"Честное" слово Абрама Гоца

Семенов не мог не видеть, что с тех пор, как Центральный Комитет ПСР не взял на себя ответственность за покушение на Володарского, боевики заколебались. У рядовых исполнителей террора пошатнулась вера в правильность действий своих духовных наставников. Никому из боевикой не хотелось прослыть зеурядным убийцей с большой дороги.

В Центральном боевом отряде не было ни одного человека, который бы остался равнодушен к поступку Константина Усова. Большинство его осуждало, рабочее меньшинство — поддерживало, но хранило молчание. Усову бросали в глаза обидные слова: "Как же ты тогда не пошел в ЧК и не заявил на нас всех?" Когда идешь рядом с людьми не месяцами, а годами и когда вдруг убеждаешься, что эти люди завели тебя бог знает куда, ты должен поставить перед собой жесточайший вопрос: что важнее личные переживания или требования революции? Для настоящего революционера этот вопрос в конечном итоге предрешен: интересы пролетариата, интересы революции превыше всего. У Константина Усова происходила тогда только внутренняя ломка взглядов, и он продолжал оставаться с теми людьми, с которыми ему уже было не по пути.

Большое влияние на Усова оказывал Григорий Семенов. Он горячо убеждал боевиков, что после убийства Ленина не будет таких заявлений, как после убийства Володарского. ЦК ПСР, партия признают террористический акт немедленно или через некоторое время. Нельзя не считаться с красным террором большевиков.

Кого убивать первым? Ленина или Троцкого? Мнения разошлись. Донской и Тимофеев предлагали убить Троцкого. Гоц — Ленина.

Этот спор Дмитрия Донского и Евгения Тимофеева с Абрамом Гоцем хорошо запечатлелся в памяти Григория Семенова.

С убийственной иронией Абрам Гоц разглагольствовал о том, что Троцкий никогда не верил в социальную революцию рабочих и крестьян. Он — позёр и охотно бы умер, сражаясь за Россию, при условии, однако, чтобы при его смерти присутствовало достаточно большая аудитория. И добавлял:

— Диктатура пролетариата с Троцким для эсеров лучше, чем без него. Надо прежде всего убить Ленина и обезглавить Советскую власть. Семенов возразил Гоцу.

— Политическая обстановка не созрела для подобных террористических актов. Покушение на Ленина надо производить при начинающемся развале Советов. Развала же пока не наблюдается. Большевики, особенно Ленин, пользуются огромной популярностью среди народных масс. Покушение необходимо отсрочить.

Гоц яростно обрушился на Семенова. Доказывал, что для террора политический момент созрел. Убийство Ленина надо осуществить немедленно.

— Поймите, Семенов, — захлебывался Гоц, — сейчас август 1918 года. Что это значит? На Волге и на Урале — эсеры, меньшевики и Антанта. В Приуралье успешно действуют Иванов и Герштейн. В районе Ижевского и Боткинского заводов прочно обосновался Тетеркин. Но — и это уже подтверждено жизнью — нашей гордостью является Среднее Поволжье. Здесь сосредоточены лучшие наши кадры: Климушкин, Брушвит, Фортунатов, Вольский, Нестеров, Маслов, Алмазов, Филипповский, Раков, Веденяпин, Абрамов, Лазарев. В меру сил им помогают испытанные бойцы народовластия Касимов, Жигалко, Подиков. В Поволжье у нас своя армия, свое государство, свое правительство, свои законы и порядки.

— Что верно то верно, — согласился Семенов. — А как обстоят наши дела в Сибири, на Украине и других областях России?

— Лучше и желать нельзя! — воскликнул Гоц. — В Сибири — эсеры, кадеты и Антанта. На Украине — генерал Скоропадский, кадеты и Германия. На Кубани — генерал Алексеев, эсеры и Антанта. В Закавказье — эсеры, кадеты и Антанта. В Архангельске — эсеры, меньшевики и Антанта.

Такого момента партия эсеров давно ждала. 30 августа в Петрограде будет убит Урицкий и мы там станем хозяевами положения. В этот же день надо обязательно убить Ленина и в наших руках может оказаться Москва и все окружающие ее города…

По техническим причинам Ленина убить гораздо проще, чем Троцкого. Маршруты его поездок известны. Троцкий же редко бывает на заводах. Ездит с охраной на броневике.

Смерть Ленина активизирует работу всех демократических и народных партий против большевизма в России. Они пойдут за социалистами-революционерами.

Семенов спросил членов ЦК, возьмет ли партия на себя ответственность за убийство Ленина? Признает ли она террористический удар политической акцией? Если партия и ее Центральный Комитет намерены отказаться от признания акта покушения на Ленина, как это было после убийства Володарского, то боевики вряд ли согласятся продолжать боевую работу в Москве.

Гоц ответил:

— Ввиду большой политической важности готовящихся актов на Ленина, Урицкого, Дзержинского и Свердлова ЦК не заявит о непричастности партии к ним. Возможно, по тем или иным практическим соображениям ЦК замедлит признание актов делом партии, но с тем, чтобы через некоторое время декларировать их открыто.

…Вспоминалось обо всем этом Григорию Семенову без радости. "Голова кругом, — думал он. — Гоцу хорошо в Удельной на даче. Он не видит пытливых, сверлящих и нетерпеливых глаз боевиков. Характеры у всех разные, а лица какие-то одинаковые…

Семенов решительно качнул головой, откинул витой чуб:

— Достаточно ли беседы с тремя членами ЦК дли гарантии партийной законности террористических актов?

За всех ответил Козлов:

— Покушавшийся в случае ареста обязан заявить, что террористический акт является делом партии. Центральный Комитет обязан немедленно открыто признать своей политической акцией любой террористический удар по Советам, нанесенный боевиками Центрального боевого отряда.

Новиков и Зеленков молчали. Спорили Усов, Зубков и Коноплева. Каплан не проронила ни слова. Только стала еще больше дымить папиросой. Наконец, после долгих прений боевики решили, что точка зрения Абрама Гоца в основном приемлема. Но поскольку Гоц не дал никаких официальных обещаний от имени ЦК ПСР, у боевиков должны быть более определенные и более официальные гарантии партийной законности террористических актов на руководителей Советского правительства.

Состоялась еще одна встреча с Гоцем. Семенов подробно проинформировал его о настроении боевиков. Попросил дать официальный ответ: гарантирует ли он от своего имени, что ЦК ПСР не отречется от актов покушения на Ленина, Дзержинского, Урицкого, Свердлова.

— Даю честное слово, — воскликнул Гоц. — Центральный Комитет не заявит о непричастности и признает акты открыто немедленно или через некоторое время.

И как-то особенно доверительно сказал Семенову:

— Все будет хорошо. Партия вас ценит, Григорий Иванович…Надеется на вас…

Скрываясь от ВЧК на даче в Удельной, куда один за другим приезжали функционеры ПСР, Гоц чувствовал себя полноправным вождем и в то же время не хотел единолично брать на себя ответственность за предстоящие события, а они надвигались неотвратимо…

В Сыромятниках начинало светать. Семенов подошел к окну, закурил. Террористы сидели молча, ждали указаний. Усов, Коноплева, Зубков, Ефимов, Новиков, Королев, Пелевин, Федоров-Козлов, Сергеев, Каплан, Иванова… Семенов хмурился — угрюмые лица товарищей не радовали… Он делал все от него зависящее, чтобы покушение на Ленина совершил рабочий. Гоц и Донской рассчитывали на грандиозный фурор. Нужен был такой рабочий, в котором не было бы ни единой крупинки мелкобуржуазного элемента. Семенов нашел такого рабочего в Центральном боевом отряде — Константина Усова, но пролетарий не оправдал доверия.

Сергеев после убийства Володарского ослаб духом и не был способен повторить террористический акт в Москве. Федоров-Козлов? Но какой из него рабочий, когда за каждым поворотом улицы видит свою деревню. Осталась одна надежда — Фанни Каплан…

— Григорий Иванович, — обратилась она к Семенову, — все боевики в сборе…

— Прошу извинить, — встряхнулся Семенов. — Питер вспомнился.

— Питер — не Москва, — бросил реплику Зубков. — Питер был к нам добрее…

— Верно, — заметил Козлов. — Но в Питере мы "охотились" не за Лениным..

— Кончай разговоры, — строго отрезал Семенов. — Слушайте внимательно. Для "глухих" дважды повторять не буду.

Помолчал. Потрогал чью-то фуражку, лежавшую на столе. Кивнул на дверь…

— Все в порядке, — ответил Сергеев. — В дозоре Новиков.

— Друзья! — начал Семенов. — Мы, боевики — исполнители воли нашей партии. Мы постоянно находимся на передовой линии фронта. Постоянно ведем бой с узурпаторами власти — большевиками. Член ЦК Абрам Рафаилович Гоц заверил, что на этот раз от нас не откажутся: партия признает террористический акт на Ленина. Гарантия — честное слово Гоца!

Террористы обрадовано загудели, а Семенов продолжал:

— В пятницу — 30 августа 1918 года Ленин будет выступать на митингах. Чтобы на этот раз не сорвалось — я раскинул сеть пошире. Помните, меткими выстрелами в Ленина, мы изменим ход исторических событий в России. Вернем их на путь народовластия.

Коноплева улыбнулась. Руководителем — единомышленником, боевиком без страха и сомнения, Семенов ей нравился больше.

Семенов подробно проинструктировал террористов, потребовал железной дисциплины.

— Боевику Усову, — сказал в заключение Семенов, — проявившему малодушие, на заводах делать нечего.

Усов побледнел, молча положил на стол револьвер.

— Оружие оставь, — рявкнул Семенов. — Пойдешь дежурить в Петровский парк. Разослав дежурных боевиков-разведчиков, Семенов оставил на явочной квартире только террористов-исполнителей: Фанни Каплан, Лидию Коноплеву и Филиппа Козлова.

— По три пули, — почти прошептал Семенов, — в каждом из ваших револьверов отравлены ядом. Даже при легком ранении яд должен сработать безотказно.

"Хитер, — подумал Козлов. — Не рискнул сказать про яд при всех".

Из Сыромятников Коноплева поехала на Александровский вокзал, Филипп Козлов подался на Хлебную биржу. Фанни Каплан — в Замоскворечье, на Серпуховскую площадь.

Оставшись один, Семенов долго сидел за столом с закрытыми глазами. Он как бы прокручивал в голове отдельные моменты закончившегося заседания партийного ядра Центрального боевого отрада при ЦК ПСР. Кто знает, что теперь в голове у каждого? Убить Ленина… Страшно подумать, не то что вслух произнести. Кажется, он точно определил день и час покушения. Территориально разделил Москву на три условных района. В каждый из них назначил ответственного исполнителя. На каждом крупном митинге будет находиться дежурный боевик, который в случае приезда на митинг Ленина, известит исполнителя. Исполнители… Козлов, Коноплева, Каплан. Усова отстранил. Сказать по правде, никому из них по-настоящему Семенов не доверял, даже Коноплевой. Полагал, что Лида чрезмерно прямолинейна, ей недостает гибкости, недостает порою трезвого разумения, тех качеств, которые Григорий Иванович ощущал в себе. Он был тщеславен и не скрывал этого даже от себя. Был самолюбив — и того не прятал. Был хладнокровен, чем гордился:

Семенов с надеждой думал только о Фанни Каплан. Как только он впервые увидел ее на явочной квартире и побеседовал, сразу почувствовал к ней доверие, даже больше того — увидел в ней родственную душу…

Предложил вступить в Центральный боевой отряд. Свел ее с руководителем Московской организации эсеров. С тех пор Каплан пользовалась неизменным покровительством Донского и особым доверием Семенова. Как-то она проявит себя 30 августа на заводе Михельсона, куда по всем данным должен приехать на рабочий митинг Ленин?…

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

СЕМЕНОВ: Тимофеев сообщил мне адрес Гоца. Встреча с ним состоялась на даче в Удельной. Там оказался и Рабинович. Говорили о терроре. "Теперь развернем работу, — сказал Гоц. — Террор будет иметь колоссальное значение в момент наступления Народной Армии Комитета членов Учредительного собрания на Волге".

После этого разговора с Гоцем, который я лично для себя считал вполне достаточным, начал подготовку покушения на Ленина.

ГЕНДЕЛЬМАН: Зачем вы встречались с Донским?

СЕМЕНОВ: Донской как член ЦК ПСР хотел познакомиться с одной из исполнительниц покушения на Ленина.

ГЕНДЕЛЬМАН: Для Каплан вопрос о санкции ЦК ПСР такой роли не играл, как для вас. Правильно?

СЕМЕНОВ: Нет, играл. Вопрос о санкции ЦК ПСР имел колоссальное значение. Я имею в виду самое важное: не формальное признание, а моральную санкцию партии. Каплан знала, что ЦК ПСР признавал необходимость террора.

УСОВ: Помню слова Ивановой, которая сказала, что для ЦК ПСР очень важно, чтобы исполнителем убийства Ленина обязательно был рабочий. Все боевики высказались за мою кандидатуру. Иванова даже похвалила меня, как честного члена партии — рабочего, самоотверженно борющегося с врагами революции. Для партии эсеров врагом революции являлся Ленин.

ИЗ КНИГИ М.Н.ПОКРОВСКОГО "ЧТО УСТАНОВИЛ ПРОЦЕСС ТАК НАЗЫВАЕМЫХ "СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ"

"Семенову… была вымыта голова, и он был выкинут со своими дружинниками из Петрограда за несвоевременное убийство Володарского.

И вот, через два месяца, тот же Семенов приходит к тому же Гоцу и спрашивает, как ни в чем ни бывало: "А теперь линия ЦК в этом вопросе не изменилась?" Гоц отвечает: "Не изменилась, а впрочем, поговорите с Тимофеевым: я теперь не в курсе дела".

Спрашивается: можно ли себе представить, чтобы в партии, которая не применяет и не собирается применять к своим противникам методов террористической борьбы, происходили такие разговоры между руководителем партийной работы и одним из руководимых, можно себе представить, чтобы к тов. Ленину пришел тов. Дзержинский с вопросом: "А нельзя ли устроить покушение на Пуанкаре?" А Ленин бы ему ответил: "ЦК до сих пор этого избегал, а, впрочем, я теперь в отпуску, подите поговорите с Рыковым, он в курсе дела". Можно себе такую чепуху представить? А вот в партии эсеров такие разговоры велось как совершенно нормальные.

После санкции ЦК, переданной Гоцем Семенову, последний сообщил об этом членам боевой организации… и последние тогда потребовали, чтобы ЦК определенно заявил, что он не откажется от актов. Согласно этому решению, Семенов снова отправился к Гоцу на дачу и предложил дать официальный ответ, гарантирует ли он от имени ЦК, что ЦК не отречется от акта. Гоц дал от имени партии честное слово, что ЦК не заявит о непричастности партии и признает акт открыто немедленно или через некоторое время.

На основании этого показания устанавливается: во-первых, связь боевой группы непосредственно с ЦК через Семенова, во-вторых, осведомленность об этом членов ЦК Гоца и Донского, в-третьих, полная уверенность боевиков, что они действуют с санкции ЦК, в-четвертых, формальная гарантия, данная ЦК о том, что он на этот раз не отречется от акта".