Капитанский мостик планеты Земля

Анатолий Ракитов для “Новых Известий”

№ 49 от 21 марта 2000 года

Сорок лет назад российский поэт Наум Коржавин писал, что банальные истины не становятся менее истинными от того, что они банальны. Сейчас, когда к власти приходит новый президент России и мы оказываемся перед очередным выбором “будущего”, фраза эта приобретает новый смысл. Во многом выбор зависит от того, какие ориентиры и цели будут поставлены перед обществом. Одни претенденты в президенты считают, что нужно реанимировать устаревшую промышленность, другие - что надо создавать принципиально новую, либералы - за свободный рынок, консерваторы настаивают на максимальном государственном регулировании экономики, левые считают главным восстановление социальной справедливости, правые отстаивают частную собственность и жесткую конкуренцию. Тем не менее стоит отметить один уникальный факт: как бы ни отличались программные установки претендентов, все они содержат один общий элемент - признание уникальной важности для будущего страны науки и образования. Пиетет перед наукой, образованием и высокими технологиями - дело понятное: благосостояние населения и могущество государства зависят теперь именно от них. Есть страны, благополучие которых все еще зависит от эксплуатации природных ресурсов, в первую очередь нефти, газа и рудных ископаемых, но ясно, что это ненадолго. Не за горами день, когда дешевая термоядерная энергия снизит значение естественных энергоносителей, металлонасыщенность продукции достигнет предела, а истощение природных ресурсов заставит ограничить их потребление до минимума. Единственный способ избежать глобального ресурсного кризиса и обеспечить благополучие населения, особенно в развивающихся странах, в разряд которых перешла теперь и Россия, - это сделать ставку на развитие науки, образования и современной технологии.

Именно страны четвертой группы входят в состав “большой семерки” и определяют основные точки роста научно-технического прогресса, национального благополучия, политического, военного и финансового могущества в глобальном масштабе. Они стоят на капитанском мостике планеты Земля. Сегодняшняя Россия уже выпала из числа глобальных научно-технологических лидеров. Есть только один способ остановить этот процесс и вступить на путь так называемого устойчивого развития, цель которого превратить Россию в общество материального, духовно-культурного и социально-политического комфорта, страну, удобную и привлекательную для проживания человека: сделать ставку на развитие великой троицы - науки, образования и технологии. Все остальное либо утопия, либо мандат на вечное отставание. “На этом я стою и стоять буду” (Лютер).

Как сказку сделать былью

Существует предрассудок, согласно которому наука и высокие технологии в России начнут развиваться, когда на них появится рыночный спрос, а менеджеры и богатые предприниматели с саквояжами, набитыми долларами, бросятся к ученым, умоляя их внедрить в производство великие открытия и инновационные технологические достижения. Но чтобы эта сказка стала былью, в Россию должен хлынуть поток иностранных инвестиций, поскольку русские миллиардеры предпочитают скачивать денежки за “бугор”. Что же нужно, чтобы этот золотой дождь пролился на просторы Родины прекрасной? Простенький ответ гласит: нужны стабилизация, уверенность в возможности российской экономики эффективно освоить инвестиции, гарантии их высокой прибыльности, ну и, конечно же, четкий правопорядок и обеспеченная возвратность средств. Но это лишь порождает новый вопрос: что нужно для такого социально-экономического рая?

Известно, что наиболее рентабельными в наше время являются высокие технологии и наукоемкие продукты, но как раз их-то у нас очень мало из-за отсутствия инвестиций. Что же касается инфляции и экономической стабильности, то вспомните, что, например, в Верхней Вольте почти нет инфляции, а стабильности хоть отбавляй, но современных технологий и конкурентоспособных наукоемких продуктов они не производят, а жизненный уровень населения пониже нашего. Здесь следует сказать, что де-факто приоритеты в мировой экономике давно поменялись местами. Вот одно важное подтверждение этому Поражение в арабо-израильской войне 1973 г. подтолкнуло богатые нефтью арабские страны использовать свои энергетические ресурсы как средство экономического давления на могущественные промышленно развитые страны. Предполагалось, что подъем цен на нефть вызовет энергетический кризис, инфляцию, экономическую нестабильность и заставит страны Запада изменить свой внешнеполитический курс. Но результат оказался неожиданным. Используя гигантский научный потенциал, развитые страны осуществили мощные технологические модификации, благодаря которым было минимизировано потребление энергии на единицу продукции, уменьшена зависимость от производителей сырья. Ряд производств были перенесены в развивающиеся страны, а в развитых странах начали стремительно развиваться высокие технологии. С 1973 по 1985 г. валовой национальный продукт основных развитых стран увеличился на 32%, а потребление энергии всего на 5%; во второй половине 80-х и в 90-е годы дальнейший хозяйственный подъем происходил уже на фоне абсолютного сокращения энергопотребления. С помощью научных и технологических достижений были разведаны нефтяные поля на дне Северного моря у берегов Англии и Норвегии, и развитые страны сами стали нефтяными державами.

Заметьте-ка, что ведущим фактором в трансформации экономических и политических отношений и позиций были наука и технология, но не наоборот. А вот и еще один поучительный пример, имевший огромный глобальный резонанс. Всем памятно, что в 1998 г. мир был потрясен волной финансовых кризисов. Начавшись в странах Юго-Восточной Азии, они задели и Россию (обвал 17 августа). Казалось, что причина этого лежит в отрыве и относительной независимости финансовой сферы от сферы производства. Финансы как бы обособились от реального сектора экономики и вместо того, чтобы обслуживать его, стали почти неограниченным диктатором. Но в действительности это лишь верхушка айсберга, а под этим скрывается вот что: с конца 60-х и начала 70-х годов XX в. наиболее развитые страны Европы, США, Канада, Япония стали превращаться в постиндустриальные общества, общества, основанные на знаниях. Грандиозные научные достижения начали все быстрее и полнее имплантироваться в наукоемкую продукцию и высокие технологии. Самым рентабельным стало вложение капитала в высокотехнологичные отрасли и производство знаний. Поэтому значительную часть инвестиций наиболее богатые постиндустриальные страны начали вкладывать в экономику друг друга. Это привело к дефициту инвестиций в развивающиеся страны. Цены на природные ресурсы пошли вниз, структура глобального рынка изменилась, а возможность расплатиться с внешними долгами для многих развивающихся стран стала более чем сомнительной. Именно это и вызвало финансовое потрясение 1998 г. Таким образом, не диктатура финансовых спекуляций и засилье фондовых рынков, играющих в собственные игры, а технологическая супермодернизация, основанная на достижениях науки наиболее развитых стран, повлияла на изменение структуры и направление инвестиционных потоков. Именно эти изменения оказали решающее воздействие на мировую экономику и финансы. Стало быть, во главе национальных стратегий самых могущественных постиндустриальных обществ лежит концентрация усилий в трех взаимосвязанных направлениях: развитие науки, основанных на ней высоких технологий и высшего образования, обеспечивающего квалифицированными кадрами две предыдущие сферы. Поэтому в отличие от теоретиков эпохи позднего индустриализма я настаиваю на том, что не абстрактная экономика и “автономные” финансовые потоки, а наука, технология и образование являются главными факторами благосостояния и могущества постиндустриальных обществ и детерминантами глобальных трансформаций.

Сравнительная арифметика

Ну а как обстоит дело с этим в России? Можно сказать, что, несмотря на все разноцветие, все наши политические лидеры, от президента до губернатора, обеими руками “за”. Но “на самом деле все выглядит не так, как в действительности”. В газетном интервью 8 февраля 2000 т. министр науки и технологий академик М.П.Кирпичников сообщил, что благодаря усилиям министерства и Думы бюджетное финансирование науки в 2000 году возросло в 1,4 раза по сравнению с 1999 г. и составит 15.926 млрд. руб., т. е. 3% от расходной части бюджета. Казалось бы, это первая ласточка, свидетельствующая, что правительство и депутаты Думы поняли, что наука — стержень экономики. Но мы уже давно привыкли в России, что написанному и сказанному надо верить с оглядкой. “В действительности” оказывается, что нынешние 15.926 млрд. руб. составляют в твердой валюте 0,48 млрд. долл., а прошлогодние 11.63 млрд. руб. -0,54 млрд. долл. Таким образом, “на самом деле” налицо реальное уменьшение финансирования науки. Важно отметить, что Министерство науки и технологий РФ и особенно его нынешнее руководство сделали немало для того, чтобы несколько увеличить финансирование науки. В этом, кстати, и личная заслуга министра Михаила Кирпичникова, сочетающего опыт высшего государственного служащего с пониманием проблем, присущим ученому. Но как бы ни были значительны усилия министра и его соратников, без изменения общенационального государственного и общественного отношения к науке радикально изменить ее положение в России невозможно, а следовательно, невозможно изменить положение в экономике и социальной сфере.

Общественному осознанию суперприоритетной значимости науки и основанных на ней высоких технологий мешает отсутствие государственной научной стратегии, а оно в свою очередь - результат отсутствия политической стратегии в целом. И это проявляется в том, как неумело и нерационально тратим мы даже те небольшие средства, которые все-таки отпускаются на развитие науки. Я приведу лишь один пример. В интервью Кирпичникова отмечается, что 40% ассигнований на науку будут потрачены на поддержку фундаментальных исследований. В этом есть смысл. Фундаментальная наука крайне важна для далеко идущего научно-технического прогресса. Зарубежные коллеги охотно поделятся с нами высокой теорией, но тем, что повысит нашу конкурентоспособность, — никогда или с большим опозданием.

В нашей стране есть два основных донора фундаментальных научных результатов: Российская Академия наук и высшая школа. Посмотрим, как финансируются фундаментальные исследования в вузах, подведомственных Минобразованию РФ. Это тем более интересно, что именно высшая школа готовит новые молодые кадры для науки, которые призваны сменить сильно одряхлевший и в несколько раз сократившийся по численности корпус российских научных работников. Так вот, в 1999 г. в 317 вузах и примерно 60 подведомственных организациях была проведена 5241 научно-исследовательская работа. Значительная часть средств, отведенных на вузовскую науку, была потрачена на фундаментальные исследования. Восторг, да и только! Как высоко у нас ценят науку в высшей школе! Но не торопитесь радоваться. Из официального справочника следует, что средняя стоимость одной НИР составляла в 1999г. 34214р. (примерно месячная зарплата начинающего лаборанта в среднем американском университете). Самыми дорогостоящими оказались, естественно, оборонные исследования, а самыми дешевыми - исследования по социальным и гуманитарным наукам. Теперь представьте себе, что в средней НИР участвуют несколько работников, допустим, три-четыре. С накруткой налогов и прочих отчислений, затрат на коммунальные платежи, закупку препаратов, информации, эксплуатацию и приобретение приборов и другого оборудования зарплата исполнителей таких НИР в среднем едва ли превышает 500 р. в месяц. Много ли можно ожидать от таких исследователей, которые вынуждены до отказа затягивать ремень, обходиться без научных журналов или мотаться по другим организациям в поисках дополнительных заработков? Наука-то ведь тоже толкает на рынок, и здесь на энтузиазме не проживешь.

Потенциал. Не востребованный и уже не могучий

Ну а итоги этой научной деятельности говорят сами за себя. За год все вузы и научные организации Минобразования опубликовали 330 монографий, меньше чем по одной на 370 научно-образовательных организаций, около 9000 статей, т. е. чуть менее тридцати в среднем на организацию, получили за рубежом 27 патентов и продали за рубеж 2 лицензии. А ведь патенты и лицензии — самый важный показатель влияния интеллектуального потенциала страны на мировой научно-технологический прогресс. Если сравнивать с соответствующими показателями США, Англии, Германии, Японии и Франции, то наше присутствие на мировых рынках научной и научно-технологической продукции может исчисляться в лучшем случае сотыми долями процента. Разумеется, здесь указаны не все вузы страны. В Российской Академии наук с фундаментальными исследованиями дело обстоит несколько лучше, но не более того. Всем, и особенно нашим государственным лидерам, нужно ясно понять: для того чтобы наука стала выгодной обществу, она прежде всего должна стать выгодной ученым, привлекательной для молодых исследователей.

Еще важнее, что у нас отсутствуют государственные критерии выбора и оценки научных приоритетов и критических технологий, определяющих перспективы социально-экономического развития и благосостояния общества. Не подумайте, что этим не занимались или что я склонен к огульному охаиванию 10 приоритетов и 70 критических технологий, утвержденных правительством РФ в 1996 г. Создавались они с трудом, а принимались при полном отсутствии понимания сути дела. Такие приоритеты и технологии в той или иной форме определяют всю научную сферу и экономику лидирующих стран - доноров научных знаний и технологических решений. У нас при формировании подобных приоритетов исходили из великих принципов консерватизма и инерционности: во-первых, предлагать то, что опирается на полученные в прошлом “заделы”, т. е. на принцип опрокидывания прошлого в будущее; во-вторых, на изучение зарубежного опыта конца 80-х — начала 90-х годов, потому что изучать современные тенденции и прогнозировать развитие науки и технологии мы не умеем, науковедение у нас не в почете, науковеды почти все вымерли; в-третьих, стремились охватить все направления науки и технологии, как в добрые советские времена, но, поскольку нельзя объять необъятное, не сумели достичь наиболее важных для нас результатов; наконец, четвертый принцип опирался на великий миф о могучем, но невостребованном научно-интеллектуальном потенциале. Что он не востребован - правда, а что могучий, - к сожалению, нет.

А теперь посмотрим, как все выглядит на самом деле. Российская наука в отличие от европейской и американской всегда была государственной и служила двум целям: военному могуществу и поддержке системы госуправления. Быстро перестроиться на рыночный лад при отсутствии настоящего рынка в условиях экономического спада она, естественно, не могла. Брошенная на произвол судьбы и оставленная почти без всякой государственной поддержки (по рекомендациям, кстати, докторов и кандидатов наук, преобладавших в правительствах Гайдара, Черномырдина, Примакова, Кириенко и в избытке имеющихся в правительстве Путина), наука наша начала рушиться примерно в 10 раз быстрее, чем экономика. Вот подтверждение: в 1996 е утверждено 70 критических технологий, но при детальной проработке оказывается, что за ними скрываются 258 технологий, якобы жизненно необходимых России. В “действительности” же лишь 17 из них, по оценке бывшего министра науки В.Б.Булгака, на мировом уровне и лишь 2 опережают его (“Системы жизнеобеспечения и защиты человека в экстремальных условиях” и “Трубопроводный транспорт угольной суспензии”). Нечего и говорить, что этими технологиями, имеющими ограниченное или чисто локальное значение (не во всех же странах угольную суспензию гоняют по трубам), мировой рынок не завоюешь.