Глава 3

Пропаганда, диверсии, зарубежные связи и оценка

Мы увидели, что отдел «Абвер-I» отвечал за активный шпионаж, а «Абвер-III» – за противодействие вражеским разведывательным службам; как и во всех других странах, вооруженные силы Германии ощущали необходимость еще и в отделе для диверсионной работы и специальных заданий, и эти обязанности были возложены на отдел «Абвер-II», краткая история создания и развития которого приведена ниже.

Включение этих функций в круг обязанностей организации абвер является одним из различий между абвером и британской Интеллидженс сервис, хотя, возможно, это различие является более кажущимся, чем реальным. Такие британские подразделения, как SAS (Специальная авиационная служба), Long Range Desert Group (Пустынная группа дальнего действия) и в особых случаях коммандос работали с разведслужбами армии или ВВС в таком же тесном контакте, что и германские коммандос «Бранденбург» с абвером. Схожим образом все аспекты военной деятельности под названием «психологическая война» во всех армиях должны быть тесно связаны с деятельностью разведки.

Во время Первой мировой войны появилось два новых фактора, на которые из-за большой роли, сыгранной ими в крушении держав Центральной Европы, было обращено очень серьезное внимание в приготовлениях Германии к следующей войне. Первым фактором была пропаганда, которая сделала многое и в Германии, и в Австрии для подрыва воинской доблести и воли к борьбе в вооруженных силах и стойкости в гражданском населении. Вторым фактором, особенно применимым к Австрии, было обращение к национальным меньшинствам и подстрекательство неудовлетворенных и беспокойных элементов внутри нации к сотрудничеству в совершении актов саботажа.

Гитлер, который пришел к власти с помощью агитации, полностью понимал важность пропаганды. Поэтому он создал при Верховном командовании для пользы всех трех видов вооруженных сил отдел пропаганды вермахта и с хорошо обдуманным намерением держать его под собственным непосредственным наблюдением присоединил его к оперативному управлению Генерального штаба. Главными функциями отдела были снабжение солдат соответствующей литературой, составление ежедневной сводки вермахта и отправка за границу информации, листовок и брошюр о вермахте. В вопросах подрыва вражеского духа отдел ограничился подготовкой материалов, а распространение таких материалов среди врагов для всех целей было доверено отделу «Абвер-II».

Хотя эти отделы стали реальностью и начали свою деятельность после начала войны, предварительная подготовка началась задолго до нее. Первоначальный побудительный толчок этой подготовке дал Судетский кризис. Судетские немцы образовали меньшинство в Чехословакии, и чехи дурно с ними обходились. Было сочтено крайне желательным одновременно обеспечить участие этих элементов в разведывательной работе и выполнить необходимые приготовления для их активного сотрудничества в случае войны. Среди других способов, которыми они могли быть использованы, были подготовка посадочных площадок для десантных операций за чешскими оборонительными сооружениями – вид военной деятельности, который был, конечно, неизвестен в Первую мировую войну, – и планирование актов саботажа, которые должны были реализоваться с началом войны. Идея создания абвергрупп для этих целей принадлежит капитану фон Хиппелю из отдела «Абвер-II». Старый офицер, служивший в колониальных войсках в Восточной Африке, он был человеком большого воображения и предприимчивости. Сначала он забавлялся идеей малых групп отчаянных людей, не имеющих связи с командованием, окруженных врагами со всех сторон и вдохновляемых своим горячим идеализмом на фанатичные деяния, – или, выражаясь менее экспрессивными терминами, отдельных отрядов «герилья» (партизанских. – Примеч. пер.), лишенных всяких тактических или административных связей. Сперва он не имел успеха и с абвером, и с Канарисом, ярым антикоммунистом, чувствовавшим в идеях, формировавших основу плана, семена коммунистического образа мышления, которому он не доверял. Только когда составлялись планы для Польской кампании, возникла ситуация, для которой идея Хиппеля представлялась решением проблемы.

Генеральный штаб запросил абвер предпринять меры для предотвращения нанесения любого ущерба Верхне-Силезскому промышленному району, чтобы этот район, представлявший огромную важность для германской военной промышленности, мог быть быстро включен в план действий и производство немецкого вооружения без всякого падения производительности. Это, конечно, было типичной задачей для абвера – предотвращение саботажа и диверсий со стороны противника. Для выполнения этой задачи Генеральный штаб предоставил абверу свободу действий на несколько часов перед «часом X», определенным для начала вторжения и назначенным на 5:45 1 сентября 1939 года. Генеральный штаб согласился с некоторой неохотой даже на столь краткий период из-за опасений, что действия абвера могут повредить внезапности начала военных действий; с другой стороны, они настаивали на том, что наступающие войска на своем пути не должны обнаружить никаких повреждений.

Чтобы предотвратить уничтожение поляками важных промышленных объектов, таких как заводы и электростанции, отделение абвера в Бреслау сформировало несколько боевых групп с индексом K-trupps (Kampf-trapps – боевые группы), которые затем были объединены в подразделение, названное «Боевая группа Эббингхаус», – нечто вроде батальона francs tireurs (дословно – «вольные стрелки» – фр. Иррегулярные военные части, впервые созданные во время Франко-прусской войны 1870—1871 годов, в широком смысле – партизанские отряды, действующие вне законов войны. – Примеч. пер.) численностью в несколько сот человек, вооруженных только легким оружием и гранатами. Часть этих людей пересекла границу за несколько дней до начала вторжения под видом шахтеров и рабочих, в то время как остальные проскользнули через границу в ночь с 31 августа на 1 сентября 1939 года. Еще до начала военных действий им удалось захватить несколько важных промышленных объектов, но сразу после окончания периода первоначальной растерянности эти легковооруженные и нескоординированные партизанские группы были атакованы частями регулярной польской армии и жандармами и были вынуждены продержаться под сильным натиском в течение нескольких часов, пока не были спасены наступающими германскими частями.

По итогам этой пробной операции было усвоено два урока. Первый урок состоял в том, что в будущем должны применяться более высокие стандарты обучения и лидерства, а во-вторых, эти бойцы согласно действующему организационному принципу через несколько часов после начала военных действий стали бы «безработными» и их инициативность и наступательный дух с того момента не были бы использованы. Поэтому Канарис решил приспособить план фон Хиппеля для создания надлежащих абвергрупп. Были выбраны наиболее надежные и мужественные из числа «вольных стрелков» фон Хиппеля, и им было предложено вступить добровольцами в вермахт для выполнения специальных заданий; таким образом, они не стали ни секретными агентами, ни авантюристами, которыми их первоначально предусматривал в своих планах фон Хиппель, но обычными добровольцами, выделенными для выполнения службы особого рода. С самого начала Канарис был категорически против чего бы то ни было, свойственного «отрядам самоубийц», и он настаивал на том, чтобы не проводились отчаянные операции с малыми или нулевыми шансами на успех.

15 октября 1939 года первое из этих подразделений, рота Lehr und Bau Kompagnie zbV 800 (учебно-строительная рота особого назначения № 800), было сформировано в Бранденбурге под командованием капитана фон Хиппеля. К началу 1940 года рота была реорганизована в батальон и передана под начало полевого офицера, майора Кевиша.

Успех, достигнутый батальоном в Западной кампании привел к заинтересованности в Генеральном штабе и в Верховном командовании в увеличении этих подразделений. В октябре 1940 года батальон был реорганизован в Lehr Regiment Brandenburg (учебный полк «Бранденбург»), а в декабре 1942 года – в дивизию.

Контингент лиц, среди которых велся подбор на службу, определялся особой природой задач, которые они были призваны выполнять, и главными требуемыми качествами были приспособляемость, воображение и в некоторых случаях знание языков. Эти характеристики особенно отмечались среди немцев, проживавших за границами рейха, и много прекрасных рекрутов было найдено среди судетских немцев, прибалтов, поволжских немецких колонистов, швабов Баната (Банат – республика, самопровозглашенная в Тимишоаре в 1918 году, просуществовала 15 дней, территория поделена между Румынией и Королевством сербов, хорватов и словенцев, немцы составляли 24% населения. – Примеч. пер.), южнотирольцев, а внутри самой Германии – среди тех, кто вернулся домой из Африки, Южной Америки или откуда-то еще. Процесс имел кумулятивный характер, и те, кто был принят на службу первыми, быстро привлекали своих друзей и знакомых. Последующие замены и переводы выполняло бюро подбора добровольцев в вермахт за границей, которое было организацией, имевшей дело со всеми немцами, проживающими за границей.

Требовались люди, не только свободно говорящие на языке страны проживания, но также и впитавшие в себя привычки и обычаи главных национальностей страны до той степени, которая делала их во всех практических смыслах коренными жителями данной страны. Выражаясь более ярко, хотя, возможно, несколько грубовато, они должны были уметь плеваться, как русские, если должны были сойти за обычных, коренных «мужиков» в глазах красных солдат. Нередко успех всей операции зависел от того, была ли эта подготовка выполнена правильно и добросовестно или же неверно и поверхностно.

Лица, поступающие на службу в подразделения «Бранденбург», также приносили с собой среди прочих вещей настоящие паспорта и удостоверяющие личность документы стран, в которых они жили, и эти документы были наиболее ценны для отдела I G как образцы для производства фальшивых документов для агентуры.

Для облегчения административной, кадровой и организационной рутинной работы учебный полк «Бранденбург» (LRB) был передан в прямое подчинение начальника отдела «Абвер-II», который сам по себе, конечно, был частью вермахта; кроме этого, сами солдаты не были никак связаны с абвером. Очень часто, однако, на подготовительных стадиях какой-либо операции избранные сотрудники абвера прикомандировывались для обучения к полку «Бранденбург», большинство из них были немцами из Германии или из-за рубежа, военной специальностью которых была эта сфера деятельности. Более того, штаб полка, который согласно приказам отдела «Абвер-II» вел очень изолированный «образ жизни», требовал с возрастающей настойчивостью, чтобы эти «работники абвера» содержались отдельно от строго военных подразделений. В результате был создан Vertrauensmaenner Abteilung (VM. Abt) – отдел тайных агентов, который для административных целей был присоединен к учебному полку «Бранденбург», но оставался под оперативным контролем отдела «Абвер-II».

Позже, в середине 1943 года, этот VM. AM (отдел тайных агентов) был расширен до бригады с наименованием Das Regiment zbV 1000. Существенное различие между служащими этой бригады и полка «Бранденбург» состояло в том, что первые были тайными агентами в форме; офицеры планирования из отделов «Абвер-I» и «Абвер-III» могли привлекать для своих операций служащих из этой части или же направлять в бригаду собственных доверенных агентов для выполнения своих военных задач. Но Regiment zbV 1000 не имел ничего общего с бранденбуржцами и их задачами.

Когда полк «Бранденбург» в декабре 1942 года был расширен до дивизии, он был передан в прямое подчинение абверу, то есть самому Канарису. Впрочем, это было более или менее формальностью: тактически подразделения дивизии, роты или батальоны находились в подчинении командующих группами армий или армиями в районах их дислоцирования. За обучение и организацию отвечал только командир бригады, а позднее – дивизии. Все, что делал Канарис, – это оставлял за собой право решать, к каким армиям будут прикомандированы подразделения «Бранденбурга» и какой они должны быть численности.

Места постоянной дислокации различных батальонов выбирались в соответствии со страной происхождения добровольцев, служащих в них, и фронтом, на котором они всего вероятнее будут использованы.

Батальон (позже 1-й полк) «Бранденбург». Предназначен в первую очередь для проведения операций на Восточном фронте.

Батальон (позже 2-й полк) «Дюрен» в Рейнланде. Для Западного фронта.

Батальон (позже 3-й полк) «Унтер-Вальтерсдорф», рядом с Веной. Для Юго-Восточного театра военных действий.

Уроженцы Прибалтики и немцы польского происхождения поэтому направлялись большей частью в «Бранденбург», а швабы из Баната и немцы с Балкан – в «Унтер-Вальтерсдорф».

Когда в декабре 1942 года полк был реорганизован в дивизию, он состоял из четырех полков коммандос – 1-го, 2-го, 3-го и 4-го полков «Бранденбург», – к которым был добавлен 5-й полк, ему позднее было присвоено наименование полк «Курфюрст». Обязанностью этих четырех полков было предоставлять офицеров и солдат для операций, планируемых отделом «Абвер-II». Все полки были реорганизованы и укомплектованы в самой Германии и направлены на фронт весной 1943 года. Было трагедией наблюдать, как некоторые из этих частей, специально обученные для выполнения особых заданий и сформированные из элиты немцев заграничного происхождения, едва прибыв на фронт и поступив в распоряжение местного командования, были понапрасну истрачены по мелочам в обычных боях в качестве пехоты.

Для рейдов на побережье и в гавани противника в 1943 году была сформирована Kuestenjager-Kompagnie (рота береговой разведки). Роммель, у которого в Африканском корпусе служили подразделения полка «Бранденбург», был особенно заинтересован в этой роте разведки, но из-за полного отсутствия всякой поддержки или помощи флота рота так никогда и не выполняла задачи, для решения которых была создана. Роммель придавал большое значение морским десантным рейдам на британские прибрежные дороги и пути сообщения в Египте, и интересно заметить, что он запретил использование каких-либо форм противника, несмотря на тот факт, что сами британцы использовали подразделение немецких евреев из Палестины, одетых в немецкую униформу, для операции недалеко от Тобрука – операции, которая, кстати говоря, полностью провалилась. Племянник фельдмаршала Александера был захвачен в плен, будучи одетым в немецкую форму, но – несмотря на приказ Гитлера «О диверсантах» – он не был расстрелян, так как Роммель отказался передавать приказ «О диверсантах» в части.

Не будут здесь лишними несколько слов о военных хитростях, которые образовали основу тактики, используемой подразделениями «Бранденбург». Концепция ruse de guerre (военная хитрость – фр.) стара, как сама война. Она нитью протягивается сквозь всю мифологию, и классическим примером является история с троянским конем.

Применение подразделений «Бранденбург» на различных фронтах основывалось, по существу, на продуманном и организованном применении военных хитростей, если возможно, в какой-то новой форме. Во всех этих операциях главной целью было достижение, посредством введения противника в заблуждение, эффекта внезапности, который мог быть тактически использован наступающими регулярными частями или даже иногда превращен ими в стратегическое преимущество. Сочетание военной цели и методов тайной службы придавало этим операциям особенный, только им присущий характер, и их проведение требовало от каждого задействованного в них человека моральных и физических качеств высокого и исключительного порядка. Вдобавок эти подразделения были призваны вести войну методами, которые не соответствовали принятым правилам ведения боевых действий, и по этой причине служба в них не могла быть никакой иной, кроме как на добровольной основе.

Подразделения «Бранденбург» были легко вооружены и экипированы и не подходили для операций дальнего действия или продолжительных по времени. В то время как их специализация первоначально ограничивалась предотвращением уничтожения мостов, средств связи, плотин и сходных объектов стратегического значения, позднее она была расширена до всех мыслимых видов разведывательных и ударных операций, полностью или частично закамуфлированных. Моторизованные разведывательные группы дальнего действия, например, забирались на многие сотни миль за линию фронта с русскими, и невозмутимых коротко стриженных «мужиков», лениво развалившихся в грузовиках Красной армии, никто ни на мгновение не заподозрил бы в принадлежности к германской армии. Русские партбилеты должны были быть в порядке, номер полевой почты на письмах в их карманах, якобы написанных их семьями с Волги или Кавказа своему «Николаю» или «Василию», должен был соответствовать подразделению, в котором эти солдаты якобы служили, и должно было быть ясно и точно указано, кто будет притворяться больным или спящим при проверках. Ведь не все «русские» в грузовиках могли говорить по-русски, и некоторые из них знали только берлинский или гамбургский диалект. Каждой операции, которую они проводили, предшествовала масса тщательной технической работы, выполняемой частично коммандос абвера, прикомандированными к разведывательному отделу в штабе группы армий, но большей частью внутри самых полков «Бранденбург».

Когда наступал соответствующий момент, должно быть принято решение – будет ли камуфляж «полным» или «частичным». В случае частичного камуфляжа использовались только некоторые предметы вражеского снаряжения – стальные каски или комбинезоны, – чтобы придать колонне внешний вид, который позволил бы ей беспрепятственно добраться до цели. Сразу же после сигнала к действию эти предметы следовало сбросить и открыть огонь. Когда использовался полный камуфляж, то есть все подразделение было полностью одето во вражескую форму, замешательство, вызванное среди врагов огнем со стороны «своих», следовало использовать для внезапной атаки и быстрого выполнения задачи.

Главной сущностью всех таких специальных операций, основанных на ruse de guerre, было то, что следующие позади регулярные части должны были прибыть на место действия достаточно быстро, чтобы использовать достигнутую тактическую и оперативную внезапность. Это требовало тесного тактического взаимодействия между подразделениями «Бранденбург» и теми регулярными частями, в чьих интересах предпринималась ruse de guerre; не последней по значению целью этого взаимодействия было избавление солдат регулярных частей от длительных и утомительных боев и тяжелых потерь – соображение, сильно помогавшее пониманию и признательности, которые демонстрировали регулярные боевые части этим нового вида специальным операциям бранденбуржцев. Средний солдат не имел достаточно четкого понимания деятельности абвера и никогда не был в таком положении, чтобы самому увидеть непосредственные результаты успешной операции секретной службы; но в операциях бранденбуржцев у него было, так сказать, кресло в партере, и каждый успех полков «Бранденбург» давал осязаемые преимущества солдатам, которые были всем им очевидны. Поэтому понятно, что бранденбуржцы были постоянно востребованы штабами армий и групп армий; и когда подразделение выделялось, обычно рота и иногда, хотя и редко, батальон, командир соединения, которому оно придавалось, принимал на себя ответственность за принятие решения о виде – в полном камуфляже или частичном – его использования.

Что является, по существу, диверсией?

Когда где-то в мире происходит катастрофа или несчастный случай, причина которого непонятна, обязательно кто-то закричит: «Диверсия!» В мирное время, когда не осуществляется особого контроля со стороны служб безопасности, иногда это может быть и правдой. Во время войны, однако, осуществление любого значительного акта диверсии на территории врага относится к самым трудным для выполнения задачам секретной службы. В Германии, несмотря на присутствие миллионов иностранных рабочих, многие из которых работали под принуждением, не было осуществлено ни одного успешного акта диверсии, который мог бы быть расценен выше, чем совершенно несущественный булавочный укол.

Если мы ищем точное определение диверсии, то это выведение из строя какого-то механизма либо организации посредством тайного нарушения его функциональной деятельности, где величина причиненного ущерба и период, необходимый для восстановления, имеют решающее значение. Только когда эти два последних фактора имеют существенные значения, можно сказать, что акт диверсии имел какую-то оперативную ценность в военном смысле или был на самом деле эффективным с производственной точки зрения.

Оперативно эффективным, например, было бы уничтожение важных путей сообщения глубоко внутри вражеской территории, промышленно эффективным было бы уничтожение существенных составляющих оборонной промышленности, важных военных исследовательских учреждений, таких как лаборатории по изучению атомной энергии, и диверсии в отношении кораблей и самолетов. Вспомогательной по отношению к этим главным целям является широкая область того, что называется второстепенной диверсией, куда входит и эффект от политической пропаганды, который нельзя недооценивать.

Надо сразу сказать, что усилия по осуществлению диверсий, предпринятые и немецким абвером, и противниками Германии, достигли очень скромных результатов. На то, чтобы быть действительно эффективной в описанном ранее смысле, может претендовать только диверсия британских и норвежских коммандос, осуществленная на заводе по производству тяжелой воды «Норск-Гидро» в Рюкане в 1942 году. Причины этой неудачливости в первую очередь технические, и главная причина – большая сложность тайной транспортировки необходимого количества взрывчатки к запланированному объекту.

Для изучения технической стороны диверсий абвер имел в своем распоряжении лабораторию в Берлин-Тегеле, где много молодых экспертов по взрывчатым веществам и химиков работали над детонаторами и взрывчаткой, которые должны были поступать для применения агентам. Некоторые из столов в этой лаборатории выглядели похожими больше на прилавки в универмаге: на первый взгляд они казались заваленными консервными банками, термосами, банками с маслом, чемоданчиками, щетками и т. д. Но каждый из этих обычных предметов имел или двойное дно, или потайное отделение, в котором могла быть спрятана взрывчатка. Детонаторы были по большей части химическими или механическими. Большие количества детонаторов второго типа – детонаторы замедленного действия особой точности и конструкции – поставлялись Швейцарией; там производили, например, детонатор, по форме и размерам примерно соответствующий зажигалке, который устанавливался на любое время задержки взрыва, вплоть до 40 дней, и который легко мог быть спрятан в фальшивом дне чемоданчика или в каком-либо другом подходящем месте.

В ноябре 1939 года, после покушения на жизнь Гитлера в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер», Гиммлер и его адъютант фон Альвенслебен неожиданно посетили лабораторию в Берлин-Тегеле. Канарис приписал этот визит недоверию с их стороны. Именно тогда лидер СС сделал вполне фантастическое и наивное предложение Канарису: он предложил добавить в вино, входящее в рацион французских солдат, некое вещество, не распознаваемое на вкус, которое либо притупляло бы ум, либо, возможно, действовало бы как сильное слабительное и хотя бы на время выводило солдат из строя! Особый интерес у Гиммлера, однако, вызвал показанный ему особый тип детонатора для диверсий против самолетов, который срабатывал в результате уменьшения давления воздуха, когда самолет достигал определенной высоты.

Проведение диверсий в отношении кораблей было необычайно сложным. Большинство попыток окончилось провалом из-за невозможности тайно разместить ниже ватерлинии количество взрывчатки, достаточное для того, чтобы потопить грузовое судно большого тоннажа. Даже когда на судно имелся доступ во время погрузки или разгрузки – а это всегда трудный период, во время которого ведется особенно пристальное наблюдение, – почти неизменно обнаруживалось, что совершенно невозможно поместить требуемое количество взрывчатки в ту часть судна, где взрыв определенно приведет к его потоплению и полной потере противником. Количество кораблей с обеих сторон, которые были уничтожены в результате диверсий, осуществленных агентами, должно быть совершенно ничтожным. Но регулярные подводные атаки, выполнявшиеся, например, британскими коммандос и итальянскими боевыми пловцами в Средиземноморье, давали совершенно другие результаты.

В море также поэтому деятельность ограничивалась актами второстепенной диверсии, которые время от времени вызывали необъяснимые пожары, странные механические поломки или загадочные взрывы в надводной части корабля. И только в тех редких случаях, когда находилась возможность подсоединить легко проносимый на борт детонатор к взрывчатым веществам, которые уже находились на борту, можно было с определенной степенью уверенности ожидать, что судну будет причинен серьезный ущерб или даже что оно будет полностью уничтожено. В одном из случаев, например, немецкому агенту, который действовал из Ла-Линеа (La Linea de la Concepcion – испанский портовый город, граничащий с Гибралтаром. – Примеч. пер.), удалось взорвать британский тральщик, который находился в гавани Гибралтара, нагруженный минами, проникнув на борт и установив детонаторы среди этого минного груза. Но такие возможности встречались очень редко.

Ближе к концу 1939 года отдел «Абвер-II» получил указания попытаться нарушить судоходство союзников в Средиземном и Черном морях посредством диверсии. Базами, с которых должны были проводиться эти операции, являлись греческие, болгарские и румынские порты, и, поскольку было желательно избежать каких-либо инцидентов с этими все еще нейтральными Балканскими странами, было выставлено условие, что все взрывы должны были происходить, когда суда находились в море и за пределами трехмильной зоны.

Выражаясь терминами оперативной диверсии, эта задача делала необходимым применение точных взрывателей замедленного действия, так же как и наиболее тщательного подтверждения информации о времени стоянки судна и времени отплытия. Даже по этому очень общему наброску легко будет понять, как сильно те «непредвиденные события», которые постоянно случаются, увеличивали сложность выполнения такого диверсионного акта. В одном случае взрывчатка была удачно замаскирована в бочках с фруктовым соком, которые предназначались в греческом порту к погрузке на британское торговое судно. Взрывчатка была тайно установлена на место, когда бочки еще находились у болгарского поставщика. Тогда стало необходимо выяснить или правильно предугадать, сколько времени займет транспортировка по железной дороге в порт, как долго судно будет оставаться в гавани, какого числа судно точно будет находиться в плавании и как много времени потребуется судну на выход за пределы трехмильной зоны, чтобы греческие таможенные служащие или другие гражданские не стали невинными жертвами преждевременного взрыва. В этом частном случае взрыв на самом деле произошел, когда судно находилось за пределами территориальных вод, внутренней и надводной части судна был причинен большой ущерб, но судно осталось на плаву. Многие из обещающих операций, однако, пришлось отменить из-за отсутствия гарантий точного соблюдения условия трехмильной зоны и последующего риска серьезных политических осложнений.

За период 1939—1940 годов произошел один инцидент трагикомического характера. Британские торговцы были частыми гостями в болгарских портах, где среди прочих грузов они брали на борт грузы для французской армии Леванта в Сирии, и было принято решение подмешать в уголь, которым они загружались, взрывчатку, схожую по виду с кусками угля и разработанную лабораторией Берлин-Тегеля, которая взорвалась бы при попадании в топку котла. Одно такое британское судно зашло в Варну пополнить запасы, но обнаружило, что уголь там низкого качества, отказалось бункероваться и ушло из порта.

Сразу же за ним пришло итальянское грузовое судно, которое, к ужасу агентов абвера, ухватилось за возможность приобрести уголь по такой низкой цене! Сотрудникам абвера не оставалось ничего делать, кроме как открыться, «подмигнуть» своим коллегам из болгарской службы безопасности и в последний момент выкупить «заряженный» уголь назад по более высокой цене. Только таким образом судно, принадлежащее нашему союзнику, было спасено от взрыва котлов.

Но был ли то уголь, апельсины или другие товары, «обработанные» перед загрузкой на вражеское судно, только в редчайших случаях и в случае малотоннажных и небольших старых корыт заряд взрывчатки был достаточен для того, чтобы потопить судно. Поэтому лаборатория абвера принялась за работу по разработке методик, которые могли бы использовать специальные управляемые дистанционно торпеды, выпускаемые с моторной или весельной лодки по судам, находящимся в гавани. Предварительные эксперименты проводились на одном из берлинских озер в 1942 или 1943 году. В теории проблема не представляла особой сложности; но практическое воплощение идеи не дало результата, главным образом из-за того, что необходимое сотрудничество с военно-морским флотом, с его существенным опытом и техническими данными относительно торпед, не возникло. Плохие отношения между Канарисом и Редером и даже еще худшие между Канарисом и Дёницем, который сменил Редера на посту командующего флотом, определенно сыграли в этом значительную роль; «профсоюз» военно-морских офицеров не питал теплых чувств к «Канарису и его абверовской банде». Единственным исключением, возможно, был наблюдательный пункт абвера в Альхесирасе, который действовал – очень успешно – полностью в интересах флота, ведя наблюдение за перемещениями судов союзников через Гибралтарский пролив. Большей частью по тем же причинам эксперименты, проведенные в 1943 году с водолазами-подрывниками (аквалангистами), и попытки организовать роту береговой разведки в составе дивизии «Бранденбург» не дали осязаемых результатов, достойных упоминания.

Все воюющие стороны находили практически невозможным предпринять какой-либо диверсионный акт против вражеских боевых кораблей, или пришвартованных к пристани, или стоящих на якоре в гавани.

Любая такая попытка предотвращалась особенно строгими мерами безопасности, принимаемыми на всех военных кораблях на стоянке вблизи берега. Если припомнить вес взрывчатки, необходимый для торпеды, чтобы потопить даже среднего размера крейсер, станет ясно, что ни один агент, использующий рюкзак, не имел шанса поместить требуемое ее количество внутрь корабля. В этом случае оставался только вариант диверсии в отношении машинного оборудования, который был, без сомнения, возможен, но который было опять-таки сложно претворить в жизнь таким образом, чтобы нанести ущерб, на восстановление которого потребовалось бы длительное время. Предварительным условием для осуществления этого вида диверсии – конечно, без применения взрывчатки – является сотрудничество с дружески настроенной агентурой из числа команды корабля.

Поэтому приказ Кейтеля абверу в конце 1942 года предотвратить уход французского флота из Тулона средствами «широкомасштабной диверсионной операции» был бессмысленным приказом дилетанта. И конечно, он ни к чему не привел.

Техническая подготовка агентов осуществлялась в лаборатории Берлин-Тегеля, но обучение тактике диверсионной работы, необходимое для их использования на фронте как членов ударных групп, проходило в Квенцгуте, маленьком и хорошо оборудованном учебном лагере, расположенном в идиллических окрестностях Химзее, озера близ Бранденбурга. В добавление к скромным баракам и зданиям школы там были также стрельбища, деревянные и железные мосты, переплетения железнодорожных путей и другие объекты, подходящие для совершения на них диверсий. Обучение включало в себя скрытый подход к цели, бесшумное обезвреживание часовых с помощью джиу-джитсу и, наконец, технически верную методику установки зарядов взрывчатки. Маленькая лаборатория, лекционный зал и спортзал прилегали к главным зданиям, и все это было полностью скрыто от внешнего мира. Само озеро и пруд для разведения рыбы предоставляли возможности и для практической работы, и для отдыха как зимой, так и летом, и аэродром по соседству обеспечивал средства для демонстрации и обучения парашютному делу.

Примерно с конца 1942 – начала 1943 года каждый офицера отдела «Абвер-II» должен был пройти курс обучения в Квенцгуте, чтобы получить личные, из первых рук, знания о возможностях агентов и их границах, о том, на что можно рассчитывать, и таким образом взглянуть изнутри на то, как следует разрабатывать и распределять задания. Когда группа индусов, арабов или украинцев прибывала в Квенцгут, чтобы пройти курс обучения для какой-то особой операции, все, кроме небольшого постоянного административного и преподавательского персонала, исчезали из лагеря.

В ходе теоретических занятий по диверсионным операциям курсантам давали формулы абсолютно обыкновенных и «невинных» веществ, которые можно было приобрести в любом магазине химических товаров, не вызывая подозрения, но из смесей которых они могли сделать взрывчатку. Каждый курсант тогда получал задание сделать таким образом взрывчатку и продемонстрировать свое умение собрать самодельный детонатор. Имея в распоряжении созданный заряд, он должен был самостоятельно подорвать его.

В целом школа и учебные полигоны на Химзее предоставляли все необходимое для обучения агентов и действующих сотрудников секретной службы, соответствующей требованиям времени, диверсионному делу и использованию оружия, подходящего для их службы.

В отличие от отдела «Абвер-I» – занимавшегося в чистом виде разведкой, – отделу «Абвер-II» было запрещено участвовать в любой деятельности, даже в мероприятиях подготовительного характера, на территории Соединенных Штатов Америки до объявления Германией войны США. Вероятно, на принятие этого решения в существенной степени повлияли два соображения. Во-первых, существовали надежды Риббентропа на то, что он сможет удержать Америку от вступления в войну, как следствие этого, его упорство в том, что акта саботажа со стороны Германии, который определенно бы повредил успеху его начинаний, следует избегать любой ценой; и, во-вторых, из опыта Первой мировой войны мы прекрасно знали об огромном вале пропаганды, который поднимет в американской прессе любой диверсионный акт со стороны Германии.

Единственная подготовительная мера со стороны «Абвера-II» к диверсиям, в случае войны с Соединенными Штатами, заключалась поэтому в его деятельности на так называемой мексиканской базе. Эта база предназначалась для поддержания контактов с подпольным движением в Штатах, к слову имеющим ирландское происхождение, и планирования с его помощью диверсионных актов с применением взрывчатки в отношении судоходства и оружейных заводов. В вопросе быстрой и безопасной передачи сообщений база зависела от радиоцентра в дипломатической миссии Германии в Мехико, и это привело к резким трениям с министерством иностранных дел и требованию от последнего немедленного прекращения такой деятельности абвера. При таком ходе дел все предприятие оказалось иллюзией и с точки зрения абвера крайне дорогостоящим надувательством.

Когда наконец была объявлена война, «Абвер-II» не имел в Соединенных Штатах ни одного агента или связного, с участием которого мог быть запланирован любой, даже импровизированный, диверсионный акт. Но Гитлер, побуждаемый функционерами партии, требовал действий на территории Штатов, и абверу не оставалось ничего другого, кроме как попытаться забросить агентов из Германии в Америку. Операции было дано условное найменование «Пасториус», и она была подготовлена самым тщательным образом; репетиция всего предприятия проводилась фактически «в боевых условиях»: отобранным агентам было приказано провести ложные диверсии на оружейных заводах недалеко от Берлина, руководители и охранники которых не были предварительно оповещены о происходящем. Во время этой опасной тренировки агенты, обученные в Квенцгуте, на самом деле смогли установить заряды взрывчатки без детонаторов в самом сердце этих заводов.

Взвод, направленный в США, был разделен на два отделения, которые были высажены на берег с подводных лодок, одно на Лонг-Айленд, а другое во Флориде. Однако они были быстро обнаружены и арестованы.

Чтобы завершить это описание организационного строения разведывательной службы, необходимо упомянуть о сотрудничестве со спецслужбами союзных и дружественных держав.

Сотрудничество между абвером и итальянской службой разведки (SIM) было уже активным еще до заключения «Стального пакта» 22 мая 1939 года. У абвера также были великолепные отношения со многими выдающимися и прогермански настроенными членами итальянской армии, от которых он получал своевременную информацию в плане заявлений, делавшихся начальником австрийского Генерального штаба Янсой итальянскому премьер-министру об австро-германских отношениях, а также о подробностях оборонительных мер, предпринимаемых Австрией против внушающего страх нападения Германии.

Начиная с 1936 года Канарис был частым гостем в Италии, где он и начальник SIM Роатта (говорили, что он был испанского происхождения) приучились совершенно открыто класть свои карты на стол. Роатту сменил немного проблемный в отношениях полковник Карбони, не питавший любви к немцам, а его, в свою очередь, пьемонтец генерал Аме. Светловолосый и голубоглазый Аме, сдержанный по характеру и трезвый и рассудительный в суждениях, совершенно не был похож на типичного итальянца, и с ним у Канариса возникла тесная и искренняя дружба.

В Риме была создана военная организация абвера (КО), и итальянцы отправили в Берлин в штаб абвера своего офицера связи. Вопрос Южного Тироля всегда был больным местом итало-германского сотрудничества; сразу же после аншлюса, например, абвер был вынужден уступить итальянским пожеланиям и удалить из Инсбрука офицера, который первоначально работал в итальянском отделе. Затем полк «Бранденбург», в который было набрано много южнотирольцев, также стал причиной определенных трений: военнослужащие одной из частей, временно расквартированной в Северном Тироле, расхвастались в местных тавернах, что скоро будут снова дома в своем отечестве. Эти безответственные – грубо преувеличенные – слова дошли через нацистскую партийную организацию в Италии до Гитлера, и в результате было запрещено дислоцирование частей «Бранденбурга» в Северном Тироле.

Итальянская служба разведки имела хорошие и прочные связи в Восточном Средиземноморье, благодаря которым в целом были достигнуты неплохие результаты, особенно в тех портах, где преобладало левантийское население. Турки, с другой стороны, которые были равнодушны к Италии и которые таили в душе злобу против нее из-за вопроса о Додеканезах (Додеканезские острова – Родос, Кос, Патмос и др. – в 1912 году были захвачены Италией в ходе итало-турецкой войны, находились под контролем Италии до 1943 года. – Примеч. пер.), заметно осложняли итальянцам жизнь. Деятельность в арабском мире Гитлер возложил почти целиком на своего итальянского партнера, что совершенно не нравилось муфтию Иерусалима, Рашиду Али аль-Гайлани, и некоторым другим арабским лидерам. Муфтий был самым искусным в игре, в которой сталкивал между собой германские и итальянские интересы; это порождало среди итальянцев недоверие, так как для них любое арабское движение было источником тревог и они рассматривали возможную независимость арабов как потенциальную угрозу своим колониальным владениям в Северной Африке. Из-за этого ничего не вышло из предложений муфтия о создании в Ливии арабского центра, чтобы разжечь восстание в Египте в тылу у британцев и поддержать операции Роммеля. Итальянцы также не дали разрешение муфтию лететь в Тунис и настояли, чтобы он удовлетворился почтовой перепиской с беем Туниса.

Довольно рано итальянцы провели специальный анализ в области деятельности, значение которой немцы осознали значительно позже, – подводные диверсионные атаки. Именно итальянский флот разработал методику, ставшую к концу войны известной как «человек-торпеда», а среди британцев – как «водолаз-подрывник». Одетые в резиновые костюмы и оснащенные ластами и дыхательной аппаратурой, эти «человеческие торпеды» высаживались с кораблей вблизи берега или гавани и плыли под водой к своей цели – кораблю или портовому сооружению, которое затем атаковали с помощью пластиковых прилипающих мин. Во время высадки в Нормандии в 1944 году британцы использовали эти методы для уничтожения германских подводных препятствий и расчистки фарватера для подходящих десантных судов. В 1943 году в сотрудничестве со своими итальянскими коллегами отдел «Абвер-II» провел свои первые эксперименты такого рода на олимпийском стадионе в Берлине. Новый импульс был придан этой идее встречей руководителя группы «М» – морской группы в отделе «Абвер-II» – с командиром берегового командования в Кавалле. О результатах было доложено через начальника штаба на Черном море военно-морскому министерству, которое немедленно приступило к формированию учебного центра коммандос, целиком независимого от абвера, возле Любека.

Когда союзные войска высадились в Сицилии, запланированное сотрудничество с итальянцами в так называемой организации R (организации «Оставайся позади») было переведено на практические рельсы. Оно состояло в принятии всех возможных подготовительных мер в тех районах, которые могут быть добровольно эвакуированы или непреднамеренно отданы врагу, но включало оставление позади агентов с радиопередатчиками, размещение в секретных местах взрывчатки и детонаторов для более позднего использования во вражеском тылу и установку автоматических, замедленного действия мин в казармах, административных зданиях и гостиницах, которые противник почти наверняка займет. До этого пример таких операций подали русские. В 1941 году в Киеве и Одессе произошла целая серия взрывов спустя долгое время после взятия этих городов, в результате были нанесены тяжелые потери, особенно среди офицеров, в чьих квартирах и канцеляриях эти мины были большей частью заложены, и эти взрывы породили очень сильную суматоху. Это не были мины-ловушки, которые срабатывают от касания жертвой проводов; в данном случае применялись бомбы замедленного действия, детонирующие либо механическим, либо химическим путем.

Перед аншлюсом у германских и австрийских разведывательных служб существовал общий интерес в ведении разведки Чехословакии, причем в этой стране и венгры тоже были особо заинтересованы. Венгерская служба была потомком старой имперской австрийской службы, чьи традиции она поддерживала и чьему мастерству стремилась подражать. У Канариса возникло очень хорошее взаимопонимание с начальником бюро II венгерского Генерального штаба, и у него также была тесная дружба с молодым офицером Генерального штаба Чентпетери, чью фотографию он держал у себя на письменном столе в своем кабинете. Во время Первой мировой войны Канарис служил офицером на подводной лодке на Адриатике; поэтому было вполне естественно, что у него оказалось много общего с венгерским регентом адмиралом Хорти, доверием которого он пользовался. Вплоть до 1941 года, когда Венгрия стала «сухопутным» островом в середине Германского государства, результаты, достигнутые венгерской службой, имевшей глубокие и прочные корни на всех Балканах, были самым ценным дополнением к информации, собранной активной службой разведки абвера.

У абвера был постоянный офицер связи, находившийся в Будапеште, и обмен информацией между Венгрией и филиалом абвера в Вене под началом графа Мароньи был особенно устойчивым и полным. Это получалось не только благодаря тому, что Вена была ближе Берлина, но и также потому, что венгры прекрасно чувствовали себя – уверенно и как дома – в атмосфере Вены. Финальный акт этого сотрудничества состоялся во время отступления через Австрию, когда офицеров венгерского отдела II тайно и благополучно вывезли в Западную Германию и таким образом спасли от пленения советскими войсками.

Сотрудничество с японцами базировалось на соглашении, к которому Канарис пришел с Осимой, когда тот был еще военным атташе при японском посольстве в Берлине. Японская разведслужба отличалась высокой организованностью, как в военной, так и в политической сфере. Через регулярные промежутки времени ее представители, рассредоточенные от Лиссабона до Анкары, собирались в Берлине на совещание. Осима сам был руководителем этой организации военных атташе, а берлинская миссия была укомплектована большим числом офицеров. И все же, несмотря на теоретически великолепную организацию, острый раскол в системе очень заметно разделял армию и флот, что являлось отражением почти уникальной ситуации, которая была типична для отношений между армией и флотом в самой Японии.

На практике немцы в этом сотрудничестве были донорами, а японцы – реципиентами. Как трудолюбивые пчелы, они прилежно, с усердием собирали любой материал и особенный интерес проявляли к технической информации в таких областях, как микрофотография, беспроводные средства связи, специальные детонаторы и т. д. Но были ли они в состоянии разобраться с этим, отсортировать из массы собранного материала лишь важное и создать из него нечто цельное и логичное – это вызывает серьезные сомнения.

Поскольку Япония войны Советскому Союзу не объявила, она могла снабжать абвер разведданными из советских источников, представлявшими огромную ценность. Но в этом плане японцы были самыми бережливыми хозяевами; и только там, где абверу удавалось подкупить источники, которыми они располагали, и в той степени, в какой немцы были готовы согласиться с японской оценкой материала из этих источников, их нейтралитет имел какую-то пользу с точки зрения разведки.

С другой стороны, немцы не имели никакого контроля над объемом информации и материала, собранного японцами внутри сферы господства Германии и передаваемого немцам. Сегодня совершенно ясно, что перед началом военных действий против Франции голландские и бельгийские миссии в Германии работали в тесном сотрудничестве с японской миссией и что от последней они получили вначале возможную дату, а затем и точную дату начала западного наступления, хотя, похоже, они воспользовались ею в ничтожной степени или вообще не пользовались информацией, переданной им таким образом.

Отношения между абвером и дружественными меньшинствами во враждебных или потенциально враждебных странах – можно вспомнить украинцев, хорватов, индийских националистов – были сложными, но иногда плодотворными. Примером такой операции могут служить контакты между абвером, и особенно отделом «Абвер-II», и фламандским националистическим движением, которые создают очень деликатную и запутанную главу в истории службы абвера.

Фламандское националистическое движение включало в себя тех жителей Фландрии, которые противостояли валлонским устремлениям и желали устранить валлонское засилье. Фламандские националисты имели незначительное представительство в парламенте, но играли очень заметную роль в делах самой Фландрии. У них не было ничего общего с их соотечественниками, являвшимися членами большой Бельгийской католической партии, которая объединяла свои силы с антисоциалистическими валлонами, и считавшими себя прежде всего бельгийцами; фламандское националистическое движение было готово признать бельгийскую власть только при условии, если страна не будет препятствовать полному равенству между фламандцами и валлонами и уступит политическим и культурным требованиям первых. Для них Бельгийское государство было всего лишь дипломатически созданным образованием, которому их совесть не требовала никаких обязательств верности и повиновения; их преданность целиком принадлежала фламандской нации. Они не желали быть втянутыми в войну против Германии ради франко-валлонских интересов и со всей страстью души поддерживали политику нейтралитета, проповедуемую королем бельгийцев. Они придавали огромное значение добрым отношениям с Британией, и с чисто человеческой и социальной точки зрения их симпатии более склонялись к британцам, чем к немцам. У них огромное разочарование вызвало то, что Британия в конце концов перешла на сторону французской концепции.

Они ни при каких обстоятельствах не были готовы согласиться на то, чтобы их лишили фламандской национальности – будь то сделано немцами или кем-то еще. Поэтому они беспощадно сопротивлялись любым попыткам, предпринимавшимся СС для их германизации. В этом, однако, лидеры фламандского националистического движения, независимо от того, как резко они расходились во взглядах на другие вопросы, были полностью единодушны, и одного из этих лидеров бросили в германский концентрационный лагерь за непреклонность его позиции. СС, видимо, была не в состоянии осознать тот факт, что, хотя фламандцы были дружелюбно настроены по отношению к немцам, они будут сопротивляться до последнего вздоха любой попытке сделать из них немцев.

Не оценила СС и того, что, несмотря на свои распри с государственной религией, которую они рассматривали как проваллонскую, фламандцы были глубоко и благоговейно преданы католической вере.

С точки зрения абвера был значим тот факт, что организации фламандского националистического толка существовали в соединениях и частях бельгийской армии, через посредство которых можно было бы нарушить единство армии и снизить ее боевую способность.

В абвере был еще один крупный отдел, о котором я пока еще не говорил, – это Иностранный отдел (Abteilung Ausland). С организационной точки зрения он не был каким-то существенным или незаменимым элементом, и тот факт, что он и три других отдела абвера находились под контролем адмирала Канариса, приписывается скорее личности адмирала, чем какой-либо реальной профессиональной необходимости. Только осенью 1938 года Иностранный отдел был инкорпорирован в абвер и немного погодя преобразован в независимый департамент, как показано на схеме (с. 34—35). До того времени им руководил полковник штаба командования сухопутных войск. Его сменил морской офицер равного ранга по имени Бюркнер, который служил в морской разведке и который сохранил за собой этот пост до самой капитуляции.

Прошло довольно долгое время, пока задачи этого отдела получили четкое определение. Коротко их можно выразить следующим образом. Иностранный отдел отвечал за снабжение всех трех видов вооруженных сил информацией военно-политического характера, публикуемой в зарубежной прессе. Кроме того, он отвечал за связь между вермахтом и министерством иностранных дел, а также за анализ зарубежных политических событий в той мере, в какой они относились к вермахту.

Эти обязанности часто перекрывались с деятельностью других видов вооруженных сил; но благодаря существовавшему сердечному сотрудничеству практически не было никаких серьезных трений.

Окончательное решение по всем крупным вопросам в области внешней политики принималось лично Гитлером. Однако была еще одна дополнительная и вспомогательная сфера, заслуживающая пристального внимания, потому что во время войны все зарубежные политические проблемы, большие или малые, обретают определенное военное значение. Во время Второй мировой войны отдел работал сравнительно независимо, и единственный фактором, который как-то вклинивался в его работу, была патологическая боязнь Риббентропа, чтобы никто не вмешивался в иностранную политику и лишал его хоть чего-то из того, что он рассматривал как свою, и только свою собственную прерогативу. Эта позиция министра иностранных дел, однако, уравновешивалась тем, что подавляющее большинство чиновников министерства иностранных дел от госсекретаря и ниже были покладистыми и в высшей степени здравомыслящими людьми.

Иностранный отдел также являлся связующим звеном между Главным командованием вермахта и атташе, как германских атташе за границей, так и тех атташе иностранных держав, которые аккредитованы в Берлине из трех видов вооруженных сил – армии, авиации и флота. В промежутке между войнами, перед тем как согласовать восстановление института военных атташе при германских дипломатических миссиях за рубежом, министерство иностранных дел, опираясь на опыт в основном военных полномочных представителей кайзера Вильгельма II в 1914—1918 годах, поставило условие, чтобы никто из этих атташе не имел никаких связей с секретными службами, не использовал никакого рода агентов и всегда посылал свои доклады перед отправкой на утверждение главе миссии, которой он был придан.

Три рода войск постоянно испытывали трудности с отбором достойных и опытных офицеров на должности атташе в зарубежных столицах, и, пока введенные министерством иностранных дел правила игры соблюдались, поток великолепных докладов исправно поступал в штабы соответствующих родов войск, а также в Верховное командование вермахта через Иностранный отдел абвера.

Однако, к огромному сожалению, весьма большое число первоклассных сообщений так и не поступило к самому Гитлеру, от которого зависело окончательное решение; кроме того, многие выводы, сделанные в тех донесениях, что до него дошли, им отвергались, если они не совпадали с его собственными идеями в политике. Помимо информации, получаемой от германских атташе, связь между Иностранным отделом абвера и заграничными атташе добавляла много элементов в мозаику военно-политической ситуации, которая всегда была в процессе постепенного обновления на благо вермахта; эта картина далее обогащалась на пути к завершению с помощью информации, собранной источниками, подчиняющимися другим отделам абвера; и, наконец, исключительно сердечные отношения, установившиеся между адмиралом Канарисом и статс-секретарями в министерстве иностранных дел, главами германских дипломатических миссий за рубежом, иностранными дипломатами в Берлине, главами государств и другими важными личностями в союзных и нейтральных странах, имели огромнейшее значение и важность. В качестве последнего довода адмирал был всегда под рукой на заднем плане, чтобы добавить свой груз на весы, если Иностранный отдел не мог добиться соглашения с министерством иностранных дел или с каким-то иным департаментом, более влиятельным, чем сам отдел. Таким путем и совершенно независимо от деятельности МИДа и других неисчислимых правительственных департаментов, вмешивавшихся в иностранные дела, возникла схема меняющейся и постоянно растущей структуры, из которой можно было выбрать много ценной информации; и для того, чтобы держать атташе видов вооруженных сил за границей в курсе знаний, добытых дома, готовилась и периодически отсылалась им через руководство их соответствующих служб регулярная сводка полученной информации. Требования в отношении секретности и безопасности были настолько строгими, что это в некоторой степени был сизифов труд; и даже при этом и несмотря на многие разочарования Иностранный отдел с успехом держал зарубежных чиновников в курсе текущих событий.

В той же манере воинские соединения на фронте до уровня дивизий получали ежемесячный обзор зарубежной политической ситуации; и Иностранный отдел в его стремлении поддерживать издание этих двух периодических обзоров воодушевляло осознание того, что другие германские организации за рубежом также очень желают иметь копии, поскольку их собственные департаменты в родной стране очень редко присылали что-то похожее.

Иностранный отдел также являлся компетентным органом в области международного законодательства в том, что касалось военных вопросов. В сотрудничестве с такими выдающимися людьми, как профессор Шмиц из Берлинского университета и Гельмут, граф Мольтке Крейзау, отдел настойчиво и бескомпромиссно боролся за строгое соблюдение международных законов. Например, он занял очень твердую позицию по вопросу приказов Гитлера об обращении с советскими военнопленными, которые этот отдел категорически осудил как бессмысленное нарушение международных законов. Этой позиции и далее стойко придерживался и адмирал Канарис, будучи лично твердым сторонником неприкосновенности международного закона; но, хотя это и могло быть причиной некоторых улучшений, конечное влияние отдела на высшие круги власти остается сомнительным.

Иностранному отделу подчинялся подотдел, отвечавший за обслуживание и снабжение вспомогательных крейсеров и нарушителей блокады за границей. В реальности это был чисто морской вопрос, но данный подотдел первоначально был создан адмиралом Канарисом, и он не хотел уступить контроль над этой структурой во время войны, хотя у него не было времени, чтобы уделять ей внимание. Однако это было одно из его любимых детищ, и совершенно поразительные успехи этой организации были куда значительнее, чем вообще от нее ожидалось.

Наконец, прежде чем приступить к рассмотрению абвера в действии, надо сказать несколько слов о том, как оценивалась и использовалась собранная информация. И тут мы сталкиваемся с самой большой слабостью всей германской системы разведки, но с такой, за которую сам абвер не несет ни малейшей ответственности. Эта слабость порождалась организацией Верховного командования вооруженных сил, а потому, я думаю, здесь уместным будет дать краткое описание того, что это была за организация.

В теории все было великолепно и основано на уроках опыта, полученного в Первую мировую войну. Глава государства являлся Верховным командующим вооруженными силами. Под ним находился главнокомандующий вооруженными силами – военный со своим собственным штабом (Oberkommando der Wehrmacht): с этим штабом, который в теории занимался только планами и принятием решений на очень высоком уровне, был штаб оперативного руководства Верховного командования вооруженных сил (Wehrmachtfuehrungsstab) и среди других штабных организаций – штаб абвера (так как абвер, как уже ранее говорилось, обслуживал все три вида вооруженных сил). Следующий эшелон состоял из главных командований сухопутных войск (Oberkommando des Heeres), флота и военно-воздушных сил, и у каждого из них был свой главнокомандующий. В теории, как я говорил, это была великолепная система. На практике выходило не так по целому ряду причин.

Прежде всего, Гитлер, как только избавился от Бломберга в 1938 году, занял пост главнокомандующего вооруженными силами в дополнение к его законным прерогативам Верховного командующего. Это означало, что гражданский человек имел решающее слово в вопросах, имеющих военную сущность. Однако столь высочайшими, по теории, были области, в которых должно было работать OKW, что это, по крайней мере во время войны, не обязательно наносило вред. Но на этом его поползновения не закончились. После ухода фельдмаршала фон Браухича в 1942 году Гитлер назначил себя и главнокомандующим сухопутными войсками. Тут он был куда больше вовлечен в решение повседневных вопросов, в которых мало соображал, и там, где мог, нанес значительный ущерб военной экономике Германии.

Далее, Верховное командование вооруженных сил, OKW, скоро заставили выполнять функции, для которых оно не планировалось. В то время как Главное командование сухопутных войск, ОКН, отвечало за войну на русском фронте, на Верховное командование вооруженных сил возложили ответственность за контроль операций на всех других фронтах. В результате у нас получилось два верховных штаба, обоими командует один и тот же гражданский человек, и эти штабы ведут две независимые и раздельные мировые войны. Примечательно то, что такая ветхая и нелогичная система все равно неплохо работала, и это достигалось за счет преданности и интеллекта офицеров Генерального штаба в обеих ставках. Однако другим результатом было то, что основная задача штаба оперативного руководства вооруженных сил – планирование и контроль боевых действий вооруженных сил в целом, а также руководство военной экономикой на самом высоком уровне – постепенно становилась почти невозможной.

Были и другие слабости, вызванные прежде всего личными отношениями. Геринг как главнокомандующий люфтваффе был еще и вторым лицом в Германии. Как таковой он не особенно стремился выполнять указания, направляемые ему из OKW. Гиммлер как главнокомандующий войск СС – личной армией нацистов, которая непрерывно увеличивалась, пока в конце войны не стала насчитывать около двадцати дивизий, – вел себя в таком же ключе. Это ослабление авторитета OKW влияло на абвер только косвенно.

Что влияло на него в прямом отношении, так это то, что любая тщательная оценка массы разведывательного материала, поставляемого абвером Генеральному штабу, Верховному командованию вооруженных сил, скоро становилась невозможной. Дело не в том, что у OKW были другие неотложные военные задачи самого важного и срочного характера – то есть исполнительное руководство всеми фронтами, кроме Восточного театра военных действий, – которые оставляли очень мало времени для такой оценки; у OKW не было специального отдела, который занимался бы исключительно выполнением этой невероятно важной военной обязанности.

Фактически информацию, собранную абвером, оценивали штабы трех видов вооруженных сил. Это означало, что, пока штаб абвера был, как и должно быть, при OKW, он обслуживал напрямую ОКН, OKL и ОКМ. Генеральный штаб сухопутных войск, таким образом, получает информацию, которая не оценивается, не просеивается, как это было бы на более высоком уровне. Такую информацию передадут, все еще в необработанном виде, в один из его двух разведывательных отделов: «Иностранные армии Запада» или «Иностранные армии Востока». Таким отделом руководил какой-нибудь штабной офицер, возможно, с блестящими данными, но в середине войны это вполне мог быть некий молодой полковник около тридцати пяти лет, до этого служивший начальником штаба армейского корпуса, чьи знания военной разведки хоть и подходили для операций на линии фронта, были нулевыми в несколько эзотерических, то есть понятных лишь посвященным, вопросах деятельности абвера.

И на деле это была самая неудовлетворительная система. Вот тут и скрывается объяснение неспособности правильно оценить донесения о десантах союзников в Северной Африке и о планах союзников в Нормандии. К тому же такие инциденты не были редкостью. Ведь если взглянуть на тот хаос, который существовал в организации вооруженных сил на самом высоком уровне, то можно бесконечно говорить о преданности и эффективности работы офицеров как абвера, так и Генерального штаба и о том, что германская разведка функционировала так, как могла.

Что касается дальнейшей путаницы, вызванной ревностью Риббентропа с его личной разведывательной службой и Гиммлера с его службой безопасности, я говорил о них выше и у меня будет возможность высказаться об этом далее.