Вопрос о существовании бенефициальной системы в Испании раннего средневековья является спорным. Некоторые зарубежные авторы отрицали ее наличие в Вестготском государстве[903]. Иные исследователи высказывали прямо противоположное мнение. Так, например, Э. Гаупп считал отдельные статьи Вестготской правды и каноны, принятые соборами, явным свидетельством появления у вестготов бенефициев[904]. В дальнейшем К. Санчес-Альборнос доказывал, что бенефициальная система возникла еще в готской Испании[905]. Эта точка зрения в последнее время поддерживается некоторыми другими испанскими учеными[906]. Развитие ленных связей рассматривается, однако, упомянутым исследователем, как уже отмечалось выше, изолированно от образования феодальной земельной собственности и соответственно классов феодального общества. Между тем основой становления {179} этой системы служило именно формирование иерархической структуры собственности на землю, и нельзя всесторонне изучить зарождение бенефиция, отвлекаясь от развития аграрного строя страны в целом.

В истории зарождения и развития феодальной собственности в готской Испании различимы два этапа: V–VI вв. и VII в. (особенно его вторая половина). Уже на первом этапе для этого процесса характерны: интенсивное разложение общинного устройства у германских завоевателей (вестготов и свевов), рост численности зависимых крестьян и концентрация земельной собственности у магнатов, обеих церквей и королевской власти. Но в массе своей германцы и часть местных сельских жителей были тогда свободные крестьяне. Второй этап знаменуется дальнейшим упадком свободной общины, превращением главной массы свободных крестьян в зависимых земледельцев, созданием раннефеодальной вотчины, постепенным складыванием привилегированного сословия крупных землевладельцев, что служит отражением далеко зашедшего процесса классообразования.

Поскольку вопрос о структуре земельной собственности — неотъемлемая часть общей проблемы формирования феодальной собственности, целесообразно рассматривать происхождение и развитие бенефициальной системы в соответствии с обозначенными двумя этапами социальной эволюции готской Испании.

Для Вестготского государства, как и для других варварских королевств, типичным был институт военных дружин. Раздача дружинникам земли королями, светскими магнатами, а также церковью явилась здесь базой для развития бенефициальной системы.

Местные крупные землевладельцы, еще до завоевания вестготами Испании получившие дарения из римского имперского фонда, к началу VI в. продолжали владеть этими землями как собственностью. Составителями Бревиария Алариха в него были включены римские правовые нормы, которые подтверждали за лицами, наделенными землями фиска, право свободно распоряжаться ими[907]. Очевидно, в соответствии с такими же {180} правилами владели землями и те испано-римляне, которые получали дарения за свою службу от готских королей. Римские установления, определявшие условия владения имуществом, полученным в дар от императора, вряд ли были бы включены в законодательный сборник, составленный в начале VI в., если бы противоречили сложившейся в то время практике королевских пожалований. Но по сравнению с римской эпохой само понятие собственности претерпело в готские времена, как мы убедимся ниже, некоторые изменения.

Готские законы, в свою очередь, содержат сведения о королевских пожалованиях свободным людям, именуемым leudes, fideles. Некоторые историки считали, что указанные термины обозначают не дружинников, а просто свободных, подданных готских королей[908]. По мнению других специалистов, leudes и fideles это королевские дружинники[909]. Существование дружины у вестготских королей подтверждается сообщениями современных авторов. Последние называют дружинников короля clientes[910], comites, fideles[911]. В Вестготской правде слово leu-des встречается лишь один раз.

«Если сын, — говорится в данной главе Вестготской правды, — приобрел что-нибудь при жизни отца и матери в результате щедрости короля или дарений патронов и желает кому-то продать или подарить что-либо из этого имущества кому-либо, то в его воле сделать это, соблюдая условия, которые содержатся в других наших законах. И пока он жив, отец и мать не могут ничего присвоить себе из этого добра. Если же кто-нибудь из левдов приобрел что-либо не в результате королевских дарений, но во время военного похода собственными {181} усилиями и живет в доме отца, треть причитается отцу, а две трети — сыну, который приложил свой труд»[912].

Если предположить, что «левды» здесь — это только королевские дружинники, то непонятно, почему для них устанавливается такое ограничение в праве распоряжаться военной добычей, которому не подвергаются дружинники частных лиц. Правильнее поэтому считать, что обязанность сына, живущего вместе с отцом, отдавать ему треть добра, добытого в походе, есть остаток прежней общности семейного имущества, и распространялась эта обязанность на всех дружинников (как короля, так и частных лиц), а вероятно, и участников военных походов вообще. Установление это характерно именно для готского права, оно чуждо действовавшему в готской Испании римскому праву[913].

В юридических памятниках других варварских королевств термин «левды» также не однозначен. Если в эдикте Хильперика он обозначает, очевидно, королевских дружинников[914], то в Бургундской правде — свободных людей низшего звания с вергельдом в 150 солидов[915].

Таким образом, хотя существование королевских дружинников в готской Испании не вызывает сомнений, считать, что они в VI в. обозначались термином leudes, нет достаточных оснований. Мы не располагаем также известиями о каких-либо привилегиях этих дружинников.

Термин fideles имеет в источниках двоякий смысл. В некоторых случаях под fideles подразумеваются просто христиане (в отличие от приверженцев других религий)[916]. Но иногда это слово употребляется в более узком {182} значении как определение особой прослойки свободных людей. Во время военных действий fideles — это воины особого разряда: в источниках они выделяются из общей массы участников похода[917]. Относительно fideles мы знаем, кроме того, что они принадлежат к дворцовой службе[918], обязаны верностью своему патрону — королю[919]. Fideles получают от него пожалования и сами дарят имущество соответственно своим дружинникам[920]. 1Из приведенных выше данных явствует, что fideles в узком значении слова — это королевские дружинники.

Следует выяснить, что же представляли собой пожалования, получаемые ими от королей. На этот счет в литературе высказываются два противоположных взгляда: одни (Ф. Дан, M. Торрес) полностью отвергают бенефициальный характер указанных пожалований[921], другие (Э. Перес Пухоль, К. Санчес-Альборнос) полагают, что они являлись бенефициями[922].

Выяснение данного вопроса представляет собой сложную задачу, так как источники содержат лишь отрывочные данные об условных пожалованиях. Сведения относительно королевских пожалований в ранний период истории Вестготского государства особенно скудны. Но все же данные готских памятников позволяют {183} выявить некоторые черты формирующейся бенефициальной системы в Испании V–VII вв.

В готских законах королевские пожалования обозначаются иногда как «бенефиции»[923]. Этот термин, однако, употребляется еще не дифференцирование. Бенефициями именуются различного рода вознаграждения и сделки — передача земли в прекарное держание, гонорар медика, взятка должностному лицу и т. д.[924]. Вместе с тем не вызывает сомнений, что в VI в. отличали имущество, полученное в качестве королевского пожалования, от прочего. Первое ограждалось от посягательств со стороны членов семьи бенефициария.

В V–VI вв. существовали пережитки семейной собственности, и домочадцы в известных случаях могли претендовать на часть достояния, приобретенного или унаследованного родственником (мужем, женой, сыном). Но притязания эти не распространялись на имущество, полученное от патрона — короля или частного лица[925]. Такого рода ограничение вызвано было, очевидно, стремлением государственной власти сохранить за бенефициариями материальную основу их службы.

Источники не дают, однако, достаточных оснований для того, чтобы видеть в королевских пожалованиях обычные дарения (в духе классического римского права). Правда, эти пожалования нередко обозначаются словом donationes и лицо, получившее таким путем имущество, как будто приобретает на него право собственности, может его дарить и продавать[926].

Но применение термина donatio само по себе не может служить доказательством того, что такие пожалования означали передачу земли и другого имущества в собственность королевским верным. Еще римскому {184} законодательству времен империи известны были дарения, предоставленные на определенных; условиях[927]. В германском варварском праве мы также встречаем «дарения», которые не являются полной и неограниченной собственностью, подобной собственности классического римского права[928].

Естественно поэтому, что и выросшее на почве позднеримских юридических традиций и пережитков древнегерманского обычного права законодательство Вестготского государства исходит из представления, что дарения в некоторых случаях могут быть востребованы дарителем[929]. Готские законы не указывают прямо, в каких именно случаях таковые аннулируются. Косвенные сведения на этот счет, однако, имеются. В упомянутом выше отрывке из Кодекса Эйриха вслед за постановлением, обусловливающим возвращение дарителю отданного им кому-либо имущества «определенными и обоснованными причинами», следует любопытное указание: оказывается, при дарениях post mortem даритель вправе изменить свою волю и востребовать подаренное добро, «даже если он не считает себя чем-либо оскорбленным»[930]. Сопоставляя установления, определяющие порядок возвращения дарителями их имущества, мы видим, что условие, не обязательное для дарений post mortem, было, по-видимому, обычным для дарений общего характера. Мы видим, что одним из мотивов аннулирования дарения было нанесение дарителю оскорбления лицом, получившим от него это имущество. Следовательно, в форме старой римской donatio могло осуществляться пожалование, обусловленное «почтением» пожалованного к дарителю. Во взаимоотношениях королей {185} и их верных это условие несколько позднее выступает в виде требования соблюдать верность патрону — королю.

Что касается права королевских дружинников распоряжаться имуществом, полученным ими от короля, то отчуждение такого имущества могло происходить лишь на определенных условиях[931]. Мы их не знаем, но, судя по ограничениям, которым подвергалось право собственности дружинников частных лиц на достояние, полученное от патронов[932], можно заключить, что и королевским пожалованиям земли дружинникам уже в VI в. присущи некоторые черты условности[933]. Правда, в это время они выражены еще слабо: по-видимому, исходившая от королевской власти тенденция превратить безусловные держания в условные встречает упорное противодействие знати, верных, которые стремятся к получению прав собственности на имущество, предоставленное им во владение королями. Раздача имущества казны верным и церкви, происходившая в то время, когда институт бенефиция был не развит и основные принципы его еще не утвердились (особенно в области королевского землевладения), явилась, по-видимому, главной причиной того, что фонд королевских земель оказался истощенным уже к середине VI в. Королю Леовигильду пришлось поэтому употребить чрезвычайные меры, чтобы возместить растраченное его предшественниками[934].

Несколько более четко вырисовываются черты условных пожалований в сфере церковного землевладения. И арианская, и католическая церкви раздавали земли в держание не только мелким {186} прекаристам-крестьянам, обязывая их выплачивать оброк[935]. Иногда клирики и миряне вознаграждались земельными участками. Такое пожалование, как правило, было временным и условным. Когда служба данной церкви прекращалась, пожалование отменялось и имущество возвращалось обратно[936]. Пожалование являлось обычно пожизненным. Оно могло быть передано по наследству только в том случае, если наследники продолжали выполнять службу церкви и лишь с согласия епископа[937]. Разумеется, в цитированной выше главе Вестготской правды имеется в виду не крестьянский прекарий — недаром подобные держания получали от церкви дети епископов[938].

Пожалования такого рода могли предоставляться церковью и дружинникам. Правда, мы не располагаем сведениями о наличии дружинников у высшего духовенства в V–VI вв. Но для последующего периода этот факт не вызывает сомнений[939].

Раздача прекарных пожалований земли и другого имущества лицам, служащим церкви в Вестготском государстве так же, как и во Франкском, как бы предвещала появление церковных бенефициев[940].

Наиболее же отчетливо видны их будущие контуры в пожалованиях, которые получали дружинники частных лиц от своих патронов. В законах V в. такие дружинники именуются букцелляриями и сайонами.

Термин «букцеллярий» — римского происхождения[941]. Еще в Поздней Римской империи создание магнатами {187} дружин букцелляриев было обычным в Аквитании и Испании, несмотря на издание императорами законов, запрещавших содержание частных военных отрядов[942]. В готском государстве дружины частных лиц стали легальными. Для обозначения дружинников готские законы используют римскую терминологию. В кодексе Эйриха и в Antiquae Вестготской правды такие дружинники именуются букцелляриями. Судя по законам V в., они обычно живут в доме господина, получают от него орудие и различное имущество[943]. Дружинник мог по своему желанию порвать связь с одним патроном и перейти к другому. Точно так же и его сыновья сами решали, продолжать ли службу после смерти отца прежнему патрону и его наследникам[944]. B большинстве случаев, однако, узы, связывавшие дружинников с патронами, сохранялись поколениями[945].

В VI в. в положении букцелляриев заметно изменение: в готской Испании происходит так называемое «оседание дружины на землю». Если раньше главным компонентом имущества, получаемого букцеллярием от патрона, являлось оружие, то в законах VI в., регламентирующих имущественные отношения дружинников и патронов, речь идет в первую очередь о земле[946]. При этом старый термин «букцеллярий» заменяется теперь описательным выражением «qui in patrocinio constitutus est»[947]. Возможно указанное обстоятельство вызвано тем, что в связи с расширением круга лиц, {188} коммендировавшихся к крупным землевладельцам, не все они постоянно находились в доме своего патрона. Их общая обязанность по отношению к нему так же, как и верных в отношении короля, — сохранять преданность и «послушание» (obsequium)[948].

Практически дружинник должен был прежде всего выполнять военную службу. Об этом свидетельствует обычай получения дружинником оружия от того лица, к которому он коммендировался. Характерно также участие дружинников в предпринимавшихся их патронами мятежах и вооруженных нападениях на соседей[949].

В VII в. дружинники отправлялись на войну под командованием своего патрона[950]. В одной надписи VII в. говорится о том, что clientes дали возможность похоронить своего патрона Оппилу, погибшего во время войны[951].

Данные о правах дружинников частных лиц на пожалованное им имущество несколько более многочисленны, чем соответствующие сведения, касающиеся королевских дружинников. Из Вестготской правды видно, что основным условием сохранения бенефиция были исправная служба и соблюдение верности патрону. Если букцеллярий изменял ему и переходил к другому, он лишался земли и всего остального пожалованного патроном, а также половины имущества, приобретенного за время нахождения у него на службе[952].

Дружинник мог передавать сыну землю и другое имущество, полученное от патрона, но лишь в том случае, если тот оставался на службе у этого же патрона или его наследников. Отказ от нее влек за собой утрату не только указанного имущества, но и половины всего состояния, приобретенного за время службы[953]. Если букцеллярий не имел сыновей, но оставил после себя дочь, патрон должен был найти ей мужа с тем, чтобы {189} тот мог нести службу, — в таком случае наследница целиком сохраняла отцовское имущество. Отказываясь же выйти замуж за того, кто был ей предложен патроном, она утрачивала возможность наследовать достояние, пожалованное патроном ее отцу[954].

Право дружинников отчуждать такое имущество также ограничивалось. В Вестготской правде говорится, что дружинники могут продавать или дарить его «согласно условию, которое содержится в других наших законах» (aliis nostris legibus continetur)[955]. По мнению К. Цеймера[956], здесь идет речь о законе, который предписывает, чтобы лица, получившие дарения от короля, распоряжались ими как своей собственностью[957]. Тут говорится, однако, о королевских пожалованиях, а не о бенефициях, раздаваемых частными лицами. Предположению, будто дружинники владели бенефициями без всяких ограничений, противоречит и известное нам правило о возвращении всего пожалованного имущества букцеллярием, уходящим от патрона. Скорее всего существовали законы (они не дошли до нас), определявшие условия, соблюдая которые дружинник мог отчуждать свой бенефиции.

Подобного рода ограничения применялись вестготским правом и для лиц, принадлежавших к другим социальным группам. Так, куриалы и privati, обязанные нести государственные повинности, не могли передавать или дарить свое имущество посторонним: им разрешалось делать это лишь в своем кругу с тем, чтобы получивший имущество принимал на себя и выполнение соответствующих повинностей[958]. Возможно, и дружинники {190} частных лиц могли отчуждать свои бенефиции, коль скоро продолжали служить патрону. Таким образом, пожалования, полученные дружинниками от частных лиц, носили в готской Испании условный характер.

Сходное с букцелляриями положение занимали сайоны. «Сайон» (saio, sagio) слово германское, оно употреблялось и остготами. Если букцеллярии имелись в Испании и до основания Вестготского государства, то сайоны появились лишь вместе с готами. Роль сайонов здесь несколько отличалась от той, которую они играли в Италии: у остготов — это дружинники короля, у вестготов — также и частных лиц. Подобно букцелляриям сайоны обязаны своим патронам «послушанием»[959], но их служба, по-видимому, несколько специализированного характера. В VI в. сайоны иногда выполняют уже обязанности судебных исполнителей, обслуживающих должностных лиц[960]. Очевидно, по мере роста частной власти магнатов, стремившихся присвоить и судебные полномочия, часть дружинников используется светскими и духовными магнатами именно для этих надобностей. Таково было назначение сайонов. Их имущественное положение также отличалось от того, в котором находились букцеллярии. Покидая патрона, сайон сохранял полученное от него оружие, но зато возвращал все имущество, приобретенное за время службы у патрона, а не половину (как букцеллярии)[961].

Судя по готским законам, дружинники были в довольно тесной зависимости от патронов. Показателем могут служить следующие факты: лица, состоящие под патроцинием, в ряде случаев освобождаются от ответственности за преступные действия, предпринятые по приказанию патронов[962], дочь букцеллярия после смерти отца оказывается «под властью» (in potestatem) его патрона[963]. Отдельными чертами юридическое положение дружинников напоминает иногда положение других разрядов жителей вилл крупных землевладельцев, в {191} частности, либертинов[964]. Было бы неправильно, однако, на этом основании делать вывод о какой-либо «приниженности» статуса дружинников[965]. Вестготская правда подчеркивает, что букцеллярии и сайоны — это люди свободные (ingenui), они могут располагать собой как им угодно. Дружинники являлись социальной группой, стоявшей в целом выше и либертинов, и свободных поселенцев (прекаристов и колонов, коммендировавшихся к магнатам)[966].

Либертины и их потомство, обязанные «послушанием» своим патронам, были фактически закрепощены, их имущественные и гражданские права ограничены[967]. Все это резко отличало либертинов от дружинников. Что касается прекаристов, то они были связаны не только «послушанием», но должны были выплачивать патрону оброк, десятину; по истечении срока землевладелец мог лишить их земельного держания[968]. У дружинника же разрешалось отбирать бенефиции лишь в случае нарушения верности. Характерно, что патрону надлежит выдать замуж дочь букцеллярия не просто за свободного человека, но за «равного» (equalem); ее вступление в брак с «низшим» (inferior) вопреки воле патрона влекло за собой утрату бенефиция: по-видимому, не всякий свободный человек считался пригодным к тому, чтобы стать дружинником[969]. {192}

Отличие дружинников от прочих, «подзащитных» магната отражено и в терминологии, применяемой Вестготской правдой: наряду с выражением qui in patrocinio constitutus est[970] встречается и другое: qui in opero rustico constitutus est[971]. Последнее, естественно, не относилось к дружинникам.

Мы не располагаем какими-либо прямыми известиями источников относительно характера хозяйства дружинников. Но различные косвенные данные об их бенефициях и социальном статусе позволяют предположить, что дружинники принадлежали к высшему, а не к низшему слою свободного населения, т. е. к honestiores, maiores. Их состав в VI в. был довольно пестрым: в число honestiores включались представители различных социальных групп, от зажиточных крестьян до крупных землевладельцев[972]. Входившие сюда букцеллярии частных лиц, равно как и бенефициарии церкви и королевские дружинники, очевидно, находились на пути к превращению в вотчинников, подчас даже и в крупных. Данный слой землевладельцев играл: значительную роль в политической жизни готской Испании.

Рост крупного землевладения в Вестготском государстве в VII в. обусловил тот же результат, к которому аналогичный процесс привел несколько позднее и в других раннефеодальных государствах: магнаты, сосредоточившие в своих руках обширные земельные владения, не были заинтересованы в дальнейшем укреплении королевской власти и добивались ее ограничения.

Короли же, осуществляя политику, направленную на подавление центробежных тенденций в своем государстве, стремясь к завоеванию новых областей полуострова, могли опираться не только на свою дружину, но и собирать при нужде народное ополчение, т. е. свободных общинников, которые ещё нуждались в королевских пожалованиях, и, следовательно, в завоеваниях и значит в укреплении королевской власти[973]. Пользуясь поддержкой этого социального слоя готского общества, Леовигильд сумел разгромить мятежных магнатов {193} испано-римлян и германцев и укрепить центральную власть[974]. Опираясь на дружинников и используя готское войско в V–VI вв., короли также усмирили крестьянские восстания, происходившие в центральной и южной части Пиренейского полуострова.

Отмеченные процессы социальной и политической жизни готской Испании, стремление королевской власти и феодализирующейся знати подавить выступления крестьян, поднимавшихся против закабаления и эксплуатации, а также завоевательные войны готских королей, происходившие во второй половине VI в. и в начале VII в., дали толчок дальнейшему развитию иерархической структуры земельной собственности, проникновению элементов бенефициальной системы и в сферу отношений между королями и их fideles.

В VII в. королевские пожалования верным, а также церквам (судя по вниманию, которое уделяют этому юридические и канонические памятники) практикуются значительно шире, чем раньше.

Содержание понятия fideles в источниках VII в. по-прежнему несколько расплывчато. Сплошь и рядом — это лица, состоящие непосредственно на королевской службе. Они занимают различные дворцовые должности и образуют дружину короля[975]. Fideles живут, однако, не только в самой королевской резиденции, но и в своих виллах, в провинциях. Об этом свидетельствует, в частности, один из законов короля Вамбы (672–680)[976]. В нем говорится, что в случае вражеского вторжения каждый проживающий в данной провинции на расстоянии 100 миль от того места, куда вторгся неприятель, обязан со своей дружиной (cum omni virtute sua[977]) выступить вместе с прочими верными {194} (in consortio fidelium) против врага. Здесь fideies — это не только дружинники, постоянно находящиеся в распоряжении короля, но и те, которые живут в провинции.

Королевские fideles и сами располагают дружинами. К числу таких fideles относятся представители местной администрации — герцоги, графы и другие, а также крупные землевладельцы, не являвшиеся должностными лицами. Общая и постоянно выступающая на первый план черта fideles — это их право на получение и сохранение королевских пожалований[978]. Обязанности верных по отношению к королю включают «верность», послушание и добросовестную службу. Король в свою очередь должен был защищать fideles[979].

Претенденты на королевский трон старались обеспечить себе поддержку возможно большего числа fideles[980]. А после захвата власти новый король нередко награждал своих сторонников землями, отобранными у fideles предшественника. Это обстоятельство, по мнению К. Санчес-Альборноса, показывает, что отношения верности и служба связывали fideles с их сеньором-королем до его смерти[981]. Следует учитывать, однако, что с точки зрения участников Толедских соборов отобрание пожалований у fideles после смерти короля — незаконно.

В источниках отсутствуют какие-либо сведения о процедуре, оформлявшей включение в состав fideles[982]. Известно, что верные приносили клятву верности королю, но отличалась ли она чем-либо от той присяги, которой {195} были обязаны ему все подданные, мы не знаем[983]. Лишь в самом конце VII в. королем Эгикой издан был закон, требовавший, чтобы при смене короля представители высшей служилой знати — палатины — всякий раз лично являлись во дворец для принесения государю клятвы в верности, у всех же прочих свободных такую присягу могли принимать королевские должностные лица (discussores), объезжавшие провинции. У лиц, уклонявшихся от принесения присяги, могло быть конфисковано все имущество[984].

Судя по законам готских королей VII в. и по актам Толедских соборов, fideles представляли собой социальный слой, который наряду с высшим духовенством играл важнейшую роль в политической жизни. В упомянутом выше законе Вамбы fideles даже олицетворяют собой все Вестготское государство. Закон требует, чтобы в случае вражеского нападения или внутреннего мятежа каждый выступал в защиту короля, народа, родины и «верных нынешнего короля»[985]. Определяя положение fideles в той системе сословных градаций, которая уже довольно отчетливо заметна в Вестготском государстве VII в., мы можем причислить их к высшему разряду свободных (honestiores, maiores). К нему принадлежали, как известно, в первую очередь, представители формировавшегося в готской Испании вотчинного землевладения.

Особый слой fideles образовывали гардинги. Значение этого слова объяснялось различно; по мнению Ф. Дана и М. Торреса, гардинги — это лишь дворцовые должностные лица, телохранители короля[986]. Л. Шмидт, Г. Бруннер и Т. Мелихер считали гардингов прежде всего дружинниками[987], причем Бруннер настаивал на римском происхождении гардингов, сопоставляя их с {196} protectores римских императоров. Особенно обстоятельно изучил происхождение гардингов и их положение в Вестготском государстве К. Санчес-Альборнос[988]. Отвергая точку зрения Г. Бруннера, испанский ученый отмечает, что термин gardingus связан с готскими словами gards, gardia[989]. Этимологически гардинги соответствуют скандинавским гускарлам (huskarlar). Так назывались в Норвегии королевские дружинники низшей категории[990]. В готской же Испании гардинги выполняли почетную роль при королевском дворе и высоко ценились в войске. Наравне с seniores palatii они принадлежали к разряду палатинов, хотя могли и не занимать каких-либо должностей[991]. По Вестготской правде, гардинг вообще относится к высшему разряду свободных (maiores loci persona)[992]. K. Санчес-Альборнос сопоставляет гардингов с франкскими антрустионами[993]. Судя по тому, какое место гардинги занимали в королевском окружении и в социальной иерархии Вестготского государства, можно предположить, что они составляли верхний слой королевских дружинников. Гардинги жили также и в провинциях, занимая и там привилегированное положение.

В хронике VII в. среди участников мятежа против короля Вамбы в Тарраконе упоминается гардинг Гильдигиз[994]. Это сообщение косвенным образом подтверждает предположение об оседании королевских дружинников на землю.

Изменения, происшедшие в характере королевских пожалований к VII в., не отражены в источниках с достаточной определенностью и полнотой. Тем не менее, {197} на основании отдельных известий, которые можно найти в законах этого времени и в актах Толедских соборов, отчетливо выявляется общее направление эволюции изучаемого института.

Королевские пожалования представляли собой в VII в. главный стержень всей политической борьбы, происходившей внутри господствующего класса готского государства. В решении этой проблемы наметились две противоположные тенденции. Королевская власть стремилась, чтобы ее пожалования были временными, действительными лишь на время жизни того государя, который предоставил во владение верному какое-либо имущество. Характерно, например, что в актах Толедских соборов осуждались попытки королей отобрать у верных пожалования, сделанные их предшественниками[995]. Другая тенденция исходит от магнатов. Они намеревались закрепить за собой в собственность королевские пожалования, максимально расширить свои владения за счет имущества короны, ограничить право короля свободно распоряжаться земельным фондом фиска[996].

Источники позволяют проследить, каким образом обе эти тенденции сказывались в готском законодательстве и как в зависимости от соотношения политических сил то одна, то другая получала преобладание. {198}

Правление Хиндасвинта ознаменовалось усилением королевской власти; значительное число магнатов, старавшихся занять независимую по отношению к ней позицию, подверглось экспроприации[997]. Хиндасвинт принял также меры к тому, чтобы предотвратить расхищение магнатами владений фиска[998]. Значительно расширив государственный земельный фонд, король использовал его для того, чтобы наделить землей своих дружинников и церковь[999]. В то же время он стремился узаконить начатое его предшественниками превращение безусловных пожалований в условные. В законе о королевских дарениях, который был издан Хиндасвинтом (или, во всяком случае, заново отредактирован им), к обычному заверению в том, что королевские пожалования неприкосновенны, была сделана показательная оговорка: «если это не будет вызвано виной получившего пожалования»[1000]. Такая оговорка означала, что соблюдение верности королю основное условие сохранения пожалованного имущества.

Отмеченные выше черты политики Хиндасвинта, по-видимому, характеризуют его попытку укрепить королевскую власть и государство в целом, создав слой землевладельцев, связанных с короной условными пожалованиями. Сопротивление светских магнатов и церкви помешало, однако, упрочиться режиму, установленному {199} Хиндасвинтом. Уже при его преемнике Рекцесвинте знать в значительной мере восстановила свои позиции. VIII Толедский собор потребовал возвратить верным все отобранное у них королями со времен Свинтилы (621 — 631). У правящего короля могло остаться лишь то, чем его отец (Хиндасвинт) располагал до вступления на трон. Собор постановил, что впредь не должны допускаться захваты имущества верных королями[1001]. Рекцесвинт вынужден был удовлетворить в основном требования собора[1002].

В правление Эрвигия знати удается продолжить курс на закрепление за собой королевских пожалований и расширение своих привилегий. Она стремится лишить королей важного средства, с помощью которого у магнатов отбиралось пожалованное им имущество, — права конфискации владений за явное нарушение «верности» (государственную измену)[1003].

Тем не менее характер королевского пожалования верным остается двойственным. С одной стороны, этим имуществом можно распоряжаться как аллодом. Получивший королевский «бенефиции», согласно официальному праву, мог свободно располагать им[1004], передавать по наследству родственникам[1005], отдавать в держание либертинам[1006]. Пожалования королей церквам были необратимы[1007]. Но, с другой стороны, в этот период {200} утверждается важнейший принцип бенефициальной системы — соблюдение верности патрону-королю рассматривается отныне как условие сохранения самого бенефициального держания. В конце VII в. знать добилась, однако, признания за собой права свободно распоряжаться имуществом, пожалованным королями.

Формулируя закон заново, Эрвигий добавил, что пожалование передается по наследству, если покойный не оставил завещания[1008]. Очевидно, ранее в аналогичном случае король старался вернуть себе некогда пожалованное имущество. Но магнаты все же не могли воспрепятствовать тому, что и в новой редакции закона Хиндасвинта оставлена была прежняя оговорка об условиях владения. Бенефициарий мог беспрепятственно владеть пожалованным ему имуществом, если не провинился перед королем, т. е. сохранил ему верность[1009].

Одной из форм раздач королевского имущества верным являлось пожалование in stipendium[1010]. Вопреки распространенному прежде толкованию stipendium как платы за земельное держание, которая вносится лицом, получившим его, К. Санчес-Альборнос показал, что stipendium — это вознаграждение за службу[1011]. Такая раздача земли практиковалась не только королевской властью, но и церковью. Пожалование sub stipendium испанский историк называет бенефициальным по существу держанием.

Необходимо отметить, однако, что черты условного владения в королевских пожалованиях in stipendium выступают не более отчетливо, чем в прочих пожалованиях королей, в частности обозначаемых как «дарения»[1012]. Судя по постановлению XIII Толедского собора, {201} королевские бенефициарии владели имуществом, полученным in stipendium, не менее прочно, нежели предоставленным им в качестве «дарения»[1013].

Материалы источников позволяют считать важнейшим условием владения королевским пожалованием в VII в. несение военной службы. Правда, вплоть до падения Толедского королевства она была обязанностью всех свободных людей. Но поскольку к VII в. произошли крупные социальные сдвиги, приведшие к разорению крестьян-собственников и превращению их в зависимых земледельцев, а также повлекшие за собой рост частной власти светских магнатов и церкви, постольку прежнее народное ополчение перестало быть основным ядром вооруженных сил. Обладание известным имуществом признается готскими законами необходимой предпосылкой военной службы[1014]. Как видно из военных законов Вамбы и Эрвигия, государство рассчитывает теперь главным образом на магнатов, которые должны выступать в поход, ведя с собой не только свои дружины, но и зависимых людей, а также часть сервов.

В Житии св. Фруктуоза упоминается возможность пожалования королем церковного имущества. Агиограф Валерий рассказывает, что шурин аббата монастыря Compluto обратился к королю с просьбой передать ему какие-то монастырские владения с тем, что он примет {202} на себя обязанность нести военную службу[1015]. Такое намерение расценивается автором жития как святотатство, которое не могло поэтому остаться безнаказанным: покушавшийся на церковное имущество вскоре заболел и умер. Единичное сообщение об имевшей место попытке получить монастырское имущество в бенефиции от короля не дает, разумеется, оснований думать, будто в Испании того времени широко практиковались бенефициальные пожалования, подобные франкским precaria verbo regis. Возможно, что в упомянутом тексте речь идет о вознаграждении за участие в каком-то конкретном военном предприятии[1016].

Тем не менее случай, описываемый в житии Фруктуоза, лишний раз подтверждает тот факт, что наряду с королевскими пожалованиями в собственность производились также условные пожалования[1017]. Из готских законов видно также, что исправная служба становилась {203} в VII в. непременным условием владения королевскими пожалованиями. Так, военный закон Эрвигия, назначая мерой наказания тем, кто не является по королевскому призыву в войско, конфискацию имущества и ссылку (для знатных) или наказание плетьми и уплату крупного штрафа (для «низших»), предусматривает, что имущество, конфискованное у верных, не может быть передано тому, кто в свое время плохо выполнял службу и был лишен звания и земельных владений[1018]. Таким образом, критерий распределения имущества фиска среди fideles — их отношение к своей основной обязанности, т. е. к несению воинской службы.

Сходные правовые установления мы встречаем и в актах Каролингов[1019]. Впрочем, здесь нарушители законов о воинской службе караются лишением именно бенефиция, в то время, как готские законы требуют в таких случаях конфисковать не только то, что было бы пожаловано, но и собственное имущество провинившегося[1020].

Отсутствие такого четкого разграничения (между собственностью верного и королевским пожалованием) означает, что в готском государственном праве понятие королевского бенефиция еще не было всесторонне разработано; это, в свою очередь, отражает незавершенность процесса превращения безусловных королевских пожалований в условные. Еще в самом конце VII в. некоторые короли пытались возродить политику ограничения светских и духовных магнатов, которую некогда {204} проводили Леовигильд и Хиндасвинт, но, по-видимому, безуспешно[1021].

Более высокой ступени развития бенефиции достиг в частном крупном землевладении. Составляя во второй половине VII в. Вестготскую правду, Реккесвинт включил в нее упомянутые выше законы VI в. о дружинниках; они оставлены были без всяких изменений и Эрвигием при новом редактировании правды в конце VII в.

В источниках встречаются сведения о том, что наряду с крестьянским прекарием существовали также прекарные держания крупных и средних земельных собственников. Например, один из законов Хиндасвинта констатирует, что лица, уличенные в государственной измене, пытаются предотвратить грозящую им конфискацию имущества, для чего передают свои владения родственникам, друзьям и церквам в прекарий[1022].

Передача земли в прекарное пользование представителям формировавшегося феодального землевладения была в VII в. обычным делом. Такие прекарий представляли собой благоприятную почву и для развития бенефиция. Широкое распространение в VII в. частных дружин, имевшихся как у светских, так и у духовных магнатов, также должно было способствовать складыванию бенефициальной системы.

B источниках имеются некоторые известия о церковных бенефициях. B законе Вамбы, направленном против захватов частных церквей епископами, отмечается, что они присоединяют владения этих церквей к епископским церквам, дарят их или передают in stipendium клирикам и мирянам[1023]. Подобная передача имущества {205} (in stipendium) рассматривается в данном случае как нечто явно отличное от дарения[1024]. В то же время оно и не является предоставлением земли в обычное прекарное держание, обусловленное выплатой оброков и несением повинностей. Выше уже отмечалось, что клирики и другие лица, получившие от церкви имущество in stipendium, должны были оформлять эти пожалования в качестве прекарных с тем, чтобы церковь не понесла ущерба в своих правах на имущество, предоставленное в пользование[1025]. Держатели земель, пожалованных in stipendium, обязуются хорошо вести свое хозяйство — в противном случае им грозит лишение земли[1026]. Ни о каких оброках, обычных для крестьянских прекариев, вовсе не говорится.

Можно предположить поэтому, что здесь речь идет об условном пожаловании бенефициального типа. О том, что среди держателей церковных земель, помимо мелких крестьян-прекаристов и колонов, были и владельцы крупных держаний, не являвшиеся крестьянами, косвенно свидетельствует также постановление церковного собора в Эмерите, согласно которому наделение мирянина, живущего в церковных владениях, имуществом производится «сообразно с его достоинством»[1027].

К числу таких мирян, вознаграждавшихся за свою службу церкви (в частности, епископам) земельными пожалованиями, относились прежде всего дружинники[1028]. Таким образом, мы имеем основания предполагать, что в VII в. церковь шире, чем в предшествующий {206} период, практиковала раздачу земель в бенефициальное владение, по сути условное; одной из его форм было пожалование земли in stipendium[1029].

Пожалование бенефициев, по-видимому, постепенно связывается с установлением отношений вассального характера. Уже в VI в. бенефиций и коммендация были, как правило, неотделимы друг от друга[1030]. В источниках нет данных о том, в каких формах совершалась коммендация, приносили ли дружинники и другие «подзащитные» особую клятву верности своему патрону. В конце VII в. Эгика запретил приносить такую клятву кому-либо, кроме короля[1031]. Этот запрет может служить как раз косвенным указанием на то, что, коммендируясь, дружинники присягали своему патрону. Возлагая на магнатов обязанность приводить с собой в поход дружину и предоставляя каждому свободному человеку право отправляться на войну под началом своего сеньора (в памятниках конца VII в. именно таким образом обозначается магнат, имеющий дружинников и «подзащитных»[1032]), государство само упрочивало складывающиеся сеньориальные отношения. Мы видим, следовательно, что на низшей ступени феодально-иерархической лестницы, т. е. в отношениях магнатов со своими вассалами, бенефициальная система прокладывала себе дорогу быстрее, чем на вершине этой иерархии — в сфере связей магнатов с королями. Обращает на себя внимание, что после крушения Вестготского государства бенефициальная система продолжала существовать не только в Каталонии и Септимании (где сильное влияние на социально-политическую жизнь оказало Франкское государство), но и в Астурии и Леоне[1033]. Здесь {207} особенно заметна преемственность в развитии прежних вестготских социальных институтов; в Х-XI вв. fideles в этих государствах, как и прежде у вестготов, получают от королей земли в полную собственность или в виде условного пожалования. Наследникам готских дружинников — milites, инфансонам земли также предоставляются их патронами светскими и духовными магнатами, на правах бенефиция, который именуется теперь prestimonium, prestamum, atondo[1034].

В зарождении бенефиция в готской Испании отчетливо проявилось формирование иерархической структуры феодальной собственности, вместе с которой сама бенефициальная система пережила Вестготское государство.

Одним из компонентов рассматриваемого нами процесса становления крупного феодального землевладения было формирование частной власти магнатов над крестьянами. Появившись на свет, она, в свою очередь, способствовала феодализации общественных отношений и образованию крупной феодальной вотчины. Согласно традиционному представлению, крупные землевладельцы будто бы не располагали такой властью в готской Испании[1035]. {208}

Показателем ее развития в ряде других феодальных государств считался обычай, в силу которого сеньору предоставлялась иммунитетная грамота, запрещавшая агентам короля доступ в его владения. Относительно выдачи грамот этого рода в Вестготском государстве сведения действительно не сохранились. Но рост частной власти магнатов и их политической самостоятельности прослеживается по данным вестготских юридических, канонических и нарративных источников.

Складывание отношений частной зависимости во многом определяется характером классообразования, точнее, социальным и юридическим статусом различных общественных слоев, которые в дальнейшем преобразовывались и вливались в классы феодального общества. Понятно, что установление частновладельческой власти над теми зависимыми крестьянами, которые происходили из прежних рабов, вольноотпущенников и колонов, осуществлялось значительно легче, чем над земледельцами, в прошлом являвшимися вольными германскими общинниками. И, изучая генезис и развитие частной зависимости в готской Испании, приходится обращать особое внимание на то обстоятельство, что именно первая из этих категорий земледельцев (т. е. рабы, вольноотпущенники и колоны) представляла собой основу для формирования здесь крестьянства, находящегося в феодальной зависимости.

Рассмотрим, в какой мере распространялась частная власть крупных землевладельцев на различные группы зависимого населения. В источниках содержится больше всего сведений о характере господства землевладельцев над сервами. Бревиарий Алариха, Вестготская правда и постановления соборов свидетельствуют, что господам принадлежала ограниченная юрисдикция в отношении сервов. Согласно наиболее древнему вестготскому закону, касающемуся этого вопроса, в случае, если раб совершал кражу у своего господина или у другого серва, хозяин мог поступить с вором по собственному усмотрению. Судья не должен был вмешиваться в дело, разве что этого пожелает сам господин[1036]. Бревиарий и вестготские законы VII в. определяют объем {209} частновладельческой юстиции точнее. Господа могли судить и наказывать своих сервов по всем делам, которые не карались смертной казнью. Коль скоро они совершали такие преступления, виновных надлежало передавать государственным судьям[1037]. Господин, однако, не отстранялся полностью от решения судьбы приговоренного. Если судья признавал последнего виновным, но не приводил приговор в исполнение, это мог сделать господин[1038]. Господам запрещалось также увечить своих сервов (Ne liceat quemcumque servum vel ancillam quacumque corporis parte truncare)[1039]. Эти постановления, правда, не представляли собой непреодолимой преграды для землевладельцев, когда они желали осуществить власть над своими сервами в полном объеме: за смерть серва, вызванную наказанием, господин не отвечал[1040]. Точно так же не нес ответственности тот, кто убил своего серва, если клятвой и свидетельскими показаниями других присутствовавших при этом сервов подтверждал, что действовал в порядке самозащиты[1041]. Когда серв совершал преступление по отношению к третьему лицу, господин должен был представить виновного судье[1042]. Суд происходил обычно в присутствии господина серва или его актора (если обвинялся серв фиска, то — в присутствии прокуратора)[1043]. Показательно, что серв не нес ответственности за преступление, которое он совершил с ведома или по приказанию господина[1044]. {210}

Наличие обширной власти над сервами создавало благоприятные условия для роста частной власти магнатов; сервы представляли собой весьма значительный слой зависимых земледельцев.

Обратимся теперь к колонам, вольноотпущенникам, прекаристам, дружинникам: в какой мере они находились под властью землевладельца?

Колоны, как известно, еще в Поздней Римской империи оказались в личной зависимости от своих господ. В таком же положении их потомки оставались в Испании и при готах[1045].

Личная зависимость вольноотпущенников, прекаристов и дружинников определялась тем, что они обычно были связаны с землевладельцами отношениями патроната. Вольноотпущенники чаще всего состояли под патроцинием своих прежних господ и не имели права уйти от них. Церковных же сервов, например, вовсе нельзя было освобождать, не оставляя их под патронатом церкви[1046]. Свободные поселенцы — прекаристы, согласно вестготским памятникам, находятся под патроцинием тех землевладельцев, в чьих имениях поселились[1047]. Под «покровительство» светских лиц (особенно тех, которые в своих владениях имели церкви) отдавались и клирики[1048]. Под патроцинием магнатов состояли дружинники — букцеллярии и сайоны.

Нет оснований утверждать, что лица, принадлежавшие к указанным социальным группам, были в равной мере зависимы от своих патронов. Вольноотпущенники находились в более суровой зависимости, чем свободные {211} дружинники или прекаристы, которые обладали правом покинуть своего патрона, вернув ему землю и подаренное им имущество.

Но зависимое состояние всех лиц, которые пребывали под патроцинием, имело некоторые общие черты. И официальное право начинает объединять состоящих под патроцинием в некую общую категорию зависимых людей. Характерно, что, определяя круг тех, кому либертины церкви вправе отчуждать свое имущество, IX Толедский собор включает в число этих людей лишь рабов, а также состоящих под патроцинием данной церкви[1049]. А один из провинциальных соборов объединяет под общим наименованием conditionales сервов и прочих зависимых людей, связанных с церковью патронатными узами[1050].

Из некоторых косвенных указаний наших источников видно, что по делам неуголовного характера (точнее, по таким, которые не карались смертной казнью) патроны могли осуществлять дисциплинарную власть по отношению к тем, кто состоял под их патроцинием. Светские законы и постановления церковных соборов, запрещающие частным лицам превышать свои права, присуждать к смертной казни подвластных им людей, явно исходят из того, что жертвами подобных злоупотреблений становятся не только сервы[1051]. Особенно ярким свидетельством осуществления дисциплинарной практики патронами служит закон Рекцесвинта, предоставляющий им право подвергать телесным наказаниям лиц, находящихся под патроцинием. Согласно этому закону, {212} патрон не несет ответственности, если тот, кто подвергся наказанию, умер в результате экзекуции[1052].

В тех случаях, когда человек, находившийся под патроцинием, судился с кем-либо в публичном суде, патрон оказывал ему там поддержку. Некоторые свободные для того и отдавались под патроциний, чтобы заручиться таким покровительством. Вначале установление подобного рода судебных патроциниев осуществлялось нелегально[1053]. В VII в. оно узаконивается, хотя государство предпринимает еще попытки как-то регулировать порядок избрания патронов с целью ведения судебных дел[1054]. Особенно характерным показателем власти патрона над состоящими под его патроцинием служит тот факт, что они не отвечали за преступления, совершенные ими с ведома или по приказанию господина. Еще в кодекс Леовигильда был включен закон, предписывавший лишь в том случае наказывать свободных людей, участвовавших в мятеже или в насилиях, если они не находятся под патроцинием зачинщика такого рода действий[1055].

В VII в. Рекцесвинтом был издан закон, который полностью освобождал от ответственности лиц, совершивших правонарушения по повелению патронов[1056]. {213}

Источники содержат и другие данные, указывающие на конкретные проявления частной власти землевладельцев. Для того чтобы правильно оценить эти сведения, нужно учитывать, что в общественном и политическом строе Вестготского королевства сохранилось немало римских традиций. Известно, что в эпоху Римской империи крупные землевладельцы из сенаторского сословия нередко приобретали некоторые административные функции. Они взимали государственные налоги с обитателей своих имений, собранное вносили в казну[1057], поставляли рекрутов из числа колонов в армию[1058]. Государство возлагало на таких магнатов обязанность следить за религиозными воззрениями подвластного населения и искоренять ереси[1059]. В их владениях находились частные церкви. Еще в те времена заметно возрастает самостоятельность управляющих поместьями фиска и частных лиц (прокураторов, акторов, виликов). В новых исторических условиях эти тенденции получили в Вестготском королевстве дальнейшее развитие.

Императорские прокураторы не только управляли имениями, но и собирали с их населения налоги и принуждали его нести государственные повинности, осуществляли юрисдикцию по делам о мелких правонарушениях, представляли в государственный суд виновных в серьезных преступлениях, наблюдая в этом случае за ведением дела[1060]. Собранные суммы прокураторы доменов подчас использовали для собственных нужд. Повинности также порой выполнялись в пользу самих управляющих[1061]. Значительную самостоятельность, судя по римским источникам IV–V вв., получают также акторы и вилики частных лиц. Симмах в своих письмах отмечает, например, что акторы уклоняются от доставки денег, собранных в имениях собственника, и вообще ведут себя совершенно независимо[1062]. Они не только {214} эксплуатируют в своих интересах рабов и колонов, живущих в поместье, но притесняют и окрестное население[1063].

После вестготского завоевания магнаты и их управляющие в значительной мере удержали власть над жителями имений. Управляющие землями фиска — вилики и акторы — по-прежнему собирают здесь государственные налоги и принуждают население выполнять государственные повинности[1064]. Землевладельцы обязаны бороться против остатков язычества в среде подвластных им людей[1065]. Лишь в том, что касается военной повинности, соответствующая римская традиция оказалась прерванной, поскольку в первый период существования Вестготского королевства военная служба возлагалась только на готов.

Вестготское государство с самого начала санкционировало власть прокураторов доменов фиска над населением имений. Управляющие фактически были признаны государственными должностными лицами, хотя продолжали в то же время руководить и хозяйственной жизнью королевских поместий[1066].

О виликах владений фиска и магнатах говорится как о людях, под управлением которых находится несвободное и зависимое население имений[1067]. Серва представляет в суд либо вилик, либо владелец имения[1068] вернуть беглого серва тоже надлежит либо вилику, либо господину[1069]. Вилики в первую очередь занимались хозяйственными делами[1070].

Вместе с тем управляющие имениями — не только фиска, но и магнатов характеризуются как государственные должностные лица особого разряда (ordo {215} villicorum). Находясь на низшей ступени должностной иерархии[1071], акторы, вилики и прокураторы фиска все-таки обладали властью официальных лиц (potestatas, cura publica)[1072].

В ведении акторов и прокураторов фиска (может быть и церкви) состоял определенный служебный округ[1073], территория (commissum). Все эти управляющие располагали административными, финансовыми, а отчасти также судебными полномочиями. Они, например, следили, чтобы воины, находясь в походе, не совершали насилия и не грабили население королевства[1074]; вилики, как и судьи городских округов (iudices civitatum), обязаны были возвращать земельные владения римлян, незаконно присвоенные готами, собственникам[1075]. На виликах (в данном случае, очевидно, не только фиска, но и светских магнатов, а также церкви) лежала обязанность задерживать беглых рабов, обнаруженных ими в деревнях и виллах, и возвращать их хозяевам[1076]. Виликам и акторам, которые в ряде случаев именуются «старейшинами» местечек (seniores loci, priores loci[1077]), крестьяне должны были сообщать о приблудившемся скоте[1078], о появлении в деревне беглых[1079].

Как ответственным за сбор государственных налогов, управляющим надлежало ежегодно являться {216} (вместе с некоторыми другими должностными лицами) на провинциальные церковные синоды для получения инструкций о порядке взимания этих налогов[1080].

Фискальная деятельность виликов контролировалась вышестоящими инстанциями, которые в случае выявленных злоупотреблений привлекали виновных к строгой ответственности[1081].

Государство очень неохотно передавало судебные полномочия частным лицам. Согласно Вестготской правде, даже мелкие правонарушения, совершаемые в деревнях и виллах, должны были рассматриваться и соответственно караться государственными судьями. В готских законах упоминаются судьи местечек (iudices locorum), которые разбирают, в частности, дела о потравах, о поджогах лесов, беглых рабах, подвергают наказанию женщин, занимающихся проституцией, и т. д.[1082].

Таким образом, в компетенцию государственных судей входили и уголовные, и гражданские дела, включая мелкие. Административные же и судебные функции виликов, акторов и прокураторов первоначально распространялись лишь на несвободное население их вилл и деревень[1083]. Но позднее, по мере роста крупного землевладения, разорения общинников и превращения их значительной части в зависимых людей, магнаты (а соответственно и вилики) устанавливают свою власть также над деревнями, где живут еще и свободные крестьяне. {217}

Росту частной власти магнатов способствовали церковь и государство. В 589 г. III Толедский собор поручает землевладельцам искоренять язычество среди сервов имений. В середине VII в. закон Хиндасвинта предписывает акторам и прокураторам задерживать и подвергать наказанию всех, занимающихся колдовством, какое бы положение они не занимали[1084]. Еще более ясно выступает признание государством частной власти магнатов и их управляющих, причем не только над несвободным, но и над свободным деревенским населением, в законе Эгики. Согласно этому постановлению, на акторов и прокураторов имений фиска и частных лиц возлагается обязанность строго наказывать деревенских жителей, если те не сообщили о беглых рабах, укрывавшихся в деревне. Наказанию подлежат при этом все обитатели данного селения, независимо от своей народности и социального статуса[1085]. Все они, следовательно (а среди них имеются и свободные крестьяне), считаются подчиненными акторам и прокураторам[1086]. Мы видим, что к концу VII в. в сферу частной власти крупных землевладельцев и прокураторов доменов фиска оказались вовлеченными свободные крестьяне тех деревень, которые постепенно попадали под административное влияние вотчинников.

Особенно благоприятные условия для роста частной власти складывались в церковных поместьях. Церковь пользовалась рядом привилегий, облегчавших этот процесс. Епископам принадлежало право суда над клириками[1087], и этот суд был для них обязателен. Клирики не могли судиться у судей-мирян, хотя в отдельных случаях их можно было привлекать к светскому суду[1088]. Епископы имели своих сайонов, т. е. дружинников, осуществлявших функции судебных исполнителей[1089].

Церковь пользовалась и налоговыми привилегиями, а также свободой от некоторых государственных повинностей. Вестготское государство признало римское установление, освобождавшее клириков от экстраординарных и так называемых «грязных» повинностей (munera sordida)[1090]. {218} В конце VI в. от выполнения ангарий были освобождены и церковные сервы[1091]. В 633 г. свободные клирики, которые ранее пользовались иммунитетами от «экстраординарных» и «грязных» повинностей, были освобождены от государственных повинностей вообще (…ab omni publica indictione atque labore habeantur immunes)[1092].

Иммунитет, предоставлявшийся церкви и клирикам, являлся не полным. Церковные сервы не освобождались от подушного налога[1093], а с имений в последний период существования Вестготского королевства взимался поземельный налог[1094]. Но тем не менее все эти привилегии ограничивали вмешательство официальных должностных лиц в жизнь церковных вотчин, что создавало благоприятные условия для установления там ее частной власти.

Расширение ее объема у крупных землевладельцев к концу VII в. получило отражение в изменении судебной практики и военной системы. Вернее, изменения, которые фактически давно уже произошли в общественной жизни, были оформлены юридически.

Вплоть до середины VII в. вестготское правительство в соответствии с нормами римского права признавало лишь два источника судебной власти: предоставление судебных полномочий королем и избрание третейского судьи самими тяжущимися сторонами[1095]. В 80-е годы VII в. положение меняется. В изданные ранее законы, определявшие круг лиц, которые пользуются судебной властью, Эрвигий внес дополнения: отныне права судьи {219} приобретает и тот, кому они делегированы каким-либо судьей[1096].

Учитывая бессилие местных судей против магнатов, чье давление они зачастую испытывали, можно сделать вывод, что крупному землевладельцу нетрудно было добиться судебных полномочий для себя или для своих виликов.

Рост частной власти магнатов церкви оказал влияние и на военную систему Вестготского государства. В первый период его истории свободный гот, как отмечалось выше, мог брать с собой в военный поход дружинников и вооруженных рабов. Уже закон Вамбы предписывает, чтобы с началом военных действий каждый сеньор выступал в поход вместе со всей дружиной, которой он располагает[1097]. Другой, более поздний, закон, изданный Эрвигием, требовал от всякого, будь то гот или римлянин, отправлявшегося в поход, брать с собой десятую часть сервов; они должны были получить от него и соответствующее вооружение[1098]. Теперь Вестготская правда исходит из представления, по которому каждый воин идет в поход либо под командованием своего графа (или другого государственного должностного лица), либо сеньора[1099]. Но последний не только посылал своих людей в войско: под его командованием они и сражались в боях[1100]. Особенно тесно связаны были с сеньором, разумеется, дружинники, но он предводительствовал и прочими зависимыми людьми[1101].

Изложенные постановления свидетельствуют о том, что крупный землевладелец мог сам набирать войско в собственных владениях, действуя вместо соответствующих королевских агентов, и возглавлять своих людей во {220} время войны. Это яркий показатель роста частной власти магнатов в Вестготском королевстве.

С охарактеризованными явлениями связано в известной мере и формирование института частных церквей. Оно создавало дополнительные узы личной зависимости крестьян от магнатов. Священник был влиятельным лицом в вестготской деревне. Он не только стоял во главе религиозной общины: ведь церковная организация в готской Испании тесно переплеталась с государственным механизмом. Епископы и священники выполняли некоторые публично-правовые функции, выступая фактически в качестве государственных должностных лиц. Священникам, например, полагалось доносить королю о злоупотреблениях судей и акторов доменов фиска[1102], следить за соблюдением религиозных законов[1103]; в их присутствии рабов отпускали на свободу[1104]. Как и судьи, священники выполняли нотариальные обязанности[1105], участвовали в опеке над малолетними[1106] и т. д.

Сооружая у себя церкви, магнаты, с одной стороны, освобождались (хотя бы частично) от епископской опеки над обитателями своих имений; с другой — могли использовать духовенство этих частных церквей для усиления своей власти над местным населением. Священники, естественно, находились в зависимости от основателей церквей, состояли обычно под их патроцинием[1107].

Таким образом, распространение частновладельческих церквей, в свою очередь, способствовало сосредоточению политической власти в руках сеньора вотчины.

Но, несмотря на то, что светские и духовные магнаты практически обладали весьма значительной властью над населением, на Пиренейском полуострове тогда не было института, который в соседнем, Франкском, государстве юридически закреплял эту частную власть магнатов — иммунитета. В источниках не сохранилось {221} никаких следов его существования в V–VII вв. Известно, однако, что в христианских государствах, образовавшихся в северной части полуострова после арабского завоевания, иммунитеты получили широкое распространение. Они сплошь да рядом применялись в Испанской марке в IX в.[1108], и, вероятно, Каролинги, предоставлявшие здесь иммунитеты, не механически переносили на Пиренейский полуостров франкские порядки, но действовали в соответствии с местными обычаями. Но если трудно сказать, в какой мере распространение иммунитетов следует отнести за счет франкского влияния в этом районе, то в Астурии и Леоне иммунитет основывался несомненно не на чужеземных влияниях, но на вестготских традициях. В источниках сохранились данные о наличии в Астурии и Леоне иммунитетов, запрещавших королевским должностным лицам вступать во владения иммуниста для выполнения судебных, фискальных и полицейских функций[1109].

В IX в. сеньоры взимают судебные штрафы на территории, подчиненной их юрисдикции[1110].

Широкое распространение иммунитетов в испанских христианских государствах вскоре после крушения Вестготского королевства указывает, что условия для возникновения этого института созрели еще в готский период.

Необходимо также учитывать несоответствие между фактическим объемом политической самостоятельности магнатов и юридическими принципами. На деле она была значительно большей, чем по нормам официального права. Правительство не в состоянии было справиться со своеволием знати, которая все меньше была склонна подчиняться местным властям. Еще в начале VI в. испано-римские магнаты с помощью отрядов вооруженных рабов творили насилия над окрестным населением; принуждали крестьян продавать или {222} дарить им свое имущество, вымогали наследство умерших и т. д.[1111]. Вилики не только притесняли жителей незаконными поборами, но и принуждали их отдаваться под патроцинии[1112]. Такого же рода факты зафиксированы в готских законах VI в. Знатные готы силой исторгают у рядовых общинников выгодные для себя договоры, захватывают их участки[1113], врываются со своими дружинниками в чужие владения и т. д. Особенно характерны сведения источников, рисующие неподчинение магнатов государственным властям и узурпацию ими тех прав, которые по закону принадлежали лишь официальным лицам.

Магнаты не выполняют требования судей о выдаче сервов, совершивших какие-либо преступления[1114], укрывают в поместьях разбойников, беглых рабов и колонов[1115], не допускают сюда епископов и судей, преследующих язычников[1116], сами не являются к судьям по их вызову[1117], отказываются давать свидетельские показания[1118], уклоняются от уплаты налогов[1119] и от несения военной службы[1120].

В то же время знатные нередко нарушают законы, присваивая себе права публичных властей, вмешиваются в действия должностных лиц. Задержав преступников, магнаты не выдают их судьям, но заключают в свои тюрьмы[1121].

Подобно позднеримскому, Вестготское государство не санкционировало создание частных тюрем, но фактически они, очевидно, имелись у магнатов[1122]. {223}

Знатные люди самовольно чинят суд[1123], оказывают давление на королевских судей, вмешиваются, вопреки их протестам, в ход судебного разбирательства[1124]. Они без какого бы то ни было разрешения судей занимают и опечатывают чужие дома[1125].

Знаменательно, что еще в VI в. государственные агенты, как признает само правительство, нередко не в состоянии были осуществить свою, принудительную власть по отношению к знати. В Вестготской правде рассматриваются всевозможные казусы, когда судья неспособен подчинить себе нарушителей законов. В одной из ее глав говорится: коль скоро судья не может захватить человека, обвиненного в преступлении, граф должен прислать ему подкрепление[1126].

В других случаях судье, оказавшемуся бессильным перед магнатом или кем-либо иным, находящимся под его патроцинием, предписывается обращаться к королю (предполагается, что граф тоже не в силах осуществить принуждение), а если король находится слишком далеко, то к епископу или к судье высшего ранга[1127].

Стремление магнатов к политической самостоятельности выражается также в их неподчинении королю.

Имеются данные о том, что испано-римские, а также готские магнаты в VI–VII вв. все чаще проявляют нелояльность по отношению к королевской власти, именно они выступают главными носителями сепаратистских тенденций. Многие представители знати уклоняются от участия в военных походах[1128]. Характерно назначение {224} строгих кар для тех лиц из знати, кто отказывается приносить присягу королю[1129].

Ведя борьбу против королевской власти, светские и церковные магнаты нередко вступают в соглашения с чужеземными государствами. В истории Вестготского королевства известно немало такого рода случаев. Например, знатный гот Атанагильд, поднявший в середине VI в. мятеж против короля Агилы, вступил в союз с Византией[1130]. Граф Сизенант, подготавливая в 631 г. восстание против Свинтилы, заключил соглашение с франками о совместных действиях[1131]. С ними же был в сговоре и герцог Павел, организовавший мятеж против Вамбы[1132]. Зачастую в мятежах и заговорщических сношениях с другими государствами участвовали и епископы.

Переход на сторону противников Вестготского королевства расценивается в актах соборов и законах VII в. как опасное и широко распространенное преступление. VI Толедский собор вынес при Свинтиле постановление против перебежчиков — им назначались религиозные кары[1133]. При Хиндасвинте был издан закон «О тех, кто как перебежчики и мятежники выступают против своих королей, народа и родины» — «De his, qui contra principem vel gentem aut patriam refugi sive insulentes existunt»[1134]. Им грозила смертная казнь. Король мог помиловать виновного, и тогда казнь заменялась ослеплением преступника и конфискацией всего его имущества[1135]. Но если самому Хиндасвинту еще удавалось претворять данный закон в жизнь[1136], то его преемникам это становилось все труднее. Так, например, участники мятежа Павла против Вамбы не были наказаны так, как {225} того требовал закон Хисдасвинта: их приговорили лишь к пожизненному заключению и наказанию, бесчестившему свободного человека, — преступникам остригли полосы. В самый же закон Хиндасвинта при новом редактировании Вестготской правды Эрвигием была внесена оговорка, смягчавшая кару, назначенную для перебежчиков[1137]. По-видимому, магнаты уже вступили на тот путь, следуя которым их потомки в послеготский период добились для себя права денатурализации и ведения войны против собственного государя[1138].

Известно, что междоусобная борьба магнатов сыграла роковую роль в судьбе Вестготского королевства. После смерти Витицы в 709 г. сын его Акила не сумел утвердиться на троне. Против него восстала знать, и в 710 г. королем был избран Родриго, герцог Бэтики[1139]. Сторонники Акилы бежали или были подвергнуты репрессиям, а их имущество конфисковано. Противники нового короля вступили в сношения с арабами и оказали существенную помощь вторгшемуся в Испанию Тарику. В решающей битве при Гвадалете сыновья Витицы, командовавшие отрядами готского войска, обратились в бегство, — тем самым победа арабам над Родриго была обеспечена[1140].

Об уровне политической самостоятельности, достигнутом вестготскими магнатами ко времени крушения Толедского королевства, свидетельствует и тот факт, что арабы, завоевывая Испанию, в отдельных случаях заключали соглашения с местными сеньорами. Например, арабский военачальник в Испании, сын Мусы, Абд-аль-азиз подписал в 713 г. договор с Теодемиром, правившим Мурсией. Здесь за Теодемиром была во всей полноте утверждена его власть, а он признал себя {226} вассалом арабов и обязался выплачивать им ежегодную подать. По этому поводу французский историк Э. Леви-Провансаль справедливо заметил, что Теодемир являлся сеньором данной области еще до вторжения арабов[1141].

Сеньории подобного рода существовали к началу VIII в. также и в северной части полуострова. Поэтому после крушения Толедского королевства и могли там столь быстро возникнуть самостоятельные области, отстаивавшие свою независимость в борьбе против арабов и франков[1142].

Таким образом, политическое устройство Испании в эпоху раннего средневековья складывалось довольно своеобразно. Несмотря на значительное усиление частной власти магнатов, добивавшихся политической самостоятельности здесь до конца истории Вестготского королевства, отсутствовали иммунитета и сохранялась, по крайней мере формально, государственная централизация.

Это явление, находящееся, на первый взгляд, в противоречии с данными о начале феодализационного процесса, объясняется следующим обстоятельством: Вестготское королевство, историческому развитию которого были присущи свои особенности, — значительный удельный вес рабовладельческого уклада в экономике и элементов римских политических институтов в государственном строе, сформировалось как централизованное государство. Тенденция к созданию политически самостоятельных сеньорий и сосредоточению политической власти в руках магнатов — общая для всех раннефеодальных государств Западной Европы. В условиях централизации она получила свое выражение в частичном переходе административных функций к вотчинникам, а также в ограничении королевской власти церковными и светскими магнатами в самом центральном {227} государственном аппарате. Орудием такого ограничения были и Толедские церковные соборы[1143]. Королевская власть, все более отступая перед натиском магнатов, все же вплоть до арабского завоевания отказывалась формально санкционировать их политическую самостоятельность и тем самым политическую децентрализацию.

Лишь после гибели Толедского королевства в историческом развитии Испании совершился новый скачок: появились иммунитеты, а вместе с ними произошло дальнейшее расширение политической самостоятельности землевладельческой знати.

Церковь в Испании, как и в других странах Западной Европы, была крупным землевладельцем. Постепенное превращение церковных имений в феодальные вотчины, эксплуатирующие труд зависимых крестьян (сервов, либертинов, колонов, мелких прекаристов), составляло основу процесса ее феодализации.

В готской Испании отчетливо заметен рост частного епископского землевладения: епископы расхищали церковное имущество, используя его для расширения собственных владений, передачи церковного достояния родственникам и наследникам.

Арианское духовенство не знало целибата. И даже после превращения католичества в государственную религию в 589 г. бывшему арианскому духовенству, вступившему в католический клир, была предоставлена возможность сохранить свои семьи, правда, при условии соблюдения целомудрия[1144]. Епископы и священники могли оставлять имущество сыновьям и внукам[1145]. В дальнейшем церковь старалась добиться соблюдения канонов о безбрачии духовенства, но, по-видимому, без особого успеха. Еще в 657 г. IX Толедский церковный собор, констатируя, что многие епископы, священники, {228} диаконы имеют детей, предупреждал, что нарушители церковных канонов подвергнутся наказанию, а дети клириков не смогут наследовать своим родителям и станут церковными сервами[1146].

По своему образу жизни епископы мало отличались от светских магнатов. Нередко они участвовали в усобицах, восстаниях[1147], совершали насилия над соседями — светскими землевладельцами[1148], вели друг с другом распри из-за территории, входившей в состав их диоцезов[1149]. Некоторые епископы пытались произвольно назначать себе преемников[1150]. Широко распространена была продажа церковных должностей[1151].

Церкви в VII в. извлекали определенные доходы от своих имений, получали дарения от королей и частных лиц. В VII в. церкви, очевидно, взимали уже десятины[1152]. Епископы имели право на одну треть церковных доходов (главной церкви диоцеза). Но они обычно не удовлетворялись этим и изыскивали дополнительные источники доходов, например, незаконно взимали поборы с тех, кто прибегал к их суду[1153].

Использование церковного имущества имело наиболее важное значение для высшего духовенства. Епископы присваивали достояние церкви, в том числе вклады верующих, ценную церковную утварь, украшения[1154]. Вопреки канонам они самовольно отчуждали церковное имущество[1155], раздавали его своим родственникам и {229} клиентам[1156]. Освобождая рабов церкви, епископы нередко оставляли их под патроцинием тех или иных частных лиц, а не самой церкви[1157]. Церковных сервов и либертинов епископы посылали для работы в своих вотчинах, что наносило ущерб хозяйству церкви[1158].

Источники содержат множество сведений о том, какие усилия предпринимала церковь (при поддержке королевской власти) для того, чтобы помешать расхищению церковного имущества епископами. Королевские законы и постановления соборов требовали строгого разграничения достояний церквей и епископов.

Вестготская правда предписывала тотчас по назначении епископа составлять опись имущества церкви. После смерти этого епископа надлежало проверить наличие инвентаризованного; недостающее возмещали епископские наследники[1159]. Собор в Бракаре постановил, что личное достояние епископа может передаваться по наследству, но без урона для имущества церкви[1160].

Церковный собор в Гиспалисе принял решение, согласно которому епископ может дарить своим родственникам рабов церкви лишь в том случае, если затем компенсирует ее тем же числом собственных рабов[1161]. {230} Епископ, ничего не оставивший церкви из своего имущества, не мог освобождать церковных сервов. Его преемник должен был вернуть таких отпущенников под власть церкви[1162].

Согласно постановлению церковного собора в Эмерите, дарения епископа его приближенным, сернам и либертинам оставались в силе лишь при условии, если он завещал своей церкви имущества на сумму, в три раза превышающую стоимость розданного[1163].

Соборы исходили из убеждения, что, обогащаясь, епископ или церковный эконом либо присваивает имущество церкви, либо использует то положение, которое он занимает в церковной иерархии. Поэтому IX Толедский собор постановил, что если имущество епископа или лица, управляющего хозяйством церкви, было незначительным до их вступления в должность, то после смерти означенных лиц все приобретенное ими отходило к церкви. Если же имелся в наличии инвентарь принадлежавшего им добра (т. е. если было доказано, что они не присвоили ничего из церковного достояния), то все приобретенное ими делилось между наследниками умершего и церковью. Тем же имуществом, которое было подарено кем-либо епископу или другому служителю церкви, владельцы его могли распоряжаться по своему усмотрению. Оно переходило церкви лишь тогда, когда они никому не оставили его в наследство[1164].

К числу мер, направленных против захвата епископами имущества церкви, относились также требования, чтобы епископы и священники ничего не продавали без согласия прочих клириков[1165], чтобы о выдаче имущества, произведенной кому-либо епископом или экономом церкви в вознаграждение за те или иные услуги, составлялись документы[1166]; срок давности владения {231} имуществом, которым епископ или эконом неправильно распорядились, исчисляется не с начала фактического владения таковым, а со времени смерти епископа или эконома[1167].

Стараясь расширить свои вотчины и умножить остальное имущество, епископы посягали не только на достояние и доходы тех церквей, которыми они управляли сами, но и приходских церквей, монастырей, часовен, находившихся на территории поместий магнатов.

Постановления соборов зачастую упоминают о незаконных действиях епископов в приходах. Они отягощали клириков поборами и повинностями к своей собственной выгоде[1168], отбирали значительную часть дарственных вкладов, которые эти церкви получали от верующих[1169].

Епископы нарушали также права монастырей, посягая на их имущество и возлагая различные повинности на монахов. У монастырей, как и у приходских церквей, отбирались дарения, поступившие от верующих[1170]. Монахов, словно сервов принуждали работать на епископов[1171]. Монастырь, по словам постановления IV Толедского собора, превращался в имение епископа (…ita ut pene ех coenobio possessio fiat…)[1172].

Попытки епископов расширить источники своих доходов за счет церквей и монастырей встречали сопротивление не одного только приходского духовенства и аббатов, с чьими интересами не могли не считаться соборы и королевская власть. Такие устремления {232} епископата сталкивались также с намерениями светских землевладельцев, основывавших свои частные церкви. Уже ко времени создания Вестготского королевства их было в Испании довольно много. У. Штутц утверждал некогда, будто частные церкви — институт германского происхождения[1173]. Но, как показали М. Торрес, П. Р. Бидагор и другие исследователи, они возводились здесь уже в IV в.[1174].

После образования Вестготского королевства количество частных церквей в стране продолжало увеличиваться. Магнаты сооружали их в деревнях и виллах, обеспечивали землей и сервами, назначали в церкви клириков, обычно из сервов и либертинов. Нередко речь шла лишь о базиликах — часовнях, в которых литургия не совершалась[1175].

Приношения верующих этим церквам составляли важный дополнительный источник доходов для феодализировавшейся землевладельческой знати. Собор в Бракаре прямо выступил против тех, кто строит базилики не из-за благочестия, но по алчности — pro quaestu cupiditatis. Основатели подобных церквей, отмечал собор, делят доходы пополам с клириками, так что эти церкви существуют на «трибутарных условиях» (sub tributaria conditione)[1176]. Светские землевладельцы нередко пробовали превратить свои церкви в монастыри, поскольку последние в имущественном отношении были независимы от епископов. Подобные действия, однако, церковью запрещались[1177]. {233}

Если основатели церквей рассматривали их как свою полную собственность, пытались неограниченно распоряжаться их доходами, произвольно назначать клириков, то епископы, напротив, стремились подчинить эти церкви своему управлению.

С VI в. соборы всячески стараются сузить права основателей церкви и увеличить возможности вмешательства епископов в управление частными церквами.

В решениях соборов подчеркивается, что имуществом таких церквей управляет епископ и основатели церквей не вправе им распоряжаться[1178].

Но в то же время церковь не могла не учитывать реально сложившейся обстановки: ведь частные церкви фактически находились во власти их владельцев. Кроме того, светские магнаты имели известный вес на Толедских соборах. Поэтому соборы и королевская власть выступали против попыток епископов присвоить господство над частными церквами и их доходы[1179].

Основатели частных церквей и их потомки получили право надзора за имуществом данных церквей. В случае незаконных посягательств на него епископов можно было обращаться к церковным и светским властям[1180].

Соборы не признавали прав основателей церквей на доходы последних. Притязания же епископов на эти доходы ограничивались. Касаясь доходов епископов, {234} соборы не всегда четко разграничивают диоцезальные, приходские и частные церкви, что затрудняет выяснение имущественных прав епископов. К тому же позиция соборов по этому вопросу с течением времени претерпела некоторые изменения.

Так, в 561 г. собор в Бракаре постановил, что церковные доходы распределяются следующим образом: треть идет епископу, треть — клирикам, треть используется на ремонт храма[1181]. В постановлении говорится о церквах вообще, без какой-либо дифференциации. Второй собор в Бракаре в 572 г. постановил, что епископу дозволяется получать от приходских церквей лишь 2 солида в год, претендовать же на треть ее доходов он не может. Она предназначается для ремонта церковного здания, и епископ должен лишь контролировать расходование этих средств[1182]. Епископы обладали также правом постоя за счет церквей своего диоцеза, но при этом не могли являться со свитой более чем в пять-десять человек и оставаться дольше одного дня[1183].

Еще раньше, в 554 г., провинциальный собор в Тарраконе решил, что епископ, объезжая приходы, получает не более трети доходов местных церквей и обязан использовать эти средства для их ремонта[1184]. Если учесть, что и общеиспанский III Толедский собор запретил епископам взимать с приходских церквей какие-либо поборы, помимо ранее установленных канонами[1185], можно сделать следующий вывод о правах епископов в приходских и частных церквах. Права эти в VI в. ограничивались получением небольшого денежного взноса (в Галисии — 2 солида с церкви в год); каждая церковь обязана была содержать епископа и его свиту в течение одного дня ежегодно. Получая треть доходов приходских церквей, епископ должен был обеспечить их ремонт.

В вестготской формуле наделения церкви имуществом имеется характерная оговорка, гласящая, что {234} епископу не будут принадлежать никакие права на него (absque episcopali impedimento)[1186].

В первой половине VII в. соборы более ясно определяют объем прав епископов в отношении дохода с приходских и частных церквей. IV Толедский собор установил, что епископы могут получать треть их доходов (от приношений верующих, оброков, урожая, собираемого в церковных владениях)[1187]. О ее назначении в постановлении собора не было сказано. VII Толедский собор в 646 г. подтвердил постановление Второго Бракарского собора (относительно взимания епископами двух солидов в год)[1188]. Но IX Толедский собор высказался по этому поводу гораздо определеннее: епископ отныне мог произвольно распоряжаться третью, получаемой от приходских церквей[1189]. Однако претензии епископов на треть доходов церквей диоцеза, по-видимому, не были удовлетворены.

Как уже говорилось, епископские притязания встречали ожесточенный отпор приходского духовенства и владельцев церквей. В документах соборов отмечается, что аббаты и пресвитеры не повинуются своим епископам; им наносятся оскорбления во время объездов диоцезов[1190]. Правда, нередко и епископы применяли силу, для чего использовали своих сервов[1191]. Но перевес в подобных конфликтах был все же, очевидно, на стороне светских магнатов, располагавших дружинами и обладавших уже значительной властью на территории, где находились их владения. {236}

Собор в Эмерите в 666 г. снова потребовал от епископов отказаться от взимания с приходских церквей трети их доходов с тем, чтобы эти средства шли на ремонт церквей[1192]. А в самом конце VII в. XVI Толедский собор напоминал епископам, что, получая от церквей прихода трети, они должны на эти суммы поддерживать церкви в исправном состоянии[1193].

Что касается остальных двух третей церковных доходов, то вопрос о них вообще оставался вне поля зрения участников соборов. Эти доходы, судя по актам Бракарского собора, делились между владельцами церквей и местным духовенством[1194]. За основателями частных церквей оставалось также право назначения в них клириков, хотя оно получало силу лишь после утверждения епископами[1195]. Назначение епископом священника в такую церковь, произведенное без согласия ее владельца, считалось недействительным[1196]. На деле основатели церквей пользовались их достоянием свободнее, чем это допускалось официальным правом. Частная церковь, по-видимому, рассматривалась как собственность ее владельца, которой он мог неограниченно распоряжаться по своему усмотрению, передавать по наследству, осуществлять ее отчуждение в любой форме. Характерно, что в IX–XI вв. в Астурии и Леоне сеньоры свободно продавали свои церкви[1197].

В феодализации церкви важную роль играли миряне.

Еще арианская готская церковь в Галлии и Испании практиковала раздачу своих земель тем светским лицам, которые вступали под ее патроциний[1198]. Такого рода сделки совершались и католической церковью[1199]. При церквах и монастырях постоянно жили миряне из ближайшего окружения епископов и аббатов. Постановление {237} церковного собора в Эмерите называет среди возможных расхитителей имущества умершего епископа знатных и незнатных свободных людей, воспитанных во владениях данной церкви[1200]. Собор в Цезареавгусте отметил, что аббаты принимают в монастыри мирян как бы под патроциний, а затем вновь принятые начинают притеснять монахов[1201].

Иногда светские магнаты сооружали монастыри в своих виллах и оставались там со своими семьями и сервами; они не желали, однако, подчиняться монастырской дисциплине и не отказывались от своего имущества[1202].

Х Толедский собор запретил епископам предоставлять своим родственникам и близким возможность получать доходы с церквей и монастырей[1203]. Интересно также, что некоторые епископы в VII в. назначали экономами своих церквей мирян, что было осуждено и запрещено соборами[1204].

На основании всего вышеизложенного можно сделать следующие выводы о положении церкви в готской Испании. Стремление епископов умножить свои имения и свои доходы, присваивая церковное имущество, особенно сервов и либертинов, а также взимая побор с приходских и частных церквей; расширение практики основания частных церквей светскими магнатами; столкновения епископов с этими землевладельцами, а также с приходским и черным духовенством из-за доходов от церквей и монастырей — столкновения, которые по сути {238} являлись не чем иным, как борьбой за перераспределение ренты, взимаемой с непосредственных производителей (сервов, либертинов, колонов, мелких прекаристов); частичная раздача церквами своих земель во владение светским людям, находившимся под их патроцинием, — все это признаки начинавшейся феодализации испанской церкви в VI–VII вв. {239}

Примечания:

1

F. Dаhn. Die Konige der Germanen 5. Abth. Wurzburg, 1870; Bd. VI. Leipzig, 1885.

9

См. рецензию Э. Хейманна на упомянутую статью Гарсиа Галло. ZSSR, 1943, Bd. 63, Germ. Abth.; A. Sсhultze. Excurs. Zur Geschichte der westgotischen Rechtsquellen. «Berichte uber die Verhandlungen der sachsischen Akademie der Wissenschaft zur Leipzig». Philol.- hist. Klasse, Bd. 95, 1943, 4 Heft; E. Wоh1haupter. Das germanische Element im altspanisclien Recht und die Rezeption des romischen Rechtes in Spanien. ZSSR, Bd. 66, 1948, Rom. Abth.; L. de Valdeavellano. Historia de Espana, t. I. Madrid, 1955, р. I.

10

См. библиографический указатель.

11

А. Garcia Gаllо. La historiografia juridica contemporanea. AHDE, t. XXIV, 1954, pp. 609–617.

12

См. И. Лучицкий. Поземельная община в Пиренеях. «Отечественные записки», 1883, № 10.

90

Chron. Caesaraugust., а. 494: His conss. Gotthi in Hispanias ingressi sunt…; a. 497: His coss. Gotthi intra Hispanis sedes acceperunt…

91

Топонимические данные свидетельствуют о существовании в средневековой Испании локальных обозначений, происходящих от имен новых владельцев имений готских сеньоров. К их числу относятся Vilafafila в Саморе (т. е. вилла Фавиллы); Villatuelda — в Бургосе (т. е. вилла Теудилы) и др. (R. Menendez Pidаl. Ор. cit., р. 89). Правда, не всегда можно достаточно определенно установить время возникновения этих наименований, так как они могли возникнуть и позднее, например, вскоре после арабского вторжения. Ср. А. Gаrсiа Gаllо. Ор. cit., р. 43; I. М. Рiеl. Toponimia Germanica. Enciclopedia linguistica hispanica, t. I. Madrid, 1960, pp. 533–537.

92

Тасit. Germ., 26.

93

CTh., VII, 8, 5.

94

CEur., 276.

95

LVis., X, 1, 8:…ne… de tertia Romani Gotus sibi aliquid audeat usurpare aut vindicare, nisi quod a nostra forsitan et fuerit largitate donatum.

96

Amm. Marcell. Rerum gesta, XXXI, 16, 13; Orientius. Commonitorium. CSEL, t. XVI, 11, 178; Apollin. Sidon. Epist, VII, 72.

97

CEur., 277; LVis., X, 2, 1.

98

LRVis., Pauli Sententiae, III, 9, 27; III, 9, 32. Ср. Form. Wisig, No. 21.

99

CEur., 276: Si quodcumque ante adventum Gothorum de alicuius fundi iure remotum est et aliqua possessione aut vinditione aut donatione aut divisione aut aliqua transactione translatum est, id in eius fundi adque a Romanis antiquitus probatur adiunctum, iure consistat. Можно не сомневаться, что готы отбирали у своих госпитов часть скота. Еще будучи во Фракии, они требовали от императора предоставления им здесь территории «со всем скотом и хлебом» (Аmm. Маrсell. Ор. cit., XXXI, 12,8).

100

CTh., VII, 8. 5.

101

О последствиях поселения варваров в Испании для эволюции аграрного строя и государственного развития см. ниже, гл. II, VIII.

102

CEur., 320; LVis., VIII, 4, 28; X, 1, 9; 13.

103

LVis., VIII, 1,4 Ch.

104

Isid. Elymol., XVII, 4; XX, 14.

105

LVis, VIII, 3, 5; VIII, 3, 10; VIII, 3, 11; VIII, 3, 13; VIII, 3, 15. В «Этимологиях» Исидора Севильского виноделию посвящена отдельная глава (Lib. XVI, сар. 5); когда в Вестготской правде рассматривается случай самовольной обработки земледельцем чужого участка, предполагается, что «узурпатор» посадил на нем именно виноград (LVis., X, 1, 6–7); в формулах дарений и завещаний при перечислении владений виноградники всегда следуют за пахотными полями (Form. Wis., No. 9, 21). Виноградники особенно тщательно охранялись от всяких покушений. Тот, кто вырубил или сжег чужой виноградник, должен был дать в возмещение собственнику два равноценных виноградника (помимо его прежнего виноградника). Похитивший виноград возмещал ущерб в двойном размере.

106

В готских законах V–VI вв. еще нет упоминаний об оливковых насаждениях, но в законах VII в. о них уже говорится (LVis., X, 1, 6; Antiqua emend.; XII, 2, 18 Egica).

107

LVis., VIII, 3, 1 Antiqua emend.

108

LVis., VIII, 2, 2.

109

Isid. Etymol., XV, 13, 12: Novalis ager est, primum proscissus, sive qui alternis annis vacat, novandarum sibi virium causa. Novalia enim semel cum fructu erant, et semel vacua. Isid. Etymol., XVII. 2, 2: Duplex est autem aratio: vernalis et autumnalis. Intermissio est qua alternis annis vacuus ager vires recipit. Одной из причин, тормозивших применение в Испании трехполья, было широкое распространение в этой стране виноградарства. Сбор винограда и жатва хлебов совершались не в одно и то же время. Хлеб убирался с середины августа до середины сентября (а в картахенской провинции уборка начиналась уже в июле); сбор же винограда происходил с середины октября до середины ноября (LVis., II, 1, 12 Ch.). Ср. в кн.: «Агрикультура в памятниках западного средневековья». М.-Л., 1936. стр. 11. О влиянии виноградарства на систему земледелия см. Н. П. Грацианский. Из истории сельскохозяйственной техники во Франции в феодальный период. В кн.: «Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья», стр. 228–229.

110

Isid. Etymol., XVII, 2. В источниках не упоминаются четыре вспашки, обычные для римских времен. В «Этимологиях» говорится о proscissio (XVII, 2, 5), что указывает на существование в VII в. второй вспашки. О применении римской системы пахоты в германских государствах см. А. И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства…, стр. 26–27.

111

Isid. Etymol., XVII, 2, 3.

112

Ibid., XVII, 3, 13.

113

LVis, VIII, 4, 31 Recces.: Multarum terrarum situs, que indiget pluviis, foveri aquis studetur inriguis, aquarum solitus usus, disperetur confisus ex fruge proventus.

114

Isid. Etymol., XIII, 21, 4: Rivi dicti deriventur ad irrigandum, id est inducendum aquas in agros.

115

Ibid., XX, 15, 3: Telonem hortulani vocant lignum longum quo auriunt aquas… hoc instrumentum Hispani ciconiam dicunt propter quod imitetur eiusdem nominis avem levantes aqua ac deponentes rostrum dum clangit.

116

LVis., VIII, 4, 31 Recces.

117

Isid. Etymol., XVII, 2, 2; XX, 14, 1.

118

Ibid., XX, 14, 2.

119

«The miniatures of the Ashburnham Pentateuch» ed O. Gebhardt. London, 1883, plate III, p. 12.

120

Ibid.

903

F. Dahn. Op. cit, Bd. VI, S. 141; M. Torres. Lecciones de historia del derecho espanol, vol. II, p. 289.

904

E. Th. Gaupр. Ор. cit., S. 396.

905

C. Sanchez-Albornoz у Menduina. En torno a los origenes del feudalismo, tt. I, III, parte 2; eiusdem. El Aula Regia У las asambleas politicas de los godos; eiusdem. El «stipendium» hispanogodo у los origenes del beneficio praeufeudal.

906

L. de Valdeavellano. Historia de Espana, t. I, p. I. Madrid, 1955, pp. 312–314.

907

LRVis., NMarciani, III, 1:…ut soluto canone a possessoribus in perpetuum teneatur, et impletis fiscalibus debitis, illi, qui possident, heredibus suis relinquendi aut quibus voluerint donandi habeant potestatem. Cp. LRVis., CTh., X, 1, 1.

908

F. Dahn. Op. cit, Bd. VI, S. 141; M. Torres. Lecciones… vol. II, р. 172.

909

См. относительно leudes: К. Zeumer. Op. cit., Bd. XXVI. Hannover und Leipzig, 1901, S. 146; Th. Melicher. Der Kampf zwischen Gesetzes — und Gewohnheitsrecht in Westgotenreiche. Weimar, 1930, SS. 157–158. Относительно fideles см. С. Sanchez-Albornoz. El «stipendium» hispano-godo… passim; его же. En torno a los origenes del feudalismo, t. I, p. 38. К. Цеймером высказано было предположение, что в поздних вестготских законах вместо слова leudes употребляется другое — gardingi (см. MGH, Legum sectio I, t. I, р. 202). О гардингах см. ниже, стр. 196–197.

910

Iord. Getica., 228; 233; Apollin. Sidon. Epist., I, 2.

911

Iord. Getica., 189; 163.

912

LVis., JV, 5, 5.

913

В соответствии с принципами римского классического права Lex Romana Visigothorum признавала неограниченное право собственности сына на peculium castrense. LRVis., CTh., I, 11, 1; LRVis., PS, III, 4, 3. А. д'Орс, отрицая принадлежность вестготских левдов к служилой знати, в то же время неправомерно сопоставляет постановление Вестготской правды о распоряжении военной добычей сына с положением Бревиария о peculium castrense. А. dOrs. Varia Romana. Los «Leudes» de LV. Antiqua 4, 5, 5. AHDE, t. XXIV, 1955, р. 638.

914

LSal., Capit V, 2–3.

915

LBurg., CI, 2. Ср. LBurg, II, 2.

916

LVis., XII, 2, 1 Recces.: Quod post datas fidelibus leges oportuit infidelibus constitutionem ponere legis.

917

Иордан, например, сообщает, что Атаульф, направляясь в глубь Испании, оставил в Барселоне свои сокровища, часть «верных», а также больных воинов (Iord. Getica, 163:…per suas opes Barcilona cum certis fidelibus delectis, plebeque imbelli interiores Hispanias introivit). Церковный собор в Эмерите постановил: в связи с военным походом приносить молитвы за короля, fideles и войско (Conc. Emerit., can. 3:…pro eius (короля. — А. К.) suorumqe fidelibus, atque exercitus sui salute offeratur); см. С. Sanchez-Albоrnoz. Il «stipendium» hispano-godo…, p. 121, n. 3.

918

Согласно Вестготской правде, жалоба королю может быть подана через посредство fidelis regis (См. LVis., VI, 1, 6 Ch.).

919

Про клиента Теодориха — Агривульфа, изменившего своему королю, Иордан пишет: Vir si quidem erat Varnorum stirpe genitus, longe a Gothici sanguinis nobilitate seiunctus, idcirco nec libertatem studens, nec patrono fidem conservans (Iоrd. Getica, 233).

920

LVis., IV, 5, 5 add. MGH, Legum sectio I, t. I, p. 201:…seu fidelis aliquid ei donaverit.

921

См. примеч. 1 к стр. 179.

922

Е. Perez Pujol. Op. cit., t. II, pp. 195, 211; С. Sanchez-Albornoz. El «stipendium» hispano-godo… pp. 21–22; eiusdem. En torno a los origenes del feudalismo, t. III, p. 2, Epilogo.

923

LVis., IV, 5, 5.

924

LVis, II, 4, 6 Ch.; VI, 1, 2 Ch.; IX, 2, 5; X, 1, 11.

925

LVis., V, 2, 3:…de rebus regia donatione conlatis, si in nomine mariti fuerit conscripta donatio, nihil sibi exinde mulier, excepto quod in dote perceperit, debeat vindicare. Idemque et si in nomine mulieris inveniatur facta donatio; LVis., IV, 5, 5; V, 2, 2 Ch.: Donationes regie potestatis, que in quibuscumque personis conferuntur sive conlate sunt, in eorum iure persistant… Этот закон приписывается Хиндасвинту, но в основной своей части он относится, по-видимому, к V в. См. Die Gesetze der Westgoten. Hrsg. von E. Wohlhaupter. Weimar, 1936, S. 112.

926

LVis., IV, 5, 5; V, 22, 2.

927

CI, VIII, 54 (55): de donationibus quae sub modo vel condicione vel ex certo tempore conficiuntur; VIII, 55 (56): de revocandis donationibus. Cp. E. Levy. West Roman Vulgar Law. Philadelphia, 1951, pp. 41–42.

928

H. Вrunner. Die Landschenkungen der Merovinger und der Agilofinger. «Forschungen zur Geschichte des deutschen und franzosischen Rechtes». Stuttgart, 1894, SS. 6–8, 21.

929

CEur., 308: Res donata, si in praesenti traditur, nullo modo а donatore repetatur, nisi causis certis et probatis.

930

CEur., 308: Qui vero sub hac occasione largitur, ut post eius morte ad illum cui donaverit, res donata pertineat, quia similitudo est testamenti, habebit licentiam inmutandi voluntatem suam, quando voluerit, etiam si in nullo laesum fuisse se dixerit.

931

LVis., IV, 5, 5:…iuxta eam condicionem, que in aliis nostris legibus continetur.

932

См. ниже, стр. 189–191.

933

Данные источников свидетельствуют о том, что в отношениях fideles и королей, с одной стороны, и дружинников частных лиц и их патронов — с другой, было немало сходного: например, был одинаков порядок отчуждения пожалованного имущества (LVis., IV, 5,5); характерно, что король именуется патроном верных (Iоrd. Getiса, 233).

934

Isid. Hist. Goth., 51: Extitit autem et quibusdam suorum perniciosus: nam quoscumque nobilissimos ac potentissimos vidit aut capite truncavit aut proscriptos in exilium egit aerarium quoque ac fiscum primus iste auxit…

935

Conc. Agath., can. 7.

936

CEur, 306; LVis, V, 1, 4.

937

Conc. Tolet. II, can. 4: Si quis sane clericorum agella vel vineolas in terris ecclesiae sibi fecisse probatur sustendae vitae causa, usque ad diem obitus sui possideat; post suum vero de hac luce discessum iuxta priorum canonum constitutiones jus suum Ecclesiae sanctae restituat, nec testamentario ac successorio jure cuiquam haeredum prohaeredumve relinquat, nisi forsitan cui episcopus pro servitiis ac praestatione Ecclesiae largiri voluerit.

938

LVis., V, 1, 4.

939

См. ниже, стр. 219, 237–238.

940

См. Ф. Энгельс. Франкский период. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 506.

941

О. Seeck. Das deutsche Gefolgswesen auf romischen Boden. ZSSR, Germ. Abth., Bd. 17, 1896; E. Ч. Скржинская. «История» Олимпиодора. ВВ, т. VIII, 1956, стр. 246–247, примеч. 35 и стр. 249, примеч. 46.

942

Такими дружинами располагали, по-видимому, аквитанский магнат Экдиций, который с собственным конным отрядом сражался против вестготов (Apoll. Sidоn. Epist, III, 3); испано-римские аристократы Дидим и Вериниан, пытавшиеся преградить путь варварам в Испанию (Oros. Histor., VII, 40); знать Тарракона, вступившая в борьбу с Эйрихом в 60-х годах V в. (Isid. Hist. Goth., 34).

943

CEur., 310.

944

LVis., V, 3, 1: Si vero alium sibi patronum elegerit, habeat licentiam cui se voluerit, conmendare; quoniam ingenuo homini non potest prohiberi, quia in sua potestate consistat. Вестготская правда (LVis., V, 3, 1) упоминает и о возможном отказе сыновей дружинников служить сыновьям или внукам отцовского патрона (LVis., V, 3, 1).

945

Ibidem.

946

CEur., 310: Si quis buccellario arma dederit vel aliquid donaverit…; LVis., V, 3, 4:…ille cui se conmendaverit, det et terram.

947

LVis., V, 3, 1.

948

LVis.,V,3, 1;V, 3, 2.

949

LVis., VI, 4, 2.

950

LVis, IX, 2, 8 W; IX, 2, 9 Erv.

951

Aem. Hubner. Inscript, No. 123: Haec cava saxa — Oppilani continet membra claro nitore natalium — gestu abituque conspicuum… In procinctum belli necatur, — opitulatione sodalium desolatur. Noviter cede perculsum clientes rapiunt peremtum — Exanimis domum reducitur, — suis a vernulis humatur.

952

CEur., 310; LVi;… V, 3, 1; V, 3, 4.

953

LVis., V, 3, 1.

954

LVis., V, 3, 1.

955

LVis., IV, 5, 5.

956

MGH, Legum sectio I, t. I, р. 201, n. 3.

957

LVis., V, 2, 2 Ch.: Donationes regie potestatis, que in quibuscumque personis conferuntur sive conlate sunt, in eorum iure persistant… Выражение «in eorum iure» в данном случае, по-видимому, означает не столько предоставление дружинникам неограниченного права собственности на пожалованное им имущество, сколько признание недопустимости произвольных захватов ранее розданных бенефициев преемниками короля.

958

LVis., V, 4, 19 Ch.: Ipsis interim curialibus vel privatis inter se vendendi, donandi vel commutandi ita licitum erit, ut ille, qui acceperit, functionem rei accepte publicis utilitatibus inpendere non recuset. Точно также рабы фиска имели право продавать свои земли людям того же социального статуса. LVis., V, 7, 16.

959

CEur.,311; LVis.,V, 3, 2.

960

Fragm. Gaud., с. XIII.

961

CEur.,311; LVis.,V, 3, 2.

962

LVis, VI, 4, 2; VIII, 1, 1 Recces.

963

LVis., V, 3, 1.

964

В VI в. либертин мог уйти от своего патрона, вернув полученные от него подарки и половину имущества, приобретенного за время пребывания под патроцинием (LVis., V, 7, 13). Особенно заметно сходство в положении свободных дружинников, с одной стороны, сервов и либертинов фиска — с другой. Например, последние могли становиться палатинами (Conc. Tolet. XIII, can. 6). Одной из важнейших обязанностей либертинов фиска считалось несение военной службы. Эгика (687–702) издал специальный закон, грозивший возвращением в рабство тем из них, которые уклонялись от участия в военных походах (LVis., V, 7, 19 Egica. Cp. LVis., IX, 2, 9 Erv.)

965

H. Vоltelini. Prekarie und Benefizium. VJSW, Bd. XVI, 1922, S. 299.

966

Землевладелец, наделивший земельным участком поселенца (accola), именуется в Вестготской правде его патроном (LVis., X, 1, 15. Ср. также Form. Wis., No. 36–37). О принудительном установлении магнатами и их виликами «покровительства» над мелкими земледельцами см. также: Саssiоd. Variae, V, 39, 15.

967

См. выше, гл. IV.

968

LVis., X, 1, 11.

969

LVis., V, 3, 1.

970

LVis., V, 3, 1; V, 3, 3.

971

LVis., VIII, 1, 12.

972

См. выше, стр. 85, 152–153.

973

См. А. И. Неусыхин. Исторический миф Третьей империи. УЗ МГУ, вып. 81, 1945, стр. 61–62.

974

Ioann. Вiсlar. Chron., а. 578: Leovegildus rex extinctis undique tyrannis et pervasoribus Hispaniae superatis sortitus requiem propria cum plebe resedit; ibid., a. 579, а. 585; Isid. Hist. Goth., 51.

975

LVis., VI, 1, 6 Ch.; Conc. Tolet. V, can. 6 (regum fideles); Conc. Emerit., can. 3; см. С. Sanсhez-Albоrnoz. En tomo a los origenes del feudalismo, t. I, pp. 42–44.

976

LVis., IX, 2, 8 W.

977

Ibidem.

978

LVis., IX, 2, 9 Erv.; Conc. Tolet. V, can. 6; Conc. Tolet. VI, can. 14; Fredeg. IV, 82.

979

Conc. Tolet. VI, can. 14:…omnes qui fideli obsequio et sincero servitio voluntatibus vel iussis paruerint principis totaque intentione salutis eius custodiam vel vigilantiam habuerint…; Conc. Tolet. V, can. 6:…fideli praebere obsequium…; Conc. Tolet. VI, can. 15:…fidelia servitia…; cp. Capitula Pistensia, 689, с. 2. MGH, Legum sectio II, CRF, t. II, p. 275.

980

Iul. Hist. rebell.:…plurimos sibi fideles effecit…

981

С. Sanchez-Albornoz. Op. cit., t. I, pp. 51–52.

982

По мнению К. Санчес-Альборноса, обряд коммендации в Вестготском государстве, как позднее в средневековой Кастилии, заключался в том, что человек, вступавший под покровительство, должен был поцеловать правую руку сеньора (С. Sanchez-Albornoz. Op. cit., t. III, 2, р. 264). Однако никаких известий об этом в вестготских источниках нет.

983

М. Тorres. Lecciones… р. 289.

984

LVis., II, 1, 7 Egica.

985

LVis., IX, 2, 8 W:…et statim ad vindicationem aut regis aut gentis et patrie vel fidelium presentis regis contra quem ipsum scandalum excitatum extiterit…

986

F. Dahn. Op. cit., Bd. VI, S. 109; М. Тorres. Lecciones… vol. II, p. 290.

987

L. Sсhmidt. Geschichte der deutschen Stamme bis zum Ausgange der Volkerwanderung, I. Abth. Berlin, 1928, S. 291; H. Вrunner. Deutsche Rechtsgeschichte, Bd. II, S. 136; Th. Melicher. Der Kampf zwischen Gesetzes und Gewohnheitsrecht, SS. 157–158.

988

С. Sanchez-Albornoz. El Aula Regia… pp. 59–62; еiusdem. En torno a los origines del feudalismo, t. I, pp. 85-139.

989

В Вестготской правде встречается слово wardia — стража. LVis., IX, 2, 8 W: Quicumque vero ex palatino officio ita in exercitus expeditione profectus extiterit, ut nec in wardia cum reliquis fratribus suis laborem sustineat.

990

K. Maurer. Vorlesungen uber altnordische Rechtsgeschichte, Bd. I. Leipzig, 1907, S. 171.

991

LVis., II, 1, 1; XII, 1, 3; Conc. Tolet. XIII, can. 2; Juliani Iudicium in tyrannorum perfidia promulgatum, c. 5; С. Sanchez-A1bornoz. El Aula Regia… рр. 57–62; еiusdеm. En torno a los origenes del feudalismo, t. I, рр. 84-106.

992

LVis., IX, 2, 9 Erv.

993

С. Sanchez-Albornoz. Op. cit., рр. 111–115.

994

Iul. Hist. rebell., с. 7.

995

Conc. Tolet. V, can. 6: Ut regum fideles a successoribus regni a rerum iure non fraudentur pro servitutis mercede… Ut quisquis suprestis principum extiterit iuste in rebus profligatis aut largitate principis adquisitis nullam debeat habere iacturam; nam si licenter et iniuste fidelium perturbentur mentes, nemo optabit promptum ac fidele praebere obsequium dum cuncta nutant in incertum et in futuro discriminis formidant causam…; Gonc. Tolet. VI, can. 14.

996

Так, VIII Толедский собор при Реккесвинте резко выступил против захватов королями и передачи собственным наследникам имущества, ранее пожалованного верным. Собор исходит из представления, что земли, на законных основаниях перешедшие к королю от fideles (например, в случае измены последних), не должны оставаться в его руках, их следует жаловать другим верным. Conc. Tolet. VIII: Item Decretum iudicii inuversalis editum in nomine principis. Quosdam namque conspeximus reges postquam fueririt regni gloriam adsequentes extenuatis viribus populorum, rei propriae congerere lucrum… sicque solo prinicpali ventre subpleto cuncta totius gentis membra vacuata languescerent ex defectu; unde evenit, ut nec subsidium mediocres nec dignitatem valent obtinere maiores… См. также Conc. Tolet. VI, can. 14.

997

Мятежные и непокорные магнаты карались как государственные изменники. LVis., II, 1, 8 Ch.; Fredegar, IV, 82: Cumque omnem regnum Spaniae suae dicione firmassit, cognetus morbum Gotorum, quem de regebus degradandum habebant, unde sepius cum ipsis in consilio fuerat, quoscumque ex eius uius viciae prumtum contra regibus, qui a regno expulsi fuerant, cognoverat fuesse noxius, totum sigillatem iubit interfici aliusque exilio condemnare; eorumque uxoris et filias suis fedelebus cum facultatebus tradit.

998

LVis., II, 3, 1 °Ch: Nullus quidem rerum fiscalium temerator debet existere.

999

Fredeg., IV, 82.

1000

LVis., V, 2, 2 Ch.: Donationes regie potestatis, que in quibuscumque personis conferentur sive conlate sunt in eorum iure persistant; quia non oportet principum statuta convelli, que convellenda esse percipientis culpa non fecerit. Вина, служившая основанием для отобрания пожалования, могла, очевидно, состоять также в неспособности верно нести службу королю; см. Conc. Tolet. VI, can. 4: Ceterum si infidelis quisquam in capite regio aut inutilis in rebus conmissis praesenti piissimo domino nostro Chinthiliani regi extiterit, in clementiae eius manum et in potestatis nutu constat huiusmodi moderatio. Cp. LBurg., I, 3–5.

1001

Conc. Tolet. VIII, can. 10: Item Decretum universalis editum in nomine principis; Lex edita in eodem concilio a Recesvinto principe namque glorioso.

1002

LVis., II, 1, 6 Recces. В отличие от законопроекта, предложенного участниками собора, закон, изданный королем, возвращал верным имущество, конфискованное не со времен Свинтилы, а лишь с периода правления Хиндасвинта. Все же прочее оставалось за короной (см. К. Zeumеr. Ор. cit., NA, Bd. XXIV, S. 50).

1003

Знать сумела несколько смягчить наказание виновным в измене. Вместо смертной казни или ослепления мерой вводится обращение в рабство (с передачей фиску), причем наследники изменника могут сохранить 1/20 часть его имущества. LVis., II, 1, 8 (ред. Эрвиг.).

1004

LVis., V, 2, 2 Ch. (ред. Эрвиг.):…ut quicquid de hoc facere vel iudicare voluerit, potestatem in omnibus habeat…

1005

LVis., IV, 2, 16 Recces.; V, 2, 2 Ch. (ред. Эрвиг.).

1006

Form. Wis., No. 5.

1007

LVis., V, 1, 1 Recces.; Conc. Tolet. VI, can. 15:…opportunum est enim ut sicut fidelia servitia hominum non existere censuimus ingrata, ita ecclesiis collata (quae proprie sunt pauperum alimenta) eorum in iure pro mercede offerentium maneant inconvulsa.

1008

LVis., V, 2, 2 (ред. Эрвиг.):…Quod si etiam his, qui hoc promeruerit, intestatus discesserit, debitis secundum legem heredibus res ipsa succesionis ordine pertinebit, et infringi conlate munificentie gratia nullo modo poterit…

1009

Ibidem.

1010

Conc. Tolet. XIII, can. 1: Illa vero quae de eorum bonis largitione principali cuilibet donata vel stipendio data sunt, in eorum iure quibus concessa sunt perpetim tenebuntur.

1011

С. Sanchez-Albornoz. El «stipendium» hispano-godo… pp. 73–76. Автор связывает происхождение такого пожалования с классическим римским прекарием (ibid., р. 96).

1012

В церковных пожалованиях этого рода их условный характер яснее (см. ниже, стр. 205–207).

1013

Для короля, очевидно, было одинаково трудно вернуть имущество, пожалованное верным в качестве stipendium или в форме дарения. Постановление XIII Толедского собора об амнистии участникам мятежа герцога Павла указывало, что следует вернуть мятежникам их имущество, если оно находится еще в распоряжении фиска. Если же это имущество уже подарено или пожаловано sub stipendio другим лицам, то оно остается за теми, кому пожаловано (Conc. Tolet. XIII, can. 1).

1014

Еще Хиндасвинт пытался воспрепятствовать тому, чтобы родители лишали детей наследства, жертвуя свое достояние церкви или вообще расточая каким-либо иным способом: по мнению законодателя, такие действия лишали многих свободных людей возможности служить государству. (LVis., IV, 5, 1 Ch.). Вамба запретил отбирать у детей преступников наследственное имущество. Король мотивирует свой закон аналогичным соображением: человек, не обладающий. определенным состоянием не впособен будет служить государству. (LVis., VI, 5, 21 W:…quia iniusto ordinatum esse censemus, ut per parentum culpas filii vel nepotes ad mendicitatem deveniant, nec valeant principium exercere iussa, quos cum parentum facultate opportebat peragere negotia publica).

1015

Valer. Vita S. Fruct., с. 2:…illico invidus vir iniquus sororis eius maritus, antiqui hostis stimulis instigatus, coram rege prostratus, surripuit animum eius, ut cuiscumdem pars haereditatis a sancto monasterio auferretur, et illi quasi pro exercenda publica expeditione conferretur. На этот текст обратил внимание К. Санчес-Альборнос («El „stipendium“ hispano-godo…», pp. 124–126), а еще до него некоторые другие испанские историки.

1016

С. Sanchez-Albornoz. Espana у el feudalismo Carolingio, «I problemi della civilta carolingia». Spoleto, 1954, р. 122. Следует еще учесть, что в VII в. влияние церкви на государственную жизнь Испании было сильнее, чем во Франкском государстве при Карле Мартелле. Неудивительно, если испанская церковь могла воспрепятствовать секуляризации в сколько-нибудь широких масштабах своих земель.

1017

К. Санчес-Альборнос полагает, что в житии Фруктуоза имеется в виду не просто военный бенефиций, а пожалование, предполагавшее военную службу бенефициария в коннице. Эта гипотеза не находит, однако, никакого подтверждения в источниках. Единственный довод, который приводит историк, состоит в том, что здесь не могла подразумеваться обычная военная служба, поскольку нести ее обязаны были все подданные вестготской короны. Довод этот нельзя признать убедительным: когда в Каролингском государстве стали широко раздаваться военные бенефиции, отнюдь не была отменена воинская повинность свободных. Утверждая, что военный бенефиций связан был с обязанностью конной службы, К. Санчес-Альборнос ссылается на ряд глав Вестготской правды (LVis., IV, 2, 15; IV, 5, 5; VII, 1, 7; II, 5. 13 Ch. и др.). С. Sanchez-Albornoz. Espana у el feudalismo Carolingio, p. 121. Но во всех этих статьях говорится о военных походах, а какие-либо данные о военных бенефициях и о конной службе отсутствуют.

1019

LVis., IX, 2, 9 Erv. MGH, Legum sectio I, t. I, p. 372:…tunc id irrevocabili constitutione tenebitur, ut etiam si ipsam eam habere non meruerit, qui eam prius acceperat. in aliis fidelibus transfusa res ipsa proficiat; tantum, ut in illius ultra potestatem non transeat, qui in profectione bellica tardus et dignitate semel exstitit privatus et rebus.

1019

Capitul. Bonon., 811 (MGH, Legum sectio II, CRF, t. I, 74, с. 5): Caputulare missorum in Theodonis villa datum secundum, generale 44, с. 6. Ср. LVis., IX, 2, 9 Erv.:…ut unusquisque de his, quos secum in exercitum duxerit, partem aliquam zabis vel loricis munitam, plerosque vero scutis, spatis, scramis, lanceis sagittisque instructos, quosdam etiam fundarum instrumentis vel ceteris armis, que noviter forsitan unusquisque a seniore vel domino suo iniuncta habuerit, principi, duci vel comiti suo presentare studeat.

1020

LVis., IX, 2, 8 W:…de eorum facultatibus quidquid censura regalis exinde facere vel iudicare voluerit, arbitrii illius et potestatis per omnia subiacebit; LVis., IX, 2, 9 Erv.:…a bonis propriis ex toto privatus.

1021

Так, Эгика в широких размерах захватывал владения непокорных магнатов. Зато его сын Витица вынужден был компенсировать потери пострадавшим. Contin. Hispana, 59.

1022

LVis., II, 1, 8 Ch.: Verum quia multi plerumque repperiuntur, qui, dum his et talibus pravis meditationibus occupantur, argumento quodam fallaci in ecclesiis aut uxoribus vel filiis adque amicis seu in aliis quibuscumque personis suas inveniantur transduxisse vel transducere facultates, etiam et ipsa, que fraudulenter in dominio alieno contulerant, iure precario reposcentes sub calliditatis studio in suo denuo dominio possidenda recipiant, unde nihil de suis rebus visi sunt admisisse…

1023

LVis., IV, 5, 6 W:…de his qui in eorum diocesi fundatis ecclesiis pia fidelium oblatione donantur, insatiabili rapacitatis studio aut iure ecclesie principalis innectunt aut donanda aliis vel stipendio habenda distribuunt.

1024

LVis., IV, 5, 6 W:…aut donanda aliis vel sub stipendio habenda distribuunt…

1025

Conc. Tolet. VI, can. 5. См. выше, стр. 97.

1026

Conc. Tolet. VI, can. 5:…et quaequumque in usum perceperit debeat utiliter laborare, ut nec res divini juris videantur aliqua occasione negligi, et subsidium ab ecclesia cui deserviunt percipere possint clerici: quod si quis eorum contemserit facere, ipse se stipendio suo videbitur privare.

1027

Conc. Emerit., can. 17:…quod si laicus, quamvis ingenuus in domo ecclesiae tamen nutritus, et ab ecclesiae rebus dignitatis gratia praeditus, iuxta quod dignitas eius exegerit…

1028

В документах упоминаются епископские сайоны (Conc. Emerit, can. 8); епископы и аббаты обязаны выступать в походы с собственными дружинами (LVis., IX, 2, 8 W). Высшее духовенство, вероятно, использовало своих дружинников и во время междоусобиц и при столкновениях со светскими магнатами (см. Conc. Tolet. XI, can. 5: De compescendis excessibus sacerdotum).

1029

См. также С. Sanchez-Albоrnoz. El «stipendium» hispano-godo… pp. 32–38 sq.

1030

LVis., V, 1, 4; V, 3, 1; V, 3, 4.

1031

LVis., II, 5, 19 Egica.

1032

LVis., IX, 2, 9 Erv.

1033

В Септимании институт бенефиция развивался, по-видимому, тоже в значительной мере под воздействием готских традиций. В конституции Людовика Благочестивого (815 г.) говорится, что испанцы, переселяющиеся в Септиманию, могут коммендироваться к графам (очевидно, в большинстве случаев это были испанские или септиманские готы) и получать от них бенефиции. Constitutio de Hispanis I. MGH, CRF, t. I, 132, с. 6: Noverint tamen iidem Hispani sibi licentiam a nobis esse concessam, ut se in vassaticum comitibus nostris more solito commendent, et si beneficium aliquod quisquam eorum ab eo cui se commendavit fuerit consecutus, sciat se de illo tale obsequium seniori suo exhibere debere, quale nostres homines de simili beneficio senioribus suis exhibere solent. Выражение «more solito» означает, скорее всего, что подобная практика считается у готов чем-то обычным.

1034

С. Sanchez-Albornoz. En torno а los origenes… t. III, р. 2, рр. 273–286; eiusdem. Espana у el feudalismo Carolingio, pp. 128–132; L. de Vаldeavellanо. Op. cit., t. I, рр. 9-41; A. Ballesteros у Beretta. Historia de Espana у su influencia en la Historia Universal, t. II. Barcelona — Buenos Aires, 1944, рр. 686–688.

1035

F. Dahn. Op. cit, Bd. VI; M. Тorres у R. Prietо Вances. Instituciones economicas, sociales у politico-administrativas… «Historia de Espana dirigida» por R. Menendez Pidal, t. III; Historia de Espana. Gran historia general de los pueblos hispanos, t. II. Barcelona, 1958.

В «Истории Испании» Л. Вальдеавелльяно отмечается, что испанское государство вынуждено было опираться на узы частноправового характера, что магнаты и вилики присваивали себе административные права. Однако эти наблюдения автором не развиваются (см. L. Vаldеаvеllano. Ор. cit, рр. 326–327).

1036

LVis., VII, 2, 21:…nec iudex se in hac re adimisceat, nisi dominus servi fortasse voluerit.

1037

LRVis., G. III, 1; LVis, VI, 5, 12 Ch.

1038

В Вестготской правде говорится: если вина серва доказана и он присужден к смерти, приговор осуществляется либо судьей, либо его господином. В последнем случае во власти хозяина казнить серва или сохранить ему жизнь (…si reum iudex occidere noluerit, mortis eius sententiam scriptis decernat, et utrum interficere eum dominus eius an vite reservare voluerit, in eius potestate consistat. LVis., VI, 5, 12 Ch.).

1039

LVis., VI, 5, 13 Recces. Ср. Conc. Emerit., can. 15.

1040

LRVis., CTh., IX, 9, 1; LVis., VI, 5, 8 Recces.

1041

LVis., VI, 5, 12 Ch.

1042

LVis., VI, 1, 1; VI, 4, 10; VI, 4 Ch.; XII, 1, 2.

1043

LVis., VI, 1, 5 Ch.:…ita tamen servandum est, ut nec ingenuum quisque nec servum subdere prius questioni presumat, nisi coram iudice vel eius saione, domino etiam servi vel actore presente districte iuraverit, quod nullo dolo vel fraude aut malitia innocentem faciat questionem subire; LVis., XII. 1, 2 Reccar.

1044

Бревиарий Алариха сохранил еще для испано-римлян старое установление, согласно которому серв отвечал за свои поступки и в том случае, если выполнял лишь приказание хозяина (LRVis., CTh., IX, 7, 3). По Вестготской же правде, за такое преступление ответствен только последний. См. LVis., III, 3, 8; IV, 2, 15; VI, 4, 4; VII, 3, 5; VIII, 1, 1.

1045

См. выше, стр. 134–141.

1046

См. выше, стр. 124–128.

1047

LRVis., NVal., IX, 5; LVis., X, 1, 15: Qui accolam in terra sua susceperit… similiter sentiant et illi qui suscepti sunt, sicut et patroni eorum… Согласно прекарной формуле, прекарист оказывался в какой-то мере зависимым от собственника земли и в судебном отношении; Form. Wis., 36:…responsum ad defendendum me promitto auferre. Ср. Н. Вrunner. Mithio und Sperantes. Abhandlungen zur Rechtsgeschichte, Bd. I. Weimar, 1931, S. 225.

1048

Conc. Narbon, can. 5; Conc. Agath., can. 8; Conc. Tolet. XIII, can. 11; ср. Form. Wis., No. 45.

1049

Conc. Tolet. IX, can. 16.

1050

Conc. Bracar. II, can. 46: De conditionalibus non ordinandis, nisi cum consensu patronorum. Si quis obligatus tributo servili vel aliqua conditione vel patrocinio cuiuslibet domus non est ordinandus clericus, nisi… patroni concessus acceserit (следует, разумеется, учитывать, что положение лиц, находившихся под патроцинием крупных землевладельцев, не было одинаковым. Часть дружинников в дальнейшем превращалась в мелких вотчинников, а большинство мелких прекаристов и вольноотпущенников — в зависимых крестьян).

1051

LVis., VI, 5, 12 Ch.:…ut nullus dominorum dominarumque servorum suorum vel ancillarum seu qualimcumque personarum (курсив мой. — А. К.) extra publicum iudicium quandoquidem occisor existat; Conc. Tolet. XI, can. 6.

1052

LVis., VI, 5, 8 Recces. На первый взгляд может показаться сомнительным, чтобы это положение распространялось на дружинников и других свободнорожденных. Во Франкском королевстве даже попытка сеньора избить вассала палкой служила тому законным основанием для ухода от сеньора. См. Capit. Aquisgr., cap. 16 (MGH, CRF, t. I). Следует, однако, иметь в виду, что в готской Испании, в отличие от Франкского государства, телесные наказания свободных широко применялись уже в VI–VII вв.

1053

LVis., II, 2, 8.

1054

Lvis., II, 3, 9 Ch: Qualibus personis potentes et qualibus pauperes prosequendas actiones iniungant. Nulli liceat potentiori, quam ipse est, qui commitit, causam suam ulla ratione committere, ut non equalis sibi eius possit potentia opprimi vel terreri… Pauper vero, si voluerit, tam potenti suam causam debeat committere, quam potens ille est, cum quo negotium videtur habere. Лица, пользовавшиеся поддержкой могущественных патронов, иногда и сами притесняли бедняков. См. Тajо. Sententiae, V, 11: Sunt nonnuli qui patronibus maioribus adiuncti superbiunt et de eorum elata potentia contra inopes suoerbiae insania extolluntur. Cp. LVis., II, 3, 9 Ch.

1055

LVis., VIII, 1, 3. См. также LVis., VIII, 1, 4 Ch.

1056

LVis., VIII, 1, 1: Ut solus patronus vel dominus culpabiles habeantur, si eisdem iubentibus ingenuus vel servus inlicita operentur.

1057

C1., XI, 4, 8; CTh., XI, 1, 14.

1058

Cl, XI, 47, 19; XII, 34, 3.

1059

CTh., XVI, 5, 52; 54.

1060

Н. Вeaudоuin. Les grands domaines dans lempire Romaine. Paris, 1899; pp. 52, 189.

1061

О самостоятельности прокураторов фиска свидетельствует следующее: один из законов V в. констатировал, что эти управляющие препятствуют передаче владений фиска тем лицам, кому они пожалованы императором (CTh., X, 1, 2).

1062

Symm. Epist., V, 87; VI, 81; IX, 6.

1063

CTh., I, 16, 14.

1064

LVis., XII; 1, 2 Reccar.; XI, 1, 2; Conc. Tolet. III, can. 18; Сassiod. Variae, V, 39, 15.

1065

Conc. Tolet. III, can. 16.

1066

Это обстоятельство не учитывали некоторые историки, считавшие виликов только государственными чиновниками. См. «Historia de Espana». Gran historia general de los pueblos hispanos, t. II, p. 240. Ср. F. Dahn. Op. cit., Bd. VI, SS. 345–348; С. Sanchez-Albornoz. Las behetrias. La encomendacion en Asturias, Leon у Castilla, p. 188.

1067

LVis., XII, 3, 19 Erv.: Ne Iudei administratorio usu sub ordine vilicorum atque actorum christianam familiam regere audeant.

1068

LVis., VI, I, 1.

1069

LVis., IX, 1, 9 Erv.

1070

LVis., VIII, 1, 5; IX, 1, 18; X, 1, 16; XII, 3, 19 Erv.

1071

Вместе с милленариями (тысячниками) и нумерариями они причисляются к низшим государственным агентам (inferiores), за провинности их подвергают телесным наказаниям. Должностные лица высшего ранга за аналогичные нарушения законов наказуются штрафами (LVis., IX, 1, 21 Egica).

1072

LVis., XII, 1, 2 Reccar.: «Ut nullus ex his, qui populorum accipiunt potestatem et curam, quoscumque de populis aut in sumtibus aut indictionibus inquietare pertemtet… iubemus, ut nullis indictionibus, exactionibus, operibus vel angariis comes, vicarius vel vilicus pro suis utilitatibus populos adgravare presumant…» Edictum Ervigii regis de tributis relaxatis (MGH, Legum sectio I, t. I, p. 479):…Certe si quisquis ille dux, comes tiuphadus, numerarius, villicus aut quicumque curam publicam agens tributa ex acto, sibi commisso… non exegerit…

1073

LVis., IX, 1, 21 Egica:…in quorum commisso mancipia ipsa latebrosa vagatione se foverint… Edictum Ervigii regis de tributis relaxatis.

1074

LVis.,VIII, 1, 9.

1075

LVis. X, 1, 16.

1076

LVis. IX, 1, 21 Egica.

1077

LVis. VI, 1, 1; VIII, 5, 6 Recces.

1078

LVis. VIII, 5, 6 Recces.

1079

LVis. IX, 1, 8; IX, 1, 9 Erv.

1080

Conc. Tolet. III, can. 18.

1081

В Вестготской правде содержится и любопытное постановление, запрещающее врачам доступ в тюрьмы, где содержатся графы, трибуны и вилики. Мотивируется этот запрет тем соображением, что врач может помочь заключенному покончить жизнь самоубийством, а это нанесет ущерб интересам государства. LVis., XI, 1, 2.

Законодатель, видимо, учитывает, что если таковое произойдет, трудно будет выяснить характер злоупотреблений, допущенных тем или иным должностным лицом при сборе налогов, и, следовательно, добиться возмещения ущерба.

1082

LVis., VIII, 5, 6 Recces.; VIII, 5, 4; VI, 2, 3 Ch; VII, 2, 1; III, 4, 17.

1083

Территория, находящаяся в ведении виликов и акторов, обычно обозначается в источниках словом locus. Так именуется в вестготских памятниках всякий населенный пункт вообще, будь то деревня, вилла или civitas. Однако вилики обычно не имеют отношения к civitas. Следовательно, населенные пункты, возглавляемые виликами, — это виллы или деревни. См. LVis., VI, 1, 1; VIII, 5, 1; VIII, 6, 2; IX, 1, 6.

1084

LVis, VI, 2, 4 Ch.

1085

LVis., IX, 1, 21 Egica:…omnes habitatores loci ipsius, tam viri quam femine, cuiuslibet sint gentis, generis ordinis vel honoris, CC erunt flagellis publice a iudicibus coercendi.

1086

Ibid.:…si… in subditis sibi populis vel iunioribus adimplere neglexerint… Характерно, в связи с этим, одно замечание Фруктуоза относительно мелких собственников, основывающих лжемонастыри. Аббат монастыря Compludo пишет, что они хотят жить, не подчиняясь никакому сеньору (Regula monast. commun. S. Fructuosi, col. 1: Et quia suo arbitrio vivunt, nulli seniorem volunt esse subiecti…).

1087

LRVis., CTh., XVI, 1, 3; 5; NVal., XI).

1088

LVis., III, 4, 18 Recces.; II, 1, 19 Ch.; Conc. Agath., can. 33.

1089

Conc. Emerit, can. 8.

1090

LRVis., CTh.,XVI, 1, 1; 2.

1091

Conc. Tolet. III, can. 8.

1092

Conc. Tolet. IV, can. 47.

1093

Conc. Tolet. III, can. 8.

1094

Conc. Tolet. XVI, tomus, p. 482.

1095

LVis II, 1 18 Ch; II, 1, 15 Recces.; ср. CI, III, 1, 14; Dig.,V.

1096

LVis., II, 1, 18 Ch. (ред. Эрвиг.); LVis., II, 1. 15 (ред. Эрвиг.): Nam et si hii, qui potestate iudicandi a rege accipiunt, seu etiam hii, qui per commissoriam comitum vel iudicum iudiciaria potestate utuntur…

1097

LVis., IX, 2, 8 W. Если кто-либо по болезни не может выступить в поход, надлежит отправить в поход дружину.

1098

LVis., IX, 2, 9 Erv.

1099

Ibidem.

1100

Ibidem:…si quisque exercitalium in eadem bellica expeditione proficiscens, minime ducem aut comitem aut etiam patronum suum secutus, fuerit, sed per patrocinia diversorum se dilataverit, ita ut nec in wardia cum seniore suo persistat, nec aliquem exhibeat…

1101

См. А. Е. Hubner. Inscript, No. 125.

1102

LVis., XII, l, 2 Reccar.

1103

LVis., XII, 3, 27 Erv; cp. LVis., III, 5, 2.

1104

LVis., V, 7, 2.

1105

LVis., II, 5, 14 Ch.; II, 5, 16 Recces.

1106

LVis., IV, 3, 3 Recces.; IV, 3, 4.

1107

Conc. Agath., can. 8; Conc. Narbon., can. 5. Ср. Conc. Emerit., can. 11.

1108

Marca Hispan, X (рр. 773–774); XXII (рр. 784–785).

1109

Coleccion de privilegios, franquezas, exenciones у fueros concedidas a varios pueblos у corporaciones de la corona de Castilla, t. VI, No. CXIV (a. 804). Madrid, 1883; G. M. Jоvellanos. Coleccion de Asturias, t. I, No. LII (a. 814); J. Guаllаrt. Algunos documentos de inmunidad, de tierra de Leon. CHF, III, 1945, рр. 168–185; С. Sanсhez-Albоrnоs. Estudios… p. 792.

1110

J. Оrlandis. Consecuencias del delito en el Derecho de la alta Edad Media. AHDE, t. XVIII; 1947, р. 97.

1111

LRVis., CTh., IX, 7, 3; II, 1, 9; IV, 4, 5.

1112

Cassiod. Variae, V, 39, 15: Vilicorum quoque genus, quod ad damnosum tuitionem queruntur inventum, tam de private possessione, quam publica funditus volumus amoveri, quia non est defensio, quae praestatur invitis: suspectum est quod patiuntur nolentes.

1113

LVis., II, 5, 9. Ср. LVis., V, 4, 3.

1114

LRVis., CTh., II, 1, 1; LVis., VI, 4, 2.

1115

LRVis, CTh., I, 10, 3; LVis., IX, 1, 3; 13.

1116

Conc. Tolet. XVI, can. 2.

1117

LVis., II, 1, 19 Ch.

1118

LVis., II, 4, 2.

1119

LRVis., CTh., XI, 4, 1.

1120

LVis, IX, 2, 8 W; IX, 2, 9 Erv.

1121

LRVis, VII, 2, 22; VI, 4, 3 Ch.

1122

LRVis, CTh., IX, 8, 1: LVis., VI, 4, 3 Ch. Тот, кто захватил вора или другого преступника, мог удерживать его у себя дома не более суток, после чего обязан был выдать его судье. LVis., VII, 2, 22.

1123

LVis., II, 1, 18 Ch.

1124

LVis., II, 2, 8.

1125

LVis., VIII, 1, 4 Ch.

1126

LVis., VII, 4, 2:…Quod si forte ipse iudex solus eum comprehendere vel distringere non potest, a comite civitatis querat auxilium, cum sibi solus sufficere non possit. Ipse tamen comes illi auxilium dare non moretur, ut criminis reus insultare non possit.

1127

Вестготская правда, например, считает возможным, что судье не под силу заставить знатного человека отказаться от незаконного брака (LVis., III, 6, 1:…si nobiles fuerint fortasse persone, quos iudex distringere vel separare non possit, nostris id auditibus confestim publicare non differat). Сходное положение могло сложиться, если обвинитель отказывался представить суду человека, сделавшего донос (LVis., VII, 1, 1).

1128

LVis., IX, 2, 8 W; IX, 2, 9 Erv. Жалобы Вамбы и Эрвигия на нежелание магнатов участвовать в защите королевства весьма напоминают аналогичные упоминания в капитуляриях франкских королей, изданных во второй половине IX в.

1129

LVis., II, 1, 7 Egica.

1130

Isid. Hist. Goth., 47.

1131

Fredeg., IV, 73.

1132

S. Iul. Historia rebell., p. 801:…commovit ad scandalum cives, ad suorum pernicies plebes, ad eversionem patriae gentes, ad interitum principis non solum proprias, sed externarum plebium nationes.

1133

Conc. Tolet. IV, can. 30, 45; Conc. Tolet. XVI, can. 9; Conc. Tolet. VI, can. 12: De confugientibus ad hostes.

1134

LVis., II, 1, 8 Ch. Ср. также Conc. Tolet. VII, can. 1.

1135

LVis., II, 1, 8 Ch.

1136

Fredeg., IV, 82: Fertur, de primatis Gotorum hoc vicio repremendo ducentis fuisse interfectis; de mediogrebus quingentis interficere iussit…

1137

Было разрешено заменять смертную казнь или ослепление ссылкой и конфискацией имущества преступника; предварительно его подвергали телесному наказанию, а затем обращали в королевского раба. LVis., II, 1, 8 (ред. Эрвиг.).

1138

Fuero Viejo de Castilla, I, 4, 1.

1139

Contin. Hisp., 68.

1140

«Histoire de la conquete de lEspagne par les musulmanes», trad. de la chronique dIbn el'Koutha. Paris, 1847, р. 10; см. также перевод анонимной хроники Ajbar Machmua и хроники Ben-al Qutiya в сб. С. Sanchez-Albоrnoz. La Espana musulmana, t. I. Buenos-Aires, 1960, pp. 36, 101. Ср. J. de las Cagigas. Los mozarabes, t. I. Madrid, 1947, pp. 43–45.

1141

E. Levi-Provencal. Histoire de lEspagne musulmane, t. I. Paris, 1950, pp. 31–32. Ср. R. Gibert. El reino visigodo у el particularismo espanol. Settimane di Studio del centro italiano di studi sull'alto medioevo. Spoleto, 1956. I Goti in Occidente, p. 580.

1142

L. Auzias. LAquitaine carolingienne. Toulouse-Paris, 1937, pp. 29–33; Р. Альтамира-и-Кревеа. История Испании, т. I, стр. 89; «Historia de Espana», dirigida рог R. Menendez Pidal, t. IV. Madrid, 1957, pp. 39–42.

1143

Здесь присутствовало не только высшее духовенство, но и служилая знать, а наряду с церковными делами рассматривались также вопросы государственного управления, законодательства, тут же судили должностных лиц и пр.

1144

Conc. Tolet. III, can. 5.

1145

Соnс. Tolet. IX, can. 10.

1146

Conc. Tolet. IX, can. 10.

1147

Conc. Tolet. IV, can. 30, 45; VII, can. 1.

1148

Conc. Tolet. XI, can. 5; XVI, tomus.

1149

Conc. Hisp. II, can. 2; Emerit, can. 8; Conc. Tolet. IV, саn. 34.

1150

Decretum synodale Hilarii papae, c. V, Migne. PL, t. 84, col. 788:…nova et inaudita, sicut ad nos missis de Hispania epistolis sub certa relatione pervenit in quibusdam locis perversitatum semina subinde nascuntur. Denique nonnuli episcopatum, qui non nisi meritis praecedentibus datur, non divinum munus sed haereditarium putant esse compendium, et credunt sicut res caducas atque mortales ita sacerdotium velut legati aut testamentario jure posse dimitti.

1151

Conc. Bracar. II, can. 3; Tolet. IV, can. 19; VI, can. 4; XI, can. 9.

1152

См. Eugen. Tolet. Opuscula. Cp. P. R. Вidagог. La «iglesia propia» en Espana. PG Romae, v. IV, 1933, pp. 132–134.

1153

Соnc. Tarrac., саn. 4.

1154

Conc. Hisp., I, can. 1; Conc. Bracar. II, can. 16; Conc. Hisp., II, саn. 10; Conc. Tolet. IX, can. 1; Conc. Tolet. XVII, сan. 4.

1155

Conc. Agath., саp. 22; Conc. Tolet. III, can. 3.

1156

Conc. Bracar. II, can. 16; Conc. Tolet. X, can. 3; Conc. Tolet. XVI, can. 5.

1157

Conc. Tolet. IV, can. 68; Conc. Hisp. I, can. 1.

1158

Conc. Bracar. III, can. 8: Ne rectores ecclesiae plus propria quam ecclesiastica iura laborare intendant… Nam quorundam fertur opinio, quod quidam sacerdotum familias ecclesiae in suis propriis laboribus quassent, rei propriae profectum augentes, dominicis vero dispendium nutrientes.

1159

LVis., V, 1, 2: Post episcopi vero ipsius obitum, dum alter episcopus ordinatus, secundum rerum inventarium requirat ecclesie, et si aliquid deminutum de rebus ecclesie pervenerit, proprii heredes episcopi, vel quibus facultas eius pertinere vel relicta esse videtur, de precedentis satisfaciant facultate. Этот закон представляет собой Antiqua и относится еще к арианской церкви; он вошел, однако, и в кодекс Реккесвинта.

1160

Conc. Вrасаr. II, can. 15. Ср. Conc. Hisp. I, can. 1. Епископ мог передавать имущество по наследству своим детям и внукам. Если же он, не имея детей, завещал свое достояние другим лицам, а не церкви, то все пожалования из имущества церкви и освобождения рабов, осуществленные им при жизни, становились недействительными. Conc. Hisp. I, can. 1.

1161

Conc. Hisp. I, can. 2: Еа vero mancipia quae memoratus episcopus (Гавденций. — А. К.) de iure ecclesiae sublata suis proximis contulit, si similia de proprio suo ecclesiae ipsus non conpensavit, ecclesia vestra absque aliqua oppositione recipiat.

1162

Conc. Tolet. IV, can. 67. Если же епископ отпускал церковного серва, не оставив его под «покровительством» церкви (а, очевидно, передав его под патроциний кого-либо из своих родственников) он обязывался дать ей двух рабов той же стоимости. Conc. Тоlet. IV, can. 68.

1163

Conc. Emerit., can. 21.

1164

Conc. Tolet. IX, can. 4. Интересно отметить сходство только что изложенного постановления с правилами, регулировавшими имущественные отношения между патронами и лицами, состоявшими под их покровительством. См. LVis., V, 3, 3.

1165

LVis., V, 1, 3.

1166

Conc. Tolet. IX, can. 3.

1167

Conc. Tolet. IX. can. 8: Ut scripturae quas sacerdotes vel ministri iniuste fecerint, post mortem eorum habeant annorum numerum conputatum.

1168

Conc. Tolet. III, can. 20: Ut episcopus angarias vel indictiones in dioecese non inponat… neque in angariis presbyteres aut diacones neque in aliquibus fatigentur indictionibus… Conc. Tolet. IV, can. 33; Conc. Tolet. VII, can. 4; Conc. Bracar. II, can. 2.

1169

Conc. Bracar. II, can. 2: Placuit ut nullus episcoporum, quum per suos diaeceses ambulantes, praeter honorem cathedrae suae id est duos solidos, aliquid alibi per ecclesias tollat, neque tertiam partem ех quaquumque oblatione populi in ecclesiis parochialibus requirat…

1170

Conc. Ilerd., can. 3: Ea vero quae in iure monasterii de facultatibus offeruntur, in nullo dioecesana lege ab episcopis contingantur.

1171

Conc. Tolet. IV, can. 51: Nuntiatum est praesenti concilio eo quod monachi episcopali imperio servili opere mancipentur et iura monasteriorum contra instituta canonum inlicita praesumtione usurpentur…

1172

Ibidem.

1173

U. Stutz. Geschichte des kirchlichen Benefizialwesens. Berlin, 1895, SS. 107-1108. Этот историк, впрочем, признавал также и влияние римских обычаев на развитие института частновладельческих церквей, но главное значение, по его мнению, имели германские традиции, восходившие якобы еще ко времени, когда вожди древних германцев сооружали храмы. См. также К. Вihlmеуеr — Н. Tuchle. Kirchengeschichte. 2 Th. Paderborn, 1951, S. 112.

1174

М. Torres. El origen del sistema de «iglesias propias». AHDE, t. V, 1928, pp. 121–151; P. Ramon Bidagor. La «iglesia propia» en Espana. Analecta Gregoriana. Romae, v. IV, 1933, pp. 24–32.

1175

P. David. Etudes historiques sur la Galice et le Portugal du VI-e au XII-e siecle. Paris, 1947, pp. 8–9; P. Ramon Bidagor. Op. cit, pp. 66–68.

1176

Conc. Bracar. II, can. 6.

1177

Conc Ilerd., can. 3: Si autem ех laicis quisquam a se factam basilicam consecran desiderat, nequaquam sub monasterii specie, ubi congregatio non colligitur vel regula ab episcopo non constituitur, ea а dioecesana lege audeat segregare. Fruct. Regula c. 2: Ut presbyteri saeculares non praeseumant absque episcopo, qui per regulam vivit aut consilio sanctorum Patrum, per villas monasteria construere…

1178

Conc. Tolet. III, can. 19: Multi contra canonum constituta sic ecclesias quas aedificaverint postulant consecrari, ut dotem ei ecclesiae contulerint censeant ad episcopi ordinationem non pertinere, quod factum et in praeteritum displicet et in futuro prohibetur; sed omnia secundum constitutionem antiquorum ab episcopi ordinationem et potestatem pertineant…; Conc. Tolet. IV, can. 33: Noverint autem conditores basilicarum in rebus quas eisdem ecclesiis conferunt nullam potestatem habere, sed iuxta canonum constituta sicut ecclesiam ita et dotem eius ad ordinationem episcopi pertinere.

1179

Conc. Tolet. IV, can. 33: Avaritia radix cunctorum malorum cuius sitis etiam sacerdotum mentes obtinet; multi enim fidelium in amore Christi et martyrum in parrichiis episcoporum basilicas construunt, oblationes conscribunt, sacerdotes haec auferunt atque in usus suos convertunt…; Cp. LVis., IV, 5, 6 W; Conc. Tolet. IX, can. 1; X, can. 3.

1180

Conc. Tolet. IV, can. 33; Conc. Tolet. IX, can. 1: Item de rebus ecclesiae nihil episcopi auferant, et qualiter proximi fundatoris ecclesiarum sollicitudinem gerant.

1181

Conc. Bracar. I, can. 7.

1182

Conc. Bracar. II, can. 2.

1183

Conc. Tolet. VIII, can. 4.

1184

Conc. Tarracon., can. 8.

1185

Conc. Tolet. III, can. 20.

1186

Form. Wis., No. 8. См. примеч. К. Цеймера: MGH, Legum sectio, t. V, р. 479.

1187

Conc.. Tolet. IV, can. 33:…tam de oblationibus quam de tributis ac frugibus tertiam consequantur.

1188

Conc. Tolet. VII, can. 4.

1189

Conc. Tolet. IX, can. 6: Ut episcopus tertiam ecclesiasticarum rerum sibi debitam cui elegerit conferat. О том, что епископы претендовали в VII в. на какие-то поборы с приходских и частных церквей, свидетельствует и житие Фруктуоза. Он считает нежелание магнатов и священников отказываться от десятин и других доходов (очевидно, в пользу епископов) причиной превращения частных церквей в монастыри. Fruct. Regula. с. 2:…dum formidant suas perdere decimas, aut caetera lucra relinquere, conatur quasi monasteria aedificare.

1190

Conc. Emerit, can. 11.

1191

Conc. Tolet. XI, can. 5: De compescendis excessibus sacerdotum.

1192

Conc. Emerit, can. 16.

1193

Conc. Tolet. XVI, can. 5:…instituit, ut tertias quas antiqui canones de parrochiis suis habendas episcopis censuerunt, si eas exigendas crediderint, ab ipsis episcopis dirutae ecclesiae reparentur.

1194

Conc. Bracar. II, can. 6.

1195

Conc. Tolet. IX, can. 2.

1196

Р. Бидагор цитирует некоторые надписи на испанских церквах VII в., в которых употреблены выражения — «hereditas nostra», «proprio iure dicavi». R. Вidagоr. Op. cit., pp. 75–76.

1197

Ibid., р. 125.

1198

LVis., V, 1, 4.

1199

Conc. Tolet. VI, can. 5; LVis., IV, 5, 6 W; Vаler. Vita S. Fruct. c. 2.

1200

Conc. Emerit., can. 17:…quod si laicus, quamvis ingenuus in domo ecclesiae tamen nutritus et ab ecclesiae rebus dignitatis gratia praeditus, iuxta quod dignitas eius exegerit, pro tali excessu excommunicationis sententia feriendus erit… si maior fuerit qui dignitate polleat sex mensibus ab episcopo suo excommunicatus maneat…

1201

Conc. Caesaraug. III, can. 3: Ut monasteria diversoria secularium non fiant… quosdam abbates… dum quasi patrono affectu aditum secularibus in monasteriis adtribuunt, diversas insolentias monachis ibidem Deo deservientibus ingerunt, dum et eorum operationem, quo se divinae pietati placituros alacri curiositate exhibent, deprehendunt…

1202

Fruct. Regula monastica, c. 2: Solent enim nonnuli ob metum gehennae in suis sibi domibus monasteria componere, et cum uxoribus, filiis, et servis atque vicinis, cum sacramenti conditione in unum se copulare, et in suis sibi, ut diximus villis et nomine martyrum ecclesias consecrare, et eas falso nomine monasteria nuncupare.

1203

Conc. Tolet. X can. 3.

1204

Conc. Hisp. II, can. 9; Conc. Tolet. IV, can. 48.