Г

ГАВРИИЛ (в миру Василий Николаевич Воскресенский) (1795, Москва — 10(22).05.1868, Муром) — богослов, считается первым историком русской философии. Учился в Московской духовной академии (1816–1820), при к-рой был оставлен бакалавром по кафедре философии. После принятия монашества (1821) был переведен в Санкт-Петербургскую духовную академию (1824). В 1825–1827 гт. — ректор Орловской семинарии, затем Могилевской семинарии, был настоятелем казанского Зилантова монастыря (с 1829). С 1835 по 1850 г. — проф. Казанского ун-та, сначала по кафедре церковного права, а затем по кафедре философии. В 1839–1840 гг. в Казани Г. опубликовал "Историю философии", 6-я ч. к-рой посвящена рус. философии. История философии определяется им как "наука, излагающая достопримечательные умозрения о естестве существ и правильно определяющая как заслуги философов, так равно их заблуждения и недостатки, дабы путем учения достигнуть мудрости" (История философии. Ч. 1. С. 3). Каждый народ, полагает он, имеет свой особенный характер, отличающий его от прочих народов, и свою философию, "более или менее наукообразную, или, по крайней мере, рассеянную в преданиях, повестях, нравоучениях, стихотворениях и религии". Рус. народ, считает Г., до бесконечности "привержен к вере, престолу и отечеству, послушен, нерешителен и даже недеятелен там, где подозревает какое-либо зло от поспешности, трудолюбив, хитер, непобедим в терпении, рассудителен. По отношению же к любомудрию отличительный характер его мышления есть рационализм, соображаемый с опытом" (Там же. Ч. 6. С. 5). Как чистые теории идеализма, оторванные от опыта, так и исключительно опыт, принятый за основу философии, приводят к ложным результатам. Истинным же является сосредоточение этих противоположных полюсов в высшем начале. По этому пути, согласно Г., и идет рус. философия. Полагая краеугольным камнем философствования "рационализм, соображаемый с опытом", она "поверяет" его Откровением, поскольку рус. ум "покорился уму беспредельному". Отечественная философия своим возникновением и развитием обязана рус. и греч. духовенству. Благодаря грекам мы "полюбили преимущественно" Платона, европейцы же полюбили преимущественно "диалектические тонкости" Аристотеля и увлеклись схоластикой. Первым учителем русских в философии был, по Г., митрополит Никифор (XII в.), "ученый-неоплатоник", затем идут представители зрелого "любомудрия": Владимир Мономах, Данию Заточник, Нил Сорский, Феофан Прокопович, Сковорода и др. Идея "истории русской философии" и вообще "русской истории философии" давно витала в воздухе. О ее

необходимости говорили современники Сидонский, В. Н. Карпов, Новицкий, поскольку до того времени история философии изучалась в России по переводным изданиям, в к-рых не было и речи о рус. философии. Заслугой Г. явилось то, что он попытался дать систематическое изложение истории рус. философии, как она ему представлялась, причем в качестве источников привлек памятники древне-рус, письменности.

Соч.: История философии Архимандрита Гавриила. Ч. 1–6. Казань, 1839–1840; Русская философия. Ч. 6 / Подгот. текста В. В. Ванчугова. М… 2005; Философия правды. Казань, 1843; Слова поучительные. Ч. 1–2. Казань, 1850.

В. В. Ванчугов

ГАЙДЕНКО Пиама Павловна (30.01.1934, с. Николаевка Донецкой обл.) — специалист по истории философии, философии и истории науки, философии культуры. Д-р философских наук, проф., член-корр. РАН (с 2000). Окончила философский ф-т МГУ (1957) и аспирантуру (1962) того же ф-та. Докторская диссертация — "Эволюция понятия науки с VI в. до н. э. по XVI в." (1982). Работала на философском ф-те МГУ, в Ин-те истории естествознания и техники АН СССР (1969–1988), в Ин-те философии АН СССР (РАН) (с 1988). где в наст. вр. возглавляет сектор исторических типов научного знания. В центре внимания Г. в начальный период деятельности — проблемы человека, истории и культуры в их взаимосвязи. Отношение к истории мысли как к драме идей и драме человеческого существования представлено в контексте философской биографии — в работах о философии М. Хайдеггера, С. Кьер-кегора. Отталкиваясь от проблем о судьбах зап. цивилизации, как они представлены в ментальности совр. западноевропейской философии и культуры, Г. переходит к исследованиям, связанным с проблемой рациональности и ее истоками в западноевропейской науке, с логикой и историей трансформации рациональности, ее культурных типов. На материалах истории науки, ее эволюции в эпоху античности и Нового времени ставится вопрос о содержании концептов "рациональность", "научная рациональность", их трансформациях в Средние века, эпоху Возрождения и Новое время, об онтологическом фундаменте истории развития знания, методологии его философской рефлексии. В этом контексте Г. анализирует также идеи и аргументацию рус. идеализма — В. С. Соловьева, Франка, Флоренского, Булгакова, Бердяева, П. Б. Струве. Поиском субстанциональности и ее "рациональной меры" определяется, по мнению Г., потенциал рус. философии Серебряного века, к-рая исследуется в ее

работах в контексте европейской философии XVIII–XX вв., начиная с эпохи Просвещения и кончая неокантианством, философией жизни, феноменологией. Ключевая для Г. как исследователя — фигура В. С. Соловьева. Его романтический эстетизм характеризуется как один из истоков культуры Серебряного века (символизма, в частности), а хилиастическая утопия "посюстороннего преобразования вселенной", объединившая Достоевского с Соловьевым, как мощный импульс духовного обновления, движения к "новому религиозному сознанию". Этапом в интеллектуальном поиске Г. стала тема "новой онтологии", представленная как синтез рационально-гуманистической, экзистенциальной и феноменологической установок в философии XX в. Она не принимает характеристику совр. философии как постметафизической, т. е. утверждающей в качестве единственной реальности и сущего процесс становления, превращения, творчества нового. По ее мнению, проблема бытия приобретает в современности новое звучание, без ее решения невозможно преодолеть господства деонтоло-гизированной субъективности, продуктом к-рой является активизм Нового и Новейшего времени в двух его вариантах — социального революционаризма и технократической воли к полному переустройству". Возрождение онтологической тематики, по мнению Г., предполагает рассмотрение человека и человеческого не по принципу его частности, партикулярности, но как способ бытия; тем самым открывается возможность освободиться от иллюзии полной автономности, бесконечного могущества человека, "я" к-рого как абсолютный субъект деятельности противостоит всему сущему как объекту для овладения и использования.

С о ч.: Экзистенциализм и проблемы культуры. М., 1963; Трагедия эстетизма. К характеристике мировоззрения С. Кьер-кегора. М., 1970; Философия Фихте и современность. М., 1979; Эволюция понятия науки: становление и развитие первых научных программ. М., 1980; Эволюция понятия науки. XVII–XVIII вв. М., 1987; Прорыв к трансцендентному. Новая философская онтология XX века. М., 1997; История греческой философии в ее связи с наукой. М., Спб., 2000; История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., Спб., 2000; Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М., 2001; Научная рациональность и философский разум. М., 2003; Время. Длительность. Вечность. М., 2006; Философские науки: Методология и история конкретных наук. М., 2007.

Лит.: Маколкин А. Опыт прочтения Керкегора в России и Советском Союзе: от Льва Шестова до Пиамы Гайденко // Философские науки. 2004. № 1.

Е. Л. Петренко

ГАЛАКТИОНОВ Анатолий Андрианович (21.11.1922, Петроград -2001, Петербург) — историк рус. философии, д-р философских наук, проф. Участник Великой Отечественной войны. В 1949 г. окончил философский ф-т Ленинградского ун-та. В 1951 г. защитил кандидатскую диссертацию, посвященную анализу плехановской концепции рус. материалистической философии XIX в. С 1952 г. — старший преподаватель кафедры истории философии ЛГУ, с 1955 г. — доцент, затем проф. этой кафедры. В 1966 г. защитил докторскую диссертацию "История русской философии", написанную в соавторстве с Никандровым. В 1961 г. ими была опубликована одна из первых в советской литературе монографий, посвященных истории рус. философии, в 1966 г. — издана их совместная монография "Идеологи русского народничества", в к-рой показано историческое место философии и социологии народников как предшественников российской социал-демократии. В 1970 г. вышла кн. Г. и Никандрова "Русская философия IX–XIX веков", в к-рой авторы, утверждая, что общие закономерности историко-философского процесса распространяются и на развитие рус. философии, в то же время обращают внимание на ее национальные особенности. В 1979–1989 гг. Г. работал зав. кафедрой философии Ленинградского сельскохозяйственного ин-та. В 1989 г., после смерти Никандрова, вышло 2-е изд. кн. "Русская философия IX–XIX веков", в к-ром Г. акцентировал внимание на национальных особенностях рус. философской мысли.

С о ч.: О серьезных недостатках в освещении отечественной философии // Вопросы философии. 1956. № 6 (в соавт.); История русской философии // Философская энциклопедия. М., 1962. Т. 2 (в соавт.); Методологические проблемы истории русской философии // Философские науки. 1966. № 4 (в соавт.); Идеологи русского народничества. Л., 1966 (в соавт.); Философские и социологические учения революционного и либерального народничества // История философии в СССР: В 5 т. М., 1968. Т. 3 (в соавт.); Русская философия IX–XIX веков. Л., 1989 (в соавт.); Органическая теория как методология социологической концепции Н. Я. Данилевского в книге "Россия и Европа" // Данилевский Н. Я. Россия и Европа. Спб., 1995.

Г. В. Жданова

ГАЛИЧ Александр Иванович (4(15).06. 1783, Трубчевск Орловской губ. — 9(21).09.1848, Царское Село) — философ, эстетик. Его настоящая фамилия — Говоров, но, следуя обычаям духовных учебных заведений, он, поступив в семинарию, переменил ее на Никифоров (в память о деде). Впоследствии же, поступив в Йетербургский педагогический ин-т, переименовал себя в Галича. В 1808 г. был отправлен на учебу в Германию. К этому времени относится его увлечение Шеллингом. После возвращения в 1813 г. им была представлена диссертация на кафедру философии Педагогического ин-та. С 1817 г. Г. -экстраординарный проф. кафедры философии в Петербургском ун-те. В 1818–1819 гг. выходит в свет его "История философских систем" в 2 ч., в к-рой (особенно во 2-й ч.) он следует идеям шеллинговской философии. К 1825 г. относится его работа "Опыт науки изящного", а к 1834 г. — "Картина человека", являющаяся наиболее самостоятельным его трудом. Обвиненный в безбожии и чуть ли не в пропаганде революционных идей, Г. в 1837 г. был уволен из ун-та. Дальнейшая судьба его печальна. Вследствие крушения научной карьеры он был вынужден бедствовать, не сложилась и его семейная жизнь, к тому же сгорели две его рукописи: "Наука общих прав" и "Философия истории человечества". Умер он в Царском Селе от холеры. Г. часто причисляют к явным последователям шеллингианства в России, однако его нельзя назвать чистым "шеллингианцем". Поставив перед собой задачу создать "человековедение", оригинальную антропологическую концепцию, он считал, что не только философия, но даже богословие нуждаются в антропологическом обосновании. Он пытался рассмотреть человека с возможно более широкой т. зр., примерно соответствующей той, к-рая была установлена для антропологии И. Кантом. Начало человека, считает он, это верховное звено в историческом процессе. Человек в своем развитии еще не достиг тех целей, к-рые перед ним стоят, т. е. далек от соответствия заложенной в нем природе. Исходя из того, что человек состоит из духовной и телесной природы, он различает в нем "первоначальное" (от Бога) и "производное" начала. Пытаясь разобраться в природе психических явлений, Г. опирается на данные естествознания. Мышление он тесно связывает с чувствами, поскольку познание истины возможно только в результате их совокупной деятельности. Эстетика разрабатывалась Г. в русле романтических идей. Он определял ее как "философию изящного", наделяя последнее объективно-сущностным смыслом. Прекрасное для него — это воплощение духовного, божественного начала, обладающее самоценностью. Эстетическое восприятие объединяет, по его мнению, чувство, ум и волю. Отсюда и художественность должна совмещать в себе и чувственное наслаждение, и идею научной работы, и нравственный подвиг. Можно сказать, что Г. вплотную подходит к теории "искусства для искусства".

Соч.: История философских систем: В 2 ч. Спб., 1818–1819; Картина человека. Опыт наставительного чтения о предметах самопознания для всех образованных сословий. Спб., 1834; Опыт науки изящного. Спб., 1825.

Л и т.: Никитенко А. В. Александр Иванович Галич. Спб., 1869; Каменский 3. А. А. И. Галич. М., 1995.

В. И. Приленский

ГАННУШКИН Петр Борисович (24.02 (8.3). 1875, д. Новоселки Пронского у. (ныне Рязанская обл.) — 23.02.1933, Москва) — психиатр, создавший в отечественной психиатрии свою собственную школу. Окончил медицинский ф-т Московского ун-та (1898). Ученик С. С. Корсакова (1854–1900) — основоположника московской научной школы психиатров и В. П. Сербского (1858–1917) — основоположника судебной психиатрии в России. Научная деятельность Г. началась с т. наз. большой психиатрии. В 1904 г. он защитил диссертацию на тему "Острая паранойя". Постепенно его интересы переключились на проблемы пограничной психиатрии, на решение вопроса о границах душевного здоровья. Он явился создателем учения о пограничных состояниях, наиболее полно представленного в труде "Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика" (М., 1933). В 1918 г. Г. был избран проф. психиатрии Московского ун-та. Научное наследие Г. представляет особый интерес для социальной психиатрии — науки, находящейся на стыке медицины и социологии. Признавая конечной целью медицины не врачевание, а предупреждение, профилактику, Г. отмечал, что при этом "врачевание отдельного члена общества ввиду оздоровления всего общества оказывалось бы излишним". Г. утверждал, что нет ни одной стороны общественной жизни, где можно было бы обойтись без психиатра. Он указывал на такие проблемы, как вопросы культуры и цивилизации; половая жизнь человека, брак и половая гигиена; алкоголизм и наркомания; вопросы производственной гигиены; учение о самоубийстве; наконец, на такие факторы общественной жизни, как война и революция. "Война, — считал Г., - это травматическая эпидемия и для военного состава, и для всего гражданского населения". Что касается революции, к-рая "уничтожает прежние, веками нажитые навыки и устои", то ее воздействие не может не сказаться на психическом равновесии множества людей. Говоря о феномене религии, Г. в ранней работе "Сладострастие, жестокость и религия" (1901), запрещенной цензурой, указывал на близость т. наз. религиозного чувства к весьма земным чувствам злобы и половой любви. Он отмечал (в частности, на примере Ивана Грозного), что преступные и жестокие люди часто бывают очень религиозными, а люди религиозные и фанатичные — жестокими. Психика населения, подверженная влиянию социальной жизни, и сама является своеобразным социальным фактором. Г. указывал, что в промежуточной области, "пограничной полосе" между душевным здоровьем и душевной болезнью существует много переходных ступеней. Поскольку психиатрия имеет дело с людьми, к-рые временно или постоянно пребывают в этой области, это сближает ее со всеми сторонами общественной жизни. Пограничные типы сыграли большую роль в истории науки, искусства, литературы. Г. отмечал, что присущие почти всем "нормальным" людям те или иные психопатические черты тем резче, чем ярче выражена индивидуальность. В процессе научной и художественной деятельности участвуют два фактора: среда (эпоха) и творческая личность. Историю интересует только творение, а не биологическая ценность творческой личности, и здесь не следует смешивать биологическую и социологическую т. зр. Г. указывал на связь психиатрии с др. науками о человеке, особенно с антропологией и социальной психологией, подчеркивая, что изучение характеров и темпераментов, как нормальных, так и патологических, должно вестись совместно психологами и психиатрами. Давая определение психопатическим личностям, Г. отмечал, что они с юности, с момента формирования представляют ряд особенностей, к-рые отличают их от т. наз. нормальных людей и мешают им безболезненно для себя и для др. приспособляться к окружающей среде. Учение о психопатиях имеет не только узкомедицинское, но и социальное значение, в частности для решения проблемы преступности. Г. критиковал учение Ломброзо о "прирожденном преступнике", замечая, что нет оснований считать всех преступников психопатами. Говоря о лечении психопатий, он утверждал, что здесь собственно терапевтические мероприятия почти полностью растворяются в профилактических, и указывал на громадную роль алкоголизма и сифилиса в происхождении психопатий. Он подчеркивал значение правильного воспитания в лечении психопатий и полагал, что до 25–30 лет еще возможны серьезные изменения личности в сторону большей психической устойчивости. Решающее значение здесь имеют условия жизни, среда, общие социальные установки, правильно организованный труд. Учение Г. о пограничных состояниях получило развитие в совр. концепции акцентуированных личностей. С о ч.: Избранные труды. М., 1964.

Лит.: Леонгард К. Акцентуированные личности: Пер. с нем. Киев, 1981; Памяти П. Б. Ганнушкина // Сборник трудов психиатрической клиники I Московского медицинского ин-та. М., 1934. Вып. 4; Проблемы личности. Материалы симпозиума. М., 1970. Т. 2. С. 277–288.

А. Н. Голубев

ГАЧЕВ Георгий Дмитриевич (1.05.1929, Москва) — философ, культуролог, эстетик, д-р филологических наук, ведущий научный сотрудник Ин-та славяноведения и балканистики РАН. В трудах Г. выдвигаются идеи ускоренного развития культуры, национальных образов мира, гуманитарного комментария к естествознанию, экзистенциальной культурологии и привлеченного мышления. Согласно развиваемой Г. концепции, ускоренное развитие культуры в странах Вост. Европы XIX в. и Азии в стяженном виде воспроизводит стадии мирового духовного развития. Главный труд Г. - многотомная серия "Национальные образы мира". Всякая национальная целостность понимается как Космо-Психо-Логос, т. е. как единство местной "природины", характера народа и склада мышления. Описание ведется на "метаязыке 4 стихий" ("земля", "вода", "воздух", "огонь"), охватывая и материальную культуру, и духовную символику (образность в искусстве, язык науки, метафоры в терминах философии). Задавшись вопросом "как сказывается национальная ментальность в "точных" науках?", Г. стремится "построить мост" между естествознанием и гуманитарной культурой в стремлении к целостной картине мира. При этом, считает он, сохраняется целостность и в стиле мышления (в нем — синтез образного и рассудочного, метафоры и понятия), и в личности: автор в рефлексии обнаруживает, что его теоретические построения сублимируют ситуации его личной жизни, так что свое мышление он называет "при-влеченным", а культурологию — экзистенциальной; его трактаты — внутри дневника "жиз-немыслей".

Соч.: Образ в русской художественной культуре. М., 1981; Национальные образы мира. М., 1988; Русская дума: Портреты русских мыслителей. М., 1991; Русский Эрос. М., 1994 (2-е изд. М., 2004); Америка в сравнении с Россией и Славянством. М., 1997; Евразия — космос кочевника, земледельца и горца. М., 1999; Ментальное™ народов мира. М., 2003.

П. В. Алексеев

ГЕГЕЛЬ В РОССИИ. Наивысший уровень интереса к гегелевской философии относится к 30-40-м гг. XIX в. Одним из первых упоминаний о Г. как о "знаменитейшем муже" совр. философии, вышедшем из Шеллинго-вой школы (известно, что интерес ко взглядам Шеллинга приходится на 10-20-е гг.), была ссылка Галича в "Истории философских систем" (Спб., 1819). Особенно высоко была им оценена гегелевская "Наука логики". В 1821 г. в журн. "Благонамеренный" (орган Вольного общества любителей российской словесности) высказывалась критика в адрес философских обзоров "Вестника Европы", завершающихся Кантом и не воздающих должной оценки философским учениям Фихте, Шеллинга и Г. Очень близкую т. зр. с высокой оценкой Шеллинга, Окена и Г. высказал в своем журн. "Мнемозина" Одоевский. Определенную роль в истории пропаганды "гегелизма" сыграл "Телескоп" Надеждина, но наибольшее значение имел "Московский наблюдатель", к-рый поставил перед собой задачу освещения всех сторон рус. общественной жизни и литературы с т. зр. гегелевской философии. Среди солидных публикаций о ней в рус. журналах обращают на себя внимание исследования Редкина "Обозрение гегелевской логики" (Москвитянин. 1841. Ч. 4. № 8), "Взгляд на философию Гегеля" (Православное обозрение. 1861. Т. 1), а также его 7-томный труд "Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще" (Спб… 1889–1891), содержащий обширный текстологический и аналитический материал о философии Г. Заметную роль в распространении гегелевских идей сыграл Белинский и журн. "Современник", на страницах к-рого появилась первая рус. публикация Гегеля — "Гимназические речи". Центрами изучения гегелевской философии стали кружки Станкевича (после отъезда Станкевича за границу его возглавил М. А. Бакунин) и Герцена — Огарева. Следует отметить, что философская переписка Герцена и Огарева по своей глубине и содержательности является одной из ярчайших страниц рус. гегельянства. Тема гегелевской философии была центральной также в философско-ли-тературных салонах Павловых, Елагиной, Чаадаева. Именно в этих кружках и салонах произошло разделение представителей рус. мысли на славянофилов и западников, к-рое в самом общем плане соответствовало установившейся поляризации между приверженцами шеллингианской и гегелевской системам. Конечно, подобные градации очень условны и очерчивают лишь самую общую границу философских тенденций. Период 30-40-х гг. не фиксирует рамок рус. гегельянства, а характеризует только время общего интереса к гегелевской философии, к-рый, перестав быть таковым, сохранился на протяжении всего XIX в. и с определенными интервалами возрождался и затихал в XX в. Определенный интерес к гегелевскому учению, положительный или отрицательный, испытали почти все течения рус. мысли XIX и XX вв. Напр., философские симпатии ведущих теоретиков почвенничества разделились традиционным образом — шеллинги-анская основа "органической критики" Григорьева и консервативное гегельянство Страхова. В России всегда был велик интерес не только к философии самого Г., но и к историческим судьбам его школы. Особенную известность в России имели соч. т. наз. левых гегельянцев. Рус. критики гегельянства неоднократно подчеркивали, что следование шаг за шагом букве философской системы Г. неизбежно приведет к материализму и атеизму. Возможно, что такой ход мысли объясняет интерес к учению Г. со стороны представителей рус. философского материализма. Особенно тщательную проработку в историко-философской литературе получила тема "Гегель и Чернышевский". Автор "Эстетического отношения искусства к действительности", "Что делать?" и "Полемических красот" был страстным критиком философского идеализма, в т. ч. и системы абсолютного идеализма Г., завещав борьбу за чистоту материалистического миросозерцания таким своим последователям, как Антонович, к-рый в работе "О гегелевской философии" (Спб., 1861) в определенной мере превзошел своего учителя, упростив и вульгаризировав ряд проблем гегелевской философии. Как ни странно, устойчивый интерес к гегелевской философии в XIX в. не сопровождался активной публикацией переводов его трудов. Помимо вышеупомянутых "Гимназических речей" были переведены лишь: "Курс эстетики, или Наука изящного" (Т. 1–3. М., 1859–1860), "Энциклопедия философских наук в кратком очерке" (М., 1861–1864. Т. 1–3). Значителен был интерес к гегелевской философии в среде духовно-академической и университетской философии. Изучение философии Г. было обязательным для историко-философских курсов академий и ун-тов. Так, большим поклонником гегелевской философии являлся Гогоцкий, выбравший в качестве темы докторской диссертации "Обозрение системы философии Гегеля" (Киев, 1860) и уделивший ей много места на страницах своего "Философского лексикона". О взглядах Г. немало писали в своих соч. такие представители духовно-академической философии, как Юркевич, Голубинский, Кудрявцев-Платонов. Видным гегельянцем во 2-й пол. XIX в. был Чичерин. Идеями гегелевской философии пронизаны его "Философия права" и "Курс государственной науки", в своих философских работах он развил и дополнил отдельные положения гегелевской системы. Ошибка Г., по мнению Чичерина, состояла в том, что он "начинает с крайнего отвлечения, с понятия бытия, т. е. со второй части процесса" (Наука и религия. М., 1879. С. 72–73). Т. зр. консервативного гегельянства была доминирующей почти во всех оценках Чичерина. Сложным и неоднозначным было отношение к Г. у В. С. Соловьева. Его общая антигегелевская установка сформировалась уже в магистерской диссертации "Кризис западной философии", в к-рой Г. и его философская система воспринималась как вершина западноевропейского рационализма. С другой стороны, статья Соловьева о Г. в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона свидетельствовала о том, что рус. мыслитель понял и разобрался в гегелевской философии намного глубже и полнее мн. из приверженцев и последователей нем. философа. К рус. консервативному гегельянству часто относят Дебольского — автора таких соч., как "О диалектическом методе" (1872), "Логика Гегеля в ее историческом основании и значении" (1912). Однако осн. его философская работа "Философия феноменального формализма" (1892–1895), построенная на обильном гегелевском материале, была уже преодолением гегельянства и переходом к кантианскому стилю философствования. Призыв 0. Либмана "назад к Канту" вызвал в России широкий интерес к различным школам неокантианства и привел к ослаблению интереса к гегелевской философии. Метафизика всеединства Соловьева породила в России историко-философскую традицию создания самостоятельных учений о всеединстве Бога, мира и человека (Булгаков, Флоренский, Франк, Карсавин). Все вышеперечисленные мыслители, а также Бердяев, Е. П. Трубецкой и мн. др. в своих работах в той или иной форме дали критическую оценку гегелевской философии, подчеркивая в то же время высокую значимость этой философской системы и используя отдельные ее положения и выводы в собственных философских построениях. Критическое отношение к философскому учению Г., связанное с возрождением интереса к философии Канта и к философским учениям таких неокантианцев, как Г. Коген, Г. Риккерт, П. Наторп, было отчасти прервано в 1910 г. докладом В. Виндельбанда "Возрождение гегельянства" и его попыткой обосновать программу нового общеевропейского философского движения. В России эта тенденция нашла свое отражение в докторской диссертации Новгородцева "Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве" (1901), а также в соч. последнего крупного исследователя Г. в России нач. XX в.-И. А. Ильина. Его труд "Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека" (1918. Т. 1–2) был лебединой песней рус. идеалистического гегельянства. Именно его изложением и анализом завершился обзор Яковенко "История гегельянства в России" (Прага, 1938–1939, на нем. языке). История материалистической интерпретации гегелевского философского наследия в СССР осуществлялась в рамках марксистско-ленинской идеологии. Была создана огромная по объему традиция материалистического прочтения Г. с акцентом на его диалектическом методе. Она не может быть оценена однозначно, поскольку имела свои взлеты и падения, периоды откровенной вульгаризации и периоды утонченного анализа (Ильенков, Г. С. Батищев, Малшрдашвили). В кон. 60-х гт. XX в. возникли и функционировали гегелевские кружки в Институте философии АН СССР под руководством Ильенкова и в Московском ун-те под руководством Д. И. Киреева. Особенно много публикаций о Г. появилось перед X Международным гегелевским конгрессом 1974 г., состоявшимся в Москве.

Лит.: Гшяров-Платонов Н. П. Онтология Гегеля // Вопросы философии и психологии. 1891. Кн. 8; Ильин И. А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. М., 1918. Т. 1–2; Спб., 1994; Колубовский Я. Н. О русских гегельянцах // Ибервег-Гейнце. История новой философии в сжатом очерке. Спб., 1890; Чижевский Д. И. Гегель в России. Париж, 1939; Гегель и философия в России. М., 1974; Систематический указатель литературы о Гегеле: Русская литература XIX — нач. XX века: Советская литература (1917–1974). М., 1974.

А. И. Абрамов

ГЕРЦЕН Александр Иванович (25.03 (6.04). 1812, Москва -9(21).01.1870, Париж) — писатель, мыслитель, общественный деятель. На формировании взглядов Г. в период обучения в Московском ун-те сказалось его участие вместе с Огаревым (их знакомство, переросшее в дружбу, произошло ок. 1823 г.) в кружке, где обсуждались философские и политические проблемы, социалистические идеи Сен-Симона, события Французской революции. "Сен-симонизм лег в основу наших убеждений и неизменно остался в существенном", — писал Г. В 1834 г. членов кружка арестовали и обвинили в создании тайной организации, имевшей целью свержение существующего строя. Г. был сослан под надзор полиции. В 1842 г. ему разрешили переехать в Москву, где он написал свои первые философские соч. В "Дилетантизме в науке" (1842–1843) он противопоставил идее славянофилов о необходимости подчинить философию религии мысль о соединении философии с естествознанием и знания с массами (одействотворение философии). Рассматривая историю науки и философии, Г. показал, что массы всегда были поглощены добыванием материальных средств существования, а наука стала достоянием немногих. Возник разрыв между "кастой" ученых и остальным человечеством, что с необходимостью приводило к борьбе как к неизбежному элементу исторического процесса. Только соединение науки с массами снимает это противостояние "духа" и "материи". Проблема преодоления дуализма духа и материи решается Г и в "Письмах об изучении природы" (1845–1846), где он развивает мысль о союзе философии и естествознания, подчеркивая невозможность развития философии без опоры на естествознание и неспособность последнего создать истинную картину мира без овладения философской диалектикой. Имея в виду в первую очередь философию идеалистическую, вершиной к-рой были тогда взгляды Гегеля, Г. отмечал заслугу этой философии в создании диалектической формы познания, в разработке идеи развития. Беда ученых-эмпириков, подчеркивал он, в том, что они не видят в природе развития разума, для них разум есть свойство только человеческое и потому субъективное, отсюда бытие и мышление распадаются у них на противостоящие друг другу внешним образом объект и субъект. Г. же считал, что разум не противостоит природе как нечто внешнее, а есть осознание ею самой себя. Отвергая идеалистическое решение проблемы тождества мышления и бытия и не принимая характерного для эмпиризма (т. е. существовавшего тогда материализма) разрыва между субъективным разумом и объективным бытием, Г. пытался вывести мышление, логику непосредственно из развития природы и попадал, т. обр., в тупик натурализма, ибо оставлял за пределами анализа социальную деятельность человека. Хотя уже в 1847 г. он приходит к выоду, что сознание, разум не есть результат развития природы, что разума "нет ни в природе, ни вне природы", что разум есть результат развития человека, его мозга. В дальнейшем (в 60-е гт.) он развил свои философские взгляды, признав значение для понимания человека изучения исторического развития об-ва. Он приходит к пониманию того, что сознание есть не только свойство мозга, но и продукт исторического развития человечества. Человек — не только физическое тело, подчиняющееся общим законам природного мира, он живет в об-ве и является существом нравственным, а потому изучать его поведение должна социология, к-рой предстоит вырвать человека "из анатомического театра, чтобы возвратить его истории". Ибо история, об-во имеют свои законы, и "общественный человек ускользает от физиологии; социология же, напротив, овладевает им, как только он выходит из состояния животной жизни". В 1847 г. Г. навсегда покидает Россию, но до конца своих дней он жил ее интересами, думая о преобразованиях, к-рые привели бы ее на путь свободы и процветания. Об этом свидетельствуют его обширная переписка, тесные контакты с представителями рус. освободительного движения, особенно с М. А. Бакуниным после приезда последнего в Лондон в 1861 г. В 1853 г. Г. основал в Лондоне Вольную русскую типографию, в к-рой стал печатать произв., запрещенные на родине цензурой, с 1855 г. издавал альманах "Полярная звезда", а с 1857 по 1867 г. вместе с Огаревым — газ. "Колокол". Полагая, что социалистическое общественное устройство в большей степени, чем любое другое, обеспечивает социальную справедливость, он пережил мучительное разочарование, убедившись, после поражения революции 1848 г. во Франции, что идея частной собственности имеет глубокие корни. Г. пришел к выводу, что идея социализма, созревшая на зап. почве, может осуществиться там, где найдет более благоприятные условия, а именно в России на основе крестьянской общины, но общины, освобожденной от государственной опеки и существенно преобразованной на основе западноевропейской науки. "На это влияние человека и науки мы обращаем особое внимание, оно чрезвычайно важно", — подчеркивал Г. При этом он развил мысль Чаадаева о том, что отсталость России может стать ее преимуществом, ибо, усвоив достижения западноевропейской науки, она сможет избежать тех негативных моментов, к-рые сопутствовали движению зап. об-ва вперед, и даже миновать стадию буржуазного развития в том виде, в каком она проявлялась в Зап. Европе. Эта мысль основывалась на убеждении, что в истории действуют законы, обязательные для всех стран и народов, поэтому все народы должны пройти теми же фазами развития, к-рыми прошли ушедшие вперед народы. Но поскольку действие исторических закономерностей зависит от деятельности людей, в исторической жизни различных народов наблюдается огромное разнообразие и не все народы должны полностью повторить все фазы, пройденные ушедшими вперед народами. "Я решительно отрицаю необходимость подобных повторений, — писал Г. в 1854 г. — Мы можем и должны пройти через скорбные трудные фазы исторического развития наших предшественников, но так, как зародыш проходит низшие ступени зоологического существования". Все эти идеи явились предпосылкой создания теории русского "крестьянского" социализма, разработанной Г. в 1849–1855 г. и представленной в работах "Россия", "Русский народ и социализм", "О развитии революционных идей в России", "Крещеная собственность" и др. В своей теории социализма Г. синтезировал нек-рые идеи славянофилов, Гакстгау-зена, описавшего крестьянскую общину, и европейские социалистические учения. Одним из первых среди деятелей рус. освободительного движения Г. понял неоправдан-ность революционного насилия без понимания перспектив социального развития, без преобразования народного сознания. Кровавый опыт революции 1848 г., писал Г., "взошел у меня в плоть и кровь". И с тех пор он не устает выступать против "вспышкопускательства", к-рым особенно грешил Бакунин. Насилие способно только расчищать место для будущего, говорил Г., для социального созидания необходимы "построяющие идеи", нужно развитое народное сознание. "Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри", — утверждал он. Постоянно подчеркивая важность воспитания в процессе преодоления привычек и традиций прошлого, основанных на угнетении и эксплуатации, Г. не уставал подчеркивать, что главной целью общественного движения должно быть обеспечение свободы лица. "На ней и только на ней может вырасти действительная воля народа. В себе самом человек должен уважать свою свободу и чтить ее не менее, как в ближнем, как в целом народе". Деятельность и литературное творчество Г. оказали огромное влияние на развитие рус. философской и общественной мысли, причем самых разных направлений. Под влиянием теории "рус. социализма" находилось большинство народнических организаций. За признание Г. своим предшественником боролись российские социал-демократы. Но и непримиримые противники как народничества, так и марксизма находили у Г. много ценных и близких им идей. Так, К. И. Леонтьева привлекали мысли Г. о культуре и о пагубном на нее влиянии буржуазии, а Бердяева — его идеи о свободе личности. Ценили Г. и такие разные по своим философским воззрениям рус. философы, как Булгаков и Шпет. А без ссылок на автобиографическую эпопею Г. "Былое и думы" не обходился ни один исследователь истории рус. философской мысли сер. XIX в., даже такой религиозно убежденный мыслитель, как Флоровский, и тот ссылался на Е. как на высочайший авторитет в оценке тех или иных явлений философской жизни XIX в. И безусловно прав Бердяев, когда пишет, что Г. и Белинский имеют "центральное значение для русской судьбы", а Г. "если и не самый глубокий, то самый блестящий из людей 40-х годов" (О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 92, 94). Булгаков называет Г. "нашим национальным героем", "одной из самых характерных фигур, в которых воплотились многосложные противоречия противоречивого XIX века" (Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 95).

С о ч.: Собр. соч.: В 30 т. М., 1954–1966; Соч.: В 2 т. М" 1985–1986.

Л и т.: Плеханов Г. В. Философские взгляды А. И. Герцена // Избр. филос. произв.: В 5 т. М., 1958. Т. 4; Ленин В. И. Памяти Герцена // Поли. собр. соч. Т. 21; А. И. Герцен. 1870 — 21 янв. 1920 (Сб. статей). Пг., 1920; Шпет Г. Философское мировоззрение Герцена. Пг., 1921; Пипер Л. О. Мировоззрение Герцена: Историко-философские очерки. М.; Л., 1935; Володин А. И. Герцен. М., 1970; Он же. Александр Герцен и его философские искания // Герцен А. И. Соч.: В 2 т. М, 1985. Т. 1; Смирнова 3. В. Социальная философия А. И. Герцена. М., 1973; Павлов А. Т. От дворянской революционности к революционному демократизму: идейная эволюция А. И. Герцена. М., \911,Онже. А. И. Герцен — родоначальник русского крестьянского утопического социализма // История русского утопического социализма XIX века. М… 1985; Берлин И. А. И. Герцен // Новое литературное обозрение. 2001. № 49; Нович И. С. Молодой Герцен. Страницы жизни и творчества. 2-е изд. М., 1986; Lampert Е. Studies in Rebellion. L., 1957; Malia M. Alexander Herzen and the Birth of Russian Socialism. Cambridge (Mass.), 1961; Kline G. Herzen, Alexander Ivanovich // Encyclopedia of Philosophy. L.; N. Y., 1967. Vol. 3. P. 494–495; Gavin W. Herzen and James. Freedom as Radical //Studies in Soviet Thought, 1974. N 3; Weidemeier W. C. Herzen and Nietsche: A Link in the Rise of Modern Pessimism // Russian Review, 1977. Vol. 34. N 4; Acton E. Alexander Herzen and the Role of the Intellectual Revolutionary. Cambridge, 1979.

А. Т. Павлов, А. В. Павлов

ГЕРШЕНЗОН Михаил Осипович (Мейлих Иосифович) (1 (13).07.1869, Кишинев — 19.02.1925, Москва) — историк, исследователь рус. общественной мысли, философ. Автор популярных в нач. XX в. историко-биографических соч., посвященных жизни рус. дворянства эпохи Александра I и Николая I, судьбам современников Пушкина и Герцена, творческой эволюции рус. мыслителей: западников и славянофилов. Издатель соч. Чаадаева и Киреевского, писем А. И. Эртеля, архива Н. А. и Н. П. Огаревых. Составитель 6-томного собрания документов и материалов из истории рус. культуры "Русские пропилеи" (М., 1915–1919; в дополнение к нему был опубликован сб. "Новые пропилеи", 1923). Автор переводов прозы Ф. Петрарки, "Всеобщей истории" Э. Лависса и А. Рембо, соч. Г. Лансона, Ф. Паульсена, К. Белоха. Г. окончил частное еврейское училище, гимназию. В 1887 г. поступил в политехникум в Берлине, прослушал всего 2 курса, а в 1889–1894 гг. учился на историческом отд. историко-филологического ф-та Московского ун-та, специализируясь по древн. истории. В 1904 г. Г. стал редактором отдела журн. "Критическое обозрение". В 1907–1908 гг. заведовал литературным отделом журн. "Вестник Европы", где вел ежемесячные обозрения. Как публицист выступал в газ. "Русская молва" (1912–1913) и "Биржевые ведомости" (1915–1917). Г. создал ряд исторических произв. о героях эпохи 20—40-х гг. XIX в. в России: "История Молодой России" (М., 1908), "П. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление" (Спб., 1908), "Жизнь В. С. Печерина" (М., 1910), "Образы прошлого" (М., 1912), "Грибоедовская Москва" (М., 1914), "Декабрист Кривцов и его братья" (М., 1914). В них особое внимание он уделил описанию внутреннего мира своих героев, их душевных переживаний. На метод исторических исследований Г., так же как на мировоззрение в целом, оказала влияние концепция творческой личности Т. Карлейля, изложенная в его кн. "Герои, почитание героев и героическое в истории". Вслед за Карлейлем Г. полагал, что именно в индивидуальном мировосприятии человека наиболее ярко проявляется дух времени: "Изучить смену общественных идей в их сущности… значит изучить эти идеи в индивидуальной углубленности, в лице их типических представителей" (История Молодой России. С. 2). Переломным для Г. оказался 1909 г., когда по его инициативе вышел в свет сб. "Вехи", посвященный критике миросозерцания интеллигенции. Негативная реакция в об-ве на сборник и, в частности, на опубликованную в нем статью Г. "Творческое самосознание" (содержащую скандально знаменитое, хотя и в большинстве случаев неверно понятое, "благословение" власти, штыками защищающей интеллигенцию, помимо ее воли, от народа) повлекла за собой уход Г. из либерального "Вестника Европы" и сближение с религиозно-философскими кругами. В 1910 г. Г. сотрудничал в возглавляемом Е. Н. Трубецким и Булгаковым изд-ве "Путь". Однако с деятелями религиозного возрождения Г. разошелся в оценке войны 1914–1918 гт. и Октябрьской революции 1917 г. Г. категорически не принял войну, и тот воинственно-патриотический порыв, к-рым были охвачены его коллеги по изд-ву "Путь": Бердяев, Булгаков и особенно Эрн (с его знаменитым "время славянофильствует"), остался ему чужд. Большевистскую революцию Г. в отличие от остальных веховцев встретил сочувственно, хотя одобрения советской власти публично он не высказывал. После революции Г. был одним из организаторов и первым председателем Всероссийского союза писателей, председателем литературной секции Академии художественных наук, основанной Брюсовым. Плодом исследований Г. творчества Пушкина стали работы "Мудрость Пушкина" (М., 1919) и "Видение поэта" (М., 1919). В кон. 10- нач. 20-х гг. вышли осн. философские произв. Г.: "Тройственный образ совершенства" (М., 1918), "Переписка из двух углов" (Пг., 1921, в соавт. с В. И. Ивановым), "Ключ веры" (Пг., 1922), "Гольфстрем" (М., 1922), "Судьбы еврейского народа" (Пг.; Берлин, 1922). Стремление к непосредственно-индивидуальному восприятию мира, интимно-личностному переживанию культуры явилось наиболее характерной чертой мировоззрения Г., определившей своеобразие и внутренний мотив его религиозно-философских исканий. Равнодушный к умозрительной, отвлеченно-рассудочной философии, он полагал, что истинный смысл имеют лишь те метафизические и религиозные постулаты, к-рые укоренены в "чувственно-волевом ядре" человеческой личности — "бессознательной воле", подчиненной "мировому космическому закону" и составляющей нижний, глубинный, онтологически наиболее фундаментальный "ярус" человеческого духа. Только тесное "инстинктивно-принудительное соответствие с врожденными особенностями" индивидуальной воли сможет сделать, по Г., отвлеченную идею "внутренним двигателем… жизни", т. е. "в противоположность чисто умозрительной… мертвой идее" — "идеей-чувством", "идеей-страстью" (Вехи. М., 1909. С. 82). Кроме "бессознательной воли", человеческий дух составляют еще 2 яруса: Я, личность, слагающаяся из "конкретных желаний, усмотрений и хотений" отдельного человека, и самосознание, содержащее, по мнению Г., уже не только "идеи и влечения, из глубины взошедшие в сознание", но и "чужеродные, занесенные извне". Человеческое сознание, хотя и коренится в "бессознательной воле", обладает тем не менее относительной самостоятельностью в постижении истины. Это позволяет человеку отклоняться от предписаний Божественного космического закона, запечатленного в его сердце. Раздвоение разума и воли, подмена живой истины, "истины-страсти", отвлеченными, рассудочными, зачастую заимствованными идеями или убеждениями оказывает разрушительное воздействие на человеческую личность. Так, российские интеллигенты, направив все свои силы на внешнюю политическую деятельность, забыв об устроении своего духа, оказались неспособны ни противостоять давлению власти (реакции, наступившей после поражения революции 1905–1907 гг.), ни достигнуть взаимопонимания с народом, живущим в отличие от них цельной, органической жизнью. В истории рус. общественной мысли Г. обнаружил разрыв между сознанием, устремленным к надындивидуальным социальным и политическим идеалам, и "внутренне-обоснованными потребностями" личности. Причиной этого разрыва была, по Г., петровская реформа, оторвавшая образованную часть об-ва от народа и тем нарушившая органическое развитие России. Трагический раскол рус. истории вызвал впоследствии и "раскол русского общества", определившийся со времени спора славянофилов и западников. Славянофилы, Гоголь, Достоевский, призывавшие к "творческому самосознанию", к работе над внутренним переустройством личности, не нашли отклика у представителей интеллигенции. С другой стороны, последователи славянофилов, не разделяя политического радикализма своих противников, все больше смыкались с силами реакции. Г. считал, что интеллигенции необходимо преодолеть "раскол в русском обществе" с помощью творческого обращения к духовным сторонам человеческой жизни. Под несомненным влиянием Карлейля Г. утверждал, что поиск общественного идеала будет плодотворен и успешен только для цельной, творческой личности, живущей в соответствии с Божественным предначертанием. Для Г. в это время эталоном органического развития выступал наряду с допетровской Россией и буржуазный Запад. Он признавал буржуазию "бессознательным орудием Божьего дела на земле", а мирный исход классовой борьбы "психологически возможным" только на Западе (Вехи. С. 92). Взгляды Г. встретили резкую отповедь со стороны не только либеральных оппонентов "Вех", но и нек-рых соавторов сборника — напр. П. Б. Струве. Со времени начала войны 1914 г. у Г. усиливаются нигилистические настроения и по отношению к европейской культуре: война, считал он, наглядно показала, что разрыв между культурным сознанием и личной волей носит универсальный характер и присущ не одной России. Вандализм народов воюющих стран, проявившийся по отношению к собственным культурным ценностям, выявил для Г. глубокую отчужденность культуры от человеческой природы. Отрицание культуры сближает Г. с воззрениями Руссо и Толстого. В осн. своем философском произв. "Тройственный образ совершенства" он осудил совр. цивилизацию, подчинившую человеческую жизнь утилитарному расчету и противопоставившую индивидуальному своеобразию природных организмов обезличенный мир вещей — "орудий". При этом в отличие от О. Шпенглера, Бердяева и Эрна Г. не разделял культуру и цивилизацию. Ценности культуры (мораль, религия и т. д.), как и орудия, созданные цивилизацией, являлись для него мертвыми отвлечениями от живых конкретностей Бога, человека и природы. "Что было живым и личным, в чем обращалась и пульсировала горячая кровь одного, то становится идолом, требующим себе в жертву такое же живое и личное, каким оно увидело свет…" (см.: Переписка из двух углов. С. 35). По точному замечанию соавтора Г. по "Переписке" Вяч. Иванова, обострившееся у мыслителя "чувство непомерной тяготы… культурного на-; следия" проистекало из его "переживания культуры… как системы тончайших принуждений" (Там же). Принятие Г. революции объяснялось не в последнюю очередь его настойчивым стремлением освободиться от груза мертвого культурного наследия и власти обезличивающей цивилизации. Социализм представлялся Г. этапом на пути возвращения человечества к своим первоистокам, утверждения "из чудовищной связи социальных и отвлеченных идей личной правды труда и обладания". Этот путь, по мнению Г., был начат реформацией М. Лютера и продолжен Французской революцией, но "Лютерово христианство, республика и социализм — еще полдела: нужно, чтобы личное стало личным, как оно родилось" (с. 37). Взгляды Г. в поздний период его творчества были наиболее созвучны философии жизни, в частности идеям А. Бергсона, оказавшего несомненное влияние на рус. мыслители (см.: Видение поэта. М., 1919). Своеобразная "психологизация" религиозной веры, характерная для Г. и нашедш наиболее яркое выражение в его соч. "Ключ веры" (192" представление о религии как о "правильном" ("космически") устроении своего духа, отчасти восходили к работе У. Джемса "Многообразие религиозного опыта".

С о ч.: Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев: Очерки прошлого. М., 1989; Дух и душа // Слово о культуре: Сб. филос.

литературно-критических статей. М., 1918; Человек, пожелавший счастья // Северные дни. Сб. 2. Пб.; М., 1922; Солнце над мглою; Демоны глухонемые // Записки мечтателей. 1922. № 5; Пальмира; Человек, одержимый Богом // Современные записки. 1922. № 12; Письма к брату. М., 1927.

Л и т.: Берман Я. 3. М. О. Гершензон: Библиография. Одесса; Л., 1928; Белый А. Гершензон // Россия. 1925. № 5 (14); Лосский Н. О. Рец. на книгу "Тройственный образ совершенства"//Книга и революция. 1920. № 2;Проскурина В. Ю. Творческое самосознание Михаила Гершензона // Литературное обозрение. 1990. № 9;Ходасевич В. Ф. Гершензон // Ходасевич В. Ф. Некрополь. Воспоминания. Париж, 1976; Шестов Л. О вечной книге (Памяти М. О. Гершензона) // Современные записки. 1925. № 24.

Б. В. Межуев

ГЕССЕН Сергей Иосифович (16(28).08.1887, Усть-Сысольск Вологодской губ. — 2.07.1950, Лодзь, Польша) — философ и публицист. Окончив юридический ф-т Петербургского ун-та, Г. продолжил образование в Германии, в Гейдель-бергском и Фрейбургском ун-тах, где занимался под рук. В. Виндельбанда, Г. Риккерта и Г. Еллинека. В 1910 г. защитил в Германии докторскую диссертацию "Uber die individuelle Kausalitat" ("Об индивидуальной причинности"), в к-рой были развиты идеи Г. Риккерта, высказанные им в учении о "границах естественно-научного образования понятий". В 1909 г. Г. входил в "гейдельбергс-кое философское содружество", объединявшее нем. и рус. философов-неокантианцев (таких, как Р. Кронер, Г. Мелис, Н. Н. Бубнов, Степун), и участвовал в изданном им в Лейпциге сб. "Vom Messias Kultur-philosophische Essays" ("О Мессии"); высказанные здесь идеи стали основой программы культурно-философской деятельности, реализованной созданием международного журн. по философии культуры "Логос", выходившего в России в 1910–1914 гг. Г. принимал самое деятельное участие в редакционно-издательской работе журнала. С 1914 по 1917 г. — доцент Петербургского ун-та. В 1917 г. он возглавлял кафедру философии и педагогики в Томском ун-те, нек-рое время был директором Высших педагогических курсов. В 1921 г. вернулся в Петроград, а в 1923 г. эмигрировал из России. В течение 3 лет занимал кафедру педагогики в Русском высшем педагогическом ин-те в Праге, с 1935 г. преподавал в ряде учебных заведений Варшавы, а после войны был проф. педагогики в ун-те в Лодзи. Г. пытался построить систему философии, в к-рой органически сочетался бы присущий рус. философской традиции онтологизм с нем. гносеологизмом, но в силу разного рода обстоятельств (в частности, и по причине "боязни метафизики", отмеченной у Г. Зеньковским) не смог осуществить своего замысла. Наиболее существенный научный вклад он сделал в области философской антропологии и педагогики, понимаемой им (вслед за П. Наторпом) как "прикладная философия". Ее основой он считал учение о личности, созидаемой путем приобщения к сверхличным ценностям. "Могущество индивидуальности, — считал он, — коренится не в ней самой, не в природной мощи ее психофизического организма, но в тех духовных ценностях, которыми проникается тело и душа и которые просвечивают в них как задания его творческих устремлений" (Гессен С. И. Основы педагогики. Введение в прикладную философию. Берлин, 1923. С. 365). Становление личности — это, по Г., и путь к свободе, к-рая не дана человеку, а лишь задана. Большой интерес представляют литературно-критические статьи Г., посвященные творчеству Достоевского и В. С. Соловьева, в к-рых он рассматривал прежде всего нравственные проблемы добра и зла, долга и любви. "Будучи любовью к ближнему, — приходит он к выводу, — добро конкретно. Как вся земная жизнь в целом, так и каждый отрезок ее имеет отличающее его индивидуальное долженствование, которое может быть выполнено только в это невозвратное мгновение. Лови это мгновение своею любовью!" (Гессен С. И. Трагедия добра в "Братьях Карамазовых" Достоевского // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881–1931 годов: Сб. статей. М., 1990. С. 372). Небольшое по объему, но богатое содержанием научное наследие Г. пока остается малоизвестным у нас в стране и требует углубленной научно-критической разработки.

С о ч.: Монизм и плюрализм в систематике понятий // Труды Русского Народного университета в Праге. 1928. Т. 1; Философия наказания//Логос. 1912–1913. Кн. 1–2; Мое жизнеописание // Вопросы философии, 1994. № 7–8; Основы педагогики: Введение в прикладную философию. М., 1995; Избр. соч. М., 1998.

Лит.: Зеньковский В. В. С. И. Гессен как философ // Новый журнал. Нью-Йорк. 1951. № 25; Сапов В. В. Сергей Гессен — русский философ // Вестник Российской Академии наук. 1993. № 6.

В. В. Сапов

ГИЛЯРОВ-ПЛАТОНОВ Никита Петрович (23.05(4.06). 1824, Коломна — 13(24). 10.1887, Петербург) — публицист, философ, историк религии, издатель. Род. в семье приходского священника. Учился в Московской духовной семинарии и Московской духовной академии. По окончании курса в 1848 г. был определен бакалавром по классу библейской герменевтики и учения о вероисповеданиях, ересях и расколах. В 1850 г. возведен в степень магистра. В 1854–1855 гг. читал лекции по истории рус. церкви в миссионерском отд. при академии. В 1855 г. Г.-П. получает увольнение от церковно-училищной службы. В 1856 г. он становится цензором Московского цензурного комитета, в 1862 г. назначен чиновником особых поручений при министре народного просвещения, а в 1863 г. — управляющим Московской синодальной типографией. С кон. 1867 г. Г.-П. начал издавать "Современные известия", первую московскую ежедневную газету. В ней из номера в номер он публиковал свои статьи по церковным и текущим политическим вопросам. В 50-х гг. сблизился с кружком московских славянофилов, особенно с А. С. Хомяковым, после смерти к-рого принял активное участие в подготовке его собр. соч. (1861–1873). С Хомяковым Г.-П. объединяло отрицательное отношение к католичеству и протестантизму как к двум разновидностям одной зап. "ереси" и неприятие философского рационализма в целом и учения Гегеля в частности. Осн. философским соч. Г.-П. является его работа, посвященная критическому разбору философии Гегеля (1846). Одна из частей этого исследования была опубликована под названием "Рационалистическое движение философии новых времен" в журн. "Русская беседа" (1859. № 1), др. часть, содержащая критику 1-го разд. "Феноменологии духа" с обширными выписками из нее, появилась под заглавием "Онтология Гегеля" после смерти автора в журн. "Вопросы философии и психологии" (за 1891 г., кн. 8, 10 и 11). Г.-П. считал гегелевскую систему логическим завершением западноевропейской философии, выбравшей одностороннее, рационалистическое направление. Гегелевская философия, по его мнению, противоречит "здравому смыслу" и поэтому оставляет человека с двумя равноправными воззрениями на мир: обыденным и отвлеченно-теоретическим. Попытку Гегеля в "Феноменологии духа" доказать, что обыденное сознание в силу своей внутренней противоречивости неизбежно возвышается до философского (постигающего призрачность чувственного мира и тождественность субъективного и объективного в представлении), Г.-П. считал неудачной, а его аргументы — софистическими. Он отрицал описанный Гегелем диалектический процесс развития сознания, в к-ром каждый новый момент "снимает", "отрицает" предыдущие, и полагал, что все способы человеческого познания совместимы в некоем синтетическом единстве, в целостном "уме". Последний, по определению Г.-П., не есть только формальная сила (каковой является разум), но и тот интеллектуальный центр тяготения, "около которого само собою сжимается в единство все разнообразие приобретенной материи знания" (Сб. соч. Т. 1. С. 322). Рационалистическое развитие философии, по его мнению, основывается именно на забвении этого "самого главного двигателя нашего знания" (Там же. С. 323). Закономерный крах абсолютного рационализма гегелевской системы обусловил, по Г.-П., последующее господство отрицательных направлений: материализма в теоретической философии и "инстинктуализма" в философии практической. Кроме работы о Гегеле, получившей высокую оценку в магистерской диссертации В. С. Соловьева, определенный интерес представляют два письма Г.-П. к И. С. Аксакову от 1884 г., опубликованные под общим названием "Откуда нигилизм?" в газ. "Русь". Откликаясь на ст. Данилевского "Происхождение нашего нигилизма", Г.-П. отказывал нигилизму в цельной теоретической доктрине, упрекал его идеологов в стремлении построить об-во на основаниях лишь разума. По его мнению, без традиционных исторических "предрассудков" — "суждений, не опирающихся на достаточное основание", — человеческое существование в рамках об-ва невозможно. Освященные опытом прошлого, "предрассудки" (а к их числу он относил религиозные, нравственные устои об-ва и государства) имеют преимущество перед совр. "предрассудками", напр., перед столь же предвзятым мировоззрением самих нигилистов. Сведение "веры" к "предрассудку" (даже при крайне широком толковании этого слова), по существу, означало отказ от характерного для ранних славянофилов убеждения в возможности свободного, полностью оправдываемого разумом признания религиозных догматов, сомнение в соответствии разума с конфессиональными особенностями православной церкви. Научная деятельность Г.-П. была достаточно разносторонней. Он разрабатывал собственную экономическую теорию (см.: Основные начала экономии. М., 1889), занимался исследованиями в области славянского языкознания (см.: Экскурсия в русскую грамматику: Сб. соч. Т. 2. С. 236–270), опубликовал также кн. воспоминаний "Из пережитого" (М., 1886), воссоздающую атмосферу духовных училищ 40-50-х гг. XIX в. в России.

С о ч.: Сб. соч.: В 2 т. М., 1899; Вопросы веры и церкви: Сб. статей, 1868–1887: В 2 т. М., 1905–1906.

Лит.: Шаховской Н. В. Н. П. Гиляров-Платонов и А. С. Хомяков // Русское обозрение. 1895. № 11; Никита Петрович Гиляров-Платонов: Краткий публицистический очерк. Ревель, 1893; Неопознанный гений. Памяти Никиты Петровича Гилярова-Платонова. М., 1903.

Б. В. Межуев

ГОГОЛЬ Николай Васильевич (20.03(1.04). 1809, м. Великие Сорочинцы Миргородского у. Полтавской губ. -21.02(4.03). 1852, Москва) — писатель, творчество к-рого оказало огромное воздействие на дальнейшее развитие всей отечественной культуры, в т. ч. и философии. Художественное творчество Г. само по себе значительный серьезный предмет для осмысления с т. зр. философии, эстетики и социологии. Его загадочный мир многократно давал повод для самых разнообразных интерпретаций. Философское значение Г. долгое время оставалось неосознанным. Роковую роль в этом отношении сыграли "Выбранные места из переписки с друзьями" (1847) — книга, к-рую сам Г. просил соотечественников "прочитать несколько раз". Отрицательное отношение к ней С. и К. Аксаковых, Белинского (знаменитое "Письмо к Г.") и др. критиков и писателей (прежде всего в аспекте социально-политическом) привело к тому, что творчество Г. как мыслителя исследовалось явно недостаточно. За ним надолго закрепилась репутация писателя хотя гениального (вспомним слова Чернышевского, сказанные в 1855 г.: "Мы называем Гоголя без всякого сравнения величайшим из русских писателей"), но не вполне владеющего своим дарованием, мыслителя слабого и не самостоятельного, нуждающегося в наставнике-критике (такое соотношение писателя и критика господствовало в России до кон. XIX в.). В действительности же Г-фигура сложная и трагическая, и его трагизм своеобразно выразился в поисках правды и истинных идеалов. Гоголевские "Выбранные места…" — книга многоплановая. Благодаря ей, в равной степени как и "Авторской исповеди" (опубл. 1855), мы можем глубже понять его художественный мир, почувствовать осн. — проповедческий — пафос всего его творчества. По своему жанру "Выбранные мес-; та из переписки с друзьями" занимают промежуточное положение между "Философическими письмами" Чаа-1 даева и "Дневниками писателя" Достоевского. Отсутствие единого плана произв. лишь сильнее оттеняет его осн. идеи. Психологическая идея, пронизывающая все произв. Г.,-страх; автор не скрывает от читателей своего страха, охва-1 тывающего его при мысли о какой-то еще неясной, но ог-| четливо осознаваемой им надвигающейся катастрофе: "Соотечественники! страшно!" (С о ч.: В 7 т. Т. 6. С. 207). Апокалипсические предчувствия вновь стали характерными дм рус. литературы в нач. XX в., особенно для символистов, i-i рых поэтому следует с полным основанием считать открывателями Г. для своего времени (особенно А. Белого).! Нравственный пафос произв. — христианская проповедь самоуглубления и самосовершенствования. В этом отношении Г. предвосхищает авторов сб. "Вехи", к-рые наряду с Достоевским считали его одним из своих предшественников. Тематика "Выбранных мест из переписки с друзьями" не поддается классификации по какому-то одному определенному признаку. Много внимания Г. уделяет языку, "как высшему подарку Бога человеку", словесности, вообще искусству, в т. ч. живописи. Но прежде всего и больше всего он озабочен историческими судьбами России — эту тему и следует считать центральной темой книги. Размышляя о России, Г. не мог, конечно, глюйти мимо полемики славянофилов и западников, к-рая ко времени выхода в свет его книги достигла своего апогея. "Все эти слависты и европисты, или же староверы и нововеры, или же восточники и западники', - пишет он, — …все они говорят о двух разных сторонах одного и того же предмета, никак не догадываясь, что ничуть не спорят и не перечат друг другу…" (Там же. С. 252). Т. обр., еще до Достоевского Г. по-своему объявил спор славянофилов и западников "великим у нас недоразумением". Тем не менее, считает он, "правды больше на стороне славистов и восточников" (там же), т. к. они больше правы в "целом" своего учения, западники же больше правы "в деталях". Наиболее глубокие и провидческие мысли Г. о судьбах России, изложенные им в письме "Страхи и ужасы России", к сожалению, не были известны современникам, поскольку оно было запрещено цензурой. Здесь, анализируя сложившуюся сложную и противоречивую обстановку России и Европы, чреватую революционными потрясениями, Г. предлагает свои рецепты спасения России, главный из к-рых — "исполнить все, сообразно с законом Христа". Лишь в этом случае "Европа приедет к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрости, которой больше не продают на европейских рынках" (Там же. С. 342). Заканчивается книга письмом "Светлое воскресенье". Г. подчеркивает в нем то особое значение, к-рое придается этому празднику в России, усматривая в этом залог и доказательство подлинности православной христианской веры. В др. своих весьма многочисленных статьях, печатавшихся гл. обр. в журн. "Современник" и в сб. "Арабески", он подробно излагает свои исторические и социологические взгляды, близкие к концепциям географического детерминизма. Схема его рассуждений такова: "От вида земли зависит образ жизни и даже характер народа" (Там же. С. 62), а характер народа определяет формы правления. Вообще, по Г., "многое в истории разрешает география".

Соч.: Поли. собр. соч. М., 1937–1952. Т. 1–14; Собр. соч.: В 7 т. М., 1984–1986; Переписка Н. В. Гоголя. М., 1988. Т. 1–2.

Л и т.: Письмо Белинского к Гоголю (статья и публикация К. Богаевской) // Литературное наследство. М., 1950. Т. 56. С. 513–605; РозановВ. В. О писательстве и писателях. М., 1995. С. 333–354,383-421, 658–659; Гершензон М. О. Завещание Гоголя // Русская мысль. 1909. № 5; Мережковский Д. С. Гоголь и черт // Мережковский Д.С. В тихом омуте. М., 1991. С. 213–309; Зеньковский В. В. Гоголь. Париж, 1961; Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. Спб., 1914. Т. 1.С. 186–202; Запотусский И. Гоголь. 2-е изд. М., 1984; Мочульский К. Духовный путь Гоголя // Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.

В. В. Сапов

ГОГОЦКИЙ Сильвестр Сильвестрович (5(17).01.1813, Каменец-Подольск — 29.06 (11.07). 1889, Киев) — богослов, философ, историк философии, педагог. Учился в Киевской духовной академии (1833–1837), получил степень магистра богословия. В 1850 г., защитив диссертацию "Обозрение системы философии Гегеля", Г. становится доктором философии и древн. филологии. Читал курс лекций по истории философии в Ун-те Св. Владимира, опубликованный под названием "Философия XVII и XVIII веков в сравнении с философиею XIX века и отношение той и другой к образованию" (1878–1884). Наиболее подробно в лекциях рассматривались философские учения Декарта, Гейлинкса, Мальбранша, Спинозы, Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля. Большое внимание Г. уделял также общим вопросам историко-философской науки в ее взаимоотношениях с самыми различными областями научной и общественной жизни. Влиянием гегелевских идей отмечена его работа "Введение в историю философии". В духе воззрений Гегеля, а также Шеллинга общая задача философии определялась Г. как стремление к познанию безусловного начала вещей, их внутренней связи и отношения к этому началу. "На основании идеи развития, свойственного духу, — писал он, — в истории философии должна выражаться не только последовательность ее направлений, но и постепенное развитие полной системы знания и самопознания" (Введение в историю философии. С. 8). Как философ и богослов Г. сформировался в рамках киевской школы философского теизма, став одним из выдающихся ее представителей. Шпет в своем "Очерке развития русской философии" особо выделял Г., подчеркивая самостоятельный, недогматический характер его мышления, а также тот факт, что все его соч. проникнуты историзмом в хорошем философском смысле. Вершиной философской деятельности Г. является издание 4-томного "Философского лексикона", к-рый, по сути, явился первой рус. философской энциклопедией XIX в. При работе над этим соч. Г. пользовался зап. источниками, что не умаляет общей значимости его в философской культуре того времени, хотя отзывы современников на выход первых томов "Философского лексикона" отличались большим разнообразием мнений. В духовно-академической среде с критикой его выступил Юркевич, упрекая автора в гегелевских пристрастиях. При всей увлеченности учением Гегеля, Г. нельзя отнести к фанатичным его последователям. Он достаточно серьезно относился к наследию Канта, считая учение последнего цельной философской системой, снявшей крайности и противоречия предшествующей философии. Особенно импонировал Г. гносеологический аспект взглядов Канта, формулирование задачи философии как обращения к исследованиям мышления, как такового. Важной стороной кантовского учения было для Г. доказательство априорности форм чувственности и рассудка, а также строгое различение разума и рассудка, что в немалой степени противодействовало материалистическим и спиритуалистическим учениям XVIII в. Велики, по мнению Г'., были заслуги Канта в разработке практической философии, раскрывающей свободную и разумную самодеятельность духа внутри самого человека. Высшим же достижением Канта Г. называл "Критику способности суждения", к-рая связывала безусловное с явлениями и раскрывала развитие духа в соответствии со свободно полагаемыми целями, а не механическими причинными связями. Однако Кант, как, впрочем, и Гегель, был во всей его полноте неприемлем для Г. из-за понимания философии как системы взглядов, возвышающихся над религией и ведущих к обожествлению разума, что лишало веру определенных привилегий. Среди др. неприемлемых положений кантовской философии Г. называл: неправомерность противопоставления разума и предмета, учение о "вещи в себе", отрицание реального существования вещей в пространстве и времени, разъединение практического разума, рассудка и способности суждения и т. д. Высказывая критическое отношение к догматическому периоду истории зап. философии, к философским системам эмпиризма, материализма и спиритуализма, Г декларировал свое теистическое миропонимание, стараясь по мере возможности не выходить за рамки ортодоксального православия. При этом он усматривал идею Бога во всесовершенном разуме, к-рый служил вдохновляющим источником также и для философских построений Шеллинга и Гегеля, продолживших и расширивших кантовс-кое учение еще и в том отношении, что у них идея Безусловного Существа устанавливается не на основании только требования нравственной природы человека, а значительно шире и глобальнее. Социально-политические взгляды Г. в осн. проявлениях вполне охватываются понятием православного консерватизма, вписываясь в официально-государственную формулу "самодержавие, православие, народность". Общую тональность своего консерватизма Г. выразил в ст. "Два слова о прогрессе" (1859), где призывал относиться к понятию "прогресс" с большой осторожностью, т. к. в слепом очаровании "прогрессивностью прогресса" и неудержном следовании ему об-во зачастую утрачивает фундаментальные ценности своей культуры. Деятельность Г. является примером своеобразного явления в рус. культуре сер. XIX в. — синкретизма духовно-академической и университетской философии.

Соч.: Критический взгляд на философию Канта. Киев, 1847; О характере философии средних веков // Современник. 1849. № 15; Обозрение системы философии Гегеля. Киев, 1860; Введение в историю философии. Киев, 1871; Философский лексикон. Киев, 1857–1873. Т. 1-^1; Философский словарь. Киев, 1876; Философия XVII и XVIII веков в сравнении с философиею XIX века и отношение той и другой к образованию. Вып. 1–3. Киев, 1878–1884. Кн. 3.

Л и т.: Колубовский Я. Н. Материалы для истории философии в России. С. С. Гогоцкий // Вопросы философии и психологии. 1890. Кн. 4; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1,ч. 2. С. 116; Чижевський Д. Нариси з icropii фитософп на Украшк Кшв, 1992; Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии // Соч. М., 1989. С. 214–219; Цвык И. В. Духовно-академическая философия в России XIX в. М., 2002.

А. И. Абрамов

ГОЛИЦЫН Дмитрий Алексеевич (15(26). 05.1734 -23.02(7.03). 1803, Брауншвейг) — дипломат, ученый, публицист. В 1762–1768 гг. — посол во Франции, в 1768–1798 гг. — в Нидерландах; член Петербургской Академии наук и ряда иностранных академий, член Вольного экономического об-ва. Социально-политические взгляды Г. развивались в рамках дворянско-аристократического мировоззрения, испытывая влияние западноевропейской идеологии, гл. обр. идей физиократов и фр. просветителей. Находясь за границей, Г. поддерживал контакты с такими мыслителями, как О. Мирабо, Вольтер, Д. Дидро; в 1773 г. он издал в Гааге посмертно соч. К. А. Гельвеция "О человеке". Призывая "насадить" в России науки и искусства с целью преодоления "невежества", Г. наиболее важным и полезным знанием в этом плане считал философию, к-рая учит, как быть высоконравственным, как смягчать страсти и владеть собой, прививает человеку гуманность и доброту. "Якобинцы, революционеры, пропагандисты и демократы", с его т. зр., "незаконно" "узурпировали" почетный титул философов. Настоящими философами он считал фр. "экономистов", в защиту к-рых написал на фр. языке большую работу "О духе экономистов, или Экономисты, оправданные от обвинения в том, что их принципы являются основой французской революции" (1796). Согласно натурфилософским представлениям Г., осн. естественные законы являются делом божественной мудрости; они образуют первичный порядок природы; но природа не остается в состоянии неизменного покоя. Г. разделял мысли Ж. Бюффона о возникновении нового порядка вещей в природе путем соединений, разложений, новых сочетаний ее элементов, отдавая тем самым дань деизму и механицизму XVIII в. В своих представлениях о человеке Г. существенно расходился с ортодоксальными христианскими воззрениями и ориентировался на достижения естественно-научной антропологии XVIII в. По его мнению, человек — это двуногое животное, отличающееся от др. животных способностью говорить, сообщать свои идеи себе подобным с помощью языка, желанием все видеть и все знать из любознательности; уникальное качество человека — иметь собственность. Социальный порядок, по Г., - отрасль общего физического порядка; его законы не должны быть произвольными; собственность, безопасность, свобода — принципы социального порядка, согласующиеся с физическим порядком природы. Противное свободе состояние — рабство — последняя, согласно Г., степень деградации человеческого существа, унижения разума, развращения нравов. На этом основании он выступал за освобождение крестьянина от крепостного права, без земли, но с правом на движимую и недвижимую собственность. Состояние об-ва в целом, его нравов, характер нации, развитие науки искусств Г. ставит в зависимость от "хороших" закон (или беззакония), от "хороших" (или "плохих") по тических учреждений. Он разделял мысль Д. Юма о еле ствиях, вытекающих из "хороших" законов: законы обе печивают собственность, собственность рождает увере ность и спокойствие духа, из к-рых развивается любоп ство, а из любопытства рождается знание. Разде принцип "Свобода — в монархии, рабство — в респуб ке", он проповедовал идеал монархии, покоящейся на "справедливых" законах. Опираясь на принципы физиократов, из всех классов об-ва осн. производящим и "составляющим в нации все" Г. считал класс земельных собственников, к-рый и должен быть самым привилегированным классом. Полезным для России он полагал наличие третьего сословия, хотя и не производительного по своему характеру. Свободомыслие, выступления в защиту философии как самостоятельной науки, натуралистические представления с элементами деизма и механицизма, антропология объективно ставили Г. в оппозицию к господствующему православно-религиозному мировоззрению, упрочивали ренессансные и просветительские тенденции в рус. философской мысли 2-й пол. XVIII в.

Соч.: Письма // Избр. произв. русской мысли второй половины XVIII в. М" 1952. Т. 2. С. 33^5.

Л ит.: Бак И. С. Дмитрий Алексеевич Голицын (Философские, общественно-политические и экономические воззрения) // Исторические записки. 1948. Т. 26.

В. Ф. Пустарнаков

ГОЛУБИНСКИЙ Федор Александрович (22.12. 1797(2.01.1798), Кострома — 22.08(3.09). 1854, там же) — философ и богослов. В 1818 г. окончил Московскую духовную академию и был оставлен при ней, получив степень бакалавра философии. С 1824 по 1854 г. — ординарный проф., а с 1826 по 1851 г. работал в комитете духовной цензуры. В 1829 г. он стал протоиереем, совершая безвозмездные службы в Сергиевом Посаде. За 36 лет академического преподавания им был прочитан обширный цикл философских курсов: общее введение в философию, метафизика, онтология, гносеология, эмпирическая психология, нравственная философия, история философских систем. При жизни Г. опубликовал лишь одну журнальную статью "Письмо первое о конечных причинах" (Прибавления к творениям святых отцов. Ч. 5. 1847). Посмертно в кон. 1862 г. в журн. "Странник" была опубликована статья "О промысле Божием" и в 1880 г. в журн. "Русский Архив" (Т. 3) несколько писем. Среди рукописей Г. в архиве его сына сохранился трактат "Взгляд на нравственную философию древних", где проводилась мысль, что все доброе исходит от Бога, причем много заслуживающего внимания было и в языческой философии. Осн. корпус соч. Г. ("Лекции по умозрительному богословию", "Умозрительная психология", 4 вып. "Лекции философии") напечатан по записям В. Г. Назаревского и др. студентов Московской духовной академии. Г. считается основателем московской школы теистической философии, и его философскую систему можно назвать учением о Бесконечном Существе. Теоретическими источниками этой системы были платонизм, святоотеческая традиция и сложный конгломерат западноевропейских философских и мистических представлений. Г. стремился соединить платонические симпатии с рационализмом и пиетизмом XVIII в., объединяя "чистый рационализм ума" лейбни-цианца X. Вольфа с "истинной экзальтацией сердца" Ф. Якоби. Учение последнего об источниках знания стало для него основой примирения Платона с Кантом, Фихте, Шеллингом и Гегелем. Под философией Г. понимал особое состояние духа, стремящегося к познанию истины. Философия есть лишь любовь к мудрости, но не мудрость, т. к., согласно христианско-православным представлениям Г., мудрость, знание истины, дается человеку свыше, если состояние его духа делает его способным к ее восприятию. При этом г. строго различал знание философское и богословское, очертив в "Общем введении в философию" круг проблем философии следующими границами: исследование деятельности человека, бытия природы и деятельности Существа Высочайшего. "Философия есть система познаний, приобретенных разумом (intellectus), под управлением ума (rationis) и при способствовании опыта, как внешнего, так и внутреннего, о всеобщих главнейших, существеннейших силах, законах и целях природы внешней и внутренней, ровно и о свойствах Виновника всех оных — Бога, — система, направленная к тому, чтобы возбудить в духе человеческом, воспитать и направить любовь к премудрости божественной и человеку предназначенной" (Голубинский Ф. А. Лекции философии. М., 1884. Вып. 1. С. 37). Возможность философского познания обусловливается самодостоверностью человеческого мышления, к-рое характеризуется, с одной стороны, ограниченностью, а с другой — стремлением к безграничному. Ограниченность мышления обусловливает невозможность обретения человеком абсолютного знания, а из факта стремления мышления к безграничному следует, что полнота знания была бы пагубна для человека, т. к. повергла бы его ум в бездействие. Хотя человеку прирождена идея Единого бесконечного, но она имеет слишком общую, схематическую форму, к-рую может наполнить содержанием лишь изучение, размышление и соответствующая душевная настроенность. Представляя себе всесуществующее укорененным в едином, человеческий ум стремится все мыслить в единстве, объединять в систему. В силу идеи Единого бесконечного ум человеческий вынужден отказать в признаке бесконечности всем др. видам бытия: времени, пространству, материи, жизни. Содержанием философии в принципе должно быть то, что содержится в естественном откровении. Но естественного откровения, полагал Г., недостаточно как в теоретическом, так и в практическом отношении: в теоретическом потому, что все представления о Божестве и доводы в пользу его существования, извлекаемые из разума и природы, не заключают в себе достаточных доказательств; в практическом потому, что человек стремится к живому единению с Бесконечным, к бо-гообщению, и потому ему мало одного признания бытия Божия. е. указывает на необходимость сверхъестественного откровения, т. е. божественного учения, выраженного через отцов и учителей церкви и преподаваемого самой церковью. При этом человеку должно быть присуще особое состояние личностного восприятия откровения. Общую задачу метафизики е. видел в том, чтобы, основываясь на идее бесконечного и применяя к ней данные внешнего и внутреннего опыта, привести в систему познания о свойствах Бесконечного Существа и об отношении к нему существ конечных. Метафизика разделялась Г. на онтологию, богословие, умозрительную психологию, или пневматологию, и космологию. Как душа, так и внешний мир подлежат ограничению, с одной стороны, пространством и временем, а с другой — категориями и законами разума. Московская школа теистической философии, основанная Г., занимала видное место в структуре рус. духовно-академической философии и содержала в себе значительные отличительные черты по

отношению к киевской школе философского теизма, а также философствованию в Санкт-Петербургской духовной академии. Среди учеников и последователей Г. можно назвать Кудрявцева-Платонова, епископа Никанора, А-я И. Введенского.

Лит.: Колубовский Я. Н. Материалы для истории философии в России. Ф. А. Голубинский // Вопросы философии и психологии. 1890. Кн. 4; Введенский А. И. Ко дню столетней годовщины рождения I олубинского. М., 1898; Глаголев С. С. Протоиерей Федор Александрович Голубинский (Его жизнь и деятельность). Сергиев Посад, 1898; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. XI, ч. 2. С. 104–110; Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии // Соч. М., 1989. С. 184–188; Абрамов А. И. Кант в русской духовно-академической философии // Кант и философия в России. М., \99Ъ;Цвык И. В. Духовно-академическая философия в России. М., 2002.

А. И. Абрамов

ГОРСКИЙ Александр Константинович (18(30). 12. 1886, Стародуб Черниговской губ. — 24.08.1943, Тула) — философ, поэт, представитель рус. космизма. В период учебы в Московской духовной академии (1906–1910) испытал сильное влияние В. С. Соловьева и Федорова, восприняв, а впоследствии и по-новому развив идеи христианского эволюционизма, богочеловечества, оправдания истории, обращения догмата в заповедь. В ст. 1910-х гг. стремился расширить символистскую теорию творчества, формулируя тезис: от созерцания "высшей реальности" к преображению жизни по законам этой реальности. По убеждению Г., символизм "не может и не должен довольствоваться единомыслием и единочувствием, но хочет и требует единодействия". С 1922 г. жил в Москве, сотрудничал с Сетницким и В. Н. Муравьевым, принимал активное участие в религиозно-философской жизни Москвы и Петрограда, в имяславческих спорах нач. 20-х гг., выдвигая тезис "от имяславия к имядействию". Вместе с Сетницким написал богословский трактат "Смертобож-ничество" (Харбин, 1926), в к-ром рассматривал историю христианства в перспективе вызревания в нем идеи человеческой активности в деле спасения, в свете борьбы воскресительной, преображающей веры Христовой со всеми формами обожествления смерти. Автор работ об учении Федорова, его духовном диалоге и споре с Толстым, влиянии на творчество Достоевского. Представление о творчестве совершенной жизни как о высшей задаче искусства — основа эстетики Г. Искусство в синтезе с наукой, ориентированной на "космически-преобразовательные цели", и религией, дающей ему конечную цель, — одно из орудий "организации мировоздействия". Причем мировоздействие состоит не только в пересоздании внешней природы, не только в регуляции ее стихийных, разрушительных сил, но и в трансформации человеческого организма, достижении им преображенного, бессмертного статуса. О путях этой трансформации Г. размышляет в своей главной работе "Огромный очерк" (1-я ч.-1924 г., 2-я, несохранившаяся — 1939–1942 гг.), оригинальным образом развивающей учение Платона о космогонической силе эроса, концепцию "положительного целомудрия" Федорова и идеи "Смысла любви" В. С. Соловьева. Г. говорит о необходимости регуляции эротической энергии, внесения сознания в бессознательно, хаотически бурлящую стихию пола. В своих рассуждениях он опирается на опыт христианских подвижников, смело расширяя его границы. Саморегуляция, труд внимания, трезвения, душевной и духовной концентрации, составляющие основу "умного делания", должны, по убеждению Г, не отсекать эротические центры, а напротив, — озарить их светом, стяжаемым в молитве, устремить мощные силы эроса на созидательные, воскресительные, "телопостроительные" цели. Метаморфоза эротической энергии — один из главных этапов на пути обретения человеком целостной, совершенной природы, "нового тела", в к-ром не останется ничего бессознательного, слепого, но все будет одухотворено, подвластно разуму и нравственному чувству Она же — необходимое условие перехода искусства от стадии предварения и пророчества к полноте жизнетворчества. Приобретя качество полноорганности (термин Федорова), управляя всеми силами и энергиями своего существа, человек и человечество смогут реально, а не символически умножать жизнь, воспроизводить ее иными путями, нежели путем "бессознательной животности". В 1929 г. Г. был репрессирован. После освобождения в 1937 г. жил в Калуге. Не имея возможности печататься, излагал свои воззрения в форме философских писем, адресованных дочери его друга и соавтора Сетницкого — О. Н. Сетницкой и ее подруге Е. А. Крашенинниковой. В 1943 г. повторно арестован и через несколько месяцев скончался.

С о ч.: Перед лицом смерти (Л. Н. Толстой и Н. Ф. Федоров). Харбин, 1928 (псевд. А. К. Горностаев); Рай на земле. К идеологии творчества Ф. М. Достоевского. Ф. М. Достоевский и Н. Ф. Федоров. Харбин, 1929 (псевд. А. К. Горностаев); Н. Ф. Федоров и современность. Харбин, 1928–1933. Вып. 1–4; А. К. Горский, Н. А. Сетницкий. Соч. М., 1995.

Л и т.: Семенова С. Г. Преобразовательная эротика А. К Горского // Она же. Тайны Царствия Небесного. М., 1994; /в-чева А. Г. Предисловие к публикации "Огромного очерка"// Путь. 1993. № 4; Она же. Русский космизм и вопрос об искусстве // Философия бессмертия и воскрешения. М., 1996. Вып. 2; Hagemeister М. Nikolaj Fedorov: Studien zu Leben, Werk und Wirkung. Munchen, 1989; Макаров В. Г. Александр Горский: судьба, покалеченная "по праву власти" // Вопросы философии. 2002. № 8.

А. Г. Гачена

ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ НАУК (ГАХН) — пореволюционное объединение ученых-гуманитариев и естествоиспытателей, художников, музыкантов, музыковедов и искусствоведов, театральных деятелей (1921–1930). Инициатива создан ГАХН принадлежала группе видных художников, учен в т. ч. философов и психологов, — Кандинскому, П. С| Когану, А. Г. Габричевскому, А. А. Сидорову, Шпещх др. В работе ГАХН принимали участие С. М. Эйзе тейн, Б. Л. Пастернак, Челпанов, Лосев, И. В. Жолтовс Г. Г. Нейгауз, К. Ф. Юон, Кандинский, Малевич, К. С. ниславский, В. П. Зубов, В. И. Немирович-Данченко, пов, В. И. Качалов, В. Э. Мейерхольд, Б. А. Фохт и др. рамках академии было создано более десятка различий отделений (разрядов), секций, ассоциаций, среди особенно вьделялись физико-психологическое отделение, первым руководителем к-рого был Кандинский, философское, во главе со Шпетом, социологическое и лаборатория экспериментальных эстетико-психологических исследований. Кроме того, существовали театральное отделение, литературная, хореографическая, музыкальная секции, секции пространственных и пластических искусств, ассоциация ритмистов, психофизическая и хореологическая лаборатории, историко-терминологический кабинет, кино-кабинет, библиологический отдел и др. Помимо постоянных пленарных заседаний академии, проводились объединенные заседания отделений и кабинетов. Только с 1921 по 1924 г. было заслушано 1087 докладов. (См. тезисы ряда докладов в кн.: Словарь художественных терминов. Г.А.Х.Н. 1923–1929. М., 2005. С. 441^78.) Так, Лосев в 1927–1928 гг. выступил с докладами "Филология и эстетика К. Аксакова", "Античная философия мифа", "Миф", "Единство", "Музыка". Результаты исследований публиковались в периодических изданиях академии — журналах "Искусство", "Гравюра и книга", "Современная музыка". В течение 5 лет выходили Бюллетени ГАХН. Публиковались переводы, библиографические указатели, официальные отчеты и научные труды. Философское отделение подготовило 3 тома таких трудов, несколько томов было издано секцией пространственных искусств, литературной секцией, а также психофизическим отделением и психофизической лабораторией. ГАХН проводила различные выставки (в т. ч. за рубежом), воспитательную работу с детьми и рабочими, активно участвовала в образовательной деятельности. Для советской власти и партийных руководителей альянс психологии и философии, естественнонаучного и гуманитарного знания был интересен не только с просветительской, но и с идеологической т. зр. Троцкий, Бухарин, Луначарский видели в нем возможности для выработки новых средств идеологического и психологического воздействия на массу и контроля альтернативных советскому типу социальности художественных и научных сообществ. Внутри ГАХН сложились два осн. направления исследований — феноменологическое (Шпет, Н. И. Жинкин, Н. Н. Волков, А. С. Ахманов, М. И. Петровский) и экспериментально-психологическое (В. Экземплярский, С. В. Кравков, С. С. Скрябин, Н. В. Ферстер). Они сходились в оценке совр. им состояния гуманитарных наук как кризисного и в понимании необходимости выработки новых форм и методов научной деятельности. Шпетом и Экземплярским была организована лаборатория экспериментально-психологических исследований, работы к-рой были опубликованы в известных нем. психологических журналах. Нек-рые религиозные философы пытались устроиться в ГАХН еще в 1921 г., до высылки из СССР. Напр., Франк читал доклад "Роль искусства в позитивных науках", на первом этапе в академии работали Бердяев, Гершензон и др. За десять лет академия превратилась в самостоятельное научное сообщество европейского уровня. ГАХН является свидетельством того, что оригинальная философская мысль продолжала существовать в СССР и после высылки в 1922 г. большого числа отечественных ученых.

С о ч.: Словарь художественных терминов. Г.А.Х.Н. 1923–1929 / Под ред. И. М. Чубарова. М., 2005; Перцева Т. М. Кандинский и ГАХН // В. В. Кандинский: живопись, графика, прикладное искусство: Каталог выставки. Л., 1989; Г. Г. Шпет. Архивные материалы. М., 2000; Труды философского отделения ГАХН: Художественная форма. М., 1927; Бюллетени ГАХН. М., 1924–1928. Вып. 1–9.

Лит.: Мазур С. М. Государственная академия художественных наук (ГАХН) // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995.

И. М. Чубарое

ГРАДОВСКИЙ Александр Дмитриевич (13(25). 12.1841, Валуйский у. Воронежской губ. — 6(18). 11.1889, Петербург) — правовед, специалист по государствоведению. В 1858–1862 гт. учился на юридическом ф-те Харьковского ун-та. Затем работал редактором "Харьковских губернских ведомостей". В 1866 г. Г. защитил магистерскую диссертацию "Высшая администрация XVIII столетия и генерал-прокуроры", после чего избирается штатным доцентом по кафедре государственного права. Защитив в 1868 г. докторскую диссертацию "История местного управления в России", Г. был утвержден в должности проф. Петербургского ун-та. В научных работах и лекциях 2-й пол. 60-х гт. он исследует различные аспекты становления российского об-ва, высказывает ряд оригинальных суждений о сущности государства. Г. считает, что последнюю можно выявить, лишь представив государство как "организм", связанный с "сущностью вещей", с социальным бытием. У всякой государственности, по Г., два важнейших элемента: церковь и собственность, к-рые соответственно представляют два авторитета — авторитет религии и авторитет экономический. Оба они слиты с авторитетом власти, к-рую нужно понимать не как систему учреждений, а как реальное могущество государства. В число проблем, к-рые привлекали внимание Г. в кон. 60 — нач. 70-х гг., входил национальный вопрос. В сб. "Национальный вопрос в истории и в литературе" (1873) он исходит из того, что национальные различия в мировом сообществе обусловлены объективным развитием истории, что "разнообразие национальных особенностей есть коренное условие правильного хода общечеловеческой цивилизации", к-рая является совокупностью специфического духовного и экономического опыта различных народов. Следовательно, нужно не подавлять и сглаживать национальные различия и особенности, а наоборот — создавать условия для нормального и самобытного существования и развития различных национальностей. Важнейшим из этих условий он считал "политическую самостоятельность народа", наличие у него национальной верховной власти, образование национальных государств. В своем главном труде "Начала русского государственного права" (В 3 т. Спб., 1875–1883) Г. пытался совместить два подхода: государственной школы отечественной исторической науки и обществоведения, к-рая исходила из ведущей роли государства и властных структур в общественном развитии, и исторической (или социологической) школы, обращавшей внимание на решающее значение экономических и социокультурных факторов. В кн. "Государственное право важнейших европейских держав" (1886) и др. он анализирует и обобщает политический и государственный опыт Зап. Европы и раскрывает содержание важнейших атрибутов политического процесса в развитых странах — парламентаризма и конституционализма, системы разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную и т. д., считая, что этот опыт применим к российскому об-ву. Фактически в этот период Г. примыкает к тем интеллектуалам, к-рые пытались адаптировать на рус. почве идеи зап. демократии и создать концептуальную и идеологическую базу для формирования движения рус. либерализма, к-рое должно было занять промежуточное, "срединное" положение между дворянско-аристократическим консерватизмом и революционным радикализмом.

С о ч.: Собр. соч. Спб., 1899–1904. Т. 1–9; Политика, история и администрация. Критические и политические статьи. Спб., 1871; Государство и народность: Опыт постановки национального вопроса. М., 1873; Система местного управления на западе Европы и в России. Спб., 1878; Трудные годы (1876–1880): Очерки и опыты. Спб., 1880; Соч. Спб., 2001.

Л и т.: Ивановский И. А. А. Д. Градовский как ученый. Спб., 1900; Краткий очерк жизни и деятельности А. Д. Градовского. Спб., 1904; Гуляк И. И. Александр Дмитриевич Градовский: правовед, историк, философ, публицист. Спб., 2001.

Е. Н. Мощелков

ГРАНОВСКИЙ Тимофей Николаевич (9(21).03.1813, Орел — 4(16).10.1855, Москва) — историк, просветитель, общественный деятель. Род. в дворянской семье. В 1832 г. поступил на юридический ф-т Петербургского ун-та, успешно окончив к-рый получает степень кандидата. В 1836–1839 гг. Г. находился в научной командировке в Германии. Большое влияние на него оказали идеи Гегеля, хотя гегельянцем в полном смысле этого слова он не стал. Гегелевская философия не определила миросозерцание Г., хотя безусловно расширила его кругозор, способствовала в дальнейшем более углубленному отношению к различным, нередко весьма сложным перипетиям исторической жизни. Вместе с тем для Г. был неприемлем жесткий схематизм философии истории Гегеля, зависимость исторической закономерности от умозрительной логической необходимости, закрывавшей поле для творческой деятельности исторического субъекта, личности, а последнее составляло, по мнению Г., одно из непременных условий исторической жизни. После возвращения в Россию Г. читает лекции на кафедре всеобщей истории Московского ун-та и активно участвует в жизни московской интеллектуальной элиты. Г. посещает кружок Станкевича, общается с Катковым, М. А. Бакуниным, Чаадаевым, Огаревым, Герценом. Именно в это время Белинский в Петербурге, Г., Герцен и др. в Москве самим направлением своих мыслей, общим подходом к решению кардинальных общественных вопросов как бы "оформляют" то течение рус. общественной мысли, к-рое получает название западничества. В идейных расхождениях со славянофилами Г. не видел политической подоплеки, для него это был чисто теоретический спор сподвижников, имея в виду тот факт, что и те и др. находились в оппозиции к существующему строю. Совсем др. дело "партия старого "Москвитянина" (гл. обр. Погодин, Шевырев), сторонники т. наз. теории "официальной народности", к-рые в своих устремлениях были действительно далеки от идейно-теоретических позиций Г. и его друзей. В 1843–1844 гг. в Москве Г. прочитал первый публичный цикл лекций по истории средневековой Европы, собиравший множество людей. Г.-просветитель сумел перекинуть мост между строго академической, университетской наукой и широкой публикой, интересующейся общественно-историческими вопросами. По крайней мере в России он был одним из первых ученых, попытавшихся дать объективную оценку процессам и явлениям, характерным для западноевропейского Средневековья. Он пытался сломать сложившиеся стереотипы, традиционные представления об этом периоде как "черном пятне" в развитии общечеловеческой цивилизации, отмечая несомненно прогрессивные процессы (начинавшееся яркое проявление на исторической сцене личности, ее прав, особая нравственная атмосфера в об-ве и, что самое главное, формирование научных идеалов будущего), одновременно указывая на негативные стороны эпохи. С 1847 г. Г. все больше внимания уделяет литературной работе. Его статьи и рецензии появляются в "Библиотеке для воспитания", "Живописной энциклопедии", "Современнике". В 1846 г. произошел идейный разрыв Г. с Герценом, связанный с тем, что среди западников наметилась тенденция к размежеванию на два лагеря, радикальный и либеральный. Г. долгое время был как бы связующим звеном между ними, занимая центристскую позицию, был объединителем и примирителем крайних т. зр. Но когда расхождения достигли критической фазы, он избрал либеральную ориентацию. В марте 1851 г. состоялись последние публичные чтения Г. — "Четыре исторические характеристики", посвященные Тимуру, Александру Великому, Людовику IX и Ф. Бэкону. В этих чтениях, как и в ряде статей, Г. рассматривает вопрос о роли личности в истории, о соотношении субъективной деятельности и объективной закономерности в истории. В историческом процессе, считал он, действует закон, исполнение к-рого неизбежно, но срок этого исполнения неизвестен. Именно в вопросе о том, каким образом это исполнение будет осуществлено, "вступает во все права свои отдельная личность". Человеческая деятельность определяет конкретность исторической жизни. Отсюда и повышенный интерес Г. к субъективной стороне исторического процесса, особенно к действиям той или иной великой исторической\ личности. 12 января 1852 г. он произнес знаменитую речь "О современном состоянии и значении всеобщей истории" на торжественном собрании Московского ун-та, в! к-рой подвел итог своим исследованиям методологических проблем как всеобщей истории, так и философии истории. Это была речь об Истории с большой буквы. Одна из главных идей заключалась в утверждении необходимости союза между историей и "естествоведением". Здесь же им была высказана мысль о том, что ни одна наука не по, вергается такому влиянию со стороны господствуюп философских систем, как история. В мае 1855 г., уже пер смертью, Г. был утвержден деканом историко-филологического ф-та Московского ун-та.

С о ч.: Поли. собр. соч. Т. 1–2. Спб., 1905; Т. Н. Грановск и его переписка. Т. 1–2. М., 1897.

Л и т.: Ветринский Ч. (Вас. Е. Чешихин). Т. Н. Грановск его время. 2-е изд. Спб., 1905; Kapeee Н. И. Историческое!

созерцание Грановского // Собр. соч. Спб., 1912. Т. 2.; Чичерин Б. Несколько слов о философско-исторических воззрениях Грановского//Чичерин Б. Вопросы философии. М., 1904; Аа-менский З.А. Тимофей Николаевич Грановский. М., 1988;/7р"-ленский В. И. Опыт исследования мировоззрения ранних русских либералов. М., 1995.

В. И. Приленский

ГРЕЦКИЙ Милий Николаевич (3.12.1923, Ленинград -27.11.20 03, Москва) — специалист по истории зарубежной марксистской философии, д-р философских наук, проф. Участник Великой Отечественной войны. Окончил философский ф-т (1951) и аспирантуру МГУ (1963), где затем преподавал с 1971 г., работал в Ин-те философии РАН. Главные темы его научных исследований — проблематика зап. марксизма (совр. дискуссии о диалектике, аналитический марксизм), философские воззрения А. Грамши, марксистская философия во Франции после Второй мировой войны. Редактор 1-й кн. (1–2 т.) первого полного издания на рус. языке "Тюремных тетрадей" Грамши, переводчик трудов Л. Альтюссера, Э. Балибара, Н. Пуланзаса, Э. Хобсбома, П. Андерсона. Его интересовали те персоналии в истории марксизма, к-рые ощущали проблематичность классической аргументации и стремились искать ответы на новые вызовы совр. политической практики, в частности А. Грамши и Л. Альтюссер — марксистские теоретики, ориентированные на поиск новых решений актуальных вопросов социально-политической практики и соответственно сформулировавшие новые философские основания эмансипаторского проекта марксизма (см.: Антонио Грамши — политик и философ. М., 1991). Г. акцентировал внимание на "внефилософской", т. е. социокультурной, детерминации марксистской философской доктрины; исследовал проблемы соотношения научных, идеологических и философских элементов в марксизме (для марксизма отказ от ориентации на конкретные науки означал возврат к спекулятивной философии). Марксистская диалектика не может продуцировать знание, если она отделена от конкретных наук. Философия стремится согласовать, объединить в единое целое различные элементы сознания об-ва (религию, мораль, правовые, эстетические взгляды) и науку.

С о ч.: Французский структурализм. М., 1971; Марксистская философская мысль во Франции. М., 1977; Наука — философия — идеология (некоторые актуальные проблемы марксистской философии во Франции). М., 1978; Марксистская философия в современной Франции. М., 1984; Французские марксисты о диалектике (вступ. ст.). М., 1982; А. Грамши и его "Тюремные тетради" // А. Грамши. Тюремные тетради. М., 1992. Кн. 1.

Л и т.: Памяти М. Н. Грецкого (материалы "круглого стола") // Альтернатива. 2004. № 1.

Е. Л. Петренко

ГРИГОРЬЕВ Аполлон Александрович (16(28).07.1822, Москва — 25.09(7.10).1864, Петербург) — литературный критик, поэт, публицист. Окончил юридический ф-т Московского ун-та (1842). В 1850–1856 гт. ведущий критик т. наз. молодой редакции "Москвитянина", по своим принципам близкой славянофильству. Сотрудничая в журналах братьев М. М. и Ф. М. Достоевских ("Время" и "Эпоха", 1861–1864), Г. выступает с позиций почвенничества. Философские воззрения Г. формировались под влиянием эстетики романтизма (Т. Карлейль, Р. У. Эмерсон, Шеллинг) и славянофильской традиции понимания культуры (прежде всего идей Хомякова). Генетическая связь общественных взглядов Г. с учением славянофилов (признание определяющего значения патриархальных и религиозных начал в народной жизни) сочеталась в его творчестве с корректировкой этого учения: критикой абсолютизации значения общины, невнимания к новым жизненным силам рус. об-ва (городское мещанство, купечество). По Г., и для славянофильства, и для западничества характерно "теоретизирование", схематическое ограничение исторической жизни ("кладут жизнь на прокрустово ложе"). Однако общинный идеал славянофилов при всей его "книжности" ("старый византийский стиль") все же, согласно Г., несравненно богаче положительным содержанием, чем программа западничества, итоговый идеал к-рого — единообразие ("казарменность"). Наиболее полно философское мировоззрение Г. представлено в созданной им теории "органической критики", связанной с признанием органичности самого искусства, в произв. к-рого находят синтетическое воплощение "органические начала жизни". Искусство не отражает жизнь (в смысле ее копирования), а само есть часть жизненного процесса, его "идеальное выражение". Опираясь на Шеллинга, Г. определяет высшую форму художественной деятельности как гармоническое единство бессознательного творчества (процесс художественной типизации) и "идеального миросозерцания" (глубоко осознанного, органического восприятия художником действительности). Такая апология искусства в шеллингианско-романтическом духе служит у Г. основой понимания реалистической традиции рус. литературы. "Правда жизни", включающая в себя, в его интерпретации, и собственно эстетическое, и нравственное в искусстве, находит выражение в лучших образцах этой традиции (в творчестве Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Островского). Критикуя бессодержательность концепции "чистого искусства", Г. в то же время утверждал самодостаточность художественного творчества, "в себе самом носящего свое неотъемлемое право и оправдание". В отличие от радикально-демократической критики Г. видел народность искусства в способности воплощать в образы и идеалы те "великие истины и тайны" народной жизни, к-рые, составляя ее сущность, действуют стихийно и неосознанно. В развитии Г. славянофильского "органицизма" в понимании истории проявились черты, определившие связь его философии истории с последующими теориями культурного циклизма в рус. мысли (Данилевский, К. Н. Леонтьев). Это относится к критике Г. "идеи отвлеченного человечества" и концепции прогресса ("идея Сатурна — прогресса, постоянно пожирающего чад своих"), к определению им исторической реальности как совокупности своеобразных "органических типов" общественной жизни. Однако Г., подчеркивая способность этих типов к "вечному перерождению", определенно признает диахроническое (т. е. отмеченное последовательностью развития) единство истории, и в этом отличие его позиции от циклических моделей культурно-исторического процесса.

С оч.: Собр. соч. М., 1915–1916. Вып. 1-14; Соч. М., 1990; Литературная критика. М., 1967; Эстетика и критика. М., 1980; Воспоминания. Л., 1980; Искусство и нравственность. М., 1986.

Л и т.: Сакулин П. Органическое мировосприятие // Вестник Европы. 1915. № 6; Носов С. Н. Проблема личности вмировоз-зрении А. А. Григорьева и Ф. М. Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. Л., 1988. Вып. 8; Он же. Аполлон Григорьев: Судьба и творчество. М., 1990;Dan W. Dostoevsky, Grigorev and Native Soil Conservatism. Toronto, 1982.

В. В. Сербиненко

ГРОМОВ Михаил Николаевич (20.02.1943, Кострома) — специалист в области истории рус. философии, д-р философских наук, проф. Окончил философский ф-т МГУ (1972) и аспирантуру того же ф-та. Докторская диссертация — "Русская средневековая философия: структура и типология" (1992). Зав. сектором истории рус. философии Ин-та философии РАН (с 1992). Одновременно читает лекции в ун-тах России и за рубежом. Осн. область научных интересов — история рус. философии и культуры. Отечественную философию интерпретирует не только как теоретический продукт чистого разума, но и как высшее выражение, своеобразную квинтэссенцию исторического, культурного духовного опыта рус. народа за более чем тысячелетний путь его развития при учете его национального своеобразия. Подчеркивает принципы фундаментальности (рассмотрение максимально полного комплекса источников как вербального, так и невербального характера, учета всех концепций, векторов и факторов развития), непрерывности (анализа зарождения, эволюции, спадов и подъемов рус. мысли, начиная с архаического периода и христианизации Руси до наст, вр.), полифоничности (учета всех осн. течений и проявлений философской мысли, всего ее спектра). Считает, что для историко-философской науки важно применение новейших достижений семиотики, иконологии, интегральной и комплексной методологии анализа источников. Типологию рус. философской мысли связывает с кирилло-ме-фодиевской традицией, заложившей основы гуманитарного знания в виде единства филологии, философии, богословия. Особое внимание уделяет россиеведению как практическому познанию страны в ее региональном разнообразии, подлинных памятниках истории и культуры. Ряд работ Г. переведен на англ., нем., итал., польский языки.

Соч.: Максим Грек. М… 1983; К типологии русской средневековой культуры и философии. М., 1990; Русская философская мысль X–XV1I вв. (в соавт.). М., 1990; Структура и типология русской средневековой философии. М., 1997; Русская философия // Новая философская энциклопедия. М., 2000. Т. 3; Идейные течения древнерусской мысли. Спб., 2001 (в соавт.); Medieval Rusian philosophy as a cultural-historical phenomenon: a typological delineation // Synthesis philosophica. 1990. Vol. 5. Fasch. 1; Medieval natural philosophy in Russia: Miscellanea Mediaevalia. Bd. 21/1. В.; N.Y., 1991; The Doctrine of the Holy Trinity in the culture and art of ancient Russia // The Trinity. East / West dialogue. Studies in philosophy and religion. Vol. 24. Dordrecht; Boston; London, 2003.

M. А. Маслин

ГРОТ Николай Яковлевич (18(30).04.1852, Гельсингфорс (Хельсинки) — 23.05(4.06). 1899, с. Кочеток Чугуевского у. Харьковской губ.) — философ, психолог, проф. Московского ун-та (с 1886), председатель Московского психологического об-ва, один из организаторов и первый редактор журн. "Вопросы фиюсофии и психологии" (с 1889). Род. в семье известного филолога, академика Я. К. Грота. После окончания Петербургского ун-та (1875) и заграничной командировки в Германию преподавал философию в Нежинском историко-филологическом ин-те (1876). Исходная позиция магистерской диссертации Г. "Психология чувствований в ее истории и главных основах" (1879–1880) — физиологическая трактовка явлений психического мира. Чувствования, считал он, выражают на языке удовольствия или страдания перемены, происходящие в организме под влиянием взаимодействия с окружающей средой. В докторской диссертации Г. "К вопросу о реформе логики" (1882) логика определялась как наука о познании, а познавательная деятельность — как совокупность "психических оборотов" (объективная восприимчивость, или способность быть воспринимаемым, субъективная восприимчивость, субъективно- и объективно-деятельные моменты). Метафизику 1'. на первом этапе своей философской эволюции отвергал как лжеучение, источник заблуждений ума. В социологии он придерживался противоречивой позиции: отрицая субъективный метод, пытался создать объективную формулу прогресса, но признавал его конечную субъективную цель — увеличение счастья человечества. В области этики Г. отстаивал утилитарный взгляд на нравственность ("К вопросу о свободе воли", 1884), считая оптимизм и пессимизм не предметом рассмотрения метафизики, а практическими установками ("О научном значении пессимизма и оптимизма как мировоззрений", 1884). Начало второго периода философской деятельности Г. относится к его пребыванию в Одессе, где он был проф. Новороссийского ун-та (1885–1886). Перемена в его взглядах нашла отражение в трудах "Джордано Бруно и пантеизм" (1885) и "0 душе в связи с современными учениями о силе" (1886), для к-рых характерен отход от позитивизма и поворот к изучению греко-римской философской классики и философии Возрождения. Г. пришел к выводу, что философия имеет особое, только ей принадлежащее место среди др.: проявлений духовного творчества. Она представляет со-бей "чувство всемирной жизни", переведенное в понятия об истинно существующем в его идеальных формах. Основой философии теперь признается метафизика, базирующаяся на анализе состояний познающего субъекта при помощи "метода субъективной индукции". Сво философскую позицию Г. назвал "монодуализмом", п~ тивопоставляя ее идеалистическому и материалистиче кому монизму как "крайностям", являющимся "плодом поверхностной философии". Концепция Г., по сути, была плюралистической конструкцией, основанной на призна-i нии двух или более исходных субстанциальных начал, объединяемых на "нейтральной" основе. Центрально" темой метафизики Г. становится анализ идеи силы. Ча всего под этим термином понималась "высшая вселе екая мировая воля", в к-рой "сущее и должное слиты едино". В этот период Г. защищает принцип свободы в ранее им отвергавшийся ("Критика понятия свободы воли в связи с понятием причинности", 1889), о чем свидетельствует исследование понятий "божественная воля", "вселенская мировая воля" и "личная воля человека". Чаще Г. использовал два последних термина, причем возникновение "вселенской мировой воли" объяснял творческим божественным актом. Эти взгляды Г. изложил в двух этических трактатах — "Основания нравственного долга" (1892) и "Устои нравственной жизни и деятельности" (1895), в к-рых стремился "привить воззрения А. Шопенгауэра на русской почве". Устои нравственной жизни, по Г., находятся не вне человека, а в нем самом, в свободной воле, к-рая возвышает его над интересами личного существования, побеждает ограничения пространства и времени. Одухотворить Вселенную, усиливая пульс ее идеальной жизни, всем напряжением мысли содействовать торжеству разума — таково требование мировой воли, к-рая в своем нравственном аспекте и есть мировая любовь. Стремясь создать концепцию воли на основе самонаблюдения, Г. попытался реформировать психологию в серии работ: "Жизненные задачи психологии" (1890), "К вопросу о значении идеи параллелизма в психологии" (1894), "Основания экспериментальной психологии" (1895), "Понятие души и психической жизни в психологии" (1897) и др. Во 2-й пол. 90-х гг. влияние на Г. философии Шопенгауэра ослабевает, усиливается тенденция соединить понятие мировой воли с "психологической энергетикой". Термин "сила" сводится теперь не к "внутренней сущности вещей", не к "абсолютному сознанию Вселенной" или "мировой воле к жизни", как ранее, а к энергии, попыткам объяснить душевную жизнь, все развитие человечества с помощью закона сохранения и превращения энергии. Здесь нашли своеобразное преломление идеи нем. химика В. Оствальда. Принцип субстанциальности сменяется у Г. принципом актуальности. Эти идеи содержатся в одном из последних его трудов — "Критика понятия прогресса" (1898). В целом прогресс Г. определял как "увеличение нравственной ценности жизни во Вселенной, происходящее от роста в ней сознания и самосознания, который зависит от превращения мировых энергий из низших форм в высшие через экономиза-цию и накопление". Г. создал своеобразное учение, в к-ром сочетались воззрения О. Конта, Г. Спенсера, А. Лан-ге, Дж. Бруно, Аристотеля, Платона, И. Канта, Ф. В. Шеллинга, А. Шопенгауэра, В. Вундта, Толстого и др. Как отмечал В. С. Соловьев в ст. "Три характеристики", многогранность интересов творческой деятельности Г. наиболее адекватно отражает его собственный термин: "чрезвычайная полнота и быстрота психического оборота".

С о ч.: Психология чувствований в ее истории и главных основах. Спб., 1879–1880; К вопросу о реформе логики. Нежин, 1882; Отношение философии к науке и искусству. Киев, 1883; О научном значении пессимизма и оптимизма как мировоззрений. Одесса, 1884; Джордано Бруно и пантеизм. Одесса, 1885; О душе в связи с современными учениями о силе. Одесса, 1886; Критика понятия свободы воли в связи с понятием причинности. М., 1889; Философия и ее общие задачи. Сб. статей. Спб., 1904.

Л и т.: Соловьев В. С. Три характеристики // Собр. соч. В 10 т. Т. 9; Николай Яковлевич Грот в очерках и воспоминаниях и письмах товарищей, учеников, друзей и почитателей. Спб., 1911 (содержит полную библиографию трудов Н. Я. Грота); Архангельская И. Д. Грот и первый в России философский журнал // Вопросы истории. 2000. № 3; Павлов А. Т. Н. Я. Грот, его место в истории русской философии // Вопросы философии. 2003. № 10.

П. Г. Самсонова

ГУЛЫГА Арсений Владимирович (29.04.1921, Чехословакия -10.07.1996, Москва) — историк зарубежной и отечественной философии, автор философских биографий. Участник Великой Отечественной войны. С 1938 по 1942 г. учился на философском ф-те МИФЛИ. В 1945 г. окончил философский ф-т МГУ. С 1956 по 1996 г. — в Ин-те философии АН СССР (РАН) в должностях старшего, ведущего и главного научного сотрудника. Защитил кандидатскую ("Философия Гердера") и докторскую ("Из истории немецкого материализма") диссертации. Редактировал издания классических текстов — работ Лессинга, Гердера, Гёте, Гегеля, Шеллинга, 8-томное Собр. соч. И. Канта, труды рус. мыслителей — Болотова, В. С. Соловьева, Бердяева, Розанова. Один из инициаторов создания серии "Философское наследие". В сер. 80-х гг. по инициативе Г. было создано Литературно-философское общество им. Ф. М. Достоевского по изучению рус. философии. Совр. этап культурного развития Г. трактовал как постсовременность ("постмодерн"), в к-рой культура развивается гл. обр. как освоение традиции. Философия существует как история философии, актуализирующая мировую мудрость. Научные интересы Г реализовыва-лись в 3 планах. Во-1-х, исследование индивидуально-неповторимого мира личности великих философов. Проникновению в сферу рождения идей способствует изучение жизни и творений философа, биографии как особого жанра, где научные средства познания переплетены с художественными. Написанные им биографии Гердера, Гегеля, Канта и Шеллинга многократно переиздавались в России и за рубежом. Во-2-х, использование социально-исторического плана исследований, позволяющего представить философию как дело школы, постижения эпохи и народа. Особое внимание в этой связи Г. уделял нем. классике и рус. идеалистической философии кон. XIX — нач. XX в. В работе "Немецкая классическая философия" (1986) Г. показывает развитие нем. идеализмом кантовс-кого осн. вопроса философии: что такое человек, а также новые открытия в диалектике познания. Опираясь на эту диалектику, рус. мыслители ответили на вопрос, что ждет человека в будущем. В кн. Г. "Русская идея и ее творцы" (1995) доказывается, что идея соборного единения человечества в рус. идеализме основана не на насильственном коллективизме и не на буржуазном индивидуализме, признающем лишь формальное право, а на высокой общности, построенной на диалектическом единстве общего и индивидуального. Исследовались нек-рые аспекты значения религии — аксиологический (сохранение святынь) и национально-цементирующий: объединенное человечество — это семья равноправных национальных организмов, а не скопление индивидов и коммерческих групп. В З-х, применялся систематический план исследований, предполагающий понимание философии как вечной мудрости, выработанной совокупным развитием культуры всех народов: таково древн. триединство — истина, добро, красота. Внимание Г. к эстетике как учению о красоте характеризуется пониманием красоты как среднего термина между истиной и добром, обнимающего собой как экзистенциальный, так и познавательный уровень человеческой жизни (Принципы эстетики, 1987).

С о ч.: Из истории немецкого материализма. М., 1962 (нем. изд. — 1966); Гердер. М., 1963 (2-е изд. — 1975, нем. изд. — 1978, кит. — 1977; Гегель. М., 1970 (2-е изд. — 1994, нем. изд. — 1975, 1980, кит. — 1978); Эстетика истории. М., 1974; Кант. М., 1977 (2-е изд. — 1981, 3-е изд. — 1994, нем. изд. — 1981, кит. — 1981, 1992, япон. — 1983, фр. — 1985, англ. — 1987, швед. — 1990); Искусство в век науки. М., 1978 (словацкое изд. — 1981); Искусство истории. М., 1980; Шеллинг. М., 1982 (3-е изд. — 1994, нем. — 1990, япон. — 1992, кит. — 1995); Немецкая классическая философия. М., 1986 (нем. изд. — 1991); Что такое эстетика. М., 1987; Путями Фауста. М., 1987; Уроки классики и современность. М., 1990; Русская идея и ее творцы. М., 1995.

Лит.: Свасьян К. Побуждаю философствовать // Книжное обозрение. М., 1987. № 3; Андреева И. С. Слово об авторе // Гулыга А. В. Эстетика в свете аксиологии. М., 2000; Гулыга Арсений Владимирович // Казачий словарь. М., 2003; Буева Л. П. Памяти А. В. Гулыги // Вопросы философии. 1996. № 12; Соколов В. В. Арсений Владимирович Гулыга // Филос. науки. М., 1996. № 1–4; Памяти А. В. Гулыги // Наш современник. М., 1996. № 11; Seebohm Th. Arsenij Guliga "Kant" // Kant-Studien. Bonn., 1979. N 2; Bottiger P. Wie die Postmoderne den Krieg verhindert? Arsenij Guliga ueber Kant als Friedensdenker // Stuttgarter Zeitung. Stuttgart, 1987. 5 Nov.

И. С. Андреева

ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1(14). 10.1912, Петербург -16. 06. 1992, Петербург) — этнограф, историк и философ. Сын поэтов Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой. Проф. географического ф-та Ленинградского ун-та, академик Академии естественных наук. Научную деятельность начал как историк древн. народов Евразии: хуннов, хазар, тюрок, монголов, китайцев, тибетцев и др. Эти изыскания послужили базой для разработанной Г. глобальной концепции мировой истории как истории взаимодействия народов (этносов), их формирования, подъема и упадка. Концепцию Г. отличает стремление связать социальное и природное в единый ряд развития. Данная задача осуществляется благодаря тому, что исходная для Г. категория этноса рассматривается им двояко — как социокультурная общность и как форма внутренней дифференциации вида homo sapiens в зависимости от географических условий жизни и хозяйственной деятельности. Отсюда этногенез определяется как локальный вариант внутривидового формообразования, обусловленного сочетанием исторического и хороломического (ландшафтного) факторов. Как элементы природы, этносы, по Г., входят в состав динамических систем, включающих в себя наряду с людьми домашних животных и культурные растения, искусственные и естественные ландшафты, богатства недр, создаваемые трудом человека предметы его культурного мира. По аналогии с биоценозами Г. назвал эти системы этноценозами. Поскольку этносы выступают и как природные образования, их временные рамки не совпадают с ритмом смены общественно-экономических формаций. Есть народы, к-рые пережили ряд формаций, и есть такие, чья история была значительно короче того времени, в течение к-рого существовала та или иная формация. Этнос как форма локального существования вида homo sapiens, по Г., есть коллектив индивидов, противопоставляющих себя др. коллективам по принципу "мы" — "они". Основания для такого рода объединений и противопоставлений могут быть разными: общность языка, религии, культуры, государственной принадлежности и т. п. "Этничность" есть универсальный признак человека: нет и никогда не было людей, к-рые не принадлежали бы к к.-л. этносу; при этом этническая принадлежность ощущается как естественный факт. Структура этносов мозаична, практически все они включают в себя различные племена, социально-правовые корпорации, субэтнические группы (напр., поморы, казаки, старообрядцы у русских; хайлендеры и лоулендеры у шотландцев и т. п.). Одновременно этносы включены в более широкие системы-суперэтносы ("Запад", "Мир ислама" и т. п.). Единство этноса в наибольшей степени выражается в общности фундаментальных стереотипов поведения. Сознание указанного единства символизирует этническое самоназвание (этноним), правда, с течением времени этнонимы могут переходить от одного народа к др., маскируя, т. обр., реальные "разрывы" этнической истории. Наиболее оригинальная часть теории Г. - выявление механизмов этногенеза. Этносы рождаются там, где налицо неповторимое сочетание элементов ландшафта. Характер этой территории ("месторазвития") оказывает определяющее воздействие на духовный склад и обычаи народа. Для этногенеза необходимо не только разнообразие условий (напр, горы + степь, леса + луга + озера и т. п.), но и разнообразие исходных "человеческих" компонентов. Поэтому воз-1 никновение новых народов является результатом тесного контакта различных этнических групп. Так, русские произошли от славян и угрофиннов с нек-рой примесью тюрок, предками англичан были англы, саксы, кельты, нор манны и т. д. Формирование этноса требует включени1 | нек-рого дополнительного "фактора икс", до сих пор еше не раскрытого учеными. В качестве такого фактора Г. вво-1 дит в употребление новый параметр этнической истории — пассионарность. Это особый эффект избытка биохи-1 мической энергии, проявляющийся в повышенной тяге! людей к действию. Носителей данного качества Г. назвал! пассионариями. Стремясь изменить мир, они организу-1 ют далекие походы, покоряют др. народы или, наоборот, самоотверженно противостоят захватчикам, создают и проповедуют новые религии и научные теории. Именно! пассионарии, по Г., и выступают в качестве фермента эт-В ногенеза, а также его движущей силы. Формирование нового этноса, связанное с ломкой старых моделей поведе-1 ния и созданием новых, требует мощнейшего выброса человеческой энергии. Поэтому оно осуществляется пра очень высокой концентрации пассионариев в данной человеческой популяции. При этом процессы этногенеза! распределены во времени и пространстве крайне неравномерно. В истории можно выделить несколько взрывов этногенеза, когда в различных точках планеты почти одновременно рождалось множество новых народов, а в промежутках между этими взрывами этногенез повсюду как бы затухает. Поскольку места возникновения новых этносов располагаются в регионах, вытянутых либо по параллелям, либо по меридианам, либо под углом к ним, но всегда в виде сплошной полосы, Г. делает вывод, что вспышки этногенеза надо объяснять мутацией, происходящей под влиянием каких-то природных факторов, действующих определенное время на определенный участок земной поверхности. Принимая во внимание, что такого рода мутации должны вызывать резкое повышение уровня пассионарности в человеческих популяциях, Г. назвал их пассионарными толчками. Пассионарный толчок образует начальную точку этногенеза. Дальше развитие этноса переходит в фазу подъема, когда создается спаянная пассионарной энергией новая целостность, к-рая, расширяясь, подчиняет соседние народы. Но наивысший подъем пассионарности (в т. наз. акматической фазе) ведет к тому, что "спокойное" развитие об-ва оказывается невозможным. Одержимые жаждой самоутверждения, пассионарии сталкиваются друг с другом, конфликты, обостряясь, выливаются в вооруженное противоборство. В результате происходит огромное рассеяние энергии и вместе с тем взаимное истребление пассионариев, ведущее в конечном счете к "сбросу" излишней пассионарности и восстановлению в об-ве видимого равновесия. Это создает почву для расцвета культуры, накопления материальных благ, создания больших государств. Но этнос уже живет "по инерции". Постепенно ведущее место в нем занимают люди с пониженной пассионарно-стью, стремящиеся избавиться не только от беспокойных пассионариев, но и от трудолюбивых, гармоничных людей. Этнос вступает в фазу обскурации, в к-рой процессы распада становятся необратимыми, везде господствуют эгоистичные и вялые люди, способные лишь потреблять накопленные блага. Последние стадии жизни умирающего этноса — мемориальная, когда этнос окончательно утрачивает способность к творчеству, сохраняя память о своей исторической традиции, и время равновесия с природой (гомеостаз), когда утрачивается и память, а энергии этноса хватает лишь на то, чтобы поддерживать налаженное предками хозяйство. Новый цикл может начаться только очередным пассионарным толчком, но он не реанимирует старый этнос, а создает новый, давая начало следующему витку истории. Общий срок жизни этноса при условии, что она не будет оборвана насильственно, составляет, по Г., не более 1200–1500 лет. Интерпретируя разработанную им концепцию этногенеза на фактах отечественной истории, Г. высказал мысль, что в ней действуют два разных этноса. Первый из них — восточнославянский, образовавшийся в начале нашей эры и создавший обширное государство с центром в Киеве. Свой исторический путь он закончил в самом конце XV в., когда была уничтожена независимость последнего осколка Киевской Руси — Новгорода. Второй — собственно русские, чья этническая история, начавшаяся в XIII–XIV вв., разворачивается далее как история Московского царства, а затем Российской империи. В XV1I–XVIII вв. русские проходят через фазу развития повышенной пассионарности (акматическую) и начиная примерно с 1800 г. вступают в полосу надлома, продолжающуюся, по-видимому, и поныне. Г. выделил XIII–XV вв. как время интерференции, "наложения" друг на друга завершающей стадии этнокультурной истории Киевской Руси и начального этноса истории России. Благодаря этой интерференции и преемственности православной традиции эти две истории воспринимаются нами как единая. Рус. этнос, согласно Г., примерно на 500 лет моложе западноевропейских народов. Поэтому, как бы мы ни старались воспроизвести европейские формы жизни, мы не сможем добиться благосостояния и нравов, характерных для Запада, к-рый находится ныне в инерционной фазе и принадлежит к иному суперэтносу. Можно, конечно, попытаться войти в его состав, но платой за это будет полный отказ от отечественных традиций и последующая ассимиляция. Продолжая традицию Данилевского, Г. понимал Россию как особый культурно-исторический мир, судьбы к-рого связаны не с Западом, а с судьбой др., входящих в нее и участвовавших в ее историческом формировании народов. В этом смысле философия истории Г. является прямым продолжением традиций евразийства. Евразия, по Г., представляет собой определенную целостность, здесь на просторах огромного континента сложилась целая система сравнительно гармоничных отношений народов и этнических групп, живущих нередко на одной территории, и тем не менее не мешающих друг другу в силу того, что они занимают разные экологически-ландшафтные ниши. Это позволяет, с т. зр. Г., говорить о наличии особого многонационального суперэтноса — евразийского, к к-рому принадлежат и русские. Обосновывая единство судеб евразийских народов, Г. не останавливался перед пересмотром устоявшихся исторических стереотипов. Он отмечал, напр., что монгольское завоевание нельзя свести к грабежу и погрому, что в результате его между Русью и Ордой установились сложные отношения противоречивого и полезного для обеих сторон симбиоза. Личная судьба Г., включая возможность пропагандировать свои взгляды, была очень непростой. Он неоднократно подвергался репрессиям и в общей сложности провел в лагерях ок. 14 лет. Еще несколько лет, к-рые можно было посвятить творчеству, отняла война. Идеи Г. считались еретическими, его труды замалчивались, а попытки их популяризации со стороны отдельных ученых пресекались. Лишь в последние годы своей жизни Г. получил возможность издавать книги, выступать перед широкой аудиторией, усилился интерес к его взглядам как в научной среде, так и среди общественности.

С о ч.: Хунну. М., 1960; Поиски вымышленного царства. М., 1970; Древняя Русь и Великая степь. М., 1989; М., 1992; Этногенез и биосфера Земли. Л… 1989; География этноса в исторический период. Л., 1990; От Руси к России: Очерки этнической истории. М., 1992; Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М., 1993; Этносфера: История людей и история природы. М., 1993; Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи. М., 1994.

А. Л. Андреев

ГУРВИЧ Георгий Давыдович (2.11.1894, Новороссийск -10.12.1965, Париж) — социолог и философ. Учился в ростовской и рижской гимназиях, окончил Петербургский ун-т, в 1918 г. был назначен проф. Томского ун-та, а в 1921 г. эмигрировал. В России опубликовал только одну небольшую работу "Правда воли монаршей" Феофана Прокоповича и ее западноевропейские источники" (Юрьев, 1915). В 1921–1923 гт. Г. читал лекции в ун-те в Праге, где написал свое первое философское соч., посвященное анализу этики Фихте, к-рое разрослось затем в книгу "Fichtes System der konkreten Ethik" (1924). Вскоре он переехал во Францию, в 1928 г. принял фр. гражданство, а в 1932 г. получил место проф. философии в лицее Севинье. Защитив диссертацию на степень доктора, он стал читать лекции в Страсбургском ун-те. Во время войны он выехал в США, где преподавал в Гарвардском и Колумбийском ун-тах. В 1948 г. Г. вернулся во Францию и стал проф. Сорбонны по кафедре социальных наук, где и проработал до своей кончины. Все свои осн. работы он опубликовал на фр. языке. На рус. вышел философский этюд "Этика и религия" (Современные записки. 1926. № 29), в к-ром Г. отстаивает самостоятельность этики, ее независимость от метафизики и религии. Добро, пишет он, есть особое качество, особый путь восхождения к Абсолюту. По Г., Абсолют вовсе не есть принадлежность только религиозного мышления. Не связанное с религией миросозерцание не отрицает Абсолюта, более того, оно предполагает не один, а множество путей к Абсолюту. После 1926 г. на рус. языке Г. опубликовал еще несколько статей, в частности о социализме, но в дискуссиях рус. философов во Франции участия не принимал. Свои философские взгляды он называл "диалектическим гиперэмпиризмом". Отвергая к.-л. заранее принятую философскую позицию в изучении человека, он выступал как против материализма, так и против идеализма, в его представлении только конкретное изучение человека в конкретных обстоятельствах может дать понимание его поведения. Его социологическая концепция, изложенная в капитальном "Трактате по сощюлогии" (1958–1960), может быть охарактеризована как концепция микросоциологии. С т. зр. Г., понять и описать положение человека в об-ве можно только путем выделения в об-ве микросоциальных типов, к-рые допускают изучение индивида и его поведения методами социометрии. Г. критиковал капиталистическое об-во, отмечая противоречивый характер его развития. Он считал отношения между классами принципиально непримиримыми и выводил отсюда неизбежность социальных антагонизмов, к-рые приводят к социальной революции. В некрологе, опубликованном в парижской газ. "Русская мысль", отмечается, что Г. повлиял на совр. социологию "радикальностью своих, одинаково как либеральных, так и динамических, позиций". Его доктрину справедливо называли "доктриной перманентной революции в социологии".

Соч.: Идеология социализма в свете новейшей немецкой литературы // Современные записки. 1924. № 18; Проф. Новгородцев как философ права // Там же. № 20; Государство и социализм // Там же. 1925. № 25; Большевизм и замирение Европы // Там же. № 26; Будущность демократии // Там же. 1927. № 32; Социализм и собственность // Там же. 1928. № 36; Собственность и социализм // Там же. 1929. № 38; Л. И. Петражиц-кий как философ права // Там же. 1931. № 47; L'Experience juridique et la philosophie pluralite de droit. P., 1935; La vocation actuelle de la sociologie. P., 1950; Dialectique et sociologie. P., 1962.

Л и т.: Зенъковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 1.

А. Т. Павлов

ГУРДЖИЕВ Георгий Иванович (1(13).01.1877, Александрополь, Армения — 29.10.1949, Фонтенбло) — религиозный мыслитель. В юности Г. готовился стать священником и врачом, но уже тогда у него появляется интерес к аномальным явлениям (пророчества, телепатия, чудесные исцеления и т. п.). В поисках "истинного знания" посетил множество стран Центральной Азии и Среднего Востока, остаток жизни провел в Европе и Америке. В 1913–1917 гг. Г. выступал с лекциями в Москве и Петербурге. В кон. 1913 г. он приступил к созданию Ин-та гармонического развития человека. С началом революции уезжает со своими учениками на Кавказ, в Ессентуки. В 1917–1918 гг. его ин-т функционировал в Тифлисе, затем, после эмиграции из России, в Константинополе (1919–1921), во Франции, в 1924 г. его филиал открывается в Нью-Йорке. Доктрина Г. включаете себя элементы йоги, тантризма, дзен-буддизма, суфизма. Считая человека детерминированным внешними факторами механизмом, он усматривал назначение своего ин-та — создать условия, в к-рых "ничего не могло быть сделано автоматически и неосознанно". С этой целью использовались различные упражнения (они делились на семь категорий), призванные развить тело, мышление и чувства человека. Особое внимание обращалось на музыку, танец, технику медитации. Все виды искусства, по Г., являются закодированной системой древн. знаний, "формами письма", а потому в подлинном искусстве нет ничего случайного, оно объективно, в то время как совр. искусство — субъективно и в нем преобладает принцип удовольствия. Танцевальные движения, считал Г., несут в себе религиозные или философские идеи. Любая раса, нация, всякая эпоха, страна, класс, равно как и всякая профессия, располагают определенным количеством "поз", из к-рых они никогда не выходят и к-рые представляют их особый "стиль", связанный с определенными формами мышления и чувств. Человек не может изменить ни форму своих мыслей, ни форму своих чувств, не изменив "поз". Все в мире, по Г., материально и находится в движении, разные формы материи — лишь различные степени плотности. Душа человека та: материальна, она состоит из очень тонкой субстанции приобретается им в течение всей жизни. Человек не им~ постоянного, неизменного, индивидуального "я". Вм него существуют тысячи отдельных "я", нередко совершенно неизвестных друг другу, взаимоисключающ несовместимых друг с другом. Все человечество представлял в виде четырех кругов. Внутренний круг " теоретический". Он состоит из людей, к-рые достигли высочайшего уровня развития: каждый из них обладает "я", всеми формами сознания, всецелым знание свободной волей и среди них нет разногласий. Люди среднего, "мезотерического", круга обладают всеми качествами, присущими людям "эзотерического" крута, но знание имеет более теоретический характер. Третий круг "экзотерический", знания входящих в него людей но более философский, абстрактный характер, их понимание не выражается в действиях, но между ними также нет непонимания, раздора. Наконец, четвертый, "внешний" круг круг "механического человечества". У людей здесь нет в' имопонимания, существует как бы "смешение языков", наиболее систематической форме идеи 1'. изложил его у ник Успенский, книга к-рого "В поисках чудесного" содержит также и сведения о жизни учителя в Москве, Петербурге, на Кавказе (заграничный период подробно освещен в книге Луи Повеля "Господин Гурджиев"). Первая книга Г. была написана им незадолго до смерти — "Все и вся, или Рассказы Вельзевула своему внуку", вторую кн. — "Встречи с замечательными людьми" составили рукописи, опубликованные учениками после его смерти.

С о ч.: Беседы с учениками. Киев, 1992; Встречи с замечательными людьми. М., 1994.

Лит.: Успенский П. Д. В поисках чудесного. Спб., 1994; Мистицизм в русской философской мысли XIX — начала XX века. М., 1997.

В. В. Ванчугов

ГУСЕЙНОВ Абдусалам Абдулкеримович (8.03.1939, с. Алкадар Дагестанской АССР) — философ, специалист в области этики и политологии. Д-р философских наук, проф., академик РАН (с 2003). В 1961 г. окончил философский ф-т МГУ. В 1965 — 1987 гг. преподавал философию и этику в МГУ. С 1987 г. — зав. сектором этики, руководитель центра этических исследований, зав. отделом, зам. директора, директор Ин-та философии РАН (с 2006). Одновременно с 1996 г. — зав. кафедрой этики философского ф-та МГУ. Инициатор ряда общественных и издательских проектов. В т. ч.: создание научно-просветительского центра "Этика ненасилия", выпуск альманахов "Этическая мысль", кн. серии "Библиотека этической мысли", Энциклопедического словаря по этике, издание классических текстов и коллективных трудов. Награжден дипломом ЮНЕСКО за 1996 г. с вручением медали Махатмы Ганди "за выдающийся вклад в развитие толерантности и ненасилия". Лауреат Государственной премии в области науки и техники за 2003 г. Исследуя социальную природу нравственности, Г. выдвинул гипотезу о стадиальном происхождении последней, связанном с обособлением индивида в качестве самодеятельной личности от родоплеменной общности. Он первым в отечественной философии в нач. 70-х гт. всесторонне проанализировал золотое правило нравственности и пришел к выводу, что оно являет собой наиболее адекватное выражение специфики моральной регуляции. Предложил свою систематизацию историко-этического процесса, в к-рой античная этика предстает преимущественно как учение о добродетелях, средневековая этика — как учение о благах, а этика Нового времени — как различные опыты теоретического синтеза двух фундаментальных характеристик морали: произвольности и общезначимости. В кон. 80-х гт. Г. сформировал новое направление исследовательской работы — этика ненасилия. Он показал, что насилие и ненасилие следует понимать не только как альтернативные варианты, но и как исторически последовательные стадии в борьбе за социальную справедливость. В рамках этой парадигмы ненасилие выступает как такая конкретизация принципа любви, к-рая блокирует возможности его морализирующей фальсификации. Г. предложил интерпретацию важнейших этико-нормативных программ как различных версий решения одной и той же проблемы единства добродетели и счастья. Им разрабатывается этическая теория, исследующая условия соединения абсолютности нравственного закона с неповторимостью (единственностью) каждого нравственного поступка.

С о ч.: Проблема происхождения нравственности // Философские науки. 1964. № 3; Начальный этап античной этики // Там же. 1973. № 4; Социальная природа нравственности. М., 1974; Отношение к природе как нравственная проблема // Философские науки. 1975. № 5; Структура нравственного поступка // Структура морали и личности. М., 1977; Золотое правило нравственности. М., 1979; Моральность личности: характер детерминации /У Моральный выбор. М., 1980; Этика Аристотеля. М., 1984; Введение в этику. М., 1985; Краткая история этики (в соавт.). М., 1987; Мораль и насилие // Вопросы философии. 1990. № 5; Этика ненасилия // Там же. 1992. № 3; Учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием // Свободная мысль. 1994. № 6; Великие моралисты. М., 1995; Язык и совесть. М., 1996; Философия. Мораль. Политика. М., 2002; История этических учений (в соавт.). М., 2003; Античная этика. М., 2003; Идея абсолютного в морали. М., 2004; Негативная этика. Спб., 2007.

Ю. Н. Солодухин

ГУССЕРЛЬ В РОССИИ. Феноменологическая философия Э. Гуссерля нашла в России нач. XX в. отклик, несводимый к простому знакомству с очередной нем. философской школой. Достаточно сказать, что именно в России появились первые переводы программных работ Г. "Логические исследования" (Спб., 1909. Т. 1, под ред. Франка, и "Философия как строгая наука" (Логос. 1911–1912. Кн. 1). А рус. феноменолог Шпет, к-рого Г. считал своим "достойным учеником", первым познакомил рус. философскую аудиторию с работой Г. "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии" (т. 1) (см.: Явление и смысл. М., 1914). Одним из первых проводников идей Г. в России можно считать Челпанова, читавшего в ун-тах Киева и Москвы лекции о Ф. Брентано и Г. еще в самом начале века. Значительный интерес к феноменологии Г. проявили также Н. О. Лосский, Яковенко и Г. Э. Ланц. Среди мыслителей, несколько позднее положительно отреагировавших на учение Г., - И. А. Ильин, Вышеславцев, Лосев, а собственно рус. "гуссерлианцами" помимо Шпета следует считать Н. Жинкина, Н. Волкова, А. Ах-манова, А. Зака, А. Циреса. В ранней работе Лосского "Обоснование интуитивизма" (1904) освещается учение Г. о категорическом созерцании, а в более поздней критической статье "Трансцендентальный феноменологический идеализм Гуссерля" (см.: Логос. М., 1991. № 1) гус-серлевские идеи о трансцендентальной субъективности, интенциональности и конституировании "чужого Я". Яковенко (Философия Гуссерля // Новые идеи в философии. 1913. Сб. 3) вслед за П. Наторпом обнаружил элементы психологизма у самого Г., односторонне истолковав интенциональность Г. как простую "направленность на…" чисто психических по своей природе актов сознания (напр., акта внимания), что ведет к субъективизму и солипсизму. Характерной чертой восприятия феноменологии в рус. философии является онтологическое ее истолкование. Так, Ланц (Гуссерль и психологисты наших дней // Вопросы философии и психологии. 1908. Кн. 98), исходя из метафор Г. о "безвременном царстве вечных и неизменных идей", отождествлял его философию с платонизмом, говорил о реальном полагании у Г. предмета "истиной". В то же время Шестов поставил перед феноменологами и реальную проблему: оправдан ли феноменологически сам переход с обыденной на феноменологическую установку, и не является ли он всего лишь кьеркегоровским "выбором, который сам тебя выбирает", сходным в этом смысле с религиозным обращением? По мнению Лосева, у Г. представлена лишь статичная, "оцепенелая" структура эйдоса (чистой сущности или чистой субъективности), но не вскрыта его категориально-диалектическая динамика. Лосев считает возможным ввести в сферу феноменологии объяснительную диалектику, трактуемую им онтологически, что, по его мнению, даст "логику самой действительности" (Античный космос и современная наука//Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 71–73, 331–332). У Шпета ("Явление и смысл") намечается отход от чистой феноменологии в сторону обоснования социально-герменевтического опыта сознания. Позднее он более смело и определенно критикует положения Г. о трансцендентальной (чистой) субъективности и полагает, что познавательную ситуацию необходимо рассматривать в контексте социально-онтологических связей познаваемого и познающего, причем последний может быть и коллективным, "общественным" субъектом сознания. Попытки Ильина (Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. М., 1918) и Вышеславцева (Этика Фихте. М., 1914) приложить феноменологический метод к историко-философскому материалу свидетельствовали лишь о знакомстве с нек-рыми идеями ранних работ Г. Здесь никак не используется феноменологическая практика — воздержание от экзистенциальных суждений. То же можно сказать и о гуссерлианских мотивах у Степуна, посещавшего лекции Г. (Жизнь и творчество // Логос. № 1,4), А. И. Огнева (Идеальное и реальное в познании // Вопросы философии и психологии. 1918. № 144) и Зеньковского (Проблема психической причинности. М., 1914). Определенный вклад в европейскую философию XX в. внесли родившиеся в России, но работавшие в основном в Зап. Европе и небезразличные к феноменологии философы А. Кожев (Кожевников), А. Койре, Гурвич, Сеземан. Развитие феноменологии в соч. ближайших учеников и коллег Шпета по философским и лингвистическим кружкам 20-х гг. в Государственной Академии художественных наук, Ин-те философии и т. д. было связано с разработкой проблем эстетического восприятия и формы (Ахманов, Жинкин), формальных и материальных онтологии сознания (Зак, Цирес), логики смыслообразования и выражения, структуры эстетического сознания (Волков), структурализма (Якобсон). Однако их работа оказалась прерванной, а сами они вынуждены были либо эмигрировать, либо перейти в специальные области гуманитарного знания. История феноменологии в России на долгие годы остановилась. Сегодня, если судить по публикациям, в стране возрос интерес к взглядам Г. и творчеству его рус. последователей.

Л и т.: Яковенко Б. В. Эд. Гуссерль и русская философия/' Ступени. Л., 1992. № 3; Антология феноменологической философии в России. М., 1998.

И. М. Чубарм