существо человек включен в необходимые связи, и его поведение входит в компетенцию научного анализа и объяснения, опирающихся на социологические, психологические и биологические законы, подчиняющиеся требованиям строгости и точности. Когда же дело касается смысла и свободы, носителем к-рых является человек, выступающий уже как субъект, то здесь познание направлено на индивидуальное, его предметом является «выразительное и говорящее», а его критерием будет не точность, но глубина проникновения. Методом познания здесь становятся истолкование и понимание, принимающие форму диалога личностей. Именно такой путь ведет к постижению человека и выражаемого им смысла, к-рый выступает как «элемент свободы, пронизавший необходимость». В этом плане литературоведение сближается с самой литературой, какой она предстает в творчестве Достоевского. Анализируя последнее, Б. открывает в нем совершенно новый тип романа — диалогический и полифонический. Здесь автор перестает занимать внешнее положение по отношению к персонажам (вненаходимость) и вступает с ними в равноправный диалог. «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов» — в этом видит Б. главную особенность романов Достоевского. Позже он вносит уточнения в свою концепцию, заметно усиливая значение автора, возвращает ему нек-рые прежние преимущества и превосходство над героем, восстанавливает имевшую между ними иерархию. Он считает, что автор должен сохранить свою позицию вне-находимости и связанный с ней избыток видения и понимания, подчеркивая, однако, их диалогический характер. Он также отмечает, что автор не может стать одним из образов романа, ибо является «природой творящей», а не «природой сотворенной». Говоря об эстетических взглядах Б., нельзя не упомянуть о его отношении к формальной школе. Внешне здесь имеется определенное сходство: общий интерес к языку, совпадающая терминология (форма, конструкция, система), связь с эстетикой романтизма, однако на этом основании Б. нельзя относить к формальной школе. Формалисты стремились выделить некую «поэтичность» и «литературность» в чистом виде, как совокупность нек-рых общих и трансисторических формальных черт и приемов. Б. же считает, что вне связи с культурой и ее историей литература не существует. Он рассматривает литературное произв. как сложное единство материала, формы и смысла, где осн. организующим элементом выступает ценностно-смысловой аспект, архитектоника произв. В структурно-семиотических исследованиях, являющихся продолжением и развитием идей формальной школы, он положительно оценивает те работы, авторы к-рых стремятся понять литературу в «дифференцированном единстве всей культуры эпохи». Критикуя формальную школу, не находящую достойного места для человека, Б. не менее критически смотрит на тенденцию, к-рая берет за точку отсчета изолированного индивида (в русле формулы «стиль — это человек»), ибо для понимания стиля ему нужно по меньшей мере два человека, а в пределе — все культурное поле.

возникающее из интерсубъективных отношений людей. Он против любых крайностей, к-рые ведут или к догматизму, или к релятивизму, к-рые «одинаково исключают всякий подлинный диалог, делая его либо ненужным (релятивизм), либо невозможным (догматизм)».

С о ч.: Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972; Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965; Эстетика словесного творчества. М., 1979; Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

Л и т.: Библер В. С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры. М., 1991; М. М. Бахтин как философ. М., 1992; М. Бахтин и философская культура XX века. Спб., 1991; М. М. Бахтин: pro et contra: В 2 т. Спб., 2001–2002.

Д. А. Силичев

БАХТИН Николай Михайлович (20.03(1.04). 1894, Орел -9.07.1950, Бирмингем, Великобритания) — философ, филолог, старший братМ. М. Бахтина. В 1912 г., закончив 1 — ю Виленскую гимназию, переехал в Одессу и поступил в Новороссийский ун-т на историко-филологический ф-т, в 1913 г. перевелся в Петербургский. Здесь его и застигла 1 — я мировая война, не давшая завершить образования. К началу Февральской революции Б. закончил Николаевское кавалерийское училище, в октябре 1918 г. вступил в Добровольческую армию, участвовал в боях, после разгрома белой армии эмигрировал. Был завербован на 5 лет в Иностранный легион, воевал в Алжире. После тяжелого ранения вышел в отставку и в 1924 г. перебрался в Париж. Здесь он становится сотрудником еженедельника (с сер. 1927 — ежемесячника) «Звено», где пишет статьи по литературе, филологии, философии. Говоря о Б. - философе, обычно упоминают о его «ницшеанстве» и «кантианстве», сам он отмечал и воздействие на него идей Ф. Ф. Зелинского, Гуссерля, несомненно и влияние на Б. работ П. Валери, значительную роль в формировании его взглядов сыграла эллинская культура. Многое в его мировоззрении определил опыт Иностранного легиона: обыденность риска, ситуации волевого решения. Умение из мн. направлений сделать выбор, мужество отказаться от мн. возможностей в пользу одной становятся лейтмотивом его философских и филологических работ. В поле внимания Б. были и мыслители прошлого (Ницше, К. Н. Леонтьев, Паскаль), и совр. течения философии (фрейдизм, неотомизм, шпенглерианство и др.), новые идеи в филологии (здесь особенно выделяются работы о формальном методе, к-рый, согласно Б., имеет свои ограничения, он способен дать ценные результаты в раскрытии структуры любого словесного объекта, однако лишь общее, философское уяснение природы целостного слова дает последнее основание всем частным методам). Ряд статей и выступлений Б. был посвящен совр. поэзии, переживающей, по его мнению, кризис, к-рый определяется изменениями в языковом сознании. Изначально поэтическое слово было заклинательным, произносимым. В такой поэзии отчетливей и тверже логический остов, а сам материал распределен во времени, со своими кульминациями и спадами. В новейшей поэзии на передний план выходит «незвучащая музыка» слова, тем самым затушевывается ее логический строй. Поэзия становится «келейной», превращается в искусство тончайших узоров, в к-рые надо вникать внимательно и многократно. Такая «мыслимая» поэзия, удаляя звук, умалила и смысл. Поэт-заклинатель (Орфей) сменился поэтом-ремесленником, к-рый изготовляет безделушки для узкого круга любителей. С 1926 г. на страницах «Звена» появляются диалоги и «разговоры» Б.: «О современности», «Похвала смерти», «О созерцании», «Об оптимизме», «О разуме» и др. Несомненно, в выборе жанра сказалось стремление следовать античной традиции, хотя не менее очевидно и влияние традиции рус. («Русские ночи» Одоевского, «Три разговора» В. С. Соловьева, «На пиру богов» Булгакова и др.). Среди героев этих произв. часто встречаются «Поэт», «Философ» и «Филолог», и, поскольку сам Б. в разные годы жизни выступал в каждой из этих «ролей», решить с полной определенностью, кто из героев диалогов и разговоров представляет взгляды самого Б., не всегда возможно. В целом эти произв. подобны фрагментам длительного спора с самим собой. Кульминацией его творческой деятельности в эмиграции стали лекции на тему «Современность и наследие эллинства» (1. «История и миф», 2. «От Гомера к трагедии», 3. «Торжество и разложение трагической концепции мира» и 4. «О возможности и условиях нового Возрождения»), прочитанные в феврале — нач. марта 1927 г. (краткое изложение см.: Звено. 1927. 20 и 27 марта). Этот лекционный цикл сделал имя Б. популярным, и его идеи нашли отражение в его последующих итоговых работах. В «Антиномии культуры» (Новый корабль. 1928. № 3) Б. вскрывает трагедию человеческого самосознания. По его мнению, для человека культура — это и средство оградить себя от враждебных сил хаоса, перед к-рыми он беззащитен, и орудие самоутверждения: человек хочет с ее помощью навязать свой порядок природе, надчеловеческому строю вещей и тем самым стать свободным. Но, совершенствуя культуру, он, перестав быть рабом стихийных космических сил, попадает в еще большую зависимость от самой культуры, и даже его восстание против нее уже предусмотрено в ней и учтено. Из орудия самоутверждения культура с неизбежностью становится для человека орудием самоотрицания. Отвергнуть путь творчества, созидания культуры, к-рая несет в себе свое отрицание, человек не может, и эта антиномия может быть преодолена только вместе с его бытием. Эссе «Разложение личности и внутренняя жизнь» (Числа. 1930/31. № 4) — последняя работа Б., опубликованная им на рус. языке. Здесь он обращается к двойственности существования совр. человека, жизнь к-рого проходит одновременно в двух независимых друг от друга планах: внешнем (сон, еда, служба) и внутреннем (мысли, чувства). Если в живой природе между желанием или внешним воздействием и последующим действием нет никакого несоответствия, т. е. налицо полное тождество внешнего и внутреннего, то человек, обладая сознанием, свободой выбора между несколькими равно осуществимыми действиями (а также и свободой уклониться от активного выбора), приходит к разладу между внешней и внутренней жизнью. Свое единство, цельность человек должен еще завоевать. Но это возможно лишь тогда, когда сознание выполняет роль предварения действия. Цельность личности — в умении утвердить одни возможности и мужественно отречься от др., чтобы в действии (физическом или мыслительном) достигнуть творческого тождества внешнего и внутреннего. Если же сознание превращается в самоцель, то человек погружается во «внутреннюю жизнь», питая ее суррогатами действительной жизни: совр. искусством, газетами, алкоголем, и тем самым отказывается от цельности. Когда он жадно цепляется за все противоречивые возможности или трусливо пасует перед выбором, когда он ищет свое «Я» через самоанализ и интроспекцию (как, напр., в романах М. Пруста), он находит лишь душевные атомы, не связанные друг с другом психические клочки: личности при нарушении живого тождества внешнего и внутреннего уже нет. В 1932 г. Б. переселился в Великобританию (к этому времени он успел закончить Сорбонну), где начинается новая страница в его жизни. Здесь он получил степень доктора филологии, преподавал в Бирмингеме. К нач. 2-й мировой войны Б. стал коммунистом. Его творчество англ. периода (лекции и эссе) было собрано в кн.: Bachtin N. Lectures and Essays. Birmingham, 1963.

С о ч.: Из жизни идей: Статьи. Эссе. Диалоги. М., 1995.

Л и т.: Адамович Г. Литературные беседы // Звено. 1927. 13 марта; Он же. Памяти необыкновенного человека // Новое русское слово. 1950. 24 сентября. С. 8; Грибанов А. Б. Н. М. Бахтин в начале 1930-х годов (К творческой биографии) // Шестые Тыняновские чтения. Рига; М., 1992; Осовский О. Е. Николай Бахтин на страницах журнала «Звено» (1926–1928) // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 4.

С. Р. Федякин

БАШКИН Матвей Семенович (ум. не ранее 1554) — вольнодумец XVI в. Принадлежал к т. наз. Избранной тысяче дворян. Оказался невольно связан с боярской оппозицией. В результате ложных доносов был обвинен в отрицании Троицы, уничижении божественной сущности Христа и Св. Духа (на том основании, что сочинил молитву к единому началу — Богу Отцу). Церковный собор признал Б. виновным в ереси. В 1553 г. заточен в Иосифо-Волоко-ламский монастырь. Через полгода состоялся новый собор, после к-рого, предположительно, он был сожжен. Б, представляет собой яркий пример рус. средневекового правдолюбца, искателя добра и справедливости. Вслед за Нилом Сорским и др. белозерскими старцами ставил «сущность выше формы, внутреннее выше внешнего» (Костомаров), отстаивал принципы любви, равенства и братства всех людей, присущие первоначальному христианству. Своих холопов отпустил на волю, уничтожив кабальные записи. Критиковал различные злоупотребления в религиозной и социальной сферах, при этом призывал не поддаваться вражде, ненависти и др. мирским соблазнам. Собственных соч. не сохранилось. О воззрениях Б. можно узнать из двух «жалобниц» Симеона и Сильвестра, Соборной грамоты в Соловецкий монастырь о заключении игумена Артемия и из послания Ивана Васильевича Максиму Греку о ереси Б.

Лит.: Кшбанов А. И. Реформационные движения в России в XIV-нач. XVI в. М., 1960.

Е. Н. Бутузкина.

БЕЗОБРАЗОВА Мария Владимировна (29.05(10.06). 1857, Петербург — 2(15).09.1914, Москва) — философ и историограф рус. философии. Изучала философию в Лейпцигском, Цюрихском ун-тах. В 1891 в Бернском ун-те получает степень доктора философии за диссертацию, основанную на материалах по древнерус. философии рукописных отделов библиотек Москвы, Петербурга, Киева. Вернувшись в Россию, читает публичные лекции и в 1892 г. издает свой первый сб. статей «Философские этюды». Б. принимала активное участие в открытии первого в России «Русского женского взаимно-благотворительного общества» (1895), а в 1910 — основала «Этическое общество». Собственную философскую позицию (вслед за нем. философом Р. Эйкеном — ее наставником в философии) определяла как «этический идеализм». Ей же принадлежала идея создания Петербургского философского об-ва. Анализируя рус. философию, Б. усматривает в ней склонность к этике и мистицизму, с одной стороны, и к материализму — с другой. Мистицизм проявил себя в аскетизме Древней Руси, масонстве XVIII в., теософии кон. XIX в. Материализм же обнаруживается во влиянии, какое в XVIII в. имели энциклопедисты, а в XIX в. — Бюхнер и Молешотт. Вместе с тем, считает Б., возможен вопрос: «Не в этике ли укоренен и мистицизм и материализм и не из практической ли философии выводится философия теоретическая? Не следует ли из этого тот вывод, что основные вопросы русских облачались в этическую проблему и выражались в форме „как должно жить“? В таком случае, развитие нашей философии должно было бы быть своеобразным и, возможно, оригинальным». Первый период истории рус. философии, по мнению Б., длился с X по 1-ю пол. XVI в., второй — со 2-й пол. XVI и до кон. XVIII, третий — с кон. XVIII и до кон. XIX в. Диссертация Б. была посвящена в основном изучению первого периода. В этот период «отцом русской философии», по ее мнению, явился болгарский экзарх Иоанн, поскольку он своими переводами византийских трактатов по философии «способствовал созданию славянского философского языка и многие из использованных при этом терминов до сих пор употребляются в русском языке». В своей диссертации Б. анализировала «Диоптру» Филиппа Пустынника (в списках XIV–XVI вв.), «Пчелу» (в списках XIV–XVII вв.), монастырский Устав Нила Сорского и ряд др. источников по древнерус. философии. Из ее работ по истории рус. философии следует отметить также «Психологию XVIII в.», «Тайная тайных» (см.: Исследования, лекции, мелочи. Спб., 1914).

Соч.: Философские этюды. М., 1892; Заметка о «Диоптре». Спб., 1893; Краткий обзор существенных моментов истории философии. М., 1894; О великой науке Раймунда Люллия в рукописях XVII века. Спб., 1894; Что такое введение в философию? (Из лекций, читанных в Педагогическом музее военно-учебных заведений в С.-Петербурге) // Вопросы философии и психологии. 1897, № 37; Творения Св. Дионисия Ареопагита. Сергиев Посад, 1898; Изречения Св. Кирилла и Послания митрополита Никифора. Спб., 1898; Публичные лекции. М., 1901; Мысли, афоризмы и негативы. Спб., 1902; Розовое и черное из моей жизни. Спб., 1911; О безнравственности. Спб., 1911; Из одного альбома. Спб., 1912; Исследования, лекции, мелочи. Спб., 1914.

Лит.: Ванчугов В. В. Женщины в философии: Из истории философии в России XIX — нач. XX в. М… 1996.

В. В. Ванчугов

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич (30.05(11.06). 1811, Свеаборг, ныне Суоменлинна, Финляндия -26.05(7.06). 1848, Петербург) — социальный мыслитель, литературный критик и публицист. В 1829–1832 гг. учился как «казеннокоштный» студент на словесном отд. философского ф-та Московского ун-та. Написанная им в 1830 г. антикрепостническая драма «Дмитрий Калинин» была запрещена к публикации Московским цензурным комитетом. В 1833 г. Б. сблизился со Станкевичем и участниками его философского кружка (К. С. Аксаковым, М. А. Бакуниным, Боткиным, Катковым и др.), познакомившими его с нем. философией. В 1834–1836 гг. Б. стал ведущим критиком в изданиях Надеждина «Телескоп» и «Молва»; опубликовал принесшие ему широкую известность «Литературные мечтания» (1834) и др. произв. Позднее, переехав из Москвы в Петербург, сотрудничал в «Отечественных записках» (1839–1846) и «Современнике» (с 1846). В статьях и литературных обзорах Б. глубоко проанализировал творчество совр. ему писателей — Жуковского, Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Гоголя, Достоевского, А. В. Кольцова, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова и др. — и на мн. из них оказал влияние. Он отстаивал принципы реализма, «натуральной школы», яркими представителями к-рых считал Пушкина и Гоголя. Работы Б. имели большой успех, особенно в студенческой среде. «На его статьях воспитывалась вся учащаяся молодежь», — писал Герцен в работе «О развитии революционных идей в России» (1851). И. С. Аксаков вспоминал: «Много я ездил по России: имя Белинского известно каждому сколько-нибудь мыслящему юноше… Нет ни одного учителя гимназии в губернских городах, который бы не знал наизусть письма Белинского к Гоголю» (Иван Сергеевич Аксаков в его письмах: В 4 т. М., 1892. Т. 3. С. 290). Философские воззрения Б. претерпели сложную эволюцию: от увлечения нем. идеалистической философией, и особенно Гегелем в период т. наз. «примирения с действительностью» (1837–1839), критик перешел на позиции отрицания совр. ему действительности, критического отношения к гегелевской философии; эволюционировал в сторону материалистического мировоззрения, разделял взгляды Герцена, изложенные в его «Письмах об изучении природы» (1844–1845). Большой интерес представляют социально-философские взгляды Б., его учение о чеювеке, об-ве и истории, изложенные в работах 40-х гг. В них он рассматривал об-во как живой социальный организм («идеальную личность»), трактуя историю как необходимый и закономерный процесс. Говоря о диалектике общественного развития, Б. подчеркивал, что личность есть предпосылка и продукт истории, субъект исторического творчества. Отправным пунктом его размышлений о человеке и об-ве было неприятие панлогизма Гегеля. Провозгласив идею освобождения личности от «гнусных оков неразумной действительности», он выступил с критикой гегелевской философии истории. Субъект у Гегеля, писал он, «не сам себе цель, но средство для мгновенного выражения общего, а это общее является у него в отношении к субъекту Молохом…» (Поли. собр. соч. Т. 12. С. 22). Для Б. же судьба субъекта, личности важнее гегелевской всеобщности (Там же). Считая конкретного индивида субъектом и целью истории, Б. вместе с тем подчеркивал огромное влияние на человека об-ва. «Создает человека природа, — писал он, — но развивает и образует его общество» (Т. 7. С. 485). Человек, по его словам, зависит от об-ва и в образе мыслей, и в образе своего действия; зло скрывается не в человеке, а в об-ве; не природа, а социальные порядки — причина того, что «личность у нас только наклевывается, оттого гоголевские типы у нас — пока самые верные русские типы» (Т. 12. С. 433). Б. затрагивал понятия «потребность», «интерес», «цель», к-рым отводил особую роль при обосновании принципа активности личности. Человек, по Б., являясь частью природы, деятельно ей противостоит: «Человек бывает животным только до появления в нем первых признаков сознания; с этой поры он отделяется от природы и, вооруженный искусством, борется с нею всю жизнь свою» (Т. 6. С. 452). Посредством труда человек изменяет то, что дано ему природой, совершенствуется сам. Присущее человеку активное отношение к действительности основывается на необходимости удовлетворения жизненных потребностей. Анализируя роман Э. Сю «Парижские тайны», Б. отмечал, что энтузиазм и активность народ проявляет лишь в том случае, когда отстаивает свои интересы. Он подчеркивал значение идеала, цели в процессе развития социальной активности: «Без цели нет деятельности, без интересов нет цели, а <без> деятельности нет жизни»; источником интересов, целей и деятельности является «субстанция общественной жизни» (Т. 12. С. 67). Б. отмечал, что к осознанию необходимости определенного исторического действия сначала приходят отдельные личности, к-рые и выступают его инициаторами, формулируя цель социального преобразования. Эта особенность цели в формировании активности масс и обусловила его пристальный интерес к вопросу о взаимоотношениях гения (выдающейся личности) и народа в ходе развития об-ва. Значительным вкладом в разработку проблемы личности явились взгляды Б. на свободу деятельности. Он исходил из того, что индивид в наибольшей степени проявляет активность в той области социальной жизни, где чувствует себя человеком, утверждает себя как личность. Поэтому он не может примириться с действительностью, к-рая лишает его средств к развитию, и в первую очередь стремится создать условия, позволяющие ему реализовать и совершенствовать свои способности. Отсюда Б. делал вывод, что нормальное развитие личности и проявление ее активности возможно лишь в об-ве, свободном от эксплуатации; будущее России и всего человечества он связывал с социализмом. В 1841 г. в письме к Боткину он писал: «Итак, я теперь в новой крайности, — это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания» (Т. 12. С. 66). Свои идеи Б. отстаивал, в частности, в полемике с А. С. Хомяковым и др. идеологами славянофильства («Взгляд на русскую литературу 1846 года», «Письмо к Гоголю» (1847) и др. работы). Б. считал высоконравственной деятельность, направленную на защиту интересов угнетенных масс и посвященную делу их освобождения. В отзыве на роман Достоевского «Бедные люди» он писал: «Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и в подвалах и говорит о них обитателям раззолоченных палат: „Ведь это тоже люди, ваши братья!“ Б. одним из первых начал осмысление темы „личность и история“.

„личность и общество“, и эта тема особенно обстоятельно и остро разрабатывалась рус. мыслью. Разработку этой темы с различных теоретических позиций продолжили мн. отечественные мыслители. Влияние Б. на развитие рус. философской и общественной мысли подчеркивали Чернышевский, Достоевский, Плеханов, Бердяев, Розанов, Ленин, Шпет, Зеньковский и др.

С о ч.: Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1953–1959; Литературное наследство. М» 1948–1951. Т. 55–57.

Лит.: Чернышевский П. Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Поли. собр. соч. М., 1947. Т. 3; Розанов

B. В. В. Г. Белинский // Розанов В. В. О писательстве и писателях. М, 1995; Плеханов В. Г. Белинский и разумная действительность // Избр. филос. произв.: В 5 т. М, 1958. Т. 4. С. 417–467; Он же. В. Г. Белинский // Там же. С. 468^197; Ленин В. И. Из прошлого рабочей печати в России // Поли. собр. соч. Т. 25; Иванов-Разумник Р. В. Книга о Белинском. Пг, 1923; Щукин

C. Е. Белинский и социализм. М., 1929; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1, ч. 2. С. 59–72; Кирпо-тин В. Я. Достоевский и Белинский. М., 1960; Поляков М. Я. Виссарион Белинский. Личность — идеи — эпоха. М., 1960;№-чаева В. С. В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1836–1841. М., 1961; Она же. В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1842–1848. М, \9Ы,Хайкин А. Л. Этика Белинского. Тамбов, 1961; Апрышко П. П. В. Г. Белинский как идеолог русской революционной молодежи и современность // Современная идеологическая борьба и молодежь. М., 1973; Григорян М. М. Белинский и проблема действительности в философии Гегеля // Гегель и философия в России. М., 1974; Филатова Е. М. Белинский. М., 1976; Соболев П. В. Эстетика Белинского. М., \97S;Lampert Е. Studies in Rebellion. L., 1957. P. 3–78; Russian Philosophy. Chicago, 1965. Vol. LP. 3-15, 232–285;PomperPh. The Russian Revolutionary Intelligentsia. N. Y., 1970. P. 1–52; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 165–172.

П. П. Апрышко

БЕЛОВ Павел Тихонович (19.12.1910(1.01.1911) — 8.10.1977, Москва) — историк рус. философии, д-р филос. наук, проф. В 1933 г. окончил рабфак и поступил в МИФЛИ. В 1939–1941 гг. работал в ВПШ. В 1941–1945 гг., во время Великой Отечественной войны находился на политической работе в армии. В 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию, посвященную мировоззрению Писарева. Преподавал в АОН при ЦК КПСС и в МГУ. В 1952–1955 гг. занимал должность зав. сектором диалектического материализма Ин-та философии АН СССР, затем преподавал в ряде учебных заведений. Б. одним из первых обратился к исследованию философского наследия рус. естествоиспытателей, взгляды к-рых характеризовал как один из видов философского материализма.

С о ч.: Материализм Сеченова. М., 1949; И. В. Мичурин как диалектический материалист. М., 1949; Основные этапы истории социалистических учений. М… 1958; Философия выдающихся русских естествоиспытателей 2-й пол. XIX — нач. XX в. М., 1970.

Г. В. Жданова

БЕЛОСЕЛЬСКИЙ-БЕЛОЗЕРСКИЙ Александр Михай лович (1752-28.12.1809/7.01.1810, Петербург) — дипломат, философ, литератор. Происходил из старинного княжеского рода. Получил образование в Лондоне, где его дяди граф П. Г. Чернышев был посланником, и в Берлине у Д. Тьебо — члена Прусской академии, секретаря Фридриха II. Образовательные задачи выполнило и его знакомство в 1775–1778 гг. с музеями, театрами, музыкальными салонами Франции и Италии. Б.-Б. знал лично или состоял в переписке с Вольтером, Руссо, Мармонтелем, Лагарпом, Делилем, Нежоном и др., в общении с к-рыми формировалось его мировоззрение. Первая же опубликованная им работа — послание к Вольтеру (Mercure de France. 1775. Mai. P. 176–178) содержала изложение его философских взглядов. Б.-Б. был членом Российской Академии (с 1800), Академии наук (с 1809) и Академии художеств, а также членом Академии словесности в Нан-си и Академии древностей в Касселе. С 1779 г. Б.-Б. на дипломатической службе: посланником в Дрездене (до

1790), при посольстве в Вене (до 1792), посланником в Сардинии (до 1793). Дальнейшую службу продолжил при дворах Павла и Александра I. В истории рус. философии имя Б.-Б. известно мало, гл. обр. потому, что его работы, такие, как «Dianyologie, ou Tableau philosophique de l'entendement» (Dresden, 1790; Londres, 1791; Freiberg,

1791) («Дианиология, или Философические картины познания»), и др. не переведены на рус. язык. В 1795 г. «Дианиология» с письмом И. Канта, назвавшего ее «прекрасной работой», была подготовлена к печати на рус. языке, но издание не состоялось.

С о ч.: Дианиология // Историко-философский ежегодник. 1988. М., 1988.

Лит.: Алексеева Е. Г. «Зеленый альбом». Жизнь и деятельность князя Александра Михайловича Белосельского-Белозерского. Нью-Йорк, 1958; ГулыгаА. Из забытого // Наука и жизнь. 1977. № 3; Mazon A. Deux Russe ecrivains francais. Alexandre Beloselski et la prince Elim. P., 1964; Гулыга А. В. A. M. Бело-сельский и его трактат «Дианиология» // Историко-философский ежегодник. 1988. М., 1988.

Б. В. Емельянов

БЕЛЫЙ Андрей (псевд. Бориса Николаевича Бугаева) (14(26).10.1880, Москва — 8.01.1934, Москва) — философ, теоретик символизма, поэт, публицист, литературовед, заложивший основы новой науки — ритмологии. Род. в семье математика Бугаева, декана физико-математического ф-та Московского ун-та. Учился на естественном отд. физико-математического ф-та, а затем на филологическом ф-те Московского ун-та. Уже в первой журнальной статье «Певица» (1902) Б. противопоставил плоско-геометрическому пониманию жизни ее глубинное, временное, религиозно-эстетическое видение. Живое творчество жизни лежит в основании всех форм знания и творчества — это центральная идея Б., к-рой он придерживался на протяжении всей своей деятельности. Живая жизнь есть жизнь, «в которой расплавлена, как в свободе, необходимость, или это есть жизнь, из которой необходимость изъята вовсе» (Арабески. Книга статей. М., 1911. С. 216). В противоположность литературному символизму, объявившему себя новой школой в поэзии, Б. формулирует иные задачи символизма: «…теория символизма будет не теорией вовсе, а новым религиозно-философским учением, предопределенным всем ходом западноевропейской мысли» (Символизм. Книга статей. М., 1910. С. 140).

Кризис европейской цивилизации, утверждал он, преодолим радикальной постановкой нового взгляда на сферы творчества, знания, сознания. Выдвижение на первый план проблемы сознания, характерное для рус. религиозно-философского возрождения нач. XX в., реализовыва-лось по-разному. Б. выбирает путь не богословствования, а «софийности», связанный с разработкой религиозного гнозиса, имеющего целью преодолеть антиномии между теорией знания и религиозным опытом. Лишь этот путь дает возможность преодолеть разрыв между верой и знанием, созерцанием и действием, свободой и необходимостью. Он имеет целью понимание знания как «веденья», в к-ром мысль действует по законам свободы. Формирование «учения свободной мысли» связывается Б. с решительным пересмотром проблемы сознания в предшествующей философии. Co-знание как «связь знаний» новоевропейская рационалистическая философия рассматривала как статику, где «со» утверждалась как форма мысли (трансцендентальное единство апперцепции у И. Канта). Прежний рационализм мыслился как «методологический», где «метод» понимался как прием обработки научных данных. Отсюда господствующее положение науки и сведение философии к научно-позитивному типу знания. Философ-символист, заявляет Б., берет на себя задачу сбросить познавательные предпосылки сознания и с помощью внутреннего знания (мудрости) пробиться через механические градации методов, форм, систем к истокам живой мысли. Процесс «сбрасывания» познавательных форм Б. называет «эмблема-тизацией смысла». В связи с этим необходим новый тип рациональности, связанный с раскрытием в нас внутреннего пути мысли. Лишь с осознания этого «пути мысли» как само-со-знания сознание превращается в живое, человеческое мышление, обретая историю и лик. Динамика живой мысли выявляется не в формально-логических законах, но в ритмико-стилистических закономерностях зримо-музыкальных мысле-форм. Открытие внутреннего пути мысли начинается с осознания ее онтологических, софийных основ. Философия родилась как эрос, устремленность к мудрому знанию, Софии. Сузив же сферу мысли рассудочным знанием, совр. философия, по Б., отрезала мысль от ее живого источника: «…в ней очищенный разум, или кантовский разум… кидается в пропасти безбытийного смысла» (На перевале. Т. 3. Кризис культуры. Пб., 1920). Поэтому ссохшаяся склеротическая мысль не способна осмыслить проблемы истины и смысла человеческого бытия: «…если знание есть еще и знание смысла жизни, то наука еще не знание» (Символизм. С. 56). Попытка же вывести мировоззрение из системы точных наук привела к тому, что мир истолковывается не универсально, но специальным образом, «философию как специальную науку превращали в разное время в историю философии, социологию, психологию и даже термодинамику; это происходило потому, что в разное время разные методы частных наук давали ответы на вопросы о смысле жизни» (Символизм. С. 53). Усилия Б. раскрыть личностно-творческие, бытийственные основания всех форм жизни, знания и творчества приводят его к убеждению, что «смысл жизни не в объекте ее, а в объективируемой личности… Творчество жизни есть тайна личности: объективные цели жизни (созидание науки, искусства, общества) — внешние эмблемы творческих тайн, переживаемых лично. Умение жить есть индивидуальное творчество, а общеобязательные правила жизни — маски, за которыми прячется личность» (Арабески. С. 215). Совр. искусство и философия раскололи целостность человеческого «Я» на чувственного сенсуалиста и методологического рассудочника. История живого, целостного человека, по мнению Б., начинается лишь с осмысления его как существа духовного. В раскрытии духа как заданной полноты всечеловечества реализуется живой, творческий смысл жизни человека, считал он. Критикуя прежний рационалистический подход к пониманию сознания, Б. вместе с тем резко критиковал догматизм христианской церкви. Вера в «неразумного» Бога мертво-обрядовой церкви не способна раскрыть духовный импульс, заложенный в учении Христа. «Нигде, — отмечал он, — революционный пафос не достигал такой напряженности, как в тех нападках, которыми новое религиозное сознание обрушивается на историческую церковь. Неудивительно, что в стремлении доказать религиозную правду своих идей они должны обратиться к свободному человеческому сознанию. Они берут человека, и только человека, независимо от национальных и классовых предрассудков» (Социал-демократия и религия // Перевал. М., 1907. № 5. С. 28). Христианское учение словами апостола Павла «Не я, но Христос во мне я» раскрепостило человеческое «Я», открыв ему путь бесконечного совершенствования. Символические устремления Б. к созданию учения живой жизни, мысли, сознания и культуры совпали с осн. положениями антропософского учения Р. Штайнера, с к-рым он познакомился в 1912 г. в Германии. Говоря о влиянии Р. Штайнера, он отмечал, что его символизм стал лишь еще «символичнее». Эволюцию своих взглядов после знакомства с антропософией Б. определил как переход от «идеи организации знания в органику организации». В работах «Кризис жизни», «Кризис мысли», «Кризис культуры», «Кризис сознания», «Лев Толстой и кризис сознания», написанных Б. в 20-х гг., раскрывается органика живой мысли, сознания как культуры мысли. Оторванная от религиозного корня культура, по Б., становится распутной и беспутной. Лишь в раскрытии всечеловеческой, универсальной целостности человек реализует стремление к истине, добру и красоте, обретая смысл и путь жизни. В личностном пути жизни Б. стремился не к одномерности, последовательности и доказательности, но к раскрытию своего «Я» в многоли-кости творчества. Попытка уложить его в «прокрустово ложе» только писательской деятельности всегда вызывала в нем бурный протест: «Осуществленная моя жизнь писателя — лишь одна из возможностей для себя, к себе, как к писателю, относился рассеянно, нехотя, с юмором: иногда — с явной злостью» («Я». Эпопея // Записки мечтателей. М., 1919. № 1.С. 45). Стремясь к духовному преображению жизни, Б. активно работал на общественном поприще. Он был председателем Петроградской и Московской Вольно-философской ассоциации; председателем Вольно-философской ассоциации в Берлине (1921–1922), председателем теоретического отдела ин-та театральных знаний в Петрограде (1920), лектором и консультантом

Пролеткульта (Москва, 1918–1919), сотрудником Отдела охраны памятников старины (1919).

С о ч.: Символизм: Книга статей. М., 1910; Арабески: Книга статей. М., 1911; Луг зеленый: Книга статей. М., 1910; На перевале. Пб., 1918–1920. Т. 1–3; Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности. Воспоминания о Штейнере. М., 2000; Символизм как миропонимание. М., 1994.

Лит.: Долгополое Л. Неизведанный материк (Заметки об А. Белом // Вопросы литературы. 1982. № 3; Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988; Чистякова Э. И. О символизме А. Белого // Вестник МГУ. Сер. 7, Философия. 1978. № 3; Она же. Эстетическое христианство Андрея Белого // Вопросы философии. 1990. № 11; Воспоминания об Андрее Белом. М, 1995; А. Белый: pro et contra. Спб., 2004. Э. И. Чистякова

БЕРВИ-ФЛЕРОВСКИЙ Василий Васильевич (28.04 (10.05). 1829, Рязань — 4.10.1918, Юзовка) — социальный мыслитель, публицист, представитель революционного народничества. Род. в семье обрусевшего англичанина, проф. физиологии Казанского ун-та. В 1849 г. с «особым отличием» окончил юридический ф-т Казанского ун-та. Определен сначала в Сенат, а затем в департамент Министерства юстиции, где проработал более 10 лет. Первая его ст. об англ. судопроизводстве «Очерки судебного управления в Англии» (1859) обратила на себя внимание министра юстиции (поручившего Б.-Ф. написать для него «проект преобразования», к-рый, впрочем, был признан слишком радикальным) и получила благожелательный отзыв Погодина. Фельетон же против Чичерина, опубликованный в «Петербургских ведомостях», принес Б.-Ф. известность в столице и др. городах. В 1861 г. он получил из Харькова приглашение преподавать на кафедре финансового права, затем подобное предложение от юридического ф-та Петербургского ун-та, стал готовиться к заграничной поездке «для приготовления к профессорскому званию». Однако поездка и назначение не состоялись, так как Б.-Ф. попал в разряд «неблагонадежных». В 1862 г. он написал адрес царю, письма к предводителям дворянства всех губерний России и обращение к посольству Англии, в к-рых выразил протест по поводу привлечения к суду 13 мировых посредников Тверской губ., выступивших с конституционными заявлениями, за что был арестован и ок. 25 лет провел в тюрьмах и ссылке. В 1890 г. Б.-Ф. переехал в Тифлис, а в 1893 г. уехал за границу — сначала в Женеву, затем в Лондон, где сотрудничал со Степняком-Кравчинским. В 1896 г. возвратился в Россию, переехал к сыну Юзовку, где и провел остаток жизни. Творческое наследие Б.-Ф. обширно и разнообразно. По социально-политическим, философским и экономическим вопросам он написал более 50 работ. Наиболее известны его труды «Положение рабочего класса в России» (Спб., 1869; 2-е изд. — Спб., 1872); «Азбука социальных наук» (Ч. 1–2. Спб., 1871; Ч. 3: В 3 вып. Лондон, 1894), «Свобода речи, терпимость и наши законы о печати» (Спб., 1869; 3-е изд. — Спб 1872). В кн. «Положение рабочего класса…», к-рую Map назвал «выдающимся трудом» человека, «возмущенного против гнета во всех его видах», на основании материалов местной статистики пришел к выводу о том, что голод и бедность увеличивают смертность, стимулируют рождаемость, а это ведет к «физическому и умственному» истощению нации. Он призывал к общественной солидарности «в пользу обездоленных классов». В выпусках «Азбуки…» («Современная западноевропейская цивилизация. Греко-римская цивилизация; средние века; возрождение наук» и др.) в популярной форме изложил социально-политическую историю Европы. Полагая, в частности, что совр. об-во основано на господстве силы, Б.-Ф. трактовал коммунизм как господство «слабых», т. е. женщин, детей и стариков, гуманное отношение к к-рым и определяет степень цивилизованности об-ва. Лучшей своей кн. считал «Критику основных идей естествознания» (Спб., 1904), подытожившую его 30-летние усилия по созданию «научной этики», к-рая, как он полагал, в отличие от религии и философии, сможет «научить человечество отличать добро от зла». Проповедуя систему социальной гармонии — «органический коммунизм», утверждал, что осн. начало такого общественного порядка — «это работа сильных на слабых», требующая от людей не героизма и самоотвержения, а «просто склонности к благоразумию и цивилизации». Первым условием подобной «цивилизованности» считал организацию бесплатных школ. Социально-философские идеи Б.-Ф. поддерживали Кавелин, издавший в 1878 г. его кн. «Философия бессознательного, дарвинизм и реальная истина», и Коркунов.

Соч.: Философия бессознательного, дарвинизм и реальная истина. Спб., 1878; Критика основных идей естествознания. Спб., 1904: Записки революционера-мечтателя. М; Л., 1929; Избр. эконом, произв.: В 2 т. М., 1958–1959.

Лит.: Мудрое А. И. Филос. и общественно-политические взгляды В. В. Берви-Флеровского. М., 1958; Плакида М. М. Бесстрашный труженик. Сталине, 1960; Рязанцев Т. С. Общественно-политические взгляды В. В. Берви-Флеровского. М., 1951.

А. А. Ширинянц

БЕРДЯЕВ Николай Александрович (6(18).03.1874, Киев-23.03.1948, Кламар, близ Парижа) — философ, публицист. Учился в Киевском кадетском корпусе, в 1894 г. поступил на естественный ф-т ун-та Св. Владимира, через год перевелся на юридический. В ун-те под руководством Четанова начались его систематические занятия философией. Тогда же Б. включился в с.-д. работу, став пропагандистом марксизма, за что при разгроме Киевского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в 1898 г. был арестован и исключен из ун-та. Работа «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н. К. Михайловском» (1901) была снабжена предисловием П. Б. Струве и знаменовала решительный поворот т. наз. «критических марксистов» к идеализму, закрепленный несколько позже, в 1902 г., участием Б. веб. «Проблемы идеализма». С 1901 по 1903 г. Б. находился в административной ссылке сначала в Вологде, а затем в Житомире, где отошел от социал-демократии и примкнул к либеральному «Союзу освобождения». В 1904 г. Б. входил в редакцию журн. «Новый путь», а в 1905 г. вместе с Булгаковым руководил журн. «Вопросы жизни». Стал публицистом и теоретиком «нового религиозного сознания». См. кн. Б. «Новое религиозное сознание и общественность» (1907) и «Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные» (1907). В 1908 г. Б. переехал в Москву. Принимал участие в сб. «Вехи» (1909). Поиск собственного философского обоснования «неохристианства» завершился кн. «Философия свободы» (1911) и, в особенности, «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» (1916), к-рую Б. ценил как первое выражение самостоятельности своей философии. 1-я мировая война была воспринята Б. как завершение гуманистического периода истории с доминированием западноевропейских культур и начало преобладания новых исторических сил, прежде всего России, исполняющей миссию христианского соединения человечества (см. сб. «Судьба России», 1918). Б. приветствовал народный характер Февральской революции и вел большую пропагандистскую работу (выступления в журн. «Русская свобода», «Народничество») по предотвращению «большевизации» революционного процесса, с тем чтобы направить его в «русло социально-политической эволюции». Октябрьскую революцию расценил как национальную катастрофу. В советский период жизни Б. создал Вольную академию духовной культуры, участвовал в создании сб. «Из глубины. Сборник статей о русской революции» (1918), «Освальд Шпенглер и закат Европы» (1922). В этих работах, а также в вышедших за границей — кн. «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии» (1923), «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» (1923), «Миросозерцание Достоевского» (1923) — рус. революция рассматривается как продукт развития западноевропейского светского гуманизма и, с другой стороны, как выражение религиозной психологии рус. народа. В 1922 г. Б. был выслан из Советской России. В 1922–1924 гг. жил в Берлине. Выход в свет его эссе «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы» (1924) принес Б. европейскую известность. В 1924 г. Б. переехал в Кламар под Парижем, где прожил до конца своих дней. Он вел активную творческую, общественно-культурную и редакционно-издательскую работу. Самыми важными для понимания его философии он считал книги, написанные им в годы вынужденной эмиграции: «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931) и «О рабстве и свободе человека. Опыт персо-налистической философии» (1939). Книгой, к-рая в наибольшей степени выражала его метафизические представления, он считал «Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация» (1947). После смерти Б. вышли: «Самопознание. Опыт философской автобиографии», «Царство Духа и царство Кесаря» (1949) и «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого» (1952). В 1954 г. на фр. языке вышла его кн. «Истина и откровение. Пролегомены к критике откровения» (впервые на рус. языке.: Спб., 1996). Б. принимал участие в деятельности издательства YMCA-Press, известного своими изданиями рус. религиозно-философской литературы, был редактором журн. «Путь» — органа рус. религиозно-философской мысли. Он участвовал в съездах Русского студенческого христианского движения, в «Православном деле» матери Марии, движении «новоградства», включался в различные общественно-политические и общественно-церковные дискуссии в эмигрантской среде, осуществлял в своем творчестве связь рус. и западноевропейской философской мысли. В годы 2-й мировой войны Б. занял ясно выраженную патриотическую позицию, а после победы над гитлеровской Германией надеялся на некую демократизацию духовной жизни в СССР, чем и объясняется, в частности, его «советский патриотизм». Последнее вызвало негативную реакцию со стороны непримиримой эмиграции, постоянно обвинявшей Б. в «левизне» его общественно-политической позиции. В 1947 г. Б. присуждено было звание д-ра Кембриджского ун-та. Главная проблема философии Б. - смысл существования человека и в связи с ним смысл бытия в целом. Ее принципиальное решение, считал он, может быть только антропоцентрическим — философия «познает бытие из человека и через человека»; смысл бытия обнаруживается в смысле собственного существования. Осмысленное существование — это существование в истине, достижимое им на путях спасения (бегства от мира) или творчества (активного переустройства мира культурой, социальной политикой). Присущая человеку способность к творчеству божественна, и в этом состоит его богоподобие. Со стороны Бога высшая природа человека показывается Иисусом Христом, Богом, принявшим человеческий облик; со стороны человека — его творчеством, созданием «нового, небывшего ещё». Философия христианского творческого антропологизма получила свое первое развернутое выражение в кн. «Смысл творчества». Этот этап завершается работой «Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства» (ч. I и 11, 1927–1928). Субъектом бытия в ней выступает личность как «качественно своеобразная духовная энергия и духовная активность — центр творческой энергии» (Ч. 1. С. 42). Личность (дух) есть единство двух природ — Божественной и человеческой; «Духовный мир есть место встречи природы Божественной и природы человеческой. Эта встреча и есть духовный первофеномен» (Там же. С. 71), что и определяет христианство как религию Богочеловека и Богочеловечества. Т. обр., на этом этапе эволюции Б. субъектом бытия выступает двуединство Бога и человека. В последующих работах «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931), «Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения» (1934) и «Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности» (1937) значение пневмо (духовно) центрического момента усилено. Для выражения этой изменившейся роли личностного духа Б. использует методологию экзистенциальной философии. Главным субъектом бытия становится дух как экзистенциальный субъект. Объект есть результат взаимодействия двух интенций духа — интериоризации и экстериоризации. Первая обозначает направленность духа на самого себя, т. е. «к миру подлинно сущему, к царству свободы» (Опыт эсхатологической метафизики. С. 61). Здесь происходит самоуглубление жизни духа. Вторая интенция — «к порабощающему миру объектности, к царству необходимости» (Там же): экстериоризацией обозначается «недолжное» состояние духа, и результатом ее является рождение мира объектов, объективация, к-рая представляет тот же дух, но в состоянии «падшести», «утери свободы». Характеризуя мир объективации, Б. устанавливает такие его признаки: «1) отчужденность объекта от субъекта; 2) поглощенность неповторимо-индивидуального, личного общим, безлично-универсальным; 3) господство необходимости, детерминации извне, подавление и закрытие свободы; 4) приспособление к массивности мира и истории, к среднему человеку, социализация человека и его мнений, уничтожающая оригинальность» (Там же. С. 63). Об-во как объективация предстает господством коллектива, где положение человека опосредствовано безличными нормами и законами, исключающими «свободную интимность», а отношение человека к человеку определяется через его отношение к коллективу. Высшим проявлением антиперсоналистско-го духа об-ва является государство, занявшее место субъекта социальной жизни. Будучи не в силах решить проблему теодицеи, т. е. примирить зло мира (объективацию) с существованием Бога, Б. в качестве возможного источника зла допускает добытийственную иррациональную свободу, к-рая коренится в безосновной бездне — Ungrund, существующей до бытия и времени. Он определял свободу как ничем не обусловленную творческую мощь, как возможность новизны. При этом творчество может быть направлено как во имя добра (его образец — Сын Божий), так и во имя зла. Термин «Ungrund» Б. заимствовал у нем. мистика кон. XVI — нач. XVII в. Я. Бёме. В Ungrund рождается Бог, к-рый из этой добытийственной основы бытия творит мир и человека. Метафизика Богочеловека, выражаемая в терминах экзистенциальной философии, стала основанием для иных аспектов философствования Б. - гносеологических вопросов, понимания истории и культуры, природы человеческого существования. Имеется два рода познания, полагал он, — свободное, необъек-тивированное (вера) и принудительное, объективированное (наука). Высший уровень познания — религиозный — возможен на высочайшем уровне духовной общности. В своем отношении к религии Б. скорее равнодушен к богословским догматическим, церковным вопросам. Его интересует не столько сохранение христианства, сколько его реформация в целях превращения его в действительную силу современности. Последнее возможно на путях сакрализации творческой способности человечества. Модернизация христианства не пугает Б.: по его мнению, «религия в мире объективации есть сложное социальное явление», в к-ром чистый и первичный феномен откровения соединен с коллективной человеческой реакцией на него. Что касается науки, то хотя она «познает падший мир под знаком падшести», тем не менее научное познание полезно, поскольку способствует созданию общения между людьми в нем. Высшая же общность людей достигается в Боге. Она представляет собой соборность как внутреннее духовное об-во людей. Философская антропология Б. покоится на идее богоподобия человека и во-человечивании Бога. Если это так, то человек призван к соучастию в Божественном творчестве и история есть продолжение миротворения. Б. различает летописную, земную и небесную историю, метаисторию. Земная история, т. е. события, следующие в необходимом порядке исторического времени, создана грехопадением человека, катастрофой падения изначальной свободы. Символической реальностью метаистории выступает библейская мифология, осн. события к-рой (грехопадение, явление Иисуса Христа, Страшный суд) выступают организующими моментами земной истории. Проблема смысла истории сопряжена с проблемой исторического времени. Если оно бесконечно, то оно бессмысленно. Тогда «история мира и история человечества имеет смысл лишь в том случае, если она кончится» (Опыт эсхатологической метафизики. С. 198). Так в историософию Б. вводит принципиальное положение о конце истории. Однако конец истории он мыслит не как космическую или социальную катастрофу, а как преодоление объективации, т. е. отчужденности, вражды и безличности. Поэтому, хотя управляющими историей силами выступает Бог, историческая необходимость и человек как носитель свободы, главная роль принадлежит последнему. Он «завершает» историю всякий раз в акте творчества — внося в историю новизну, преодолевает дурную бесконечность исторического времени, оконечивает его, делая возможным осмысление, «просветление» истории. Перманентная эсхатология завершится полным преображением «плоти» мира, когда он перейдет на качественно новый уровень существования, окончательного «преодоления объективации, т. е. преодоления… отчужденности, необходимости, безличности, вражды» (Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. С. 237). В истории особое внимание Б. привлекают два переломных момента: возникновение христианства и возникновение гуманизма. Христианство внесло в сознание понятие свободы как творчества добра или зла. Однако оно попало под знак объективации и было воспринято как религия послушания необходимости. Полнота откровения о человеке как творческом начале истории осталась за пределами религиозного сознания. В новое время получила развитие гуманистическая мировоззренческая установка — вера в «самобытные силы» человека, «не ведомого уже никакой высшей силой». Это привело к появлению «ложных центров» человеческого бытия: ее природно-органические и технические основания и средства выступают в качестве ее целей. С XVIII в. на авансцену истории вышла принципиально новая реальность — техника, к-рая радикально изменяет условия человеческого существования. В работах «Человек и машина» (1933), «Судьба человека в современном мире» (1934), «О рабстве и свободе человека» (1939) Б. рисует впечатляющую картину отчуждения, дегуманизации человека. Он пишет о возрастании духовного одиночества человека при его социализации, о безмерной власти об-ва (коллектива) над личностью, о господстве фетишей государства и нации, заместивших христианство. Он считает, что процесс дегуманизации человека зашел настолько далеко, что вопрос о том, возможно ли будет называть человека человеком, становится весьма актуальным. По географическим, историческим и религиозным обстоятельствам в процессе спасения человечества от грозящей катастрофы особую роль призвана сыграть, по мнению Б., Россия. Рус. народ, в силу антиномичности (противоречивости) своего психологического склада и исторического пути, соблазнился буржуазными началами зап. цивилизации (рационалистические и атеистические учения, включая марксизм). Россия стала местом, где происходит последнее испытание гуманизма. Б. выражал надежду на то, что в постсоветской России будет создан иной, более справедливый, чем просто буржуазный, строй и она сможет выполнить предназначенную ей миссию — стать объедини-тельницей вост. (религиозного) и зап. (гуманистического) начал истории.

С о ч.: Собр. соч. Париж, 1983–1991. Т. 1.: Самопознание. Опыт философской автобиографии; Т. 2: Смысл творчества. Опыт оправдания человека; Т. 3: Типы религиозной мысли в России; Т. 4: Духовные основы русской революции: статьи 1917–1918 гг. Философия неравенства; Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 1–2: Судьба России. М., 1990; О назначении человека. М., 1993; Философия свободного духа. М, 1994; Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995; Истина и откровение. Спб., 1996; Новое религиозное сознание и общественность. М., 1999; Смысл истории. Новое средневековье. М., 2002; Философия свободы. М., 2004; Русская идея. М; Спб., 2005.

Л и т.: Антонов П. Р. Николай Александрович Бердяев и его религиозно-общественное миросозерцание. Спб., 1912; Полторацкий Н. П. Бердяев и Россия. Философия истории России у Н. А. Бердяева. Нью-Йорк, 1967';Кувакин В. А. Критика экзистенциализма Бердяева. М., 1976; Он же. Религиозная философия в России: начало XX века. М., 1980; Ермичев А. А. Три свободы Николая Бердяева. М., 1990; Вадимов А. Жизнь Бердяева: Россия. Oakland, 1993; Н. А. Бердяев: pro et contra. Антология. Кн. 1. [Русские мыслители о Н. А. Бердяеве]. Спб., 1994; Мысливченко А. Г. Мятежный апостол свободы // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994; Он же. Экзистенционально-персоналистическая философия Н. А. Бердяева // История русской философии. М., 2001, 2007; Гайденко П. П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М., 2001. С. 301–322; Титаренко С. А. Специфика религиозной философии Н. А. Бердяева. Р/Д, 2006; Lowrie D.-A. Rebellious prophet. A life of Nicolas Berdyaev. N.Y., 1960; Segundo J.-L. Berdiaeff. Une reflexion chretienne sur lapersonne. P., 1963; Stern H. Die Gesellschaftsphilosophie N. Berdjajews. Koln, 1966; Dietrich W. Provokation der Person. N. Berdjajew in dern Impulsen seines Denkens. Gelnhausen; В., 1974–1979. Bd. 1–5.

А. А. Ермичев

БЕРМАН Яков Александрович (1868–1933) — юрист и философ. Окончил юридический ф-т Московского ун-та (1890); участник с.-д. движения — с кон. 80-х гг. XIX в., в годы революции 1905–1907 гг. примыкал сначала к меньшевикам, затем к большевикам; после Октября 1917 г. вступил в РКП(б), преподавал в вузах, был проф. Коммунистического ун-та им. Я. М. Свердлова и Московского ун-та. В дооктябрьский период Б. - один из представителей философского направления в российской социал-демократии, пытавшегося соединить марксизм с махизмом. По утверждению Б., марксизм — это гл. обр. теория общественного развития, направление в обществознании, социологическое учение, экономический материализм и не зависит от к.-л. определенного философского учения, а диалектика Маркса и Энгельса является пережитком гегелевской идеалистической философии. Диалектику Б. признавал лишь как совпадающий с историческим взглядом на природу и историю метод исследования, согласно к-рому данные формы существующего являются только звеном в длинной цепи изменений, подчиненных известной закономерности. Исходя из понимания философии как специальной теории познания, «теории головной работы», науки о деятельности нашего «духа», о наших представлениях и мыслях (Б. использовал при этом отдельные идеи И. Дицгена), он считал, что такая теория у Маркса и Энгельса отсутствует, что у них были разработаны лишь нек-рые философские предпосылки, совокупность методов, к-рые они называли диалектикой или диалектической философией. Б. призывал развить эти предпосылки с помощью учения Э. Маха, представлявшего собой, по его мнению, чисто философское, гл. обр. гносеологическое учение. Как не имеющее ничего общего ни с идеализмом, ни с реализмом, ни с материализмом, оно не только ни в чем не противоречит философским предпосылкам марксизма, но даже совпадает с ними в главных тенденциях. Кроме махизма, Б. высоко ценил прагматизм за его решение проблемы познания. Философские работы Б. характерны значительными по объему и теоретически значимыми историко-философскими экскурсами (критика западноевропейских идеалистических течений XIX в., в частности философии Гегеля, анализ философии Дицгена, критика субстанциализма Плеханова и т. д.).

Соч.: Марксизм или махизм // Образование. Спб., 1906, № 11 а; Социал-демократическая философия // Вестник жизни. 1907. № 1; О диалектике // Очерки по философии марксизма: Философский сборник. Спб., 1908; Психология бездушия // Современный мир. 1907. № 6–7/8; Диалектика в свете современной теории познания. М., 1908; Сущность прагматизма. Новые течения в науке о мышлении. М., 1911.

Лит.: История философии в СССР. М., 1971. Т. 4. С. 189–190.

В. Ф. Пустарнаков

БЕСПОЧВЕННОСТЬ — термин Шестова, обозначающий в качестве задачи философии избавление от власти «почвы», или многоликой необходимости. Синонимами «Б.» у него являются «безосновность», «парадоксальность», «абсурд», «хаос», «произвол», «дерзновение», «бесстыдство», «каприз», «свобода», «живая жизнь», «адогматическое мышление». В раннем произв. Шестова «Шекспир и его критик Брандес» (1898) понятие «почва» связано с оторванностью от жизни и превращением ее в мертвую схему. Это разум, рефлексия, наука с их систематичностью, вниманием только к необходимости и игнорированием субъективности человека. Шестов противопоставляет им асистемное, ненаучное мышление, с помощью к-рого человек способен увидеть жизнь во всем ее объеме, выявлять осмысленность случайного, бессмысленного, ненужного. В кн. «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше (Философия и проповедь)» (1900) и «Достоевский и Нитше. Философия трагедии» (1903) он обрушивается на рационализм, нормативную мораль, особенно мораль долга И. Канта, на христианское понимание Бога как Бога добра и любви. Б. для него — это поиск Бога, к-рый был бы выше сострадания и добра. Он восхищается гуманистической Б. Белинского и Достоевского, к-рые не принимают будущие «хрустальные дворцы», если они вырастут на зле и дисгармонии настоящего. Проблема Б. стала центральной в кн.

Шестова «Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматичес-кого мышления)» (1905). В ней Б. обретает черты радикального скептицизма, парадоксальности, развертывания «антимировоззренческого» мировоззрения, отрицания общепринятых ценностей. «Настоящий исследователь жизни» должен быть вне любых методологий и ограничений, вне обыденности, обладать «полнейшим внутренним хаосом». Автор призывает восхвалять безобразие, неудачу и предпочитать субъективное, непроверяемое, случайное. Такие приемы поиска истины и спасения не случайны,'поскольку первым и существеннейшим условием жизни и творчества является, по Ше-стову, беззаконие. Отсюда вывод: «истин столько, сколько людей на свете». В произв. 1908–1910 гг. с Б. связан интерес Шестова к ужасу смерти, к-рый способен пробудить человека к творчеству, а также к вере. Ограниченности «микроскопов и логики» он противопоставляет чудесность мира, жизни, рождения людей. Переломной для него является кн. «Sola fide — Только верою» (1911–1914 (1916?), где осуществляется переход от антирационализма к религиозному экзистенциальному философствованию. Высшей Б. здесь оказывается вера, в к-рой все необъяснимо и фантастично, к-рая не допускает общего для всех выражения. Смысл и сущность веры в том и состоит, что она обходится без всякой «внешней опоры», даже без законов Священного Писания, ибо они — «почва», уводящая от спасения. Беспочвенны и поиск веры, и «любовь к Невидимому», наконец, абсолютно беспочвенен, парадоксален сам Бог, как угодно поступающий с законами мира и с человеком. Бог дает человеку абсолютную свободу, ничего от него не требуя, и поэтому естественна «парадоксальность окраинных людей», т. е. тех, кто идет к последним окраинам жизни в поисках совершенной жизни и Бога. В дальнейшем творчестве Шестова тема Б. получает новое развитие. «Произвол» Бога связывается с его принципиальной необъяснимостью, с его пребыванием по ту сторону добра и зла, истины и лжи. «Беспочвенность, — утверждает Шестов, — основная, самая завидная и наиболее для нас непостижимая привилегия божественного». Безосновность — это и неотъемлемая черта жизни, где действует не закон самосохранения, а скорее «закон полной безоснов-ности». Она указывает на возможность мира, где царит «абсолютный хаос, в котором все равно возможно». Смерть и безумие — величайшие безосновности. В своем понимании безосновности Шестов заходит так далеко, что допускает отрицание существования Бога во имя пробуждения человека, к-рый при этом осознает все «безумие» своего существования. А человек, «пробудившийся к самому себе», не нуждается ни в какой почве и ни в какой опоре. Понятие безосновности в ряде своих исходных положений использовал также Бердяев. В работе «Смысл творчества» (1916) он говорит о свободе как «безосновной основе бытия», к-рая «глубже всякого бытия». Она напоминает ничто, но по сути является ничем не обусловленной и бездонной энергией, «мощью творить из ничего». В поздних произв. Бердяева свобода понимается как перволоно бытия, к-рое «первичнее Бога и вне Бога». «Внутренний экзистенциальный центр» человека («личность») тоже безосновен и «первичнее бытия». Несводимы к основам также процессы творчества: «…понять творческий акт — значит признать его неизъяснимость и безосновность».

Лит.: ШестовЛ. Апофеоз беспочвенности. Спб., 1905; Он же. Соч.: В 2 т. М., 1993; Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989; Он же. О рабстве и свободе человека//Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995; Зеньковский В. В. История рус. философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 2. С. 59–92; Курабцев В. Л. Иерусалим Льва Шестова // Вестник МГУ. Сер. Философия. 1991. № 5; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 447^156.

В. Л. Курабцев

БЕСТУЖЕВ Александр Феодосиевич (4.11 (25.12). 1761 -20.03(1.04). 1810, Петербург) — просветитель, автор работ по педагогике и эстетике. Окончил Греч, гимназию при Артиллерийском кадетском корпусе в Петербурге. Был артиллеристом, после ранения женился на мещанке, отец 4 известных декабристов. В 1789 г. основал (вместе с Пниным) «Санкт-Петербургский журнал», где публиковались его переводы фр. просветителей. С 1800 г. Б. - правитель канцелярии Академии художеств. Сблизился с членами либерально-просветительского кружка будущих реформаторов первых лет царствования Александра 1. В 1801 г. встречался с Радищевым. В напечатанной в «Санкт-Петербургском журнале» ст. «О воспитании военном относительно благородного юношества» (5 лет спустя вышла в виде книги) Б. сформулировал программу преобразований в сфере воспитания. Следуя М. Монтеню, фр. просветителям и особенно Дж. Локку, он признавал воспитание решающим фактором развития человека. Цель воспитания готовить трудолюбивых и полезных об-ву граждан, умеющих подчинить личные интересы государственным. В связи с этим Б. критиковал нек-рые идеи Ж. Ж. Руссо о «естественном воспитании», а общественное воспитание предпочитал частному. Он придерживался мысли о природном равенстве людей и необходимости образовательных учреждений. Одним из первых в рус. мысли Б. подчеркивал роль морали в формировании представлений о гражданских и семейных обязанностях. С этой целью он предлагал курс моральных наставлений; в них рекомендовались соответствующие практические упражнения. Б. считал, что «человек родится в невежестве, но не в заблуждении. Когда он в состоянии принять заблуждение, то в состоянии понять и истину» (Антология педагогической мысли России XVIII в. М., 1985. С. 427). Поскольку же восприятие истины идет параллельно нравственному развитию, человек рождается без расположенности к добру или злу, а цель воспитания — употребить его чувства, нужды, страсти на усовершенствование себя и об-ва. Б. был противником телесных наказаний, поощрял женское образование, ориентированное на «внутреннее украшение разума», а не на внешний блеск. Активно выступал против сословной спеси и предрассудков, противопоставляя им «естественные» законы и добродетели. В образовательных и воспитательных целях Б. считал необходимым обучать «той прекрасной метафизике, которую мы справедливо назовем грамматикою философическою» (Там же. С. 448). Философским духом проникнута и его военная публицистика, а также работы по эстетике.

Соч.: Опыт военного воспитания относительно благородного юношества. Спб., 1803; Чтение, нравственность и правила честного человека. Спб., 1807.

Лит.: Медынский Е. Н. Трактат отца декабристов А. Ф. Бестужева «О воспитании» // Советская педагогика. 1955. № 11.

И. Е. Задорожнюк

БЕХТЕРЕВ Владимир Михайлович (20.01 (1.02). 1857, Со-рали Вятской губ. — 24.12.1927, Москва) — психолог и психиатр. В 1878 г. окончил Петербургскую медико-хирургическую академию. После защиты докторской диссертации был утвержден приват-доцентом академии, а с 1885 г. состоял проф. Казанского ун-та и зав. психиатрической клиникой окружной лечебницы в Казани, где была организована первая экспериментальная психофизическая лаборатория. По инициативе Б. в 1892 г. в Казани было создано также первое в России об-во психоневрологов, целью к-рого было содействие комплексному изучению психических процессов. С 1893 г. Б. возглавлял кафедру в Петербургской медико-хирургической (военно-медицинской) академии, откуда был вынужден уйти в 1913 г., сосредоточив свою исследовательскую и педагогическую деятельность в созданном им (1908) Психоневрологическом ин-те. В Петербурге он организовал об-во психоневрологов, а также об-во нормальной и экспериментальной психологии и научной организации труда. Под его редакцией издавались журн. «Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии», «Изучение и воспитание личности», «Вопросы изучения труда» и др. Отличительной особенностью его научной программы была ее системность. Начав с рассмотрения психических основ, он перешел к исследованию мозга и нервной системы и уже на этой основе вновь обратился к анализу психических явлений, пытаясь определить место психики человека в общем ряду развития живой материи, найти формы ее связи с физическим миром. Главным в разработке проблем человекознания был для него неврологический подход, состоящий в признании основополагающей роли мозга и нервной системы в жизнедеятельности человека, в регуляции его взаимоотношений с миром. С этих позиций он выступал против чистого «психологизма» в анализе природы душевных расстройств. Стремясь избежать противопоставления физиологического и психического, он предлагал говорить не о душевных или психических процессах, а о процессах невропси-хических, а термин «психика» заменить термином «не-вропсихика». При этом он не отождествлял психическое и физиологическое, а считал их различными формами проявления одной общей энергии — нематериальной, «скрытой» энергии нервной системы. Сознание Б. представлял как целостное явление, как то, что связывает все психические переживания человека и является субъективной стороной психики. Осн. признаком сознания он считал способность к самопознанию, к предвидению результатов наших действий, тем самым к регулированию своего поведения. Однако, стремясь построить естественно-научное психологическое учение, полностью основанное на объективных методах исследования (оно получило название рефлексологии), Б. в духе бихевиоризма считал предметом психологии изучение не сознания человека, а его поведения, понимаемого как совокупность врожденных и индивидуально приобретенных «сочетательных рефлексов» (аналогичных условным рефлексам И. П. Павлова). Рефлексология мыслилась им как особая наука, призванная заменить психологию. Осн. единицей анализа нервно-психической деятельности у него становится рефлекс, рассматриваемый как универсальный динамический механизм, лежащий в основе всех реакций человека. Механистический характер рефлексологии, попытки решать с позиций рефлекторной теории вопросы социального характера вызвали острую критику. Вместе с тем заслугой Б. является вклад в развитие разных отделов психологии. Он способствовал созданию отечественной общественной психологии, психологии труда, генетической психологии. Отстаиваемая им идея комплексного изучения психики человека была воплощена в создании Психоневрологического ин-та, а затем Ин-та мозга и психической деятельности.

Соч.: Избр. произ. (статьи и доклады). М., 1954; Внушение и воспитание. Пп, 1923; Коллективная рефлексология. Пг., 1921; Мозг и его деятельность. М.; Л., 1928; Объективная психология. М., 1991; Объективное изучение личности. Пг.; Берлин; М., 1923. Вып. 1; Психика и жизнь. Спб., 1902; Психология, рефлексология и марксизм. Л., 1925; Общие основы рефлексологии человека. М.; Л., 1928; Избр. труды по психологии личности: В 2 т. Спб., 1999.

Лит.: Мясищев В. Н. Бехтерев — замечательный ученый, врач, педагог, общественный деятель. Киров, 1956; Гращенков Н. И. Вклад В. М. Бехтерева в учение о мозге и психике. М., 1958; Дмитриев В. Д. Выдающийся русский ученый В. М. Бехтерев. Чебоксары, 1960; Никифоров А. Бехтерев. М., 1986.

Л. П. Гримак, В. М. Пухир

БИЦИЛЛИ Петр Михайлович (1(13).09.1879, Одесса -24.08.1953, София) — историк, культуролог, филолог, один из представителей евразийства. В 1905 г. окончил историко-филологический ф-т Новороссийского ун-та. В 1910 г. был избран приват-доцентом по кафедре всеобщей истории, одновременно преподавал на Одесских Высших женских курсах. В 1917 г. Б. защитил в Петроградском ун-те магистерскую диссертацию «Салимбене. Очерки итальянской жизни XIII века» и был избран штатным доцентом, а затем экстраординарным проф. Новороссийского ун-та. В 1920 г. эмигрировал в Сербию; работал школьным учителем. Затем получил должность доцента кафедры всеобщей истории философского ф-та ун-та в г. Скопле в Македонии. С 1924 г. Б. - проф. кафедры новой и новейшей истории Софийского ун-та. Одновременно с научной и преподавательской деятельностью сотрудничал в периодических изданиях рус. зарубежья: журн. «Русские записки», «Числа», «Звено», в «Ежегоднике Софийского ун-та», в «Болгарской мысли» и др. Часто публиковался в «Современных записках». Б. примкнул к евразийскому движению, разделяя его осн. идеи. Но в кон. 20-х гг., когда евразийство вступило в полосу кризиса и раскола, он в ряде ст. («Народное и человеческое: по поводу „Евразийского временника“ (1925), „Два лика евразийства“ (1927) и др.) выступил с критикой в его адрес. После войны новая власть Болгарии объявила Б. педагогом „буржуазного направления“. В 1948 г. он был уволен из ун-та.

После Б. практически не публиковался. Исключение составляет его последнее исследование „Заметки о некоторых особенностях развития русского литературного языка“ (1953). В работе Б. „Элементы средневековой культуры“ (1919) характеризуется мир средневекового человека, формы и категории, выражающие восприятие и переживание универсума и совр. ему об-ва в его сознании. Этим он предвосхищает постановку соответствующих проблем, характерную для работ Ж. Ле Гоффа, Ф. Арьеса, А. Я. Гуревича и др. В „Очерках теории исторической науки“ (1925) Б. выдвинул и обосновал свой научный метод. В традициях позитивистской методологии (Ка-реев, Ключевский и др.) Б. критиковал метафизические основания философии истории, считая общетеоретические проблемы истории прерогативой социологического знания. В его концепции история приобретает атрибуты „идеографической“ науки. Б. предложил оригинальную схему всемирно-исторического процесса. В ст. „Восток“ и „Запад“ в истории Старого Света» (1922) «Старый Свет» представлен им как сложная система локальных цивилизаций, между к-рыми, при всей их несхожести, на протяжении мн. веков существовали экономические, политические и духовные связи. Такой интегрирующий подход Б. к проблеме «Восток и Запад» дает возможность определить особую роль России в мировом историческом процессе.

С о ч.: Салимбене: Очерки итальянской жизни XIII ве Одесса, 1916; Падение Римской империи. Одесса, 1919; Элементы средневековой культуры. Одесса, 1919; «Восток» и «Запад» в истории Старого Света // На путях. Утверждение евразийце Берлин, 1922. Кн. 2; Народное и человеческое: по поводу «Евразийского временника». Берлин, 1925. Кн. 4 // Современна записки. 1925.№ 25; Два лика евразийства//Там же. 1927. № 3 Нация и народ // Там же. 1928. № 37; Нация и государство // Т же. 1929. № 38; Избр. труды по филологии. М., 1996; Me ренессанса в истории культуры. Спб., 1996; Трагедия русской культуры. М., 2000.

Л и т.: Каганович Б. С. П. М. Бицилли и его книга «Элементы средневековой культуры» // Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. Спб., 1995; Он же. П. М. Бицилли и культура ренессанса // Бицилли П. М. Место ренессанса в истор культуры. Спб., 1996; Вомперский В. Г. Петр Михайлович Б цилли. Жизненный и творческий путь // Бицилли П. М. Избр. труды по филологии. М., 1996; Левченко В. Л. Культура духовный контекст эпохи в работах Бицилли // Труды семин по герменевтике (Герменеус): Сб. научных трудов. Одесса, 1999 Вып. 1; Васильева М. Путь интуиции // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры. М., 2000; Жданова Г. В. Евразийство. История и современность. Калуга, 2004.

Г. В. Жданова

БЛАВАТСКАЯ Елена Петровна (31.08(12.09). 1831, Екате-ринослав — 26.04(8.05). 1891, Лондон) — теософ, литератор, публицист. Род. в семье военного. Воспитывалась в православно-христианской вере, получила солидное домашнее образование. В течение 10 лет (с 1848) она путешествовала по различным странам Европы, побывала в Египте, Персии, Сирии, Канаде, Мексике, Индии, Сингапуре, США и др. В 1851 г. в Лондоне произошла встреча Б. с ее Учителем — Махатмой Мориа, потомком властителей Пенджаба в Индии, главой эзотерической (тайной) философской школы Белого братства одного из монастырей Тибета. С этого времени начался путь земного ученичества Б., необходимым условием к-рого было подчинение своей физической природы целям духовного совершенствования. После долгого периода испытаний, обязательного для всех учеников, Б., в возрасте 33 лет, была допущена в один из Ашрамов (Община философов-аскетов) Белого братства в Гималаях, где в течение 3 лет под руководством Учителей-Махатм проходила специальное обучение для раскрытия способностей к овладению Тайным знанием. В 1880 г. она получила посвящение в эзотерический (тайный) буддизм («Доктрина Сердца»), к-рое состоялось в Галле, на Цейлоне. По поручению Махатм, Б. была первым вестником сокровенного знания на Западе. С этой целью она совместно с американцем Г. С. Оль-коттом создала в 1875 г. в Нью-Йорке Теософическое об-во (см. Теософия), центр к-рого в 1879 г. был перенесен в Индию, сначала в Бомбей, а с 1882 г. в Адьяр (предместье Мадраса), где он находится до сих пор. Теософическое об-во ставило своей целью: 1) распространение принципов духовного единения человечества и всеобщего братства; 2) сравнительное изучение древн. религий и философии для воссоздания единой этической системы; 3) исследование психических феноменов с целью предотвратить распространение спиритизма. Развитие теософического движения встретило неприязнь со стороны клерикальных кругов об-ва, а также поклонников спиритизма. Б. обвинили в фальсификации психических феноменов, вызываемых ею для доказательства теософских идей. В 1887 г. она переехала в Лондон, где в следующем году открыла Эзотерическую школу и типографию по изданию теософской литературы. Идеи эзотеризма были переданы Б. в кн.: «Разоблаченная Изида» (в 2 т., 1877), «Тайная Доктрина» (в 2 т., 1888), «Ключ к теософии» (1890) и др.; в статьях, опубликованных в журн. «Теософист», «Путь», «Лотос», «Люцифер [Носитель Света]». Изложение основ космогенезиса и антропогенезиса с т. зр. теософии дано в «Тайной Доктрине». Однако, по мнению Б., только часть переданного эзотерического знания доступна интеллектуальному осмыслению — «ключ повернут лишь один раз». Второй «поворот ключа» зависит от степени духовного развития человека и его способностей к интуитивному («сердечному») познанию. Основу эзотерической доктрины Б. составляют следующие положения: 1) Существует единая, трансцендентная, не имеющая атрибутов безличная реальность, или Абсолют, к-рый беспределен во времени и в пространстве, включает в себя все и вся и не подлежит к.-л. описанию. В сфере объективности абсолютное единство проявляет себя Предвечной Космической субстанцией (Мулапракрити), а в мире метафизики — Духом Вселенной, Космической Мыслеосновой, или Логосом. Он составляет основу субъективной стороны проявленного бытия и является источником всех проявлений индивидуального сознания. «Логос — это зеркало, отражающее Божественный Разум, Вселенная же является зеркалом Логоса». 2) В Космосе господствует иерархический принцип — низшее подчиняется высшему. Логос, или Высшее Творческое Начало, представлен созидательными Иерархиями Космического Разума, к-рые направляют к совершенствованию проявленные формы Вселенной. 3) По сравнению с Абсолютом Вселенная является иллюзией, великой Майей, к-рая вместе с тем достаточно реальна сама по себе. 4) Субстанциальную основу Вселенной представляет единство Духо-Материи, к-рое сохраняется на всех уровнях дифференциации Космического Бытия. Сознание — это сублимированная материя, а материя — кристаллизованный дух. Сознание (дух, энергия) является всепроникающим жизненным принципом, к-рый, одухотворяя материю, дает импульс к ее проявлению. Т. обр., любая форма материи обладает жизнью, к-рая с уничтожением одной материальной формы переходит в др. Процесс дифференциации Духо-Материи осуществляется в соответствии с принципом семеричности, к-рому подчинено все сущее в природе. Во Вселенной семь планов Космического бытия. Каждый из них образован материей соответствующей плотности. Наиболее плотноматериальным признан физический план, по отношению к к-рому остальные миры, называемые тонкоматериальными, в восприятии человека являются различными состояниями сознания. Все миры взаимопроникают друг в друга и образуют единое мироздание. Согласно закону аналогии («вверху, как внизу»), метафизическая структура личности повторяет семеричное строение Вселенной и отражает существующие планы Космического бытия. Деятельность большинства людей проходит в трех низших мирах — физическом, астральном, ментальном, каждый из к-рых, в порядке перечисления, образован материей более высокого уровня вибраций. Следующие два плана Космического бытия или сознания — духовный (Буддхи) и нирванический (Атма) — достижимы для людей, опередивших в своем духовном развитии человечество. Остальные два Божественных плана — Анупадака (план высших существ, порожденных семью лучами Логоса) и Ади (план первого Логоса) — доступны пониманию только посвященных. 5) Космос находится в состоянии постоянного развития, изменения, к-рое имеет спиралеобразный цикловой характер. Эволюция Космоса — это постепенное раскрытие в вечности единой абсолютной реальности, к-рая обнаруживает себя в своих проявлениях. Закон эволюции предполагает вечное чередование Манвантар (периодов активного проявления Вселенной) и Пралай (периодов существования непроявленного Космоса). Каждое новое пробуждение Космоса после Пралайи начинается с воспроизведения состояния, достигнутого в конце предыдущей Манвантары, и продолжается как единый процесс. Творчество Вселенной осуществляется при помощи Монад, к-рые являются носителями единства бытия и по своей субстанциальной природе соответствуют лучу Абсолюта. Прежде чем начать эволюцию, Монада — луч Абсолюта, проходит через инволюцию — нисходит с высших космических планов бытия в низшие планы, ограничивая свое проявление материальными формами для обретения самосознания, тождественного условиям этого уровня бытия. Затем Монада, обогащенная полученным опытом, возвращается в высшие сферы существования, освобождаясь при этом от сковывающих ее плотноматериальных форм и заменяя их тонкими состояниями. 6) Эволюция человека аналогична эволюции др. царств природы. До сих пор развитие человека осуществлялось в пяти Коренных Расах, к-рые эволюционировали вместе с планетой. В нисходящей ветви эволюции первых четырех Коренных Рас изменения происходили в сторону уплотнения эфирооб-разной формы и развития разума при ослаблении духовности. Большая часть совр. человечества заканчивает эволюцию в Пятой Коренной Расе и готовится вступить в Шестую. Она, как и следующая за ней Седьмая, будет более духовной по сравнению с Пятой Коренной Расой, в к-рой развитие земного рассудка достигло высшего проявления. В течение будущих трех Кругов эволюции (всего их семь) человечество, подобно планете, на к-рой оно живет, должно достигнуть высшего духовного состояния, возможного в данной эволюции. 7) Эзотерический смысл Космической эволюции заключается в осуществлении идеи духовного Единства на всех уровнях бытия между всеми созданиями Вселенной, поскольку все сущее в природе едино по своему происхождению, по способу эволюции и по общей цели своего развития. Отношение рус. общественности кон. XIX — нач. XX в. к идеям Б. было представлено широким спектром мнений: от прямого обвинения в шарлатанстве и лицемерии (Вс. С. Соловьев, 3. А. Венгерова), через сдержанное признание ее заслуг и значимости теософического знания (Вл. С. Соловьев, Мережковский, Вяч. Иванов, Бердяев) до их популяризации Российским Теософским об-вом. Идеи Б. получили логическое продолжение в учении Живой Этики (Агни Йога), оказали влияние на развитие рус. космизма, антропософии.

Соч.: Закон причин и последствий, объясняющий человеческую судьбу (Карма). Л., 1991; Из пещер и дебрей Индостана. М., 1991; Ключ к теософии. М., 1993; Новый Панарион. М., 1994; Разоблаченная Изида: Т. 1: Наука; Т. 2: Теософия. М., 1992; Свет на пути; Голос безмолвия; Семь врат; Два Пути: Из «Книги золотых Правил» (обнародовано Блаватской Е. П.). Киев, 1991; Скрижали Кармы. М., 1994; Тайная Доктрина: Т. 1: Космогенезис; Т. 2: Антропогенезис; Т. 3: Нет религии выше Истины. Л… 1991; Теософия и практический оккультизм. М., 1993; Смерть и бессмертие. М, 1998; Теософский словарь. М, 1998.

Лит.: Соловьев Вс. С. Современная жрица Изиды: Мое знакомство с Е. П. Блаватской и «Теософическим обществом». М., 1994; Теософия и Богостроительство (Стенографический отчет заседания Религиозно-философского общества 24 ноября 1909 г.) // Вестник теософии. Спб., 1910. № 2; Весть Е. П. Блаватской // Сб., сост. и ред. Л. Н. Засорина. Л., 1991 \Жечихов-ская В. П. Радда-Бай. Правда о Блаватской. М., 1992,Нэф Мэри К. Личные мемуары Е. П. Блаватской. М., 1993; Елена Петровна Блаватская. Биографические сведения. Харьков, 1991; Па-зилова В. /7. Современная ли «жрица Изиды»? М., 1991; Е. П. Блаватская и предсказание научных открытий XX века // Вестник теософии. М., 1992. № 1.

Л. И. Крашкина

БЛАГОГОВЕНИЕ — понятие, определяющее глубокое уважение к Богу, как в помыслах, так и поступках. По своему содержанию оно неотделимо от благочестия как религиозного чувства. После крещения Руси в 988 г. это понятие заняло одно из центральных мест в рус. мысли. Как отмечал Зеньковский, особенностью православного аскетического благочестия было стремление не к отвержению, а к преображению и освящению мира. Флоровский писал, что сама рус. икона свидетельствует «о сложности и глубине, о подлинном изяществе древнерусского духовного опыта». Образцом Б. для рус. человека был Сергий Радонежский, с его еще отроческой безраздельной отданностью Богу. Свой вклад в сохранение подлинного благочестия церкви внесло старообрядчество. Характерным для православно-христианского понимания благочестия было творчество А. С. Хомякова, с его живой и глубокой личной религиозностью. Видимая церковь была для него первореальностью, «соборностью», проявлением церкви невидимой, в к-рой каждый человек в Б. и духовном единении с др. людьми и с Богом находил себя. Киреевский, постоянно общавшийся со старцами Оптиной пустыни и обладавший подлинным религиозным опытом, суть веры, коренящейся во внутреннем средоточии личности, усматривал в единении личного духа, в его цельности (и даже «всей цельности человека» с Богом). Одной из сокровенных тем Достоевского было постижение силы человеческого покаяния, добра и благочестия. Согласно К. Н. Леонтьеву, ценна только та любовь к людям, к-рая питается из христианской веры, Б. перед Богом. В нравственной философии В. С. Соловьева («Оправдание добра», 1897) Б. наряду с жалостью и стыдом является одной из вечных основ человеческой нравственности, коренящихся в природе человека. Оно выражает должное, любовное отношение человека к высшему началу, внутреннее подчинение и преклонение перед ним и составляет «индивидуально-душевный корень религии». Вера в Бога, неотделимая от веры в объективное значение добра в мире (поскольку Бог и есть абсолютное Добро), является «естественной религией» и позволяет человеку делать добро сознательно и разумно, ибо воля Отца, согласно Соловьеву, говорит через разум и совесть человека. Однако не всякая вера вполне совпадает с истинным Б., а только та, предмет к-рой является достойным, и лишь в случае достойного отношения к такому предмету. Б. и благодарность человека по отношению к Богу неразрывно связаны с Б. по отношению к предкам, через к-рых (в смысле наследственности и созданной предками среды) высшая воля определила существование данного человека, и с Б. по отношению к «провиденциальным» людям, продвигавшим человечество по направлению к со-1 вершенству. Настоящее Б., согласно Соловьеву, не зависит от знания к.-л. теологических, религиозно-философских или научных учений, а есть факт реального, действительного ощущения человеком присутствия и действия в нем Божества. Субъективную неправду неве- i рующих людей Провидение стремится также оправдать, направляя их энергию на полезные земные дела. Окончательный нравственный смысл жизни, или совершенное Добро, Соловьев определяет как триединство «любви нисходящей» (по отношению к материальной природе), «любви уравнивающей» (по отношению к людям) и «любви восходящей», или высшего Б., любви к Богу, обусловливающей первые два вида любви. Флоренский сущность Б., или любви к невидимому Богу, понимал как пассивное открытие сердца человеческого перед Богом и ожидание активного ответного откровения, нисхождения энергий Божественной любви. Глубокое понимание природы Б. встречается также в работе Франка «Смысл жизни» (1926): в этом чувстве человек открывает единство парализующего страха перед бездонной и беспощадной бездной бытия и гармонии, радостного покоя перед величием и неизъяснимой полнотой того же бытия. «Благоговение, — писал он, — есть „страх Божий“, страх, дарующий слезы умиления и радость совершенного покоя и последнего приюта». В понимании Н. О. Лосского в живом религиозном опыте, наполненном чувством Б., Бог, или Божественное Сверхчто, открывается не только как абсолютная полнота бытия, но и как наиболее совершенная ценность. С т. зр. Н. О. Лосского, религиозность является «основной, наиболее глубокой чертой» характера рус. народа.

Л ит.: Мистическое богословие. Киев, 199\;Киреевский И. В. Избранные статьи. М., 1984; Леонтьев К Н. Собр. соч.: В 9 т. М, 1912–1913; Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1; Флоренский П. А. Соч.: В 2 т. М., 1990; Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1992;ЛосскийН. О. Условия абсолютного добра. М., 1991; Schultze В. Russische Denken. Wien, 1950.

В. Л. Курабцев

БЛОК Александр Александрович (16(28). 11.1880, Петербург — 7.08.1921, Петроград) — поэт, драматург, публицист. Сын А. Л. Блока. Детские годы провел в семье деда с материнской стороны — ректора Петербургского ун-та, известного ботаника А. Н. Бекетова. По окончании гимназии (1899) поступил на юридический ф-т Петербургского унта, в 1901 г. перевелся на историко-филологический ф-т, к-рый и окончил в 1906 г. Формирование Б. как поэта происходило в эпоху, когда, по его словам, «на великую философскую борьбу вышел гигант — Соловьев», «осыпались пустые цветы позитивизма, и старое древо вечно роп-чущей мысли зацвело и зазеленело метафизикой и мистикой» (Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. С. 23). В ун-те Б. «почувствовал большую „близость“ к философии» (письмо отцу, 8.II. 1902. Там же. Т. 8. С. 28). («Пред ним встают идей Платона / Великолепные миры» (черновые наброски к поэме «Возмездие». Там же. Т. 3. С. 470). Погружение в мир идей античного мыслителя дает творческие импульсы молодому поэту, о чем свидетельствует уже первый цикл его стихов «Апге Lucem». Художественной интерпретацией платоновских идей о двоемирии, духе и плоти, «душе мира», божественном творчестве являются также не включенные автором в поэтические циклы стихотворения «Поэма философская. Первые три посылки» (1900) и «Последняя часть философской поэмы» (1901). Эти идеи, воспринятые через учение В. С. Соловьева о Вечной Женственности как гармонии красоты и добра, нашли отклик у Б. Поэт пытался даже «положить основание мистической философии» своего «духа», выделив в качестве наиболее установившегося начала — женственное, намеревался искать его обоснование в философии, теологии, литературе, религиях, о чем свидетельствует развернутая дневниковая запись 26 июня 1901 г. (Там же. Т. 7. С. 48). Однако намеченное «Эгоистическое» исследование так и не было создано, ибо философия как система логических выкладок мало привлекала поэта. Преломленные через призму мифопоэтического видения философские идеи Соловьева нашли свое воплощение в поэтическом творчестве Б. «Стихи о Прекрасной Даме», посвященные Л. Д. Менделеевой (дочери Менделеева), будущей жене Б., ввели его в круг символистов (т. наз. символистов «второй волны» — соловьевцев). С последними Б. сближали общие идейные истоки — связь с учениями Платона и неоплатоников, Шеллинга, Шопенгауэра, Ницше, Р. Вагнера и Соловьева. Вслед за Соловьевым младосимволисты, и Б. в их числе, выдвигали на первый план интуитивное начало в гносеологии, рассматривали поэзию как особую форму познания. Б. были близки панэстетизм символистских теорий, идеи духовного синтеза, теургии, представление о преобразующей мир силе искусства, образ художника-демиурга. Творчество Б. вносило вклад в разработку символистской эстетики «соответствий», вырастающей из платоновской идеи двоемирия. Но, тесно связанный с литературно-философским течением символизма, Б. далеко не все принимал в творчестве ближайшего литературного окружения. Его отталкивало «навязывание мертвых схем, вроде параллелей, проводимых между миром языческим и миром христианским, между Венерой и богородицей, между Христом и антихристом», к-рое он характеризовал как «занятие книжников и мертвецов» и «великий грех перед нравственно измученными и сбитыми с толку людьми» (Там же. Т. 6. С. 76). Его привлекала «синтетическая и огненная идея», лежавшая в основе мировоззрения рус. мыслителей XVIII–XIX вв. — «причудливое сплетение основного вопроса эры — социального вопроса с умозрением, с самыми острыми вопросами личности и самыми глубокими вопросами о боге и мире» (Там же. С. 139). Революция 1905 г., по словам Б., ускорила его отход от «мальчишеской мистики». На первый план в его творчестве выдвигается социально-философская тема (цикл стихотворений «Город», лирические драмы «Незнакомка», «Король на площади», «Балаганчик», 1906). В 1907–1908 гг. Б. ведет критическое обозрение в журн. «Золотое руно»; в литературно-критических, эстетических и публицистических работах поднимает проблемы взаимоотношения народа и интеллигенции, России и Запада, размышляет об истории культуры и совр. ее состоянии, о «машинном» прогрессе и «трещине» между человеком и природой, о назначении художника. Новое понимание искусства и роли художника отразилось в критике концепций «нового искусства», в апелляциях к гуманистическому наследию рус. литературы XIX в., в высказываниях о необходимости сближения с реализмом. На смену пантеистическим символам «Мировая душа», «Вечная Женственность» приходят новые — «Стихия», «Дух музыки», а позднее — «Мировой оркестр», «Музыка революции», восходящие к прежним, но освобожденные от мистической догматизации. «Антиму-зыкальньтм», механистическим началам жизни поэт противопоставляет культуротворческую деятельность человечества. Осн. теоретические воззрения Б. дореволюционной эпохи отражены в статьях: «Девушка розовой калитки и муравьиный царь» (1906), «О реалистах» (1907), «О лирике» (1907), «Солнце над Россией» (1908), «Народ и интеллигенция» (1908), «Вопросы, вопросы и вопросы» (1908), «Три вопроса» (1908) и др. Темы исканий рус. интеллигенции, конфликт «культуры» и «цивилизации», музыкального и антимузыкального начал мира, творческого духа и бездуховного механистического существования становятся идейным ядром не только философской прозы Б., но и его поэзии (поэмы «Песня судьбы», «Возмездие», драма «Роза и крест»; цикл «На поле Куликовом», стихотворение «Художник» и др.). В нек-рых своих лирических медитациях он поднимался до осмысления коренных проблем бытия. Стихотворения «С мирным счастьем покончены счеты…» (1910), «Авиатор» (1910–1912), «Миры летят. Года летят. Пустая…» (1912), «Есть игра: осторожно войти…» (1913), разрабатывающие тему движения миров, полета планет, места человека, его души в бесконечности пространства и времени, являются не только образцами философской лирики, но и частью теории рус. космизма. Б. был в числе тех интеллигентов, кто принял Октябрьскую революцию. Он стал автором первой революционной поэмы «Двенадцать» (1918), в литературно-публицистических работах призывал интеллигенцию к строительству новой «синтетической» культуры, сам непосредственно включился в это строительство. Осн. его философско-эстетические и культурологические работы советского периода, написанные в 1918–1919 гг., следующие: «Интеллигенция и революция», «Искусство и революция (по поводу теории Рихарда Вагнера)», «Письмо о театре», «Катилина», «Крушение гуманизма», «Об исторических картинах», «О романтизме». В них Б. оставался верен прежним идеям — о стихии как первооснове всякого жизненного явления, о жизнетворческой, преображающей мир силе искусства и всенародном искусстве, преодолевающем отчуждение между художником и народом.

С о ч.: Поли. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 1997–2003. Т. 1–7 (продолж. изд.); Собр. соч.: В 8 т. М., 1960–1963; Записные книжки. М.; Л., 1965; Об искусстве. М., 1980; Андрей Белый и Александр Блок. Переписка, 1903–1919. М., 2001.

Лит.: Литературное наследство: Александр Блок: Новые материалы и исследования: В 4 кн. М., 1980–1987. Т. 90. Кн. 1–4; Машбиц-Веров И. М. Русский символизм и путь Александра Блока. Куйбышев, 1969. Спивак Р. С. А. Блок. Философская лирика 1910-х годов. Пермь, 1978; Максимов Д. Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1981; Громов П. П. А. Блок, его предшественники и современники. Л., 1986; Крохина Н.П. Мифопоэ-тизм Ал. Блока в контексте символистского мифомышления // Известия АН. Сер. литературы и языка. 1990. Т. 49. № 6. С. 515–526; Исупов К. Г. Историзм Блока и символистская мифология истории // Александр Блок: Исследования и материалы. Л., 1991. С. 3–21; Смирнова Г. А. А. Блок. К описанию «картины мира»//Поэтика и стилистика. 1988–1990. М., 1991. С. 156–165; Белый А. О Блоке. М., 1997; Магомедова Д. М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. М., 1997. Минц 3. Г. Поэтика Александра Блока. Спб., 1999; Приходько И. С. Александр Блок и русский символизм: мифопоэтический аспект. Владимир, 1999; Александр Блок: pro et contra. Личность и творчество Александра Блока в критике и мемуарах современников: Антология. Спб., 2004.

А. Сугай

БЛОК Александр Львович (20.10(1.11). 1852, Псков -18.11 (1.12). 1909, Варшава) — правовед, социальный философ. Отец Л. А. Блока. В 1875 г. окончил юридический ф-т Петербургского ун-та. Через год успешно выдержал магистерский экзамен и вскоре получил кафедру государственного права в Варшавском ун-те. В 1880 г. Б. защитил магистерскую диссертацию «Государственная власть в европейском обществе. Взгляды на политическую теорию Лоренца Штейна и на французские политические порядки», к-рая вышла в виде отдельной книги в Петербурге. В данной работе он исходит из материалистического тезиса, согласно к-рому «общий ход социальной политики определяется экономическими условиями», и развивает в связи с этим ряд положений соотношении государства и классов. В условиях противоречивости классовых интересов и тем самым неизбежности классовой борьбы государство, по Б., должно сделать выбор в пользу капиталистических собственников наиболее влиятельного с экономической т. зр., а значит, господствующего класса. Поддержка именно этого классового интереса создаст нормальные условия для взаимо действия правительственной власти и представительных учреждений и в конечном итоге для функционирован всего об-ва. В 1884 г. Б. выпускает кн. «Политическая литература в России и о России», к-рую определяет как вступление к курсу государственного права, прочитанного Варшавском ун-те в 1883/84 учебном году. В ней он анализирует взгляды на рус. историю крупнейших представителей общественной мысли и обращается к проблем не только государственного права, но и социальной философии. Б. делает вывод, что важны не «формы правления», а «вся совокупность как юридических, так и фактических отношений, существующих в отдельных стран между властью и обществом…». Только через призму этих отношений можно понять рус. историю, на протяжен к-рой не только самодержавная власть определяла развитие об-ва, но и об-во составляло некую «среду», оказывавшую сильное воздействие на самодержавие. Зт «среда» состояла из трех общественных слоев: народной массы (или т. наз. простого народа), образованного слоя (или т. наз. интеллигенции) и населения «окраин». Совокупность специфических и очень различных политических интересов и влияний на государственную власть определяло уникальный характер российского об-ва российской государственности, резко отличавшихся, п Б., от форм вост. и зап. абсолютизма. В последние годы жизни Б. работал над оставшимся незаконченным трудом «Систематика наук». Б. оставил после себя мало печатных произв., и поэтому мн. его мысли и концепции остались достоянием только слушателей его лекций. Пр же и руководителем кафедры государственного пра Варшавского ун-та он оставался вплоть до своей смерти.

С о ч.: Государственная власть в европейском общее Взгляд на политическую теорию Лоренца Штейна и на французские политические порядки. Спб., 1880; Политическая литера в России и о России: Вступление в курс русского государственнго права. Варшава, 1884; Русское государственное право: Записки по лекциям проф. А. Л. Блока, 1902/03 г. Варшава, 1902; Об отн шении научно-философских теорий к практической государ ственной деятельности // Вестник Моск. ун-та. Сер. 12: По тические науки. 2003. № 6.

Лит.: Спекторский Е. В. Александр Львович Блок, го дарствовед и философ. Варшава, 1911; Березарк И. В. Александра Блока // Русская литература. 1977. № 3.

БЛОНСКИЙ Павел Петрович (14(26).05.1884, Киев -15.02.1941, Москва) — психолог, философ, педагог. Учился на историко-филологическом ф-те Киевского ун-та; будучи студентом, переводил тексты Платона и др. древне-греч. философов. Магистерская диссертация Б. посвящена философии Плотина. В Киеве Б. выпустил книги «Проблемы реальности у Беркли», «Этическая проблема у Эд. Гартмана», работы по философии кон. XIX — нач. XX в. В трудах по античной философии опровергал устоявшиеся представления о Пармениде (доклад о нем на заседании Психологического об-ва в 1916 г. в Москве вызвал широкую дискуссию из-за своей нетрадиционности), Гераклите, неоплатониках; писал оригинальные труды о Р. Декарте, Б. Спинозе, Ж. Ж. Руссо. Являясь учеником Челпанова. проявил глубокий интерес к психологии. Когда в 1907 г. Челпанов был приглашен в Московский ун-т, он взял с собой и Б. В Москве Б. наряду с философией начал активно заниматься педагогической психологией и историей педагогики, мн. из идей им были апробированы в ходе преподавательской деятельности. В 1913 г. он стал приват-доцентом Московского ун-та, кроме того, преподавал дисциплины социально-педагогического цикла в Ун-те Шанявского. Был близок партии эсеров, после февраля 1917 г. стал на позиции большевиков. Выступая за демократические основы системы образования, Б. видел возможность их создания в социалистической перспективе. Еще до октября 1917 г. он выпустил брошюры «Почему все трудящиеся должны стать социалистами», «Школа и общественный строй». В 1919 г. Б. становится основателем и руководителем Московской академии народного образования (с 1921 по 1924 г. — Академии социального воспитания). В 1930–1941 гг. он работает в Ин-те психологии, проводя исследования в области психологии памяти и психологии желаний. Занимаясь разработкой проблем педологии, пока она не была запрещена в нач. 30-х гг., выступал за комплексный подход к изучению ребенка, и соответственно к практике воспитания, опираясь при этом на философски обоснованные представления о познавательных и воспитательных процессах. Так, он создал генетическую (стадиальную) теорию памяти, согласно к-рой стадия памяти выступает и как этап развития человека и его мышления, что и отражается на его отношениях к действительности. Его вариант педологии отличался поэтому углубленной философской проработкой и был гуманизированным по своему характеру в отличие от сугубо инструменталистских и бихевиористских вариантов, свойственных мн. зап. основателям педологии. В педологических изысканиях Б. своеобразно отразились его работы по неоплатонизму, в к-рых он пытался исследовать вопрос: как появляется новая вещь или новое качество? Это видно и в определении им педологии как «науки о возрастном симптомокомплексе детства — эпохи прогрессирующего роста» (Возрастная педология // Педагогическая энциклопедия. М., 1927. Т. 1. С. 154). Философские взгляды Б. резко менялись: от идеализма (в духе Платона и Плотина) к механицизму (в духе Декарта), а затем к волюнтаризму (под влиянием занятий психологией); принял он и марксизм, хотя специальных работ по философии материализма не писал. Наиболее ценным в историко-философских исследованиях Б. было глубокое проникновение в первоистоки философии — древнегреч. мысль. Так, в работе «Философия Плотина» (1918) взгляды Плотина и его последователей выводились из мифологии; доказывалось, что мифология — основа совр. философии (идеалистической). «Последняя оказывалась не чем иным, как модернизированной мифологией» (Блонский П. П. Мои воспоминания. М., 1971. С. 131). Обращение к философии нашло выражение в исследовании Б. конкретных проблем в педагогике и психологии, в изучении особенностей возрастного развития, характера и социальной природы образования и воспитания.

Соч.: Современная философия. М., 1918–1922. Ч. 1–2; Философия Плотина. М., 1918; Очерк научной психологии. М., 1921; Педология. М., 1925; Память и мышление. М., 1935; Психологический анализ припоминания. М., 1940; Психология и желания. М., 1965; Избр. пед. произв. М., 1961; Избр. психол. произв. М., 1964; Избр. пед. и психол. соч.: В 2 т. М., 1979.

Л и т.: Степунина О. А. Педагогическая концепция П. П. Блонского и современность // Педагогика. 1995. № 3.

И. Е. Задорожнюк

БОБРОВ Евгений Александрович (24.01(5.02). 1867, Рига — 12.03.1933, Ростов-на-Дону) — религиозный философ, писатель, публицист и критик. Последователь Г. Лейбница и Г. Тейхмюллера, сторонник панпсихизма Козлова, Б. перевел на рус. язык «Монадологию» Лейбница (см.: Труды Московского психологического общества. 1890. Т. 4), посвятил лейбницианству ряд исследований. По окончании Дерптского (Юрьевского) ун-та, где занятия по философии проходили под руководством проф. Г. Тейхмюллера, Б., защитив диссертацию «Отношение искусства к науке и нравственности» (1895), получил должность доцента этого ун-та. После 1898 г., когда ему была присвоена степень кандидата рус. словесности за диссертацию о Веневитинове, он работал проф. Казанского ун-та, а с 1906 г. — Варшавского. После 1917 г. — проф. Донского ун-та (Ростов-на-Дону). Осн. труды Б. посвящены популяризации персонализма и панпсихизма, но он не ограничивался ролью популяризатора и комментатора идей Тейхмюллера и Козлова, а пытался развить собственную систему «критического индивидуализма». В этой системе идея индивидуализма оказывалась приоритетной потому, что, полагал Б., в своем самосознании человек находит себя прежде всего в качестве отдельной сущности или индивида. Т. обр., исходным пунктом его панпсихизма являетсялмч-ность. Вместе с тем большое внимание он уделял анализу онтологических проблем, ибо «вопрос о бытии есть центральный вопрос всей метафизики» (Бытие индивидуальное и бытие координальное. Юрьев, 1900. С. 98). К типам бытия — идеальное, реальное и субстанциальное (по Тейхмюллеру) — он добавлял бытие координальное. Координация, по Б., - это верховная форма бытия. Все в мире существует во взаимосвязи, индивидуальные элементы — отдельные субстанции, акты души, элементы сознания и т. д. связаны воедино. «Мысль есть координация элементов сознания. Личность есть координация функций между собою и с „я“. Вселенная есть координация существ между собою и с Богом» (Там же. С. 154). В соч. «О понятии искусства» (Юрьев, 1894), анализируя художественное творчество, Б. делает вывод, что оно не координирует элементы сознания в соответствии с категориями и потому не является мышлением. Б. - автор значительного числа работ по истории философии и рус. словесности. Им опубликовано 6 сб. под общим названием «Философия в России. Материалы, исследования и заметки» (1899–1902). По его мнению, развитие философии в России протекало по двум руслам. Первое — это «школьная философия», преподававшаяся в ун-тах, гимназиях, духовных академиях и семинариях и объединявшая такие философские направления, как схоластика, вольфианство, различные оттенки универсализма. Второе включает в себя философские течения, популярные в среде рус. интеллигенции. Такую роль «философии всех образованных» в XVIII в. играли материализм («вольтерьянство»), мистика и масонство; во 2-й пол. XIX в. — материализм, социализм, позитивизм и спиритизм. Эти философские учения отражались на страницах периодических изданий и имели хождение в различных кружках. Сборники содержат как характеристики творчества отдельных рус. мыслителей, так и подробную библиографию их соч.

Соч.: Новая реконструкция монадологии Лейбница. Юрьев, 1896; О самосознании. Казань, 1898; О понятии бытия. Казань, 1898; Бытие индивидуальное и бытие координальное. Юрьев, 1900; Философия в России. Казань, 1899–1902. Вып. 1–6; Философские этюды. Варшава, 1911. Т. 1–4; Историческое введение в логику. Варшава, 1913; Историческое введение в психологию. Спб.; Варшава, 1913; Заметки по истории русской литературы, просвещения и культуры. Варшава, 1913; История новой философии. Варшава, 1915.

Л. В. Фирсова

БОГАТОВ Виталий Васильевич (18.01.1925, д. Чечевило-во Московской обл. — 2.04.1997, Москва) — историк рус. философии, д-р философских наук, проф. Участник Великой Отечественной войны. Вся его жизнь связана с Московским ун-том. Сразу после демобилизации он поступил на философский ф-т МГУ, где специализировался по истории рус. философии. По окончании университета был оставлен в аспирантуре, а после защиты диссертации в 1953 г. стал преподавателем кафедры истории рус. философии (с 1955 по 1991 г. истории философии народов СССР). В 1972 г. защитил докторскую диссертацию — «Философия П. Л. Лаврова». Многие годы работал зам. декана ф-та по научной работе. Все годы работы в ун-те Б. читал на ф-те полный курс истории рус. философии, активно участвовал в разработке наиболее острых (в те годы) проблем отечественной философии. Первые его теоретические работы посвящены исследованию философских взглядов петрашевцев, деятелей демократического движения 60-х гг. XIX в. Одним из первых в СССР Б. стал исследовать философские взгляды рус. теистов, что отразилось в его участии в пятитомной «Истории философии в СССР». Во 2-м и 3-м томах, вышедших в 1968 г., ему принадлежат материалы о философских взглядах Погодина, Шевырева, проф. духовных академий Голубинс-кого, Сидонского, В. Н. Карпова, Новицкого, Гогоцкого, Юркевича. Б. был одним из ведущих специалистов в области идеологии народничества. Его докторская диссертация явилась первым монографическим исследованием философии Лаврова, активно сотрудничавшего с I Интернационалом Маркса и Энгельса. Во всех работах Б., посвященных народничеству, обращено особое внимание на философскую составляющую этой идеологии, на критику упрощенческих подходов к анализу этого сложного и разностороннего движения рус. общественности.

Соч.: Основные черты мировоззрения выдающихся представителей движения петрашевцев. М., 1958; М. И. Михайлов — мыслитель и революционер. М., 1959; Социологические взгляды Н. А. Серно-Соловьевича. М., 1961; Философия П. Л. Лаврова. М., 1972; М. В. Ломоносов; Просветители; Декабристы; Теизм и официальная народность; Н. А. Добролюбов; П. Л. Лавров // История русской философии: В 2 т. (на англ. яз.). Буффало, 1993.

А. Т. Павлов

БОГДАНОВ (наст. фам. Малиновский) Александр Александрович (10(22).08.1873, г. Соколка Гродненской губ. -7.04.1928, Москва) — философ и социальный мыслитель, естествоиспытатель, политический деятель. По образованию врач. Со студенческих лет участвовал в революционном движении: вначале как народник, с 1896 г. — социал-демократ; в 1903 г. примкнул к большевистскому крылу. На III–V съездах избирался в состав ЦК. Первое время тесно сотрудничал с Лениным, хотя и расходился с ним в философских вопросах, что было связано прежде всего с увлечением Б. энергетизмом Оствальда, а затем эмпириокритицизмом Э. Маха. Вскоре эти расхождения приобретают и политический характер. Прагматически гибкой тактике Ленина Б. противопоставлял принцип чистоты пролетарской «психоидеологии». С этих позиций он выступал, в частности, против участия пролетарских революционеров в легальных организациях. Окончательный разрыв с Лениным ускорила организация Б. и его единомышленниками партийных школ на Капри и в Болонье, к-рые должны были стать кадровыми центрами богдановской фракции. В работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин «отлучает» его от марксизма, а затем добивается его исключения из партии (1909). Влияние Б. до нек-рой степени восстановилось лишь после Октябрьской революции, когда он становится ведущим идеологом Пролеткульта — достаточно массовой (в 1920 г. до 400 тыс. членов) организации, претендующей на роль монопольного хранителя «пролетарской культуры» в ее наиболее законченных и освобожденных от буржуазного влияния формах. Однако после резко критических выступлений Ленина, озабоченного культурным нигилизмом Пролеткульта, тенденцией к полной его независимости от партии, возвращение Б. к политической деятельности оказывается закрытым и он целиком отдается научному творчеству. Б. участвует в работе Коммунистической академии, продолжает социологические и социально-философские исследования, вносит значительный вклад в развитие гематологии и геронтологии. В 1926 г. Б. организовал и возглавил первый в мире Институт переливания крови; погиб, поставив на себе научный опыт. Как мыслитель Б. довольно рано проявил склонность к конструированию всеохватывающей философской системы, дающей целостную картину мира. Основу этого философского синтеза он видел в «социальном материализме» К. Маркса, однако марксистское учение понимал своеобразно — в виде некой матрицы, заполняемой «новейшими течениями мысли». Философия Р. Авенариуса представляла, по Б., «наиболее законченное и строгое выражение духа критики в познавательном отношении к действительности» (Эмпириомонизм. М., 1905. Кн. 1. С. 8). Но его не удовлетворяло то, что эта философия так и не смогла устранить дуализма физического и психического. Пытаясь снять указанную двойственность, Б. предложил рассматривать физический и психический ряды как субстанциально тождественные и различающиеся только по типу своей организации. Физическое Б. трактует как «социально-организованный опыт», психическое же, с его т. зр., надо рассматривать как опыт сугубо личный, индивидуальный, еще не вошедший органической составной частью в коллективно выработанные системы представлений. Понятие социально-организованного опыта выводит Б. на проблему социально-исторической обусловленности познания, в результате чего и возникает потребность в использовании понятийного аппарата марксизма. Ссылаясь на Маркса, Б. рассматривает процесс познания как смену идеологических форм. В этом процессе идея принципиальной однородности физического и психического опыта выражает коллективизм как основополагающий принцип миропонимания пролетариата и противостоит индивидуалистическому социальному опыту буржуазии, центрированному вокруг личного «Я». Т. обр., теоретическая деятельность Б. - это в значительной мере попытка развивать марксизм, находясь одновременно вне его. При этом Б. не просто «дополняет», «разбавляет» марксистские положения махистскими, он как бы одновременно пребывает сразу в двух «теоретических средах». Роль связующего звена между собственно махизмом и определенной интерпретацией марксизма играет у него понятие организации, к-рое существует как бы в двух ипостасях — как категория «критики опыта» и как обобщающее определение социально-исторической деятельности человека. Свое творчество Б. рассматривает как реализацию марксовой программы революционной философии, берущей действительность в форме живой, конкретной практики. Маркс, считал он, выполнил эту задачу в области социального познания. Но ее предстоит еще решить «в общефилософском масштабе», включая сюда и познание природы. Эту роль и призвана, по Б., выполнить разработанная им концепция эмпириомонизма. Рассматривать мир явлений как социальную практику, считал Б., -значит видеть в нем поле коллективного труда, где сталкиваются человеческая активность и стихийные сопротивления объективно существующих вещей. Все формы, к-рые принимает действительность, суть не что иное, как различные сочетания активностей и сопротивлений. Эту универсальную схему действительности Б. характеризует как всеорганизационную т. зр., развивая к-рую можно в дальнейшем реорганизовать весь мир в интересах человечества. При переходе от всеобщих принципов организации к упорядочивающей («организующей») философии человека в учении Б. возникает проблема культуры, под к-рой он понимает способы организации труда, общения, познания и логики, вырабатываемые крупными социальными коллективами (классами, социальными группами) в качестве общественно принятых. Налицо прямое отождествление культурных форм с социальными, что, по существу, сводило на нет моменты преемственности и общечеловеческой ценности в развитии культуры. Правда, сам Б. не доходил в этом вопросе до экстремизма, к-рый проявился в деятельности приверженцев «пролетарской культуры», доказывая необходимость приобщения к культурному наследию и сохранения его для потомков. Но преемственная связь с культурой «уходящих классов» и для Б. была приемлема лишь в весьма ослабленном варианте. В ходе своей идейной эволюции Б. идет от эмпириомонизма как философии, выражающей специфически «организационную» т. зр., к созданию «всеобщей организационной науки» — тектологии. По уровню и широте своих обобщений она сопоставима с философией, хотя и носит опытный характер и допускает экспериментальные методы исследования. В сущности, это своего рода «постфилософия», берущая на себя многие функции философии, но на совершенно новом качественном уровне. Это единственная наука, к-рая должна не только вырабатывать свои методы, но также исследовать и объяснять их, поэтому она и представляет завершение цикла наук. Тектология, по Б., призвана стать фактором перестройки всей познавательной деятельности (преодоление прогрессирующей научной специализации на основе выдвинутых ею общих понятий), а также общественных отношений (переход к «интегральному» социальному устройству, в к-ром неорганизованность, проявляющаяся в классовой борьбе, кризисах, безработице и т. п., будет снята на основе «строго научной планомерности»). Отсюда теоретические построения Б., к-рые он считал «идеологией современного технического прогресса», предстают как одна из крайних ступенек в развитии европейского рационализма с его идеей создания по нек-рому хорошо продуманному плану «разумного общества». В этой связи приходится говорить о Б. как мыслителе, взгляды к-рого, независимо от его намерений, стали одним из источников идеологии технократического тоталитаризма. В последние годы жизни Б. пытался осмыслить общественный процесс в свете опыта свершившихся в Европе революций. В систематизированном виде результаты этого осмысления содержатся в неопубликованной его статье «Линии культуры XIX и XX веков». В настоящий момент пролетариат, считал он, в плане культурной самостоятельности еще не готов к «прорыву» буржуазной действительности и созиданию принципиально новых форм жизни, следовательно, ближайшая историческая перспектива связана с капитализмом, к-рый приобретет, однако, иной характер. Господствующим классом станет новая социальная элита, к-рая образуется из научной и инженерной интеллигенции и кадров, прошедших школу государственного управления. В этих рассуждениях Б. можно усмотреть отдаленное предчувствие тех процессов в развитии капитализма, к-рые впоследствии на Западе получили название «революции управляющих». Большинство послеоктябрьских работ Б. с анализом мировых революционных процессов первой четверти XX в. по условиям тех лет не могли быть опубликованы. Однако его работы по философии, социологии, экономическим и культурным вопросам, написанные до Октября 1917 г., продолжали переиздаваться и в кругах марксистской интеллигенции долгое время оставались авторитетными. Идейное влияние Б., хотя в разной степени, испытывали А. М. Горький, Луначарский, М. Н. Покровский, И. И. Скворцов-Степанов, Бухарин и др. Идея тождественности идеологии и культуры, проводимая в работах Б., стала фактически главной методологической посылкой социологии культуры и социологической эстетики 20 — нач. 30-х гг., известных в исторических исследованиях также под названием вульгарного социологизма. В дальнейшем (независимо от Б.) эта идея активно использовалась в идеологии левой интеллигенции кон. 60 — нач. 70-х гт. на Западе (Л. Гольдман и др.).

С о ч.: Основные элементы исторического взгляда на природу. Спб., 1899; Познание с исторической точки зрения. Спб., 1901; Из психологии общества. Спб., 1904; Эмпириомонизм: В 3 кн. М, 1904–1906. М, 2003; Революция и философия. Спб., 1905; Страна идолов и философия марксизма // Очерки по философии марксизма. Спб., 1908. С. 215–242; Падение великого фетишизма. Вера и наука. М., 1910; Всеобщая организационная наука (тектология). Спб., 1913–1917 (Ч. 1–2). Берлин; Пб.; М., 1922 (Ч. 3); М., 1989; Философия живого опыта. М., 1913; Вопросы социализма. М, 1918; М., 1990; О пролетарской культуре. Л.; М, 1924; А. А. Богданов о Г. В. Плеханове и В. И. Ленине // Исторический архив. 1994. № 4.

Лит.: Плеханов Г. В. О так называемых религиозных исканиях в России (Статья первая — О религии) // Соч. Т. 17; Materialismus militans. Ответ т. Богданову // Там же; Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Поли. собр. соч. Т. 18. С. 237–244,342-351; Аксельрод Л. Философские очерки. М., 1925; Карев Н. Тектология или диалектика // Под знаменем марксизма. 1926. № 1–3; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 553–558.

А. Л. Андреев

БОГОИСКАТЕЛЬСТВО — религиозно-философское течение, возникшее в нач. XX в. в среде рус. либеральной интеллигенции — философов, литераторов, «новоправославных» священников (Мережковский, Бердяев, Розанов, Булгаков, 3. Н. Гиппиус, Минский, Д. В. Философов, Кар-ташев и др.). Переход к «новомурелигиозному сознанию» как религиозно-философской основе Б. Бердяев связывал с именем Федорова (Русские богоискатели // Духовный кризис интеллигенции. С. 27–38). Корни «богоискания» он усматривал в вечном начале Б. рус. души, литературы (особенно Тютчева и Достоевского), «всей русской философии» (начиная с Чаадаева, славянофилов и др.). В понимании Бердяева, Б. как «ночная», сверхрациональная, трансцендентная полоса в истории рус. самосознания всегда противостояла «дневной», официально признанной и рациональной. В кон. XIX — нач. XX в. часть рус. интеллигенции, названная Булгаковым в сб. «Вехи» «духовно-аристократической», стала отходить от ценностей демократической («народопоклоннической») интеллигенции в направлении идеализма, религии, национальной идеи и др. духовных ценностей. В 1901 г. в Петербурге во многом благодаря инициативе Мережковского были основаны Религиозно-философские собрания под председательством будущего патриарха епископа Сергия (Страгородского), на к-рых светские и церковные богоискатели обсуждали проблемы обновления православия на основе «нового Откровения» и «святой плоти». Подобные же собрания в 1901–1903 гг. происходили в Москве, Киеве, Тифлисе и нек-рых др. городах. Работы богоискателей печатались в журн. «Новый путь» (Спб., 1903–1904), «Вопросы жизни»(Спб., 1905), «Весы» (М., 1904–1909)и др., а также в сб. «Проблемы идеализма» (М., 1902), «Вопросы религии» (М., 1906–1908), «Вехи» (М.,\Ш), «Из глубины» (М., 1918). Среди богоискателей можно выделить два осн. направления. Представители первого обращались не только к идеям В. С. Соловьева и Достоевского, но и А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, С. Кьеркегора и др. (Мережковский, Бердяев, Розанов, Шестов и др.), а представители второго помимо учения Соловьева активно использовали соч. отцов церкви и были ближе к традиционному рус. православию (Флоренский, Булгаков). Если второе направление можно условно назвать «софиологическим» в связи с большим значением, к-рое приобрела в нем идея Софии (см. Софиология), то первое, как главенствующее, получило множество наименований: «неохристианство», «новое религиозное сознание», «новый идеализм», «мистический реализм», «трансцендентный индивидуализм» и т. д. Мережковский, одним из первых заговоривший о «новом религиозном сознании», рассматривал его как стремление к окончательной победе над смертью (с помощью спасенного и спасающего Христа), к слиянию неба и земли, духа и плоти, Христа и языческого бога (Диониса, Венеры и др.), Христа и Антихриста, к свободной, религиозно-оргиастически наполненной жизни. Бердяев подчеркивал «безмерную ценность индивидуальности» и таинственную, религиозную сущность любого творчества. Разгадку смысла личной и мировой жизни, а также стремление построить на основе обновленного христианства «новую культуру» и «новую общественность» он связывал с борьбой против житейского («хождение в церковь по праздничным дням и выполнение мертвых обрядов…») и исторического (сатанинские пытки, гонения, сращивание православия с самодержавием) христианства. «Жизнь пола, жизнь общественная, вся прелесть мировой культуры, искусство и наука оказались на полюсе, противоположном религиозному сознанию исторического христианства», — писал он (Sub specie aeternitatis. С. 347). Интеллигенция, по его мнению, отошла от глубины бытия, от ценностей личности, свободы и творчества, от подлинной рус. литературы и философии, от национальных чувств, а народ в революционное время во многом предстал не «богоносцем», а черносотенным или красносотенным «громилой с черной душой». «Без Бога не может жить народ, разлаг ается человек» (Духовный кризис интеллигенции. С. 60). «Неохристианская» религия, по Бердяеву, наследует от католичества — культ, от православия — мистическое созерцание, от протестантизма — свободу совести и личное начало. Конечной общественной целью для Мережковского была богочеловеческая «безгосударственная религиозная общественность», а для Бердяева — теократия как тысячелетнее «непосредственное царство Христа» на земле, к-рая в политическом отношении близка к анархизму, в экономическом — к социализму, а в мистическом — к религии Бога «любви, свободы и жизни», в к-рой должны сойтись «все богатства мира, все ценности культуры, вся полнота жизни» (Новое религиозное сознание и общественность. С. 205). В годы Гражданской войны Бердяев вместе с др. богоискателями создал в Москве Вольную академию духовной культуры, а после изгнания в 1922 г. из России при помощи амер. организации YMCA — Религиозно-философскую академию в Берлине (с 1925 г. — в Париже). Он стал редактором религиозно-философского журн. «Путь», участвовал в деятельности изд-ва YMCA-Press. Софиологи организационно оформились в эмиграции в 1923 г., когда был утвержден устав «Софийского братства», а в 1924 г. начались его заседания. Учредителями выступили Булгаков (глава братства), Г. В. Вернадский, Зеньковский, Новгородцев, Флоровский. Нек-рые члены братства (В. Н. Ильин, Вернадский, Флоровский) примыкали какое-то время и к евразийству. Вместе с др. религиозными философами софиологи создали Православный богословский ин-т, руководили зарубежным рус. студенческим христианским движением. С Б. в значительной мере связана специфика рус. духовной культуры нач. XX в., художественное, философское и богословское творчество мн. деятелей «серебряного века».

Л и т.: Проблемы идеализма: Сб. статей. М., \902,Минский Н. Религия будущего (Философские разговоры). Спб., 1905; Мережковский Д. С. Грядущий Хам. Чехов и Горький. Спб., 1906; Он же. Не мир, но меч (К будущей критике христианства). Спб., 1908; Он же. Было и будет. Дневник 1910–1914. Пг, 1915; Бердяев Н. A. Sub specie aeternitatis. Спб., 1907;М., 2002; Он же. Новое религиозное сознание и общественность. Спб., 1907; М., 1999; Он же. Духовный кризис интеллигенции. Спб., 1910; Вехи: Сб. статей о русской интеллигенции. М., 1909; Плеханов Г. В. О так называемых религиозных исканиях в России // Избр. филос. произв. М., 1957. Т. 3; Гиппиус 3. Д. Мережковский. Париж, 1951; Розанов В. В. Уединенное. М., 1990; Флоренский П. А. Соч.: В 2 т. М., 1990; Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1994; Зернов Н. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1991; Семёнкин Н. С. Философия богоискательства (Критика религиозно-философских идей софио-логов). М., 1986; Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901–1903 гг.). М., 2005.

В. Л. Курабцев

БОГОМОЛОВ Алексей Сергеевич (20.08.1927, Москва-27.02.1983, Москва) — историк философии. Занимался проблемами новейшей зарубежной философии, а также гносеологии и диалектики. Окончил в 1955 г. философский ф-т Московского ун-та. После защиты в 1958 г. кандидатской диссертации («Теории „творческой“ эволюции в современной англо-американской философии») стал преподавателем кафедры зарубежной философии Московского ун-та, где проработал почти 25 лет, став ведущим проф. кафедры, сочетая педагогическую работу с научно-исследовательской. С 1964 г. — д-р философских наук; тема докторской диссертации «К истории идеи развития в буржуазной философии XIX и XX веков» (1963). Б. - автор более 200 научных трудов, в т. ч. специальных учебных пособий по совр. зарубежной философии. Был одним из осн. авторов и редактором пособия «Современная буржуазная философия» (1-е изд. — 1972, 2-е изд. -1977), а также редактором ряда книг, в т. ч.: «Историко-философский сборник» (М., 1968), «История философии и современность» (М., 1976). Переводил на рус. язык Т. Гоббса, Дж. Локка, Т. Карлейля, Р. У. Эмерсона и др. Одним из первых в рус. философской литературе дал анализ общих проблем теории познания, онтологии и «метафизики» англ. и амер. философии, а также нем. философии 2-й пол. XIX — 1 — й пол. XX в. В последние годы жизни Б. занялся исследованиями в области античной философии. Исследование истории античной диалектики включало в себя и обсуждение вопросов, имеющих отношение к диалектике в совр. смысле слова, и прежде всего проблемы противоречия и его разрешения. В круг интересов Б. входил также анализ предмета, функций и тенденций развития философии как формы общественного сознания.

С о ч.: Критика субъективно-идеалистической философии Дж. Беркли: Лекция. М., 1959; Идея развития в буржуазной философии XIX и XX веков. М., 1962; Англо-американская буржуазная философия эпохи империализма. М., 1964; Немецкая буржуазная философия после 1865 г. М., 1969; Английская буржуазная философия XX в. М., 1973; Буржуазная философия США XX века. М., 1974; Опредмечивание ценности и социологическое познание. М., 1974; Диалектика и рациональность // Вопросы философии. 1978. № 7; Наука и иные формы рациональности // Там же. 1979. № 4; «Наука логики» Гегеля и современные проблемы диалектики // Там же. 1981. № 2; Детерминизм, спонтанность и свобода в философии Демокрита // Там же. 1982. № 3; Проблема абстрактного и конкретного: от Канта к Гегелю // Там же. 1982. № 7; Диалектический логос: становление античной диалектики. М.,1982; Основы теории историко-философского процесса (в соавт. с Т. И. Ойзерманом). М., 1983; «Быть» и «иметь»: эллинизм и современность // Вопросы философии. 1984. № 6; Античная философия. М., 1985.

Л и т.: Антонов А. Н., Зотов А. Ф. А. С. Богомолов как историк философии // Историко-философский ежегодник 86. М., 1986. С. 276–280.

П. В. Алексеев

БОГОСТРОИТЕЛЬСТВО — религиозно-философское и идеологическое течение, возникшее в рус. социал-демократии после революции 1905–1907 гг. В условиях репрессивной политики царизма и распада массовых движений в об-ве начали расти настроения бессилия, апатии, пессимизма, усилился (особенно в литературе) интерес к религиозно-нравственным проблемам. Среди либеральной интеллигенции (не без влияния зап. мистицизма и декадентства) распространилось богоискательство — стремление обосновать новые религиозные ценности, среди церковных деятелей — реформационные чаяния. Это был своего рода протест против официального, «окаменевшего» православия и одновременно желание укрепить религию и авторитет церкви, подорванные из-за ее связи с государством. Интерес к религии усилился и в рабочих слоях, и среди социал-демократов, мн. из к-рых попытались по-новому осмыслить социалистические идеалы и общественные движения, придав им религиозную окраску. Вчерашние революционеры и атеисты, замечает современник, начали «стекаться на заседания религиозно-философского общества», чтобы обсуждать вопросы о социальной значимости религии и церкви с богоискателями. Но в отличие от последних они попытались обосновать Б., подразумевая под этим создание («творческое строительство», ибо «богов не ищут, их создают») новых сверхиндивидуальных объектов религиозного «поклонения» и преобразования одновременно. Таковы, по мнению богостроителей (Базаров, Луначарский, Юшкевич и др.), вполне рационально толкуемые марксизмом «природа-космос», «труд», «техника», «коллектив», «творчество». М. Горький, разделявший в этот период идеи Б. («Исповедь», 1908), ст. «О цинизме» (1908) закончил словами: «…религией человечества должна быть прекрасная и трагическая история его подвигов и страданий… в борьбе за свободу духа и за власть над силами природы!» Больше всех писавший о «богосочинительстве» Луначарский увидел в теории научного социализма «пятую великую религию, формулированную иудейством» (Религия и социализм. Ч. 1. 1908. С. 145). Первые четыре — иудаизм и вышедшие из него христианство, ислам и пантеизм Спинозы. В учении Маркса («пятой религии») уже «нет и не может возникнуть никаких трансцендентных представлений» (Там же). Это «религия без бога», т. е. религиозный атеизм. Согласно Б., суть всякой религии заключается в ценностной ориентации, в снятии противоречия между идеалом и действительностью. Этому лучше всего удовлетворяет Марксова теория социализма, становясь «высшей формой религиозности». Т. обр., социализм — «религия труда», активизма, основанная не на мистических началах, а на реализме «чистого опыта» (центральное понятие философии Р. Авенариуса). Отбросив «ветхий плащ старого материализма» (Луначарский), богостроители опирались на эмпириокритицизм, «на философию коллективизма» Богданова с ее идеей организации опыта. В качестве «организующих» они рассматривали и религиозные понятия (бог, вера, чудо и др.). Они полагали, что в религиозной оболочке научный социализм в России будет легче усваиваться массами, особенно крестьянами. Для пропаганды своих взглядов представители Б. и эмпириокритицизма организовали в 1909 г. на о. Капри школу для рабочих — социал-демократов. Обстоятельный социальный и гносеологический анализ концепции богостроителей с диалектико-материалистической т. зр. дан в работах Ленина и Плеханова. Позднее создание своеобразной философской теории, так называемого «богостроительства», Луначарский назвал своим «самым ложным шагом» и признал справедливость этого критического анализа (К вопросу о философской дискуссии 1908–1910 гг. // Литературное наследство. Т. 82. 1970. С. 497). Уже к началу 1-й мировой войны Б. как течение перестало существовать.

Л и т.: О веяниях времени: Сб. Спб., 1908; Литературный распад: Крит. сб. Спб., 1908, \909;Луначарский А. В. Религия и социализм. Спб., 1908. Ч. 1.; 1911, Ч. 2; Очерки по философии марксизма: Филос. сб. Спб., 1908; Юшкевич П. С. Материализм и критический реализм (о философских направлениях в марксизме). Спб., 1908; Вершины. Спб., 1909. Кн. \;ЛенинВ. И. Об отношении рабочей партии к религии; О фракции сторонников отзовизма и богостроительства; Письма А. М. Горькому (XI. 1913) // Поли. собр. соч. Т. 1, 19, 48; Очерки философии коллективизма. Спб., 1909. Сб. 1; Плеханов Г. В. О так называемых религиозныхисканиях в России (1909) // Избр. филос. произв. М., 1957. Т. 3; Базаров В. На два фронта. Спб., 1910; Ласковая М. Богоискательство и богостроительство прежде и теперь. М., 1976; Савельев С. Н. Идейное банкротство богоискательства в России в начале XX века. Л., 1987; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 558–560.

А. П. Поляков

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВО — одно из ключевых понятий рус. религиозной философии, восходящее к христианскому учению о единстве божественной и человеческой природы Иисуса Христа, определяемом как «неслитное, неизменное, нераздельное и непреложное» (Халкидонский собор, 451 г.). Учение о Б. в христианстве, с одной стороны, раскрывает тайну Боговоплощения, кенозиса, искупительной жертвы, с другой — трактует проблему отношения божественного и человеческого в земной истории, уподобления человеческой личности Богу, теозиса (обо-жения), предвосхищая идеальное состояние земного человечества, его софийное состояние как предел исторического становления. Явление Богочеловека Иисуса Христа, в к-ром воплотился Божественный Логос, рассматривается, т. обр., как важнейшее событие мировой истории, явление второго Адама, нового, духовного человека, объемлющего собою все возрожденное человечество. Телом Христовым считается церковь как сообщество верных, а душою — София Премудрость Божия, идеальный прообраз (а у ряда мыслителей и субстанция) будущего преображенного человечества. В этой своей специфике тема Б., своеобразным образом вплетаясь в софиологи-ческие доктрины (см. Софиология) и концепции всеединства, открывается «Чтениями о Богочеловече-стве» В. С. Соловьева (1878–1881), где человек рассматривается как соединение Божества с материальной природой. Задача духовного человека заключается в подчинении природного Божественному, в стремлении к внутреннему единству с Богом путем отрицания в себе эгоистической воли, самости. В себе самом человек ничто, он становится человеком, осознавая себя частью универсальной личности. В Боге для человека открывается всеединство, абсолютная полнота бытия, к-рую он не может обрести в самом себе, поэтому Бог открывается человеку как «бесконечное стремление, неутолимая жажда бытия». В «Критике отвлеченных начал» Соловьева (1877–1880) концепция Б. выражается в учении о двух Абсолютах — Абсолютно-сущем и Абсолютно-становящемся: у них одно абсолютное содержание — всеединство, но если Бог имеет его «в вечном и нераздельном акте», то человечество как абсолютное существо «может быть субъектом того же содержания в постепенном процессе». Е. Н. Трубецкой видит в Б. восстановление утерянной в результате грехопадения полноты бытия, в к-рой «развенчанный царь-человек вновь восстановляется в своем царственном достоинстве» («Смысл жизни»), при этом подчеркивается «неслиянность и нераздельность» твари и Бога. Б. осуществляется в человеке как внутренний факт, через сердце, воспринимающее духовный опыт, обусловливающий для нас возможность откровения. Для Трубецкого, в отличие от его учителя Соловьева, богоче-ловеческий процесс отнюдь не предопределяет неизбежность всеобщего спасения, и в воле каждого человека, злоупотребив собственным эгоизмом, отсечь себя от полноты божественного бытия. Для Бердяева Б. неразрывно связано с творчеством, в к-ром человек усыновляет себя Богу. С явлением Богочеловека Христа «прекращается самодержавие Бога, ибо сыновий Богу человек призывается к непосредственному участию в божественной жизни. Управление мира становится богочеловеческим» («Смысл творчества»). Мировой процесс у Бердяева — не возвращение к изначальной полноте, но творческое приращение к ней, «восьмой день творения», продолжение творения соработничеством Бога и человека. Карсавин считает сущностью богочеловеческого процесса становление всеединой симфонической личности, усвоившей Божественность как свой субстрат. В обожении твари — реальность воскресения и бытия погибшего ради нее Бога. Тварь не есть второй Бог, она становится из небытия как нечто иное, чем Бог: однако, по Карсавину, нельзя вести речь о тварной личности: личность человека существует лишь постольку, поскольку она причащается и обладает Божьей ипостасью или личностью. Полнота личного бытия твари предшествует ее историческому возникновению; едва тварь возникает, в ней тотчас же происходит духовная перемена: она начинает стремиться к полноте и потому осознавать свою неполноту. Для Карсавина «человек — Бог чрез самодвижное, свободное, личное свое бытие как полноту Богопричастия». Софиоло-гия была общей предпосылкой для учения о Б. Булгакова, полагавшего, что именно учение о Софии позволяет положительным образом рассмотреть халкидонский догмат, к-рый был выражен только в отрицательной форме. По мнению Булгакова, человек уже по изначальному своему естеству богочеловечен, носит в себе ипостасное Б., ибо человеческая природа в Богочеловеке ипостазирует-ся Логосом. Человек, по Булгакову, — это искра Божества, наделенная от Бога тварно-ипостасным ликом по образу Логоса, а в нем и всей Троицы. По божественному естеству своей, хотя и тварной, ипостаси человек обращен к Богу и может быть причастен в силу благодати божественному естеству. Возможность Богопричастия, к-рая в Христе является действительностью, в человеке есть формальная потенция двуприродности, или Б. Человек, т. обр., есть уже готовая форма для истинного Б., к-рое сам он осуществить не в силах, но для к-рого он создан и призван. Можно сказать, что булгаковское учение о Софии имеет христологию и учение о Б. своим завершением, ибо Б. есть, по Булгакову, единство и совершенное согласие божественной и тварной Софии, Бога и твари в ипостаси Логоса. Поэтому очевидно, что, отвергая учение о Софии, нельзя признавать в качестве истинных и христо-логические формулировки, как это и делает В. Н. Посети, видящий осн. ошибку Булгакова в смешении личности и природы, достигающем предельного выражения «в хаотическом понятии Богочеловечества, где неразличимо смешиваются две природы Богочеловека с его единой ипостасью, образуя новый природно-личный христоцен-трический сгусток, вбирающий в себя и благодать Св. Духа, и человеческие личности, и Церковь, превращая все домостроительство нашего спасения в космический „богочеловеческий процесс“ возвращения Софии тварной в единство Софии Божественной» (Спор о Софии. С. 78). Из введения новой особой природы Б., чуждой церковному учению, и вытекает, по мнению Лосского, ложный космизм софиологии, сводящий на нет человеческую свободу.

Лит.: Соловьев В. С. Чтения о Богочеловечестве // Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2; Булгаков С. Н. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М., 1994; Он же. Агнец Божий. О Богочеловечестве. Ч. 1. Париж, 1933; Он же. Утешитель. О Богочеловечестве. Ч. 2. Париж, 1936; Он же. Невеста Агнца. О Богочеловечестве. Ч. 3. Париж, 1945; Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. М., 1994; Карсавин Л. П. О личности // Религиозно-философские сочинения. М., 1992. Т. 1; Он же. Философия истории. Спб., 1993; Он же. О молитве Господней. О бессмертии души// Ванеев А. А. Два года в Абези. Брюссель, 1990; Карташев А. В. Халкидонская проблема в понимании русских мыслителей // Карташев А. В. Вселенские соборы. М., 1994; Лосский В. Н. Б<ратство> Ф<отия>: Спор о Софии. Париж, 1936; Зеньковский В. В. Судьба Халкидонских определений // Православная мысль. 1953. № 9.

А. П. Козырев

БОЛГАРСКИЕ ВЛИЯНИЯ — исторический феномен, характеризующий особенности культурных связей Киевской Руси с Болгарией, а также с Византией. Первое Б. в. (первое южнославянское влияние) охватывает исторический период Х-Х1П вв., когда существовал т. наз. «золотой век» болгарской письменности. Осн. его составляющей была кирилло-мефодиевская традиция, с помощью к-рой за сравнительно короткий исторический период на Руси появилась письменность в форме кириллической азбуки, а также осн. часть оригинального и переводного книжного фонда. Благодаря этому книжники Древней Руси ознакомились с религиозными и философскими идеями писателей ранней патристики IV VIII вв., среди к-рых наиболее популярными были Иоанн Златоуст, Григорий Назианзин, Василий Великий, Григорий Нисский, Ефрем Сирин, Иоанн Дамаскин, Анастасий Синаит и др., с такими важными для средневековой культуры религиозно-догматическими соч., как «Азбучная молитва», «Проглас к Евангелию», «О письменах», «Ше-стоднев». Писатели «золотого века» болгарской письменности (Кирилл-Константин Философ, Климент Охридский, Константин Преславский, Черноризец Храбр, Иоанн Экзарх Болгарский, царь Симеон со своим «Златоструем» и «Сборником царя Симеона», известным на Руси как «Изборник Святослава 1073 года») в значительной мере определили интеллектуально-книжный климат культуры Киевской Руси. Общая ориентация философской культуры Болгарии и Киевской Руси на церковных писателей кап-падокийской богословской школы (Малая Азия), на символико-аллегорический метод александрийской богословской школы, на философствующее богословие Иоанна Дамаскина привела к тому, что генеральную направленность религиозно-философских построений в культуре Руси можно охарактеризовать как неоплатонизирующий аристотелизм.

Второе Б. в. (второе южнославянское влияние) охватывает исторический период XIV–XV вв. Характерной особенностью болгарской культуры этого периода является тесная сращенность с церковной историей, и прежде всего с борьбой болгарской церкви за свою автокефальность и устроение патриаршества. Отсюда возникла идея исправления церковных книг и были созданы «добрые тырновс-кие и ресавские изводы», оказавшие впоследствии большое влияние на литературную и философскую культуру рус. Средневековья. Центральными фигурами этого периода были два тырновских патриарха — Феодосии и Евфимий, последователи афонского исихазма. Поскольку философской основой исихазма был неоплатонизм, то это означало, что философская культура обеих славянских стран была готова к восприятию различных модификаций неоплатонических идей. Такой почвой был славянский перевод целого ряда сочинений из корпуса текстов Псевдо-Дионисия Ареопагита («О небесной иерархии», «О церковной иерархии», «О божественных именах», «О таинственном (мистическом) богословии»), осуществленный в 1371 г. сербским монахом Исайей. Переведенные тексты сопровождались обширными комментариями видного византийского богослова Максима Исповедника. Если распространение исихазма в определенной мере подготовило условия для перевода ареопагитик, то последние, в свою очередь, способствовали более глубокому усвоению исихастских идей. Т. обр., второе Б. в. сформировало на Руси неоплатоническую философскую традицию античной и византийской культуры, по преимуществу в ее исихастской форме. Как первое, так и второе Б. в. не были единственным способом проникновения на Русь религиозно-философских идей, но они были мощными импульсами культурообразующего характера, способствовавшими развитию рус. философской культуры.

Л и т.: Сырку П. А. К истории исправления книг в Болгарии в XIV в. Т. 1. Вып. 2. Литургические труды патриарха Евфимия Терновского. Спб., 1890; Он же. Время и жизнь патриарха Евфимия Терновского. Спб., 1898; Абрамов А. И. Первое и второе болгарские влияния в философской мысли русского средневековья // Международные идейно-философские связи Руси XI–XVII вв. М., 1991; Он же. К вопросу об особенностях русского средневекового философствования // Социокультурные характеристики средневековой философии. М., 1990,Гро-мов М. Н., Мильков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. Спб., 2001.

А. И. Абрамов

БОЛДЫРЕВ Дмитрий Васильевич (20.04.2(05). 1885, Петербург- 12.05.1920, Иркутск) — философ и публицист. Окончил историко-филологический ф-т Петербургского ун-та, после чего был оставлен на кафедре философии для преподавательской работы. Стажировался в Германии, в Гей-дельбергском и Марбургском ун-тах. В 1918 г. переехал в Пермь, где в качестве приват-доцента читал лекции в местном ун-те. В 1919 г. был назначен директором пресс-бюро Русского бюро печати при правительстве Колчака. Умер Б. в тюремном госпитале от сыпного тифа вскоре после ареста революционными властями. Единственное крупное и незавершенное соч. Б. — «Знание и бытие» — было издано в 1935 г. за границей. В нем развита гносеологическая концепция «объективизма», к-рую Б. относил к тем прогрессивным течениям в философии нач. XX в., что «преодолевают мертвящий дух субъективизма» и освобождают научное мировоззрение от психологистских напластований. Самым «многообещающим» направлением антисолипси-стской волны он считал интуитивизм. Развивая идеи Н. О. Лосского и Франка о единстве субъекта и объекта, непосредственно-очевидной природе знания и органическом строении мира, Б. выдвинул и обосновал принцип самопознаваемости бытия; положение о строго объективном содержании всех, за вычетом узкой области ощущений, феноменов человеческого познания, включая воображение, фантазию, иллюзии и галлюцинации; разработал теорию переменной величины в онтологии и гносеологии. Принцип абсолютной объективности или, в терминологии Б., «очевидности» всего массива человеческого опыта обосновывался им путем предельной космизации понятия субъекта, наряду с провозглашением самой способности познания, сводимой, в свою очередь, к самопознанию Абсолюта, — всеобщей, атрибутивной, «родовой» особенностью бытия. «Единственный субъект, держатель знания, есть его объект, т. е. весь мир». Поэтому «знание, очевидность есть свойство самого мира», а не продукт творения к.-л. индивидов, «оно ни в каком смысле не психично». С позиций такого глобального подхода исчезают границы внутреннего и внешнего опыта, «мир смотрится в нем на себя изнутри, а не извне», и «то, что смотрится, то и знается». «Другими словами, мир познает себя сам или, просто, познается», наподобие того, как он покоится, движется, развивается и т. п. В противоположность механицизму, дробившему мир на дискретные, разделенные пустотой элементы, Б., следуя традициям неоплатонизма, считал, что вещи «вырастают из одного общего корня» — Единого Первоначала, представляя собой неоскудеваемый, хотя и постепенно сгущающийся (материализующийся) поток тончайших световых энергий, благодаря проникающей природе к-рых «всякая прерывность всегда существует на фоне некоторой непрерывности», иначе говоря, «все существует во всем». А поскольку «между нами и мировым целым» также «нет грани», то в человеческих представлениях все «познается таким, каким оно существует», т. е. в своих «подлинных качествах». К абсолютно объективным, «внетелесным» и «вне-субъектным» формам познания Б. относил чувственные восприятия первичных («звуки, цвета, запахи») и вторичных («твердость, движение, протяжение») качеств, математические абстракции («геометрические фигуры, число, закон, множества и т. д.»), а также «все образы», создаваемые воображением и фантазией, «как, напр., образ дракона, кентавра». Предпосылкой для столь решительной онтологизации опыта служила теория «интенсивной величины» бытия предметов, уменьшавшейся по мере возрастания пространственно-временной дистанции между последними и воспринимающим их субъектом. На том основании, что эманация, т. е. «повторение себя в бесчисленных непрерывных степенях ослабления, свойственна не только Абсолютному, но и каждой частной» вещи, Б. выдвинул идею непреходящего и повсеместного, вплоть до самых отдаленных уголков Вселенной, «реального вездеприсутствия» любого однажды возникшего события, каким бы малозначительным и быстротечным оно ни казалось. «Каждый предмет», даже такой «мертвый и косный», как лежачий камень, пребывает «во всех точках» мирового пространства, «нимбами своих повторений» он «разлит всюду в разных степенях силы», бесконечно убывающей «к нулю». Прошлое, утверждал Б., сохраняется навечно. Подобно «угасшим звездам», вещи, «уже умерев», тем не менее «продолжают светить, т. е. оставляют после себя свое слабеющее повторение… Их отзвуки, их следы, их ароматы… мы встречаем повсюду на той или иной глубине от окружающих нас предметов». Проблема познавательного образа решалась Б. в 65

БОЛОТОВ

бескомпромиссно объективистском духе. Образ не есть «субъективное нечто». «Между образом и предметом нет разницы по существу, и образ есть тот же предмет, только в ослабленной степени» своего бытия, а потому «нет разницы в их объективности». Ясновидение, яснослышание, «осязание на расстоянии» — закономерное следствие «везде-разлитости, точнее, непрерывности образов и предметов». Заключительный вывод Б. об относительной противоположности бытия и знания как двух условно-различных аспектов единой реальности — «знание есть слабейшая степень бытия. И обратно: „бытие“ есть усиленная степень знания». Большое значение для Б. имела проблема обоснования объективно-правдоподобного характера фантазии. По его мнению, фантазия — это игра образов, «радужный перелив друг в друга раздельных предметов». К примеру, мифический «фавн есть переход между козлом и человеком, но только, естественно, отрезанный от своих крайних пределов». Под ним скрывается реальный исторический тип «первобытного горного пастуха». Социально-политические воззрения Б. имели выраженную религиозную окраску. Он был убежденным сторонником традиций и незыблемости рус. православия и разоблачал как модернистские поветрия, преследовавшие цель перестроить его в соответствии с «духом современности», так и попытки «вернуть Церковь к первохристианской простоте», видя в них слабо замаскированные варианты балтист-ско-лютеранской реформации. Все революции, происшедшие в России в XX в., Б. считал массовыми судорожно-эпилептическими припадками «хлыстовщины», к-рые были вызваны ослаблением национально-православного духа и инспирированы революционным племенем интернациональных «перекати-поле». К демократии и ее завоеваниям Б. относился иронично, как к политическому балагану. Не вызывал у него симпатий и самодержавный абсолютизм, умертвивший в фискальных объятиях живую душу православия. Исторически сложившимся идеалом государственного устройства на Руси, утраченным в послепетровскую эпоху, Б. считал «особый род теократии, основанной не на совмещении, а на разделении Церкви и царства при духовном родительском первенстве Церкви, и на подчинении царства не священнику, а священству». По мысли Б., церковь «возрожденного православия» должна быть «духовным руководителем» вставшей «в сыновнее отношение» к ней государственной власти.

С о ч.: Огненная купель // Русская мысль. 1915. № 11–12; Голос из гроба// Русская свобода. 1917. № 4; Церковные впечатления//Там же. № 9; Золотой век Августа//Там же. № 12/13; Заливы и проливы // Там же. № 14/15; Официальная революция // Там же. № 24/25; Знание и бытие. Харбин, 1935.

Л и т.: Лососий Н. О. Предисловие // Болдырев Д. В. Знание и бытие. Харбин, 1935; Вейдле В. Памяти Д. В. Болдырева // Последние новости. Париж, 1936, 2 января.

Н. Н. Старченко

БОЛОТОВ Андрей Тимофеевич (7(18). 10.1738, с. Дворяниново Тульской губ. — 4(16). 10.1833, там же) — историк, экономист, философ. С 1755 по 1762 г. — на военной службе; участвовал в Семилетней войне, в дальнейшем большую часть жизни провел в своем деревенском имении, поддерживал связи с рядом известных рус. деятелей, особенно с Новиковым, издававшим осн. философские сочинения Б. В Москве выходили журн. Б.: «Сельский житель» (1778–1779) и «Экономический магазин» (1780–1789); с 1794 г. он член Лейпцигского экономического об-ва. Социально-политические взгляды Б. развивались в русле европеизированной дворянской идеологии, в нек-рых пунктах расходившейся с идеологией официальной. Б. не удовлетворяли обсуждавшиеся в России проекты по крестьянскому вопросу; он особенно подчеркивал необходимость рационализации экономики и преодоления «крайнего невежества наших земледельцев», полагая, что «без просвещения ума одна собственность и независимость ничего не сделают», что к «великим успехам» приведет соединение «просвещенного ума» с «трудолюбием». Резко отрицательно относился Б. к восстанию Е. И. Пугачева и к Французской революции кон. XVIII в. Находясь в Кенигсберге, Б. увлекся первоначально философией лейпцигского проф. — вольфианца И. К. Готшеда и особенно идеями И. Г. Зульцера, что поставило его, по его собственному признанию, в «среднее положение между верой и неверием». Вскоре, однако, он обратился к концепциям критиков «справа» философии Г. В. Лейбница и X. Вольфа, в первую очередь ко взглядам нем. теолога и философа X. А. Крузиуса. В основание своих философских представлений Б. положил мысли о необходимости: 1) согласовывать философию с Священным писанием; 2) не ограничиваться одной верой, но опираться также «на ясные доводы и тонкие философические доказательства» и подкреплять религиозные положения здравыми философскими рассуждениями ума; 3) знать и изучать связанную с натуральным богословием «науку о мире» — «физику» (по господствующим тогда в России понятиям в нее входили все естественные науки), при этом «физика» должна помочь познать «разум», «премудрость» и «промысел» Бога в природе, «божественную гармонию» и красоту природы. Тем самым Б. стал приверженцем распространившихся в Зап. Европе 1-й пол. XVIII в. концепций «натуртеологии», «физикотеологии», «астротеологии», «космотеологии», пытавшихся согласовать разум и веру, философию и теологию, учитывая достижения естествознания Нового времени. Познание Бога, мира и человека — самое нужное, по Б., из всех познаний человеческих. В центре философии находится «общее» — сущность Бога, строение природы, порядок, установленный в ней Богом. В духе теоцентризма Б. доказывал, что перед Богом человек «прах и ничто». Тем не менее его волновали также проблемы антропологии, особенно этики; он стремился «сопрягать физику с нравоучением», причем полагал, что в сфере морали должен действовать не только «закон откровенного слова», но также «закон естества и натурального права». Примыкая в своей основе к православно-христианскому этическому ригоризму, а частью к стоицизму, этика Б. выходила в ряде пунктов за их пределы. Всячески открещиваясь от возможных обвинений в эпикуреизме, Б. тем не менее шел именно в этом направлении, когда отстаивал свою концепцию «веселия» как способа отогнать грусть, неудовольствие, скуку, подчеркивал ценность первого и коренного желания человека — его стремления к совершенству. Хотя Б. думал, что от природы человек больше расположен ко злу, чем к добру, он призывал смотреть на людей прежде всего с хорошей стороны, а не с «худой». Философия Б. представляет собой пример, с одной стороны, продолжения в России процесса автономизации философии от богословия, отхода от крайнего тео-центризма, гуманизации философии в ренессанском духе, а с другой — начавшейся в кон. XVIII в. консервативной реакции на распространение в Зап. Европе и в России рационалистических и материалистических, а также просветительских идей, вступавших в противоречие с господствующей официальной идеологией православия.

С о ч.: Записки. Спб., 1871–1873. Т. 1–4; Детская философия, или Нравоучительные разговоры между одною госпожою и ее детьми. М., 1776. Ч. 1; Чувствования христианина при начале и конце каждого дня в неделе, относящиеся к самому себе и к Богу. М., 1781; Путеводитель к истинному человеческому счастию, или Опыт нравоучительных и отчасти философических рассуждений о благополучии человеческой жизни и о средствах к приобретению оного. М., 1784. Ч. 1–3.

Лит.: Шкловский В. Б. Краткая и достоверная повесть о дворянине Болотове//Красная Новь. 1928. Кн. \2,Морозов И., Кучеров А. Болотов — публицист // Литературное наследство. М, 1933. № 9-10; Бердышев А. П. А. Т. Болотов. М. 1988.

В. Ф. Пустарнаков

БОРАНЕЦКИЙ Петр Степанович (ок. 1900-не ранее 1965) — философ, публицист. Перейдя в кон. 1920-х гг. советскую границу, обосновался в Париже, выступив в качестве лидера группы народников-мессианистов. Отталкиваясь от идеологии большевизма, провозглашал необходимость «нового конструктивного этапа Революции», призванной вывести Россию, а за ней и все человечество, в «эру подлинной Пореволюционности, эру Мира, Свободы и Строительства новых высших форм жизни». Движущую силу «Третьей национальной Народной революции» видел в крестьянстве — «целинной, органически мощной стихии», противостоящей люмпенизированному, опустошенному и разложившемуся пролетариату, продукту «западноевропейской капиталистической цивилизации». В 1932–1939 гг. издавал журн. «Третья Россия» — «орган исканий нового синтеза». В отличие от представителей других пореволюционных течений 20-30-х гг. — евразийцев, новоград-цев, национал-максималистов, основывавших свое видение третьего, некоммунистического и некапиталистического пути России на идеях христианства и рус. религиозно-философской мысли (идеи богочеловечества, активного христианства, истории как «работы спасения»), Б. полагал этот путь в разрыве с христианской традицией, с его т. зр., безнадежно отжившей, дискредитировавшей себя в истории, неспособной дать человеку план и проект созидательного действия. В противовес «теологическому миросозерцанию», к-рое воспитывает человека-раба, лишает его уверенности в собственных силах и обещает рай только в потустороннем бытии, лидер «Третьей России» выдвигал новое прометеевское, титаническое миросозерцание, одушевленное пафосом человека-творца, вдохновенно и мощно организующего мир и историю. В построениях Б., утверждавшего идею «Становящегося Бога», «Нового Высшего Человека», к-рый призван достичь бессмертия и всемогущества, своеобразно преломились философия богостроительства М. Горького и Богданова, идеи пролетарской поэзии кон. 1910-х-нач. 1920-х гг., имморталис-тические построения биокосмистов. После Второй мировой войны Б. жил в Париже, углубляя и развивая свою философию прометеизма.

С о ч.: Философия техники: Техника и новое миросозерцание. Париж, 1947; Ценность и человек: Принцип сохранения ценности. Париж, 1948; О достоинстве человека: Основания героической этики. Париж, 1950; Религия, материализм и про-метеизм: Основания синтетического миросозерцания. Париж, б/г; О самом важном: Конечное назначение человека. Париж, 1956; Основные начала: Онтология творческого миросозерцания. Париж, б/г; Социальный идеал: Основы социальной философии. Париж, 1965.

А. Г. Гачева

«БОРЬБА ЗА ЛОГОС. Опыты философские и критические» — программная работа Эрна (сб. его ст. и докладов 1907–1910 гг.). Издана в 1911 г. в издательстве «Путь». В работе рассмотрено осн. для философии Эрна противопоставление новоевропейского «рационализма» и антично-христианского «логизма». Главы работы посвящены осмыслению фундаментального вопроса о «началах» мышления, проблемам свободы, философской традиции, смыслу истории, методу исторических исследований, анализу построений Декарта, Беркли, У. Джеймса и др. Особое место занимает полемика с авторами рус. редакции международного журн. «Логос» (Гессен, Степун, Яковенко и др.) и Франком по проблеме своеобразия и перспектив русской философии. Эрн формулирует свое понимание оригинальной рус. философии, к-рое было развито в его дальнейших трудах. Специфика рус. философии, согласно Эрну, определяется наследованием ею антично-христианского «логизма», постигаемого под непрерывным, со времени Петровских реформ, «реактивом» новоевропейского ratio. Рус. философия, рождающаяся в таком столкновении и противостоянии, есть сам конфликт, борьба двух различных интенций — ratio и Логоса — в недрах единого рус. сознания. Это своего рода герменевтический процесс осознания, выявления, понятийной актуализации «родного» опыта «логизма» — под благотворным воздействием «чужого». Россия, культура к-рой через Византию, через платонические традиции святоотеческого богословия уходит корнями в древнегреч. почву, теоретически осознает себя — от Сковороды до В. И. Иванова — «новой Элладой» в религиозной, онтологической и персонали-стической философии.

Соч.: Борьба за Логос // Соч. М., 1991.

О. В. Марченко

БОРЬБА ЗА НЕВОЗМОЖНОЕ — термин Шестова, к-рым он характеризует содержание истинной (в его понимании «библейской» или «экзистенциальной») философии. В ранних произв. философа («Шекспир и его критик Брандес», «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Нитше») еще нет обоснования идеи Б. за н., но выражается надежда на нечто высшее, что только и может помочь живому человеку перед лицом нелепого и равнодушного трагизма жизни, природы, об-ва. В кн. «Апофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления)» (1905) высказывается предположение о том, что в будущем невозможные чудеса станут естественными, а естественные явления — невозможными или необязательными. В произв. 1908–1910 гг. Шестов заявляет о чудесности как о признаке невозможного в природе и в жизни человека. Он верит в то, что сущность человека вследствие «великих лишений и великих иллюзий», ужаса смерти так заметно перестраивается, что невозможное вдруг оказывается возможным. На повороте от антирационализма и «философии жизни» к религиозному экзистенциализму (кн. «Sola fide — Только верою», написанная в 1911–1914 (1916?) Б. за н., получившая откровенно религиозный смысл, становится основой его философствования. Он жаждет не понимать, а верить, броситься вниз головой в бездонную, фантастическую пропасть веры, советует довериться своему «демону», центробежной силе, влекущей к окраинам жизни и смерти. Вера для него — это реальность невозможного, величайшее чудо и дар Бога. Б. за н., по Шестову, немыслима без отказа от эллинских понятий истины и добра, разума и науки ради живого Бога Библии, ради вечно скрытого, но «самого важного». Шестов полагал, что в глубинах бытия скрывается «иной мир» с необязательными законами, а за ужасами смерти «кроется что-либо, что нам нужнее». В этом мире, где существует Бог как «воплощенный каприз», человек должен быть тоже «капризным» и дерзновенным, каковыми являются подпольный человек Достоевского или библейский Иов. Ибо человек, в понимании Шестова, соразмерен Богу по духу и творчеству, в его жилах — «королевская кровь», и он «призван законодательствовать». Сам Бог требует от человека только невозможного. А невозможное — это разнообразное и радикальное отрицание, «тяжелая… борьба на жизнь и на смерть» за выход из небытия к бытию. Б. за н. сродни откровению и «соприкасанию мирам иным», она может привести к преступлению, к смерти и безумию и даже к отрицанию существования Бога. В результате к человеку приходит «непостижимая творческая сила», к-рая «определяет и формирует бытие». Конечная цель Б. за н. — радикальное изменение природы человека, полное истребление зла в мире, восстановление мира и человека в их первозданной свободе, добре, мудрости и творчестве. И это, по мнению Шестова, реально и достижимо. «Судьбы человеческие решаются на весах Иова…», т. е. на весах безумия и бунта против всего мира, всех законов, даже против несправедливости Бога. И победа Иова, возвратившего себе богатство, здоровье, загубленных детей, не случайна, ибо абсурд яростного взывания и дерзновения человека, согласно Шестову, и есть мудрость человеческая перед Богом.

Л и т.: Шестов Л. Соч.: В 2 т. М., 1993; Он же. Sola fide — Только верою. Париж, 1966; Он же. Киркегард и экзистенциальная философия. М., 1992; Бердяев Н. А. Лев Шестов и Киркегард// Современные записки. Париж. 1936. № 62.

В. Л. Курабцев

БОТКИН Василий Петрович (27.12.1811 (8.01.1812), Москва -10(22). 10.1869, Петербург) — критик, публицист, один из представителей западничества. Происходил из семьи крупного московского купца и промышленника, сам некрое время являлся главой торгового дома. Был в дружеских отношениях с Белинским, Грановским, Герценом, Некрасовым, Тургеневым, Толстым, Фетом. Сотрудничал с журн. «Телескоп», «Московский наблюдатель», «Современник», «Русский вестник», «Отечественные записки» и др. Эволюция взглядов отмечена резкими колебаниями от романтизма и идеализма к материализму и позитивизму, а затем «от чистого общественно-политического реализма к идеалистическому мистицизму с аристократическими тенденциями» (77. Б. Струве). На формирование его мировоззрения оказали влияние идеи нем. романтиков и философов (Фихте, Гегеля и др.). Полное доверие к философии Гегеля исчезло после знакомства с работами левогегельянцев и Фейербаха; с этим связан духовный кризис сер. 40-х гг., к-рый проявился в разрушении всего прежнего миросозерцания. Преодолению кризиса способствовало знакомство с идеями позитивизма и антропологизма. Значение позитивизма он видит в его тесной связи с естествознанием, в антитеологической направленности, стремлении отыскать общественные законы. Вместе с тем Б. не согласен с Контом, к-рый, стремясь обуздать «мистические» (рационально неосмысли-ваемые) стремления человеческой природы точными законами науки, ограничивал тем самым человеческую свободу, принижал деятельную природу человека. В этот период Б. неоднократно подчеркивал значение экономических факторов в развитии об-ва: «…самым верным изображением цивилизации какой-либо страны было бы описание ее экономических отношений и учреждений». Это позволило Струве назвать Б. «провозвестником экономического материализма», тем более что Б. одним из первых в России познакомился с произв. К. Маркса и Ф. Энгельса. Ко 2-й пол. 50-х гг. относится увлечение Б. творчеством Т. Карлейля. Он утверждал, что осн. свойства человеческой природы постоянно одинаковы во все времена, причем материальные, экономические стремления и интересы не являются самыми важными в общественной жизни. Историческое развитие определяется нравственными идеями человека. Самым правдивым и сильным выражением нравственной идеи является искусство. Поэтому любовь к искусству — одно из вечных, коренных свойств человеческой природы. Б. являлся теоретиком и сторонником «эстетической критики», или теории «искусства для искусства», к-рую он предпочитал называть «теорией свободного творчества». Отстоять свободу художника, полагал он, важно с т. зр. традиционных ценностей либерализма, приверженцем к-рых он являлся. Б. считал, что слабой стороной славянофильства является забвение «принципа политико-экономического и государственного», что придает ему «характер романтических фантазий о сохранении национальных предрассудков». Будущее России Б. связывал с развитием буржуазных отношений, к-рое возможно только после уничтожения крепостного права. Одна из черт зап. пути развития, неприемлемая для России, по Б., революционность, катастрофизм. Политический радикализм и восхищение революционными героями сменилось у Б. после 1848 г. неприятием революции как неэффективного способа изменения социальной жизни. Российская история дала, по его мнению, образцы реформирования «сверху» (Петр I), поэтому своеобразие рус. пути состоит в целесообразности мирного реформирования. Б. считал, что привлечение народа к активному политическому творчеству возможно только после длительного периода просвещения, смягчения нравов, духовного развития.

Соч.: Соч. Спб., 1890–1893. Т. 1–3: Письма об Испании. Л., 1976; Литературная критика; Публицистика; Письма. М., 1984; В. П. Боткин и А. А. Фет // Литературное наследство. М., 1939. Т. 25–26; Неизданная переписка В. П. Боткина и И. С. Тургенева. М.; Л., 1930.

Л и т.: Егоров Б. Ф. В. П. Боткин — литератор и критик // Учен. зап. Тартуского ун-та. Тарту, 1963. Вып. 139; 1965. Вып. 167; 1966. Вып. 184.

Н. Г. Габидулина

БРЮСОВ Валерий Яковлевич (1(13). 12.1873, Москва -9.10.1924, Москва) — писатель, критик, историк и теоретик литературы, публицист, автор работ по истории, философии, геополитике. Один из основоположников рус. символизма. Выходец из просвещенной купеческой семьи. В 1893–1899 гг. учился на историко-филологическом отд. Московского ун-та, где большее внимание уделял занятиям философией, к-рую изучал под руководством Лопатина, слушал также лекции Троицкого, Бугаева, посещал семинар Грота. Наибольшее влияние на формирование его философских взглядов оказали Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц, И. Кант «В. С. Соловьев. К 1897 г. относятся первые замыслы самостоятельных философских трудов Б.: „…я напишу „Философские опыты“. Содержание: I. Лейбниц. II. Эдгар По. III. Метерлинк. IV. Идеализм. V. Основание всякой метафизики. VI. Любовь (Двое). VII. Христианство“ (Дневник, 23 октября 1897). Однако попытки эклектически совместить индивидуализм с панпсихизмом Лейбница и идеями Шопенгауэра („мир есть мое представление“), а также с представлениями рус. персонализма (Козлов и др.) привели Б. к сознанию невозможности построения собственной философской системы. Университетское зачетное соч. „Учение Лейбница о познании“ (1899, неопубл.) — единственное завершенное его теоретико-философское произв. — в целом не содержит новых идей и положений, но свидетельствует о глубоком понимании автором сути предмета, что было отмечено Лопатиным и В. И. Герье. Идеи Лейбница и Шопенгауэра оказали решающее влияние на формирование эстетики и философии творчества Б. уже в его первых программных работах „О искусстве“ (1899) и „Истины“ (1901). Б. сближается также с Толстым в трактовке искусства как средства познания мира и средства общения людей (понимаемого в свете учения Лейбница как общение монад). Вместе с тем он подчеркивал элитарность подлинного искусства („Истолкователем художника может быть только мудрец“). В ст. „Истины“, ставшей итогом теоретико-философских исканий, Б. провозглашал свободу воли, множественность истин и плюрализм как основу мировосприятия и миропознания. Идеи Б. оказали влияние на философию и эстетику рус. символизма, хотя сам он остался равнодушен и к „религиозной общественности“ и „новому религиозному сознанию“ круга Мережковского, и к „теургии“ А. Белого, и к „соборности“ В. И. Иванова, не говоря уже о таких теориях, как „соборный индивидуализм“ и „мистический анархизм“, к-рые он считал откровенно вульгаризаторскими. В дискуссии о символизме 1910 г., споря с Ивановым к А. А. Блоком, Б. подчеркивал: „Символизм хотел быть и всегда был только искусством… Символизм есть метод искусства… Этим своим методом искусство отличается от рационалистического познания мира в науке и от попыток внерассудочного проникновения в его тайны в мистике. Искусство автономно: у него свой метод и свои задачи“ („О „речи рабской“, в защиту поэзии“, 1910). Стремление Б. отделить искусство от религии связано и с его конфессиональной индифферентностью и внецерковностью. Еще в юности он писал: „Моей мечтой всегда был пантеон, храм всех богов“. С нач. 1900-х гг. Б. уделяет преимущественное внимание эстетике и теории литературы, с одной стороны, и геополитике и философии истории — с другой. В основу его эстетики положены требование свободы искусства от воздействия политических, религиозных, философских и иных факторов доктринального характера и культ мастерства, без к-рого невозможно настоящее искусство. Отрицая „искусство ради искусства“, возможность его существования без читателя, зрителя, слушателя, Б. выступал против „ненужной правды“ натурализма и идейной „тенденциозности“. Эта позиция, как и его публицистические выступления в империалистическом духе (1903–1905), послужила основой для обвинений его в консерватизме и политической реакционности. Переход к революционным настроениям в 1905 г. был обусловлен его разочарованием в результатах русско-японской войны и чисто эстетическим, индивидуалистическим неприятием „старого мира“. Концепция философии истории, окончательно сложившаяся у Б. на рубеже 1900-х и 1910-х гг., основана на представлении о „смене культур“, понимаемой как эзотерически (лемуры, атланты и т. д.), так и экзотерически („исторические“ цивилизации). В трактате „Учители учителей“ (1917) и ст. „Смена тур“ (1921–1924) Б. пытается синтезировать эзотеричес и экзотерическое знание в учении о „традиции“ („тр' ция, шедшая из отдаленного прошлого, которая утверждала гораздо большую древность человеческой цивилизации…“), следуя во многом за школой фр. оккультистов (Л. К. де Сен-Мартен, Фабр д'Оливе, Сент-Ив д'Альвейдр, Э. Шюре и др.) и предвосхищая философские построения Р Генона и его последователей. Незадолго до смерти Б. говорил: „Оккультизм есть наука с точными знаниями… Эта наука в своей истории имеет целый ряд доказательств. Я не верю в нее, а знаю, что потусторонний мир существует“. Подобный подход к изучению оккультизма, а также герметических учений и средневековой алхимии выразился в его осн. прозаическом произв. — романе „Огненный ангел“ (1908) и связанном с ним цикле статей об Агриппе Неттесгеймском (1913). Учение о „подлинной памяти человечества о своем отдаленнейшем прошлом“ (П. Н. Берков) Б. дополняет учением о „духе народа“, духе расы или цивилизации, отмечая, напр., историческую и метафизическую несовместимость арийцев и монголов, арийцев и семитов („Метерлинк-утешитель“, 1905), европейцев и мира ислама („Новая эпоха во всемирной истории“, 1913). Вместе с тем применительно к России он ратовал за объединение на платформе геополитических интересов империи как „большого пространства“ и предлагал пожертвовать ради этого разницей интересов этносов, классов, партий, конфессий („О новом русском гимне“, 1917). Именно исходя из этих соображений, Б. после долгих колебаний в начале лета 1918 г. поддержал большевиков, подчеркивая в их деятельности национальный и империалистический компонент (стих „Только русский“, 1919, и др.). Философские взгляды Б. в последние годы отмечены усилением релятивистских настроений (особенно под влиянием Потебни) и попытками облечь свой сциентизм в марксистскую терминологию. „Научная поэзия“ Б. - один из самых масштабных его философс-ко-поэтических экспериментов — отмечена идеями относительности всего сущего, незначительности происходящего „с точки зрения вечности“, что порой приводит его к пессимизму и агностицизму. Историческим пессимизмом отмечены и нек-рые стихотворения Б. на совр. темы, написанные в результате его разочарования в революции, особенно после введения нэпа и смерти Ленина. В написанных в эти годы работах по истории Рима подчеркивается историческая закономерность победы христианства, однако все симпатии Б. как „языческого империалиста“ — на стороне римского государства, культуры и религии.

С о ч.: Собр. соч.: В 7 т. М., 1975. Т. 6, 7; Среди стихов, 1894–1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990; Смена культур // Брюсовский сборник. Ставрополь, 1977; Торжество социализма; Метерлинк-утешитель // Библиография. 1993. № 3; Дневники, 1891–1910. М., 1927; Из моей жизни: Автобиографическая и мемуарная проза. М., 1994; Новая эпоха во всемирной истории // Русская мысль. 1913. № 6.

Л и т.: Берков П. П. Проблемы истории мировой культуры в литературно-художественном и научном творчестве Валерия Брюсова // Брюсовские чтения 1962 года. Ереван, 1963; По-мирчий Р. Е. Из идейных исканий В. Я. Брюсова (Брюсов и Лейбниц)//Брюсовские чтения 1971 года. Ереван, 1973; В. Брюсов и литература конца Х1Х-ХХ вв. Ставрополь, 1979; Культе С. К. Ранний Брюсов о поэзии и философии Вл. Соловьева// Блоковский сборник VI: А. Блок и его окружение. Тарту, 1985; Молодяков В. Э. Геополитика Валерия Брюсова // Библиография. 1993. № 3; Он же. Историософия и геополитика: Валерий Брюсов о Востоке // Общественные науки и современность. 1994. № 4.

В. Э. Молодяков

БРЯНЦЕВ Андрей Михайлович (1749, Одигитриевская пустынь Вологодской губ. — 26.01(7.02).1821, Москва) — философ. Род. в семье церковного служителя. Образование получил сначала в Вологодской семинарии, затем в московской Славяно-греко-латинской академии, где в 1770 г. окончил курс богословских и философских наук. Отказавшись от духовной карьеры, Б. переходит в Московский ун-т, где изучает юриспруденцию, точные науки и иностранные языки. С 1779 г. преподавал различные дисциплины в Университетской гимназии. В 1787 г. защитил диссертацию на соискание степени магистра философии „О критерии истины“. В ун-те Б. был ближайшим учеником и помощником проф. Д. С. Аничкова и Десницкого. Дальнейшая карьера Б. также связана с Московским ун-том, где он работал ординарным проф. логики и метафизики (с 1795 и до конца жизни). В 1817–1821 гг. адъюнктом при Б. был Давыдов, занимавшийся по преимуществу преподаванием философских дисциплин. Б. не создал собственной оригинальной системы. В начале своей карьеры придерживался в основном системы X. Вольфа, к-рую затем дополнил нек-рыми элементами кантианства, причем опирался он не на работы И. Канта, а на труды одного из его последователей — Ф. В. Д. Снелля. Из напечатанных работ заслуживают упоминания речи Б. „Слово о связи вещей во Вселенной…“ (1790), а также „Слово о всеобщих и главных законах природы…“ (1799). Первое соч. носит ярко выраженный деистический характер с оттенком механицизма. Вот как, в частности, определяет Б. Вселенную: „…мироздание в самой вещи есть неизмеримое тело, механически устроенное, и составлено из неисчислимых частей различной величины и твердости, к-рые посредством всеобщего закона взаимно сопряжены“. Здесь же Б. отстаивает теорию множества миров и бесконечного многообразия форм органической жизни. Во втором из названных соч. Б., опираясь на вольфианс-кую традицию, рассуждает об осн. законах, к числу к-рых он относит закон непрерывности, закон бережливости, кратчайшего пути, или самомалейших средств, и закон всеобщего сохранения. Б. является также автором и нескольких переводных произв. Так, в соавторстве с Дес-ницким он перевел с англ. языка „Истолкование английских законов“ У. Блэкстона (1780–1782), в 1798 г. во Владимире вышло в свет соч. Б. на лат. языке, к-рое содержит краткое описание классического периода истории Древней Греции. В 1804 г. Б. перевел и издал „Начальные основания нравственной философии“ Г. А. Фергюссона.

Соч.: Избр. произв. русских мыслителей второй половины XVIII в. М., 1952. Т. 1.С. 363–386.

Л и т.: Снегирев И. М. Старина русской земли. Спб., 1871; Щипаное И. Я. Философия русского просвещения. Вторая половина XVIII века. М… 1971.

А. В. Панибратцев

БУГАЕВ Николай Васильевич (14(26).09.1837, Душет Тифлисской губ. — 29.05(10.06). 1903, Москва) — математик и философ, проф. математики, декан физико-математического ф-та Московского ун-та, отец А. Белого. Как математик Б. известен учением о „прерывных функциях“ (арит-мология), имеющем значение и для философии. Математику он разделяет на теорию непрерывных и теорию прерывных функций (математический анализ и аритмологию). Прерывность, по его мнению, обнаруживается там, где появляется самостоятельная индивидуальность, возникает вопрос о целесообразности, где появляется эстетическая и этическая задачи. Аритмологический подход, писал он, доказывает, что „добро и зло, красота, справедливость и свобода не суть только иллюзия, созданная воображением человека“, но что „корни их лежат в самой сущности вещей“ (Математика и научно-философское миросозерцание. М., 1899. С. 16–17). Идеи аритмоло-гии Б. развивали математики Некрасов, В. Г. Алексеев, Флоренский. Б. является автором оригинального варианта эволюционной монадологии, отличающегося, как он считал, от монадологии Лейбница и теорий совр. монизма „многими существенными особенностями“. Под монадой Б. понимал самостоятельный и самодеятельный индивидуум, как нечто неизменное, неразложимое, обладающее потенциальным психическим содержанием. Жизнь монады есть ряд причинных и целесообразных изменений в ее организации. Примерами монад различных порядков являются человек, человечество, государство (социальная монада), клетка (биологическая монада), атом (физическая монада). Порядок монад вверх и вниз простирается до бесконечности. Монады вступают во взаимные отношения друг с другом, образуя сложные монады и подчиняясь при этом двум законам: закону монадоло-гической косности (инерции) и закону монадологической солидарности. Первый из них означает, что монада не может собственной деятельностью вне отношения к др. монадам изменить всего своего психического содержания, второй выражает тот аспект, что монады развиваются нек-рыми сторонами своего бытия, только вступая в соотношения с др. монадами. Монады сохраняют и „капитализируют“ (накапливают) как свое прошлое, так и прошлое связанного с ними комплекса монад. Сложная монада распадается, но не исчезает, продолжая свое существование в центральной монаде данного комплекса. Благодаря этому закону в мире увеличивается психическое содержание и энергия. Что принадлежит одной монаде, то потенциально принадлежит и другим. Основа жизни и деятельности монады — этическая: совершенствоваться и совершенствовать др. монады. Движущая сила этого процесса — любовь. Конечная цель деятельности монады — снять различие между нею и миром как совокупностью всех монад. Человек с т. зр. эволюционной монадологии есть, с одной стороны, индивид, с другой — социальная система монад, связанная не только органическим единством, но и единством идеальных целей и идеальных задач. Его конкретный образ есть не случайное собрание атомов, а проникнутое духом художественное здание. Человек есть живой храм, в к-ром деятельно осуществляются высшие цели и главные задачи мировой жизни.

Соч.: Математика и научно-философское воззрение: Речь, прочитанная в психологическом обществе 17 октября 1898 года. М., 1899; Основные начала эволюционной монадологии // Вопросы философии и психологии. 1893. Кн. 17; К вопросу о свободе воли // Труды Московского психологического общества. М., 1889. Т. 3.

Лит.: Некрасов П. А. Московская философско-математичес-кая школа и ее основатели. М., 1904; Лопатин 77. М. Философское мировоззрение Н. В. Бугаева // Лапатин Л. М. Философские характеристики и речи. М., 1995.

В. В. Ванчугов

БУЖИНСКИЙ Гавриил (1680, Правобережная Украина -14(25).04.1731, Москва) — церковный деятель и философ. После обучения в Киево-Могилянской академии Б. с 1706 г. по настоянию Стефана Яворского переводится в Москву. С 1709 по 1711 г. Б. преподает философию в Славяно-греко-латинской академии. Курс Б. до нашего времени полностью не сохранился. В 1714 г. Б. вызывают в Санкт-Петербург, в Александро-Невский монастырь. В 1718 г. он становится обер-иеромонахом российского флота, с 1721 г. — настоятелем монастыря в Костроме, а затем и Троице-Сергиевой лавры, с 1726 г. — епископом Рязанским и Муромским. В 1728 г. Б. обвинили в отступлении от православия и он 2 г. провел под следствием, в 1730 г. был оправдан, но из-за болезни не смог выехать ни в Петербург, ни в свое епископство. Историки философии относят Б. к представителям раннего рус. Просвещения, группировавшимся вокруг Феофана Прокоповича. Сам Б. понимал просвещение как накопление твердых положительных знаний, не противоречивших догматам православной церкви (или христианству в целом). В отличие от таких деятелей раннего рус. Просвещения, как Феофи-лакт (Лопатинский), Б. активно поддерживал церковную реформу Петра 1 и вообще тяготел к реформаторству. Из дошедших до нас произв. Б. заслуживают упоминания проповеди и переводы. Из проповедей наиболее известны „Слово в похвалу Санкт-Петербурга“ (1717) и „Слово на день годичного поминовения государя Петра Великого, проповеданное над гробом его“ (1726; в 1729 г. вышло в Лондоне в англ. и лат. пер.). Б. переводил Эразма Роттердамского („Разговоры дружеские“, 1716) и В. Стра-темана („Феатрон и позор исторический“, 1724). Его заслугой является также ознакомление рус. читателей с трудами теоретика естественного права С. Пуффендорфа. Б. перевел его работу „Введение в историю европейскую“ (перевод этот выдержал 2 изд. в 1718 и 1724 гг.) и отредактировал перевод кн. „О должности человека и гражданина“, принадлежавший И. Кречетовскому (1726). Исследователи считают, что идеи Б., пытавшегося соединить православное учение Иоанна Дамаскина и Дионисия Псевдо-Аре пагита с достижениями совр. ему науки, оказали опосредованное влияние на таких мыслителей, как Платон (Лев-шин), А. С. Хомяков, В. С. Соловьев, Флоренский.

С о ч.: Собрание некоторых проповедей… М., 1763; Проповеди. Юрьев, 1901.

Л и т.: Словарь русских писателей XVIII в. Л., 1988. Вып. I Шкуринов П. С. Философия России XVIII века. М., 1992. С 41–65.

А. В. Панибратцев

БУЛГАКОВ Сергей Николаевич (16(28).06.1871, Ливны Орловской губ. — 13.07.1944, Париж) — экономист, философ, богослов, публицист и общественный деятель. Род. в семье священника. В 1881 г. поступил в Ливенское духовное училище, а в 1884 г. — в Орловскую духовную семинарию. В 1890 г. поступил на юридический ф-т Мо ковского ун-та, по окончании к-рого был оставлен при кафедре политической экономии и статистики для подготовки к проф. званию. В 1895 г. преподает политическую экономию в Московском техническом училище. В 1897 г. выходит его первый значительный труд „О рынках при капиталистическом производстве“, написанный с позиций т. наз. „легального марксизма“. В 1898 г. Б. сдал магистерский экзамен и был направлен в двухлетнюю за граничную командировку (Германия, Франция, Англия). Здесь он написал свою магистерскую диссертацию „Капитализм и земледелие“ (Спб., 1900. Т. 1–2), глубоко изучил нем. классическую философию, особенно Й. Канта и Ф. В. Шеллинга. В эти же годы он знакомится с ведущими германскими социал-демократами: К. Каутским, А. Бебелем, В. Адлером и др. Плеханов оценивает его как „надежду русского марксизма“. По возвращении Б. в Россию, приблизительно с 1901 г., начинается его постепенный переход к идеализму, что выразилось сначала в его участии в сб. „Проблемы идеализма“ (М., 1902; ст. „Основные проблемы теории прогресса“) и затем явно обозначилось в кн. „От марксизма к идеализму“ (Спб., 1903). С 1901 г., защитив магистерскую диссертацию, Б. живет в Киеве, где избирается ординарным проф. политической экономии Киевского политехнического ин-та и приват-доцентом Киевского ун-та. Тогда же начинается его лекторская деятельность, принесшая ему вскоре широкую известность. В августе 1903 г. он принял участие в нелегальном съезде, на к-ром было положено начало „Союзу освобождения“ (будущему ядру партии кадетов), с 1904 г. вместе с Бердяевым редактирует журн. „Новый путь“ и „Вопросы жизни“. Революция 1905 г. привела его к окончательному разочарованию в идеях марксизма и социализма (относительную правоту последнего он, впрочем, никогда не отрицал, считая социализм как бы социально-политическим „минимумом“ христианской политики). В

1906 г. Б. участвовал в создании Союза христианской политики, а в 1907 г. был избран депутатом во II Государственную думу от Орловской губ. как беспартийный „христианский социалист“. В 1906 г. Б. переезжает в Москву, где становится приват-доцентом Московского ун-та, а в

1907 г. — и проф. политической экономии Московского коммерческого ин-та. Начиная с 1907 г. в творчестве Б. заметно возрастает и затем начинает преобладать религиозно-философская проблематика. В 1909 г. он принял участие в сб. „Вехи“ (ст. „Героизм и подвижничество“), в 1911 г. в изд-ве „Путь“, в организации и работе к-рого Б. играл заметную роль, выходит его сб. „Два града“ (в 2 т.). В 1912 г. публикуется первая монография Б. „Философия хозяйства“ (с подзаголовком „Часть первая. Мир как хозяйство“), в к-рой вся проблематика политической экономии и социальной философии марксизма подвергнута коренной переработке с позиций религиозной философии. В том же году Б. защитил ее как докторскую диссертацию. Публикуя первую часть „Философии хозяйства“, изд-во „Путь“ объявило, что готовится к печати вторая ее часть — „Оправдание хозяйства (этика и эсхатология)“, но в ходе работы замысел этот существенно изменился, и в итоге в 1917 г. Б. издал кн. „Свет невечерний. Созерцания и умозрения“, к-рую считал фактическим продолжением и завершением „Философии хозяйства“. Она является своеобразным итогом всего предыдущего периода философского развития Б., предельной точкой эволюции его мировоззрения в рамках религиозной философии. Дальнейший шаг этой эволюции — принятие сана священника летом 1918 г. (чему предшествовало активное участие Б. в работе Всероссийского Поместного собора, восстановившего патриаршество) — был для него вполне последователен и естествен. В 1918 г. Б. уехал из Москвы в Крым, где находилась его семья и откуда он в конце 1922 г. был выслан в Турцию по решению советского правительства. За 4 г. пребывания в Крыму Б. написал ряд философских трудов, изданных уже после его смерти: „Философия имени“, „Трагедия философии“ и др. На этом период собственно философского творчества Б. заканчивается. С мая 1923 до лета 1925 г. Б. был проф. церковного права и богословия на юридическом ф-те Русского научного ин-та в

Праге и затем окончательно обосновался в Париже, где был проф. богословия и деканом Православного богословского ин-та. С 1925 по 1938 г. Б. совершает ряд поездок по странам Европы и Америки. Богословское наследие о. Сергия весьма обширно: „Св. Петр и Иоанн“, „Купина неопалимая“, „Апокалипсис Иоанна“, „Православие“, трилогия — „Агнец Божий“, „Невеста Агнца“, „Утешитель“ и др. Правда, и как богослов Б. весьма философичен и даже „социологичен“, о чем свидетельствуют такие его статьи, как „Душа социализма“ (Новый град. 1931. № 1; 1932. № 3; 1933. № 7), „Нации и человечество“ (Там же. 1934. № 8), „Православие и социализм“ (Путь. 1930. № 20), небольшая брошюра „Христианская социология“ (Париж, 1927) и опубликованная посмертно кн. „Христианство и еврейский вопрос“. Значительную роль в жизни о. Сергия занимала и его экуменическая деятельность, к-рая не получила в церковно-православных кругах однозначной оценки (как, впрочем, и все его богословское творчество). Мировоззрение Б., если учесть к тому же его переход „от марксизма к идеализму“, не укладывается в единую формулу. Большинство исследователей выделяют 3 этапа его творческой эволюции: легальный марксизм (1896–1900), религиозная философия (1901–1918), богословие (с 1919). Эволюция взглядов Б. на протяжении всей его жизни была органической и никогда не содержала в себе ни малейшей доли того, что принято называть „ренегатством“. Л. А. Зандер насчитывает 4 „личностных фактора“, к-рые придают Б. облик чисто „рус. мыслителя“: 1) почвенность, 2) эсхатологичность, 3) необычайную способность к философскому и богословскому синтезу, 4) чисто рус. стремление доходить во всем до конца {Зандер Л. А. Бог и Мир. Париж, 1948. Т. 1.С. 11–12). На первом (марксистском) этапе творчества Б. эти черты сказались следующим образом. Подвергнув анализу идеи К. Маркса о конечных судьбах человечества — прежде всего идею прогресса и Zukunftstaat'a (государства будущего), — Б. пришел к убеждению о невозможности социологического обоснования глобальных закономерностей общественного развития. В самой попытке установить такого рода закономерности он усмотрел элементы утопизма и „богоборчества“, причем последнее он считал осн. движущим мотивом марксизма и вообще социализма. Что касается перспектив развития капитализма в России, то, не отрицая таковых, Б. подчеркивал, что и капиталистическая Россия должна для сохранения своей национальной специфики остаться страной по преимуществу аграрной и крестьянской. На втором этапе творческого пути в центре внимания Б. оказались все те проблемы, к-рые, по его мнению, не получили в марксизме адекватного развития. Главным соч. этого этапа следует считать „Философию хозяйства“, в к-рой помимо ответа на осн. ее вопрос, сформулированный по-кантовски: „Как возможно хозяйство?“, Б. дал свое понимание природы философского и научного знания. В этой же книге он впервые в развернутой форме изложил свой вариант софио-логии — учения, к-рое в полном объеме не осмыслено и не оценено до сих пор. Считая, что исторический материализм, в к-ром с наибольшей силой воплотился дух совр. экономизма, не может быть просто отвергнут, а должен быть „положительно превзойден“, Б. попытался построить собственную философскую систему, соединив достижения нем. классической философии (преимущественно гносеологизм) с традиционным рус. (в духе христианизированного Платона) онтологизмом. Мн. критики справедливо усматривали в „нем.“ терминологии Б. лишь своего рода философическое „кокетство“, совершенно ему чуждое. Однако это не совсем так. Хотя синтез в целом и не получился, он помог Б. преодолеть гегелевскую и Марксову диалектику, к-рая так или иначе приводила к торжеству „историцизма“ (если воспользоваться термином К. Поппера). Крайности гносеологизма и онтологизма, по Б., преодолимы с помощью понятия Софии, к-рую в самом первом приближении можно истолковать как предвечный замысел Божий о мире и человеке. Именно понятие Софии позволяет Б. считать себя „религиозным материалистом“, избегающим гипостазирования общих понятий с „изобретением“ места обитания идей („умного места“ Платона) и того „размывания“ физической (или материальной) субстанции мира, к-рое зачастую происходит в рамках идеалистической гносеологии (особенно в ее неокантианском варианте). Кроме того, с помощью понятия Софии Б. пытается установить непрерывную иерархию сущностей от Бога до человека и тем самым преодолеть (до известной степени) разрыв между Творцом и Тварью, характерный, напр., для протестантской либеральной теологии. Следующая кн. Б. — „Свет невечерний“ — посвящена решению тех философско-богословских проблем, к-рые в „Философии хозяйства“ были лишь сформулированы и поставлены. Эту книгу вместе с „Тихими думами“ (М., 1918) можно считать последним философским произв. Б., после к-рого начинается богословский период его творчества. Еще в Крыму в 1918–1922 гг. Б. написал несколько философских произв. (изданных посмертно), в к-рых богословие и философия так тесно переплетены, что трудно однозначно решить вопрос о том, с каких именно позиций они написаны. Это „Философия имени“ (Париж, 1953), „Трагедия философии“ (М., 1993; нем. перевод: Дармштадт, 1927), философские диалоги „У стен Херсониса“ (Символ. Париж, 1993. № 25). Особый интерес представляет „Трагедия философии“, в к-рой Б. обосновывает тщетность усилий человеческого разума построить всеобъемлющую философскую систему. Начиная с 1922–1923 гг. творчество Б. носит преимущественно богословский характер. Его софиологические идеи были оценены с т. зр. православной ортодоксии как еретический уклон и попытка ввести четвертую ипостась. Экуменическая деятельность о. Сергия, к-рой он уделял много сил во время своего пастырского служения, в нек-рых ее аспектах расценивается как „либеральная“. К своеобразным чертам Б.-мыслителя на всех этапах его творческой эволюции можно отнести „социологизм“ его мышления (несмотря на то что в его „Философии хозяйства“ имеется довольно острая критика „социологического разума“). Проект „христианской социологии“, вынашиваемый Б. всю жизнь, в полном объеме не был реализован, но принес свои плоды в разработках конкретных социальных проблем, к-рыми он занимался на протяжении всей жизни. К числу таких проблем относится „национальный вопрос“, природа об-ва (Б. вплотную подошел к проблеме „социального тела“, активно обсуждаемой в XX в.). Значительное место в философском наследии Б. занимают статьи, посвященные анализу творчества рус. мыслителей и писателей В. С. Соловьева, Федорова, Достоевского, Толстого, Пушкина и др.

Соч.: Неотложная задача (О союзе христианской политики). М., 1906; Два града: В 2 т. М., 1911; Философия хозяйства. М., 1912; Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М., 1917; М., 1994; Тихие думы. М., 1918; М., 1996; Св. Петр и Иоанн. Париж, 1926; Друг Жениха. Париж, 1927; Купина неопалимая. Париж, 1927; Лествица Иаковля. Париж, 1929; Православие. Париж, 1965; М., 1991; Апокалипсис Иоанна. Париж, 1948; М., 1991; Автобиографические заметки. Париж, 1949; Орел, 1998; Соч.: В 2 т. М., 1993; Труды по социологии и теологии: В 2 т. / Подгот. Сапов В. В. М., 1997; Философия имени. М., 1997.

Л и т.: Зандер Л. А. Бог и мир. Миросозерцание отца Сергия Булгакова. Париж, 1948. Т. 1–2; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 2. С. 198–226;Хоружий С. С. София — космос — материя. Устои философской мысли Булгакова // Вопросы философии. 1989. № 12; С. Н. Булгаков: pro et contra: В 2 т. М., 2003; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 417-^26.

В. В. Сапов

БУТАШЕВИЧ-ПЕТРАШЕВСКИЙ Михаил Васильевич (1 (13). 11.1821, Петербург — 7(19). 12.1866, Вельское Енисейского окр.) — организатор кружка молодежи („пятниц“) во 2-й пол. 40-х гг. XIX в. в Петербурге (Петрашевцы). Дворянин, сын хирурга. Окончил Александровский лицей, служил переводчиком в департаменте внутренних сношений Министерства иностранных дел. Был вольнослушателем юридического ф-та Петербургского ун-та. Мечтал о социальных преобразованиях России, об уничтожении крепостного права и самодержавия, о политических свободах и гласности. Для философского журнала, к-рый предполагал создать, подготовил статьи о значении здравого смысла и критического направления в философии, о христианстве в России. Собрал большую библиотеку рус. и зарубежных писателей, экономистов и запрещенных цензурой социалистов. В 1848 г. составил и распространял литографированную записку по крестьянскому вопросу, проект освобождения крестьян. Человек обширных знаний и талантливый организатор, Б.-П. к зиме 1848/49 гг. превратил „пятницы“ в политический клуб, где открыто обсуждались политические проблемы России и Запада, вопросы политэкономии и философии. Считая крестьянскую революцию неизбежной, изучал движение декабристов. Был вдохновителем идеи подготовки кадров пропагандистов во всех слоях населения. Особое значение придавал работе среди студенчества. Участвовал в подготовке создания тайной типографии. Был членом законспирированной группы, обсуждавшей пути создания тайного революционного об-Выступал на обеде в честь Ш. Фурье со словами: „осудили на смерть настоящий быт общественный, надо приговор наш исполнить“. Б.-П. - идейный руководител составитель, редактор и автор важнейших статей колле тивного соч. петрашевцев — „Карманного словаря иное ранных слов, вошедших в состав русского языка“. Е принадлежит идея обойти цензуру, дать в завуалированной форме понятное для читателей обличение крепостного права и самодержавия, представить идеи социализма и материализма. Сторонник антропологического материализма, главным „жизненным принципом“ Б.-П. считал развитие, „неологию“, охватывающую все сферы природы, промышленность, политику, социальную и духовную жизнь. Осуждал неспособность славянофилов „следовать за современным развитием человечества“. Написал серию статей „Неология“, „Новация“, „Новатор“, „Новаторство“, доказывая, что „нововводительство“ — принцип, к-рый „новейшая наука признала истинным и положила в основу своего миросозерцания“. Примерами „смелого новаторства“ считал системы социалистов — Р. Оуэна, К. А. Сен-Симона, Ш. Фурье. Различал „новацию“ (реформу) и революцию. Считал, что хотя реформа „менее касается основных, существенных начал какого-либо общественного учреждения“, все же революция менее желательна для России, поскольку связана с кровопролитием. Б.-П. решительно возражал склонным к авантюризму К. И. Тимковскому, В. А. Головинскому, Спешневу. Призывал к тщательной подготовке людей, способных стать во главе народных масс, чтобы не допустить новый „Пугачевский бунт“. Основу будущего об-ва Б.-П. видел в социализме как в извечном стремлении людей „сойтись в общество“. Первым социалистом считал Иисуса Христа. Осуждал стремление церкви отнести христианский идеал на небо и отказаться от попыток строительства на земле быта общественного, при к-ром „блаженство человека было бы возможно“. Идеи Иисуса Христа у Б.-П. - это идеи социализма, ставшего насущной потребностью человечества. Социализму противопоставлялся либерализм — идеология буржуазного об-ва, „где мы видим совершенную нищету, отсутствие стремления удовлетворить первым нуждам при совершенном обилии средств к этому“, т. е. социальное неравенство. Считая социализм „доктриною космополитическою“, будущее Родины видел в крестьянской общине — „догме христианской, внедренной в жизнь практическую“. Высоко чтил науку, осуждал различного рода предрассудки. Его статья „Обскурантизм“, обличающая последний как „неотъемлемый элемент во всяком религиозном или теократическом властительстве“, была запрещена цензурой. Пропагандист по призванию, Б.-П. высоко чтил ораторов, способных в часы великих потрясений, „переворотов“ стать глашатаями „истин и нужд общественных“. Прославлял знаменитых ораторов античности и нового времени. В „Карманном словаре“ писал: „Мы постараемся представить характеристику знаменитейших из общественных двигателей, которые силою бессмертной своей речи побудили миллионы дремавших и подавленных умов […], неутомимо ратовали и стояли за свои убеждения, смело шли на смерть и горделиво умирали за общее дело равенства и свободы…“ Называя себя „философом-пропагатором“, Б.-П. предвидел, что рано или поздно его „обвинят в проповеди безбожия, проклянут всенародно как атеиста и причтут в заключение к сонму святых Антихриста“. Он не во многом ошибся. Арестованный в ночь на 24 апреля 1849 г., был приговорен к смерти. Прошел обряд инсценированной казни на Семеновском плацу. Был приговорен к пожизненной каторге. Отправлен в Сибирь закованным в кандалы сразу же после объявления окончательного приговора. Находился на Шилкин-ском заводе Нерчинского округа, позднее в Акатуе. В 1856 г. вышел на поселение в Иркутск, где продолжал борьбу против царской администрации. Писал многочисленные просьбы-обличения императору, застревавшие в канцелярии. Печатался в газ. „Иркутские ведомости“ и „Амур“. Пытался организовать кружок прогрессивно мыслящей местной интеллигенции. За неповиновение начальству высылался из Иркутска, попал в тюрьму, был отправлен на поселение в отдаленные села. Писал в Петербург протесты по поводу приговора петрашевцам, часть к-рых была опубликована Герценом в „Колоколе“, а остальные находятся в архиве.

С о ч.: Дело петрашевцев. М.;Л., 1937. Т. 1. С. 5–196; 513–577; Философские и общественно-политические произведения петрашевцев. М., 1953. С. 113–473.

Л и т.: Сеиевский В. И. М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы. М., 1922; Никитина Ф. Г. Общественно-политические и философские взгляды М. В. Буташевича-Петрашевс-кого // Из истории русской философии XVIII–XIX веков. М., 1952. С. 166–188; Прокофьев В. А. Петрашевский (1821–1866). М., 1962; Петрашевцы в Сибири: Документальный исторический сборник. Иркутск, 2005. Evans J. The Petrasevskij circle, 1845–1849. The Hague; P., 1974; Alexander M. Der Petrasevskij Prozess. Wiesbaden, 1979.

Ф. Г. Никитина

БУХАРЕВ Александр Матвеевич (архимандрит Феодор) (1824, с. Федоровское Корчевского у. Тверской губ. -2(14).04.1871, Переславль-Залесский) — религиозный писатель, критик, богослов. Из семьи дьякона. В 1846 г. закончил Московскую духовную академию, незадолго до выпуска по настоянию ректора был пострижен в монахи и рукоположен во священство. Преподавал в академии по кафедрам древн. языков и Священного писания. В 1853 г. рукоположен в сан архимандрита. Учился у Голубинско-го, через к-рого познакомился с нем. философией и теософией. Испытал влияние Белинского, из статей к-рого извлекал философские идеи и переводил их „на иное основание“, т. е. ко Христу. На „Выбранные места из переписки с друзьями“ Гоголя ответил „Тремя письмами к Н. В. Гоголю, писанными в 1848 г.“ (1860), в к-рых прослеживал внутреннюю связь этого последнего произв. Гоголя с его предшествующим творчеством, усматривая в „Мертвых душах“ „прозревание радости из воскресения“ и разбирая противоречия и догматические неточности в гоголевской „Переписке“. В Москве Б. начал писать свой многолетний труд „Исследование Апокалипсиса“, первоначально одобренный митрополитом Филаретом, но в 1862 г., по его же инициативе, запрещенный к печатанию Синодом (опубл.: Сергиев Посад, 1916). С 1854 по 1858 г. Б.-ординарный проф. Казанской духовной академии. С 1858 по 1861 г. — цензор Санкт-Петербургского Комитета для цензуры духовных книг. За это время выходят его кн. „Несколько статей о св. апостоле Павле“ (Спб., 1860), „О православии в отношении к современности“ (Спб., 1860). Последняя послужила поводом для нападок редактора „Домашней беседы“ (цензором к-рой был Б.) православного публициста В. И. Аскоченского (1813–1879), обвинившего Б. в уклонении от руководства церкви и гегельянстве. После этого Б. пришлось оставить пост цензора и переехать в Никитский Переславльский монастырь, а после запрещения „Исследования Апокалипсиса“ (1862) он подает прошение о выходе из монашества, в 1863 г. оно было удовлетворено с лишением сана и богословского звания. Б. поселился в Переславле, женился и жил в супружестве вплоть до смерти в крайней бедности. Духовные журналы отказывались печатать его статьи, и он издавал их отдельными книгами или в журн. „Сын Отечества“ (большая часть статей вошла в сб. „О современных духовных потребностях мысли и жизни, особенно русской“. М., 1865). В центре системы Б. - представление об искупительной любви Сына Божьего, принимавшего на себя своим воче-ловеченьем и страданиями все, в т. ч. и будущие, грехи мира и рода человеческого. Он настаивает на том, что главное — жертва Христа за мир и человека, а не жертва человека и мира для Бога. Рассуждая о тайне Боговоплощения, Б. пытается приложить к ней философские приемы исследования. Говоря о человеческом мышлении Спасителя, он находит, что Богочеловек познавал во внешних предметах свои же собственные творческие мысли, которые лежат в основе всего сущего, и что, т. обр., субъективное и объективное бытие выступают в нем как тождественные. С другой стороны, взяв на себя вину за все заблуждения нашего духа, истощившись до смерти, Он, будучи основанием всякого бытия, явил нек-рое тождество бытия и небытия. Это предчувствовала, по мнению Б., философская мысль, но отнесла эту идею прямо к человеку и произвела системы Фихте, Шеллинга, Гегеля. По Б., человеческий ум, философия, науки, искусства должны быть возвращены Христу, найти всестороннее развитие в нем; в этой связи мир, современность, подлежат воплощению в них духа Христова. Тогда „сам Господь… покажет Себя самого воспринявшим человеческую мысль, сердце, фантазию и вообще все человеческое естество с волею и действием человеческим, притом вземляющим на себя вины всех человеческих грехов во всех этих отношениях или силах человеческих“. Идея Б. об искуплении Христом всех, в т. ч. философских, умственных, грехов вызвала особые нарекания со стороны Аскоченского. Богословской позицией Б. объясняется и его интерес к светской культуре: он посвящает свои статьи разбору романов „Что делать?“ Чернышевского, „Отцы и дети“ И. С. Тургенева, „Преступление и наказание“ Достоевского, картины А. А. Иванова „Явление Христа народу“, светских и духовных журналов. По оценке Флоровского, осн. в мировоззрении Б. было „очень яркое переживание свершившегося спасения“, ощущение возможности скорого преодоления греха, что влекло за собой „несдержанный оптимизм, радость примирения“. Флоров-ский считал Б. запоздалым мыслителем, выразившим мистицизм александровской эпохи. Оправдание Б. мира и светского творчества оказалось созвучно религиозно-философской мысли нач. XX в. (Розанов, Бердяев, Флоренский).

С оч.: О духовных потребностях жизни. М., 1991.

Лит.: Бердяев Н. А. Русская идея. Гл. 8 // О России и русской философской культуре. М., 1990; Знаменский П. В. Богословская полемика 1860-х гг. об отношении православия к современной жизни. Казань, 1902; Он же. История Казанской духовной академии. Казань, 1891–1892. Вып. 1. С. 124–136; Вып. 2.

С. 205–221; Лаврский В. Мои воспоминания об архимандрите Феодоре // Богословский вестник. 1905. № 7,8; 1906, № 5,7–9, 11; Розанов В. В. Аскоченский и архим. Феод. Бухарев // Розанов В. В. Около церковных стен. М., 1995. С. 241–262; Флорое-ский Г. Пути русского богословия. 2-е изд. Париж, 1981. С, 344–349; Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев): pro et contra: Личность и творчество архимандрита Феодора (Бухарева) в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология / Сост. Б. Ф. Егоров. Спб., 1997.

А. П. Козырев

БУХАРИН Николай Иванович (27.09(9.10). 1888, Москва -15.03.1938) — политический деятель, экономист, философ, Учился в Московском ун-те на экономическом отд. юридического ф-та. В 1911 г. был арестован и сослан. В эмиграции, разделяя позиции большевиков, принимал активное участие в революционном движении. После Февральской революции 1917 г. вернулся на родину. С кон. 1917 по 1929 г. — ответственный редактор газ. „Правда“. В 1924 г. избран членом Политбюро, занимал руководящие посты в ЦК, ЦИК СССР, Исполкоме Коминтерна, став в 1926 г. его председателем. Работал в Ин-те красной профессуры, Коммунистической академии, Ин-те К. Маркса и Ф. Энгельса. С 1929 г. — академик АН СССР. В 1934–1936 гг. в ВСНХ, возглавлял Ин-т истории естественных наук и техники, участвовал в издании журн. „Сорена“ („Социалистическая реконструкция и наука“), созданного по его инициативе. Был обвинен в контрреволюционной деятельности, исключен из ВКП(б). В 1937 г. арестован, в марте 1938 г. приговорен к расстрелу. В 1988 г. реабилитирован. Мировоззренческие ориентир Б. сформировались уже в гимназические годы. 0 увлечения идеями Писарева он переходит к марксизму, привлекавшему его „необычайной логической строй ностью“ концепции (см.: Бухарин Н. И. Избр. труды. Л., 1988. С. 9). Первые теоретические работы посвящены экономической проблематике („Политическая эконом рантье“ (1914); „Мировое хозяйство и империализм (1915); „К теории империалистического государств (1915) и др.), в к-рых представлена концепция империализма и его политики, рассматриваются перспектив социалистической революции. После революции 1917 г. разделяя представления об экономической и политиче“ кой отсталости России, он апеллировал к идее миров“ социалистической революции. Идеология „военно коммунизма“ нашла свое воплощение в написанной с. вместно с Е. Преображенским кн. „Азбука коммунизма“ (1920). В „Экономике переходного периода“ (1920), в вопросе о возможном построении социализма, Б. отошел от традиционного марксистского понятия о социализме, вырастающем в недрах капитализма, и, т. обр приспособил теорию Маркса к условиям отсталой Р сии; основу такого построения он видел в процессе пл номерной и организованной работы пролетариата, а ром этой работы в тот период считал революционн насилие, принуждение как метод выработки коммуниcтического человечества из человеческого материал совр. эпохи. Наиболее известной социально-филосовкой работой Б. является „Теория исторического матер ализма“ (1921). Исторический материализм рассматривался им как научная теория, продуцирующая социальное знание. Систематизируя его осн. категории, Б. ввел новые для ортодоксального марксизма трактовки отношения между природой и об-вом как главной детерминанте общественной эволюции в целом, производительных сил, экономического базиса, надстройки и их взаимовлияния. Он разграничивает понятия „надстройка“ и „идеология“, отождествлявшиеся большинством марксистов тех лет; исследовал многообразие опосредовании базисных отношений надстроечными; ввел понятие материальной культуры. Мн. положения труда Б. (понимание „механического“ и „органического“, характеристика диалектического метода на основе теории равновесия и др.) стали предметом философских дискуссий 20-х гг. После 1917 г. возрос интерес Б. к философским основаниям поднимаемых им экономических, политических, организационных проблем. Во многом это было связано с выявлением теоретической самобытности ленинизма, марксизма в целом. Б. не принял распространившихся в 20-е гг. версий ни об исключительно политической ориентации ленинского творчества, противопоставлявших Ленина — теоретика Ленину — практику, ни об отождествлении ленинизма и марксизма. Для него Ленин был мыслителем, но „значение Ленина как своеобразного мыслителя крупнейшей интеллектуальной силы, и притом интеллектуальной силы нового типа, только еще появляющегося в истории, далеко не ясно“ (Бухарин И. И. Ленин как тип мыслителя // Правда. 1926. 23 апр.). Политические и идеологические симпатии Б. определяли и его теоретическую эволюцию. В партийной публицистике сер. 20-х гг. Б. формулирует альтернативу курсу социалистического строительства, предложенного Троцким, выступая против тотального политического принуждения к социализму. Он подчеркивал значение экономических методов в управлении хозяйственными процессами, рассматривал кооперацию как прообраз социалистической экономики, отмечал роль научно-технического прогресса в укреплении социалистических форм хозяйствования. Б. не снимал лозунга классовой борьбы, но требовал уходить от военно-политических ее форм, переходить к мирно-хозяйственным. В последние годы интерес Б. сосредоточился на вопросах организации науки, истории науки, на технике и культуре. Оценка философского творчества Б. неоднозначна. Одни исследователи, начиная с Д. Лукача, К. Корша, А. Грамши, рассматривают его социально-философскую концепцию как апологетику объективизма, механицизма, экономического детерминизма марксистского толка. Другие (С. Коэн, А. Майер, К. Тарбак, У. Штер) характеризуют ее как теоретическое развитие, вклад большевизма, одно из последних проявлений плюрализма рус. марксистской мысли. Формулируя свое отношение к марксизму, Б. исходил из того, что „марксизм есть классовая идеология“, „революционное учение“ (Учение Маркса и его историческое значение // Избр. труды. Л., 1988. С. 120, 121). В социологическом плане марксизм есть идеология революционного пролетариата эпохи капитализма; логически марксизм есть научная система, „научное мировоззрение, научная практика“ (Там же. С. 126). Применительно к анализу об-ва важнейшим научным его принципом Б. считал принцип равновесия, системности, целостности. Осн. общая закономерность — это стремление систем к равновесию, под к-рым понималось, во-первых, соответствие элементов системы друг другу, во-вторых, соответствие системы окружающей внешней среде. Нарушение внутреннего или внешнего равновесия восстанавливается на прежнем уровне (достигается „устойчивое равновесие“) или на новом уровне, выше или ниже предыдущего (прогресс или регресс), тогда речь идет о „подвижном равновесии“. 06-во — это открытая развивающаяся система, обменивающаяся материей и энергией с внешней средой — природой и, следовательно, находящаяся в подвижном равновесии. „Оно устанавливается и тотчас нарушается, вновь устанавливается на новой основе и снова нарушается и т. д.“ (Теория исторического материализма. М., 1921. С. 75). Об-во прогрессирует, когда обмен с природой осуществляется в его пользу, оно как бы „всасывает“ энергию, накопленную в природе. Этот неэквивалентный обмен, идущий через нарушение и восстановление равновесия между об-вом и природой, есть не что иное, как развитие производительных сил, лежащее в основе об-ва в целом. С помощью нек-рых общенаучных категорий (причинность, система, равновесие) Б. стремился, с одной стороны, обосновать собственно материалистическую сторону истмата (первичность экономики, общественного производства, производительных сил), с другой — прояснить его динамические механизмы, показать характер общественной эволюции. Понятие равновесия в смысле соответствия, пропорциональности первично, с его т. зр., по отношению к понятию противоречия, поскольку противоречие — это нарушение равновесия внутри или вне системы. Б. рассматривал исторический материализм как тождественный социологической теории. В его обосновании структуры об-ва, социального детерминизма, соотношения материальных и идеальных факторов общественной эволюции присутствует аргументация ведущих немарксистских социологов — Э. Дюркгейма, М. Вебера, Р. Михельса, Э. Парето (см.: Сорокин о Бухарине // Социологические исследования. 1988. № 6). Это и позволило ему дать анализ об-ва, по сути дела, с позиций системно-функционального анализа. Об-во „есть наиболее широкая система взаимодействующих людей, обнимающая все длительные их взаимодействия и опирающаяся на их трудовую связь“. Основная „общественная связь — связь людей в производстве. Самой широкой общностью людей является мировое хозяйство“ (Теория исторического материализма. С. 95, 100). Понятие „общественно-экономическая формация“ Б. не употребляет. Он говорит о социальных системах, общественных формах. Развитие общественных форм — капитализма, феодализма и др. он рассматривает как „ряд звеньев в общей цепочке, задетых и с одного, и с другого конца“ (Там же. С. 72). Существующий тогда в стране строй представлялся ему самостоятельной общественной формой, занимающей положение звена между капитализмом и социализмом. Отсюда и возникает идея „врастания“ этого строя в будущую общественную систему — социализм. Структуру об-ва Б. рассматривал как отношение людей к природе (производительные силы), отношения их друг к другу (производственные отношения и др. общественные связи), общественное сознание. „Общество не могло бы существовать, если бы строй вещей, строй людей и строй идей не соответствовали друг другу“ (Там же. С. 148). Нарушение равновесия между этими компонентами определяет в конечном счете движение любой общественной системы. Одной из главных проблем творчества Б. являлась проблема науки как рационального знания объективных законов. Такой характер науки проистекал из понимания им причинности. В плане причинного объяснения наука об об-ве не отличается принципиально от наук о природе. Идея всеобщности исторической необходимости доминирует в социально-философском творчестве Б., сближая его взгляды со сторонниками экономического детерминизма. Но примат практики являлся исходным в его миросозерцании. Для него „проблема внешнего мира“ являлась „проблемой его преобразования“ (Теория и практика исторического материализма. М.; Л., 1931. С. 8), тогда как проблема познания выступает как интегральная часть проблемы преобразования мира. Б. выступал против абсолютизации логического мышления, он считал совершенно „неверным рассечение, абсолютное, механическое, так называемой духовной жизни на замкнутые сферы чувств и интеллекта, или сознательного и бессознательного, или непосредственно чувственного и логического. Это не отдельные моменты абстрактных категорий. Это — диалектические величины, составляющие единство“ (Поэзия, поэтика и задачи поэтического творчества в СССР. М., 1934. С. 11). Мышление в образах — необходимый компонент духовного познания мира. Результатом является не „научное отражение действительности, а чувственно-обобщенная картина феноменологического ряда, не сущности, а явления“ (Там же. С. 12). Говоря о вкладе Б. в социальную теорию, называют своеобразную „нэповскую философию“ (Коэн С. Бухарин: политическая биография. М., 1989. С. 385), основанием к-рой явилась теория равновесия. Равновесие предполагает социальную гармонию, стабильность, гражданский мир в отличие от ортодоксального большевизма, ориентированного якобы на обострение классовых антагонизмов, на ликвидацию непролетарских слоев. Теория равновесия создала основу для концептуального осмысления социальных изменений в мире 20-30-х гг. XX в. На ее основе разработаны бухарин-ские версии теории империализма, теории революции и теории модернизации об-ва. Она стала бухаринской платформой в спорах Б. с левой оппозицией, а затем со Сталиным по вопросам возможности сбалансированного, пропорционального экономического развития советского об-ва.

С о ч.: Теория исторического материализма. М., 1921; Енч-мениада (К вопросу об идеологическом вырождении) // Красная новь. 1923. № 6; К постановке проблем теории исторического материализма//Вестник Социалистической академии. 1923. Кн. 3; Атака: Сб. теоретических статей. М., 1924; Судьбы русской интеллигенции // Печать и революция. 1925. Кн. 3; Три речи (к вопросу о наших разногласиях). М.; Л., 1926; Ленинизм и проблема культурной революции. М.; Л., 1928; Гейне и коммунизм // Большевик. 1931. № 9; Борьба двух миров и задача науки. М.; Л., 1931; Гёте и его историческое значение//Социалистическая реконструкция и наука. 1932. Вып. 4; Дарвинизм и марксизм. Л., 1932; Учение Маркса и его историческое значение // Социалистическая реконструкция и наука. 1933. № 3–6; Избранные труды. Л., 1988; Избр. произв. М., 1990; Этюды. М., 1988; Тюремные тетради: В 2 кн. М., 1996.

Лит.: Леман Н., Покровский И. Идейные истоки правого уклона: об ошибках и уклонах тов. Бухарина. Л., 1930; Валентинов Н. Доктрина правого коммунизма. Мюнхен, 1960; Николаевский Б. Проблема десталинизации и дело Бухарина I, Социалистический вестник. 1965; Горелов И. Е. Николай Буха рин. М., 1988; Емельянов Ю. В. Заметки о Бухарине: револю ция, история, личность. М., 1989; Коэн С. Бухарин: политичес кая биография, 1888–1938. М… 1989; Н. И. Бухарин. Челове политик, ученый. М., 1989; Шевченко В. П. Н. И. Бухарин к теоретик исторического материализма. М., 1990; Negt О. Zur Rekonstruktion des historischen Materialismus // Bucharin N. Theorie des historischen Materialismus. Hannover, 1969;Stehr U. Vom Kapitalismus zum Kommunismus: Bucharins Beitrag zur Entwicklung einer sozialistischen Theorie und Gesellschaft. Dusseldorf, 1973; Haynes M. Nikolai Bukharin and the transiti from capitalism to socialism. L., 1985; Tarbuch K. Bukharin's the of equilibrium. L., 1989.

E. Л. Петре

„БЫЛОЕ И ДУМЫ“ — художественное произв. Герц на, к-рое является одновременно и его автобиографией и описанием быта и идейной жизни России 40-х гг. XIX и западноевропейских стран сер. века, а также филосовскими раздумьями, навеянными историческими событиями, свидетелем к-рых он был, и его встречами с мн. представителями духовной элиты Зап. Европы. Эта работа создавалась в течение 16 лет — с 1852 по 1868 г. и публиковалась отдельными гл. в альманахе „Полярная звезда“, частью в мемуарах Герцена „Тюрьма и ссылка“, частью в газ. „Колокол“. Отдельным изд. кн. вышла в 4 т. в 1861,1862 и 1867 гг., однако в это издание вошли не все главы, написанные Герценом, ибо внезапная смерть оборвала работу над подготовкой к изданию еще двух томов. Впервые полностью „Б. и д.“ опубликованы в Поли. собр. соч. и писем Герцена под ред. М. К. Лемке 1919–1920 гг. Начав с описания своих детских впечатлений, юношеских привязанностей и мыслей, студенче кой жизни Московского ун-та и того места, к-рое занимали в те годы лекции страстного пропагандиста шеллингианства проф. М. Г. Павлова, Герцен дает затем чрезвычайно яркое описание идейных споров меж зарождавшимися философскими течениями „славянофилов“ и „западников“, к-рое сопровождает колоритными портретами их участников: Белинского и М. Бакунина, А. С. Хомякова и К. С. Аксакова, братьев ' реевских, Чаадаева, Грановского и др. Описания эт споров, а также характеристики их участников много кратно становились объектом изучения. Ни один серьезный исследователь интеллектуальной истории России XIX в. не мог обойти молчанием герценовские оценки событий тех лет. Представляют интерес высказанные этом произв. мысли Герцена по вопросам литературы культуры, о народности искусства, о творчестве Шиллера, Гёте, Шекспира и др. Не повторяя своих впечатлений о событиях 1848 г., нашедших отражение в его работах „Письма из Франции и Италии“, „С того берега“, Герцен в „Б. и д.“ уделяет много места философским раздумьям над уроками революционных событий 1848 г. Размышления при описании событий семейной жизни и исторических обстоятельств занимают в „Б. и д.“ довольно значительное место. После поражения революций 1848–1849 гг. мн. их участники вынуждены были эмигрировать в Англию и Швейцарию, где и Герцен долгие годы находил приют. Среди собеседников Герцена — большая группа фр. общественных деятелей, и среди них философ и теоретик анархизма П. Ж. Прудон, историк Ж. Мишле, писатель В. Гюго, социалисты-утописты Л. Блан, О. Бланки, П. Леру; участники итал. освободительного движения Дж. Гарибальди, Дж. Маццини, Ф. Орси-ни. Дж. Медичи; польские эмигранты С. Ворцель (к-рый помог Герцену организовать Вольную рус. типографию в Лондоне), поэт А. Мицкевич, С. Тхоржевский, К. Хоец-кий; нем. демократы А. Руге, Г. Гервег, естествоиспытатель К. Фогт (у к-рого учился сын Герцена Александр); вождь венгерского национально-освободительного движения Л. Кошут и мн. др. ученые и общественные деятели. Среди англ. собеседников Герцена следует выделить историка и философа Т. Карлейля, поэта-чартиста В. Лин-тона и социалиста-утописта Р. Оуэна. В разговорах затрагивались и проблемы исторического развития, и вопросы революционного движения, к-рые не могли не вызывать мыслей о роли личности в истории, о значении научного осмысления исторических перспектив. При этом Герцен много внимания уделял размышлениям о роли и месте России в европейской истории, о ее будущем предназначении. Глава, посвященная встрече с Оуэном, является наиболее насыщенной философскими размышлениями. В этой гл. Герцен дает толкование своего понимания исторического развития и роли в нем человека и науки. Он отмечает, что исторический процесс не имеет цели, а направление его развития и характер складывающегося общественного устройства зависят от деятельности людей, если, конечно, человек не игнорирует исторических реальностей и учитывает „приливы и отливы волн, его несущих“, изучает „ритм их колебаний“ и тем самым становится творцом своего будущего. Здесь же Герцен высказывает мысль, что Европа, скорее всего, успокоилась в мещанском устройстве, к-рое, конечно, „представляет огромный успех в сравнении с олигархически-военным“, но движение дальше в совершенствовании общественных отношений следует ожидать от стран, к-рые содержат „в себе очень мало мещанских элементов“. Влияние человека и науки, подчеркивает Герцен, имеет решающее значение в историческом процессе, а потому будущность людей, народов зависит от каждого человека, принимающего активное участие в общественной борьбе. При этом он выражает согласие с т. зр. Оуэна на то, что „главный путь водворения нового порядка — воспитание“. „Б. и д.“ Герцена — своего рода энциклопедическое описание европейской жизни сер. XIX в.

С о ч.: Былое и думы // Поли. собр. соч.: В 30 т. М., 1954–1966. Т. 8–11.

А. Т. Павлов

„В МИРЕ НЕЯСНОГО И НЕРЕШЕННОГО“ — книга Розанова (1901, 2-е изд., доп. — 1904). Тема книги — пол как некая космическая величина, в к-рой берут свое начало религия, семья, человеческая история. „В м. н. и н.“ составлена гл. обр. из статей, написанных в 1898 г. и опубликованных в газ. „Новое время“, „Биржевые ведомости“, „Санкт-Петербургские ведомости“, „Русский труд“: „Из загадок человеческой природы“, „Иродова легенда“, „Истинный „Fin de siecle““, „Номинализм в христианстве“, „Семья как религия“, „Брак и христианство“, „Хорошо ли знаете, „какого вы духа“?“, „С. Ф. Шарапову, напомнившему слова: „Могий вместити — да вместит““. Кроме того, сюда вошла статья, к-рая в первом издании называлась „В мире неясного и нерешенного“, во втором — в значительно расширенном виде — „Нечто из тумана „образов“ и „подобий““. В первоначальном виде фрагмент этой работы под названием „Заметки на статью Рцы „Бессмертные вопросы“ был опубликован в сб. „Сущность брака“ (сост. С. Шарапов. М., 1901). Книга включает также многочисленные „Полемические материалы“, ранее печатавшиеся в 1899 г. на стр. „Русского труда“, раздел „Из писем о материнстве и супружестве“. Среди опубликованных Розановым фрагментов чужих писем и рукописей особенно часто используются материалы И. Ф. Романова (в книге он присутствует под псевдонимом „Гатчинский отшельник“, хотя большая часть этих материалов первоначально появлялась в печати под наиболее известным псевдонимом Романова „Рцы“), С. Ф. Шарапова и протоиерея А. П. Устьинского. Предваряет „В м. н. и н.“ „Предисловие к первому изданию“. Несмотря на то что книгу составили статьи и материалы, ранее опубликованные на стр. самых различных изданий, она обладает внутренней цельностью, что объясняется не только тематическим единством, но и тщательно продуманной композицией. Помимо собственных суждений по затронутым вопросам Розанов намеренно приводит мнения приверженцев и оппонентов, среди к-рых есть и простые читатели. Даже излишние на первый взгляд подробности из публикуемых автором писем находят объяснение: „У меня — знойная привязанность не к одному делу, а и к поэзии вокруг дела, не к кафедре, а к дому; и неубранные завесы домашней жизни просто я не в силах отделить от строк, иногда немногих, важных для темы“ (Розанов В. В. В мире неясного и нерешенного. М, 1995. С. 181). В примечаниях Розанова есть и др. пояснение к публикуемым чужим текстам: „А как брак есть сама жизнь, то и взгляды на него всегда надо оценивать, внося поправку или соображения о личности и возрасте и даже семейных обстоятельствах высказывающегося, о его темпераменте и проч.“ (С. 188). Розанов особое внимание уделял именно многоголосию чужих мнений, о чем говорит значительное расширение „Полемических материалов“ во 2-м издании книги. Признание Розанова: „Я собираю здесь с величайшей любовью взгляды pro и сопгха“ (Там же) показывает, насколько важен был для него сам дух полемики. Ценно и другое признание — о том, как добывались эти материалы. Дабы вызвать более резкие и отчетливые в своей непримиримости возражения, дабы сделать явным у оппонентов дух „а н т и-"сватовской", анти "сближающий", соединяющий, сводящий двух в плоть единую", Розанов "употреблял в полемике рискованные выражения, сильные мысли". В итоге, отмечает он, "путем своей полемики я добыл нужные документы: и в этой книге их собрал и перепечатываю" (С. 257). "В м. н. и н." стала первой в серии розановских книг с обильным включением полемических материалов (см. также "Около церковных стен", "В темных религиозных лучах", "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови" и др.). Но соотношение "своего" и "чужого" голоса в "В м. н. и н." отличается особой сложностью. Многие полемические материалы, ранее нашедшие место на стр. газ. С. Ф. Шарапова "Русский труд", сопровождались примечаниями редактора. Розанов перенес в свою книгу и эти примечания, поэтому его собственные комментарии сопровождают не только чужие материалы, но и примечания к ним Шарапова. Позже Г. В. Адамович точно обозначит эту манеру подачи материала Розановым, способным любой человеческий документ окружить "сетью тончайших догадок, пояснений, вскриков, намеков". О том же даровании Розанова комментировать чужие письма сказал в рец. на кн. "Около церковных стен" Белый: "Розанов, хватаясь за любую неинтересную тему, незаметно свертывает в излюбленную сторону. Тогда он бережно прибирает свою тему: тут вставит совершенно бесцветное письмо какого-то священника, наставит восклицательных знаков, снабдит сверкающим примечанием, и вдруг от совершенно обыденных слов протянутся всюду указательные пальцы в одну точку; тут спрячется сам и точно нежной акварелью пройдется, изобразив беседу живых лиц, натравив их друг на друга, запутает; и потом вдруг выскочит из засады, подмигнуть: "Видите, господа: я прав"…" (Весы. 1906. № 1. С. 69). Др. заметной чертой книги стало обильное цитирование рус. и зарубежных поэтов: Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, 79

Жуковского, Тютчева, А. Кольцова, А. К.Толстого, Фета, В. Я. Полонского, А. И. Полежаева, А. С. Хомякова, а также У. Шекспира, П. Беранже, Ф. Шиллера, Г. Гейне, Р. Бер-нса. Свои выводы Розанов склонен подтверждать не силой логики, но силой поэтического слова. Ту же роль выполняет в книге и "поэтическая" сторона собственного розановского стиля. Центральная тема "В м. н. и н." — мистика пола — главная тема всей метафизики Розанова. Ключом к открытию тайны пола, семьи, рождения стало изучение древн. религий — от египетской до эллинской и иудейской. Живой мир — пронизан полом. Даже простейший "элемент" организма, клетка, — "есть "образ и подобие" забеременевшей матки — т. е. пустого мешка с привившимся к стенке его "ядрышком"…", причем, в каждой клетке есть "оба пола" в состоянии "половой слеп-ленности" (С. 293), беспола только смерть. С усложнением организма пол находит все более отчетливое и яркое выражение. У человека пол — это начало личности, он и проявляется более всего в тех частях тела, где отчетливее выражено личностное начало: ладонь ("эмбрион лица"), ступня (неповторимость походки), наконец, само лицо и та "точка пола", к-рая определяет все. "Фигура человека, "по образу Божию, по подобию", имеет в себе как бы внутреннюю ввернутость и внешнюю вывернутость — в двух расходящихся направлениях. Одна образует в ней феноменальное лицо, обращенное по сю сторону, в мир "явлений"; другая образует лицо ноуменальное, уходящее в "тот" мир…", "мир владычественных ноуменов" (С. 38). Симметрия верха и низа в строении человеческого тела — раскрывает сущность "точки пола" в ее отношении к человеческой голове: "Там — мышление, здесь — созидание; там как бы мир проектов, здесь — вещь, выполненная или, точнее — мир непрерывного выполнения. Тело мозга создает мысли, пустоты пола создают мыслящие тела" (С. 294). Семя — это тоже своего рода Слово. "Осмысленность рожденного слишком твердо говорит о мысли в зачатии: но не нашей мысли, а такой, для которой тела наши суть орудия, как мясистый язык есть орудие нашего слова" (С. 303). Результат же этого акта, дитя, "есть ноуменальный глагол" (С.304). И потому пол — духовен, и соитие "есть озарение пола, минута его гениальности" (С. 295). Пол, т. обр., это изначальная и извечная связь (religio), — связь людей, связь тела и духа, связь человека с мирозданием, исток жизни, творчества: сам акт зачатия есть акт творящий, т. е. акт "по образу и подобию". И потому: "нет чувства пола — нет чувства Бога!" (С. 37), поскольку "рождающие глубины человека действительно имеют трансцендентную, мистическую, религиозную природу" (Там же). Так же космогоничен и религиозен брак, поскольку зачатие и рождение человека происходит при "Божием соучастии". Более того, брак — это и религиозное спасение, поскольку падение человека — не в факте соития, но в том, что он начал чувствовать стыд: "стыд и грех — идентичны; первый есть кожура второго" (С. 310). Каждый ребенок — безгрешен, не знает стыда. И каждый человек проходит через переломный момент в жизни, когда начинает связывать пол со стыдом, "…именно в поле — и состоит наследственность греха. "Стыд своего пола" есть какой-то надлом в нем, перелом в нашем к нему отношении; что-то затенилось в его истине…"

(С. 308). В браке же этот "надлом", "совершившийся в секунду грехопадения", исправляется: "в направлении именно к мужу у жены и у мужа к жене "одежда из листьев" спадает: но стыда не появляется! Главный симптом падения (в Библии — единственный!) — исчез!" (С. 310). Т. обр., супружество есть "восстание человека из грехопадения!" Отпадая в браке от греха, человек — через рождение детей — отпадает и от смерти, "проклятие коей так таинственно связано с грехом" (Там же). И, если следовать Библии, "брак сейчас же реализуется по грехопадении и изгнании из рая, как начало искупительного устроения (через "детеныша жены, стирающего главу Змию") человека" (С. 311). Неудивительно, что и человеческая история берет свое начало в семье и сочетании полов. Так, "миг сочетания Авраама и Сарры, из какового произошел Исаак, — определил всемирную историю, насколько последняя вообще связана с еврейством, библией. Какого могущества был глагол его зачатия (Исаака)!!"(С. 303). По видимости многие утверждения Розанова напоминают суждения по аналогии и, тем самым, не являются доказательными. Но, по его собственному ощущению, истина не доказывается, а прозревается. Он готов повторить слова героя Достоевского из "Сна смешного человека": "Я видел Истину, я ощущал ее!" "В м. н. и н." произвела на современников огромное впечатление и своей тематикой, и литературным мастерством автора. Большинство рецензентов стремилось отклик на книгу (и на 1-е, и на 2-е изд.) превратить в статью, развивающую собственные идеи по затронутым Розановым вопросам. Эта "хаотическая, полная гениальных прозрений книга Розанова — явление глубоко культурное и как таковая выходит за пределы литературной критики", это "святое дело скромного, бескорыстного собирания камней для фундамента будущей культуры", — писал Д. В. Философов (Мир искусства. 1901. № 5. Хроника. С. 285). По словам 3. Гиппиус, ее автор — "великий "плотовидец" (как бывают духовидцы) — пишет полусловами-полузнаками, из звуков творя небывалые слова и небывалые их сочетания" (Антон Крайний. Влюбленность // Новый путь. 1904. № 3. С. 181). Розанов "выдвинул и осветил такие стороны нашего бытия, которые до него пребывали в темноте" (Мережковский Д. С. Новый Вавилон // Там же. С. 179). Наиболее подробную характеристику стиля книги дал Инфолио, сравнив Розанова с Ницше: "Тот же своеобразный, цветистый и образный язык, стремление говорить афоризмами, следование какой-то особой логике внутреннего самоопределения и выявление чего-то нарождающегося из сердца, из всего устремленного к истине существа писателя, болеющего и бременеющего некоей тайной, быть может не знающего, что скажет он через строку, и с трепетом радостного страха ждущего, что вот родится, вот само с пера сорвется нужное слово, порывы ввысь, упадок сил, туман, мгла, бормотание, почти эпилепсия слова и вдруг — ослепительно ясная, простая, прекрасная и глубокая мысль" (От Вифлеема до Голгофы // Новое время. 1901. 28 марта). На книгу откликнулись также Д. Шестаков (Мир искусства. 1901. № 5. Хроника), А. Б. Богданович (Мир Божий. 1901. № 9), Б. Б. Глинский (Исторический вестник. 1906. № 6), Луначарский (В мире неясного, где хаос шевелится // Правда. 1905. № 7). Позже Андрей Белый вспоминал "огонь, оплеснувший нас из книги "В мире неясного и нерешенного"…" (Весы. 1906. № 1.С.69). На основе "В м. н. и н." был написан и один из лучших прижизненных очерков о творчестве Розанова: Волжский. Мистический пантеизм В. В. Розанова // Из мира литературных исканий. Спб., 1906).

С о ч.: В мире неясного и нерешенного. М., 1995.

С. Р. Федякин

"В ЧЕМ МОЯ ВЕРА?" — главный религиозно-философский трактат Толстого. Написан в 1883–1884 гг. Впервые опубликован в России отдельным изданием в 1884 г. тиражом 50 экз. и тут же был запрещен. Несколько раз выходил за границей на фр., нем., англ. языках. В этом произв. Толстой изложил свое понимание христианства, роли церкви в жизни об-ва, учение о ненасилии. Если в его работе "Царство Божие внутри вас" дается анализ различных форм насилия государства над личностью, то здесь рассматриваются метафизические и нравственно-религиозные истоки ненасилия. К идее ненасилия, пишет Толстой, он пришел в результате своего рода озарения, поняв, что это закон, заложенный в природу самим Богом. Люди же до сих пор живут по другому закону: "око за око, зуб за зуб", поддерживаемому всей системой государственных и общественных учреждений, повседневной моралью, официальной религией, искусством. Истинность идеи ненасилия Толстой обосновывает с помощью Евангелия. Обращаясь к греческому, наименее искаженному переписчиками тексту Евангелия, он приходит к выводу, что выражение "Не судите и не судимы будете" имеет два значения: 1) не злословьте; 2) не подвергайте суду, т. е. не привлекайте к суду, не делайте насилия над личностью. По мнению Толстого, первое значение возобладало в христианстве где-то в V в., а второе было утрачено, когда прекратились гонения на первых христиан. Злом нельзя пресечь зла, считает Толстой. "Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло". Для него это не отвлеченная идея, а закон нравственной жизни людей, более непреложный, чем закон Галилея. Главный вывод, сделанный Толстым из нового прочтения Евангелия: Христос учит не доктрине, а новому образу жизни, т. е. жизни без насилия и вражды. Как же практически реализовать закон ненасилия в жизни? Предвидя многочисленные возражения, Толстой призывает к соблюдению заповедей Христа, среди к-рых он выделяет пять осн.: 1) Не враждуй с людьми, чтобы избежать зла; 2) Не оставляй свою жену, чтобы не было повода для прелюбодеяния; 3) Не присягай никогда никому ни в чем; всякая присяга вымогается от людей для зла; 4) Не противься злому, будь терпелив и милостив к обижающим тебя; 5) Люби людей вражеского народа, как своих; отсюда патриотизм есть отступление от закона Христа. Для исполнения этих заповедей Толстой предлагает людям заключить своего рода общественный договор, к-рый сделает всех счастливыми. "Стоит людям поверить учению Христа и исполнять его, и мир будет на земле, и мир не такой, какой устраивается людьми, временный, случайный, но мир общий, ненарушимый, вечный". Ненасилие должно стать образом жизни, к-рый люди призваны реализовать для себя на практике. Идея ненасилия нужна Толстому и для того, чтобы показать ложность церковного учения и ложь деятельности государства по отношению к людям, к-рая состоит как в допущении насилия, так и в оправдании его. Но она имеет и метафизическую основу: по церковному учению и по идеологическим стереотипам государства "благо достигается чем-то внешним" (т. е. через рай, новые технологии и т. п.). Между тем, считает Толстой, не нужно ждать помощи ни с небес, ни с земли. Надо самим перестать губить себя и перейти к новому образу жизни, при к-ром слово не будет расходиться с делом. Это единство слова и дела Толстой предлагает соблюдать в двух осн. областях: в нравственно-религиозной — здесь люди должны вернуться к правильно понятому христианству с его принципом "возлюби ближнего своего, как самого себя"; в труде на благо всех — здесь люди обязаны трудиться, помня о благах, созданных для них предыдущими поколениями, и думая о том, что они создадут для последу-ющих поколений. Следование принципам, провозглашенным Христом, возможно только на добровольной основе, с помощью убеждения в необходимости его как единственного пути к спасению от зла и насилия в об-ве. В этом произв. ярче всего выражен нравственно-духовный переворот в мировоззрении Толстого. От эстетического восприятия человека и об-ва, характерного для начального этапа творчества, он переходит к нравственно-религиозному и общественно-политическому осмыслению истории и человеческой жизни. Этот переворот включал два момента: смелую и беспощадную критику официальных религиозных ценностей и государственной идеологии, а также различение ложного и истинного учения о мире и человеке. Ложное учение о мире, защищаемое церковью и государством, состоит, по мнению Толстого, в следующем: признавай церковное учение и государственную идеологию, уважай начальников и правителей и не разрушай ни церковную, ни государственную власть, имей собственность и трудись в поте лица для ее умножения, участвуй во зле и насилии государства и церкви — в войнах, преследовании инакомыслящих, налогообложении и т. п. С т. зр. Толстого, девять десятых страданий людей происходит из-за этого ложного учения о мирских ценностях. В погоне за собственностью и красивой жизнью люди взваливают на себя непосильное бремя и умирают, так и не узнав счастья. Истинное учение о мире, сформулированное Толстым, утверждает иного рода ценности: надо жить по учению Христа, без собственности смиренной жизнью; не следует руководствоваться прин ципом, что наша жизнь может быть обеспечена борьбой с др. людьми; нужно отказаться от ложных потребностей и не губить свою жизнь; труд — не заслуга жизни человека и не бремя, а условие жизни, поэтому трудящийся человек достоин пропитания — для продолжения жизни; учение Христа необходимо для людей, оно не зовет к лишениям и страданиям, а избавляет от них. Между тем православная церковь, по мнению Толстого, перетолковала учение Христа т. обр., что из него не вытекало никаких требований для жизни и оно не мешало людям жить прежней неистинной жизнью. Не успевая за изменяющимся и стремящимся ко злу миром, церковь стала объяснять не настоящую жизнь, а прошлую. Произошла подмена истинной, Христовой, веры ложной, к-рая включает в себя: 1) веру в объяснение веры (т. е. в церковь); 2) веру в самую веру (т. е. в государство). Теперь же, считает Толстой, настало время для не искаженного церковью христианского учения о мире. Суть его — в привнесении любви и ненасилия в жизнь людей через веру в подлинное учение Христа, с помощью к-рого и достижимо избавление мира от ложных идеалов и насилия. Учение Толстого о ненасилии, изложенное в этом произв., имело большой общественный резонанс. Его критиковали церковные иерархи, политические деятели разных общественных направлений, представители интеллигенции.

Л и т.: Асмус В. Ф. Мировоззрение Толстого//Асмус В. Ф. Избр. философские труды. М, 1969.Т. 1.С. 40–10\;Гусев А. Ф. 0 непротивлении злому. Казань, 1902; Ильин И. А. О сопротивлении злу силою//Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 6–132; Иоанн Кронштадтский. Против графа Л. Н. Толстого, других еретиков и сектантов нашего времени и раскольников. Спб., 1902; Козлов А. А. Религия графа Л. Н. Толстого, его учение о жизни и любви. Спб., 1895; Полтавцев А. С. Философское мировоззрение Л. Н. Толстого. Харьков, 1974; Плеханов Г. В. Статьи о Толстом. М., 1924; Позойский С. И. К истории отлучения Льва Толстого от церкви. М., 1979; Рачин Е. И. Философские искания Льва Толстого. М, 1993; Он же. Судьба идеи ненасилия в истории // Материалы 1-й Международной конференции "Диалог цивилизаций: Восток — Запад". М., 1994; Толстой и ненасилие: Материалы Всероссийской конференции в Институте философии РАН. М., 1995; Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше/ЛЛестов Л. Избр. соч. М., 1993. С. 39—157; НемировскаяЛ. 3. Религия в духовном поиске Толстого. М., 1992; Л. Н. Толстой: pro et contra. Спб., 2000.

Е. И. Рачин