ВТОРОЙ ПЕРИОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В НИДЕРЛАНДАХ

УПРАВЛЕНИЕ НИДЕРЛАНДАМИ; АМНИСТИЯ; НАЛОГООБЛОЖЕНИЕ; ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ; НОВЫЙ ВСПЛЕСК ВОССТАНИЯ; ПОРАЖЕНИЕ ПРИНЦА ОРАНСКОГО; ОТЪЕЗД АЛЬБЫ

После того как герцог Альба победил, но не мог рассчитывать ни на отзыв, ни на прибытие Филиппа, он предпринял новые изменения в управлении. Он создавал одно учреждение за другим, еще и еще, все более не отвечавшие желаниям нидерландцев, пока, наконец, народ не начал воспринимать происходящее как тиранию (которой вначале не было) и спор с испанской Короной из-за отдельных привилегий не вылился в настоящую борьбу за свободу.

Три роковые ошибки герцога обусловили переход к силовым методам: после своей победы он продолжал считать нидерландцев мятежниками; не объявил всеобщей амнистии; обложил непомерными налогами. Альба укрепил военную власть и разместил гарнизоны по всей стране, заполнил судебные инстанции и органы управления людьми, чьи профессиональные способности имели меньшее значение, чем их благонадежность. У политических противников он конфисковал земли и деньги, высылал и даже казнил их. Были открыты школы, насаждавшие испанские идеи, ограничены путешествия за границу, запрещена учеба там. Герцог лично выдавал разрешение на иностранные паспорта. Все эти меры получили безоговорочную поддержку Филиппа: «Я не мог бы сделать ничего лучшего, чем не мешать вам управлять», — писал ему монарх.

Неблагоприятное воздействие бессмысленных учреждений еще больше увеличилось за счет строгих порядков. Количество процессов росло. Для тех, кому удалось бежать, устанавливались сроки, чтобы предстать перед судом герцога, в противном случае приговор выносился заочно. В семьях посеяли раздор. Совершались зверства, распространялась бессовестная клевета на всех, процветала болезнь доносительства.

Однако выводить из этих мер заключение непосредственно о характере герцога Альбы и его взглядах было бы неверным. Как и для Кальвина в Женеве, строгость была для герцога Альбы принципом, жестокости он не хотел. В тех формах, которые оба создавали, они видели единственный путь к порядку. Альба приступал к созданию новых учреждений с большими колебаниями. Свою судебную систему он сначала ввел только в городе Арнеме в Голландии; новую систему управления опробовал сначала в Гронингене; новый кодекс страхования для заморской торговли был разработан для Антверпена; запрет подозрительных сочинений был введен только в части страны. Меры Альбы ни в коем случае не были направлены только против иноверцев. Так, он ограничил права католического духовенства распоряжаться церковными землевладениями, обратился к Филиппу и к папе с жалобой на распущенность слуг церкви, а позднее даже предложил продавать ценные предметы культа, с тем чтобы вырученные средства губернатор мог использовать на восстановление истинной религии.

Альба хотел объявить амнистию сразу же после казни Эгмонта, но затем решил приурочить ее к визиту Филиппа, который так и не состоялся. Позднее Альба счел более мудрым постоянно держать мятежное население под угрозой. Так прошел весь 1568 год. Герцог многократно требовал от своих советников проекты амнистии, но так и не решился объявить ее. Лишь получив от короля различные предложения по амнистии, он вновь вернулся к этой мысли, но опять последовала отсрочка.

В конце концов в марте 1570 года Филипп энергично потребовал объявления амнистии, и в середине июля 1570 года — почти три года спустя после прибытия Альбы — она была объявлена в Антверпене. Впрочем, помилований было мало, а перечень исключений очень длинный. Хотя Альба и утверждал, что из четырех поступивших к нему проектов он выбрал самый мягкий, но добавил к нему две оговорки, которые его ужесточили. Оригиналы проектов утрачены, поэтому нельзя сделать более точное заключение, но остается фактом, что неполная амнистия сказалась на Испании хуже, чем проигранная битва, и ответственность за это несет Альба.

Самой роковой ошибкой герцога Альбы было введение колоссальных налогов. Разумеется, деньги должны были вноситься самой влиятельной частью населения, купцами. Вопрос о налогах был следствием денежных затруднений короля, которого Альба уже второй год держал в ожидании необходимых средств. Вскоре король потребовал поступлений из Нидерландов, заставив тем самым герцога прибегнуть к жестким мерам. После долгих совещаний и длительной переписки Альба вынужден был решиться установить налог на имущество в размере одного процента, на продажу земельных участков — пять процентов и налог с продажи — десять процентов. Хотя купцам после долгих переговоров удалось добиться замены налога с продаж на единовременную выплату двух миллионов дукатов, их дела понесли непоправимый урон, а симпатии — исчезли.

Сомнительно, чтобы герцог Альба при введении различных мер полностью отдавал себе отчет в их фундаментальном значении. Действительно, в некоторых отношениях он действовал скорее в русле старых воззрений, не соответствовавших духу времени. Выступал за усиление центральной власти вместо феодальной раздробленности. Пытался ограничить права дворянства, основанные на традиционных привилегиях и препятствующие энергичному управлению государством. Его усилия были направлены на то, чтобы создать крепкую законную и финансовую основу для осуществления управления. Для этого было необходимо заменить налоги и службу (в духе средневековых отношений между королем и вассалом), которые осуществлялись добровольно и постоянно заново согласовывались, на установленные властителем твердые платежи, которые обязан был производить подданный (в духе современных конституций государств).

Давление, оказанное на все слои населения, привело к эмиграции в больших масштабах. Поток эмигрантов устремился из тринадцати провинций в соседние страны, где началась подготовка сопротивления режиму, установленному Аль-бои. Принц Оранский, поклонник Макиавелли, взяв дело в свою руки, сумел направить их волю в единое русло. Его связи доходили до тайного кабинета короля Филиппа, из карманов которого агенты Оранского похищали письма герцога и правительницы Маргариты. В борьбе против него Альбе пришлось вступить на путь, который все больше отдалял от поставленных целей. Его положение ухудшилось, уважение к нему падало. Даже подвластные ему территории и народ начали чувствовать по изданным распоряжениям и действиям испанцев, что их уверенность уменьшилась. Бедность порождала ожесточение. Денег опять не хватало, двухмиллионный доход из Нидерландов в королевскую казну не поступил, солдаты начали роптать. Чем жестче меры, тем решительнее становилось сопротивление. Казалось, все рушится, а герцог «был вне себя от ярости». Участились, причем в самые решающие моменты, приступы лихорадки, а из-за подагры он испытывал длительные боли.

Хотя Альба вновь просил об отставке, Филипп тянул с решением несколько месяцев. Наконец назначил преемника — герцога Медину-Сели, но напрасно Альба ждал его прибытия. В 1571 году он ежемесячно повторял свою просьбу, опять же напрасно, хотя ему казалось, что с середины года в письмах Филиппа сквозит недовольство его правлением.

Дело вновь затянулось, когда Мадридский двор выработал с неким Ридольфи план убийства английской королевы Елизаветы, и Ридольфи сам прибыл к герцогу с его изложением. Хотя папская анафема создавала правовую основу для этого, Альба не спешил давать согласие, поскольку считал Ридольфи непригодным, а английских соучастников под руководством герцога Норфолка неспособными. Он был против любого хода Испании, пока план не приведен в действие. Однако до этого не дошло, поскольку Елизавета получила сведения о заговоре и приказала арестовать Норфолка.

Теперь королю Филиппу хотелось больше всего, чтобы Альба со своим войском погрузился на суда и открыто напал на Англию. Однако герцог считал опасность поражения и его последствия для Испании слишком значительными. Возможно, он также недооценивал перспективы Англии на будущее, которые улучшались в той мере, в какой падало промышленное и финансовое значение Нидерландов. Альба гораздо больше заботился о том, чтобы поддерживать официальные отношения с Англией. Ему даже удалось уладить давний спор, возникший из-за испанских судов с деньгами, которые захватили англичане.

В сентябре 1571 года у герцога вновь случился тяжелый приступ подагры, и он опять напомнил о Медине-Сели. Однако тот не прибыл и через полгода. А герцога ожидало множество новых обязанностей. Он вел откровенную переписку о состоянии университетов и церкви во Фландрии с ученым-мыслителем Ариасом Монтано. Филипп постоянно пользовался его советами во внешнеполитических вопросах. Он также переписывался с доном Хуаном Австрийским, который был назначен главнокомандующим флотом против турок. Альба, очень обрадованный этим назначением, послал ему подробные советы, которые внесли вклад в великую победу на море у греческого побережья при Лепанто. Альба сходился с доном Хуаном во мнении, что, учитывая основательные резервы Османской империи и ненадежность собственных союзников, момент для нападения на столицу турок, которого все ждали, еще не пришел.

К политическим и военным обязанностям добавлялись и другие. Более месяца занял прием Анны, дочери Максимилиана II, когда она задержалась в Нидерландах по пути в Испанию для бракосочетания с Филиппом. Герцог надеялся сопровождать ее в Испанию и тем самым завершить свою деятельность. Вместо этого он получил приказ остаться, и Анну сопровождал его сын Фердинанд, так что герцог потерял свою самую надежную опору.

Много времени и энергии он потратил на Барбару Бломберг, бывшую возлюбленную императора Карла и мать Хуана Австрийского. Тщетно Альба пытался отправить Барбару, завалившую его бесчисленными жалобами и претензиями, в Испанию. Говорили, что бесстрашный Альба «как огня боялся» Барбару Бломберг и она стоила ему больших нервов, чем политические события в Нидерландах.

1 апреля 1572 года маленькая гавань Бриль на побережье была захвачена теми, кто называл себя морскими гёзами.[1] Этот внезапный удар внес новый элемент в развитие событий — войну на море. Он вызвал перелом в военной ситуации, поскольку тем самым англичанам был открыт путь к постоянной поддержке Нидерландов, в то время как Альба ничего не мог противопоставить морякам.

На этот раз восставших быстро поддержали. Роттердам, Флиссинген, Энкхейзен, Валансьенн, Монс отпали от испанцев, с трудом удалось избежать утраты Миддельбурга. В это время принц Оранский начал новое наступление. Личная непопулярность Альбы, амнистия и налоговые законы стали причиной кризиса, которого он опасался и пытался избежать, передав власть более мягкому преемнику.

Французские гугеноты также были готовы к действию. Под руководством адмирала Колиньи и Жанны д'Альбре, матери будущего короля Генриха IV, им удалось после заключения перемирия с католической партией создать боеспособный фронт и заручиться поддержкой Англии. После этого они, с одобрения католиков и французской Короны, занялись тем, что стали вредить Испании в Нидерландах. Альба узнал об их намерениях, когда к нему в руки попало письмо короля Карла IX принцу Оранскому. С его стороны требовались срочные меры. Тем временем прибыл наконец Медина-Сели, однако командование осталось в руках Альбы, а Медина-Сели получил приказ исполнять его распоряжения. Это вскоре привело к напряженности в отношениях, тем более Медина-Сели знал, что после отъезда Альбы, по совету герцога, предусматривается ограничение его полномочий.

Нападение принца Оранского началось в середине 1572 года. На этот раз его поддержало население страны, суровое правление Альбы возродило дух свободы и любовь к родине. Сразу же целый ряд городов примкнул к нему. Вскоре вся северная часть страны перешла под его руководство. Власти, поставленные Альбой, были смещены, и только для проформы принц Оранский сохранил господство Филиппа.

В этот критический момент к герцогу Альбе пришло спасение, как уже не раз бывало в его жизни. Громом среди ясного неба прогремела весть о Варфоломеевской ночи в Париже. Французская партия гугенотов была разгромлена ужасным образом, Франции предстояла новая внутренняя борьба, и принцу Оранскому неоткуда стало ждать помощи. Предоставленный самому себе принц был разбит под Жемаппе. Армия его брата, окруженная сыном Альбы Фадрике, вынуждена была сдаться. Армия принца Оранского рассеялась. От двадцати пяти тысяч человек, с которыми выступил принц Вильгельм, осталось семьдесят всадников, которые возвратились с ним.

Несмотря на успех, герцог не питал иллюзий относительно истинного положения вещей. Он прекрасно понимал, что ему помог случай, на который он не имел влияния. Альба знал также, что даже после отступления принц Оранский имеет сильную поддержку в северных провинциях, что принц теперь — совершенно не тот, что прежде. Тяжелая жизнь выработала в нем целеустремленность, стойкость и терпение, которые далеко опережали время. Он понял тенденции будущего, был «спокоен в штормящем море». Альба вновь писал в Мадрид: «Ненависть, которую все питают ко мне, есть результат суровых наказаний, кои я вынужден был применять, и она делает напрасными все мои усилия. Преемнику было бы легче».

Однако преемник, Медина-Сели, отбыл, выдержав в Нидерландах менее полугода. Правление было вновь поручено Альбе, поскольку Филипп, как и прежде, считал его единственным, кто сможет преодолеть трудности. Филипп не услышал, как тот взывал к нему за два дня до Рождества 1572 года: «Я умираю от голода, я истратил все, что имел мне больше не на что жить. Отзовите меня!»

Вероятно, герцог Альба спокойнее смотрел бы в будущее, если бы у него было достаточно средств для продолжения борьбы и особенно для содержания флота, который был необходим. Правда, еще до окончания отступления принца Оранского сдались Монс, Мехельн и другие важные пункты на юге страны. Увенчались успехом также мероприятия Альбы на побережье: была снята осада с Тергеза. Даже на севере после героического сопротивления пришлось сдаться Зютфену, а затем Наардену. Однако эти успехи не помогли. Ибо где бы ни появлялись теперь испанские наемники, начинался страшный грабеж, а то, что хотели нидерландцы — мир и порядок, Альба уже не мог обеспечить.

Важнейшим пунктом, вокруг которого вскоре все стало вращаться, оказался Харлем. Семь месяцев длилась борьба за город. Дон Фадрике, которому Альба поручил командование, неоднократно хотел отказаться от осады. Однако отец писал ему: «Если мой сын снимет осаду, то он уже не мой сын. Если он погибнет, я займу его место. Если я погибну, то из Испании приедет герцогиня Альба и займет мое место». Зимой герцог даже заказал тысячи пар коньков и приказал солдатам научиться на них передвигаться, чтобы взять город, окруженный со всех сторон водой. Лишь 14 июля 1573 года удалось его захватить. Это была самая последняя, самая разорительная, самая ненужная победа. Не только срок его службы приближался к концу, но и цель войны — сохранение Нидерландов для Испании все больше отодвигалась.

Уже в январе 1573 года Филипп выбрал преемника герцогу Альбе — дона Реквезенса де Цунига, который сделал все возможное, чтобы отказаться от этой чести, но король был непреклонен, и в ноябре Реквезенс прибыл в Брюссель.

Герцог, находившийся в Амстердаме, поспешил передать ему правление. Рассказывают, что ему пришлось покидать город ночью, чтобы избежать требований своих кредиторов за расходы, на которые ему пришлось пойти ради Филиппа. Всем, что у него имелось, он давно пожертвовал, так же как и двумястами тысячами дукатов, которые, к возмущению Филиппа, он одолжил у герцога Флорентийского. В последний год он занимался исключительно Нидерландами и, как утверждали в Англии, с легкостью сохранил бы их для Филиппа, если бы получал деньги из Испании. Однако нельзя не осознавать серьезности положения. Вероятно, испанское господство внешне могло бы сохраняться, но не в том виде, какого хотел Филипп и какой отстаивал Альба.

В конце ноября произошла официальная передача власти Реквезенсу. Из-за подагры и лихорадки еще на несколько недель был отложен отъезд Альбы. В сопровождении семи рот он выехал затем из Брюсселя через Лотарингию, Бургундию, Савойю и Пьемонту Геную — тот же путь он проделал в обратном направлении шесть с половиной лет назад, полный надежд, забот и доверия.

С отъездом герцога Альбы борьба за Нидерланды утрачивает интерес, выходящий за пределы войны, восстания и смерти. И в последующее время она требовала мужества и жертв с обеих сторон. Но уже перестала быть символом борьбы между новой свободой и старым порядком, когда прекратилось противостояние между принцем Оранским и герцогом Альбой. Дон Реквезенс был способным человеком, так же как и его преемник дон Хуан Австрийский. Преемник же последнего, Александр Фарнезе Пармский, был настоящим гением, который действительно спас Южные Нидерланды для испанской Короны. Однако все они пытались установить новый порядок, в то время как Альба сражался за сохранение существующего, пусть даже при форме правления, напоминающей будущий абсолютизм.

Никто не понимал различия между прошедшим и наступающим лучше, чем принц Оранский. Уже в 1568 году он опубликовал «юстифи-кацию» против герцога Альбы. В 1581 году он обобщил в апологии все, что двигало обеими сторонами, и утверждал, что после переговоров Альбы с Генрихом II Французским по поводу истребления протестантов он отвернулся от католицизма. Герцог отнял его поместья, сына-первенца отправил в Испанию. Герцог отказал Нидерландам в свободе совести и установил грабительские налоги, так что он, принц Оранский, вынужден был защищать свою страну. Поэтому борьба продолжалась.

Как бы убедительно и ясно ни противопоставлял принц обе стороны друг другу, все же в его мыслях неизбежно присутствовала некоторая неуверенность. Он, представитель нового и свободного, должен был бояться будущего, ибо неизвестна цена его порядка. Мышление Альбы имело под собой твердую основу. Он мог не только апеллировать к праву, но и верить в непоколебимость своего дела, которое оправдал многовековой опыт. И все же правым оказалось дело принца Оранского, а не Альбы.

Примечания:

1

Гёзы (голл.) — оборванцы. Жители Нидерландов, восставшие против своих угнетателей, называли себя так, демонстративно подчеркивая, что они выходцы из народа и с гордостью противопоставляя себя надменным испанским аристократам (прим. ред.).