Эпоху викингов, которая, если говорить приблизительно, продолжалась с 750-го по 1100 г., обычно рассматривают как отдельную эру, поскольку, хотя исторически она представляет собой естественное продолжение легендарных столетий, политические ее результаты грандиозны. Имя легендарных завоевателей, бороздивших моря и совершавших успешные набеги на владения людей, живших недалеко от берега, у всех на устах. С ними связано множество литературных и художественных произведений (и в наше время написано куда больше, чем сохранилось тогдашних саг и поэм). Легенды о викингах рассказывают снова и снова, но сейчас мы не будем останавливаться на них, а посмотрим, какова же была ситуация на мировой арене в те времена, о которых пойдет речь, и к каким результатам привела деятельность знаменитых морских разбойников.

Тогда шла война не на жизнь, а на смерть между принявшими христианство германцами, предки которых мигрировали из родных северных земель, и язычниками, потомками тех из них, кто остался дома. Хотя свое название этот период получил благодаря ужасным рейдам воинов с севера, в действительности наибольшее значение имел культурный и политический рост Европы, от начала норманнского периода, которому так способствовал Шарлемань, и до 1-го Крестового похода. Норманны были потомками викингов, а рыцарство родилось из союза между древними героическими идеалами и христианским духом.

Никто точно не знает, что послужило причиной грандиозной серии набегов и вторжений, которая без перерыва продолжалась в течение трехсот лет; они начались (как нам говорят) в 787 г., когда три черных корабля вошли в залив Пул и дальше в порт города Уорхема. Оттуда вырвалась ужасная банда языческих воинов, которые разграбили мирный город, а затем уплыли туда, откуда пришли. Закончилось же все это в 1066 г. на поле Сенлака, когда Вильгельм Завоеватель разбил войска саксонского короля Англии. Хотя период активных набегов и грабежей закончился более чем за сто лет до этого, в некотором смысле вторжение норманнов явилось самым захватывающим приключением эпохи викингов. Между этими двумя событиями викинги захватили и заняли Исландию, Шетландские и Оркнейские острова, восточное побережье Ирландии, Гебридские острова, остров Мэн и большую часть Шотландии и Северной Англии. Франция снова и снова подвергалась нападениям, пока наконец Ролло не завоевал и не заселил Нормандию. Из Швеции викинги проникли далеко в глубь России и основали много великих городов, таких, как, например, Киев. Они совершали набеги на всей территории Средиземноморья, как это делали их предки-вандалы, и на столетия стали избалованными corps d'elite военных сил императоров Константинополя, знаменитой варяжской гвардией. Они основали свою колонию в Гренландии (в то время гораздо более обитаемой, чем теперь) и, как мы имеем основания предполагать, еще одну в Америке.

Всеми нашими знаниями о первом появлении викингов в Англии мы обязаны историку Этельуорду и автору предисловия к «Англосаксонской хронике», который так описывает начало первого набега: «Первые корабли датчан, которые жаждали земель английского народа». Даже в том случае, если это утверждение верно с литературной точки зрения, мы не можем полностью сбросить со счетов и свидетельства саг, которые рассказывают о политических и торговых связях между скандинавами и англичанами, а также и о совместных поисках добычи. Это подтверждается археологическими находками, относящимися к такому раннему периоду, как V в. К примеру, в саге о Форманне читаем:

«Когда Сигурд Хринг (конец VII в.), отец Рагнара Лондброка, король Швеции и Дании, установил в обеих странах мир… то напомнил себе о королевстве, которым его соплеменник Харальд Хилдитонн владел в Англии, а до него – Ивар Видфадми».

Взрывное появление викингов, по-видимому, было последней потрясающей вспышкой мужественного и плодотворного гения севера, поскольку с тех пор Скандинавия не порождала ни готов, ни вандалов, ни викингов, которые могли бы потрясти мир и отлить его по своему образцу, энергичному и упрямому. Более или менее понятно, какие процессы тогда вызвали к жизни грандиозные походы суровых северных воинов; однако на этом все и закончилось. С тех пор Скандинавия стала мирной землей.

Викинги использовали мечи с самыми разнообразными рукоятями, хотя клинки при этом менялись мало. Эти предметы наиболее полно классифицировал доктор Ян Петерсен, но будет лучше, если мы воспользуемся упрощенной типологией, выработанной сэром Мортимером Уилером в 1927 г. Он свел 26 типов и подтипов Петерсена к семи основным стилям, к которым я добавил еще два. Этой сильно урезанной классификации будет достаточно для того, чтобы обсудить все разнообразие стилей изготовления рукоятей, использовавшихся в тот период (рис. 57). Рассматривать все многообразие подтипов для того, чтобы оценить общие тенденции развития оружия в этот период, не обязательно; оно в большой степени зависит от вкусов и воображения мастера, поэтому будет вполне достаточно в рамках этой книги выяснить, какие же варианты в то время были основными.

Рис. 57. Типы мечей викингов

Все, о чем мы будем сейчас говорить, представляет собой логический результат совершенствования стилей, бывших в употреблении в предыдущий период; однако новые варианты более массивны – это сделано с целью обеспечить баланс для клинков большего размера, вошедших в употребление в VIII в. Все их объединяют два общих фактора: продолжающийся процесс использования сочетания верхней гарды и навершия, а также максимальное совершенствование последнего. Самое характерное из наверший эпохи викингов было сделано из трех долей, основная форма которых допускает бесчисленное множество вариаций. Лэкинг выработал совершенно несостоятельную (хотя и остроумную) теорию о причине появления наверший такой формы; к сожалению, он, судя по всему, проигнорировал все ранние типы наверший, за исключением тех, что были найдены поврежденными, или мечей с верхней гардой без навершия. На основе упрощенной формы рукояти (которая, судя по всему, активно использовалась в Норвегии между 750-м и 950 гг.) он построил фантастическую теорию: по его словам, в самом начале этого периода викинги, из любви к заклинаниям, помещали их в маленькие коробочки и привязывали их шнурками над верхней гардой своих мечей. Я считаю эту идею полностью ошибочной, хотя она и логична, тем более если учесть, что на некоторых из этих трехдольных наверший действительно были переплетенные проволочки, похожие на шнурок, и закрепленные в промежутке между долями. И конечно же есть литературные свидетельства, рассказывающие об использовании на рукоятях небольших коробочек (таких, например, как на Скофнунге). Однако там достаточно ясно говорится, что эта коробочка или чехол предназначалась для защиты от прямых солнечных лучей, а не для хранения заклинаний. Вряд ли будет лишено логики предположение, что прекрасные и богато украшенные рукояти довикингского периода во время морских путешествий или в походе нужно было держать прикрытыми чем-нибудь для предохранения от воды, которая могла бы испортить их, а также и от любопытных глаз.

У самих викингов мечи имели куда более скромный вид, без особых украшений – разве что инкрустации из серебра, бронзы, олова, меди и латуни. Таким образом, они были гораздо более практичны. Эти клинки было легче делать, и обходились они дешевле; времена, когда при их изготовлении использовалась драгоценная мозаика, когда рукоять была шедевром тонкой работы золотых дел мастера, прошли – в эпоху викингов мечи вошли во всеобщее употребление. Хотя многие из них очень красивы, но рукоять большинства выкована из простого, ничем не украшенного железа. Это исключительно функциональный предмет, прекрасный по форме, но не снабженный чересчур сложными или дорогими декоративными элементами. Конечно, бывали исключения – но общей тенденцией, по-видимому, было считать меч предметом первой необходимости для любого мужчины, а следовательно, и делать его так, чтобы любой мог купить – без золота и драгоценной мозаики, без сложного, требующего времени и мастерства орнамента. Это был просто инструмент, предназначенный для вполне определенного вида деятельности – сражения.

Рис. 58. Меч, найденный в реке Уитем. IX–X вв. Британский музей

Тем не менее сами по себе эти мечи, более тяжелые и ужасающие, чем в предыдущую эпоху, в то же время были куда более совершенны. Восхитительные клинки героической эпохи, с лезвием и рукоятью работы искусных мастеров, часто выглядели некрасивыми и неуклюжими, в то время как мечи эпохи викингов обычно обладали строгим совершенством линий и пропорций, которое является самой сущностью красоты. Сравните украшения на мече из Клейн-Хуниген (см. рис. 40) хотя бы с рис. 58 – изображением меча викингов приблизительно 900 г., который обнаружили в реке Уитем, близ Линкольна. Первый украшен золотом и драгоценными камнями, но не производит впечатления прекрасного; второй прост, его единственное украшение составляют элементарные геометрические узоры, выложенные на поверхности рукояти медью и латунью, – и тем не менее от него исходит дыхание красоты. Кроме того, он просто живет в ваших руках. Когда ваши пальцы сжимаются на рукояти, вы чувствуете характер оружия; положительно кажется, как будто оно само зовет вас на бой. Нельзя ошибиться в его предназначении, даже после того, как этот клинок пробыл в течение восьми столетий или около того в иле, воде и водорослях. Этот меч находится в Британском музее. Взгляните на него, если отправитесь смотреть щит из Баттерси или сокровища Саттон-Ху; я думаю, что вы не будете разочарованы.

Рис. 59. Норвежский длинный сакс

В этот период мы впервые имеем возможность соотнести определенные типы мечей с ареалом распространения найденных образцов. К примеру, типы I и II с некоторой уверенностью можно приписать норвежским мастерам. В этой стране найдено около 330 мечей второго типа (большая часть из которых однолезвийные, рис. 59). Судя по всему, норвежцы предпочитали их обоюдоострым. Другие образцы такого типа находили в Швеции, но ни одного не обнаружено в Дании. На Британских островах они встречаются в тех местах, где норвежцы совершали свои набеги в ранний период: на Оркнейских и Гебридских островах (четыре образца находятся в Шотландском национальном музее, Эдинбург) и в Ирландии (пятнадцать штук или более в Национальном музее в Дублине). Здесь они обнаружены в захоронениях викингов. В Англии, на которую по большей части нападали датчане, найден только один экземпляр, да и это не точно. Однолезвийный клинок из Темзы (Мортлейк) выглядит норвежским, и возможно, что у него была одна из этих рукоятей. Тип этот был в употреблении приблизительно с 775-го по 900 г.

Тип III – это трехдольное (иногда пятидольное) навершие, часто с зооморфными фигурками на концах, и прямой гардой. Центральная доля всегда самая большая из всех. Он был широко распространен в Европе IX–X вв., хотя, судя по всему, основное развитие его форма получила в Северо-Западной Германии и Скандинавии, под влиянием зооморфных наверший, характерных для этого региона в V–VI вв. Фактически во всем разнообразии очертаний это всего лишь увеличенный вариант навершия-«треуголки» времен Великого переселения народов, тип IV (см. рис 41). Этот вариант редко встречается на Британских островах, хотя отдельные экземпляры находили в Шотландии и в Дублине.

Тип IV скорее можно назвать разновидностью типа III; это практически плоское навершие с пятью долями, причем все они обычно одного размера. Нижние концы чаще всего прямые, то же самое и с гардой, хотя иногда встречаются образцы, на которых и то и другое слегка изогнуто. Этот тип очень широко распространен: много таких наверший найдено в могилах Книна и еще где-то в Югославии; несколько – в Норвегии (один из них с изогнутым основанием навершия и гардой) и Ирландии, а один экземпляр с роскошно украшенным навершием из черненого серебра Нашли на Феттер-Лейн в Лондоне. Он выставлен в Британском музее. Там же, в Лондоне (в коллекции Уоллеса на Манчестер-сквер), хранится и еще один предмет того же типа, но его получили из Франции и нашли, возможно, там же. В основном этим типом навершия пользовались франки, хотя находка с Феттер-Лейн дает возможность предположить наличие английского влияния на развитие типа оружия викингов; его использовали в промежутке приблизительно между 850-м и 950 гг.

Тип V представляет собой отдельную группу, которая датируется 875–950 гг. и отличается от прочих сильно заостренной центральной долей и резко выгнутым основанием навершия и гардой. Два экземпляра этого типа, один из которых обнаружен в Темзе близ Уиллингфорда, а другой – в Норвегии, украшены английским орнаментом (в стиле «Trewhiddle»); датируются они концом IX в. И это, и то, что находки такого типа встречаются в Англии чаще, чем где-либо еще, свидетельствует, что экспонаты демонстрируют исконный английский стиль.

Тип VI можно с тем же успехом назвать датским типом X – начала XI в., поскольку самые большие залежи оружия с таким навершием сконцентрированы в Дании и тех частях Англии, куда чаще всего датчане совершали набеги. Под предводительством Свейна Вилобородого и Кнута они в первой четверти XI в. часто посещали Лондон и юго-восточную часть Англии. Фактически большая часть мечей с навершием этого типа найдена в Темзе; он практически не встречается в Шотландии и Ирландии и, по-видимому, чаще всего использовался к югу и востоку от Балтийского моря.

Тип VII отличается почти полукруглым, гладким навершием, по форме напоминающим круглую вязаную шапочку или чехол для чайника. Поверхность большинства экземпляров прорезана канавками или углублениями, которые делят ее на три части (остатки трехдольного деления, характерного для наверший типа III и VI). Однако многие снабжены только одной горизонтальной канавкой, а у некоторых ее совсем нет. Ареал распространения таких наверший довольно широк, а их связь со скандинавскими образцами предполагает, что этот тип принадлежит в основном к X в. В реках, текущих вдоль западных берегов Франции, находили много таких экземпляров; один из особенно красивых, найденных в Шельде, хранится в лондонском Тауэре[13], а другой – часть той же коллекции – нашли в Темзе у Брея. Еще два находятся в музее Йорка; их обнаружили в самом городе, который в 867 г. был оккупирован датчанами. Еще один, из реки Ли, близ Эдмунтона, выставлен в Британском музее, а еще несколько (причем один с ножнами и рукоятью) выловили из Сены, в районе Парижа. Возможно, это следы великой осады 885–886 гг.

Те два типа, которые я добавил к типологии Уилера, представляют собой переходную форму, связывающую мечи викингов, с их разделенными на доли навершиями и короткими гардами, с более поздними средневековыми клинками, оружием эпохи рыцарства. Навершие типа VIII, по моему мнению, не более чем упрощенный вариант типа VI. Разделение между его верхней и нижней частью исчезло, то же самое произошло и с долями, в результате чего оно приобрело форму бразильского ореха. Почти у всех мечей с навершием такого типа тонкие гарды, гораздо более длинные, чем на мечах викингов, причем обычно они загибаются в сторону лезвия. Самые ранние клинки с подобной рукоятью обнаружены в норвежских погребениях, датирующихся приблизительно 950 г., а самые поздние формы принадлежат к XIII в. С точки зрения ареала распространения (в ранней форме, в эпоху викингов) они тяготеют к северу и центральной части Европы, хотя отдельные экземпляры встречаются в Норвегии. Таким образом, ни одного такого навершия не находили в западных частях континента, за исключением одного, который не знаю как, но оказался в Англии. Он представлен в моей собственной коллекции, и с ним связана история, которую я расскажу позднее.

Рис. 60. а – меч из Флеммы (Норвегия) с надписью «INGELRIIMEFECIT», b – меч XIII в. из Дании с рукоятью, выполненной в технике «узорной сварки»

По моему мнению, тип IX представляет собой второстепенную форму типа VIII. Общие очертания рукояти у них похожи, но на навершии вначале возникает разделение на верхнюю и нижнюю части, а затем верхняя принимает преувеличенную форму треуголки. Ту, что изображена на рис. 60, а, нашли в норвежском захоронении приблизительно 1000 г. Она гораздо менее характерна для типа VIII, и нельзя сказать, что этот тип встречается в той или другой местности, поскольку обнаружены только отдельные экземпляры, причем в разных местах. Наиболее популярным и наиболее массивным был германский вариант 1250–1300 гг. (рис. 60, b).

Есть еще один тип наверший, который следует включить в группу, относящуюся к эпохе викингов. Он имеет форму толстого диска, иногда с краями, скошенными вниз. Практически в каждой современной работе на любом языке, где обсуждается вопрос о средневековых мечах, можно встретить утверждение: «Навершия в форме дисков использовались до XII века». Существуют рисованные свидетельства, что это вовсе не так; их применяли в XI и даже в X в., но этим свидетельствам недоставало поддержки в виде археологического материала вплоть до 1950 г., когда в Финляндии нашли целую серию мечей викингов, датировавшихся 1000–1100 гг. Там оказалось множество оружия с навершиями именно такой формы, и это открытие дает нам возможность с полной уверенностью сказать, что такой наиболее распространенный в период Средневековья, вплоть до 1550 г., тип навершия использовали еще в 1050 г.[14]

Рис. 61. Меч с массивной рукоятью, покрытой серебром. Музей Берген

Рис. 62. Меч типа III с рукоятью, украшенной серебром. Музей Берген

При взгляде на мечи эпохи викингов сразу же возникает впечатление, что украшения на них делал оружейник, а не ювелир. В девяти случаях из десяти это простой орнамент, который наносили на металл различными способами: в начале периода самым популярным украшением служило листовое серебро, часто покрытое мелкими выдавленными точками или крестами (рис. 61) или такими же мелкими геометрическими фигурами, в IX–X вв. на эти листы часто наносили гравировку в виде переплетающихся узоров того же типа, который украшал книги, иногда оттененного чернением (рис. 62). К концу этого периода мы можем увидеть инкрустации из латуни в виде геометрических узоров на основе олова, причем каждый из них был очерчен полосками медной проволоки. В течение всего периода использовали простой и доступный способ украшения, который состоял в том, что всю поверхность гарды и навершия покрывали близко расположенными вертикальными полосками меди и олова, которые перемежались друг с другом и тянулись от края до края каждого элемента (рис. 63). Иногда этот вариант усложняли с помощью узора «елочки», выложенной из различных металлов между вертикальными полосками. Часто эти украшения превосходно выполнены и представляют собой по-настоящему мастерскую работу, дающую эффект по-своему куда более красивый, чем работа древних ювелиров, поскольку прямая простота орнамента хорошо сочетается с суровым достоинством клинка.

Рис. 63. Меч типа II с рукоятью, украшенной вертикальными полосками серебра. Найден в Швейцарии. Цюрих, Национальный музей

Орнамент наносился на эти рукояти следующим образом: тонкие листы золота, серебра, меди, латуни или оловянную фольгу с помощью молотка набивали на железную поверхность детали, покрытую сетью зарубок соответствующей формы; более мягкий листовой металл вливался в эти зарубки и надежно удерживался там. В некоторых случаях, когда листы были украшены геометрическим или переплетающимся орнаментом, основа могла быть из олова или серебра, сам узор – из латуни или золота, а отделка – из меди или бронзы. Иногда узор не наносили в виде гравировки, а покрывали чернением. На рис. 62 изображен пример такого типа работы, в то время как орнамент на мече из реки Уитем, хранящемся в Британском музее, выполнен в более позднем стиле, в виде ромбовидной мозаики, обведенной по контуру медью или бронзой. Благодаря долгому пребыванию в иле узор смылся с рукояти клинка, поэтому мы можем вполне ясно увидеть, каким способом он был нанесен. В музее Дорчестера (Дорсет) есть еще один меч, украшенный подобным образом, и еще много других по всей Европе. Судя по всему, орнамент из меди, латуни и олова использовали в поздний период (950–1050 гг.), в то время как более элегантное и часто гораздо более дорогое сочетание золота, серебра и бронзы применялось раньше, приблизительно в 800–900 гг. Использование орнамента из меди, как вы понимаете, заметно снижало стоимость всего изделия и делало его доступным не только для вождей, но и для простых воинов.

На мечах типа V, которые, как уже было сказано, были, по всей вероятности, изготовлены в Англии, украшения представляют собой толстые тисненые или гравированные пластины серебра или бронзы; нашли одну или две из них, украшенные медальонами, напоминающими монеты (но не реальные монеты). Они были выложены в виде мозаики в центре навершия. Некоторые из мечей типа VI были украшены совершенно другим орнаментом, похожим на побеги с листьями (рис. 64); это типичный для франков IX–X вв. рисунок, и он подкрепляет предположение о том, что эти мечи делали во Франции.

Рис. 64. Рукоять меча из Гравраака в Норвегии, с франкскими украшениями

Существует несколько рукоятей от мечей викингов, на которых можно прочесть имя мастера. В Британском музее хранится «нижняя гарда», найденная возле Эксетера, на которой есть надпись «LEOFRIC ME FFC». Могло бы возникнуть искушение сделать из этого вывод, что так звали автора всего меча, а не только рукояти, если бы не два клинка типа VI из Ирландии. На нижней гарде одного из них стоит имя «HARTOLFR», но на клинке написано другое – «ULFBEHRT», и это имя кузнеца, который выковал меч. Этот меч нашли в Килмейнхеме, а другой – в Баллиндерри-Кранног, в 1928 г.; здесь на гарде присутствует надпись «HILTIPREHT», а на клинке также имеется еще одно имя. В Норвегии есть один экземпляр, подписанный «HLITER», а в Лондоне (меч типа VI из коллекции Уоллеса) есть другой, у которого на одной стороне гарды стоят литеры «HLI», а на другой – буквы, которые невозможно разобрать, но их обычно читают как «TR». Отсюда можно сделать заключение, что эти имена принадлежали мастерам, делавшим только рукояти.

Тем не менее совершенно ясно, что все эти «имена» на самом деле таковыми не являются. К примеру, «Hliter» чрезвычайно напоминает слово из древненорвежского языка, означающее «защита», a «Hiltipreht», вполне возможно, является комбинацией из двух слов: «рукоять» и «готовый». «Hartolfr» с первого же взгляда выглядит как имя, и конечно же гарда из Эксетера с надписью «Leofric me fec(it)» не вызывает ни малейших сомнений.

Рис. 65. а – римский железный меч (I–IV вв. до н. э.), b – период переселения (V–IX вв.), с – век викингов (XI–XII вв.)

В какой-то период эпохи викингов мастера, изготовлявшие мечи, создали новую технику ковки клинков. В первой части этого периода (в 700–850 гг.) мечи становились больше и тяжелее, чем раньше, но приблизительно начиная с 900 г. начали появляться гораздо более удобные изделия (рис. 65). При их изготовлении не использовалась техника «узорной сварки», и все же они были крепче и легче; больше расширялись начиная от рукояти, так что центр тяжести переместился ближе к ней, таким образом делая клинок более легко управляемым, чем старые клинки с центром тяжести, приходившимся намного ближе к кончику. Те мечи отлично подходили для нанесения резких рубящих ударов, но новыми с тем же успехом можно было и колоть, и гораздо быстрее поднимать их после удара, и превращать передний удар в боковой, не используя и малой доли сил, которые нужно было приложить раньше. Судя по всему, первое появление таких мечей совпало с возникновением нового способа клеймить лезвия и новым именем мастера, ULFBERHT, выложенным на бесчисленном множестве клинков, которые находят в разных частях Европы[15]. Филологи утверждали, что это смесь из двух имен: скандинавского – «Ulf» и франкского «Berht» или «Bert»; лишнее «h» означает, что слово относится к раннему периоду развития языка, до 900 г. Если связать это имя с известными центрами производства клинков, откуда начиная с латенского периода выходили эти мечи, то можно сделать вывод, что такой кузнец жил в конце X в. и работал в районе нынешнего Золингена – известного по сей день центра по изготовлению ножей. Однако так много мечей носит на себе имя Ульфберта и так долог период, в течение которого они появлялись (более 200 лет), что сам мастер не мог сделать их все. Совершенно очевидно, что этот человек основал нечто вроде фирмы, вероятно, семейное предприятие, похожее на великие семьи оружейников Средневековья, и оно процветало в течение многих лет. Как и у многих более поздних кузнецов, у умельца были подражатели. Близ Уисби в реке нашли меч конца эпохи викингов, на одной стороне которого было выложено неверно написанное имя Ульфберт, а на другой еще более искаженная версия имени другого великого кузнеца, Ингерли (Ingerli). По-видимому, какой-то менее удачливый мастер пытался воспроизвести клеймо своего известного коллеги, но по причине неграмотности не смог точно повторить надпись. То, что подделывали две различные марки, доказывает, что эти Клинки считались лучшими из всех; иначе в воспроизведении клейма не было бы никакого смысла.

Было найдено много мечей производства Ингерли, хотя и не так много, как у других, и они появлялись в течение более короткого времени. Позднее я расскажу о них более подробно, а сейчас нужно вернуться к Ульфберту и новой Манере маркировать клинки. Ни один из них не был выполнен в технике «узорной сварки», поскольку их прочность зависела не от сложной структуры, изобретенной столетие назад и создававшейся с помощью этой техники, а от самого материала – жесткой и в то же время эластичной стали. Это была уже настоящая сталь, а не железо, которому придали жесткость и прочность, собрав бесчисленные перекрученные полоски в единую плоть клинка. Еще в 1889 г. были сделаны анализы трех клинков «узорной сварки» из Норвегии, и они показали наличие соответственно 0,414, 0,401 и 0,502 % углерода, в то же время показатель норвежского меча Ульфберта – 0,75 %. Это пока не подтверждено достоверно, для того чтобы принять это в качестве непреложной истины, нужно будет провести еще много исследований.

Названные кузнецы не штамповали свои имена маленькими буквами, как это скромно делали Ранвик и Тасвит и другие мастера IV и V вв.; они выкладывали их большими, неаккуратными буквами, неуклюже выступающими прямо посреди лезвия, часто в дюйм высотой. Однако возможно, что они не были кичливее своих предшественников, просто дело в том, что марки выкладывались железной проволокой, непосредственно включенной в сталь клинка. После того как кузнец заканчивал очередной меч, он намечал на его поверхности марку, которую хотел выложить, затем по этим пометкам проходился холодным зубилом, оставляя глубокие борозды. После этого скрученные наподобие струны железные проволочки резали на куски соответствующего размера, клинок раскаляли добела и холодные кусочки металла молотом вбивали в подготовленные желобки. После этого меч опять нагревали до температуры плавления (примерно до 1300 °C) и по инкрустации снова тщательно проходились молотом. Наконец, клинок полировали до зеркальной гладкости, так, что буквы с трудом можно было разглядеть. И все же имя оставалось здесь, являясь неотъемлемой частью меча, и его можно было прочесть.

В написании всех вариантов имени Ульфберта, обнаруженных до сего времени, присутствует крест; иногда их бывает и два, причем один из них стоит перед буквой «и», а другой – либо между «r» и «h», либо между «h» и «t» (рис. 66). Второй крест присутствует всегда, даже если первый и опущен.

Рис. 66

На другой стороне каждого клинка Ульфберта похожим образом выложены узоры, среди которых нет ни одного одинакового. Они состоят из различных сочетаний вертикальных штрихов, диагональных крестов, переплетающихся лент и отдельных букв. У нас нет ключа, который помог бы определить, что это означает, хотя, без сомнения, эти узоры имеют какое-то значение, поскольку нельзя забывать, что в то время слова, имена и символы имели большое магическое воздействие. Некоторые из них, в особенности древний крест в круге или диагональный крест с точками между перекладинами, грубо высеченные молотком на бордюрных камнях, можно увидеть и в наши дни. Если бы мы могли прочесть эти узоры, то наверняка узнали бы очень интересную повесть: во времена, когда очень мало кто умел читать и писать, символы имели огромный смысл. К сожалению, эти знания утеряны и не поддаются восстановлению – расшифровать их, не имея ключа, невозможно.

В тот период жило множество других кузнецов, помечавших свои клинки таким же образом, но их изделия встречаются только в отдельных районах. В первое время исследователи полагали, что имена на клинке принадлежали владельцам мечей, но, когда было найдено столько мечей с клеймом Ульфберта, невероятность такого предположения стала очевидной. Некоторые ученые склонны были считать, что надпись на марке происходит от названия определенной местности или района, где был выкован меч, но это предположение тоже было признано несостоятельным после того, как один из мечей с клеймом «INGELRIIMEFECIT» нашли в Швеции, а другой – в Норвегии (см. рис. 60, а). Между тем в районе Страсбурга обнаружили меч, на котором было написано, что его сделал Банто; по аналогии стало ясно, что Ульфберт – тоже имя мастера-кузнеца. Тем не менее мечи, на которых было написано имя владельца, существовали. Один из наиболее известных – клинок начала эпохи викингов, найденный в Норвегии, на котором большими железными литерами выложены рунические письмена. Надпись гласила: «Я принадлежу Тормуду». Кроме того, в Британском музее есть маленький сакс X в. (обнаруженный в Темзе), и на его клинке на серебряной пластине выложены буквы «BIORTELMEPORTE» («Меня носит Биортельм»), С другой стороны можно рассмотреть выложенные серебром уже на самом клинке буквы «Sigebertnmean», по-видимому означающие всего лишь то, что некий Сигеберт тем или иным способом приложил руку к этому ножу, возможно, участвовал в его изготовлении. Встречались и другие мечи с именем владельца на лезвии, датировавшиеся XII–XIII вв. О них расскажу позднее.

Рис. 67. Надпись на мече типа X из Дрездена

Меч, который впервые дал ключ к пониманию того, что выложенные таким способом имена принадлежали кузнецам, обнаружили в озере Стрикхольм (Швеция). Он принадлежит к типу VI и датируется приблизительно серединой X в. Все остальные клинки с маркой Ingerii (до сих пор их найдено всего двенадцать) сделаны позднее, в X–XI вв. От клинков Ульфберта они отличаются более тонко сделанными надписями и тем, что не содержат крестов. К примеру, на мече, обнаруженном поблизости от Дрездена, с одной стороны большими буквами выложена надпись «INGELRII», а на другой – гораздо более мелкими и аккуратными слова «Homo Dei» (рис. 67). Люди, которые в 1099 г. отправились в Крестовый поход, называли себя «Homines Dei» («люди Божьи»), и мы можем предположить, что в XII в. один из них носил этот самый меч. В моей коллекции есть практически такое же оружие; на одной его стороне написано имя (или часть его, поскольку последние буквы невозможно разглядеть), а на другой – странного вида узор из линий и треугольников, выложенный медью или латунью, а не традиционным железом. Это тот самый меч, о котором я уже упоминал, добавив, что он имеет свою историю. Собственно говоря, с ним связаны даже две истории, одна из которых совершенно не имеет значения (это рассказ о том, как я его получил), а вот другая, которую рассказывает сам материал клинка, очень знаменательна.

Один мой друг купил меч в 1936 г. на Каледонском рынке в Лондоне, где он лежал на булыжной мостовой, связанный вместе с двумя-тремя клинками с латунными рукоятями времен битвы при Ватерлоо. На клинке все еще был толстый слой присохшего ила, покрывавшего его в то время, когда изделия вытащили из воды. Тот факт, что грязь не успела отвалиться, свидетельствует, скорее всего, о том, что это было сделано недавно и на территории Англии. Мой друг купил меч (вместе с остальными) за четыре шиллинга и шесть пенсов. Когда он снял часть грязи, то обнаружил явные признаки сетчатого орнамента, выложенного желтым металлом на крестовине, и отдельные следы металла такого же цвета, выложенные в виде узора на клинке. Поскольку он не слишком интересовался средневековыми мечами, то вскоре расстался с клинком, который перешел к одному коллекционеру, а тот, к сожалению, вымыл его раствором для удаления ржавчины, в результате чего все следы украшений безвозвратно исчезли. В 1947 г. этот меч выставили на аукционе «Сотби», где мне повезло удачно купить его (благодаря густому туману, помешавшему другому моему другу, который тоже хотел его приобрести и располагал гораздо большей суммой, чем я, вовремя приехать на распродажу).

Рис. 68. «Carrocium» – пометка на лезвии меча типа X из коллекции автора

С тех пор как я приобрел эту вещь, удалось выяснить несколько очень интересных фактов, касающихся нее. Во-первых, мне удалось расчистить и прочесть буквы «Ingel», которые говорят о происхождении клинка. Затем, узор на его обратной стороне оказался довольно грубым изображением так называемого «Carrocium» – одного из вариантов боевого знамени, которое прикрепляли к колесной тележке. Его использовали жители вольных городов Рейнской области и Северной Италии. Само по себе знамя состояло из длинного флагштока, установленного на тележке и снабженного свисающими с шестов, напоминающих корабельный гафель, флагами защитников города или командующих войсками. Вверху располагался шарообразный контейнер, в который перед сражением клали Святые Дары, и всю конструкцию венчал крест. Здесь на лезвии изображен весь он целиком (рис. 68). Этот тип знамени изобрел Хериберт, архиепископ Миланский, в 1035 г. Инкрустация на двух клинках (моем и дрезденском) представляет интерес благодаря тому, что она помогает определить точную датировку не только этих мечей, но и других, с аналогичными марками. К примеру, маленькие аккуратные буковки «Homo Dei», по-видимому, стали очень популярными в XII в., поскольку приблизительно до 1150 г. на многих клинках есть похожие инкрустации. В данный момент на моем письменном столе лежит прекрасный меч в состоянии близком к превосходному, и на каждой стороне его клинка видны надписи в этом же стиле; я подробно опишу его позднее. Тот факт, что клинок, который по форме и имени владельца можно отнести к XI в., снабжен надписью, ставшей популярной в XII в., свидетельствует, что новый стиль вошел в употребление до того, как старый совсем заглох; однако слова второй надписи снабжают нас датой, которая говорит о том, что, возможно, этот новый стиль использовали еще до 1100 г. Такое пересечение обычно сильно затрудняет точную датировку, но в случае с мечами это вообще проблематично, как и с любым другим орудием, которое может служить нескольким поколениям.

Инкрустации на лезвии другого меча выполнены в двух различных стилях: с одной стороны видно выложенное железом имя кузнеца, с другой – фигурное письмо, выполненное в виде инкрустации медью или латунью. Стиль «рисуночных» узоров, выполненных с помощью витых шнурков из меди, латуни, золота, серебра или олова, широко использовался в XII и XIII вв., но здесь у нас меч, созданный в XI в. Вряд ли эти инкрустации появились на мече до 1035 г., поскольку до этого штандарт типа «Carrocium» нигде не встречался и в то же время стиль исполнения меча таков, что его, скорее всего, не могли сделать позднее 1100 г. Собственно говоря, узоры из желтых металлов (золота или меди) использовали (хотя и не часто) в течение всего периода господства римлян и позднее, во время Великого переселения народов. Существует меч с инкрустацией в виде рун, выложенных золотом, который нашли в болоте Нидам, а кроме того, есть и множество саксов с узорами из меди или латуни.

Очередной факт, касающийся моего меча, всплыл, когда им заинтересовался отдел памятников древности. Я уже сказал, что последние буквы в надписи на клинке невозможно прочесть. Дело в том, что на этом месте оружейник поставил небольшую заплатку; слой патины на клинке говорит о том, что это было сделано еще в древности и не является следами ремонта, произведенного нашим современником. Вопрос был только в том, зачем вообще это понадобилось. Ответ был получен благодаря рентгеновским снимкам меча: оказывается, после особенно сильного удара по кромке меча, приблизительно на четыре дюйма ниже рукояти, образовались две трещины, которые шли по направлению к центру. На поверхности они не видны, но при ударе железные проволочки, составлявшие последние буквы надписи, вывалились и оставили слабое место на клинке. В то время хороший меч стоил недешево; его выбросили бы только в том случае, если бы он оказался совершенно негодным к употреблению. Вероятно, ущерб оказался не так уж велик, поскольку на место выпавших букв поставили заплату – не очень хорошую, точно не работа настоящего мастера. Скорее всего, все это произошло во время похода (что вероятнее всего), и спешный ремонт сделал первый попавшийся оружейник. След удара, который вызвал такие повреждения, все еще достаточно хорошо виден на кромке меча – это углубление приблизительно 3 дюйма в длину, вокруг которого торчат металлические заусенцы. Вероятно, это углубление соответствует поверхности некого давно утерянного шлема – только он мог быть достаточно твердым или иметь достаточно большую поверхность, чтобы при ударе появились такие повреждения. В этот период при ударе о кольчугу ничего подобного произойти бы не могло – для этого она недостаточно гладкая, к тому же ее гибкость не позволила бы мечу получить подобные повреждения.

Возникновение новомодных лезвий в X в. не означало, что старая техника «узорной сварки» умерла, поскольку мы находим множество клинков такого типа с рукоятями, безусловно созданными в X и XII вв. Кстати сказать, в Копенгагене есть меч, который не мог быть сделан ранее 1250 г., и тем не менее его лезвие (хотя и сломанное) представляет собой превосходный образец использования этой техники. В Цюрихе хранится меч «ландскнехт», выкованный в конце XV в., с таким же лезвием. Естественно, это были старые мечи, но снабженные новой рукоятью; судя по всему, уже не остается сомнений в том, что такие клинки перестали делать к 1000 г. Меч из Цюриха представляет особый интерес благодаря своей рукояти очень характерной формы, и, несомненно, в этом случае древний клинок прикрепили к более современной рукояти в 1500 г.; это не коллаж, сделанный коллекционером в XIX в. Такие вещи видны сразу: какой бы искусной ни была современная подделка, чаще всего для ее выявления достаточно иметь лишь хорошо наметанный глаз, хотя в отдельных случаях и бывает необходимо провести тщательную проверку.

Рис. 69. Лезвия скрамасаксов. VIII–IX вв.

В течение эпохи викингов внешний вид сакса полностью изменился. Мы не находим крупных, широколезвийных клинков V в.; вместо них появилось два типа саксов: длинный однолезвийный меч – очень любимый норвежцами – и более короткое и тонкое оружие, похожее на нож, который в основном использовали англосаксы и франки (они называли его «скрамасакс»). Некоторые из таких ножей довольно длинны (тот, что хранится в Британском музее, а найден в Темзе, достигает 28 дюймов в длину), но больше встречается коротких – «ручных», как их называли саксы. На рис. 69 изображены типы клинков такого оружия, которые использовали в IX и X вв. В отличие от своих более крупных предшественников V в. у них всегда прямой хвостовик, вырастающий из середины клинка и не повторяющий его формы. Любопытно отметить, что в последние триста лет или около того сингальцы производили очень красиво оформленные маленькие ножи, заметно похожие на ручные саксы.

Норвежская литература наполнена поэтическими ссылками на различные виды оружия, которые считались фантазиями чистой воды до тех пор, пока археологи не смогли представить конкретные экземпляры такого оружия, послужившие доказательствами правдивости рассказов. К примеру, существует четыре слова со значеним «меч», и каждое из них обозначает определенный его тип. Самое распространенное из них – слово Svaerd, которым в наши дни называют тесак – обоюдоострый клинок со срезанным кончиком, предназначенный в основном для рубки. Maekir – несколько более редко встречающийся термин, он обозначает оружие, похожее на меч, но с более тонким, резко сужающимся остроконечным клинком. Два меча из Крагехуля, представляют собой отличные примеры svaerd и maekir. Конечно же существует сакс, а один из его вариантов, skolm, выглядит как короткий однолезвийный меч, похожий на нож (именно он, по всей вероятности, изображен на рис. 69, b).

Слово «рукоять» (Hjalt), обозначающее всю ту часть меча, которую воин держит в руке, в его современном смысле начали использовать саксы, но на старонорвежском оно подразумевало только его горизонтальные части, верхнюю рукоять (Fremir Hjaltit) и нижнюю рукоять (Efra Hjaltit)[16]. Металлические ленты, которые можно увидеть на срединной части множества рукоятей периода Великого переселения и эпохи викингов, назывались Vettrim (ободок в форме шапки), и можно предположить, хотя это и так ясно, что кожаное, пергаментное или полотняное покрытие рукояти называли Valbost. Буквально это означало «иностранное покрытие», но изначальный смысл – любая тонкая мембрана, покрывающая любой объект.

В одной из поэм Эдды был отдан приказ вырезать руны на a vettrimum ok a valbostum; в другой есть упоминание о мече со змеей на valbost. Длинные тонкие гарды – или нижние рукояти, – которые появляются на многих мечах типа VIII, сделанных в конце эпохи викингов, назывались «Gaddhjalt» копийные рукояти, судя по тому, что Gaddr означает «копье».

Рис. 70. Образцы лезвий, которые можно соотнести с описательными терминами Ann и Blodida

Украшения обозначались словом Mae или Moel, но на самом деле еще чаще оно использовалось в описании клинка меча – одна из вещей, которые сильно сбивали с толку ученых до того времени, пока не были обнаружены мечи «узорной сварки». Очень часто упоминались мечи-волны (Vaegir на древненорвежском и Waegsweord на староанглийском), но еще более темными кажутся термины, обозначающие конкретные рисунки на мечах. К примеру, Blood-eddy или Ann на древненорвежском обозначало груды скошенных стеблей кукурузы (то же, что и Jan в немецком). Оба термина кажутся очень подходящими, если их применить к узорам, изображенным на рис. 70. Более ясными выглядят два других термина, которые появляются в поэме как черты или части меча: Blodvarp и Idvarp. Это могло бы (и, вероятно, так оно и есть) относиться к стилю «узорной сварки», где рисунок образован длинными параллельными полосками металла, бегущими по всей длине клинка. Varp в ткацком деле означает «основа», а длинные, тонкие линии на клинке, таким образом, ассоциируются с основой сети, которая становится законченной, когда лезвие обагряется кровью или запятнано кусками жизненно важных органов (Blod – «кровь», a Idr — «кишки»).

Для обозначения мечей использовали множество красочных названий: Пламя Одина, Лед Сражения, Змея Раны, Пес Шлема, Боевая Змея, Огонь Щитов, Боевой Огонь, Поджигатель Крови, Змея Кольчуги, Огонь Морского Владыки, Язык Ножен, Ужас Кольчуги, Наносящий Ущерб Боевому Полотну. Похожие и не менее красочные выражения использовались в разговоре и о другом оружии; кольчуга (которая в этот период выглядела так же, как и в предшествующие ему времена Великого переселения народов) называлась Серыми Одеждами Одина, Сплетением Копий, Голубой Рубахой и Боевым Плащом, Плащом Королей и Боевой Сетью и, как вы уже видели, Боевым Полотном. Если обратить внимание на все эти постоянные упоминания о сетях и вязании, то общепринятое мнение, существующее и в наши дни, будто кольчуга на Западе была совершенно неизвестна, пока «крестоносцы не принесли ее из Палестины в XII в.», выглядит просто нелепо. Я уже писал, что благодаря открытиям Шлимана и других археологов давно доказано, что описанные поэтами виды оружия действительно существовали. Также мы не имеем оснований не доверять и описаниям скандинавских скальдов. Судя по частоте упоминаний, кольчуга не являлась такой уж большой редкостью во времена викингов; и все же многие продолжают сомневаться в том, что она вообще была им известна. Вопрос, что же тогда эти ученые вообще понимали под всеми этими красочными названиями, остается за кадром, а его стоило бы задать – тогда все встало бы на свои места.

Некоторые из кольчуг, которые носили викинги, были очень короткими и прикрывали только верхнюю часть торса, хотя встречаются упоминания и о другом типе, называвшемся Spanga-Brynja, т. е. пластинчатая кольчуга. Возможно, это были доспехи наподобие кольчужной рубахи с золотыми пластинами, которую нашли в болотах Торсбъерга, некий переходный момент между защитными приспособлениями раннего периода и рыцарскими латами.

Щиты во многом остались теми же, что и в предыдущий период, и описание щита из Саттон-Ху в общих чертах подходит ко всем, которыми пользовались в течение следующих четырех столетий. То, что они часто были такими же большими, можно вывести хотя бы из подобных ссылок: «Тогда король… выбрал место для ночного отдыха, куда все люди сошлись и легли на открытом пространстве, накрывшись своими щитами» (сага о святом Олафе, гл. 219). или еще: «Когда Олаф был в Силлингаре (острова Силли), отшельник предсказал, что его серьезно ранят в бою и принесут на корабль на щите» (сага об Олафе Тругвассоне, Круг Земной, гл. 32). Совершенно очевидно, что здесь речь идет о весьма крупных предметах, способных целиком закрыть взрослого мужчину.

По-видимому, щитам посвящены еще более поэтичные имена, чем мечам: Солнце Битвы, Солнце Одина (или, и в том и в другом случае, Луна), Сеть Копий (копья, в свою очередь, называли Рыбой Щита), Доска Победы, Липа Войны, Колесо Хильд (валькирия) и Стена Хильд, Солнце Морских Королей, Страна Стрел, Тропа Копий, Убежище в Битве, Крыша Зала Одина, Город Мечей и т. д.

С другой стороны, шлемы, по-видимому, не удостаивались таких фраз. Иногда мы читаем, что у них были собственные имена: так, например, шлем короля Адилса назывался Hildigolt (Боевой Кабан). Как уже должно быть ясно из тех немногих частей «Беовульфа», которые я процитировал в главе 7, кабан часто возвышался на шлеме как плюмаж или украшение и имел значение сильного защитного символа, поэтому ссылки на кабанов часто указывают на шлем. Со времен эпохи викингов не сохранилось практически ни одного шлема. В саге о людях из Лососьей долины читаем:

«Он был в чешуйчатом панцире, и на голове у него был стальной шлем, края которого шириной с ладонь. Он перекинул через плечо сверкающую секиру, лезвие которой было примерно с локоть. У него было смуглое лицо и черные глаза, и у него был вид викинга».

Здесь мы видим тип меча, очень популярный в течение всего Средневековья. Существуют многочисленные изображения этих шлемов, и на многих манускриптах времен правления династии Каролингов можно увидеть такие железные шляпы с полями. Особенно хороший экземпляр изображен на рис. 71. Он срисован с манускрипта 850 г., в настоящий момент хранящегося в Национальной библиотеке в Париже. Эти шлемы, возможно произошедшие от типа, который носили римские кавалеристы, удивительно походят на хорошо знакомые нам морионы конца XVI в.[17] Кстати сказать, весьма вероятным кажется то, что шлемы викингов – как и клинки, которыми они пользовались, – делали в «Valland» (так они называли территории, где обитали франки), поскольку в сагах мы снова и снова встречаем такие комментарии: «На корабле у него было сто человек, и на них были кольчуги и чужеземные щиты» (сага о святом Олафе, гл. 47).

Рис. 71. Шлем Каролингов из «Библии Вивиана». Париж

Чаще всего в передней части шлемов рисовали «боевой знак» (Herkumbl), по которому люди, следовавшие за вождем, могли распознать своих соратников; нечто вроде рудимента кокарды эпохи викингов. Такие знаки были очень практичными: их легко было разглядеть даже в самом жарком бою, когда лицо, залитое кровью или перепачканное грязью, уже неразличимо; по нему же можно было опознать своих убитых. Некоторым образом это тоже были предшественники геральдических символов более поздней эпохи – именно в это время постепенно складывалась система, которая потом просуществует века (еще и сейчас люди благородного происхождения обладают гербами, не говоря уже о странах и отдельных городах).

В эпоху викингов боевые топоры стали намного популярнее, теперь к ним относились с большим уважением, чем раньше. Мы читаем о топорах с дорогими украшениями, которые даровали в награду, как и мечи: «Когда они расставались, ярл дал Олафу Хоскульдссону очень дорогой топор с золотыми украшениями».

Рис. 72. Лезвие топора викингов из Темзы. Лондонский музей

Эти топоры были намного более эффективным оружием, чем изделия прошлых столетий. Недавно вы читали о человеке очень воинственного вида, носившем шлем и в руках державшем топор с лезвием, «которое, кажется, было около двух футов длиной». Комментарий принадлежал пастуху, решившему предупредить Хельги Хардбейнссона, что компания людей ищет его, чтобы убить; он с успехом мог решить, что оружие действительно так массивно, как и было сказано, поскольку топоры викингов были невероятно большим и ужасающим оружием (рис. 72), лезвие которых достигало в длину 12 дюймов (множество таких выловлено из Темзы и хранится в Британском и Лондонском музеях). Конечно, пастух сильно преувеличил, но что оружие было действительно крупное и устрашающее – этого никто не смог бы отрицать. Это уж точно боевые топоры; никто не мог бы, как это бывало раньше, спутать их с хозяйственным инструментом. У этого оружия тоже были поэтические имена: Друг Щита, Боевая Ведьма, Волк Раны – причем слова «друг» и «ведьма» относились почти исключительно к ним; к примеру, «ведьма» щита, доспехов, кольчуги, шлема и т. д. Огромный двуручный топор, которым король Гарольд сражался при Сенлаке, относился к этому же типу, как мы без труда можем увидеть на гобелене из Байе.

Точно так же, как топоры обычно называли «ведьмами», пики носили прозвание «змея»: Змея Крови или чего-нибудь другого, что только может придумать поэт. Иногда, как мы видели, копье называли Рыбой Щита или боевой сети; в других местах мы встречаем вариант – и он почти так же хорош, как и гомеровское «копье, оставляющее за собой длинную тень», – «летучий дракон сражения». Копья, которые действительно использовали в бою, по-видимому, сильно отличались от находок в огромных болотных залежах, если не считать того, что в конце периода, как и более поздние мечи, они снабжались довольно-таки простым украшением: оно состояло из узких перемежающихся лент белого и желтого металла (похожего на веревочную обмотку), которые снова и снова обвивали древко, причем нередко между каждой лентой была маленькая вставочка из пенки.

Викинги (и, без сомнения, их предки) имели строгий кодекс, определявший правила поединков, как это было и во Франции в 1720-х годах. Существовало два типа поединков: более или менее неофициальная схватка один на один (Einvigi), и очень формальный хольмганг. Дословно это означает «отправляться на остров»; действительно, там, где это было возможно, поединки проводили на небольших островках, а если нет – очерчивали на земле некоторое пространство (похожее на боксерский ринг и приблизительно такого же размера). Эти поединки – хольмганги часто использовали в качестве законного средства разрешить спор из-за женщины, точно так же, как это делали в Средние века. К сожалению, в них часто вмешивались грубые субъекты, наподобие профессиональных участников поединков или берсерков, желавшие заполучить чужую жену или землю, хотя случалось, что на хольмганг вызывали и просто для того, чтобы лишить человека какой-то собственности. Для некоторых же поединок был просто развлечением (вспомним Хольмганга Берси, который упоминается в саге о Кормаке (см. гл. 6). В этой саге мы видим одно из самых лучших описаний правил хольмганга. Вы помните, как Кормак одолжил Скофнунг у Скегги для этого поединка. Теперь посмотрим, что из этого вышло:

«Под ноги им постелили плащ. Берси сказал: «Ты, Кормак, вызвал меня на хольмганг; но вместо этого я предлагаю тебе эйнвиги. Ты молод и неопытен, а в хольмганге сложные правила, не то что в поединке, о котором говорю я!» Кормак ответил: «Я не буду лучше драться на эйнвиги, поэтому лучше рискну, чтобы во всем быть наравне с тобой». – «Тогда делай как знаешь», – ответил Берси».

Правила хольмганга были таковы: плащ под ногами сражающихся должен быть десяти футов из конца в конец и с петлями в каждом углу, сквозь которые продевали колышки с головкой вверху. Все это называлось тьеснур. Затем вокруг плаща нужно было нарисовать три квадрата на расстоянии одного фута друг от друга. За ними нужно было поместить четыре столба под названием хослур (ореховые колья). Все вместе называлось Ореховым полем (рис. 73). У каждого из сражающихся должно было быть по три щита, и когда они приходили в негодность, то владельцы обязаны были вернуться на плащ, даже если до того сошли с него, и защищаться оставшимся оружием. Тому, кто получил вызов, принадлежит право ударить первым. Если кого-либо ранили так, что кровь попадала на плащ, он мог прекратить сражение. Если один из противников выходил за колья одной ногой, считалось, что он отступает; если двумя – что он бежал с поля боя. Перед каждым бойцом кто-то должен был держать щит. Тот, кто получит больше ран, обязан был заплатить хольмслаусн (выкуп за то, чтобы освободиться от боя) в три марки серебром.

Рис. 73. Диаграмма Орехового поля

Торгилс держал щит перед своим братом, а Торд Арндисарон – перед Берси, который нанес первый удар и расщепил щит Кормака. Он точно таким же образом ударил по Берси, и так каждый разбил по три щита противника. Затем Кормак должен был нанести удар; он сделал это, но Берси отбил его своим Хвитингом. От удара у Скофнунга отвалилось острие и упало Кормаку на руку, ранив его в большой палец так, что из сустава кровь потекла на плащ. После этого вмешались те, кто стоял вокруг, и не дали им продолжать бой. Кормак сказал: «Хотя сейчас мы и расстаемся, но вряд ли Берси победил из-за того, что со мной произошел несчастный случай»[18].

Этот конкретный хольмганг оказался довольно спокойным, но в большинстве случаев лилось куда больше крови, чем капало из разрубленного сустава Кормака:

«Недалеко от моря было хорошее поле, отмеченное кольцом из камней, где должен был состояться хольмганг. Льот прибыл вовремя, вместе со своими людьми, вооруженный копьем и мечом. Это был очень большой и сильный человек, и, когда он прибыл на поле хольмганга, в нем проснулась ярость берсерка, так что воин издавал громкий вой и кусал край своего щита. Эгиль тоже приготовился к хольмгангу – взял старый щит, меч Надр, который прицепил к бедру, а другой, Драгвандил, нес в руках. Он вошел внутрь знаков, которые отмечали поле сражения (квадраты, расположенные вокруг плаща), но Льот еще не был готов начать бой. Эгиль поднял свой меч и запел.

После того как песня завершилась, Льот вышел вперед и провозгласил закон хольмганга – тот, в котором говорилось, что если сражающийся выйдет за пределы камней, которыми огорожено поле боя, то после этого его будут называть нитингом (трусом).

Потом они набросились друг на друга, и Эгиль ударил Льота мечом, а тот прикрылся щитом в то время, как его противник наносил один удар за другим, так, чтобы Льот не мог ответить. Он отступил назад, чтобы свободно взмахнуть мечом, но Эгиль быстро продвинулся вперед и продолжал яростно рубить. Таким образом, Льот вынужден был выйти за камни и двигаться то в одну, то в другую сторону по полю. Он попросил соперника дать ему отдохнуть, и Эгиль согласился на это. Так закончилась первая схватка.

Затем он предложил Льоту приготовиться, сказав: «Я хочу, чтобы мы закончили наш поединок». Тот вскочил на ноги, а Эгиль бросился вперед и немедленно ударил; при этом он подошел так близко, что вынудил Льота отступить, так что щит перестал его прикрывать. Затем Эгиль ударил противника под коленом и отсек ему ногу. Льот упал и тут же умер»[19].

Здесь существует множество интересных моментов, о которых стоит упомянуть. Эгиль вышел на бой с двумя мечами: один на боку, а другой, его знаменитый Драгвандил, в руке. Точно таким же образом в XV в. вооружались люди, отправлявшиеся на суд Божий. Первое, что мы видим в реальном сражении, это то, что они сражались в одиночку и, по-видимому, вовсе не нуждались еще в одном человеке, который Держал бы щит. У Эгиля было право нанести первый удар, но (и это выглядит немного нечестным) после этого он не позволил Льоту в свою очередь атаковать, а вместо этого наседал на него до тех пор, пока не вытеснил за веревки и не очистил место сражения. Не дал он ему шанса и в следующем круге: без сомнения, это был самый эффективный способ победить берсерка. (Вы обратили внимание на то, что нам говорят о странном поведении Льота: о том, что он выл и кусал свой щит?) По-видимому, это были обычные действия берсерка перед сражением, позволявшие ему ввести себя в некий психопатический экстаз, освобождавший его от обычной осторожности, страха перед болью и вообще любых мыслей, кроме стремления убивать. (Должно быть, это было очень страшно и очень действенно.) Наверное, сложно было вот так сыпать ударами, не давая противнику возможности ответить, – но это был единственный выход. Берсерки, по самой природе своего боевого безумия, были не слишком-то сильны в обороне; в то же время, если бы Эгиль дал своему противнику возможность хотя бы один раз атаковать в полную силу, он вряд ли пережил поединок. Поставив Льота в непривычное и неудобное положение, он совершил хитрый тактический ход – и выиграл.

Мечи, которыми сражались поединщики, были тяжелыми (они весили от двух с половиной до трех фунтов), однако не настолько, чтобы, как говорят многие люди, «современный человек не смог бы даже поднять его, не то чтобы рубиться». Это мнение, хотя и широко распространенное, представляет собой сущую нелепицу: как я уже говорил, мечи весили сравнительно немного, и ими довольно легко можно было манипулировать. Викинг X в. был привычен к тому, чтобы каждый день упражняться с мечом в течение всей жизни начиная приблизительно с семи лет, и ничего невероятного нет в том, что Эгиль с одного удара отсек Льоту ногу выше колена. Подобный удар оборвал жизнь Гарольда при Сенлаке (стрела, попавшая в глаз, его не убила); если верить хроникам, это сделал сам герцог Вильгельм. Конечно, без привычки вести бой в течение нескольких часов, а то и более, современный человек не смог бы, но это относится к любому виду деятельности, требующей непривычных усилий. В данном случае вопрос только в натренированности определенных групп мышц, а этого при желании может достичь каждый. Мечи викингов не были неподъемными (не слишком легкие, но не более того), следовательно, научиться ими работать вполне возможно. Нужно при этом еще учитывать и балансировку оружия – хорошо сделанный клинок сам помогает делать правильные движения и вовсе не кажется тяжелым, если вы держите его правильно.

Большинство людей до некоторой степени знакомы с искусством боя на мечах – в его сценическом варианте. В наши дни бои обычно неплохо поставлены, но все они основываются на современной практике фехтования, не имеющей ничего общего хотя бы даже с рапирной школой XVIII в. Когда дело доходит до сражений между средневековыми воинами, то мы мало что видим, кроме впечатляющего клацанья меча, сталкивающегося с другим мечом. В действительности, как я полагаю, все выглядело совсем иначе. Если внимательно прочесть и правильно интерпретировать все, что говорится в сагах о сражении на мечах, и добавить к этому (что очень существенно) практические знания и «чувство» самого оружия, то можно прийти к некоторым вполне разумным заключениям относительно того, как шел бой. Начнем с того, что один из противников наносит удар другому. Как мы уже видели, во время формального поединка первый удар принадлежал человеку, получившему вызов, но в Einvigi, где не существовало правил, начать мог любой. Можно предположить, что, как И в современном реслинге или боксе, перед началом сражения противники долго маневрировали, прежде чем тот или другой находили удобную возможность ударить. Затем атакуемый защищался, либо принимая лезвие неприятельского меча на щит, либо нагибаясь, подпрыгивая, уклоняясь вправо или влево (чаще всего вправо, под удар). Таким образом нередко можно было зацепить ногу противника. Затем, пока первый восстанавливался после удара и готовился нанести новый, наступала очередь второго. Его удар парировали или уклонялись точно таким же образом и так далее. Очень важно было вовремя изменить направление удара в случае, если он явно не достигал цели. Именно высочайшая мобильность и удобство «нового» стиля изготовления мечей, производившихся во времена Ульфберта, намного превзошли предыдущие; эти мечи в VIII в. были примерно тем же, что боевой самолет для летчика в 1940 г., поскольку сочетали большую скорость удара и мобильность с повышенной ударной мощностью. Вполне естественно, что во время сражения возникало много возможностей для противников ударить одновременно, а также, что вполне возможно, бывали и довольно долгие промежутки времени, когда оба искали выгодную позицию и вовсе не пытались атаковать. Меч для отражения ударов начинали использовать тогда, когда щит был слишком изрублен, чтобы защищать своего хозяина. В этом случае нужно было постараться подставлять только плоскую часть оружия, поскольку при столкновении кромок лезвию наносился серьезный ущерб. Фактически именно это случилось с Кормаком, когда он отразил – удар Хвитинга Берси лезвием Скофнунга; острие Хвитинга отломилось, а на лезвии Скофнунга появилась глубокая зарубка, причинившая много беспокойства его временному обладателю (поскольку меч принадлежал Скегги, и неприятность очень его разозлила).

Даже сражения между армиями часто происходили по законам хольмганга – по крайней мере, вначале. В саге об Эгиле Скаллагримссоне приводится очень подробное описание великой битвы, которая произошла в 938 г. при Бруненбурге, в Северной Англии. Тогда конунг Адальстейн, внук Альфреда Великого, разбил огромные полчища скоттов и уэльсцев, пришедших с севера для того, чтобы вторгнуться в страну и заселить ее. Судя по всему, сначала они добились успеха, и в саге говорится о том, что на то время, когда Адальстейн поднимал людей на юге Англии, он оставил Эгиля, его брата Торольфа и еще одного ярла по имени Альфгейр командовать войсками на севере.

«Потом к конунгу Олаву отправили послов, поручив сказать ему, что конунг Адальстейн хочет сразиться с ним и предлагает как место битвы долину Винхейд возле леса Винуског. Он хочет, чтобы Олав пока не разорял его страну, а править будет тот из них, кто победит в этой битве. Конунг Адальстейн предложил, чтобы они встретились для битвы через неделю и чтобы тот, кто придет раньше, ждал другого. А тогда был такой обычай: когда конунгу назначали место битвы, он не должен был опустошать страну, пока битва не закончится, если он не хотел покрыть себя позором. Конунг Олав остановил свое войско и больше не опустошал страну, дожидаясь назначенного дня. Когда пришло время, он привел свое войско на равнину Винхейд».

Адальстейн прибыл вместе со своим войском, и было много переговоров, пока вожди с обеих сторон еще надеялись предотвратить большую и кровавую резню. Но с точки зрения Адальстейна Олав требовал чересчур много, поэтому переговоры прервались. Конунг скоттов планировал без предупреждения напасть первым и отправил часть своих воинов (уэльский отряд под командованием Адилса и Хринга), чтобы они ранним утром ударили по тому месту, где находились Альфгейр и Торольф:

«Когда стало светло, дозорные Торольфа увидели войско; Прозвучал призыв к боевой готовности, и воины надели доспехи, а затем Торольф начал строить их для предстоящего сражения в две колонны. Одной из них командовал Альфгейр, поэтому впереди несли его боевое знамя. В его колонне были люди, которые признавали его вождем, и их было больше, чем в отряде Торольфа. У Торольфа был большой, толстый щит, на голове – очень крепкий шлем, а в руках меч, который он звал Ланг (длинный), – большое, хорошее оружие. Кроме того, при нем было копье с лезвием в четыре фута длиной и Четырехугольным наконечником. Верхняя часть лезвия была Широкой, а древко – длинным и крепким. Ручка была не слишком длинной, но очень толстой, окованной железом. Копья такого типа называли Бринтвари (Протыкатель Кольчуг). У Эгиля было то же снаряжение, что и у Торольфа. Меч его звали Надр (Гадюка), и он получил его в Курляндии – это было превосходное оружие. Ни один из них не носил кольчуги. Военачальники подняли свое знамя, и Торфинн Твердый понес его. У всех их людей были северные щиты, и все их снаряжение было норвежским».

Адилс бросил своих воинов на колонну Альфгейра, которая дрогнула и побежала. Они поскакали на юг вместе со своим предводителем; он боялся встретиться лицом к лицу с Конунгом, поэтому продолжал двигаться в том же направлении и сел на корабль, отправлявшийся во Францию, где У него была родня, «и с тех пор ни разу не был в Англии».

«Сперва Адилс начал преследовать убегающих людей, но не стал заходить слишком далеко. Он вернулся на поле боя и организовал атаку. Когда Торольф это увидел, то послал против него Эгиля и приказал знаменосцу идти вперед. Он убеждал своих людей идти следом друг за другом, а останавливаясь, стоять тесным строем. «Мы двинемся к лесу, – сказал он, – так, чтобы он прикрывал наш тыл и при необходимости обеспечил надежное укрытие, так, чтобы они не могли напасть на нас со всех сторон». Так они и сделали, и начался жестокий бой. Эгиль отыскал Адилса, и они вступили в жаркий поединок. Разница в количестве воинов была очень велика, но даже и при этом со стороны Адилса пало больше воинов. Торольф был в такой ярости, что перекинул меч за спину, обеими руками схватил копье, бросился в бой и начал рубить и колоть с обеих сторон; люди бежали от него, но он многих убил. Таким образом был расчищен путь к знамени Хринга, и никто не мог устоять против Торольфа. Он убил знаменосца и перерубил древко, которое тот держал в руке; затем своим копьем пробил грудь Хрингу, прямо сквозь кольчугу, насквозь, так, что острие вышло наружу между его плеч; Торольф поднял его на этом копье над головой и воткнул древко в землю. Ярл извивался на копье на глазах у друзей и врагов. Затем Торольф достал свой меч и начал наносить удары обеими руками. Его люди тоже начали наступать; много скоттов и уэльсцев пало в сражении, а некоторые из них бежали. Когда Адилс увидел смерть брата и великие потери среди своих людей и понял, что полностью разбит, он развернулся и бежал в лес вместе со своими людьми»[20].

Это живой, но в то же время полностью надежный и достойный доверия отчет о схватке, предшествовавшей серьезному сражению, – точно так же, как Куотербрас предшествовал Ватерлоо. Рассказ о самой битве гораздо менее ярок, потому что не касался Эгиля лично; хотя в результате Торольфа убили, но Эгиль отомстил за него, в свою очередь убив Адилса.

Другой рассказ о битве, который непременно должен быть включен в это повествование, посвящает в гораздо более ранние события, которые произошли за два столетия до Бруненбурга, приблизительно в 700 г. н. э. Схватка в Браволле (Восточная Готландия) произошла между Харальдом Хильдитонном и Сигурдом Хрингом. Первый был правителем Швеции, Дании и части Англии, а также других земель, но к тому времени уже состарился. Сигурд был его племянником, и, когда годы тяжким бременем легли на плечи короля, он сделал Хринга правителем Упсалы и отдал ему во власть всю Швецию и Восточную Готландию, но сам остался властелином всей Дании и Западной Готландии.

Однако Харальд сильно состарился, поэтому «некоторые вожди решили дождаться, пока он будет мыться в бочке, прикрыть ее крышкой, завалить камнями и таким образом утопить Харальда. Когда король увидел, что его хотят убить, то попросил позволить ему выбраться из бочки. Он сказал: «Я знаю, вы думаете, что я слишком стар. Это верно, но я предпочел бы умереть той смертью, которая предназначена мне судьбой. Я хочу умереть не в ванне, а более благородным образом». Прошло совсем немного времени, и он послал своему родичу Хрингу гонца в Швецию и попросил собрать войско со всех земель, которыми тот правил, чтобы затем встретиться на границе и сразиться; он рассказал также и о причине, которая побудила его сделать это: даны считают его слишком старым».

Хринг собрал людей со своих земель; многие также прибыли из Норвегии; в то же время ирландские воины поспешили на помощь к Харальду, как и несколько людей из Киева. Затем в рукописи следует длинный список самых прославленных воинов, которые последовали за двумя правителями. Среди друзей Харальда перечислены: девы Висма и Хейд, с каждой из которых пришло огромное войско; Висма несла знамя Харальда… Еще была Вебъёрг, пришедшая с юга, из Готландии, и за ней следовало много славных бойцов.

Битва бушевала долго, и Убби, один из лучших воинов Харальда, начал наносить ужасные потери передовым бойцам Хринга.

«Когда Хринг увидел это, он принялся убеждать свое войско не позволять одному человеку победить таких гордых людей, как они. Он кричал: «Где Сторкуд, который до сих пор всегда нес самый высокий щит?» Сторкуд ответил: «У нас много дел, но мы попытаемся победить, если сможем, хотя там, где находится Убби, можно до конца проверить силу любого человека». Повинуясь уговорам правителя, он бросился прямо на Убби, и между ними произошла тяжелая схватка, отмеченная многими мощными ударами; ни один не ведал страха. Через некоторое время Сторкуд тяжело ранил своего противника и сам получил шесть ран, и ни одна из них не была легкой. Он подумал, что никогда еще ни один человек его так жестоко не теснил. Поскольку поток войска был очень плотным, их разлучили, и таким образом закончилась эта схватка. Затем Убби убил Агнара, прекрасного воина, и расчистил себе путь, обеими руками нанося удары; руки его были в крови по самые плечи. После этого он напал на людей из Телемарка. Когда они увидели его, то сказали: «Теперь нам нет нужды куда-то идти, но давайте некоторое время будем стрелять в этого человека из луков, и, поскольку о нас здесь совсем не думают, покажем, что мы храбрые люди». Самые умелые из телемарканцев, а именно Хадд Твердый и Хроальд Toe, начали стрелять в Убби; они были превосходными лучниками и успели выпустить ему в грудь двадцать четыре стрелы; так много было нужно, чтобы лишить воина жизни. Эти люди его убили, но не прежде, чем сам он уничтожил шесть лучших воинов, жестоко ранил еще одиннадцать и убил шестнадцать готов и шведов, которые стояли в передних рядах во время наступления.

Вебъёрг, командир отряда, решительно атаковала противника; она напала на Сокнарсоти, славного воина; эта девушка настолько привыкла пользоваться шлемом, кольчугой и мечом, что стала одной из лучших в Риддараскаре (буквальное значение этого слова – конные тренировки), как говорил Сторкуд-старший. Она наносила Сокнарсоти тяжелые удары и долго атаковала его, одним взмахом меча пробив ему щеку, челюсть и подбородок; ему пришлось зажать во рту бороду, чтобы удержать подбородок на месте. Она совершила множество великих деяний, но немного позднее один из лучших воинов Хринга, Торкель Упрямый, встретился с ней, и они яростно напали друг на друга. Наконец Вебъёрг, сплошь покрытая ранами, пала с великой славой».

И так далее. Наконец престарелый Харальд (который сражался с повозки, поскольку не мог ни стоять на ногах, ни ехать верхом) был убит.

«Когда Хрунг увидел телегу Харальда пустой, он понял, что предводитель убит. Тогда он велел трубить в рога и объявил, что войска должны прекратить сражение. Когда даны поняли, что битва завершена, он предложил всему войску Харальда заключить перемирие, что и было сделано».

Во многих отношениях этот рассказ напоминает средневековые хроники, и де Жуанвилль и Фройсар примерно в таких же словах говорят о подвигах лучших воинов своего времени.

Восхождение Карла Великого на франкский престол в 771 г. ознаменовало начало новой эры в искусстве ведения войны так же, как и во всех остальных областях. В начале его правления каждая тевтонская нация обладала собственными боевыми традициями; к концу его все эти народы объединились, основав государство, за исключением разве что англичан и остатков вестготов, живших в Испании. До образования империи эти разрозненные народы мало общались между собой, но после 800 г. все они стремились к одним и тем же политическим целям под властью единого правителя. Единство цели, сформированное во время этого долгого и триумфального правления, навсегда сохранилось в странах Западной Европы. Вне зависимости от национальных различий, начиная с этого времени они развивались по одному стандарту, благодаря чему сформировалось и единство мыслей, верований, искусства, письменности и военного дела, которое является такой заметной и удивительной чертой Средневековья. И конечно же именно этим объясняется тот факт, что Шарлемань заменил грубую и Неэффективную тактику боя и оружие франков на более совершенные изобретения лангобардов. Еще до коронации Карла наблюдалось некоторое движение в сторону усовершенствования методов ведения войны: во времена правления Меровингов франки начали создавать из небольших групп конных телохранителей раннего периода аристократические отряды кавалеристов, закованных в доспехи. Этот процесс ускорился в связи с внезапным появлением сарацин на юге Франции в 725–732 гг. В течение следующих сорока лет произошла серия захватнических войн между сарацинами и лангобардами, а также и северянами-саксами. Как сарацины, так и лангобарды сражались верхом; таким образом, франки, по-видимому, сформировали свою кавалерию в ходе войны с испанскими эмирами и Астульфом Лангобардом, с целью научиться справляться с подобным противником. Безусловно, сражаться против всадников, имея на своей стороне пехоту, было невозможно до того, как англичане начали активно использовать свое национальное оружие – большой лук. До этого времени на полях сражений царили тяжеловооруженные всадники, и с этим приходилось считаться.

Несмотря на требования времени, до времен правления Шарлеманя конные отряды составляли не самую значительную часть франкского войска. Однако Карл Великий вел войны гораздо более широкого масштаба и потому немедленно начал увеличивать количество конных солдат в своих войсках. Его первые военные ордонансы доказывают, насколько король жаждал сохранить внутри страны как можно больше ресурсов для армии. В 779 г. он объявил, что ни один торговец не может экспортировать кольчуги. Этот же приказ повторно появился в 805 г. Таким образом, практически сошла на нет торговля оружием с вендами и аварами. Любому торговцу, которого поймали бы при попытке переправить кольчугу за пределы королевства, грозила конфискация всего имущества, – и это еще одно свидетельство того, что в государстве Карла Великого существовали крупные центры по изготовлению доспехов, продукцию которых жаждали приобрести за его пределами. Иначе специальные указы, запрещающие экспорт, просто не пришлось бы создавать – раз они были, значит, основные источники поступления качественного вооружения для армии находились внутри страны и нуждались в охране. Вряд ли указы так уж сильно повлияли на благополучие оружейников – скорее всего, с тех пор, как король утвердился в своей государственной политике, им в основном приходилось выполнять заказы казны.

В 774 г. Карл Великий покорил ломбардов и немедленно издал свод военного законодательства, который распространял на них франкские правила относительно обязательной воинской повинности и в котором, в частности, определялась пеня за нарушение королевского «запрета» – шестьдесят сольди. За дезертирство перед лицом противника полагалась смертная казнь или, по крайней мере, жизнь и имущество виновного отдавались в распоряжение короля. Интересно отметить, что в Ломбардском капитулярии 786 г. все до единого коренные жители, клявшиеся в послушании королевской власти, описывались как всадники. Это: «Деревенские жители, или люди графов, епископов и аббатов, или обитатели королевских земельных владений или земель, принадлежащих Церкви, все, кто держит феодальное владение или служит вассалом своему лорду, все те, кто пришел в войско с лошадью и оружием, щитом, копьем, мечом и кинжалом».

Таким образом, служба в армии потеряла добровольный характер и стала обязанностью каждого взрослого мужчины. Строго говоря, во время таких широкомасштабных войн, которые вел Шарлемань, это было обусловлено политической необходимостью, но для его народа это было серьезным переворотом в жизни. Отныне каждый должен был уметь обращаться с оружием; в армии новобранцы проходили тренировки и готовились к тому, чтобы стать настоящими воинами. Конечно, до выучки профессионального солдата крестьянину, оторванному от своего поля и впервые столкнувшемуся с армейской муштрой, было далеко; впрочем, во времена, когда каждому грозило если не нападение врага, то разбойники или те же солдаты, отставшие от своих частей и рыщущие в поисках поживы, мало-мальски сражаться умел каждый. Поэтому королю вполне удалось преуспеть в создании дееспособной армии из своих подданных.

Обладание огромным войском из всадников имело в ходе войны огромную ценность для Шарлеманя, особенно когда речь шла об аварах, народе того же корня, что и гунны, * основном состоявшего из потомков уцелевших воинов Аттилы, обосновавшихся в Венгрии. Традиционно это были мастера конного боя; сражаться с ними, имея на вооружении исключительно пехоту, было бы очень неудобно, но король позаботился о том, чтобы было чем встретить противника.

Комментарии Пола Дикона в VII в. и Эйнхарда в VIII в. дают ясное представление о том, как выглядел ломбардский воин; именно их появление в империи франков и то, что они сформировали костяк армии, сделало ломбардов образцом, по которому формировались все рыцари Средневековья.

Пока правил Карл Великий, его войско непрерывно увеличивалось и совершенствовалось. Законом было установлено, что все люди, владеющие определенным количеством земли, обязаны служить в войсках, и каждый из них должен быть экипирован в соответствии со своим имуществом и статусом; начала развиваться система феодальных отношений. С ее организацией было связано множество «капитуляриев». В одном из них говорится, что все «люди» (наделенные землей вассалы) графов, епископов и аббатов должны иметь шлем и кольчугу; в другом есть намек на то, что имело место обучение военному делу: на телегах воины, отправляющиеся в армию, должны были иметь копья, топоры, окованные железом шесты, повиссы, тараны и механические пращи; королевские маршалы должны были следить за доставкой камней, которые можно было бы метать с их помощью. Совершенно ясно, что эти вещи использовались при обучении новобранцев военному делу. Возможно, что среди всех этих документов самым интересным является тот, который в 806 г. призывал аббата Фулрада явиться на службу:

«Ты должен прийти в Стасфурт на Боде к 20 мая со своими людьми, готовыми нести воинскую службу в любой части королевства, в какую я их направлю; а это значит, что тебе нужно принести с собой все оружие, и принадлежности, и воинское снаряжение: одежду и продовольствие. У каждого всадника должен быть щит, копьё, меч, кинжал, лук и колчан. На телегах у вас должны быть пригодные к употреблению лопаты, топоры, копья и окованные железом шесты, и все другие вещи, нужные войску. Еды должно хватить на три месяца, а одежды – на шесть. По пути вы не должны причинять вреда нашим подданным и касаться чего бы то ни было, кроме воды, дерева и травы. Твои люди должны идти вровень с телегами и лошадьми (по-видимому, имелись в виду запасные лошади) и не покидать их до тех пор, пока ты не придешь на место сбора, так, чтобы они не разбежались и не натворили бед. Если ценишь наше доброе расположение, проследи, чтобы все было выполнено в точности».

В течение следующих семисот лет правители по всей Европе рассылали аналогичные слово в слово приказы. Нужно отметить, что в тексте этом явно содержится безусловное приказание принять меры против мародерства; действительно, если бы молодые, недисциплинированные солдаты имели возможность разбегаться по окрестностям и делать то, что им угодно, то на пути следования армии не осталось бы ни одной деревни, которая не подверглась бы разграблению. Заботясь о мирных жителях, командиры отрядов должны были следить за поведением своих людей, кормить и одевать их из сделанных заранее запасов и не спускать с них глаз под страхом потерять расположение своего господина.

Существует очень живое описание того, как во время итальянской кампании 773 г. войска Шарлеманя вошли в Павию. К сожалению, его записал не современник, а монах монастыря Св. Галла, который, как рассказывает, узнал эту историю от человека, который помнил императора и служил в его войсках. Цитируя эти истории и при этом, возможно, заимствуя кое-что из утерянной поэмы времен правления Карла Великого, он описывает, как король Дезидериус и его оруженосец Огьер де Дан смотрели на приближение войска захватчиков. При виде каждой колонны король спрашивает, не появился ли его соперник Карл с основными своими частями. Снова и снова Огьер отвечает, что Карла еще не видно – массы людей, которые прошли перед глазами, это только его авангард. Наконец равнина потемнела от колонны еще более мощной, чем предыдущие.

«Появился Железный король в железном шлеме, с рукавами железной кольчуги на руках, широкую грудь его защищала она же. В левой руке он держал железное копье, а правая рука была свободна для непобедимого меча. Бедра его защищали железные звенья, хотя большинство людей предпочитают оставлять эти места открытыми, чтобы легче было вспрыгнуть в седло. А его ноги, как и у других воинов, защищали железные поножи. Его щит был из простого железа, без украшений и орнаментов. Впереди короля, и позади, и по обе стороны скакали все его люди, вооруженные настолько похоже, насколько могли себе позволить; так что звон железа заполнял и поля, и все дороги, и на каждом шагу оно отражало солнечные лучи. «Железо, везде железо», – в отчаянии рыдали испуганные жители Павии»[21].

В исходном латинском тексте шлем короля назван ferrea cristata galea, а это подразумевает, что он был украшен гребнем, возможно похожим на те, что изображены на многих рисунках того времени (как показано на рис. 71), или представлял собой более ранний образец, наподобие шлема из Моркена. О рукавах здесь говорится так, как будто они не являются частью кольчуги: подобные вещи были широко распространены в позднем Средневековье. Возможно, что в VIII в. существовали длинные кольчужные рукава, призванные дополнить обычные, доходившие до локтя. Поножи выглядят вполне обычными и напоминают о находке из Вальсгерде и изображении на вазе из Нагисзентмиклоса (практически современной Шарлеманю). На ней изображена фигура воина, очень похожая на данное монахом описание Карла (см. рис. 52). Столетием позднее появляются новые доказательства того, что железные поножи (ноголенники) были в ходу.

А как же насчет «непобедимого меча» Карла? Каждый слышал о бессмертном мече Жуайёзе (Радостном), и большинство знает о том, что в Лувре хранится Коронационный меч королей Франции, который всегда называли мечом Шарлеманя. Приблизительно пятьдесят лет назад все еще сохранялось убеждение, что он действительно принадлежал великому императору, однако некоторые любители старины конца XIX в. с мелочным скептицизмом начали искать доказательства того, что это было не так, и меч представлял собой всего лишь подделку XII в., призванную заменить настоящий. Мало известно случаев, когда форма и декоративные украшения настолько ясно указывают на определенный период; в этом случае они говорят о том, что изделие принадлежит к IX, а вовсе не к XII в. Помимо этого факта, нет причины, по которой это прекрасное оружие должно было хотя бы связано с Шарлеманем при жизни его или сразу после смерти. В 1803 г., когда Наполеон приказал приготовить меч для своей коронации, к его рукояти литого золота добавили новый черенок, а лезвие (сделанное по типу, вполне характерному для IX в.) полировали и натирали так долго, что оно стало очень тонким, гораздо уже, чем было изначально. Тому, кто задумал бы убедить себя, что это и есть Жуайёз, понадобилось бы приложить много усилий; однако нет никакого сомнения, что клинок сделали через несколько десятилетий после коронации Карла в Риме, на Рождество 800 г.

В Вене хранится еще один великолепный меч, владельцем которого считают Шарлеманя. Согласно легенде, он был подарен королю Гаруном аль-Рашидом, легендарным калифом Багдада, но, судя по искривленному лезвию и рукояти странной формы, очень напоминающим персидские и североиндийские мечи XVII и XVIII вв., это не восточное оружие; ранние мечи там всегда были прямыми. Такой тип оружия в IX и X вв. часто использовали в Венгрии, и доказательством этому служат многочисленные находки, сделанные в могилах того времени. Более всего на венский образец похожа находка из погребения в Таркзале (Токайские горы); накладки ножен здесь похожи на аналогичные детали меча Шарлеманя, но меч (или, по крайней мере, могила) принадлежит к более позднему, X в.

Лезвие этого меча слегка искривлено и заточено с двух сторон чуть менее чем на половину длины; крестовина короткая, с закругленными концами, украшенными арабесками и рельефами; навершие, в форме слегка закругленной шапочки, оформлено подобным же образом. Рукоять покрыта рыбьей кожей, ее обвивают три золотые ленты с драгоценными камнями (более позднее добавление времен Средневековья, рис. 74). Этот меч, так же как и оружие из Лувра, использовали при коронации императоров. В 814 г. закончилось правление Шарлеманя, и, как только эта потрясающая фигура сошла со сцены, империя начала распадаться на части. В течение следующего столетия Франция и Германия стали самостоятельными государствами.

Рис. 74. Меч Шарлеманя. Императорская сокровищница, Вена

В 936 г. королем Германии стал Оттон I, потомок Шарлеманя. В 962 г. в Риме его короновали как императора Запада, и с этого времени вплоть до 1806 г. правители Германии носили этот титул. Отгона I заслуженно называли Великим; он основал династию, из которой в Средние века вышли самые яркие и способные монархи. Под властью этого короля и его ближайших последователей Германия стала ведущим партнером в огромном семейном предприятии, основанном Шарлеманем. Вклад его был настолько велик, что имя монарха дало название целому культурному периоду: мы говорим об искусстве эпохи Отгона точно так же, как и об искусстве эпохи Каролингов. И для этого есть основания. В то время как викинги давали материал для саг, которые слагали северные скальды, свет христианского учения, такой же яркий, как и свет учения языческого, бережно хранили в великих монастырях, таких, как Фульда, Райхенау и монастырь Св. Галла, спрятанных в самом сердце Германии, вдали от побережья, которое опустошали скандинавы. В их стенах находили убежище ученые и художники, которых изгнали из Ионы, Линдисфарна, Клонферта, Бангора, Клонмакнойза, Льежа, монастыря Св. Тронда и Мальмеди. Они покидали свои аббатства, проклиная край, который оставили, но, убегая, забирали с собой множество драгоценных книг. В скрипториях этих тихих убежищ многие художники работали рука об руку с учеными, иллюстрируя манускрипты, которые те писали или копировали. В то время как норвежские герои сражались со скоттами и ирландцами, а даны – с саксами и франками, они мирно рисовали картинки о подвигах Саула, Давида и братьев Маккавеев. По милости Провидения, которую нам следует благословить, они знали об этих древних героях только то, что сказано в Ветхом Завете, и рисовали их в костюмах своего времени. Отгон служил моделью для Давида, а его бароны и рыцари – для воинов-филистимлян. Таким образом, благодаря тому, что художники Райхенау не разбирались в археологии, они смогли дать нам полное представление о том, как был одет и вооружен воин X в.

Рис. 75. Оруженосец Карла Лысого. Прибл. 870 г.

В глазах людей викторианского периода эти рисунки были причудливыми и незрелыми, как и должно было быть, если судить с позиций тогдашних художественных стандартов. Сегодня их проще понять и оценить по достоинству, поскольку мы больше расположены видеть вещи такими, какими их видели в X в., и дьявол с ней, с исторической правдивостью. Художники монастыря Св. Галла и Райхенау были хорошими рисовальщиками, вполне зрелыми; не были они и отрезанными от мира людьми, ничего не видевшими за стенами аббатства и не имеющими представления о вождях и королях. Они очень хорошо знали свой мир и все, что в нем происходит; замечали все, что видели, и в точности переносили на пергамент. Буквальный подход отличал художников Средневековья. Мы можем быть уверены, что эти люди рисовали то, что видели, а видели они вещи такими, какими были те на самом деле. Правду сказать, встречались плохие и не внушающие доверия рисунки, но в период между правлением Карла Великого и Карла V было создано столько необыкновенно хороших, что трудно выбрать среди них один какой-то объект для изучения. Начиная с этого момента почти каждую часть военного снаряжения, которую я буду описывать, можно увидеть на иллюстрациях к манускриптам, а те при желании – сравнить с сохранившимися оригиналами.

Рис. 76. Изображение Саула из «Золотого Псалтыря» монастыря Св. Галла. До 883 г.

К примеру, взгляните на рис. 75, из «Золотого кодекса» св. Эммерана, написанного в 870 г. для Карла Лысого. На нем изображена фигура королевского оруженосца с картины, занимавшей целую страницу и посвященной окружению короля. Меч, который он держит, представляет собой очень ясно выписанный образец типа III, а на ножнах видны две большие заклепки куполообразной формы, такие же, какие сохранились на мече из Саттон-Ху. По тому, как пояс обернут вокруг ножен, похоже, что заклепки служили для того, чтобы придерживать концы перевязи. Из «Золотого Псалтыря» св. Галла, который, как известно, был закончен в 883 г., я взял рисунок, на котором изображен другой, более простой вариант франкского шлема с полями (рис. 76). Это изображение Саула, очень живое и мужественное. Он готов бросить в Давида (который прячется под деревом в другой части страницы, которая в противном случае была бы пустой) длинное копье; интересное оружие, поскольку его наконечник выглядит точно как множество «крылатых» копий, которые находили в могилах. Полы его кольчуги свисают на бедра и похожи на короткие штаны. На других рисунках из того же источника мы видим группы воинов, некоторые из них пешие; в действительности это не пехотинцы, поскольку стоят (или лежат, как будто только что упали) возле своих коней. В каждом случае кольчуга свободно свисает до колен, как рубашка, поэтому ясно, что здесь нет никаких штанов. Норманнские кольчуги кроились по другому образцу, как мы увидим на рисунках с гобелена из Байе. В другом манускрипте из монастыря Св. Галла, принадлежащем к первой половине X в., мы обнаруживаем очень одушевленное изображение сцены боя из Книги Маккавеев.

Рис. 77. Фрагменты батальных сцен из манускрипта Св. Галла. Прибл. 900–950 гг. Лейден

Здесь присутствуют мечи того же типа, который мы находили в могилах викингов, но в их естественном окружении. На рис. 77, а изображен сломанный меч, лежащий на поле сражения; 77, b – оружие находится в руках всадника (обратите внимание на то, как он положил указательный палец на нижнюю гарду). На рис. 77, с вместо того, чтобы сделать то же самое, воин кладет мизинец на навершие – удивительно уродливая хватка, которую можно увидеть на многих рисунках X в. Трудно понять, почему это так, поскольку держать меч такого типа этим способом должно быть на редкость неудобно. Тем не менее мужчина с крупными руками вынужден был держать один из пальцев за пределами рукояти, поскольку Обычно она была слишком короткой для того, чтобы вместить четыре пальца большого размера (всего лишь от 3,5 до 4 дюймов). Надо отметить, навершия у этих мечей обыкновенно очень плоские и отлично ложатся в ладонь. Другой воин Маккавеев изображен держащим меч в обеих руках (рис. 77, g), причем одна сжата поверх другой. На нем шлем, очень похожий на тот, датирующийся VI в., который нашли в могиле в Моркене, и с такими же пластинами, закрывающими уши. На другой картинке из того же источника присутствует несколько воинов в подобных, хотя и гораздо менее заостренных наверху шлемах. Они имеют форму купола, а промежутки между бронзовыми лентами выкрашены ровным черным цветом. В Швейцарском национальном музее в Цюрихе хранится точно такой же шлем; часть, облегающая голову, сделана из одной железной пластины, в отличие от более ранних типов под названием Spangenhelm. Бронзовые ленты, перекрещивающиеся на поверхности этой части, служат для увеличения прочности изделия и для украшения, вместо того чтобы скреплять отдельные пластины. Они дополнены простым бегущим орнаментом из побегов, очень похожим на декоративный мотив, начавший в IX в. появляться в оформлении манускриптов, а также на тот, что можно найти на рукоятях некоторых мечей типа IV (в особенности находки из Гравраака, Норвегия, и Килменхама, Ирландия), которые, как предполагается, сделаны франками. Этот шлем (его нашли в Швеции в 1927 г.) музейные авторитеты из Цюриха считают сарацинским, хотя, казалось бы, так много признаков указывает на его франкское происхождение: место, где была сделана находка, аналогия с рисунком из монастыря Св. Галла и очень характерный орнамент. Судя по всему, это переходный стиль, нечто среднее между Spangenhelm, состоящим из множества пластин, и куда более совершенными образцами XI в., сделанными из одного куска металла. В лондонском Тауэре хранится замечательный образец Spangenhelm. Его взяли взаймы из Ливерпульского музея, а нашли в 1854 г. в Пруссии. Если не считать боковых пластин, он очень походит на шлем из Моркена (см. рис. 54). В сагах часто говорится о щитах, раскрашенных в разные цвета, причем каждый цвет занимает либо четверть, либо половину его поверхности. В манускрипте монастыря Св. Галла приводятся изображения нескольких щитов с перемежающимися темными и светлыми частями. У них очень странные заклепки, длинные и остроконечные, выступающие приблизительно на 8 дюймов от поверхности. Было найдено множество таких заклепок (рис. 78), хотя это скорее редко встречающийся тип. На одной из этих батальных иллюстраций (все с того же манускрипта) есть изображение лошади без всадника, со свободно висящими стременами (рис. 79). Сравните их с рис. 80, изображением стремени IX в., найденного в Лондоне.

Рис. 78. Раскрашенные шлемы из манускрипта монастыря Св. Галла и выпуклость из центра щита. Прибл. 900–950 гг.

Нам вдвойне повезло и в том, что викинги способны были рассказывать такие живые истории о своих героях и так подробно, и в том, что в другой части Европы, вдали от них, существовали художники, которые умели рисовать оружие тех самых героев. Сравнив изображение с описанием, а потом и то и другое – с сохранившимися кусками, мы можем с уверенностью сказать, что в IX–X вв. по всей Европе воины носили похожее вооружение.

Рис. 79. Фрагмент батальной сцены из манускрипта монастыря Св. Галла. Прибл. 950 г.

Прошло чуть больше столетия с тех пор, как норвежцы поселились на землях, которые закрепил за ними договор 911 г., и их напоследок обуял древний дух бродяжничества. В 1038 г. сыновья Танкреда де Хотвилля во главе военного отряда отправились на юг Италии, где за удивительно короткое время смогли стать хозяевами Апулеи и Сицилии, основать королевство, которое жило и процветало в течение следующих 200 лет. Гораздо более масштабным стало вторжение герцога Уильяма Бастарда в Англию в 1066 г. Я назвал его где-то (фраза, которую я заимствовал у сэра Мортимера Уилера, не в силах противиться искушению) «кульминационным приключением эпохи викингов», хотя возможно, его не стоит рассматривать как таковое в отрыве от других исторических событий. Был ведь великий набег норвежского конунга Харальда Хардреде, которого король Англии Гарольд столь блистательно разбил на Стамфордском мосту, всего за три недели до Сенлака. Этими двумя экспедициями, одной столь катастрофичной и другой столь же триумфальной, закончилась эпоха викингов, но прежде, чем мы расстанемся с ней, уместно будет рассмотреть оружие и методы ведения войны норманнов. У нас есть два документа, из которых можно извлечь необходимую информацию: гобелен из Байе и длинная поэма на норманндском диалекте под названием «Роман о Ру». Он представляет собой нечто вроде пересказа саги, поскольку излагает историю Хрольфа (Ролло) и его последователей, герцогов Нормандии, и заканчивается описанием битвы при Сенлаке. Поэма была написана спустя девяносто лет после сражения, очень плохо рифмованным стихом, изобилующим неточностями в словоупотреблении, поэтому его совсем не стоит считать литературным шедевром, хотя произведение это очень живое и красочное. Гобелен из Байе широко известен специалистам и является одним из важнейших предметов изучения археологии оружия. Было бы педантизмом называть его по-другому, хотя в точном смысле слова это вовсе не гобелен: все фигуры вышиты на материи, а не вытканы вместе с ней. Материалом послужил грубый холст, а сама вышивка сделана двумя видами шерстяной нити восьми цветов: три оттенка синего (один из них настолько темный, что кажется почти черным), светло– и темно-зеленый, красный, желтый или желтовато-коричневый и серый. Изображение по стилю очень напоминает иллюстрации к книгам того же времени или несколько раньше. Это существенный, хотя и не единственный и даже не самый лучший источник информации о том, как вооружены были люди ближе к концу XI в. Вероятно, гобелен вышили приблизительно через двадцать лет после норманнского нашествия по приказу епископа Одо из Байе для нового аббатства, которое он там строил. Все признаки говорят за то, что работа велась в Англии. Это единственная сохранившаяся вещь такого рода, хотя встречались упоминания и о других. К примеру, в саге о Вольсунгах рассказывается, как Брунгильда в своем доме в Хлимдале сидела, покрывая золотом ткань и затем вышивая на ней изображения великих деяний Сигурда: «Сидела, покрывая одежду золотом и поверх него вышивая повесть о великих делах, которые совершил Сигурд; о том, как он убил Червя и забрал его богатство».

Рис. 80. Стремя викинга. Лондонский музей

И даже еще более близкую параллель можно провести с занавесями, которые подарила кафедральному собору Эли Этельфлэд, вдова Биртнота, павшего в битве при Малдоне в 991 г. Они вдохновили создателя последней и самой благородной поэмы на староанглийском – той, что заканчивается прекрасными строками:

Мысли тверже, сердце смелее,
Дух все выше по мере того, как слабеют силы.

Не правда ли, чувства были одинаковыми, как на полях Потье и Азенкура, так и в небе над Кентом в 1940 г.

«Роман о Ру» написал приблизительно в 1160 г. Роберт Уэйс. Он служил в Байе и, возможно, использовал гобелен как один из источников информации. Как он сам говорит, другим источником выступал его отец, который мог рассказать кое-что из своих собственных воспоминаний. На основе всего этого и был написан один из величайших памятников если не мировой литературы, то хотя бы мировой истории. Теперь мы можем воспользоваться им в качестве одного из свидетельств относительно того, каким же оружием и доспехами пользовались европейские воины в период, который описан в этой главе.

И норманны и саксы носили точно такие же доспехи, какие были в моде за сто лет до 1066 г. и остались спустя почти сто лет после: шлем в форме конуса, с пластиной, защищающей переносицу, или без нее, длинный щит, кольчужную рубаху с рукавами до локтя и подолом, ниспадающим до колен, с разрезами внизу для удобства верховой езды. Во всех сценах битвы при Сенлаке на герцоге Уильяме надеты доспехи, с которыми мы прежде не встречались, – его икры защищены чулками из кольчужного полотна, а не рейтузами или полотняными штанами, как у других.

Другая часть доспехов, которая часто вызывает замешательство, – это хаубержон. Уэйс рассказывает, что герцог Уильям, собирая своих людей на бой, son bon haubert fist demander, в то время как его кузен епископ Одо un haubergeon aveit vestu. Сам герцог вооружился копьем и мечом (один-два раза на гобелене его можно увидеть с дубиной в руках, но об этом не упоминается в поэме). В то же время епископ был легко вооружен, и в «Романе о Ру» особо упоминается, что из-под края его хаубержона видна была белая туника, так что, по-видимому, он представлял собой короткую броню, доходящую только до талии, а не до колен, как кольчуга. Мне бы хотелось снова сослаться на манускрипт св. Галла, относящийся приблизительно к 900 г. В одной из боевых сцен из истории Маккавеев некоторые воины носили длинные кольчуги, а другие – короткие хаубержоны, от края которых ниспадали до колен белые туники. Вспомните, что говорилось о кольчугах викингов: некоторые из них были очень короткими. По-видимому, этот тип родственен хаубержону и появился одновременно с ним, хотя викинги такие доспехи использовали довольно редко.

Упоминая о доспехах в манускрипте св. Галла, я сказал, что, как только воины спешивались, их полы переставали походить на штанины. На гобелене все выглядит иначе: они тесно прилегают к бедрам, если не считать изображений того, как доспехи стаскивают с мертвых. При существовании почти неопровержимых свидетельств того, что в конце X в. таких кольчужных комбинаций не существовало, можно заключить, что люди, которые работали над фигурами (или, возможно, художник, причем очень хороший, который нарисовал эскиз для вышивки), не были уверены, как лучше изобразить длинную кольчугу с разрезами спереди и сзади.

Рис. 81. Изображение одного из стражников Ирода из Евангелия Оттона III. 983–991 гг.

Норманнский щит использовали в конце X в., в чем мы можем убедиться благодаря иллюстрации в Евангелии Оттона III, созданном между 983-м и 991 гг. (рис. 81). Здесь изображен человек, которого можно легко перепутать с воином 1150 г.: на нем конический шлем с куском полотна на затылке, кольчуга немного короче норманнской, под которой одет килт из полотна или чего-то вроде того, а длинный щит закрывает его от колена до плеча[22].

За ним стоит еще один человек и держит меч с круглым навершием, центр которого выкрашен красным – как я уже говорил, это признак недавнего происхождения такого типа навершия. Воин, одетый практически так же, возникает на купели черного мрамора в Льеже, которую можно датировать 1120 г.

Рис. 82. Щит, сделанный так, чтобы соответствовать расстоянию между всадником и шеей лошади

Щит описываемого типа носили всадники, и его форма диктуется пространством от шеи коня до бедра седока (рис. 82). Нетрудно догадаться, что круглый щит плохо защищал бы его с левой стороны, в особенности при использовании копья. Длинный щит не только заполняет брешь, но и защищает ногу.

На гобелене многие англичане изображены пешими, но с длинными щитами, хотя многие используют старомодные круглые образцы. Чувствуется, что если бы Льот использовал такое же защитное приспособление, то не умер бы от удара, который нанес ему Эгиль. Возможно, именно о нем говорилось в саге о св. Олаве, где короля предупреждали, что на борт корабля его принесут на собственном щите; хотя кажется сомнительным, что такие вещи использовали на море: на борту корабля длинный щит был бы так же неуклюж и бесполезен, как круглый – в конном бою.

Большой английский топор, множество образцов которого подняли со дна Темзы, хорошо изображен на гобелене; и мы видим, что длина древка составляет добрых 4–5 футов. И это заставляет вспомнить пастуха, рассказавшего Хельги Хардбейнссону о лезвии топора, которое, казалось, было длиной в два фута. Недостаток этого топора состоял в том, что его приходилось держать двумя руками и обходиться при этом без щита.

И норманны и саксы использовали одинаковое оружие: копья, мечи, а также, хотя и реже, дубины и булавы. Большую часть боя норманнские рыцари несли свои копья на вытянутой руке, либо в позиции, из которой его можно было бросить как дротик, либо держа низко. Только в очень редких случаях его прислоняли к плечу, как мы могли бы ожидать.

Рис. 83. Штандарт в виде дракона из «Золотого Псалтыря» монастыря Св. Галла. До 883 г.

В манускрипте Галла «Золотой Псалтырь», на который я уже ссылался, нарисован солдат (вооруженный в точности, как Саул на рис. 76) с копьем, прислоненным к локтю. Однако вероятно, самая интересная деталь этого рисунка другой всадник, несущий перед собой штандарт – не флаг или флажок, а фигуру дракона, закрепленную на шесте (рис. 83) в той же незабываемой манере, в которой был выполнен римский орел, знамена египетских номов и полковые значки армий фараона. Этот дракон очень похож на штандарт Гарольда, изображенный на гобелене, на знаменитого Дракона Эссекса. У континентальных саксов тоже можно найти такие знамена.

Люди из Бурфорда в Оксфордсшире ежегодно в течение 150 лет носили фигуру дракона «во всех концах города, в великой радости, и к ней добавляли изображение великана» в честь победы над королем Мерсии Этебальдом, после которой он потерял свой «штандарт, на котором изображен был Золотой Дракон». В описании сражения, произошедшего перед битвой при Бруненбурге (сага о Бойле), мы читали о том, как Торольф велел трубить в рога, издавать боевой клич и развернуть штандарты. Здесь не говорят, что это был за клич, и в целом все саги об этом умалчивают.

Это, возможно, был один из самых распространенных боевых кличей язычников-викингов, который их христианские потомки все еще использовали в моменты высочайшего напряжения. В начале битвы при Сенлаке саксы кричали: «Святой Крест» и «Всемогущий Боже», но по мере того, как сражение делалось жарче, они перешли на простое «Прочь, прочь!». Уэйс в «Романе о Ру» рассказывает нам об этих криках.

Тактическое использование лука, без сомнения, ускорило поражение саксов, поскольку, если бы в критический момент сражения, когда его самые стойкие воины изнемогали под ливнем стрел, Гарольд не был бы выведен из игры, то за стеной из щитов вокруг штандарта они могли бы продержаться до ночи и тогда исход сражения, возможно, стал бы иным. Однако в Гарольда попала одна из стрел, а норманнский воин зарубил его мечом, когда «рыцари Уильяма прорвались и растоптали штандарт с Драконом и знамя короля, Бойца». Когда спустился вечер, небольшая группа ближайших сподвижников сражалась до самого конца над телом короля и павшим штандартом. Такое мужество заслужило высокую похвалу их противников. «Бушует храбрость англичан и вся их слава», – говорит Норманнский Дракон, Уильям Потье: «Они всегда готовы были ударить сталью, эти сыновья древней саксонской расы, самые бесстрашные люди на земле». К рассвету 14 октября 1066 г. закатилась звезда этой расы и закончилась эпоха викингов. Завоеватель и его воины сами были норвежцами, но не оружие и тактика дедов-викингов дали им победу, а наследие готов, за семьсот лет до того уничтоживших власть Рима. В течение 300 лет, начиная с этого момента, закованный в броню всадник был лучшим инструментом войны. После того как полностью было вырезано войско Гарольда Норвежского и уничтожена армия англичан, во всей Европе не осталось дисциплинированных сил пехотинцев старой норвежской традиции; только на Востоке эти силы просуществовали еще несколько лет – в виде варяжской гвардии императоров Константинополя, да и ту в 1096 г. изрубили в куски норманнские конники.

Таким образом, изменения в способах ведения войны, впервые возникшие при Адрианополе, разрастались, пока не стали достоянием всей Европы. В течение семисот лет сила броненосного всадника росла, и еще долго он царил на полях сражений Европы. По иронии судьбы лишить его превосходства должны были потомки саксов, вырезанных при Сенлаке, поскольку в тот день, когда английские стрелы покончили с французской кавалерией на поле Креси в 1346 г., ее могуществу пришел конец.