Глава 6

Балканы

Деятельность абвера на Балканах разбивается на четыре четкие фазы. Первая – когда шла борьба с британскими и французскими разведслужбами в 1939 году и первой половине 1940 года. Наиболее важным аспектом ее было предотвращение подрывной деятельности со стороны западных держав в отношении румынской добычи нефти и ее транспортировки по Дунаю. С поражением Франции британское и французское влияние было в основном ликвидировано в Румынии, Венгрии и Болгарии. Далее пришло время подготовки к Греческой и Югославской кампаниям. Третьей фазой была еще короткая кампания весной 1941 года. За ней последовал краткий период затишья, который вскоре прервался из-за постоянно растущей активности партизан. В борьбе против последних абвер оказался лицом к лицу с советской разведкой.

16 сентября 1939 года французский инженер Леон Венгер в сопровождении капитана Пьера Ангота приехал в Бухарест. Его задачей была «подготовка плана уничтожения, если возникнет такая необходимость, нефтяных скважин, нефтеперерабатывающих заводов, запасов нефти и средств ее транспортировки, а также организация путей и средств для реализации этого плана в случае, если его будет нужно привести в исполнение». Целью этой операции было, «как и в случае уничтожения, которого требовали союзники в 1916 году, лишить Германию, насколько это возможно и на максимально долгий срок, поставок нефти, которую она получала из Румынии». 18 сентября французский посол Тьерри представил господина Венгера британскому министру сэру Реджинальду Хоару. Один из многих относящихся к этому делу документов, захваченных германской армией во Франции, гласит:

«Предварительная встреча прошла вполне гладко благодаря тому факту, что среди персонала британской миссии, как и среди британских инженеров, работающих в Румынии, было много лиц, которые за двадцать лет до этого рассчитывали с тем же самым господином Венгером последствия уничтожения, которое тогда было заказано союзниками… Для эффективности намечаемые разрушения должны, насколько возможно, охватывать все отрасли нефтяной промышленности – добычу, перевозку, хранение и переработку. Доклад Нортона Гриффита от 21 января 1917 года, германские доклады о разрушениях 1916 года и факты, выявленные франко-британской комиссией 1919/21 годов, – все они показывают, что одними лишь импровизированными разрушениями невозможно достичь реально эффективных результатов».

Вышеприведенные цитаты взяты из отчета Венгера 1 октября 1939 года; несколькими днями ранее, 28 сентября, французский посол телеграфировал в свое министерство иностранных дел:

«По моему мнению, для нас блокада Дуная имела бы решающее значение, если бы мы сумели моментально и фундаментально разорвать внутреннюю водную связь между Германией и Румынией.

Представляется, что после периода сниженной активности, вызванной изменившимися условиями в результате начала войны, движение сейчас расширяется до немыслимых ранее размеров. В частности, я полагаю, что немцы намереваются перевести часть своего рейнского флота на Дунай, чтобы восполнить дефицит, который стал очевиден в румынском секторе.

…Нельзя отрицать, что прекращение перевозок по Дунаю было бы выгодно для нас по крайней мере столь же, сколь мы выиграли бы от уничтожения самой нефтедобычи, ибо в этом случае были бы парализованы перевозки нефти и зерна, а эти две статьи вместе составляют восемьдесят процентов экспорта Румынии в Германию. Идея сравнительно проста в реализации, а я в состоянии организовать все детали, необходимые для ее осуществления».

27 октября французский министр иностранных дел написал французскому послу в Лондоне Корбэну следующее:

«Наши специальные службы согласовали вместе с соответствующими британскими службами блокаду путем надлежащего уничтожения прохода кораблей по Дунаю… В то время как наши спецслужбы уже получили необходимую санкцию французского правительства, их британские коллеги все еще ожидают согласия министерства иностранных дел. Кстати, именно министерство иностранных дел впервые обратило внимание наших спецслужб на значение предлагаемой операции».

Немного погодя главнокомандующий французской армией генерал Гамелен согласился с желательностью уничтожения румынских нефтяных месторождений и в письме к военному министру Даладье заявил:

«Я предлагаю доверить выполнение этого плана господину Венгеру и считаю, что ему также необходимо присвоить звание полковника».

То, что воспоминания об уничтожении румынских нефтяных месторождений в Первую мировую войну все еще свежи в их умах и играли важную роль в планировании операций союзников, далее доказывается замечаниями французского премьер-министра Поля Рейно 27 апреля 1940 года на совещании Верховного совета, созванном в Лондоне по вопросу Норвежской кампании. На этом совещании было решено обойтись с железорудными шахтами Гелливара так же, как и с румынскими нефтяными промыслами в 1916 году, и была выражена надежда, что компенсацию убытков можно будет легко осуществить в виде денежной выплаты:

«В связи с операциями против железорудных шахт господин Поль Рейно поднял вопрос, возможно ли сделать шведскому правительству предложение, подобное тому, которое было сделано в прошлую войну румынскому правительству и которое привело к уничтожению румынских нефтяных промыслов. Он считает, что можно сделать шведскому правительству предложение какой-то фиксированной суммы как компенсации, если мы будем вынуждены уничтожить эти железорудные шахты».

С германской стороны, конечно, отлично понимали, как важны румынские нефтепромыслы для германской военной индустрии, даже в то время, когда, благодаря договору с Советским Союзом, Германия могла рассчитывать на поставки с месторождений Баку – которые, кстати, были намечены для уничтожения в планах союзников. Еще в августе 1939 года адмирал Канарис направил доклад на эту тему генералу Кейтелю после того, как один офицер Иностранного отдела абвера обратил его внимание на тот факт, что судоходство по Дунаю может быть полностью и на долгое время остановлено простым приемом – затоплением пары барж, груженных бетоном, у Железных Ворот в югославском секторе течения реки. Канарис допускал, что британцы не забыли уроков Первой мировой войны и что благодаря своим хорошим отношениям с Румынией они уже подготовились к уничтожению этого канала сообщения, а также и самих нефтяных промыслов. Поэтому возникла задача убедить румын в том, что в их собственных интересах будет зашита своей нефтяной промышленности; в конце концов, нефтяные промыслы представляют очень большую долю их национального богатства, и поэтому зашита коммуникаций с их главным клиентом – Германией – является наиболее важной задачей.

Ведение переговоров с румынами адмирал Канарис взял на себя лично. Он обратился к главе румынской секретной службы Морузову и договорился о встрече с ним, а затем сам поддерживал последующее соглашение. Морузов был ярым сторонником Антанты и таким типом балканского офицера, который Канарису в корне не нравился. Но эти два человека неплохо работали совместно, и Морузов всегда верно выполнял каждое обещание, данное им немцам.

Организация защиты нефти была устроена в ряде нефтяных фирм, контролируемых германским капиталом. Отобранные офицеры абвера были поставлены на должности инспекторов и работников, а солдаты полка «Бранденбург» были назначены охранниками. С этим ядром была связана разведывательная организация, которая распространилась на все нефтяные промыслы и задачей которой стало выявление любого рода планов, разрабатываемых с целью подрывной деятельности. Эта организация работала в сотрудничестве со службой безопасности Морузова – Сигуранцей, – и именно благодаря этому сотрудничеству была вовремя раскрыта и сорвана попытка британцев заслать взрывчатку вверх по Дунаю из Черного моря до порта Георгиу.

Также была организована защита перевозок как по Дунаю, так и по железной дороге. Солдаты полка «Бранденбург», переодетые в штатское, были поставлены часовыми при каждом товарном поезде, следующем через Венгрию, и на каждом танкере на Дунае. Кроме того, дополнительные солдаты того же полка были расставлены во всех дунайских портах под видом сотрудников Дунайской судоходной компании и осуществляли общий контроль всей деятельности в этих портах. О том, что происходит, были проинформированы болгарские и венгерские спецслужбы, и они не только одобрили деятельность абвера на своей суверенной территории, но и поддерживали и прикрывали ее, когда возникала такая необходимость. Защита перевозок по мере продолжения войны была расширена с целью охраны транспортировки хромовой руды из Турции в Германию.

Когда правительство Антонеску, стоявшее на позиции стран оси, взяло в свои руки власть в Румынии, защита нефтяных перевозок осуществлялась при открытом сотрудничестве с Сигуранцей и ее новым шефом Эуженом Кристеску. Антонеску бросил Морузова в тюрьму, и хотя Канарис ходатайствовал о его участи, но все было бесполезно. Кристеску был типичным балканским начальником полиции. Он целиком поддерживал Германию, но, несмотря на такую четко дружественную позицию, между ним и Канарисом не возникло и доли той личной дружбы, которая характеризовала отношения между адмиралом и Морузовым. Последний определенно был более значительной личностью, чем его преемник.

Теперь сотрудничество с Сигуранцей было перенесено с отдела «Абвер-II» на отдел «Абвер-III». Секретная разведывательная работа в Румынии осложнялась тем фактом, что между военной разведкой и Сигуранцей существовали те же самые трения и та же напряженность, что и между армией и национал-социалистической службой безопасности, а также тем, что существовали очень серьезные противоречия между Венгрией и Румынией. Но какая-то степень сотрудничества между немцами, венграми и румынами в определенных направлениях была более чем желательна, и сглаживание существовавших разногласий требовало от адмирала Канариса и его офицеров большого искусства.

Меры, принятые с целью защиты нефти и ее перевозок, имели полный успех. Канарис предположил в августе 1939 года и доложил об этом Кейтелю, что британские секретные службы, которые точно так же были знакомы с историей Первой мировой войны, как и он сам, и которые давным-давно создали свою сеть в Румынии, попытаются осуществить диверсионные акты против центров добычи нефти и средств ее транспортировки; почему, однако, даже никаких попыток этого рода не было предпринято, остается загадкой. Решение Канариса войти в контакт с Морузовым, который, несомненно, поддерживал тесную связь с британской спецслужбой, было смелым, практичным и не без некоторой доли риска. Время показало, что это было мудрое решение; и успех его политики означал, что в течение всей войны румынская нефть оставалась в распоряжении германских вооруженных сил.

Опираясь на обретенный здесь опыт, для охраны нефти в Румынии были сформированы коммандос и тайно переправлены в Турцию. Там они находились в состоянии готовности ворваться в Баку и предотвратить уничтожение нефтепромыслов, если германские войска окажутся поблизости от них.

Перед тем как Румыния вступила в войну, но с молчаливого согласия Морузова была запланирована операция против британского судоходства в Черном море. Дорогой из Гамбурга в Регенсбург было отправлено одномачтовое рыбацкое судно, а оттуда – по Дунаю в Румынию. Небольшим германским экипажем командовал офицер абвера, мнимым предлогом был рыбный промысел в Черном море. Однако, кроме одного-единственного нападения на маленькое торговое судно, которое, как сообщали газеты, загадочно затонуло, ничего существенного не произошло.

Начальником отделения абвера «Гамбург» был составлен следующий рапорт о разведывательной деятельности в Греции:

«После оккупации Дании и Норвегии весной 1940 года и последующего исключения этих стран как полей для разведывательной деятельности я стал изучать Европу в попытке догадаться, какие могут возникнуть новые театры военных действий. Верховное командование в принципе никогда не давало секретной службе никаких намеков по этому поводу; но тем не менее обязанностью знающего свое дело офицера разведки является продумывать все наперед для себя самого. С точки зрения противника безопасность Средиземноморья, конечно, имела жизненно важное значение, а потому вполне можно было предположить, что рано или поздно германское Верховное командование обратит свои взоры в этом направлении. Однако при подготовке доклада в морской штаб мне было сказано, что существует лишь малая вероятность, что германскую разведку привлекут к работе в Средиземноморье, поскольку этот регион поручен нашим итальянским союзникам. Несмотря на это, я разработал со своими офицерами идею, которая, по моему мнению, может иметь в будущем важное значение.

Наше внимание было сосредоточено главным образом на Греции из-за ее доминирующей позиции в Восточном Средиземноморье и на подступах к Черному морю. В качестве предварительного шага еще в 1940 году я отправил в Грецию двух офицеров, которые под видом бизнесменов провели несколько недель в одном из лучших афинских отелей. Их задачей был сбор всей информации, какую они могли добыть, и установление контактов с потенциальными агентами – фактически для заложения основ организации, которую можно будет в свое время привести в движение в случае, если Греция станет театром военных действий. Они были оснащены радиоаппаратурой AFU и ежедневно выходили на связь из своих номеров со штабом в Гамбурге. Через несколько недель по завершении своих приготовлений они вернулись в Германию. Когда весной 1941 года ситуация стала шаткой из-за провала итальянского наступления в Албании, германское Верховное командование решило облегчить итальянскую ношу, нанеся удар на юг из района Болгарии – Румынии; поэтому пришло время пожинать плоды нашей подготовительной работы в Греции. С ведома Берлина я решил сформировать полностью экипированную группу морских коммандос наподобие тех, что были собраны во время вторжения в Данию, для сопровождения наступающих войск и с приказом передавать результаты своей передовой разведки нашим войскам и обеспечивать сохранность всех сооружений стратегической важности.

Группа коммандос отбыта из Гамбурга в середине марта 1941 года со своим моторным транспортом и радиоаппаратурой и после сравнительно быстрого путешествия присоединилась к войскам, сконцентрированным на греко-болгарской границе. Когда вторжение началось, коммандос сопровождали авангард и вступили в Афины вместе с ним. Сама армия испытывала огромные проблемы со своими радиостанциями, которые из-за тряски на ужасно плохих греческих дорогах либо вообще выходили из строя, либо работали с перерывами. Автомашины морских коммандос, с другой стороны, все были оснащены своим собственным оборудованием, а грузовики с радиостанциями, пусть даже примитивно подготовленные с учетом прошлого опыта, были так надежно защищены от тряски и всякого рода столкновений, что во время наступления на Афины ни один сеанс нашей радиосвязи не был сорван, а наши радиопередатчики использовались не только для ежедневной связи со штабом в Гамбурге, но также и войсками для передачи докладов местного значения.

При вступлении в Афины первой задачей командира было занять министерство морского флота и захватить сооружения, которые были важны для дальнейшего ведения военной кампании. Сравнительно молодой командир выполнил свою задачу самым блестящим образом. Он вел себя так уверенно, что старший греческий адмирал сдал ему министерство морского флота без каких-либо проволочек; и вот теперь разведка и вербовка, которые велись перед этим в течение многих месяцев, дали свои плоды.

Эти связи имели огромную ценность в связи с оккупацией Крита. Ни одного корабля германского военно-морского флота не было на месте для перевозки войск с Пелопоннеса на Крит, и поэтому я обратился за помощью к греческим судам прибрежного плавания. Командир морских коммандос отправил одного из своих операторов, конечно оснащенного своей радиостанцией, на одном из этих судов. При переправе британский крейсер внезапно напал на конвой, и опять именно радист морских коммандос послал первую жизненно важную информацию в Верховный штаб в Афинах. Никакие коммандос никогда не имели такой же эффективной радиогругшы, как эта.

В то же время, когда формировалась и отправлялась в Грецию группа морских коммандос, отделение абвера в Гамбурге отправило вторую группу коммандос в Африканский корпус. Радисты этих коммандос сопровождали дальние разведывательные полеты из штаба Африканского корпуса до самого среднего течения Нила и в глубь пустыни Сахара. В двух случаях самолеты были вынуждены совершить посадку в пустыне, а их экипажи неизбежно потерялись бы, если бы радист коммандос, чья радиостанция работала независимо от питания самолета, не сумел связаться в самых тяжелых условиях со штабом корпуса и благодаря этому был послан спасательный самолет».

В январе 1940 года адмирал Канарис случайно встретил в мрачном коридоре управления на Тирпицуфер, 80 одного офицера штаба. «Мне сказали, – произнес адмирал, – что вы не очень довольны своей нынешней работой. Так ли это?»

Отношения между шефом и его штабом были таковы, что офицер без колебаний, совершенно открыто объяснил, что ему не нравится бюрократическая атмосфера в штабе и он хотел бы быть задействован в качестве офицера разведки за границей. На вопрос, куда конкретно он предпочел бы поехать, он ответил, что больше всего ему хотелось бы, чтобы его послали в Софию. Географическое положение Болгарии – у ворот Дарданелл и омываемой на флангах Адриатикой и Черным морем, – заявил он, производит на него огромное впечатление, и в Софии, он знал, находится крупное советское посольство, вероятно активно втянутое в шпионскую деятельность. Без дальнейших проволочек Канарис санкционировал его перевод и приказал офицеру явиться в Софию как можно быстрее. Он не стал давать дальнейших инструкций в отношении обязанностей, ему даже в голову не пришло представить офицера какому-нибудь прогермански настроенному болгарскому военному учреждению.

Этот несерьезный способ начала новой деятельности был типичен как для метода Канариса в управлении своей службой, так и для отношений между ним и его офицерами; в равной степени типичной была манера, в которой офицер приступал к решению новой порученной ему задачи.

В пределах нескольких дней он вылетел в Бухарест, где уговорил своих друзей дать ему всю информацию, которой они располагали о своих болгарских соседях. Он полагал, что ввиду недружественных отношений между двумя странами румыны могли бы снабдить его значительно лучшей и более точной информацией о стране, которую он намеревался посетить, чем он смог бы добыть из любых докладов, посланных по инстанции в Берлин; и так оно и оказалось. Затем он балканским экспрессом доехал до Георгиу – дунайского порта на румынской стороне, а оттуда через Русе на болгарском берегу отправился в Софию. Пробыв там около недели, в течение которой он не вступал ни в какие контакты с официальными учреждениями, он возвратился в Берлин, доложил о своих впечатлениях шефу и изложил свои мысли о том, чем он предполагал заниматься в Болгарии. Чтобы быть в состоянии работать офицером связи штаба абвера, он был назначен советником по военно-экономическим вопросам при военном атташе в германской дипломатической миссии в Софии – в чисто гражданском качестве.

Он приступил к исполнению обязанностей в марте 1940 года и получил небольшую комнату в миссии для своего кабинета. В первый год целиком за свой счет и без какого-либо персонала он спокойно приобретал детальное понимание болгарских дел, здравое знание болгарского менталитета; в ненавязчивой манере ему удалось устанавливать контакты и давать поручения лицам, которых можно было бы использовать в любой потенциальной разведывательной работе в будущем. Успех работы в его первый год, принесшей богатый урожай информации о нынешних и будущих врагах Германии, приписывается прежде всего тому факту, что эта «группа из одного человека» была способна работать в полной скрытности. Чем меньше известности, тем лучше для него!

Он тщательно соблюдал инструкции своего шефа в отношении уважения позиции, в которой очутилась Болгария, это нейтральное государство, наедине с активными врагами Германии, и его деятельность в роли офицера связи при болгарском Королевском генеральном штабе была сведена к самому минимуму.

Но по мере того, как кризис в юго-восточном секторе становился все острее, камуфляж этой базы постепенно становился все тоньше. Были отосланы немногие помощники, и среди них – независимый радиоотдел для прямой связи со штабом абвера в Берлине. Иные, расположенные в Германии отделения абвера, чья деятельность была нацелена на юго-восток, – а также многие другие, которым нечего было делать в этой части мира, – посылали «специальных агентов» во все возрастающих количествах через Болгарию в отдаленные уголки Ближнего Востока, Турцию и т. п. Совершенно не имея понятия о странах, где они очутились, эти агенты неизбежно создавали то, что именовалось «левантийскими связями», и вызывали множество инцидентов, оставлявших после себя недобрую память и много шума. Выражение «левантийские связи» родилось в абвере: оно означало дела с определенными типами балканских шпионов-любителей, которые, почуяв поблизости признаки какой-либо организации оси, сразу же бежали предложить свою помощь за наличные или иное выгодное вознаграждение – но всегда к своей исключительной выгоде. Однако постепенно абверу удалось избавиться от этого постыдного мусора.

В первой декаде 1941 года несколько закамуфлированных военных специалистов были тихо переправлены в дружественную Болгарию и там стали вести техническую подготовку к наступлению германских войск из Румынии через Болгарию для вторжения в Грецию и Югославию. Все эти военные вступили в контакт с постами, которые тем временем были организованы КО (военной организацией), и получали наставления, как себя вести в этой стране. Поскольку было особенно и чрезвычайно важно, чтобы отношения между германскими войсками и населением Болгарии оставались дружественными и спокойными, был составлен с участием военной организации небольшой справочник для инструктажа войск по прибытии.

Примерно за две недели до начала военных действий в Греции и Югославии военной организации предписывалось заняться подготовкой вместе с соответствующими службами болгарской армии для ввода частей отдела «Абвер-II» (полк «Бранденбург»), которым была поручена так называемая физическая защита всех линий связи в тылу у германских войск, начиная от Дуная и до греческой и югославской границ. Задачей этих подразделений была защита таких жизненно важных сооружений, как электростанции, переезды, мосты и прочее, от ожидаемых акций диверсий со стороны англо-американских агентов или коммунистического подполья. Они также поставляли разведчиков, размещавшихся на греческой и югославской границах, которые должны были действовать в роли проводников и переводчиков для первых волн германского вторжения. Наконец, военная организация с ведома болгарских властей должна была мобилизовать все излишки моторного транспорта, который подлежал оценке и скупке специальной комиссией военной организации и помог бы облегчить быструю переброску германских частей или комманд ос. Эти предварительные задачи выполнялись так быстро и эффективно, что, когда германские войска вступили в страну, разведчики, проводники, переводчики и автомобильный транспорт – все было в огромном количестве, а вся операция была выполнена без каких-либо сбоев.

Интересной особенностью операции было прибытие и дальнейшая переброска частей «физической защиты» полка «Бранденбург», который приземлялся при низко стелющейся облачности в тумане раннего апрельского утра в софийском аэропорту, а оттуда военнослужащих увозили прямо к местам их деятельности на автомашинах, предусмотренных для этой цели. Все дело было проведено между пятью и девятью часами утра. Эти части вначале были доставлены в болгарские казармы, где, как было договорено, их встретили переводчики с немецкого; некоторые подразделения там переоделись в болгарскую форму, и затем весь отряд был отправлен под эгидой болгарских военных властей по различным сооружениям, которые ему предстояло охранять.

Позднее дружественные болгарские офицеры рассказывали с улыбками на лицах, как комично выглядели эти «болгары» с сильным баварским акцентом в деревнях возле границы и какой сердечный прием был оказан этим германским солдатам на маленьких фермах болгарских крестьян.

Итак, наступил рассвет дня, когда 12-я армия, готовая и застывшая в ожидании, под командованием фельдмаршала Листа должна была перекинуть свои мосты, как молнии, через широкий Дунай и начать быстрый марш через Болгарию. От болгарских властей не требовалось никаких приказов или призывов, чтобы обеспечить дружеский прием братьям по оружию в войне 1914—1918 годов от каждого болгарина, будь то жители больших городов или самых малых балканских деревушек. Повсюду мужчины, женщины и дети стояли с утра до ночи на порогах своих домов, сердечно приветствуя «германских» и предлагая им хлеб-соль – символы дружбы и гостеприимства. Эти бедные люди предлагали все, что могли дать их скромные жилища и очаги, немцам в искреннем и добросердечном братстве, которое не могло иметь более трогательного способа выражения; и к чести германских солдат будет сказано, что, принимая все эти знаки гостеприимства, они вели себя образцово и в самой похвальной манере. В армии, которая, в конце концов, была очень внушительных размеров, не было выявлено ни одного случая недостойного поведения.

После того как суматоха этих операций улеглась в Болгарии, а враждебные территории Югославии и Греции были оккупированы, радиус действия военной организации расширился и включил в себя греческую провинцию Фракию и освобожденную Добруджу. Затем, после обсуждения с соседними разведывательными базами и по приказу из штаба абвера в Берлине вся военная организация была перестроена по форме, похожей на ту, что имела база абвера в самой Германии, а дополнительные отделения были организованы на Дунае, на Черном море напротив турецкой территории, во Фракии и в той части сербской Македонии, которая была уступлена Болгарии.

Широко распространенная сеть радиостанций соединяла все эти внешние отделения и вспомогательные посты со штабом в Софии, заменив очень устаревшие болгарские средства связи и передвижения, а также гарантируя быстрый и безопасный канал для обмена оценками ситуации и передачи докладов. За недели, последовавшие после завершения кампаний, военная организация увеличила свою численность до почти двухсот пятидесяти человек и стала регулярной базой абвера со своей собственной системой радиосвязи, шифровальным отделом, техническим и фотографическим отделами и своими специалистами по тайнописи, производству невидимых чернил, их использованию и методам их обнаружения.

За всю Вторую мировую войну между Болгарией и Советской Россией никогда не было состояния войны; напротив, отношения этих стран были отмечены дружбой, рожденной традиционной благодарностью болгар русским за помощь в их освобождении от турецкого ига, которая с болгарской стороны была, несомненно, искренней. Тем не менее советское посольство и его консульство в Варне на Черном море использовались в течение всей войны, а особенно после начала военных действий между германским рейхом и Советским Союзом, в качестве разведывательной базы величайшей важности для всего района Балкан. Любое проникновение в сердце этих миссий было совершенно невозможно, поскольку болгарское правительство по очевидным политическим причинам ревностно охраняло экстерриториальность этих советских представительств.

Члены советских миссий находились под постоянной и мощной зашитой болгарской полиции, и благодаря своему иммунитету русские могли управлять активным и воинствующим подпольным движением, обслуживаемым большим количеством агентов, завербованных по всей Болгарии и Македонии среди противников – болгар и прочих – гитлеровского режима. Следует упомянуть, что Софию иронически называли «самой крупной морской базой на юго-востоке», хотя на самом деле город расположен в нескольких сотнях миль от моря. Она заработала это прозвище, потому что с 1941 года там находилось морское командование «Юг». Его штаб состоял из нескольких сотен офицеров и подчиненного персонала, которые занимали огромное количество квартир в болгарской столице; в это же время за городскими воротами, сразу за прекрасным парком Бориса, располагался лагерь, где жило несколько тысяч морских чинов, предназначенных для действий в Эгейском и Черном морях, на побережье которых потом были устроены морские базы. Эта организация была в очень дружественных и сердечных отношениях с гражданским населением Софии и ее окрестностей, и вечерами можно было увидеть немецких матросов перед вечерней зарей, пробирающихся через парк Бориса в свои лагеря и, очевидно, чувствующих себя так же, как у себя дома, в каком-нибудь германском гарнизонном городке.

Доклады о деятельности воинствующего подполья стекались непрерывным потоком в военную организацию, приводя к тому, что германские штабы и части, расквартированные в Болгарии, были постоянно в курсе любой опасности, угроза которой могла возникнуть. Но обманчивый мир, царивший в результате германо-болгарской дружбы, убаюкивал войска до ощущения безопасности и притуплял их бдительность в атмосфере растущих опасностей, пока в конце 1942 года два моряка не были застрелены на пути в лагерь неизвестными, напавшими в парке Бориса. Эхо этих выстрелов шокировало общественное мнение и гальванизировало великолепную болгарскую полицию, пробудив ее от безмятежной повседневной рутины. Штаб полиции немедленно принял суровые меры безопасности, включавшие в себя изоляцию столицы от внешнего мира и повальные обыски всех потенциальных убежищ для незарегистрированных и неразрешенных жителей. Эти меры позволили выявить значительное число членов красного подполья, заявлявших, что их в большинстве своем доставили на подводных лодках через Черное море для ведения подрывной деятельности в Болгарии. Другие просочились из Румынии и Югославии, чтобы работать инструкторами и диверсантами-одиночками. Последующие допросы подтвердили и обогатили информацию, уже собранную военной организацией.

В итоге военная организация создала специальную службу с задачей ведения расследований, сбора и доклада в штаб WO о каждом случае подрывной деятельности, каким бы незначительным он ни являлся, и о каждом нападении на военный или гражданский персонал на всей болгарской территории. Была надежда с помощью этих мер быстро получить полную картину постепенно расширяющегося и набирающего силу подпольного движения. На этом предполагалось основывать контрмеры, необходимые для борьбы.

Убийцы в парке Бориса были в конце концов обнаружены слаженно работавшими военной организацией и болгарской полицией. Трое гражданских, говоривших на грубом гамбургском диалекте и имеющих документы, по которым они являлись членами организации Тодта, видимо, какое-то длительное время были на короткой ноге с германскими моряками, от которых они по крохам получали сведения о германском персонале и войсках, проживающих в Софии и вокруг нее. Благодаря точному внешнему описанию этих якобы членов ОТ и фотографии, сделанной одним немецким матросом во время какого-то праздника, все трое были в конце концов опознаны как члены коммунистической партии в Гамбурге в 1920-х годах, бежавшие в 1932 году в Советскую Россию через Копенгаген. Там, как было позднее установлено, они получили всестороннюю подготовку к диверсионной работе, специализируясь на нападениях на торговцев и военных моряков. Когда подпольная борьба на юго-востоке усилилась, их высадили на субмарине для осуществления актов диверсии и насилия. Сюда следует включить убийства членов германского гарнизона с намерением нанести вред хорошим отношениям, существующим между немцами и болгарскими властями и населением. Эти попытки непрерывно множились в течение всего 1943 года; они были направлены не только против членов германских вооруженных сил, но и все чаще, особенно в Македонии, против выдающихся национальных деятелей, вроде генерала Лукова, мэров и членов муниципальных советов и администрации, а также против всякого с прогерманскими настроениями или монархистскими симпатиями.

В конечном итоге тщательный анализ болгарской территории, осуществляемый район за районом, показал постоянно нарастающее количество диверсий, проводившихся красным подпольем; и он вместе с данными разведки, полученными отделами I и III F военной организации, позволил абверу обрести четкое представление о концентрации враждебных подпольных сил и их сферах действия. В сельских районах опасности и угрозы возрастали в поистине тревожной степени; очень скоро стало опасно проезжать длинные отрезки по пустынной горной местности во Фракии без вооруженного конвоя, путешествовать в одиночку в горах Балкан или даже ходить одному в сельской местности вблизи Скопле. Постоянно уплотняющаяся сеть радиостанций, работающих в сотрудничестве с патрулями военной организации, надо сказать, чем-то помогала в ограничении ничем не стесненной и невидимой активности подпольного движения, но принимаемые болгарскими властями меры были слишком неуклюжими и несистематичными, чтобы дать какой-то шанс на успех в борьбе с исключительно подвижными противниками, знающими каждый дюйм местности, на которой они действовали.

В результате такого положения вещей военная организация разработала план, поначалу чисто теоретический, использования антипартизанских групп (АПГ). Они должны были формироваться из групп молодых местных жителей, хорошо знакомых с местностью и физически и идеологически явно пригодных для решения трудной задачи борьбы с партизанами, с маленьким, но прочным ядром из солдат немецких регулярных войск, оснащенных радиосвязью. Поначалу две такие экспериментальные группы были созданы, обучены и вооружены легким автоматическим оружием, которое, кстати, было в очень большом дефиците и которое иногда приходилось добывать самыми обманными и сомнительными способами. Самым важным было внушить этим группам чувство солидарности, абсолютного товарищества и безусловной верности. Затем им были выделены определенные районы, в пределах которых они могли свободно передвигаться, с единственным и четким приказом использовать любое средство, чтобы одержать верх над враждебными партизанскими бандами. Здесь, очевидно, мы имеем дело со случаем, когда принципа «власть террора может быть сломлена только контртеррором» надо было придерживаться до самого конца, и в то время как неловкие усилия регулярных болгарских дивизий и полков постоянно заканчивались неудачей во всех их попытках прочесать все, кроме непроходимых горных районов, эти специальные группы достигли заметных успехов. Мобильные и быстрые, взяв на вооружение ту же тактику, что применяли партизаны, эти АПГ стали единственным средством борьбы, опасаться которого у их оппонентов были обоснованные причины.

К сожалению, предложение военной организации поделить всю территорию Болгарии на оперативные районы и передать их АПГ не было реализовано. Наоборот, болгарское правительство избрало курс, дававший партизанам преимущество, которого у них никто так и не отнял и которое позволило им стать полными хозяевами всей Болгарии. Ближе к концу 1943 года болгарское правительство приняло решение о создании жандармского корпуса – никогда ранее не существовавшего в стране органа – и возложении на него функции подавления партизанского движения. Для его формирования великолепная болгарская полиция была лишена около пятидесяти процентов своих лучших служащих. Их с поразительной быстротой ознакомили с новыми обязанностями, несмотря на то что ни Болгарское государство, ни его союзник – германский рейх – не были в состоянии снабдить их в нужном количестве боеприпасами, оружием, казармами, транспортом, радиостанциями и всем остальным, что жизненно важно для боевой эффективности специальных войск такого типа. В результате жандармский корпус, какой первоначально планировался, никогда не появился, а следовательно, красный враг мог воспользоваться преимуществом этого опасного вакуума в завоевании полного и неоспоримого превосходства по всей стране. И здесь, без всякого сомнения, было явное и грубое нарушение всяких тактических принципов и принятых правил поддержания законности и порядка. С бомбежкой Софии и других городов начиная с января 1944 года темпы внутреннего беззакония, мятежа и дезинтеграции начали ускоряться, достигнув кульминации при полном коллапсе перед лицом быстро надвигающегося русского фронта в сентябре 1944 года.

После успешного завершения короткой Балканской кампании в 1941 году германское Верховное командование полагало, что освободилось от дальнейшей заботы об этой части Европы. Но это оказалось ложным заключением, ибо как в Болгарии, так и в других почти недоступных горных твердынях развивалось движение Сопротивления, которое невозможно было преодолеть. В Югославии это движение обрело такие массовые пропорции, что против него пришлось применять крупные воинские силы. Среди них были различные подразделения дивизии «Бранденбург», из военного опыта которой взят следующий доклад.

В конце апреля 1943 года 4-й полк «Бранденбург» был переброшен в район Косово – Митровица (Амзельфельд), и перед тем, как подключиться к операции окружения сил Тито, ему было приказано установить место нахождения лидера четников Дражи Михайловича и схватить его. В качестве подкрепления была поднята рота албанцев; и также выяснилось, что вооруженные черногорские шахтеры были готовы в большом количестве примкнуть к немецким вооруженным силам и принять участие в войне против Тито.

В начале 1943 года Тито почувствовал, что утратил расположение к себе русских, а помощь с Запада поступала слишком медленно, и отделение абвера «Клагенфурт» решило, что пришло время установить с ним прямой контакт. Это удалось, и в результате на совещании между представителями немцев и Тито последний объявил о готовности Тито прекратить военные действия против немцев при условии, что под высшим германским суверенитетом ему будет предоставлен контроль над всей Югославией, включая Хорватию. Однако это предложение было обречено на отказ, главным образом потому, что Хорватия уже была предметом соглашения с Италией, а также потому, что Верховное командование вооруженных сил (OKW), отвечавшее за операции на Балканском театре военных действий, придерживалось мнения, что Тито можно будет устранить за несколько месяцев.

Перед тем как началось наступление на Тито, 4-й полк «Бранденбург» выяснил, что Михайлович получает поддержку как от Великобритании, так и от Италии. Итальянские гарнизоны удерживали города и частично – укрепленные лагери, но остальную часть страны уступили организации четников генерала Михайловича, а в ответ за оказанные услуги давали ей продовольствие, оружие и предоставляли защиту. Сам Михайлович жил в Колашине, Черногория, где у него была надежная личная охрана из нескольких тысяч человек, и оттуда он поддерживал теснейшие контакты с итальянским генералом – командующим в Подгорице (Титоград).

В начале мая 1943 года командир 4-го полка «Бранденбург» установил место нахождения Михайловича. Хотя ему было приказано схватить его, он отправился в сопровождении лишь двух переводчиков в Колашин, где обнаружил двух начальников штаба и был доставлен ими к самому генералу. Михайлович заявил, что его партизанские приверженцы – сторонники монархии, особенно в Сербии, – насчитывают несколько сот тысяч человек. До сих пор он запрещал вести какие-либо боевые действия против германских войск. Его ярым врагом был Тито, и он предложил Германии вместе с его партизанами под итальянским командованием немедленно начать наступление на их главного общего врага, коммунистов. Далее он предлагал в качестве доказательств своих намерений и в некоторой степени гарантии от дезертирства своих войск собрать югославскую дивизию для войны на Восточном фронте. В обмен он требовал признания себя военным министром Сербии, которая должна быть восстановлена как суверенное государство, и непрерывной поддержки движения четников со стороны германского правительства и германского вермахта. Ограничивающим элементом к этому соглашению, добавил он, является факт, что он может действовать до тех пор, пока американские или британские войска не высадятся на побережье Далматии; когда же это произойдет, сказал он, он полагает, что не сможет поручиться за надежность своих войск. Тем временем он был готов обратиться к югославскому народу с воззванием по белградскому радио.

Намерения Михайловича были быстро подвергнуты проверке, потому что в тот самый момент Тито начал наступление с севера на Черногорию и коммунистическая угроза стала и острой, и очевидной. Однако Верховный штаб отклонил предложения Михайловича, командир 4-го полка «Бранденбург» был временно отстранен от командования, а два начальника штаба Михайловича, Дюрешец и Пугович, в нарушение торжественного обязательства были арестованы нацистской службой безопасности и вывезены из страны.

В середине мая 1943 года, хотя этот факт не был известен в Германии, 1-я горная дивизия и итальянский армейский корпус в течение целых десяти дней были на грани открытия огня друг в друга. Если бы предложение Михайловича было принято, главное бремя борьбы с Тито переместилось бы на немцев и более чем вероятно, что силы Тито были бы полностью уничтожены. Ну а на самом деле за арестом начальников штаба Михайловича и разрывов переговоров с самим Михайловичем последовало разоружение сербских и черногорских егерей, проводившееся большей частью дивизией СС «Принц Евгений» с исключительной жестокостью; и хотя, по общему мнению, это привело к распаду движения четников Михайловича, оно также явилось в решающий момент подарком для тысяч партизан Тито.