|
||||
|
Взрыв в Леонтьевском переулке Что бы ни делал Владимир Ильич, он все делал увлеченно. И работу, и природу, и, главным образом, людей, любил не пассивно, не созерцательно, а действенно и активно. Ничто человеческое не было ему чуждо. Не успел он вернуться из Горок в Москву, как уже 23 октября 1918 года в газете "Правда" появился отчет, в котором говорилось, что 22 октября состоялось чрезвычайное соединенное заседание высших органов Центральной власти совместно с представителями рабочих организаций Москвы. Обсуждалось международное положение и положение Советской Республики. Впервые после своего выздоровления в заседании принимал участие В.И.Ленин, Я.М.Свердлов огласил порядок дня и сообщил, что с докладом о международном положении выступит Владимир Ильич. На трибуну поднялся Ленин. Он почти не изменился после болезни. Правда, чуть-чуть похудел. Было еще заметно, что Ленин не вполне свободно владеет левой рукой. Но речь его была так же ясна и проста. Так же остроумны и ярки были его сравнения. Так же глубоко убедительными были его слова. Словом, это был прежний Владимир Ильич… В первые же дни после возвращения из Горок Ленин усиленно занимался вопросами создания массовой регулярной Красной Армии. Он поставил задачу довести ее численность до трех миллионов человек. В связи с поставленной задачей ознакомился с докладами "Программа работ Коммунистической партии по созданию трехмиллионной армии" и "Формирование трехмиллионной армии", полученных от председателя Высшей военной инспекции Н.И.Подвойского. Рабочие завода Михельсона, того самого, где Владимир Ильич был тяжело ранен 30 августа 1918 года, как только узнали, что он на пути к выздоровлению, что врачи разрешили ему приступить к работе, собрались на митинг и решили на месте ранения Владимира Ильича поставить обелиск. Открытие его приурочили к годовщине Октябрьской революции. 6 ноября 1918 года во дворе завода заканчивались работы над деревянным обелиском."… Мы построили, — вспоминал Н.Я.Иванов, — деревянную пирамиду, метра в четыре высотой, а наверху поставили глобус, обитый красной материей, и над ним водрузили пятиконечную звезду". Было около восьми часов вечера. Работали при факелах: Иванов стоял наверху пирамиды на стремянке и обивал материей глобус. Вдруг во двор въехала машина. Из машины вышел Владимир Ильич вместе с Емельяном Ярославским. Иванов быстро спустился со стремянки. Посмотрев на памятник и на Иванова, Владимир Ильич укоризненно сказал: — Не делом занимаетесь. — И направился в корпус, где выступал 30 августа. В.И.Ленин выступил на митинге перед михельсоновцами с небольшой речью. Говорил о предстоящем празднике — первой годовщине Октябрьской революции, о трудностях ожидающих рабочий класс и весь народ на пути к победе социализма. Выразил твердую уверенность в том, что, несмотря ни на какие преграды, Советская власть одолеет своих внутренних и внешних врагов. Рабочие, перебивая друг друга, тепло провожая В.И.Ленина к выходу, задавали ему вопросы: — Как вы себя чувствуете, Владимир Ильич? Почему не бережете себя? Почему ездите без охраны? — Я чувствую себя очень хорошо, — отвечал Ленин. — И охрана мне не нужна. Я куда еду? К рабочим, на рабочие собрание. Зачем же охрана? Бойцы на фронте нужны. "По рассказам, — вспоминал Н.Я.Иванов, — Владимир Ильич приехал на наш завод вот как. Врачи запрещали ему выступать. За ним смотрел Ярославский, чтобы он не принимался за работу, пока не выздоровеет. Поехал Владимир Ильич с Ярославским на прогулку…^ Знал по газетам, что в этот день должно быть собрание у нас, и говорит шоферу: — Сегодня собрание на заводе Михельсона. Поворачивайте, Гиль, к михельсоновцам". На заводе Михельсона Ленин выступал перед рабочими шесть раз. В своей первый приезд весной 1918 года он обратился к рабочим с призывом организовать производство боеприпасов для Красной Армии. /По воспоминаниям некоторых товарищей, это посещение завода В.И.Лениным состоялось 12 апреля 1918 года/. В память по обеспечению Красной Армии снарядами рабочие завода подарили Ильичу зажигалку. Она хранится в кабинете В.И.Ленина в Кремле. Чертеж этой зажигалки сделал мастер К.А.Тихонов, выточил ее па токарном станке С.М.Разуваев, собрали слесари С.В. Читаев, М.В.Волохов, Г.Г. Буданов. И несмотря на то, что Владимир Ильич никогда не курил, он очень ценил этот подарок рабочих. Случайно ли Владимир Ильич обратился с призывом к михельсоновцам? Коллектив старейшего завода Москвы был известен председателю Совнаркома как опора большевиков в Замоскворечье. Рабочие понимали, что теперь их снаряды, от изготовления которых они отказались год назад, нужны не для продолжения империалистической грабительской войны, а для защиты социалистического Отечества. "После выступления на митинге, — вспоминал инженер Е.В.Ярупин, — Владимира Ильича пригласили зайти в заводской комитет. Но он сказал: — Нет, товарищи, я лучше пройду по заводу. Несколько рабочих пошли сопровождать Ленина по заводским цехам. По пути он задавал им различные вопросы. Интересовался их жизнью, условиями работы. — Скажите, пожалуйста, — спросил Владимир Ильич, — для чего здесь пруд? — Это резервуар воды для котлов, — ответил один из рабочих. — Бывшие хозяева предпочитали работать по старинке. Владимир Ильич направился в механический цех. Здесь он присматривался буквально к каждому станку. И, выяснив, что в цехе очень устаревшее оборудование, спросил: — Неужели вы могли изготовлять паровые машины на этом старье? Рабочие рассказали Ленину о том, что бывшие заводчики не заботились о замене устаревшего оборудования. Они перекладывали всю тяжесть работы на плечи пролетариев. На заводе не было отопления и зимой многие угорали от жаровен. — Не будем так работать, товарищи, не будем! Выстроим новые корпуса… Оборудуем завод по последнему слову техники! Продержитесь только надвигающуюся тяжелую зиму…" Зима 1918–1919 года была исключительно трудной. Помимо интервентов и белогвардейцев на истощенную и голодную страну наступал тиф, эпидемия беспощадно косила людей. В тяжелом положении находились все больница Москвы, в том числе и Солдатенковская. Врачи, фельдшера, медицинские сестры, санитарки работали без устали, днем и ночью. Не унывали, не теряли веры в будущее. В январе 1919 года Ленин подписал декрет "О мероприятиях по сыпному тифу". Вводилась трудовая повинность для медицинского персонала. Предусматривалось: первоочередное снабжение инфекционных больниц, развертывание новых госпиталей в лучших помещениях, строжайший учет и распределение медицинского имущества. Создавались санпропускники на вокзалах, прачечные, дезинфекционные установки, банно-прачечные отряды и поезда-бани. Проводились санитарно-просветительные лекции и беседы, выпускались листовки и памятки о сыпном тифе. В борьбу с эпидемией вступили видные ученые: микробиолог Л.А.Тарасович, инфекционист Е.И.Морциновский, терапевт Д.Д.Плетнев. По указанию В.И.Ленина дворцы, роскошные дачи, санатории были переданы комиссариату здравоохранения. Осуществлялось на практике требование большевиков: "Курорты — для трудящихся". Миллионы простых тружеников впервые получили возможность бесплатно лечиться и отдыхать. Борьба с охватившей страну тифозной эпидемией велась непрерывно, и нередко медики за помощью и поддержкой обращались непосредственно к Ленину. И он, загруженный до предела в Совнаркоме, в ЦК РКП/б/ и в Коминтерне, никогда не отказывал работникам здравоохранения. Гремела война, не хватало лекарств, бинтов, ваты. Врачи так же, как все, голодали, но трудились геройски. На Всероссийском съезде медико-санитарных работников Ленин говорил: — Быть может, после военного фронта никакая другая работа не давала столько жертв, как ваша… Владимир Ильич постоянно советовался с Н.А.Семашко, В.А. Обухом, В.Н.Розановым и многими другими врачами, как организовать военно-санитарную службу Красной Армии. В отатье "Как помочь раненому красноармейцу", Ленин призывал трудящихся всемерно помогать раненым и больным воинам Красной Армии. Встретив Розанова в Кремле — Владимир Николаевич работал тогда в Красном Кресте — Ленин посоветовал ему не ослаблять контроля за состоянием санитарной работы в полевых госпиталях Красной Армии. Владимир Ильич напряженно трудился. По субботам и воскресеньям, как правило, бывал в Горках. Ему нравилось бродить в густом тенистом парке, совершать прогулки по спускающейся к пруду аллее, сидеть в беседке на краю откоса, откуда открывался чудесный вид на раскинувшиеся окрестные поля и деревни. 15 июля 1919 года он писал Н.К.Крупской: "Вчера 3-го дня были в Горках с Митей / он здесь дня 4/ и Аней. Липы цветут. Отдохнули хорошо". Особенно любил Владимир Ильич ездить на автосанях в Горки зимой. Дорогу заметала поземка. Ветер кружил снежные вихри. Но автосани скользили легко. Лихо выметывали на невысокие увалы. Ныряли в сугробы. Мирно гудел мотор. Под его монотонную песню хорошо думалось. Не утихала боль невосполнимой утраты Владимира Михайловича Загорского. Ленин знал его тогда, когда он был еще Лубоцким. Какого человека потеряли… Какого бойца лишились. Ушел из жизни в расцвете сил — в 35 лет. В революционном движении участвовал с 1902 года. Революционную работу вел в Нижнем Новгороде, Сормове. В 1904 году эмигрировал в Женеву. В 1905–1908 годах — на партийной работе в Москве. После двухлетнего пребывания в Лондоне, в 1910 году вернулся в Россию, но вскоре был вынужден снова уехать за границу. Живя в Лейпциге, работал по заданиям большевистского центра. Во время первой мировой войны был немцами интернирован. После подписания Брестского мира, прямо из концлагеря приехал в Берлин. Поднял над бывшим царским посольством Красный флаг и до прибытия посла официально исполнял его обязанности. Летом 1918 года В.М.Загорского избрали секретарем МК РКП/6/. Как развернулся… Как уверенно повел партийные дела… Как встряхнулась и ожила Москва… Все понимал с полуслова. Везде успевал. Ростки нового подмечал и поддерживал. Брал на вооружение гласность и демократию. Не шарахался из одной крайности в другую. Обладал завидной выдержкой и партийным магнетизмом. Проявил такое бесстрашие 25 сентября 1919 года… Ленину тоже грозила неминуемая смерть. Отвел случай, стечение обстоятельств. О взрыве в Леонтьевоком переулке Ленину первой сообщила Инесса Арманд. О гибели Загорского умолчала. Поберегла здоровье Ильича. Знала, как он любил секретаря Московского Комитета партии. Какие возлагал на него надежды… Подробно доложил Ленину о гнусном преступлении левых эсеров и анархистов Дзержинский. Ознакомил с показаниями одного из организаторов террористического акта — бывшего члена левоэсеровского ЦК Д.А.Черепанова. Цель эсеров оставалась неизменной: уничтожить Советское правительство, убить Ленина. Отпев неудачницу Каплан, враги революции готовились взять реванш во что бы то ни стало. По мнению Ф.Э.Дзержинского, в контрреволюционных организациях собралась разношерстная публика: эсеры, анархисты, меньшевики. Анархисты — руки организации, эсеры — ее мозг, меньшевики — обслуживающий персонал, подсобные рабочие. На подмогу прибыли с Украины махновцы. Толковали больше с анархистами. Снабдили их оружием и взрывчаткой. Донат Черепанов сколотил террористическую группу и назвал ее "Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан". "Комитет" нацеливался исключительно на террор. К Черепанову примкнул известный анархист Казимир Ковалевич. Он сразу же поехал в Харьков подбирать "кадры". Навербовал таких же головорезов, как и он сам, вернулся в Москву, — Будем бить по Центру, — сказал он Черепанову. — Большевистская голова здесь! Настроение у анархистов было невеселое: сидели на мели. Ковалевич ломал голову, как раздобыть деньги и оружие, но ничего не мог придумать. Цинципер, прозванный /не без причины/ Живорезом, предложил: — Айда грабить. Разживемся на хлеб с маслом. Ковалевич отказался. Как-никак — "идейный" анархист. Выходить с ножом на большую дорогу не с руки. — С эксами пока повременим. Не хочется улей расшевеливать, — покривил душой Ковалевич. — Как знаешь, — помрачнел Цинципер. — У меня живот к позвоночнику прирос. Долго не протянем. И вдруг все изменилось: Ковалевича разыскал старый друг — приятель Петр Соболев. Сидели в тесной квартире на окраине. "Раздавили" шутя бутылку спирта. Соболев, слушая жалобы собутыльников, широко улыбался. — Стало быть живете без радости. — Хуже не куда, — прохрипел Цинципер. Соболев картинно поставил на стол пузатый баул, лихо подмигнул: — Сейчас фокус покажу. Держитесь братки за землю — не упадете! И на глазах остолбеневших террористов выложил на мокрую клеенку толстые пачки денег. — Триста тысяч, как одна копейка. Получайте на обзаведение. Ну, чего уставились? Берите! Цинципер полез целоваться. — Друг! Да мы теперь… — Не трогать ни одной пачки, — отрезал Ковалевич. — Деньги пойдут на экипировку. Довольный и радостный Ковалевич доложил Черепанову: — Понимаешь, Донат, теперь мы на коне! Закрутим шарманку. Денег — с избытком… Триста тысяч! — Мелочь! — Как?! — А так! Нам нужны миллионы. — Но… где их взять? — Пойдешь на эксы. Ковалевич возражать не решился. С тяжелым сердцем вернулся к сообщникам, те от радости чуть его не задушили — наконец-то! — Слава-те, — облегченно вздохнул Цинципер. — За настоящее дело беремся. А то все политика да политика… Начались "настоящие дела". 12 августа Ковалевич и подручные ограбили 9-ое отделение Народного Госбанка, 18 августа — отделение банка на Большой Дмитровке. 29 августа взяли кассу Тульского патронного завода — 3480 тыс. рублей. - — "Лимончики" пошли, — ликовал Цинципер. — "Лимончики"!! Радовались бандиты преждевременно. Донат Черепанов отбирал всю добычу. Деньги шли на содержание конспиративных квартир и дач, на оборудование лаборатории для изготовления бомб, на типографию, где печатались листовки, на закупку оружия. Из Брянска Азаров и Шестеркин привезли пять ящиков пироксилина и припрятали на даче в Одинцово. Черепанов, обычно осторожный, приказал Ковалевичу собрать всю банду на конспиративной квартире в Красково. Ковалевич удивился: раньше Донат предпочитал встречаться только с ним. Черепанов объяснил: — Пора действовать. Хочу поговорить с людьми. — Разве это люди, Донат? — Не все же уголовники, Казимир. Есть "идейные" анархисты. Впрочем, велика ли разница? Но они должны знать, на что идут. — Они пойдут на все — лишь бы деньги платили… Черепанов обстоятельно обрисовал политическую обстановку. Цинципер недовольно сопел: опять политика. Подведут начальники под монастырь. — Нас в отряде — тридцать, — говорил Черепанов. — Время собирания сил прошло. Пора разговаривать с Советской властью языком динамита! Нужен в большом количестве пироксилин. Только для взрыва Кремля требуется шестьдесят пудов. — Вот ахнем, — восторгался Шестеркин. — На всю Москву! — На всю Россию! — сердито поправил Ковалевич. Московская левоэсеровская группа, куда входил Черепанов, собиралась взорвать Кремль. — Мы должны довершить дело, начатое Фаней Каплан. — Эту мысль, между прочим, подал батько Махно, — заметил Ковалевич. Черепанов сердито набросился на Ковалевича. — Кто такой Махно? Закоренелый бандит. А мы — политические борцы! "Идейный анархист" Ковалевич вынул из кармана записную книжку, полистал и протянул Черепанову: — Вот те, кто подлежит ликвидации в первую очередь. — Почему Ленин у тебя стоит в списке на четвертом месте? — спросил Черепанов. — Проще простого, — снисходительно проговорил Ковалевич. — Поначалу убьем Дзержинского, Петерса и Лациса. Словом, руководителей ВЧК. Они у нас — поперек горла. — Хм! Не лишено смысла. Не лишено, — одобрительно кивнул Черепанов. Польщенный Ковалевич зарделся. Черепанов узнал, что 25 сентября в Московском комитете РКП/б/ должно состояться совещание ответственных партийных работников города. Террорист заволновался. Такой случай упускать нельзя. Вызвал Ковалевича. — Казимир, пора! На совещании будет Ленин. Разом покончим со всеми! — Не гони лошадей. Что за спешка? Ковалевич привык делать все обстоятельно и не терпел импульсивных решений. Возможно, именно поэтому его редко постигали неудачи. — Экспромты всегда рискованны, Донат. Черепанов побагровел: — Русским языком тебе говорю: на собрание приедет Ленин! Вместе с ним ликвидируем весь штаб большевиков! — Тебе с твоей колокольни виднее, Донат. — Да, мне виднее! Черепанов помолчал и добавил уже откровенную ложь: Деникин уже под Москвой, Юденич — на окраинах Петрограда. Кстати, тебе известно, зачем большевики собирают свой актив? — Понятия не имею… — Будут обсуждать вопрос о сдаче Москвы Деникину. — Не может быть! — Ковалевич мог поверить чему угодно, но только не этому. И все же поверил. Ведь Донат Черепанов — птица высокого полета. Недаром был членом левоэсеровского ЦК, решал вопросы вместе с Марией Спиридоновой. И какие вопросы! — Что ж, коли так — пойду готовить боевиков… — Подожди. Акцию проведу я сам… Бомбу изготовил Петр Соболев. На нее, ушло почти полтора пуда динамита. Поместили бомбу в круглую коробку, в какие обычно упаковывали модные платья в дамских конфекционах. Необычный вид бомбы и ее тяжесть вызвали неудовольствие у Черепанова. Выслушав его, Соболев вытер рукавом мокрое лицо. — Не печалься, Донат Андреевич. Не тебе ее на горбу таскать. — Тяжелый груз, упакованный в легкомысленную коробку, может заинтересовать первого встречного чекиста. — Бог не выдаст, — бормотал Соболев. — Свинья не съест. Террористы двинулись в путь: Черепанов, Соболев, Барановский, Гречаников, Николаев, Гланзон. Черепанов шел первым. Держал руку в кармане. Позади кряхтел под тяжестью бомбы, Соболев. На Спасской башне пробило девять. Вышли в намеченное место. Соболев спустил тяжкую ношу на землю. — Кажись, прибыли? — У особняка пожарная лестница. Долезешь по ней до окна и… Соболев, проявив недюжинную силу и смелость, поднялся по лестнице. Прячась в ветвях тополя, заглянул в окно. Зал набит битком. За столом президиума стоит Загорский. Что-то говорит. Может выкликает очередного оратора. Соболев, привел в действие "адскую машину". Подумал злорадно: сейчас будет вам очередной оратель. Держите! Бомба хряснулась недалеко от стола президиума. Загорский поднял руку. — Спокойно, товарищи. Загорский бросился к шипевшей бомбе и поднял ее с пола. Секунды не хватило, чтобы выбросить ее обратно в окно… Заряд оказался настолько мощным, что рухнула крыша дома. Погибло 12 коммунистов, в том числе и 3агорский. 55 человек получили ранения. Среди них оказались А.Ф.Мясников, М.С.Ольминский, Ю.М.Стеклов, Е.М.Ярославский, М.Н.Покровский и многие другие видные деятели партии и государства. В работе собрания МК РКП/б/ должен был участвовать В.И.Ленин. К счастью, он задержался в Моссовете… СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИИз биографической хроники В.И.Ленина Октябрь. 1918, 22.
Из обвинительного заключения…
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА ЛУНАЧАРСКИЙ:… Естественно, что Советская власть в годину голода, разрухи и окруженная со всех сторон врагами в высшей степени может опасаться всякой внутренней смуты, которая нарушает план хозяйственного восстановления жизни страны. И одним из самых главных обвинений, которое выдвигается здесь против социалистов-революционеров в последней формации их политического существования, является, конечно это обвинение: вы сеете постоянную смуту, где только можете. Поскольку рабочий устал или голоден или недоволен чем-нибудь, сейчас же является эсер и кладет сюда свои яйца, как отравленная муха. Как каждая рана, каждая царапина, которая на здоровом теле излечивается очень скоро, превращается в зловредный гнойник, если есть микроб в окружающей атмосфере, так и эсеры в Советской России являются отравителями всякого пустякового по существу недоразумения, которое в тканях Советской России оказывается имеющим место… Эсеры играют роль микробов, что не было случаев в нашем опыте, чтобы где-нибудь мы, встречаясь с трудностью, не обнаружили бы там эсера… ПОКРОВСКИЙ:… Постыдная роль партии социалистов-революционеров в голодной компании нисколько не изменилась… Чрезвычайно выразительно вступление к извещению о 16-м Совете партии… Оно чрезвычайно выразительно по тому цинизму, я бы сказал, который в этом вступлении звучит. Оно начинается так: "Странное время переживает Россия. Голод и мор охватили ее. Разрушена промышленность. Разорено сельское хозяйство. Замирает транспорт. Нет топлива. Останавливается добыча угля, нефти и металлических руд. Города перестали работать и умирают. Опустели поля больше чем трети России". Пропустите то, что идет непосредственно дальше и перейдите к заключению: "Силой и бодростью веяло на Совете. Чувствовалось, как выросла и окрепла партия, как уверенно идет она по своему пути, как твердо решила бороться до конца за народные права, за Землю и Волю против большевиков и против реакционеров. И голос ее, раздающийся в объятой голодом и мором, закабаленной комиссарами и чекистами стране — есть голос жизни". Вкратце можно резюмировать так: слава Богу, голод наконец пришел, можно наконец вздохнуть свободнее, иметь некоторую надежду. К.ЦЕТКИН: Партия эсеров поддерживалась не только собственными штыками, но оружием государств Антанты, располагающих лучшей в мире военной промышленностью. И все же она смогла только на короткий срок удержаться у власти. Сбросив путы кровавого насилия и коварства эсеров, рабочие, крестьяне и солдаты с бранью и позором изгнали их из правительства. Советское же правительство и советский строй существуют почти пять лет, поддерживаемые доверием масс…Эсеры стали делать все, чтобы воспрепятствовать процессу оздоровления, воспрепятствовать проведению в жизнь энергических мероприятий революционного правительства, имевших целью преодоление капитализма. Они саботировали все мероприятия в области строительства народного хозяйства… Они заключили союз с богом и дьяволом. С царскими генералами, с черной сотней, с тамбовским бандитом Антоновым, с самарским Поповым, с державами Антанты… СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИИз дневника контрреволюционера Д.С.Пасманика
|
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх |
||||
|