Германии скорейшее покорение арктических архипелагов было признано в числе первых послевоенных государственных задач наравне с перевооружением кайзеровского флота броненосными кораблями и скорострельной артиллерией. А зачем? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно взглянуть на обычную карту мира. Здесь легко заметить, что:

— Арктика отделяет континенты Евразийский от Североамериканского, в то же время через нее проходят линии кратчайших расстояний между этими континентами и расположенными на них странами.

— Через Арктические моря вдоль побережья материков проходят имеющие большое стратегическое и народнохозяйственное значение морские пути, соединяющие бассейны Атлантического и Тихого океанов. Вдоль побережья Азии — Северный морской путь, а вдоль североамериканского побережья — Северо-западный проход. Оба маршрута расположены в основном в прибрежных водах: первый — Советского Союза, второй — Канады и США, и только в районе Берингова пролива они соприкасаются.

— Несколько архипелагов, расположенных вдоль границы Центрального полярного бассейна и окраинных морей в районе материкового склона, образуют как бы цепь выдвинутых от побережья передовых постов. Из них СССР принадлежат острова архипелагов Земля Франца-Иосифа, Новая Земля, Северная Земля, Новосибирские острова и остров Врангеля, а другим странам — острова Канадского архипелага, Гренландия и Шпицберген. Еще в конце XIX века начальник штаба главного командования германскою военного флота вице-адмирал Альфред фон Тирпиц, всегда внимательно анализировавший возможное развитие военных конфликтов с потенциальными противниками Германии, особо отметил доступность Северного Ледовитого океана для кайзерфлота,

И в первую очередь — арктического «Гибралтара» — архипелага Новая Земля. Сегодня мы можем твердо сказать, что в этом огромная вина российских властей и настоящая беда собственно России.

Долгое время русские государи не обращали особого внимания на свои северные территории. И это всегда позволяло иностранным, и особо голландским, норвежским и английским, купцам и промышленникам, чувствовать себя здесь чрезвычайно уверенно: не гостями, а хозяевами. Более того, англичане специально создали для Севера «Московскую кампанию», которая не только установила торговые отношения с Россией, но еще и самостоятельно начала поиск северо-восточного прохода в Китай и Индию.

В 1580 году 2 капитана этой кампании, Артур Пит и Чарльз Джекмен, на своих небольших судах через пролив Югорский Шар проникли в Карское море. Но из-за встреченных льдов им пришлось вернуться. В память о ледовом плавании они составили рукопись, которая была найдена в 1875 году среди документов, оставшихся на месте зимовки Виллема Баренца в Ледяной гавани. Судя по всему, это было первое руководство для походов в русскую Арктику.

Следующую попытку проникнуть на восток предприняли уже голландцы, которые, освободившись от испанского владычества, в короткое время стали сильной морской державой и приступили к поиску кратчайшего прохода к несметным богатствам Индии и Китая.

В 1594 году они направили 2 корабля под общей командой Брандта Тетгалеса через Югорский Шар к устью реки Кары. А два других, под командованием Виллема Баренца, должны были проникнуть в Карское море вокруг Новой Земли. После возвращения домой голландские мореплаватели рассказали о реальной возможности пройти северо-восточным проходом в Китай. И на следующий год уже 6 торговых судов в сопровождении вспомогательного корабля (читай: корабля охранения. — Авт.) с полными трюмами направились к Новой Земле. Но на этот раз льды не пустили голландских моряков дальше острова Мясного и серьезно охладили пыл многих голландских торговцев.

В мае 1596 года еще 2 голландских торговых судна, имея штурманом отряда Виллема Баренца, сделали очередную попытку проникнуть на восток. Это плавание стало последним для Баренца, который после тяжелой зимовки в Ледяной гавани скончался от цинги. До 1625 года, при полном равнодушии российских властей, голландцы совершили еще несколько, правда безуспешных, попыток проникнуть за Новую Землю. И хотя в 1675 году с Новой Земли голландский китолов Корнелий Снобеггером привез в Голландию рудные камни с небольшим вкраплением серебра, голландцы все же отказались от поисков северо-восточного прохода. Тем более что к этому времени они уже окончательно сосредоточили в своих руках торговлю с Дальним Востоком, хотя для того им пришлось обходить вокруг мыса Доброй Надежды. Русские поморы в те годы в основном промышляли у южного острова Новой Земли и ходили в Карское море через пролив Югорский Шар. Их походы к северному острову архипелага и через пролив Маточкин Шар были крайне редки. В основном с целью промысла.

Первая серьезная государственная экспедиция вдоль северных российских берегов была организована только в 1734 году в период правления императрицы Анны Иоанновны. Эта экспедиция была названа потомками «Великой северной экспедицией» за то, что русские исследователи выполнили грандиозную работу по описанию северного побережья Евразии: от Белого моря до устья реки Колыма и полуострова Камчатка. Тогда, в очередной раз государственные «равнодушие и косность мышления» русских правителей и боярства своей самоотверженностью и даже жизнями компенсировали простые русские моряки и исследователи. Но их подвиги, хотя и состоялись не менее чем на столетие раньше, лишь на полкорпуса опередили арктические устремления северогерманских государств. Правда, из-за того, что экспедиция проходила в условиях особой секретности, и сегодня ее результаты малоизвестны и ждут своих исследователей.

Первой русской научно-исследовательской экспедицией на Новую Землю можно рассматривать плавание под началом «штурмана порутческого ранга» Федора Розмыслова. До его посещения архипелага о существовании пролива Маточкин Шар знали только архангельские поморы, промышлявшие морского зверя у южного острова. Экспедиция Розмыслова произвела очень хорошую съемку Маточкина Шара и собрала некоторые сведения о природе Новой Земли.

В 1819–1824 годах для описи южного и северного ново-земельских островов к берегам архипелага пришел бриг «Новая Земля» под командованием сначала лейтенанта Андрея Лазарева, а затем и лейтенанта Федора Литке Составленная Литке карта западных берегов Новой Земли долгое время (а по некоторым районам до начала 1940-х годов) оставалась главным пособием для мореплавателей, направлявшихся к архипелагу или проходящих через его проливы.

Западную и восточную части северного острова приблизительно описали в 1832–1835 годах корпуса штурманов подпоручик Петр Пахтусов и его помощник прапорщик Август Циволька. Однако наиболее подробная карта этого архипелага была сделана лишь к 1921 году. Хотя подробной ее можно было назвать с большой натяжкой, так как даже с началом Великой Отечественной войны наши картографы часто корректировали свои карты от 1921 года по рассказам местных промышленников.

Столь же печально обстояло дело с описанием арктических архипелагов Земля Франца-Иосифа и Северная Земля, а также большинства российских арктических островов. Можно отнести подобное государственное «невнимание» к засекречиванию российских арктических районов и к стремлению не допустить сюда иностранцев. Однако, скорее всего, это было действительно откровенно государственным заблуждением, так как после успешных плаваний норвежцев к берегам Новой Земли в XIX веке один из участников этих плаваний немецкий географ Пешель записал:

— Все, что до сих пор нам было сообщено о Новой Земле и о Карском море, оказывается грубой и постыдной мистификацией. Недоступность Карского моря — чистый вымысел, оно может служить для рыболовства, но не ледником

В 1870-е годы заявление Пешеля проверили на практике немецкие географы Хейглин и профессор Хефер, которые на судах «Germania» и «Isbjorn» осмотрели берега проливов Маточкин Шар и Костин Шар. А вернувшись домой, составили подробное их описание. Естественно, они также особо отметили откровенное российское государственное невнимание к Северу, что и заметил вышеупомянутый будущий гроссадмирал Альфред фон Тирпиц. Тем более что в эти годы новая Германская империя значительно зависела от заграничных колоний и снабжения важнейшим промышленным сырьем, что особенно относилось к железной руде и к рудам других металлов. В XX веке Германия стала серьезным конкурентом Великобритании и Франции в производстве промышленной продукции, развитии ведущих отраслей промышленности и в экспорте капитала. Она всемерно стремилась вытеснить своих европейских конкурентов из всех уголков земного шара. При этом развитие германской промышленности выходило далеко за рамки внутренней потребности.

К 1914 году зависимость германской экономики от внешних рынков заметно выросла. Перед началом Первой мировой войны здесь реализовалось до четверти всей германской промышленной продукции. Правда, в отличие от Англии и Франции, которые решали свои проблемы сырья путем ввоза его из собственных колоний, Германии, не имевшей богатых сырьем колоний, пришлось решать эту проблему в борьбе за сырьевые источники.

Постепенно назрел военный передел мира, и в первую очередь в интересах германских империалистов.

Гроссадмирал фон Тирпиц был твердо убежден, что для будущего военного успеха, в том числе для блокирования Британских островов, немцам был нужен открытый выход в Атлантику. И тут могли выручить только базы, находящиеся за пределами рейха, которых к началу Первой мировой войны у кайзеровского флота было совсем немного. В реализации его передовых взглядов (естественно, с точки зрения германского адмирала. — Авт.) ему помогли аналитики немецкого адмиралштаба, которые прекрасно знали не только историю создания имперской Германии, но еще и внимательно изучали историю своего будущего врага — России. И такое внимание для немцев было весьма полезным. А для России — крайне опасным.

Дело в том, что в России, несмотря на проведение нескольких северных исследовательских экспедиций, о значении мурманских берегов впервые серьезно заговорили после неудачной для русских Крымской войны и длительной работы в российском правительстве «реформаторов», стремившихся сделать российский военный флот лишь оборонительным При этом только наиболее дальновидные российские политики и военные моряки, например, управляющий российским Морским министерством адмирал Иван Шестаков, в отличие от так называемых «радетелей за Россию», прекрасно понимавший, какие новые государственные возможности появились у Германии, ставшей единственной «хранительницей» пролива Бельт и потому способной легко воспретить свободный выход русских кораблей в Атлантику, твердо, но в меру своих возможностей, отстаивал создание в Ледовитом океане специальной станции для крейсеров, назначенных охранять российские арктические границы, китоловный и зверобойный промыслы поморов. В этом его столь же твердо весной 1870 года поддержал император Александр III.

20 июля того же года в Екатерининскую гавань вошла русская эскадра, состоявшая из корвета «Варяг> и клипера «Жемчуг», под общим командованием вице-адмирала Константина Посьета. На борту флагманского корабля находился великий князь Алексей Александрович. Уже на следующий день он внимательно осмотрел мурманские берега. Не удовлетворившись осмотром лишь одного района для базирования крейсеров, следующим утром он вышел на клипере для осмотра побережья острова Кильдин и Мотовского залива. Здесь, в сопровождении архангельского губернатора Н. Качалова и академика Александра Мидлендорфа, он посетил остров Шалим и местное становище Еретики, где тогда было создано «Первое Мурманское китобойное и иных промыслов товарищество», затем встретился с представителями нескольких китобойных компаний в норвежском городе Вадсё. Собрав сведения, интересующие морского министра, русский отряд ушел на Балтику. И далее сработала поговорка: «В России долго запрягают…»

Лишь летом 1894 года на Мурманском берегу побывал министр финансов Сергей Витте. А в августе уже новому российскому императору Николаю II он представил подробный доклад об устройстве порта на Мурмане, где указал, что Екатерининская гавань произвела на него еще более грандиозное впечатление, нежели Владивостокский порт и Владивостокская гавань. Этот доклад был воспринят с особым вниманием. Однако остался только на бумаге.

Меж тем кайзер Вильгельм II, понимая реальность германо-российского военного столкновения на Балтике, всемерно подталкивал молодого российского императора Николая II обратить государево внимание на Тихий океан. И — это ему удалось.

Как «классику» сегодня можно рассматривать факт, что в 1903 году, при встрече русского императора на кайзеровском флагмане был поднят флажный сигнал: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана». Каково? Хитро трудятся политики, сидя в мягких креслах. Только потом Россия получила поражения под Порт-Артуром, Мукденом, Цусимой… В том числе и из-за государственного невнимания к Северному морскому пути.

Исторический парадокс состоит в том, что, хотя Арктика географически ближе к России, чем к Германии, а через арктические моря проходит едва ли не треть российских границ, русские чиновники и к началу XX века крайне мало внимания обращали на берега Сибири и на арктические моря.

Неудивительно, что начавшаяся в 1912 году война между Турцией и Болгарией с первых же ее дней выявила серьезные недостатки российской оборонительной доктрины: несмотря на многочисленные просьбы болгар, Турция (читай: Германия. — Авт.) не позволили русским Черноморскому и Балтийскому флотам оказать помощь борющейся за независимость Болгарии. «Неожиданно» для российских политиков выяснилось, что Турция и Германия без особого труда могут установить жесткий контроль над черноморскими и балтийскими проливами, оставив для России лишь один тихоокеанский порт Владивосток. Не правда ли в тесные рамки поставили Россию германские дипломаты и военные? При этом их совершенно не волновало, что для Североамериканских Соединенных Штатов (САСШ) и Японии тихоокеанские воды много роднее, чем для России.

Крайний Север вновь вышел на первое место в экономике России, ведь для доставки грузов из Дальнего Востока у русских министерств осталась только транссибирская железнодорожная магистраль, чья пропускная способность оказалась крайне мала.

Правда, болгаро-турецкая война все же помогла российским государственным мужам радикально пересмотреть их взгляды на необходимость строительства современного порта на Севере, куда в кризисное военное время могли свободно зайти даже черноморские и балтийские корабли и суда, а, сделав ремонт, — они могли свободно выйти в Мировой океан. Причем вне зависимости от усилий неприятеля. Этому же способствовало и то, что еще в 1896 году российский Государственный совет одобрил предложения по строительству в Екатерининской гавани коммерческого порта, куда наравне с торговыми судами могли бы заходить и военные крейсеры, способные защитить Крайний Север России от вторжения иностранных промысловых судов. И 24 июня 1899 года состоялось торжественное открытие города, нареченного в честь императора Александра III — Александрова (сегодня Полярный).

Но в очередной раз совершенная непредсказуемость российских чиновников дала о себе знать. В феврале 1915 года наилучшим местом для нового коммерческого порта неким «государственным мужем» неожиданно для всех была выбрана Семеновская бухта, расположенная в южной части Кольского залива. Так появился еще один северный российский порт, который был назван Романов-на-Мурмане (сегодня Мурманск). Ну а Александровск остался «не при делах»: не город и не порт, он был не способен обеспечить стоянку для торговых судов и не боевых кораблей. И новая война, уже Первая мировая, показала всю правильность русской поговорки о попытке догнать сразу двух зайцев.

В очередной раз и балтийские, и черноморские проливы были для нас закрыты. А порт Владивосток оказался слишком далек, чтобы обеспечить доставку военных грузов от наших союзников. И в очередной раз нам пришлось везти эти грузы в порт Архангельск. Ближе-то — некуда. Но в отличие от русских чиновников адмиралы кайзера Вильгельма в очередной раз воспользовались откровенным пренебрежением русских царедворцев к северным границам России. Именно они привели кайзеровскую Германию не только к арктическому порогу нашего государства, но и даже — к «арктическому фасаду» России.

Хотя Германия никогда не соседствовала с Россией в Арктике, но с момента зарождения империи она стала интенсивно осваивать арктические пустыни. Правда, об этих экспедициях сегодня удалось найти очень немного информации. Но та, которую удалось найти, весьма любопытна.

В 1912 году появился проект германской арктической экспедиции под началом лейтенанта кайзеровского флота Шредер-Штранца, который предусматривал самостоятельное обследование немцами Таймырского полуострова для дальнейшего прохода в Берингов пролив и на Тихий океан. Право свободно распоряжаться собранными сведениями о русских землях и морях немцы оставляли за собой. Экспедиция была задумана довольно широко. Но все, что здесь произошло до марта 1913 года, выглядит крайне странно!

Шредер-Штранц решил для исследования различных районов Северного Ледовитого океана, прилегающих к Таймырскому полуострову, построить специальное судно. А для изучения таймырских недр этой малоизученной области применить санные собачьи упряжки. Основную работу экспедиции предполагались начать в 1913 или 1914 году.

С целью же тренировки личного состава будущей экспедиции в полярных условиях лейтенант Шредер-Штранц отправился летом 1912 года на норвежском парусно-парусно-моторном судне «Герцог Эрнст» (бывшая норвежская промысловая яхта «Стерлинг». — Авт.) к северным берегам Шпицбергена. И здесь, совершенно неожиданно для мировой общественности, он остался зимовать. Экспедиция состояла из 15 участников: 10 немцев и 5 норвежских матросов. Ни судно, не имевшее соответствующих помещений, ни члены экспедиции не были готовы к полярной зимовке.

Во время стоянки у острова Северо-Восточная Земля 3/15 августа 1912 года, когда судно «Герцог Эрнст» находилось около мыса Нуркап, начальник экспедиции вместе с тремя немецкими учеными отправились на глетчере в сторону острова Парри и более к месту стоянки не вернулись. Не вернулись все четверо. С какой целью была проведена эта совершенно безрассудная и заведомо гиблая вылазка? Быть может, для осмотра острова, куда еще не ступала нога человека? Сложно сказать! Оставшиеся на судне ждали их почти неделю. А затем, понимая, что вынесенное напором льда на мель экспедиционное судно не сможет самостоятельно сойти с нее, направились на лыжах налегке на юг в сторону залива Адвент. Однако вскоре норвежские матросы, которые были лучше подготовлены для походов во льдах, стали убеждать остальных, что без соответствующего снаряжения путешественники не смогут достичь заветного залива- Затем они повернули обратно и продолжили зимовку на борту «Герцога Эрнста». Остальные участники, в числе 6 человек, совершенно неопытных в полярных условиях, продолжили путь на юг, через неделю перехода наткнулись на незамерзающий фиорд. Четверо не стали испытывать судьбу и повернули назад, а двое зимовщиков — самых отчаянных, решивших продолжить свой путь, погибли.

В конце сентября собравшиеся на судне немецкие и норвежские полярники, за исключением 3 норвежцев, покинули «Герцога Эрнста», чтобы через залив Мозель еще раз попытаться пройти к заливу Адвент. Однако далее зимовщикам пришлось думать только о выживании, а совсем не о продолжении экспедиции.

Когда покинувшие судно моряки достигли мыса, известного им, как Second Balley, то в здешних домиках им пришлось оставить 2 своих товарищей (доктора Рюдигера и художника Раве) с обмороженными ногами, которые в промысловых времянках прожили 7 недель, а после заживления ног 1 декабря вернулись на свое судно. Остальные продолжили движение на юг. Но через несколько дней 2 норвежца и немец повернули назад: оба норвежца на Рождество достигли оставленной судовой стоянки, а немецкий моряк в дороге погиб. Из полярников, покинувших борт «Герцога Эрнста», до залива Адвент дошел только один — капитан судна Ритшер. С радиостанции Гринхарбора он сообщил в Северную Норвегию о бедственном положении судна и зимовщиков.

В марте 1913 года на помощь бедствующим прибыла шхуна «Герта» и в конце концов спасла 6 человек (4 норвежца и 2 немца). Более странной и менее подготовленной экспедиции за весь XX век не было. Меж тем неподготовленность экспедиции, скорее всего, можно отнести к необъяснимой самоуверенности лейтенанта Шредер-Штранца, которая его же и погубила. Либо здесь имелся некий замысел, который до сих пор остается неизвестным Одно ясно: что эта экспедиция могла стать одним из первых пунктов в некой арктической программе продвижения Германии на Восток. Но первыми, как всегда, туда пошли кайзеровские крейсеры и подлодки.

Печально признать, но рейдеры и подлодки кайзеровского флота к своим заполярным берегам «позвала» сама Россия, долго не проявлявшая к ним государственного внимания.

К началу Первой мировой войны основным морским театром военных действий германское командование считало Северное море, так как именно здесь находился главный противник Германии — Великобритания, контролировавшая германские морские пути. Поскольку кайзеровское командование планировало «молниеносно» закончить войну с Британскими островами и Францией, то рейдерству на английских океанских сообщениях против судов Великобритании и стран Британского союза не придавалось существенного значения. Тем более что Германия тогда имела за пределами Северного моря лишь базу в китайском Циндао. Почти до конца 1914 года, в соответствии с планом блицкрига, германское верховное командование не принимало действенных мер против английской блокады, а морским операциям придавалось второстепенное значение.

Все изменилось в начале 1915 года, после занятия немцами бельгийских портов Зеебрюгге и Остенде и захвата здесь защищенных баз для подводных лодок, что весьма благоприятно повлияло на боевые возможности кайзеровских рейдеров и субмарин. Хотелось бы отметить, что к началу Первой мировой войны немцы имели только 20 небольших подводных лодок, которые не годились для боев за пределами Северного моря. Лишь в конце второго военного года на судостроительных заводах Германии приступили к строительству подлодок, способных совершать длительные океанские плавания. Однако шла война, и отсутствие океанских подлодок еще нужно было чем-то заменить.

Император Вильгельм II решил перенести основную тяжесть военных действий на Восточный фронт и направил к северной оконечности Скандинавского полуострова и далее — к российским заполярным берегам — замаскированные вспомогательные крейсеры. И здесь в прямом смысле началась мировая война.

В связи с тем, что Россия в очередной раз оказалась не готовой к затяжным боевым действиям, то в Архангельск, а затем и в Ромаиов-на-Мурмане, пошли английские, французские, американские, норвежские, датские транспорты и другие суда Британского содружества Для их дальнего прикрытия в районы океанского треугольника Исландия — Британские острова — Скандинавия были направлены британские крейсеры, сторожевые суда и траулеры. Более того, уже весной 1915 года англичане блокировали торговые пути Германии с целью полного прекращения германских торговых связей на море. И очень скоро в германских городах началось строгое нормирование хлеба. Но и немцы не остались в долгу. Огромную помощь в войне с Германией России оказали межсоюзнические грузовые перевозки с Британских островов в порт Архангельск через Баренцево и Белое моря.

Благодаря активности хорошо поставленной в России агентурной разведке германское командование еще весной 1915 года предприняло меры по их срыву, для чего были использованы специально закупленные в нейтральных странах промысловые суда под национальными флагами.

Эти «оборотни» у Горла Белого моря провели постановку нескольких минных банок. Одновременно сюда же пришел только что оснащенный вспомогательный крейсер «Метеор». При полном водоизмещении в 3640 тонн он имел 2 — 88-мм орудия, 1?— 52-мм орудие, 2 — 37-мм автоматических орудия, 2 — 50-см однотрубных торпедных аппарата. В трюмы и погреба крейсера было загружено 600 88-мм снарядов, торпеды и более 370 морских мин. Для проведения минных постановок в Белом море и у Кольского полуострова германский крейсер маскировался под русские суда «Буй» и «Император Николай I». Не встретив серьезных помех, немецкий вспомогательный крейсер «Метеор» вошел в северную часть Белого моря и установил в районе мыса Святой Нос минное заграждение из 285 мин минными банками по 30 мин в каждой. Остальные, предположительно, в Белом море. Почему мы используем слово «предположительно»? Да потому, что есть информация о создании «Метеором» минного склада для германских субмарин на беломорском острове Поной. Меж тем в инструкции его командиру корветтен-капитану фон Кнорре перед выходом в плавание было указано оставить 25 мин для самозащиты. Странный способ самозащиты — но так гласит указание в инструкции командиру «Метеора». А может быть, германский экипаж заведомо приготовил первую секретную минную базу на Русском Севере и поставил эти мины на подходах к ней? До настоящего времени ясного ответа на этот вопрос отыскать не удалось. Тем более что любая информация о появлении этого минного заградителя в Баренцевом или Белом морях долгое время была недоступна. Сегодня известно, что на одной из выставленных «Метеором» мин 29 мая 1915 года в 12 милях от Орловского маяка подорвался и затонул английский пароход «Арндаль». Его гибель нарушила привычный характер судоходства в российских северных водах и привела к сокращению стратегически важных поставок из-за границы. Морское министерство предприняло ответные шаги. Но союзные транспорты продолжали подрываться на минах, в том числе и там, куда «Метеору» не удалось зайти — на южных подходах к беломорскому Горлу.

Выходит, кроме известного нам вспомогательного крейсера-заградителя для постановки мин сюда приходили и иные минные заградители кайзеровского флота. Но так как оба надводных минных заградителя специальной постройки, состоявшие к началу Первой мировой войны в составе кайзерфлота, в 1915 году активно использовались на Балтике, то в заполярные воды могли прийти австрийские или германские транспорты, прежде работавшие на линии Гамбург — Америка и с началом войны переоборудованные в заградители, доставившие к беломорским берегам дополнительное количество морских мин для «самозащиты». Например, «Герта», «Один» и «Рюген» (до 150 мин каждый. — Авт.). Либо к мурманским берегам приходили вспомогательные минные заградители «Кениген Луиза» и «Кайзер», которые были введены в строй кайзерфлота уже на второй день войны. Но эта весьма интересная тема еще ждет своих исследователей.

Меж тем германские корабли и подлодки устремились сюда совсем неслучайно. Хотя, без сомнения, не с началом войны!

Русский Север всегда оставался в пасынках у русского правительства и военного командования: ни охранных кораблей, ни войсковых подразделений здесь никогда не было. Единственным кораблем, приходившим сюда ежегодно с началом летней навигации, было посыльное судно «Бакан». На его команду и возлагались задачи защиты российских рыбаков и зверобоев на Баренцевом и Белом морях, а также обеспечение научных исследований в Арктике. Но начавшаяся Первая мировая война ясно показала, что такая защита для российских заполярных берегов слишком слаба. И с лета 1915 года на подходах к Горлу Белого моря стали нести сторожевую службу мобилизованные частные русские торговые суда, часть из которых была переоборудована для траления и очистки фарватеров от мин; в помощь им были срочно приобретены 6 норвежских и английских траулеров и китобойцев, над которым подняли Андреевский флаг. За 1915 год отряд траления увеличился до 18 судов. Тогда же для осуществления оперативной связи между союзными флотами из Северной Шотландии в Александровск-на-Мурмане проложили кабель, а в районе Кислой губы для его защиты был создан ротный опорный пункт на 150 человек и установлено несколько береговых батарей, из одного 120-мм и двух 75-мм орудий каждая. А на побережье Кольского залива была создана линия зрительного наблюдения за морем (до 10 наблюдательных постов). Кроме того, 2 линии постоянных корабельных дозоров (первая — на линии мыс Сеть-Наволок — остров Кильдин, вторая — между островом Торос и мысом Летинский) появились перед входом в Кольский залив. А в районах острова Седловатый и мыса Белокаменный были выставлены противолодочные сети, а на входе в Екатерининскую гавань — кольчужный бон.

Той же осенью были введены в строй 3 радиостанции (на мысах Канин Нос и Святой Нос и на острове Моржовец), которые обеспечили надежную связь береговых наблюдательных постов и постов оповещения со штабом начальника охраны водного района Архангельского порта.

На зиму в Кольский залив перевели переоборудованные из торговых и вспомогательных судов вспомогательный крейсер «Василий Великий», посыльное судно «Колгуев» (б. товарно-пассажирский пароход), минный заградитель «Уссури» (б. грузовой пароход «Люцун»), тральщик «Восток» и транспорт «Харитон Лаптев»; сюда же временно перебазировались английский крейсер «Ифиджения» (командир кептен Кемп) и английская партия траления из 8 тральщиков. Вероятно, «Василий Великий» и «Харитон Лаптев» были настолько стары, что данных о них не удалось найти ни в одном из доступных сегодня справочников о кораблях и вспомогательных судах русского и советского Военно-морского флота за период до 1928 года включительно.

Появление минной опасности и резкое сокращение в связи с этим перевозок союзников заставили русское командование «проснуться» и принять срочные (в какой раз?) меры для защиты здешнего судоходства. Была создана и русская партия траления, где в качестве тральщиков были использованы английские, аргентинские, испанские, норвежские рыболовецкие траулеры (специально купленные для того Морским ведомством), а также русские рыболовецкие суда, переданные флотилии Северного Ледовитого океана (СЛО) по мобилизации. Все они были переоборудованы для выполнения боевых задач. Однако лишь половина из них имела тралы и могла использоваться по прямому назначению. На большинстве же вместо минных тралов использовались обыкновенные тросы, с помощью которых подсекались якорные мины.

Считается, что к концу 1915 года российское Морское ведомство собрало на Северном морском театре 3 вспомогательных крейсера (посыльных судна), 2 малые подлодки, 1 минный заградитель, 16 тральщиков и 7 гидрографических судов. Правда, в большинстве они только числились во флотилии Северного Ледовитого океана, а фактически остались в составе Балтийского флота и Сибирской флотилии. Казалось, военных кораблей на Русском Севере было достаточно для того, чтобы обеспечить контроль Горла Белого моря и подходов к нему. Но это было огромное заблуждение.

За время навигации 1915 года на северных трассах подорвалось и погибло только на минах 10 российских и союзных пароходов, 2 парусных судна и 2 английских военных корабля (в том числе вспомогательный крейсер «Арланц»). Экипажи русских и английских тральщиков, в прямом смысле выбиваясь из сил, уже во вторую военную осень сумели уничтожить 44 германских мины и обеспечить проход в Архангельск 198 российских и союзных транспортов. Однако морская война у русских северных берегов еще только начиналась и мало походила на войну в Атлантике, Северном, Балтийском, Черном или Средиземном морях. Однако российский Морской генеральный штаб продолжал медлить. Лишь в начале 1916 года в Заполярье появилось настоящее русское флотское соединение. Для его укомплектования корабельным составом было решено использовать суда, ранее входившие в состав Сибирской флотилии, а также русские корабли, захваченные японцами в 1904–1905 годах, во время Русско-японской войны.

Практически всем «новичкам», прибывшим на Север, тут же пришлось выйти в море для выполнения боевых задач, которых было не счесть: проводить через минные заграждения к портам разгрузки торговые суда (в основном Англии и Франции), прикрывать конвои от ударов крейсеров и подводных лодок противника, нести охрану транспортов в местах их сосредоточения и в районах ожидания тральщиков (Иоканьгский рейд) или в районе ожидания очереди на разгрузку (Кольский залив). Предполагалось, что новое корабельное соединение будет иметь основную базу в Кольском заливе (она же операционная), маневренную — в Иоканьге, тыловую — в Архангельске. Со временем во флотилию СЛО должны были войти: отряд крейсеров и миноносцев, дивизия траления, отряд судов обороны Кольского залива, отряд судов охраны водного района Архангельского порта и суда службы связи. Летом 1916 года к прежним задачам флотилии СЛО добавились и новые — началась переброска 40 тысяч русских солдат и офицеров (в том числе 2-я и 4-я особые бригады генерал-майоров Михаила Дитерихса и Максима Леонтьева) с силами усиления во Францию и на Балканский театр военных действий. И эта задача оказалась весьма сложной для существовавшего в основном только в приказах русского Морского министерства

Для перевозки русских войск на Западный фронт использовались главным образом французские и английские транспорты. Они выходили из Архангельска небольшими группами (до 5 пароходов в каждой). От острова Мудьюг до меридиана мыса Святой Нос их сопровождали русские тральщики, а далее транспорты шли самостоятельно или под охраной посыльных судов русской военной флотилии. У мыса Нордкап, по договоренности с союзниками, транспорты, перевозящие русские бригады, должны были встречать французские военные корабли и конвоировать до портов назначения. Однако французские корабли вступали в охранение транспортов только при их подходе к французским портам Брест и Сен-Назер. Хотелось того или нет, но российскому Верховному командованию в очередной раз пришлось внимательно посмотреть и на Кольские берега. И снова в военные годы, и снова — в условиях, когда враг стал угрожать нашим океанским коммуникациям. Увы, но в этом нет ничего удивительного.

Ранее, всемерно пытаясь открыть для себя черноморские и балтийские проливы, в России совершенно забыли о собственном, всегда свободном выходе в Северный Ледовитый океан, который не способен был закрыть ни один враг. Неудивительно, что и к Первой мировой войне на Мурманском берегу не было ни одного заполярного, порта, соединенного с центром России железной дорогой и действующего круглый год. В Заполярье был лишь Архангельск, но в ноябре его акватория замерзала и открывалась в лучшем случае в мае.

Так что к строительству будущего торгового порта Мурманск вновь подтолкнуло не государственное мышление, а очередная неготовность России к войне. А также, как и в прежние времена, с началом боевых действий тесное блокирование российских портов на Балтийском и на Черном морях. А тихоокеанский Владивосток, как и прежде, остался слишком далеким. Ранее уже было рассказано о мучительном выборе места для строительства порта на Кольском полуострове. И о странном чиновничьем выборе для него вместо Екатерининской гавани (Александровск-на-Мурмане) Семеновской бухты. Считаю весьма полезным именно в разделе о появлении германских подлодок у Кольского полуострова продолжить рассказ о том, как даже после начала Первой мировой войны в России относились к защите своих северных границ.

Для ускорения вышеупомянутого строительства в Семеновской бухте было создано специальное управление по постройке военно-морских объектов — «Базстройка». Это позволило уже 1 сентября 1916 года принять в Семенове первый пароход: военные грузы пошли в Центральную Россию. Значит, можем, если

захотим. Правда, прибывшие на мурманский берег грузы уходили из Заполярья крайне медленно и по сложному маршруту. Порой на экзотичных видах транспорта: от Семенова до Колы — на поездах, от Колы до Белой — на оленях, от Белой до Кандалакши — вновь по железной дороге, от Кандалакши через Куолаярви до Рованиеми — на лошадях, и лишь затем — по Финляндской железной дороге. Скорость прохождения грузов по маршруту увеличилась только после того, как в мае 1916 года от Семенова на Кандалакшу они пошли по новой железной дороге. Но первая навигация нового заполярного порта продолжалась и зимою, когда Белое море совсем замерзло (тогда в Семенове было переработано более 30 тысяч тонн грузов).

Но новорожденный порт мог принять одновременно не более 7 океанских судов. И совсем не потому, что гавань была небольшой.

Особое место в инфраструктуре любого морского порта отводится плавучим кранам большой грузоподъемности. В некоторой степени, по их наличию или отсутствию в портовом хозяйстве, можно судить о государственном отношении к тому или иному портопункту. Не стал исключением и порт в Семенова

Первым, еще в сентябре 1915 года, в Кольский залив из Голландии был приведен плавкран «Конрад» (грузоподъемностью в 60 тонн). Однако он простоял у причала без употребления до февраля 1916 года. Только с началом весны было решено ввести его в строй. Второй плавкран, «Колос» (грузоподъемностью в 125 тонн), зимой 1916 года, так и не дойдя до мурманских берегов, затонул в порту Варде. Он был поднят и приведен в Семеново лишь в августе 1917 года. Однако недолго служил России: через год при подъеме затонувшего судна он вновь затонул.

Третий плавкран — «Голландия» — в октябре 1916 года во время шторма у мыса Цып-Наволок был выброшен волной на побережье острова Кильдин. Так что большая часть малогабаритных грузов или россыпи переносилась на берег на руках и под русскую «Дубинушку». О какой скоростной разгрузке может идти речь? Однако имелась и весьма серьезная проблема у нового российского заполярного порта на мурманском берегу.

Долгое время здесь не было даже настоящего хозяина. Наравне с Россией в его работе участвовали и страны Антанты, и в первую очередь Великобритания, которая совершенно не скрывала в том своего государственного интереса, а потому занялась решением проблем порта в Семеново.

Для разгрузки торговых судов британская компания «Р. Мартене и К°» наняла сразу несколько сотен рабочих в Тульской и Калужской губерниях. Хотя условия найма портовых рабочих остались неизвестными и сегодня, но грузовые операции пошли быстрее и уже не снижали своего темпа и после окончания Первой мировой войны.

Конечно, нынешнему россиянину нелестно услышать о весьма заметной роли Великобритании в укреплении наших государственных позиций на Кольском полуострове. И в первую очередь тому, кто считает, что тем самым наносится «ущерб истории и государственным интересам России». Но не стоит искать здесь признаки фальсификации.

Ведь даже в 1970—1980-е годы это мнение советских историков не считалось шельмованием нашей российской истории. И лучшее тому подтверждение — прекрасные исторические труды, посвященные истории нашего Заполярья, широко известных в мире мурманских историков Ивана Ушакова и Алексея Киселева, Так что лучше прочитаем их труды и объективно оценим, кто больше радел за интересы своих государств: русские министры или английские лорды?

Чтобы хоть как-то ускорить прохождение воинских грузов с марта 1916 года, часть иностранных судов перегружала содержимое своих трюмов в трюмы русских судов, которые за ледоколами шли к острову Мудьюг. Отсюда гужевым транспортом они доставлялись к Архангельско-Вологодской дороге. Неудивительно, что интенсивность грузоперевалки (железная дорога вывозила в сутки в среднем до 150 тонн) была недостаточной, и к февралю 1916 года в Кольском заливе (Александровске, Семенове и Дровяном) скопилось три десятка грузовых пароходов, из них более половины — иностранные. Кроме транспортов в Кольском заливе собралось 15 английских минных тральщиков, броненосец «Альбермаль», крейсер «Ифигения», плавучие базы «Эрнестон» и «Санниндейл». Уже зимой 1916 года, когда в Кольский залив пришел специальный корабельный отряд флотилии СЛО, в бухте стало тесно. Из-за минной угрозы российскому и союзному судоходству между Кольским заливом и Горлом Белого моря, и откровенной перегрузкой Семеновского порта, возникла необходимость создать и вышеупомянутую промежуточную (маневренную) базу флота в Иоканьге.

Здесь предполагалось базирование дозорных кораблей, а также судов партии траления. Но разработанный русским командованием план строительства базы до окончания войны так и не был реализован, хотя корабли военной флотилии, и в частности тральщики, проводившие торговые суда в Белое море, часто использовали Иоканьгскую базу для стоянки. К слову, только в начале Великой Отечественной войны здесь появился опорный пункт Северного флота, где в относительно защищенных условиях могли стоять советские и иностранные корабли и транспорты. Но это произошло более чем через 20 лет после того, как было задумано. Надеюсь, сейчас понятно, почему адмирал Рейхард Карл Фридрих фон Шеер, приняв командование флотом Открытого моря, обратил особое внимание на российский Север.

Практически до начала Великой Отечественной войны отдельные советские и иностранные военно-морские историки считали, что немецкие подлодки, пришедшие в Заполярье, длительно действовали здесь без захода в береговые базы или опорные пункты. Мол, был же удачным двухмесячный поход «коммерческой» подводной лодки «Дойчланд» к берегам Северной Америки. И только создание в 1942 году на Новой Земле советской военно-морской базы поколебало эту уверенность. Скорее всего, благодаря обнаружению здесь нескольких тайных баз кайзеровского флота Если судить по просочившейся в открытую печать информации, то их нашли в Белушьей губе и в проливе Маточкин Шар.

Для того чтобы понять, зачем морякам кайзеровского флота была нужна Новая Земля, достаточно вспомнить о равнодушии русских царедворцев к нашему Северу. А затем осознать, что этот архипелаг не могло миновать ни одно судно, идущее в Карское море.

При проработке планов «арктической системы» кригсмарине уже фашистская военно-морская разведка успешно использовала все доступные материалы любых научных (и далеко не научных. — Авт.) экспедиций за советский «Гибралтар» и разведывательную информацию, добытую еще кайзеровскими рейдерами и подлодками. Ведь замыслы у нацистов были различны. Итак, посмотрим на практически безлюдную Новую Землю (несколько ненецких семей не в счет. — Авт.).

Здесь сразу же бросается в глаза, что архипелаг находится в пределах всего 100 миль от Горла Белого моря. В то время как до Лофотенских островов, где по данным «Морских сборников» той поры уже в 1917 году англичане предполагали существование тайной базы германских подлодок, было в два раза дальше. А от немецкого Киля — в пять раз дальше. Несложно понять, что даже молодой офицер-подводник способен сравнить между собой успешность длительных переходов в штормовых условиях и столь же длительного ожидания появления вражеского транспорта или конвоя в тех же штормовых условиях с короткими рейдами к русскому побережью, перемежаемыми коротким отдыхом в береговых условиях, где-нибудь на берегу пролива Маточкин Шар. И выбрать — что будет полезнее для выполнения боевой задачи.

После создания Новоземельской базы немцы редко использовали Лофотенские острова для своих субмарин. Зато в Лидсе (защищенном проливе между побережьем Норвегии и Лофотенскими островами) стали часто появляться германские рудовозы, которые здесь укрывались от английских крейсеров. А крейсеры кайзерфлота могли свободно выходить отсюда в Атлантику.

Через четверть века, когда по плану операции «Клеймор» в пролив пришли английские эсминцы и десантные корабли с отрядами коммандос на борту, то десантники уничтожили здесь не только топливные резервуары и заводы по производству рыбьего жира. Тогда же они нашли и уничтожили пещеру, где, предположительно, отдыхали и отстаивались между нападениями на конвои кайзеровские подводники. Хотя к тому времени было ясно, что она перестала быть посещаемой. Скорее всего, эту базу уничтожили на всякий случай, так как немцы активно использовали ее в 1915–1916 годах и британскому командованию не хотелось, чтобы она осталась в тылу Британских островов даже в законсервированном виде. Но продолжим рассказ о сложившейся к осени 1916 года обстановке у мурманских берегов.

Правильно оценив, что по кратчайшему морскому пути между Британскими островами и Архангельском Россия получает из стран Антанты вооружение, боеприпасы и военные грузы, а наши союзники вывозят на Британские острова лес и сельскохозяйственные продукты, в сентябре 1916 года немцы направили в Северный Ледовитый океан флотилию из 8 подводных лодок. В какой-то мере это повлияло на ход сухопутных боев на Западном и Восточном фронтах, хотя отдалить военную катастрофу Германии уже не могло. Ведь петля блокады вокруг нее становилась все теснее. Однако еще летом 1916 года адмирал рейхард К.Ф. фон Шеер направил к мурманскому берегу 2 больших подводных минных заградителя класса «Черная вдова» с 36 минами на борту у каждого, имеющие дальность плавания в 8 тысяч миль — U75 и U76.

Первой из Гельголандской бухты вышла U75 под командованием капитан-лейтенанта Курта Бейцена. 4 августа 1916 года она пришла в район мыса Орловский (Горло Белого моря) и поставила здесь все свои мины. Через две недели «75-я» вернулась в базу.

Следующей 17 сентября 1916 года пошла к мурманскому берегу U76. Через две недели она поставила 27 мин к северу от мыса Городецкий и 9 мин — у мыса Святой Нос Но, если со столь дальними походами «черных вдов», за исключением отдельных деталей похода, все ясно, то с пришедшими вслед за ними торпедными субмаринами кайзерфлота, имевшими вдвое меньшую дальность плавания, такой ясности нет. Возможно, первоначально они заходили на Лофотенские острова. А далее — никак не могли находиться в двухмесячных походах без захода на ту же Новую Землю. И здесь мы соприкасаемся с первыми признаками нарождающейся немецкой арктической системы.

Дело в том, что, имея много сильных тактических и технических возможностей/таких как скрытность действий и возможность выбора позиции для неожиданного торпедного удара, подводная лодка того времени имела и слабые стороны своей деятельности. Во-первых, она не могла долго находиться под водой и была вынуждена часто всплывать для зарядки аккумуляторных батарей. Вернее, она скорее была надводной подводной лодкой, способной изредка на короткое время нырять под воду. Но в надводном положении субмарина становилась значительно слабее любого надводного корабля, так как даже небольшое повреждение лодочного корпуса лишало ее главнейшего отличия от надводных кораблей — возможности укрыться от преследования в морских глубинах.

В северных морях германские подводники могли чувствовать себя достаточно вольготно и безопасно, так как англичане редко использовали в Норвежском и Баренцевом морях свои крейсеры и эсминцы, а у России здесь их просто не было. Но германским подводникам приходилось опасаться большинства транспортных судов, часть из которых имела артиллерийское вооружение

К началу войны в составе британского Королевского военного флота имелось 39 вооруженных пароходов, часть которых состояла в списках вспомогательных крейсеров и могла успешно противостоять германским субмаринам. Не меньшее внимание немцам пришлось уделять и траулерам (океанским рыбачьим пароходам), причисленным еще в 1910 году к Королевскому морскому резерву. К июлю 1914 года таковых числилось 82 единицы.

Эти небольшие корабли предназначались к тралению и посыльной службе, но со временем стали употребляться и для борьбы с подлодками. В северных морях и те, и другие могли защитить безоружные торговые суда. Таким образом, кайзеровским подводникам пришлось постоянно быть настороже А, кроме того, погода в Заполярье всегда была суровой и совершенно непредсказуемой: даже летом сильные шторма налетали на моряков с завидным постоянством, а затем сменялись неожиданными снежными зарядами, беспощадно секущими лица верхней вахты. Так что океанский поход для подводников того времени никогда не был «легкой прогулкой».

Приказ по кайзерфлоту о боевой деятельности торпедных субмарин в северной части Атлантического океана и в Северном Ледовитом океане был подписан 8 октября 1916 года.

К середине октября у северной оконечности Скандинавского полуострова, в Баренцевом море и у Горла Белого моря действовало уже 6 подлодок: U28, U43, U46, U48, U54, U56, сведенные в 3-ю флотилию германских подводных лодок. Они были вооружены 105-мм орудием, имели надводное водоизмещение 720 тонн, дальность плавания 4840 миль на экономичном ходу в 8 узлов. Германские подводные лодки развернули активную охоту за союзными транспортами в районах от мыса Нордкап и до мыса Канин Нос Наиболее часто они появлялись: на линии мыс Святой Нос — мыс Канин Нос, у полуострова Рыбачий, в районе мыс Харбакен — остров Барде. Для новорожденной флотилии СЛО наступило время тяжелых испытаний. Но в 1916 году им способствовали как никогда спокойная заполярная погода и полное отсутствие противолодочных сил и средств в русском Заполярье.

Осенью 1916 года немцы в течение 10 дней торпедным и артиллерийским оружием потопили 14 транспортов. А всего за три осенних месяца 6 германских субмарин торпедами и артиллерией потопили 25 торговых судов и одно захватили. На минах, поставленных ими, подорвались и затонули еще 4 парохода союзников. По данным известного германского историка подводной войны в годы Первой мировой войны Андреаса Михельсена, особо отличились U43 под командованием Юрста, U46 — Хиллебранда и U48 под командованием капитан-лейтенанта Бусса,

Первое боевое столкновение русских боевых кораблей из флотилии Северного Ледовитого океана с германскими подлодками произошло 24 сентября 1916 года. В этот день миноносец «Властный» под командованием лейтенанта С. Бутвиловского у мыса Цып-Наволок вступил в бой сразу с 2 германскими субмаринами. Подлодки для маскировки шли под парусами. После попадания артиллерийских снарядов с русского корабля они погрузились и вышли из боя, однако успели повредить и русский миноносец.

Через три недели, а вернее 13 октября, состоялся еще один артиллерийский бой между германской подлодкой и посыльным судном «Колгуев». А через неделю — при проводке конвоя, состоявшего из посыльного судна «Купава», 2 пароходов, плавкрана «Голландия», двух буксиров с баржами, сопровождаемого 2 английскими тральщиками и русским тральщиком Т-13, миноносец «Грозовой» под командованием лейтенанта М. Корнеева обнаружил, атаковал и с дистанции в 6 кабельтовых потопил немецкую подлодку U56.

Реальность подводной опасности все же заставила русское военное командование срочно пополнить противолодочные силы флотилии Северного Ледовитого океана, а также обратиться к англичанам с просьбой прислать новые противолодочные корабли. В ответ британское Адмиралтейство прислало устаревший крейсер «Интерпид», 3 тральщика, 10 вооруженных траулеров и 3 подводные лодки. Одновременно в кратчайшее время из Владивостока в Заполярье прибыли миноносцы «Бесстрашный», «Бесшумный», «Капитан Юрасовский», «Лейтенант Сергеев». Из французского Тулона прибыл крейсер «Аскольд» (командир капитан 1 — го ранга К. Кетлинский), а из Италии — еще одна малая подводная лодка «Святой Георгий» (командир старший лейтенант И. Ризнич). Кроме того, за границей были закуплены 4 вооруженных судна. Для усиления линий наблюдения и береговой обороны на Кольском полуострове было создано 9 артиллерийских батарей, 15 постов наблюдения, 6 береговых радиостанций.

И все же, несмотря на заметное усиление флотилии Северного Ледовитого океана, 23 сентября подводная лодка U48, потопив ранее 3 парохода, захватила у Нордкапа русский пароход «Сучан» (бывший германский «Специя», конфискованный в начале войны во Владивостоке). На его борту находилось 7 тысяч тонн военных грузов (артиллерийские боеприпасы, взрывчатка и порох, военное снаряжение, 7 автомобилей, 500 бухт кожи, 6 тысяч железнодорожных рельсов). Затем, ловко обойдя линию английской блокады 16 октября, она пришла вместе с «Сучаном» в Вильгельмсхафен.

Ее «систершип» U43 начала свою деятельность с дерзкой атаки у мыса Слетнес норвежского парохода «Дания». Затем она же потопила 10 пароходов (в том числе английские «Асторию», «Иванхое», «Иолу», «Кардиф»). 20 сентября 1916 года в 50 милях от Териберки она потопила пароход Добровольного флота «Тургай», а в ночь на 8 октября обстреляла радиостанцию на мысе Цып-Наволок (восточная часть полуострова Рыбачий). Предположительно, подлодка Юрста в надводном положении вошла на рейд города Александровск-на~Мурмане и обстреляла его из своих пушек. Но самой большой удачей Юрста стало потопление парохода «Быстрица», который вез для русской армии: почти 170 тысяч 75-мм артиллерийских гранат и картечей, 200 тысяч гранат иного калибра, 576 тысяч пулеметных лент, 338 тонн взрывчатых веществ, 10 тысяч ружей, 100 пулеметов, 20 мортир, 93 автомобиля, 14 миллионов ружейных патронов, а также 2 аэроплана, 60 тысяч стальных шлемов, 5 аэростатов, ангары для самолетов, 883 тонны стали, 29 тонн никеля, 62 тонны динамо-машин.

23 сентября 1916 года в 100 милях от мыса Святой Нос атаке лодки U46, которая за поход успела потопить 8 союзных и российских пароходов, подвергся следовавший в Архангельск русский пароход «Эрика». Когда все три германские подлодки в конце октября вернулись на свою базу, на смену им в северные воды пришли другие — U56 и U54. Эти то лее изрядно похозяйничали в наших водах. На счету германских подводников — судно связи «Феодосий Черниговский» и 4 иностранных парохода.

Любопытно, но все командиры германских подлодок как один признали весьма успешными походы в Баренцево море, а серьезным недостатком Северного морского театра — его удаленность от основных германских баз.

И в Адмиралштабе уже в следующем году этот недостаток планировалось устранить за счет создания маневренных баз в северной части Скандинавского полуострова, а по возможности — ив районах Кольского полуострова. Тем более что к 1 февраля 1917 года все исправные подводные лодки кайзерфлота были направлены в море для начала неограниченной подводной войны. Их командирам были вручены инструкции, где говорилось: «Необходимо действовать энергично и прежде всего быстро. Подводная война должна вестись с величайшим напряжением. Ни одного корабля не оставлять на поверхности моря. Надо принудить Англию к заключению мира и таким образом закончить войну». И еще: «Если вам представится выбор потопить броненосец или большое коммерческое судно — изберите последнее».

В январе 1917 года у мурманского берега Кольского полуострова появилась немецкая субмарина U76, имевшая задание проникнуть в залив и поставить у Александровска-на-Мурмане минное заграждение. Эти планы сорвал русский тральщик Т-30, успевший протаранить лодку до ее погружения. Израсходовав все топливо, U76 некоторое время шла под электромоторами, пока не разрядились аккумуляторы. Тогда командир принял решение затопить ее, и 14 января она исчезла в пучине у норвежских берегов.

Первой жертвой германских подводных лодок весной 1917 года на Севере стал русский транспорт «Ганслей», потопленный недалеко от острова Седловатый. Затем германские подводники уничтожили еще несколько торговых судов союзников. Одним из наиболее излюбленных «охотничьих угодий» для них стали подходы к Кольскому заливу. Только у мыса Цып-Наволок в те дни появилось до 7 германских подлодок. Вернувшаяся в северные воды U75 выставила здесь еще и три минные банки. Но эти мины были обнаружены русскими тральщиками и уничтожены. В 1917 году корабли флотилии СЛО более 20 раз обнаруживали германские подводные лодки у Кольского залива (к этому времени в Заполярье их было уже 12 единиц. — Авт.), которые только в Баренцевом море потопили более 20 транспортов стран Антанты. А 27 марта союзный транспорт был потоплен прямо на глазах у моряков дозорного русского тральщика.

Опасность подводной войны вызвала на Британских островах серьезную тревогу. Королевское Адмиралтейство даже организовало специальный комитет по борьбе с германскими подводными лодками. На этот раз уже страны Антанты оказались неготовыми к беспощадной подводной войне. В марте 1917 года германские подлодки потопили вражеских судов общим водоизмещением в 885 тысяч тонн, в апреле — в 1 091 тысяч тонн, в мае — 839 тысяч тонн, а в июне —1016 тысяч тонн, то есть за четыре месяца почти вдвое больше, чем они потопили за весь 1916 год. При этом кайзеровский флот потерял всего лишь 20 подлодок Чтобы снизить собственные потери и повысить результативность кайзерфлота, германский Адмиралштаб все свои усилия направил на районы Северной Атлантики и на Русский Север. Причем и силами ведения тайной войны.

Военная кампания 1916 года ознаменовались одним трагическим событием, с которого до сих пор не снят покров таинственности. Речь идет о взрыве в Архангельском порту 26 октября.

«Воскресенье, 30 октября 1916 г. Телеграмма Петроградского телеграфного агентства, Петроград, 29 октября (официально): от Морского Генерального штаба. Морской генеральный штаб сообщает, что в 1 часу пополудни 26 сего октября в Архангельске произошел взрыв на пароходе "Барон Дризден", имевшем груз боевых припасов и стоявшем у пристани Бакарицы. От взрыва рухнули некоторые из соседних жилых бараков и начались пожары, причем было разрушено пожарное депо и погиб обоз вместе с командой. Несмотря на это, пожар, благодаря энергично принятым мерам, удалось прекратить к вечеру того же дня. Во время катастрофы погиб пароход "Барон Дризден" и поврежден стоящий рядом другой пароход, "Эрлфарфор"; кроме того, были повреждены некоторые портовые средства. Ущерб от повреждений и потери грузов оказался меньше, чем это можно было ожидать. Наибольшая часть грузов, поданных на берег, была увезена еще до того, как пожар начался. Число раненых и обожженных достигает 650 человек и убитых около 150 человек. Начато следствия для исследования причин взрыва на пароходе " Барон Дризден", причем власти уже в настоящее время имеют серьезное основание предполагать наличие злоумышленников, организованных германскими эмиссарами».

Так и осталось до конца не ясным, что же именно произошло с пришедшим из Нью-Йорка одним из крупнейших отечественных пароходов. На его борту находились около 19 тысяч пудов взрывчатки/почти 24 тысячи пудов бездымного пороха, 50 тысяч фугасных гранат, 25 тысяч детонаторных трубок для снарядов и 548 баллонов жидкого хлора. В дополнение к приведенному выше тексту официального сообщения добавим, что, согласно докладу начальника Архангельского порта Веретенникова военному министру, во время взрыва пропали без вести служащие 14-й Архангельской пешей, Костромской, Тамбовской дружин, часть состава офицерской стрелковой школы, отдельной караульной команды и автошколы, таможенники, команда парохода «Чесма». Возможно, к взрыву были причастны проживавшие в самом красивом районе Архангельска того времени — Немецкой Слободе — немцы, многие из которых сочувствовали Германии. Известно, что немцы внедряли шпионов и лазутчиков в команды приписанных к Архангельску кораблей. Да к тому же начальником всех погрузо-разгрузочных работ в порту являлся немец — капитан дальнего плавания Э. Мелленберг, по сведениям жандармского управления, уже до того уличенный в «деле шпионажа в пользу Германии», а его помощником — также немец прапорщик флота А. Бернгардт. Ко всему прочему, с октября 1916 года должность главноначальствующего Архангельска и района Белого моря вместо вице-адмирала Угрюмова занял опять-таки немец, вице-адмирал Л. Корвин-Кербер. Вполне вероятно (и об этом говорили и говорят многие), что именно при содействии указанных официальных лиц немецкого происхождения, состоящих на государственной службе, и произошла трагедия. Иначе чем объяснить таинственное исчезновение сразу после взрыва Мелленберга, Бернгардта, капитана и штурманов «Барона Дриздена» — Дреймана, Акмена и Казе?

В 1917 году в Архангельске произошел второй взрыв — аналогичный тому, что потряс город совсем недавно. 11 января в порту бросил якорь ледокольный пароход «Семен Челюскин», на борту которого находилось более 2 тысяч тонн взрывчатки. Порт был забит десятками судов с прибывшими из-за границы пушками, винтовками и боеприпасами. Непосредственно по соседству с «Семеном Челюскиным» стояли грузовые пароходы «Байропеа», «Кильдин», «Каменец-Подольск», «Красноярск», «Бонт-Неви». Огромное количество вооружения, пороха, динамита, ящиков с патронами, снарядами и минами хранилось и на береговых складах поблизости. В тот момент на Экономии — обжитом промышленном районе Архангельска — вдруг объявился начальник погрузо-разгрузочных работ Э. Мелленберг. Поразительно, но и после первого взрыва он остался на своем посту! На сей раз его задержали, но несчастье, к которому Мелленберг, как позднее установило следствие, тоже приложил руку, предотвратить не удалось. 13 января «Семен Челюскин» взлетел на воздух, опрокидывая соседние суда. Громадный британский пароход «Байропеа» вспыхнул гигантским факелом, раскололся на две части и тут лее затонул. Пожары бушевали целую неделю. Пылали дома, бараки, пакгаузы; над портом стояла непрерывная канонада из-за постоянно рвавшихся снарядов. Район Экономия превратился в пепелище. Сотни жителей остались без крова, а число убитых и раненых перевалило за 500.

Назначенная по Высочайшему распоряжению комиссия для расследования взрывов на Экономии виновных не нашла. Сняли с должностей главноначальствующего Архангельска и района Белого моря вице-адмирала Корвин-Кербера, генерал-майора Федорова и двух младших флотских офицеров — этим и ограничились…

Меле тем уже осенью 1917 года Германия приступила к постройке подводных крейсеров, со временем перенесших военные действия в самые отдаленные районы Мирового океана, в том числе к Североамериканскому побережью, Азорским островам, к западному берегу Африки. И, естественно, вновь — на русский Север. Они делились на два класса: бывшие торговые подводные лодки U151 — U157 и специально построенные подводные лодки, из коих по открытым источникам в строй вступили только U139 — U140, После создания двигателя мощностью в 3000 лс немцы приступили к постройке океанских подводных крейсеров (U142 — U150). На них были установлены командирские перископы с тонкими верхушками и зенитные перископы, были улучшены радиоустановки, позволившие значительно увеличить район действия радиосвязи, и средства, облегчавшие взаимное опознавание лодок

Управление подводными крейсерами проводилось из Адмиралштаба в Берлине. И этот факт хотелось бы подчеркнуть особо, ведь обычные подлодки всегда управлялись штабом флота Открытого моря. Есть информация, что к мурманским берегам приходили некие океанские крейсеры U195 и U196. Кстати, об этих субмаринах в исторической литературе, «Морских сборниках» и в справочниках той поры удалось найти крайне мало информации — только короткие упоминания. Практически столь же мало, как позже, в середине 1940 года, рассказывалось о неких гигантских океанских субмаринах кригсмарине, состоявших в «призрачном конвое» и ходивших к берегам Антарктиды. Невольно напрашивается вопрос: «Так, может, тайная база, например, в проливе Маточкин Шар, была создана именно для первых подводных крейсеров кайзерфлота, а позлее с помощью экипажа гитлеровского "Метеора" расконсервирована для транспортных подлодок "призрачною конвоя"?»

Огромные, по меркам начала XX века, подводные корабли создавались уже не только для охоты за вражескими транспортами. Адмирал Шеер и Адмиралштаб твердо считали, что, имея большие дальность и автономность плавания, а также вместительные трюмы и цистерны, они должны были выполнять и особые задачи: от высадки разведывательных и диверсионных групп и до безопасной перевозки наиболее ценных военных и промышленных грузов.

Подводными крейсерами кайзерфлота за годы Первой мировой войны было совершено 8 дальних походов к североамериканскому побережью, в военные зоны вокруг Азорских островов и западноафриканского Дакара Одним из примеров специальных операций германских подлодок стало нарушение на длительный срок трансатлантического телеграфного сообщения, когда подводной лодкой U156 под командованием Рихарда Фелда удалось перерезать одновременно 5 кабелей у побережья Северной Америки и надолго прервать радиосообщение между союзными командованиями.

В русском Заполярье также имелись радиотелеграфные кабели, связывающие Россию с Британскими островами. Но информации об использовании для их перерезания германских субмарин пока отыскать не удалось. Скорее всего, данная работа из-за больших здешних глубин даже у мурманских берегов вряд ли планировалась. А проведение транспортных операций однозначно планировалось. Вернее, приобретение первых практических навыков для арктических плаваний с целью обойти британские дозоры.

По данным вышеупомянутого германского военно-морского историка и исследователя истории кайзерфлота Андреаса Михельсена, выпустившего в 1940 году книгу «Подводная война. 1914–1918 гг.», идея использования торговых подводных лодок принадлежала Коммерческому флоту и заключалась она в доставке из Америки необходимых для Германии грузов, несмотря на тесную английскую блокаду. Для этого по проекту инженера Эрбаха на верфи «Германия» были построены 2 подлодки специального проекта (иногда их называли «подводными фрахтерами». — Авт.) для скрытной перевозки стратегического сырья «Дойчланд» («Deutschland») и «Бремен» («Вгemen»), совершивших походы через Атлантику в 1916 году. Самым удачным из них был двухмесячный поход «Дойчланда» в американский порт Балтимор, который начался в Киле 23 июня 1916 года. Основной целью похода была транспортировка в Северо-Американские Соединенные Штаты 200 тонн фармацевтических товаров, почты и красящих веществ и доставка на обратном пути в Германию никеля, рафинированной меди, серебра, цинка и натурального каучука.

Однотипная с «Дойчландом» коммерческая подводная лодка «Бремен» не дошла до американского побережья и погибла по неустановленной причине где-то на переходе через Атлантику. Меж тем 17 сентября 1916 года по их следам вышел в море подводный крейсер U53, и через две недели эта подлодка успешно пришла к берегам САСШ. В отличие от своих безоружных предшественниц по дороге она потопила 3 английских, 1 голландский и 1 норвежский пароходы. Однако эта агрессивность германского командира сослужила экипажу U53 дурную службу.

Из-за того, что под видом транспортной подлодки к американским берегам пришел боевой корабль кайзеровского флота, U53 не дали заправиться топливом в порту Нью-Йорка. И все же 25 октября германский подводный крейсер, умело использовав Гольфстрим (!), успешно вернулся в Вильгельмсхафен, оставив за кормой более 7,5 тысячи морских миль.

Последняя информация всегда вызывала у военных историков законное удивление. Ведь командир германской субмарины планировал пополнить запас топлива именно в Нью-Йорке. Следовательно, он опасался, что оставшегося запаса топлива на возвращение может не хватить. И это с учетом, что в отличие от своих предшественниц для выполнения столь далекого похода U53 была специально переоборудована. Сразу 4 цистерны ее главного балласта были переделаны в нефтяные. С этого времени вместо 90 тонн лодка могла принимать сразу 150 тонн жидкого топлива. Были также увеличены запасы пресной воды. Но командир подлодки на обратном пути все же планировал где-то пополнить топливный запас своего корабля. Ведь, действительно, не благодаря, пусть и мастерскому использованию ветви течения Гольфстрим U53 успешно вернулась в Германию, да еще с солидным остатком топлива?

Вслед за первыми «коммерческими» подлодками планировалось построить еще 5 таких же субмарин. Они проектировались и строились одновременно и с боевыми подводными лодками, но их транспортное предназначение вынудило немецких конструкторов ради увеличения грузовместимости ограничить некоторые их технические характеристики.

В частности, при увеличении подводного водоизмещения новых транспортных субмарин до 1870 тонн строителям пришлось поступиться мощностью корабельных дизелей и электромоторов, и как следствие — снизить ожидаемую скорость надводного и подводного ходов. И если подлодки более ранних серий развивали надводную скорость до 16,5 узла, а подводную — до 9,5 узла, то у подлодок типа «Дойчланд» она ограничивалась 11 и 6 узлами соответственно.

По заявлению представителей кайзерфлота, имеемый на борту запас топлива в 190 тонн позволил бы этим подлодкам без дозаправки достичь побережья Северо-Американских Соединенных Штатов (САСШ) и вернуться обратно. Чтобы продемонстрировать невоенность этих кораблей, здесь специально не устанавливались торпедные аппараты и артиллерия. Ниже об океанских походах германских подводных фрахтеров еще будет подробно рассказано.

Вдумчивый читатель может задать вопрос «А к чему в главе о деятельности германских субмарин на Русском Севере рассказ о походе подводного "Дойчланда" к североамериканским берегам?» Да хотя бы затем, чтобы сравнить данные о его походах через Атлантику с данными походов, например, U75 или U196 в Северный Ледовитый океан. Ведь U196 вполне реально могла доставить с берегов Печенгского залива никель или рафинированную медь. Поэтому, в том числе и для понимания технических деталей подводных походов гитлеровских «подводных призраков», сделаю короткое отступление от основной темы и подробно расскажу о походе «Дойчланда» к североамериканским берегам.

Итак, самым удачным из всех транспортных походов подлодок кайзерфлота был двухмесячный поход «Deutschland» в американский порт Балтимор, который начался в Киле 23 июня 1916 года. Основной целью похода была транспортировка в САСШ 200 тонн фармацевтических товаров, почты и красящих веществ и доставка на обратном пути в Германию никеля, рафинированной меди, серебра, цинка и натурального каучука Подводный «Дойчланд» в те месяцы стал единственным транспортным средством, способным успешно, несмотря на настоящую охоту англичан, скрытно решить крайне сложную задачу по прорыву морской блокады.

Для наибольшей объективности рассказа об этом походе буду опираться на воспоминания капитана П. Кёнига «На "Дойчланде" через Атлантический океан», которые в 1918 году были опубликованы на страницах журнала «Морской сборник».

Капитан Кёниг был типичным торговым моряком и капитаном для своего времени. До Первой мировой войны долгое время он командовал пароходом «Шлезвиг», принадлежавшим компании «Северный немецкий Ллойд». В сентябре 1915 года он был приглашен на собеседование к агенту этой компании Ломану, где ему, как опытному торговому капитану, было предложено принять участие в строительстве первой торговой подлодки с последующим принятием ее под свое же командование. Благодаря активной работе кораблестроителей коммерческая подлодка «Дойчланд» была построена за 4 месяца, и в марте 1916 года необычная серо-зеленая подлодка вышла на ходовые испытания. А через месяц — в свой первый поход.

Переход к американским берегам проходил в штормовых условиях. Кёниг старался держать свой корабль вдали от встречных судов и кораблей. Днем в основном в подводном положении, ночью — под дизелями с потушенными бортовыми огнями. Периодически, чтобы дать отдых уставшему экипажу, он укладывал подлодку на грунт. В Атлантике с помощью брезентовых обвесов брезентовой трубы подлодку замаскировали под небольшой грузовой пароход. Иллюзию дыма из поднятой на перископе трубы создавали с помощью горящей в консервной банке смолы. Связь с германским Генеральным штабом Кёниг поддерживал с помощью лодочного радиотелеграфа через станцию в Науэн.

8 июля «Дойчланд» пришел в Чесапикский залив. Отсюда, в сопровождении принадлежащего «Северному немецкому Ллойду» буксира «Тимминс» под командованием капитана Хинша, вместо порта Ньюпорт перевел свою субмарину южнее — в Балтимору.

Для стоянки германской торговой подлодки были приготовлены отдельный деревянный причал и вместительный склад. Место стоянки огорожено сетями. Рядом стояло германское судно «Неккар», которое было превращено в плавбазу. Стоянка находилась под охраной американских сторожевых судов.

В Балтиморе германские моряки простояли 10 суток и 1 августа — вышли в обратную дорогу.

Возвращение прошло в условиях благоприятной погоды. Через месяц «Дойчланд» пришел в Гельголанд. За время похода подлодка прошла 8450 миль. По результатам похода «Дойчланда» компания «Северный немецкий Ллойд» приняла решение заложить и построить на верфях компании «Везер» торговую подлодку водоизмещением в 1500 тонн, а на верфи «Германия» — 2 торговых подлодки водоизмещением в 1700 тонн.

В середине сентября 1916 года, то есть через полтора месяца после возвращения «Дойчланда», однотипная с ней подводная лодка «Бремен» вышла в свой трансатлантический поход. Но не дошла до американского побережья и погибла где-то в районе плато Роколл от таранного удара крейсера 10-й эскадры. Кораблем, потопившим германскую коммерческую подлодку, мог быть либо вспомогательный крейсер «Алзэтиен», или вспомогательный крейсер «Мантуа». Их командиры по возвращении из плавания доложили об уничтожении германской подлодки в соседних районах у скалы Роколл.

17 сентября 1916 года, почти одновременно с «Бременом», вышел в море подводный крейсер U53 под командованием капитана Розе. Одной из его основных задач была вооруженная защита коммерческой подлодки. Однако в океане они не встретились, и через две недели Розе успешно привел свой корабль к берегам САСШ.

О плавании германских подводников U53 стало известно также благодаря вышеупомянутому Андреасу Михельсену, который достаточно подробно рассказал о том 42-суточном походе (с 17 сентября по 28 октября 1916 года). За почти полтора месяца германская подлодка прошла почти 7750 миль. И что особо хотелось бы подчеркнуть — без пополнения запасов топлива и смазочного масла! В то же время американские журналисты отметили отличное физическое состояние германских подводников. Даже после столь длительного их нахождения в весьма ограниченных условиях прочного корпуса субмарины и нескончаемых осенних штормов в Атлантике. Эта информация вызывает законное сомнение.

Автору данной книги дважды, именно в сентябре — октябре, удалось испытать на себе «доброе» отношение штормовой Атлантики. Правда, в более комфортных условиях: в первый раз в 1984 году на борту атомной подводной лодки К-527, в 2005 году — вместе с экипажем большого противолодочного корабля «Адмирал Левченко».

На «527-й» в течение двух недель Атлантика даже на глубине в 40 метров валяла подводный атомоход водоизмещением в семь раз больше, чем водоизмещение U53, на 35 градусов на каждый борт, при этом подводники-североморцы с величайшим трудом выходили на вахту. Во втором случае, несмотря на то что «Адмирал Левченко», по водоизмещению превосходящий германскую субмарину более чем в 3 раза, конструктивно имел еще и специальные успокоители качки, его экипаж после двух недель непрерывных штормов пришел во французский Брест совершенно изможденным. Германские же субмарины периода Первой мировой войны все две недели перехода не могли постоянно находиться на глубинах 40 метров и ниже, а уж тем более — не имели специальные успокоители качки. Таким образом, американским журналистам нужно было обладать весьма высоким уровнем восторженности, чтобы состояние изнуренного после трехнедельного плавания подводного экипажа назвать отличной физической формой. Либо где-то в районе североамериканского побережья германские подводники имели возможность отдохнуть хотя бы два-три дня.

И еще! Андреас Михельсен приводит следующие технические данные для U53: надводное водоизмещение 720 тонн, дальность плавания 5260 миль на ходу в 8 узлов, 2 дизеля мощностью по 1100 л.с. Как без дозаправки подлодка Розе могла пройти 7750 миль (т. е. в полтора раза больше, чем по техническому заданию при ее постройке), да еще при возвращении сохранив в баках 14,5 тонны топлива? А еще — и проведя 7 успешных атак? Простейшие расчеты показывают, что за 42 дня германская подлодка потратила от 370 до 450 тонн топлива, что составляет не менее половины от ее собственного надводного водоизмещения. А в какие цистерны было залито это топливо? Ведь изначально капитан Розе планировал пополнить запас топлива именно в Нью-Йорке Выходит, он опасался, что принятого с германского склада запаса топлива на возвращение в Германию могло не хватить. Даже при условии, что в отличие от своих предшественниц U53 была специально переоборудована для трансатлантического похода и дополнительного приема в 4 нефтяные цистерны еще 60 тонн жидкого топлива. Но, как вы понимаете, это далеко не необходимые для автономного плавания 370 тонн! Не говоря уже об использовании троекратного топливного запаса! А, кроме того, куда была залита пресная вода, запас которой был значительно увеличен при подготовке подлодки к походу? А куда были загружены торпеды и запасы продовольствия? Одни вопросы, а ясных ответов нет!

Ну разве что где-то поблизости от U53 шло судно снабжения кайзерфлота? Например, как австрийский транспорт, обеспечивший летом 1916 года боевую деятельность германских подлодок у Мурмана и у Горла Белого моря. В общем, что-то не вяжется в восторженных сообщениях американских и германских источников об этом необычном трансатлантическом походе и возможностях подводных крейсеров кайзерфлота.

Для сравнения: фашистские океанские подлодки, построенные в начале 1940-х годов и примерно равные по водоизмещению U53, имели полный запас топлива также в 150 тонн. Но их дизели тогда были уже более совершенными, и расход топлива на лошадиную силу за час у них был меньше, чем у предшественниц периода Первой мировой войны. При этом они выходили в Атлантику, обязательно рассчитывая на тайные базы, созданные на Азорских или Канарских островах. Но и в этих условиях где-то в Атлантике их всегда ожидало судно снабжения. Выходит, в годы Первой мировой войны тайная топливная база, куда могли заходить подводные «коммерческие» крейсеры кайзерфлота, обязательно существовала где-то на островах Атлантического океана

Как бы там ни было, но 25 октября командир германского подводного крейсера U53 «умело воспользовался Гольфстримом» успешно вернул свой подводный корабль в Вильгельмсхафен, оставив за кормой более 7,7 тысячи морских миль. Однако даже после окончания Первой мировой войны ни иностранные, ни советские историки на это возвращение не обратили должного внимания. А ведь напрасно!

Уже тогда мы могли бы больше узнать о тайных базах кайзеровского флота, которые через 20 лет привели бы нас к «лежкам» подводных «призраков» Гитлера. А,может быть, еще застали живыми и тех, кто знал о них не понаслышке. Сегодня же нам придется довольствоваться лишь их книжными рассказами да удачными находками в архивах.

Кстати, совершенно невероятный рассказ о длительности похода подводного крейсера Ш 55 (так после вооружения стала называться ранее коммерческая подлодка «Дойчланд». — Авт.) привел в своей книге начальник кафедры военно-морской истории Военно-морской академии РККА им. К.Е. Ворошилова профессор А. Шталь. Он рассказал, что этот германский подводный крейсер под командованием капитан-лейтенанта Майзеля (Мейзеля) находился в плавании в районе Мадейры — Азорских островов с 24 мая по 4 сентября 1917 года. За свое крейсерство U155 прошла 10220 миль, уничтожила 19 пароходов и обстреляла из орудий остров Сан-Мигель (Азорские острова). Не прошло и полугода, как U155, но уже под командованием капитан-лейтенанта Еккельмана (Экельмана), вышла в новый поход к Азорским островам. На этот раз плавание было еще более продолжительным — 110 суток. Без сомнения, оба похода, ставшие рекордными по продолжительности плавания для подводных лодок той поры, уж точно не обошлись без заправки подлодки на тайной базе или от судна снабжения. Ведь информации об увеличении бортового запаса дизтоплива на бывшем «Дойчланде» нет.

За годы Первой мировой войны по северным морским коммуникациям в обоих направлениях прошло более 3,5 тысячи транспортов, на которых были перевезено в Россию более 5 миллионов тонн различных грузов и вывезено за границу более 4,5 миллиона тонн грузов из России. При этом из 61 потерянного транспорта 46 были потоплены именно германскими подлодками. И только полтора десятка погибли от мин.

Сегодня известно, что кайзеровские военные моряки активно осваивали Северный, а вернее, будущий трансокеанский маршрут между Атлантикой и Тихим океаном. Правда, изначально дальше Новой Земли они не шли, и уж тем более не могли представить себе, что через тридцать лет их преемники — подводники кригсмарине — воочию увидят в окулярах цейссовской оптики синие массивы куполообразных вершин горных хребтов на берегу Лены. Но не только благодаря походам кайзеровских подлодок в Северный Ледовитый океан в Германии узнали о самых укромных уголках русского арктического побережья. В первую очередь этому помог откровенно разведывательный полет германских воздухоплавателей на борту дирижабля «Граф Цеппелин».

А сейчас будет рассказано о событиях, без которых экипажи нацистских подлодок никогда бы не создали тайных стоянок на берегах Карского моря, а гитлеровские летчики вряд ли бы достигли полуострова Таймыр. А вернее, о настоящем государственном обмане, который обеспечил появление в советской Арктике «призраков» Третьего рейха.

Арктический полет дирижабля «Граф Цеппелин» под командованием доктора Гуго Эккенера состоялся в июле 1931 года и был забыт в СССР после окончания Великой Отечественной войны. Впервые причины этой странной забывчивости отметил датчанин Стеенсен в своей книге «Северный морской путь», которая была издана в 1957 году. Здесь он указал, что советская наука в те дни получила весьма ценную научную информацию. Однако еще более ценные материалы получило военное командование Третьего рейха, которое умело воспользовалось ими спустя десять лет. Вот почему советские историки долгие годы старались не вспоминать об этом полете. Да и сегодня подробный анализ этого скорее разведывательного, чем научного воздушного исследования, еще ждет своего часа. А ведь в начале 1930-х годов рассказы об этой научной экспедиции звучали из любого поселкового громкоговорителя и не сходили со страниц даже заводских многотиражек. И не расскажи об этом после войны бывший радист экспедиции Эрнст Кренкель в своей книге «RAEM — мои позывные», советские читатели, вероятно, и понятия не имели бы об этом весьма интересном историческом событии.

Впервые о подобном полете заговорил германский воздухоплаватель Вальтер Брунс, выступивший с проектом организации евразийского воздушного маршрута вдоль северного побережья Сибири. Для реализации этого замысла в 1924 году было создано международное общество воздухоплавательных судов «Аэроарктик», председателем которого стал искренний сторонник научного исследования арктических пустынь и знаменитый полярный путешественник Фритьоф Нансен. По большей части новое общество состояло из представителей Германии, которые с похвальной настойчивостью и напористостью стремились использовать полеты воздушных исполинов для достижения неких национальных целей. Но была одна весьма серьезная проблема, без преодоления которой создание общества осталось бы только на бумаге Этой проблемой стало то, что Франция, Великобритания, Италия, Северо-Американские Соединенные Штаты пытались собственными силами осваивать Арктику с помощью аэропланов и дирижаблей. Германия, обескровленная и униженная войной и последовавшим затем Версальским договором, даже если бы захотела, помочь ничем не могла. И только одна страна, которой полеты дирижаблей в Арктике могли принести прямую выгоду — Советская Россия, лишенная дорог на гигантских территориях, была заинтересована в деятельности общества «Аэроарктика». Тем более она все еще оставалась чужой для стран-победителей в Мировой войне, которые начинали с ней торговать, но не торопились считать ее равной. В этих условиях СССР был бы прямо заинтересован в сотрудничестве с Веймарской республикой, которая, в свою очередь, обеспечила бы русским определенное выравнивание межгосударственных отношений.

Инициативная группа под началом Брунса приступила к созданию вышеупомянутого международного общества изучения полярных стран посредством воздухоплавательных аппаратов. При этом она провозгласила главным своим намерением не организацию коммерческих трансполярных и транссибирских воздушных коммуникаций, а всего лишь научное исследование огромных просторов Арктики с помощью считавшихся в те дни самыми перспективными дирижаблей. И это, можно сказать, успешно «сыграло».

Как только в России стало известно о предстоящем в Берлине созыве учредительной конференции «Аэроарктик», в Ленинграде 21 октября 1926 года прошла встреча, поспешившая объявить об организации советской группы еще создаваемого международного общества. Чисто формальное образование группы позволило уже 3 ноября провести настоящее собрание, которое собрало 30 человек Они-то и избрали президиум, в состав которого вошли: директор Ботанического сада гидробиолог Борис Исаченков (председатель), сотрудник Центрального управления морского транспорта гидролог и метеоролог Владимир Визе, директор Института по изучению Севера при научно-техническом управлении ВСНХ СССР горный инженер Рудольф Самойлович, вице-президент АН СССР и декан географического факультета Ленинградского университета геолог Александр Ферсман, гидролог и зоолог академик Николай Книпович, член-корреспондент АН СССР, профессор Ленинградского университета зоолог Алексей Бялыницкий-Бирули. Уже через неделю советские представители срочно выехали в Берлин.

Открытие конференции 9 ноября 1926 года прошло в зале заседаний прусского ландтага. Его посетили министр внутренних дел Германии Кюльц, обер-бургомистр Берлина Бесс, послы Норвегии и СССР. Спустя месяц, 16 декабря, Комиссия СНК СССР по содействию работе Академии наук на своем заседании заслушала пространный доклад А.Е. Ферсмана о создании «Аэроарктик», приняла постановление:

«Считать, что участие ученых СССР в деятельности общества желательно как одна из форм международной научной работы, тем более что в дальнейшем не исключена возможность практического использования этой работы для СССР как страны, имеющей огромную полярную территорию. Осуществление дальнейшей организационной связи ученых СССР с этим обществом считать целесообразным через Институт по изучению Севера».

Уже в январе 1927 года доктор Гуго Эккенер официально подтвердил данное ранее обещание предоставить для нужд «Аэроарктик», но только на месяц, достраиваемый дирижабль LZ-127 «Граф Цеппелин», который по размерам втрое превосходил своих предшественников.

Члены советской группы прежде всего занялись тем, что требовалось для обеспечения полета воздушного гиганта: организовали проектирование причальных мачт и ангаров, которые нужно было построить в Ленинграде и в Мурманске и еще в нескольких географических пунктах по маршрутам, пока не определенным, но предполагаемым. Одновременно они приступили к тщательному сбору метеосводок по всей зоне предстоящего полета для составления надежных прогнозов погоды.

После неожиданной смерти Ф. Нансена в 1930 году общество «Аэроарктик» возглавил уже капитан Вальтер Брунс, который продолжил реализацию замыслов своего предшественника и даже спланировал нескольких полетов германских воздухоплавательных кораблей (цеппелинов) в высоких широтах Арктики, но, почему-то уже… только над советским сектором.

В определенной степени эти намерения совпали с желанием Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Иосифа Сталина закрепить за Советской Россией его полярные области, и он направил в Политбюро инициативную записку «Об охране северного побережья». В ней он учел явную неспособность Северного Ледовитого океана оставаться при современном уровне развития техники непреодолимой преградой для потенциального врага Советской России. Для того чтобы защитить советские заполярные границы, он предложил сразу после строительства Беломоро-Балтийского канала перевести на Баренцево море несколько боевых кораблей и подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота, а неподалеку от Мурманска создать для них военную базу. Вполне возможно, что, настаивая на своем предложении, Сталин учитывал и иное. Сегодня можно лишь предположить, что, среди прочего, он решил провести подробную разведку районов, куда до сих пор не ступала нога человека. Похоже, это желание совпало и с желанием доктора Эккенера или тех, кто стоял за ним. Немцы еще раз подтвердили готовность к полету «Графа Цеппелина». И 20 апреля 1931 года Политбюро приняло окончательное решение «Об экспедиции Эккенера в Арктику»:

— а) Разрешить международному обществу «Аэроарктик» научную арктическую экспедицию на дирижабле с остановками на территории СССР по маршруту Германия — Ленинград — советский сектор Арктики — Москва (Ленинград) — Германия;

— б) разрешить участие в экспедиции в качестве ее начальника профессора Самойловича и других советских исследователей;

— в) валютные расходы не должны превышать 17 тысяч долларов и покрываться из резервного фонда СНК СССР. Хотелось бы отметить, что последним пунктом советская сторона сразу же поставила себя в зависимость от Германии, которая уже сама решала, сколько пассажиров и какой специальности взять в полет.

Дирижабль «Граф Цеппелин» (LZ-127) был замечательным образцом воздухоплавательного корабля для своего времени. Его длина составляла 236,6 метра, ширина — 30,5 метра и высота — 35,5 метра Объем дирижабля — 105 тысяч кубометров, из них под несущий газ было выделено 75 тысяч кубометров, а остальные предназначались для хранения горючего газа, на котором работали его моторы. Пять двигателей дирижабля типа «Майбах», мощностью по 530 л. с каждый, позволяли доставлять 40 тонн груза (либо 20 пассажиров и 15 тонн почты или иных грузов) на расстояние в 14 тысяч километров с крейсерской скоростью более 100 километров в час Три германских радиста, одновременно на трех приемниках, могли круглосуточно принимать длиннейшие метеорологические сводки от всех главнейших радиостанций мира Но были у LZ-127 заметные отличия от своих предшественников.

В качестве горючего для моторов здесь использовался водород. Кроме того, 2 коридора внутри каркаса, обеспечивших свободный доступ механиков к любой из пяти моторных гондол.

На борту дирижабля находилось 46 аэронавтов, из которых 26 человек — штатный немецкий экипаж «Графа Цеппелина». СССР представляли: научный руководитель экспедиции известный полярный исследователь профессор Рудольф Самойлович, профессор-аэролог Павел Молчанов, инженер-дирижаблестроитель Федор Ассберг, радист Эрнст Кренкель. В состав научной группы также были также включены: 3 американца, 1 швед, 1 швейцарец и 6 немцев. Кроме них на борту дирижабля прилетели в Арктику еще 5 человек, которые и сегодня остались «безымянными». Зачем доктор Эккенер включил в команду корабля сверх штата пять воздухоплавателей? Ответа на этот вопрос тюка отыскать не удалось.

Официальные цели воздушной экспедиции были более чем мирными.

До арктического полета «Граф Цеппелин» уже совершил кругосветное путешествие и несколько трансатлантических перелетов (в том числе и в Бразилию). В новом полете предполагалось проверить технические возможности использования дирижабля в высоких широтах, провести разнообразные исследования по маршруту, и особо — выполнить детальную аэрофотосъемку многочисленных арктических островов и архипелагов. Специально для решения этих задач доктор Эккенер добился, чтобы на борту дирижабля была установлена самая современная кино- и фотоаппаратура. Вот как о ее технических возможностях в своих воспоминаниях позже рассказал Рудольф Самойлович:

— Мы хотели применить более усовершенствованный способ для производства геодезической съемки и решили произвести ее с воздуха. Наш корабль был снабжен соответствующими аппаратами. Один аппарат снимал вертикально, другой — под углом в 20 градусов. Таким образом, мы получили очертания берега и всего района, прилежащего к нему.

Во время экспедиции воздухоплаватели планировали совершить длительную посадку на острове Домашнем (у берегов Северной Земли), где уже год в тяжелых условиях работали советские ученые под руководством Георгия Ушакова. Далее «Граф Цеппелин» должен был пролететь вдоль северо-восточного берега Сибири вплоть до Новосибирских островов и вернуться через Ленинград в Германию. Но первоначальный план был изменен доктором Эккенером прямо во время полета.

Единственная посадка дирижабля на советской территории состоялась 25 июля 1931 года на Комендантском аэродроме города Ленинград. Здесь перед началом арктического полета воздухоплаватели быстро пополнили запасы водорода, глизентина (незамерзающего балласта) и питьевой воды.

Затем они пролетели над Карелией и Архангельском, над Белым и Баренцевым морями и направились к Земле Франца-Иосифа. Здесь, в бухте Тихой «Граф Цеппелин» совершил короткое приводнение для встречи с пассажирами ледокольного парохода «Малыгин» и получения почты для группы Ушакова. Хотелось бы особо отметить, что и сегодня единственно известной персоной среди гостей на «Малыгине» был знаменитый арктический исследователь итальянский генерал Умберто Нобиле. Главным «почтальоном» воздушной экспедиции (а официально — начальником специального международного почтового отделения) стал… Иван Папанин. Да-да, тот самый Папанин, который через несколько лет станет Главным полярником Советского Союза и попытается вернуть в Мурманск из Восточно-Сибирского моря нацистский рейдер «Комет». Впрочем, об этом немного позднее.

Последующий полет германского дирижабля, начиная от Земли Франца-Иосифа, проходил под руководством Р. Самойловича, который как ученый широкого профиля стремился использовать любую, даже малейшую, возможность для проведения научных исследований. В первую очередь он хотел, чтобы в поле зрения полярных исследователей попало как можно больше малоисследованных географических объектов. К тому же, но совершенно по иной причине, стремилась и германская сторона. Начальник экспедиции Эккенер и немецкие пилоты охотно выполняли все требования Рудольфа Лазаревича, и дирижабль то и дело менял свой курс, заглядывая в самые отдаленные уголки советской Арктики, периодически зависая над наиболее интересными ее районами.

Полет проходил по весьма любопытному маршруту: Земля Франца-Иосифа — Северная Земля — остров Вардропер — остров Диксон — северная оконечность Новой Земли — остров Колгуев — Архангельск.

Настоящей сенсацией для ученых всех стран стало то, что архипелаг Северная Земля разделен широким проливом Шокальского: между островом Октябрьской революции и островом Большевик. Ранее его считали большим заливом. Вообще в те дни было выполнено много научных исследований. За считаные часы была получена реальная основа для будущих точных географических карт труднодоступных полярных районов, куда еще не ступала нога человека. Проделанная работа была колоссальна. Путешественники и мореплаватели потратили бы на ее выполнение годы, а может и десятилетия, нередко расплачиваясь за свое упорство и целеустремленность собственной жизнью. Но и в этом случае они нанесли бы на арктическую карту лишь отдельные штрихи от всего, что удалось осмотреть аэронавтам Эккенера — Самойловича Но, как показало время, эта ценнейшая информация весьма пригодилось в годы войны… кригсмарине и люфтваффе.

Во время экспедиции произошло событие особой значимости: были проведены запуски радиозондов (прибора, только что изобретенного профессором П. Молчановым), способных одновременно измерять давление, температуру и влажность воздуха в свободной атмосфере. Всего было совершено 4 запуска радиозондов: у берегов Северной Земли, над мысом Челюскина, в южной части Новой Земли и над Белым морем. При этом на дирижабль, где была установлена приемная аппаратура, были переданы сведения о метеорологическом режиме стратосферы, то есть впервые в мировой истории была прозондирована полярная стратосфера сразу в нескольких удаленных арктических районах Все это, бесспорно, подтверждает, что научное значение полета было действительно бесценным. Но в его истории нашлись и «белые пятна», которые, как оказалось, со временем позволили нацистам проникнуть вглубь советской Арктики.

Например, сразу же после начала полета дирижабля к архипелагу Северная Земля с экспедицией была потеряна радиосвязь. По какому маршруту они летели в эти часы? Неизвестно! Но над островом Домашний, где, как мы помним, воздухоплаватели должны были совершить посадку и передать почту, «Граф Цеппелин» так и не появился, хотя зимовщики Георгия Ушакова ждали их с понятным нетерпением.

Позже доктор Эккенер объяснил изменение плана полета тем, что небо над северо-западной частью архипелага было затянуто тяжелыми облаками и густым туманом. Вот как рассказал об этом профессор Самойлович на страницах советской печати в 1931 году:

— Мы приближались к островам Каменева (остров Домашний. — Авт.), где находится наша радиостанция. К великому сожалению, нам не пришлось войти с ними в радиосвязь по неизвестным причинам. Мы вызывали их еще с Земли Франца-Иосифа, затем с Северной Земли, но, вероятно, из-за шума мотора мы не могли нашим приемником принять их ответ. Во всяком случае, ответа не было. Нам ничего не оставалось, как лететь дальше, так как воздушный корабль не мог дольше здесь оставаться.

Сто тридцать четыре часа продолжался исследовательский полет «Графа Цеппелина», из них сто шестнадцать часов — над советской Арктикой. Воздушный корабль пролетел почти 13 тысяч километров (вместо планируемых 10,5 тысячи километров) и, в нарушение первоначальной договоренности, напрямик, без посадки в Ленинграде, вернулся в Германию. А ведь перед началом экспедиции было особо оговорено, что при возвращении дирижабля из Арктики «Граф Цеппелин» выполнит повторную посадку на Комендантском аэродроме. Здесь предполагалось разгрузить наиболее ценные экспедиционные материалы и принять на борт 3 советских специалистов для получения ими практического опыта полетов на дирижабле. Но доктор Эккенер снова внес корректуру в план полета и отказался от посадки в Ленинграде, — якобы из-за получения неблагоприятной метеосводки.

И германский дирижабль полетел прямо в Берлин. Сегодня правдивость получения такого метеопрогноза вызывает определенные сомнения. В любом случае бесценные кино- и фотодокументы были сразу же увезены в Германию и вскоре по совершенно невероятной причине «потеряны». Вот как об этом рассказал Рудольф Самойлович:

— О реальных возможностях бортовой фото- и киноаппаратуры узнать не удалось, все полученные в полете материалы были засвечены в Германии.

В СССР остались лишь немногие данные, которые были получены непосредственно советскими исследователями, да посылка с короткой итоговой запиской о полете, которую Рудольф Самойлович 30 июля сбросил вместе с ценной почтой, пролетая над Ленинградом. Здесь особо обращает внимание следующее:

— В ранее открытых местностях выявлены изменения поверхности. Работа с шарами-радиозондами системы профессора Молчанова дала результаты мирового значения, важные для суперавиации, суперартиллерии и астрофизики. Открыто несколько новых островов у берегов северо-восточного побережья Сибири и Земли Ленина, Сделан ряд открытий в области геофизики.

В том, что этот полет важен для науки, вряд ли кто-либо будет сомневаться, но о какой суперавиации и суперартиллерии идет речь?

Начало дальних воздушных перелетов связано с именем известного советского летчика Б. Веллинга На немецком самолете LVG С-4 «Эльфауге» в 1921 году он совершил первый дальний полет по маршруту Полторацк — Керим — Термез на расстояние 2400 километров. Через два года Веллинг вновь осуществил перелет в 11 тысяч километров по маршруту Москва — Тбилиси — Ташкент — Москва В 1925 году по предложению генерального секретаря ЦК ВКП (б) Иосифа Сталина для пропаганды достижений социалистического строя была организована специальная правительственная Комиссия но дальним перелетам отечественных самолетов, которую возглавил Валериан Куйбышев. В соответствии с ее планами в этом же году состоялись перелеты группы из 6 самолетов через Улан-Батор от Москвы до Пекина, а затем ее отряда из 2 самолетов (Р-1 и Р-2) до Токио. В 1926 году самолеты Р-1 совершили полеты из Москвы в Анкару и в Тегеран. В этом же году началась эра полярной авиации. Вероятно, именно о ней и написал в своей записке профессор Самойлович.

В апреле 1926 года началось освоение Чукотского полуострова и соседних арктических островов. Первым пилотом, обследовавшим остров Врангеля, стал Отто Кальвиц. Со своим самолетом Ju-13, доставленным на ледокольном пароходе «Ставрополь», он стал участником первой советской полярной экспедиции, которой руководил Георгий Ушаков. Спустя год была организована воздушная экспедиция для изучения полетов от устья Лены до Иркутска, которая была доставлена из Владивостока на пароходе «Колыма».

Летчики Э. Лухт и Е. Кошелев на поплавковом самолете Ju-13 и летающей лодке «Савойя» S-1 бис успешно выполнили правительственное задание После гибели Кальвица в авиакатастрофе его дело продолжили полярные летчики: Михаил Бабушкин, Михаил Водопьянов, Георгий Красинский, Сигизмунд Леваневский, Василий Молоков, Маврикий Слепнев, Борис Чухновский и другие. Правда, при этом, было решено для полетов над Восточной Сибирью и над арктическими пустынями все «юнкерсы» заменить на германские гидропланы Дорнье «Валь» и отечественные сухопутные самолеты Р-5 с закрытыми и утепленными кабинами.

В ознаменование 10-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции был осуществлен перелег на новом советском цельнометаллическом одномоторном биплане АНТ-3 (военное обозначение Р-3) по маршруту Москва — Кёнигсберг — Берлин — Прага — Варшава — Москва. А через полгода на такой же воздушной машине был совершен перелет по маршруту Москва — Улан-Батор — Пекин — Токио. Таким образом, правда пока еще на экспериментальных самолетах, было практически доказано, что в кратчайшее время советские самолеты дальней авиации способны достичь как западной границы, так и дальневосточных рубежей.

В СССР на национализированном заводе «Юнкере» в Филях (№ 22) в 1928 году началось совместное производство тяжелых советских цельнометаллических многоцелевых бомбардировщиков-монопланов АНТ-4 конструкции А. Туполева Год спустя этот двухмоторный самолет под названием «Страна Советов», правда без вооружения, совершил полет из Москвы в Нью-Йорк. Полет показал, что наша страна сделала огромный рывок в мировом самолетостроении. Известный американский журнал «Aviation» тогда сделал свой знаменитый вывод:

— Достигнув Нью-Йорка, советский самолет установил первый официальный контакт между США и СССР…Мы собираемся изучить самолет с интересом, как оригинальный продукт русской национальной авиационной промышленности, о развитии которой мы, американцы, знаем слишком мало. Мы рукоплещем перелету.

Конструкция АНТ-4 на долгие годы стала эталоном для творцов многомоторных цельнометаллических самолетов-монопланов с нижним расположением крыла. В военном варианте эти самолеты под названием ТБ-1 составили основу советской тяжелой бомбардировочной и транспортной авиации для воздушно-десантных войск После снятия их с вооружения РККА эти машины еще долгие годы использовались в Гражданском воздушном флоте (ГВФ) под маркой Г-1 в качестве пассажирских и грузовых машин. Они использовались в Аэрофлоте и военно-транспортной авиации РККА вплоть до начала Второй мировой войны.

В том же 1928 году на трехмоторном цельнометаллическом пассажирском самолете АНТ-9 «Крылья Советов» состоялся перелет по маршруту Москва — Берлин — Париж — Рим — Лондон — Варшава — Москва протяженностью более 9 тысяч километров. Этот рекорд был персонально посвящен пятидесятилетию со дня рождения «вождя мирового пролетариата и партийного наследника В.И. Ленина» И.В. Сталина. Английский журнал «Flight» в связи с этим полетом написал:

— Как показывают летные данные АНТ-9, самолет этот делает честь и конструктору, и Советской России. Полет Громова (М.М. Громов — командир экипажа АНТ-9.—Авт.) способствовал поднятию престижа русской авиации.

Для очередного рекордного перелета по европейским столицам с полной нагрузкой был построен пятимоторный пассажирский самолет-моноплан АНТ-14 «Правда». Но что странно — после успешных испытаний он неожиданно для создателей не был принят в производство и оказался в московском Парке культуры и отдыха в качестве экспоната для посетителей, хотя являлся одним из лучших самолетов своего класса в мире по дальности полета и комфортабельности салона. Зато тогда же, в 1931 году, на московском Центральном аэродроме РККВФ по личному распоряжению И.В. Сталина был организован закрытый смотр опытного многомоторного бомбардировщика ТБ-3 с лицензионным немецким двигателем Ml 7. Сталин даже решил совершить на нем ознакомительный полет. После смотра он принял решение запустить в массовое производство ТБ-3, в том числе и за счет сокращения выпуска истребителей и разведчиков. При этом начальник Главного управления военно-воздушных сил РККА командарм 1-го ранга Петр Баранов был отстранен от должности за пристрастие к производству одномоторных самолетов, вместо него был назначен твердый сторонник развития тяжелобомбардировочной авиации комкор Яков Алкснис Вероятно, для аэродромов именно этих самолетов во время полета «Графа Цеппелина» удалось найти подходящие районы. При этом практической реализации этим замыслам долго ждать не пришлось.

С 1932 года в СССР началось крупносерийное строительство новых тяжелых бомбардировщиков стратегического назначения АНТ-6, или ТБ-3. «СССР стал первым государством в истории, которое начало создавать большой воздушный флот из четырехмоторных бомбардировщиков, — писал английский авиационный историк Э. Ли. — Это были бомбардировщики ТБ-3 конструкции Туполева. К 1935 году в советских ВВС их насчитывалось уже несколько сот». Тогда же был построен самый большой в мире сухопутный цельнометаллический восьмимоторный самолет АНТ-20 «Максим Горький».

В своей модификации под названием «Авиаарктика» через два года на воздушных гигантах ТБ-3 был совершен полет на Северный полюс для высадки на дрейфующие льды экспедиции «Северный полюс 1» под руководством Ивана Папанина

Политическое и военное руководство СССР также мечтало о гигантских артустановках и сверхдальних артсистемах, которые в обыденном общении назывались суперартиллерией.

Считается, что самыми первыми здесь должны были стать динамореактивные пушки системы Курчевского. История ее создания весьма таинственна.

В начале 1930-х годов среди командиров РККА под большим секретом поползли толки о каком-то сверхмощном оружии, которое можно было устанавливать на обычных транспортных средствах. Например, на обычном 3-тонном грузовике ГАЗ-АА или на эсминце дореволюционной постройки устанавливались 305-мм орудия (линкоровский главный калибр). А деревянные бипланы вели огонь очередями из 76-мм и 100-мм автоматических пушек.

Очевидцы называли эту систему системой «К». Известно, что их было выпущено до 5 тысяч штук. Новые пушки стреляли снарядами от штатных пушек, но были на порядок легче их. Но их выпуск был отнесен к авантюрным замыслам заместителя наркома обороны по вооружению Михаила Тухачевского, и все ДРП были отправлены на металл А в 1937 году слухи о чудо-оружии исчезли сами по себе

Одним из основных заданий в создании советской суперартиллерии, порученных специально для того созданному в Москве КБ-2, стало создание 203-мм корпусной мортиры «03». Тело мортиры спроектировали в двух вариантах: с лейнированным стволом и стволом моноблоком. Лафет имел подрессоривание и был приспособлен как для конной, так и для механической тяги. Мортира оказалась мощным и эффективным орудием, которого не было ни в царской, ни в Красной армиях Однако вследствие ряда проволочек 203-мм мортира, которой был присвоен военный индекс Бр-2, была изготовлена на ленинградском заводе «Баррикады» лишь в 1934 году, массовый выпуск таких мортир был сорван. Следующим экземпляром суперартиллерийской установки, который был поручен к разработке в КБ-2, стало проектирование 305-мм тяжелой полевой гаубицы, способной стрелять снарядами весом в 400 килограммов на дальность в 20 километров. Но дальше проектирования работы над ней не пошли. Меж тем всего-то через 8 лет офицеры-артиллеристы, некогда служившие на Центрально-испытательном артиллерийском полигоне (ЦИАП) и сейчас безуспешно обстреливавшие оборонительную линию Маннергейма, порой с нескрываемой горечью вспоминали об отсутствии подобных образцов.

Прискорбно, но, повторюсь, «засвеченные» экспедиционные кино- и фотопленки дали прекрасную основу гитлеровскому командованию попытаться реализовать замыслы И. Сталина о сверхдальней авиации и дальнобойных ракетах. И кто знает, где в наши дни мы можем отыскать в нашей Арктике заброшенные аэродромы и ракетные площадки нацистов, которые появились в результате внимательного изучения гитлеровскими разведчиками путем откровенного обмана в 1931 году советской стороны.

Интересно, что после анализа сохраненных результатов исследований среди прочего профессор Самойлович сделал весьма любопытный вывод, что для дальнейшего охвата регулярными наблюдениями, ледовой разведкой и аэрофотосъемкой всех районов Ледовитого океана науке будут нужны еще несколько опорных пунктов с причальными мачтами, запасами водорода, снаряжения и продовольствия. Как минимум они должны быть расположены на Земле Франца-Иосифа, в устьях рек Енисей, Лена и на Аляске. Как будет видно из дальнейшего рассказа, за исключением последнего пункта, замыслы советского профессора были полностью воплощены в жизнь аналитиками… рейхсмаршала Германа Геринга, а также гроссадмиралов Эриха Редера и Карла Деница. Да и в Архангельской области появилось несколько тайных аэродромов для фашистских самолетов. Ведь в действительности все киноматериалы и фотодокументы, сделанные с борта дирижабля, не были засвечены, а, наоборот, были внимательно изучены нацистскими разведчиками и использованы абвером для предварительной разведки советской Арктики. Более того, и после окончания полета германские ученые, а чаще военные разведчики, не прекратили подробное изучение советского сектора Арктики. Вот здесь-то и начинается весьма интересное.

Советское политическое руководство, скорее всего, идя навстречу германской стороне в вопросе «хотя бы частичного восстановления утраченных научных материалов», разрешило немцам провести еще несколько научных экспедиций в Арктику (в том числе и на борту советских судов). Как показала Вторая мировая войн, 116 часов полета германского дирижабля оказались полезны не столько для научного исследования Арктики, сколько заложили основу арктическим секретам Третьего рейха, которые остаются не раскрытыми и ныне. Но не только с борта дирижабля Германия «исследовала» советские арктические берега и архипелаги.

Уже в 1932 году ледокольный пароход «Малыгин» дважды приходил из Архангельска к Земле Франца-Иосифа Сначала для того, чтобы высадить в бухте Тихой смену советских полярников во главе с Иваном Папаниным. В составе этой смены пришел работать немецкий ученый Иоахим Шольц Затем на «Малыгине» к архипелагу пришел сам секретарь международного общества «Аэроарктик» профессор Вальтер Брунс, выполняющий специальное задание (!) по исследованию условий посадки дирижаблей в арктических областях. Этим же рейсом, но уже на Новую Землю, была доставлена совместная советско-немецкая экспедиция, проводившая в рамках программы проведения Второго международного полярного года научные исследования с помощью взрывных источников, в составе которой на архипелаг прибыл немецкий ученый Курт Велькен. Вот как об этой зимовке в 1948 году рассказал Владимир Визе: «Чрезвычайно ценные и разносторонние научные работы были выполнены сотрудниками Арктического института, зимовавшими в 1932/1933 годах в Русской Гавани (на северо-западе Новой Земли). В те дни впервые детально была исследована внутренняя часть северного острова архипелага в районе сплошного оледенения. Здесь геологом М. Ермолаевым и К. Велькеном (участником Гренландской экспедиции А. Вегенера) были проведены измерения толщины ледяного покрова, покоящегося на Новой Земле, с помощью сейсмометрического метода, ранее применявшегося только в Гренландии и отчасти в Альпах.

В том же году в Русской Гавани при помощи мощных взрывов проводилось изучение распространения звуковых волн. Такие же наблюдения, кроме Русской Гавани, проводились на мысе Желания и в Маточкином Шаре.

Для своих многочисленных экскурсий в глубь Новой Земли сотрудники станции в Русской Гавани пользовались не только собаками, но и аэросанями. Примененные в советской Арктике впервые, они оказали исследователям большую пользу. На аэросанях Новая Земля была пересечена дважды (от Русской Гавани к заливу Благополучия на Карской стороне), всего же по ледяному покрову Новой Земли на них прошли свыше 1000 километров.

С применением аэросаней связан поход, едва не закончившийся трагически, но, возможно, имевший отношение к созданию гитлеровских секретных баз на Новой Земле.

20 февраля 1933 года трое сотрудников станции Русская Гавань вышли на аэросанях по ледниковому покрову Новой Земли, чтобы дойти до мыса Желания и доставить туда радиолампы, необходимые для восстановления связи, прерванной вследствие аварии. Переход был рассчитан на один день, однако он затянулся до 10 марта. Примерно в 80 километрах от мыса Желания сильно нагретые металлические лыжи аэросаней во время остановки примерзли к снегу. Попытки сдвинуть сани с места не увенчались успехом. Так как на это ушел весь бензин, то не осталось другого выхода, как идти к мысу Желания пешком. Путь оказался исключительно трудным. Заболел один из участников похода — Курт Велькен. Его пришлось оставить в заливе Красивом в снежной хижине. Ермолаев и водитель аэросаней, голодные и измученные непосильными тяготами похода, едва дошли до мыса Желания. Отсюда в залив Красивый вышла спасательная партия, которая доставила Велькена невредимым на полярную станцию.

Вторым немецким участником экспедиций Второго международного полярного года был Иоахим Шольц, который, участвуя в исследованиях Курта Велькена, работал в бухте Тихой. После окончания экспедиций оба немецких исследователя возвращаются в Германию, где тут же… попадают в концентрационный лагерь нацистов. А через несколько недель Курт Велькен, благодаря своим связям в гитлеровской Германии, был освобожден под залог и успешно исчез… в Южной Америке. А Иоахим Шольц, не имевший таких связей, погиб в концлагере… Освенцим. Документы, где были отображены результаты сейсмометрических исследований районов Новой Земли, исчезли во время обысков в квартирах недавних полярников.

Во время Второго международного полярного года на Земле Франца-Иосифа была создана еще одна метеорологическая станция — на острове Рудольфа Эта станция, расположенная в северной широте 81 град. 48 мин., была самой северной из всех станций земного шара, действовавших в течение 2-го МПГ (2-го Международного полярного года). Но узнать, были ли здесь немецкие исследователи, не удалось, хотя известно, что и эта станция участвовала в сейсмометрических исследованиях.

В течение 1933–1937 годов советская сторона позволила немецким коллегам подробно изучить многие удаленные районы нашего сектора Арктики. Но только после войны мы узнали, что все «исчезнувшие» кино- и фотопленки, отснятые во время полета «Графа Цеппелина», нашлись сразу же с приходом к власти в Германии Адольфа Гитлера. Именно опираясь на эти материалы, капитан-цур-зее П. Эберт при разработке теории «Европейского полярного моря» включил архипелаги Земля Франца-Иосифа, Северная Земля, Норденшельда, шхеры Минина, остров Колгуев и районы, прилегающие к острову Диксон, в жизненно важные районы для Третьего рейха. Почему именно они были интересны нацистам, к сожалению, мы узнали с большим опозданием.

Роли архипелага Земля Франца-Иосифа в планах нацистов будет посвящен отдельный материал. А вот зачем им были нужны практически безлюдные юго-восточные районы Карского моря?

От шхер Минина до архипелага Норденшельда берег значительно изрезан, особенно в северной части. В основной своей части он представляет собой заболоченную тундру, медленно повышающуюся вглубь материка. На всем протяжении берет в море впадает множество рек, но все они доступны только для шлюпок. В пределах 20 миль от береговой черты полуострова Таймыр лежит несколько крупных островов, способных быть хорошими ориентирами. К ним относятся острова Скотт-Гансена, остров Рингнеса, острова Мона и цепи нескольких небольших островов. За ними всегда можно укрыться от напора льда в случае неблагоприятной ледовой обстановки. Таким образом, более чем 100-мильная юго-восточная часть Карского моря в определенной степени превращалась в своеобразную гавань, где во время летней навигации можно успешно укрываться от штормов, пополнять запасы пресной воды и продовольствия. Конечно, для этого нужны определенные условия, создаваемые самой природой или людьми.

В 1933 году через Карское море в порты Оби и Енисея советские лоцманы провели 2 германских транспортных судна, на следующий год — еще одно. А в 1937-м — снова 2 транспорта. Тогда же на пароходе «Вологда» заливы и губы Новой Земли посетили участники 17-го международного геологического конгресса, среди которых было больше десятка иностранцев. Они посетили залив Благополучия и Русскую гавань, пролив Маточкин Шар, губы Черная, Белушья, Малые Кармакулы, Архангельская, Митюшиха, затем осмотрели полярную станцию на мысе Желания.

В 1936–1937 годах для «охраны рыболовства» Баренцево море последовательно посетили крейсеры «Кенигсберг» и «Кёльн». А Северную Атлантику и Норвежское море «проведали» вспомогательное судно (тендер) «Грилле» и учебный корабль «Хорст Вессель».

В 1939 году на борту советского гидрографического судна «Мурманец» в Карское море пришла группа ученых из «Института Арктики и Антарктики», которые общались друг с другом только на немецком языке, а вход к ним в отсек для советских моряков был воспрещен. Позднее их высадили на отдаленных арктических островах, и так называемые «ученые» работали здесь почти 2 летних месяца. Венцом же нашего государственного доверия стал переход по всему Севморпути судна «Эмс» (а вернее, вспомогательного крейсера «Комет») летом 1940 года. К нему мы еще вернемся позже. В общем, до конца 1930-х годов гипотеза Эберта была всемерно проверена на практике. Причем во многом благодаря нашей национальной «непредсказуемости».

«Научные исследования» в советском Заполярье всегда проходили без каких-либо затруднений, и лишь однажды в апреле 1940 года, как некое исключение из общего правила, состоялось задержание советскими пограничниками сразу 5 немецких траулеров у губы Порчниха. Может, нацисты в этот день откровенно обнаглели? Подробностей этого инцидента отыскать не удалось.

Используя научные исследования первых германских арктических экспедиций и боевой опыт, полученный кайзеровскими военными моряками в годы Первой мировой войны, нацисты почти закрепились в советской Арктике. Здесь они соорудили, но меньшей мере 2 тайные базы, куда могли заходить «полярные волки» Деница уже в годы Второй мировой войны. Еще один исторический парадокс состоит в том. что и сегодня они остаются опасными для России, так как часть из них остается законсервированной и готовой к приему небольших диверсионных групп. И в первую очередь так называемая «Базис Норд».

Уважаемый читатель, ранее, быть может, вы уже знакомились с информацией о тайной базе «Норд», которую нацисты создали на мурманском берегу с началом Второй мировой войны. Но это были разрозненные, порой совершенно не проверенные данные о базе-«призраке». Почему «призраке»? Да потому что более 70 лет советских людей убеждали, что создать такую базу, да еще и на советской земле, мол, И. Сталин никогда бы не позволил А. Гитлеру. И в подтверждение своего убеждения заявляли, что каких-либо сооружений этой базы за прошедшие послевоенные 60 лет отыскать никому не удалось. Ниже впервые вы познакомитесь с самой подробной историей секретной «Базис Норд», а также — с той информацией, которая, несмотря на все запреты, все же стала известна в послевоенные годы.

Правда, начать придется с рассказа, совершенно далекого от мурманских берегов.

До начала Первой мировой войны в Германии, как и в большинстве стран мира, доминировала доктрина «владения морем» или «морской силы». Ее основатели американский контр-адмирал Альфред Т. Мэхэн и английский вице-адмирал Филип X. Коломб предполагали, что победа в морской войне достигается через господство на море, которое обеспечивает экономическую блокаду противника и уничтожение его войсковых коммуникаций. Однако в соответствии с этой теорией само морское владычество было невозможно без создания мощного надводного флота. И в первую очередь без закованных в броню линкоров и прикрывавших их в бою авианосцев, способных в одном решающем бою пустить флот противника на дно. Разгром кайзеровской Германии в Первой мировой войне заметно «остудил» интерес немцев к традиционным методам ведения морской войны, а также — к арктическим пустыням и морям. Но интерес пропал ненадолго.

Вскоре после Версальского позора военно-морские теоретики Германии Отто Гросс и Вольфганг Вегенер, а также будущий гроссадмирал Эрих Редер, сошлись во мнении, что победу на море (а, следовательно, и собственно в новой мировой войне) рейх способен одержать, даже не имея столь же сильных военных флотов, как у Великобритании или Франции. Ведь, например, если враг — островная Англия, то зачем топить ее линкоры в открытом бою? Можно просто оставить их без топлива

У британцев нет своей нефти, ее везут издалека сотни танкеров. Захвати, потопи, запри в портах океанские нефтевозы — и Королевский флот будет «мертво» стоять у причалов. А торговый флот стран Британского союза, находящийся в различных районах Мирового океана, станет легкой добычей для германских рейдеров. Например, для так называемых «карманных линкоров» («Дойчланд», «Адмирал Шеер», «Адмирал граф Шпее»), специально построенных для операций на морских и океанских коммуникациях стран Британского союза

К «карманным линкорам», а правильнее — броненосцам (panzersschiff. — Авт.), были привлечены крупнейшие промышленные «столпы» нового рейха. Так, «Рейнметалл» поставил 280-мм орудия главного калибра, Крупп — броню «Вотан», Карл Цейс — корабельную оптику, Сименс — системы управления артиллерийским огнем, а Шварцкопф — торпеды. Броненосцы были совершенно новым типом боевого корабля с дизельной установкой и легкой броней.

По своим скоростным данным эти рейдеры практически всегда превосходили имевшиеся у противников рейха линейные корабли (за исключением 3 английских линейных крейсеров, встречи с которыми броненосцы всячески избегали), а по вооружению — все самые быстроходные вражеские корабли специальной постройки (тяжелые и легкие крейсеры, лидеры эсминцев и, естественно, сами эсминцы). Более того, их главная двигательная установка, состоявшая из 8 дизелей, позволяла в короткое время развить максимальную скорость хода (чтобы настигнуть торговое судно, или оторваться от более сильного противника). Да еще и увеличивала более чем в три раза дальность плавания (но сравнению с паровыми «сверстниками»). И Редер, и Вегенер были твердо уверены, что кригсмарине в будущем сможет вести успешную борьбу как на океанских коммуникациях, так и непосредственно у Британских островов. В перспективе все немецкие рейдерские эскадры должны были стать для Третьего рейха «длинными руками» в Мировом океане. И даже его властителями. Этот замысел был весьма интересен, но при его реализации, правда, лишь после начала новой Мировой войны, возникли серьезные проблемы.

И первой стала проблема своевременного пополнения запасов топлива германских рейдеров. Вернее — абсолютная в том невозможность. «Карманные линкоры» и легкие крейсеры нацистов выходили в океан, охотились на суда Британского союза и Франции, но порой и сами становились «дичью», за которой охотились целые эскадры Королевского флота. Несмотря на то что по своим скоростным данным гитлеровские броненосцы превосходили английские и французские линейные корабли, при встрече с целой поисковой группой они были бессильны. В том числе и потому, что не имели возможности своевременно пополнить запасы топлива.

Правда, еще в 1937 году командование кригсмарине приступило к постройке специальных скоростных (до 21 узла. — Авт.) танкеров проекта «Trossschiff» (комбинированный нефтевоз и судно снабжения), которые планировались к использованию в составе рейдерских эскадр. Каждое из таких судов было способно перевозить до 12 тысяч тонн различных грузов. Однако сегодня известно о вводе в состав германского флота лишь одного из таких снабженцев — о танкере «Кернтерн». Почему немецкие судостроители не стали строить всю серию — неизвестно, но Вторая мировая война показала, что топливо с их потенциальных трофеев — английских и французских транспортов — для двигателей гитлеровских рейдеров не подходило. И вновь гроссадмирал Эрих Редер пожалел, что после военной катастрофы в Первой мировой войне Германия потеряла все заграничные базы. А новых не приобрела! Тем более уже в первый военный год ярко проявилась ограниченность системы базирования кораблей кригсмарине на Балтийском и Северном морях.

После начала войны с Англией и Францией у нацистских моряков не только не нашлось топливных баз за пределами границ британской блокады, но практически не осталось и шансов успешно миновать Северный проход (район Северного моря между Шетландскими островами и побережьем Норвегии), и уж тем более узкий пролив Ла-Манш.

Судам и кораблям кригсмарине приходилось долгое время идти вдоль восточных и южных берегов Великобритании, постоянно находясь под угрозой смертельных ударов от английских линейных или легких сил флота и Королевской авиации, а в Ла-Манше — еще и сил французского флота. Поврежденным же в боях на просторах Атлантики германским кораблям и судам приходилось еще и возвращаться в базы для ремонта все тем же Северным проходом. Именно здесь они становились легкой добычей для британских ударных и легких сил. Чтобы уберечь германские корабли после рейдерства в различных районах Мирового океана или суда-блокадопрорыватели, которые везли в германские порты стратегические важные грузы с Дальнего Востока, Африки или из Южной Америки, кригсмарине были нужны заграничные базы. И, хорошо бы, не доступные для вражеских кораблей и авиации. Но, повторюсь, у разгромленной в Первой мировой войне кайзеровской Германии такой возможности не было.

Перед германскими военно-морскими теоретиками встала сложнейшая задача — создать новую доктрину, из которой можно было бы практически полностью исключить классический линейный флот. Разработать ее в условиях, когда кайзеровская академия ВМС в соответствии с требованиями Версальского договора была расформирована, было поручено Архиву рейхсмарине и его начальнику вице-адмиралу фон Мантею. В его распоряжение для обобщения опыта мировой войны поступили несколько молодых, но подающих большие надежды флотских офицеров, и в том числе капитан-цур-зее Эрих Редер. Сотрудники архива и прибывшие офицеры перелопатили горы пыльных приказов, отчетов, распоряжений, корабельных вахтенных журналов и смет в поисках ответов на два вопроса: почему Германия проиграла войну на море и как действовать дальше? И первые поразительные открытия не заставили себя долго ждать: эффективность действий крейсеров и подводных лодок была на порядок выше действий тяжелого линейного флота, А вскоре сразу два офицера, прикомандированные к Архиву, написали собственные труды, посвященные этим итогам Первым стал капитан-цур-зее Отто Гроос, который подготовил монографию «Война на Северном море», а за ним — капитан-цур-зее Эрих Редер, опубликовавший монографию «Крейсерская война в иностранных водах». Так, практически одновременно, оба исследователя стали крупнейшими в Веймарской республике специалистами по вопросам крейсерских операций, их обеспечения и проведения.

На страницах своих работ они отметили, что во время Мировой войны самым уязвимым местом Великобритании оказались ее морские коммуникации. И ее зависимость от импортируемых стратегических материалов и продуктов питания оказалась абсолютной. При этом на грань катастрофы Британские острова поставили не линкоры германского флота открытого моря, а… подводные лодки и крейсеры-рейдеры, которые стали, по образному выражению тогдашнего морского министра Уинстона Черчилля, «тромбами в артериях Британской империи». Более того, стали средством, способным парализовать коммерческое судоходство Великобритании и стран Британского союза. Но для успешных рейдерских операций нацистам был необходим свободный выход в Атлантический океан, которого у Третьего рейха и не было. Конечно, военных моряков гроссадмирала Редера могли бы выручить базы в бывших заморских немецких колониях, находящиеся вне территории Третьего рейха. Но и эти базы Германия потеряла в 1918 году.

Политическому и военному руководству нового рейха пришлось срочно искать союзника, имеющего свободный выход в Атлантику. И таковым в конце 1930-х годов для фашистской Германии стал Советский Союз.

23 августа 1939 года между СССР и рейхом было подписано торгово-кредитное соглашение в Берлине. В этот же день, но только в Москве, был подписан договор о ненападении и секретный протокол. А через месяц, 28 сентября, — договор о дружбе и границе. При этом несложно заметить, что советское политическое руководство, с учетом реалий того времени, «из двух зол выбрало меньшее». Но одновременно оно же просчитало, что Германии, остро нуждающейся в советских поставках стратегического сырья и нефти, придется согласиться если не со всеми советскими условиями, то по меньшей мере — со многими. Однако и Германия, в свою очередь, не упустила своей выгоды.

Советско-германский союз укрепил веру Адольфа Гитлера в возможность реального прорыва морской блокады рейха, запертого в узостях Ла-Манша и Северного прохода, и реального сохранения своего торгового флота. Из более трехсот германских транспортных судов, которые в те дни оказались за пределами рейха, только 41 судно было перехвачено противником или затоплено собственной командой во избежание его пленения. Большинство фашистских судов сумели укрыться в нейтральных портах (в том числе и в советских) и через некоторое время — сумели вернуться к родным берегам. Но главным «плюсом» новых германо-советских отношений могло стать и нечто иное. То, о чем долгие годы не любили упоминать открытые советские издания.

Известно, что еще до Второй мировой войны Великобритания за счет Скандинавских стран покрывала половину своей потребности в марганце и почти на две трети — в железной руде. При этом железную руду она получала с рудников уникального (содержание железа в руде до 70 процентов) шведского месторождения Кируна Но имелись у англичан и не столь известные источники стратегически важного сырья. Компания «Монд-Никел» через свое дочернее предприятие — норвежскую концессию «Петсамонникели» — обеспечивала Туманный Альбион богатыми никелевыми рудами. Только разведанных запасов никеля в районе залива Петсамо (Печенгского залива) имелось более 200 тысяч тонн, а меди — почти 80 тысяч тонн. Одновременно канадские строители подготовили к эксплуатации и новый рудник «Каула» (сегодня здесь вырос город Никель). А вот гитлеровской Германии приходилось везти силикатные никелевые руды издалека: Бразилия, Греция и Голландская Индия. Но и в этом случае это была едва ли треть от потребности немецкой промышленности никелем (даже для мирного времени). Неудивительно, что Норвежское море, а также западная часть нашего Севморпути, и главное, берега Сибири, серьезно заинтересовали А. Гитлера, и особо — в военно-экономическом отношении: для успешного ведения новой мировой войны фашистской промышленности были нужны металл и руды, лесоматериалы и целлюлоза из Швеции, Норвегии и Финляндии. И как стратегический резерв — из России.

Неудивительно, что уже через месяц после начала Второй мировой войны, а именно 10 октября 1939 года, гроссадмирал Э. Редер лично доложил А. Гитлеру свои соображения о необходимости создания где-то в районе Скандинавского полуострова базы кригсмарине, которая бы в перспективе позволила бы, с одной стороны разорвать британскую блокаду, а с другой — создать реальную угрозу Британским островам. Во время своего доклада он показал последние донесения военно-морской разведки, где ясно просматривались намерения Англии высадить войска в нейтральной Норвегии. Скорее всего, все вышеуказанные соглашения, договоры и доклад гроссадмирала Э. Редера и послужили основой в создании проекта, позднее превратившегося в тайную «Базис Норд» на Кольском полуострове.

По замыслу нацистов, эта секретная база должна была связать военно-морские базы кригсмарине с германскими базами на берегах и островах Тихого океана, в странах Латинской Америки или Юго-Восточной Азии, и даже — в Антарктиде. Одновременно она же могла обеспечить надежную укромную стоянку и надлежащий межпоходовый ремонт для кораблей-блокадопрорывателей, судов снабжения рейдеров и нацистских подводных лодок, действовавших в Северной Атлантике или переходящих на Тихий океан. В случае же окончательного закрытия для Третьего рейха выхода в Атлантику секретная база на Кольском полуострове сразу же превращалась в связующее звено между Балтийским, Баренцевым и Норвежским морями и могла бы обеспечить кораблям кригсмарине круглогодичный выход в Мировой океан. Уже начало Второй мировой войны показало, что эти планы вполне реальны.

Предполагая возражения потенциальных «оппонентов» существования такой базы, хотел бы сразу же предупредить, что иногда ее даже называют базой «Полярный». Но это лишь вольный перевод слова «Норд», а совсем не указание на местонахождение тайной базы в Главной базе советского Северного флота.

К 17 сентября 1939 года, не дожидаясь окончательного решения вопроса о создании секретной базы, в Мурманск пришли гитлеровские транспорты «Кордиллере» и «Сан-Луи» с грузами и техникой. Через месяц на рейде Мурманска собралось уже 36 германских судов, среди которых были «X. Леонард», «Нью-Йорк», «Поллине», «Тобинген» и «Иллер». Здесь, у Абрам-мыса, они укрылись от британских крейсеров. С наступлением полярной ночи большинство фашистских судов покинули гостеприимный Мурманск. 6 декабря отсюда ушел и «Бремен».

Только «Кордиллере» не стал покидать Заполярья, а встал на рейде губы Большая Западная Лица;

Выбор места для собственно тайной базы был сделан не сразу: порт Мурманск из-за невозможности скрыть присутствие здесь германских судов пришлось исключить. Вместо него немцам было предложено на правах концессии (военной колонии) создать базу в Териберской губе или в губе Большая Западная Лица. Первой, в октябре 1939 года, немцы осмотрели Териберскую губу и признали ее «…заливом, недостаточно защищенным от непогоды, и не подходящим для передовой базы немецкого флота».

Конечно, Териберская губа не столь хорошо защищена от ветров, как, допустим, Большая Западная Лица, но еще в 1920-е годы именно в этом заливе укрывались английские и норвежские рыбаки от осенних и зимних штормов. Более того, две небольшие губы (Лодейная и Орловка. — Авт.), находящиеся в северной части Териберской, глубоко вдавались в материк и были укрыты практически от всех ветров. Скорее всего, совсем не метеоусловия повлияли на окончательный выбор нацистов. Возможно, не последнюю роль ее отклонения сыграл организованный в Териберке еще в начале 1930-х годов рыболовецкий колхоз «Красная Армия», ставший к осени 1939 года самым крупным на Кольском полуострове рыбколхозом. Здесь работали обрусевшие финны и норвежцы, а также русские рыбаки, имевшие этнические и родственные связи с рыбаками норвежской провинции Финмарк, еще недавно свободно ловившими рыбу у Кольских берегов. И это означало, что любая информация о «Базис Норд» через норвежских рыбаков Финмарка постоянно уходила бы в руки аналитикам оперативного разведывательного центра (ОРЦ) Адмиралтейства Великобритании. Но основной причиной отказа от использования Териберской губы для тайной базы, вероятно, стало то, что лишь за месяц до того командование Северного флота создало на полуострове Териберский один из первых радиопеленгаторных постов СФ. И одновременно назначило этот залив для проведения досмотра и контроля приходящих в Кольский залив иностранных судов. Таким образом, для командования кригсмарине стало ясно, что германские суда в губе Териберская будут постоянно находиться под контролем советской стороны. А это в планы гроссадмирала Редера не входило.

Иначе выглядел залив Большая Западная Лица, укрытый от посторонних глаз сопками материка и полуостровов Средний и Рыбачий. Составляющие его небольшие губы (Нерпичья, Андреева, Большая Лопаткина и Малая Лопаткина) действительно подходили для создания секретной базы, которую никто, в том числе и советская сторона, не смог бы постоянно контролировать. Ведь Большая Западная Лица находилась далеко в стороне от выхода из Кольского залива и баренцевоморских судоходных маршрутов.

Советские береговые посты наблюдения и связи, расположенные вокруг Мотовского залива, но вдали друг от друга (в губе Титовка, на мысе Цып-Наволок и на острове Кильдин), могли видеть лишь его отдельные районы, да и то в ясную погоду. Наблюдать же за входом в губу Большая Западная Лица они не могли. 1 ноября 1939 года представитель кригсмарине еще раз осмотрел территорию и акваторию будущей «Базис Норд» и окончательно подтвердил положительное решение. Сейчас он приезжал сюда совершенно открыто. Ведь еще в сентябре все рыбаки колхоза «Коминтерн», почти 10 лет проживавшие в поселках Большая Западная Лица и Большая Лица, за одну ночь были вывезены отсюда на пароходе в Мурманск, а затем по железной дороге отправлены в Карелию. Нетронутым остался только третий колхозный поселок — Малая Лица (на берегу одноименной губы), практически находящийся на побережье Мотовского залива. Правда, и это прибрежное селение было сохранено в первозданном виде лишь до лета 1940 года, вероятно, для естественной маскировки причалов «Базис Норд».

В компенсацию за предоставление «Базис Норд» немецкая сторона оказала Советскому Союзу военно-техническую помощь. И в первую очередь — продажей корабельной брони для строившихся в Николаеве и Молотовске суперлинкоров типа «Советский Союз». Рассматривалась даже возможность передачи СССР технической документации новейшего линейного корабля «Бисмарк». Другими известными элементами германской военно-технической помощи нашему ВМФ стали:

— поставки нескольких образцов минно-торпедного вооружения, гидроакустической и гидрографической аппаратуры;

— продажа недостроенного тяжелого крейсера «Лютцов». Первоначально речь шла о «Зейдлице» или «Принце Ойгене», находившихся в большой степени готовности, однако «сошлись» на «Лютцове»;

Кроме того, в Советский Союз было поставлено 30 самолетов с запасными моторами (типа Ju-88, Не-100, Do-215, Ме-109 и Ме-110, Ju-207, Bu-131 и Bu-133). Возможно, именно эти типы самолетов предполагались к использованию с аэродрома базы «Базис Норд».

Но зачем такая база была нужна Третьему рейху? Посмотрим на обычную карту мира, и сразу же становится ясно, что от полуострова Рыбачий германские транспорты, танкеры и суда-снабженцы без труда могли выходить как в Гренландское и Норвежское, так и в Карское моря. А затем также тайно от англичан уходить в Северную Атлантику, в Северный Ледовитый океан, а с согласия СССР при помощи советских ледоколов — даже в Тихий океан. И в первый же военный год эти замыслы полностью оправдались.

Осенью 1939 года секретная «Базис Норд» обеспечила крейсерство броненосца «Дойчланд» (принявшего наименование «Лютцов» вскоре после продажи Советскому Союзу недостроенного тяжелого крейсера), а затем рейдерство линейных кораблей «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в районе Большой Ньюфаундлендской банки. А весной — летом 1940 года без ее помощи не могли бы обойтись «серые волки» Дёница, которым пришлось заполнить вакуум, образовавшийся в рядах кригсмарине из-за огромных потерь крейсеров и эсминцев в Норвежской операции, германские метеосуда и вспомогательный крейсер «Комет».

Изначально «коминтерновские» причалы в губе Нерпичья действительно отлично маскировали стоянку германских кораблей снабжения и метеосудов кригсмарине. Но, вероятно, сооружений в двух изначально выбранных поселках все же оказалось недостаточно.

Поздней осенью 1939 года на берегу бухты Нерпичья началось строительство причалов, ремонтных мастерских, складов снабжения и новых нефте- и керосинохранилищ, в том числе и на побережье (их зарывали в прибрежный песок). Где-то с середины ноября у западнолицких берегов появились немецкие транспортные суда со строительными грузами. А в декабре 1939 года советским подводным лодкам, выходившим в дозор к полуострову Рыбачий (Д-1, Щ-402, Щ-404, Щ-421 и Щ-422. — Авт.), «…неоднократно приходилось встречаться с немецкими судами-разведчиками, появлявшимся у советских территориальных вод…» Зная, что в те дни мы были друзьями с фашистской Германией и делились с ней даже некоторыми секретами, становится ясно, что эти суда были названы в послевоенной литературе разведчиками лишь в угоду политикам.

В действительности они вряд ли были разведчиками. Ведь любое из них, как судно союзного нам государства, после приема в Териберской губе на борт советского лоцмана могло спокойно войти в Кольский залив, укрыться здесь от английских поисковых групп и получить защиту от них со стороны советских береговых батарей, установленных на мысах Цып-, Сеть-и Выев-Наволок или на острове Кильдин. Например, как это сделали капитаны лайнера «Бремен» и транспортных судов «Кордиллере» и «Сан-Луи», которые в сентябре 1939 года укрыли в Мурманском порту свои суда от английских крейсеров. Не прошло и месяца, как советскую батарею 104-го пушечного артиллерийского полка даже обстреляли практически у входа в Кольский залив 2 «заблудившихся» английских эсминца, которые, как выяснилось позже, искали здесь именно «Бремен». Выходит, гитлеровским «судам-разведчикам» не было необходимости тайно приходить к советскому побережью.

Скорее всего, это были транспорты, идущие в «Базис Норд» или выходящие оттуда. Причем они ходили здесь достаточно интенсивно: если судить по докладам советских командиров-подводников, всего за месяц к полуострову Рыбачий пришло не менее 5 германских судов. Слово «неоднократно» может указывать еще и на то, что их было заметно больше.

Строительству тайной базы нацистов на мурманском берегу помогла и находка, сделанная немцами в верховьях реки Большая Западная Лица. Здесь они нашли 300 кубометров строительного леса, которые были заготовлены два года назад местными жителями, а также закупленные в большом количестве доски. Сегодня, после знакомства с германскими архивными данными, появилась еще одна версия для объяснения тому, откуда у немцев здесь, в совершенно безлесной местности, появился значительный запас строительного леса Дело в том, что до 25 ноября 1939 года в «Базис Норд» заходили подлодки U36 (командир капитан-лейтенант Вильгельм Фрелих) и U38 (командир капитан-лейтенант Хейнрих Либе), которые еще с октября в западной части Баренцева моря охотились за английскими лесовозами, везущими на Британские острова лес с берегов Обской губы. Понятно, что их командиры могли привести сюда свои подводные корабли: либо пополнить запасы пресной воды, либо для отдыха экипажа, измученного осенними штормами. Но с таким же успехом любая из субмарин могла не торпедировать встреченный английский лесовоз, а, захватив его, привести его в Западную Лицу. Тогда именно этот, а совсем не оставленный рыбаками строительный лес, в дальнейшем был использован немцами для строительства сооружений «Базис Норд».

Первоначально строительные работы вели советские военные строители 95-го строительного участка Мурманского отделения ЭПРОН. Не исключено, что на самых тяжелых работах здесь был использован труд заключенных из ближайших к Мурманску спецлагерей НКВД. Здесь же могли работать и немецкие военные строители из так называемой «Организации Тодта» («ОТ»).

Большая часть сооружений секретной базы была построена среди скал и хорошо замаскирована на берегах губы Андреева и Нерпичья. Для абсолютного сохранения секретности работ в южной части залива, прямо на дороге из Мурманска к Титовке, был установлен гитлеровский контрольно-пропускной пункт.

Поэтому не будем удивляться, что большинство очевидцев, побывавших на берегах губы Нерпичья в июле 1941 года (и позже. — Авт.), всегда утверждали, мол, никаких построек «Базис Норд» здесь не существовало. Здесь они видели лишь остатки бревенчатых жилых домов и старых деревянных причалов, некогда принадлежавших рыбакам колхоза «Коминтерн». В свою очередь, эти же заявления и породили и отрицание факта существования тайной фашистской базы в Западной Лице у ветеранов и послевоенных историков. Но стоит обратиться к военным строителям, которые в 1970—1980-е годы создали в губе Нерпичья специальные сооружения для базирования наших тяжелых подводных ракетных крейсеров типа «Тайфун», то практически всегда можно услышать (естественно, неофициально) о найденных подскальных сооружениях необъяснимого происхождения и тем более — предназначения. В том числе с законсервированными немецкими станками и рабочими механизмами, а также — топливохранилищами.

Сейчас о «Базис Норд» достоверно известно совсем немного:

1. По немецким источникам, местоположение базы было обозначено координатами 69 градусов 25 минут северной широты 32 градуса 26 минут восточной долготы.

2. С декабря 1939 года по апрель 1940 года старшим морским начальником в базе был капитан-цур-зее Нишлаг, который ранее командовал неким тыловым подразделением кригсмарине в Стамбуле и назначенный командовать «Базис Норд» во время подготовки Норвежской операции. Вероятно, здесь он получил практику тылового обеспечения подготовки десантной операции, например в Югославию. Но когда Гитлер решил все же начать с Норвегии, то Нишлаг привез этот опыт на Кольский полуостров.

В июле 1940 года старшим морским начальником базы стал командир специального судна снабжения «Фениция» (по другим данным — «Венеция». — Авт.) корветтен-капитан Гаусгофер. Общее руководство «Базис Норд» было возложено на тыл кригсмарине;

3. До мая 1940 года в Большую Западную Лицу часто приходили метеорологические суда кригсмарине («Викинг-5», «Заксенвальд» (650 брт), «Кединген»), суда снабжения («Кордиллере» (12055—16500 брт) и вышеупомянутая «Фениция» (4124 брт), а также танкер «Ян Веллем» (11766 брт… Часть судов из-за неудобства рейда Большой Западной Лицы со временем перешли в губу Териберская и на рейд Иоканьги.

4. До декабря 1939 года в базе находился быстроходный транспорт-банановоз «Иллер» (официально принадлежавший компании «Северо-Германский Ллойд», ранее ходивший по линии Азорские острова — Бремен). Первоначально именно это судно было назначено для перехода на Тихий океан по Севморпути. Но позже он был заменен транспортом «Эмс» («Комет»).

5. По данным сборника «Revue Maritime» (№ 6 за 1966 год), 25 ноября 1939 года в «Базис Норд» заходили фашистские подводные лодки U38 (тип IX) и U36 (тип VIIА). Однако 4 декабря 1939 года U36 была потоплена торпедой английской подводной лодки «Сэмон» юго-западнее Кристиансанда. Через сутки после уничтожения подлодки Фрелиха «Сэмон» обнаружила лайнер «Бремен», идущий в Германию из Мурманска Но сопровождавший лайнер гидросамолет не позволил английскому командиру выйти в торпедную атаку на заманчивую цель. Выходит, что «36-я» находилась в дальнем охранении лайнера, которого продолжали искать англичане.

От базирования же в Западной Лице второй подлодки (U38) командование кригсмарине отказалось по неясным причинам.

6. 2 декабря 1939 года нацистские суда снабжения «Кордиллере» и «Фениция» стояли на якорях непосредственно на рейде Большой Западной Лицы. Капитан-цур-зее Нишлаг для связи с рейхом использовал свое самое быстроходное судно — китобоец «Заксенвальд».

Немного известно о судьбе кораблей и судов, приписанных к «Базис Норд» в 1939 и 1940 годах.

Метеорологическое судно кригсмарине «Кединген» — это бывший паровой рыболовецкий траулер. Оно успешно пережило большую часть Второй мировой войны, а в сентябре 1943 года даже высадило в западном побережье Земли Франца-Иосифа метеорологическую экспедицию кригсмарине под условным названием «Кладоискатель». Но в 1944 году с метеорологической экспедицией «Эдельвейс-1» на борту, в районе Восточной Гренландии оно было перехвачено американским ледоколом «Нортленд» и потоплено.

Судно-снабженец «Ян Веллем» 20 января 1940 года, имея на борту трехмесячный запас продовольствия для тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер», находившегося на разведке у архипелага Шпицберген, и четырехмесячный запас продовольствия для действовавших поблизости подводных лодок, вышло из «Базис Норд».

8 апреля «Ян Веллем» прибыл в порт Нарвик, официально — для пополнения запаса топлива При этом норвежские портовые власти были удивлены, что у якобы идущего в Мурманск судна на борту находится большое количество продовольствия. В действительности это было продовольствие, которое было доставлено для германских горных стрелков прямо со складов «Базис Норд».

13 апреля «Ян Веллем» обеспечил топливом (3 тысячи тонн) эскадренные миноносцы капитана-цур-зее Бонте в Уфут-фиорде (район Нарвика) и оказался единственным из всех направленных сюда германских танкеров. Два других танкера, «Каттегат» и «Скагеррак», направленных к Нарвику мимо Британских островов, были перехвачены англичанами. Правда, и «Ян Веллем» далеко не ушел. После передачи топлива он был атакован английскими эсминцами и выбросился на берег у входа в фиорд, где пролежал до 1950-х годов.

Транспорт «Кордиллере» в конце войны был потоплен в Готенхафене, а в 1949 году был поднят водолазами нашего КБФ. О других судах из «Базис Норд» найти какой-либо информации не удалось.

Однако залив Большая Западная Лица не слишком подошел для базирования германских океанских кораблей. После того как «Кордиллере» потеряло здесь один из якорей, судно ушло на рейд губы Териберская и более в Западную Лицу не вернулось.

А 1 мая (по другим данным 15 апреля) 1940 года «Викинг-5» и «Фениция» с неизвестной целью перешли на рейд Иоканьги. Возможно, где-то здесь они заложили продовольственный или топливный склад, которые осенью 1943 года разыскивала небольшая группа немецких десантников, высаженных с подводной лодки, которую случайно заметили местные жители. Вероятно, ни командир подлодки, ни командир десантной группы не предполагали, что некогда в совершенно безлюдном районе еще в первые дни войны была создана Иоканьгская военно-морская база После получения информации об обнаружении гитлеровских десантников советское командование направило для их уничтожения взвод пограничников, которые уничтожили вражескую десантную группу. Но вернемся к осени 1939 года.

Тайну «Базис Норд» бесконечно хранить было невозможно. Тем более что англичане сумели захватить в Атлантике несколько метеосудов, ранее заходивших в Западную Лицу, и, вероятно, кто-либо из их экипажей рассказал о секретном укрытии кригсмарине на Кольском полуострове. Прежде чем рассказать о дальнейшей судьбе «Базис Норд», следует познакомиться с совсем непростыми межгосударственными отношениями, которые обострились в Европе в начале 1940-х годов.

30 ноября 1939 года началась война между СССР и Финляндией, которую Великобритания и Франция решили использовать как предлог для начала боевых действий против Советского Союза. С целью оказания «помощи» финнам в январе 1940 года они практически решили вопрос о высадке на Севере англо-франко-польского десанта. Было решено высадить десантный корпус, численностью в 57,5 тысячи человек. В его состав должны были войти: 2 бригады французских альпийских стрелков и 2 батальона французского Иностранного легиона, 24-я английская гвардейская бригада под командованием бригадира В. Фрейзера и лыжный батальон Шотландской гвардии, а также польская отдельная бригада подгальских стрелков под командованием полковника Зыгмунта Богуш-Шишко. Для достижения внезапности высадки в состав первого корабельного отряда высадки предполагалось включить польские эскадренные миноносцы («Гром», «Молния», «Буря»), внешне схожие с советскими эсминцами типа «Стремительный», только-только пришедшими в Заполярье. Судя по общей численности десанта, в составе корпуса были и другие части, данных о которых пока найти не удалось.

Десантный корпус уже был готов к посадке на транспорты, но с принятием окончательного решения задержалось главное англо-французское командование.

Военные эксперты союзников слишком долго изучали вопрос «Куда высаживать десант: в Мурманск, Петсамо (занятый 1 декабря 1939 года советскими войсками) или же в Нарвик?» Высадка в Петсамо или Мурманск позволяла десантникам совместно с финскими егерями ударить на Кандалакшу, затем перерезать Кировскую железную дорогу и отрезать Кольский полуостров от остальной территории СССР. А далее — «нависнуть» над Ленинградом.

Высадка же в Нарвик (вскоре после принятия решения эта операция получила условное наименование «Р4.» — Авт.) позволяла не только усилить Финляндию в войне с Советским Союзом, как союзником Германии, но еще и захватить перевалочный пункт, через который рейх получал почти две трети железной руды, а также — вольфрам, медь, цинк, никель, молибден, древесину и алюминий. И военным аналитикам было о чем задуматься: «цена вопроса» — не только кто будет обладать рудными запасами Скандинавского полуострова, но еще и чью сторону займут скандинавские страны.

В случае успешности операции «Р4», Великобритания получала возможность полностью блокировать «норвежский» маршрут фашистских рудовозов и лишить немцев возможности контролировать шведские рудники в Елливаре (Гелливаре). Одновременно получала выход прямо к Балтийскому морю и возможность прямого удара по Берлину, избегая при этом войны с СССР. В конце концов, решение о высадке в Нарвик (а одновременно в Ставангер, Берген и Тронхейм) было принято, исчез основной политический повод для высадки в Скандинавии — 12 марта 1940 года Финляндия заключила мирный договор с Советским Союзом. Однако замысел «Р4» остался, так как экономическая составляющая целесообразности высадки в Нарвике значительно превышала все остальные. Но и гитлеровский Генштаб не дремал

Первую, весьма расплывчатую информацию о том, что Великобритания и Франция готовят высадку десанта на Скандинавский полуостров, Адольф Гитлер получил в середине января 1940 года И вряд ли это было для него неожиданностью. Как вы помните, еще 10 октября 1939 года он выслушал мнение имперского МИДа о серьезном внимании англичан к Скандинавскому полуострову после начала Мировой войны. А затем — и предложение гроссадмирала Редера о срочности захвата Норвегии.

В своем предложении Редер опирался на доклады адмиралов Вильгельма Канариса (начальник разведывательного управления вермахта) и Карлса (начальника военно-морского командования восточного района). Уже 5 февраля в германском Генштабе заработал «малый рабочий штаб» по изучению планов вторжения в Норвегию (а заодно и в Данию), который получил условное наименование «Везерюбунг». Скоро его работа даже получила серьезное ускорение: английский эсминец «Коссак» в норвежском Ёссинг-фиорде захватил германское судно снабжения «Альтмарк», которое ранее обеспечивало топливом и продовольствием германский рейдер «Адмирал граф Шпее». После гибели подопечного броненосца германский «снабженец» до января 1940 года скрывался просторах южной Атлантики, а затем, пройдя между Фарерскими островами и Исландией, попытался пройти к берегам рейха. Но здесь его и захватили англичане. Подобная смелость и инициатива британского командира подчеркнула, что в штабах на Британских островах успешно ведется некая работа, направленная на усиление английского влияния на политику нейтральной Норвегии. А вскоре появился новый «ускоритель» для германского захвата Норвегии.

14 марта 1940 года немецкая радиоразведка доложила о перехвате приказания англо-французской десантной группе на проведение окончательной подготовки по плану «Р4». Новый доклад сразу же активизировал подготовку операции «Везерюбунг». Так как исследование этапов этих войсковых операций выходит за рамки данной книги, поэтому ниже будет рассказано лишь о роли, которую сыграла «Базис Норд» в их проведении.

Для высадки горных стрелков в порт Нарвик (недосягаемый для прикрытая фашистских самолетов) гроссадмиралу Редеру пришлось использовать 10 эсминцев: практически половину всех эсминцев кригсмарине, которые были сведены в группу под командованием капитана-цур-зее Фридриха Бонте. А также направить для их прикрытия 1-ю группу линейных кораблей контр-адмирала Лютьенса (линейные корабли «Шарнгорст» и «Гнейзенау»), Обе корабельные группы успешно выполнили все поставленные задачи, но серьезной проблемой для Ф. Бонте стало обеспечение группы топливом на обратную дорогу. Последующие бои Норвежской операции показали, что именно отсутствие достаточного количества корабельного топлива и стало гибельным для группы Бонте. Но если бы немцы не захватили Нарвик, то еще неизвестно, как бы развивалась вся Норвежская операция.

Группа Бонте вошла в Уфут-фиорд скрытно от норвежских наблюдателей. На рейде порта ее дожидался уже известный нам «Ян Веллем», который с помощью сигнального фонаря и радиосигналов указал безопасное направление входа. Скрытность, с которой нацисты пришли на рейд Нарвика, позволила им внезапно атаковать стоящие здесь 2 норвежских броненосца береговой обороны («Норге» и «Эйдсволд») и торпедами почти мгновенно потопить их. Высадка горных стрелков прошла весьма успешно — Нарвик был взят с минимальными потерями. Однако, через двое суток после его захвата германские эсминцы были сначала атакованы 2-й флотилией английских эсминцев командера Бернарда А.В. Уорбэртона-Ли, а затем и большой группой английских эсминцев во главе с английским линкором «Уорспайт». Вся корабельная группа капитана-цур-зее Бонте после ожесточенного сопротивления была уничтожена, а немногие спасшиеся немецкие моряки поступили в распоряжение командиров горнострелковых частей, оборонявших захваченный плацдарм. Однако уже 14 апреля 1940 года газете «Правда» пришлось официально опровергать сообщения английской газеты «Daily Telegraph and Morning post» и литовской «Лиетувас айдос», которые на весь мир объявили, что в Нарвик германские десантные части были доставлены из Мурманска, где они будто бы находились до начала операции. Понятно, что подобной огласки правительству СССР совсем не хотелось, однако она уже попала на страницы мировой прессы. Правда, весной — летом 1940 года «Базис Норд» практически перестала быть тайной для англичан.

Дело в том, что весной 1940 года в залив Большая Западная Лица и в соседний залив Петсамо зачастили танкеры, которые были переданы Германии американской компанией «Вариед танкер компани» и «Эссбергер шиппин компани», а также танкеры компании «Евротанк». Бизнес есть бизнес! А где есть бизнес — там всегда рядом и разведка. Но топливная база за пределами английской блокады была крайне важна кригсмарине.

Тем более что с началом Второй мировой войны армия и флот рейха действительно столкнулись с большими проблемами в обеспечении нефтью. А ведь она тогда по праву называлась «кровью» любого военного флота в мире. Лучше всех о важности решения нефтяной проблемы сказал в то время главнокомандующий кригсмарине гроссадмирал Эрих Редер: «Неподвижный флот ни на что не годен во время мира и в высшей степени бесполезен в дни войны».

Чтобы предотвратить смертельно опасную неподвижность флота, Редер вместе с доктором Фетцером (ответственный за решение вопросов снабжения горючим кригсмарине) заблаговременно, в середине 1930-х годов, начал создавать резерв жидкого топлива для германских кораблей. При этом часть необходимого горючего по-прежнему стремились получить из бурого угля шахт центральной Германии, но, например, уголь из шахт Рура был годен только для мазута И в лучшем случае подходил для изготовления гудрона Поэтому гитлеровским тыловикам приходилось покупать мазут у перерабатывающих предприятий Рура, а затем продавать на гудроновые заводы США. На полученные финансовые средства они покупали за границей дизельное топливо, которое уже поступало на корабли кригсмарине. Даже во время Второй мировой войны подобная система бартерных поставок продолжала успешно работать.

Еще одним из способов получения жидкого топлива для кригсмарине стало приобретение горючего за границами рейха Здесь главными поставщиками нефти стали вновь Соединенные Штаты Америки, Советский Союз и Румыния. Одним из серьезных поставщиков нефти для Третьего рейха всегда была Мексика Здесь после продолжительной внутренней борьбы с министерством финансов и в сотрудничестве с «Дрезден-банком» была приобретена концессия на нефтяном месторождении Роза-Рика И с началом новой Мировой войны поступления жидкого топлива для кораблей и подлодок кригсмарине из мексиканских источников не прекратились. Правда, нацистским танкерам стало тяжело пробираться к берегам рейха, для безопасности переходов им пришлось использовать Канарские острова как промежуточный опорный пункт. А это дополнительное время ко времени перехода После создания странами антифашистской коалиции системы специальной проверки судовых грузов в портах погрузки или в специально определенных пунктах контроля каждый новый военный месяц увеличивал потери гитлеровского танкерного флота Очень скоро гроссадмиралу Редеру и контр-адмиралу Дёницу пришлось задуматься над новыми решениями топливной проблемы кригсмарине. Вот тут-то и понадобилась топливная база на Кольском полуострове, то есть «Базис Норд».

После гибели броненосца «Адмирал граф Шпее» и не слишком удачных походов других тяжелых рейдеров в 1939 году германским подводникам была отведена особая роль. И если подводные «серые волки» не тратили время на переходы с назначенной позиции в свои базы, а получали топливо и продовольствие на месте, например, от «снабженцев», пришедших из базы «Норд» (или любой другой базы, созданной за пределами рейха), то воспитанники «папаши Дёница» экономили не менее недели боевой работы. Эта же экономия позволяла им дольше оставаться в оперативной зоне, и в среднем добавлять к дальности плавания своих кораблей более 400 миль, которые в ином случае пришлось бы потратить на переходы через Северное море и вокруг северной части Британских островов. И результаты не заставили себя долго ждать.

В сентябре 1939 года все гитлеровские субмарины в море потопили 30 союзных транспортов. В октябре того же года уже 46, а в феврале следующего—51. Рост успешности в какой-то мере, можно отнести и на счет «Базис Норд». Ведь с помощью танкеров и судов снабжения, пришедших из тайной базы на Кольском полуострове, «серые волки» избегали лишних встреч с британскими корабельными поисковыми группами и дозорами и могли дольше действовать на коммуникациях Великобритании и стран Британского союза Схожий пик успешности действий фашистских субмарин еще раз наступит в июне и в августе 1940 года (58 и 56 транспортов соответственно). Интересно, что советские и иностранные военные историки всегда связывали эти пики успешности с захватом баз Норвегии и Франции, которые, мол, увеличили радиус действия «серых волков». Бесспорно, это так, но почему же они так скромно молчали о значении «Базис Норд»? А что, танкеры, выходящие с залива Большая Западная Лица, не увеличивали дальность плавания «серых волков»?

Кроме гитлеровских субмарин в Мировом океане, в том числе опираясь и на тайные базы, действовали еще и вспомогательные крейсеры кригсмарине, которых по праву называли «незаметными кораблями». Ниже об одном из заходивших в секретную базу на Кольском полуострове — крейсере «Комет» — еще будет рассказано.

Эти рейдеры ничем не отличались от обычных торговых судов: выходя в плавание, они маскировались под торговые суда нейтральных стран. Иногда, даже под суда противника, встреча с ними чаще всею заканчивалась исчезновением английского судна или судна Британского союза, который даже не успевал передать в эфир сигнал о встрече с врагом Дальше — больше.

При планировании в 1940 году материально-технического обеспечения действий надводных рейдеров кригсмарине с использованием специальных судов снабжения и танкеров одновременно была предусмотрена возможность использования этих же неприметных судов в различных районах Мирового океана как снабженцев для «серых» или «арктических волков». Так, первый успешный опыт был приобретен германскими моряками уже 17 июля 1940 года, когда подводная лодка UA получила от немецкого вспомогательного крейсера «Пингвин» 11 торпед, 70 тонн дизельного топлива и четырехмесячный запас продовольствия. Успехи гитлеровских океанских рейдеров и подводных лодок были столь очевидны, что Уинстон Черчилль, тогда Первый Морской Лорд, твердо считал, что уже зимой 1940 года они превратились в главную опасность для Британских островов.

В Комитете обороны Великобритании Черчилль стал инициатором создания новой системы национальной противолодочной обороны, и председателем специально созданного военно-морского подкомитета, который тщательно прорабатывал любые вопросы, которые могли бы служить для достижения победы в боях за Атлантику. Его замысел опирался на тот факт, что для обеспечения только одной «серой стаи» требовались 2 корабля снабжения и до 6 танкеров с дизельным топливом Иногда их заменял вспомогательный рейдер, который собственные запасы пополнял из трюмов и цистерн транспортных судов стран Британского союза

С формированием в Мировом океане нескольких «волчьих стай», количество находившихся в море вспомогательных кораблей кригсмарине заметно возрастало. Но эти корабли можно было перехватывать в Северном проходе или в проливе Ла-Манш, чем и занялись многочисленные крейсеры Ее Величества, базирующиеся на Британские острова

А если все эти снабженцы не пойдут вдоль французских и норвежских берегов? Что будет потом? Английские морские разведчики задумались над этим вопросом, когда количество перехваченных британскими крейсерами гитлеровских судов снабжения и танкеров заметно снизилось, в то время как количество успешных «волчьих» атак, наоборот, возросло. А главное — в ранее редко посещаемом Мотовском заливе был выявлен интенсивный радиообмен между некими торговыми судами. И в феврале 1940 года, после захвата английскими крейсерами в Атлантике нескольких фашистских вспомогательных судов и транспортов, в районе Кольского полуострова резко увеличилась частота встреч советских дозорных кораблей с английскими разведывательными кораблями и подводными лодками. А с 20 февраля 1940 года радиоразведка Северного флота стала уже ежедневно докладывать командованию СФ об обнаружении в непосредственной близости от наших территориальных вод в Баренцевом море радиопереговоров норвежских и английских кораблей. Они откровенно активизировались, после того как в марте 1940 года гроссадмирал Э. Редер предложил использовать «Базис Норд» как передовой опорный пункт для высадки горных стрелков на Британские острова. Ведь кроме изучения навигационно-гидрографических условий норвежского побережья для подготовки высадки десантных частей и разведывательно-диверсионных групп англичане начали интенсивную топографическую разведку побережий Финмарк и Кольского полуострова, а также подходов к порту Петсамо. Только после окончания советско-финской войны в Советском Союзе узнают, что она проводилась с целью подготовки высадки англо-французского десанта на Кольский полуостров или на северное побережье Скандинавии.

События на Кольском полуострове с весны 1940 года и до весны 1941 года меньше всего освещались в открытой советской печати. И совершенно напрасно! Ведь очень тесно были связаны с существованием на нашей земле «Базис Норд». А меж тем…

В июне 1940 года после захвата англичанами острова Исландия время «тепличных условий» для фашистских подводников закончилось. Их субмарины уже не могли действовать безнаказанно на океанских коммуникациях в центре Атлантики. В июле все нацистские подлодки потопили лишь 36 транспортов, что стало явным провалом в действиях нацистов. Уж не поэтому ли 19 июля 1940 года на тайную базу в Западной Лице прибыл представитель германского посольства Курт Крепш?

Официально он посетил «Базис Норд» для знакомства с ходом строительства сооружений и объектов. А фактически? Неизвестно!

Более того — кто такой Крепш? Только ли «представитель» германского посольства? Это неясно и сегодня, но ниже о нем еще будет рассказано.

Но лето 1940 года было необычным не только из-за того, что успешность «серых волков» Дёница в Атлантике резко снизилась. Тогда же из районов горы Большой Кариквайвиш и губы Титовка была выведены все советские дивизии, обживавшие эти районы осенью 1939 года и воевавшие здесь в «зимнюю» кампанию против финнов. Вместе с редкими пограничными заставами для прикрытия Титовского укрепрайона был оставлен лишь 95-й стрелковый полк, прибывший сюда перед самым началом боевых действий. Таким образом, все воинские части, которые в период строительства и активной деятельности базы «Норд» могли иметь к ней хоть какое-то отношение, были удалены из района Титовка — Западная Лица Этим же летом прошли самые необъяснимые перемещения среди командования Северного флота. Официально — за упущения во время советско-финской войны. Но почему-то они были проведены не сразу после окончания боевых действий, а по прошествии почти полугода

Сначала был снят с должности и назначен с понижением командующий Северным флотом флагман 2-го ранга (контрадмирал) Валентин Дрозд. Он стал командующим Отрядом легких сил Краснознаменного Балтийского флота На его место 27 июля прибыл контр-адмирал Арсений Головко, до этого командовавший Каспийской и Амурской флотилиями. 9 июля 1940 года был снят с должности начальник штаба СФ капитан 1-го ранга Иван Голубев-Монаткин. Новую должность (с понижением) он получил на Черноморском флоте, где стал начальником организационно-строевого управления ЧФ. Но свои прежние дела и обязанности он сдал лишь 19 августа 1940 года Его преемником стал контрадмирал Степан Кучеров, в период советско-финской войны, в звании капитана 2-го ранга командовавший штабом Балтийской и Палдиской военно-морских баз.

Вступление в должность и нового командующего флотом, и нового начальника штаба флота состоялось лишь после того, как подводная лодка Щ-423 под командованием капитана 3-го ранга Измаила Зайдулина по Севморпути ушла на Дальний Восток. Весь арктический переход прошел успешно, и осенью 1940 года подводники Щ-423 уже испытали свой подводный корабль в тихоокеанских водах. Может быть, поэтому 5 сентября наркома ВМФ отменил свой июльский приказ о наказании И. Голубева-Монаткина. Бывший начальник штаба СФ был переназначен заместителем начальника оперативного управления Главного Морского штаба ВМФ. И все же сложно не заметить, что с Кольского полуострова были удалены первые лица Северного флота, при которых была создана «Базис Норд». И еще!

Практически в одно время с заменой командования Северного флота 27 семей финских рыбаков из колхоза «Коминтерн» (до того оставленных проживать в поселке Малая Лица — Авт.) в соответствии с приказом наркома внутренних дел № 00761 от 23 июня были вывезены в Карело-Финскую республику. Попытка последних «коминтерновцев» сохранить колхоз, и просьба переселить семьи хотя бы в район беломорского побережья Кандалакши была безоговорочно пресечена представителями НКВД Выселение проводилось жестко и быстро: в назначенный день рыбацкие семьи были погружены на пришедший пароход, и отправлены сначала в Мурманск, а затем по железной дороге — в Карелию. Присматривать за малолицким поселком остались только две семьи карелов. Но не прошло и недели, после выселения финнов, как в становище Малая Лица были доставлены семьи русских рыбаков с восточного берега Кольского полуострова, которые сразу же стали обживать оставленные дома Вот только три внешне совершенно не связанных между собой события лета 1940 года. Однако чувство, что они сплетены между собой невидимыми нитями, протянувшимися от «Базис Норд», — не исчезает.

После захвата фашистскими войсками Норвегии, а затем и создания баз подводного флота на побережье Бискайского залива, «Базис Норд» стала постепенно терять свое значение для кригсмарине. Правда, быть может, одной из причин отказа фашистской Германии от дальнейшего использования «Базис Норд» могли стать не только политические «игры», но еще и установление советским Северным флотом контроля над Мотовским заливом. Причем установление этого контроля стало полной неожиданностью для германской стороны.

Еще в конце ноября 1939 года, в преддверии советско-финской войны, в западной части Мотовского залива была развернута 6-я батарея 104-го пушечно-артиллерийского полка (104 ПАП). А месяцем позже — такая же 4-я батарея 104 ПАП, но только в восточной части залива — на мысе Выев-Наволок. Обе артиллерийские батареи имели на вооружении 152-мм тяжелые пушки Шнейдера, которые были способны уничтожить любую цель на подходах к заливу. И пока советско-германская дружба продолжалась, то такая защита вполне устраивала немецкую сторону. Но как только в умах нацистов появился пресловутый план «Барбаросса», аналитики в Берлине иначе взглянули на местоположение и той, и другой батарей, и пришли к однозначному выводу, что советские артиллеристы могут не только защитить вход в тайную базу кригсмарине, но еще и уничтожить любую цель непосредственно в Мотовском заливе. В том числе германские суда Конечно, это никоим образом не могло устроить гроссадмирала Эриха Редера.

В любом случае 5 сентября 1940 года гроссадмирал Эрих Редер поблагодарил руководство ВМФ СССР за использование базы и, вероятно, начал ее официальную «ликвидацию». Хотя, как выяснилось позже, свертывание тайной базы более походило на ее временную «консервацию». Только начало боев в Заполярье указало на то, что советская сторона оказалась чрезвычайно доверчивой.

В июльские дни 1941 года совершенно неожиданно для себя советское командование выяснило, что в поселке Большая Лица на складах и в магазинах так называемой «рыботорговой кооперации» сохранились немалые запасы продовольствия, овощей, картофеля и подсолнечного масла. Здесь же находилось до 150 грузовиков и единиц автотракторной техники и «…многотонные запасы взрывчатки..*», оставленные военными строителями, строившими аэродром на левом берегу губы Большая Западная Лица. Неужели эти запасы успели создать за август — сентябрь 1940 года немногочисленные переселенцы с Терского берега, даже если они трудились без перерыва круглые сутки? Вряд ли.

А вот то, что здесь остались склады «Базис Норд», необходимые в будущем для обеспечения переходов по Северному морскому пути десятков германских кораблей и судов, — вполне реально. И в боевых порядках горных стрелков, наступающих в июле 1941 года у реки Большая Западная Лица, о них точно кто-то знал. На это прямо указали целенаправленные и хорошо спланированные действия альпийцев из 137-го полка

За 4 дня боев, «проломив» у реки Титовка оборону немногочисленных советских батальонов, прямо по осушке южной части губы Большая Западная Лица, гитлеровцы 2 июля незаметно для обороняющихся здесь красноармейцев проникли на восточный берег губы и захватили небольшой плацдарм. Совсем несложно догадаться, где они обосновались. Конечно… в районе бывшей «колонии» у поселка Большая Лица Лишь после случайного их обнаружения в тылу наших обороняющихся частей выяснилось, что склады и автотехника не были уничтожены. И это непонятно вдвойне! Дело в том, что склады с оружием и боеприпасами, созданные тыловиками советской 14-й армии в поселке Титовка (рядом с государственной границей), были своевременно взорваны или сожжены саперами, несмотря на внезапность нападения противника, скоротечность и ожесточенность оборонительных боев. А здесь — достались врагу совершенно целыми и невредимыми. Почему? Остается предположить следующее.

Информация о существовании тайной базы с самого начала хранилась под строжайшим секретом. Знать о ней мог только командир 14-й дивизии генерал-майор А. Журба, за линией обороны батальонов которого и была создана «Базис Норд». Но он погиб еще 30 июня, когда 95-й полк и пограничники отбивали атаки противника в районе реки Титовка А генерал-майор Н. Никишин, принявший после гибели Журбы истекающую кровью на Западной Лице 14-ю дивизию, не знал о существовании тайной базы в Западной Лице. Ведь ранее он командовал 52-й дивизией, стоявшей гарнизонами вдоль Кировской железной дороги. Однако и горные стрелки не все знали о сооружениях «Базис Норд».

Они заняли круговую оборону только у складов с продовольствием А в подскальные сооружения на берегу губы Нерпичья — не пошли: либо не успели туда проникнуть, либо они слишком обрадовались советским грузовикам, с помощью которых понадеялись быстро достичь Мурманска

Предвидя кривую ухмылку скептиков по отношению к техническим возможностям советских «трехтонок» и радужным надеждам гитлеровцев, стоит отметить, что радость гитлеровцев могла быть вполне серьезной.

По штату горнострелковые части вермахта не имели собственной авто- или мототехники. Для перевозки горных орудий и боеприпасов к ним они имели небольшое количество греческих мулов. А для ведения разведки — самокатные подразделения на велосипедах. Отступившие с Титовского рубежа советские части вряд ли оставили им достаточное количество автотехники. Поэтому не стоит удивляться той радости, когда горные стрелки увидели несколько десятков стоящих в ангаре или в подскальном укрытии автомашин.

Советское командование, понимая опасность ситуации, специально для уничтожения складов у рыбацкого поселка и эвакуации оставленной автомобильной техники 6 июля 1941 года было вынуждено включить в состав морского десанта роту армейских саперов. Им была поставлена задача — проложить дорогу по лощинам к губе Нерпичья и вытащить все грузовики в наш глубокий тыл — к поселку Ура-губа

Советские десантники высадились непосредственно на берег губы Нерпичья, рванулись к Большой Лице и успешно выполнили все поставленные задачи. При этом они уничтожили проникших в наш тыл гитлеровцев, взорвали склад взрывчатки и сумели вытащить к Ура-губе около сотни грузовиков и тракторов. Остальные же — уничтожили. Продовольственные склады жечь не стали. И были правы!

После ухода из поселка советских десантников практически до осени 1941 года батальоны 52-й и 14-й дивизий еще долго добывали здесь дополнительное продовольствие. Так стоит ли повторять слова ветеранов, воевавших у Западной Лицы летом 1941 года, о складах так называемой «рыботорговой кооперации» (на 30 семей поселка Малая Лица, приблизительно 100–150 человек), способных долгое время кормить сразу две стрелковые дивизии (не меньше 12 тысяч человек)?

Еще одной загадкой гитлеровской «Базис Норд» на Кольском полуострове стал таинственный аэродром, который был сооружен поблизости от губы Андреева И странность его заключается не только в том, что один из районов южного побережья соседней с ним губы Нерпичья (между высотами 160,7 и 60,2) и сегодня носит неофициальное наименование «завод гидросамолетов». Эта загадка сегодня весьма интересна, а в свете борьбы с международным терроризмом особо актуальна Поэтому и рассказ о ней, именно в рамках материала о тайной базе нацистов, предложу вам также максимально подробно.

Особый интерес для военных историков и сегодня представляет хорошо различимая взлетно-посадочная полоса (некогда покрытая металлическими плитками. — Авт.) на западном берегу губы Большая Западная Лица, которая выходит прямо к губе Нерпичья. Она была построена в мае — сентябре 1940 года недалеко от старой дороги на Титовку (в районе высоты 186,0). Поблизости, на береговой осушке, были вкопаны в землю цистерны для хранения жидких нефтепродуктов. А в одном из под-скальных сооружений в губе Нерпичья долгое время существовал небольшой источник чистого авиационного керосина, хотя только по прямой (через скалы) до ближайшего керосинохранилища не менее 5 километров.

Перед началом Второй мировой и Великой Отечественной войн, при отсутствии в районах Западной Лицы каких-либо признаков строительства специальных объектов стратегического или хотя бы армейского значения уместно предположить, что хорошо сохранившаяся сегодня взлетная полоса (длиной до 1,5 километра), скорее всего, предназначалась для неких самолетов, которые должны были базироваться где-то поблизости от базы «Норд». Ведь трудно предположить, чтобы такой аэродром строился ради спецпереселенцев и рыбаков колхоза «Коминтерн». Интересно то, что эта взлетно-посадочная полоса была сделана не по советской технологии, на что, пусть и косвенно, указывают ее дренажные конструкции. При строительстве этой ВПП были применены поперечные осушители, дренажные канавы заполнены щебнем, а растительный грунт у поверхности отощен значительным слоем речного песка. Рядом с полосой и сегодня еще сохранились остатки смотрового колодца с бетонной перегородкой, отверстия которой закрыты шиберами.

Необычность сооружения аэродрома заключается еще и в том, что одновременно с ним в соседнем поселке Титовка, где располагались штаб и части усиления 14-й дивизии, закрывавшей этот район советско-финской границы и полуостров Рыбачий, в 1940 году с использованием труда заключенных действительно строился советский военный аэродром. Он располагался менее чем в 10 километрах от государственной границы. И даже был зарезервирован в губе Титовка, пристанью к которой могли швартоваться сразу до 3 гидросамолетов типа ГСТ или МБР-2.

Аэродром в Титовке с предполагаемой взлетной полосой аэродрома базы «Базис Норд» когда-то соединялся 12-километровой грунтовой дорогой. Скорее всего, он должен был маскировать самолеты, взлетающие над акваторией Западной Лицы. Тем более что военное руководство Германии всегда имело свои виды на использование аэродрома «Базис Норд», отличные от мнения советской стороны. Вариантов было несколько.

Эту взлетно-посадочную полосу можно было использовать для гидросамолетов «Бремена» или крейсеров-рейдеров. Но, быть может, и для тридцати закупленных у Германии в марте 1940 года: двух бомбардировщиков Do-215 (экспортный вариант Do-17Z) серии V-3, до 10 скоростных истребителей Не-100, несколько связных самолетов Физелер R-156C «Шторх» (многоцелевые самолеты короткого взлета и посадки), а также 2 бомбардировщика Ju-88A-1. Самым выгодным приобретением среди них стали Do-215 и Fi-156C.

«Дорнье» по своим летным характеристикам находился между новейшими модификациями советских бомбардировщиков ДБ-3 2М-88 и СБ-2 М-103. При этом он мог не только уверенно лететь на любом из двух двигателей, но и выгодно отличался от неустойчивого в полете ДБ-3, а также от недостаточно живучего СБ-2. А «Шторх», которому была необходима взлетная полоса всего-то в 60 метров, был настолько удачным, что по его образцу в этом же году был разработан советский связной самолет ОКА-38, запуску в серийное производство которого помешало лишь начало Великой Отечественной войны.

Тогда же в Советском Союзе обратили внимание на специально модернизируемые для вооружения авианосца «Граф Цеппелин» воздушные машины: самолет-торпедоносец Ju-87D-4, многоцелевые истребители-разведчики Ме-110V-2 и Ме-11 °C-5, бомбардировщик Ме-11 °C-4, а также специально разработанные для данного авианосца самолеты: Ju-87C, Ме-155 и Ar-197. Именно такие летающие машины были нужны нам для вооружения двух проектируемых советских авианосцев типа «Сталин». Итак, для кого была создана ВПП на берегу губы Нерпичья, в какой-то мере ясно. Но зачем нацистам здесь же был нужен завод гидросамолетов? Предлагаю версию.

Среди закупленных СССР в марте 1940 года немецких самолетов оказалось несколько малоизвестных машин, таких как: Ju-207, Bu-131 «Юнгманн» и Bu-133 «Юнгмайстер».

Последние типы самолетов официально назывались учебно-тренировочными машинами. Но, похоже, они были настолько интересны, что через год, в апреле 1941 года новая советская летная комиссия с интересом изучала их модификации «Бестман» и «Корнет». Правда, иной информации о них отыскать не удалось. Поэтому сегодня мы можем лишь предположить, что это могли быть за самолеты. Скорее всего, они легко могли выполнять разведывательные, связные или учебные задачи, в том числе и в исполнении как гидросамолет. Это предположение основывается на следующем.

В 1935 году авиаконструктору Алексею Туполеву было поручено создать современную отечественную летающую лодку. Гидросамолет получил наименование МТБ-2 (АНТ-44) «Чайка» и через два года совершил свой первый полет. Все летные испытания прошли успешно. А 20 мая 1939 года на заседании Главного Военного совета ВМФ был рассмотрен план гидросамолетостроения на 1939–1940 годы, где было признано «…необходимым авиацию РК ВМФ наряду с сухопутными типами самолетов вооружать морскими лодочными гидросамолетами с большой мореходностью и дальностью». Естественно — советскими.

Неожиданно в январе 1940 года все работы с «Чайкой» были прекращены. А ведь в то время СССР располагал только американскими летающими лодками «Глен Мартинами» и РВУ-1 («Каталина»), закупленными в 1938 году комиссией под руководством наркома авиационной промышленности Лазаря Кагановича, да еще двумя десятками летающих лодок Хенкеля, закупленными в начале 1930-х годов. Через полгода, 10 сентября 1940 года, на заседании Главного Военного совета ВМФ был назван тип гидросамолетов, которыми предстояло вооружить советский ВМФ уже в ближайшие годы. Выходит, советское руководство получило реальную возможность сравнить с американскими летающими лодками некие европейские гидросамолеты. Более того — сравнить их с советской «Чайкой». Вот почему именно Ju-207 или «Бюккер», или их модификации могли стать теми образцами передового европейского гидросамолетостроения, которые позволили бы осуществить этот выбор и отказаться от строительства МТБ-2. Может быть, именно их должны были собирать на побережье губы Большая Западная Лица? Пока неясно.

В настоящее время в губе Большая Западная Лица расположена одна из баз Северного флота После проведенного здесь в 1960-е годы строительства ее объектов и сооружений следы от «Базис Норд» были практически полностью уничтожены. Но не все. Вот лишь немногое, что и сегодня мы можем увидеть своими глазами.

Юго-восточнее высоты 160,7 сохранились фундаменты домов поселка Большая Лица. Когда-то здесь располагались склады продовольствия, взрывчатки и стояло более 100 единиц автотракторной техники.

Одно из близлежащих к бывшему поселку озер с 1960-х годов называется «Пороховым» (из-за большого количества неразорвавшихся пороховых и толовых шашек, найденных на его берегу и на мелководье). В Заозерске и сегодня проживают недавние североморцы, которые в детские годы находили здесь пороха в большом количестве.

На ныне действующей дороге Мурманск — Никель хорошо сохранились развалины немецкого контрольно-пропускного пункта. А у моста, в 1970-е годы еще переброшенного через реку Большая Западная Лица, пока еще заметна развилка дорог между поселками Старая Титовка, Новая Титовка и полуостровом Средний (ныне эти дороги не действуют).

Рядом с современным городом Заозерск и в районе устья реки Большая Западная Лица, между немецкими и советскими позициями, хорошо сохранились совершенно «глухие» сооружения, вырубленные в скалах (высоты 222,0, 218,0). Они никак не подходят для организации войсковой обороны. При этом над входом в сооружение у высоты 222,0 далее сохранилась каменная доска с названием, верхнюю строчку которого «Falkenierkeller» можно перевести как «Погреб или подземелье сокольничего». А к некоторым подходят выложенные камнем дороги.

Развалины и фундаменты жилых домов сохранились в районе озера Подгорное и на южном берегу губы Нерпичья (район высот 270,9,186.,0,60,2). Долгое время рядом с небольшим заливом южной оконечности губы Нерпичья (высота 60,2) можно видеть два специальных кольца, к которым могли легко швартоваться малые плавсредства или гидросамолеты. До начала строительных работ, которые были проведены здесь в конце 1970-х годов, рядом со скалой был очень тихий и мелководный заливчик, недалеко от которого долгое время существовал искусственный грот, уходивший внутрь невысокой скалы. Отдельные энтузиасты и сегодня по осушке приходят в район этих колец и могут снаружи рассматривать здешнюю пещеру, в глубине которой до настоящего времени можно различить какие-то станки. Возможность их детального изучения ограничена тем, что до сих пор сохранилось мнение о заминированном подскальном входе в эту пещеру.

Особый интерес представляет некий грот неподалеку от высоты 160,7, вход в который закрыт специальной металлической сеткой. Что находится под ней — неизвестно, но местные поисковики твердо уверены, что этот грот сооружен в военные годы или даже раньше.

В губе Малая Лопатка сохранились остатки свайно-ряжевого причала по всем признакам построенного не позже начала 1940-х годов, а об одном из причалов в губе Лопаткина «заозерчане» проживавшие здесь с 1960-х годов, говорили, что «его построили немцы».

Система озер, одновременно выходящая к губе Андреева и к южному побережью Мотовского залива, а также якорная стоянка в бухте острова Замогильный (район высоты 153,0), когда-то использовались немцами для пополнения запасов пресной воды. Здесь до сих пор размещаются резервуары для хранения пресной воды с надписями на немецком языке.

Очень много вопросов у военных исследователей истории «Базис Норд» всегда вызывала губа Андреева, которая расположена на западном берегу Большой Западной Лицы. Однако начиная с конца 1950-х годов все они оставались без ответа. Более того, излишнее любопытство очень быстро и, главное, твердо пресекалось. Позже здесь были построены хранилища для отработанного ядерного топлива, а губа Андреева стала именоваться «специализированной береговой базой», куда допуск всем, кроме обслуживающего персонала, был категорически запрещен. Сегодня для обслуживающего персонала здесь построена «норвежская деревня» (строительство финансировало Королевство Норвегия), но, как и прежде вход сюда для посторонних ограничен. И весь район находится под контролем Министерства атомной промышленности Российской Федерации. Меж тем еще в 1990-е годы жители довоенного поселка Большая Западная Лица вспоминали, что именно в губе Андреева до начала 1950-х годов что-то строили или искали заключенные одного из лагерей ГУЛАГа. Правда, что они строили — так и осталось тайной. Во всяком случае, об атомных подводных лодках тогда еще даже в Политбюро СССР знали немногие. Итак, первая фашистская база на Кольском полуострове продолжает хранить свои тайны, которые еще долго будут будоражить наши умы, а главное — нести угрозу национальной безопасности России. Например, базам и кораблям нашего Северного флота. Так, однажды из-за «свертывания» тайной базы нацистов на Мурмане уже погиб со всем своим экипажем подводный первенец советского ВМФ — подводная лодка Д-1 («Декабрист»).

До сих пор, по крайней мере, внешне, какой-либо связи между деятельностью «Базис Норд» и исчезнувшей через два месяца советской подлодкой не было и в помине. Но, если бы не катастрофа подводного «Декабриста», к тайной базе фашистов в Западной Лице еще не скоро удалось бы привлечь внимание советских историков. Ведь даже прославленные советские военачальники, чьи дивизии в разные годы стояли насмерть у Западной Лицы, а затем гнали врага к норвежской границе, такие как Маршал Советского Союза Кирилл Мерецков и генерал-майор Г. Вещезерский, долгое время считали (и писали в своих мемуарах — Авт.), что захваченные в июле 1941 года горными стрелками генерал-лейтенанта Дитля продовольственные склады в поселке Большая Лица были лишь складами обычной «рыболовецкой кооперации» или «базы строителей». Что это была за «рыболовецкая кооперация» или «база строителей» — каждый прочитавший данную книгу уже знает. Более того, без нее вряд ли состоялось бы кругосветное плавание германского рейдера «Комет».

Для проникновения в советскую Арктику нацисты использовали различные способы: научные экспедиции, трансарктические переходы судов и транссибирские полеты самолетов, туристические походы и даже… строительство канатной дороги для доставки грузов в отдаленные уголки заполярной тундры.

«Венцом» же нашей государственной доверчивости стал переход летом 1940 года по всему Севморпути так называемого торгового судна «Эмс», а вернее, вспомогательного крейсера «Комет». Это был самый меньший из гитлеровских океанских рейдеров первой волны. После скромных охотничьих успехов тяжелых рейдеров в имперском Штабе руководства войной на море было принято решение направить на торговые коммуникации Британского союза рейдеры, замаскированные под торговые суда

Обычно они имели хороший ход и вместительные трюмы, а также до 6-ти артиллерийских орудий среднего калибра, несколько торпедных аппаратов и обязательно гидросамолет-разведчик. Все свободное место на таком «транспорте» было занято запасами продовольствия и горючего, достаточными для многомесячного океанского плавания. На должности командиров вспомогательных крейсеров подбирались наиболее смелые и находчивые моряки, способные хладнокровно обмануть врага. Обычно экипаж встреченного английского (французского или из стран Британского союза) судна не успевал понять, кто перед ним: выстрелы из 150-мм орудий с малой дистанции сначала громили ходовой мостик и радиорубку, а затем, если жертва не стопорила ход, — то пускали ее на дно. Если же все требования нацистов выполнялись или встреченное судно везло ценный груз, то команды таких судов с помощью спасательных шлюпок переправлялись на борт рейдера А их судно либо становилось призом, который немецкая команда вела в ближайший германский порт, либо после перегрузки продовольствия, топлива или наиболее ценного груза с помощью взрывчатки топилось. Но были и иные ситуации.

Вот как летом 1940 года о встрече с крейсером «Комет» рассказывали советские рыбаки.

Июльское солнце последнего довоенного года едва согревало глянцевую гладь Гусиной банки. На горизонте просматривались вершины скал Новой Земли. Рыболовецкий траулер РТ-312 «Абрек» неспешно скользил в сторону Горла Белого моря. После трудных дней путины на судне царила сонная тишина-экипаж, уставший за время лова, отдыхал Бодрствовала только ходовая вахта.

Стоящий на капитанской вахте старший помощник «Абрека» Валентин Дартау привычно и неторопливо осматривал горизонт. Вахта близилась к концу, погодные условия просты. Впереди — долгожданный дом. Неожиданно глаза старшего помощника наткнулись на неприметный серый силуэт двухмачтового судна, быстро «поднимающийся» из-за горизонта. Он словно ножом резал воды Баренцева моря, хищно прижавшись к морскому «зеркалу». Уже через полчаса силуэт превратился в загадочное судно, не спешащее поднимать национальный флаг. Серое «привидение» не было похоже на какой-либо известный советский транспортный корабль или на советского рыбака, хотя на его борту был ясно виден красный флаг, специально нарисованный по правилам военного времени. От безлюдной и молчаливой палубы и приземистых надстроек незнакомца веяло некой необъяснимой враждебностью. Еще полчаса, и встретившиеся суда разошлись. Когда солнце осветило надпись на корме странного судна, Валентин Дартау с изумлением прочитал его название — «Дунай» и ниже порт приписки — Ленинград.

Так и не подняв национальный флаг, серый призрак быстро исчез, словно растворился в легком мареве у острова Колгуев. Старпом «312-го» дал команду записать в вахтенный журнал о необычной встрече с судном, чье имя он ни разу не слышал в заполярных водах, и вновь стал править ходовой вахтой. Что это был за незнакомец, он узнал лишь спустя много лет.

Как уже известно, с началом Второй мировой войны большое количество транспортных и пассажирских судов Третьего рейха оказались за пределами Балтийского и Северного морей. Для того чтобы избежать захвата английскими крейсерами, на месяц-два они были вынуждены укрыться в нейтральных портах или в портах дружественных стран. Но если под покровом полярной ночи германские суда ушли из Мурманска в порты Германии, то на Тихом океане они «завязли» еще на год. Для возвращения домой им было нужно судно-разведчик, которое первым пройдет путь от берегов рейха до Тихого океана, а затем обеспечит возвращение «тихоокеанской группы». Так родился замысел операции «Фалль Грюн». Руководителем операции и разведывательного перехода был назначен капитан-цур-зее Роберт фон Эйссен, который прекрасно знал условия плавания в Арктике.

В годы Первой мировой войны он служил на вспомогательном крейсере «Метеор», который успешно ставил летом 1915 года минные заграждения в Горле Белого моря. Как старший офицер, а затем и командир «Метеора», в 1930-е годы проводил гидрологические работы в Северной Атлантике, у границы льдов Гренландии и Исландии. Для реализации трансарктического перехода первоначально кораблем-разведчиком был избран быстроходный банановоз «Иллер», ранее принадлежавший компании «Норддойче Ллойд» («Северо-немецкий Ллойд») и ходивший по линии Азорские острова — Бремен, который осенью 1939-го, сразу же после начала Второй мировой войны, пришел в Кольский залив. Но уже в декабре было принято решение направить по Севморпути менее быстроходное судно, зато имеющее более крепкий корпус Этим разведчиком стал грузопассажирский пароход «Эмс», который также принадлежал компании «Норддойче Ллойд».

В декабре 1939 года в срочном порядке будущий вспомогательный крейсер был переоборудован и вооружен на заводе «Ховальдтсверке» в Гамбурге. И к маю 1940 года на корабле были установлены шесть 150-миллиметровых орудий, надежно укрытых откидными и маскировочными щитами, до 10 торпедных аппаратов (также укрытые маскировочными щитами) и 9 зенитных автоматов, загружен большой запас торпед. Затем было погружено 400 якорных мин типа «ЕМС» и быстроходный катер типа LS, специально оборудованный для их скрытной постановки. Укрытый в ангаре гидросамолет типа «Арадо» позволял крейсеру вести немцам дальнюю и ледовую разведку. Радиосвязь и радиоразведку на корабле несли 6 радистов, свободно владеющих русским и английским языками. Будущий рейдер получил достаточный запас топлива, позволявший на экономичном ходу дойти до тихоокеанских вод без дополнительной заправки. Благодаря различным бортовым запасам, принятым на корабль в родной базе, экипаж крейсера мог действовать автономно как в арктических и антарктических, так и в тропических водах. Это был самый настоящий океанский «волк». Но что интересно?

Бросается в глаза и заметная разница в численности экипажей «Иллера» и «Эмса». На борту «Иллера» пришли в Мурманск и готовились к переходу на Тихий океан 15 пассажиров. Возможно, именно они, сойдя на каком-либо неприметном арктическом или тихоокеанском островке, должны были оборудовать здесь передовую нацистскую топливную базу. Но при численности экипажа банановоза в 35 человек исчезновение пассажиров сразу же заметили бы советские лоцманы. На борту же «Комета», имеющего в составе экипажа 270 моряков, сход на берег полутора десятков человек вряд ли кто-либо заметил.

3 июля 1940 года бывший «Эмс», после модернизации ставший рейдером «Комет» (рейдер «В», «Корабль № 45». — Авт.), под командованием фрегаттен-капитана Кептеля, в сопровождении тральщиков Ml 7 и Ml 8 вышел из Готенхафена (Гдыни). Когда будущий океанский оборотень (во время плавания название и флаг германского рейдера будет неоднокрано меняться. — Авт.) был уже на траверзе Рюгенского маяка, его догнал специальный гидросамолет Do-18. На борт «Комета» были пересажены новый командир радиогруппы обер-лейтенант Вильгельм Доберштайн (друзья называли его Вундер Вилли) и лейтенант Вильфрид Карстен (предположительно еще один штурман).

У норвежских берегов новому рейдеру была назначена встреча с подводной лодкой U56 и танкером «Эссо». Однако из-за навигационной аварии в районе Бергена танкер получил сильные повреждения и до встречи с «Кометом» вернулся в базу. По официальным данным, в норвежском порту гитлеровский рейдер последний раз пополнил запасы топлива и пресной воды. Здесь же фон Эйссен дал последний береговой отдых экипажу.

Через неделю (9 июля) «Комет», замаскированный под советский ледокольный пароход «Семен Дежнев», покинул гостеприимный норвежский порт и начал самостоятельное движение в восточном направлении. Для маскировки его перехода была создана идеальная и достоверная легенда

Внешне «Комет» действительно напоминал новый советский ледокольный пароход «Семен Дежнев», прибытие которого в Архангельске ожидали летом 1940 года. Некоторые отличия его обводов были устранены с помощью парусиновых обвесов и специальных приспособлений, сделанных на верфи «Ховальдтсверке». В «джентльменский набор» гитлеровского рейдера вошли различные приспособления, позволявшие трансформировать высоту мачт, форму и высоту дымовой трубы, а также количество колонок грузовых стрел. Вместе с тем еще до начала арктической навигации 1940 года советский трест «Арктикуголь» подал заявку на фрахт настоящего ледокольного парохода «Семен Дежнев» для обеспечения грузовых перевозок в районе архипелага Шпицберген. Однако неожиданно для руководства «Арктикугля» Главсевморпуть внес корректуру в планы треста, и на август — сентябрь 1940 года новый ледокольный пароход был направлен для завоза грузов на полярные станции, как специально находящиеся в малоисследованных районах Карского моря и моря Лаптевых. Сразу видно, что над легендированием трансарктического перехода гитлеровского рейдера работали настоящие профессионалы и с той и с другой стороны. Изначально, предполагалось, что уже 15 июля «Комет» встретится с советскими ледоколами в бухте Варнека (остров Вайгач), где на его борт поднимутся советские ледовые лоцманы. Однако эти планы неожиданно изменились.

Еще находясь в районе мыса Нордкап, гитлеровцы получили радиограмму от руководства Главсевморпути о том, что из-за сложной ледовой обстановки в новоземельских проливах проводка караванов по Севморпути переносится на более поздний срок. Немецким морякам предложили зайти в Мурманск и дождаться здесь начала проводки. Однако фон Эйссен, с целью сохранения скрытности перехода, от этого предложения отказался, и гитлеровский рейдер почти месяц находился где-то в восточной части Баренцева моря.

Только 5 августа 1940 года из Полярного на Дальний Восток вышла экспедиция особого назначения (ЭОН-10), ледоколы сопровождения которой должны были обеспечить и переход «Комета». Любопытный факт, что 14 августа в Карское море вошел настоящий «Семен Дежнев». Во время этого плавания «дежневский» экипаж принял вызов на соревнование экипажа парохода «Сталинград» и в свою очередь вызвал на соревнование экипаж ледокольного парохода «А. Сибиряков», известив об этом оба судна радиограммами.

Еще через два дня, когда основные передвижения у ново-земельских проливов прекратились, «Комет» начал свой переход в район Новой Земли. Секретность перехода замаскированного рейдера была поднята на самый высокий уровень. И все же в истории его похода есть эпизод, который никак не вяжется с ее сохранением. Так, 25 июля «Комет» встретился в Баренцевом море с крейсировавшим у северного побережья Норвегии тяжелым крейсером «Адмирал Хиппер». А затем проводил в залив Петсамо финский транспорт «Эстер Торден». Зачем?

Возможно, «Комет» заходил в порт Лиинахамари для пополнения запаса топлива. А может, на «Тордене» находилось некое важное для рейха официальное лицо или груз, которые обязательно нужно было доставить в провинцию Финмарк. Меж тем по официальной для советской стороны версии, ради экономии топлива в те дни «Комет» дрейфовал без хода где-то у Новой Земли. Но странный факт! К 16 августа на борту гитлеровского рейдера появился вышеупомянутый представитель германского посольства Курт Крепш, до этого 19–20 июля побывавший на борту теплохода «Венеция», то есть на рейде «Базис Норд». По столь же странному стечению обстоятельств эта «проверка» совпала с началом ходовых испытаний Щ-423, подготовленной для перехода по арктическим морям.

Хотелось бы особо отметить, что Крепш вряд ли был простым переводчиком. Последующие события показали, что, скорее всего он был заместителем германского военно-морского атташе в Москве фрегаттен-капитана Норберта фон Баумбаха Тем более что в одной из дипломатических шифровок Крепш был назван «фертрауэрсманном» (доверенным лицом), что может указывать на его принадлежность к службе СД или абверу. Если «Комет», как это озвучено в официальной версии, заходил только в порт Лиинахамари, то каким образом и, главное, с какой целью обычный переводчик германского посольства в СССР перебрался на борт рейдера? Чтобы попасть в Москву? Вряд ли! Более комфортно и много быстрее он мог добраться до Москвы по Кировской железной дороге.

А может, германский крейсер все же заходил в Западную Лицу или в Мурманск? Или встретился с неким германским судном в Печорском море, куда «Комет», как советский транспорт «Дунай», пришел самостоятельно? Здесь, совершенно бесконтрольно со стороны советской разведки, нацисты находились более месяца, ожидая прохода через район настоящего «Семена Дежнева».

Есть и иное предположение. Возможно, Крепш спешил для участия в германо-японских переговорах, которые с немецкой стороны возглавил Чрезвычайный посол Германии в Токио Генрих Штаммер. Здесь как раз прошло обсуждение соглашения об экономическом сотрудничестве Японии, Германии и Италии на берегах Южных морей. А быть может, «переводчик военно-морского атташе» был специальным германским дипломатическим курьером, который ежемесячно совершал поездку из Берлина в Токио, успешно совмещая дипломатические обязанности со сбором достоверной информации об оборонном потенциале Советского Союза. И в том, и в другом случае на вопросы о тайной роли Крепша смогут ответить лишь документы МИД ФРГ, ведь на «Пингвине» (рейдер «F», «Корабль № 33». — Авт.) и на «Орионе» («Корабль № 36». — Авт.), пришедших примерно в это на Тихий океан различными южными маршрутами, также могли находиться свои «фертрауэрсманны Крепши».

Все время нахождения в Печорском море экипаж «Комета» занимался гидрографическими работами и сбором плавника у острова Колгуев, официально для подкрепления трюмов и бортов (на случай сжатия корпуса корабля льдами). Тогда немцы и обнаружили, что на острове Колгуев за его многовековую историю скопились крупные запасы гуано (разложившийся в условиях сухого климата помет морских птиц, который является прекрасным азотно-фосфорным удобрением). Как выяснилось позже, тогда же они провели несколько «шуточных» десантов, а заодно проверили крутизну склонов Колгуева и южного острова Новой Земли, и прибрежные районы, где больше всего скопилось плавника (крайне необходимого для строительства будущих секретных баз на арктическом побережье). Одновременно радиослужба лже-«Дуная» занималась перехватом и обработкой радиопереговоров между кораблями и ледоколами ЭОН-10.

19 августа гитлеровский крейсер, уже как германское судно «Донау», вошел в новоземельский пролив Маточкин Шар. Именно здесь его дожидались советские полярные лоцманы Дмитрий Сергиевский и Афанасий Карельских, которые и повели его в Карское море.

Первая попытка выйти в западную Арктику оказалась неудачной. Сквозь льды «Комет» сумел пройти только до мыса Голотечный, но затем был вынужден вернуться назад. Экипаж получил новую возможность отдохнуть и перекрасить корабль. Есть информация, что нацисты пытались отыскать на берегах Маточкина Шара следы серябряно-свинцовых месторождений.

После повторного выхода в Карское море германский рейдер было уже не узнать. Это был нарядный теплоход с ослепительно белыми надстройками, черной трубой и красным поясом ватерлинии. Он совершенно не походил на боевой иностранный корабль, вход которым в Карское море был запрещен. Ведь и Карское море, и море Лаптевых издавна считались закрытыми для иностранных боевых кораблей. Да и не каждое иностранное торговое судно могло сюда зайти. Меж тем уже давно оба моря представляли особый интерес для разведки многих стран в мире.

Понимая, что поход «Комета» позволяет беспрепятственно провести техническую разведку самых закрытых районов Севморпути и немцы не упустят такую возможность, в инструкциях, полученных Сергиевским и Карельским, указывалось не только вести судно через ледовые поля, но и внимательно наблюдать, чтобы нацисты не слишком увлекались «изучением красот арктических морей и их берегов». Как показало время, это указание стало не более чем полумерой. Внешне ни капитан-цур-зее фон Эйссен, ни фрегаттен-капитан Кептель особо не интересовались советскими навигационными картами и навигационной прокладкой, которую вели наши арктические лоцманы. Однако это было лишь внешне.

Для того чтобы запомнить в том числе и малейшие детали арктического маршрута, было достаточно природной памяти старшего помощника командира рейдера корветтен-капитана Иозефа Хюшенбета, стоявшего у них за спиной и отвечавшего за обеспечение навигационной безопасности. Старший помощник Хюшенбет, оставшийся для истории «доктором Аргусом», обладал феноменальной фотографической памятью, но советские лоцманы об этом не знали.

Карское море, к удивлению германских моряков, оказалось более свободным ото льда, чем ожидалось. Лишь в 150 милях к востоку от Новой Земли появился лед, при этом заметно подтаявший.

22 августа после сильного шторма гитлеровский рейдер достиг архипелага Норденшельда. По другим данным, с 19 по 25 августа он отстаивался в проливе Матисена (архипелаг Норденшельда). Где же в действительности он находился в этот период? Это незаурядный вопрос. Ведь воды пролива Матисена омывают остров Таймыр, почти прилегающий к Берегу Харитона Лаптева. Именно отсюда до конца октября 1944 года нацистские субмарины вывозили некий груз сначала в Лиинахамари, а затем на транспортах в порты Германии. Но что они везли на борту — и сегодня осталось неизвестно.

Первые серьезные ледовые испытания начались у фашистских моряков в море Лаптевых. В этих высоких широтах лед оказался многолетним и тяжелым, и даже самому современному советскому ледоколу «Иосиф Сталин» с большим трудом удалось провести рейдер к проливу Санникова (на чистую воду). Здесь немцы отказались от сопровождения ледокольного парохода «Малыгин» и, миновав Новосибирские острова, устремились на юго-восток на максимально возможной 14-узловой скорости. Как опытный гидрограф, во избежание встречи с многолетними льдами к северу от Медвежьих островов, фон Эйссен повел судно не по рекомендованному лоциями пути, а руководствуясь показаниями эхолота. Он провел корабль между прибрежными островами, где из-за более теплых водных масс реки Колымы лед был более слабым. Расчет оказался совершенно верным, и в назначенное время «Комет» встретился с ледоколом «Лазарь Каганович», на борту которого находился начальник морских операций восточного района Арктики ледовый капитан Афанасий Мелехов.

Следующий участок пути по Восточно-Сибирскому морю стал самым опасным для рейдера, поскольку течение начало сносить ледовые поля на малые глубины, а с ними — и оба судна. Кроме того, среди торосов видимость оказалась практически нулевой. В ночь с 31 августа на 1 сентября корпус гитлеровского рейдера подвергся мощным ледовым сжатиям. Одновременно начались значительные подвижки ледовых полей, задул ураганный ветер, в условиях густых снежных зарядов видимость упала до нуля. Позже, фон Эйссен, вспоминая о переходе на этом участке Севморпути, записал: «Этой ночи мне никогда не забыть!»

1 сентября, когда отряд пришел уже в район острова Айон, от начальника ГУ СМП Ивана Папанина на имя капитана Мелехова неожиданно поступила радиограмма: «"Комет" вернуть назад!». Но капитан-цур-зее фон Эйссен, которому Мелехов сообщил о полученной радиограмме, уже опробовав свой корабль во льдах, решительно отказался от возвращения, мотивируя это отсутствием приказа из Берлина. Крейсер самостоятельно направился к Берингову проливу, куда недавний немецкий «Донау» вошел вновь как советский «Семен Дежнев». Под этой личиной он и пришел в Анадырский залив, где немецкие водолазы осмотрели винто-рулевую группу корабля. Осмотр был скоротечен и занял всего 5 часов. По неизвестной причине лже-«Семен Дежнев» стремительно покинул эту стоянку. Возможно, он спешил на встречу с другим рейдером — «Орион», прибывшим в Тихий океан южным маршрутом. В то же время он мог здесь высадить своих «пассажиров» для создания некой лаборатории в поселке Гудым.

Переход по Северному морскому пути рейдер-оборотень совершил за рекордно короткий срок — 23 суток, из них только 15 суток были ходовыми (при обычном переходе караваны кораблей и судов затрачивали по меньшей мерено 26 ходовых суток).

Войдя в тихоокеанские воды, лже-«Семен Дежнев» направился к острову Айлинглоп, где еще в 1914 году скрывалась от врага эскадра фон Шпее. Однако по приходу сюда он тут же направился к Каролинскому архипелагу. Внеплановое перенесение точки встречи было определено тем, что германский танкер «Везер», который вез топливо для заправки нацистских крейсеров из Мексики, был захвачен канадским, числящимся на английской службе, вспомогательным крейсером «Принц Роберт». И не было никаких гарантий, что английские океанские «охотники» при этом не получили информацию о предполагаемом месте встречи рейдеров.

В новой точке, у острова Ламутрек, 14 октября состоялась встреча рейдеров с судном снабжения «Кулмерланд» (в то время «Маньо-Мару»), где «Комет» получил продовольствие и топливо для продолжения крейсерства еще на 9 месяцев. Здесь же вышеупомянутый Курт Крепш перешел на корабль снабжения рейдеров «Регенсбург», который должен был обеспечивать всем необходимым тихоокеанский рейдер «Орион» («Корабль № 36»), Но ради доставки Крепша судно направилось прямо к берегам Японии.

Из Токио через Владивосток «простой» переводчик германского военно-морского атташе без промедления поездом вернулся в Москву. А от Ламутрека на юг ушел уже не «Семен Дежнев», а японский пароход «Токио-Мару». Скрытность и секретность перехода германского рейдера с запада на восток была сохранена, и с октября 1940 года немецкий рейдер-оборотень начал активную «охоту» на океанских коммуникациях Британского союза

Хотелось бы заметить, что в эти дни настоящий «Семен Дежнев» действительно побывал в 15 отдаленных арктических пунктах Карского моря и моря Лаптевых. Здесь он высадил почти 100 пассажиров — научных работников Главсевморпути и зимовщиков. И столько же забрал с отдаленных зимовок. В начале ноября 1940 года советский ледокольный пароход вернулся в Мурманск. А затем в начале декабря по вышеупомянутому запросу «Арктикуголь» он все же пошел на Шпицберген для работы в Айс-фиорде.

Удары гитлеровского рейдера «Комет» по британскому судоходству в Южных морях стали особо заметной и успешной страницей в истории кригсмарине. По итогам только трансарктического перехода капитан-цур-зее фон Эйссену было присвоено воинское звание «контр-адмирал». Остальной экипаж был также щедро награжден после возвращения в Готенхафен. Но самую «щедрую награду» от фашистов получил Советский Союз: кроме 950 тысяч рейхсмарок, которые были выплачены за ледовую проводку «Комета», экипаж рейдера на Севморпути оставил множество «следов» — тайных баз и складов. А кроме того, 13 ноября 1940 года наш Северный флот потерял вместе со всем экипажем подводную лодку Д-1 («Декабрист»). И снова вдумчивый читатель спросит. «А при чем здесь североморская подлодка, погибшая через два месяца после перехода рейдера нацистов на Тихий океан и секретная "Базис Норд"?»

Дело в том, что одним из важнейших элементов морской блокады рейха в 1940 году должна была стать «нейтрализация» тайной базы нацистов на Кольском полуострове. Ведь, именно в ноябре 1940 года на Тихом океане появились беспощадные нацистские охотники за транспортами стран Британского союза. Океанскую «ягдгруппу» составили вспомогательные крейсеры «Комет» (рейдер «В», «Корабль № 45». — Авт.) под командованием фрегаттен-капитана Кептеля и «Орион» (рейдер «А», «Корабль № 36». — Авт.), который под командованием фрегаттен-капитана Курта Вейхера пришел в тихоокеанские воды южным путем.

За короткое время были перехвачены и потоплены английские суда «Ранжитан», «Триадик» и «Триастер», новозеландские транспорты «Холмвуд» и «Комату», австралийское судно «Трио-на», норвежский транспорт «Винни», уничтожено несколько фосфатных заводов на острове Науру. Таким образом, они устроили настоящую бойню в Южных морях, хорошо знакомых германским военным морякам. Не является секретом, что даже непроверенная информация о подготовке и предстоящем выходе вражеского рейдера на океанские коммуникации представляет большую угрозу для любой воюющей страны мира, особенно если эта страна — островная Великобритания. Ведь на его поиски приходится выделять в различные океанские районы несоизмеримо большие силы национального военного флота. Кроме того, все торговые суда приходится сводить в конвои, прикрывать их боевыми кораблями, вне зависимости от района перехода (в зависимости от ценности грузов включать даже линейные силы). К тому же по различным причинам каждый торговый конвой, и особенно с ценными грузами, длительное время может простаивать в портах погрузки в ожидании сбора и выхода всего конвоя. Выход «Комета» по Севморпути на Тихий океан сначала действительно остался незамеченным для британской разведки. Но в октябре 1940 года некая информация о нем все же достигла Британских островов. И 2 ноября (за десять суток до исчезновения Д-1. — Авт.) в одной из английских газет появилась статья о проводке Северным морским путем в навигацию 1940 года с запада на восток подводной лодки и германского парохода. Без сомнения, они рассматривались как один корабельный отряд.

Это заявление верно отчасти: советскую подлодку Щ-423 по Севморпути вели отдельно, а гитлеровский крейсер «Комет» — отдельно. Вероятно, наша «щука» и сопровождающие ее суда расчищали дорогу «Комету» на случай, если на его пути появится какое-то нежелательное для встречи судно. Конечно, топить встреченное судно никто бы не стал, но под подходящим предлогом оно бы было отправлено в ближайший советский арктический порт (с глаз подальше). Но с Британских островов и подлодка и рейдер вполне могли видеться в «связке». Тем более что именно октябрь 1940 года стал самым удачным месяцем у подводников контр-адмирала Дёница. В те дни «серые волки» потопили более 60 союзных транспортов и устроили настоящую охоту за немногочисленными английскими конвойными кораблями. А в ночь на 4 ноября фашистская подводная лодка U99, незаметно подкравшись к конвою, кроме быстроходного транспорта уничтожила сразу оба вспомогательных крейсера из его охранения — «Патроклес» и «Лорентик». Эта потеря, при постоянной нехватке у Королевских ВМС конвойных кораблей, задержала на неопределенный срок выход уже 4 конвоев (два шли от Британских островов и два — «обратных» конвоя). На следующий день подводных «разбойников» поддержали и надводные рейдеры.

Утром 5 ноября 1940 года к югу от Гренландии броненосец «Адмирал Шеер» потопил английский транспорт «Мапон», а вечером — полностью разгромил идущий из Галифакса союзный конвой НХ-84. Были уничтожены сразу 7 транспортов и единственный охранявший их вспомогательный крейсер «Джервис Бей». Два британских конвоя из Галифакса и конвой с Бермудских островов были немедленно возвращены в базы. Экономические, финансовые и боевые потери Великобритании были огромны. Практически на месяц вся система атлантических конвоев союзников не действовала, а порты формирования конвоев были просто переполнены транспортами и судами с войсками и военными грузами.

На поиски «Адмирала Шеера» английское Адмиралтейство бросило линейные крейсера «Худ» и «Рипалс», 3 крейсера из 15-й эскадры и б эсминцев. Линейные корабли «Нельсон» и «Родней» немедленно вышли на патрулирование в район Исландских и Фарерских островов. Но все попытки отыскать фашистский рейдер были тщетны. Он словно бы растворился в безбрежной Атлантике. Только через 2 недели было восстановлено нормальное движение конвоев к Британским островам и обратно.

Скрытный переход «Комета» по Севморпути, многочисленные успехи гитлеровских рейдеров в тихоокеанских водах, и успехи «Адмирала Шеера» в Атлантике английские морские разведчики объединили общим знаменателем — «Базис Норд». К ноябрю 1940 года она превратились для британского Адмиралтейства в чрезвычайно сильный «раздражитель», который и мог стать смертельным для экипажа Д-1, как и экипаж Щ-423, в неурочное время проводивший отработку в Мотовском заливе. Ведь к этому времени d местонахождении «Базис Норд» британская разведка знала с высокой достоверностью — от захваченных в плен моряков из экипажей судов снабжения и метеосудов. Тем более что и сам район Мотовского залива английские разведчики знали неплохо.

Еще в начале 1930-х годов боевые корабли Королевских ВМС, охранявшие в Баренцевом море британских рыбаков, пополняли здесь запасы пресной воды и отстаивались в непогоду. Только в марте — апреле 1930 года, по сводкам Главного управления погранохраны и войск ОГПУ, английский легкий крейсер «Катедио» заходил в Мотовский залив более 5-ти раз, «исчезая» здесь почти на 12 часов. А в августе 1937 года английская подводная лодка типа «Оберон» даже всплыла в надводное положение в Екатерининской гавани, прямо на глазах у краснофлотцев, строивших береговую казарму будущей Главной базы Северного флота. После обнаружения советским катером, она погрузилась и под перископом ушла из Кольского залива. Позднее выяснилось, что перед заходом в залив на мурманское побережье она высадила разведывательную группу, а затем, незаметно для советских наблюдателей, сняла разведчиков. В каких заливах Кольского полуострова она еще побывала за это время, конечно, установить не удалось. Однако появление в районе Кольского или Мотовского заливов 13 ноября 1940 года британского подводного «охотника», который бы искал здесь фашистские субмарины, — совершенно реально. Ведь о том же, что тайная база нацистов в Западной Лице еще в сентябре официально закончила свою деятельность на Британских островах, естественно, не подозревали.

Советская Д-1 в Мотовском заливе могла быть воспринята англичанами как новая нацистская подлодка, готовящаяся для действий на тихоокеанских коммуникациях стран Британского союза Вот каким образом поход океанского «оборотня» на восток предопределил судьбу советского подводного экипажа и породил одну из не раскрытых и сегодня тайн советской эпохи. Но не меньшей загадкой для нас остается и

Издавна Скандинавский полуостров притягивал к себе внимательные взгляды военных во многих странах мира Но скандинавские государства, проявив здравый государственный смысл, всемерно стремились избегать военных столкновений. Даже в годы Первой мировой войны им удалось соблюсти своеобразное равновесие в отношении как к Германии, так и к Великобритании, а также их союзников. Однако первые «звоночки» для скандинавов тогда все же раздались: норвежский и шведский торговые флоты были вынуждены удовлетворять нужды и той и другой стороны, большая часть продукции шведской тяжелой промышленности и железная руда из района Кируна — Елливаре шла в Германию. А в августе 1918 года Великобритания принудила Норвегию провести минирование в районе Кармёй и тем самым завершить минирование Северного прохода.

И все же Скандинавским странам вновь удалось выйти из войны с твердым убеждением, что нейтралитет должен остаться главным принципом их внешней политики.

Накануне Второй мировой войны казалось, что им можно вернуться к межгосударственному курсу 1914–1918 годов, но за это время в положении Скандинавских стран произошли серьезные и опасные изменения.

Нацисты, пришедшие к власти в Германии, не забыли ни так называемую «голодную блокаду» времен Первой мировой, ни ту роль, какую бы могла сыграть Норвегия для Германии, если бы еще тогда предоставила немцам свои военно-морские базы. В то же время с начала 1920-х годов в Баренцевом и Белом морях появилось множество английских и норвежских рыболовецких и зверобойных судов, проводивших откровенно хищнический лов рыбы и забой морского зверя. Особую активность англичане проявили в октябре 1929 года, когда разгорелся советско-китайский вооруженный конфликт на Дальнем Востоке. А чтобы чувствовать себя увереннее, пришли в Баренцево море с вооруженной охраной: британский легкий крейсер «Катедио», 2 миноносца и 6 военных тральщиков, которые затем более 4-х лет базировались на норвежские порты Барде и Петсамо. По воспоминаниям советских морских пограничников, в те годы они действовали в наших северных территориальных водах вполне уверенно, видно, хорошо помня поговорку: «Кому дозволена цель, тому дозволены и средства». Тем более что настоящих боевых кораблей на нашем Севере у Советской России так и не появилось. Переброска же их с Балтики была невозможна, так как англичане отказывались пропускать их через Северный проход у Британских островов.

Все изменилось после строительства Беломоро-Балтийского канала, который позволил не только приступить к созданию нового Северного флота, но и в случае военной угрозы мог успешно перевести в Заполярье легкие силы с Балтики. Одновременно этот водный путь сократил расстояние от балтийских портов до Шпицбергена и до портов северного побережья Сибири. А через Мариинскую систему и Волгу связал Кольский полуостров удобным водным путем с внутренними областями страны и даже с Каспийским морем. Ох, уж эти спирали истории! Жаль, что в России о них не помнят, а вспоминают, когда убеждаются, что вновь «получилось, как всегда».

Меж тем, пока рудники Лотарингии продолжали оставаться в руках Франции, германская военная машина целиком и полностью зависела от поставок шведской железной руды. С началом новой Мировой войны перед рейхом, как и предполагали аналитики, вновь возник «призрак голодной блокады». Победить его можно было только тем, что немцы должны были первыми блокировать Британские острова, то есть — использовать самый эффективный способ нанести поражение Великобритании — парализовать английскую экономику. И роль в этом норвежских баз — стала одной из заглавных Практически весь ноябрь и декабрь 1939 года в Германии велись переговоры с лидером партии «Национальное объединение» Видкуном Квислингом, который был твердым сторонником нацистских взглядов Адольфа Гитлера. Он рассчитывал с помощью германских войск свергнуть норвежскую королевскую семью и встать во главе новой Норвегии. Пока велись эти переговоры, грянула советско-финская война. Ее начало внесло в международные отношения новые и потенциально опасные черты. Переход советских войск через финскую границу сразу же вызвал прилив симпатий к Финляндии на Британских островах, во Франции и в Скандинавских странах. Однако Германия была вынуждена руководствоваться положениями германо-советского договора, не вмешиваясь в конфликт, но и не усмиряя СССР. В результате антигерманские настроения в Скандинавии стали нарастать, что, в свою очередь, породило усиление проанглийских настроений.

И счастье немцев, что они своевременно заметили приготовления десантного корпуса англичан и французов к высадке на Кольский полуостров, который после окончания советско-финской войны был перенацелен на Норвегию, и опередили союзников. В ином случае новая военная катастрофа Германии была бы неизбежна. Причем, как показала мировая история, именно это опережение позволило Гитлеру поработить половину Европы, а затем напасть на Советский Союз. Поторопились они проникнуть и в норвежскую провинцию Финмарк, расположенную на берегах Варангер-фиорда и залива Петсамо. И в главе 4 еще будут рассмотрены некоторые исторические факты, из-за существования которых порт Лиинахамари будет превращен нацистами в сверхкрепость.

А ниже хотелось бы рассказать о том, что привлекло не менее полуроты немецких солдат на западные берега залива Петсамо задолго до нападения Германии на СССР. И не только привлекло, но и оставило здесь их навеки!

Из всех заполярных тайн Третьего рейха, наравне с тайнами «Базис Норд», Лиинахамари и Мурманской канатной дорогой, самой необъяснимой остается тайна памятника 32 немецким солдатам на западном берегу реки Паз (у поселка Янискоски), где была сделана надпись на немецком языке: «Они отдали жизнь за фюрера. XII.1939 — 111.1940». Ниже вам будут предложены две версии о том, почему в годы советско-финской войны на территории Финмарк погибли военнослужащие вермахта. Правда, после прошествия 70 лет будет сложно отдать предпочтение той или иной версии, так как живых свидетелей тех трагических событий, судя по всему, не осталось. Но, если на то будет согласие германской стороны, то после соблюдения различных официальных формальностей можно будет произвести вскрытие этой братской могилы хотя бы для того, чтобы уточнить обстоятельства гибели солдат и перезахоронить их на Родине.

Итак, версия первая — геологическая. Эту версию, правда, В ответе на вопрос о существовании в Заполярье немецкой подвесной канатной дороги подсказал в своих воспоминаниях «Заполярье — судьба моя» бывший командующий 14-й армией генерал-лейтенант Владимир Щербаков. Он записал: «Думается, что практичные немцы не стали бы возводить такое солидное сооружение только лишь для снабжения войск. Обратный ход вагонеток использовался для вывоза медно-никелевой руды из района Петсамо, а примерно с 1943 года также из района Никеля. Непрерывно осуществлялся вывоз стратегического сырья». Что подразумевал заслуженный советский генерал?

Еще в XVI веке уроженец Швеции Олаус Магнус, с целью распространения папских индульгенций побывавший на заполярной окраине Скандинавии, в своем труде об истории северных народов рассказал, что в Кольском округе есть свинец, серебро и золото. Тогда же русские люди, проживавшие в Печенге, положили начало промывке золота в стране саамов.

Первая информация о небольших россыпях золотоносных песков поступила в 1868 году из района реки Тана (Энарейоки), которая протекает западнее Печенги. За 10 лет здесь было намыто до. 10 пудов золота. На следующий год не менее интересная информация поступила уже с берегов реки Ивалойоки, что северо-западнее истока реки Паз. Причем здесь было намыто почти 6 килограммов золота. Но неожиданно любые разговоры о золотоносном песке на Кольской земле прекратились. Зато через два столетия появилась информация о значительных здешних запасах серебряно-свинцовых руд. Правда, эта информация, похоже, искусственно, прервалась после появления первых же сообщений в прессе. И любая информация о золотодобыче и о добыче серебряно-цинковой руды в провинции Финмарк исчезла.

Немецкие и шведские горнопромышленники неоднократно пытались добывать эти руды на Мурманской земле. Имеются сведения, что в 1890 году у губы Долгой было добыто около 8 тысяч пудов свинцовой руды. Компания, созданная для эксплуатации Печенгского месторождения, только приступила к работе и вскоре распалась «вследствие возникшего процесса и недостатка капитала». Все эксплуатационные документы и технические карты исчезли вместе с руководством компании.

В 1903 году германо-шведский капитал заинтересовался месторождением железа Зюдварангера. Для его разработки были построены крупный рудник «Вирневанд» и перерабатывающая фабрика в Киркенесе. В 1909 году для проведения рудных поисков на Печенгской земле немецкие промышленники учредили «Русско-немецкое горнопромышленное общество». В первую очередь они исследовали казавшиеся перспективными жилы свинцово-цинковых руд, разведанные 4-мя годами раньше товариществом «Стефановиф-Осгрем». Затем заложили разведочные и неглубокие шахты на 2-х новых горных отводах. В течение 1910–1911 годов, затратив на разведку около 200 тысяч марок, немецкая компания якобы пришла к отрицательному заключению и прекратила работы. И вновь вся эксплуатационная документация и технологические карты бесследно исчезли вместе с русским управляющим где-то… в Германии. При этом когда в 1912 году российское Географическое общество для подтверждения наличия железной и свинцово-цинковых руд в недрах Зюдварангера направило в Печенгский район геолога С. Конради, то после общения с русскими промышленниками, участвовавшими в разработках «Русско-немецкого горнопромышленного общества», он с изумлением узнал, что «в пределы России руда не переходит, хотя по геологическому строению русский берег Паз-реки аналогичен норвежскому». А изумление было вызвано тем, что в действительности ни одна из разведочных работ нигде не перешла в настоящую эксплуатацию, а «исчезнувший» русский управляющий был найден убитым на берегу все той же Паз-реки. Эксплуатационной документации или иных документов, естественно, при нем не оказалось. Подозрения С. Конради в том, что изыскатели «Русско-немецкого горнопромышленного общества» где-то сделали на речных берегах некую весьма ценную находку, а ради этого даже был убит русский управляющий, усилились после проведения буссольной съемки и определения геологических контуров пород Печенгского района. Тогда была исследована полоса длиной в 50 верст и шириной в 10 верст, где неожиданно для мировой общественности были найдены… ультраосновные породы (перидотиты). Да-да, те самые, с которыми всегда связаны никелевые руды! Но столь же неожиданно было прекращено финансирование дальнейших геологических исследований, и С. Конради пришлось срочно вернуться в Санкт-Петербург, чтобы добиться продолжения финансирования работ, которые обещали успех.

Но началась Первая мировая война, а затем в России грянули Октябрьская революция и Гражданская война. И о находке просто забыли.

14 декабря 1920 года по Дерптскому (Юрьевскому) мирному договору между Советской Россией и Финляндией бывшая российская территория вокруг Печенгского залива была передана финской стороне. После передачи государственная советско-финская граница была проведена от юго-восточной окраины переданного района до западной части полуостровов Средний и Рыбачий. На полученной территории правительство Финляндии образовало область Петсамо с административным центром в поселке Печенга (Петсамо).

Практически сразу же после официального оформления полученной от России территории Финляндия приступила к ее освоению. Летом 1921 года в поисках минеральных богатств участник геологической экспедиции, по экспедиционному списку студент-стажер, Хуто Торквист случайно обнаружил в каменных обломках у ручья Котсельйоки медно-никелевую руду.

В следующем году в Печенгу прибыл финский геолог с немецкой фамилией Хуго Хаузен. Познакомившись с рудным проявлением Котсельваара, он сделал заключение, что из-за небольших размеров участка залежи руд промышленного значения не имеют, но в полосе никеленосных пород, протянувшейся с запада на восток почти на 80 километров, могут оказаться более крупные месторождения. Дальнейшее геологическое изучение и поиски в Печенге проводили финские геологи Вейринен, Таннер и… немецкий геолог Вегман. Они выявили значительные месторождения Каула, Каммикиви и несколько других рудных проявлений. А в 1926 году приступили к разведке буровыми скважинами месторождений Каммикиви, подававшие на первых порах наибольшие надежды. Этим же летом пробурили первые скважины и на месторождении Каула В общем, сразу же бросается в глаза, что финские рудные месторождения активно исследовали геологи с немецкими фамилиями. Неудивительно, что в 1934 году компания «Фридрих Крупп» создала в Петсамо свое экспертное представительство. Через два года — новый ход! Здесь же была организована германо-итальянская рыболовная компания «Джисмонди», которая без длительной раскачки сразу же начала переговоры с Финляндией о приобретении в аренду побережья Печенгского залива… на 99 лет. Может, немецкая полурота была доставлена на берега реки Паз, чтобы защитить эту весьма нужную рейху местность от возможного занятия советскими войсками?

Версия вторая, не менее любопытная, — военная.

В декабре 1939 года вышеупомянутый Видкун Квислинг представил план ввода немецких войск в Норвегию так называемыми «политическими» средствами. Он предложил прислать в Германию заранее отобранную группу своих сторонников для интенсивной военной подготовки с целью их дальнейшего использования в качестве переводчиков и проводников для германских подразделений особого назначения, которых планировалось переправить в Осло на судах, перевозящих уголь. Дальнейшие их действия предполагалось координировать с помощью специально разработанного плана «Studie Nord» (эскизный проект «Норд»). В первом броске, кроме подразделений спецназначения, планировалось использовать в воздушном десанте и на транспортных планерах либо 22-ю пехотную дивизию вермахта, либо горнострелковые части.

Изначально планировалось взять под контроль немецких десантников б относительно небольших районов Норвегии, где было сконцентрировано большинство пронемецки настроенного норвежского населения, норвежской промышленности и торговли, что автоматически предполагало взять под контроль всю страну. Это были:

1. Район вокруг Осло-фиорда.

2. Узкая прибрежная полоса в Южной Норвегии от Лангесунна до Ставангера

3. Берген и его окрестности.

4. Район Тронхейма.

5. Нарвик.

6. Тромсе и…. провинция Финмарк…

Захват последней не представлял для Германии серьезного военного интереса, но зато она позволяла гитлеровской военной промышленности удовлетворять многие экономические интересы. Здесь, несомненно, были задействованы немецкие горные стрелки. А далее, повторюсь, до подробного исследования захоронения на берегу реки Паз, можно лишь предположить, как развивались события.

Итак, 1 марта 1940 года Финляндия обратилась к Англии и Франции с просьбой объявить условия, на которых оба государства могли бы оказать финнам вооруженную помощь. В Хельсинки сделали все возможное, чтобы копия этого документа обязательно попала в Москву. А, возможно, и в Берлин. В обстановке, когда Красная армия в принципе уже добилась победы, а дальнейшее продолжение военных действий грозило их распространением на всю Скандинавию, советское правительство выразило согласие на прекращение вооруженного конфликта. Мирные переговоры начались 10 марта 1940 года.

В то же время Великобритания и Франция, получив обращение финнов, откликнулись на нее и направили в Осло и в Стокгольм ноты с требованием согласия на использование норвежских и шведских баз, а также на пропуск через эти страны союзного экспедиционного корпуса. Данная информация уж точно попала в Берлин. Вот здесь-то и мог сработать истинно немецкий прагматизм.

Как уже было рассказано выше, несколько групп германского спецназа к началу марта уже были готовы к проникновению в 6 спланированных районов Норвегии. В свете того, что угроза высадки англо-французского десанта стала совершенно реальной, вероятно, с помощью планеров они были высажены в районы ожидания, а затем по условному сигналу начали выдвижение. Из всех назначенных районов только в провинции Финмарк еще продолжались боевые действия. В иных районах, даже если группа немецких военнослужащих и сталкивалась с норвежскими подразделениями, то, скорее всего, немцы не открывали огня и были пленены. А вот на реке Паз — здесь все получилось иначе. Кто первым открыл огонь: немецкий спецназ, советские стрелки или финские егеря, вряд ли мы установим. Но результат оказался не в пользу немцев — и 32 германских солдата остались навсегда на западном берегу реки Паз.

И еще одна, но очень «шаткая» версия, — добровольцы из «Бранденбурга». Настоящие диверсанты, хоть немецкие, хоть советские или иные, никогда не оставляют за собой следов, способных рассказать непрофессионалу о своем участии в диверсии. Более того, указать, что, например, случайное разрушение какого-либо сооружения или несчастный случай с тем или иным известным официальным лицом — это диверсия или заказное убийство. И уж тем более крайне редко оставляют после своей смерти письменные подтверждения.

За годы советско-финской войны добровольцами в финскую армию вступили граждане 26 стран. Общее количество волонтеров достигло численности полноценной отмобилизованной дивизии — до 14 тысяч человек. Правда, 70 % из них не были знакомы с военной службой и просто пошли воевать с большевиками, о чем они заявляли прямо по приезду. Поэтому перед отправкой добровольцев на передовую приходилось направлять их для подготовки в учебный центр Кеми-Торнио. Неудивительно, что большинство из добровольцев приняли участие в боях лишь в последние две военные недели. А 2 тысячи англичан и 1 тысяча эстонцев вообще не попали на фронт.

Официальной информации о появлении в границах воюющей с СССР Финляндии германских добровольцев нет. Зато известно, что после заявления регента Венгрии адмирала Миклоша Хорти о готовности отправить на советско-финляндский фронт почти 20-тысячный корпус более 400 добровольцев, не дожидаясь государственного решения, приехали в Финляндию самостоятельно. Могли ли венгры или мадьяры, находящиеся на германской службе, приехать сюда по венгерским паспортам? Вполне — могли!

Другой группой добровольцев могли стать немецкие «туристы» или «торговые представители», о которых после вторжения вермахта в Норвегию и Данию неоднократно писала западная пресса, и в первую очередь английские и норвежские газеты. Конечно, эти статьи можно было объяснить желанием политического и высшего военного руководства Великобритании хотя бы подобным образом оправдать легкость, с которой Гитлеру удалось захватить Данию и Норвегию. И тем самым даже превзойти кайзера Вильгельма II в стремлении получить для Германии прямой выход к арктическим морям. А может, именно здесь есть доля правды?

Известно, что в октябре 1939 года при оперативном управлении Абвер II (организация диверсий, шпионажа, психологической войны и создание так называемых «пятых колонн» за границами рейха — Авт.) была сформирована особая «учебно-строительная рота», На ее значение для нацистской Германии указывает уже то, что через несколько недель эта рота была развернута в «800-й учебно-строительный батальон», который, в свою очередь, уже в 1940 году был развернут в отдельный полк особого назначения «Бранденбург-800». Его задачи, структура и личный состав прямо указывали на агрессивность намерений создателей.

Первый батальон полка особого назначения, предназначенный для проведения террористических и диверсионных действий на Востоке, дислоцировался непосредственно в Бранденбурге. Он был сформирован из прибалтийских немцев и фольксдойче — выходцев из Восточной Европы, которые владели славянскими и прибалтийскими языками. Второй батальон предназначался для проведения акций на западе, и в первую очередь — против Британских островов. Этот батальон был расквартирован в Рейнской области — в городке Дюрен. Соответственно, многие его офицеры и часть солдат уверенно владели английским языком. Третий батальон стоял в городке Унтер-Вальтерсдорфе (под Веной) и предназначался для действий на юго-востоке Европы. Большинство его солдат и офицеров были немцами, мадьярами или выходцами из балканских стран. Кроме полка «Бранденбург-800» в распоряжении Абвера-II состояли: полки особого назначения «Курфюрст» («Князь»), «Бергман» («Горец») и «Роланд», 287-й и 288-й отдельные батальоны особого назначения и батальон «Нахтигаль» («Соловей»). Они состояли из уроженцев Австрии, Прибалтики, Кавказа, Средней Азии и Украины.

Особыми звеньями абвера за рубежом стали филиалы так называемой «Кригсорганизацьон» («КО», «Военная организация»), которые были организованы в различных странах-союзницах Германии. Ими руководили немецкие военные атташе. Был КО и в Финляндии, им руководил кадровый сотрудник абвера фрегаттен-капитан Александр Целлариус. Таким образом, теоретически на берегах реки Паз вполне могли оказаться как «бранденбуржцы» любого из батальонов, так и личный состав иных частей и подразделений особого назначения, направленные сюда с пока еще не установленной целью.

В боевых условиях, когда и финским и советским солдатам порой было просто некогда разбираться, с кем произошла внезапная встреча в лапландской тундре, допустим, случайно оброненная фраза на славянском или английском языке могла стать спасительной для незваных «гостей». А могла — и подписать им смертный приговор. Ведь встречный бой всегда скоротечен, и чаще всего его выигрывает тот, кто первым обнаружит и атакует противника Вы спросите: «А при чем здесь диверсанты из «Бранденбурга-800»?»

Дело в том, что 2 декабря 1939 года, быстро заняв порт Петсамо, советские полки 52-й стрелковой дивизии (СД) под командованием комбрига Н. Никишина начали активное продвижение в юго-западном направлении к… железнорудному бассейну Колосйоки. В усиление батальонов Никишина из состава 104-й горнострелковой дивизии (командир комбриг В. Щербаков) был сформирован отряд лыжников под командованием капитана Знаменского, который вместе с 52-й СД совершил рейд вглубь финской территории — до городка Наутси.

В связи с тем, что основная часть финской армии была сосредоточена на Карельском перешейке, в Заполярье находились всего лишь 2 роты Корпуса охраны границы и местный отряд Корпуса охраны (шюцкора) с приданной им артиллерийской батареей. Уже во время боевых действий эти подразделения, усиленные 2 батальонами пехоты и саамским батальоном местной обороны, были сведены в Отдельную группу «Лапландия» под командованием генерал-майора К. Валлениуса. Понимая, что финская 4-батальонная группа вряд ли выстоит в бою с 3 советскими стрелковыми дивизиями полного состава, усиленными танковой бригадой, Валлениус избрал наиболее разумную в тех условиях тактику «лыжных боев». Следуя ей, финские лыжники стремительно атаковали растянувшиеся почти на 20 километров подразделения 52-й дивизии с флагов и с тыла, устраивали многочисленные засады на пути их продвижения.

Лыжный отряд Знаменского шел в авангарде дивизии Никишина. Финны попытались его окружить, и, имея численное превосходство, — уничтожить. Однако их замысел не удался. После захвата Наутси, умело отражая все атаки финнов, лыжники Знаменского с ценными разведсведениями благополучно вернулись в расположение 52-й дивизии. Капитану Знаменскому за умелое командование подразделением и проявленный героизм было присвоено звание Героя Советского Союза. Эти сведения, вероятно, были крайне важны, так как после их получения 52-я СД остановила свое наступление и заняла оборонительные рубежи в озерном участке Пораярви. А может, в одном из этих боев она и столкнулась с немецкими «добровольцами»?

Еще одну гипотезу подсказала открытая информация о создании специальной авиаэскадрильи с красноречивым названием «Командование Япония» («Kommando Japan»), которую удалось отыскать уже во время подготовки этой книги к изданию.

Основатель специальной авиаэскадрильи гауптман Хайнц Браун именно аэродром Наутси избрал основным аэродромом для базирования своих самолетов. Могли ли немецкие военнослужащие охранять этот аэродром? Теоретически — да! А на практике — стоит внимательно изучить! Но подробно о «Командовании Япония» будет рассказано в главе 3.

Что произошло в те дни на западном берегу реки Паз? Было ли здесь в декабре 1939 года боестолкновение немецких «добровольцев», или в марте 1940 года немецких горных стрелков, направленных для охраны, например рудника Каула, с советскими лыжниками Знаменского или финскими лыжниками Валлениуса, покажет время. И, надеюсь, дальнейшие поиски в германских или финских архивах! А может, их гибель предсказали английские дешифровальщики, которые прочитали одно из «загадочных» сообщений?

Сегодня немногие могут толком рассказать об устройстве, которое было создано в начале XX века и названо «Энигма», что в переводе с древнегреческого означает «загадка». А уж тем более, что за арктический след оно могло оставить для человечества. Однако уверен, что и всем сегодня будет любопытно восполнить этот пробел в знании одной из самых больших загадок Второй мировой войны. Правда, придется начать эту историю с совершенно незапамятных времен.

Первым шифровальщиком в мире считают некоего египетского писца из города Менет-Хуфу, который в 1900 году до н. э. на гробнице знатного человека по имени Хнумхотен выбил текст необычными иероглифическими символами вместо привычных иероглифов. При этом, бесспорно, писец использовал здесь один из основных элементов шифрования — умышленное преобразование письменных символов. По мере совершенствования древнеегипетской письменности росло количество усыпальниц почитаемых умерших, и все более изощренными становились преобразования текстов на стенах гробниц. Но постепенно многие надписи стали преследовать иную, самую важную для криптографии цель — секретность. В некоторых она была нужна для усиления тайны и, следовательно, колдовской силы поминальных текстов. Однако чаще писцы и те, кто заказывал им надписи, использовали секретность, чтобы заставить прохожего прочитать эти эпитафии и тем самым выразить умершим благословения, которые содержались в надгробных надписях. Так добавление элемента секретности во время преобразования иероглифов породило науку-криптографию. Но наша жизнь устроена так, что «любое действие обязательно порождает противодействие».

В Индии, стране с древней высокоразвитой цивилизацией, люди с незапамятных времен пользовались несколькими разновидностями тайнописи. Именно здесь впервые в истории человечества криптография была использована в политических целях.

Так, в древнеиндийском трактате об искусстве управлять государством, написанном между 321 и 300 годами до н. э., рекомендовалось, чтобы индийские послы в различных странах давали своим агентам задание с помощью тайнописи. Но здесь же им было указано на активное использование криптоанализа при добывании разведывательных данных: «…пусть посол осведомится о происходящем у врага из речей нищих, пьяных, сумасшедших, спящих или из условных знаков, надписей, рисунков в храмах и местах паломничества».

Европейцы начали использовать криптографию во времена средневекового феодализма. Правда, изначально тайнопись применяли очень редко и непостоянно. В архивах Венеции удалось отыскать шифр от 1226 года, где в нескольких словах, находящихся в различных местах послания, вместо гласных букв стояли крестики и точки. Самый древний в Европе шифрованный документ удалось найти в архивах Ватикана, он представляет собой небольшой список имен, составленных в 1326–1327 годах, где были использованы условные слова. Первый же научный трактат по криптоанализу увидел свет в 1466 году. Здесь, его автор, флорентийский купец Леон Альберта, не только описал характерные особенности латинского языка, но еще и решение задачи вскрытия шифров на основе анализа повторяемости букв в тексте и рассмотрел некоторые вопросы повышения стойкости шифров.

Но настоящий переворот в криптоанализе произвел в XIX веке прусский офицер из 33-го пехотного полка Фридрих Казиский. После выхода в отставку в 1863 году он издал в Берлине небольшую книгу «Искусство тайнописи и шифрования», где опубликовал универсальный метод вскрытия шифров и тем самым — начал новую эпоху в криптоанализе. Однако из-за простоты оформления издания тогда мало кто обратил на нее внимание. И напрасно!

Если бы уже тогда криптоаналитики воспользовались многоалфавитностью, то дешифровальное дело шагнуло бы далеко вперед мною раньше, чем это состоялось на самом деле. Тем более что дешифровальные службы к этому времени работали в штабах практически всех европейских армий. В том числе в германской, а затем — ив гитлеровской армии. Но эти данные всегда оставались одним из главнейших секретов немецкой армии. И только отдельные их составляющие стали нам известны.

В Германии задолго до создания Главного управления имперской безопасности вопросами шпионажа занимался абвер. С 1933 до 1939 года у абвера не было своей собственной дешифровальной службы. Являясь частью вермахта, военная разведка сильно зависела от военных дешифровальных органов, которых было четыре: один в Верховном главнокомандовании для всего вермахта и по одному в каждом из видов германских Вооруженных сил — армии, военного флота и авиации.

Меж тем еще в начале 1919 года в германском министерстве иностранных дел была создана собственная криптоаналитическая спецслужба — так называемое отделение «Z». Ее возглавил молодой армейский офицер, ранее служивший в службе радиоперехвата кайзеровской армии Курт Зелхов. Первоначально служба «Z» была укомплектована недавними сослуживцами Зелхова. Однако после прихода к власти Адольфа Гитлера ее ряды стали заметно разрастаться.

В 1939 году криптоаналитиков в службе «Z» стало столько, что их пришлось разделить на две группы. Первая под руководством доктора математики из Гейдельбергского университета Кунце занималась шифрами, причем ее состав и подбор кадров производился исходя из их математических способностей. Вторая группа тяготела больше к лингвистике, а потому взяла на себя вскрытие кодов. Ее отделениями руководили специалист по восточным языкам Шауффлер и прирожденный лингвист Пашке. Все руководители групп начали заниматься криптоаналитикой еще до начала службы в службе «Z», но успехи Кунце были самыми впечатляющими. На его счету вскрытие нескольких английских шифров и французского дипломатического кода в 1920-х годах, а также двух японских машинных шифров, известных американским криптоаналитикам под условным названием «оранжевый» и «красный».

Дешифрованные в группах «Z» материалы поступали непосредственно Курту Зелхову, который затем отправлял их дальше — министру иностранных дел Третьего рейха Иоахиму Риббентропу. А тот, в свою очередь, на их основе готовил служебную записку для ознакомления рейхсканцлера Гитлера. Однако выяснилось, что гитлеровский МИД не всегда по достоинству оценивал полученную информацию.

С началом Второй мировой войны набор в службу «Z» осуществлялся в пожарном порядке. Дело дошло до того, что нацистам пришлось даже делать исключение, чтобы принять сюда людей «неарийского» происхождения. Так, Людвиг Дойбнер, еще в Первую мировую войну читавший русские военные шифр-телеграммы, за успехи в дешифровании был отмечен званием «почетного арийца». А его сына Оттфрида, наполовину еврея, в память о заслугах отца взяли на работу в службу «Z» для чтения итальянской шифровальной переписки.

За время своей деятельности криптоаналитическая служба МИД Третьего рейха в общей сложности вскрыла шифры 34 стран мира, включая Великобританию, США и Францию.

Служба «Z» была отнюдь не единственной криптоаналитической службой» в Третьем рейхе. В 1933 году, через несколько недель после того, как Гитлер назначил Германа Геринга министром авиации, бывший воздушный ас создал при министерстве авиации специальный отдел из 8 человек для осуществления как можно широкого радиоперехвата. Создатель назвал свое новое детище «Исследовательским отделом», но основная работа этого отдела была своеобразной. Его сотрудники подслушивали телефонные разговоры, перлюстрировали письма и дешифровали криптограммы. До марта 1942 года на главенство Геринга над «Исследовательским отделом» никто не претендовал, но неожиданно его работой заинтересовался лично министр внутренних дел и шеф тайной полиции Третьего рейха рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, и после двухлетней борьбы в 1944 году «Исследовательский отдел» перешел в его непосредственное подчинение. Уважаемый читатель, вы, верно, устали от «прелюдии» к «Энигме»? А потому заканчиваю ее и перехожу к использованию «загадки» в Арктике.

Каждая из этих структур Третьего рейха постоянно использовала в своей работе весьма любопытное устройство для автоматического шифрования своих сообщений.

Это устройство было любимым детищем немецкого изобретателя Артура Шербиуса — одного из основателей фирмы «Шербиус и Риттер», которая в межвоенные годы принимала участие в разработке различных механизмов и устройств для германской промышленности: от турбин до подушек с подогревом. Именно Артур Шербиус назвал свое создание древнегреческим словом «загадка». В общих чертах физическая природа работы нового секретного устройства состояла в следующем.

Нажатие клавиши на клавиатуре «Энигмы» замыкало электрическую цепь, состоявшую из коммутационной панели, трех дисков и рефлектора. На правой стороне каждого диска находилось 26 контактных иголок, служивших входами для электрического тока, генерируемого нажатием клавиши. На левой их стороне располагались 26 контактных пластин, являющихся выходами для электротока, проходившего через диск. Каждый из трех дисков германской «загадки» мог вращаться вокруг горизонтальной оси отдельно от остальных или совместно с ними. После прохода через коммутационную панель и диски электроток направляется на рефлектор, который посылал его снова через диски и коммутационную панель, но уже по другому «маршруту».

Первая модель электромеханического устройства для автоматического процесса шифрования сообщений была весьма громоздкой и напоминала большой кассовый аппарат. Следующая модель выглядела как обычная пишущая машинка, и только третью модель можно было по праву назвать портативной. Шербиус развернул чрезвычайно энергичную деятельность по стимулированию мирового спроса на свои «Энигмы». В 1923 году он выставил их на съезде Международного почтового союза, а на следующий год добился, чтобы германское почтовое ведомство обменялось с участниками очередного съезда этого союза приветствиями, зашифрованными с помощью шифровального устройства.

«Загадку» Шербиуса стали широко рекламировать германские пресса и радио, о ней было рассказано в учебнике директора Криминологического института австрийской полиции доктора Зигфрида Тюркеля. Однако из-за высокой стоимости новинки дела у ее создателя шли неважно: считанные экземпляры «Энигмы» были приобретены штабами нескольких государств. И — все! Однако, «не было бы счастья, да несчастье помогло».

В 1923 году британское Королевское адмиралтейство выпустило многотомную историю Первой мировой войны. Здесь прямо говорилось о том, что благодаря взлому германского кода Великобритания обладала явным преимуществом перед кайзеровской Германией. В том же году недавний военный министр Великобритании Уинстон Черчилль опубликовал свои мемуары, на одной из страниц которых он рассказал о том, как англичане взломали германский военно-морской шифр:

— В начале 1914 года в Балтийском море был потоплен немецкий легкий крейсер «Магдебург». Несколькими часами позже русские вытащили из воды тело утонувшего немецкого младшего офицера. Закостенелыми руками мертвец прижимал к своей груди немецкий военно-морской код…

6 сентября меня навестил русский военный атташе. Из Петрограда он получил депешу, в которой его уведомили о случившемся и о том, что в русском адмиралтействе при помощи захваченного кода удалось частично дешифровать некоторые из немецких военно-морских сообщений. Русские полагали, что как ведущая морская держава Англия должна получить в свое распоряжение этот код…

Нам было сказано, что если мы пришлем свой корабль в Архангельск, то русские офицеры привезут на нем немецкий военно-морской код.

Немецкие военные аналитики, всесторонне исследовав полученную информацию, а также проработав все факты, связанные с этими сообщениями, пришли к однозначному выводу, что использование именно «Энигмы» помогло бы не допустить утечки подобной, смертельно опасной для Германии информации. И с 1925 года Шербиус приступил к массовому производству своего любимого детища, которое стало поступать во все спецслужбы и германские штабы. В годы новой Мировой войны ни одна из морских и воздушных операций в Северной Атлантике и арктических морях не обошлась без использования с той или иной целью устройств «Энигма».

Наиболее известными из них стали операции Королевского флота, которые закончились потоплением гитлеровских океанских гигантов — линейных кораблей «Бисмарк» и «Шарнхорст».

Так, о том, что линейный корабль «Бисмарк» вышел в море, английские радиоразведчики узнали из перехваченной шифровки люфтваффе, в которой некий старший офицер, находившийся в те дни в Афинах, запросил Берлин о местонахождении линкора, на котором проходил службу его сын. В ответ офицеру было сообщено, что «Бисмарк» следует в военно-морскую базу Брест. Перехваченная шифровка тут же была передана в Центр оперативной разведки английского Адмиралтейства. Это стало лишним дополнением к информации, на которую 22-летний сотрудник секции военно-морской разведки Гарри Хинсли обратил внимание, в ней говорилось, что гитлеровский линкор неожиданно прекратил обмен сообщениями с береговой радиостанцией в Вильгельмсхафене и установил радиосвязь с Брестом.

В эти дни в Атлантике находилось 11 английских морских караванов. Опасаясь за них, Королевское адмиралтейство мобилизовало на уничтожение германского линкора-гиганта все имеющиеся у него силы. На перехват «Бисмарка» вышли 2 однотипных английских линкора «Кинг Джордж V» и «Принс оф Уэльс», а также гордость Королевских ВМС линейный крейсер «Худ».

Меж тем 22 мая 1941 года германский отряд, состоящий из линкора «Бисмарк» и тяжелого крейсера «Принц Ойген», покинул Берген и направился к Датскому проливу. Следующим вечером он был обнаружен английскими крейсерами «Норфолк» и «Суффолк:», которые навели на немцев свои главные силы. Около 6 часов утра 24 мая начался бой, который с самого начала не задался для англичан.

Уже вторым залпом «Бисмарк» накрыл линейный крейсер «Худ», на котором вспыхнул сильнейший пожар, и через несколько минут гордость Королевских ВМС взорвался. Линкору «Принс оф Уэльс» даже пришлось резко изменить курс, чтобы не попасть под шквал стальных обломков, которые поднялись после взрыва. Из более чем 1000 моряков экипажа линейного крейсера было спасено только 3 человека. Однако английская эскадра продолжила преследование гитлеровских кораблей. Вечером, неожиданно для англичан, немецкие корабли разделились: «Бисмарк» повернул в сторону британской эскадры и быстро скрылся в снежном заряде, а «Принц Ойген» пошел на юго-запад. Для поиска гитлеровского линкора были подняты английские гидросамолеты, которые сначала обнаружили врага, а затем навели на него торпедоносцы с авианосца «Арк Ройял». Вечером 26 мая они провели первую атаку, которая не принесла ожидаемого успеха. И только после повторной атаки «Бисмарк» был вынужден снизить ход до «малого» и начать управляться машинами.

Отряд английских линкоров нагнал его около 9 часов утра 27 мая. Разгорелся ожесточенный бой. Через час после его начала вся артиллерия главного калибра гитлеровского океанского гиганта была выведена из строя, и лишь противоминные пушки еще 10 минут продолжали вести огонь. После того как они замолчали, британские линкоры стали расстреливать врага как учебную мишень. После получения приказания на его уничтожение англичане атаковали «Бисмарк» торпедами, и лишь после этой атаки германский линкор перевернулся через левый борт и навсегда затонул в океанских глубинах. Из более чем 2 тысяч человек немецкой команды спаслось не более сотни.

Другой, не менее характерный случай, когда англичане, зная германские шифркоды, умело использовали их для уничтожения одного из самых мощных оставшихся в составе кригсмарине линкоров — «Шарнхорста».

Разгром атлантического конвоя PQ-17 заставил английское Адмиралтейство временно запретить передвижение всех караванов, направляющихся в Мурманск и Архангельск вдоль северного побережья Норвегии. Однако в ноябре 1943 года с наступлением полярной ночи этот запрет был снят.

Наиболее серьезная угроза океанским караванам к этому времени исходила лишь от линейного корабля «Шарнхорст». Его 11-дюймовые орудия уступали по своей огневой мощи 14-дюймовым орудиям самого крупного английского линкора «Дюк оф Иорк», но его максимальная скорость была на 4 узла больше, чем у потенциального противника.

Главным источником достоверной и оперативной разведывательной информации о планах командования кригсмарине в Арктике стали дешифровки «Энигмы».

20 декабря 1943 года главнокомандующий Королевскими ВМС адмирал Брюс Фрезер получил из дешифровального центра в Блетчли-Парке информацию о том, что два дня назад соединение германских военных кораблей во главе с линкором «Шарнхорст» получило приказание перейти в состояние трехчасовой готовности. Меж тем именно в этот день от северо-западного побережья Уэллса в Мурманск отправился караван JW-58B, состоявший из 19 сухогрузов и танкеров. Через три дня адмирал Фрезер вывел свои корабли в море, чтобы защитить идущий караван от «Шарнхорста». Он не имел никаких данных, что гитлеровский линкор готовится напасть на караван, однако 22 декабря он получил информацию, что немецкая авиация обнаружила конвой. Двух мнений здесь быть не могло: «Шарнхорст» ищет атлантический конвой.

26 декабря около 9 часов утра крейсер «Белфаст» из состава эскадры прикрытия JW-58B засек вражеский линкор и 5 сопровождавших его эсминцев, которые для скрытности атаки шли с выключенными радарами. А потому не подозревали, что англичане их уже обнаружили. Еще через полчаса английский крейсер открыл артиллерийский огонь по противнику, который попытался уклониться от нежелательной встречи. Очень скоро «Шарнхорст», воспользовавшись превосходством в скорости, оторвался от английского крейсера и продолжил поиски каравана.

В 13.43 командующий ударной группой адмирал Эрих Бей, имевший свой флаг на линкоре, отпустил эскадренные миноносцы в базу, и тем самым подписал смертный приговор собственному кораблю. Через 15 минут адмирал Бей решил возвращаться в базу, а еще через полтора часа он радировал о предполагаемом времени своего возвращения. При этом адмирал Бей не подозревал, что наперерез ему уже идут линейный корабль «Дюк оф Иорк» и крейсер «Ямайка». А с ними еще и несколько эсминцев.

Носовой радар на нацистском линкоре был выведен из строя английскими снарядами, а кормовой не мог контролировать обстановку прямо по назначенному курсу. Таким образом, немцы на всех парах шли навстречу своей гибели.

В 16.32 радар на «Дюке оф Иорке» обнаружил врага. «Шарнхорст» оказался зажатым между двумя английскими эскадрами, артиллерийская дуэль между ними стала заведомо неравной. Германские снаряды не могли пробить английскую броню, а английские рвали вражескую броню на части. Через полтора часа «Шарнхорст», лишенный преимущества в скорости, был добит торпедами английских эсминцев и затонул Из 1968 человек экипажа удалось спасти только 36 моряков. Этому гитлеровскому линкору было суждено стать последним нацистским кораблем, который предпринял на Севере наступательные действия. С его потерей существенно снизилась боевая мощь кригсмарине

Впоследствии стало известно, что успех этой операции удалось достигнуть благодаря чтению немецких шифровок, которые позволили английским адмиралам проникнуть в замыслы гроссадмирала Дёница. И — соответственно — должным образом подготовиться к ответным мерам.

Другой стороной использования «Энигмы» стала ее работа над метеопрогнозами.

Успешность боевых действий на море и над морем всегда зависели от заслуживающих доверия прогнозов погоды. С началом Второй мировой войны, когда открытое поступление метеонаблюдений было прекращено, данные о погоде сразу же приобрели роль оружия особого рода, ради владения которым нацисты всемерно стремились попасть в районы так называемой атлантической «метеокухни». К таким районам они отнесли обширную североатлантическую область, заключенную между архипелагом Шпицберген, островами Гренландия и Исландия. Ведь от надежного метеорологического прогноза зависела эффективность блокады Британских островов: прорыв в Атлантику тяжелых рейдеров под прикрытием дождевых зарядов и густого снега, возвращение в германские порты судов-блокадопрорывателей через Северный проход, а также воздушные рейды бомбардировочных эскадр люфтваффе на Лондон, да и многое другое. Однако своевременно, как и в случае с явным просчетом в топливном обеспечении германских тяжелых рейдеров, о возможности получения достоверных метеосводок из Северной Атлантики, и о том, кто во время войны будет этим заниматься на практике, — никто не задумался. Поэтому самым первым шагом, который сделали фашисты для получения информации о состоянии погоды над Норвежским морем, стало постоянное пребывание здесь двух подлодок, которые после израсходования в боях торпед были вынуждены продолжать свое океанское патрулирование (одна передавала погоду с западного направления, другая — с севера).

Лишь в начале 1940 года контр-адмирал Дёниц сумел убедить верховное командование, что такое использование его «серых волков» крайне расточительно для подводных сил кригсмарине. И вскоре для наблюдений за погодой на «метеокухне» в океан вышли небольшие метеорологические суда, которые были переоборудованы из мобилизованных рыбацких судов.

После нескольких неудачных попыток высадить на остров Ян-Майен своих метеорологов гроссадмирал Редер приказал весной и осенью ставить у этого острова на дежурство метеорологические суда

Сегодня нам достоверно известно о плаваниях парового рыболовного траулера «Заксен», который, скрытно выйдя из тайной «Базис Норд» в сентябре 1940 года, успешно действовал несколько недель у побережья восточной Гренландии. А через полгода, весной 1941 года, это судно провело ледовую разведку в Датском проливе в интересах отряда тяжелых рейдеров (линкор «Бисмарк» и тяжелый крейсер «Принц Ойген». — Авт.) и затем более 80 суток вело метеонаблюдения в районе острова Ян-Майен.

О походах большинства метеосудов информация весьма скудна: чаще всего они просто исчезали в океане, так как очень скоро их деятельность была раскрыта англичанами. Гитлеровские экипажи самоотверженно выполняли поставленную задачу, но перед артиллерией специальных поисковых групп, состоявших из британских крейсеров и эсминцев, они были обречены. О том, что на борту таких и иных вспомогательных судов кригсмарине могут находиться «Энигмы», англичане узнали совершенно случайно.

26 апреля 1940 года, в разгар Норвежской операции, один из дозорных английских эсминцев — «Грифон» — обнаружил у. побережья Норвегии находящееся на промысле голландское рыболовецкое судно «Поларис». Судно выглядело совершенно безобидно, однако капитан-лейтенант Джон Ли-Барбер только-только получил с соседнего дозорного эсминца сообщение, что англичане подверглись торпедной атаке со стороны примерно такого же траулера. Когда, под прикрытием артиллерийских орудий, досмотровая группа англичан на вельботе приблизилась к стоящему без хода «Поларису», то ее командир обнаружил на его корме замаскированный пулемет, а также находящихся рядом молодых мужчин крепкого телосложения. После того как англичане поднялись на палубу «рыбака», то практически сразу же обнаружили на его палубе два разряженных торпедных аппарата, прикрытых рыбацкими сетями.

На самом деле оказалось, что англичане захватили гитлеровское судно-ловушку С-26, которое действовало против английских подлодок и дозорных судов. В этом рейсе оно было использовано для доставки боеприпасов стрелкам 163-й пехотной дивизии, которые после захвата Кристиансанна заняли здесь оборону. Капитан С-26 не решился затопить свое судно, но успел выбросить за борт две сумки с секретными документами. Одна из них камнем ушла на дно, а другая осталась на плаву и, своевременно замеченная с «Грифона», была вытащена английскими матросами.

В поднятой сумке и на борту германского судна удалось найти достаточно документов и устройств, чтобы прочитать перехваченные немецкие шифровки за 22–27 апреля 1940 года.

Через год, 4 марта 1941 года, англичан ждал новый успех В этот день английская поисковая группа, состоящая из 5 эскадренных миноносцев и 2 десантных кораблей (переоборудованных сухогрузов) с 3-м и 4-м отрядами английских коммандос на борту, отправились к Северной Норвегии. Так началась секретная операция Королевских ВМС под условным названием «Клеймор». Английские военные моряки начали диверсионный рейд на Лофотенские острова с целью уничтожения топливных резервуаров и заводов по производству стратегического сырья — рыбьего жира, который поставлялся в Германию как важнейшее составляющее глицерина для производства взрывчатых веществ.

Английские саперы-подрывники вместе с группами коммандос без противодействия со стороны гитлеровцев подорвали все намеченные цели. Результатом рейда стало уничтожение 4 миллионов литров горюче-смазочных материалов, несколько гитлеровских судов общим водоизмещением до 18 тысяч тонн и пленение 200 моряков немецкого торгового флота С островов также было вывезено около 300 норвежцев, которые после прибытия в Англию влились в норвежские части на Британских островах

Но главным успехом рейда стал захват почти исправной шифровальной машины «Энигма». Дело в том, что Королевскому адмиралтейству стало известно, что вдоль северных берегов норвежского побережья курсируют немецкие траулеры, на борту которых могли находиться шифровальные «загадки». И действительно, здесь удалось обнаружить германский траулер «Краб» («Кребс»). Первым же артиллерийским залпом с головного эсминца «Сомали» гитлеровское судно было повреждено, а капитан судна убит. При этом на беду гроссадмирала Редера, на нем была перебита радиоантенна и немецкий радист не мог сообщить об атаке английских эсминцев.

Связист поисковой группы лейтенант Маршалл Вармингтон предложил командиру эсминца «Сомали» и одновременно командиру группы, кептену Клиффорду Каслону возглавить призовую команду и внимательно обыскать немецкое метеосудно. В каюте капитана его ждала удача — 2 диска, которые предназначались для шифровальной машины, и 2 ключевые установки за февраль 1941 года для военно-морской «Энигмы». Шифровки, прочитанные в английском дешифровальном центре в Блетчли-Парке после захвата немецкого траулера «Краб» попали в секцию Королевской военно-морской разведки все к тому же Гарри Хинсли. В свои 22 года он был серьезным разведчиком, который предсказал в июньскую встречу гитлеровских линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» с авианосцем «Глориес» и 2 сопровождающими его эсминцами.

Если бы тогда в Адмиралтействе не отмахнулись от мнения юного разведчика, то столь нужный Королевским ВМС авианосец успешно бы добрался до Британских островов. Но в июне 1940 года его не послушали.

Находки на «Крабе» навели на мысль о проведении специальной операции по захвату шифрматериалов. С помощью радиопеленгаторов были обнаружены 2 германских траулера, передававших метеосводки из районов между Исландией и островом Ян-Майен.

На этот раз Хинсли проанализировал и подтвердил, что в Северной Атлантике в мае 1941 года находился в плавании траулер «Мюнхен». Более того, предположил, что, возможно, это метеосудно будет находиться в море еще и июнь. А это означает, что в случае успеха захвата судна удастся получить действующие ключевые документы. Для захвата германского траулера в море вышла мощная корабельная поисковая группа из 3 легких крейсеров и 4 самых быстроходных в Королевских ВМС эсминцев.

7 мая 1941 года королевские морские «охотники» вышли в море и спустя 2 часа обнаружили «Мюнхен». Немецкая команда была захвачена врасплох. «Сомали», который вновь первым оказался вблизи немецкого траулера, открыл огонь из всех бортовых орудий. Главной задачей английских моряков было не уничтожить вражеское судно, а как можно сильнее напугать его экипаж, чтобы в панике, покидая свое судно, они не успели выбросить за борт шифры и шифровальную машинку. Однако немецкий радист все же успел выбросить за борт «Энигму» и действующие секретные документы. Но в сейфе у капитана удалось найти ключевые документы на июнь. Чтобы полностью скрыть следы этого захвата, в английской прессе было напечатано официальное сообщение:

— Один из наших кораблей, осуществлявших патрулирование в северных водах, вступил в бой с немецким боевым судном «Мюнхен». Был открыт огонь, после чего экипаж «Мюнхена» покинул свое судно, затопив его. Экипаж был спасен и взят в плен.

Так была укрыта одна из тайн гитлеровской военно-морской «загадки».

Следующей жертвой Гарри Хинсли стал вышедший на смену «Заксену» рыболовный траулер «Лауенбург», который на пути к назначенному району был перехвачен противником и потоплен к северо-востоку от Исландии.

«Лауенбург» покинул базу в ночь с 27 на 28 мая 1941 года. К середине июня он находился в море более 3 недель, следовательно, на его борту могли быть ключевые документы на июль 1941 года.

За сутки до его выхода в море вышла английская группа «охотников», в которую вошли легкий крейсер «Нигерия» и 3 эсминца («Бедуин», «Дикарь» и «Юпитер»). Утром 28 июня к северу от Исландии впередсмотрящий «Дикаря» обнаружил ожидаемую цель. Несколько орудийных залпов с «Нигерии» и «Дикаря» заставили команду германского «Лауенбурга» на 2 шлюпках покинуть свое судно. Призовая команда с «Дикаря» обнаружила на покинутом германском метеосудне лишь груду бумаг и гору пепла в паровом котле. Несколько минут спустя на борт «Лауенбурга» поднялся с «Юпитера» офицер военно-морской разведки лейтенант Алан Бэкон. Все найденные бумаги были собраны и переправлены на английские корабли, после чего немецкое судно было затоплено. Собственно «Энигмы» найти не удалось, так как она была выброшена за борт еще до появления английской призовой команды. Но среди карт и пустых бланков удалось найти 3 особо важные бумаги: две содержали описание соединений на коммутационной панели «Энигмы», а третья — порядок следования дисков в шифровальной машине и угловые положения колец на этих дисках. В Блетчли-Парке и Адмиралтействе затаив дыхание ожидали реакции немцев на очередную потерю своего метеотраулера и вздохнули с облегчением, когда поняли, что и эта удачно проведенная операция сошла им с рук

Очередной успех пришел в Адмиралтейство через полгода во время проведения операции «Лучник». В конце декабря 1941 года английский отряд провел высадку коммандос на Лофотенские острова. Неожиданно во время высадки впередсмотрящий английскою эсминца «Оффа» заметил немецкий траулер «Гром» и тут же доложил об этом командиру коммандеру Аластеру Эвингу. После недолгой погони на брошенный и неуправляемый «Гром» была высажена призовая команда с английского эсминца. Здесь удалось найти целую «Энигму» и практически целый комплект секретных документов. Однако когда началась их переправа на английский корабль, трос лопнул и вместительный мешок унес на дно свое драгоценное содержимое. На счастье англичан, саму «загадку» и часть секретных документов удалось переправить на английский корабль. Спустя двое суток, правда, уже другая корабельная группа Королевского ВМС начала еще одну военно-морскую операцию, получившую условное название «Браслет». Хотя английским коммандос закрепиться на Лофотенских островах не удалось, но эта операция оказалась не менее успешной.

Когда крейсер «Аретуза» в сопровождении дюжины эсминцев, сторожевых кораблей и минных тральщиков приблизился к побережью Норвегии, то с высокого ходового мостика поблизости был обнаружен германский траулер «Гриф», который на всех парах попытался уйти от английского отряда. Вдогон был отправлен эскадренный миноносец «Ашанти» под командованием капитан-лейтенанта Дика Онслоу. Заметив, что их догоняет английский эсминец, немецкие моряки в панике попрыгали за борт. При этом немецкий радист забыл подать сигнал об английской атаке, а также уничтожить «Энигму» и руководство по ее эксплуатации, которые особо бережно английские моряки перенесли на свой корабль. Благодаря трофеям, захваченным при проведении операций «Лучник» и «Браслет», в Блетчли-Парке удалось наладить регулярное чтение немецких шифровок в связной сети «ГИДРА». С ее помощью обменивались сообщениями боевые корабли и «арктические волки» Дёница во время нахождения в Северной Атлантике и в советской Арктике.

Сегодня известно, что в кригсмарине использовалось не менее дюжины наиболее важных шифров. Кроме «ГИДРЫ» на Севере немцы пользовались следующими шифрами:

1. «ЭГИР» — шифр для всех надводных кораблей. Вероятнее всего, использовался для донесений в период их пребывания за пределами Балтики и Северного моря. Этот шифр, например, применялся «Графом Шпее» и «Адмиралом Шеером», когда они выходили на охоту за торговыми судами.

2. «НЕПТУН» — применялся только тяжелыми кораблями главных сил флота при выполнении специальных заданий, как в случае с первым рейдом «Бисмарка», оказавшимся и последним, или с прорывом через Ла-Манш «Шарнхорста» и «Гнейзенау». Поэтому данный шифр использовался сравнительно редко.

3. «СПЕЦИАЛЬНЫЙ ШИФР 100». Им пользовались в отдаленных районах Мирового океана рейдеры, замаскированные под торговые суда, и корабли снабжения, в том числе и крейсер «Комет». В дополнение к нему имелся специальный шифр, применявшийся отдельными кораблями для их индивидуальных целей.

4. «ТИБЕТ». Шифр кораблей снабжения, находящихся в дальних водах, в том числе танкеров, которые в момент начала войны укрывались в нейтральных портах; у них на борту имелась шифровальная машина раннего образца. Этим шифром пользовались суда кригсмарине, приписанные к «Базис Норд».

Кроме захвата метеосудов в море англичане и американцы пытались добывать шифры на полярных и береговых метеостанциях Правда, прямого указания, что эти попытки были результативными, сегодня найти не удалось. Но нам известно, что союзники захватили метеосуда, доставившие германских полярников на следующие арктические станции:

1. «Деревянный глаз» («Лесной глаз»), которая была создана в августе 1942 года на восточном побережье острова Гренландия (бухта Ганза). Полярники доставлены сюда метеорологическим судном «Заксен» (возможно, «Заксенвальд», который до 1940 года базировался на «Базис Норд»). 13 марта 1943 года немецкий лагерь был обнаружен санным гренландским патрулем, а через две недели атакован группой американских бомбардировщиков В-24. После авианалета лагерь был атакован специальной группой гренландского патруля. И хотя немцы уничтожили свою шифровальную машину, но часть секретных документов захватили солдаты гренландского патруля.

2. «Виолончелист». Эта экспедиция начала работу на востоке Гренландии в 1943 году. Метеорологический отряд доставлен на остров пароходом «Кобург» (капитан Радебруггер).

22 апреля 1944 года ледяной лагерь был обнаружен санным дозором гренландского патруля. В результате внезапного нападения погиб лейтенант X. Захер. Общее руководство экспедицией перешло к капитану «Кобурга» Радебруггеру. 3 июня немецкие полярники были вывезены самолетом Ju-290 в Тронхейм.

3. Экспедиция «Кладоискатель» работала в 1943–1944 годах (имеются данные, что склады базы советские летчики наблюдали еще в 1942 году) на острове Земля Александры (архипелаг Земля Франца-Иосифа). Метеорологический отряд был доставлен на остров на пароходе «Кединген» (как метеосудно с декабря 1939 года по апрель 1940 года было приписано к «Базис Норд»). Экспедиция начала свою работу 15 октября 1943 года.

4. Группа экспедиции «Эдельвейс-1» была доставлена в 1944 году на восточное побережье Гренландии на все том же пароходе «Кединген» и подлодкой. После того как подводная лодка безуспешно атаковала появившийся в районе высадки американский ледокол «Нортленд» (торпеда ударила в кромку льда), «Кединген» был потоплен артогнем американцев (по другим данным — пленен американской подлодкой). Немецкой субмарине удалось уйти. Полярная партия была захвачена в плен, на борту «Кедингена» американцы захватили шифровальную машину, но почему-то всегда скрывали эту информацию.

5. «Эдельвейс-2». Первоначально, в 1944 году, экспедиция планировалась для высадки на Земле Франца-Иосифа, но после гибели первого «Эдельвейса» была направлена на побережье Гренландии. Метеорологическое судно «Экстернштейне» доставило группу к побережью, однако здесь оно было обнаружено и немецкие полярники были захвачены в плен. Скорее всего, имевшаяся на борту «Энигма» была захвачена союзниками.

Почему все эти суда, кроме того, что они решали метеозадачи, объединены в данной главе? Да потому, что большая часть этих метеотраулеров хотя бы один раз заходила в губу Большая Западная Лица. И из допросов их экипажей англичане достоверно узнали о существовании на Кольском полуострове секретной базы нацистов. Но и в дальнейшем, до конца войны, англичане не прекращали охотиться на метеосуда Крисгмарине в Северной Атлантике. Ведь их экипажи знали о «правопреемницах» этой секретной базы нацистов, которые были разбросаны как на арктических берегах, так и на африканских и латиноамериканских. А также — антарктических. Тем более что против экипажей этих океанских «бродяг» в военные годы выступали не только союзники по антигитлеровской коалиции, но еще и штормовая погода и сама Арктика. Дело в том, что после нескольких неудачных попыток высадить своих метеорологов на побережье Гренландии гитлеровцы решили создать передвижную метеостанцию в Северной Атлантике — к северу от движения атлантических конвоев союзников. Первым в океан было направлено метеорологическое судно «Гессен». Но во время сильнейшего шторма произошло заливание морской водой и, как следствие, авария судового двигателя. Длительное время «Гессен» штормовал без хода и с большим трудом вернулся в Тромсе на буксире с помощью подводной лодки.

Следующим в район между Гренландией и Шпицбергеном пошло метеорологическое судно «Вупперталь». С начала ноября 1944 года до середины января 1945 года находилось у ледовой кромки «метеокухни», но затем, передав последнюю метеосводку, — пропало без вести.

Чувствительные потери фашистских метеосудов уже летом 1940 года и первые потери шифровальных машин заставили командование кригсмарине искать новые средства если уж не для проникновения в арктические моря, то хотя бы для ведения метеоразведки. В книге «Свастика над Таймыром», которая вышла в свет в 2008 году, читателям предложен подробный рассказ о заброске фашистских метеогрупп на удаленные арктические архипелаги и острова. В том числе и советской Арктики. О том, какие следы они здесь оставили, еще будет рассказано, а пока хотелось бы рассказать о «призраке», без которого гитлеровский горный корпус и года бы не удержался в советском Заполярье. А следовательно, после начала Великой Отечественной войны гитлеровские метеосуда не могли бы выходить в Северную Атлантику.

О немецкой канатной дороге на Кольском полуострове и о заполярных русских «ботиках» и в наше время известно так же немного, как и в начале 1940-х годов. А между прочим, именно канатную дорогу «Murman-Seilbahn» можно твердо назвать заполярным «призраком» Третьего рейха на Кольской земле. Советские же «ботики», словно в противовес ей, стали реальным примером совершенно нерационального использования русского природного симбиоза самопожертвования, жизнелюбия и смекалки. И одновременно — одной из самых запретных тем в послевоенной литературе.

Германская канатная дорога позволила гитлеровцам в самых недоступных районах заполярных сопок построить подскальные укрепрайоны для горных стрелков, а в дальнейшем — несколько лет уверенно эксплуатировать секретные сооружения на берегах залива Девкина заводи. Вот как в своей монографии «Арктический фронт» рассказал об этом сооружении известный немецкий историк Вильгельм Гесс еще в 1956 году «Самой значительной помощью для снабжения фронта Лицы было строительство уже 24 октября 1941 года истребованной корпусом канатной подвесной дороги. Из бывших австрийских запасов горнострелковый корпус " Норвегия" получил в 1942 году много таких устройств, а также приводимую в движение двенадцатью моторными станциями главную линию, обеспечившую сквозную связь от южной окраины Парккина (вблизи колокольни) вплоть до дивизионного медицинского пункта на берегу фиорда Лицы».

Эта главная канатная дорога длиной 55 км снабжала попутно несколько лагерей, связав их в единую цепочку от Петсамойоки до устья Лицы. Только два или три раза за время всей войны трос этой дороги был поврежден случайным попаданием усердно стрелявшей вражеской артиллерии. На этот трос навешивались при помощи специальных рычагов транспортные тележки, которые могли перевезти, например, тюк сена или соломы, мешок зерна вместе с ящиком боеприпасов, связку строительного леса для сооружения укреплений, два мешка угля, но также и упакованного в специальный меховой мешок раненого. Обслуживала это предприятие специальная эксплуатационная рота подвесной канатной дороги, принадлежащая военным инженерам.

Обоснование постройки канатной подвесной дороги было коротким и ясным: она была невосприимчива к снежным буранам, в то время как фронтовая дорога могла быть переметена целыми днями. Не было такой ситуации, чтобы канатная дорога отказала, хотя многие из ее частей использовались еще в Первой мировой войне.

В нашей стране до начала 1980-х годов о ее существовании не упоминал ни один советский историк. Более того, письменные свидетельства в советских архивах о канатной дороге на Мурмане оставляли больше вопросов, чем давали ответов. Это было связано с тем, что разведывательные сведения о канатной дороге в годы войны можно было получить в основном путем наблюдения. А грамотно объяснить увиденное даже в самую сильную оптику требовало определенных технических знаний советских полковых и дивизионных разведчиков, которые были далеко не у всех.

Только после выхода в свет мемуаров генерал-лейтенанта Владимира Щербакова об этом гитлеровском «призраке» заговорили и в новой России. Вот как в книге «Заполярье — судьба моя» бывший командующий 14-й армией, воевавшей на мурманском направлении, вспоминал о роли канатной дороги в истории войны в Заполярье: «Гитлеровцы постоянно совершенствовали свою оборону в инженерном отношении, пополняли части личным составом и оружием… совершенствование своей обороны гитлеровцы решили противопоставить усилению боевой активности наших войск.

Грузовая канатная дорога с кольцевым движением вагонеток, шедшая из Северной Норвегии к фронту и вдоль фронта от Петсамо до Никеля, полностью введенная в строй в 1943 году, работала в основном стабильно.

Это было удивительное сооружение. Поражало, что оно было создано и нормально функционировало в условиях войны, причем нельзя сбрасывать со счетов суровость и изменчивость климата. Здесь сказалась традиционно высокая техническая культура Германии и важность заполярного региона для военной промышленности Третьего рейха».

Истинное значение советского Заполярья и районов Северного морского пути (а вернее — неудачу с установкой надежного контроля над ними) политическое и высшее военное руководство гитлеровской Германии оценили только в середине 1943 года. Послевоенный исторический анализ показывает, что одной из главных причин ее разгрома во Второй мировой войне стало «возникновение проблемы подвоза стратегического сырья из стран Дальнего Востока, крушение гитлеровских планов захвата территорий Советского Союза, богатых стратегическим сырьем, и установления прямых сообщений с дальневосточными источниками стратегического сырья. Поражение фашистской армии под Курском и последовавшие затем поражения на всем Восточном фронте резко обострили потребность германской военной промышленности в таких дефицитных видах сырья, как каучук, вольфрам, свинец и редкоземельные металлы. Их потребление практически уравнялось с поступлением полуфабрикатов сырого металла. Только в никеле, магнии и олове, по данным Управления военно-хозяйственного планирования, удалось увеличить среднемесячную добычу. Вряд ли это произошло из-за увеличения поставок из Юго-Восточной Азии. Ведь большая часть германских судов-блокадопрорывателей и транспортных подводных лодок либо не достигали места погрузки, либо были уничтожены до юз-вращения в германские и французские порты назначения. А вот отдельные районы норвежской провинции Финмарк, советской Арктики, Латинской Америки и Антарктики могли быть весьма и весьма полезны. Подвесная канатная дорога в послевоенные годы стала в определенной степени сродни знаменитому пригласительному билету, который якобы получили офицеры горных войск вермахта от своего командующего генерал-лейтенанта Эдуарда Дитля на банкет в гостинице «Арктика». О нем много написано, но билет воочию не видел никто. Так и здесь!

Среди наших солдат и морских пехотинцев в годы войны ходили легенды о якобы существовавшей у гитлеровцев подвесной канатной дороги. Ее пытались найти, ее пытались уничтожить, при этом погибло несколько наших разведывательно-диверсионных групп, но канатная дорога действовала, действовала и действовала…. Только бегство фашистов к норвежской границе прервало ее работу: немецкие саперы подорвали все основные узлы «канатки» в сопках. В свою очередь, для австрийских горных стрелков наличие канатной дороги, в обиходе именуемой «Murman-Seilbahn», было достаточно естественным явлением и не вызывало никаких особых эмоций. Для понимания этого факта достаточно было вспомнить, что подавляющее число военнослужащих 2-й и 6-й горнострелковых дивизий, воевавших на мурманском направлении, было призвано из альпийских местностей Австрии, где подвесные дороги имеются в довольно большом количестве и являются непременным атрибутом для горного жителя. Но вернемся к рассказу генерал-лейтенанта Щербакова: «Дорога (подвесная канатная. — Авт.) работала, несмотря на наши неоднократные попытки вывести ее из строя. Непрерывно осуществлялся вывоз стратегического сырья, а обратный ход вагонеток обеспечивал ввоз не только того, что нужно было для повседневной войсковой жизни, но и доставку различных материалов для создания особо прочных оборонительных сооружений».

Заметна горечь, с которой командующий 14-й армией, защитившей наше Заполярье от врага и за всю войну не пропустившей гитлеровцев дальше 60 километров от советской границы, рассказывает об обеспечении дивизий вермахта. И эта горечь прямо указывает на то, что в советских окопах, блиндажах и на командных пунктах не раз вспоминали о ней, когда видели, как гибли наши солдаты при доставке на передовые позиции обороняющихся батальонов те или иные военные грузы и припасы.

О реальной войне среди заполярных сопок и сейчас, по прошествии 65 лет, написано не так уж много. Изредка в советское время к очередной годовщине Победы выпускались короткие публикации о героической обороне на берегах реки Большая Западная Лица летом 1941 года, о боевом использовании знаменитых реактивных «катюш» и танков в победоносном прорыве осенью 1944 года или обстоятельные статьи о победной Петсамо-Киркенесской операции. И — все. А вот «незаметной» окопной войны в 1942–1943 годах словно бы и не существовало. Меж тем и в полярный день, и в полярную ночь война на склонах заполярных сопок шла с таким же ожесточением, как где-нибудь в степях и низинах у Дона или в предгорьях Кавказа.

Но самыми малоизвестными «страницами» четырехлетней войны в Заполярье всегда было обеспечение продовольствием и боеприпасами подразделений в первой линии обороны и в боевом охранении. Конечно, исследованию вроде бы не боевых подвигов обычных советских солдат, а порой и их героической гибели, когда-нибудь еще будет написана не одна книга. Но забывать о них нельзя, а лучше — делать верные выводы. Ведь не зря участник чеченских кампаний Герой России генерал-полковник Геннадий Трошев некогда сказал «Тыл нужен солдату на войне и в повседневной жизни. Не доставишь вовремя боеприпасы — это не солдат. Не накормишь три раза в сутки — и это не солдат. Мы о тыле должны помнить всегда!»

Все, кто хоть один день воевал у подножия отвесных скал заполярного хребта Муста-Тунтури (здесь советские войска не пропустили врага ни на шаг до победного Петсамо-Киркенесского наступления советских войск осенью 1944 года. — Авт) знают и помнят «незаметных» солдат Великой Отечественной войны, которые в окопах назывались просто «ботиками». Судьба их трагична, и мало кто из них дожил до Победы. Но в конце концов, каждый из них честно выполнил свой солдатский долг перед Родиной и перед своими боевыми товарищами.

С первых дней войны на полуострове Средний был создан 614-й отдельный штрафной батальон, порой достигавший численности в 600 человек Его бойцам ставились самые сложные и смертельно опасные задачи. По аналогии с малыми судами, которые всю войну под непрерывными бомбежками и артобстрелами обеспечивали всем необходимым защитников полуостровов Рыбачий и Средний, этих североморцев и называли «ботиками».

До прибытия на полуостров работников военной прокуратуры Северного флота и особого отдела НКВД, в ряды штрафников направлялись провинившиеся, не выполнившие приказ или струсившие в бою бойцы. Разные бывали ситуации, но война есть война, и потому этот тогда еще необычный батальон еженедельно пополнялся.

Для того чтобы направить бойца в 614-й штрафбат в июльские дни 1941 года, был нужен лишь приказ командира 135-го стрелкового полка, который защищал подножие хребта Муста-Тунтури, намертво закрыв для врага проходы на полуострова Средний и Рыбачий. Но уже в августе 1941 года при штабе полка была создана «тройка», которая сразу же взяла на себя весь груз ответственности за формирование штрафного подразделения. А зимой 1942 года автоматически она была передана в штаб Северного оборонительного района (СОР), который был создан на базе 135-го СП, и уже его командир решал, кого отправить в штрафбат, а кому просто дать возможность осознать свой проступок и выправиться перед своими товарищами.

После того как горных стрелков генерал-лейтенанта Эдуарда Дитля 30 июня 1941 года остановили сразу же за хребтом Муста-Тунтури, отделяющим полуострова Средний и Рыбачий от материка, самые ответственные участки первой линии обороны этих полуостровов были переданы двум отдельным пулеметным батальонам. Передовые пулеметные расчеты были выдвинуты на подступы к невысокой и безымянной сопке, единственной у северных склонов хребта Муста-Тунтури. Ее удалось отстоять в первые военные дни и недели. Но здесь советским пулеметчикам было смертельно тяжело вдвойне. Каждый военный день здесь повторялся: после четырехчасовой вахты — четырехчасовой отдых на обратной стороне сопки среди продуваемых студеным ветром валунов, и так — три раза в сутки. На вахте же им приходилось, ни на минуту не отрывая глаз, одновременно сжимая рукоятки пулеметов, следить за подступами к своей сопке, которая была для гитлеровцев настоящим «бельмом на глазу». Пропустил врага — и все: в лучшем случае хваткие альпийские горные стрелки утащат советских пулеметчиков в свое расположение, в худшем — дождутся прихода «ботиков» или смены боевого охранения и безжалостно перебьют их ножами либо в упор из автоматов. Порой наши пулеметчики так жили не одну неделю, пока не приходила смена. Единственные, кто приходил к ним ежедневно, — это были заполярные «ботики». Один из немногих уцелевших «ботиков» рядовой ТМ. Возлинский уже после войны так вспоминал о ежедневных походах: «Подступы к укрытиям охранения проходили через открытое плоскогорье перешейка, каждый метр которого на шесть километров в ширину и около километра — в глубину простреливался под разными углами минометным, артиллерийским и пулеметным огнем врага Особенно здесь буйствовали немецкие пулеметчики и снайперы. А последние 600 метров мы так и называли "долиной смерти"».

Это была одна из двух заполярных «долин смерти». В мирное время это была обычная низина на 6-километровом перешейке, соединяющем залив Матти-вуоно с губой Кутовая, которую любой человек в течение часа мог легко перейти от края до края, а за 20 минут — и поперек. Но на войне свой отсчет времени и расстояний. И не одна тысяча советских и немецких солдат так никогда и не смогла пересечь ее ни вдоль, ни поперек. Но такое гиблое место на заполярном фронте было не единственным. Вторая, правда, несколько большая по размерам, «долина смерти», находилась на правом берегу реки Большая Западная Лица А сколько их уже забыто?

Наиболее тяжело «ботикам» приходилось летом. Из-за незаходящего солнца, отправляясь к позициям передового охранения, они шли практически на верную смерть. Но передовым заслонам была нужна горячая пища и боеприпасы, а с «передка» было нужно выносить раненых и убитых. И потому штрафники шли и шли через смертельную низину.

Каждая ходка по «долине смерти» была предсказуемой: погибали или получали ранения один-два человека, а нередко и до половины идущих к позициям охранения. За месяц от штрафного батальона оставалось едва отделение. Но зато те «ботики», кто кровью искупил свой дисциплинарный проступок или малодушие в бою, после излечения в местном госпитале направлялся на здешнюю передовую уже как обычный, а не «штрафной» боец. В боях командирам за ними уже не было необходимости приглядывать — дрались насмерть.

Зимой было легче. Поперек перешейка был вырыт тоннель, в котором два человека с трудом, но все же расползались. Хотя последние 600 метров и здесь приходилось «проскакивать» рывком только после нескольких выстрелов советского миномета, укрытого валунами на выходе из тоннеля. Однако этот снежный тоннель все же оставлял штрафникам хоть какой-то шанс на выживание.

К маю 1943 года линия обороны в Заполярье стабилизировалась. О необычности того периода войны в Заполярье также вспоминает генерал-лейтенант Щербаков: «Ведь и на нашем мурманском направлении были случаи, когда к одной и той же лунке ходили за водой и русские и немцы. Или же такой совершенно нетипичный для войны случай: морской пехотинец на перешейке полуострова Средний, после боя за высоту невероятно усталый, заснул с ручным пулеметом в руках. Гитлеровец, отползая, наткнулся на спящего. Решив, что тот мертвый, прихватил его пулемет. А далее — как в анекдоте. Проснулся солдат, сердце замерло: нет пулемета! Позор! В несколько прыжков настиг немца И вместо того, чтобы уничтожить, отлупил его, приговаривая: " Не твое — не бери!"». Примерно в этот же период, в отличие от канатной дороги, необходимость в использовании «ботиков» исчезла. А затем исчезла и необходимость иметь в составе СОР штрафной батальон. Такое вот военное противостояние. Однако подвесная дорога оказалась более жизнеспособной, так как насколько она была оригинальна, настолько же была проста.

Сегодня мы можем реально ее представить благодаря прекрасным газетным статьям известных мурманских поисковиков и краеведов Л.В. Журина, В. Ищенко, В.Г. Мужикова, М.Г. Орешеты, а также — монографии Д.В. Дулича «Канатная дорога на Мурмане 1942–1944: мифы и реальность».

Обычно канатные дороги строят в горных и труднопроходимых местностях при необходимости пересечь по кратчайшему расстоянию автомобильную или железную дорогу, реку, озеро и т. п. Заполярная канатная дорога начиналась у поселка Старая Титовка, где противник создал свою тыловую базу. Ее конструкция соответствовала самым последним достижениям техники начала 1940-х годов и была почти идеально приспособлена к местным климатическим условиям. Девиз ее создателей «Простота в сочетании с технической логикой» оказался наиболее пригодным для суровых климатических условий Крайнего Севера.

Подвесная канатная дорога представляла собой большое инженерное сооружение, состоявшее из нескольких технологически связанных между собой, но практически автономных секций (дистанций) пути, каждая из которых имела свои станции перегрузки, механизмы возврата троса, свой собственный механический привод. Каждая из этих дистанций могла транспортировать, накапливать и хранить грузы и не зависела в этой работе от других дистанций. Для их быстрого восстановления были даже предусмотрены промежуточные лагеря-базы, где были собраны запасы строительных материалов. Технически она выглядела следующим образом: от поселка Старая Титовка (центральная станция), где находилась большая погрузочно-разгрузочная станция, в двух направлениях, через каждые 25 метров были вкопаны 5—10-метровые столбы-опоры (в зависимости от района установки). Сосновые бревна для них обычно доставлялись из Карелии или Финляндии. Для приведения несущих тросов в движение имелось 12 небольших дизельных станций, которые перегоняли вагонетки и транспортные платформы со скоростью до 8 километров в час Имелись еще два типа станций, где размещались механизмы, необходимые для функционирования канатной дороги. Такие станции делились на станции отправки (одновременно конечные станции) и промежуточные (возвратные). Кроме них для приема и сортировки пришедших грузов имелись пункты разгрузки и перегрузки, а также погрузочные и разгрузочные станции. Эти же станции использовались для посадки пассажиров. Главная станция отправки грузов, и одновременно — начало канатной дороги, располагалась на левом берегу реки Печенга поблизости от Трифонов Печенгского (нижнего) монастыря. До настоящего времени здесь находилось здание квартирно-эксплуатационной части Печенгского военного гарнизона. Конечная станция направления на перешеек Средний находилась в начале подъема на перевал, примерно в 800 метрах от Пьяного ручья. Сегодня здесь сохранились остатки бетонных бараков, фундамент конечной станции и бетонное основание механизмов. Конечная станция в направлении реки Большая Западная Лица — на правом берегу одноименного залива у западного подножия высоты Фиордберг. Примерно здесь сегодня пересекаются федеральная дорога Мурманск — Никель и ответвление на город Заозерск.

Тележки для доставки грузов делались двух типов: транспортные платформы для перевозки различных упакованных грузов и строительных материалов, и ковши-вагонетки, сделанные из досок, обитых железными листами, для перевозки сыпучих грузов. Грузоподъемность каждой вагонетки составляла 100–150 килограммов, так что часто вместо груза в каждой вагонетке ехало по 2 стрелка из отдохнувших в тылу горных полков.

Боеприпасы, пополнение к фронту шли сплошным потоком, но только с 8 часов утра и до 8 вечера. Затем делался двенадцатичасовой перерыв. Каждый час на передовую поступало по меньшей мере 10 тонн различных грузов, а обратно уезжали раненые стрелки. Охраняли дорогу по очереди подразделения 2-й и 6-й горнострелковых дивизий и 503-й авиаполевой бригады. Меж тем уцелевшие во время смертельных ходок «ботики» рассказывали, как, сидя в окопах в редкие минуты отдыха, они мечтали о появлении советской канатной дороги, которая могла бы обеспечить наши обороняющиеся части всем необходимым. Но эти мечты простых советских солдат так и остались мечтами.