Берегите Ленина

Решение о расстреле эсерки Ф.Каплан принималось ВЦИК и ВЧК в исключительно накаленной обстановке. Повсюду проходили митинги. Трудящиеся требовали суровой расправы над контрреволюционерами. Так, члены казачьего комитета при ВЦИК писали: "Покушавшимся на жизнь вождя трудового народа, а следовательно, на весь народ и его завоевания, не может быть пощады".

Рабочие-металлисты Москвы требовали ареста всех контрреволюционных офицеров, объявления партии правых эсеров и идущих с ней вместе предателей революции вне закона, немедленного "истребления покушающихся на Советскую власть вообще и ее вождей, в частности".

В резолюции собрания железнодорожных рабочих ст. Тумская, Московско-Нижегородской ж.д. и крестьян окрестных деревень говорилось: "… На террор против наших вождей Ленина, Урицкого мы объявляем массовый террор против контрреволюционной буржуазии и ее приспешников — правых эсеров и их компании".

"Тебя ранила контрреволюция, — писали рабочие Тульского оружейного завода, — беспощадная же борьба и смерть контрреволюционерам…"

Крестьяне 1-й Лопуховской волости Камышинского уезда Саратовской губернии желали В.И.Ленину быстрейшей "поправки для окончательного подавления угнетателей трудящихся". Выражали глубокое чувство ненависти к обезумевшему врагу, дерзнувшему напасть на вождя угнетенных. "Мы с вами"- заявили они.

Вятские рабочие — печатники писали в ЦК партии, ВЦИК, Совнарком: "Берегите Ильича как мозг, как сердце, как волю рабочего класса".

Рабочие Московской парфюмерной фабрики "Ралле", выражая глубокое возмущение по поводу разбойничьего покушения на В.И.Ленина, требовали немедленного усиления красного террора. "Пробил час, — заявили они, — переходить от слов к делу".

"Пусть помнит ненавистная буржуазия, — писали В.И.Ленину учителя Вытелесской сельской школы, — что их гнусные поступки только оплачивают нас".

Гнусным злодеяниям врага была потрясена Красная Армия. Бойцы, командиры и политработники Восточного фронта писали, что раны Владимира Ильича — их раны и его физическая боль жжет огнем их сердца больше, чем вражьи пули.

Бойцы, командиры и политработники Красной Армии, требуя, как и все трудящиеся суровой кары для террористов, давали клятву В.И.Ленину усилить бдительность, до конца разгромить внутреннюю и внешнюю контрреволюцию.

"Помню день, — вспоминал член коллегии ВЧК М.С.Кедров, — день получения на фронте потрясающего известия о ранении Ильича. Дрогнул фронт…

Но то был миг. И вспыхнул огонь в каждом бойце, и огненной волей покатилась по необъятному фронту непоколебимая клятва… Отомстим! Победим!".

Латышские стрелки просили В.И.Ленина крепиться. "Наша беспредельная преданность Вам и готовность умереть за социальную революцию, — писали они, — да придаст Вам силы победить болезнь".

Матросы волжской флотилии заверяли В.И.Ленина: "Клянемся своей честью революционных моряков мстить предателям не из-за угла, как они, а в открытой революционной борьбе и до тех пор не сложим оружия, пока не сотрем с лица земли гнусных предателей и убийц".

— "Мы знаем, — говорилось в письме бойцов 5-й роты 3-го Московского советского палка, — что раны твои лечат самые лучшие товарищи — врачи-коммунисты…, а душу твою будем лечить мы, красноармейцы: мы знаем какие ей нужны лекарства. Первое лекарство — уничтожение буржуазии; второе лекарство — уничтожение белой гвардии, попов, правых эсеров, меньшевиков; третье лекарство — сокрушение банд, очищение Сибири от них для взятия хлеба оттуда, который нужен нам; четвертое лекарство — продолжать начатое дело до конца, до полного уничтожения своих врагов… Мы все стоим на своих постах".

12 сентября 1918 года В.И.Ленин получил телеграмму от красноармейцев 1-ой армии Восточного Фронта о взятии его родного города — Симбирска. "Это ответ на Вашу рану, а за вторую — будет Самара", — писали Владимиру Ильичу бойцы.

Комиссар Центрального телеграфа Иван Федорович Тимаков, доставивший телеграмму Владимиру Ильичу, впоследствии вспоминал: "Протягиваю телеграмму."О, совершенно замечательные вести! — восклицает Ильич. — Спасибо вам, товарищ…" — Я машинально отвечаю: "Не за что, Владимир Ильич…" — "Как так не за что? — смеется он. — Да за такое сообщение можно и расцеловать…"

В ответной телеграмме В.И.Ленина Пензенскому губисполкому и Реввоенсовету 1-й армии говорилось:

"Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы."

12 сентября 1918 года В.И.Ленин принял делегацию бойцов 38-го Рогожско-Симоновского полка.

Мандат на свидание с Лениным подписал комиссар полка С.И.Моисеев, старый партиец, которого Владимир Ильич знал по подпольной работе и в эмиграции.

В мандате указывалось, что красноармейцы товарищи Михайлов, Баумфельд, Яковлев, Кузнецов, Выскребенцев и Горохов делегируются в Кремль для передачи резолюции 38-го Рогожско-Симоновского советского полка товарищу Ленину.

Встретила делегатов Надежда Константиновна. Провела без задержки к Владимиру Ильичу. Михайлов, Горохов и Кузнецов передали горячие приветы и желание всех бойцов полка быстрее отправить их на фронт.

Вернувшись в казармы и встретив комиссара полка С.И.Моисеева, Михайлов, все еще находившийся под неизгладимым впечатлением от встречи с Лениным, взволнованно сказал:

— Ну, товарищ комиссар, сподобились! Повидали нашего дорогого Ильича, потолковали…

И неловко, по-мужски вытер повлажневшие веки.

— Уход за Владимиром Ильичем хороший. Самочувствие — на подъеме. Моисеев слушал красноармейца Михайлова и подчас затруднялся, где он передавал сказанное Владимиром Ильичем, а где излагал собственные мысли.

— Лежит Владимир Ильич во всем чистеньком, — уверял комиссара Михайлов. — Кроватка у него беленькая. И Надежда Константиновна около сидит.

И комиссар и весь личный состав 38-го пехотного Рогожско-Симоновского полка верили: со здоровьем В.И.Ленина будет все в порядке. Хирург Б.С.Вейсброд, принимавший участие в лечении В.И.Ленина вспоминал, что едва почувствовав себя сносно, В.И.Ленин стал нарушать советы и предписания врачей. Однажды Вейсброду пришлось по просьбе М.И.Ульяновой позвонить по телефону на заседание Совнаркома, чтобы заставили уйти Владимира Ильича.

— Ничего не можем сделать, — ответил Я.М.Свердлов. — Единственный выход — закрыть сейчас заседание.

Просматривая в эти дни газеты, В.И.Ленин обратил внимание на заголовки и "шапки" такого типа: "Ленин борется с болезнью. Он победит ее! Так хочет пролетариат. Такова его воля. Так он повелевает судьбе!"

В.И.Ленин говорил В.Д.Бонч-Бруевичу: "Это что такое? Как же вы могли допустить?.. Смотрите, что пишут в газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой-сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, а вот здесь какая-то мистика… Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров… Так, чего доброго, пожалуй, доберутся до молебнов за мое здоровье… Ведь это ужасно… И откуда это? Всю жизнь мы идейно боролись против возвеличивания личности, отдельного человека, давно порешили с вопросами героев, а тут вдруг опять возвеличивание личности! Это никуда не годится. Я такой же, как и все."

Лечили Владимира Ильича прекрасные доктора. Чего же больше! А тут он заметил, что его стали выделять. Он поразился поднятой в прессе шумихе. Не подозревал, что причинил столько волнений и беспокойства повсюду. Распорядился сейчас же это прекратить, никого, конечно, не обижая.

Владимир Ильич попросил Владимира Дмитриевича вызвать к нему Ольминского и Лепешинского. Он решил поручить им вместе с Бонч-Бруевичем объехать все центральные журналы и газеты. И передать, чтобы они умненько прекратили "курить" ему фимиам. Заняли бы страницы печатных органов более интересными и более актуальными материалами. Б.Д.Бонч-Бруевич без возражений выслушал В.И.Ленина. И все же счел своим долгом напомнить ему, что не только редакции центральных журналов и газет, но и Управление СНК осаждается бесконечными телефонными звонками, письмами, телеграммами, депутациями от фабрик и заводов, профессиональных союзов. Все хотят знать о здоровье Владимира Ильича. Это всеобщее, всесоюзное жаление рабочих, крестьян и красноармейцев. Моряки постановили выслать с боевых кораблей воинские наряды для его личной охраны…

— Все это в высшей степени трогательно, — сказал Владимир Ильич. И когда прибыли Ольминский и Лепешинский, нетерпеливо напутствуя их, приговаривал:

— Поезжайте, поезжайте!.. Шутки в сторону. Вопрос-то серьезный: надо сейчас же прекратить это возвеличивание личности…

Несколько часов потратили Бонч-Бруевич, Ольминский и Лепешинский на поездки в редакции газет и журналов. "Вернулись в Совнарком, — вспоминал В.Д.Бонч-Бруевич. — Владимир Ильич был у себя дома. Тотчас же принял нас и очень серьезно выслушал о решениях редакций.

— А за газетами все-таки посматривайте и давайте всем, особенно фабрично-заводским, нужные указания.

На другой же день газеты были все в другом тоне, и Владимир Ильич более не поднимал этого вопроса".

Вопрос о личной охране В.И.Ленина в те дни беспокоил всех трудящихся Страны Советов. Как таковой, официальной охраны фактически не было. Каждый раз она поручалась различным организациям и людям. Постоянно она вменялась только шоферам, которые возили Владимира Ильича.

"До ранения охрана была весьма проблематична, — вспоминала Н.К. Крупская. — Ильич был к ней непривычен, да и она еще неясно представляла себе, что ей делать, как вести себя".

Нередко вопрос о личной охране В.И.Ленина, о повышении революционной бдительности возникал на проходящих в Москве рабочих митингах.

Газетные отчеты о них сохранили для нас живое рабочее слово — прямое, смелое, порой грубоватое, проникнутое подлинно пролетарской ненавистью к врагам. Рабочее слово — полное суровой, но искренней любовью к Владимиру Ильичу, заботой о его жизни и здоровье. "Правда" так описала нелицеприятную беседу рабочих на одном из митингов с оратором МК РКП/б/.

"Пока гром не грянет, мужик не перекрестится". Так и вы: толкуете все время о белогвардейцах, контрреволюционерах, гражданской войне, о врагах, действующих исподтишка. Как же вы при всем этом выпускали Ленина на митинг? Мало ли какая сволочь может туда пробраться! Вашего брата надо было вздуть как следует…

— Что он тебе — шутка! Добровольно голову на плаху кладут…

— Мало ли ему работы. Газеты есть: два слова написал — и то довольно.

— Надо бы на чрезвычайку нажать… Уж такое разгильдяйство, прямо слов нету…

— Выбираем, выбираем, а что они там делают — неизвестно.

— Хоть иди да сам берись.

— Отчет требовать надо…

Наконец докладчику удалось перекричать:

— Да что вы на меня напали? Подите сами, запретите ему ходить на митинги — так он вас и послушает.

— И послушает!.. Как не послушает, обязан послушать. Как мы его слушаем, так и он…

— Не для себя требуем, для дела… Не двадцать человек, а один он, ну и береги…

— Поди ты, одного выпускают, черти этакие!

— …Конечно, он пойдет, к своим идет, так ты его обереги как следует.

— Не надо идти, совсем не надо, коли враг на каждом углу…"

Только после покушения Каплан на жизнь В.И.Ленина была организована его личная охрана. Ее составили бойцы — свеаборгцы из особого отряда ВЧК: братья Дунц, Цируль, Интэ, Звирбул, Звейзгнэ, Пизан, Слесарев, Стаклис, Роберт и Арвид Габалины, Рубашевский, Чебанов, Эрман, Хейфиц, Озолин и другие.

Комендант Московского Кремля П.Д.Мальков писал: "Вообще вплоть до злосчастного покушения Каплан Ильич всюду ходил и ездил один, категорически возражая против того, чтобы его сопровождала охрана". Только после покушения В.И.Ленин вынужден был подчиниться настояниям товарищей и дать согласие на организацию охраны.

В охране первоначально было двенадцать человек. Дежурство чекисты несли круглосуточно. Днем количество дежурных сокращалось, в сумерках и ночью увеличивалось.

Организацией охраны Владимира Ильича занимался Яков Христофорович Петерс. Всех чекистов, назначенных на охрану Председателя Совнаркома, он знал лично. Но счел нужным еще и еще раз с каждым побеседовать, сказать, что никто не воспрещает чекистам спросить о чем-нибудь Ильича. Он всегда ответит. Никогда не будет в претензии. Но надо помнить, что, углубившись в свои думы, он ведь продолжает работать. И никто не имеет право ему мешать. Задача и обязанность охраны — ни на секунду не упускать Владимира Ильича из виду.

Первое время чекисты не очень-то хорошо понимали, как нужно себя держать. Каждый стремился быть ближе к Ленину, маячил перед его глазами без надобности. Очевидно это вело к тому, что охрана чаще, чем это было нужно, сталкивалась с Владимиром Ильичем во время его прогулок, особенно, когда он бывал в Горках. И тем не менее он был в общении с чекистами чрезвычайно прост… И все же некоторые чрезмерно усердные члены охраны перебарщивали. Неотвязно следовали за Лениным. Он пожаловался Петерсу:

— Какое я преступление совершил, что каждый мой шаг контролируется? Вам это тоже было бы неприятно.

Петерс понимал Владимира Ильича. Не оправдывал чекистов. Сказывалось отсутствие какого-либо опыта. И все же решительно заметил, что охрана отвечает за Ленина перед партией и государством головой.

Петерса поддержал Дзержинский. Он сказал Владимиру Ильичу:

— Мы не имеем права пускать вас одного куда бы то ни было — таково постановление Центрального Комитета партии. Как видите, нас научили.

Владимир Ильич поморщился. Примирительно махнул рукой. Ему никогда не были свойственны ни подозрительность, ни тщеславие.

"Он не оскорблял пренебрежением слабого, — вспоминала Л.А.Фотиева, — умел ценить и беречь чувство собственного достоинства каждого работника".

Несмотря на то, что ранения в полной мере давали о себе знать ежеминутно, Владимир Ильич находился в бодром настроении, был общителен. Всем своим видом он подчеркивал веру в скорое и окончательное выздоровление. Делался все смелее, все подвижнее. Часто разговаривал с чекистами. Любил молодых людей. Возлагал на них в будущем большие надежды.

Радовало Владимира Ильича начало перелома во всей окружающей обстановке. Стало резко меняться положение на фронтах гражданской войны. Так, 3 сентября 1918 года в Казани восстали рабочие против захвативших власть чехословаков и правых эсеров, 9-го — Красная Армия освободила Грозный и Уральск, 12-го — Вольск и Симбирск. 17-го-Хвалынск, 20-го — Чистополь, 7 октября — Самару. Поворот в пользу Советской власти был несомненный.

15 сентября, по сообщению газеты "Беднота", Владимиру Ильичу передали портрет Карла Маркса, нарисованный художником — самоучкой, рабочим петроградского завода "Старый Лесснер" П.Г.Лотаревым. Подарок поднесен от имени и по желанию всего Петроградского Совета. Ленин был очень рад такому подарку.

А.И.Искина, работавшая в аппарате Совнаркома сначала делопроизводителем, а затем секретарем, вела регистрационную книгу памятных подарков, поступавших в Кремль на имя В.И.Ленина, когда познакомилась с заметкой" Бедноты", сказала:

— Известно, что Владимир Ильич, все подарки, которые он получал от рабочих и крестьян, неизменно передавал в музеи, библиотеки, детские дома, санатории, рабочие клубы, школы. Только дар питерцев оставил в своем кремлевском кабинете.

История этого подарка рассказана членом КПСС с 1907 года В.П.Шуняковым. Коммунист-подпольщик Петр Лотарев сперва предназначал написанный им портрет Карла Маркса Выборгскому Совету. Но портрет так всем понравился, что было единодушно решено, как гласит дарственная надпись, преподнести его "Дорогому товарищу и учителю В.И.Ленину-Ульянову от Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов".

Портрет доставили в кабинет Я.М.Свердлова. Договорились передать его В.И.Ленину 17 сентября на очередном Заседании Совнаркома. Но к Якову Михайловичу неожиданно заглянул Владимир Ильич. Застал Шунякова. Узнал старого питерца. Тепло поздоровался. Спросил, по каким делам он находится у Свердлова, да еще в нерабочее время. И шутливо добавил: "Если не секрет". И увидел стоящий на полу у стены позади Шунякова портрет Карла Маркса.

"Подавшись вперед, — вспоминал В.П.Шуняков. — он воскликнул: "Какой чудесный портрет!" — и вопросительно тряхнув головой, спросил, не за этим ли я приехал в Москву и не об этом ли вел таинственные разговоры с Яковым Михайловичем. Застигнутый врасплох, я ответил одним словом: "Да!"

— Ну и что же, — продолжал он, — порешили с Яковым Михайловичем" поднести эти дорогие для меня подарки петроградцев в более торжественной обстановке с выступлением на заседании Совнаркома? Так я вас понимаю.

Я ответил утвердительно.

— И, конечно, — проложил он, — все это сделать по совету и с благословения Якова Михайловича… Яков, я очень признателен за ваше ко мне сердечное отношение, но убедительно прошу вас не создавать такого рода шумных почестей, не заслуженных мною, кстати, и несвоевременных торжественных встреч… А вас, дорогой товарищ Шуняков, я буду просить передать петроградцам мою искреннюю товарищескую признательность и благодарность за проявленную дружескую и товарищескую память обо мне…"

В дни выздоровления произошла встреча с Алексеем Максимовичем Горьким. Разговор шел о классовой борьбе в стране, о роли крестьянства в революции и политике Советской власти по отношению к нему, об интеллигенции. Владимир Ильич сказал Алексею Максимовичу:

— Скажите интеллигенции — пусть она идет к нам. Ведь, по-вашему она искренне служит интересам справедливости? В чем же дело? Пожалуйте к нам…

Десницкий, присутствовавший при разговоре Ленина с Горьким, вспоминал, что Владимир Ильич был оживлен, радостно потирал руки, улыбался Горькому, торопил его:

— Ну, ну! Рассказывайте, говорите, что вас огорчает…

Зашел посмотреть на "земляков" Яков Михайлович Свердлов. Ленин спокойно рассказывал о покушении.

— Драка. Что делать? Каждый действует, как умеет. На войне, как на войне! Еще не скоро она кончится…

Горький интересовался, не отзовется ли на работоспособности Ленина рана. Владимир Ильич демонстрировал свободное владение рукой. Поднимая ее вверх, вытягивал и выпрямлял. Алексей Максимович осторожно ощупал шею и мускулы руки Ильича.

"Казалось, что жесты Горького, жесты сомневающегося Фомы, — писал позднее Десницкий, — говорили о чем-то большем, чем о простом желании убедиться в физической мощи друга. Горький как будто хотел еще и еще раз окончательно уверить себя в том, что именно в Ленине сконцентрирована сила и воля миллионов, что из него лучится свет на завтрашний день и на весь доступный нашему зрению отрезок человеческой истории".

И Горький убедился. Когда встреча закончилась, Владимир Ильич тепло проводил желанных гостей. На прощанье сказал:

— Помните, мы взяли на себя колоссальный труд поднять народ на ноги, сказать миру всю правду о жизни…

17 сентября В.И.Ленин впервые после ранения официально председательствовал на заседании Совета Народных Комиссаров. Просматривал повестку дня. Делал на ней пометки. Записывал фамилии выступающих. Торжественного вручения подарка от Петроградского Совета не состоялось. Владимир Ильич принес портрет Карла Маркса в свой рабочий кабинет и поставил его на полочке над диваном. Это и был тот портрет кисти рабочего Петра Лотарева, о котором сообщала своим читателям газета "Беднота".

В.И.Ленин получил телеграммы от волостных комбедов Елецкого уезда Орловской губернии. В них сообщалось о ходе заготовки хлеба в уезде. Не понравились они Владимиру Ильичу: изобиловали громкими словами и общими заверениями. Не указывались ни конкретные цифры, ни реальные факты.

Владимир Ильич, не откладывая на завтра, направил во все волостные комбеды Елецкого уезда циркулярную телеграмму. В ней особо подчеркивал, что нельзя ограничиваться общими и неопределенными сведениями, "слишком часто прикрывающими полный неуспех работы", потребовал еженедельных точных сведений о том, "какие именно волости, какую именно часть излишков хлеба собрали и сколько ссыпали…, сколько именно пудов хлеба ссыпано, в каких именно элеваторах и ссыпных амбарах.

Без таких данных все остальное пустая словесность".

В ответ на полученное Владимиром Ильичем приветствие от конференции пролетарских культурно-просветительных организаций, он написал письмо президиуму конференции. Поблагодарил за доброе пожелание и поставил перед культурно-просветительными организациями задачу развития творческой инициативы масс, содействие вовлечению трудящихся в дело государственного строительства, подготовке их к делу управления государством через Советы.

Ленин постепенно включался в государственную и партийную работу. Благотворно сказывалось на его душевном настрое "красноармейское лекарство". Газета "Красная Армия" 14 сентября 1918 года писала: "Револьверные выстрелы в Красной Москве отозвались громом пушек на Красном фронте… Враг разбит и отступает в беспорядке… Кама в наших руках. Волга, Урал, Сибирь тоже должны быть нашими…"

Среди массы телеграмм было получено и такое приветствие В.И.Ленину: "Товарищи! — писала Наташа Вознесенская в "Правду". — Я прошу вас напечатать мое письмо в вашей газете. Я очень люблю тов. Ленина и болею за него, а ему самому не могу сказать об этом. У меня нет папы, а есть только мама и Ленин! Мама не знает, что я написала вам, она очень расстроена".

Газета "Правда" поместила письмо Наташи Вознесенской. В нем говорилось: "Будь здоров, дорогой! Я расту дли твоей работы. Мама учит агитаторов на Сретенском бульваре. Я тоже буду учить, чтобы шли за тобой. Любящая дочь Наташа".

18 сентября газеты поместили последний официальный бюллетень о — состоянии здоровья В.И.Ленина, "Температура нормальная. Пульс хороший. От кровоизлияния в левую певну остались небольшие следы. Со стороны перелома осложнений нет. Повязка переносится хорошо. Положение пуль под кожей и полное отсутствие воспалительных реакций позволяют отложить удаление их до снятия повязки. Владимиру Ильичу разрешено заниматься делами".

Ленин к бюллетеню сделал приписку: "На основании этого бюллетеня и моего хорошего самочувствия, покорнейшая моя личная просьба не беспокоить врачей звонками и вопросами. 18 сентября 1918 г. В.Ульянов/Ленин/".

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

КРЫЛЕНКО: Ходатайствую перед Верховным Революционным Трибуналом ВЦИК РСФСР о допуске делегаций трудящихся на процесс для заявлений.

МУРАВЬЕВ: Отклоняю ходатайство Государственного обвинителя Крыленко.

БУХАРИН: Ввиду яркого политического процесса — допустить делегации трудящихся, выслушать мнение рабочей массы. Суд уже выслушал мнение III Коммунистического Интернационала. Никто не оспаривал. Мнение рабочих масс Москвы и Петрограда суд обязан выслушать. Мы, защитники обвиняемых, за допуск делегаций.

ГЕНДЕЛЬМАН: Мы слова для заявления по этому вопросу не берем.

ПЯТАКОВ: Верховный Трибунал постановил: принимая во внимание, что он является органом Рабоче-Крестьянской Республики и мнение трудящихся масс имеет чрезвычайно существенное значение, хотя в своих суждениях Верховный Трибунал и независим от мнения какой бы то ни было группы товарищей, выслушать резолюции рабочих делегаций Москвы и Петрограда…

ПИСКАРЕВ: Мы, рабочие и работницы Бауманского района, следя внимательно за процессом эсеров и узнав, что эсеры хотят суд над собой превратить в суд над рабочим классом, нагло заявляют, что все их преступные деяния поддерживали рабочие и работницы — уполномочиваем наших представителей заявить Верховному Трибуналу, что всякая попытка эсеров оправдать себя перед Пролетарским Судом и пролетариатом Западной Европы тем, что преступления, ими совершенные, происходили якобы при сочувствии и поддержке рабочих, есть сплошная клевета, вымысел и ложь.

КУЛЬКОВ: От Замоскворецкого района разрешите сделать заявление. Слишком велика вина этой якобы социалистической партии, предавшей интересы рабочего класса и перешедшей на сторону наших классовых врагов. Всем памятна забастовка 16 тысяч служащих, организованная Минором и Рудневым, которая надолго разорила наше московское городское хозяйство, взрывы железнодорожного полотна, сбрасывание под откос наших продовольственных поездов, на наших глазах на заводе Михельсона стреляли в нашего любимого вождя товарища Ленина.

До сих пор эта преступная партия идет против рабочего класса. ПСР вновь хочет гражданской войны, вновь стремится разорить нашу страну, нет пощады преступникам. Весь рабочий класс, как один человек, стоит за Советскую власть, руководимую Коммунистической партией, единственной нашей партией, выражающей интересы рабочих…

ЖАРИКОВ: Я выражаю требования фабрик Хамовнического района. Эсеры заявляют, что они будут продолжать борьбу с Советской властью. Мне поручили сказать, что рабочие и крестьяне не допустят до такого момента, они будут защищать свою власть до последней капли крови.

НЕМУДРОВ: От Краснопресненского района, от демонстрантов в 50 000 человек. Власть Советов — наша пролетарская, рабоче-крестьянская власть, так как она завоевана нами ценою миллионов жертв, то заявление членов ЦК ПСР о борьбе с этой властью силой оружия мы считаем вызовом рабочим и крестьянам Советской России и поэтому наши требования таковы: мы никому — ни внутренним, ни внешним врагам не позволим поднять руку на Советскую власть. Мы требуем, чтобы пролетарский суд стойко оберегал нашу власть, как и Красная Армия, оберегал бы величие пролетарской России от мирового капитала…

Просим членов ЦК ПСР больше на суде не говорить от имени рабочих — это требование рабочих всей Москвы.

ТАРАСОВА: Нам, женщинам, ПСР нанесла самый тяжелый удар. В эту революцию мы пережили самые критические моменты, терпели самые тяжелые несчастья. Мужей брали на фронты гражданской войны, дети помирали с голоду на глазах матерей. ПСР своими бесстыжими глазами смотрела на нас из-за углов и убивала на каждом шагу… Прошу Верховный Трибунал дать им самое строгое наказание за то, что они на нас, на женщин наложили такую тягость, что нам пришлось отбиваться от дома и сирот- детей помещать в дома и голодали эти дети, но мы усиленно работали и детей часть спасли, а вам, эсеры, не будет прощения от наших женщин и работниц города Москвы.

ПЯТАКОВ: Трибунал благодарит вас за то, что вы здесь засвидетельствовали чувство рабочей Москвы и мы просим от имени Верховного Трибунала ВЦИК засвидетельствовать пославшим Вас, что Верховный Революционный Трибунал бдительно стоит на страже Рабоче-Крестьянской Республики.

Даю слово представителю Петроградской делегации. Питерцы, просим предстать перед Революционным Трибуналом.

Представитель петроградских рабочих: Вся питерская делегация поручила сделать заявление в декларативном виде. В Делегации — 50 рабочих, 36 беспартийных. Делегаты не только от крупных фабрик, но и мелких предприятий…

Члены ЦК ПСР имели наглость заявить на суде в Москве, что Володарский был убит в результате того "возмущения" петроградских рабочих Советской властью, которое будто бы господствовало в 1918 году. От имени десятков и сотен тысяч петроградских рабочих мы клеймим позором тех предателей и убийц, с уст которых сошли эти изменнические слова. Володарский был не нашим угнетателем, а нашим лучшим другом, вождем и любимейшим товарищем. Пройдут годы и десятилетия, а рабочие Петрограда будут с любовью вспоминать имя Володарского, которого вы, господа эсеры, убили. Да, в 1918–1919 г.г. особенно тяжело жилось рабочим Петрограда. Да, Петроградским рабочим пришлось терпеть особенно тяжело муки голода и лишений. Кладбища выросли за эти годы. Но по чьей вине, господа эсеры? Не по вашей ли? Петроградские рабочие помнят, как после первых же дней Великой Октябрьской революции господа Гоц и Компания организовали восстание белогвардейцев, юнкеров, помещичьих сынков против рабочих Петрограда и всей России. Петроградские рабочие помнят, как эсер Керенский в первые же дни после Октября с Красновым повел войска против рабочих Петрограда.

Петроградские рабочие помнят, как вождь партии эсеров Чернов разослал по всей России телеграммы о том, что он сам едет с контрреволюционными войсками, снятыми с фронта для того, чтобы утопить в крови петроградских рабочих, пролетарское восстание.

Петроградские рабочие не забудут, что в 1918–1919 г.г., когда они сидели на осьмушке хлеба, вы, господа эсеры, в Сибири и на Волге вместе с чехословацкими наемниками, контрреволюционерами и белыми генералами организовали гражданскую войну против нас, взрывали мосты, устраивали пожары хлебных амбаров и всеми силами старались увеличить муки нашего голода.

Петроградские рабочие не забудут, что партия эсеров в течение 4-х лет была главным агентом Антанты и что члены этой партии на всех фронтах вместе с бывшими царскими генералами и офицерами проливали кровь рабочих и крестьян России.

Петроградские рабочие помнят, что вы, эсеры, чуть не убили Ленина, как ваши друзья уложили в гроб Урицкого.

Рабочие и работницы Петрограда проклинают предательскую партию эсеров, как и все трудящиеся Советской России.

В рядах эсеров ныне нет честных рабочих и крестьян. Партия эсеров стала чисто буржуазной партией. Делегаты-питерцы, как партийные, так и беспартийные, бросают господам эсерам: вы убийцы Володарского, вы проданные агенты Антанты, вы — враги трудящихся и пусть карающая рука пролетарского суда обрушится на злейших врагов Великой Революции!

ВИНЕВСКАЯ /от сотен тысяч работниц Красного Питера/: Прошу вынести суровый приговор тем, кто в течение четырех лет на нашу свободу покушался, убивал из-за угла вождей пролетариата, заставлял погибать на фронтах гражданской войны наших мужей и сыновей. Знайте, предатели революции, что именно сегодня ваша партия похоронена как партия не революционеров, а гнусных убийц, поджигателей.

Вам надо сидеть не на скамье политических подсудимых, а на скамье преступников — господа Гоцы и Компания, агенты мировой буржуазии…

ТЮЛЬПИН /рабочий, беспартийный, от металлического завода города Петрограда/: Наши рабочие меня послали сюда как беспартийного и сказали: будь беспристрастен и привези то живое слово, которое будет открыто на этом процессе.

Мы голодали не потому, что Советская власть виновата, а потому, что вы тормозили доставку хлеба в Питер. По вашей вине, господа эсеры, десятки тысяч детей остались сиротами, жены — без мужей, матери — без сыновей. Это вы боролись против Красной Армии вместе с Красновым и Дутовым, с Антантой и белыми генералами Колчаком, Деникиным, Юденичем…

Смерть социалистам-революционерам, смерть предателям, заявляю это ст беспартийных рабочих Петрограда.

ПЯТАКОВ: Представители всех делегаций присутствовали в течение 10 дней на процессе. Они вникли в ход дела. Трибунал правильно держит курс. Беспристрастно разбирает все детали. И Трибунал доведет беспристрастно дело правосудия до конца. Если ПСР окажется виновной в тяжких преступлениях перед народом России, она будет заклеймена как партия предателей рабочих и крестьян, а члены ЦК, несшие ответственность за ее преступную деятельность получат по заслугам, по законам самого справедливого революционного суда в мире. Трибунал рад, что он идет верным курсом, он будет тверже, ибо контакт с рабочими массами, крестьянами России дает ему силу довести этот процесс до исходного конца, он вынесет этот приговор, которого заслуживают его враги, враги Советской власти.