Глава 2

Переход через Альпы

После мартовских ид, официально ознаменовавших начало нового года, Публий Корнелий Сципион был избран консулом из патрициев. Это был невзрачный человек, кичившийся не своим званием, но большим здравомыслием. Род Корнелиев и Сципионов дал государству удачливых вождей во многих поколениях, и это обстоятельство, видимо, повлияло на избрание Публия. Он много сделал вместе со своим соратником-консулом для подготовки двух армий, и то войско, которое должно было вторгнуться в Испанию, отдали под его командование. Большинство признавало решение верным, так как группировка Корнелиев — Сципионов в сенате финансировала территориальную экспансию на море с целью превратить Испанию в римскую провинцию, но проект этот был отложен почти на год из-за сопротивления народного собрания.

Фактически подобная отсрочка делала необходимым изменить военные планы. Сагунт больше не мог служить базой для высадки на Испанском побережье. Было решено поэтому начать войну на два фронта. Большой экспедиционный корпус отплывает с базы в Сицилии, высаживается на Африканском побережье и как можно быстрее приступает к осаде самого Карфагена. Менее многочисленная экспедиция поплывет под командованием Публия через дружественный Марсель, чтобы преодолеть потом барьер Пиренеев. В любом случае она будет сдерживать полевую армию карфагенян в Испании. Этот план совершенно очевидно ставил карфагенскую армию перед дилеммой: возвращаться в Африку, чтобы оказать помощь родному городу, или оставаться вдали от Карфагена.

Последнее сообщение от наблюдателей в Марселе гласило, что карфагенская армия во главе с Ганнибалом наступает, пересекая реку Эбро.

Из-за всех этих изменений и поспешных приготовлений Публий Сципион не смог добраться к морю до наступления лета. Он отплыл из нового порта Пизы, построенного этрусками, с двумя легионами и вдвое большим количеством войск союзников (в общей сложности 24 000 человек), а также с 60 довольно старыми галерами в сопровождении транспортных судов. Возможно, потому, что флот держался у берегов, он был крепко потрепан сильными ветрами, и большинство легионеров, непривычных к морю, страдало от морской болезни.

Но то была не единственная неприятность для римского консула. На севере непокорные галлы снова устремились на свои поля вдоль реки По, отданные поселенцам-латинянам. Впереди него, на западе, римские легаты, те самые, которые с таким достоинством вели себя в совете Карфагена, отказавшись вступать в пререкания с финикийцами, встретили враждебный прием, когда попытались завоевать расположение племенных вождей севернее Пиренеев. Варвары смеялись над ними, говоря, что было бы глупо жертвовать собственными полями, защищая поля далеких римлян. К тому же сами Пиренеи носили имя неведомой римлянам богини Пирны, гордой и всемогущей. Казалось, какая-то невидимая сила мешает продвижению римского войска. Услыхав об этом, Публий не стал тратить время на пустые размышления. Он был человеком трезвым и практичным.

Однако он был доволен, найдя укрытие для своей флотилии в устье большой реки Роны. Там, как он и предполагал, на сторожевых башнях побережья его ожидали встревоженные марсельские военачальники. Они прервали его церемонные приветствия своими криками, сообщив ошеломляющие новости. Ганнибал был уже здесь, на Роне.

— Вы хотите сказать — на Эбро, — отважился поправить их Публий.

Он не мог поверить, что карфагенская армия, находившаяся в Испании, на самом деле была уже на берегу этой галльской реки на расстоянии двухдневного марша от места его высадки. Тем не менее он отправил отряд лучших всадников на разведку и укрепил свой лагерь, где изнуренные морской болезнью легионеры восстанавливали силы. Через пять дней конники вернулись и подтвердили, что на Роне и в самом деле разбит большой лагерь карфагенян. В нем много странно одетых всадников, как видно африканцев. Кроме того, разведчики заметили среди повозок слонов и людей с топорами в руках, сооружающих плоты.

Их рассказ о столь поразительных вещах ничуть не уменьшил скептицизм Публия. Что могло привести карфагенян на земли, лежащие по ту сторону Альп? Публий собрал полковых трибунов — обсудить дальнейшие действия. Всем было ясно, что карфагеняне, их заклятые враги, затевают что-то на реке. Следовало вступить с врагами в битву. Публий отдал распоряжение привести легионы в боевую готовность. Они начали со всей осторожностью продвигаться вверх по реке. И обнаружили опустевший лагерь противника, а в нем орду пьяных галлов, которые колотили в свои щиты и горланили песни вокруг пепелищ, оставшихся на месте костров.

Битва не могла состояться. За три дня до того карфагеняне переправились через реку и ушли в северном направлении. Но куда?

Новый консул оказался перед ситуацией, подобной которой не бывало в его короткой военной жизни. Враг, вместо того чтобы вступить в битву, скрылся в неизвестном направлении. Река текла с гор, называемых Альпами, а за этими горами лежала его родная Италия. Перед Публием стояла дилемма: то ли ему поворачивать назад по собственной инициативе, то ли продолжать свою миссию, отплыв вместе со своим флотом.

Консул решил проблему, опираясь на здравый смысл. Отдав приказ своей армии двигаться в Испанию на судах, эскортируемых марсельскими сторожевыми кораблями, под командованием своего брата, он вернулся на быстрых галерах в Пизу, чтобы выполнять свои консульские обязанности. Такое решение практичного Сципиона возымело немедленные последствия.

Его первейшей обязанностью было защищать границы Рима. И если это невозможно делать на Роне, Публий Корнелий Сципион станет делать это на реке По. Видимо, он понимал, что ему предстоит долгий возвратный путь. Сомнительно, чтобы он осознавал, что направляется следом за Ганнибалом.

Шаги, предпринятые Публием, были четко отражены в документах, относящихся к 218 году до н. э. В противоположность этому действия Ганнибала, сына Гамилькара, окутаны молчанием. Он и сам приложил усилия к тому, чтобы его намерения не были известны. Однако то тут, то там можно обнаружить следы его замыслов.

Прежде всего, он уже за год до этого предчувствовал, что будет объявлена война, еще с тех пор, как два римских посланника предстали перед ним в Новом Карфагене. В течение следующей зимы он сделал перестановку в вооруженных силах, послав испанских рекрутов в Африку и отозвав оттуда некоторые гарнизоны. Он поступил необычно, разрешив своим испанцам перезимовать в их домах. Он отправил посланцев с дарами за Пиренеи, через Альпы к кельтским вождям в Северной Италии. Эти посланцы должны были наблюдать за всем по пути своего следования, а потом сообщить данные о размере урожаев и времени их сбора, а также сведения о людях, воинственное ли у них настроение, враждебно ли они настроены к Риму или нет.

Кроме того, Ганнибал в течение той зимы наведывался в южную, иберийскую часть Испании. Он даже посетил Гадес на краю земли и там снова увидел безбрежный океан. Представим его в тот момент, когда он стоит на ступенях храма, куда закрыт путь для женщин. Необычно высокий для карфагенянина, он слегка сутулится под черным испанским коротким военным плащом. У него коротко остриженные кудрявые волосы и бородка; глаза на тонком загорелом лице смотрят загадочно; над плотно сжатыми губами — прямой нос. Это человек, не выделяющийся среди остальных своим одеянием, неугомонный; но погруженный в размышления.

Ганнибал прискакал верхом через андалусские долины ранней весной. Археологи обнаружили доказательства его деятельности в возведенных вдоль побережья глинобитных сторожевых башнях, которые вошли в историю как «башни Ганнибала», и в спешно сооруженных цитаделях из древних квадратных камней, уложенных по-новому. В то же время укрепилась власть иберийских правителей на подвергающемся опасности восточном побережье.

Пока не было никаких признаков того, что Ганнибал намерен покинуть Испанию, которая была родной для семейства Баркидов в течение двадцати лет.

Римская легенда о Баркидах, возникшая позже, гласит, что сыновья давали клятву стать врагами Рима; что их отец перебрался в Испанию вопреки воле Карфагена; что Ганнибал сам разжигал пламя войны; что Гамилькар использовал Испанию в качестве трамплина для сухопутного броска своих сыновей через Альпы, чтобы атаковать Рим. Легенда эта не лишена логики и столь же драматична, как трагедии Еврипида. Но она не соответствует действительности.

Баркиды были отправлены в Испанию от имени и по поручению их города Карфагена.

Не существует никаких доказательств того, что Гамилькар обдумывал неслыханный поход через Европу и завещал этот план своему сыну, передавая его от одного поколения другому. Похоже, то была незыблемая традиция, потому что перед смертью Гамилькар предупредил Гасдрубала Великолепного и его сыновей, что они едва только приступили к выполнению своей задачи в Испании и у них еще недостаточно сил, чтобы противостоять армии Рима.

Ганнибал закончил свою зимнюю инспекционную поездку во дворце над оживленным портом Нового Карфагена, где торговля ширилась с каждым годом. Караваны повозок доставляли из рудников в порт серебро, ежегодная добыча которого соответствовала доходам самого Карфагена. Клятва у алтаря храма Мелькарта связывала Ганнибала и его братьев обещанием никогда не покоряться римскому господству, и где еще, как не в далекой Испании, он мог лучше этому следовать?

Более того, во всех своих действиях Ганнибал должен был зависеть от живой силы своих иберов и кельтиберов. Ни один лидер, такой впечатлительный, как он, не мог не понимать главных черт испанского народа с его непомерной гордостью. Эти жители Серебряных гор и огромных долин будут сражаться как дьяволы за свои дома и города. Увезенные куда-то, связанные клятвой или нет, они будут пропадать с тоски. Скоро он получил доказательства этой черты испанцев, которые были главной опорой его новой армии.

Было очевидно, что на том этапе Ганнибал готовился защищать берега Испании. И тут, в апреле, гонцы из Карфагена принесли весть о том, что Фабий избрал путь войны. Ганнибал отдал приказ всем воинам, находившимся в отпуске, возвратиться в лагеря, разбитые вокруг Нового Карфагена.

Вскоре после этого он должен был получить сведения от карфагенских агентов в сицилийских портах о том, что там готовится флот для вторжения на побережье Африки, находящееся в 100 милях к югу. Неприятельские галеры уже совершали пробные набеги на побережье вблизи Карфагена.

Независимо от каких бы то ни было клятв, Гамилькар и его сыновья следовали одной цели — служению карфагенской республике. Разве «Молния» не покинул свою твердыню на горе Эрик, чтобы вести переговоры о мире, о котором мечтал совет? Разве не вернулся потом, чтобы помочь своему городу, когда грянула катастрофа с восстанием наемников? Гасдрубал Великолепный заключил мирное соглашение с врагами по требованию своего родного города. Чего бы ни собирался добиться Ганнибал на своей новой родине — вплоть до независимого царства, как утверждали его противники в совете, — теперь он столкнулся со смертельной опасностью вторжения из Сицилии, грозившей Карфагену.

А Карфаген не располагал флотом, способным отразить это вторжение. За стенами Карфагена был гарнизон, но не было армии, способной противостоять опытным римским экспедиционным войскам. Но если Ганнибал вернется защищать свой родной город, он оставит Испанию на растерзание врагу.

Нет никаких свидетельств о его размышлениях. Он действовал без промедления. Он посадил Имильке, свою жену, и их годовалого сына на корабль, отплывающий в Карфаген. Он видел, как корабль вышел из гавани и, миновав маяк, исчез в темноте, скрывающей его курс на Африканское побережье. Отправил ли он свою семью, чтобы уберечь ее от опасности, или в качестве заложников его будущих военных действий? В любом случае семья была ниточкой, связывающей его с африканским городом.

В мае Ганнибал последовал за своей армией, которая уже продвигалась вдоль побережья на север.

Армия двигалась не спеша отдельными отрядами. Эти отряды были сформированы по национальному признаку и разительно отличались один от другого. Нумидийские и марокканские всадники ехали верхом без поводьев, играя на свирелях, пока их лошади щипали траву. Эти всадники пустынь держались особняком; придавая большое значение мелочам, они тратили все свободное время, заплетая волосы, чистя зубы и надраивая до блеска золотые украшения. Они скакали, закутавшись в белые накидки и сидя на леопардовых шкурах; когда они атаковали, их длинные копья во много раз превосходили в скорости метательные снаряды врагов. Сражаясь плечом к плечу, они ловко укрывались за слонами и орудовали длинными кинжалами, пользуясь обеими руками, в то время как у врага была только одна рука свободна, поскольку другой он держал поводья коня. Сила берберов заключалась в их стремительности; они могли догнать более неповоротливых всадников или при желании оторваться от них. Ливийская и берберская пехота в железных доспехах, но кожаных шлемах, со щитами и длинными копьями, смыкались на тропинках. Они находились под строгим командованием Магарбала, служившего еще Гамилькару.

Рядом с колоннами тяжеловооруженной пехоты двигались проворные выходцы с Балеарских островов — «метатели» — каждый с тремя кожаными ремнями разной длины, намотанными на плечо или вокруг пояса. Подобно испанцам, они отличались независимым нравом. Один из их метательных снарядов представлял собой пылающее зажигательное ядро, второй — ядро свинцовое, способное пробить бронзовый щит.

Конница составляла необычно многочисленную часть движущегося войска. Головы и шеи массилийских воинов были укрыты под кожаными капюшонами с вшитыми в них железными пластинами. В то время как проворные нумидийцы рассчитывали на свои колчаны, полные дротиков, которые они умели метать любой рукой, тяжеловооруженные всадники пускали в ход пики; кельтиберы, прежде чем орудовать короткими кривыми саблями, применяли железные копья. Во время боя бесценных для них лошадей защищали кожаные нагрудники.

Африканские полки составляли ядро армии, но сердцем ее были испанцы — горцы Кастулона и Месеты, выходцы из Вакеи и Уксамы в шлемах в виде волчьих и львиных голов; упившись вином, эти воины плясали по ночам вокруг костров. Только иберы, которые строго подчинялись дисциплине, шли полками под знаменами с изображением солнца и полумесяца. Они сопровождали караваны.

Ганнибал, который разрешал этим разношерстным воинским подразделениям устраивать их народные празднества, заботился, чтобы нагрузить караваны резервным оружием, инструментом, зерном, лекарствами и ящиками с огромными запасами серебра. Хотя в походе принимало участие немного басков, были здесь и запасы их своеобразных топоров с двумя лезвиями — для рубки леса.

Как армия это воинство, к сожалению, не отличалось дисциплиной и сплоченностью. Всего оно насчитывало 50 000 человек и 40 слонов. Полностью войско собралось впервые. Оно было способно защитить страну и вынести привычные тяготы между празднествами. Но как эти отряды будут взаимодействовать в бою?

Очень незначительную по количеству группу составляли карфагеняне. Это были главным образом инженерные части и конница, отборная, на лошадях под живописными красными попонами. На самом деле то был резервный отряд молодых военачальников. Они выполняли и роль переводчиков в столь многоязычной армии. Ганнибал мог находиться в любом месте войска (он говорил на нескольких языках). Его было трудно узнать, если не видеть лица и не обратить внимания на инкрустированное золотом оружие и серебряные украшения на сбруе коня. Его алтарь и изваяние божества везли в маленькой палатке.

Впоследствии враги Ганнибала воздадут должное его армии. «За шестнадцать лет… он ни разу не расформировывал свои войска и не отпускал их с позиций. Объединив всех, он удерживал всю эту огромную армию от бунта против него самого и от внутренних раздоров, хотя его воины не принадлежали к одной нации и даже к одной расе — это были ливийцы, испанцы, карфагеняне, лигурийцы, кельты и балеары, а также италийцы и греки. Только опыт и умение военачальника заставляло людей столь различных подчиняться его, и только его воле».

Римские писатели приподняли завесу над загадкой армии Ганнибала. Она была укомплектована людьми, населявшими берега Средиземноморья от Сиртов до проливов, а в этот период даже до реки Эбро. Объединенные в национальные группы, эти люди пошли за Ганнибалом по своим личным мотивам — пока у него не было лигурийцев, италийцев и греков.

Армия беспрепятственно переправилась через широкое устье реки Эбро. Ганнибал, должно быть, с иронией думал о том, что карфагенянам пришлось переправляться через реку, о которой шла речь в договоре, с оружием в руках после того, как мирный договор был нарушен римлянами.

После того как армия переправилась через Эбро, произошло нечто странное. Даже нечто очень странное, если принять во внимание, что армия собиралась до наступления зимы совершить переход через Альпы. Но она три с половиной месяца преодолевала путь между рекой и пиренейскими перевалами, расстояние в 180 миль, которое эта армия была в состоянии пройти за шесть дней.

Путь вдоль побережья проходил по сильно пересеченной местности, населявшие ее кельты-илергеты чуждались карфагенян, а главные порты, Эмпория и Тарракон (Таррагона), были враждебными, так как представляли собой традиционные форты массильских греков. Однако не это создавало серьезные препятствия для продвижения войск. Отсрочка зависела от воли самого Ганнибала.

Причина этого по зрелом размышлении кажется совершенно ясной. Ганнибал еще не принял решения продвигаться дальше в Европу. Он делал то, что считал нужным. Последнюю треть Испании за рекой Эбро, с ее варварами-илергетами, большими любителями пива, и враждебными портами, следовало поставить под контроль карфагенян для достижения главной цели Гамилькара: открыть движение по прибрежной дороге и охранять восточный перевал в Пиренеях, чтобы защитить Испанию.

Новый Карфаген и южные гарнизоны были в свое время вверены попечению Гасдрубала, брата Ганнибала. Хотя ему исполнилось всего двадцать три года, Гасдрубал был наделен даром импровизации и живого воображения, когда дело шло о принятии решения. Стремительный в своих действиях, он не обладал твердой уверенностью Ганнибала. Их младший брат Магон был отчаянным смельчаком, любимцем солдат. Он быстро мчался в легкой колеснице, его алый плащ развевался на ветру. Ганнибал оставил его в городе под присмотром Гасдрубала. Все три брата были очень молоды по сравнению с римскими военачальниками.

Сам Ганнибал не был суффетом Карфагена. Он командовал армией в Испании, полагаясь только на себя и выполняя волю совета, который с одобрением относился к действиям Баркидов, пока Ганнибал ему подчинялся.

Штаб Ганнибала составляли карфагеняне. Магарбал и Ганнон, сын прежнего суффета Бомилькара, были ветеранами прошлой войны, искусными в бою и непреклонными в своей ненависти к римлянам. Еще один ветеран, зрелый возрастом Герт, обычно присутствовал на совещаниях. Более низкие по званию военачальники ранее были вождями испанцев или ливийцев. Разного рода специалисты в разных областях тоже принадлежали к разным национальностям: египтянин Сингал — главный врач; два грека, Сосилос и Силенос, выполняли роль старших секретарей; а Бог, астролог экспедиции, был выходцем из Азии. Сосилос, уроженец Спарты, учил Ганнибала греческому языку.

Такому необычному штабу помогали люди, которые оставались в тени, поскольку они собирали сведения в средиземноморских портах и районах Центральной Европы. Известно имя только одного из них, Карталона, который выполнял тайную миссию. Ганнибал опирался на этих безымянных агентов в значительной степени: они пробирались на тайные совещания торговцев, учитывали предзнаменования и пророчества, вероятно, пользовались и советами астролога Бога; в чужих городах они прислушивались к разговорам в цирюльнях и прощупывали настроение простых крестьян.

Пока Ганнибал медленно продвигался к Пиренеям, тайные агенты заставили его серьезно встревожиться, сообщив о том, что римские морские силы вторжения снаряжаются в Сиракузах и Пизе.

Так Ганнибалу стало известно, что готовится вторжение в Африку.

Последовали внезапные изменения в армии. Дивизия численностью в 10 000 человек была направлена на покорение высокогорных земель за Эбро и портовых городов. Передовой отряд начал продвигаться на север с целью захватить Пертус — ближайший перевал через Пиренеи. Войска двинулись в предгорья, вызывая изумление в общинах беженцев-басков.

Чем было вызвано изменение плана? Нет никаких указаний на это, кроме, пожалуй, одного. К тому времени или даже раньше карфагенские эмиссары возвратились из самой отдаленной северной части Италии. Более того, они привели с собой кельтов, и в их числе вождей по меньшей мере двух племен — бойев и инсубров. Эти галлы из долины реки По, видимо, разожгли любопытство своих дальних родичей с южного берега Эбро. Те явились на совещание в военных доспехах — в рогатых шлемах, со щитами, украшенными свидетельствами их подвигов, с тяжелыми золотыми браслетами на руках. Оруженосцы оберегали их со спины, а жрецы охраняли от порчи. Они принесли Ганнибалу неожиданные известия.

На их родных полях, сообщили бойи и инсубры, им пришлось взять в руки оружие, чтобы прогнать пришельцев, слуг чужеземного бога войны. Тоскуя по своему городу Милану, кельты напали на римские форты. Они захватили в плен преторов, изгнали колонистов. Их кони снова напились чистой воды из реки По. Они не станут вкладывать свои мечи в ножны, пока не вернут последнее из своих полей.

Ганнибалу пришлось сверить хвастливые заявления итальянских кельтов со свидетельствами своих агентов. Лазутчики утверждали, что римские легионы, направленные в Испанию, были отозваны обратно, чтобы подавить вооруженное восстание на севере, которое ни в коей мере не должно было затянуться надолго.

В какой-то момент во время долгих разговоров с кельтами-прорицателями сын Гамилькара принял решение. Он взял их дары и предложил свой — дружбу и помощь от имени Карфагена, которую он окажет им сам в Италии.

Решение повести армию в Италию, должно быть, родилось в дни трудных размышлений. При неизбежных тяготах и опасностях рассчитывать на успех было возможно лишь в одном случае. Добравшись своевременно до реки По, Ганнибал мог рассчитывать на то, что союзники обеспечат его ресурсами. В этом случае он удержал бы римские армии в самой Италии, избавив от войны Карфаген. Впервые все затраты и бедствия военного времени падут на римлян и их земли. Помимо этого ясности не было ни в чем, кроме необходимости спешить.

Обеспокоенные бойи и инсубры были удовлетворены.

Что бы ни обсуждалось ранее Гасдрубалом и далеким советом, свои решения за рекой Эбро Ганнибал принимал самостоятельно. Отправляясь в седле на север, в поросшие соснами предгорья, он повернулся спиной к минувшим двадцати годам жизни, Новому Карфагену и народу, который стал его народом. Остаться в Испании значило сохранить обеспеченную жизнь, личные удовольствия, лошадей в собственной конюшне, книги, которыми он так наслаждался. Он не находил радости в военных действиях и, воюя, должен был защищать тысячи своих сторонников. Ждать легкой победы над римлянами не приходилось. Он слишком хорошо помнил слова консула Регула: «Побеждай или смирись с судьбой побежденного».

Это была глупая альтернатива.

Однажды ночью 3000 карпетанов бежали из лагеря в предгорьях.

Вместо того чтобы послать другие отряды испанцев и заставить карпетанов вернуться, Ганнибал призвал к себе на разговор их военачальников. Зная их темперамент, он объяснил, что война, которая уже разгорается, настигнет их, где бы они ни находились. Римляне требовали от Ганнибала и его братьев, чтобы они сдавались, но они не собирались покоряться (эхо клятвы Баркидов).

Испанские вожди заявили в ответ, что не испытывают страха. Они не хотят идти в незнакомые горы, которые находятся во власти чужих богов. Они страстно мечтают увидеть снова свои равнины, а не двигаться дальше.

Ганнибал понимал их; он снова столкнулся с их гордым упорством. Никакими силами не заставить их куда-то идти, если они сами того не хотят.

— Тем из вас, кто хочет вернуться, — наконец сказал он, — я даю на это разрешение. Тех из вас, кто захочет сопровождать меня, я приветствую. Они получат вознаграждение.

Еще семь тысяч кельгиберов предпочли вернуться домой. Ганнибал отправил их к Гасдрубалу. В гранитном ущелье Пиренеев он оставил одного из военачальников с достаточным количеством воинов охранять перевал и обеспечивать свободный проход в Испанию. По ту сторону гор он пригласил на встречу вождей племен. (Агенты Карфагена сновали между ними с дарами.) Он быстро договорился с ними: баски не пострадают от оружия карфагенян, если не будут причинять вред армии.

Была середина августа, оставалось немного времени до того, когда осенние снега закроют альпийские перевалы. Через четыре дня войска вышли к берегам широкой Роны.

Приняв решение идти на Рим, Ганнибал больше не терял времени.

Противоположный берег реки был занят враждебными племенами, которые готовились помешать любой попытке переправиться через эту реку.

Войска столкнулись с новыми трудностями. Дождь лил с серого неба, мрачные лесные дебри угнетали африканцев и иберов, привыкших к сухой земле и высокому чистому куполу неба. Когда эти жители южных земель разжигали костры из мокрых поленьев, они рассыпали вокруг себя золу, чтобы отгонять злых духов темного неба, которое непостижимым образом опускалось на верхушки деревьев.

Ганнибал, глядя на реку и ее шумных защитников на противоположном берегу, уловил угнетенное настроение людей и заставил их работать. Лагерь стал центром подготовки к переправе через реку. Лодки всех видов были доставлены сюда из ближних деревень. Когда жители этих деревень обнаружили, что им платят серебром, они энергично принялись делать лодки из тростника и вязать плоты, чтобы получить побольше серебра от чужеземных воинов — и ускорить их уход. Люди Ганнибала взялись за топоры и рубили сухие деревья для постройки судов. Они раздобывали козьи шкуры, в которые можно сложить вещи при переправе вплавь. Они уже не раз преодолевали такие реки.

Ганнибал велел Ганнону, сыну Бомилькара, вместе с колонной иберийской конницы подняться вверх по Роне к броду у острова.

К полудню следующего дня было сделано достаточно, чтобы форсировать реку. Черный дым поднялся на севере — знак того, что Ганнон переправился на другой берег незаметно для военных отрядов галлов. Ганнибал велел трубить сбор. Резко запели флейты, когда полки с воинственными криками устремились вниз, на берег. Приняв вызов, галлы храбро загорланили в ответ, колотя древками копий в длинные деревянные щиты и срывая с себя одежду, чтобы это событие запомнилось навсегда.

Увы, галлам такое было не суждено. Когда шум достиг предельного накала и ряды карфагенян под зашитой больших лодок с пращниками вступили в воду, увлекая за собой лошадей, в лесу, за спинами людей из враждебных племен (они были подняты на борьбу агентами из Марселя), появились облаченные в воинские доспехи всадники Ганнона. Галлы храбро повернулись к ним, но были сметены с берега стремительной атакой вооруженных воинов с лодок. Сломленные, галльские воины ринулись туда, где путь был свободен — вниз по течению. Карфагеняне прекратили военные действия и начали переправлять армию и обозы. Легковозбудимых слонов переправили с помощью еще одной уловки. Погонщики загнали самок на массивный плот с земляным настилом. Часть самцов двинулась следом, плот столкнули в воду, тогда оставшиеся самцы поплыли за ним или пошли вброд.

Все слоны, за исключением одного, лучшего, были африканскими животными. Их высота не превышала девяти футов, и они были более подвижными, чем одиннадцатифутовые индийские животные. Эти слоны привыкли работать в воде, но им не нравились холодные воды Роны, питаемой ледниками.

Успешная, почти без потерь, переправа не особенно воодушевила людей. Те, кто взобрался на высокие деревья, сообщили, что далеко впереди, на востоке, темные вершины холмов поднимаются к затянутому серой пеленой небу. Стало ясно, что дорогу преградили горы, которые поднимаются до самого неба! Кроме того, никто не мог ни обсушиться, ни согреться в сыром лесу. Что их на самом деле пугало, так это расстояние, на которое они отошли от родного побережья, и странный вид северной земли, казалось устремленной к царству неведомых богов.

Вернулись конные нумидийцы и принялись перевязывать раны. То была уцелевшая часть патруля, который вступил в схватку с хорошо вооруженной римской кавалерией в устье Роны.

Ганнибал немедля собрал всех военачальников национальных отрядов, чтобы выразить гнев по поводу их растущей неуверенности.

Прежде всего он представил им Магала, главного вождя бойев, который жил вместе с карфагенскими военачальниками. Магал стоял перед вооруженными людьми. Он сказал, что он и его спутники пришли с востока, с заснеженных гор; что кельтские племена часто переходили через горы, и хотя это дорога нелегкая, зато, более короткая для людей и вьючных животных. Потом Ганнибал выступил перед своими соратниками и призвал их думать о реальных трудностях, а не воображаемых страхах. Он устроил им жестокий разнос, потому что знал, какие тяжелые испытания их ждут впереди.

— Что такое эти Альпы? Всего лишь высокие горы! Они не упираются в небо; вы пройдете по ним под небесами. Кельтские семьи живут в горах и обрабатывают поля.

Он напомнил им, какой длинный путь они уже преодолели.

— От Нового Карфагена до этой реки вы прошли шестьдесят четыре сотни стадиев. Преодолейте еще двадцать шесть сотен стадиев, и вы окажетесь в долине первой итальянской реки.

Он просил их подумать о римлянах.

— Вы говорите, что римская армия появилась здесь, прибыла с моря. Это правда. Вернетесь вы в долину Бетис или станете искать убежища у иберов в Новом Карфагене, вам все равно придется увидеть, что римская армия движется со стороны моря. Отправитесь в Гадес — они и туда последуют за вами. Неужели вы будете сидеть в хижинах, готовить пищу и дожидаться прихода легионов, которые поработят вас? Ваши жены и сыновья ждут вашего возвращения. Кем вы вернетесь? Беглецами от врагов, которых даже не видели?

Ганнибал в резких выражениях высказал то, что было у него на уме: если они смогут победить римлян в самом Риме, то лишат Рим возможности развязать войну. В результате они будут свободны жить где хотят и как хотят.

Он больше не спрашивал, хочет ли кто-то из них вернуться назад. Он отпустил их — готовиться к долгому переходу. Вместо того чтобы двинуться на восход солнца, как они ожидали, он повел их на север, вдоль левого берега Роны, используя проводников из здешних деревень. Первый переход был, как он и предсказывал, долгим, всего с несколькими остановками. (И Публий Корнелий Сципион обнаружил их опустевший лагерь.)

Ганнибал не пошел вдоль побережья, там, где нагорье спускалось к кромке моря. Эта дорога проходила мимо враждебного Марселя и вела к Лигурийскому побережью, за которым поджидали римские гарнизоны. Северный путь, через высокие Альпы, вывел бы карфагенян к верховьям реки По и пролегал бы среди их новых союзников, бойев и инсубров. Это ясно дали понять Магал и его соратники. (В своем усердии вожди племен наобещали больше, чем были в состоянии сделать.)

Третий путь вел прямо по морю к побережью Италии. Ганнибал, очевидно, не рассматривал такой вариант. У Испанского побережья карфагеняне имели в своем распоряжении 32 галеры против находящихся, по их сведениям, 200 галер у берегов Италии. Если можно было бы обеспечить транспортными судами такую армию, с ее животными, припасами и сухопутными средствами передвижения, путешествие на восток вынудило бы карфагенские суда пройти мимо неприятельских фортов на островах Корсика и Сардиния и столкнуться с почти неизбежным риском встретить римский боевой флот, который мог уничтожить весь караван судов.

Однако Ганнибал не выбросил из головы морской путь. С течением времени ситуация могла измениться. Со временем во внутреннюю гавань Карфагена могло быть спущено большее количество судов. Если бы великий город смог отдать свои средства на вооружение при отсутствии угрозы римского нападения…

В начале сентября армия Ганнибала ускользнула от первого римского экспедиционного отряда и исчезла в верховьях Роны.

В то же самое время приказом из Рима была остановлена высадка второго экспедиционного отряда в южных портах Сицилии. Легионы, направлявшиеся в Африку, были снова переправлены в Италию. При втором консуле, Тиберии Семпронии Лонгусе, они двинулись в долгий поход на север, к реке По, где теперь ждали появления Ганнибала.

Альпы не представляют собой единого грандиозного барьера. Многочисленные горные цепи то спускаются к озерам, то поднимаются на огромную высоту, где лежат вечные снега. С какой бы стороны вы к ним ни приближались, вы всегда заметите определенную закономерность. Во-первых, внешний гребень должен восходить к высокогорной долине. Поскольку вода всегда находит самый легкий путь вниз, река представляет оптимальный путь для перехода. Вы следуете по такой реке мимо поселений в высокогорных долинах и продолжаете придерживаться ее берегов после того, как она превращается в стремительный поток, образованный талым снегом, ледниками и дождями. Теперь перед вами лежит внутренняя твердыня Альп, более высокие, покрытые снегами горные цепи. И тут ваша река перестает быть путеводной, потому что она разветвляется на потоки и водопады, падающие с гребня и скрытые к тому же густыми лесами.

В этом месте проводник должен вести вас вверх, к просвету на горизонте, которым отмечен «проход», — иначе вы будете блуждать вслепую в оврагах или неожиданно выйдете к краю пропасти. Поселения остались позади, и холод по ночам, если это не середина лета, становится опасным. Осенью тем не менее еще есть подножный корм для животных ниже линии снегов. Выше линии леса, над последними мхами и вереском, возвышаются каменистые осыпи и гранитные стены летних перевалов. Снежные склоны обступают вас, и внезапный буран может сделать все вокруг невидимым. Восходитель должен брать с собой запас еды и как можно быстрее перебираться на соответствующие склоны и к истокам реки.

До прихода Ганнибала члены племен перемещались через Альпы, и кельты, живущие на берегах Роны, скорее всего, были знакомы с ближайшими тропами. Но нет никаких свидетельств того, что какая-то чужеземная армия совершала такой переход. Карфагенское войско насчитывало 30 000 пехоты и 8000 конницы. Ее запасы находились в повозках и на вьючных животных, и все обозы надо было переправить через горы. Армию сопровождало 37 слонов, которым предстояло передвигаться в необычных условиях.

Предстоящий поход и завершающий его спуск не представляли особой проблемы для этой армии, привыкшей к бесплодным возвышенностям Испании. Но успех перехода на критической высоте зависел от двух вещей: от проводников, которые должны были указать нужный путь, и от переправы животных в двух-трехдневный срок, чтобы они могли пастись на пастбищах внизу.

В дополнение к этому Ганнибал должен был держать открытой дорогу за собой, ведущую от Пиренеев к итальянским рекам. Если бы ему не удалось это сделать, его армия оказалась бы отрезанной от своей базы в Испании.

Какой путь избрали находящиеся в сложном положении карфагеняне?

Загадка перехода Ганнибала через Альпы не давала покоя ученым и географам спустя столетия после его смерти и волнует их и по сей день. Она разгадана не до конца. Серьезные старания были приложены к тому, чтобы сузить ее координаты до возможных пределов. Главный перевал в Альпах, Большой Сен-Бернар, не мог быть использован во времена перехода карфагенян. Не мог быть использован и перевал Малый Сен-Бернар. К тому же латинские писатели той поры — Полибий, грек по происхождению, проследил путь Ганнибала через шестьдесят лет после него, — похоже, верили, что он шел ближе к югу и побережью, то есть между горой Женеврой и морем. Страбон, например, описывает путь Ганнибала как «путь к Тауринскому заливу». Он, безусловно, шел среди тауринов в верховьях реки По (в окрестностях нынешнего Турина). Самый близкий путь по рекам к Тауринскому заливу был, конечно, южнее горы Женевры. Но какой рекой он воспользовался, чтобы выйти к По на противоположном берегу?

Загадка того, где он шел, тем не менее меркнет перед загадкой того, как он перевел свое войско. Существует относительно ясное свидетельство того, как это было сделано.

Четыре дня карфагеняне пробивались на север вдоль левого берега Роны, оставив римских разведчиков далеко позади. Начало их марша сопровождалось дурными предчувствиями, которые усугублялись из-за проливных дождей. Войско вышло к развилке в месте впадения маленькой речушки, которая текла с Альп — по правую руку от карфагенян. В этой развилке лежала плодородная равнина, занятая кельтскими деревушками: эту местность солдаты назвали «островом». Жители деревень собрались именно в это время поспорить или повоевать — что было для кельтов равнозначно — по поводу того, кто может считать себя хозяином здешних мест. Ганнибал, видимо не теряя времени на этом «острове», сделал две вещи: во-первых, выступил в роли арбитра и положил спору конец, объявив хозяевами карфагенян, а во-вторых, получил от местных жителей запас верхней шерстяной одежды, портянок и высоких сапог. Тем самым он обеспечил зимней одеждой свое окружение для перехода через горы. Помимо этого он взял еще с собой проводников и, возможно, расплатился с поселянами заверением, что его армия немедленно покинет их территорию. Таким образом он сохранил возможность вернуться к «острову» по той же дороге, по которой отсюда уходил.

Дальше он совершил нечто необъяснимое, что озадачило пытливых ученых будущего времени. «Идя в Альпы, он не устремился сразу направо, а повернул влево». Объяснение может быть довольно простым: он не повернул на развилке направо, по реке, спускающейся с гор, а пошел налево, по главному руслу Роны. Другими словами, он прошел мимо первого входа в горы по реке, чтобы воспользоваться более отдаленным. Кажется, то был Дром. Когда долина сузилась, тропа исчезла и карфагеняне были вынуждены переходить реку вброд. Они привели обоз в заваленное валунами ущелье. Продрогшие в горах от непривычного холода, они отыскали укрытие под защитой гранитного гребня. Эти каменные бастионы оказались обиталищем множества волосатых варваров с оружием в руках.

Горные кельты знали о карфагенской армии лишь одно: она несет с собой богатства цивилизации, лошадей, товары, а также инкрустированное серебром оружие. Ганнибал и его полководцы увидели у себя над головой это скопище и остановили войско. Меньше всего им было нужно атаковать странных на вид варваров на гребне горы. В связи с этим они отправили наверх парламентеров из числа сопровождавших их представителей племен с «острова» вместе с карфагенскими офицерами-ветеранами, чтобы оценить ситуацию. Переговоры проходили под знаком перемирия.

Кельтско-карфагенские посланники возвратились с сообщением, что защитники гор — аллоброги, промышляющие грабежами и вряд ли склонные враждовать. Их главный торговый город лежал внизу, в долине. Со своей стороны Ганнибал выяснил, что аллоброги брались за оружие днем и имели привычку возвращаться в свои хижины ночью.

Время торопило, непрекращающийся дождь мог перейти в снег, который скрыл бы под собой тропу. На носу был сезон буранов. В эту ночь Ганнибал распорядился разжечь в лагере костры, несмотря на малые запасы дров. Кроме того, он созвал тяжеловооруженную кельтскую пехоту, провел своих воинов вдоль ущелья и вывел на выигрышную позицию на гребне, которую аллоброги покинули с наступлением темноты. Этот переход стоил многих травм и падений со смертельным исходом. По сигналу, поданному факелом, Ганнибал направил войско, находившееся внизу, к гребню. Но повозки медленно двигались в темноте, и к рассвету обоз и всадники все еще тянулись по дороге. Спуск на противоположной стороне сузился до ширины тропинки вдоль пологого склона.

Перед восходом солнца появились воины-аллоброги, которые начали подниматься к своим укреплениям. Обнаружив, что они заняты карфагенянами, в то время как их обоз мало-помалу спускается по склону, горцы на мгновение оцепенели. Потом бросились вниз, на тропу, устремившись к повозкам с богатой добычей. Вьючные животные в панике вставали на дыбы, а раненые лошади понесли, сбрасывая и людей, и животных в пропасть.

Ганнибал удерживал свои сторожевые войска на гребне, пока не уяснил, что происходит в тумане и грохоте внизу. Тогда он повел своих легковооруженных испанцев очистить откос от представителей племен. Подвергнувшись нападению, горцы ринулись, словно козы, вниз, в долину.

Тут в действие вступила карфагенская конница. Разъяренные всадники смели селения у нагорных пастбищ и ворвались в окруженный стеной город на дне долины. Жители покинули город, бросив запасы зерна и стада убойного скота, которым можно было прокормить нею армию в течение трех дней.

Ганнибал привел обоз с бесценными запасами вниз, чтобы разбить лагерь в городе. Но проводников у него больше не было. Представители бойев и инсубров выступили вперед, чтобы подготовить его прибытие на реку По. В городе проводники с «острова» повернули назад, объявив, что дальше начинаются неизвестные для них места и что карфагенской армии надо постоянно держать путь на восход солнца. Ганнибал начал по-новому понимать оказавшихся ненадежными европейских кельтов.

Невозможно было ни оставаться в долине на полдороге, ни возвращаться. На следующий день армия двинулась по равнине, настороженно посматривая на унылое нагорье, на котором крытые тростником хижины лепились к уступам, а из хижины украдкой выглядывали мужчины, облаченные в звериные шкуры. На третий день на тропе появилась группа старцев, дружелюбно размахивая ветками. Они предложили скот и проводников, которые помогли бы неожиданно появившейся армии на пути ее следования. Карфагеняне приняли предложение с большой опаской. Новые проводники вывели их на второй день на берег небольшой реки, бурным потоком бегущей но камням; над рекой нависали гранитные скалы. Здесь приветливые старцы исчезли, а на тропу обрушились камни, в то время как банды грабителей набросились на повозки с припасами. На какое-то время Ганнибал вместе с арьергардом пехоты оказался отрезанным от обоза. Ему удалось положить конец дикому нападению, поднявшись на скалистый гребень и очистив его от мародеров. На плоской вершине он ждал, оберегая последних восходителей с перепуганными вьючными животными. Ждал еще по одной причине.

С этой высоты карфагенянам была хорошо видна громада Альп. Впереди серые скалы поднимались к заснеженным вершинам, то ослепительно сияющим на солнце, то прячущимся за облаками. Каждый раз, когда солнце скрывалось, становилось холоднее. Где же переходы через эти вершины?

Возможно, оставив русло реки и держась на юго-восток, как советовали «островитяне», карфагеняне могли найти наиболее доступный по высоте перевал и миновать его до снегопадов. Держась ущелья вдоль ревущей реки, они начали последний подъем на северо-восток.

Предстоящий путь был карфагенянам совершенно незнаком, и они так и не получили четкого представления о нем. Запомнили необычные происшествия и усталость, которая наваливалась все сильней по мере восхождения. Ганнибал поставил слонов во главе своего кортежа, возможно, для того, чтобы вызвать страх у местных горцев, которые никогда не видели таких зверей, а может быть, потому, что инстинкт огромных животных мог облегчить войску путь. Как бы там ни было, но слонов надо было понуждать подниматься вверх, а враги скоро исчезли, поскольку их жилища остались позади. Позади остались также и деревья, и трава. Однажды на рассвете астролог заметил появление на небе Плеяд — это значило, что наступил конец октября.

Карфагенянам то и дело приходилось переправляться с одного берега бурного потока на другой, волоча за собой повозки. Они постоянно мерзли в ледяной воде. Вскоре ветер нагнал черные тучи, и на людей повалил снег. Речка превратилась в каскады отдельных потоков. Чтобы слоны продолжали двигаться, погонщики укрыли их шерстяными попонами. Топлива для костров больше не было.

По их подсчетам, на девятый день, после того как они покинули гребень горы с населявшими его аллоброгами, они обнаружили, что движутся по заваленной снегом ровной поверхности, преодолевая обрушивающиеся со всех сторон удары ветра. Когда облака рассеялись, они увидели небо. Они добрались до верхней части перевала.

Ганнибал приказал устроить двухдневный привал. Это было необходимо. Все эти дни в лагерь стекались отбившиеся от войска группы. Ковыляя, подходили раненые. Лошади, потерявшие вьюки, возвращались в армейский табун. Много больных солдат умерло здесь, на снегу.

На третье утро небо прояснилось. Белые бастионы Альп вздымались по другую сторону. Уцелевшие люди нехотя повиновались, когда военачальники призвали их под полковые знамена. Солдат мучил голод. Ганнибал, который ехал впереди вместе с разведчиками, повернул назад и призвал к себе вождей разных групп. Он мог говорить на балеарском, а также на кельтиберском языках. Как только предводители приблизились к нему, он повел их на вершину скалы.

С этой высоты открывался вид далеко на восток, где всходило солнце. Там, внизу под ними, темнел лес и зеленели возделанные поля, сверкая вдали, как драгоценные камни, — то были поля Италии.

Ганнибал дал людям время осознать, что это значит. Ужасная буря на вершине напомнила ему об ужасном предзнаменовании, услышанном в детстве, когда облака неслись над горой Эрик. Он надеялся, что дорога назад, в Испанию, останется открытой для него. Теперь он точно знал, что путь между гребнем горы с аллоброгами и вершиной тропы закрыт. Еще одна буря — и армия будет отрезана от Испании.

Поняв это, он распахнул свой черный плащ, чтобы стали видны драгоценные камни на рукоятке его меча, и, улыбаясь, показал вокруг.

— Это, — сказал он предводителям, — стены не только Италии, но и Рима. Вы преодолели их. Там, — он направил руку вниз, — богатые города и много женщин. Вам надо только спуститься, чтобы завладеть всем этим.

Вожаки передали его слова измученным воинам, и вскоре их стали передавать из уст в уста, пока не услышали замыкающие: «Худшее позади… Мы спускаемся вниз, в города, к еде, и вину, и огню, и золотым сокровищам… и — подумать только — к женщинам, которые будут разливать вино».

Армия взбодрилась в надежде.

Спуск оказался более крутым, чем подъем. Тропа часто исчезала под снегом. Новый снег падал на старый снежный наст. Три дня животные шли некормленые. От слабости они скользили и падали. Людям запомнились только некоторые эпизоды. Случившийся однажды обвал завалил крутой склон, перекрыв проход. Длинная шеренга людей расчищала снег, чтобы переждать ночь, пока не будет сооружен деревянный настил для прохода.

А когда заснеженные склоны остались позади, дорога к лесу оказалась заблокированной камнепадом. Инженеры приняли решение убрать завал, сжигая над ним кусты и деревья, а потом вылив бочку уксуса на раскаленные камни. После этого мужчинам удалось тяжелыми кирками откатить обломки; тем временем все прочие — люди и животные — укрывались под деревьями. Они вышли к текучей воде и кустам, которые дали пищу изголодавшимся лошадям. В ту ночь в лесу жгли костры.

Армия Ганнибала совершила переход через Альпы с первого гребня за пятнадцать дней. Уцелела большая часть войска: 12 000 африканской пехоты, 8000 испанцев и 6000 всадников. Таким образом, Ганнибала сопровождало в общей сложности 26 000 человек, когда он спускался по ручью, который вел к истокам реки По. Примерно 12 000 составили потери на пути от Пиренеев.

Когда они добрались до первого поселения галлов среди холмов, то не нашли там того, чего ожидали.

Галлы итальянских Альп, как римляне называли этих кельтов, были рослым племенем, наделенным гордой душой и чрезвычайно нерешительным разумом. Диодор Сицилийский, который жил во времена Юлия Цезаря, утверждает, что они носили цепочки из чистого золота на шее, чтобы подчеркнуть свое достоинство, зачесывали длинные волосы назад, как конские гривы, и отращивали такие длинные усы, что они попадали им в суп во время еды. Они угощали своих гостей отборным мясом и вином. «У них в обычае даже во время трапезы затевать споры из-за обычных вещей, а потом вызывать друг друга на поединок и сражаться, не щадя жизни».

Такое легковесное отношение к жизни объяснялось не только тем, что галлы были физически крепкими людьми, но и утверждением их друидов, что души не умирают, а переселяются в другое тело, может быть даже в тело животного. Эти воины гордились своими выдающимися подвигами. «Они воспевают также деяния своих отважных предков, — говорит Диодор. — Они украшают свои бронзовые шлемы рогами, чтобы шлемы выглядели более внушительными. Они носят щиты длиной в собственный рост, украшенные бронзовыми головами животных. Они говорят загадками, превознося при этом себя до небес. Безобразные внешне, они имеют угрожающий вид. При этом они отличаются острым умом и быстро все схватывают».

Они напоминают Диодору их дальних родичей, «британцев Ириды», то есть Ирландии. Хитрые и очень эмоциональные, галлы предоставляли право учиться своим друидам, которые читали заклинания, раздавали амулеты и предсказывали будущее. На них влияли, кроме того, их крупные, сладострастные женщины, которые носили прекрасные одежды и пользовались великолепной хозяйственной утварью, как этруски. Женщины ревностно ухаживали за посевами на обрабатываемых полях, в то время как их мужчины, которые поселились в городах, смутно помнили о славных победах своих воинственных предков, бурей носившихся по Европе с мечами в руках. На деле галлы все еще носили длинные мечи древнего образца, ни на что не годные, кроме как рубить тела врагов. Эти мечи висели у них на поясах, украшенных серебряными пластинами и синей этрусской эмалью.

Эти галлы оставались первобытными людьми, которые держались за сельскохозяйственные земли плодородной долины По (древнего Падуса), хотя с завистью взирали на более счастливую жизнь предприимчивых латинян с Тибра, у которых ничему не научились. «Даже Ганнибалу, — предсказывали римлянам посланцы Марселя, — будет не так легко обуздать свирепый нрав галлов».

Когда Ганнибал вступил на землю цизальпийских галлов в ноябре 218 года до н. э., он, должно быть, ужаснулся тому, что обнаружил там. Здесь не осталось и следа от его клявшихся в верности союзников, бойев или инсубров. Ближайшие трибы готовились зимовать в своих городах и обсуждать свои враждебные намерения. Ни те ни другие, кажется, не собирались оказывать сопротивление римскому вторжению. С другой стороны, римские войска, отнюдь не намереваясь впадать в зимнюю спячку, укрепляли свои новые гарнизонные форты по берегам могучей реки, протекавшей внизу. На пути следования Ганнибала галлы-таурины объединились с оружием в руках, недружелюбно следя за странной армией карфагенян, спускающейся с высот. Безусловно, эта армия, одетая в темные накидки ронских кельтов, передвигающаяся на заморенных лошадях, гонящая перед собой стадо сдерживаемых слонов, производила не такое сильное впечатление, как это расписывали представители бойев. Больше того, поскольку в тот год таурины находились во враждебных отношениях с бойями, карфагенян они могли воспринимать как возможных врагов.

Карфагеняне жестко отреагировали на такую враждебность. Они устремились в главный город тауринов (современный Турин) и изгнали его жителей. Здесь Ганнибал дал возможность своим людям передохнуть, тщательно проверить снаряжение и восстановить силы столь ими любимых лошадей. Слоны тем не менее так и не оправились в северном зимнем климате, который должен был вскоре их уничтожить.

Ганнибал спешно повел свою армию на запад, через верховья реки, к Милану и городам бойев и инсубров. Карфагеняне продвигались под холодным дождем, по чужой земле, больше не доверяя проводникам. Когда они подошли к реке Тичино, то обнаружили, что римская армия движется по ее берегу им навстречу.

Публий Корнелий Сципион, не теряя времени, спешил снова встретить Ганнибала. Патрицианский консул (после завершения похода на Рону) высадился в Пизе, и направился на север, чтобы двинуть легионы в путь и положить конец мятежу галлов.

Вероятно, ни Публий, ни граждане Рима не ожидали, что молодой карфагенянин сможет провести свою армию через Альпы в такое время года. А если он это сделал, консул был обязан преградить ему путь. Публий двинулся к перевалам и убедился в том, что Ганнибал уже находится на открытой равнине у реки По. Удивившись, он повернул к северу, по берегу Тичино, к тому месту, где она впадает в По. Здравый смысл подсказал ему немедленно бросить опытные легионы в схватку с неуловимым врагом. Ганнибалу не удастся ускользнуть от него на этот раз.

Моральное состояние команды консула было высоким. Более молодые рекруты ничего не знали о конфликте с Карфагеном во времена их отцов. Ветераны из триариев, самые опытные воины, которые занимали третий, последний ряд легиона, помнили, что «пунийцы» купили мир ценой Сардинии и Корсики. Они говорили и верили, что «пунийцы» не осмелятся воевать по-настоящему. Центурионы (командиры сотен-центурий) добавляли, что войско Ганнибала проиграло схватку с конницей консула где-то на Роне и пустилось в бегство.

Публий продвигался на север осторожно, укрепляя с большей, чем обычно, тщательностью разбитый на ночь лагерь. Созвав своих трибунов и военачальников на последнее совещание, он сообщил им довольно странную вещь:

— Не думайте, что этот неприятельский военачальник проявил отвагу, перейдя через Альпы. Он сделал это вынужденно, опасаясь, что у него не хватит сил на такой переход. И это стоило ему большой части его армии. Уцелевшие до сих пор страдают от холода и недостатка еды. Их лошади находятся в плачевном состоянии. Вам повезло, что у вас есть такие преимущества над ними.

Говоря это, Публий был недалек от истины. Его, видимо, хорошо информировали, а он не привык бросаться словами.

Все тревоги выпали на долю Ганнибала, который никогда ранее не встречался с легионами. За спиной у Сципиона был человеческий резерв Римской республики, 770 000 человек (согласно последней переписи населения), способных взять в руки оружие. За спиной у сына Гамилькара в Италии не было ничего. Снег завалил его дорогу через Альпы. А римская армия перекрыла дорогу через Пиренеи. С другой стороны путь преграждало море, и море было открыто для передвижений его врагов. То же самое по всем признакам наблюдалось на всех побережьях, но сведения об этом больше не доходили до Ганнибала. В Испании он получал информацию через морские пути и поддерживал контакт с Карфагеном с помощью гонцов или почтовых голубей. Здесь его кругозор был сужен тем, что он мог видеть в непосредственной близости от себя. Возможно, это было самой главной причиной его тревоги.

В долине По карфагеняне оказались в неопределенном положении, когда их союзники, галлы, на которых возлагались надежды, не присоединились к ним. Многие из галлов, как они подозревали, пошли на службу в римскую армию за деньги.

— Одно ясно, — сказал Ганнибал, обращаясь к старшим военачальникам, Герту, Магарбалу и сыну Бомилькара, который с таким рвением давал ему советы. — Назад пути нет.

Вместо того чтобы говорить с войском, он разыграл перед ним пантомиму. Когда отряды собрались на склонах лощины, он приказал вывести на середину группу пленников. Это были галлы с гор, закованные в цепи, грязные и слабые от голода. Военачальники бросили перед ними два набора дорогого оружия, с излюбленными кельтами щитами и доспехами. От имени Ганнибала пленникам было сделано предложение. Оружие будет дано любым двум добровольцам. Они сразятся друг с другом, и победивший получит свободу.

Все пленники вызвались пройти испытание. Вывели двоих и освободили от цепей. Внимательно наблюдавшие карфагеняне заметили, какими гордыми выглядели оба, получив вооружение. Они чувствовали направленные на них взгляды и яростно сражались, пока один из них не упал замертво. Даже в смертельном поединке воин выглядел достойнее, чем закованные в цепи рабы.

Тысячи зрителей поняли пантомиму. У них тоже был выбор — испытать радость победы или погибнуть.

В этот вечер военачальники ходили среди костров и повторяли слова Ганнибала: «С этого дня люди других народов в армии будут иметь одинаковые привилегии с карфагенянами. Все рабы, которые находятся здесь со своими хозяевами, получат свободу, а Ганнибал заплатит за них их хозяевам».

Это уравнивало всех. Было воздано должное и бесправным. За этим шагом, естественно, следовало ожидать дальнейших. И очень скоро так и произошло: Ганнибал провозгласил, что все желающие вернуться домой могут сделать это после того, как будет достигнута победа в Италии.

Наутро, когда над берегами Тичино повис туман, армии предстали друг перед другом. Дисциплинированные римские войска автоматически продвигались вперед, легионы выстроились в боевое положение, конница прикрывала фланги. Римляне двинулись навстречу нестройным массам карфагенян, но далеко продвинуться не смогли.

Появились кельтиберские и берберские конники, нестройные массы стремительно атаковали конницу римлян. На этом все закончилось.

Численное превосходство африканцев вынудило римскую конницу рассеяться. Она представляла собой воинов, которых посадили на лошадей, в то время как испанцы и африканцы были искусными наездниками. Консула ранили. Говорят, что его младший сын и какой-то Лигурийский раб спасли ему жизнь, но его рана оказалась серьезной.

Подоспевшая Лигурийская пехота охватила широким полукругом толпы легионов. Триарии из последнего ряда повернулись кругом со своими длинными копьями. Нумидийцы тут же пустили в ход свое метательное оружие. То ли Публий, то ли его легат отдали разумный приказ. Поскольку они лишились кавалерии на флангах, легионы были возвращены в защищенный лагерь, в котором провели предыдущую ночь. Они возвращались плотным строем, унося с собой раненых. Африканцы просто следовали за ними на некотором расстоянии, словно увидев непривычное зрелище, и не делали никаких попыток атаковать обнесенный стеной лагерь римлян.

Она была странной, эта схватка на Тичино. Было очевидно, что Ганнибал удерживал свои войска от битвы.

Делая это, он получил первую возможность изучить боевые качества римского легиона в действии. Возможно, пока он наблюдал за происходящим, Карталон, начальник его разведки, и некоторые опытные галлы объясняли детали и значение команд, которые подавались с помощью трубы и горна.

Галлы сказали, что этот легион был даром бога войны трибам с реки Тибр. В него время от времени вступали все юноши, являвшиеся гражданами. Они проходили усиленную подготовку, а муштровали их до тех пор, пока они не приучались выполнять все приказы автоматически. На знамени каждого легиона был изображен серебряный или золотой орел. Их несла привилегированная когорта, тысяча, которая располагалась на правом фланге переднего строя и всегда находилась под наблюдением других когорт, несших собственные знамена. В течение срока службы рекрут переходил из последней когорты в избранную тысячу и, возможно, из командира десятка превращался в центуриона тысячи. Даже внутри когорт (из 550 воинов) людей передвигали, как марионеток, на фиксированные позиции. В первых рядах (principes) находились самые сильные; тех, что послабее, ставили во второй ряд, копьеносцев (hastati); самые опытные занимали последний, третий ряд (triarii). Они выступали в случае необходимости в поддержку других. Легион имел собственный резерв из триариев.

Хотя в легионе насчитывалось только 6500 пеших воинов, он также располагал конницей из 400 всадников и легковооруженными отрядами, способными изматывать и преследовать противника. На флангах он имел верные войска италийцев, которые, пожалуй, и были более сильными физически, но не обладали железной дисциплиной римских легионеров.

В этой дисциплине, насколько знал Ганнибал, заключалась сила римской военной машины. Легионеров учили никогда не нарушать боевой порядок, спасаясь бегством или преследуя противника, что могли делать легковооруженные воины или наемники. Легионеры, кроме того, снаряжались по установленному образцу. За спиной они несли шанцевый инструмент, еду и спальные принадлежности для лагеря. Они разбивали лагерь, находясь в полной боевой готовности, и так же шли походным порядком. Обоз перевозил части разобранных понтонных мостов, катапульты для метания камней и стрел, а также грозные катапульты со щитами и бревнами для сооружения штурмовых деревянных башен. Таким образом, римский лагерь всегда находился в готовности либо осаждать, либо выдерживать осаду.

Римляне создали военный механизм, который не имел изъянов. Однако Ганнибал сразу понял, что легионеры едва ли способны делать то, чему их не учили. Они полагались на отдаваемые им приказы, а это значит — на ум своих военачальников. Что будут делать эти самые военачальники, если встретятся с совершенно незнакомой для них ситуацией? И как они поведут себя, если заставить их поверить в то, что они допустили ошибку?

Ганнибалу удалось немалого добиться на берегах Тичино. Непостоянные нумидийцы вновь завоевали доверие после того, как разгромили части римлян на Роне. Ганнибал лично три дня наблюдал за тем, как ведут себя в бою обученные легионы. И самое главное, карфагеняне обрели уважение в глазах галлов. Представители этих обитателей берегов По внимательно следили за тем, как римляне отступали под натиском карфагенян.

В ту ночь 2000 галльских воинов, служивших в рядах римской армии, убежали из лагеря, убив нескольких военачальников и угнав лошадей. Они разыскали Ганнибала, чтобы предложить ему свое оружие. Он дал дезертирам мяса и вина, одарил серебром и посоветовал вернуться в свои деревни, чтобы объяснить там, что трофеи и честь могут быть завоеваны и другими, теми, кто захочет прогнать римлян со своей земли. Некоторых из наиболее сообразительных галлов он оставил при себе, чтобы они проникли к тем своим товарищам, которые еще оставались под знаменами с орлами, и рассказали о происходящем. Так зародилась его служба лазутчиков.

Вскоре после событий на реке Тичино прибыли посланцы бойев, они приветствовали Ганнибала пространными речами и передали ему трех пленных римлян в ранге полководцев. Ганнибал учтиво ответил и посоветовал бойям держать у себя пленных для обмена на галлов, находящихся в плену у врага. Пленники, захваченные нумидийцами, оказались в основном союзническими застрельщиками. Это были легковооруженные воины из покоренных Римом народов. Ганнибал отпустил их без всякого выкупа, чтобы они разошлись по своим домам и рассказали обо всем увиденном. (Они были первыми из многочисленных пленников, отпущенных карфагенянами, проявившими неожиданное милосердие, чтобы вести пропаганду в Италии.)

Между собой галльские вожди обсуждали такой удивительный способ ведения войны и недоумевали по поводу того, что он может дать (если вообще что-то даст) в борьбе с наводящими ужас легионами. Они с готовностью принесли Ганнибалу весть о приближении еще одной римской армии, с юга. Казалось, что карфагенян это нисколько не встревожило. Они продолжали пользоваться плодами рук поселенцев, возделывающих заново поля, и захватывать армейские зернохранилища, иногда заставляя хранителей этих складов отдавать зерно под угрозой смерти.

Второй консул, Тиберий Семпроний Лонг, выбранный народным собранием, был честолюбив. Возможно, он чувствовал себя в более низком положении, чем патриций Публий Корнелий, род которого имел вековые заслуги, включая по крайней мере одну триумфальную победу. Семпроний в Сицилии добился некоторого успеха, захватив остров Мальту и совершив набег на Африканское побережье. Успех добавил ему уверенности. Он повел свое большое соединение форсированным маршем по дороге через Римини, собираясь предпринять действия против далеко продвинувшейся армии карфагенян. Оказалось, что его земляк-консул ранен и скрывается в Плацентии (Пьяченце) — наиболее удаленном из новых гарнизонных фортов на реке По. Это было надежное место, хотя в тот момент форт не соответствовал своему названию «Веселый», будучи наводненным беженцами и угрюмыми легионами чужой армии, которые вернулись из лагеря Тичино. Больше того, Публий Корнелий, раненый и прикованный к постели, не имел желания снова появляться на поле брани.

Публий и в самом деле казался тяжелобольным. Он без конца повторял, что большинство новобранцев не проверено в бою. Они только и могли удерживать укрепленные форты на всем протяжении от Плацентии до Кремоны в зимнее время до тех пор, пока не подоспеет весеннее пополнение новобранцев. Он неодобрительно относился к поведению галлов.

Публий не говорил — поскольку это было бы неуместно, — о том, что беспокоит его больше всего. В какой-то момент у Тичино, прежде чем он был сброшен с лошади, его окружили чужеземные всадники. Он никогда еще не видел таких наездников.

Плебей Семпроний обнаружил, что рассуждения этого больного человека его раздражают. Как это так — два консула Римской республики сидят за стенами укрепления с легионом в 14 000 человек, с вооруженными латинскими новобранцами в количестве 22 000 человек и всеми гарнизонами северной границы, а тем временем африканские конники отбирают фураж у окрестных земледельцев. В самой Италии! Такое поведение, возмущался Семпроний, противоречит римским традициям.

Он не упоминал о том, что то был период зимнего солнцестояния (декабрь) и канун новых выборов, на которых ему и Публию Корнелию предпочтут других консулов, если (как думал про себя Семпроний) хотя бы один из них не одержит кровавую победу над финикийскими захватчиками. Дальше — больше. Поскольку упрямый патриций все еще прикован к постели, Семпроний и один в состоянии привести армию к победе. Вот если бы он мог начать боевые действия до выздоровления Публия и до выборов в Риме! Он представил, как въезжает на коне в ворота Рима у Квиринальского холма, как его опережает слава о победе над карфагенянином Ганнибалом и народные собрания объединяются, чтобы потребовать его переизбрания. Такому, без сомнения, не суждено произойти, если Семпроний будет ждать окончания зимы, позорно прячась за фортификационными сооружениями.

Случилось так, что армия предприняла общевойсковой маневр, покинув Плацентию, и двинулась вверх по течению Треббии, чтобы разбить просторный и удобный лагерь. И тут никудышный воин Семпроний воспользовался возможностью взять на себя командование, пока Публий, прирожденный солдат, превозмогал слабость от полученного ранения.

Случай действовать подвернулся довольно быстро. Верховой разведывательный отряд наскочил на нумидийцев, опустошавших близлежащие поля, и вынудил их искать защиты у более тяжеловооруженной карфагенской кавалерии. Римское войско выступило в поддержку разведчиков, и Семпроний вывел два легиона за пределы лагеря. Он хотел сразиться, но карфагеняне исчезли за разлившейся Треббией. Это убедило Семпрония в том, что неуловимые враги не устоят перед его легионами.

Зимнее солнцестояние обернулось дождями и ледяным холодом. Улицы в лагере тонули в грязи. Семпроний злился на погоду, которая, видимо, не оставляла никаких шансов на успешные военные действия. Поэтому он был вне себя от радости, когда в последние часы ночи его разбудили помощники и сообщили, что нумидийские всадники у ворот лагеря. Проснувшись в ту же минуту, он не стал тратить время на размышления о том, почему африкацы появились в такой час. Не думал он и о завтраке. Он отдал приказ кавалерии седлать коней и перейти в наступление, всем легионам — выстроиться в полном вооружении на улицах лагеря, а сам тем временем отправился проверить, все ли знамена подняты.

За стенами казармы снег сверкал вокруг факелов. Стоял лютый холод.

«Он никогда не считал, что сделал достаточно для того, чтобы подготовить своих людей», — сказал о Ганнибале позже один из латинских авторов.

Теперь нам ясно, что Ганнибал начал подготовку к той зимней ночи заблаговременно. Он проанализировал сообщения лазутчиков из римского лагеря, раскинувшегося за рекой, и, вероятно, составил собственное мнение о возможностях Семпрония. Потом он проскакал верхом по всему полю брани, которое находилось с карфагенской стороны реки (и которого никогда не видел Семпроний), и спешился, чтобы подняться на поросшие кустарником холмы в дальнем конце поля. За холмами обнаружился узкий, глубокий и достаточно длинный овраг. В свою разведывательную поездку Ганнибал взял с собой молодого полководца Магона и показал ему этот овраг. Магон, сказал он, выберет десять человек из разных отрядов, на которых можно положиться при самом скверном развитии событий. Потом каждый из этой десятки отберет сотню таких же, как он сам. Эта резервная тысяча под командованием Магона займет позицию в овраге.

Магон согласился с тем, что глубокий овраг послужит прекрасным укрытием.

Ганнибал имел привычку шутить перед тяжелым испытанием.

— Разумеется. По одной причине: никто не станет искать тебя здесь.

После этого он дал нетерпеливому молодому полководцу несколько точных указаний.

На расстоянии полумили от оврага в сторону карфагенского лагеря у небольшого взгорка находилось грязное болото. Ганнибал распорядился выкопать здесь мелкий ров с земляным валом, который невозможно было бы заметить ни с какого места. С детства он помнил слова Гамилькара: «Заставьте землю сражаться на вашей стороне». Еще Пирр, царь эпирский, большой знаток стратегии, сказал это в свое время, а Гамилькар так и поступил, превратив гору Эрик в крепость. Здесь же не было ничего, кроме болотистой равнины у полноводных после дождей рукавов реки. Последний вечер Ганнибал посвятил беседе с вожаками своей разношерстной армии об их задачах. Не позволяя себе расслабиться, он сидел среди них, не только давая распоряжения, но и выслушивая их мнения и принимая дельные предложения.

В ту ночь, после того как пять сотен нумидийцев двинулись к реке и римскому лагерю, а Магон повел тысячу отборных воинов к глубокому укрытию, Ганнибал сказал своим офицерам:

— Послезавтра дороги на города латинян будут открыты. Вы и в самом деле уверены в том, что у них там хранятся несметные богатства? Или это только слухи?

Офицеры постарше сказали, что они уверены.

— Тогда сообщите об этом своим людям.

Они поняли: как бы ни считал сам Ганнибал, он хотел, чтобы воины думали, что после битвы их ждет добыча.

В ту ночь, в ужасное ненастье, сын Гамилькара решил дать сражение легионам бога войны, дисциплинированным шеренгам, которые двигались как автоматы, получив команду. Он сделал все, что мог, чтобы сама земля мешала легионерам и помогала его воинам.

Перед тем как вооружаться возле жарко пылающих костров, карфагеняне взяли масло из заранее подготовленных кувшинов и начали растирать конечности, чтобы лучше предохранить их от холода. Было еще темно, когда они наспех поели из котелков тушеного мяса и ячменной каши. Как только рассвело, в долину вышли пращники, а иберийская и ливийская тяжеловооруженная пехота двинулась вперед, к подготовленной траншее. Они укрылись там накидками из козьих шкур. Слоны с погонщиками и всадники, вооруженные дротиками, верхом на лошадях, снабженных кожаными нагрудниками, двинулись вместе с тяжелой кавалерией на фланги. Лошади карфагенян, привычные к запаху огромных животных, нисколько их не боялись.

То, что произошло, получило впоследствии название битвы при Треббии. К этой битве готовились в тот день перед рассветом в обоих лагерях.

Римские легионы, которые последовали за кавалерией, преследующей нумидийских всадников, несколько миль продвигались в полной темноте. Люди ничего не ели перед тем, как поспешным маршем вышли из холодных временных казарм. На них была только боевая одежда, и они порой переходили вброд рукава вздувшейся реки в воде, которая доходила им до подмышек. Они продрогли до костей, когда центурионы остановили их, чтобы выровнять ряды. Едва они двинулись следом за отступающими неприятельскими застрельщиками, как почувствовали, что им трудно придерживаться нужного направления в сумеречном свете, под сильным градом и шквалами снега. Они с трудом протащились еще одну милю и наконец встретили поджидавшую их африканскую пехоту, укрытую за земляным валом. Из-за вала засвистели камни, выпущенные из балеарских пращей.

Что могли сделать легионы, которые и продвигались-то неуверенно? Их поражение началось с флангов, когда понесли римские лошади, испугавшись надвигающихся слонов, и большинство всадников было рассеяно или отброшено назад в ряды пехоты ринувшимися в атаку испанскими и африканскими конниками. Уцелевшие легионы, отступая, образовали дугу, похожую на тетиву натянутого лука.

К середине утра усталых римских воинов, вооруженных тяжелыми мечами и вязнущих в грязи, начал мучить голод. Когда умолкли сигнальные трубы, легионеры увидели, что неприятель наступает с трех сторон. Тысяча Магона появилась из укрытия и атаковала легионы с тыла.

К тому времени встревоженные легаты и трибуны полков начали формировать колонны, чтобы прорвать окружение.

На этом все письменные свидетельства прекращаются. Примерно 10 000 римлян вернулось в лагерь. Большая часть воинов Семпрония, консула, бежала с поля боя под падающим с неба снегом и была взята в плен либо погибла. Тех пленников, которые были людьми союзников, Ганнибал отпустил по домам. Легионеров, которые были римскими гражданами, карфагеняне удержали с целью выкупа.

Сам Семпроний отправил весьма сомнительное по смыслу сообщение в сенат. В этом рапорте с предельным лаконизмом было сказано, что армия вступила в борьбу с карфагенянами, но ненастье помешало ей одержать победу. Оставшиеся в живых покинули берега Треббии и нашли убежище за стенами укреплений Плацентии, где теперь уже не было тесно.

В январе, месяце, посвященном Янусу, богу начала года, Тиберий Семпроний уехал на юг, как повелевал ему долг, чтобы принять участие в выборах. Он не был переизбран. По иронии судьбы, единственная похвала за битву при Треббии досталась его собрату-консулу Публию Корнелию, который так настойчиво высказывался против этой битвы. Более того, Публий, выведенный из строя, не присутствовал при этом сокрушительном поражении.

(Когда его рана затянулась. Публий обратился за разрешением принять командование своей прежней армией в Испании. Это не значит, что он хотел избежать третьей встречи с безумным карфагенянином, как стали называть Ганнибала. Наделенный здравым смыслом, Публий был убежден в том, что завоевание Испании сыграет большую роль для Римского государства. Его собратья-сенаторы из группировки Корнелиев согласились с тем, что было бы разумно добиваться победы на той земле, где не может появиться Ганнибал.)

Тревожные предчувствия охватили Рим, когда наступил новый год. Авгуры, которые слышали обо всех подробностях отступления армии в Плацентию, заявили, что все признаки предвещают гнев родовых богов: в небе видели призраки кораблей; молния ударила в храм Надежды; метательные копья в храме Марса были охвачены огнем, а воды Цере обратились в кровь. Чтобы очистить город от грехов, Юпитеру была принесена в дар золотая молния весом в 50 фунтов, а к изображениям менее значимых божеств возложены угощения. Когда ритуальное жертвоприношение было завершено, все жители обратили взоры на север, чтобы понять, что за человек этот Ганнибал и что он предпримет далее.

Два месяца в середине зимы карфагеняне отдыхали под крышами домов. Это был первый перерыв в их походе с того момента, как они увидели Пиренеи. Они поделили трофейное оружие, деньги и снаряжение, вынесенное с поля боя. Латинские историографы скажут позже (легко быть умными задним числом!): «Ганнибал никогда не считал, что сделал все, чтобы достойно наградить своих людей за стойкость в сражении».

Слово «достойно» здесь — ключевое. Оно значит гораздо больше, чем простое обещание вознаграждения. Армия уже чувствовала себя расформированной. Она получила привилегии. Какой-нибудь ливийский водонос, воспитанный в ненависти к его карфагенским хозяевам в Африке, теперь стал свободным человеком, которому не надо было почтительно склонять голову при приближении карфагенского инспектора. На самом деле этот темнокожий ливиец, как и раньше, продолжал разносить воду, но чувствовал себя совсем иначе. Кельтиберский всадник, который мечтал снова увидеть свою родную Месету, получал несколько акров земли в Италии, отданных в его владение, или (если он отказывался) стоимость этой земли, которую ему выплачивали в серебре. Оборванный кельтибер чувствовал себя не хуже почитаемого торговца. Если бы французское выражение esprit de corps («чувство солидарности») существовало уже тогда, так бы и было. Умные латиняне писали об этом впоследствии: «Они были солдатами, доверявшими своему полководцу, который, в свою очередь, полагался на них».

Ганнибал не слишком много требовал от них в ненастную погоду на Треббии. После того как он дал им возможность использовать все преимущества ландшафта, он просто призвал пехоту держать линию фронта перед боевым строем римских легионов. Что касается его конницы, она составляла треть его армии, в то время как римская кавалерия была не больше чем десятой, частью армии неприятеля. В ближнем бою африканские и испанские всадники Ганнибала превосходили италийских всадников. После того как последние были убраны с дороги, легионы не могли сохранять привычный для них боевой строй и отбивать многочисленную конницу на флангах. Это было так же просто, как уравнение: единица равна одной трети от трех.

Однако это уравнение не работало так, как должно. Легионы имели одну постоянную особенность. Их было не так легко уничтожить. Большинство сражалось, снова собравшись под знаменами в полевом укреплении, которое мудрость Ганнибала не позволяла ему атаковать. «Он никогда не рисковал в сражении, — писали хронисты, — если не было полной уверенности в том, что из этого можно извлечь какую-то пользу».

Пользой, которую извлек Ганнибал в битве при Треббии, был прочный союз с цизальпинскими кельтами.

Они приходили к нему со всех земель, прилежащих к реке По, даже издалека, с востока, как это сделали венеты. Вожди варварских лигурийцев прискакали верхом с западного побережья. Пока Ганнибал чествовал их в строгом соответствии с рангом и героическими заслугами каждого, разделяя в соответствии с наследственной враждой, они более двух месяцев восхваляли в своих речах его победы. Все они обратили внимание на бронзовые жезл и секиру — символы консульской власти, потерянные знаменосцами Семпрония при его побеге. Вожди, обильно сверкавшие золотом, не могли не заметить эти предметы, лежащие на львиной шкуре, распростертой у обутых в кожу ног Ганнибала. Гордые инсубры, которых связывали родственные узы с племенем бойев, снова поклялись в верности Ганнибалу и заявили о готовности посылать с ним своих воинов, искусно владеющих холодным оружием, куда бы он ни направлялся.

Ганнибал терпеливо объяснил, что они были в союзе не с ним, а с государством Карфаген, хотя он считает себя обязанным защищать их земли. Ни он, ни Карфаген не посягали на их территорию. И он показал им высеченную четкими латинскими буквами надпись на камне, которую некоторые из вождей были в состоянии разобрать. На камне был высечен закон. Этот закон предписывал римлянам относиться к галлам на реке По не как foederate et immunes, а как lex provinciae, что означало: галлы были не союзниками в совместной обороне, а субъектами права любой провинции, будь то Западная Сицилия, Сардиния или Корсика. В провинциях Римская республика давала право на землю и обращалась с жителями по законам войны.

До сих пор, сказал им Ганнибал, они боролись против вторжения латинских триб с Тибра. Теперь они могут положить конец этому вторжению и избавиться от всех порабощающих законов. Они могут сделать это, если помогут ему уничтожить римскую военную мощь. Тогда слово «Рим» будет значить не более того, что оно значило на протяжении трех столетий до этого, когда галлы впервые вышли к реке По.

Галльские вожди с готовностью согласились. Они — его верные союзники; они пойдут маршем на Рим, подобно тому, как это сделал их героический предшественник Бренн в дни их великой славы. Барды бойев запели песни о победоносной силе галлов; юные друиды под звуки своих длинных горнов с бронзовыми головами зверей окружили костры. Ганнибал с трудом помешал им заживо сжечь нескольких римских пленников в качестве священного жертвоприношения перед походом.

Галлы требовали, чтобы он выступал немедленно. Нетерпение толкало их искать победы на Тибре, поскольку перед их глазами были успехи карфагенян на Треббии. Кроме того, огромная карфагенская армия уничтожала их оскудевшие к концу зимы запасы провизии. Они просили Ганнибала, чтобы он увел свою армию, и она освободила римские поля.

Галлы добавили в общей сложности от девяти до четырнадцати тысяч к войску Ганнибала. Скорее всего, на самом деле это количество было менее десяти тысяч. Важнее было то, что у Ганнибала появилась новая база в долине По, с новым резервом совершенно неуправляемой живой силы. Оставшаяся часть полуострова была отрезана от Альп и простирающегося за ними континента. Гарнизоны в Плацентии и Кремоне оставались нетронутыми, под наблюдением быстрых нумидийских всадников.

Хотя Ганнибал мог оставаться в безопасности в Цизальпинской Галлии, существовали причины, по которым он не должен был этого делать. Северная зима была трудной для его людей, привыкших к более мягкому климату Африки и Иберии. Большинство слонов умерло от холода. Говорят, что один из них взял в свой хобот зеленую ветку, чтобы помахать ею проходившим мимо карфагенянам, словно взывая к милосердию.

Существует еще одна странная история о Ганнибале того времени. Говорят, что у него было несколько париков разного цвета в комплекте с соответствующей им разнообразной одеждой. С их помощью он скрывал свой возраст и менял внешность, чтобы не быть узнанным. Такую странность римские аналитики объясняют обычно не самым лестным для грозного карфагенянина образом. Они говорят, что он маскировался потому, что боялся покушения на свою жизнь. Возможно, это было правдой, такое произошло в Испании с Гасдрубалом. Но не исключено, что Ганнибал просто играл двойственную роль: в приличествующих случаю одеждах он появлялся на народных собраниях как главнокомандующий Карфагена; изменив внешность, занимался сбором сведений. Он прилагал все усилия к тому, чтобы попасть в Италию римлян, чтобы увидеть своими собственными глазами, что там. Такое вряд ли мог сделать полководец, перемещаясь через всю страну верхом на коне в сопровождении своего штаба.

А на реке По в тот месяц март у него были проблемы, которые не могли облегчить ни Карталон, ни шпионская сеть. Только слухи доходили до него из Карфагена и с морей. Возможно, он не знал о происходящем в Испании ничего, кроме того, что там высадилась внушительная римская армия. Ему было необходимо как можно раньше наладить связь со Старым и Новым Карфагеном, как только на морях откроется навигация.

Ганнибал прекрасно понимал, что после поражения при Треббии римские военачальники привлекут огромные резервы, чтобы противостоять ему. С каждым месяцем хорошей погоды все более крепкие силы будут подходить по мощеным дорогам с юга. Скорее всего, именно тогда Ганнибал произнес горькие слова по поводу войны: «Если вы одержали победу, даже те, кто ненавидит вас, будут с вами; если вы потерпели поражение, даже ваши друзья отвернутся от вас».

Итак, Ганнибал вместе с галлами выступил на юге против мобилизованных армий Рима. Этот ранний старт еще до окончания зимы дорого ему обошелся.

Цепь Апеннинских гор тянется вдоль полуострова наискосок сверху вниз. Начинаясь на побережье над Генуей, этот горный хребет идет к юго-востоку и едва не касается другого побережья — побережья Адриатического моря. Узкие долины открывают путь для переходов, но горная цепь, не прерываясь, доходит до носка итальянского сапога. Карфагеняне могли выбрать более долгий и легкий путь к Риму, следуя вниз по хребту и перевалив через него вблизи от Рима. Вместо этого они пошли прямо на юг через горы.

Это в чем-то напоминало переход через Альпы. Первая долина, в которую они вошли, поднималась к гребню, на котором они вновь подверглись испытанию градом и проливным дождем. Они вернулись той же дорогой в укрытия лагеря, чтобы переждать ненастье. Вероятно, следующую попытку они предприняли в другом месте и на этот раз перешли на западный склон. Они спустились в низину, тонущую после дождей в грязи. Дальше лежали болота, скрытые туманом. Прямой путь оказался трудным.

Ганнибал не стал ждать, пока будет найдена сухая дорога. Вьючные животные погружались в болото под тяжестью груза, и повозки приходилось тащить вручную. Четыре ночи и три дня люди не могли найти сухого места для лагеря. Во время привалов они садились на свои вещевые мешки, чтобы подремать.

Тех, у кого был опыт перехода через Альпы, отправили вперед, и галлы держались между ними и нумидийцами, которые подбирали отставших и больных. Галлы, физически самые выносливые, бездельничали во время перехода по болотам. Безропотные испанцы, наверное, с удивлением думали о том, где же богатые плантации, мощеные дороги и беломраморные города легендарного Рима. Замерзшие во время перехода через Апеннинский хребет, они были ослаблены приступами болотной лихорадки и малярии.

Снова лошади остались без корма. Уцелевшие слоны, не выдержав холодной температуры воды, погибли… Живым остался только один, самый крупный (должно быть, это был единственный в стаде индийский слон), у которого все еще оставались силы.

Лекари не могли бороться с распространением лихорадки на болотистых землях. Из-за тумана одежда пропитывалась влагой. Казалось, боги на небесах послали эту кару на армию. Ганнибала трясла малярия, он страдал от головной боли. Лекари только и могли, что укутывать его и настойчиво советовать передвигаться верхом на уцелевшем слоне, подальше от мокрой почвы.

Ганнон, сын Бомилькара, в поисках выхода из болотистого района вышел на ручей, который вывел его к деревьям, росшим по левому берегу. Направив в ту сторону берберских всадников, Ганнон различил в тумане вершины холмов. Обогнув их, всадники оказались у входа в долину, ведущую на юг. Туман рассеялся, и солнце осветило зеленый выгон и рассыпанные по нему белые домики. Карфагеняне назвали это место Долиной Света. На самом деле это была прекрасная долина Фьезоле.

Только здесь и теперь стало известно, как страдал Ганнибал от головных болей. Зрительный нерв не выдержал, и он ослеп на один глаз.

В долине он отказался от слона и снова пересел на своего коня. Он устремился вперед по широкой грязной дороге. Когда показались утесы из известкового туфа, на склонах долины стали видны темные провалы, обрамленные древней, полуразрушенной каменной кладкой. Рабы, вспахивающие поля на быках, сообщили, что это гробницы этрусков, разграбленные много лет назад.

Дорога вывела карфагенян на реку Арно. Возле бродов через реку поджидали неописуемого вида коробейники, в тюках у которых тем не менее находились дорогие благовония и слоновая кость. То были члены шпионской сети Карталона. Они искали Ганнибала, якобы с целью продать ему свои редкие товары, а на самом деле, чтобы тайно от всех сообщить ему на финикийском языке собранные ими сведения. Они рассказали, что в долинах, которые лежат впереди, отличные пастбища и много еды. Люди там мирные, не воинственные. Но на восточных холмах, в полудюжине маршей отсюда, Ганнибала поджидает сильная римская армия.

Ганнибал заставил свои колонны двигаться быстрее. Он вышел к югу, чтобы пройти мимо римлян в месте соединения холмов. Это была дорога на Рим.

Она вела карфагенян через самую сердцевину древних этрусских земель. И опять, так же как у реки По, их ожидания не оправдались.