После ассиро-вавилонской монархии, этой золотой головы наиболее чистого и наиболее централизованного деспотизма, выступает мидо-персидская монархия – серебряная грудь и руки, символизирующие менее централизованную деспотическую власть, но зато и более обширную, охватывающую в своих объятиях всю историческую сцену тех времен – от Греции, с одной стороны, до Инда, с другой. Затем идет македонская монархия Александра Великого – это медное чрево, пожравшее Элладу и Восток…

(Вл. Соловьев. Россия и вселенская церковь)

Древняя Мидия, Иран, Кир, Дарий – все это вызывает в памяти империи давно ушедших веков. Что знаем мы о них? Не так много, как хотелось бы. Малочисленность письменных источников делает затруднительным изучение древней истории Персии (в сравнении с Египтом, Месопотамией, Грецией, Римом, Китаем, Иудеей). Согласимся с иранистом Р. Фраем (США), писавшим: «Как это ни парадоксально, можно усматривать преимущество (впрочем, весьма относительное) в этой скудости источников по истории Персии, ибо любой атом информации о прошлом Персии приобретает более важное значение, чем, к примеру, какой-либо предмет материальной культуры, надпись или отдельное слово для истории античного мира, гораздо более богатого и неизмеримо лучше освещенного письменными памятниками». Видимо, это так, но в какой уж раз приходится сожалеть о том, что в эпоху, когда в мире существовало несколько систем письма (VI–V вв. до н. э.), мидяне и персы в Западном Иране все еще смотрели с подозрением и недоверием на это чуждое им искусство. В персидском эпосе изобретение письма приписывалось дьяволу. «И хотя, – пишет М. Бойс, – иранцы использовали арамейское письмо для практических нужд и имели занесенный македонцами в Иран греческий алфавит (прекрасно приспособленный для передачи индоевропейского языка), в большей мере знания и навыки передавались устно, а жрецы категорически «отвергли письмо как неподходящее для записывания священных слов».

Божество древних персов

Историография Древнего Ирана насчитывает примерно 25 веков, но лишь расшифровка древнеперсидских надписей (на расшифровку клинописи ушло более двух столетий) позволила узнать ближе культуру и историю этого древнего народа. Сначала расшифровали древнеперсидскую систему письма, а затем уже было раскрыто содержание ассиро-вавилонских текстов. Учитывая, что ассиро-вавилонским текстом пользовались все народы Передней Азии (шумеры, хурриты, хетты, эламиты, урарты и др.), персы дали ключ к истории всего тогдашнего древнейшего мира.

Портрет знатного перса

Свою роль сыграла и публикация рукописей Авесты – свода древних священных текстов зороастрийской религии. Рукописи хранились у потомков зороастрийцев – парсов. Как известно, первоначальный свод Авесты насчитывал два миллиона стихов, разделенных на тысячу двести глав. Стихи эти были написаны несмываемой золотой краской на 12 000 дубленых коровьих кож (особой тонкой выделки). Бесценные свитки хранились в главном зороастрийском храме столицы персидских царей. Жаль, что удивительное творение человеческого гения, эта жемчужина Востока, была уничтожена варваром Запада – Александром Македонским. Разбив Дария и разграбив Персеполь, он не только приказал стереть с лица земли главное святилище огнепоклонников, но и на его развалинах приказал сжечь бесценную Авесту. Пепел величайшего поэтического свода и кодекс мудрости развеяли по ветру. Правда, утверждают, что имелось несколько списков Авесты, и один из них увезли в Грецию. Так это или нет, никто точно не знает. Когда много лет спустя жрецы-маги решили восстановить по памяти текст, это удалось сделать только ценой безвозвратных потерь. Новая Авеста оказалась вчетверо короче первоначальной. В тексты были внесены изменения, а иные из древних стихов были изуродованы настолько, что их уже трудно было бы узнать.

Б. Анисфельд. Магическое озеро

Когда же в конце VII века на Персию и Среднюю Азию обрушились арабы, они стали уничтожать все, что противоречило Корану. Потом древнеиранские культурные ценности губили монголы. Остатки зороастрийцев после захвата Ирана арабами в VII веке бежали в Индию и поселились близ Бомбея. Там их обнаружил француз Дюперрон. Случайно увидев ряд страниц текста Авесты, он загорелся желанием раскрыть его тайну. С 1754 года Дюперрон находился в Индии несколько лет и в 1762 году вернулся в Париж с текстом Авесты. В 1771 году переведенный им текст был опубликован. Там содержались грубые ошибки. Переводчику тогда досталось от Вольтера, хотя ему надо было сказать спасибо. Ведь Дюперрон дал толчок дальнейшим исследованиям. Однако надо помнить: в наших руках лишь жалкие остатки былого величия Авесты – одна из 1200 навсегда утраченных глав.

Персы – один из наиболее интересных и загадочных народов мировой истории. До сих пор ученые гадают, откуда они пришли (из северо-иранской страны Парсуа, что к югу от озера Урмия, возможно, из южнорусских степей или откуда-то еще). Прародина иранцев, как и всех индоевропейцев, если верить священной книге, Авесте, некогда находилась на севере огромного евразийского континента. Она звалась «Арийан Вэджа» – «Арийский простор». Затем наступило страшное похолодание: «Там – десять зимних месяцев и два летних месяца, и они холодны – для воды, холодны – для земли, холодны – для растений, и это середина зимы и сердцевина зимы, а на исходе зимы – чрезвычайные паводки». И тогда арийцы двинулись на юг – в более теплые края.

Утверждают, что арийские племена хранят предания о своей прародине, находящейся в давние времена на крайнем севере: якобы это расположенные вокруг Северного полюса острова Гипербореи. В далеком прошлом, когда климат Земли резко изменился, жизнь тут стала невозможной. И предки иранцев, спасаясь от суровой зимы, двинулись на юг. Так они дошли до Урала и приволжских степей. Природные условия были тут благодатными. Поэтому люди поклонялись силам природы, видя в них главных своих магов-защитников и благодетелей. Особое значение придавали они воде как источнику жизни. Протоиранцы поклонялись душам рек, озер и водоемов, совершая в их честь возлияния, принося разного рода дары (молоко, соки, растения, животных). Арийцы также поклонялись и деревьям («детям Всеисцеляющего Древа»). Древние хорошо понимали то, чего порой не могут понять «цивилизованные» обитатели нашего мира. Те были убеждены: взятую у природы энергию и ресурсы нужно постараться ей возвратить (говоря нашим языком, восстановить силы природы, воды, растений, животного мира). Перед употреблением пищи животных они обычно обращались к ним с молитвой, испрашивая разрешение на прием мяса в пищу. Скажем, древняя зороастрийская молитва («ясна») содержит слова: «Мы молимся нашим душам и душам домашних животных, которые кормят нас». Еда у них рассматривалась как священный акт слияния трех миров (растений, животных, людей). В обиход верующих поэтому и ныне (из тех давних времен) входят молитвы, произносимые перед трапезой. Важнейшей стихией, которой поклонялись, явился огонь. Ведь жизнь в тогдашних суровых климатических условиях без него была немыслима. Огонь поддерживался жрецами (даже названия его у арийских племен схожи: брахманы называли его Агни, зороастрийцы – Атар, русские – Огонь). Совершались строгие обряды поклонения священному огню. Считая, что огонь очищает и восстанавливает душу и тело, своих умерших индоарийцы сжигали. Сегодня кремация тел покойных стала у русских обычным, удобным и наиболее принятым явлением. Кстати говоря, сей обычай поклонения огню сохранился у народов и в другом виде: священный огонь горит у многих памятников, могил неизвестных солдат.

Капитель с головами быков из Суз

Все культуры этого региона находились в постоянном взаимодействии, в той или иной степени влияя друг на друга. Неудивительно, что персидская держава создавалась путем слияния целого ряда стран и синтеза их культур. Одной из них была культура эламитов. Элам занимал территорию Юго-Западного Ирана и представлял одну из древнейших цивилизаций, став единым государством со второй половины III тысячелетия со столицей в Сузах. Правда, античные авторы не упоминают о событиях из истории Элама и его оригинальной культуре, а в Библии даются скупые сведения. Больше могут поведать надписи эламских царей или шумерские, вавилонские и ассирийские тексты. Все государства и народы древнего мира фактически находились в перманентной борьбе друг с другом. Элам то подчинялся аккадской державе, то заключал с ней мир. Эламский правитель писал аккадскому царю Нарам-Суэну: «Враг Нарам-Суэна – мой враг, друг Нарам-Суэна – мой друг». В XVIII веке до н. э. эламиты вторглись в Месопотамию и на столетие «наложили руки на святилища Аккада и превратили Аккад в прах». Естественно, что при иных раскладах точно так же поступали и с ними. В конце XIV века до н. э. Элам был завоеван Вавилонией, но около 1180 года до н. э. эламский царь изгнал вавилонское войско со своей территории, совершил победоносный поход в Вавилонию, разграбил города Сиппар, Киш, Опис, и увез в Сузы богатую добычу (в том числе знаменитую стелу с законами Хаммурапи). Та же схема отношений существовала между Эламом и Ассирией, Ассирией и Вавилоном и т. д.

Краткие периоды мира (681–669 гг. до н. э.) сменяются войнами – с ассирийцами или персами. В культурном отношении Элам стоял на очень высокой ступени развития. Тут около 3000 года до н. э. была создана письменность (письмо эламитов до сих пор остается нерасшифрованным). Бог солнца и справедливости Наххунте считался создателем дня. В центре эламского пантеона в Сузах, украшенного капителями, стояла Пинекир («Великая богиня»).

Женщина в Эламе, в отличие от Вавилонии и других стран Древнего Востока, занимала довольно высокое социально-экономическое положение. Один из эламских царей назначил свою мать наместницей Суз. Она могла выступать в суде как свидетель, истица и ответчица. При этом дочери получали одинаковую с сыновьями долю наследства. Увы, богиня победы Нарунде отвернулась от Элама… Потеряв независимость, войдя в состав Ахеменидской державы, эламцы сумели передать персам многие лучшие свои «наследственные черты» – знания, высокое искусство, уважение к женщине.

Элам персы завоевали около 549 года, сделав его одной из сатрапий, став наследниками эламского государства. Ахеменидские правители очутились примерно в положении римлян, завоевавших Грецию. Под их властью оказалась страна, обладавшая высокой культурой и письменностью. Ее историю с III по I тысячелетие до н. э. подробно освещали источники (царские надписи, деловые, правовые документы, тексты, межгосударственные договоры на аккадском и эламском языках). Естественно, было глупо отказаться от такого наследия. И тогда властители персидской державы приняли эламский язык как часть трехъязычного языкового блока империи. Их язык и письмо были в ходу не только в Юго-Западном Иране (Эламе), но даже в Персеполе, одной из столиц Ахеменидской державы (VI–V вв. до н. э.).

Одежды мидян

Мидян относят к индогерманскому племени, которое одно время владычествовало над всем Передним Востоком. Впервые название «мидяне» (madai) встречается в ассирийских надписях у Салманссара II, когда он рассказывает о своем походе в Мидию (836 г. до н. э.). Каждый из ассирийских царей считал для себя честью упомянуть о том, что он получал дань с мидян. Однако никто из них так и не сумел их покорить полностью. История мидян – важный и мало изученный «пролог» персидской истории.

Мидяне – народ воинственный и «опасный», как говорили о них ассирийцы. Они часто поднимали восстания против ассирийского ига, и порой на их стороне выступали скифы. Но потом они будут успешно сражаться и со скифами. А ведь те в течение почти тридцати лет господствовали над Малой Азией и были «господами положения в Армении», и даже доходили в своих походах до египетских границ. Напомним, что Мидия сумела разгромить даже могучую Ассирию. В результате разгрома последней в 609 году до н. э. мидийцы захватили восточную часть Малой Азии, коренную территорию Ассирии, затем завоевали Урарту, Гирканию и Парфию. Мидийский царь Киаксар (624–584 гг. до н. э.) создал мощную регулярную армию. Племена эти представляли собой пестрый конгломерат. Затем мидяне встали на путь объединения. По Геродоту, фараон Псамметих сумел откупиться от них золотом.

Изображение диких зверей. Миниатюра из рукописи

Царь, борющийся со зверем. Рельеф в Персеполе

История Ирана тесно связана с Мидией… Возникнув в 70-х годах VII века до н. э., Мидия просуществовала до середины VI века до н. э., когда ее завоевали персы (550 г. до н. э.). Персия находилась перед тем в зависимости от мидийских царей, бывших грозной силой. Тот факт, что Экбатан стал столицей мидийского царства, дает основание предположить, что объединение пошло, видимо, отсюда. При преемнике основателя мидийского царского дома Дейоке произошло покорение персов (Фраорт). Мидийское царство простерлось от Персиды (включая Элам и Сузы) до границ на севере. Мидийский царь Киаксар разрушил Ниневию (612 г. до н. э.), лишил независимости Персию, захватил Парфию, Гирканию, подчинил Урарту, ликвидировал Скифское царство в Сакасене и покорил Манну (590?е гг. до н. э.). Мидия заключает союз с Вавилоном, вступает в союз с этим государством. Царь Навуходоносор породнился с Киаксаром, женившись на его дочери. Мидийцы захватили всю Ассирию (Северную Месопотамию) и стали крупнейшей державой на Ближнем Востоке. Политика царей тогда строилась на войнах. Авторы «Истории человечества» подчеркивают: «Войны при Евфрате решаются отныне индогерманскими варварами точно так же, как и позднее войны Рима».

После смерти в 585 году до н. э. Киаксара власть над могущественной державой перешла к последнему царю Мидии, его сыну Астиагу (585–550 гг. до н. э.). Не вызывает сомнений то, что мидяне и персы – «племенные родичи». Их родство вытекает уже из того факта, что когда персы восстали против Мидии и захватили ее, они охотно признали культурное наследие мидян. Отстранили только данный царский дом. Знать обоих народов находилась в тесном общении. Подобно тому как ныне в России и в Украине порой трудно отличить русского от хохла, так же близки были мидяне и персы. Дарий был персом, как и Камбиз I, находившийся в зависимости от царей Мидии и женатый на дочери мидийского царя. Царь Кир II был внуком Астиагу, последнего мидийского царя.

А. М. Вассалло. Детство царя Кира

История этих стран тесно переплетается. В конце VIII века до н. э. создается племенной союз во главе с вождем рода Ахеменидов. Затем спустя пару веков персы одержат победы в битвах против Мидии, Элама, Ассирии. Не вполне понятна родословная Кира. Он появляется словно ниоткуда. В Книге Ездры о нем сказано: «Так говорит Кир, царь Персидский: все царства земли дал мне Господь, Бог небесный; и он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее». Летописи ничего не сообщают о Кире. Подобный пробел не мог не дать пищу многочисленным догадкам, фантазиям и легендам. Кир – знаковая фигура иранской истории: «Личность Кира находилась на рубеже двух эпох, она вывела на первые роли дотоле неизвестный народ, она была виновницей многих небывалых перемен в жизни азиатских народов. Поэтому она не могла не стать предметом целого цикла легенд, возникших о происхождении Кира».

Рождению Кира предшествуют некие сновидения, затем он остается один, чудесным образом спасается, и его воспитывают звери. Вы знаете, что схожие мотивы встречаются у всех индоевропейских народов (Саргон, Моисей, Ромул и Рем, Телеф, Амфион, Персей и т. д. и т. п.). Согласно версии историка Ктесия, Кир не имел ничего общего с мидийской династией. Он был родом мард, его отец Атрадат – разбойник, а мать Аргоста – пастушка. Он приходит в столицу Мидии и поселяется у придворного служителя. Вначале подметает дворец, а затем становится виночерпием. Его усыновляет влиятельный евнух Артембар, якобы оставивший ему свое состояние. Постепенно, заслужив доверие царя Астиага, он становится одним из его приближенных. Как это часто бывает, чем ближе к трону, тем выше искус захвата власти. Соблазн оказался сильнее уз благодарности.

Кир открывает военные действия против Астиага. Война длится три года (до 550 г. до н. э.), когда благодаря измене храбрый Астиаг, до того побеждавший Кира, оказался в плену – в результате битвы у Пасаргад. Тогда же Кир захватил и его столицу – Экбатану. Текст гласит: «Серебро, золото, сокровища Экбатаны они разграбили, и он унес это в Аншан». Неясно, почему Кир вдруг установил, чтобы каждый при посещении Пасаргад давал всем женщинам города по золотой монете. Говорят, якобы в благодарность за то, что благодаря их вмешательству была одержана победа, решившая исход кампании и судьбу Персии. Такой обычай, кажется, действительно существовал, и якобы ему следовал и Александр Македонский. Но тогда встает вопрос: как же женщины добыли ему победу?! Приходится строить догадки.

Плутарх так передает эту занимательную историю… Когда Кир поднял персов против царя Астиага и мидян, он фактически уже проиграл сражение. Его войска бежали в город. И вот, когда враги уже готовы были ворваться на их плечах за стены, навстречу из городских ворот вышли женщины и, задрав подолы, принялись кричать своим воякам: «Куда вы бежите, негоднейшие из людей? Туда-то вам уже не укрыться, откуда вы явились на свет!»

Персы были так пристыжены этим зрелищем, криками матерей, любимых и жен, что, обругав самих себя, в бешенстве повернулись лицом к врагу, возобновили сражение и победили. Плутарх утверждает, что по воле Кира с тех пор был установлен закон: всякий раз, как в этот город будет вступать царь, каждой женщине он должен будет выдавать по золотому. При этом рассказывают про некоего Оха, который в придачу ко всем его порокам был еще и так жаден, что всю жизнь объезжал этот город стороной и ни разу в него не входил, чтобы не разоряться на женщин. Однако Александр Македонский, дважды вступавший в город, не только выполнял наказ Кира, но еще и одаривал вдвойне всех беременных женщин.

Э. Веддер. Чаша смерти

Наступает звездный час Кира II. Затем персы захватывают Парфию, Гирканию, области у Каспийского моря, Лидию, Восточный Иран и Среднюю Азию. В 539 году до н. э. Кир завоевал Вавилонию, Сирию, Финикию. В 525 году до н. э. уже при царе Камбисе персы захватили Египет. Наконец, между 519–512 годами до н. э. Дарий I подчинил себе Фракию, Македонию, и даже северо-западную часть Индии. Так возникает самая первая в истории мировая империя, границы которой простирались от реки Инд на востоке до Эгейского моря на западе, от Армении на севере и до Нубии на юге. В состав Персидской империи, просуществовавшей два столетия (до 330 г. до н. э.), входили десятки стран и народов. Предоставив им довольно высокую степень экономической, политической, религиозной и культурной свободы, персы обеспечили народам мир (хотя и под властью завоевателя) и создали условия для широкой активной торговли. Это гарантировало им поддержку многочисленных союзников (тайных или явных) во всех странах ойкумены.

Кир не побоялся при этом позаимствовать мидийскую систему управления. Персы взяли у Элама – культуру, у Мидии – систему управления, у Ассирии – военную технику и методу подготовки войск. В дальнейшем Кир покорил и Лидийское царство. Во главе него стоял известный своим огромным богатством царь Крез. Ему были подвластны многие греческие колонии в Малой Азии. В двух битвах с Киром, несмотря на предсказание оракула, Крез потерпел поражение. Жрец храма Аполлона, получив богатые дары, конечно же, обещал ему победу, но когда он проиграл войну, тот, ловко вывернувшись, сказал царю: мы говорили лишь то, что сокрушат великое царство, если перейдут реку Галис (у восточной границы Лидии). Так разве же он этого не добился, сокрушив собственное царство?! Покорив восточно-иранские и среднеазиатские области, Кир начал войну с Вавилонией и покорил ее (539 г. до н. э.). После этого фактически все западные страны (вплоть до границ Египта) подчинились персам.

Велика была мощь персов. Сын Кира Камбиз II, став царем Персидской державы в 530 году до н. э., предпринял поход против Египта. Тогда почти все союзники Египта его покинули. Кочевники Синайской пустыни помогли персу пройти пустыню. Командир греческих наемников Фанес изменил фараону Псамметиху III и бежал к персам. Начальник флота египтян Уджагорресент искал удобного случая перейти на сторону могущественного царя. Битву выиграли персы и, взяв столицу Мемфис, овладели Египтом. Камбиза провозгласили фараоном (525 г. до н. э.). Он основал новую, XXVII династию египетских царей и короновался по египетским обычаям, приняв титул «царь Египта, царь стран» и традиционные титулы фараонов – «потомок (богов) Ра, Осириса» и др. Захвату Египта он придал характер личной унии. Камбиз пытался привлечь симпатии покоренных народов. Он не вмешивался в их верования, не лез во внутренние дела, приказал своим воинам прекратить грабежи, предоставил египтянам полную свободу в частной жизни, носил египетские одежды, оставил многим местным вельможам их должности.

Н. Рерих. Явление мессии

Однако его ненасытный характер не давал ему покоя. После того как он принял герб и титул фараона, убив восставшего Псамметиха, он решил покорить эфиопов, а затем еще и город Карфаген, основанный финикийцами и господствовавший над всем севером Африки. Однако эти его попытки закончились неудачей. В песках пустыни погибла 50?тысячная армия Камбиза, посланная против аммониан. В тех же песках растворилась и другая армия, посланная против Эфиопии. Солдаты вынуждены были, убивая каждого десятого товарища, питаться их мясом. По свидетельству историков, эти неудачи довели Камбиза до исступления, близкого к безумию. В ярости он подвергал грабежам города, приказывая сжигать все храмы, что встречались ему на пути, сек розгами жрецов, ранил священного быка Аписа. Статуи некоторых богов по его приказу были брошены в огонь. Египет тогда преисполнился ужаса. Прибыв в Сирию, он получил известие, что его брат провозглашен царем. Камбиз в ярости готов был расправиться со всеми, но случайно поранил себя и умер, процарствовав всего 7 лет. Все вышесказанное подводит нас к теме взаимодействия Персидской империи и входящих в нее народов.

В списке Геродота говорится о 70 народах и племенах, входивших в состав Персидской державы, тогда как в Бехистунской надписи приводятся названия лишь 23 стран. Что можно сказать об отношении персов к побежденным народам? Об этом поведали ассирийские надписи IX–VII веков до н. э. Вавилонская историческая хроника говорит о захвате Месопотамии персами (Хроника Набонида-Кира). О том же повествует и Цилиндр Кира II, составленный на аккадском языке. О бурных событиях конца правления Камбиза и первых годах царствования Дария I рассказывает и знаменитая Бехистунская надпись. О войнах между Персией, Спартой и Афинами в 433–411 годах до н. э. повествуют Фукидид в его «Истории» и Ксенофонт в «Греческой истории». Для Персидской державы характерны процессы интенсивного этнического смешения, синкретизма разных культур. При этом замечу, что особенно осторожно они вели себя по отношению к религиозным центрам. В одном из текстов говорится, что, покорив Вавилонию, Кир «вернул идолы вавилонских богов в их святилища, сердца их удовлетворил… и (ежедневно) клал перед ними пищу… Настала радость (для жителей) Вавилона, он их из тюрем освободил». В Вавилонской хронике сказано, что Кир даровал жителям мир и держал свое войско вдали от святилищ. Одна из надписей подчеркивает, что царь стал заботливым попечителем вавилонских храмов. Другая надпись (из Ура) гласит: «Великие боги вручили в мои руки все страны. Я восстановил в стране благополучную жизнь». И хотя, возможно, все эти надписи носят в какой-то мере и заказной характер, а храмы Египта, Вавилонии, Малой Азии, как мы знаем, были обложены податями и должны были направлять рабов для работ в царском хозяйстве владыки персов, в целом политику Кира, Дария или Камбиза можно считать если не прогрессивной (далеко от того), то весьма сдержанной для того времени.

В Цилиндре Кира, например, сказано: «Кир обращался справедливо с черноголовыми (вавилонянами)… Все жители Вавилона и всей страны… князья и наместники склонились перед ним в поклоне и облобызали его ноги, радуясь и сияя, что царство у него. Они с радостью приветствовали его как владыку мира, с помощью которого они вернулись от смерти к жизни». Следует, конечно, опустить восторженный эпитет – «радуясь и сияя». Тем более известно, что, по рассказу вавилонского жреца Бероса, написавшего историю своей страны (290 г. до н. э.), отношение Кира к Вавилону было враждебным. Столицу он взял только после ожесточенного сопротивления и приказал разрушить грозные внешние стены города. И тем не менее историки отмечают: «…мирное и благожелательное завоевание Кира было чем-то новым в истории Месопотамии. Население не уничтожалось, не высылалось, статуи городских богов не разрушались. Вместо этого новый царь (Кир) пробудил в религиозной, политической и экономической жизни Вавилона радостные ожидания».

Древней столицей государства Кира II были Пасаргады, священный город Ахеменидов. Город известен с IV тысячелетия до н. э. и был расположен на высоте 1900 м над уровнем моря в 80 км к северу от Персеполя. К настоящему времени от дворцов Кира остался лишь один каменный рельеф, украшающий стену, а на нем надпись: «Я – Кир, царь, Ахеменид». Боги, как же скоротечна слава мирская.

Данники персов. Рельеф из Персеполя

Разумеется, политика победителей-персов в отношении покоренных стран и народов была традиционной. Страны поставляли рабов, богатства, ресурсы, контингенты войск для очередных походов, ремесленников и строителей – для создания грандиозных дворцов. О сооружении одного такого дворца в Сузах Дарий I сообщал: «Земля была вырыта глубоко, гравий засыпан, сырцовый кирпич формован – вавилонский народ (все это) сделал. Кедр доставлен с гор Ливана. Ассирийский народ доставил его до Вавилона, а в Сузы его доставили карийцы и ионийцы. Дерево доставлено из Гандхары и Кармании. Золото, которое здесь использовано, доставлено из Лидии и Бактрии. Самоцветы, лазурит и сердолик, которые использованы здесь, доставлены из Хорезма, серебро и эбоновое дерево из Египта, украшения для стен из Ионии, слоновая кость из Эфиопии, Индии и Арахосии. Каменные колонны, которые здесь использованы, доставлены из селения Абираду в Эламе. Работники, которые тесали камень, были ионийцы и лидийцы. Золотых дел мастера… были мидийцы и египтяне. Люди, которые инкрустировали дерево, были мидийцы и египтяне. Люди, которые формовали обожженный кирпич, были вавилоняне. Люди, которые украшали стену, были мидийцы и египтяне». Как видите, многие в поте лица трудились на персов.

Терраса в Персеполе, столице персов

Был среди данников персов и «избранный народ». Что делали евреи в Персидской монархии? Обслуживали персов… Евреи восторженно приветствовали войска царя Кира, когда тот вторгся в Вавилонию (539 г. до н. э.). Кир, овладев страной, тут же отменил реформы Набонида, привлек на свою сторону жрецов и разрешил изгнанникам из Иудеи возвратиться в Иерусалим и восстановить разрушенный храм. Об этом говорится и в знаменитом декрете Кира от 538 года до н. э. (своего рода «хартии иудейской свободы»). Декрет дошел до нас в двух редакциях – на еврейском и арамейском языках. В дословном переводе еврейский текст гласит: «Так говорит Кир, царь Персидский: все царства земли дал мне Господь, Бог небесный, и он повелел мне построить ему дом в Иерусалиме, что в Иудее. Кто есть из вас (то есть из слушавших про это заявление), из всего народа, да будет его Бог с ним – и пусть он идет в Иерусалим, что в Иудее, и строит дом Господа, Бога Израиля, того Бога, который в Иерусалиме». При этом в арамейском тексте даны размеры храма и содержится распоряжение оплатить расходы по его постройке из царской казны, а также вернуть в Иерусалим храмовую утварь, увезенную Навуходоносором. Обе редакции декрета считаются подлинными.

Можно себе представить охватившее евреев воодушевление. Как известно, первая группа переселенцев, насчитывавшая несколько тысяч человек, покинула Вавилонию в 538 году до н. э. Большинство возвратившихся поселилось в Северной Иудее, так как их Иерусалим был разрушен. Но все же при царе Дарии постройка храма завершилась (516 г. до н. э.). Последующие двести лет евреи Иудеи будут находиться под властью персов.

Трехъязычная золотая закладная плита Дария из Персеполя

И все-таки евреи, похоже, были единственными (разумеется, кроме персов), кто оказался в выигрышном положении после побед Кира. Источники указывают, что с падением Вавилона и с распространением персидской власти (по выражению книги Эсфирь, на 127 областей «от Индии до Эфиопии») перед иудейскими изгнанниками открылись широкие возможности и перспективы на поприще торговой деятельности. В 13–14 гл. Книги Исайи говорится о мидянах (в похвальном тоне), что они «не ценят серебра и не пристрастны к золоту». Поэтому иудеи, которые, напротив, как известно, весьма пристрастны к тому и к другому, расползаются по всей персидской монархии. Стремительно растет их влияние и значение в экономической и общественной жизни. «В персидском царстве, – пишет А. Тюменев, – они стали представлять серьезную общественную силу, порой достигая весьма влиятельного положения. Наряду со старыми иудейскими общинами в Месопотамии, сохранившимися с вавилонского плена, возникают довольно крупные поселения иудеев уже и в собственно персидских городах; и прежде всего в столичном городе Сузы, где им в короткое время удалось обрести значительное влияние и высокое положение».

Лавка на восточном базаре

В повести «Эсфирь», действие которой приурочивается ко времени царствования Ксеркса, говорится о существовании значительного еврейского поселения в Сузах. Кстати, там и выдвинулся пророк Неемия, занявший видную должность и добившийся влиятельного положения при персидском дворе. Иудеи представляли народ, широко разбросанный и рассеянный по всем областям персидского царства.

В Персии им удалось взять в свои руки немалую часть экономики, торговли и денежные операции. Преимущественно это были все же восточные области царства (территория бывшей нововавилонской монархии и собственно Персии). На побережье Малой Азии, в областях, занятых греческими колонистами, они, видимо, встречались еще относительно редко. Столь мощным и решительным было это «мирное вторжение», что персы в первое время даже растерялись. Когда же они спохватились, было уже поздно – многие ключевые посты в финансах и торговле, видимо, оказались в руках иудеев. Иначе просто невозможно объяснить указ царя об истреблении иудеев. Персы ведь отнюдь не кровожадны, но этот указ был разослан во все 127 областей персидского царства. По случаю этого указа, как говорится в повести «Эсфирь», «во всякой области и месте, куда только доходило повеление царя и указ его, было большое сетование у иудеев». И еще более велика была их радость, когда указ отменили.

Все же следует признать, что для определенного периода, когда анархия и постоянные войны раздирали эйкумену на части, а народы ввергались в распри и междуусобицы, власть единой державы могла представлять некое сдерживающее начало. Тем более выяснилось, что когда персидские войска захватывали города, они в общем и целом вели себя весьма сдержанно. Так было при взятии Вавилона, где войска охраняли храмы (особенно Эсагилу), грабежи и их осквернение не допускались. Персы вели себя если и не «образцово», то по крайней мере более цивилизованно. Это объясняется целым рядом причин. Во-первых, Кир был благодарен вавилонским жрецам за их измену Набониду. Тот подолгу не жил в Вавилоне и пренебрег обрядами (отменил жертвы Мардуку, то есть приношения жрецам).

Дж. Уотерхаус. Жрица (магический круг)

Понятно, что жрецы возненавидели его и заключили союз с врагом – персидским царем. Они даже побуждали его к нападению на Вавилон. Во-вторых, когда персы выступили в поход против Вавилона, их к победе привел не кто иной, как прежний наместник Набонида – Гобрий, который и вступил без боя в Вавилон (539 г. до н. э.). В-третьих, вавилоняне встретили Кира (как он признал и сам) как освободителя. В Цилиндре Кира говорится, что сам бог Мардук сопутствовал ему «как друг и товарищ», без боя и битвы дал вступить в Вавилон и «пощадил град от утеснения». Признав культ города, он завоевал на свою сторону симпатии многих. «Все жители Вавилона, весь Шумер и Аккад, вельможи и наместники склонились перед ним и целовали его ноги; они радовались царству его, и сияли их лица». Взятие Вавилона сделало Кира властителем над Халдейским царством… Вавилон продолжал при нем процветать. Характерно, что такой же политики следовали наиболее известные преемники Кира – Камбис и Дарий. Вавилон будет сохранять ранг столицы наряду с Экбатанами и Сузами. Персидские цари и сами подолгу жили в Вавилоне, а дворец Навуходоносора стал резиденцией персидского сатрапа. Когда случались восстания против персов, то зачинщиков казнили, но город обычно не трогали. Включение Вавилона в огромную державу Ахеменидов дало городу многочисленные экономические и торговые преимущества. Через город, как и прежде, шли важнейшие караванные пути, тут функционировали банкирские и торговые дома, велось интенсивное строительство.

Разумеется, такая политика была выгодна прежде всего самим персам. Получаемые персами с Вавилона налоги были наибольшими по сравнению с иными сатрапиями. И лишь при очередном восстании (Шамаш-ирба) взбешенный Ксеркс, тот, что «высек море», решил в назидание непокорным «высечь» и Вавилон: он разрушил Эсагилу, Этеменанки, разграбил город, приказал вновь снести его укрепления, арестовал и выслал ряд жрецов, а также приказал расплавить статую бога Мардука, перед которым совершались культы. Вавилон лишился своей самостоятельности.

Многие народы оказали мужественное сопротивление персам… Одним из таких народов были скифы. В 530 году до н. э. Кир II вознамерился покорить союз кочевых племен, живших за Амударьей. Племена именовались массагетами, а во главе их стояла царица Томирис. В отличие от обычных мирных земледельческих племен они были прекрасными воинами и имели тяжелую конницу. В бронзовые панцири облачались как воины, так и кони. Вначале Кир прибег к хитрости. Решив обмануть царицу, он предложил ей замужество. Умная Томирис заметила, что она уже немолода для брака, а если ему нужна власть, пусть царит в своей стране, а она будет царствовать на своей земле. Лучше жить в мире, но если он все же хочет узнать, какова скифская женщина в битве, она и против этого не возражает.

Кир в образе гения

Тогда коварный Кир прибегает к хитрости. Зная страсть скифов к вину (ранее и мидийцам однажды удалось, под предлогом дружеских чувств, напоить победителей-скифов и всех их перерезать поголовно, пока те спокойно почивали после пиршества), он приказал собрать всех слабых и неважных воинов и двинуть тех на скифов, наказав выполнить намеченный им план (приготовить обильную трапезу и выпивку еще перед появлением врага). Скифов возглавлял молодой сын царицы Томирис. При первой же стычке скифы легко и без труда разбили передовой отряд отданных в жертву персов, а затем сели за столы и стали бражничать, отмечая победу. Тогда, переправившись через Амударью, на них обрушилось всей своею мощью главное войско самого Кира. Он перебил большую часть скифов, многих полонил, включая сына царицы (было убито и взято в плен около 150 тысяч человек). Даже если эта цифра преувеличена, она дает представление о размерах катастрофы. Узнав о несчастье, царица попросила Кира отпустить сына, а самому убраться восвояси. Тогда она обязалась не мстить коварному персу. Но Кир и не думал выполнять ее просьбы. В плену молодой царь, сын Томирис (чья страсть к вину и глупость сгубили столько соотечественников), от позора и отчаяния наложил на себя руки. Разгневанная Томирис, пылая жаждой мести, двинула на Кира все свои войска (якобы войско насчитывало триста тысяч мужчин и двести тысяч женщин).

Гробница Кира в Пасаргадах

Грянула битва, одна из самых жестоких и кровавых в древней истории. Кир был разбит и погиб. Согласно одной из версий, предводительница скифов велела отрубить завоевателю Киру голову, погрузив ее в мешок, наполненный кровью, чтобы кровожадный враг насытился ею сполна. Обращаясь к голове Кира, царица сказала: «Хотя я осталась в живых и одержала большую победу, но не радует она меня; не искала я вражды с тобой, а ты пришел и коварством погубил моего юного сына. Ты всегда жаждал крови, так напейся же ею досыта в этом мешке, кровопийца». Таковы были наши первые знакомства с персами на поле брани. Хотя, согласно Ктезию, Кир погиб в борьбе против бербисов, народа, жившего на границе Индии, Ксенофонт утверждал, что Кир, процарствовавший двадцать девять лет (558–529 гг. до н. э.), скончался просто от старости. Ему якобы во сне явилось некое лицо, сообщившее, что пора ему уже собираться в последний путь – «к богам». Царь принес жертвы богам, простился с женами, детьми и друзьями, дал последнее напутствие сыновьям и умер. Из всех памятников в Пасаргаде, бывшей столице Персии, от него остался один, довольно скромный монумент, фактически – груда камней.

Изображение амазонок

Персы нередко прибегали к услугам дипломатии, пропагандистским и политическим уловкам. В этой связи представляет интерес надпись на гробнице Дария I. На одной из них (Накширустемской надписи b), как и в речи Дария у Геродота, царь участвует в диспуте между заговорщиками, которые убили мага Гаумату и тем самым расчистили ему путь к трону. В споре три стороны доказывают преимущества того или другого политического строя для Персии: Отана восхваляет демократию, Мегабиз – олигархию, Дарий же – монархию. Могли ли персы, приверженцы сатрапий и тирании, вдруг выступить в пользу демократии? Возможно ли такое в принципе? Вначале удивился и Геродот. Рассказывая о первом походе Мардония на Грецию (492 г. до н. э.), историк приводит мнение Отаны о преимуществах демократии: «Проезжая вдоль берега Азии, Мардоний прибыл в Ионию, и там случилось величайшее чудо, которое я хочу сообщить тем из эллинов, которые не хотят верить, что Отана высказал мнение семи персам о необходимости демократии для персов: Мардоний сместил всех тиранов ионинян и восстановил в городах демократии». За подобное утверждение Геродоту крепко досталось от современников. Его упрекали в «лживости», в «проперсидских» настроениях. Нечто похожее, как мы позже убедимся, случилось и с Ксенофонтом. Однако этим сведениям, полагаю, можно доверять. Мы же приводим их тут только потому, что не хотим, чтобы наш читатель стал жертвой присущих Западу (уже тогда, 2500 лет тому назад) и грубо насаждаемых в нынешней России стереотипов. Дескать, якобы лишь в Европе и США (у греков, римлян, европейцев, американцев) может быть настоящая, нормальная демократия.

Реконструкция жилища в Восточном Иране

После певца демократии, Отана, выступил Мегабиз. Он ратовал за олигархию, уверяя, что это самый совершенный политический строй, так как у власти оказываются «лучшие люди» (богачи). Дарий, выступавший третьим, не принял ни демократию, ни олигархов. Ему была больше по душе монархия. Чем же Дарий мотивировал свой выбор? Он считал, что монархия хороша тем, что позволяет защищать народ от насилия знати и защищать знать от насилия народа. Как заметил В. Струве, этот тезис полностью совпадает с установкой Солона, который похвалялся тем, что прикрывал своим крепким щитом и знать и народ, не давая возможности несправедливо одерживать победу ни той, ни другой стороне. Возможно, Дарий, подобно греку Солону, видел свою главную роль, свою историческую миссию в защите народа от хищнической политики олигархов и племенной знати?

В то же время, принадлежа и сам к знатному роду, он не желал отдавать и элиту на растерзание плебсу. В то же время в надписи Дарий подчеркивает свою исключительную роль как творца мира для народов своей державы. Во время восстаний и интриг, которые затевают честолюбивые правители, как всегда, особенно страдал народ. В восстаниях случалось, что «один другого побивал». Дарий же достиг, волею Ахурамазды, того, что «один другого не поражает, но на (своем) месте каждый пребывает». Законам его вынуждена была подчиняться и знать: «Что касается закона моего, (то) его они боятся, так что сильный простолюдина не поражает и не притесняет».

О ком шла речь? С одной стороны, это высшая сановная знать Персии. С другой, простой народ, включая народ-войско племен Ирана. Поэтому еще раз подчеркну: и в своей надгробной надписи, и в надписи на Бехистунской скале Дарий упорно проводит одну мысль. Он – за монархическое правление, ибо только при этом возможна демократия для народа и обуздание самоуправства олигархов. Он говорит: «Ни над простолюдином, ни над знатным я не совершал насилия». Будучи справедливым или, вернее, полагая быть справедливым (что ни одно и то же) по отношению к народу и к знати, Дарий стал называть себя «судьей» и «законодателем» («framataram»). Напротив, олигархи, утверждал Мегабиз, в равной мере хотели избежать «своеволия самодержца» и «своеволия разнузданного народа». И, разумеется, установить свое собственное «своеволие олигархов». Последнее куда хуже.

Надо бы отметить и еще одну (в целом довольно похвальную) черту персидских нравов и их законов. Дарий осторожно относился как к выявлению и наказанию «врагов», так и к приближению и осыпанию милостями «друзей». Геродот причисляет к установлениям персов, заслуживающим одобрения, обычай, согласно которому «ни царь сам не казнит никого за одну провинность, ни кто-нибудь другой из персов не предает смерти никого из своих рабов, провинившихся лишь один раз. Только после тщательного размышления и если он установит, что совершенные преступления более многочисленны и более значительны, нежели оказанные услуги, лишь тогда перс дает волю своему гневу». Далее Геродот говорит о решении, которое принял Дарий относительно правителя эолийской Кумы Сандокеса в связи с совершенным им преступлением. Сандокес, сын Фамаспы, «будучи одним из царских судей, постановил за деньги несправедливый приговор». Дарий приказал преступника распять… Ей-богу, очень даже демократично! Сандокес уже висел на кресте, когда Дарий после тщательного размышления все же пришел к выводу, что заслуги его по отношению к дому царя «более многочисленны, чем его преступления». Поняв это и осознав, что «он поступил скорее поспешно, нежели мудро», Дарий велел его помиловать. Если помните, греческие и римские судьи и чиновники (как и русские) занимались поборами совершенно спокойно, почти не подвергаясь наказанию. Их даже награждали за их «труды» орденами и медалями.

В этом смысле персидские законы и обычаи, видимо, гораздо предпочтительнее для Азии. Правда, случались и огрехи. Когда Дарий однажды решил исправить свою же ошибку и помиловать правителя Милета, Гистиэя, оказавшего ему услугу во время похода на скифов, он не успел вмешаться. Гистиэй, подняв ионян против персов, затем сдался на милость Дария, рассчитывая на благородство царя. Гистиэя казнили, а его забальзамированную голову отослали Дарию в Сузы. Правда, некоторым «утешением» мертвецу стало то, что его прах похоронили с почестями.

Дарий I (522–486 гг. до н. э.) был многогранной личностью. Основанное Киром царство он укреплял и обустраивал. По его приказу велось активное строительство на территории монархии. Сооружались дороги, соединявшие различные концы царства – от Эгейского моря до Суз, от Вавилона в Бактрию, и другие. После 518 года, по распоряжению Дария, был восстановлен канал от Нила до Суэца. Известно, что канал был прорыт еще при фараоне Нехо. Однако со временем его занесло песком и он стал несудоходен. Стратегически канал представлял собой важнейшую артерию, ибо он соединил Египет коротким путем через Красное море с Персией. Кроме того, благодаря каналу становился более удобным и доступным путь в Индию.

Персеполис – столица персов. Реконструкция

При Дарии была основана знаменитая резиденция в Персеполе. Дворец в Персеполе занимал территорию 3 600 кв. м, вмещая 10 000 человек. Потолок поддерживали 72 изящные колонны. Дворец имел лестницу. На рельефах ее изображены представители 33 народов Ахеменидской державы, несущих подарки и дань персидскому царю. Иранцы называли Персеполь «Тахтэ Джемшид» – «Трон Джемшида» (так величали легендарного персидского царя). В поэме Фирдоуси «Шахнаме» царь выведен как могущественный повелитель, якобы обладавший волшебной чашей, в которой можно было увидеть весь мир, все, что в нем происходит. Подобно Джемшиду, что мог творить чудеса, Дарий также решил возвести сказочный город – у скалистой горы Кух-и-Рахмат («Гора милостей»). По его приказу на гигантской платформе (площадью в 500 ґ 350 м, высотой в 20 м) были воздвигнуты удивительные сооружения. Тут поднялись дворцы, были проложены водопровод и система канализации. Поистине замечательным творением явилась лестница со 106 ступенями восьмиметровой ширины. Она вела к залу с резными колоннами, что был назван «Ворота всех народов». Через него шли посланцы народов к Дарию с подношениями и выражениями восторга и поклонения. Здесь же находилась Ападана – парадный дворец, построенный при Дарии I и его внуке Ксерксе. Огромный квадратный зал опирался на 72 каменные колонны и был жемчужиной древней персидской архитектуры (площадью в 1000 кв. м). Колонны украшены были рельефами, отражающими стороны из придворной жизни. Можно представить себе, сколь величественное зрелище развертывалось перед восседавшим на троне царем, к которому направлялись подданные, гости, пленники. К счастью, запечатленные в камне по обеим сторонам лестницы, на ее стенах картины и барельефы уцелели, сохранившись до наших дней.

На них предстают воины с конями и колесницами, сановники, правители, жители Вавилона и т. д. Им светит крылатое солнце, которое поддерживают два льва с головами людей. Утверждают, что во время приемов в Персеполе одновременно собиралось до 10 тысяч человек. К югу от Ападаны лежат руины зала совещаний – Трипилиона, к востоку – руины «Зала ста колонн», тронного зала царя Ксеркса. Этот зал еще более грандиозен, чем Ападана, над его сооружением трудились 10 000 мастеров. Особое внимание царь уделил созданию колоссальной сокровищницы, состоявшей из множества залов площадью в 11 000 кв. метров. Двери ее когда-то были облицованы золотыми пластинами (небольшой кусок такой пластины был найден археологами в 1941 г.). Пластины украшали различного рода орнаменты. Говорят, Александру Македонскому понадобилось 300 верблюдов и множество мулов, чтобы вывезти все сокровища персов. Персеполь создан был для празднеств и торжеств. Раскопки тут ведутся, и Музей продолжает пополняться удивительными находками.

Ручка вазы в виде козерога

Ахеменидский ритон

Представляет интерес и организация Персидского царства. В его победные годы оно представляло монархию, простиравшуюся от греческого моря до Гималаев, от африканской пустыни до степей Аральского озера. Главными скрепами империи были армия и бюрократия. Дройзен в «Истории эллинизма» подчеркивал, что мощной культуры, которая могла бы переделать побежденные народы, как это делали греки или культуры Вавилона и Ассирии, у персов не было. Религия света, составлявшая главную идейную силу персидского народа, не могла привлечь к себе большое число сторонников. Поэтому больше приходилось надеяться на военную силу и прочность дисциплины. Однако не стоит приуменьшать заслуги и таланты персов. Дарий провел реформу административной системы империи (у персов в разное время было от 20 до 31 сатрапий), создал почту, упорядочил систему налогообложения, принял монетную систему («дарики»), установил официальный государственный язык, реорганизовал армию.

Дройзен впадает в явный европоцентризм и гиперэллинизм, пренебрежительно говоря: «Эта организация была полной противоположностью тому, как развивался греческий мир: в Греции мы находим один народ, разделившийся на тысячи вполне автономных кружков, из которых каждый жил своей изолированной жизнью благодаря неисчерпаемому богатству их подвижного и оригинального ума, – в Персии множество наций, по большей части уже отживших и неспособных устроить свою собственную жизнь, были сплочены в одно силой оружия и удерживались строгим и гордым превосходством персидского народа и персидского царя, «богоподобного человека», во главе их». Вместе с тем даже он не может не признать достоинств, присущих персам как великому народу. Выясняется, что персы не отнимают у других народов «их индивидуальности и привычного им образа жизни», и даже охраняют ранее установленные самими народами порядки (то, чего требует их право) и религии.

После того как персы покорили лидийское царство (страну Креза), известное своим богатством, они многое переняли у него в нравах и особенно в одежде. Ведь лидийцы тогда занимали господствующее положение в этой области в Малой Азии. Во всем мире широкой известностью пользовались лидийские ткани, продукция их ткачих и красильщиков. Они соперничали с финикийскими изделиями. Особенно славились красильни лидян. У греков вошло в поговорку отмечать особое великолепие «сардской краски» (ярко-красный цвет получали из цветов сандалового дерева). Поэт Вергилий в «Энеиде» говорит, обращаясь к азиатам: «В яркий шафран, в пурпур блестящий окрашены ваши одежды». Среди ткацких изделий высоко ценились сардские ковры с коротко остриженным ворсом, прозрачные и тонкие ткани с островов Коса и Амаргоса. По словам Геродота, знатные мидяне во время Креза, помимо их одноцветных, пурпурных одежд, носили и разноцветные платья. Одежды обычно делались (в подражание фракийским и понтийским народам) из клетчатых материй и были похожи на пестрые одежды египтян или заимствованы у других народов Ближней Азии.

Лидийско-фригийские и персидские одежды

Такие одежды, особенно отделанные золотыми рисунками, стали очень популярны и у персов. На примере тех же одежд мы видим, сколь мощным являлось культурное влияние народов друг на друга. Каждый мог заимствовать у других что-то, что ему понравилось. Понтийские народы, в том числе жившие по соседству с греческими колонистами скифы, любили украшать одежды золотыми рисунками, вотканными или нашитыми. Вдобавок они иногда нашивали разной величины и формы золотые бляхи с затейливой искусной чеканкой, придавая им форму звезд, как у древних ассирийцев. Если греки и римляне наготы не стыдились, нося тунику или тогу, то восточные народы предпочитали плотно закрывать тело. Красивая шапка или богатая головная повязка дополняли головной убор. Поэтому мы часто видим восточные народы в шапках. Овидий по этому поводу как-то шутливо заметил, что Мидас носил фригийскую шапку для того, чтобы прятать под ней ослиные уши, которыми его наградил бог Аполлон.

Реконструкция древнего царского захоронения

Персы относились терпимо ко всем религиям. Заботясь о торговле и благосостоянии, они оставляли покоренным народам их родовых князей, если те изъявляли покорность и готовы были платить дань. А чтобы удержать власть, во главе военной и административной организации территорий поставили мидян и персов. Начиная с Кира, который не только оставил Астиагу, царю Мидии, все удобства, вина и почие мелкие радости, а его народу – обычаи, церемонии и нравы, другие пойдут тем же путем. Поэтому многие греческие правители, как впоследствии убедимся, воспринимали персов как союзников и друзей. Для иных персы были даже ближе, чем соотечественники, их смертельные враги и конкуренты. Показателен отрывок из Геродота, где спор ведут афинянин Мильтиад и милетянин Гистией. Спор идет о том, чье же покровительство стоит предпочесть – скифов или персов. Мильтиад выступал за союз со скифами, а Гистией – за союз с персами. Последний говорил так: ныне, благодаря Дарию, «каждый из них царь в своей области, по ниспровержении же власти Дариевой ни он не сможет властвовать над милетянами, ни кто другой над кем другим, ибо каждый город захочет скорее народоправства, нежели самовластвования». Все ионяне согласились с мнением Гистиея.

Правда, как уже говорилось, при каждом национальном властителе персы ставили своего наместника (сатрапа) с доверенными лицами. Они собирали с народа дань, набирали воинов на службу царю персов и вообще следили за поведением всех подданных. При сатрапе находился своего рода начальник особого отдела, «глаза и уши царя», который имел право даже сместить наместника с его поста. Что же касается персов, то они, как народ-господин, понятное дело, денежных налогов не платили. Однако это не означает, что они были полностью освобождены от всех тягот (натуральных поставок). Всего подчиненные народы выплачивали в казну персов около 7740 вавилонских талантов серебра (1 талант – 30 кг). Существовала, разумеется, и система подарков, направляемых царю персов в памятные даты.

Власть царя поддерживала как отборная гвардия персов (десять тысяч «бессмертных»), так и сеть дорог по всему царству, с почтовыми станциями и эстафетами, находящимися в постоянной готовности, с крепостями, воздвигнутыми около важных пунктов и у проходов на границах. Примерно двадцать сатрапий, на которые было поделено царство персов, управлялось высшими чиновниками (сатрапами), за которыми сохранялся постоянный надзор верховного царя. Строгость религии персов, военная подготовка, правильное воспитание, а также строжайшая дисциплина и суровое правосудие усиливали власть персидского владыки. «Горе сатрапу, – заключает Дройзен отрывок о персидском государственном устройстве и нравах персов, – который мало заботится о земледелии, о благосостоянии своей провинции и об орошении, который не разводит парков, в провинции которого убывает народонаселение или отстает культура почвы, который угнетает подданных: по воле царя и мыслию и делом они должны быть правыми слугами чистого учения; все их взоры должны быть обращены на царя, и только на него; как Ормузд, которого он является изображением и орудием, правит царством света и борется с губительным, замышляющим зло Ариманом, так же и он неограничен, непогрешен, выше всех и вся». Пожалуй, из всех черт, которые отличали «благородных персов», грекам более всего импонировало их единство. Как раз единства грекам и недоставало, ибо те-то как раз и жили в вечной сваре.

Персидский сатрап перед изображением великого царя

Конечно, для нынешних европейцев или американцев кажется крайне удивительным, что племя кочевых всадников, пришедшее бог весть откуда, возможно, из северных степей России, вдруг «взяло на себя заботу о цивилизованном мире и не разрушило цивилизацию, а расширило ее». Возможно, истоки иранцев лежат где-то в скифских просторах, о чем говорят и находки вблизи р. Оби скифско-персидских ковров, и собрания золотых и драгоценных предметов из раскопок у деревни Саккиз (от «сакай», то есть скиф) – тут использованы мотивы скифского и персидского анимализма, и находки бронзовых изделий Луристана, вероятно, сделанные завоевателями-арийцами, мастерами из кочевых племен (скифами или персами). Кир, как известно, проложил дорогу завоеваниям Александра Великого.

Когда в дальнейшем мы будем говорить о заслугах Александра, о том, что он продвинулся далеко на Восток, в Индию, донес «свет греческой культуры» парфянам, основал греческое государство в Бактрии, сделал шаг к сближению народов и т. п., не будем никогда забывать, что история в древности шла прежде всего под знаком зодиака Востока, а не Запада. Вообще в культурном влиянии нет одного действующего лица, это как минимум два партнера, но на самом деле их гораздо больше. Поэтому можно согласиться с заключением Г. Лэмба. Он пишет: «Но этот поток имел два направления. Почти ничего обычно не говорится о том, что пришло после Александра из Персии на Запад. Концепция золотой дороги в Самарканд могла возникнуть тогда, когда богатства из далеких Китая и Туркестана стали прибывать в Александрию на Ниле. Приемы восточной архитектуры применялись при строительстве Рима; бронзовые и глазурованные изделия проникли в западные страны и были освоены ремесленниками, а с культурой Митры пришли таинственные верования, нарушившие самообладание Рима». Вместе с тем некоторые до сих пор считают, что истинно великим царем, оставшимся в человеческой памяти, был не македонец, а перс. Борьба за влияние над миром усиливалась, и наиболее, пожалуй, ярким образцом такого противостояния («битвы цивилизаций») явилась схватка персов и греков – схватка меж Востоком и Западом.

Запад есть Запад, Восток есть Восток…

(Р. Киплинг)

Между первой «мировой державой» – империей Ахеменидов, как и созданной позже иранцами, парфянами и персами Аршакидской и Сасанидской державами, с одной стороны, и эллинистическим и греко-римским Западом, с другой, возникло неизбежное противоборство. У этого противоборства было несколько составляющих – идейно-политическое, военное, религиозное, экономическое и культурное. На них и остановимся в последующем повествовании. В древности важным фактором, определявшим положение той или иной страны, того или иного народа, был «фактор происхождения». В борьбе за лидерство в мире большое значение имели древность народа и его родословная. Греки строили свои представления о древних азиатских монархиях с учетом собственной истории и мифологии. Еще до Геродота среди них распространилось мнение, что древние правители азиатских народов происходили от греческих легендарных персонажей. Отсюда представления о связи Персея с персами и Медеи – с мидянами. Так, Геродот писал, что в Лидии (в Нижней Азии) некогда правили Гераклиды; первым из них был сын Нина, правнука Геракла. Нин же считался первым царем Ассирии. Таким образом насчитали 22 поколения Гераклидов, царствовавших 505 лет, и еще 5 поколений Мермнадов, царствовавших 170 лет. В Верхней же Азии, как сообщал Геродот, 520 лет господствовали ассирийцы, потом 150 лет мидяне (каждый царь назван поименно и с указанием лет правления), и, наконец, власть перешла к Киру, который, завоевав Лидию, объединил тем самым Верхнюю и Нижнюю Азию. Однако вся эта хронология фиктивна. Нас она интересует лишь потому, что показывает, как идеологи и историки Запада уже тогда волюнтарно привязывали правление, государственность азиатских монархий к западной системе ценностей (в данном случае к Гераклу). Таким же образом русскую историю сознательно, злонамеренно и необоснованно привязали к норманнам.

Краснофигурный кратер

Хотя, разумеется, все (в том числе греки и персы) постоянно участвуют в культурных и торговых контактах. Даже битвы и сражения преследовали торговые и культурные цели, хотя внешне эти интересы, казалось бы, отодвигались на второй план. После того как войска Кира, перейдя южную цепь Кавказских гор, достигли побережья Черного моря, где располагались торговые поселения ионических греков, интерес к культуре и достижениям Ионии среди персов возрос. В скифских степях не было ни городов, ни гаваней, но лишь курганы покойников, их стражи, да еще женщины-воительницы. Сарматские гробницы он разграбил, но подлинные богатства лежали там, где протекала бурная жизнь тогдашнего «цивилизованного мира». Греческие полисы в Ионии признали власть Кира, когда их отказалась поддержать Спарта. Прав был лидийский царь Крез, говоря, что греки могут прийти к соглашению лишь по одному вопросу – ни за что не найдут согласия между собой. Они то и дело воевали друг с другом, соперничая во всем – от торговли до политики, от философии до дам.

Знатная персиянка

Любопытный от природы Кир, пожелав побольше узнать об их взглядах, религии и культуре, вызвал к себе некоторых философов. Переговорив с ними, он понял, что блага культуры и в самом деле имеют большое значение. Греки с успехом пользовались достижениями цивилизации (повозками, сбруей, рубилами, топорами, часами, картами). Это вызывало у него изумление. Кир посетил Милет, где его без споров признали царем. Там он увидел мраморное надгробие на могиле Фалеса, вычислившего и предсказавшего затмение солнца (это некогда поразило лидийскую и мидийскую армии). Кир отметил, как умело милетяне орошают сады, пуская проточную воду с горных источников по трубам (персы ранее не знали такого механизма). Он даже попросил, чтобы один из их милетских ученых поехал с ним в Пасаргарды. Но Фалес и Анаксимандр уже умерли, а Пифагор находился в ссылке на Самосе. Крез, находившийся у перса на положении скорее гостя, чем пленника, посоветовал Киру послать подарки в святилища греков – в Дельфы и в святилище Милета. Золотые слитки были переданы.

Одежды жителей Малой Армении и финикийцев

Кир повел разумную политику, поняв, что некоторых правителей, жрецов, ученых, философов проще подкупить, тем самым превратив в друзей. Он назначил местным тиранам содержание из тех денег, которые получил от Креза… Внешне власть Кира («Пастуха») не была обременительной. При нем заметно оживилась торговля (вазы, керамика, оружие, зеркала, пряжки, браслеты). Со стороны Ионии прибывали специалисты по ранее незнакомым персам наукам (медицина, математика, астрономия, искусства). Тиран Афин Писистрат не без оснований упоминал предсказание Солона о грядущем с Востока просвещении. В то же время и Коринф, Афины и Фивы почувствовали мощный импульс культуры, идущий с восточного континента. Всех коснулись происходящие изменения. Г. Лэмб пишет, что, возможно, главной значительной переменой в Анатолии был мир. Междоусобные и губительные войны малых городов при господстве персов были прекращены.

Греческий полководец Кимон

Тогда же стали говорить о неизменности законов мидян и персов, которые, по-видимому, запрещали применять оружие. «Они призывали к терпимости в отношении чужих богов, с помощью каких-то невидимых весов ставили на один уровень богатого торговца оливковым маслом и селянина, арендующего землю торговца… Лишь милетские ученые понимали эти законы, но милетяне, как говорили ионийцы, всегда поворачивали паруса в зависимости от направления ветра. Теперь, когда ветер дул с внутренней части Азии, жители Милета повернулись лицом в ту же сторону… Греки были хорошо знакомы с прежними империями: лидийской, египетской, ассирийской. Но это новое объединение всех земель и всех народов казалось безымянным. Самые прозорливые мыслители-политики не рассчитывали, что оно выдержит и пару лет. Лишь очень немногие, и в том числе милетяне, подозревали, что возникло первое мировое государство». Вскоре, однако, выяснилось, что привести столь непохожие друг на друга народы хотя бы к внешнему согласию не только трудно, но и невозможно. Тем не менее Кир остался в памяти людей как царь строгий и справедливый. Персы умели себя ограничивать, их воины были отважны. Позже их нравы и привычки заметно изменились, и далеко не в лучшую сторону. Ксенофонт в «Киропедии» напишет: «Теперь ни один из них (персидских генералов. – В. М.) не выходит на битву без помощи эллинов… В наши дни персы менее религиозны, менее послушны долгу перед своими соплеменниками, менее справедливы к другим людям, менее отважны на войне. Если же кто сомневается в моих словах, пусть он сам изучит их поступки». Во многом этот грек, хорошо знавший обычаи персов, был прав.

Стоит отметить и еще одно обстоятельство. Спор и борьба между Древней Грецией и Ираном были схваткой не только армий, но и образов жизни. Во всяком случае, для начальных этапов противоборства сей фактор играл важную, возможно, даже ключевую, определяющую роль. Тогда греки находились в расцвете своих юных сил. Их отличали скромность, строгость, простота жизненных нравов, равенство и демократия. Рассказ Плутарха о правителе Греции, Солоне, и Крезе, властителе Лидии, видимо, наглядно должен был показать все различия между ними. Эта история была известна еще до Геродота. О ней знал и Аристотель. В ней развивается морализирующая тема преимуществ бедности и скромности. Качества эти противопоставляются богатству, пышности и кичливости. Понятно, что Солон – грек и европеец, а Крез – азиат.

Знатный мидянин в почтительной позе перед «царем царей». Персеполь

История во всех отношениях знаменательная и поучительная… Плутарх пишет, что, когда Солон по приглашению Креза явился в Сарды, столицу Лидии, он, проходя по дворцу, обратил внимание на множество придворных в богатых нарядах, важно расхаживавших в толпе слуг и телохранителей. Пораженный богатством их нарядов, он чуть ли не каждого принимал за царя. Но вот его привели к самому Крезу. На том было надето все, что тот счел возможным надеть на себя (драгоценные камни, золотые украшения, роскошные цветные одежды и т. д.). Солон воспринял все это богатство с полнейшим равнодушием. Он почти не скрывал своего презрения к отсутствию у Креза духовных интересов и к мелочному тщеславию царя. Тогда Крез, полагая, что увиденного им недостаточно, и желая произвести впечатление, велел открыть все сокровищницы, потом показал роскошь своего дворца.

Когда после созерцания этого внешнего великолепия Солона вновь привели к Крезу, тот спросил: знает ли он человека, счастливее его, царя Лидии. Солон назвал Телла, человека высокой нравственности, оставившего после себя достойных детей, храбро сражавшегося за отечество и погибшего со славой. Крезу сие показалось странным. Солон казался ему чудаком и грубияном. Возможно, даже дураком, раз он не измерял счастье обилием серебра и золота, а жизнь и смерть простого человека ставил выше царского могущества, власти и богатства. Вторая попытка Креза доказать, что он великий счастливец, также завершилась ничем – конфузом.

Голова статуи парфянского вельможи

Возмущенный Крез в гневе воскликнул: «А разве нас ты не ставишь совсем в число счастливых людей?» На это Солон, не думая льстить царю, но и не желая его раздражать, заметил, что эллины тем отличаются от Креза, что бог дал им «способность соблюдать во всем меру». Вследствие этого их ум и нравы, как и их поведение, ближе к простонародному, нежели к царскому. К тому же они понимают, что в жизни всегда возможны превратности судьбы. Судьба переменчива: сегодня ты богат и красив, здоров, а завтра? К каждому незаметно подкрадывается будущее, а оно ведь полно случайностей. Называть счастливым человека при жизни, когда он подвержен стольким опасностям и случайностям, – это все равно, что провозглашать победителем и венчать венком атлета, когда еще не кончились состязания. Дело пустое и неверное. После этих слов Солон удалился, а Крез обиделся. Донесший до нас эту историю Геродот пишет: «Эти слова Солона были, как я думаю, не по душе Крезу, и царь отпустил афинского мудреца, не обратив на его слова ни малейшего внимания. Крез счел Солона совершенно глупым человеком, который, пренебрегая счастьем настоящего момента, всегда советует ждать исхода всякого дела». Баснописец Эзоп, находившийся в Сардах по приглашению Креза, также упрекнул Солона за столь резкую отповедь. Он сказал ему: «С царями, Солон, надо говорить или как можно меньше, или как можно слаще». На это Солон возразил: «Нет, клянусь Зевсом, или как можно меньше, или как можно лучше». Будущее вырастает из настоящего. Поэтому тот, кто мудр и благоразумен, может с большей или меньшей уверенностью, но все же с некоторой надеждой глядеть в будущее, не опасаясь подвоха со стороны судьбы.

Жизнь показала правоту греческого мудреца… После поражения в битве с Киром Крез потерял свою столицу и был взят в плен. Ему предстояла, отмечает Плутарх, печальная участь быть сожженным на костре. Костер был уже готов и его, связанного, возвели на него. Персы предвкушали захватывающее зрелище. Тогда Крез, насколько хватило голоса и сил, трижды воскликнул: «О Солон!» Кир очень удивился и послал спросить, что это за бог или человек – Солон, к которому одному взывает он в таком безысходном положении. Крез рассказал ему и о встрече с эллинским мудрецом, и о разговоре между ними. Увидев, сколь точно предсказал Солон возможный поворот в жизни, Кир сделал выводы и изменил прикааз. Он не только освободил Креза, проявив милосердие, но и отнесся к нему с уважением. «Так прославился Солон: одним словом своим одного царя спас, другого вразумил», – заканчивает сюжет Плутарх. В действительности, царь Крез, вероятно, погиб при взятии Сард (при пожаре). Античная литературная традиция (Геродот и другие) приукрасила это событие и «оживила» царя, продлив ему жизнь в истории.

Сожжение богача (Креза). Греческая ваза

У персидской монархии были как сильные, так и слабые стороны. Сильные стороны включали: огромную и мощную армию, умение при достижении поставленных целей сочетать силу и дипломатию, религиозно-культурную терпимость и т. д. Слабые стороны вытекали из самого характера и размеров восточной деспотии: пестрота империи, слабая военная подготовка и дисциплина войск, сложность в управлении такой территорией, любовь к роскоши и гедонистические наклонности двора, ненадежность и непрочность союзов, ну и традиционная нерешительность.

Город на Ниле

Обрисуем (в качестве примера) поведение персов в Финикии и Египте… Начиная с Дария I власть персов над Египтом все время находилась как бы в подвешенном состоянии. Древний народ, египтяне, не желали мириться с завоевателями. Персидские цари с едва скрываемым презрением относились к жителям и не удостаивали внимания местных богов. Они ничего там не строили, а камень добывали только для нужд в метрополии. Жрецы, видя пренебрежение, часто выступали на стороне восставших. При первой же возможности они истребляли войска Ахеменидов (Дария II). Восстание 411–410 годов до н. э. привело к тому, что Египет в конечном итоге стал независимым. Но по прошествии некоторого времени Артаксеркс двинул на Египет огромную армию. В 374 году до н. э. 200 тысяч персов и 20 тысяч греков-наемников, не считая 300 судов, были направлены в Египет. Правда, фараону Нектанебу I все же удалось отстоять страну, но его трон унаследовал Джехор (Теос), слабый и бездарный фараон. Примкнув к восстанию против персов, тот не смог им противостоять. И тогда фараон не нашел лучше решения, как бежать в Персию под крыло «царя царей». Артаксеркс милостиво назначил его главнокомандующим будущей карательной экспедиции в Египет. Марионетка персов Джехор (Теос) закончил жизнь довольно-таки анекдотично – фараон умер от обжорства.

Персидские воины на верблюдах

Не все цари персов были воинственными. Тот же Артаксеркс, по сообщению Диодора, отличался леностью и миролюбием. В войне против финикийцев, в частности против Сидона, он больше надеялся на помощь предателей, чем на силу своих войск. Сидонский династ Тенн обещал ему сдать город с потрохами. И он действительно сдал персу 100 знатнейших граждан и 500 своих воинов. «Царь, приняв его как друга, расстрелял этих сто как виновников восстания. Когда же явились пятьсот «первых» сидонян с умилостивительными знаками… царь, оставаясь верен неумолимому гневу, расстрелял всех пятьсот… Из-за такого предательства Сидон достался персам. Царь, полагая, что Тенн больше ему не нужен, казнил и его. Сидоняне же до прибытия царя сожгли все корабли, чтобы никто из граждан не был в состоянии искать на них личного спасения. Когда же увидели, что стены заняты многими мириадами солдат, (они) сожгли себя, запершись в домах с детьми и женами. Говорят, что (в этой бойне) погибло от огня, включая домашнюю прислугу, более сорока тысяч. После гибели и исчезновения города Сидона вместе с жителями, царь отдал (для эксплуатации) пожарище за много талантов. Поскольку жители города были (очень) богаты, там нашли много сплавившегося от огня золота и серебра». Собрав после взятии Сидона все войска, царь двинулся далее – на Египет.

Персидские воины

Когда армия персов пришла на землю Египта, Артаксеркс приказал распустить слух, что он будет вести себя гуманно в отношении сдавшихся городов. А так как их гарнизоны состояли из двух народов – греков и египтян и многие египтяне стали оставлять города, то и те и другие, испытывая недоверие друг к другу, стали наперебой сдаваться персам. Такая тактика поощрения предателей оказывалась весьма эффективной в случае с восточными вояками. Фараон Нектанеб II оставил Мемфис и бежал в Эфиопию. Так произошло второе завоевание Египта Артаксерксом. Завоевав Египет, срыв стены важнейших городов, он разграбил все храмы, собрав множество золота и серебра. Мало того, он еще унес из храмов древние документы, которые потом (за большие деньги) продал все тем же египетским жрецам. Египтяне ненавидели его и называли ослом (т. е. Сетом, который после этого стал богом зла). В ответ Артаксеркс заявлял им: «Этот осел съест вашего быка». Он приказал изжарить священного Аписа и тут же съел его, убил мендесского священного овна, а вместо Аписа поставил в храме осла и велел служить ему. Этот случай позволит трезвее оценить власть персов.

Значительная часть древней истории прошла под знаком борьбы греков и персов. В те времена решающее слово в выяснении «кто есть кто» должна была сказать армия. Тот, кто имел сильное, выносливое, мужественное, прекрасно обученное и лучше вооруженное войско, тот, как правило, и становился победителем. Известно, что ядро персидской армии составляли персы и мидийцы, которые начинали служить с 20 лет и ранее. Армия состояла из пехоты и конницы (конницу для армии Ахеменидов поставляли сакские племена, превосходные наездники и лучники). Как и всюду, кавалерия составлялась из представителей знатных родов, пехота же включала обычно простых землепашцев. Ударным отрядом персидской армии являлись так называемые «бессмертные», составленные из знатных воинов. Все они были вооружены длинными копьями. Впрочем, имелись и другие полки «бессмертных». Однако все же самым боеспособным кулаком в армии персов оказались греческие профессионалы-наемники, охотно шедшие на службу.

Персидский боевой слон

Когда в 521 году до н. э. на персидский престол взошел Дарий, ему удалось завершить консолидацию державы. Он перешел в наступление на страны, лежащие на западе. К концу VI века персы покорили Геллеспонт и Фракию, а затем и острова у Малой Азии. Наконец, в ходе греко-персидских войн они вторглись в Аттику, заняв Афины (479 г.). Дарий стал именовать себя «царем всего мира». Персы в то или иное время становились властителями в Индии, Египте, Эфиопии, Ассирии, Малой Азии. Они сражались с греками в Македонии и Фракии, постепенно тесня их.

В ходе первой фазы Пелопоннесской войны персы не смогли воспользоваться расколом в рядах греков. Хотя уже то, что ряд греческих полисов сражались на стороне персов, указывало на острые противоречия в стане греков. «Поодиночке многие члены Делосского союза на материке приняли персидские гарнизоны и направили царю дань. Фарнабаз, сатрап Даскилея, и Тиссаферн, занявший пост верховного военного правителя, совместными усилиями привели всех греков Малой Азии под правление персов. Таким образом, Пелопоннесскую войну за Спарту косвенно выиграла Персия». С большим трудом разногласия внутри стана эллинов тогда удалось преодолеть (да и то далеко не полностью).

Персидский царь перед жертвенником

О том, сколь нелегкой была участь греков под персидским ярмом, показывает пример острова Коса, родины известнейшего врача древности Гиппократа. В начале V века некоторые города Малой Азии, населенные греческими колонами, попытались освободиться от ига персов. Восстание возглавил Милет. Дарий мятеж подавил и организовал карательный поход против Афин и Эретрии, активно поддержавших ионийский мятеж. Царь попросил греческие города помочь ему кораблями (для переброски войск). Так греки оказались перед нелегким выбором – стать предателями, но сохранить в неприкосновенности свои жилища, или, отказавшись, не воевать против своих – и испытать на себе гнев персов. Кос выбрал второе. В «Посольской речи» сын Гиппократа, Фессал, говорил: «Когда Великий Царь с персами и другими варварами участвовал в походе против тех греков, кто не давал воду и землю, наша родина (Кос) сделала выбор: лучше умереть со всем своим народом, чем взяться за оружие и послать морскую экспедицию против вас (афинян) и тех, кто был за вас. Она (Греция) отказалась с благородным великодушием, достойным наших предков, которые называли себя рожденными от земли и Гераклидов (потомков Геракла). Было решено, что все покинут укрепленные пункты острова – их было четыре – и укроются в горах, чтобы там искать спасения. Но какие же тяжкие несчастья нам были при этом уготованы! Опустошенная земля, свободные люди, обращенные в рабство или преданные смерти, город и другие укрепления, так же как и храмы, обращенные в пепел…» Этот мятеж Коса против Персии, видимо, имел место в 490 году до н. э., когда их азиатский флот шел из Киликии по направлению к Самосу. Кос попал под тяжкое иго персов, и освободился он только в 479 году до н. э. после поражения персов у мыса Микале.

Собрав все силы и понимая, что решается их судьба, греки дали решающее сражение у города Платеи в 480 году до н. э. (в Южной Беотии). Греческая армия под командованием спартанца Павсания насчитывала 80 тысяч человек, тогда как персидская, во главе с Мардонием, – 120 тысяч персов и 50 тысяч греческих наемников (беотийцев, локрийцев, фессалийцев, фокидцев) и македонян. Перед битвой греки, как и было положено, обратились с молитвами и жертвами к небу. Это же сделал и персидский вождь. Жрецы предсказали победу своим, но не советовали переходить реку Азоп, по обеим сторонам которой располагались станы противников. Полководцы обеих сторон показали себя искусными воинами. Мардоний дал указание отрезать пути подвоза продовольствия и засыпать ручей, из которого греки получали питьевую воду. Павсаний приказал ночью отступить к Платеям, на более выгодные позиции. Отход главных сил прикрывали спартанцы. Мардоний начал атаку, бросив вперед конницу (у греков ее не было вовсе). Спартанцы приняли первый удар и, отразив натиск, перешли в контратаку. Греческая фаланга доказала свое превосходство над войском персов. Решающую роль в победе сыграл и фактор тяжелого вооружения, которого у персов не было. Греки имели копье, меч, длинный щит, шлем, латы и поножи. «В отваге и силе персы не уступали эллинам, но они были безоружны, неопытны и по ловкости не могли равняться с противниками. Наиболее гибельно для них было отсутствие тяжелого вооружения – им, легковооруженным, приходилось воевать с тяжеловооруженными», – писал Геродот. То, что персы были отважными воинами, продемонстрировал их полководец Мардоний. Во главе лучших воинов он храбро сражался впереди войск на белом коне. Однако военная подготовка греков была лучше, да и оружие их оказалось сильнее. После смерти Мардония персы дрогнули, повернули вспять и вскоре обратились в паническое бегство. Выявилась и гораздо большая стойкость греческого войска в сравнении с азиатским. Персы укрылись за стенами укрепленного лагеря, но афиняне после долгой и продолжительной борьбы пробили брешь в стенах и ворвались в их лагерь. И тогда остатки персидского войска беспорядочно, в полнейшей панике устремились к Геллеспонту.

Два греческих гоплита и лучник готовятся выступить в поход

Преследуя персов, греки убивали их в огромных количествах. Уцелело всего 3 тысячи персов, да еще 40 тысяч персидских воинов, покинувших поле битвы в начале сражения. Шатер Мардония был взят и разграблен. Греческий военачальник Павсаний собрал богатейшие трофеи (золото, серебро, наложниц, животных). Победителям достались разного рода золотые стаканы, чаши и сосуды для питья, серебряные и золотые котлы на телегах, золотые панцири и сабли. Павсаний захватил и золототканный шатер Мардония. В источниках имеется упоминание, что после этого он приказал накрыть для него стол, как это делали для Мардония персы.

Персеполь. Царь Дарий, а за ним его сын и наследник Ксеркс

Когда его приказание было исполнено и все увидели это пышное великолепие, греческий военачальник велел (в качестве шутки) изготовить обычный спартанский обед. Еда спартанцев, как вы знаете, была крайне неприхотливой. Возник поразительный контраст между роскошным столом, убранным золотом, и строгой, почти аскетической трапезой. Позвав своих предводителей, Павсаний, смеясь, сказал: «Эллины, я пригласил вас для того, чтобы доказать вам глупость мидянина, который, имея такой богатый стол, пришел сюда отнять у нас наш бедный (обед)». Но главным трофеем греков стало то, что персы после поражения при Платеях оставили на время мысль о вторжении в Грецию.

Вооружение греческих гоплитов

Хотя от планов покорения Эллады они не отказались. Напрасно Артабан, дядя Ксеркса, пытался отговорить его от нападения на греков, напоминая печальный опыт походов Дария в страну скифов, напрасно предупреждал о силе объединенных греков, напрасно указывал на сложность содержания огромной армии и напоминал, как флот Мардония был почти весь уничтожен штормом во время огибания им Афонского мыса. Ксеркс собрал совещание вельмож и сказал: «Персы! Я вовсе не собираюсь вводить ничего нового, но буду следовать лишь старому обычаю. Ведь, как я слышал от старых людей, мы, персы, никогда еще не жили в мире с тех пор, как владычество перешло к нам от мидян и Кир одолел Астиага. Однако это также – воля божества, и все наши великие начинания и замыслы складываются ко благу. О деяниях Кира, Камбиса и отца моего Дария и о том, какие они сделали завоевания, вы сами прекрасно знаете и рассказывать вам не нужно. Я же по вступлении на престол всегда размышлял, как бы мне не умалить царского сана моих предков и совершить не меньшие, чем они, деяния на благо персидской державы. И вот, думая об этом, я нахожу, что мы можем не только стяжать славу и завоевать страну, не меньше и даже прекраснее, плодороднее нашей нынешней державы, но и покарать врагов. Ныне я собрал вас, чтобы открыть мой замысел. Я намерен, соединив мостом Геллеспонт, вести войско через Европу на Элладу и покарать афинян за все зло, причиненное ими персам и моему родителю. Вы видели, что и отец мой Дарий также снаряжался на войну с этим народом. Но его нет в живых, и ему не дано уже покарать виновных. Поэтому в отмщение за него и за остальных персов я не сложу оружия до тех пор, пока не возьму и не предам огню Афины, которые начали творить зло мне и отцу моему. Сначала они вместе с Аристогором из Милета, нашим рабом, пришли в Сарды и предали пламени священную рощу и храмы. Потом всем вам, вероятно, известно, что они сотворили нам, когда мы высадились на их земле под предводительством Датиса и Артафрена. Поэтому-то ныне я и готов к походу на них, причем этот поход, я думаю, принесет нам дальнейшие выгоды. Если мы покорим афинян и их соседей, обитающих на земле фригийца Пелопса, то сделаем персидскую державу сопредельной эфирному царству Зевса. И не воссияет солнце над какой-либо другой страной, сопредельной с нашей, но все эти страны я обращу с вашей помощью в единую державу и пройду через всю Европу». Цели похода были абсолютно ясны – наложить на всех виновных и даже на невиновных ярмо рабства.

Персидский конный и пеший воин

Как известно, в 480 году до н. э. огромная армия Ксеркса вторглась в Грецию. Вот как описывали историки ее состав: «Необозримые полчища неотвратимо надвигались на Элладу. Шли, разделившись на племена, каждое племя в своей одежде, со своим оружием. Персы в длинных штанах, в мягких войлочных шапках, в чешуйчатых панцирях, с плетеными щитами, с короткими копьями, с акинаком на правом бедре. Киссии в митрах – повязках, концы которых свисали у них по обе стороны лица. Чернобородые ассирийцы в льняных панцирях, в медных, искусно сплетенных шлемах, со щитами, копьями и деревянными палицами с железными шишками на конце. Стройные длиннобровые бактрийцы с тростниковыми луками и короткими бактрийскими копьями. Арабы из оазиса Дисоф в длинных, высоко подобранных бурнусах, с луком за правым плечом. Мелкокудрявые ливийские эфиопы в львиных и барсовых шкурах, с луками из пальмовых ветвей, с маленькими камышовыми стрелами и копьями, у которых острия были сделаны из рога антилопы. Смуглые индийцы в белых хлопковых одеждах и вместе с ними восточные эфиопы. Эти носили на себе лошадиные шкуры, снятые целиком, над ушами у них торчали лошадиные уши, а лошадиная грива развевалась на затылке, как султан. Узкоглазые саки, скифское племя, в островерхих шапках, с луками, кинжалами и сагариссами – обоюдоострыми боевыми секирами. Ливийцы в кожаных одеждах и пафлагонцы в плетеных шлемах и сапогах, доходящих почти до колена. Фракийцы в лисьих шапках и ярких одеждах, с дротиками, кинжалами и пращами… Арии, каспии, хорасмии, согдийцы и все другие бесчисленные азиатские племена». Все это огромное войско, собравшее более пятидесяти народов, представляло собой громадную массу, которую, разумеется, нужно было все время кормить и поить. Цифры численности персов всеми приводятся разные. По словам того же Геродота, всего людей, так или иначе связанных с армией Ксеркса, насчитывалось более пяти миллионов. Другие же говорят о двухмиллионной армии. Звучит просто невероятно.

Лучник в восточном костюме. Конец VI?в. до н. э.

Вряд ли эти огромные цифры соответствуют действительности, особенно если учесть относительно малое число греков, встречавших войска персов. В любом случае движение чудовищной армады представляло страшную угрозу. Мифические драконы, требовавшие себе постоянных жертв, – это невинные агнцы по сравнению с драконами армии. Приведу только один пример. Когда в Аканте Ксеркс заставил местных жителей устроить грандиозное пиршество для его армии, те вынуждены были доставить все съестные припасы не только из окрестных обителей, но и закупить в отдаленных районах. Солдатам накрывали столы прямо на земле, на открытом воздухе, а для Ксеркса и знати построили огромный шатер. Туда снесли роскошную мебель, уставили столы золотой и серебряной посудой, взятой у местных жителей. Все, что наживали люди десятилетиями, оказалось на столах и на земле. Все, словно саранча, пожрало войско завоевателей. Ужасные поборы разорили народ… Те, кто избежал насильной вербовки, покинули свои дома и ушли прочь, иные из них навсегда. Ксеркс оставил после себя вконец разоренную и обезлюдевшую страну. Мы не говорим уже о такой «мелочи», как принесение жертвы богам по окончании возведения моста. Персы схватили 9 юношей и 9 девушек из местных жителей: по приказу великого царя их закопали заживо на глазах у всего войска.

Греки, не имея тогда возможности биться на суше с превосходящими силами, встретили врага на море, в проливе у острова Саламин, куда они эвакуировали граждан из Афин. В ожесточенном сражении полководец греков Фемистокл разбил флот Ксеркса, которым руководил брат царя, Ариомен. Персы потеряли в том бою 200 кораблей, греки всего – 40 триер. Ксеркс тогда сказал Артемисии, своей даме-адмиралу, правительнице Галикарнаса (кстати, заодно и бабушке Геродота): «Мужчины стали для меня женщинами, а женщины – мужчинами». Смысл этого понятен тем, кто знает: сказана фраза после поражения от греков в морском сражении. Ксеркс этими словами хотел выразить свое глубокое возмущение поведением мужчин его войска. «Для Ксеркса Саламин стал личной трагедией, – отмечает историк. – Он надеялся демонстрацией силы внушить грекам благоговейный страх, и то, как он, по рассказам, реагировал на провал, казнив финикийского адмирала, тем самым заставив отвернуться от него финикийских союзников, показывает его слабость и невысокий интеллект. После поражения он вернулся в Персеполь и, насколько нам известно, никогда больше не покидал Персию. Великий человек сумел бы понять, что в монолитной системе обширные территории, приобретенные завоеваниями, нельзя удерживать и бесконечно расширять».

Дарий Великий

Эти битвы, как и само противостояние персов и греков, нашло отражение в трагедии греческого драматурга Эсхила «Персы». Ни одна из дошедших до нас из того времени трагедий не имеет столь реальных исторических персонажей, действующих на сцене. Атосса, Дарий, Ксеркс – правители могучего Персидского царства. Время действия трагедии – 480 год до н. э., когда персы потерпели от греков сокрушительное поражение. Самое знаменательное в этой истории то, что автор, Эсхил, был непосредственным участником решающих сражений – в битвах при Марафоне, Саламине и Платеях. Действие трагедии происходит в персидской столице Сузах. Сведения о ходе тех событий читатель получает из уст персов. Гонец, донесший весть о поражении персов под Саламином, говорит: «О Саламин, о имя ненавистное!» Хор ему вторит: «Будут Афины в памяти // Вечным проклятьем жить: // Так много в Персии теперь // Безмужних жен, матерей бездетных!» Далее появляется тень царя персов, Дария; в пространном монологе он рисует картину триумфа греков и печальную судьбу персов:

Войной на греков не ходите в будущем,
Каким бы сильным войско наше
ни было:
Сама земля их с ними заодно в бою….
Лишь горсть вернется. Божьим
прорицаниям
Должны мы верить, судя по событиям:
Коль что-то подтвердилось,
подтвердится все.
А это значит – воинство отборное,
Пустой надежде веря, там оставил сын.
Оно на той равнине, где Асоп течет,
Поилец добрый беотиийских пажитей,
И где в расплату за мечты безбожные
И за гордыню горе ожидает тех,
Кто, в Грецию явившись, позволял себе
Кумиры красть святые или храмы жечь.
До основанья алтари разрушены,
С подножий сбиты и разбиты статуи.
Так вот, не меньшим злом
за это воздано
Теперь злодеям будет. Не исчерпана
Страданий чаша.
Бед еще полным-полно.
И возлиянье совершат кровавое
Копьем дорийским греки
под Платеями,
И цепь могил пребудет вплоть
до третьего
Колена молчаливым назиданием:
Не заносись, мол, смертный,
не к лицу тебе.
Вины колосья – вот плоды кичливости,
Расцветшей пышно.
Горек урожай такой.
Возмездье это видя, вечно помните
Элладу и Афины. Своего добра
Не расточайте и, богатством
собственным
Довольствуясь, не зарьтесь
на чужой кусок.

Персы вскоре испытали на себе гнев богов… После того как Александр, став царем Македонии, усмирил в двух походах греческие государства (причем разрушил до основания и город Фивы, где его отец в молодые годы учился военному искусству, а все население продал в рабство), он двинулся походом на Персию. Страна эта всегда была непрочной в силу пестрого состава входивших в нее областей и народов. В период, предшествовавший вторжению Македонии, там обострилась борьба за власть между Дарием III (336–330 гг. до н. э.) и рядом сатрапов. В первом же сражении при реке Граник (334 г. до н. э.) персы были наголову разбиты: на стороне македонцев – подготовка воинов, тактика, вооружение. Персы попытались скопировать у греков фалангу, но механическое заимствование далеко не всегда приносит удачу. Вооружение части армии персов длинными копьями и мечами также не сделали их войско боеспособным. Идея, предложенная командующим греческими наемниками Мемноном – не ввязываться в сражение, но отступать через Малую Азию, увлекая македонян в глубь страны, отрывая их от основных баз, вынуждая отвлекать силы на бои с оставшимися малыми гарнизонами, – эта разумная тактика была Дарием отвергнута. Тот предпочел сразу же броситься очертя голову в решающее сражение. В итоге, Александр разбил персов, им не помогли даже и греки-наемники.

Персидские Ворота, соединяющие восточную и западную часть юга страны

Второе крупное сражение с Александром произошло при Иссе (333 г. до н. э.), в Сирии, где войско Дария вновь встретилось с войском Александра Македонского. Сражение носило ожесточенный характер. По словам Квинта Курция Руфа, Александр так напутствовал воинов перед битвой: «Персы будут сражаться, перехваченные в бегстве, потому что они уже не могут продолжать его. Уже третий день они стоят на одном месте, обессиленные страхом, отягченные своим вооружением. Верным доказательством их отчаяния служит то, что они сжигают свои города и поля, будучи уверены, что все, чего они не уничтожат, достанется победителю… Македонцы своим мужеством достигли того, что нет на земле места, где бы о них не знали. Пусть они только посмотрят на неустройство персидского войска: у одних нет ничего, кроме дротика, другие мечут камни из пращей, лишь у немногих есть полное вооружение. Итак: там больше людей, у нас же больше готовых сражаться».

Золотая пластина из Хамадана

Иначе говоря, Александр Македонский подчеркнул, что в его войске больше опытных воинов-профессионалов, у персов же огромное количество тех, кого позже будут называть «пушечным мясом». Разумеется, он не преминул рассказать и о том, что его воины знают, что он один не участвует в разделе общей добычи и что все, добываемое их победами, расходится среди них же, на награды и потребности. В свою очередь, Дарий обратил внимание воинов на то, что они пришли туда, откуда нельзя (да и некуда) бежать – все у них в тылу разорено войной: в городах не осталось жителей, в полях – земледельцев. Их войско сопровождают жены и дети – готовая добыча для врагов, – если только телом своим они не прикроют дорогие существа. Войско персов огромно, македонцев же – малочисленно. Их можно просто затоптать лошадьми, если послать в бой серпоносные колесницы. Победив в этом сражении, персы победят и в войне. К тому же и бежать им некуда: с одной стороны их запирает Тигр, с другой – Евфрат. Войско персов легкое и подвижное, тогда как войско македонцев отягощено большой добычей. «Поэтому надо перебить их, заваленных нашим добром». Может быть, заключил свою речь Дарий, боги окажутся благосклонны к Персидскому царству, которое они в течение 230 лет подняли на величайшую высоту и вели от победы к победе (еще со времен царя Кира). Такова психологическая подготовка.

Понятно, что обе стороны преследовали в войнах грабительские и захватнические цели. Слухами о богатствах Дария полнился мир. Поговаривали, что в хранилищах Персеполя и Суз, двух персидских метрополий, хранятся огромные сокровища – одного лишь золота и монет на сумму 235 000 талантов, что соответствовало сумме в 6 миллиардов современных марок. Александру было чем поживиться… Геродот дает подробное описание огромных богатств Дария, получаемых им из разных районов ойкумены. «Эти подати поступали Дарию из Азии и из небольшой части (стран) Ливии. Позднее стали доставлять также подати с эллинских островов и от европейских народностей вплоть до фессалийцев. А сохраняет царь эти сокровища вот каким образом: он приказывает, расплавив металл, выливать его в глиняные сосуды. Когда сосуд наполнен, его разбивают. Всякий раз, когда нужны деньги, царь велит отрубать сколько требуется золота. Таковы были эти округи и размеры податей. Только одну Персидскую землю я не упомянул в числе земель, обложенных данью, потому что персы живут в стране, свободной от податей. Но есть еще народности, которые, правда, не платят дани, а доставляют дары.

Комплекс храмов в Персеполе. Реконструкция

Это – эфиопы, живущие на границе с Египтом (их покорил Камбис во время похода на долговечных эфиопов); затем обитатели области у священной Нисы (Геродот помещает ее в стране азиатских эфиопов в Индии. – В. М.), которые справляют известные празднества в честь Диониса… Оба этих эфиопских племени доставляют в дар царю каждые три года (и делают это до нашего времени) 2 хеника самородного золота, 200 стволов эбенового дерева, 5 эфиопских мальчиков и 20 больших слоновых клыков. Даже колхи и их соседи до Кавказского хребта (до сих пор ведь простирается Персидская держава, области же к северу от Кавказа уже не подчинены персам) налагают на себя подати в виде добровольных даров. Так вот, эти народы еще и поныне посылают царю по 100 мальчиков и 100 девочек (Геродот говорит о землях Грузии и Абхазии. – В. М.). Наконец, арабы ежегодно посылают 1000 талантов ладана. Эти дары они шлют царю помимо подати». Сюда же относятся дары золотого песка из Индии, от подчиненных царств.

В?арабско-персидском мире Александр Македонский получил имя Искандер

Эти данные косвенно указывают на истинные цели походов войска Александра Македонского. Цель одна – обогащение и грабеж. Вспомним, при вступлении на трон Александр обнаружил в казне всего 70 талантов. А это – жалкие крохи… Отсюда нетрудно сделать вывод: в основе походов Александра Македонского лежали сугубо экономическо-финансовые нужды. Чтобы содержать войско, ему пришлось взять в долг 800 талантов; еще в 1000 талантов должно было обойтись ему строительство нового флота. Без флота ведь противник мог перерезать пути подвоза продовольствия и оружия для армии. Деньги были нужны позарез. Планируя свой поход, Александр предвкушал захват огромной добычи, и в итоге не ошибся.

В начальный период битва Александра с Дарием шла с переменным успехом. Обе армии сражались мужественно. Персидские всадники, переправившись через Пинар, сумели разбить один из фессалийских отрядов. Но в это время левый фланг персов, где находился Дарий, дрогнул и обратился в бегство. Персам не помогли и греческие наемники. Боеспособнейшая часть войска Дария, греческая пехота, не смогла переломить хода битвы. Началось беспорядочное и паническое бегство. Потери персов были огромны. По некоторым сведениям, 100 000 человек персов, в том числе 10 000 всадников, пали на поле сражения. Македонская армия потеряла только 450 человек. Рассеялся и персидский флот при известии о поражении при Иссе. Дарий бежал, «стыдом покрытый». Оказавшись в безопасности, он стал посылать верноподаннические письма Александру, предлагая тому мир и дружбу. Он забыл, что никто и никогда не будет на равных вести переговоры с побежденным. Среди причин поражения Дария можно назвать и ту, что войско персов состояло из покоренных и порабощенных персами народов. Македонское войско было гораздо более спаяным, сплоченным, подготовленным. Главное же то, что македонцы были лучше вооружены и обучены, чем персы. Да и как полководец Александр заметно превосходил персов… Добыча македонцев после победы была огромной: 26 000 талантов в золотых монетах, четверть тонны серебра, 70 виночерпиев, 277 поваров, 46 плетельщиков венков, 40 массажистов, множество наложниц и т. д.

Руины царской резиденции. Зал ста колонн в Персеполе

Дарий бежал, бросив на произвол судьбы семью – мать Сизигамбу, жену Статиру и детей. Дарий выразил готовность предоставить выкуп за семью и даже уступить Александру свои обширные территории в Азии. Но тот ответил: «Поскольку я властитель Азии, я требую, чтобы ты явился лично… Я – не равный тебе царь, а хозяин всего, что было твоим… Если ты другого мнения, то будь готов к новой встрече в открытом поле. И не спасайся бегством! Куда бы ты ни убежал, я найду тебя». После битвы под Иссом другие города и территории, ранее принадлежавшие персам, переходят под власть Александра. Лишь Тир не пожелал склониться перед великим полководцем, и тому пришлось осаждать город долгих семь месяцев (с января по август 332 г. до н. э.). Для взятия города македонцы воздвигли специальную плотину, на которую водрузили осадные орудия. В кровавой битве погибает 6000 воинов Тира, оставшихся в живых 2000 царь приказывает распять, 13 000 женщин и детей были обращены в рабство. Мужественного коменданта города Александр казнит, проткнув ступни, протянув через раны веревки и протащив по земле… Просьбы Гефестиона о милосердии отвергнуты. «Жестокость позволяет избежать будущих кровопролитий» – таков девиз Александра Македонского. Путь его теперь лежал в Египет, который находился тогда под властью персов.

Александр не удовлетворился военным разгромом противника, но и разрушил великую столицу – Персеполь. Случилось это, как утверждают, во время разгульного пиршества, когда он, по словам греческого историка Диодора, «уж не владел собой». Одно из таких застолий и стало роковым. Утверждают, что всему виной афинская блудница Таис, что в пьяном порыве якобы подожгла дворец. Или гибель дворца в Персеполе – это месть за сожжение персами афинского Акрополя?

У И. Ефремова в романе «Таис Афинская» именно она выступает инициатором поджога, горячо упрекая Александра Македонского: «Завтра вы уходите на север, оставляя в неприкосновенности обиталище сокрушенной вами деспотии! Неужели я одна ношу в своем сердце пожарище Афин? А мучения пленных эллинов, длившиеся до сих пор, слезы матерей, хотя бы это и было восемьдесят лет назад?! Неужели божественный Александр нашел удовольствие в том, чтобы усесться на троне разорителя Эллады, будто слуга, забравшийся в покои господина?» После этих слов разгоряченный вином Александр вместе с Таис будто бы поджег зал Ксеркса, откуда огонь быстро перекинулся на остальные деревянные дворцы комплекса.

Комплекс храмов в Персеполе, от которого остался лишь фундамент

Понять мотивацию причин, побудивших Александра Македонского к столь варварскому поступку, вообщем-то трудно, но можно… Все, что было построено персами, создавалось на крови мастерами покоренных стран. Сюда же свозились сокровища, богатства народов. Когда Дарий строил роскошный дворец в Шушане, он сам признавался ремесленникам: «Я воздвиг сей дворец в Сузах (Шушане). Украшения его привезены издалека… кирпичи были сформованы, сделал это народ Вавилона. Древесина кедра привезена с горы по названию Ливан. Доставил ее ассирийский народ от народа карианского и ионийского. Использованное здесь золото доставлено из Сард и Бактрии. Камни – сердолик и лазурит – привезены из Согда. Бирюза привезена из Хорезмии, а серебро и медь – из Египта. Украшения для стен достали в Ионии. А камнетесы были ионийцами, ювелиры – мидянами и египтянами, и они также украшали стены… Здесь, в Сузах, я, Дарий, приказал сделать величественную работу, и она действительно оказалась величественной».

Золотое украшение из Малой Азии

И все ж мы не желаем оправдывать чудовищный акт вандализма, осуществленный Александром. За эту персидскую Гернику он несет ответственность перед всемирной историей. Кстати говоря, когда Крез попросил персидского военачальника, великого Кира, не сжигать его дворец в Сардах, тот мудро сказал: «Зачем же я буду сжигать то, что принадлежит мне?»

Александр Македонский разрубает гордиев узел

В 331 году до н. э. в Ассирии, при Гавгамелах, Александр нанес войску Дария третье, и решающее поражение. Целью этого похода против Дария были Сузы и Вавилон, крупнейшие города империи Дария III. Как правило, все европейские источники стараются преувеличить число персов и принизить число греков, македонцев, римлян и т. д., называя фантастические цифры войска у персов – 200 тыс. пехотинцев и 45 тыс. всадников, у македонян – 40 тыс. пеших воинов и 7 тыс. всадников. При такой арифметике почетнее выглядела и победа над персами. Слепо доверять цифрам, что характеризуют силы сражающихся сторон, не стоит. Однако сути дела это не меняет. Все решала военная выучка.

Перед решающей битвой македонское войско всю ночь отдыхало, персы же простояли в строю. Когда Парменион предложил напасть на них ночью, Александр якобы заметил: «Я не краду побед. Мне подобает воевать честно». Персов вновь разбили. И вновь Дарий оказался не на высоте как полководец, трусливо бежав с поля боя. Потери македонян, по словам Диодора, достигли 500 человек убитыми, при большом количестве раненых. Персидская армия была почти полностью уничтожена и рассеяна в результате ее преследования македонской конницей, что «остановилась уже ночью» (Арриан).

По определению Энгельса, битва при Гавгамелах явилась самым впечатляющим успехом македонской конницы. С той поры Александра считают одним из лучших кавалерийских командиров. Преимущество македонян над персами состояло еще и в том, что Александр умело маневрировал силами. В нужном месте и в нужное время он создавал ударный кулак. И эта «…экономия сил, в том виде, как она была осуществлена в боевом строе Эпаминондом, была доведена Александром до такого комбинированного применения различных родов войск, какого Греция, с ее ничтожной конницей, никогда не могла бы достигнуть». Правда, у персов также была прекрасная конница (и даже более многочисленная), но тут уже вступали в действие иные факторы (талант, опыт, мужество). И, конечно, вера македонских воинов в своего испытанного смелого вождя.

Выход царя Дария

Победителю Александру повиновались воины, цари приносили ему дань, его превозносили поэты и писатели. Примерно так же вели себя в отношении персидских повелителей и их сатрапы и слуги. Однако стоило Дарию потерпеть решающее поражение, как все приближенные покинули его, а бывшие сотоварищи предали и убили. И могилой ему, некогда великому и славному царю, стала неприметная гробница.

Персидский дом

Война полна жестокости. Жестокость проявляли все воюющие стороны: ассирийцы, вавилоняне, египтяне, иудеи, греки, карфагеняне, македонцы, римляне, германцы, скифы. Не были исключением и персы. Так, Сасаниды подвергали осужденных страшным пыткам и казням. Некий источник («Письмо Тансара») перечисляет орудия пыток: «Слон – вот для чего: шаханшах приказывает бросить под ноги слона грабителя и еретика. А «бык» – это котел, сделанный в форме быка. В нем расплавляли олово и бросали в него преступника. А «осел» был треножником из железа. Некоторых привязывали снизу (за ту штуку, которую они имеют), пока не погибнут. Таким вот пыткам раньше не подвергался никто, кроме колдунов и грабителей».

Триумф Шапура над Валерианом. Рельеф в Накш-и-Рустеме

Схожие сцены можно обнаружить и на некоторых произведениях искусства. Так, на большом панно (более 50 фигур), выбитом рядом с Бишапуром, на левом берегу реки Руд-и Шапур (один из сасанидских рельефов, относящихся к III веку н. э., когда шаханшах Шапур I одержал ряд побед над Римской империей), показан триумф персов над побежденными. Стоит напомнить, что победоносному Риму потребовалось немало усилий, чтобы сохранять господство в восточной части империи, где тот неоднократно сталкивался с персами. Когда в 253 году до н. э. римский император Валериан двинулся на Восток против персов, захвативших тогда Сирию, их царь Пор (римляне называли его Шапуром) разбил Валериана и захватил императора в плен. Рельеф Бишапура изобразил «малый триумф над римлянами» Шапура I (на другой стороне реки). В центре верхнего регистра изображен сидящий на троне шаханшах. Слева – десять фигур сасанидских принцев (в кулахах особой формы) и вельмож. Справа – сасанидские военачальники, знаменосец и солдаты, ведущие трех пленных врагов. Их руки связаны за спиной, а торсы обнажены. В нижнем регистре слева – слуга, ведущий оседланного коня шаханшаха, и одиннадцать фигур сасанидских солдат. Справа – палач, в одной руке которого отрубленная голова человека, в другой – венец с длинными лентами. Тут же еще один палач, несущий в руке отрубленную голову сасанидского вельможи; у ног первого палача – застывший от ужаса ребенок.

Г. Доре. Голова Олоферна

Р. Гиршман так описал эту сцену: «Отрубленные головы враждебных принцев; трагедия царского отпрыска, потерявшего родителей; пленники с обнаженными торсами, со связанными за спиной руками, которых тащит солдатня, – вот те элементы, которые были выбраны шахом, чтобы запечатлеть его победу. Признаемся, что этот рельеф странно не соответствует тем, что мы относим к эпохе Шапура I». В данном случае для нас не столь существенно, отнести сей рельеф к тому шаху или к другому. В дальнейшем Шапур в течение 9 лет, садясь на своего коня, пользовался спиной римского императора вместо подножки и скамейки. Когда римлянин (некогда властитель огромной империи) надоел ему, перс просто приказал живьем содрать с него кожу. Такие вот тогда были нравы, в те негуманные времена. Ну а другого царя, Шапура II, арабские источники за жестокость и вовсе прозвали «заплечником», поскольку он расправлялся с пленными, якобы просверливая им лопатки. Хотя, скажем прямо, жестокими расправами, казнями и отрубленными головами в древности никого не удивишь.

Г. Доре. Кир возвращает евреям сосуды Дома Господня

И тем не менее влияние персов на Запад всегда было значительным… Вспомним, что многие греческие полисы выступали в битвах на их стороне (особенно группировка Гиппия и демократов Алкмеонидов в Афинах). Даже самого полководца Фемистокла подозревали в симпатиях к персам. Достаточно прочесть «Киропедию» Ксенофонта, сочинение, ставшее, по словам Соболевского, своего рода похвальным словом «сократовским принципам и спартанской практике», чтобы убедиться, сколь высоко ценил он существующий в Персии тип правления и воспитания. «Киропедия» означает не что иное, как «Воспитание Кира» (царя персов). Идеалы спартанского воспитания (Ксенофонт преклонялся перед Спартой) переносятся им в Персию. В описании Ксенофонта персы выглядят привлекательно. Кир с детства проявлял такие качества как искренность, правдивость, щедрость, отвагу, отзывчивость, любовь к знаниям (прежде всего к военным). Многие страницы этого произведения посвящены вопросам теории и тактики военного дела. Тут показывается, как Кир расставлял свои части, как сохранял порядок в войсках, как обеспечивал их всеми необходимыми запасами, как щедро одаривал друзей и союзников.

Все говорит в пользу того, что Кир был талантливым политиком и дипломатом. Уже первые шаги на его пути говорят, что перед нами незаурядный человек. В схватке мидян и персов он сумел добиться, казалось, невозможного. Как известно, прямо на поле битвы воины мидийского царя Астиага против него восстали, передав царя в руки Кира. При всей жестокости и непопулярности Астиага было все же понятно, что Кир, напротив, пользовался влиянием и популярностью даже у противника. Многое привлекало к нему людей. Он был щедрым к друзьям и сподвижникам.

Как отмечает Р. Фрай, одной из главных черт правления Кира было умение заимствовать культурные ценности у покоренных народов, терпимость по отношению к их верованиям и обычаям, а также политическая гибкость. Подлинно новым, отличным от предшественников, стал курс на примирение. Он был направлен на достижение главной цели Кира – создание pax Achaemenica. Для этого Кир должен был сотрудничать с покоренными народами. Бюрократический аппарат, необходимый для управления империей, набирался прежде всего из среды писцов Сирии и Месопотамии. Как в искусстве и культуре Ахеменидов, так и в системе управления были представлены разные стихии, но понадобились гений Кира и в еще большей мере организаторский талант Дария, чтобы их синтезировать. Так что более чем вероятно, что и обретение единства Ахеменидской державы было «делом Дария, но Кир заложил основы этого единства».

Со временем имена великих царей персов обросли легендами… Персы во времена Дария I вспоминали о мягкосердечии Кира и называли его отцом. Истории о нем надолго пережили время его царствования. О Ксерксе писал драматург Эсхил в «Персах» (действие происходит в их столице – Сузах), называя Ксеркса «человеком счастливейшим», который хотя и был завоевателем («завоевал он Лидию и Фригию») и насильником («и покорил насильем Ионийский край»), все-таки был умным человеком, хотя и врагом («умен был очень»). Историк Ксенофонт посвятил Киру «Киропедию» и «Анабасис».

Правитель Ирана

У такого отношения греческого историка к Киру были довольно веские мотивы. В 401 году до н. э. он завербовался наемником в войско Кира Младшего и участвовал в походе против Артаксеркса. Это обстоятельство повлияло и на дальнейшую судьбу историка. Тот оказался связан тесными узами со Спартой и персами, неся службу в войсках Спарты. В «Анабасисе» Ксенофонт повествует о нравах персидского царя Кира Младшего. «Всем было видно, – пишет греческий историк, – что всякому, кто сделал ему добро или зло, он старается заплатить с избытком, и передавали о такой его молитве: он желал бы жить так долго, чтобы воздаяньем превзойти все добро и зло, какое было ему сделано. Вот почему только ему одному среди ныне живущих столько людей стремилось вверить и свое достоянье, и города, и самих себя… Поэтому в Кировой державе любой грек или варвар, если он никого не трогал, мог путешествовать без страха и возить, что ему выгодно. Но доблестных в войне он, по общему мненью, особенно отличал… То же и справедливость: если кто явно старался выказать ее, Кир добивался любой ценой, чтобы такой человек жил богаче, чем бесчестные корыстолюбцы. Таким образом и все у него велось по справедливости, и войском он располагал настоящим… А если он замечал рачительного хозяина, все устроившего по справедливости в подчиненной ему области и получающего с нее доходы, то не только не отрешал такого от должности, но и давал ему еще, поэтому люди охотно трудились, смело приобретали и не думали прятать от Кира приобретенное: он ведь никогда не выказывал зависти к богатеющим открыто и старался завладеть лишь тем имуществом, которое от него прятали». Потому никто другой, по словам Ксенофонта, не был столь же любим, как Кир, «таким множеством людей, – что греков, что варваров». И тому были основания.

Браслет с грифонами. Древний Иран. V?в. до н. э.

Люди говорили: «Не таков характер Кира, чтобы он стал копить сокровища для себя; он находит больше радости, раздавая, чем приобретая». Он одаривал многих. Его пиры были великолепны, как зрелищны и его появления перед народами. Он умел произвести на всех впечатление. Все окружение его с радостью готово было упасть ниц пред царем, хотя ранее никто из персов так не делал. И тому были объяснения. Персы в огромной державе Ахеменидов пользовались немалыми привилегиями. Скажем, вот что говорил Камбис, отец Кира, старейшим из персов: «Персидские мужи и ты, Кир! По самой природе вещей я благоволю к вам всем, потому что над вами, персы, я царь, а ты, Кир, – мой сын. Поэтому я вправе вынести на общий суд те свои предложения, которые нахожу полезными для вас всех. В прошлом вы положили начало возвышению Кира, дав ему войско и сделав его предводителем, а Кир во главе этого воинства с помощью богов доставил вам, персы, славу в целом мире и особенный почет во всей Азии. Кроме того, лучших из своих соратников он обогатил, а массе остальных воинов предоставил плату и содержание. Наконец, учредив персидскую конницу, он обеспечил персам преобладание и на равнинах». Далее Камбис призвал всех крепить единство и сохранять меру, выделяя персов, так как над ними нельзя властвовать, «как над другими народами» – «ради своекорыстной выгоды». А если кто-либо из подвластных народов захочет отложиться от Персидской империи, все персы должны будут тому помешать. Сохранению власти персов послужат гарнизоны, расположенные в покоренных городах, и посланные туда сатрапы, осуществляющие власть над местными жителями и получающие с них подать, а также выдающие жалованье солдатам. Все должны иметь «свою долю от тех благ, которые рождает каждая страна» (говорил Кир). Власть в России этого не признает!

Пир царя с вельможами

В старости, чувствуя приближение смерти, Кир собрал сыновей, друзей, должностных лиц и сказал: «Я видел, как моими стараниями друзья мои стали счастливыми, а враги были ввергнуты в рабство; и нашу родину, которая прежде была лишена всякого значения в Азии, я оставлю теперь окруженной почетом, причем я не утратил ни одного из сделанного мною приобретений». Среди его прощальных напутствий выделим два. Во-первых, Кир просил похоронить его без особой пышности, не помещая тело ни в золото, ни в серебро. Он высказал пожелание предать тело земле: «Что может быть блаженнее слияния с землей, которая рождает и вскармливает все, что есть в мире прекрасного и полезного»?! И, во-вторых, он сказал: «Поучитесь хотя бы у прежних поколений, ибо опыт – лучшая школа». Видимо, этот его совет вошел в английский язык выражением the law of the Medes and Persians («Закон мидян и персов»), что значит «неизменный закон». Персидские порядки и боги распространились и среди римлян. Вспомним: на монетах императора Септимия Севера встречается изображение персидского божества Митры.

Сосуд для вина

Весьма разумной была политика персов и в отношении евреев… Разумеется, тот же Кир, возвративший евреям их драгоценные храмовые сосуды, ни в какого единого Бога не верил. Он был «последовательным идолопоклонником», и тому есть свидетельства. По словам ученых, Кир в халдейском городе Уре даже воздвиг святилище богине Иштар. Кроме того, как только он вошел победителем в Вавилон, он сразу же построил жертвенник богу Сину. На памятниках, которые он возводил на протяжении всей своей жизни, нередко можно встретить слова благодарности богу Мардуку за одержанные им, Киром, военные победы. Тем не менее археологи подтверждают историчность указа 538 года до н. э. о возвращении всех «плененных богов» в их храмы, как и всех пленных отпустить по домам. На знаменитом глиняном Цилиндре Кира имеется такая надпись: «Я собрал вместе все народы и водворил их в дома их». Подобная политика резко контрастировала с политикой ассирийцев, изгонявших покоренные народы с их земель и заселявших земли другими. Тем самым они создавали себе врагов из тех и других. В Библии приводится текст письма царя Артаксеркса к иудейскому первосвященнику Ездре.

Г. Доре. Эсфирь открывает Артаксерксу злодеяния Аммана

По распоряжению персидского царя любой, кто хочет, сможет уйти в Иерусалим. При этом приказано доставить серебро и золото, что царь и советники пожертвовали Богу Израилеву, обитающему в Иерусалиме. В частности, приказано дать Ездре, «книжнику» (писцу), «учителю закона Божьего», серебра до ста талантов, пшеницы и вина, масла и соли в необходимом объеме. Видно, речь идет о царе Артаксерксе II (404–358 гг. до н. э.). Не вызывает сомнений, что персидские цари (Ксеркс и Артаксеркс) были умными царями и большими мастерами пропаганды. Н. Василиадис отмечает: «Необходимо отметить, что, кроме сочувственного отношения к плененным народам, на решение Кира позволить иудеям вернуться на родину повлияли следующие причины: 1) иудейский историк Иосиф Флавий утверждает, что кто-то показал Киру предсказание пророка Исайи (содержание глав 44 и 45); 2) Палестина была хорошим форпостом между юго-западной Азией и Египтом, таким образом, Кир приобретал союзника в этой области; 3) решение Кира об освобождении порабощенных народов избавляло его от взрывоопасного элемента среди населения империи. Кроме того, поскольку всем иудеям предлагалось вернуться на родину, Кир этим своим повелением продемонстрировал, что он заинтересован в иудейском народе и заботится о его освобождении». Благодаря этим указам Кира в 538–537 годах до н. э. на родину вернулось в общей сложности около 50 тысяч евреев. Их массовую репатриацию возглавили два вождя из вавилонян – Сасавасар и Зоровавель.

Г. Доре. Артаксеркс дает израильтянам свободу

Как бы там ни было, Кир разрешил группе евреев (примерно 5000 человек, включая Ездру) переселиться из Вавилона в Иерусалим. Первая волна была туда направлена еще раньше, вместе с Неемией. Однако приход ортодоксального иудея, ревнителя религии, в Иерусалим не очень обрадовал немногочисленных жителей, тем более что краеугольным камнем этой политики стал расизм. М. Грант пишет: «К тому времени неукоснительный яхвизм стал нормой для вавилонских изгнанников. Но отнюдь не для Иерусалима, где еще с конца монархии накапливались представители других народов, и в результате ортодоксальных яхвистов оказалось не больше, а то и меньше чем людей смешанной веры или правоверных приверженцев ханаанейских и других иноземных обрядов. Ездра с бескомпромиссной решительностью запретил эти культы. В частности, он решил со всей возможной суровостью ужесточить запрет Неемии на смешанные браки, ибо в результате супружеских союзов такого рода «земля нечистая… они наполнили ее от края до края в осквернениях своих»; женщины-иноземки и их потомство, провозгласил он, должны быть изгнаны из общины.

Насколько воплотилась в жизнь попытка создать чистую «священную расу», остается неясным. Бесспорно, она встретила у людей сопротивление. Как нам представляется, отрывок проливает свет (по крайней мере, позволяет сделать некоторое предположение) на то, а каковы же были истинные причины того, что персы отпустили на все четыре стороны неуживчивых ортодоксальных евреев с их гордыней расового превосходства. Возможно, Артаксеркс решил: пусть они лучше восстанавливают свой храм, чем тайком начинают разрушать наши храмы и святыни. Может, эта мысль придет в голову и нашим «царям» – разрушителям?!

Попытка победителя завоевать симпатии побежденных не нова. Так же вел себя Александр Македонский, пытаясь завоевать на свою сторону персидскую знать и воинов. Он проявил знаки внимания к поверженному противнику, мертвому Дарию, преданному и убитому своими бывшими союзниками. Тело отвезли в Персеполис и похоронили с царскими почестями рядом с его предками. Александр принимал подарки от персов, носил их одежду, перенял некоторые обряды, принял воинов-персов в свою армию и оказывал им всяческие знаки внимания. Он даже назвал их «родичами», неожиданно для соратников, сказав: «Да ведь я вас всех считаю родичами». Александр милостиво не допустил «безработицы» среди бывших жен Дария, вступив во владение его гаремом из 365 наложниц (по числу ночей в году).

Г. Г. Гагарин. Гарем. Сцена у фонтана

Он стал использовать для внутриперсидской переписки печать Дария и приказал своему войску (гетайрам) носить персидские плащи. Чтобы нейтрализовать тех, кто среди македонян был недоволен «иранизацией» своего вождя, он стал устраивать пышные пиры. Все эти шаги преследовали скорее всего сугубо прагматические цели. Александр понял, что ему не по силам удержать огромную империю Ахеменидов, опираясь только на силу и принуждение. Нужна была политика «кнута и пряника». Это подтверждали восстания, что то и дело вспыхивали в разных провинциях. В Средней Азии начиналась самая настоящая партизанская война. Александр понимал сложность ситуации, говоря воинам и офицерам: «Только ваша сила держит их в узде, а вовсе не их добрая воля. Пока мы здесь, они нас боятся, когда мы уйдем – станут нашими врагами». Собственно, именно так и произошло с ним.

Вход в гарем персидского владыки

Даже краткий анализ показал, что мир в лице персов встретил отважных воинов, умелых дипломатов и безжалостных противников (особенно когда к их законам и религии относились с пренебрежением). Персы не терпят подлости и коварства (столь обычных для западной политики так называемых двойных стандартов). Поэтому позитивны их оценки Ксенофонтом в «Киропедии» и Прокопием Кесарийским в «Войне с персами». Прокопий Кесарийский, хотя и видит в лице шаха Ирана Кавада противника, не скрывает восхищения его мужеством. Даже говоря о шаханшахе Хосрове, своего рода «антигерое», он признает его силу. Хосров дал обещание по получении десяти кентинариев золота «оставить в покое всю Римскую державу». Хотя напрасно он называет Хосрова «невеждой». Этот государь имел очевидную склонность к наукам, в частности к медицине, основав снискавшую славу в древности медицинскую академию. Он покровительствовал литературе и истории, окружил себя греческими законоведами, неплохо знал греческий язык и даже, говорят, почитывал Платона.

Золотая диадема

Конечно, Хосров был воителем и грабителем, как все цари и императоры. Взяв Антиохию и другие города, он ограбил их полностью, найдя там немалое количество золота и серебра, замечательных произведений искусства и прочих редкостей. В итоге он стал богат. Хосров I, вторгшийся в Византию в 540 году, говорит с византийским императором тоном, каким некогда говорили императоры или консулы с побежденными народами. В одном из отрывков Прокопий Кесарийский говорит об условиях, выдвинутых персами римлянам (Восточной Римской империи): «В конце концов Хосров потребовал от римлян денег, много денег, но при этом он твердил, чтобы те не надеялись, что, дав их в настоящий момент, они укрепят таким образом мир навеки. Ибо дружба, заключенная между людьми за деньги, по большей части кончается, как только они истратятся. Поэтому римлянам следует (привыкнуть к тому, чтобы впредь. – В. М.) ежегодно давать персам установленную сумму. «На этих условиях, – сказал он, – персы будут сохранять с ними крепкий мир и будут сами охранять Каспийские ворота и больше не будут выражать неудовольствие из-за города Дары, поскольку они будут сами получать за это плату». «Итак, – сказали ему (римские) послы, – персы хотять сделать римлян своими подданными и получать с них дань». «Нет, – (возразил им) Хосров, – напротив, в дальнейшем римляне будут иметь в лице персов собственное войско, выплачивая им установленную плату за помощь. Ибо когда вы ежегодно даете золото некоторым гуннам и сарацинам, вы не как подданные платите им дань, но с тем, чтобы они охраняли вашу землю от грабежей». Последние слова лишь подтверждают то, о чем говорит и чему учит мировая история. Когда государство слабеет, оно начинает брать в армию наемников, не надеясь на защиту со стороны своих собственных граждан. Так было с Грецией, Римом, Персией, Карфагеном, Византией. Чем это кончилось для этих империй и стран, вы, вероятно, знаете. Они были повержены!

Изображение на стенах царской спальни

Имея дело с Востоком, нужно учитывать многообразие этнической, религиозной и культурной среды. Ведь за тысячелетия непрерывных войн, походов, захватов, пленений, угонов и сожительств (с пленницами «семей» и рабынями гаремов) тут все оказалось смешано-перемешано совершенно немыслимым образом. Это неимоверное смешение кровей, племен и нравов пестротой своей напоминает богатейший персидский или туркменский ковер. Как если бы тот был выткан миллионами рук в течение многих и многих тысячелетий. Невозможно найти ту нить, что выведет из лабиринта судеб племен и народов. Кей Кавус (1021–1098), создатель «Кабус-Наме» (в собрании наставлений сыну Гилан-шаху), говорил: «Если не хочешь, чтобы тебя считали безумцем, не ищи того, чего нельзя найти».

Иллюстрация к «Камасутре». Неизвестный индийский художник X–XV вв.

Наивно было бы искать в древних иранцах какое-то исключительное благородство или гуманизм. Это был мир суровых людей, и таковым он оставался… Скажем, противоречивой фигурой в истории Ирана был Надир-шах (1688–1747). Выходец из бедной семьи, побывавший в рабстве у узбеков, промышлявший разбоем, он волею судеб, благодаря инициативе и мужеству поднялся до положения первого лица в государстве. Шах показал и доказал то, что давно известно миру: в те времена никакой принципиальной разницы между царем и разбойником не было и быть не могло. Разбоем жили все, с той лишь разницей, что одни довольствовались ограблением случайных судов, караванов или путников, а другие делали объектом своих грабежей целые народы, государства и города. К числу последних принадлежал и Надир-шах. Все его усилия были направлены на организацию военных походов, завоеваний. Историки пишут: «Прежде всего он «наказал» те афганские племена, что завоевывали Сефевидское государство. Совершил он это обычными жестокими методами, сумев привлечь на свою сторону другие афганские племена. Под предлогом преследования ушедших афганских «мятежников» – гильзаев Надир-шах и совершил в 1739 году свой знаменитый поход в Индию. По сути дела, это было разбойничье мероприятие, которое принесло иранскому владыке огромную добычу. На радостях Надир издал указ об освобождении населения Ирана от налогов на три года, но уже на второй год нарушил свое обещание, затеяв бесперспективную войну против «вольных обществ» Дагестана, которые отразили натиск.

Дагестанцы в национальных одеждах

Народам России надо знать свою историю, как и историю наших ближайших соседей. При всех достоинствах тех или иных восточных правителей, они уже в силу традиций менее расположены к демократии. Если там и есть некое подобие таковой, то ей сопутствуют все элементы деспотии. Упомянутый Надир-шах, став сначала регентом при 4-месячном сыне Аббаса III, в дальнейшем стал неограниченным правителем Ирана. Как же он повел себя? Надир тут же упразднил существовавший до него при Сефевидах шахский Совет эмиров. Он «дал знать персиянам, что хочет царствовать без совместников». Он повел себя как деспот: не допускал даже малейших возражений, по своей воле менял везиров и начальников, забирал их имения себе. Затем последовала полная смена политического курса. Здесь особенный интерес представляет его политика на Кавказе. В этом регионе сошлись интересы Турции (Высокой Порты), Ирана, крымских татар и России. Владыки тех времен привыкли жить грабежами и набегами (Сурхай, Надир). Многие из них при первом удобном случае хотели прибрать к рукам Закавказье. Однако Россия решительно заявила, что она «никогда татарам прохода через свои области не позволит, а меньше еще согласится на принятие Портою в подданство дагестанцев». По Гянджинскому договору Порта уступила Ирану Грузию и Восточную Армению. И буквально тут же Надир начал покорять Дагестан. Долгой и тяжелой была борьба горцев за независимость. Захватчики, встретив ожесточенное сопротивление, проявляли жестокость. Они грабили имущество и угоняли стада, разрушали селения, убивали или брали в плен всех, кто попадался. В 1738 году, вблизи Джаника, дагестанцы во главе с Ибрагим-диваном и Халилом разбили иранцев, из 32-тысячной иранской армии спаслись 7–8 тыс., остальное войско погибло. Однако Надир не отказался от своего намерения покорить свободолюбивые народы Азербайджана и Дагестана, и летом 1741 года во главе 100-тысячной армии вторгся в Дагестан. По словам русского резидента И. П. Калушкина, «по указу шахову ни одного человека… живого не оставляют, всех рубят наповал». Шах повел политику настоящего геноцида против народа Дагестана, требуя от них «в службу до 20 тыс., остальных перевести на житье в Персию». Горцы навязали иранскому войску партизанскую войну. Население все ушло в горы, не оставляя ни единого зерна или иного провианта захватчикам. В отчаянной битве в ущелье близ Андадала отважные горцы Дагестана, на стороне которых сражались даже женщины, разгромили шахские войска. Шах бежал, бросая раненых и больных воинов, награбленные богатства, верблюдов и мулов. В кровавой кампании шахские войска потеряли более 30 тыс. человек, более 33 тыс. лошадей и верблюдов, 79 пушек, большую часть вооружений и иного снаряжения. Мертвыми телами устилали иранцы путь вплоть до Шемахи. Закусив удила, безумец решил любой ценой покорить Дагестан, найдя поддержку своим планам у давних врагов России – Англии, Австрии, Турции. «Он решил – или сам пропадет и все свое войско погубит, или весь Дагестан в пепел обратит». Так и случилось. Его лагерь вблизи Дербента позже назовут «Иран хараб» (гибель Ирана). В этих условиях Россия оставалась единственным дружественным союзником горцев Кавказа. Народные массы Кавказа, по словам В. Братищева, «с вожделенною радостью пришествия российских сил ожидают», «в уповании… от тиранских надировых рук единожды избавиться». Попытки «завоевателя вселенной» Надира покорить Кавказ закончились крахом страны и его гибелью.

Нападение чужеземного войска

Здесь в полной мере проявилась его натура, натура человека, вышедшего из низов общества. Он жаждал богатств. Часть сокровищ, награбленных в Индии, Надир собрал в крепости Келат. Позже они были разграблены его сподвижниками и убийцами. Дагестан оказался ему не по зубам, став началом военных неудач. Затем последовал закат его политической и военной карьеры. Во время похода на Дагестан погиб брат Надира, Ибрагим-хан, но хан так ничего и не понял, привыкнув к самоуправству и победам. Он пошел войной на Дагестан, не зная, что сей край населяют мужественные и отчаянно храбрые люди. Там он потерпел неудачу. Попытался воевать с Турцией, затем с Аравией, – и все неудачно. Бремя налоговой политики в Иране в последние годы его правления стало ужасным. Кончилось все традиционно для Востока: шах Надир был умерщвлен. Страна после его гибели стала распадаться, но народ выстоял.

Иран пережил и Надир-шаха, и многих других правителей. Мы склонны видеть в Иране не страну воителей, но державу мудрых суфиев – теологов, поэтов, ученых. Великий шейх суфизма, Мохиддин Ибн Араби (1165–1240), автор «Мекканских откровений» и «Гемм мудрости», советовал чаще вглядываться в «зеркало мира», ибо только так можно увидеть характер души человека, понять ее сущность, а также проникнуть в глубины мысли народа… Восток, подобно прекрасной розе, помимо роскошных лепестков мудрости и знаний, имеет еще и острые шипы… Вера в лице ислама может спасти, а может и погубить. И порой очень непросто определить верный путь. «Где правоверных путь, где нечестивых путь? О, где же? Где на один вступить, с другого где свернуть?» (Хафиз) Это же можно сказать о власти: редко увидишь в ней «падишаха мудрости и красоты». Редко кто из них задумывается над тем, что: «Будь ты феллах иль падишах, всех время превращает в прах…»

«Ты считаешь себя мудрым, ты, гордый Заратустра! Так разгадай же загадку, ты, щелкун твердых орешков, – загадку, которую представляю я! Скажи: кто я!» Но когда Заратустра услыхал слова эти, как думаете вы, что случилось с душою его? Сострадание овладело им, и вдруг он упал ниц, как дуб, долго сопротивлявшийся многим дровосекам, тяжело, внезапно, пугая даже тех, кто хотел срубить его. Но вот он снова поднялся с земли, и лицо его сделалось суровым. «Я отлично узнаю тебя, – сказал он голосом, звучавшим, как медь, – ты убийца Бога! Пусти меня…» «Довольно скверно, – отвечал странник и тень, – ты прав; но что же делать! Старый Бог еще жив, о Заратустра, что бы ты ни говорил… Старый безобразный человек виноват во всем: он опять воскресил его… И хотя он говорит, что он его некогда убил, – смерть у богов всегда есть только предрассудок».

(Фридрих Ницше. «Так говорил Заратустра»)

Особое значение в жизни ряда восточных народов играла и играет религия. Основатель государства Сасанидов Арташир говорил сыну Шапуру: «Знай, что вера и царствование – братья и не могут существовать друг без друга. Вера – это основа царства, и царство защищает веру». Фразу приводит арбский историк Масуди. Наступало время пророка Мухаммада и его преемников. Мир станет свидетелем триумфального шествия ислама, но не сразу.

Милость Божья струится во всем,
Все миры пронизала она.
Ты и мыслью, и оком признай:
Милость та непревзойдена…

Однако даже милость Аллаха не вечна… В исламе произошел раскол на суннитов и шиитов (661 г. н. э.). Шииты считали, что только специальный посланник Бога, имам, вправе возглавить умму (общество и государство). Шииты с тех пор дистанцировались от власти. Согласно их версии истории, миром правят узурпаторы власти, в то время как верные последователи Али (последний «праведный халиф», двоюродный брат и четвертый преемник пророка Мухаммада) от участи в делах уммы отстранены. Но настанет день, когда справедивость в истории восторжествует. Появится несправедливо отвергнутый имам (махди). Он-то и возглавит Иран.

Основатель зороастризма

Задолго до появления ислама в жизни иранских народов объявились миссионеры учения, получившего известность как зороастризм. Кто такой Зороастр? Это основатель древнего учения, возникшего в середине или конце II тысячелетия до н. э. (значительно раньше, чем сформировался монотеизм в Иудее), когда индоарийцы двинулись из степей через Среднюю Азию на юг, сокрушив ряд развитых цивилизаций. За ними во второй волне шли иранцы, занявшие Иранское нагорье. Среди волн индоариев были и предки славян. Даты жизни и место обитания Зороастра (Заратустры) точно установить нельзя. Одни называют местом его рождения Азербайджан, другие – районы Средней Азии (Древней Бактрии или Маргионы), третьи – «наш» русский Аркаим, культовый, производственный и оборонительный комплекс на Южном Урале (своего рода «оружейный путь» с севера на юг). Предполагают, что он был священнослужителем и жил между 1500 и 1200 годами до н. э. Сам он называл себя «сочинителем мантр» (т. е. экстатических изречений и заклинаний). Племя, к которому он принадлежал, называют еще «народом Авесты». У них не было письменности. Их наука состояла из изучения обрядов и положений веры и заучивания великих мантр, сложенных в отдаленные времена мудрецами и жрецами древнего народа.

Что касается более точного времени его жизни, обстоятельные сведения дает «Книга Арда-Вираза». Там сказано, что распространенная Зороастром религия сохранялась в чистоте в течение трехсот лет, пока не пришел Александр Македонский, убивший правителя Ирана и разрушивший его столицу и царство. Наряду с цифрой 300 в зороастрийской традиции фигурирует в том же значении цифра 258 лет, имеющая производный характер: 300 – 42 (возраст пророка, когда был обращен в его религию кави Виштаспа) = 258. Эта же цифра фигурирует у Бируни, Масуди и других. Конец 300?летнего периода приходится на гибель последнего царя-Ахеменида и его столицы Персеполя, то есть на 330 год до н. э. Как бы там ни было, очевидно одно: Зороастр жил и проповедовал по меньшей мере за 600 лет до рождения Христа, то есть Зороастр, живший 6000 лет назад, имел двойника, как считают, жившего во времена Платона.

У историков имеются существенные разночтения в отношении дат рождения и смерти Зороастра, времени принятия иранцами сей религии, как и ее взаимоотношений с религией Ахеменидов. Некоторые считают, что Зороастр жил в конце VII – первой половине VI века до н. э., то есть за 258 лет до Александра Македонского, или, возможно, чуть раньше – предположительно в VIII–VII веках до н. э. или между X–VII веками до н. э. Понятно, что такая неопределенность дает основание для бурных споров по поводу того, кто именно из иранских царей был (или не был) зороастрийцем.

Ахура-Мазда, вручающий символ царской власти шаху Арташиру

Зрелость иранцев наступала к 15 годам, когда юноша должен был усвоить знания, полученные им от разных учителей. Зороастр, как Будда и Христос, провел в скитаниях многие годы. Он видел, что на свете совершается масса несправедливости (убийства мирных людей, грабежи, угон скота, обман). Он преисполнился страстным желанием во что бы то ни стало добиться установления царства справедливости. Нравственный закон божеств-ахур должен быть единым для сильных и слабых, богатых и бедных. Все должны жить в равном довольстве и мире, если они ведут чистую и праведную жизнь. Так он решил – и в тридцать лет к нему пришло откровение. Почти возраст Христа. В пехлевийском сочинении «Задспрам» и в одной из Гат (Ясна 43) рассказывается, как это произошло. Направлявшемуся за водой по случаю весеннего празднества Зороастру явилось странное видение. Он узрел сияющее существо. Это существо ему открылось как Воху-Мана, то есть «Благой помысел» (вспомним христианскую «Благую весть»). Оно-то и привело Зороастра к Ахура-Мазде (Богу-отцу) и к другим божествам, излучающим свет. От них он получил откровение. Так Зороастр стал поклоняться Ахура-Мазде как владыке порядка, праведности и справедливости (аша). Он провозгласил Ахура-Мазду несотворенным богом, что существует вечно. Он – творец всего благого, творец мира в семь этапов (опять же вспомним семь дней божественного творения у христиан).

Естественно, доброму и справедливому богу – Ахура-Мазде должен был соответствовать злой дух, его злейший враг и соперник – Ангро-Манью («Злой дух»). Они – боги-близнецы, которые преследуют диаметрально противоположные цели во Вселенной. Один несет зло и ложь, другой – стремится к правде и справедливости (и сражается за них). Каждый человек в жизни вольно или невольно следует за тем или иным богом. Поэтому миры небесный и земной являются отражением непрерывной борьбы и вечного противоборства сил добра со злом. В конце концов Ахура-Мазда выиграет великую битву и уничтожит зло. В гимне «Авесты», священной книге зороастрийцев, сказано: «Вначале существовали два гения, наделенных различной деятельностью, добрый и злой дух, в мысли, в слове, в действии. Выбирайте между ними двумя: будьте добры, а не злы…» Каждый человек волен выбрать себе в наставники любого из этих двух гениев: гения лжи, делающего зло, или гения истины и святости. Всякий, кто выбирает первое, готовит себе печальную участь; кто принимает второе, чтит Ахура-Мазду, тот живет достойно и ему сопутствует удача в его делах. Ахура-Мазда – бог света, правды и созидания. Его полная противоположность и противник – демон тьмы, лжи и разрушения Ангро-Манью (Ахриман).

Ценность и уникальность религии древних персов в том, что зороастризм очищает человека, подобно священному огню… Он требует от него соблюдения норм высокой нравственности, внушая чувство ответственности за все то, что происходит вокруг нас. Именно для этого нужно учиться, соблюдать каноны веры, все требования закона. В этом случае тебя возьмет под свое покровительство Ахура-Мазда («Мудрый Господь»). Это не христианство, где Христос наравне приемлет праведную душу и разбойника-убийцу, высоконравственную личность и полностью погрязшего в грехе, опустившегося человека. Грешник ему чем-то даже дороже. Религия персов выше и чище. Знаменательно и то, что Зороастр порвал со старой аристократической и жреческой традицией, отводившей бедняку лишь подземное царство, так сказать божественный подвал. Он дал шанс и надежду на спасение в раю беднякам и пригрозил адом и карой сильным мира сего, если те будут вести себя гнусно, недостойно и несправедливо. Тезис вечной борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть с людскими пороками и социальной несправедливостью, конечно же, не мог вызвать восторга у властвующей элиты. В итоге проповеди Зороастра имели такой же результат среди его соплеменников, как и проповеди Христа среди иудеев (и даже еще более скромный). Он смог обратить в новую веру вначале лишь своего двоюродного брата.

Сасанидский храм с горящим перед ним огнем

Тогда он покинул свой народ и отправился к другим, к чужестранцам. Там, у царя Виштаспы и царицы Хутаосы, он нашел поддержку и понимание. Соседние царства, недовольные сменой религий, пошли на это царство войной. Но Виштаспа победил – и зороастризм утвердился. Таким образом, заслуга Зороастра в том, что ему удалось создать крепкую и сильную духом общину, объединенную светлым и ясным учением. Как отмечает М. Бойс, он «создал религиозную систему огромной силы и обеспечил новой вере способность сохраняться на протяжении тысячелетий». Одно время Зороастр мечтал о том, что его религия станет мировой. И хотя ему не довелось увидеть полного торжества своей религии, со временем та не только распространилась среди иранцев, но и некоторые ее положения были унаследованы пророком Мухаммадом и исламом. Греки, считавшие Зороастра великим магом, также испытали на себе обаяние огнепоклонников. Изящные алтари в столице Кира Пасаргадах были личными «огнями очага» царя персов. По преданию, Зороастр погиб уже в старости, насильственной смертью – якобы его заколол кинжалом жрец-язычник, завидовавший его славе.

В древнейшей религиозной традиции Заратуштра (авестийская форма имени Зороастра) предстает как жрец, точнее, по его собственным словам, zaotar, то есть профессиональный жрец, имеющий право приносить жертвы богам и совершать соответствующие обряды. Он же – сакральный поэт и провидец. Такие жрецы приглашались обычно в случае особой надобности для совершения ритуальных действий за специальное вознаграждение. Как и брахманы, они вели странствующий образ жизни. Зороастризм распространился в ареале между областью Самарканд и областью Балх (Средняя Азия). Указания на это имеются не у историков, а у поэтов. У Фирдоуси (точнее, у Дакики, стихи которого Фирдоуси включил в свою поэму) покровитель Заратуштры Гуштасп обитает в Балхе. То же говорят о Гуштаспе (Виштаспе), независимо от Фирдоуси и Дакики, Бируни, ал-Масуди и некоторые другие. Кстати говоря, и у римского историка Аммиана Марцеллина сказано о «бактрийце Зороастре». У ранних христианских авторов говорится о Зороастре, как основателе Бактрии, откуда новый закон распространился по всей земле.

Гробница персидского царя в Накш-и-Рустеме

Расцвет популярности зороастризма начался в VI веке до н. э., когда его учение принял Кир. Вопрос, были ли Кир и Камбис зороастрийцами, или же первым ахеменидским монархом, принявшим зороастризм, был Ксеркс или, быть может, Артаксеркс I (когда был введен «зороастрийский» календарь – в 441 г. до н. э.), сегодня имеют лишь теоретический интерес. Некоторые ученые, анализируя надпись Дария на рельефе Бехистунской скалы, обнаружили там терминологию, позволяющую распознать в ней цитаты из одной гаты Авесты, что дало им основание заявить о принадлежности царя Дария к зороастризму. Сведения античной литературы о Зороастре относятся лишь к последнему периоду существования Ахеменидской державы (390–375 гг. до н. э.) или чуть позже. Геродот, говоря о религиозных деятелях или мудрецах у других народов, ничего не упоминает о Зороастре в текстах о религии персов и магов. Об этом нет ничего у Ктесия, проведшего ряд лет в Иране и при дворе Ахеменидов, и у Ксенофонта в «Киропедии». Возможно, верования иранцев вначале были независимы от зороастризма. Но затем он очаровал и увлек страстную душу Востока.

Проблема интересует нас в том числе и в плане уточнения места нахождения царства, где зороастризм получил распространение. Похоже, что Зороастр мог находиться неподалеку от русско-скифского ареала. Образ Зороастра, жившего, по сведениям Плиния и других, за 6000 лет до Платона и за 5000 лет до Троянской войны, основателя древнейшей религии Откровения, конечно же, привлекает внимание ученых. Понятно, почему Ницше посвятил ему одну из своих известнейших вещей – «Так говорил Заратустра». Не был ли Заратустра, или Зороастр, в какой-то степени близок к скифам? Попытку ответить на сей вопрос предпринял российский ученый И. Пьянков в статье «Зороастр в истории Средней Азии».

Изображение Зороастра

Среди ученых получила распространение версия, согласно которой родина мудреца, а также царство царя (кави) Виштаспы, который оказывал ему покровительство и при дворе которого пророк получил признание, находились якобы в районе Хорезма. Странствия Зороастра соединяют два важных пункта – родину пророка и место его признания (то есть область Самарканда и область Балха). Большинство считает, что некогда в Хорезме существовало мощное царство, далеко выходившее за пределы Хорезмийского оазиса. Вариантом «хорезмийской» гипотезы можно считать «скифскую» гипотезу. В ней Зороастр предстал как первобытный жрец «доисторического» народа, жившего в Хорезме в неопределенной, доахеменидской древности. Оттуда он якобы бежал к соседним скифским племенам, нашел там поддержку у царя Виштаспы и основал первую зороастрийскую общину. Профессор М. Бойс (Лондон) считает, что Заратустра жил на юге Урала. Там же расположен «Большой курган» (возле Магнитогорска), где находится и предполагаемое место захоронения Заратустры. Индоарийские племена населяли эти регионы. Поэтому вовсе не фантастично выглядит гипотеза В. И. Абаева, считавшего, что «Зороастр был скифом».

Кааба Зороастра

Исследователи подчеркивают, что древние индоиранские арии не только называли себя «благородными», но и стремились проявлять благородство в словах, поступках и мыслях. Особенно почитали арии стремление к правде, справедливости и добру. Будучи осведомлены о наличии в человеке низменных и темных начал – злобы, корысти, зависти, лжи, – они не только осуждали их, но и всячески старались от них избавиться и избавить других.

Важнейшим средством для преодоления этой дуалистичности свойств человеческой души являются личностная свобода и воля… «Возможно, самой характерной чертой учения Зороастра является придание особого значения персональной вере, – писал английский религиовед Д. Хиннелс. – Все мужчины и женщины (а в зороастризме оба пола имеют одинаковые обязанности и равные права) несут персональную ответственность за выбор между добром и злом. И в будущем их будут судить лишь по тому, как они распорядились своей свободной волей».

Митра – индоиранский бог света, в виде Кроноса с головой льва

В зороастризме большим влиянием обладало слово. Как отмечают ученые, зороастрийцу была присуща абсолютная вера в действенную силу слов и молитв. Молитвами они очищали все благие творения, молитвами Заратустра изгонял демонов. В частности, исключительной силой обладала главная зороастрийская молитва ahuna-vairya, которую Ахура-Мазда, высшее божество иранского пантеона, произнес перед созданием физического мира. Этой молитвой Злой Дух был ввергнут в состояние оцепенения на три тысячи лет (Бундахишн). Слово является оружием против Злого Духа и демонов, которые во время чтения молитв не могут вредить благим существам. Интересно, что в учении само слово обладает огромной магической силой, не потому, что оно обращено к Богу, а само по себе. В то же время слово в зороастризме нуждается в серьезной защите от осквернения.

Когда в Иране распространился ислам (1300–1400 лет тому назад), несколько сот тысяч последователей старой, зороастрийской религии переселились в Индию. Они поселились на западном побережье, где их радушно встретили местные племена. Никто в их внутренние дела не вмешивался, и сами они никого не трогали. Тут они обрели вторую родину и стали называться парсами. Дж. Неру сказал о взаимовлиянии культур двух народов: «В Индии возникла целая архитектура, сочетавшая в себе индийские идеалы и персидские мотивы. Агра и Дели украсились величественными и прекрасными зданиями. О самом знаменитом из них, Тадж-Махале, французский ученый Груссе сказал, что это «душа Ирана, воплощенная в теле Индии». Не многие народы теснее связаны между собой происхождением и всем ходом истории, чем народ Индии и народ Ирана». Оба народа очень близки России.

Вообще между богами и героями древних народов существует удивительная связь. Они словно созданы по одной схеме, схожи культы богов и образы героев. Ученые отмечали, что в древнеиранской Авесте имеется полная параллель культу греческих героев и индийских риши. Дармстетер назвал сей список «гомеровским каталогом маздеизма». Сюда входят имена дозороастрийских героев, мифических царей, первых приверженцев и пропагандистов учения Зороастра, а также лиц, живших позднее. Пример тому бог Митра, бог добра, целью которого было поддержание спокойствия и согласия в обществе.

Имя его переводилось как «договор» и «согласие». Поддерживая равновесие в природе, он выступал своего рода посредником в споре основных божеств – Духа Добра Ормазда (Ормузда или Ахура-Мазды) и Духа Зла Ахримана. Как пишет М. Холл, «в то время как Ормузд и Ахриман сражались за человеческую душу и за первенство в Природе, Митра, Бог Разума, стоял как посредник между ними». Заметим также, что одно из центральных божеств митраистского пантеона – Леонтокефал, Эон или Deus aeternus, начиная со II века н. э., встречается в статуях и рельефах по всему ареалу распространения культа Митры, от Британии до Египта и от придунайских областей до Финикии. Их часто изображают рядом с Митрой. В труде М. Вермасерена собрано более 50 статуй, рельефов, бронзовых фигурок и фрагментов статуй Леонтокефала. Чаще всего это божество имеет, как и Митра, львиную голову, мужское тело и крылья, обычно четыре крыла. Вокруг тела обвивается большая змея, голова ее – на львиной голове божества.

Н. Рерих. Заратустра

Зороастризм в современном мире в немалой степени стал популярен благодаря книге Ф. Ницше «Так говорил Заратустра». В ней восхваляется и превозносится так называемый сверхчеловек. Многие этому «сверхчеловеку» прикрепили ярлык «фашиста» и «белокурой бестии». Не виноваты ли в этом древние арийцы?! Возможно, у них были несколько преувеличенные представления о своем благородстве и о необходимости свято сохранять расовую чистоту среди народа. Но это почти буквально соответствует указаниям «Авесты»: «Кто смешивает семя (родичей) праведных с семенами нечестивых (чужеродцев), семя почитателей дэвов (демонов) с семенами (ариев), их отвергающих (тех следует сурово наказать. – Авт.). Об этом говорю я тебе, о Заратуштра, что их важнее убивать, чем извивающихся змей и крадущихся волков». Но видеть в зороастризме на этом основании лишь «учение крови», или «расизм» – значит уподобиться пьяному ослу, о котором пишет Фридрих Ницше в «Заратустре», и не увидеть того знамения, что пришло вместе с восходом Солнца, «глубоким оком счастья». Благодаря учению Заратустры пробудился даже «безобразный человек»: «Стоит жить на земле: один день, один праздник, проведенный с Заратустрой, научил меня любить (эту) землю». Так что огонь, заженный Заратустрой, вовсе не погас (как о том писал Фирдоуси в «Шахнаме»).

Иран внес заметный вклад в создание социальных и правовых институтов всей исламской цивилизации. Правда, законы персов оформились юридически довольно поздно, но в них четко прослеживается наличие строгой и стройной правовой системы. В иранском праве человек обретал самостоятельное лицо с момента рождения. В частности, в Судебнике (компиляции юридических норм), составленном Фарахвмартом, сыном Вахрама, современником Хосрова II Апарвеза (591–628), упоминаются распоряжения о передаче вещей, а также даются определения доли в наследстве, сделанные на случай рождения и смерти человека. Потеря правоспособности наступала лишь со смертью. Правами обладали лица обоего пола. Как и в других странах, полной и непременной правоспособностью обладал только свободный человек. Раб же выступал субъектом права лишь в ограниченных пределах. Наибольшим правом обладал мужчина, глава семьи. Полная дееспособность члена общества наступала с достижением совершеннолетия – 15 лет. Полнота право– и дееспособности зависела от его классового, семейного и гражданского статусов. Однако человек мог потерять правоспособность, если его осуждали за тяжкое преступление («смертная вина»). Причем, согласно предписаниям Авесты, персы не церемонились с преступниками, совершившими тяжкие преступления.

«Авеста» указывает на необходимость снести голову виновному в серьезном преступлении уже после первого пересмотра дела (не допуская второго пересмотра). Правда, к сасанидскому времени физическая смерть (казнь преступника) давно уже была заменена гражданской смертью. В отдельных случаях в отношении лиц, виновных в преступлениях против государства, такого рода экзекуции все же имели место. За гражданской смертью физического лица следовала конфискация всего его имущества (актива и пассива), полное лишение прав на участие его в жизни общества, включая запрет на отправление культа. Свои права тщательно охраняли не только государство и община, но и церковь. Так, с распространением манихейства, превратившегося в реальную силу, адепты этого учения жестоко преследовались официальной зороастрийской церковью и государством. Их приравняли к бесправным в правовом отношении. По всей стране распространили указ, по которому предписывалось конфисковывать в царскую казну имущество манихеев и учителей манихейства.

Учитель Мани

Здесь мы считаем необходимым сказать хотя бы несколько слов в защиту манихейства, учения, не понятого и не принятого в безжалостном мире… В III веке н. э. в Вавилонии, в семье иранца Паттиция родился будущий проповедник Мани (Ману). С первых шагов его стало очевидно, что ребенок исключительно талантлив. Словно некое божество, он уже с четырех лет отличался выдающимися способностями и умом. Мудрость многих народов была ему доступна. Вскоре он стал проявлять интерес к разным религиозным течениям (зороастризм, иудаизм, христианство, буддизм, даосизм). Ознакомившись с учениями, он понял, что пророки, святые, мудрецы, все учителя народов стремятся донести людям свет истины (Христос, Будда, Лао-Цзы и др). Мани никак не мог понять, почему же те, кто хотят людям добра, поделили народы в религиозном отношении, как мы сегодня говорим, на разные конфессии. Так, на его родине, в Иране, в яростном противоборстве находились последователи зурванизма и традиционного зороастризма. Мани предложил объединить религии, включив самые удачные их положения в общую религию, которая и получила наименование манихейство. Манихейство – это своего рода вселенский хор религий, состоящий из представителей разных стран и народов, дружно исполняющий общие песни на одном языке. Идея сама по себе удивительная и, как мы бы сказали, поистине космическая. Неудивительно, что ею увлекся даже властитель Персии, грозный Шапур. Однако священники, в частности глава иранской церкви Кирдэр, сторонник зороастризма, решительно воспротивились этой идее. В самом деле, если у всех будет одна религия, то как управлять людьми разных стран в условиях постоянных войн и противоборств?! Ведь нет ничего удобнее, чем подвигнуть темный люд к преследованию и убийству иноверца.

Манихейство как религия дружбы и братства народов (своего рода арийско-иранский интернационализм) и не могла быть встречена иначе как в штыки правящими элитами. Власти всегда были нужны жупелы, демоны страха, с помощью которых можно натравить народ на народ, касту на касту. Вспомним, как в Средние века для обозначения иноверцев хронисты Европы использовали определенную лексику, позволяющую четко отличать «своего» от «чужого»: мусульмане именовались «врагами Господа» (inimichi Domi-ni), «спутниками дьявола» (satellites Diaboli), «врагами Бога и святого христианства» (inimichi Dei et sanctae Christianitatas). В свою очередь, им резко противопоставлены праведники, христиане, достойные народы: «народ Божий» (populus Dei), «рыцари Христовы» (Christi milites), «паломники» (peregrini), «племя Христово» (gens Christiana), «сыны обетования» (filii adoptionis et promissionis), «народ христиан» (Christianorum populus) и т. д. и т. п. Точно так же не могли быть приняты капитализмом советский строй, коммунизм. Ничего в принципе не изменилось за пять тысяч лет истории так называемой цивилизации: из великих идей сделали фарс.

Золотой ритон (ахеменидский период)

Коренное население обозначалось этнонимом «er» – иранец (множ. число – «eran»), в отличие от «aner» – перс («не-иранец»). Первые в сасанидское время, а возможно и ранее, обозначались синонимом «зороастриец». Вторые превратились в синоним слова «незороастриец» («иноверец»). При этом иноверцами считались даже лица и иранского происхождения, но не исповедовавшие зороастризм. Против них осуществлялись гонения. Так, при Шапуре II (339–379) сорок лет продолжались преследования христиан.

Сасанидская печать «Вахудена-Шахпухра, анбаркпата Ирана»

И все же иранское право следует признать не лишенным демократических элементов. Скажем, в Судебнике отсутствует указание на ущербность прав иноверцев в частноправовых сделках с зороастрийцами. Правовая дискриминация касалась лишь административных аспектов. Переход зороастрийца в иную веру (вероотступничество), правда, преследовался, но в ограниченных пределах. Лица, исповедующие иудаизм или христианство (а число лиц иранского происхождения среди христиан Ирана было двольно значительным), входили в соответствующие религиозные общины, которые обладали собственными правовыми системами и автономией в области юрисдикции. Известными памятниками права иудейской и христианской общин сасанидского Ирана соответственно являются такие книги – Вавилонский Талмуд и Судебник Ишобохта.

Стоит сказать о наличии и других демократических элементов в сословном делении Ирана. Как известно, в Иране было четыре сословия – жрецы, воины, земледельцы и ремесленники, что имеет аналогию среди других индоевропейских народов. Интересно и то, что письменные свидетельства ахеменидского времени, включая греческие, не содержат указаний о сословном делении. Подобные сведения отсутствуют и в текстах, относящихся к парфянскому периоду, что довольно странно. Современные первым Сасанидам труды на греческом и латыни не упоминают ни одного из известных нам по «Авесте» сословий. О них говорится лишь в пехлевийских, армянских и греческих текстах V–VII веков. Хотя персидские и иные арабские тексты (Письмо Тансара, Завещание Ардашира, труд Джахиза «Книга короны» и др.), основанные на позднесасанидской традиции, говорят: в результате реформ Арташира Папакана в Иране все же была в дальнейшем восстановлена сословная структура.

Н. Рерих. Приказ Ригден-Джапо

О причинах такого умолчания или спорадичности появления упоминаний о сословиях Ирана авторы говорят крайне осторожно. Видимо, не упоминание сословного фактора объясняется рядом причин. Во-первых, падением роли древней сословной организации в связи с возникновением сильных государственных образований. Но момент этот сомнителен, ибо в других государствах сословное деление лишь укреплялось с усилением государства. Во-вторых, религиозные причины. В Иране религия, как нами уже отмечалось, всегда играла первостепенную роль. А поэтому в такой системе сословное деление может отступать перед ролью религиозной иерархии. В-третьих, и этот момент кажется нам наиболее существенным, Иран, включавший в себя ряд государственных образований (Элам, Мидия, Ахеменидская империя, греческие полисы), должен был столкнуться с многообразием и разнообразием форм (в том числе сословных), существовавших в разных странах. Завоевание огромных территорий, включение в состав империи разных народов, задачи удержания и управления этим обширным конгломератом различных языков, культур, норм, законов вынуждали Иран относиться крайне внимательно и осторожно к пестрой в этническом и религиозном отношении массе своих подданных. Тут персы тонко следуют совету великого врача древности – «Не навреди!» Вольно или невольно, но Иран был мудрым и во многом демократичным сувереном, несмотря на внешне деспотические формы правления. Это следует помнить нынешним политикам великой Евразии.

«Суфизм – особое эзотерическое мусульманское учение, в котором проповедуется аскетизм и утонченная духовность».

Несмотря на известную строгость и даже суровость исламских законов, внутри огромного исламского мира никогда не умирал живой огонь мысли и поэзии. Творчески одаренные натуры, которыми так богат Восток, находили для себя выход (в том числе в суфизме). Суфизм – всплеск народной энергии, бунтарский глас исламских разночинцев. Это своего рода мусульманские староверы, независимые мистики и нонконформисты. Взгляды их в чем-то близки аскетическим течениям и установкам индийской мысли. Суфизм требовал от вступившего на Путь служения отказаться от всех страстей и следовать в повседневной жизни примеру аскетов.

В суфизме нашли выражение чаяния и взгляды беднейшей части народа, которая обычно оказывается за чертой благополучия и богатства. Возможно, не случайно само слово суфизм толкуют по-разному, то как «чистота» («сафа»), то как «софия» («премудрость»), то как «скамья» («суффа»). На скамьях у мечети, построенной пророком Мухаммедом в Медине, как раз и ютились бедняки. Считают, что первыми прозвище «ассуфи» получили аскеты из Куфы – Абу Хашим (ум. в 767 г.) и Джабир Ибн Хайям (ум. в 867 г.). В истории суфизма, разумеется, были периоды взлетов и падений, но его влияние на развитие духовной культуры Востока поистине огромно.

Мир, в котором приходилось пребывать мыслителям того времени, был труден и суров. Жизнь протекала на фоне постоянных войн и конфликтов. Оазисы разума и культуры могли существовать лишь под защитой могучих покровителей. Сильное централизованное государство Саманидов дало толчок развитию производительных сил в Средней Азии, Иране, Афганистане, Армении и Дагестане. Возникла богатейшая культурная среда в городах Центральной Азии – Самарканде, Бухаре, Балхе, Мерве, Термезе, Фергане, Ходженте.

Бродячие аскеты

Интерес к красоте, мудрости, знаниям, поэзии всегда был довольно высок среди султанов и шахов. Рудаки, «Адам поэтов», сказал о правителе Сасане и его наследниках: «А если ты мудрец – чтоб знанья обрести, ты должен по его последовать пути». И многие из них следовали по этому пути, уравновешивая на весах вечности чашу крови и преступлений чашей мудрости и искусства. Султаны соперничали с шахами за покровительство тому или иному знаменитому поэту, художнику, ученому, врачу. За таланты идет настоящая битва, как если бы то был богатейший город или цветущий оазис. Это и понятно: ведь войны приносили добычу, а мудрецы и поэты – славу. Когда Низами создал знаменитую философскую поэму «Сокровищница тайн» и послал ее владыке Эрзинджана, тот восхищенно, с чувством искренней благодарности ему ответил: «Если бы было возможно, то целые казнохранилища и сокровищницы послал бы я в дар за эту книгу, которая сложена в стихах, подобных жемчугам, ибо мое имя благодаря ей сохранится вечно».

Миниатюра из рукописи

Карта мира в персидской рукописи

Учились тогда не по учебникам, а по сказаниям и речам мудрецов и поэтов. Просвещение носило скорее образный характер, называясь устной письменностью. Поэты Фирдоуси, Хафиз, Хайям, Руми, Хосров, Низами, Рудаки, Абу Хайан и многие другие старались «просвещать – не утомляя, и наставлять – развлекая». Впрочем, были и письменные пособия. В Арабском халифате в X веке возник тайный союз «Братьев чистоты и друзей верности», одной из главных миссий которого стало просветительство. Они составили трактаты и научные пособия по вопросам трудового и профессионального образования. Живший в X–XI веках знаменитый Ибн Сина (Авиценна) благодаря трудам сих подвижников к десяти годам не только выучил наизусть Коран, но освоил грамматику, стилистику, поэтику, овладел арабским языком и приступил к изучению математики, логики и медицины. В своем «Жизнеописании» он говорил, что к 18 годам завершил изучение наук, а в 21 уже сам составил краткий сборник по всем наукам (компендиум). К услугам интеллектуалов древности были библиотеки, имевшиеся у каждого уважающего себя правителя Востока. Авиценна говорит о правителе Бухары Нух ибн-Мансуре, которого он вылечил и который разрешил ему пользоваться книгами его библиотеки. Известнейший врач пишет: «Однажды я испросил у Нух ибн-Мансура разрешение пойти в его библиотеку, чтобы изучить имеющиеся там книги по медицине. Он разрешил мне, и я вошел в здание, где было множество комнат. В каждой комнате были сундуки с книгами, поставленные один на другой. В одной комнате были книги по арабской поэзии, в другой – книги по фикху, и так в каждой комнате (находились) книги по какой-либо отрасли науки. Я познакомился со списком книг предшественников и попросил те, которые были нужны. Я увидел там книги, названия которых многие люди никогда не слышали, и сам я не видел их ни ранее, ни после того. Я прочел те книги, усвоил все полезное, что было в них, и познал степень (учености) каждого автора». Такие же оазисы знаний были разбросаны всюду на Востоке, в том числе и в Китае.

Миниатюра, изображающая написание книги

Спору нет, мудрость и знание и тогда уже давали прекраснейшие ростки. В эпоху Харун ар-Рашида (768–809) арабы создали научно-переводческий центр, получивший название «Дома мудрости», где работали денно и нощно тысячи ученых и переводчиков. Однако мудрецу не всегда везло, чаще случалось обратное. Как образно заметил тот же Ибн Сина: когда он стал велик, не стало страны, вмещающей его; когда возросла его цена, не нашлось на него покупателя. Эти слова великого мыслителя и энциклопедиста очень понятны современным русским ученым. Иные из них (даже очень талантливые) не находят места в своем отечестве, а их труд ценится позорно низко. Но ведь тогда были совершенно иные времена. Образование и науки были роскошью. Великие поэты, ученые, врачи сияли, словно ослепительные снежные вершины на фоне безжизненных песков. Драгоценные каменья (гения и таланта) на рубище нищего. Мало этого, носители знаний постоянно находились на грани жизни и смерти. Войны и набеги накатывались, как неумолимые волны. Замечательный ученый Бируни (973—1050), впервые на Среднем Востоке высказавший мысль о движении Земли вокруг Солнца, с горечью пишет на страницах «Хронологии» о разгроме, учиненном в Хорезме Кутейбой, о диком уничтожении людей, знавших хорезмскую письменность и историческую традицию. Не был по достоинству оценен в Армении и философ Анахт (Трижды Великий), несмотря на все его заслуги. Как отмечалось, «испытав от армян много горя, лишений и преследований», он удалился в Грузию, где и умер. Плоды алчности и плоти оказались для его соотечественников дороже бесценных плодов разума.

Звездочет

Вспомним и то, как первый император Китая Цинь Ши-Хуанди отдал приказ сжечь книги и закопать несколько сот ученых живыми в землю! Убит по наущению фанатиков ислама внук Тимура, мудрый Улугбек, которого называли вторым Птолемеем. Около Самарканда им была воздвигнута уникальная обсерватория с 40?метровым мраморным секстантом. Подобной обсерватории в то время не было ни на Востоке, ни на Западе (1428). «Помещения этого высокого здания, – писали современники, – были украшены несравненными рисунками и изображениями девяти небес, фигурами звезд, глобусом земного шара с различными климатами, горами, морями, пустынями и тем, что к этому относится. Все это создавало подобие семи украшенных сводов небес».

Ученый на троне, благословенный халиф просвещения мусульманского мира, он предпочитал занятия науками, делами просвещения и культуры военным походам. Это был гений, коему вполне могла бы позавидовать западная цивилизация. Им велись исследования в астрономии, математике, геометрии, медицине, истории, географии. С помощью приборов своей обсерватории он определил координаты 1019 звезд, угол наклона экватора, плоскости эклиптики. Ему принадлежит исторический труд «Улус – и арба, йи Чингизи», скрытый в книгохранилищах Стамбула или в Британском музее в Лондоне, и лирико-романтическая поэма «Юсуф и Зулайха». Этот покровитель ученых поэтов, художников, музыкантов, архитекторов, ремесленников заслужил слова, полные восхищения, сказанные в его адрес узбекским поэтом Саккаки: «Небо должно вращаться еще много лет, чтобы найти такого мудреца-царя, как Улугбек». Однако такие цари всегда были редки.

В. В. Верещагин. Двери Тимура (Тамерлана)

Во времена нашествий и гонений не до наук и поэзии. Жизнь великого Фирдоуси превратилась в одну бесконечную «тропу бегства». Тяжело сложилась жизнь у самой яркой звезды суфийской поэзии, Джалал ад-Дина Руми, автора «Поэмы о скрытом смысле» («Маснави»). Джами сказал, что его «Маснави» – это «Коран на персидском языке», и что «его место выше Луны и Солнца». Но судьба распорядилась так, что ужасы татаро-монгольского нашествия трагически отразились и на нем. Родился он в 1207 году в Балхе, на территории современного Афганистана. Город вскоре был превращен воинами Чингисхана в руины (перед тем семья покинула город в 1218 г.). После переезда в Нишапур, паломничества в Мекку и короткого пребывания в Дамаске и Алеппо пути-дороги привели Джалал ад-Дина в Малую Азию. Мусульмане называли ее Румом. Тут он обосновался вместе с семьей (1220).

Миниатюра, изображающая путешествие

Но и сюда дотянулась рука монголов, дошел «дым татарской армии». Кочевники опустошали земли, истребляли тысячи людей, десятки тысяч угоняли в плен. В 1256 году монгольские орды подошли к столице Рума – Конье, но в город не вошли. Именно тут прошла значительная часть жизни великого поэта. На гору познаний он поднимался долго и упорно. Ему повезло с наставниками. Среди них прежде всего был отец, Баха Валяд, известный проповедник, правовед и суфий, ставший руководителем избранных учеников. Его перу принадлежали «Божественные знания» («Маариф»). Когда сын вырос, суфийский поэт Аттар сказал Баха Валяду: «Вскоре твоему сыну предстоит возжечь огонь в сердцах любящих Бога во всем мире». После смерти отца Руми уже являлся признанным знатоком философии, истории, Корана, математики и т. д. и по праву занял его место. Но к суфизму он пришел через Термизи, ученика отца. Руми вскоре становится духовным наставником населения Коньи (что находится на территории современной Турции). Его наследие обширно и представляет для читателя немалый интерес.

«Медитирующий суфий». Турецкая миниатюра

Как правило, мы становимся чаще свидетелями того, как из области светских, политических или культурных интересов люди переходят в лоно веры и религии. Это кажется нам в порядке вещей. Но тут картина совершенно противоположная. Руми – суфий, духовная особа и правовед. И вдруг он становится поэтом (после знакомства с Тебризи). Шамс ад-Дин Тебризи сыграл в размеренной жизни служителя веры и закона роль возмутителя спокойствия. Сам Руми писал: «Я был трезвым аскетом, я всходил на кафедру и читал проповеди, но судьба превратила меня в Твоего преданного любовника. Прежде рука моя всегда лежала на Коране, но теперь она держит флягу Любви. Мои уста исторгали одни слова прославления, но теперь для них остались только стихи и песни». Любовь к поэзии появилась перед Руми не в образе неземной красавицы, а в виде духовного наставника. Некий внутренний голос призвал его не быть слепо привязанным к молитвенному коврику, а обратить внимание на жизнь, поэзию и любовь. Можно сказать, что Тебризи сыграл роль волшебника, избавив Руми от «оков» аскетическо-религиозного бытия, безусловно, зачастую ограниченного. С. Наср скажет о трансформации суфия Руми в поэта: «Кажется, Шамс ад-Дин стал воплощением божественного духовного импульса, который в определенном смысле «выявил» в поэтической форме потенции внутреннего созерцания Руми и привел океан его существа в движение, породившее мощные волны, которые изменили историю персидской литературы». До конца жизни он продолжал преданно служить поэзии (1273). Когда Шамс ад-Дин, «Солнце религии», исчез (говорят, он был убит приверженцами), в сердце Руми солнце поэзии светить не переставало. Поэзия стала для него ближе.

Кружащиеся дервиши

Основные произведения Руми – «Диван-и Шамс-и Табризи», что содержит около 40 тыс. строк, и «Маснави», единое произведение, состоящее из 25 тыс. строк. Особый интерес представляет «Диван» («Собрание стихов»). Стихи эти Руми писались на протяжении 30 лет, до конца жизни. Мы руководствуемся теми текстами, которые подобрал в книге о поэте американец У. Читтик (1981). Рассуждая на тему о роли познания в жизни людей, о том, что или кто должно являться источником мудрости, Руми направляет нас к известным фигурам – Аврааму, Моисею, Иисусу, Мухаммаду (к последнему, разумеется, par excellence). Руми пишет: «О Мухаммад! Ты был «неграмотным» сиротой. Не было у тебя ни отца, ни матери, которые водили бы тебя в школу, учили наукам и искусствам. Откуда же у тебя все это необъятное знание? Ведь ты поведал обо всем, что с самого начала творения и бытия приходило в наш мир. Шаг за шагом описал ты путь сущего, рассказал о его доброй воле и несчастье. Явил ты нам знаки райских садов, древо за древом, и даже серьги в ушах гурий описал ты. И об адском узилище поведал ты, о каждом закоулке его и каждой его яме. Ты говорил нам о конце и крушении мира, о Вечности, у которой нет предела. Так откуда же ты узнал все это? В какую школу ходил?» Ответствует Мухаммед: «Да, я был сиротой, и не было у меня никого, но вот, сей Некто стал моим наставником и научил меня: «Милостивый научил Корану» (К, 55: 1–2). И за сто тысяч лет не научиться этому, если взять в учителя сотворенное существо, а если даже кто-нибудь и научится этому, то знание будет приобретенным и подражательным. У такого человека не будет ключей от этого знания. Не выросшее органично, оно будет застывшим. Это – внешний образ знания, а не дух его, не действительное знание». Мысль Руми глубока и заключается в том, что без духовной и нравственной сердцевины действия любого учителя, художника или писателя будут мертвы и безжизненны.

Мавзолей Руми в Конье

В конце концов, кто угодно может нарисовать тот или иной образ (на стене или на экране. – В. М.). «Тут будет голова, не способная думать, око, которое не видит, рука, ничего не дающая, грудь без просветленного сердца и обнаженная сабля без режущего острия. В любой молельной нише найдешь изображение светильника, но ночью оно не дает света. Потряси нарисованное на стене дерево: упадет ли на землю хоть один плод?». Так же и в жизни: сколько высопоставленных голов видим в нашей политике, но, оказывается, они лишены высшего рассудка и мудрости. Сколько глаз смотрят на мир сквозь пленку полнейшего равнодушия к народу России, ничего не видя и не слыша, как много сердец, представляющих собой застывший кусок сала, сколько ушей, что обречены слушать до последних дней дикую и бессмысленную болтовню. Руми учил различать тех, кто ищет знания «ради толпы и элиты», а кто ищет и находит их ради освобождения и прозрения своей Родины! Он советовал отличать «искусство красивых речей» (политиков и журналистов) от речей искренних и страстных, речей живых и благословенных. Первые умирают, едва лишь покидают уста подобных цицеронов и глашатаев. Вторые (если они божественны) остаются жить в сердцах людей вечно.

Восточные женщины в своем кругу. Миниатюра

Вторая важная тема, которой касается Руми, это тема двух жизненных начал, взаимотношений мужчины и женщины. Хотя сущности у них одни и те же – человеческие, но начала – разные. Суфизм разграничивает в личности начала активные и пассивные, мужское и женское, разумное и чувственное; та же парная схема, что присутствует в китайской философии, – ян и инь. Мужчина – это творец, активное, разумное начало. Женщина – начало пассивное и принимающее энергию мужчины. «С точки зрения разума небеса – мужчина, а земля – женщина: все, что он кидает в нее, она взращивает», – говорит мудрец. Назначение мужчины – стремиться вверх, к небу, высокому свершению и подвигу; назначение женщины – быть опорой, оплотом, домом. Если бы удалось как-то зафиксировать свойства этих двух видов, то за Адамом все же было закреплено такое его определяющее и характерное качество как разум, а за Евой – эго, то есть личное, частное, эгоистичное, суетное. Хотя у Руми пара эта выглядит, как нам показалось, уж очень схематично («мужи» – святые, «женщины» – неверные, «мужи» заняты смыслом, а «женщины» – в плену у форм). Но в его эпоху такова была действительность. Удел мужчин – подвиги, военная, политическая, духовная карьера, удел женщин – семейные обязанности, скучный быт, тряпки, украшения, суетная болтовня о том о сем, интриги или любовные похождения (а большей частью лишь мечты о них).

Объяснение в любви. Миниатюра

Я. Малчевский. Смерть-красавица

Руми не считает женщину извечным злом, хотя не скрывает и наличия в ней злых, порочных, а главное, неразумных и глупых начал. Женщина – это всегда эго, а эго зачастую чуждо разуму. «Она – реальность эго, что взывает к злу, в физическом устройстве человека воплощенному». Женщина норовит подчинить себе мужчину. Слабый мужчина с ней никогда не справится: «Муж женственный не сможет бороться с эго: не для задницы осла мускус и розовая вода». Мужчинам свойственно властолюбие и суровое мужество, женщинам – покорность, мягкосердие, любовь. Руми в «Маснави» и в «Диване» воспевал женскую красоту: «Ее краса пленяет всех мужчин», высокомерие и презрение ее «ввергает в трепет сердце», всех мужчин «обольщает страсть к женщинам».

Видимо, его занимала и проблема, как лучше защититься мужчине от этой убийственной красоты, от рокового влечения. Ведь часто бывает так, что «ты внешне над женщиною властелин, а внутренне ты раб ее», поскольку вынужден все время ее искать и к ней стремиться. Даже Пророк говорит, что мужчины, обладатели отважного сердца и разума – «в полном подчиненье у женщин». Причем чаще страдают от их эгоизма и глупости именно умные мужчины. Глупые же мужики (коих большинство), будучи с ними в одном метафизическом поле, легче и проще справляются с этими «губительными сокровищами». Однако зачастую даже умные и талантливые мужи не мыслят своей жизни без любви, ибо нет слаще напитка…

Когда я вспоминаю грудь твою,
Роскошный стан и уст благоуханье,
Когда кладу я голову свою,
Как под топор, на плаху ожиданья,
Стремясь к тебе, прелестное созданье,
Вернувшее мне молодость мою,
Знай: без любви нет смысла и в раю,
Уж лучше ад любовного терзанья…

В. Миронов

Пожалуй, ни одна женщина не достигала в искусстве любви и страсти таких высот, как женщина Востока. Жаль, их песнь любви для нас осталась преимущественно безмолвной. Они постигали великое искусство возбудить в мужчине желание, завоевать его и овладеть им полностью и целиком, если только это было возможно. Одним из весьма эффективных средств воздействия на мужское либидо являлся известный танец живота, наиболее полно выражающий эротические мотивы. В Египте такого рода танцы исполняли в древности обнаженные танцовщицы. Ислам, с его пуританством, значительно изменил характер танца, внеся коррективы в одеяние женщин. Женщина должна была закрыть боўльшую часть тела и лица. В последнее время интерес к этому танцу богинь, который многие называют и терапевтическим, заметно возрос. Многие мужчины мечтают о том, чтобы хотя бы раз в жизни насладиться великолепным возбуждающим зрелищем: «Сладковатый дым кальяна обволок мое сознание пеленой неги: медленно, чувствуя некое приятное головокружение, я опустился на шелковые подушки с широкими разноцветными кистями. В воображении родился нежный колеблющийся образ черноглазой красавицы, исполняющей эротичный, огненный танец – завораживающий гимн тела, одновременно полный сексуального призыва и девичьей скромности. Жаркую, зыбкую, округлую, взывающую к мужскому естеству пляску, нелепо названную чужестранцами танцем живота…» Не знаю, изгоняет ли такой танец злых духов, но то, что он вызывает добрые и теплые чувства к женщине, к ее очаровательному волшебству, пленяя нас, это совершенно очевидно, как бесспорно и то, что при восприятии такого танца в исполнении красавиц сам невольно становишься моложе (пусть даже лишь на миг).

Миниатюра. Женщины

Эротическая гравюра. «Обмен дыханием». Автор неизвестен. XVIII век. Япония

Европейцы всегда воспринимали Восток через вуаль таинственности. Для многих из них он видится в образе закутанной с ног до головы дамы, чей лик и не различишь за плотной завесой паранджи. На деле же это ясный и понятный, хотя и жестко регламентированный мир. Это касается почти всех сторон жизни, включая поклонение Аллаху, знание сур Корана, правил поведения в обществе и дома. В этой связи особый интерес представляет брачная жизнь. Как и всюду, молодые люди, и прежде всего жених, выбирают ту, что ему приглянулась. Избранница должна быть благородна, девственна, религиозна, способна к деторождению, смиренна, красива. Законодательство в исламе пытается также ограничить брак родственный (кровное или молочное родство), говоря: «Не женитесь на женах отцов ваших, разве что это совершилось раньше» (в доисламский период). Это считается актом мерзким, постыдным и позорным. На сей счет существует строгий запрет: не брать в жены своих матерей, дочерей, сестер, теток, дочерей сестер и братьев, кормилиц, матерей ваших жен, супруг ваших родных сыновей, а также замужних женщин (Св. Коран, 4: 22–24). Столь многочисленный ряд женщин, которых нельзя брать в жены (ничего не сказано о том, что с ними нельзя и сожительствовать), создает, впрочем, впечатление, что подобная практика и расширенное толкование Корана все же имели место и были довольно нередким явлением.

Если ничто не мешает браку, молодые люди встречаются, проясняют свои жизненные и ценностные идеалы, и если приходят к взаимному согласию, то обращаются к родителям или опекунам девушки. Затем следуют сватовство и помолвка. Однако даже после этого строгости не прекращаются: юноша имеет право видеть открытыми лишь лицо, кисти рук невесты, и, разумеется, интимные отношения в добрачный период запрещены строжайше. Затем заключается брачный союз, на нем присутствуют родители и свидетели-мужчины. Свидетели должны быть людьми глубоко религиозными, мусульманами, порядочными, зрячими, не глухими, понимающими язык, на котором ведется церемония (могут быть христианами или иудеями, «людьми Писания»). Затем следует, как говорят на Востоке, и «обмен дыханием».

По мнению знающих людей, брак на Востоке – своего рода договор или сделка. Брачный союз оглашается публично, и муж преподносит жене свадебный подарок (деньги, золотые украшения или же драгоценности на весьма приличную сумму, порядка 3000 долларов). Стороны в ходе брачной церемонии следуют заведенным правилам (чтение Корана, имам, читающий брачную проповедь, согласие сторон и т. д.). Исходя из исламских канонов, мужчина и женщина формально юридически равны, хотя в действительности далеко не всегда это юридическое равенство сохраняется в реальной жизни. Достаточно сказать, что при совершении брачного обряда словесно выражать свое согласие на брак обязан только мужчина, женщина же безмолвствует. Это должно означать: «Согласие – знак молчания». Расходы на брачные торжества обходятся в весьма приличную сумму, что зачастую для бедных людей непосильная задача. Хотя такого рода «купеческие замашки», показное расточительство, пышность и мотовство не приветствуются исламом, на деле же никто из «брачующихся» и их семей не хочет «ударить в грязь лицом», или «потерять свое лицо». Честь рода превыше всего.

Иллюстрация к «Камасутре». Неизвестный индийский художник X–XV вв.

Ислам привлекателен для некоторых мужчин и тем, что он позволяет им, на совершенно законном основании, иметь до четырех жен (при условии, что муж сможет содержать их и своих детей). Столь соблазнительная перспектива имеет и ряд теневых сторон. К примеру, чтобы содержать большую семью, мужчина должен неустанно трудиться, дабы заработать на пропитание всего семейства. Следует учесть, что жена по восточным правилам должна сидеть дома, занимаясь домашним хозяйством (к слову сказать, воспитание детей является на Востоке также преимущественно обязанностью мужчин). А это во все времена задача не из легких. И муж тут уж вынужден трудиться, как вол, чтобы свести хотя бы концы с концами.

Мужу следует помнить и о том, что жены, ко всему прочему, требуют ласки и внимания. Много жен – это и много головной боли. По правилам, если женатый мужчина женится на девственнице, он обязан провести с ней семь ночей подряд. Если же женится на женщине, уже побывавшей замужем, закон к нему более милосерден, так как ей принадлежит право испытывать мужа на прочность в течение только трех ночей подряд. Вдобавок каждая из жен имеет полное право требовать для себя не только отдельную комнату, но и отдельную квартиру или даже дом. Конечно, мужчина может, если уже нет сил тащить непосильную ношу, развестись с любой женой, трижды воскликнув: «Ты мне не жена!» Так же должна поступить жена, желающая оставить мужа. Но и тут налицо явное неравенство полов: она сама не имеет права сказать спасительных слов, но должна вынудить произнести их мужа. Через четыре месяца при свидетелях совершается развод (если мужчина и женщина за сей период ни разу не переспали). Мужу возвращают свадебный подарок, но муж, если он был инициатором развода, должен будет обеспечить достойное существование бывшей жене до ее смерти или до нового ее замужества. Конечно, брак в исламе это в первую очередь «праведный акт преданности и ответственности, услада для души и сердца, обязательство человека перед Аллахом». Но однако же, как очень верно замечено в известной песенке из кинофильма режиссера Гайдая «Кавказская пленница», совсем неплохо иметь три жены, но это только с одной стороны.

Миниатюра из рукописи

В сложной истории иранского народа, несмотря на присущие правителям огрехи, чувствуется это преклонение перед мудростью. Историки мысли, говоря о духовном родстве персов и русских, заметили: «Истоки почитания Мудрости как царствующей персоны, освященной свыше и причастной к самым сокровенным тайнам бытия, уходят дальше, на Восток. Верховное божество иранской мифологии Ахура-Мазда («Господствующая мудрость»), изображаемое в крылатом солнечном диске (напоминающем круги «славы» в древнерусской иконописи), имел 7 ангелообразных женственных божеств, среди которых выделяется Аша Вахишта – истина, покровительница огня. Возможно, отсюда проистекает традиция изображения Софии с огненным ликом и огненными крыльями в Новгородской иконографии. Становится ясным и то, почему Персидское государство в некоторых древнерусских источниках именуется «Софийским». Изображение женственной Премудрости занимает важное место в творчестве Николая Рериха, хорошо знавшего образы Востока». Персия ждет своего возлюбленного, друга и верного защитника… Сказано же неким поэтом: «В душе персидской все созвучно блаженной мудрости Руси – ее прекрасные стихи, каноны, фрески и грехи».

О парфянах мы знаем меньше, чем об Ахеменидах или о Сасанидах. И тем не менее взгляд на них как на эпигонов греческой культуры, как на филэллинов, при которых Иран будто бы пережил свои «темные века», считает Р. Фрай, совершенно неоправдан. Именно при их правлении расцветает иранская архитектура. Героические сказания поэтов Персии в значительной мере восходят еще к парфянским бардам, которые и услаждали слух знати песнями о героях или пахлаванах народного эпоса. Они же спасли и зороастрийскую веру, дав ей основу канона, воспринятого Сасанидами. Нет, у парфян не были короткими их корни и ветви, как утверждал великий Фирдоуси в «Книге царей». Поэтому держава персов и не могла погибнуть, как считала зороастрийская эсхатология, ни через 1000 лет после Зороастра, ни через 5000 лет. Парфяне сумели осуществить гармоничный переход от мира, где господствовал дух Эллады, к обществу, в котором эллинизм был постепенно все же «переварен Востоком» (Р. Фрай). Впрочем, Иран был и остался восточным царством с совершенно особыми религиозными, нравственными и культурными установками, далекими от Запада.

Массовое сознание Запада «ознакомилось» с персидской культурой через «Персидские письма» Монтескье. Популярность их во Франции и Европе была фантастической. Однако сей роман в письмах, выдуманный французом, ставил задачей развлечь публику, а вовсе не знакомить ее с подлинной культурой и нравами Востока вообще, и в частности Персии. Автор в предисловии отдает дань наблюдательности персов: «Эти персияне иной раз были осведомлены не меньше меня в нравах и обычаях нашего народа, вплоть до самых тонких обстоятельств; они подмечали такие вещи, которые – я уверен – ускользнули от многих немцев, путешествовавших по Франции». Хотя Монтескье более интересовали политические учреждения и законы.

Позже делались более серьезные попытки понять персидский феномен. Ван Ден Берг в «Краткой истории Востока» (1880) так характеризовал вклад персов в историю мировой культуры: «Цивилизацию мидян и персов нельзя ставить наряду с цивилизациями Египта и Вавилона. Единственными искусствами, процветавшими у персов, были скульптура и архитектура. Они подражали в них ассириянам, но с нововведениями. Они обладали в высшей степени инстинктом изящного; развалины Персеполя свидетельствуют об их утонченном вкусе. Но о науках они, по-видимому, мало заботились. Все нужды их в этом отношении удовлетворились иностранцами… при дворе персидских царей находились греческие врачи. Инженеры для публичных работ также приглашались из Греции и Финикии. Камбис, в бытность свою в Египте, послал оттуда в Персию египетских художников. Словом, самая существенная заслуга персов состоит в том, что они, при всех недостатках своей администрации и при всех крайностях деспотизма, обеспечивали за Азией, в продолжение двух веков, более гуманную, правильную и прочную правительственную систему, чем какая-либо из тех, что была известна до той поры. Азия благоденствовала в то время, когда Александр Великий предпринял ее завоевание, и цивилизация ее, по-видимому, мало уступала цивилизации греков». Такая оценка роли правления персов в истории (в целом все же позитивная) весьма показательна.

Большая надпись Киламувы из Зенжжирли (XI?в. до н. э.)

Несколько слов нужно сказать и о культурном наследии персов… Западные специалисты оценивали искусство Ирана и Ахеменидов как синтез других искусств. Говорили, там царил эклектизм. Одни видели в творениях архитекторов и строителей Персии греческое, другие – египетское, третьи – ассирийское влияние. И. Медведская в главе, посвященной искусству персов этого периода, отвечает на вопрос, было ли оно самостоятельным или скорее обусловлено культурным багажом тех мастеров и ремесленников, что были собраны со всех концов империи для строительства столиц. Попытки иных представить древних персов кочевым народом, что находился в культурном вакууме, необоснованны… На деле иранцы (мидийцы и персы) задолго до создания их империи были и культурно, и политически инкорпорированы в древневосточный мир. Их страна давно уж стала частью сложной сети обширных исторических и культурных связей Древнего мира. Мидийцы и персы познакомились с культурой Ассирии и Вавилонии задолго до VI века н. э. не только благодаря импорту дорогих престижных вещей (Экбатаны – столица Мидийского царства – лежала на Великом Хорасанском пути), но и через постоянные контакты во время войн и походов. Почти 50 лет западные окраины Мидии вместе с Экбатанами входили в состав Ассирии (с 716-го по конец 670-х годов). Иранцы приносили дань ко двору ассирийских царей, очевидно, согласуясь с потребностями и вкусами этого двора. Они были не только «потребителями» в культурном пространстве – их навыки и умение нашли применение в той среде. В VIII–VII веках до н. э. иранцы ассимилировали культуру и искусство Ассирии, Вавилонии, Элама, Урарту, Манны… Наиболее ярко следы культурного синтеза видны на примере архитектуры. Уже мидийцы заимствовали отдельные элементы и архитектурные формы из Ассирии и Урарту (планировка фортов, вырубленные в скале туннели, «слепые» окна-ниши и т. д.), а затем и переосмыслили их. Вероятно, от урартов персы заимствовали циклопическую каменную кладку, обработку камней рустом, скальные могилы, введение цветового контраста в кладку камней (белый и черный цвета), многоэтажные здания или надписи на двух языках. Следует подчеркнуть, что со времен Кира политика культурных заимствований сочеталась с политикой «мирного врастания» народов в Ахеменидскую империю. Кир решительно отказался от принятой, скажем, теми же ассирийцами практики уничтожения или депортации населения покоренных стран. Он не налагал на народы и непосильную дань, которая могла бы окончательно подорвать основы их относительного экономического благосостояния. Он старался создать более или менее нормальные условия для развития. Кир восстанавливал культы, храмы, возвращал богов (так было в Вавилонии и в Иерусалиме).

Серебряная амфора

Сосуд с рельефом

Поскольку он создавал мировую империю, то, естественно, все это не могло не найти отражения в культурной политике. Все три столицы персов (Пасаргады, Сузы, Персеполь) в той или иной степени несли на себе печать этой «вселенскости». Уже то, что столицы не имели оборонительных стен, словно бы говорит миру: «Мы открыты для всех, и мы никого не боимся». Вышеупомянутый автор уточняет в этой связи: «Киру необходимо было показать результат огромных завоеваний Ахеменидов. Сам город, лишенный мощной оборонительной стены, стал символом абсолютной власти царя, у которого нет врагов. Большое число узнаваемых «цитат» из искусства завоеванных стран могло указывать на эти беспримерные масштабы завоеваний, с одной стороны, и на желание царя и его окружения видеть в постройках, в планировке сада, в изображениях различных иноземных символов постоянное напоминание об этом – с другой. Гости должны были усматривать в этом огромные размеры империи и, как иногда пишут, чувствовать себя как дома, видя знакомые образцы. И если первоначально это искусство называли эклектичным, то позднее стало очевидно, что, вобрав в себя достаточно много заимствований, унаследовав мидийскую культуру, оно смогло стать абсолютно новым, ни на что в целом не похожим и легко отличимым от искусства предшествующего времени». Что же до заимствований, то заимствуют все и у всех: египтяне у греков, греки у египтян, римляне у этрусков, индийцы у ариев, китайцы у индийцев, скифы у греков, персы у мидийцев и урартов и т. д. и т. п.

Сосуд со сценами охоты

К сожалению, сегодня трудно составить истинную картину того, что представляли собой великие города Мидии и Персии, ибо от многих остались развалины. Экбатаны, которыми некогда восхищался Геродот, еще не раскопаны. Пасаргады, созданные Киром Великим между 547 и 530 годами до н. э., вскоре перестали быть административной столицей, хотя и оставались священным городом Ахеменидов. В этом городе в Мургабской долине, что находился рядом с местом решающей битвы между персами и мидийцами, короновался каждый новый царь. Сам Кир принадлежал, очевидно, к племени пасаргадов и решил на их землях возвести столицу с великолепными дворцами, окруженными садами. Видимо, место было действительно красивым, так как неподалеку от дворцов Кир выстроил и свою гробницу, в которой обрел последнее пристанище. Этот способ планировки дворцов, что окружены садами, впоследствии назвали «парадисом» (от древне-иран. para-daiza – парк).

Похоже, что дворцы и сады в Пасаргадах строились и разбивались под руководством самого Кира, тогда как все надписи тут сделаны Дарием I. Планировка главного дворца и сада позволяет предполагать «воплощенную в жизни и в искусстве претензию Кира II быть владыкой четырех сторон света». По примеру этого сада затем будут создаваться сады и дворцы в сасанидском Иране, за его пределами и в других странах мира (Львиный двор в Альгамбре в Испании, сады Великих Моголов в Индии и т. д.). В этом городе были иные интересные сооружения. Одним из них была изолированная башня-зиндан, высотой 14 м, называемая Зиндан-и Сулейман («тюрьма Соломона»). Это сооружение послужило моделью для так называемой «Ка, бы Зороастра» – высокой башни, возведенной Дарием I в Накш-и-Рустеме, религиозном центре, где расположены гробницы Дария I и II и Ксеркса. Немногое осталось и от Суз, которые со времен Дария I были главной столицей империи и зимней резиденцией царя. Хотя ими восхищались Геродот и Ксенофонт, их упоминал в «Персах» Эсхил, хотя тут Александр Македонский праздновал свою победу над Дарием, археологам не удалось найти ни сокровищниц, ни кладовых, ни даже административных и хозяйственных документов и надписей. Тут найдено очень мало артефактов. В этом смысле Персеполь выглядит более выигрышно (хотя Сузы стали застраиваться раньше, около 519 г. до н. э.).

В Персеполе найдены не только величественные архитектурные останки, но и тысячи документов и надписей. Город расположен в 50 км к северу от Шираза, у подножия горы Милосердия. Название города греческое и впервые встречается у греческих авторов только после его захвата Александром Македонским. В 330 году до н. э. город был захвачен его войсками и сожжен. Местные жители называли город Парса, а в мусульманскую эпоху старое название забыли и стали называть его Тахт-и Джамшид – «Трон Джамшида» (по имени мифического героя иранского эпоса). Руины его в 1620 году обнаружил испанский путешественник Дон Гарсия. Персеполь, ставший церемониальной столицей Ахеменидов (там они короновались, там отмечались важнейшие праздники страны, там были могилы их царей), считается наиболее изученным городом Древнего мира. Город, примыкавший к неприступной горе и возведенный на скальной платформе, в самом деле был великолепен. Чего стоила хотя бы одна парадная лестница, с двойными маршами, состоявшая из 111 низких пологих ступеней из белого известняка, куда поднимались толпы посетителей и данников персидских царей со всего света. Лестница вела в так называемые Пропилеи Ксеркса, величественный четырехколонный гипостильный зал – «Ворота всех стран».

Показательно то, что история Древнего мира величает Кира «Великим». В Пасаргадах, в роще из деревьев, находится могила Кира. В самой гробнице, по словам античных авторов, в золотом гробу покоилось набальзамированное тело царя, а рядом – застланное шкурами ложе, на котором лежали плащ Кира, драгоценное оружие, браслеты, другие предметы из его обихода. Гробницу его дважды посещал Александр Македонский. Местное население почитало гробницу, вокруг которой оно позже возвело из фрагментов колонн нечто вроде мавзолея, как святыню. В Средневековье ее называли еще «гробницей матери Соломона». Однако многие загадки персидской цивилизации так и оставались бы тайной за семью печатями, если бы не героические и самоотверженные усилия многих поколений ученых.

Георг Гротефенд

В деле расшифровки клинописи мировое научное сообщество многим обязано сыну сапожника, а затем учителю – немцу Георгу Фридриху Гротефенду (род. в 1775). Основательно изучив классическую филологию, он увлекался решением загадок, ребусов и шарад. Как ни странно, это и помогло его тренированному уму сделать открытие. В 1799 году выходит его работа, где он делает попытки открыть тайну «всеобщего» или «мирового» письма. («De pasigraphia sive scriptura universali»). Видно, как в нем зарождается дешифровщик… Затем в его руки попадает труд Сильвестра де Саси, в котором опубликованы некоторые короткие надписи на пехлеви, найденные в Накш-и-Рустеме. Причем многие из них находились над изображениями царей, как и надпись над изображением Дария в копиях Нибура (имена царей и их отцов, а также титул «царя царей»). Гротефенд на пари взялся расшифровать надписи в Персеполе. Он обращается к трудам Нибура, но этого оказалось мало для решения головоломки. Помогло знание классической филологии.

Он обратился к Геродоту. В седьмой книге своей «Истории» тот описывал, как Артабан, дядя Ксеркса, отговаривает его от похода на Грецию и что ему на это возразил сам Ксеркс. Ксеркс в гневе возразил ему: «Артабан, ты брат моего отца, и это сохранит тебя от достойного наказания за оскорбительную речь. Все-таки как малодушного и труса я опозорю тебя тем, что ты не пойдешь со мной в Элладу и останешься здесь вместе с женщинами; я и без тебя сделаю то, что сказал. Я не был бы сын Дария, внук Гистаспа, правнук Арсамеса, праправнук Ариамны, потомок Теиспеса, Кира, Камбиза… Ахеменеса, если бы не наказал афинян!» Это собрание староиранских имен помогло ему найти ключ к разгадке тайны древнеиранского языка. Поразительно, но гений Гротефенда буквально в кратчайший срок нашел путь к пониманию древнеиранской клинописи. Хотя отрывки из его статьи были напечатаны в «Геттингенских ученых записках» за 1802–1803 годы, это сообщение не встретило такого восторженного приема, с каким встречено открытие француза Шампольона. Возможно, это объяснялось тем, что человек, сделавший столь удивительное открытие, не принадлежал к университетским кругам и не был ориенталистом по специальности. А известно, что нет больших снобов, нежели университетские профессора, для которых «какой-то учителишка», «неспециалист» и человеком-то не был. Немецкая ученая публика почти сто лет не признавала заслуг этого выдающегося исследователя.

«Райский сад». Восстановленная мозаика

Однако подлинная слава персов – в присущем им даре поэзии. И хотя вышеупомянутый Руми и уверял нас, что он не любит поэзии, что в его глазах «нет ничего худшего», позволим себе ему не поверить. Поэзия Востока – лучшее, что есть в его наследии. Это безбрежный океан мыслей, эмоций, страстей и желаний. Любовь к поэзии присуща человеку Востока, она рождается вместе с ним, она – его пророк, шейх, любовник и наставник. Отчего же так совершенна, так прекрасна их поэзия? Может быть оттого, что, как говорит один из героев Монтескье, любовь в их жизни приходит раньше разума? Действительно, можно сказать, что «в Хафизе столько же смысла, сколько в Горации». Волшебник из Шираза, Хафиз, чье имя стало символом певца и сказителя, дал нам совет, которому, право слово, стоило бы следовать:

Дам совет я нелукавый,
как пойти стезею правой.
Преподал его мне старец,
полный мудрости веков:
«Будь своей доволен долей!
Нет у нас свободы воли.
Ненадолго этот жребий,
как бы ни был он суров».

Нет никого, кто мог бы сравниться с поэтами Персии (и Востока) в мелодичности, силе и мудрости поэтических строк. Метафоры, рубаи, бейты, касыды, газели, поэмы сверкают куда ярче и восхитительнее всех драгоценных камней мира. Или возьмите бессмертные творения Фирдоуси (что означает «райский»), жившего и творившего в Восточном Иране. Когда в X веке вновь получили распространение древние иранские мифы и героические сказания, их стали сводить в специальные сборники «Шах-наме» («Книга о шахах»). Эту синтезирующую работу начал талантливейший Дакики, погибший совсем еще молодым (977 г.). Его работу завершил гениальный Абулькасим Фирдоуси (934 г.), создавший поэму «Шахнаме». В этой поэме в разных вариантах (от сорока до ста двадцати тысяч бейтов) дано описание пятидесяти царствований, от царей легендарных до лиц исторических. Великолепно начало поэмы, в котором поэт воспевает хвалу Разуму. Стоит повторить его:

Венец, краса всего живого – разум,
Признай, что бытия основа – разум.
Он – твой вожатый,
он – в людских сердцах,
Он с нами на земле и в небесах.
От разума – печаль и наслажденье,
От разума – величье и паденье.
Для человека с чистою душой
Без разума нет радости земной.
Ты мудреца слыхал ли изреченье?
Сказал он правдолюбцам в поученье:
«Раскается в своих деяньях тот,
Кто, не подумав, действовать начнет.
В глазах разумных —
дураком он станет,
Для самых близких —
чужаком он станет».
Друг разума – в почете в двух мирах,
Враг разума – терзается в цепях…
Был первым в мире создан разум наш,
Он – страж души,
трех стражей верных страж,
Те трое суть язык, глаза и уши:
Чрез них добро и зло вкушают души.
Кто в силах разуму воздать почет?
Воздам почет, но кто меня поймет?..
Иди же вслед за разумом с любовью,
Разумное не подвергай злословью.
К словам разумных ты ищи пути,
Весь мир пройди,
чтоб знанья обрести.
О том, что ты услышал, всем поведай,
С упорством корни знания исследуй:
Лишь ветви изучив на древе слов,
Дойти ты не сумеешь до основ…

Поистине блажен поэт, верящий в мудрость и разум сильных мира сего. Ведь существует легенда о жестоком конфликте между великим поэтом и султаном Махмудом (997—1030), могущественным правителем Газни, покорителем Северной Индии. Султан ему обещал якобы за каждое двустишие по золотой монете, но обманул его, заменив золото серебром. Оскорбленный поэт, который, по преданию, находился в бане, когда пришел караван с деньгами, будто бы разделил деньги на три части: одну отдал банщику, другую – людям каравана, а на третью купил прохладительные напитки. Это был вызов правителю. Султан приказал бросить поэта под ноги слону. Фирдоуси бежал из родных мест, провел много лет в скитаниях, лишь к старости вернулся в отчий дом. Трудно сказать, что здесь правда, а что вымысел. Но правители Востока по крайней мере хотя бы понимали и высоко ценили поэзию. Мы же чаще сегодня вынуждены говорить: «Все ветви изучив на древе слов, прийти к нему не побудишь ослов».

Вкушающий жизненные плоды. Миниатюра

Секретарь голштинского посольства Адам Олеарий, посетив Иран (1636–1638), сказал о той великой роли, что играет поэзия в жизни иранцев: «Что касается до стихотворства, то оно до того любимо персиянами, что, по-моему, на свете нет ни одного народа, который бы предан был ему более их. По всей стране везде есть множество стихотворцев, которые не только излагают на бумаге разного рода забавные и важные сочинения и стихи, но и произносят их, ради выручки каких-нибудь денег, на собраниях у знатных господ, на майданах, в гостиницах и на иных пирушках, и нередко великие особы приглашают к себе таких стихотворцев ради своего и гостей своих удовольствия. Шах и ханы также имеют каждый своих собственных стихотворцев, которые уже не делаются уличными, не бродят по разным местам, но сидят по домам и занимаются тем, чтобы новыми сочинениями своими доставить удовольствие только господам своим, и иногда, когда они напишут что-нибудь, исполненное мысли или забавное, получают от этих господ богатое вознаграждение». Это народ в высшей степени грамотный. В каждом городе «столько же училищ, сколько улиц», так как училища там находились в мечетях, а каждая улица должна была иметь собственную мечеть. Тот же Олеарий отмечал, что редко найдется в какой-либо части страны персиянин, «какого бы состояния он ни был, который не умел бы читать и писать».

Могилы древних царей

Воспринимать иранские порядки и государственность как идеальный образец вряд ли возможно. Как и всюду, там чувствовалась разница в положении, мироощущениях, философии знати, интеллигенции и простого народа. Последний ощущал свою приниженность и зависимость от верхов. Поэт-философ Шахид Балхи (X в.) так выразил эту пропасть между богатством и знанием:

Видно, званье и богатство – то же,
что нарцисс и роза,
И одно с другим в соседстве
никогда не расцветало.
Кто богатствами владеет,
у того на грош познаний,
Кто познаньями владеет,
у того богатства мало.

Статуэтки правителей и сановных особ

В VII веке н. э. Иран и Средняя Азия были завоеваны Арабским халифатом. Арабы стали насаждать там свои порядки. Но уже через столетие в среде культурных иранцев возникло движение, известное как шуубийа, стремившееся вернуть народу историческую память, собирая древние сказания, переводя древнеиранские книги на арабский, используя идеи, образы, мотивы «Авесты» и других зороастрийских сочинений в стихах. Сведения о древних мифах ими были объединены в специальные сборники «Шахнаме» («Книга о шахах»). Великий Саади, проживший целое столетие (начало XIII в. – 1292 г.), воздвигший в своем «Бустане» («Плодовый сад»), как он выразился, «десять башен воспитанья», писал:

Царь – дерево, а подданные – корни.
Чем крепче корни,
тем ветвям просторней.
Не утесняй ни в чем народ простой.
Народ обидев, вырвешь корень свой.
Путем добра и правды,
в божьем страхе
Иди всегда, дабы не пасть во прахе.
Любовь к добру и страх пред миром зла
С рождения природа нам дала.

Русские и иранцы связаны многими корнями – языковыми, культурными, религиозными. Свидетельства древних историков говорят о преданиях, согласно которым наши предки, скифы, тысячу лет царствовали в земле Иранской, и «власть их была кроткая и мирная, благословенная для рода человеческого». Юстин отмечает, что это было давно, «прежде власти ассирийской». Скифы тут смешались с народом саков-ванов, народом земледельческим. Однако даже если оставить вне контекста рассказа сюжет о далеком прошлом наших великих народов, духовная близость иранцев и русских очевидна. А. С. Хомяков считал, что «великие центры мысленной деятельности человеческой, Иран и северо-восток Африки, распространяли жизнь и движение по всей земле». Порой лучи этой мысли темнели, отдаляясь от своих источников; теплота жизни исчезала по мере того, как колонии утопали в пространстве пустынь и отрывались от взаимного общения, но иранская духовность полностью исчезнуть никак не могла. Влияние иранской культуры огромно. Не случайно тот же Хомяков отмечал, что корень просвещения санскритского «не в Индии, а в иранской колыбели», что высшие касты Индии, само санскритское слово, да и святыни духовного брахманства, то есть «все лучшее и благороднейшее, принадлежит Ирану». Что же касается славянского мира, он, очевидно, «долее всех оставался с ним в связи и подвергся его влиянию в северных приволжских областях (это заметно из многоглавных идолов и… многоглавных церквей)».

Сак. Золотая пластинка из Амударьинского клада

В начале II тысячелетия до н. э. арии, населявшие степи от Волги до Западной Сибири, полагают, разделились на две части. Одна из них двинулась в направлении полуострова Индостан и к середине II тысячелетия до н. э. дошла до Индии (индоарии), другая тогда же пришла на территорию Северного Ирана и осела там. Арии встретились с персами – потомками индоевропейцев, переселившимися ранее в Азию. Ученые говорят о глубоком культурном воздействии ариев на иранцев.

Персиянка

Персы смогли создать великую державу (империю), объединив лидийцев, мидян, скифов, персов и иранцев. Царь Мидии Киаксар (Царь Кий) сумел создать регулярную армию и совместно с вавилонянами в ряде битв (612 и 605 гг. до н. э.) разбил грозную Ассирию. На север Двуречья из прикаспийских степей устремились тогда как мидяне, так и арии-митаннийцы. По Геродоту, северо-западная часть Мидии называлась Матиена. Там, около Каспийского моря, проживал народ меотов, который относят к арийцам. Налицо известная общность родственных народов этого региона – Ирана, Таджикистана, Узбекистана, Азербайджана, Армении, Грузии. Мидийская держава включала в себя Северную Месопотамию, Гирканию, часть Парфии, Персию, Элам, страну Маннеев, Урарту, часть Малой Азии.

Голова царя Сасанидской династии

Конечно, на столь длительном отрезке истории всякое случалось между народами, учитывая остроту борьбы племен за жизненное пространство. Персы, грозные воители, захаживали на просторы Скифии. После успешных походов в Индию Дарий решил подчинить скифов Северного Причерноморья. Вспомним еще раз о тех событиях… В 515 году до н. э. он двинулся на земли скифов, надеясь их разбить или, по крайней мере, устрашить. У похода были конкретные цели: 1) создание во Фракии базы для обеспечения вторжения в Грецию; 2) защита путей сообщения для армии; 3) наказание гордых и агрессивных скифов, не раз ранее угрожавших его империи. Историки отмечают: «Дарий в русских степях видел родину тех народных толп, которые грозили в конце концов его странам, и считал нападение на них лучшим способом защиты». Царь неплохо подготовился к походу, собрав огромную армию, которую Геродот определил в 700 000 человек. Цифра безусловно завышена, как все цифры, приводимые греками. Вряд ли армия его превышала 70—100 тысяч человек. Были у персов и корабли. Наведя плавучий мост через Босфор, армия двинулась к Дунаю, затем в причерноморские степи.

Г. Г. Гагарин. В?осаде

Скифы применили тактику «выжженной земли». Геродот говорил, что, отступая, скифы засыпали на пути персидского войска колодцы и источники, уничтожали растительность, уводили стада и скот. На пути огромной персидской армии часто горела степь, оставляя без корма тысячи лошадей и вьючных верблюдов. Скифская конница беспокоила персов, но в решающие сражения не ввязывалась. Скифы завлекали их в глубь территории. Дарий попался на эту уловку. Армия потянулась по бескрайним просторам, дошла до Танаиса (Дона) и переправилась через него. Наконец скифы решили перейти к более активным действиям, отправив на север, в безопасное место, семьи и весь скот. Конное войско скифов, разделенное на две конные армии, подобно Первой и Второй конной, стало наносить удары по измотаннным частям Дария.

Скифы и согдийцы. Фрагмент рельефа из Персеполя

Вконец обозленный Дарий встал перед дилеммой, что делать дальше (гоняться за недостижимым врагом было бессмысленно; скифы, ударив, тотчас исчезали, находясь на расстоянии дня пути от основных сил Дария). Тогда-то и появился «глашатай» скифов с дипломатическим посланием весьма оригинального содержания. Посол передал царю персов птицу, мышь, лягушку и пять стрел и потребовал разгадать смысл зашифрованного послания. Дарий созвал военный совет и после долгих раздумий один из его вельмож, Гобрий, похоже, разгадал смысл дипломатической почты. Он объяснил смысл символического послания скифов Дарию: «Если вы, персы, как птицы не улетите в небо, или как мыши не зароетесь в землю, или как лягушки не поскачете в болото, то не вернетесь назад, пораженные этими стрелами». Вскоре прояснилось истинное значение слов.

Слова свои скифы подкрепили активной военной тактикой. Они стали все чаще нападать на персидскую конницу, раз за разом нанося ей поражение. Та спасалась бегством, укрываясь за отрядами пеших воинов-наемников, известных выучкой и дисциплиной греческих гоплитов.

Об исходе всей кампании сообщает Геродот. Вскоре персы поняли: добиться победы над врагом, которого невозможно настичь и одолеть, нельзя. Дарий нес большие потери в войске от голода, жажды и болезней и вынужден был вернуться. Спасением он обязан Гистиею и другим греческим тиранам, которые не согласились с предложением Мильтиада сломать мост. И хотя все области к югу от Дуная и Фракия пока остались в подчинении у персидских владык, скифы так и остались непокоренными. Однако культурное и генетическое влияние Древнего Ирана на кочевников, конечно, было очень заметным.

Изображение на горельефе Персеполя

Между иранской культурой и скифскими территориями наладились тесные контакты… Историк отмечает: «Естественно, больше всего ахеменидские изделия нравились скифам. Обеденные сервизы, роскошные ложа и троны, предназначенные для пиршеств в шатрах персидских чиновников, пребывающих в действующей армии, соответствовали вкусам… вождей кочевников-скифов. Скифские гробницы были досконально меблированы, и в любом случае скифы не только имели тесные отношения с мидянами и персами, но и поставляли со своих уральских территорий много золота, в котором Персия нуждалась». В скифских курганах тому подтверждение: найдено немало вещей и предметов типично ахеменидских (ритон из Куль-Оба, рога для питья, клад в Зивие).

Электровый сосуд из кургана Куль-Оба

Так что мы отдаем себе отчет в том, сколь многим обязаны мы персам. Ростовцев пишет: «Но Скифия, конечно, не могла равняться с Персией ни по своей культурности, ни по своей государственности. Персия унаследовала от своих предшественников – Ассиро-Вавилонии, алародийских царств, Лидии, Фригии, Финикии и Египта – старую и прочную государственность и культуру; через Малую Азию она вошла в тесную и непосредственную связь с эллинским миром, приведшую к попыткам включения эллинского мира в мировую персидскую державу. На этих базах создался ее пышный государственный и культурный расцвет. Скифы же, поскольку можно судить по единственному достоверному свидетельству об их государственности и культуре – свидетельству Геродота, остались и на юге России преимущественно кочевниками, и государство их типичным государством конных кочевых наездников с сильною конною дружиною под управлением неограниченного державного владыки-царя. Их державу надо представлять себе организованной в типе позднейшего Хазарского царства или татарской Золотой Орды». Но есть и иные мнения.

Бактрийский серебряный рельеф

Конечно, есть различия: мы – православные христиане, а они – мусульмане. Однако наши веры гораздо ближе, чем веры разных конфессий внутри христианского мира. Сегодня идут горячие споры о роли мусульманства в мире и о том, какова тональность Корана. Часто в речах о мусульманах и священной книге Пророка имеются в виду разные смыслы: каковы будут взаимоотношения Запада и Востока в этом тысячелетии. Интересуют спорящих вовсе не религиозные мотивы веры, христианских заповедей или сур Корана, а то, что почерпнут оттуда люди, к каким действиям книги побудят сотни миллионов последователей. Дело не в том, выглядит ли Коран по сравнению с Библией «манифестом пацифизма». И даже не в том, один ли бог у нас. Единые боги не мешали Греции, Вавилону, Риму, Египту, Израилю, Ирану, Китаю, Индии, Македонии и Карфагену воевать.

Страницы Корана

Некий праведный халиф в VII веке н. э. верно заметил, что «Коран – носильщик». Но ведь точно такими же носильщиками являются Талмуд и Библия. Они наполняются лишь тем содержанием, которое вкладывают в них полководцы и политики, жрецы и пророки. Приведу лишь один пример. Можно прочитать суру Корана (Покаяние, 5): «А когда кончатся месяцы запретные, то избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте! Если они обратились и выполняли молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах – прощающий, милосердный!» Уверяем: разные лица, прочтя ее, наверняка и интерпретируют текст на свой лад. Одно прочтение – у правоверного мусульманина, главного муфтия России, другое – у террориста. Точно так же из одной и той же суры (Покаяние – 9,12) мусульмане, иудеи, христиане Запада почерпнут, в переводе на современный язык, разное содержание: «Они не соблюдают в отношении верующих ни клятвы, ни условия. Они – преступники», или: «А если они нарушили свои клятвы после договора и поносили вашу религию, то сражайтесь с имамами неверия, – ведь нет клятв для них…»

Как же должен понимать эту суру палестинец, у которого украли его землю, которому десятки лет обещают справедливый мир, а Израиль даже слышать не желает (до недавнего времени это было так) о возвращении земель?! Как иракцы, иранцы, да и многие арабы еще могут прочесть суру 5 (Трапеза, 37), глядя на действия США и их союзников в Ираке, стране, которая была захвачена под явно надуманным предлогом, подло и преступным образом? Конечно, они скажут янки: «Действительно, воздаяние тех, которые воюют с Аллахом и Его посланником и стараются на земле вызвать нечестие, в том, что они будут убиты, или распяты, или будут отсечены у них руки и ноги накрест, (и) будут они изгнаны из земли».

Восточная миниатюра. Приезд важного вельможи

Могучий иранский мир, как это было и в далекой древности, когда он посылал в конце VIII века до н. э. завоевательные волны на север, к северным берегам Черного моря, так и на юг, в пределы Ванского царства, ныне готов воссоединиться с той Русской цивилизацией, что поднимается в своей новой ипостаси на просторах евразийского мира. Восточное и греческое предание, как подчеркивал М. Ростовцев, не случайно называло северную и южную волну иранцев скифами. Иранцы – «родственники скифов», «наша близкая родня».

Дикий кабан

Мы – одна кровь, напоенная жаром священного огня, битвы добра со злом, ароматом цветов и степей, волнующей, щемящей душу и сердце поэзией, открытой и благородной, как у персов, религией, девиз которой – Правда и Справедливость. Иран стал «родиной неутомимых работников, трезвых борцов за существование и культурные блага, бдительных воинов и исторических деятелей, сплоченных и последовательных. Такими мы видим иранцев в истории…» И хотя в долгой истории нашего добрососедства случались и печальные недоразумения, и военные конфликты, даже убийства, но общая тональность отношений почти всегда была доброжелательной и безусловно дружелюбной.

Правда, одним из таких горестных событий стало убийство в Персии посла А. Грибоедова. Смерть эта полна необъяснимого. Хотя, возможно, причина в том, что мы бываем невнимательны и пренебрежительны к нравам и обычаям чужеземцев. В романе Тынянова сотрудник посла, Мальцов, высказал визирю Алаяр-хану, пришедшему выразить соболезнование, свой взгляд на это событие: «Виноват, к великому моему сожалению, – русский посол. Он, и только он… Император в премудрости своей ошибся. Господин Грибоедов не оправдал доверия. Это я могу теперь говорить везде и всюду. Он презирал и ругался обычаям Ирана, священным обычаям его, он отнял двух жен у одного почтенного лица, он не остановился перед тем, чтобы отнять у самого падишаха, у его величества, слугу…» У нас и ныне, к сожалению, встречаются послы, которые скорее вредят и гадят, чем помогают России.

Портрет поэта С. А. Есенина. 1925?г.

Разумеется, и нападение фанатичной толпы было кем-то умело инспирировано. Стоит напомнить, что тогда же в Грузии вспыхнуло восстание, направленное против России и подготовленное, вероятно, на английские деньги. У генерала Паскевича не было на сей счет сомнений. Министр иностранных дел граф Нессельроде ответил ему письмом (16 марта 1829 г.): «Отношение в. сиятельства государь император изволил читать с чувством живейшего прискорбия о бедственной участи, столь внезапно постигшей министра нашего в Персии и всю почти его свиту, соделавшихся жертвою неистовства тамошней черни. При сем горестном событии е. в. отрадна была уверенность, что шах Персидский и наследник престола чужды гнусному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведения своего с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской, а с другой стороны, известному фанатизму и необузданности сей самой, которая одна вынудила шаха и в 1828 году начать с нами войну. Сопротивление мятежникам, сделанное персидским караулом, бывшим у министра Грибоедова, немалое число людей из сего караула и из войск, присланных от двора, погибших от народного возмущения, служат, по-видимому, достаточным доказательством, что двор персидский не питал никаких против нас враждебных замыслов».

Но лучше всего, проникновеннее, теплее, искреннее всех сказал о персах и о своем к ним отношении Есенин:

Голубая родина Фирдуси,
Ты не можешь, памятью простыв,
Позабыть о ласковом урусе…
И в глазах, задумчиво простых,
Голубая родина Фирдуси.
Хороша ты, Персия, я знаю,
Розы, как светильники, горят
И опять мне о далеком крае
Свежестью упругой говорят.
Хороша ты, Персия, я знаю…
Но тебя я разве позабуду?
И в моей скитальческой судьбе
Близкому и дальнему мне люду
Буду говорить я о тебе —
И тебя навеки не забуду…

Сердце иранской цивилизации состоит из ряда культурных оазисов, городов – Хамадана, Тегерана, Исфахана, Мешхеда, Кума и других. Все они имеют ряд известных памятников. В Куме, религиозной столице Ирана, которую еще называют «Святой землей», находится немало памятников старины и святынь шиитов. Здесь же резиденция шиитских имамов. Город был основан в IV–V веках н. э. Тут находится мечеть и мавзолей святой Фатимы, что построена в VIII веке. Великолепный ансамбль состоит из мечети, находящейся в центре двора, окруженного каменной стеной. В центральном зале мечети – гробница Фатимы. В ансамбль входит и известное на весь мир медресе, или теологическая школа. Шиитские студенты называются «талибами». Многие из них стремятся стать аятоллой, но для этого нужно не менее 20–30 лет изучать Коран и хадисы. Это довольно трудный путь. Порой же оказывается, что легче изучить устройство автомата Калашникова. Наиболее выдающейся и глубоко почитаемой мечетью Кума является Джамкаран (в 6 км от центра города).

Сцена из Рустемиады

Место для строительства было выбрано еще святым аль-Махди, двенадцатым шиитским имамом, которому это место указал якобы сам Аллах. Ее построил около 1000 года шейх Ариф Салех Хасан ибн Мослех Джамкарани. Самая древняя мечеть Кума – Атик (Атигар), построенная в 707 году на месте зороастрийского храма огня, разрушенного арабами. Для людей литературы, поэзии, культуры особый интерес представляют две столицы Хорасана – Нишапур и Мешхед. На языке фарси (персидском) «khor» означает «солнце», а «san» – «место» или «обитель». Таким образом, Хорасан – «место, где встает солнце», колыбель персидского языка и всей иранской цивилизации. Хорасан – сердце Центральной Азии, узел, связывающий Восток и Запад, Север и Юг. Здесь пересекались все караванные пути – лежал «Великий шелковый путь». Мешхед – современная столица Хорасана, второй по значению (после Кума) священный центр и крупный торговый центр. Здесь же находится великолепная мечеть имама Резы, восьмого шиитского имама, жившего в IX столетии. В 912 году султан Масуд Газневи возвел над могилой большой мавзолей. Сейчас это огромный комплекс из 33 зданий, расположенных на Запретной территории («Харам») – круглом, окруженном каналами острове. В центре ансамбля стоит мечеть с золотым куполом, возведенная над могилой имама Резы. Стены мечети до половины облицованы мрамором, а выше их покрывает великолепный ковер из ярких майоликовых плит, на котором нанесены арабской вязью стихи из Корана. Купол мечети и два «золотых минарета» видны за многие километры, рядом богатейший музей с уникальной коллекцией золотых изделий, ковров и предметов искусства. Город Нишапур – место торговли обеих сторон (Востока и Запада), «его товары вывозятся во все страны, у его ткани слава и блеск, в нее наряжаются жители Египта и Ирака. Там собираются плоды и туда ездят ради науки и торговли. Он – «ярмарка Фарса, Синда и Кермана, складочное место Хорезма, Рея и Джурджана», – писал арабский географ и путешественник X века Мукаддаси. В Нишапуре находится и могила одного из самых замечательных поэтов Востока – Омара Хайяма (ок. 1048–1123).

Омару Хайяму

Много лет уж бреду я дорогой земной,
Но прекрасней стихов
не видал под луной…
За один только твой вдохновенный
родник,
Не колеблясь,
отдам все сокровища книг.
О имам Хорасана, ученейший муж,
Царь поэтов Востока,
властитель их душ,
Знай, что где-то в России далекой —
Необъятной, великой, святой,
синеокой —
Много тех, кто давно очарован тобой,
Твоей страстной, волшебной,
хмельною строкой.

В. Миронов

Омар Хайям

Немало общего видим в стиле и приемах строительства мастеров Ирана и Средней Азии в VII–IV веках до н. э., что заметно на примере создания «городищ с жилыми стенами» – и не только в древнем Хорезме, но в Согде и Бактрии. Эти города продолжали существовать и в дальнейшем. Как подчеркивают специалисты, вертикальное членение их стен, а также формы дворцов правителей, увенчанных башнями, весьма созвучны традициям древнего зодчества Месопотамии или Ирана… В столице древнего Хорезма (Топраккале) открыт был усилиями советских археологов дворец правителя, имевший более ста помещений, украшенный монументальными статуями и рельефами. В одном из его залов находились статуи царей, окруженные фигурами членов семьи и, возможно, богов-покровителей. В другом зале – фигуры воинов (реконструкцию «Зала воинов» позже выполнил М. Орлов).

Гробница Омара Хайяма

Немалый интерес представляет и городище Старая Ниса в древней парфянской столице Нисе, недалеко от современного Ашхабада. Тут провели исследования археологи во главе с М. Массоном. Строительство дворца велось в I–III веках н. э. Представление об искусстве древних народов можно составить по великолепной реконструкции парадного зала дворца и вообще по многим предметам из так называемого «Амударьинского клада». Случайные находки в Северной Бактрии (Южный Таджикистан) ясно указывают на сходство культур народов Средней Азии с культурой персов и мидян. К тому же бактрийцы в течение двух веков входили в орбиту интересов Ахеменидской державы. Образы людей в бактрийском искусстве поэтому сходны с их изображениями в Ассирийском и Ахеменидском царствах. Скажем, таково великолепное изображение сака на золотой пластине из клада Амударьи.

Зал дворца в Нисе. Реконструкция

Огромна империя Сасанидов, куда с 226 по 651 год входила и территория современного Ирака. Подобно тому как владения Митры простирались от Инда до Понта Эвксинского, говоря о наследии персов, мы видим разнообразное смешение языков, вер, культур, идеологий. Если арабский язык за два столетия господства Аббасидов полностью заменил язык пехлеви в науке и образовании, то на фарси говорили все обитатели этих мест. Тут мирно уживались суфизм, шиитство, зороастризм, другие религиозные течения.

Сасанидское блюдо из Амударьинского клада. Серебро. VII?в. н. э.

С давних времен персидские купцы селились в Средней Азии, так как туда бежало после нашествия арабов немало персов. На базе персидского языка сформировался и таджикский. Поэтический дар персов несравненен. И не ницшевского Заратустру, в котором обрел себя тип озлобленного человека с его идеей «жить – значит господствовать», а образ суфиев, которых зовут «добрыми» и «друзьями», вижу я в благородном лике перса. Порой ощущаем свое родство и с огненным пророком Заратустрой, что творил совершенный мир усилием мысли или с помощью меча, что низвергнет злокозненных дэвов.

Порой об Иране говорят как о теократии. Но это совсем не так… В одном из произведений известного теолога, философа, правоведа мусульманского мира Абу Хамида ал-Газали ат-Туси (1058–1111) (он побывал в Сирии, Хиджазе, Иерусалиме), автора «Элексира счастья», которого и по сей день читают в школах Ирана, Пророк спрашивает правоверного, не боится ли он ухода в небытие. Подумав, тот спросил посланника Аллаха: «А разум будет там со мной?» «Будет» – сказал Пророк. «Тогда я ничего не боюсь», – последовал ответ мудреца.

Золотая маска

Открыть Иран под силу людям высочайшего духа, приверженным к справедливости. Будьте внимательны к традициям и вере этого народа, постарайтесь полюбить его. Только влюбленным в него откроет он свое сердце. Недаром Руми учил: «Где бы ты ни был и в каком бы состоянии ни находился, всегда старайся быть влюбленным». Многое для нас близко в современном Иране, стране воинов, поэтов, духовных лидеров, пророков, ученых.

Мимбар в мечети, откуда говорил Джалалуддин Руми

Расскажу еще одну притчу Джалалуддина Руми: «К дверям возлюбленного подошел человек и постучал. Его спросили: «Кто там?» Он ответил: «Это я». Ему сказали: «Здесь нет места для Меня и Тебя». Дверь осталась запертой. После года уединения и лишений человек вернулся и постучал вновь. Спросили: «Кто там?» Человек сказал: «Это ты». Дверь открылась перед ним». Найдите сходство и общность интересов – и Иран непременно вам «откроет дверь». Подобно юному и могучему Гелиосу, богу воинства, совместно одержим победу в сражениях на поле брани и в сфере духа, оставаясь защитниками справедливости и правды.

История и география связывают нас прочнее свадебного покрывала и брачного кольца. Предпосылки к тесному союзу двух стран (а в более широком плане и регионов – Ирана, Средней Азии и России – районов Евразии) возникли, можно сказать, еще с середины III–II тысячелетий до н. э. Тогда чудовищная засуха на юге Туркмении и в Туранской долине Средней Азии стимулировала не только вторжения индоевропейских племен в Европу (в Британию, Скандинавию, Элладу, Причерноморье и т. д.), в Переднюю и Малую Азию, но и заметно стимулировала развитие производства, разработку рудников, овладение техникой литья на юге России, в Сибири и на Урале. А. В. Гудзь-Марков пишет: «В период, прошедший с середины III до середины II тысячелетия до н. э., в степях Евразии сложился величайший центр силы континента. Наиболее богатым сырьем для металлургических горнов районом великой степи оказался юг Урала, где начиная с XVIII в. до н. э. родился первый этап археологической андроновской культуры. Появление в степях Евразии значительного оседлого населения центров культуры и производства юга Туркмении и севера Ирана (Геоксюр, Анау, Намазга, Тепе-Гиссар) объясняет практически мгновенный, невиданный ни до ни после расцвет юга Урала XVIII–XV вв. до н. э. В богатых металлургическим сырьем землях tora Урала сложилась не просто своеобразная кузница великой степи, тут сформировалась своего рода столица военной аристократии индоевропейской кочевой стихии Евразии. Именно южноуральская степная элита явилась непосредственной преемницей древней переднеазиатской и южнотуркменской индоевропейской цивилизаций VI–III тыс. до н. э., главным духовным символом которых с V тыс. до н. э. являлся классический крест, ставший в дальнейшем олицетворением христианства». Тут строились невиданные здания (бревенчатые срубы площадью от 25 до 100 м, с сенями-выходом в середине стены), возводились мощные укрепления с валами и частоколом. На территории найдены боевые колесницы, воспетые «Ригведой». Возможно, стоит вспомнить и об уникальном древнейшем центре цивилизации на Урале (в Аркаиме). Сегодня имеются все предпосылки для соединения научно-индустриальных и сырьевых возможностей великой России, а также людских, экономических, природных ресурсов громадной Евразии.

Священный град Аркаим на Урале

Иран является ценным и важным геополитическим и торговым партнером современной России. Находясь на стыке между Ближним, Средним и Дальним Востоком, они в течение тысячелетий контролировали великие торговые пути, связывавшие Средиземное море с Индией и Китаем. Как подчеркивал в своем труде В. Гурко-Кряжин, обладание узкими ущельями, прорубленными природой в колоссальном бастионе Иранского плато, которое имеет среднюю высоту в 5–6 тысяч футов и окружено валом высочайших хребтов, делает Иран хозяином трансазиатской магистрали, кратчайшего пути из Европы в Азию и Китай. Иран вместе с Ираком и Средней (или Центральной) Азией является тем подбрюшьем, по которому проходят кровеносные вены и аорты Великой Азии. По меткому замечанию В. Берара, «здесь пересекаются диагонали старого мира». Англичане не случайно называли Иран не иначе как «столбовой дорогой народов» (the highway of nations). Стратегическая дорога, которую сами персы звали царским путем, вела от Средиземного моря к древней столице Экбатан (Хамадан) и далее по Северной Персии через Рагу (Тегеран), Нишпур, к границам нынешнего Афганистана. Здесь она раздваивалась: северный путь шел к оазисам Средней Азии, южный же – через колоссальные горные барьеры – к долинам Индского Пятиречья. На обладании этой важнейшей магистралью, как отмечают, «и было основано могущество персов (ахеменидов)». Кстати говоря, и Александр Великий одной из главных целей похода его войск в эти края считал установление контроля над индоперсидской магистралью. По ней уже тогда на Запад (причем в огромных количествах) экспортировались пряности, хлопчатобумажные изделия, химические краски и особо прочная сталь. В конце II века до н. э. значение этой магистрали еще более возрастает, так как она смыкается с китайским путем и «приводит Средиземное море в связь с побережьем Тихого океана». Тогда же по крупнейшей мировой торговой артерии устремился новый поток товаров, культурные ценности. Затем по «Хорасанской дороге» двинулись арабские купцы, достигая в ряде случаев даже берегов Балтики.

В. Васнецов. Бог Отец. Фреска Владимирского собора в Киеве

Российская империя (в лице умнейших государственных деятелей) прекрасно понимала значение Ирана как важнейшего стратегического партнера. Правда, у русских в Азии и на Востоке был давний (умный и грозный) соперник – Англия. Заполучив в руки Индию, та пыталась обеспечить сухопутные подступы к жемчужине своей короны и обезопасить их. В Афганистане сделать это не удалось, и тогда англичане стали подумывать о том, как бы лучше «возродить Персию, отождествляя интересы своей империи с интересами Англии». Однако когда Англия завязла в Южной Африке (в англо-бурской войне), как США с Англией – в нынешнем Ираке, тут-то и наступил час России… Финансовое положение Ирана в конце XIX – начале XX века (при шахе Музаффер-эд-Дине) было далеко не блестящим. Правитель остро нуждался в деньгах. Англичане отказали ему в займе. И первый заем в 25 500 000 рублей ему предоставила Россия (1901 г.), через два года ею был дан еще один заем – в 10 млн рублей. Тогда мы были в силе.

Иранские ученые на конгрессе философов в России. 2005 г.

В то время это были огромные деньги. Достаточно сказать, что ежегодный доход всей персидской казны составлял в сумме всего 15 млн рублей. Понятно, что при таком финансовом влиянии у русских капиталистов появилась возможность активно участвовать в развитии иранской промышленности. Вскоре русский промышленник Лианозов получил в полное распоряжение богатейшие рыбные промыслы на Каспии. Плавание в Каспийском море стало монополией пароходного общества «Кавказ и Меркурий», а русские пароходы заходили даже в Персидский залив. В Басре учредили русское консульство, а в Бушире стоял казачий отряд и крейсер. Сегодня это звучит странно, но тогда нам удалось на этом «фронте» одолеть в торговле даже многоопытных и хитрющих британцев. Если в 1883 году общая торговля Англии с Персией равнялась 75 млн франков, то спустя 10 лет она понизилась до 50 млн франков. Россия же довела стоимость своего товарооборота до 125 млн франков. Рекордным годом для русской торговли явился конец 1913 – начало 1914 года, когда ее ввоз в Персию равнялся 62,2 процента всего ввоза, тогда как у Англии – 12,5 процента. Уж не потому ли Англия предпочла равнодушно созерцать расстрел семьи Романовых (родной им по крови), но только не спасать ее – с перспективой возможного восстановления могучей империи?!

Убранство комнаты персидского вельможи

Русские тогда, заметим, плотно закрыли Кавказ для иностранного транзита, благодаря чему товары Англии вынуждены были двигаться неудобным (а следовательно, дорогим) путем. Говоря об этом нынешним политикам России, мы надеемся, что они четче поймут роль Ирана, Ирака, Индии, Китая, Кавказа, Центральной Азии в общем раскладе мировой геополитики, а еще больше – в картине будущей мировой экономики. Неужели кто-то еще думает, что европейцев и янки всерьез интересуют какие-то там «права человека» в Афганистане, Ираке, Иране, Грузии, Белоруссии, Украине или где бы то ни было… Их политика – покер, грязная игра, с помощью которой выигрывают или проигрывают (и не только деньги, но страны и народы). Американцы уже сейчас (за полвека до того, как основная экономическая работа перейдет в Азию и Сибирь) готовят военные колонии, базы, форпосты, порты в регионах. Россия, ее вожди будут просто последними глупцами (как и вожди бывшего Советского Союза), если серьезно не подготовятся к мировой экономической и военно-политической экспансии. Перед ней походы Дария, Ксеркса, Рамсеса, Александра Македонского и римлян ничто.

«Тонущее воинство». Фреска. Храм Ильи Пророка в Ярославле

Верю, жизнь с ее динамикой, энергией сблизит два великих народа. Север и Юг должны соединить свои стальные руки, руки витязей, мудрецов, поэтов и купцов. Вырисовывается реальность перспективы создания «пути из варяг в персы». Железнодорожный путь скоро соединит Россию, Азербайджан, Иран (и треть ее пройдет по территории России). Европа весьма заинтересована в этой дороге жизни, ибо путь в Индию через наши пенаты и Иран будет для европейцев на 20 суток короче, чем доставка грузов через Суэцкий канал. Как знать, может, не так уж и далек звездный час воссоединения великого арийского братства. Будьте уверены, путь сей единодушно и дружно благословят Христос (Исса) и Мухаммад. Поэтому действительно мудрый и волевой политик России никогда не допустит того, чтоб Соединенные Штаты Америки (с неконтролируемым президентом) захватили в свои руки эту важную дорогу, установив контроль над территорией Ирана и ее великим народом…

Миниатюра из рукописи XVI?в.

И чтобы вам впредь не говорить: «Книга ниспослана была только двум народам до нас, и мы действительно были небрежны к ее изучению» (Коран, Сура 6. Скот).