Путь в Померанию

Советские войска подходили к границам Германии. Можно было с уверенностью сказать, что война вступила в завершающую стадию, хотя еще требовала немалых усилий страны, народа, армии и флота.

В феврале 1945 года 1-я гвардейская танковая армия отмечала вторую годовщину со дня своего создания. За это время она прошла с боями тысячи километров, нанесла врагу огромные потери в живой силе и технике. Ею уничтожено и пленено 207 900 немецких солдат и офицеров, уничтожено и захвачено 4438 танков, 3318 орудий, 1857 минометов, 654 самоходных установок и много другой техники[320].

730 дней на фронте, из которых, пожалуй, половина — в непрерывных боях. Завидная доля живучести армейского объединения.

23 февраля 1945 года по армии отдается приказ № 049:

«Товарищи бойцы, сержанты, офицеры и генералы!

Поздравляю вас со второй годовщиной организации и боевых действий нашей 1-й гвардейской танковой армии.

Рожденная в огне Великой Отечественной войны, она участвует в боях с первых дней своего существования и за два года прошла славный боевой путь.

Она совершила тяжелый и длительный марш, невзирая на метель и глубокий снег, на Северо-Западный фронт, победоносно участвовала в жестоких боях на Курской дуге и Правобережье Украины, форсировала такие реки, как Днестр и Прут, Сан и Западный руг, Вислу и Одер, с боями прошла через всю Польшу и сражается на подступах к Берлину…

Однако было бы неправильно думать, что победа достается легко. Впереди еще серьезные бои. От нас требуется полное напряжение сил, еще больше мужества и отваги, чтобы навсегда покончить с ненавистным врагом, добить врага в его собственной берлоге…

Мы обязаны ознаменовать вторую годовщину нашего существования и боевых действий еще более высокими героическими подвигами, новыми боевыми успехами на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Мы должны водрузить знамя нашей победы над Берлином.

(Катуков. Попель. Шалин»[321].)

Но до такой торжественной минуты, как празднование второй годовщины, армии еще предстояло изрядно повоевать — разгромить Мезеритцкий укрепленный район противника. Разведка установила: Мезеритц станет крепким орешком для армии. Еще до войны Германия построила на западе линию Зигфрида, на востоке — Одерский треугольник. Передний край его предполья идет по западному берегу реки Обры, за ним начинается главная полоса обороны. Она находится в 20 километрах западнее Обры и простирается по рубежу Шверин — Мезеритц — Швибус.

Катуков понимал: армия готова разгромить любой укрепленный район. Но какой ценой? Разведка дает лишь ориентировочные данные, истинного положения вещей никто не знает. Только после того как войска прошли через укрепленный район, стало известно, что же на самом деле он собою представлял. Мезеритцкий УР — это долговременные огневые сооружения из бетона и железа в два-три этажа с поднимающимися и опускающимися пушечно-пулеметными бронеколпаками. Внизу — настоящий подземный город с автономной системой электро- и водоснабжения, вентиляции и канализации.

При разработке плана наступательной операции начальник штаба Шалин заметил, что в истории войн еще не было примера, чтобы танковая армия прорывала мощные укрепленные рубежи противника, обычно это делали общевойсковые соединения со своей тяжелой артиллерией, при поддержке авиации, саперных и других частей.

Катуков уже два года воевал с Михаилом Алексеевичем, ценил его огромный военный опыт. Понять, почему он затеял этот разговор, было не так сложно. У него появились сомнения: сможет ли армия с небольшими потерями пройти Мезеритц?

Уверенности у Шалина прибавилось после того, как разведчики донесли: противник не успел ввести в Мезеритцкий УР свои войска. Передний край занят немецкими солдатами лишь очагами. Значит, есть возможность найти лазейки между отдельными узлами сопротивления — «панцерверке».

26 января поступил приказ командующего фронтом Г. К. Жукова, предписывающий передовым отрядам армии захватить города Бирнбаум на Варте и Шверин на Обре, удержать их до подхода главных сил армии Чуйкова[322].

Катуков приказал Бабаджаняну выделить из 44-й гвардейской танковой бригады, находящейся в районе Пинне, два танковых батальона, роту мотопехоты, батарею самоходно-артиллерийских установок и двигаться к Бирнбауму.

Противник успел подтянуть резервы на рубеж Бирнбаум, Гожин, Дормово. Здесь завязался тяжелый бой. 28 января Бирнбаум был взят основными силами 44-й гвардейской танковой бригады[323].

Шверин уже брали подошедшие части 35-й стрелковой дивизии армии Чуйкова, а комбриг 44-й Гусаковский получил новую задачу — двигаться как можно быстрее к Обре, чтобы захватить там плацдарм.

Главные силы танковой армии подошли к Обре и приступили к форсированию. Под огнем противника наводились мосты, особенно упорно немцы обороняли город Бомст и его пригороды. Здесь сосредоточены были силы берлинской офицерской и двух унтер-офицерских школ, конно-полицейский батальон СС, два батальона боевой группы «Балл», запасной учебный батальон «Бранденбург» и тяжелый зенитный дивизион противовоздушной обороны Берлина[324].

Бомст взяли штурмом войска гвардейского мехкорпуса Дремова и 11-го отдельного танкового корпуса Ющука, участок севернее Альт-Тирштигеля захватил корпус Бабаджаняна[325].

Теперь все внимание Катуков сосредоточил на форсировании Обры. Операция эта непростая, трудоемкая, сопряжена с немалыми трудностями технического порядка. К тому же противник всегда стремился задержать на переправе наши войска, бросал в бой артиллерию и авиацию.

Мосты на Обре немцы успели взорвать и даже пытались обстреливать из артиллерии передовые отряды, но, не добившись успеха, вынуждены были отступать. Форсировав реку, 1-я гвардейская танковая армия продолжала наступление, она шла уже по территории Германии.

Первым попробовал прочность Мезеритцкого укрепленного района полковник Гусаковский. Его 44-я гвардейская танковая бригада, усиленная 1454-м самоходно-артиллерийским полком, начала прорыв оборонительной полосы противника в районе Хохвальде, в 12 километрах юго-западнее Мезеритца. Комбриг имел на руках карту минных полей района, добытую разведчиками. Это в значительной степени облегчало выполнение боевой задачи.

Разведка, постоянно шедшая впереди, доложила, что доты и дзоты заняты немецкими полевыми войсками, но дорога в укрепленный район свободна, через противотанковый ров переброшен мост. Донесение насторожило комбрига. Что это, противник устроил ловушку? Только потом стало ясно, что дорога оставалась открытой на случай, если свои танки пойдут в атаку.

Только по этой дороге пошли не немецкие, а наши танки. Не дожидаясь подхода главных сил корпуса, Гусаковский принял решение прорваться ночью через укрепленный район. Саперы растащили по сторонам рельсы, на скорую руку вставленные в гнезда надолбы, цепочкой встали у дороги, освещая ручными фонариками путь, чтобы машины не напоролись на минное поле, и, как говорится, благословили на подвиг батальоны Карабанова, Боридько и Пинского.

Услышав шум танковых моторов, немцы открыли огонь. Но было уже поздно, наши танкисты начали громить вражеские доты и дзоты, уходя вглубь оборонительного района.

Вслед за 44-й гвардейской танковой бригадой должна была идти 45-я гвардейская. Комбриг Моргунов начал атаку в районе Нитнера, но мощный огонь вражеской артиллерии заставил его отойти назад. Часа через два его танки все же вышли на дорогу, по которой прошла бригада Гусаковского. Немцы, однако, пришли в себя, приняли меры, перекрыли мост через противотанковый ров, заняли круговую оборону.

«Долгое время штаб армии не знал, что стряслось с моей бригадой, — рассказывал генерал армии Ираклий Иосифович Гусаковский при встрече с автором этого очерка на его даче в подмосковном селе Архангельское летом 1990 года. — Там высказывали догадку, что мы отрезаны не только от основных сил армии, но и от своего корпуса. Мог бы помочь Дремов, но он вел бои за Либенау, городок, расположенный южнее Мезеритца.

Было ясно, что противник в ближайшее время подтянет свои резервы и разгромит 44-ю гвардейскую танковую бригаду. Уже начали действовать боевые группы из корпуса генерала Претцеля. Генерал потребовал на позициях драться до последнего солдата, в первую очередь выбивать советские танки. Вся надежда была на командарма».

Узнав о положении бригады, Катуков начал действовать без промедления, направил весь корпус Бабаджаняна по следам бригады Гусаковского, а корпус Дремова, после ликвидации блуждающей группы противника, тоже нацелил на Мезеритцкий УР. Одновременно с этими войсками на помощь 44-й гвардейской танковой бригаде был брошен подвижной отряд, созданный из 6-го мотоциклетного и танкового полков под командованием начальника разведотдела армии полковника Соболева. Катуков поставил ему задачу: пробиться сквозь вражеские укрепления, соединиться с Гусаковским и тянуть за собою всю армию[326].

Подвижной отряд, пройдя несколько десятков километров, добрался до Швибуса, где только что закончились бои с «блуждающим котлом», то есть с блуждающей группировкой противника, иначе — которая безуспешно пыталась пробиться на запад. Севернее Швибуса Соболев вышел к каналу, форсировав который можно было выбраться на дорогу, ведущую к небольшому городку Лагову.

Разрозненные немецкие части с приближением советских танков оставляли поселки и города, уходили вглубь Германии. Так было и в Лагове. Когда танкисты вошли в город, над ратушей колыхался на ветру белый флаг, означавший полную капитуляцию.

31 января 1945 года командарм Катуков приказал корпусам Дремова и Бабаджаняна следовать по маршруту отряда Соболева. Танки стремительно продвигались к Одеру, сбивая на ходу бронированные колпаки на вражеских укреплениях. Воины и командиры проявляли массовый героизм, каждый горел желанием поскорее уйти в бой, чтобы разгромить противника, приблизить конец войны. Без жертв, конечно, победа не давалась. На пути к Германии многие сложили свои головы. У города Згежа пал смертью храбрых командир 19-й гвардейской мехбригады полковник Ф. И. Липатенков, у Александрова механик-водитель М. В. Пивовар заслонил своим телом комбата В. А. Бочковского, под Познанью сражен был бандитской пулей заместитель командира 8-го гвардейского мехкорпуса полковник В. М. Горелов. На выходе из Мезеритцкого УРа погиб командир батальона майор Карабанов — фаустпатрон ударил в тот момент, когда комбат открыл люк…

Позже, когда войска стояли у Одера, Катуков писал Юрию Жукову в «Комсомольскую правду»: «Поработали мы как будто бы неплохо, но за победы приходится платить. И платить очень дорого, а это особенно горько, когда уже виден впереди конец войны…»[327]

Когда подошли основные силы армии, завязались бои с отступающими немецкими войсками у Куннерсдорфа и Геритца. Город Куннерсдорф памятен многим по учебникам истории. В годы Семилетней войны (1756–1763) русские войска фельдмаршала П. С. Салтыкова наголову разбили превосходящие силы прусского короля Фридриха II. В бою под Куннерсдорфом отличился будущий полководец Александр Суворов.

Наследники русской славы и на этот раз не посрамили своего оружия. Корпуса Дремова и Бабаджаняна, несмотря на сопротивление немцев, выполнили свой долг, — отбросив противника, вышли к Франкфурту-на-Одере.

«В результате стремительного удара с применением широкого маневра армия успешно преодолела „Восточный вал“ противника, долговременную оборонительную полосу в междуречье Варты и Одера и передовыми частями форсировала этот крупный водный рубеж на подступах к Берлину, — говорилось в одном из приказов по армии тех дней. — Артиллеристы и гвардейцы-минометчики армии послали первые снаряды в Франкфурт-на-Одере»[328].

Родина высоко оценила подвиг танкистов, первыми прошедших Мезеритцкий укрепленный район. Командир бригады полковник И. И. Гусаковский был награжден второй медалью «Золотая Звезда». Звание Героя Советского Союза присвоено также майорам Ф. П. Боридько, М. С. Пинскому, А. А. Карабанову (посмертно), капитану П. А. Днепрову, старшему лейтенанту А. М. Орликову, лейтенантам П. Ф. Колесникову, И. Х. Кравченко, К. П. Никонову, младшим лейтенантам В. И. Бенберину, Г. А. Виноградову и старшине С. Г. Амеличкину. Многие воины получили ордена и медали[329].

У войск, вышедших к Одеру, была теперь одна задача — активными действиями закрепить успех, у командования — подтянуть отставшие части, пополнить запасы горючего, боеприпасов, продовольствия, затем стремительным броском взять Берлин. Эту задачу понимал каждый — от солдата до маршала. Других задач на данном этапе пока не ставилось.

Командующий фронтом Г. К. Жуков настоятельно требовал от Катукова как можно быстрее подтянуть армию к переправам, форсировать Одер, захватить плацдарм до того, как немцы успеют занять там оборону. Уже было известно, что противник снял с Западного фронта 4 танковые и 5–6 пехотных дивизий и перебрасывал их на восток. К Одеру шли войска из Прибалтики и Восточной Пруссии, чтобы прикрыть Померанию, не допустить наши войска к Штеттину и в Померанскую бухту[330].

В соответствии с шифрограммой командующего фронтом от 2 февраля 1945 года Катуков начал выдвигать свою армию в район Фридеберга, Берлинхена, Ландсберга. Предстояло форсировать Варту в районе Центоха, Герлахстали, где, по сведениям штаба фронта, имелись мосты. Но эти сведения оказались неточными. Прибывшая к Центоху 64-я гвардейская танковая бригада моста не обнаружила. Мост, как оказалось, был только на реке Нитца, у ее впадения в Варту. Комбриг Бойко поступил так: артиллерию и минометы переправил по льду у Боков, а танки повернул на Герлахсталь, куда теперь держал направление весь 8-й гвардейский мехкорпус.

Местность в районе Варты и Одера была низменной, и Катуков опасался, что немцы могут преподнести сюрприз, как это было в начале 1945 года, когда они произвели пропуск воды на реке Дунаец, вследствие чего уровень воды в Висле повысился на 110 сантиметров. К счастью, тяжелых последствий тогда не произошло. Верхнее же течение реки Одер зарегулировано плотинами и шлюзами, всякое может случиться.

Штаб армии предупредил командиров корпусов и бригад о возможном затоплении поймы рек Варты и Одера. Шалин писал в приказе: «В связи с выходом наших войск к реке Одер следует учесть, что верхнее течение реки Одер до г. Бреславль сплошь зарегулировано — плотины, шлюзы, водохранилища.

В целях создания искусственного паводка, взламывания льда, срыва переправы наших войск и затопления водой противник, несомненно, попытается разрушением плотин и шлюзов создать водные заграждения.

К этому надо быть готовыми»[331].

Переправа через Варту задержала армию на целые сутки. 4 февраля она вышла в район Берлинхена, Карцига, Ландсберга, Фридеберга, где находилась почти неделю, готовясь к Берлинской наступательной операции.

13 февраля Катуков получил оперативную директиву Военного совета фронта, которая определяла место 1-й гвардейской танковой армии в общем наступлении на Берлин. Форсировав Одер на участке Гросс-Ноендорф, Каленциг, с выходом пехоты 5-й ударной и 47-й общевойсковых армий на рубеж Блисдорф, Ригенвальде, она должна была на второй день ввода в прорыв с севера и северо-востока, во взаимодействии с 2-й гвардейской танковой армией, овладеть северо-восточной частью Берлина[332].

В течение нескольких дней штаб армии должен был разработать план наступательной операции и представить его на утверждение Военному совету фронта к 12.00 17 февраля 1945 года.

Предстояло проделать кропотливую работу, учесть свои возможности и силы противника. Свои возможности, в общем-то, были известны, в штабе все было учтено, а вот что выставит противник? Разведке было известно, что германское командование стягивало на берлинское направление пехотные дивизии «Гросс-адмирал Дениц», «Дебериц», 212-ю, 25-ю моторизованную и 21-ю танковую дивизии, большое количество боевых групп, танковых и моторизованных батальонов, артиллерийских и других частей[333].

Приходилось учитывать и то, что советские войска, углубившиеся на германскую территорию, встречали упорное сопротивление противника, который превращал свои города в крепости, улицы — в оборонительные полосы.

Видимо, поэтому командование фронта вслед за оперативной директивой направило указание по ведению боя за крупные города Германии и потребовало создания специальных штурмовых групп и отрядов, хорошо вооруженных противотанковыми ружьями, трофейными фаустпатронами, ранцевыми огнеметами и средствами задымления. Отрядам и группам придавались танки и самоходно-артиллерийские установки, при необходимости — орудия калибром 152 или 203 миллиметра, а также 160-миллиметровые минометы[334].

14 февраля Катуков издал распоряжение о том, чтобы указание штаба фронта было изучено всем офицерским составом соединений и частей. «В ходе подготовки войск, — говорилось в его распоряжении, — широко использовать опыт, накопившийся у генералов и офицеров в боях за города Казатин, Бердичев, Жмеринку, Черновцы, Станислав, Ярослав, Перемышль, а также учесть все ошибки, допускавшиеся в боях за города»[335].

До начала наступления, как предполагал командарм, оставались считаные дни. Что ж, армия готова к нему. В исправности танки, артиллерия, автомобильный транспорт. И на этот раз порадовали ремонтные службы. В январских боях в болотах и реках было потеряно много техники — танков, бронетранспортеров, автомашин. Но потеряно не навсегда, а временно. Специальные группы эвакуаторов не оставили без внимания ни одной машины. Позже Дынер докладывал: с 15 января по 3 марта 1945 года отремонтировано и введено в строй 642 танка[336].

Катуков высоко ценил специалистов технических служб, старался, чтобы они не были обойдены вниманием, наградами. Сразу же после окончания боев приказал Павлу Григорьевичу Дынеру, а также командирам корпусов и бригад представить к правительственным наградам отличившихся бойцов, сержантов и офицеров ремонтных служб. В приказе отмечал, что «личный состав ремонтных и эвакуационных частей и подразделений проявил самоотверженность, мужество и героизм, восстанавливая танки бесперебойно, без отдыха, день и ночь, в боевых условиях, вытаскивая затонувшие машины из-подо льда, часто опускаясь в ледяную воду для прицепки танков. Успешное техническое обеспечение дало возможность боевым частям армии выйти на рубеж реки Одер, имея 75 процентов матчасти в строю»[337].

На 20 февраля армия имела 415 танков и 152 самоходно-артиллерийские установки, она готова была к выполнению любой боевой задачи[338].

Только задача у нее теперь была другая. Наступать пришлось не на Берлинском направлении, а, круто повернувшись на север, к Балтийскому морю. Что же произошло?

В январе — феврале 1945 года приостановилось наступление 2-го Белорусского фронта, которым командовал К. К. Рокоссовский. Тем временем активизировалась крупная немецкая группа «Висла» в Померанской провинции. К 20 февраля в состав этой группы входило 20 пехотных, 4 танковые, 4 моторизованные дивизии и много других частей общей численностью 450 тыс. человек. Командование группы имело в своем распоряжении 500 боевых самолетов, около 1 тысячи танков и до 5 тысяч орудий и минометов[339].

«Было ясно, — писал Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский, — что немецко-фашистское командование постарается использовать свою вострчно-померанскую группировку, чтобы дать решительный бой советским войскам и этим задержать их продвижение к Берлину. Нам уже было известно, что фашистское руководство, сосредоточивая усилия своих войск против Красной Армии, преднамеренно ослабляет свой западный фронт и уже ищет пути для сговора с правительствами США и Англии о заключении сепаратного мира»[340].

Так что группа армий «Висла» угрожала не только 2-му Белорусскому фронту, но и правому крылу 1-го Белорусского. Кроме того, в нашем тылу оставались окруженные группировки немецких войск, которые не складывали оружия, для их ликвидации приходилось отвлекать немало сил. Нужно было учитывать и то обстоятельство, что наши коммуникации растянулись более чем на 500 километров, большинство мостов на реках выведено противником из строя, истощены запасы, требовалось время, чтобы восстановить технику и пополнить части и соединения.

В силу этих причин наступление на Берлин в феврале 1945 года не состоялось.

Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение сначала разгромить немецкую группу армий «Висла», обезопасить свой тыл, а уж потом продолжить наступление на Берлинском направлении.

А пока — путь в Померанию!

1-му Белорусскому фронту предстояло прорвать оборонительные рубежи противника в районе Арнсвальд, развить наступление на Кольберг, Каммин, разгромить 3-ю танковую армию, выйти на побережье Балтийского моря от Кольберга до Померанской бухты и, развернувшись на запад, очистить от врага правый берег Одера.

В этой операции должны участвовать 3-я ударная, 61-я, 47-я общевойсковые армии, 1-я армия Войска Польского и две танковые армии — 1-я и 2-я гвардейские.

17 февраля 1945 года немцы предприняли попытку контратаковать наши войска в районе Мадю-Зее, Арнсвальд. Жуков сразу же распорядился вывести 1-ю гвардейскую танковую армию в район Берлинхен, Фридеберг, Вальденберг, чтобы, в случае продолжения наступления противника, ввести в действие ее главные силы[341].

Катуков получил оперативную директиву, в которой ставилась конкретная задача: после прорыва главной полосы обороны противника силами 3-й ударной армии генерал-лейтенанта Н. П. Симоняка начинала действовать 1-я гвардейская танковая армия и развивала успех пехоты в общем направлении на Неренберг, Вангерин. В первый день ввода ее в прорыв она овладевала районами Гросс-Зее, Гинов, Вангерин, Цейнике и удерживала их до подхода главных сил 3-й ударной армии, потом передовыми отрядами занимала Драмбург, Лебес, Рекков. Артиллерийское обеспечение возлагалось на 3-ю ударную армию, авиационное — на 16-ю воздушную[342].

В штабе армии анализировали детали предстоящего наступления. Уже изучена территория Восточной Померании, и командиры отдавали себе отчет в том, что путь к Балтийскому морю будет усеян отнюдь не розами, а надолбами, бронеколпаками, противотанковыми рвами да плюс ко всему этому десятками ручьев, рек, озер, болот, межозерных дефиле, которые противник приготовил к обороне.

Опыт прорыва укрепленных районов у 1-й гвардейской танковой армии был богатый, и Катуков был уверен, что удастся разбить группу армий «Висла», хотя ею и командует шеф гестапо Гиммлер. Беспокоило другое: удастся ли в связи с весенней распутицей выдержать предписываемый штабом фронта темп наступления в 40 километров?

Перед наступлением 1-я гвардейская танковая армия насчитывала в своих рядах 35 470 человек, имела 419 танков и 143 самоходно-артиллерийские установки. Соотношение сил было таково: по численности войск — 1:5, по артиллерии — 1:1. Однако соотношение сил по артиллерии увеличивалось в нашу пользу за счет 3-й ударной армии, прорывавшей оборону противника и осуществлявшей артиллерийское обеспечение танковой армии при вводе ее в прорыв[343].

А что противопоставлял противник? По сведениям разведки, в первый день ввода армии в прорыв она могла встретить сопротивление 5-й легкой пехотной дивизии и дивизии СС «Шарлемань», 7-й танковой дивизии СС «Гольштейн», 911-й бригады штурмовых орудий, 503-го тяжелого танкового батальона СС, а также части 402-й запасной дивизии и 1.1-й моторизованной дивизии СС «Нордланд», занимавших рубеж западнее города Реетца. В общей сложности противник имел до 15 тыс. солдат и офицеров, 300 орудий и около 80 танков и штурмовых орудий[344].

26 февраля командующие армиями Катуков и Симоняк утвердили план взаимодействия войск, определявший порядок ввода в прорыв 1-й гвардейской танковой армии и порядок замены заслонов. Была достигнута договоренность о том, что с началом атаки оба командующих будут находиться на общем КП в Либенове. При штабе Катукова будет присутствовать представитель 3-й ударной армии со своей рацией. Все это даст возможность более эффективно управлять войсками в период прорыва оборонительных линий Померанского вала.

В последние дни февраля Катуков вместе со своими заместителями Гетманом и Дынером побывал в корпусах и бригадах, проверял готовность материальной части. И командарм, и его помощники хорошо знали, что многие машины выработали положенный моторесурс, двигатели требовали замены отдельных узлов. Хорошо бы, конечно, заменить хотя бы половину машинного парка, однако новые танки придут только через неделю. Об этом сообщил член Военного совета фронта К. Ф. Телегин. Значит, придется воевать с той техникой, которая имелась в армии. До сих пор «тридцатьчетверки» и КВ не подводили, а люди уж тем более не подведут!

Интересно отметить, что в батальонах, полках и бригадах было много танков, которые носили имена заводских коллективов, колхозов, отдельных людей, отдавших свои денежные сбережения на строительство боевой техники.

Победным маршем шел от Вислы танк «Георгий Хаджинов», которым командовал капитан Иван Белов. Интересна история создания этой боевой машины. Рабочий из Донбасса Георгий Федорович Хаджинов обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой предоставить возможность на свои средства приобрести танк самой последней конструкции и вручить своему земляку капитану И. Т. Белову. «Пусть мой танк отомстит фашистским бандитам за смерть моих семерых братьев, за разрушенные города и села», — писал в своем обращении донецкий патриот.

Сталин ответил, что «его желание будет исполнено»[345].

Капитан Белов получил «тридцатьчетверку». На ней он уже прошел от Вислы до Одера. Экипаж машины боевой направил в Донбасс письмо, в котором говорилось: «Недавно исполнилась наша заветная мечта. Мы пересекли границу Германии и теперь бьем врага в его же логове… Мы пришли в Германию, и вместе с нами пришел в фашистское логово и танк патриота Родины Георгия Хаджинова. Мы будем мстить врагу беспощадно. Мы приложим все силы, чтобы на нашей боевой машине ворваться в сердце фашистского логова и вместе с боевыми друзьями водрузить победное знамя над Берлином»[346].

Теперь танку «Георгий Хаджинов» и всей танковой армии предстояло наступать в Померании. Боевой приказ о наступлении был получен 28 февраля. Кроме конкретных задач ввиду весенней распутицы и плохих дорог предписывалось брать с собой как можно меньше автотранспорта. Артиллерию и автомашины с горючим и боеприпасами рекомендовалось тянуть танками на буксире[347].

Утром 1 марта 1945 года началась артиллерийская и авиационная подготовка. О ее эффективности судить было пока трудно — стоял туман и моросил мелкий дождь. Но она сделала свое дело. Вскоре пехота прорвала первую линию обороны противника. В то время, когда Катуков и Симоняк решали вопрос о вводе в бой танков, позвонил командующий фронтом. Жуков тут же приказал без промедления бросать на врага танки, не давать немцам опомниться.

С исходного рубежа рванулись вперед бригады Темника и Гусаковского. К 11 часам они уже углубились на 20–25 километров, 1-я гвардейская танковая повела бой в районе Гросс-Зее, а 44-я гвардейская танковая — приступила к штурму Неренберга.

Скверная мартовская погода все же сказывалась на ходе наступления. Передовые отряды, а следом и остальные силы армии, введенные в бой, не выдерживали темпов наступления, да и противник каждый населенный пункт защищал с особой яростью.

Только к утру 3 марта пали Неренберг и Вангерин, удалось прорвать оборону немцев на всю глубину, и для танковой армии открылся путь к Балтийскому морю.

Часть немецких войск отошла на север, другая часть была отброшена к Драмбургу. К этому времени войска 2-го Белорусского фронта завязали бои за город Кезлин, а 2-я танковая армия успешно наступала на Наугард и Каммин.

В ходе наступления армий фронта получилось так, что левый фланг 1-й гвардейской танковой армии оказался оголенным, возникла опасность удара немцев с запада или востока. Оценив обстановку, Катуков вносит поправку в приказ по армии от 1 марта 1945 года, направляет корпус Дремова на захват Драмбурга, Бельгарда. Взяв их, войска должны перейти к обороне и не допустить прорыва противника с востока на запад. Корпус Бабаджаняна получает задачу овладеть Кольбергом, Трантовом и Гросс-Эстином, затем переходит к обороне и готовится отразить удары немцев с запада[348].

3 и 4 марта возросли темпы наступления: главные силы немцев были разгромлены и отступали по всему фронту. Нашим войскам сдавались города и поселки, о чем с радостью докладывали командиры на КП Катукова.

4 марта Москва салютовала доблестным войскам 1-го Белорусского фронта, а также 1-й Польской армии генерала С. Г. Поплавского, прорвавшим немецкую оборону в районе города Штаргарда и овладевшим другими городами в Померании: двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий[349].

В эти дни был освобожден поселок Рыбино, в котором находился филиал Штуттгофского концлагеря. В нем содержалось 1800 человек — люди разных национальностей: русские, поляки, французы, англичане, норвежцы, датчане. Рядом с лагерем находился ров, где расстреливали узников. Круглосуточно действовали газовая камера и крематорий. За годы пребывания в неволе люди здесь были настолько измучены и истощены, что еле держались на ногах. Танкисты накормили их, обогрели, поделились одеждой и обувью из своих запасов. Покидая поселок, они увезли для командования армии письмо такого содержания:

«Дорогие товарищи! Мы, бывшие заключенные концентрационного лагеря в Рыбино, освобожденные танкистами вашего соединения, выносим свою глубочайшую благодарность родной Красной Армии…

Мы долгое время томились в лагере Штуттгоф под Данцигом. Территория лагеря была обнесена шестью рядами колючей проволоки, по которой был пропущен ток. Более пятидесяти злющих псов и пятьдесят эсэсовцев, не уступающих в свирепости волкодавам, охраняли нас…

Нет слов, чтобы выразить нашу радость. Мы вновь обрели жизнь и смысл существования. Но годы, проведенные в концлагере, никто из нас не забудет»[350].

Когда Катуков прочитал переданное Попелем письмо рыбинских узников, лицо его сделалось белым, как ватман. Среди мужских имен с указанием национальности и профессиональной принадлежности — датский журналист, профессор из Варшавы, польский юрист, инструктор райисполкома Ленинградский области, заместитель председателя Красного Креста Латвии. Привлекло внимание два женских: Егорова Надя — учащаяся из Керчи и Буланова Дина — партизанка из Орла. Даже детей не пощадили фашистские изверги!

Продвигаясь вперед, 1-я гвардейская танковая армия освободила городки Шандемин и Шифельтайн, к 12 часам 4 марта подошла к Кольбергу, портовому городу на берегу Балтийского моря. Несколько раз атаковала его 45-я гвардейская танковая бригада полковника Моргунова — и все безрезультатно. Гарнизон упорно оборонялся. На помощь подошла 40-я гвардейская танковая бригада полковника Смирнова, и Кольберг был полностью блокирован с суши, а потом выбросил белый флаг.

Вечером 4 марта в штабе армии появился офицер связи из корпуса Бабаджаняна, доставивший донесение и бутылку морской воды. С донесением все было ясно, но зачем бутылка с водой? С удивлением командарм посмотрел на столь странный предмет, потом понял: танкисты дошли до берега Балтийского моря. Как свидетельство тому комбриг Смирнов решил отрапортовать таким необычным способом.

С отчаянием обреченных под ударами войск 2-го Белорусского фронта и 1-й армии Войска Польского прорывались на запад 10-й корпус СС и его ударная группа «Теттау». Им удалось сбить заслоны 21-й бригады 8-го мехкорпуса и 5 марта захватить города Шлегвитц, Лабензе, Длифенбайн и отрезать 11-й гвардейский танковый корпус от основных сил армии[351].

Катуков принимает срочные меры. Для разгрома гитлеровцев он вводит в бой свой резерв — 64-ю гвардейскую танковую бригаду И. Н. Бойко, генералу И. Ф. Дремову приказывает силами 20-й гвардейской мехбригады удерживать позиции в районе Бельгарда и Кезлина, а 1-й гвардейской танковой бригадой из района Гросс-Рабин нанести удар на Польцин. Корпус А. Х. Бабаджаняна должен был силами 44-й гвардейской танковой бригады наступать из района Штольценберга на Нелеп, во взаимодействии с бригадой А. М. Темника разгромить прорывающуюся на запад группировку противника[352].

Несколько дней продолжались кровопролитные бои.

Совместными усилиями 1-й гвардейской танковой армии, 134-го стрелкового корпуса 19-й армии и 1-й армии Войска Польского к исходу дня 7 марта вражеская группировка была разгромлена и прекратила свое существование.

Разгром немецкой группы армий «Висла» был неизбежен. Но Гиммлер и его окружение гнали солдат в бой, надеясь задержать войска Красной Армии на подступах к портовым городам Данцигу и Гдыне, чтобы успеть сбежать с поля боя.

Победа дается всегда дорогой ценой, человеческими жертвами. На берегах Балтийского моря погибли многие танкисты, артиллеристы и пехотинцы. И среди них — заместитель командира 1-го танкового батальона 1-й гвардейской танковой бригады А. Г. Самусенко, единственная в армии женщина-танкист. Она прошла большой боевой путь, воевала в Испании и Финляндии. Во время ночной атаки она попала под обстрел вражеской артиллерии.

6 марта Катуков получил шифротелеграмму Военного совета 1-го Белорусского фронта, в которой говорилось о том, что армия переходит в оперативное подчинение 2-го Белорусского фронта. Такое переподчинение в ходе боевых действий было неожиданным как для командарма, так и для начальника штаба Шалина: ломались все планы дальнейшего наступления.

Михаил Ефимович надеялся выкроить денек-другой, чтобы привести в порядок материальную часть — танки. Дынер уже не раз напоминал о том, что пора менять масло в моторах, иначе они начнут рассыпаться: возможности машин не беспредельны.

Переподчинение армии означало немедленное наступление, что никак не вписывалось в армейские планы. Надо было действовать, и Катуков с членом Военного совета Попелем направился на встречу с командующим 2-м Белорусским фронтом. Когда Рокоссовскому доложили о состоянии танковой армии, он задумался. Потом, подойдя к карте, жирно обвел карандашом район, куда вышли его войска. Это была река Лупов-Флисс.

Катуков переглянулся со своим членом Военного совета, ожидая, что же последует дальше. Константин Константинович стал объяснять, что эта злополучная река может сыграть роковую роль в ходе дальнейшего наступления. Немцы уйдут за нее, закрепятся, придется потом пролить немало крови, прежде чем удастся их там разгромить.

Опасения командующего фронтом были не напрасны. Ситуация требовала незамедлительного решения. Конечно, положение с танковым парком в армии было незавидным: всякие нормы пробега машин давно перекрыты, отработали гарантийные сроки танковые двигатели, к тому же существует инструкция, которую командарм должен выполнять.

И все же в интересах дела пришлось на время забыть об инструкции. Не будешь же ею громить войска 2-й немецкой армии, которые в это время представляли наибольшую опасность! Решено было масло в моторах танков не менять, а лишь долить, заменить самые необходимые детали, на что требовалось всего несколько часов.

Тут же маршал Рокоссовский поставил армии задачу: главными силами выйти на рубеж частей 19-й армии генерала В. З. Романовского в район Лупов, Рексин, Гловиц, Манвитц, развить удар в направлении Лауенберг, Нойштадт, к исходу 9 марта захватить переправы на реке Леба и канал Бренкенхоф[353].

Вернувшись в штаб после встречи с Рокоссовским, Катуков занялся разработкой плана предстоящей операции. Обычно эта работа выполнялась всеми работниками штаба. Перво-наперво командарм заслушал разведку. Полковник Соболев дал подробную информацию о противнике. Картина получалась такая: на отрезанном участке Восточной Померании площадью 7700 квадратных километров вражеская группировка имела 11 пехотных дивизий, 2 танковые, одну мотодивизию СС и четыре боевые группы общей численностью до 80 тысяч человек. Войска были основательно потрепаны, но еще могли сражаться и оказать серьезное сопротивление[354].

Для всех было ясно, что противник будет сопротивляться, даже переходить в контратаки, преследуя две цели: с одной стороны, ему важно сковать наши действия в Померании, чтобы Гитлер получил возможность лучше организовать оборону Берлина. Ведь ни для кого не секрет, в том числе и для германского командования, что, разгромив померанскую группировку, войска 2-го Белорусского фронта вернутся на Берлинское направление. С другой стороны, немцы будут драться, не щадя живота своего, особенно арьергарды, чтобы морским путем через порты Данциг и Гдыню вывезти свои войска.

Окончательный вариант плана предусматривал поворот армий на восток на 90 градусов. Впереди основных сил решено пустить два передовых отряда — 19-ю самоходно-артиллерийскую бригаду полковника В. И. Землякова, с приданием ему 1430-го легкого артиллерийского полка, инженерного и понтонно-мостового батальонов, и 6-й мотоциклетный полк подполковника В. Н. Мусатова, тоже усиленный 1170-м легким артиллерийским полком, инженерным и понтонным батальонами.

9 марта в 5 часов 30 минут передовые отряды направились по указанному маршруту, чтобы к исходу дня захватить плацдарм на берегу реки Лебы. Через два часа Катуков двинул в том же направлении главные силы армии, имевшие задачу выйти на рубеж частей 19-й армии. Утром 10 марта они должны нанести удар на Нойштадт и к исходу следующего дня выйти на побережье Данцигской бухты на участке Гдыня, Путциг.

Танковая армия шла двумя маршрутами. На правом фланге двигался корпус Дремова, усиленный танковой бригадой 1-й армии Войска Польского, на левом — корпус Бабаджаняна.

Передовые отряды, продвигаясь на восток, обогнали передовые порядки 19-й армии Романовского, сбили на участке Горен, Штоентин немецкую пехоту, захватили переправу через реку Лебу. Канал Бренкенхоф тоже взят с боем. Полковник Земляков прошел свой маршрут без особых осложнений, у подполковника Мусатова встретились определенные трудности, которых, впрочем, и следовало ожидать: немцы взорвали мост у Цаценова. Пришлось Лебу форсировать на подручных средствах.

Утром 10 марта по мостам, захваченным отрядом Землякова, переправились основные силы армии. Корпус Дремова развивал наступление на Нойштадт и Яново, корпус Бабаджаняна — на Мерзин и Путциг.

Вездеход Катукова шел в передовых порядках наступающих войск. Командарм попросил водителя ехать побыстрее, но набрать скорость было просто невозможно. Дороги забиты беженцами. Гитлеровская пропаганда засорила головы людям, что с приходом советских войск всех будут расстреливать. Вот и метались по дорогам войны целые семьи в поисках пристанища, таская за собой домашний скарб. Людей можно было понять и посочувствовать им. Картина знакомая: так же летом 1941 года, бросив насиженные места, метались и наши женщины с детьми и стариками. Война страшна не только тем, что несет смерть, она несет и человеческие страдания.

Основные силы армии успешно продвигались вперед. Корпус Дремова начал штурмовать город Нойштадт, корпус Бабаджаняна вышел к реке Пяснице и громил немецкую пехоту.

12 марта Бабаджаняну удалось прорвать оборону немцев на реке Пяснице, овладеть Путцигом и выйти к Данцигской бухте. Дремов застрял у Нойштадта. Нойштадт — важный опорный пункт — прикрывал дальние подступы к Гдыне. Немцы защищали его с особым ожесточением, создав круговую оборону. Большой помехой для танкистов были доты и дзоты, а на улицах — баррикады.

Перегруппировав силы, Дремов снова обрушился на город. 20-я и 21-я гвардейские механизированные бригады отражали атаки немцев с юга и не участвовали в штурме Нойштадта. Задачу решили три другие бригады, нанеся рассекающие удары в нескольких направлениях: 1-я гвардейская танковая била с востока, 19-я гвардейская механизированная — с юго-запада, 1-я польская танковая — с севера и тыла. Окруженный город не выдержал напора и сдался.

В Нойштадте было захвачено 15 танков и самоходно-артиллерийских установок, 500 автомашин, 7 тяжелых орудий, а также 250 солдат и офицеров[355].

После выхода танковой армии к Данцигской бухте группировка противника была рассечена на две части. Одна из них отошла к Гдыне, другая — на косу Путцигер-Нерунг.

Рокоссовский ставит новую задачу: ударом танкового и механизированного корпусов прорвать Гдынский укрепленный район и освободить Гдыню.

Но для начала надо было покончить с остатками немецких войск, ушедших на косу Путцингер-Нерунг. Нельзя было допускать, чтобы они ушли морем. Эту задачу Катуков поручил полковнику Бабаджаняну.

На косу был послан небольшой отряд 40-й танковой бригады в составе 5 танков, двух батарей 550-го легкого артиллерийского полка, инженерной роты и взвода автоматчиков. Прочесав косу, отряд вышел в район Гроссендорф, отрезав противнику единственный путь отхода[356].

Теперь все внимание командарм сосредоточил на Гдыне. Город чем-то напоминал крепость Познань: три оборонительные полосы, внешний и внутренний обводы будут трудным препятствием при штурме, здесь все приспособлено к длительной осаде. Не случайно еще в сентябре 1943 года гитлеровцы надолго застряли у этой крепости. А сейчас ее будут защищать не только сухопутные войска, но и флот. По показаниям пленных, в порту Гдыни находятся тяжелые крейсера «Шлизен» и «Шер», вспомогательный крейсер «Гектор», две флотилии минных тральщиков и восемь подводных лодок[357].

17 марта Катуков перебросил 11-й танковый корпус на правый фланг армии и поставил ему задачу: во взаимодействии с частями 134-го стрелкового корпуса наступать из района Глодовкен в направлении Бюкенберг, Кляйн-Катц, ударом с юга, поддерживая 8-й гвардейский мехкорпус, овладеть городом и портом Гдыней[358].

Перед прорывом вражеских укреплений в армиїр прибыл командующий фронтом К. К. Рокоссовский. Он познакомился с планом штурма Гдыни, одобрил его, затем решил побывать в 11-м гвардейском танковом корпусе, совместно с которым действовала 1-я польская танковая бригада.

Катуков позвонил на командный пункт Бабаджаняна и спросил: не обстреливают ли НП и дороги к нему? Комкор не скрывал, что противник изредка постреливает, но снаряды ложатся вдалеке.

В середине дня Рокоссовский и Катуков подъехали к наблюдательному пункту. Их сразу же отвели в свежевырытые траншеи.

«Не успели мы пройти несколько шагов, — вспоминал Бабаджанян, — как прямо перед нами разорвался снаряд. Через несколько минут второй, сзади. „Вилка!“ — мелькнуло в голове. М. Е. Катуков, наклонившись ко мне, громко зашептал: „Что же ты, а говорил…“ Константин Константинович услышал, улыбнулся, сказал Катукову:

— Не пили, не парад — война. Стреляет же не он — противник, не запретишь же ему. Давайте пока что в надежный окоп, а машины с бугра прикажите убрать.

Мы сидели в окопе молча минуты три-четыре, пока обстрел прекратился.

— Ну, — сказал Рокоссовский, — доложите коротко ваши соображения по наступлению.

Слушал внимательно, все время глядя на карту.

— Когда хотите начать?

— Завтра с рассвета, если разрешите, товарищ маршал.

— Хорошо, начало в 8.00. Но город должен быть освобожден»[359].

Начальство уехало, а Бабаджанян отдал приказ войскам сосредоточиться в лесу в районе Кениглих, Форст, Гневау, отсюда корпус совместно с пехотой должен начать атаку.

19 марта после 40-минутной артподготовки пошла в бой пехота, за ней — танки. Севернее корпуса Бабаджаняна немецкие позиции атаковали 40-й стрелковый и 8-й механизированный корпуса.

Сопротивление гитлеровцев возрастало с каждым часом. Вели огонь артиллерийские батареи Гдыни и Данцига, стреляли дальнобойные корабельные пушки. Наши танки и самоходные установки с трудом продвигались вперед, лишь в конце дня танкисты овладели районом Витцлин, Биркенберг и вывели туда пехоту. Начальник штаба 11-го гвардейского танкового корпуса Н. Г. Веденичев писал в донесении: «Условия местности для действия были очень трудные. На направлении действия корпуса имелось только одно шоссе. Распутица, сильно пересеченная местность, покрытая лесом, заставляли действовать вдоль шоссе, так как попытки наступать вне дорог приводили к тому, что танки застревали в грязи, становились мишенью для самоходок и артиллерии противника»[360].

21 марта Бабаджанян овладел населенным пунктом Гросс-Катц, через два дня — Кляйн-Катц. Оставалось перейти речку Качу, чтобы развить дальнейшее наступление. Только куда ни ступишь, везде минные поля. За работу принимались саперные части. Те же трудности встретились и на пути корпуса Дремова. Его частям тоже приходилось преодолевать густую сеть траншей, дотов, дзотов и минных полей.

Держа нити управления боем, Катуков не упускал ни на минуту из поля зрения свои войска, «прогрызавшие» вражескую оборону. Когда Дремов донес, что артиллерия противника положила в грязь его пехоту у высоты 165,0, командарм сразу догадался, что на этой высоте кто-то корректирует огонь дальнобойной корабельной артиллерии, и приказал «пригладить» ее своими пушками. Но даже после артподготовки высота оставалась неприступной. Пришлось предпринять обходной маневр: 1-я гвардейская танковая и 21-я гвардейская механизированная бригады обошли высоту, уничтожили огневые точки противника — несколько бронеколпаков, доты и дзоты. Это дало возможность возобновить наступление.

Когда обозначился прорыв в районе Виттомина, Катуков сразу же бросил туда весь корпус Бабаджаняна и 27-ю стрелковую дивизию. Они действовали на западе, с юга выступала 1-я польская танковая бригада.

В ночь на 26 марта 44-я и 45-я танковые бригады, преодолев противотанковый ров, совместно с частями 310-й стрелковой дивизии вышли к западным окраинам Гдыни, где заняли несколько кварталов. Главную роль в уличных боях стала играть пехота, но без поддержки танков и самоходок продвижение было просто невозможно.

Добить противника на последнем участке его обороны в Померании стало важнейшей задачей армии Катукова. Родина ждала от нее только победы. Поэт Михаил Матусовский написал в эти дни стихи, посвященные войскам, штурмовавшим балтийские порты:

Штурмуя форты, наводя переправы,
Каналы форсируя вброд,
Вперед под знаменами воинской славы,
На Данциг, на Гдыню — вперед!

На следующий день по улицам Гдыни прошел, лязгая стальными гусеницами, танковый батальон 40-й гвардейской танковой бригады, которым командовал майор Б. П. Иванов. Несколько позже подошли 44-я и 64-я танковые бригады.

Немецкий гарнизон был разгромлен. Часть гитлеровской армии бежала на кораблях, часть ликвидирована и пленена.

1-я гвардейская танковая армия прекратила боевые действия. В кратком отчете ее командование писало: «В боях на подступах к Гдыне и за город Гдыню войсками 1-й гвардейской танковой армии разгромлены части пяти пехотных дивизий, одна мотодивизия и одна танковая дивизия, целый ряд отдельных артиллерийских и специальных подразделений противника»[361].

Пройден еще один важный этап на пути к победе над врагом. В письме в редакцию «Комсомольской правды», Юрию Жукову М. Е. Катуков писал: «Закончили мы сей этап в Гдыне, и очень быстро, повернув на восток от Кольберга. Навалили на дорогах такие груды утильсырья из гитлеровских танков, пушек, автомобилей и всего прочего, что весело вспоминать, — повсюду на шоссе на десятки километров такой компот. Много пленных, среди них — наши старые знакомые по Курской дуге — эсэсовцы, только теперь у них вид совсем другой — похожи на старых собак, облезлых и мурзатых, одно ухо выше другого»[362].

После освобождения Гдыни в штаб 1-й гвардейской танковой армии прибыл Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Он поблагодарил танкистов за отличные действия в Померании, отдал распоряжение сдать свои боевые части 19-й армии и 3-му гвардейскому танковому корпусу. На них теперь возлагалась задача по окончательной ликвидации гдынской группировки противника, а 1-я гвардейская танковая армия возвращалась в состав 1-го Белорусского фронта. Прощай, Польша!


Примечания:



3

История Второй мировой войны. М., 1975. Т. IV. С. 40.



32

Кривошеин С. М. Междубурье. Воронеж, 1968. С. 253.



33

Катуков М. Е. На острие главного удара. С. 60.



34

ЦАМО РФ, ф. 3060, оп. 1, д. 3-a, л. 13.



35

ЦАМО РФ, ф. 3060, оп. 1, д. 3-а, л. 13.



36

ЦАМО РФ, ф. 3060, оп. 1, д. 3-а, л. 45.



320

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 799, л. 86–87.



321

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 799, л. 86–87.



322

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 712, л. 56.



323

Там же, л. 57.



324

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 675, л. 27.



325

Бабаджанян А. Х., Попель Н. К., Шалин М. А., Kpaвченко И. М. Люки открыли в Берлине. С. 250–251.



326

Соболев А. М. Разведка боем. С. 184.



327

Ростков А. Ф. Мастерство и мужество. С. 97.



328

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 712, л. 63.



329

Бабаджанян А. Х., Попель Н. К., Шалин М. А., Kpaвченко И. М. Люки открыли в Берлине. С. 255–256.



330

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 712, л. 64.



331

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 5070, д. 603, л. 119.



332

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 582, л. 107–112.



333

Там же, л. 107.



334

Там же, д. 581, л. 47.



335

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 582, л. 50.



336

Там же, д. 673, л. 66.



337

Там же, ф. 289, оп. 3070, д. 623, л. 66.



338

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 673, л. 66.



339

Катуков М. Е. На острие главного удара. С. 377.



340

Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1986. С. 316.



341

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 607, л. 19.



342

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 582, л. 1187–123.



343

Там же, д. 580, л. 20.



344

Там же, л. 19.



345

«На разгром врага», 22 сентября 1944 года.



346

«На разгром врага», 27 февраля 1945 года.



347

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 607, л. 20–22.



348

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 603, л. 25–26.



349

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 845, л. 144.



350

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 845, л. 343–347.



351

Бабаджанян А. Х., Попель Н. К., Шалин М. А., Kpaвченко И. М. Люки открыли в Берлине. С. 278.



352

Там же, С. 279.



353

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 607, л. 28–29.



354

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 581, л. 378.



355

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 581, л. 381.



356

Там же, л. 382.



357

Там же, л. 383.



358

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 581, л. 363.



359

Бабаджанян А. Х. Дороги победы. С. 257.



360

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 843, л. 110.



361

ЦАМО РФ, ф. 299, оп. 3070, д. 843, л. 124–125.



362

Жуков Ю. А. Люди 40-х годов. М., 1975. С. 407–408.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх