С появлением ислама начинается новая эпоха, которая называется эпохой хиджры (622 г. – бегство Мухаммеда из Мекки в Медину, от которого мусульманство ведет свое летоисчисление).

Ислам в Центральной Азии проповедовали тюркам люди, убежденные в превосходстве этой религии и не сомневающиеся в том, что она будет горячо принята. Начиная с царствования омейадского халифа Хишама (722–743 гг.), если верить историку Якуту, миссионеры добирались до тюркских правителей и предлагали им обратиться в ислам. Такие миссии посылались неоднократно и позже; к этому массовому движении примыкали также торговцы и дервиши, бродившие по степям.

Арабские коммерсанты, очень активные в первые столетия хиджры, в основном занимались пропагандой ислама, предлагая следовать их примеру «на всех путях и во всех царствах». Они пользовались покровительством первой экономической державы мира и являлись представителями самой высокой цивилизации. Мистики, суфии составляли довольно разнородную группу, состоявшую из бедняков и просвещенных бродяг, в которой встречались и настоящие умы, вдохновленные верой и любовью к Аллаху.

Теоретически, конечно, можно говорить о том, что ислам, предлагаемый кочевникам, в корне отличался от учения теологов в городах. Естественно, что к безграмотным массам обращались малограмотные, но искренне верящее проповедники, что их часто путали со старыми шаманами. Но существовала тюркская элита, состоявшая из уйгурской верхушки, которой не были чужды миссионерские порывы. Гардизи упоминает о мусульманском кладбище в буддийском Хотане, а один из самых выдающихся философов ислама, аль-Фараби, который жил в Дамаске и Алеппо и умер в преклонном возрасте в 950 г., вышел из тюркской семьи, жившей в Центральной Азии. Саманиды вновь ввели в обиход старую политику Ирана, которая заключалась в превентивных нападениях на скопления степных кочевников, но цель была не только в оккупации их земель или в покорении жителей, в ходе этих экспедиций присутствовал фактор веропринуждения, как это было в 893 г. во время Таласской кампании, когда одну церковь превратили в мечеть, однако их масштабы были несравнимы с деятельностью проповедников и мистиков.

Касательно того, что священная мусульманская война, джихад, должна была более эффективно воздействовать на воинственных тюрков в смысле их исламизации, – это ожидание не оправдалось. Тюрки-мусульмане могли участвовать в священных войнах, имея в виду, прежде всего, собственные интересы, однако для того, чтобы воевать, им совсем необязателен был джихада. И священная война не делала их мусульманами. Таким образом, начальные плоды исламизации были скудными. Арабы основали несколько городов на Сырдарье как плацдарм для походов на Иртыш и в страну тюрков Западной Сибири. Первых успехов в тюркской среде ислам добился далеко от мусульманских земель – у волжских и камских булгар, на самом пороге «страны тьмы». Здесь впервые ислам одержал победу в чуждом для себя климате.

Исламизация незначительно изменила образ и уровень жизни булгар, зато дала толчок прогрессу. Они научились писать, хотя редко делали это, и обустроили городскую жизнь. Раскопки показали, что в Булгаре было две мечети, восточные бани, и город насчитывал около 50 тыс. жителей. Там чеканили серебряные монеты, по крайней мере, в X в., затем снова с 1180 до 1225 г. от имени багдадского халифа. У булгар зародилась промышленность, особенно выделка кож (позже этим занялись и на Руси) и сапожное ремесло, сделавшее булгарские сапоги знаменитыми на многих рынках. Сельское хозяйство развилось в достаточной степени, чтобы продавать пшеницу русичам, когда у тех случалась засуха.

Также Хорезм, крупный торговый центр, расположенный на перекрестке путей на запад и северо-запад, имел мусульманские колонии, и исторические тексты свидетельствуют о том, как торговцы, направляющиеся в район Волги, предпочитали дорогу через Хорезм более прямому пути через Кавказ.

Тюрки-кочевники постепенно переходили к оседлому образу жизни, становясь горожанами или земледельцами. Если в степи, среди своих соплеменников, тэнгрианство удовлетворяло тюрка, то в городской жизни, где племенные и родовые традиции ослаблялись, для сохранения единства народа нужно было что-то новое, что соответствовало бы веяниям времени. Это чувствовали и ханы. Не утруждаясь возведением тэнгрианства на более высокий уровень, некоторые тюркские ханы увидели в исламе выход из кризиса, с которым столкнулся тюркский мир.

Сначала ислам приняли купцы, торговавшие с арабами и персами, тюркские воины – рабы и наемники, служившие халифу, горожане, и самыми последними, в течение нескольких веков, кочевники. Так постепенно тюркский мир, как бы нехотя, отрекался от религии своих предков, принимая арабскую (исламскую) религию, что продолжалось несколько веков.

Принятие ислама тюрками на первых порах как будто положительно сказалось на идеологии их государств. Тюрков, живших в городах и аилах, ислам внешне устраивал. Но в дальнейшем проявились и отрицательные стороны принятия новой для них религии, так как вместе с забвением религии своих предков стали исчезать и тюркские национальные традиции и обычаи. Национальные чувства притуплялись. Национальная идеология подменялась религиозной. Народ читал молитвы на чужом языке, не понимая сути и смысла. Принятие ислама повлекло не только смену одной религии на другую, это имело и другие, более значительные последствия. Тюркские традиции, обычаи, мировоззрение, законы стали подменяться арабскими. С принятием ислама тюркоязычные племена перешли на арабский алфавит, отказавшись от тюркского. Код или ключ познания мира через тюркскую письменность (современники называют ее руни), которую даровал своим любимым Сынам Великий Дух Неба Тэнгри, присущий только им, был подменен арабским. Новые поколения стали терять свои исторические и национальные корни древней культуры, традиции предков, их связь с прошлым была нарушена. Им теперь были недоступны древнетюркские книги и надписи, выбитые на камнях.

Таким образом, смена религий и переход на арабский алфавит повлекли смену жизненных ценностей, изменение мировоззрения всего тюркского мира. По сути, тюрки были лишены источника животворной силы, которая определяла самосознание, национальный дух. Воинственный дух слабел. Тюрки-мусульмане стали все чаще терпеть поражения от тюрков-тэнгрианцев. Духовенство стало вмешиваться в управление государством. С принятием ислама тюрки стали защитниками арабского мира.

Лет через 50 после хиджры тюрки, а вместе с ними и другие представители евразийцев начали проникать в мусульманский мир.

В то время, когда миссионеры начали проповедовать ислам в Центральной Азии, тюрки уже поступали в качестве рабов на земли халифов.

В 674 г. правитель Басры сформировал мощный отряд из двух—четырех тысяч искусных тюркских лучников, взятых в плен в Бухаре. Их воинские качества сразу получили признание, и арабы решили использовать их.

Некоторые историки считают, что аббасиды, а по их примеру и другие феодалы, вступившие в бесконечные схватки с арабами и их союзниками, брали к себе на службу иностранные военные отряды умышленно, поскольку те не имели связей с местным населением, а потому отличались преданностью. Но если бы дело обстояло именно так, наемники скоро бы вышли из подчинения и предали бы своих хозяев, в результате для последних это было бы даже опаснее, чем вражда с арабами и их союзниками – берберами, коптами, сирийцами или иранцами. В действительности же только в самом начале имел смысл использовать небольшие отряда наемников.

Арабы, взявшие на себя роль основателей мусульманского мира, не хотели воевать, а когда им приходилось заниматься этим, они ограничивались оборонительными действиями, потому что легкая жизнь сделала их изнеженными. Они хотели наслаждаться приобретенными благами и отвергали риск, таким образом, у них не было никакого желания умереть в бою. Аббасиды уже не завоевывали земли, а теряли их. Уцелевший омейяд Абдурахман отделил Испанию и стал там самостоятельным халифом в 756 г. Затем отпали: Алжир – в 777 г., Марокко – в 789 г., Ифрикия (Тунис) – в 800 г., Хорасан – в 821 г., Систан – в 867 г., Центральная Азия – в 900 г. Аналогичный развал шел в Сирии, Месопотамии, Аравии, Иране. А мятежные силы доходили до ворот Багдада.

Уже при первых Аббасидах в арабской армии служили главным образом хорасанцы и иранцы, которые поддержали их восстание против омейядов Дамаска и считали своим долгом служить Ирану на стороне арабской династии, более иранизированной, чем предыдущая. Однако их иллюзии, а вместе с ними их преданность постепенно таяли. Начиная с 820 г. крупные вассалы халифов, тахириды, стали практически независимыми и получили более эффективную возможность обеспечить автономию Ирана и подготовить его возрождение. Иранцы также не желали умирать за ислам. Поэтому воинов требовалось все больше и больше.

Аббасидский халифат нуждался в тюркских воинах. В Великой степи началась работорговля. Тюркские рабы поступали частью из Центральной Азии и Сибири: тюргеши, кимаки, карлуки, тогуз-огузы, огузы (туркмены), кыргызы и кыпчаки, а частью с берегов нижней Волги и Дона – аль-хазари, но, конечно, это были не только хазары. Продажа в рабство стала возможной из-за отсутствия в Великой степи сильной власти, способной остановить такой отток тюрков на Ближний Восток. Что же было делать, когда тюркские богатыри погибли, а вольнолюбивые уйгуры поверили соблазну манихейских учителей? Именно этим было порождено бессилие Степи. Военная миграция тюрков, до сих пор направлявшаяся на северо-запад, в Предчерноморский и Итиль-Уральский регионы, теперь отклонилась к юго-западу – в Азербайджан, Иран, Малую Азию, Сирию и т. д.

Главным центром работорговли был Самарканд, но, как мы уже отмечали, были и другие, дальше к востоку и северу. Тюркские рабы – «самые красивые и лучшие из всех» – доставлялись в Багдад из Хорасана. Этот товар считался редким и стоил очень дорого – 150–200 тыс. дирхам! «Это были самые дорогие рабы в мире», – писал ибн-Хаквал. Но зато какие рабы, какие воины, когда им давали в руки оружие, как они могли защитить хозяина, как они были способны дослужиться до самых высоких постов! Их называли гулямами. Таким образом, тюрки появились здесь в качестве рабов: их покупали, у них были хозяева, которые могли освободить их.

Масштабы тюркской миграции, долгое время остававшейся в определенных рамках, резко и опасно возросли в VIII в. и особенно в IX в. Однако со второй половины VIII столетия тюркам удалось захватить важные должности в аппарате управления государством, например, Зубаир бен аль-Тюрки – губернатор Хамадана и Мосула; Хамад аль-Тюрки играл значительную роль в строительстве Багдада при аль-Мансуре (754–775 гг.). В IX в. тюркских чиновников, которые переступили незавидную участь наемников, в империи стало больше. А со времен царствования аль-Мансура количество наемников значительно увеличилось; особенно их стало много при аль-Мутасиме (833–843 гг.) можно считать, что он наводнил ими Арабскую империю.

Прохождение службы гулямом-гвардейцем заключалось в следующем. Первый год – служба в пешем строю без права садиться на коня. Второй год – гулям получал лошадь, седло и уздечку, а также простую одежду. Третий год – выдавалось оружие: длинный персидский меч – караджур; четвертый – налучие и колчан. После этого гуляму полагалось хорошее седло, уздечка, палица и форменная одежда – каба-и-дарьи. Шестой год – присваивалось звание кравчего, выдавались парадная форма и серебряный кубок – знак отличия, который гулям носил на поясе. Седьмой год – служба при государе. Восьмой год – чин висак-баши, четырехместная палатка, черный войлочный головной убор, расшитый серебром, одежда из гянджийской ткани и три гуляма в подчинении. Девятый год – звание хейль-баши, командира гвардейского подразделения, затем – хаджиба двора. На одиннадцатый год он мог быть назначен эмиром, но не ранее тридцатисемилетнего возраста. В зависимости от звания размер жалованья возрастал до ста шестидесяти шести динаров в год.

В этом смысле представляют интерес истории двух выдающихся тюрков: Алптегина – эмира саманидов, дослужившегося до этого звания из гулямов, и Себуктегина – отца будущего султана Махмуда Газневи, также из гулямов.

Итак, начиная с 875 г. Хорасаном и Мавераннахром управляли наместники из рода Саманидов. Основателем его был крупный землевладелец Саман-худат из Балхской области на севере Афганистана. Саман-худат принял ислам, а четверо его внуков уже служили халифу аль-Мамуну в Хорасане: Нух был наместником Самарканда, Ахмед – Ферганы, Йахйа – Шаша, а Ильяс – Герата. В 875 г. халиф аль-Мутамид назначил Насра ибн Ахмеда наместником всех провинций Мавераннахра. Во время своего правления Саманиды успешно отражали набеги степных тюрков-язычников, и при них Мавераннахр и Фергана окончательно были присоединены к халифату.

В 893 г. Ахмед ибн Исмаил продолжил завоевания: напал на карлуков в степях за Сырдарьей, а затем захватил их столицу Талас. Саманиды наводили страх своей военной мощью, обеспечивавшей безопасность границ халифата и караванных путей в Центральной Азии. В то же время их резиденция в Бухаре была блестящим центром арабской учености, искусства, и литературы.

В 900 г. Исмаил ибн Ахмед разгромил и взял в плен Амра ибн Пайса, за что халиф пожаловал ему управление Хорасаном, где до него правили Тахириды и Саффариды. Так Саманиды стали самыми могущественными наместниками на иранском востоке, а их данниками были правители отдаленных областей – Хорезма и Систана. Кроме того, Саманиды оказывали влияние на местные династии в Афганистане – до самой границы с Индией. Кстати, Саманиды были последними древними иранцами, затем преобразовавшимися в новый этнос – таджиков.

Саманиды не смогли сохранить свое могущество. Именно в этой связи весьма любопытные факты из жизни выдающегося тюрка – Алптегина, который на протяжении многих лет был главнокомандующим саманидского войска. Однажды, пополняя гвардию наместника, он набрал в Нишапуре тридцать тюркских юношей, среди которых был Себуктегин (как мы уже отмечали – отец будущего султана Махмуда Газневи). Во время представления новобранцев наместнику Алптегин заметил в разговоре с ним, что необходимо подобрать кого-нибудь на освободившееся место висак-баши. Ахмед ибн Исмаил сразу же указал на Себуктегина. Алптегин возразил, что перед ним юнец, еще ничему не обученный, но наместник не стал менять своего решения, ответив эмиру, что, видно, такова была воля Аллаха, раз он указал на этого молодого человека.

Получить звание висак-баши без необходимой для этого семилетней службы – это был счастливый случай для восемнадцатилетнего юноши. Алптегин стал лично контролировать Себуктегина, испытывать его на исполнительность и надежность. Молодой воин показал себя в высшей степени ответственным командиром. Так возникла легенда, что неспроста судьба была столь милостива к этому никому не известному тюрку, что, вероятно, он знатного происхождения и, может быть, даже является потомком Йездигерда III.

Как и многие другие полководцы Халифата, сам Алптегин прошел все служебные ступеньки. Начинал он у Ахмеда ибн Исмаила, затем служил его сыну, Насру ибн Ахмеду, стал сипах-саларом Хорасана при внуке – Нухе ибн Насре. Он был в фаворе, но когда Нух ибн Наср умер, придворные из Бухары прислали Алптегину запрос, кого из двух претендентов он советует выбрать наместником Мавераннахра – сорокадвухлетнего брата Нуха или его шестнадцатилетнего сына Мансура. После некоторого раздумья Алптегин ответил, что старший претендент более опытен в делах и мог бы управлять провинцией, пока Мансур подрастет и станет подходящим для этой должности. Придворные выбрали Мансура. Алптегин был огорчен их лукавством, понимая, зачем они спрашивали у него совета, когда уже все решили сами: интриганы таким образом хотели расправиться с Алптегином.

Мансур, подстрекаемый злопыхателями, утвердился в мысли, что Алптегин его враг, поскольку советовал отдать наместничество не ему, законному наследнику, а дяде. Мансур захотел убить Алптегина, которому в ту пору было уже далеко за семьдесят. Узнав об этом, войско встало на сторону Алптегина и предложило ему свою помощь, но Алптегин поступил иначе. Он раздал все свое имущество и в сопровождении двухсот верных гулямов отправился на джихад в Индию. Сначала путь лежал к Балху, а затем в Газну в Восточном Афганистане. По ходу продвижения к Алптегину присоединилось много добровольцев.

Бухарские интриганы уговорили Мансура догнать Алптегина и уничтожить. Мансур послал шестнадцатитысячный отряд, который прибыл в Термез и переправился через Амударью. Алптегин не принял вызова и отступил, сказав о Мансуре: «Он – ребенок и не знает еще цены человеку. Он слушает нескольких злодеев и негодяев. Он не различает правильного от гибельного, хочет освободиться от меня, поддерживающего их род, а не может избавиться от клеветников, считая друзьями тех, кто желает ему зла».

Алптегин ушел в сторону Хульма и укрепился в узком ущелье. Войско Мансура осадило его, но Алптегин отказался от сражения. Через два месяца Себуктегин решил ослушаться господина и с тремястами гулямами, бывшими в его подчинении, неожиданно напал на осаждавших, застав их врасплох, и многих перебил. А когда они оправились и выступили против него, укрылся в ущелье и присоединился к Алптегину. Видя, что столкновение неизбежно, Алптегин решил действовать хитростью. Отступая, он заманил войско эмира в западню, а затем, напав на него из засады, обратил в бегство. После этого Алптегин пошел на Завулистан – область к югу от Балха и Тохаристана. Он завоевал города Бамиан, Кабул и Газну. Жители Завулистана были напуганы, но когда увидели, что Алптегин никому не позволяет грабить и убивать мусульман, пригласили его стать эмиром Газны. Оттуда Алптегин отправился в Индию и вернулся с богатой добычей. Власть Алптегина очень скоро распространилась на Хорасан, Мавераннахр, Систан, Белуджистан и Индию – до местности Гудэарат.

Мансур, чувствуя угрозу своей власти, послал против Алптегина двадцатипятитысячное войско. Алптегин разбил его с шестью тысячами всадников. Мансур больше не решался возобновлять военные действия.

Через некоторое время индийский царь разорвал мирный договор с Алптегином и собрал против него стопятидесятитысячное войско, в составе которого находилось пятьсот боевых слонов. На помощь Алптегину пришли двадцать тысяч добровольцев. Напав на индийцев, Алптегин многих из них перебил, а затем отступил. Индийская армия, преследуя его, вошла в долину, не зная, что та заперта горами. Алптегин занял выход из нее, и два месяца индийцы простояли в долине, отражая набеги.

В этих стычках особенно отличился Себуктегин. В конце концов индийский царь запросил пощады и согласился, вернувшись в Индию, собрать дань. Алптегин выпустил его, но царь тайно приказал не сдавать крепостей, когда Алптегин пойдет за выкупом. Узнав об этом замысле, Алптегин сказал: «Ныне они разорвали договор со мной» – и снова пошел войной на индийские города.

В 966 г. в одном из военных походов Алптегин умер. Его войско, находясь во враждебном окружении, решило избрать временного эмира, чтобы не показать упадка духа после смерти Алптегина. Самым достойным оказался Себуктегин.

Арабский историк Низам аль-Мулк отмечал: «Династии, царства и города держатся на людях, подобных Алптегину, который некогда был простым гулямом, а им крепло правление Саманидов. Не уразумели его значения, а когда он ушел из Хорасана, ушло и счастье из рода Саманидов. Ханы Туркестана пошли в поход на них, захватили многие владения. Нужны целая жизнь и благоприятный случай, чтобы заполучить достойного и испытанного полководца. Не следует упускать хороших воинов и слуг».

Алптегин стал первым правителем Газны. После него эмирами были Билгетегин и Пиритегин. Себуктегин был одним из командиров, пока не стал эмиром в 977 г.

В 994 г. после блестящих побед в Афганистане и Индии Себуктегин разгромил у Абиварда армию хорезмшаха Абу Али Мамуна, за что получил титул Насир ад-даула ва-д-дин («Защитник державы и веры»), а его сын Махмуд – титул Сайф ад-даула («Меч державы»). О великом Махмуде Газневи речь пойдет в следующем разделе, а сейчас вернемся к гулямам IX в., представлявшим по тем временам мощную силу.

В 818 г. гулямы, что называется, не моргнув глазом убили визиря аль-Фадл ибн Сахила! Скоро они стали необходимым инструментом в государстве, даже не захватив реальную власть.

Согласно источникам, в личной охране халифа аль-Мутасима тюрков насчитывалось от 4 до 7 тыс. человек, т. е. охрана была столь многочисленная и столь мятежная, что аль-Мутасим отдалился от Багдада и, по тем же источникам, основал Самарру, которая через год стала резиденцией халифа. Здесь халиф жил вместе со своими приближенными и гвардией. Это был прообраз Версаля.

Хотя в действительности, возможно, что причиной было сильное движение мутализма. По крайней мере, в этом огромном городе, от которого сегодня остались лишь руины, хранящие самые яркие свидетельства аббасидского искусства, были целые тюркские кварталы; это был город, где тюрки вскоре стали хозяевами.

Арабские историки признают, что у халифа аль-Мутасима I было три победы, завоеванные с помощью тюркских наемников, и без этих побед был бы уничтожен ислам: первая победа – над императором румов, вторая победа – над Бабеком и третья победа – над Мазкаром Гябром из Табаристана, который был казнен вместе с Бабеком.

Воля халифа аль-Мутаваккила (846–861 гг.), правителя без визиря, не выдержала натиска крупных чиновников-тюрков: секретарей, фаворитов, советников, камергеров, – которые засели повсюду. Здесь можно привести некоторые известные имена: Афшин – подавил восстание персидского еретика Бабека (816–837 гг.) в Азербайджане; Буга аль-Кабир (ум. в 862 г.) – сделал Армению вассальной провинцией; Буга аль-Шараби (ум. в 868 г.) – некоторое время был настоящим правителем Аббасидской империи; Рашид аль-Тюрки – возглавлял поход мусульманских войск в Верхний Египет (880 г.); Ашина – в 840 г. сел на трон; Итак (825–849 гг.) – губернатор Йемена и Хорасана; Вассаф (ум. в 867 г.) – генерал, затем камергер и, конечно, ибн Тулун – основатель Тулунидской династии в Каире, о которой речь впереди…

С такими людьми тюрки чувствовали себя всемогущими. Аль-Мутаваккил, изменив порядок наследования (хотел оставить трон младшему сыну), спровоцировал дворцовый переворот, был убит, и в 861 г. на трон гулямы посадили его старшего сына.

861 г. – весьма примечательная дата. С этого времени халифы утратили реальную власть, а тюркские гулямы перестали быть рабами, даже номинально. Они стали истинными хозяевами. Будучи зависимыми от них, избираемые ими, потомки Мухаммеда вынуждены были потакать их капризам под страхом смерти. Они склонили перед ними головы, что, впрочем, не мешало тюркам нередко убивать их. Теперь арабы не знали, как обойтись без столь опасных «служителей».

Получалось более чем странно: халиф не мог и часу удержать власть без тюркских гулямов, а те не могли господствовать в чужой стране без соизволения халифа. Условия, которые создали для них халифы, были роскошны: они получали содержание, выполняли привычную работу – воевали, подавляли восстания, служа халифам, а власть защищала их от народа, ведь для народа они оставались чужаками. Оторванные от родины, традиций, тюркские гулямы убивали халифов, грабили купцов, жестоко обращались с крестьянами. Но они были силой, ибо сабли были только у тюрок.

Общим между гулямами и арабами было лишь исповедание ислама, но этого оказалось достаточно, чтобы система Халифата уцелела.

Тюркские гулямы, взяв власть в свои руки, за 10 лет низвергли и убили четырех халифов. Однако гулямы были необходимы, так как только они смогли, в частности, подавить восстание зинджей – черных невольников из Африки (869–883 гг.).

К тому времени было бесполезно оставаться в Самарре. В 892 г. город был сдан на милость песков, а двор вернулся в Багдад.

Часто историки утверждают, что тюркские гулямы, обращенные в ислам, были искренними мусульманами и приняли арабскую цивилизацию. Возможен совершенно иной взгляд на сей счет. Хорошо известно, что потомки тюрков полностью арабизировались, так же, как знаменитый философ аль-Фараби (879–950 гг.). Существует утверждение Масиньона о том, что желание наемников Самарры совершить хадж было настолько велико, что для них построили уменьшенную копию священного камня Кааба в Самарре, что было неслыханным делом. Но служат ли эти факты убедительными доводами? Известно, что тюрки не отличались скорым принятием новых мировых религий, хотя, разумеется, по мере того, как они поступали на службу к мусульманам, начинали попадать под влияние новой веры. Принять ее было для них вопросом дисциплины, а следовательно, и чести. Присягнув на верность халифу, мусульманскому имаму, эти прирожденные воины считали себя обязанными исповедовать его веру. Приняв ислам, они от него не отступали, дисциплинированность побеждала их сомнения. Ислам, принятый ими окончательно, они исповедовали добросовестно, ничего не изменяя в нем и ничего не оспаривая, как и подобало людям, называющим цивилизацию «повиновением», а государственный закон – приказом. Тюрки вступили в суннитскую мечеть не как смиренные неофиты, а как рекруты – по-военному, – не склонив головы, в полном вооружении, – что возмущало арабов, так как это противоречило их правилам. Но арабам пришлось смириться с тюркскими нравами.

Чтобы утверждать факт детюркизации наемников в IX в., следовало бы допустить, что они совершенно смешались с местным населением или были привезены сюда детьми и воспитывались в духе мусульманской религии, как это позже случилось с янычарами. Но ничего подобного в истории не было. Арабы старались держать наемников подальше от мусульманских распрей. В Самарре у них были свои кварталы, где они жили своей этнической группой, им не разрешалось смешиваться с местным населением и брать жен вне круга тюркских девушек, которых покупал для них сам халиф. Молодых женщин привозили из Центральной Азии. Возраст имел особое значение. В женщинах, прежде всего, ценилась верность традициям предков: она должна была только наполовину принадлежать сообществу, т. е. иметь самое мизерное воспитание в духе Корана и не участвовать в социальной и религиозной жизни. Ее влияние на тюркских детей, родившихся на земле ислама, в Умме, могло быть благотворным, учитывая, что дети обычно забывают прошлое своих предков. Поэтому мусульманские авторы, в первую очередь Джихаз, помимо храбрости и привычки к суровой жизни, высоко ценили у тюрков верность родине. Как писал фон Грюнбаум: «Их страсть к насилию была ярко выражена, но еще сильнее было их сопротивление ассимиляции… Их преданность стране, откуда они были родом, нельзя назвать обычной ностальгией, напротив, она несет в себе опасные последствия. Тюрки, прежде всего, привержены групповой сплоченности, даже живя в самом центре ислама, они не стремятся войти в исламскую общину».

Обычаи и традиции тюрков, попавших в чужие страны, оставались в качестве главного мерила, определяющего их жизнь. Наиболее рельефной национальной чертой тюрков, кроме их приверженности к иерархии и дисциплине, было отсутствие лжи, доносительства, обмана доверившихся им. Предателей и доносчиков убивали. Тюрки в чужих краях сохраняли качества «благородных дикарей».

Арабы и персы ценили их львиноподобные качества: гордость, свободу от пороков, стремление добиваться командных постов, что толкало их на усердия в боях, походах и государственной службе.

Покинув родину, тюрки попали во взаимодействие византийского, арабо-мусульманского и христианского миров и, будучи представителями степного мира, естественно, вступили во взаимодействие с ними.

Вспомним, как трактовал проблему контактов различных этносов Л. Гумилев: «Либо этносы сосуществуют рядом, помогая друг другу в ведении натурального или товарного хозяйства, – симбиоз; либо группа чужого этноса внедряется в среду аборигенов и бытует в относительной изоляции – ксения; либо пришлый этнос узурпирует ведущие позиции в местном этносе – химера; либо этнос растворяется в соседе путем смешанных браков – ассимиляция. Однако зачастую сосуществование становится трудным, и тогда возникают контроверзы, которые разрешаются путем войны».

Ни в Китае, ни в халифате кочевники не обрели покоя. Их не любили, а использовали. Вероломство и жестокость стали знамением эпохи. В Китае прокатилась волна шовинизма: ненависти ко всему чужому и больше всего – к кочевникам.

В Византии в это время в тюрках не нуждались и пренебрегали ими. В халифате тюрок ненавидели шииты и карматы.

Шиизм – наряду с суннизмом – одно из направлений в исламе. Шиизм возник в VII в. На почве споров о числе имамов и личности последнего из них шиизм раскололся на несколько сект. Шииты не признают суннитских халифов, считая законными преемниками Мухаммеда и толкователями ислама лишь династию 12 имамов – Алидов: Али и его прямых потомков от брака с дочерью Мухаммеда – Фатимой.

В конце IX – начале Х в. в халифате произошел всплеск националистического, но совершенно антимусульманского движения: вспыхнуло восстание карматов-арабов Бахрейна (Восточная Аравия) и бедуинов.

Карматы и близкие к ним исмаилиты принесли халифату гораздо больше вреда, чем все остальные иноверцы, вместе взятые. Их принципами были ложь, обман и предательство.

Карматы были разбиты в Иране и в Сирии тюрками-гулямами, но они удержались в Бахрейне и даже на время захватили священный город арабов Мекку, увезли оттуда черный камень Каабы, который был возвращен позже за большой выкуп.

Группировка исмаилитов, возглавленная Убейдаллахом, выдававшим себя за потомка Али и дочери пророка Фатимы, сокрушила аббасидского наместника Магриба (запад халифата).

Карматы и исмаилиты притворялись мусульманами. Они убивали мусульман безнаказанно, ибо убийц спасала тайная община. Не только феодалы, но и каждый простой человек мог стать жертвой убийцы, которым руководил Пир (старец). А халифы и эмиры так боялись отравленных кинжалов исмаилитов, что не принимали против них решительных мер. Да и не могли они это сделать, так как не знали, кто из визирей и эмиров – тайный исмаилит. Исмаилиты всегда лгали, ибо таков был их закон, весьма для них выгодный, ибо с желавших не быть убитыми они брали большие деньги.

Под лучами яркого солнца тюрки не имели себе равных. Однако, как только на небе появлялась голубая звезда Зухры (Венера), исмаилиты проникали всюду и убивали ради убийства. Ночь была их стихией. Они заключали тайные сделки, тайно дружили с тамплиерами, тайно вступали в свое братство и, погибая под пытками, хранили тайны своих деяний.

Мусульмане и христиане относились к ним со страхом и омерзением, а исмаилиты к мусульманам – с презрением и ненавистью. И самое ужасное, тем и другим приходилось жить на одной земле, в тех же городах, кишлаках и замках. (Потомки исмаилитов живут на Памире и на склонах Ливана (друзы) до сих пор.)

К 900 г. арабы проявили полную неспособность защищать свою страну, свои дома и семьи и уж тем более свою веру, от внешних и внутренних врагов. Арабской империи в Азии пришел конец. Персидский историк Равенди писал в 1192 г.: «Слава Аллаху… в землях арабов, персов, византийцев и руссов слово принадлежит тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах».

Как показывает история, столкновения и борьба неизбежны даже при симпатиях друг к другу. А тюрки были чужими для всех: греков, арабов, латинян, – и потому их ждала участь дальневосточных «братьев» – киданей, ставших жертвой китайско-сяньбийской химеры, о чем мы повествовали ранее.

Кочевники, покидавшие родину, утрачивали традиции, поэтому в других странах они воспринимались как дикари. Тем более в то время никто из соседей не знал истории хуннов, огузов, уйгуров и др. Так и создалось устойчивое мнение, что кочевники Азии – дикари, неспособные воспринимать культуру.

Однако влияние тюрков на преобразования в исламском обществе IX в. во всех областях жизни было весьма глубоким – это признают и социологи, и теологи, и историки искусства, наблюдая расцвет философии, истории, точных наук, медицины, развитие погребального искусства, что в принципе запрещалось шариатом и что стало одним из ярчайших проявлений мусульманского архитектурного гения.

Продолжим этот ход рассуждений. Пробуждение иранизма, вышедшего из арабизма, медленно происходит в том же IX в., когда утверждается владычество тюрков, с самого начала пропитанное согдийской, т. е. иранской, культурой. Может быть, это не случайность, тем более что впоследствии тюрки часто, добровольно или не осознавая того, вставали на сторону Ирана. Газневиды и сельджуки говорили на персидском языке и дали иранскому искусству средства для полного самовыражения; при них персидская литература достигла сияющих высот; еще позже восхождение туркменов на трон в Исфахане стало началом первой национальной династии в этой стране со времени мусульманского завоевания – династии Сефевидов.

Итак, мусульманский Ренессанс IX–X вв., о котором речь далее, стал необходимостью для будущей тюркской истории на земле ислама.

Иностранный легион – изобретение древнее. Обычно наемники – свободные люди, поступающие на службу добровольно, но в Египте их роль выполняли мамлюки, буквально «принадлежащие», т. е. рабы. Остановимся на их роли в истории более подробно.

Казалось бы, мамлюкам легче всего было принять ислам, что давало свободу, и раствориться в конгломерате народов мусульманского мира. Но они избегали свободы как огня, и не зря. Одинокий человек на чужбине, без денег и друзей, обречен на самую жалкую жизнь. А находясь в войске, он был сыт, одет, вооружен и имел прекрасную перспективу повышения, потому что султан или эмир нуждался именно в его преданности и доблести. Местных мусульман в эту гвардию не допускали: они были связаны с населением. Согласно шариату, мусульманин не может быть продан в рабство, поэтому в Египте покупали только язычников и христиан.

Гвардию мамлюков составляли кыпчаки из южнорусских степей, объединявшие вокруг себя славян, мордву, тюрков, монголов и горцев-черкесов.

Принцип этнической близости в неволе выдерживается более строго, чем в любых иных коллизиях. Как бы мы ни отрицали у наемников то, что можно назвать национальным чувством, приходится признать, что именно это чувство было движущей силой, которая создавала вражду между различными соединениями фатимидской армии.

Фатимидам удалось создать государство на основе консорции, пополняемой новообращенными из всех народностей Ближнего Востока и Европы.

Фатимиды имеют отношение к тюркской истории в связи с тем, что начиная с царствования аль-Азиза (975–996 гг.), их второго халифа, и еще до присоединения к ним нубийцев и суданцев, они стали комплектовать свою армию, до сих пор состоявшую из берберов и рабов из Европы, полками тюркских мамлюков.

Мамлюки отнюдь не обожали своих продавцов и покупателей, поэтому они спокойно позволили заменить исмаилитского халифа суннитским султаном в 1171 г.

Египетские мамлюки во главе с тюрком Бейбарсом в 1244 г. нанесли поражение войскам крестоносцев и сирийских правителей, захватив ряд городов Сирии и Палестины. В 1250 г. мамлюки отстранили Айюбидов от власти и основали династию султанов, правившую Египтом и Сирией вплоть до османского завоевания (1516–1517 гг.). Различают две линии этой династии: Бахритов (1250–1382 гг.) – преимущественно тюркского происхождения и Бурджитов (1382–1517 гг.) – преимущественно черкесского.

Весьма любопытна роль одного из самых знаменитых мамлюков – Ахмада ибн Тулуна – в истории Египта.

Ахмад ибн Тулун был послан в 868 г. халифом аль-Мутазом в Египет контролировать эту важную провинцию, правда с ограниченными полномочиями. По прибытия в Фустат (Каир) ибн Тулун взял полностью правление в свои руки, несмотря на ограничения.

Талантливый организатор и экономист, он снизил налоги, но исправно отправлял собранную дань халифу. Тем не менее у него оставалась значительная сумма, которая позволила ему начать большие работы и создать надежную и хорошо оплачиваемую армию, включавшую тюркские, греческие и суданские контингенты.

Впервые со времен Птоломеев Египет вновь стал независимым и смог занять достойное место в политической жизни Ближнего Востока. Халиф не только отказался от мысли наказать своего самовольного вассала, но даже поддержал его во время аннексии Сицилии и части Месопотамии.

Между тем внуки великого ибн Тулуна оказались бездарными продолжателями, и в 905 г. аббасидские войска вступили в Фустат. Был назначен новый губернатор, тоже тюрк, под именем Ихсида. Как и его дети, он был верным вассалом Багдада.

Тулуниды и исхидиды являли собой ортодоксальных и убежденных мусульман: будучи членами Дар аль-Ислама в Умме, они не думали ни о расколе, ни о ереси, ни о сепаратизме. Их искусство и архитектура свидетельствуют о том, что они были продуктом аббасидского халифата: великолепная мечеть ибн Тулуна в Каире – это всего лишь копия большой мечети аль-Мутаваккила в Самарре, приспособленная к местным условиям.

Тем временем в самом сердце империи и в буидском Ираке (буиды открыто приняли шиитскую веру и в 945 г. захватили Багдад, хотя, против всякого ожидания, не тронули халифа: он был лишен реальных властных полномочий и остался только декоративным символом власти) раскол набирал силу и серьезно угрожал Египту. Фатимиды, которые представляли раскольническое течение в Северной Африке, вышли из Ифрикии и захватили долину Нила в 969 г. Под их владычеством страна обрела независимость, которую ей даровал ибн Тулун.

Что касается дальнейшей истории мамлюков, то во второй половине ХIII в. они разгромили монголов при Айн-Джалуте (1260 г.), вытеснили крестоносцев из Сирии и Палестины, разбили исмаилитов-ассасинов; в вассальную зависимость от них попали восточная часть Ливии, Нубия, Хиджаз, позже – Киликия и Кипр.

Последний период существования государства мамлюков характеризуется острым экономическим и политическим кризисом, усугублявшимся частыми народными волнениями.

В 1516 г. в битве под Алеппо (Халебом) потерпел поражение от войск османского султана Селима I последний выдающийся султан мамлюков Кансух аль-Гаури. Османы сохранили мамлюкское войско, и оно, как реликт, еще защищало Египет от Наполеона.

Мамлюки остались как местные военные формирования и впоследствии вновь превратились в правящую военно-феодальную касту Египта вплоть до начала XIX в. При Мухаммеде Али в 1811–1812 гг. они потеряли свои земли и политическую власть.

Однако возвращаясь в Египет конца X в. следует отметить, что он являл собой поле расовых битв, в которых тюрки сначала вытеснили берберов, а затем стали первыми. Монархи и визири также были марионетками в руках египетских мамлюков, позже взошедших на престол, а пока обратимся к истории первых тюрко-мусульманских государств на территории Центральной Азии.

В IX в. наиболее значительным тюркским племенем Семиречья были карлуки, кочевья которых тянулись на огромном расстоянии – от долины Таласа до Тарима в Восточном Туркестане. Кочевья эти во многих местах шли вдоль караванного пути и с юга обходили Иссык-Куль. Требовалось 30 дней, чтобы пройти караванным путем от западных границ карлукских владений до восточных. Карлуки обосновались в Семиречье еще в 766 г., после разгрома тюргешей и захвата власти в стране. Это был процветающий край. Карлуки жили не только в селениях, но и в городах (крупные карлукские города – Кулан (Луговая) и Мерке) и имели достаточно высокий уровень культуры. По роду хозяйственной деятельности они занимались звероводством, кочевым скотоводством, земледелием.

Карлуки создали свое государство со столицей Кара-Орду. После падения Уйгурского каганата вождь карлуков стал считать себя последователем уйгуров, его звали Билке Кюл Кадыр-хан.

Вторым крупным тюркским племенем Семиречья были чигили. Они жили главным образом на северо-востоке от озера Иссык-Куль, хотя селились и в районе Тараза. Так же как и карлуки, они проживали в городах и селениях, владели большими стадами – одним словом, это был богатый народ.

Третьим большим тюркским племенем, частично захватившим Семиречье, были ягма. Жили они на юге от озера Иссык-Куль, по направлению к городу Кашгару, причем большая часть их кочевий находилась в Восточном Туркестане. Главное их богатство заключалось в стадах лошадей и баранов. Ягма были известны как наиболее воинственное тюркское племя.

В юго-западной части Семиречья в X в. еще проживали остатки тюргешей. Многие из них уже перешли к оседлому образу жизни и жили в городах. В обстановке соседства кочевников с оседлыми районами и богатыми городами между ними увеличивался товарообмен. Кочевники привозили из степи рабов, кожу, шерсть, мясо, скот в обмен на ткани, просо, пшеницу, изделия из металла и другую продукцию ремесленников и земледельцев.

Заинтересованная в выгодах от торговли с оседлыми районами и городами кочевая верхушка, в целях увеличения товарной продукции своего хозяйства (скотоводства), захватывала лучшие земли. Бедняку становилось все труднее жить в степи. Так в среде кочевников зарождалась потребность к оседлому земледельческому труду.

Билге Кюл Кадыр-хан начал объединять карлуков, чигилей, ягма и тюргешей в единое государство, которое позже было названо Караханидским каганатом, по имени основателя династии ханов – Абдул-Керим Карахана (ум. в 956 г.). Карлуки и чигили занимали в государственном аппарате и войске важные места, их племена сыграли огромную роль в образовании Караханидского государства. Высшие посты начальников занимали выходцы из ягма, наиболее воинственной тюркской народности.

Исторические сведения, содержащиеся в источниках ХI—ХII вв., позволяют говорить об усилении власти и росте могущества караханидской тюркской аристократии. Высшую ступень в каганате занимали каганы, илеки, беки. Ханы и илеки относились к категории «чистых» («белая кость») и считались божественным олицетворением неба и солнца: они имели большие шелковые и атласные шатры, дворцы, ставки, замки и крепости. Караханидское государство делилось на отдельные части – уделы, во главе которых стояли члены караханидского дома, носившие титул илекханов.

Связь между илек-ханами и ханом ханов не была прочной. Удельные князья – илек-ханы жили между собой в постоянной вражде, стремясь к самостоятельности, и потому чаще всего были в натянутых отношениях с главой караханидского дома.

Семиреченские тюрки были весьма терпимы к любым религиозным конфессиям – буддизму, христианству, манихейству, – однако основополагающей оставалось тэнгрианство. Тем не менее в 910 г. ислам стал официальной государственной религией. Карлуки вели активную завоевательную политику и в начале 90-х гг. заняли весь Центральный Тянь-Шань и Семиречье, распространяя силой среди покоренного населения ислам. К середине 90-х гг. граница Караханидского каганата на северо-востоке стала проходить по линии озер Балхаш, Сасык-Куль и Ала-Куль, позже караханиды распространили свою власть до долины Иртыша.

В 960 г. ислам приняли многочисленные тюрки – «200 тысяч шатров», – так образовывалось первое тюркское мусульманское государство. Анализируя источники, можно полагать, что принявшие ислам массы создали скорее некий синтез, приспособив свои старые верования к новым мусульманским, однако нет никаких оснований сомневаться в том, что административные кадры состояли из убежденных мусульман-суннитов, охваченных пылом неофитов.

Таким образом, за пределами того, что в продолжение трех столетий было Дар аль-Исламом, сформировалось мусульманское, но в то ж время специфически тюркское ханство. Это событие изменило течение истории тюрков и исламского мира. Знамя ислама перешло к тюркам, и после короткого периода тюрки стали представлять почти весь исламский мир.

Что касается иранских Саманидов, то Семиречье для них всегда было лакомым кусочком, и они неоднократно пытались завоевать его, но удача не сопутствовала их предприятию. Тем временем караханиды (карлуки, тюргеши, чигили, ягма, огузы и т. д.), объединившись в единое государство, воспрепятствовали арабским завоевателям в Восточном Туркестане и в Семиречье.

В 990 г. караханиды выступили в поход на Мавераннахр. Положение, сложившееся в Саманидском государстве, благоприятствовало им: у саманидов центробежные тенденции захватили все государственные структуры и достигли наивысшей точки, когда города и целые районы стали выступать как самостоятельные уделы. Кроме того, согласно данным арабских и персидских авторов, еще до прихода караханидов в окрестности городов Ош и Узген здесь проживало много тюрков, которые в определенной степени облегчили завоевание Ферганы.

После установления сюзеренитета над местными властителями областей Талас, Шаш, Илак, караханиды в 992 г. направили войска в Бухару, которая была взята без боя. Однако победители вскоре покинули Бухару и двинулись на лучший город Мавераннахра – Самарканд, чем не преминул воспользоваться Нух ибн Мансур, в тот период правитель Саманидского государства, повернув свой отряд к Бухаре.

В 996 г. тюрки возобновили наступление на Бухару. Узнав об их маневрах, Нух обратился за помощью к Себуктегину (см. «Тюркские гулямы»). Себуктегин выступил на помощь Нуху с большим войском. Когда Себуктегин стал лагерем в районе Кеша, он потребовал, чтобы к нему присоединился со своим отрядом Нух. Это звучало прямым вызовом суверенным правам саманидского эмира. Тот, разумеется, отказался и послал Себуктегину предписание самому явиться в Бухару. В ответ на это Себуктегин послал вместо себя 20-тысячный отряд, который и установил фактическую власть в Бухаре. После этого Себуктегин начал переговоры с Караханидами о разделе сфер влияния, тогда и порешили, что весь бассейн Сырдарьи перейдет в руки Караханидов.

«Согласно договору, Себуктегин сделался полновластным хозяином земель, лежащих на юге от Амударьи, и в первую очередь Хорасана. Таким образом, Саманидам фактически оставлена была лишь центральная часть Мавераннахра». Все эти решения были приняты без согласования с Нухом, который к тому времени потерял всякое влияние.

Свергнув в 999 г. правящую династию Саманидов, Караханидский каганат стал владеть территорией от Кашгара до Амударьи, включающей в себя часть Восточного Туркестана, Семиречье, Шаш, Фергану и древний город Согд.

Вместе с воинами в Мавераннахр пришли со своими стадами кочевники, в связи с чем значительная часть земель – пастбищ и превращенных в пастбища посевных земель – оказалась во владении кочевых тюркских племен, ставших опорой Караханидской династии.

Основным занятием караханидов было скотоводство, причем главную роль в хозяйстве играло коневодство. Помимо обычных степных пород, они выращивали скаковых и вьючных лошадей. Кочевники поставляли для караханидского войска отборных жеребцов, гужевых коней, различную продукцию животноводства: кумыс, молоко, шерсть, мясо, сушеный творог (куртоп). Караханидские тюрки занимались отчасти и земледелием, но сеяли в основном просо, которое издавна культивировалось в степях Центральной Азии.

Караханиды были и известными купцами, участвовавшими в международной транзитной торговле. Отряды тюрков часто служили охраной для отправлявшихся в дальний путь караванов, Мубаракшах писал, что тюрки вывозили в соседние области серебро, золото, железо и ртуть, добывавшиеся в горах к югу от Самарканда. Кочевники из отдаленных районов Центральной Азии и нынешнего Казахстана, в частности кыпчаки, обменивали пушнину на ремесленные изделия у соседних земледельческих народов.

Несмотря на широкое распространение натурального обмена, развивались и денежные отношения. Основной продукцией, вывозимой ими на продажу, был скот, который нередко выполнял функции валютного эквивалента. В торговой практике использовались также монеты, отчеканенные в Хорезме, Мавераннахре, Хорасане, Иране, Афганистане. Начиная с давних времен, имели хождение и денежные знаки, называвшиеся «йармак» и «акча»; в обращении была и другая валюта – агры и пул.

Караханидский каганат сыграл важную роль в объединении культур народов, населявших оазисы Центральной Азии. В орбиту регулярных экономических и культурных связей между оазисами и городами втянулось и население обширной степи.

Арабское завоевание и исламизация Центральной Азии привели к победе совершенно чуждого местному населению арабского языка в мусульманском богословии, в официально-чиновничьем мире и в среде согдийской и хорезмийской аристократии. В период господства караханидов ислам в Центральной Азии и его богослово-философская основа «калам» еще более укрепляют свое влияние.

К XI в. в Караханидском каганате тюркское население было основным населением. Карлуки, огузы, гузы, чигили, ягма и другие племена начали постепенно говорить на общем языке, хотя сохраняли внутри этого языка и родоплеменные диалекты. Так постепенно формировался староузбекский язык; в это же время формировался и таджикский язык; на стыке Согда, Тохаристана и Хорасана складывался язык дари, который объединил ираноязычные языки и составил основу современного таджикского языка.

В Мавераннахре, при дворе Караханидов, собралась большая группа придворных поэтов, среди них наиболее выдающимися были эмир Амаки Бухари, Рашиди Самарканди, Сузани Самарканди и другие, писавшие касыды, сатиры и лирические стихи. Таким образом, не только военными победами добывали признание и славу караханиды. Переходя на оседлый образ жизни, они прославляли себя и как ученые, архитекторы, ремесленники и поэты.

В 1006 г. правитель каганата, илек Наср, покончив с последним саманидом, решил завоевать Хорасан, несмотря на то, что в 1001 г. правитель газневидов – Махмуд Газневи и правитель караханидов – Наср ибн Али – договорились об установлении границ. Главной пограничной линией стала Амударья, территория же Газневидского каганата простиралась от границ Северной Индии почти до южных берегов Каспийского моря, включая области нынешнего Афганистана и Северо-Восточный Иран.

Тем не менее в 1005 г., воспользовавшись походом султана Махмуда Газневи в Индию, илек Наср послал войско за Амударью: один отряд захватил Балх, другой – занял Герат. Когда султан Махмуд узнал о вторжении караханидов, он быстро вернулся из Индии и направился в Балх. При приближении войск султана Махмуда Газневи караханиды отступили из Балха в Термез, а затем в Мавераннахр.

Несмотря на неудачный поход, илек Наср начал готовиться к новому выступлению на Хорасан. Он обратился за помощью к своему родственнику, властителю Хотана (представителю другой ветви Караханидов) Юсуфу Кадыр-хану, и вместе с ним и с 40 тыс. воинов направился в Балх. В начале 1008 г. два тюркских войска, караханидское и газневидское, встретились в степи близ Балха.

Караханидские тюрки, одетые в черное, с боевым кличем «ур» (на древнетюркском это означает «бей, окружай»), напоминавшим волчий вой, начали наступление. Воины султана Махмуда Газневи «запели тюркскую песню с хотанской мелодией» и пошли навстречу караханидам. Началась битва. В войске султана Махмуда было 500 слонов, с которыми тюрки-караханиды не умели вести бой и которые главным образом решили исход битвы. Войско караханидов было разбито. После этого поражения наступательное движение караханидов за Амударью прекратилось, ввиду внутригосударственных раздоров. Более сорока лет длились дворцовые интриги, в результате чего в 1042 г. Караханидский каганат разделился на два самостоятельных каганата.

В государство восточных караханидов вошли земли: Йеди-Су, Чу, Талас, Сейхун, Фергана и Чингарская степь до реки Иртыш, на востоке до озера Теклемекан. Восточный каганат, в свою очередь, в соответствии с тюркским законом управления государством, вновь разделился на восточную и западную часть. Столицей восточной части стал Баласагун; западной – сначала Талас, а затем Кашгар.

Западный Караханидский каганат также разделился на восточную и западную части. В восточной части столицей стал Самарканд, в западной – Бухара. Этот раздел способствовал еще большему развитию междоусобной борьбы. Так, в 1060 г. глава западных караханидов воспользовался междоусобицами в стране восточных караханидов и отобрал у них Шаш, Бинкент, Тункете, Ахсикете, Узгенд, Куз Орду. В 1068 г. после смерти главы западных караханидов началась борьба за власть между его сыновьями. На этот раз восточные караханиды воспользовались междоусобицами в стране западных караханидов и отвоевали вновь все земли.

В 1125 г. с востока пришли новые завоеватели-кочевники – каракитаи.

В 1128 г. караханиды одержали победу над каракитаями, вторгшимися в западные области нынешнего Синьцзяна. Каракитаи с помощью тюркских племен канглов и кыпчаков, враждовавших с караханидами, захватили в 1130 г. Баласагун и большую часть Семиречья. В 1137 г. каракитаи захватили Кашгар, Хотан и выступили в поход на Мавераннахр. Завоевав Кашгар, каракитаи не сместили караханидских правителей, а оставили их в качестве своих вассалов. В 1205 г. в Кашгаре произошло восстание, направленное против каракитаев, но оно не имело успеха.

Династия восточных Караханидов пресеклась в 1210 г. Что касается Западного каганата, то у него сложились враждебные отношения с сельджуками. Яблоком раздора стали территории по обоим берегам Амударьи, в районе двух важных городов – Термеза и Балха, которые попали к сельджукам после того, как их вынуждены были оставить газневиды.

Сельджуки в 1072 г. предпринимают грандиозный поход против караханидов, закрепляют за собой города Термез и Балх, и с этих пор инициатива в области внешней и внутренней политики целиком переходит к сельджукам.

В 1089 г. огромное войско сельджуков переправляется через Амударью и в том же году, после упорного сопротивления жителей, берет Бухару и Самарканд. Для Караханидов наступил период политического упадка. Здесь следует отметить, что ослаблению государства Караханидов способствовало противостояние главы каганата Арслан-хана (1102–1130 гг.) и его предшественников верхушке мусульманского духовенства, которая рвалась к управлению государством.

Когда Арслан-хан, ввиду своей болезни, назначил соправителем своего сына Насра, духовенство организовало заговор, и Наср был убит. Тогда Арслан-хан призвал на помощь султана Санджара из Мерва. И хотя Ахмед, второй сын Арслан-хана, сам восстановил порядок в Самарканде и предал казни мятежников, султан Санджар двинулся с войском в Мавераннахр. Помощь дружественного соседа, каким считался сельджукский султан Санджар, вылилась в завоевательный поход. Султан Санджар осадил Самарканд и взял его в 1130 г. Арслан-хан был вынесен из осажденного города на носилках и отправлен в Балх, где вскоре умер.

Хотя после 1130 г. в Самарканде правили ханы из караханидского дома, однако они уже утратили свою самостоятельность и в основном подчинялись воле султана Санджара, который в это время был на вершине своего могущества.

Караханидское и сельджукское завоевания в Мавераннахре способствовали переселению немалого количества тюрков. В большинстве своем эти тюрки находились в составе войска, но затем в некоторых районах они осели и перешли к оседлому образу жизни.

В 1125 г. с востока пришли каракитаи. Сначала они поселились в районе Чугучака, а потом перешли дальше на юго-запад и заняли караханидскую столицу Баласагун. Представитель правящего киданьского рода Елюй Даши, бежавший от чжурчжэней на север, объединил среднеазиатских каракитаев и, приняв титул гурхана, основал государство со столицей Баласагун. Власть гурханов простиралась на запад до Амударьи, на север – до Балхаша. Каракитаи восприняли тюркский язык. В начале XIII в. государство каракитаев было захвачено тюрко-монголами, впоследствии они вошли в состав Золотой Орды и Узбекского ханства. Потомки каракитаев образовали роды в составе башкир, казахов, кыргызов, каракалпаков, узбеков и др. Итак, каракитаи сделали Баласагун главным городом каракитайского государства. Отсюда каракитаи и совершали свои набеги на запад – в Шаш, Фергану, долины Зарафшана и Кашкадарьи.

В 1138 г. каракитайский гурхан нанес под Ходжентом крупное поражение самаркандскому караханидскому хану Махмуду, ближайшему родственнику султана Санджара. Но каракитаи не пошли в глубь страны, а, ограничившись данью, вернулись домой. Мир, однако, не был долгим. В 1141 г. каракитаи вновь появились в Мавераннахре. На это раз отстаивать целостность Караханидского государства пришел султан Санджар. Объединенное войско Махмуда и Санджара стояло в Катванской степи, близ Самарканда. Главные силы были сконцентрированы в руках султана Санджара. Битва под Самаркандом закончилась полным поражением Санджара.

Каракитаи не закрепили за собой захваченной территории, не включили ее в состав своего государства: их интересовала дань, которую они ввели в порядке китайской системы обложения, т. е. по динару с каждого двора. Каракитаи всячески поощряли раздробленность Караханидского каганата. Постепенно Караханидское государство в Мавераннахре стало мифом, а вместо него возникали мелкие феодальные владения, причем караханидский хан фактически не мог даже претендовать на первое место среди них.

Султан хорезмшахов Мухаммед в 1210 г. победил каракитаев. Караханидский хан Клыч Арслан ибн Клыч после одержанной Мухаммедом победы над каракитаями прибыл ко двору Мухаммеда-хорезмшаха в качестве благородного вассала. Мухаммед-хорезмшах оказал ему хороший прием и выдал за него замуж свою дочь. В 1211 г. большим свадебным караваном в сопровождении большого хорезмийского отряда молодые отправились в Самарканд.

В 1212 г. в Самарканде произошло восстание против хорезмшаха, в котором деятельное участие принял и его зять хан Клыч. Большинство хорезмийцев было убито. Получив известие о восстании в Самарканде, хорезмшах немедленно выступил в поход. Город был взят и отдан войску на трехдневное разграбление. Султан казнил Клыч-хана – последнего западного караханидского хана. По этому поводу Джувейни писал, что на смерти Клыча настаивала сама царевна, его жена.

Так в 1212 г. пал Западный Караханидский каганат.

Около ста лет (900–999 гг.) Хорасан и другие области, начиная от Сырдарьи до Багдада и от Хорезма до границ Индии, входили в состав ираноязычного государства Саманидов, центр которого был в Центральной Азии.

Вторую половину X в. саманидское правительство было занято борьбой с центробежными тенденциями. Власть пыталась противопоставить дехканам и феодальному ополчению тюркскую гвардию и новую военную знать из верхушки гулямов.

В это время, в 962 г., полководец Алптегин, выходец из тюркских гулямов, владевший почти 500 селениями и 100 тыс. голов лошадей, попал в опалу при саманидском дворе. (В разделе «Тюркские гулямы» мы довольно подробно останавливались на выдающихся исторических личностях – Алптегине и его преемнике – Себуктегине.)

Алптегин бежал в Газну и основал в Хорасане фактически независимое княжество. Окруженный почетом и славой, Алптегин умер в 966 г. После него править княжеством стал его сын Билгетегин (966–972 гг.), потом Пиритегин (972–977 гг.). В 977 г. на престол сел друг и соратник Алптегина – Себуктегин, который основал независимое государство Газневидов.

Итак, примерно в ту же эпоху, когда происходила исламизация Караханидов, на территории нынешнего Афганистана формировалось тюрко-мусульманское государство Газневидов, по названию города Газни, его столицы. По правде говоря, сравнение между Караханидами и Газневидами наводит на мысль о структурных различиях между этими двумя формациями, тем не менее, у них одинаковое тюркологическое значение.

Себуктегин стремился к завоеваниям, поэтому правителем он был весьма деятельным. Его всегда привлекали княжества на севере Индии, посему свои первые походы, уже в роли правителя, он совершил именно туда.

Себуктин расширил владения путем захвата Балха, Кундуза, Кандагара, Кабула, и его сын, Махмуд (998—1030 гг.), пришедший к власти в возрасте 28 лет, наследовал уже значительное государство.

Напомним, что под ударами тюрков-караханидов в 999 г. прекратило свое существование государство Саманидов и прежние саманидские владения к северу и северо-востоку от Амударьи (Мавераннахр и др.) вошли в состав Караханидского государства, а области к югу и юго-западу от Амударьи (Хорасан, Табиристан, Систан и нынешний Афганистан) были захвачены Махмудом Газневи и вошли в состав Газневидского государства. После таких событий в 999 г. Махмуд был признан багдадским халифом в качестве независимого правителя.

Махмуд завоевал страну Нимруз, присоединил к Газне Хорасан, прошел Индию до города Сумнат, откуда привез статую главного идола индийцев – Маната. Махмуд первым в халифате получил титул султана. На весь исламский мир он прославился как сокрушитель неверных – кроме победы над индийцами, Махмуд усмирил еретиков в Иране, а затем очистил от них Керман, где бесчинствовали племена куджи и белужди. Махмуд имел лучшую в Халифате армию, что позволило ему пройти по долине реки Ганг до городов Муттра и Канаудж. Его государственный ум позволял в корне пресекать попытки подорвать авторитет законной власти и внести хаос в дела управления.

Халиф аль-Кадир пожаловал Махмуду маншур (грамоту) на владение Хорасаном и титулы Вали Амир аль-муминин, Йамин аддаула, Амин аль-милля. За победу над еретиками и казнь фатимидского проповедника Тахарти Махмуд получил еще титулы Низам аддин («Порядок веры») и Насир ал-хакк («Защитник истины»).

Итак, именно Махмуду принадлежит честь открытия Индии для мусульман, чего не смогли сделать арабы: это его почти загнанные кони пили воду из Инда.

Учитывая глубокую иранизацию Газневидов и принадлежность Гуридов к иранскому миру, можно предположить, что тюркизм не играл большой роли в средневековой Индии. Однако это не так. Если языком газневидского двора и, соответственно, двора Гуридов был персидский, то тюрки-рабы говорили только на тюркском и понимали только тюркский. Поэтому они, как и всюду, формировали свою аристократию, осознававшую свое единство, чьи индийские корни выражались в антропологических признаках; эта аристократия консолидировалась за счет браков, если не эндогамных, то всегда межплеменных. Было бы интересно узнать, откуда они происходят, какие воспоминания они хранили о своей культуре, поддерживали ли они отношения с тюркскими элементами, которые проникли в Индию задолго до походов Махмуда Газневи; начиная с VII в., они служили в армии короля Кашмира Харши (ум. в 647 г.), позже они появились в Балучистане и в других местах. В Южной Индии мусульман называли «турушка» – транскрипция слова «тюрок».

Династии Мамлюков в Дели пришел конец в 1290 г. Ее деяния были значительны, в частности она способствовала укреплению тюрко-афганского могущества на всем субконтиненте и проникновению ислама в массы индусов в форме мистического течения, суфизма. С ней связаны первые значительные мусульманские памятники в Индии, в том числе и те, что были возведены еще до ее прихода к власти.

Что касается завоевания Индии, то в 1000 г. Махмуд Газневи совершил первый набег, а в последующие годы регулярно – 17 раз – занимался этим: он аннексировал Пенджаб, уничтожил много княжеств, оставив за собой развалины, например, знаменитых храмов Матхуры, и вернулся в свою горную страну со сказочной добычей. Как доказал еще Александр Великий, Афганистан держит в руках ключи от всего индийского субконтинента: величественные и дикие перевалы Хайбера – поистине королевский путь, ведущий туда. Его преемники, близкие и далекие, афганцы и тюрки, хорошо запомнили это. Англичане также не забыли этого, когда стали властвовать в Индии и зорко следили за тем, чтобы туда не проникли русские.

Престиж и богатство Махмуда Газневи были ни с чем несравнимы. Давно ислам не завоевывал таких важных территорий: Лахор, который при газневидском правителе во второй половине XI в. стал крупным культурным центром, – тому доказательство. Давно сокровища чужеземных дворов не поступали в мусульманские города, а сокровища Индии были неисчислимы. Таким образом, Газна – столица газневидов – превратилась в огромный город, соперничающий с Багдадом, а с ним вместе вознеслась метрополия исламской Азии.

К концу правления султан Махмуд был правителем обширной, включавшей огромные пространства от Ирака и Каспийского моря до реки Ганг и от Аральского моря и Мавераннахра до пустыни Раджпутаны. Большую часть своего тридцатилетнего владычества Махмуд провел в военных походах. Он совершил многочисленные походы в Центральную Азию, Иран, Систан и северные области Индии под лозунгом «священной войны» с индийскими идолопоклонниками и распространения ислама в Индии. Н. К. Синх в своем труде «История Индии» писал: «Семнадцать походов, которые были совершены Махмудом в Индию, сопровождались невиданным ограблением и вывозом грандиозных богатств и сотен тысяч рабов. Однако к индусам Махмуд проявлял терпимость. Им были отведены особые кварталы в Газне, и разрешалось свободно справлять свои религиозные обряды. Разрушение индусских храмов в Индии было частью военной программы Махмуда, главной целью при этом был захват богатств, накопленных жрецами. Махмуд не делал каких-либо серьезных попыток присоединить к тюркским землям индийские территории. Присоединение территории было более сложным делом (в нем он не видел перспективу), чем разграбление отдельных городов и храмов. Тем не менее Махмуда можно по праву рассматривать как основателя тюркского государства в Индии и предшественника Мухаммеда Гури и Бабура. Безусловно, есть его заслуга в распространении ислама в Индии (сегодняшние Пакистан и Бангладеш берут свое начало от этих событий).

Цивилизация, которая развилась при Махмуде Газневи, была на голову выше той, что знали Караханиды, но ее особенность заключалась в том, что активизировался другой язык, не тюркский, а персидский, на котором в течение нескольких десятилетий общались только жители саманидского царства и который вдруг познал такой бурный расцвете. Дело в том, что газневиды, тюркские гулямы, верные многим своим традициям, были глубоко иранизированы и стали приверженцами иранизма. Со всех уголков мусульманского мира стекались сюда художники, поэты, ученые – интеллектуальная элита той эпохи. В Газне сформировалась классическая поэзия, основой которой была касыда, или панегирик. В Газне в 1017 г. поселился аль-Беруни – математик, астроном, врач, рожденный в Хорезме, самый великий мыслитель ислама; именно Махмуду посвятил Фирдоуси свою «Книгу царей», шедевр персидской литературы, огромную национальную эпопею, и нет ничего удивительного в том, что этот знаменитый правитель, несмотря на свою любовь ко всему иранскому, был ею недоволен, поскольку в ней довольно нелестно говорилось о тюрках, а в нем еще жила кровь его предков.

Махмудом Газневи восхищались как самым фанатичным из мусульман или как самым терпимым из тюрков, который, несомненно, был и тем и другим.

После смерти султана Махмуда в 1030 г. началась война за престол между его сыновьями – Масудом и Мухаммедом. Масуд (1030–1040 гг.) одержал в этой борьбе верх. Мухаммед был ослеплен и брошен в тюрьму.

В это время тюрки-огузы (сельджуки) стали селиться на территории Хорасана, что привело к столкновениям с местными жителями.

Масуд несколько раз посылал военные отряды против сельджуков, но, к удивлению всех, они были разбиты. В 1035 г. против сельджуков выступил сам султан Масуд во главе отборного войска. Масуд потерпел поражение и вынужден был передать сельджукам для поселения районы Нисы, Феравы и Дехистана. Вскоре сельджуки потребовали у Масуда Мерв. Султан послал против них новое войско, но и на этот раз оно потерпело поражение. После чего сельджуки захватили Нишапур, и Тугрул-бек объявил о создании Сельджукского государства.

В мае 1040 г. две мощные армии двух тюркских государств встретились в бою в Данданакане, вблизи Мерва. Султан Масуд потерпел сокрушительное поражение и бежал по направлению к Лахору. По пути он был низложен своими же войсками и выдан своему слепому брату Мухаммеду – новому правителю, сын которого убил Масуда. Но Мухаммед и его сыновья потерпели поражение и были убиты сыном Масуда – Маудудом.

Маудуд не был способным правителем (1041–1049 гг.). Он не смог противостоять ни сельджукам, ни караханидам, которые теснили газневидов. Газневиды потеряли сначала Хорасан, а затем и северные части Газневидского государства. После смерти Маудуда, престол занимали один за другим четыре султана, но правление их было кратковременным. Неудачи в войне с сельджуками вынудили перевести столицу из Газны в Лахор.

Тем временем небольшое княжество Гур, пока шла война между газневидами и сельджуками, выжидало и готовилось к войне. Как только Газневидское государство ослабло, в 1173 г. правитель Гура Гийясуд-дин Мухаммед занял Газну. Мухаммед Гури был прирожденным завоевателем, и естественно, его привлекала своими богатствами Индия, но на пути завоевания Индии стоял Пенджаб со столицей Лахор. В 1179 г. Мухаммед Гури нанес поражение газневидскому правителю Пешавара и занял этот важный город, а в 1181 г. он вторгся в Лахор.

В 1186 г. Мухаммед Гури занял Лахор и заставил уйти с индийского трона последнего правителя газневидов Малик-шаха. Так закончило свое существование государство Газневидов.

В конце первого тысячелетия христианской эры встал вопрос, приведет ли союз тюрков и ислама, который столь блестяще состоялся у Караханидов, к распространению мусульманства в Китай или, напротив, в сторону запада, поскольку две силы, направленные в противоположные стороны, создавали неустойчивое равновесие в Мавераннахре. Этот вопрос решился быстро. Обращение Караханидов в ислам особенно не изменило обычный ход тюркской истории, т. е. в постепенном продвижении с востока на запад. Конечно, в текстах XI в., особенно в работах Махмуда аль-Кашгари, взволнованно описываются великие сражения мусульман в Азии против неверных. Очевидно также, что Караханиды, которые не составляли единого фронта, будучи разделенными на княжества, вынуждены были вести борьбу с северными варварами (а их огромная масса все еще состояла в основном из язычников, как свидетельствует тот же Кашгари) и против уйгуров на востоке. Но единственную широкомасштабную экспедицию в этом направлении осуществил Кадир Кара Юсуф (ум. в 1032 г.), и она увенчалась взятием буддийского Хотана. Их больше интересовали завоевания Мавераннахра и Хорасана. Шла война между Ираном и Тураном, между оседлыми и кочевыми племенами, между иранизированными тюрками и арабизированными иранцами.

Саманиды на своих западных границах увязли в сдерживании буидов, шиитских правителей халифата, и не располагали силами, чтобы отразить «желтую опасность» караханидов, и не зря они призывали свое население к священной войне против «неверных», которые были такими же мусульманами и суннитами. Им ничего не оставалось, кроме как просить помощи у газневидов, своих прежних вассалов, которые, имея большие виды на Индию, сразу согласились взять просителей под свое покровительство, хотя и потребовали взамен Хорасан. В результате появились две державы, заинтересованные в их уничтожении: осенью 999 г. караханид Арслан Илек Наср, царь Узгенда, вошел в Бухару, пленил последнего саманида и захватил Мавераннахр.

Газневиды и караханиды остались лицом к лицу, один на один. Их соперничество за обладание Восточным Ираном было неизбежным, и это было на руку третьей стороне – сельджукам.

После нескольких лет миролюбивых, едва ли не братских отношений между двумя державами Арслан Илек Наср воспользовался отсутствием Махмуда Газневи, который в это время воевал в Индии, и захватил Хорасан и Бактрию, разграбил Нишапур и Балх. Так началась эта война, которую с большим трудом вели Махмуд и его преемник Масуд, одновременно прощупывая почву внутри караханидской страны и обхаживая брата своего врага, некоего Туган-хана. Кроме того, они воспользовались неожиданной поддержкой – наступлением катанов в Кашгарию (1017 г.).

Итак, подведем некоторые итоги. Прогрессивное экономическое развитие Ближнего Востока в Х—ХI вв. отсутствовало. Рост производительных сил ограничивался постоянными войнами. Если и были то здесь, то там «тихие» десятилетия, вслед за ними шли годы кровопролития, сметавшие часть накопленных материальных и культурных благ. В лучшем случае сохранился уровень, достигнутый при Аббасидах, да и то за счет талантов и трудолюбия таджиков, персов, арабов и хорезмийцев.

Социальные системы упрощались. Победоносные тюрки либо сохраняли свой быт, либо составляли войска султанов, живших очень неплохо за счет аборигенов, умиравших в сражениях.

В начале XI в. всей оседлой, земледельческой, цивилизованной частью мусульманского мира завладели: в Ираке и Западном Иране – дейлемито-арабо-персы – халифат; в Восточном Иране – тюрко-иранцы – Газневидский султанат; в Мавераннахре и Кашгарии – тюрко-таджики – государство Караханидов; в низовьях Амударьи – тюрко-хорезмийцы.

Тем не менее, в XI в. главенствующую роль в мусульманском мире играли сельджуки.

В 985 г. племя кыныков из огузской конфедерации, под защитой крыльев коршуна – своего родового тотема, покинуло северные земли и разбило лагерь на правом берегу Сырдарьи, на территории, подконтрольной саманидам, или в близком соседстве с ними, а если быть точнее, в Джанде, городе, основанном, по преданию, мусульманами. Предводителем племени был некий Сельджук, отец которого был на службе у хазарского принца. Сведения о его происхождении есть в «Малик-намэ» («Книге царей»), ныне утраченной, но часто упоминаемой историками прежних эпох.

Сельджукское объединение сформировалось из тюркских племен, населявших бассейн среднего течения Сырдарьи и предгорий Каратау. Основное ядро этой группировки составляли огузские племена. Они вели кочевой и полуоседлый образ жизни. В дальнейшем их состав пополнился кыпчакскими и другими тюркскими племенами. Первоначально объединение насчитывало 24 племени: кынык, баюндур, ива, салур, афшар, бектили, баят, имур, язгыр, кара-булак, алка-булак и т. д.

Обосновавшись на новом месте, вождь огузов Сельджук ибн Кынык первым принял ислам. Процесс исламизации у огузов был неравномерным и затяжным. Основная масса нижнесырдарьинских и приаральских огузов фактически оставалась в тэнгрианстве. Более значительное распространение мусульманская вера получила среди огузов среднего течения Сырдарьи и западных окраин Семиречья. Мусульманская религия внедрялась сначала у полуоседлых огузов, да и то преимущественно среди господствующей верхушки.

Первые сельджуки, естественно, были на стороне Саманидов, хотя не гнушались переходить к их противникам, когда это было выгодно, и терпеливо подготавливали свое будущее величие, свое молниеносное появление на Ближнем Востоке, и этого можно было добиться только посредством исламизации, если не искренней, то хотя бы формальной.

Сельджук имел трех сыновей: Исраила, Михаила и Мусу. После его кончины титул главы «ябгу» получил его старший сын Исраил.

Историки отмечают, что Сельджук прожил сто лет, что же касается его преемников, то его сын Михаил умер молодым, Муса оказался нечестолюбивым. Семейство обязано своей славой сыну Исраила – Кутулмушу и двум сыновьям Михаила – Тугрул-беку и Чагрибеку.

К моменту перехода власти в руки преемников, сельджуки разделились на две группировки: первую возглавлял Исраил, вторую – Муса со своими племянниками Тугрул-беком и Чагри-беком.

В разгоревшейся войне газневидов с караханидами сельджуки встали на сторону последних. В 1025 г. Исраил был пленен Махмудом Газневи и отправлен в далекую Индию, в одну из крепостей Мултана, где и погиб. Согласно праву наследования место Исраила должен был занять Михаил, но его к тому времени уже не было в живых, поэтому титул «ябгу» перешел к Мусе.

Газневидское войско, напав на владения караханида Алитегина, разгромило заодно и сельджукские кочевья в окрестностях Бухары и рассеяло их по Мавераннахру и Хорасану. Одна из подвластных Исраилу огузских орд была переправлена Махмудом Газневи через Амударью и поселена на территории нынешнего Туркменистана. Возглавляли ее сельджукские роды, состоящие из 4 тыс. семей. Султан Махмуд обязал их нести военную службу и платить налоги за землю и пастбища.

В 1030 г., в период борьбы преемников Махмуда Газневи за султанскую власть, Масуд Газневи, стремясь увеличить свои силы, «перетянул» к себе часть сельджуков, которые поселились в Балханских горах. В 1031 г. эти отряды были направлены в Нишапур. Заветной целью сельджукских племен было обретение пастбищ и земель для поселения, за это они были готовы нести военную службу и платить налоги. Однако их отношения с султанскими властями и местным оседлым населением приобрели довольно сложный характер. Газневидские правители были не прочь использовать ополчения сельджуков в своих целях, превратив их в пограничные и карательные силы. Вместе с тем султан Масуд опасался вольного духа степняков. Желая превратить сельджукские ополчения в надежное и послушное войско, султан избрал план физического истребления гордых вождей и подчинения степняков предводителям, верным его трону. Жертвой султанского плана стали несколько предводителей сельджуков, а остальные вожди сельджуков рассеялись по областям Рея и Джибаля, а затем ушли в пределы Закавказья. Впервые в истории тюркские племена начали проникать на территорию современного Азербайджана не с севера, а уже с юго-востока, т. е. из Центральной Азии через Иран.

Репрессии султана Масуда против сельджуков настроили сельджукскую верхушку против газневидов. Сельджуки развернули военные действия в Хорасане. Одновременно с ними поднялись сельджуки, жившие в Ургенче и Дехистане. Воодушевленные слухами о действиях сородичей в Хорасане, поднялись сельджуки, жившие в районе Прикаспия. Борьба сельджукских племен с Газневидским государством, происходившая на территориях нынешних Туркменистана, Афганистана, Ирана и сопредельных областей Центральной Азии, носила стихийный характер. Основную массу сельджуков составляли простые кочевники, не имевшие общего военного и гражданского руководства. Их движения переплелись с другими антигазневидскими выступлениями в Центральной Азии и с наступлением тюрков-караханидов. Сельджуки действовали главным образом внезапными нападениями, а также в сочетании с операциями армейских отрядов караханидов.

В декабре 1034 г. в окрестностях Серахса произошло кровопролитное сражение между сельджуками и гвардией султана. Побоище закончилось отступлением сельджуков в юго-западные Кара-Кумы. Султан Масуд сурово расправился с захваченными в плен сельджуками, приказав растоптать их боевыми слонами. Под натиском газневидской армии сельджуки отступили от Абиверда и Нисы в Фераву, из Нишапура – к Балханским горам. Движение сельджуков, развернувшееся на обширной арене, пошло на убыль и стало постепенно затухать.

В начале 1035 г. в сельджукское объединение влились новые отряды огузов, кыпчаков и других племен – выходцев из нынешнего Центрального и Западного Казахстана. Во главе всего этнополитического объединения стали: Муса, Тугрул-бек и Чагри-бек, но затем выдвинулся как более энергичный и дальновидный Тугрул-бек.

В мае 1035 г. 10 тыс. всадников-сельджуков, переправившись через Амударью, двинулись в Мерв и Нису. Газневидский визирь по этому поводу сказал начальнику государственной канцелярии: «До сих пор мы имели дело с пастухами, сколь возрастут неприятности, ибо нам предстоят испытания, теперь пришли завоеватели».

Битва произошла около Нисы. Сельджукское войско нанесло страшное поражение газневидской армии. Поражение под Нисой хорошо оснащенного султанского войска, которое по численности почти вдвое превосходило сельджукскую конницу, произвело ошеломляющее впечатление в Газне. После этого поражения Масуд согласился передать для поселения сельджукам районы Нисы, Феравы и Дехистана. Часть сельджуков, оставив Мавераннахр, с ордой и войском направились в Хорасан. В ноябре 1036 г. сельджукские вожди Хорасана обратились к султану Масуду с тем, чтобы он уступил им города на краю пустыни – Мерв, Серахс и Абиверд, за что обязывались нести военную службу. Свою просьбу они объясняли теснотой из-за притока новых огузов. Султан Масуд пришел в ярость от притязаний сельджукских вождей и объявил им войну.

Весной 1037 г. произошло крупное сражение в Мургабской долине. Газневидские отряды отступили, и сельджуки без боя взяли Мерв. Газневиды не могли примириться с потерей Мервской области: решающее сражение произошло в начале июня 1038 г. у ворот Серахса и завершилось позорным разгромом армии газневидов. После чего сельджуками без боя был занят Нишапур, где на имя Тугрулбека была прочтена хутба в мечетях.

1038 г. считается началом образования государства сельджуков, хотя борьба их с газневидами еще не была завершена.

В мае 1040 г. в битве под Данданаканом султан Масуд вновь был наголову разбит сельджуками. Сам Масуд едва спасся бегством. Сокрушительное поражение султана Масуда под стенами Данданакана ознаменовало рождение нового государства. Прямо на месте сражения был сооружен шатер, в котором установили престол, и Тугрул-Бек сел на трон. Вожди племен принесли присягу на верность Тугрул-беку как верховному правителю и султану Хорасана.

Тугрул-бек назначил своего брата Чагрибека главнокомандующим сельджукским войском. Их дядя Муса оставил за собой свой высокий титул. Дабы не случилось разногласий на почве двоевластия, решили собрать курултай, в результате чего возможность возникновения конфликта была исключена.

Что касается Данданаканской битвы, то победа открыла сельджукам дорогу в Северный Афганистан и Иран.

С тех пор события резко ускорили свой ход. Чагри-бек остался в Хорасане, чтобы управлять страной, не допуская возможного возвращения газневидов и сдерживая караханидов.

Характер ожесточенной войны носила борьба тюрков-сельджуков с тюркамигазневидами за обладание Систаном и другими областями Северо-Западного Афганистана. В 1040 г. Систан был взят. В ответ в 1043 г. армия султана Маудуда вторглась в пределы владения Чагри-бека, в Хорасан, где имела незначительный успех, но в конечном счете сельджукские ополчения оттеснили газневидские войска. В 1043 г. сельджуки взяли Хорезм; в 1059 г. Чагри-бек умер.

Тем временем Тугрул-бек отправился на покорение Ирана. Между 1040 и 1044 гг. он захватил Рей и Хамадан. По пути Тугрул-бек столкнулся с туркменами Арслан Исраила, которые не пожелали признать его превосходство и ушли в Верхнюю Месопотамию, где их сильно потрепали курды и арабы. В 1059 г. он подошел к Исфахану и, за неимением осадных машин, взял его измором. Потом объявил Исфахан своей столицей. Теперь Тугрул-Бек был властителем Ирана, и ему надо было проводить свою политику, и начал он с похода, который можно назвать удивительным для тюрка: на Среднем Востоке, раздираемом распрями, Тугрул-бек показал себя гарантом порядка, но не грабителем. И он установил строгий порядок на земле Дар аль-Ислама, которая имела для него первостепенное значение, грабительские же походы за добычей он совершал на византийские земли. Так, в 1048 г. Тугрулбек послал своего кузена по материнской линии Ибрагима ибн Инала в Малую Азию, а в 1054–1055 гг. сам водил туда войска. Возобновление «священной войны» позволило ему выступить в роли защитника истинной веры. Он решил играть такую же роль и внутри страны, объявив себя защитником халифа и суннитства. На взгляд неинформированного наблюдателя, и халифат, и суннитство переживали агонию, но этот тюрк видел, насколько сильны были в массах традиции мусульманской ортодоксии и авторитет халифата.

И вскоре Тугрул-бек был вознагражден. В 1055 г. его призвал на помощь тот, кто воплощал собой ислам, но уже не был его вождем, даже в Багдаде. Тугрул-бек вошел в Месопотамию, взял столицу империи, изгнал оттуда последнего буида. Благодарный халиф присвоил ему титул султана, который издавна употреблялся арабами, но, видимо, не присваивался официально. Получил он также титул «царя Востока и Запада». Таким образом, султану Тугрулу поручалось следить за порядком во всем исламском мире.

Многолетняя борьба между сельджуками и газневидами закончилась в 1060 г. заключением мирного договора. По условиям этого договора, стороны прекращали территориальные споры, каждая сторона довольствовалась «теми землями», которыми она обладала на момент заключения договора.

Войскам Тугрула еще не раз приходилось спасать халифат. Однако неожиданное событие – церемония, отпразднованная согласно тюркским обычаям, увенчала триумф победителя: Тугрул взял в жены дочь самого полководца всех верующих. Попробуйте представить себе свадьбу какого-нибудь старого царя – негра и юной дочери Капетинга или Габсбурга под грохот тамтама.

Тугрул-беку было 70 лет, смерть его была уже на пороге. Границы Сельджукского государства в это время простирались от Амударьи до Евфрата. Власть перешла к его племяннику Альп Арслану (1063–1073 гг.), который также унаследовал от Чагри-бека ключи от ворот Хорасана. Теперь империя Великих Сельджуков в Иране сформировалась окончательно.

Восхождение на трон Альп Арслана было сопряжено с трудностями, но эти трудности не повлекли за собой тяжелых последствий в будущем. Его главные соперники довольно быстро сошли со сцены, и Альп Арслан остался единовластным хозяином объединенной территории, которая включала родовой надел в Хорасане и обширные ирано-месопотамские владения его дяди.

Это был воин по природе своей, и, к счастью для себя, он доверил административную власть мирному человеку, иранцу Низам аль-Мульку (1018–1092 гг.). Тот оставался у власти и при преемнике, сыне Альп Арслана Малик-шахе. Это было счастливое время для страны, ознаменованное культурным расцветом Сельджукского Ирана в XI в.

Теперь главная задача заключалась в уничтожении Фатимидского халифата Каира, что соответствовало оборонительной политике Аббасидской державы и ортодоксальности – той политике, которую провозгласил Тугрулбек и которую намеревался продолжить новый властелин. Однако обстоятельства не позволили воплотить эту политику в конкретные дела. Следует отметить, что ни один план не был направлен против Византийской империи, если не считать укрепления границ, дабы избежать нападения с тыла во время похода на Египет. Но Малая Азия оставалась беспокойным и «злачным» местом, и султан не раз водил туда свои войска для того, чтобы дать воинам утолить воинственный пыл и собрать средства на оплату их жалованья; иногда там появлялись «сухопутные» корсары, подстрекаемые своим правителем, но чаще они действовали в собственных интересах, рискуя быть обнаруженными, даже когда их тайно поощряли к грабежам; огузские и другие кланы постоянно бесчинствовали в Иране, и с каждым разом их вылазки становились более жестокими, они были главной причиной нестабильности и беспокойства.

Напомним, что в 1048 г. Тугрул-бек направил против христиан своего кузена по матери, Ибрагима. В том же году был взят Эрзерум, что стало ужасной катастрофой для армян. В самом деле, возможно, что это событие было началом нашествия на запад. По крайней мере, в последующие десятилетия туркмены, жившие в Азербайджане и Верхней Месопотамии, с небывалой свирепостью обрушились на Армению и на центральные районы Малой Азии. В 1054 г. они пришли в район Вана, в 1057 г. – в район Малатии, в 1059–1060 гг. появились у Сиваса, в 1062 г. снова окружили Малатию и вошли в Дьярбакир. В 1064 г. пала столица Армении, и на храме, одном из красивейших в городе, Альп Арслан приказал воздвигнуть полумесяц, один из тюркских символов, который много лет спустя стал эмблемой Османской империи, а через нее – всего исламского мира.

С этим пора было кончать. Во всяком случае, так думал базилеус Ромен Диоген, профессиональный военачальник. Едва надев на голову корону, он собрал большую разнородную армию – порядка 200 тыс. человек, – состоявшую из греков и других христиан, а также мощных отрядов тюркских наемников, в частности печенегов и огузов, и пошел на Иран. Альп Арслан, предвидя угрозу своим границам, двинулся навстречу с меньшими, но более подготовленными силами. 19 августа 1071 г. состоялась встреча к востоку от озера Ван, в верхнем течении Евфрата, в местечке Маницкерт. К этому времени греки устали. По пути их деморализовали развалины, которые они видели повсюду. Они упустили маневр тюрков, и их предводитель оказался в руках противника. Ромен Диоген – базилеус, римский цезарь, попал в плен! Впервые в истории мусульманский султан пленил византийского императора.

Победа была абсолютной, не было никаких сомнений в том, что Альп Арслан без боя покорит всю Малую Азию. Но если тюрк победил грека, то он не победил его миф. Рим, который процветал за Византией, как и сам исламский мир, казался вечным, и даже теперь, когда путь был открыт, разгромить его не было никакой возможности. Султан пошел на хитрость: возможно, его действительно интересовал только Египет? Альп Арслан освободил императора без всякого выкупа, вернул ему все, что тот потерял за полвека постоянных поражений.

Воинственной политики придерживался Альп Арслан и по отношению к владениям Караханидов в Мавераннахре. В 1072 г. Альп Арслан из Мерва двинулся во главе мощного войска в сторону Бухары. Однако поход этот не был завершен из-за убийства Альп Арслана плененным комендантом одной из караханидских крепостей сразу же после переправы через Амударью. Войско, не выполнив поставленной задачи, вернулось в Мерв.

Преемник Альп Арслана – его сын – на троне Великих Сельджуков объявил о новой политической программе. Низам аль-Мульк был назначен визирем, а он сам взял себе имя Малик-шах (1072–1092 гг.). Тем самым он дал понять, что будет мусульманским царем и никем другим. Его называли «самой крупной жемчужиной в ожерелье сельджукских владык». Временем высшего политического могущества Сельджукского государства считается двадцать лет правления Малик-шаха.

Выдающиеся успехи его армий объясняются заслугами Малик-шаха как стратега, талантами его блестящих полководцев и стремлением народов к мирной жизни. На севере он аннексировал Мавераннахр и установил протекторат над Караханидами. На юге сурово наказал экстремистское мусульманское царство карматов Бахрейн и отобрал у халифа право охранять священные города ислама Мекку и Медину. В Верхней Месопотамии овладел Дьярбакиром, одной из самых укрепленных крепостей Востока (единственной в Турции, которая по сей день сохранила свои стены из базальта – внушительные и мрачные, несмотря на рельефы, украшающие их). Затем он вступил в Сирию, имея в виду дальний египетский горизонт.

В Сирии бесчинствовала шайка огузов во главе с неким Атсизом («Человек без имени», или «Человек без коня»), который взял Рамлу, Иерусалим (1071 г., затем 1077 г.) и Дамаск (1076 г.), после чего получил такой сильный удар от Фатимидов, что был вынужден обратиться за помощью к султану. Тот сразу послал в Сирию своего брата Тутуша, который восстановил ситуацию и вошел в Дамаск, где поспешил убрать Атсиза (1079 г.), а затем откликнулся на призыв жителей Алеппо, которым угрожало нашествие Сулаймана ибн Кутулмуша. Он взял город и назначил губернатором Ак-Шунгкура, отца будущего Зенги, основателя династии, носившей его имя; именно этому человеку Алеппо обязан многим (в частности, своей оригинальной архитектурой). Наконец, в 1086 г. он вступил в Антиохию, где напоил своего коня водой Средиземного моря и поблагодарил Аллаха за все, чего он добился с его помощью.

Политическое влияние Сельджукского государства к концу XI в. достигло Египта, где правили Фатимиды, враждовавшие с сельджуками и халифами Багдада.

Сразу после апогея наступил упадок. Для Великих Сельджуков он начался в 1092 г., когда умер Малик-шах. Слабость этих восточных монархий заключалась в отсутствии четких правил наследования трона. Четверо сыновей монарха, Махмуд, Баркьярук, Мухаммед и Санджар были вовлечены в борьбу за власть, что послужило раздроблению государства.

Сразу после смерти Малик-шаха его жена Таркан-хатун захватила всю полноту власти. Получив поддержку со стороны эмиров, она назначила своего четырехлетнего сына Махмуда верховным сельджукским правителем. Таркан-хатун двинулась в Исфахан, где находился второй сын покойного султана от другой жены – двенадцатилетний Баркьярук. Таркан-хатун вступила в столицу империи, а Баркьярук, в сопровождении оставшихся ему верными эмиров и гулямов, бежал в Рей. Вокруг него сгруппировались небогатые, но стремившиеся к власти люди. Баркьярук при активном участии рейской знати был провозглашен верховным султаном.

В истории Сельджукского государства впервые появились два верховных правителя: Махмуд – в Исфахане и Баркьярук – в Рее. Двоевластие продолжалось недолго. В 1094 г. произошла решающая битва между армией Баркьярука и войсками Таркан-хатун. Баркьярук одержал победу и начал осаду Исфахана, где укрылись его противники. Вскоре умерла Таркан-хатун, а затем скончался от оспы ее малолетний сын Махмуд. Баркьярук получил инвеституру на верховную власть от багдадского халифа. Двенадцатилетнее правление Баркьярука было заполнено междоусобицами, ожесточенной борьбой за власть.

Баркьярук, еще в период борьбы с Махмудом, отдал во владения своему сводному брату Мухаммеду область в Азербайджане Гянджу. Укрепив власть в Азербайджане, осенью 1099 г., подстрекаемый своими визирями, Мухаммед двинулся против Баркьярука. Вскоре ему удалось захватить Рей. Мухаммед воссел на трон, а аббасидский халиф не замедлил огласить хутбу с его именем в Багдаде.

Жестокие военные столкновения между сводными братьями случились дважды, с переменным успехом. В результате чего в 1104 г. оба претендента на верховную султанскую власть заключили мирное соглашение, по которому оба брата именовались султанами, но верховным правителем объявлялся Баркьярук; Мухаммед помимо Азербайджана получил северо-западные провинции Ирана, области по Евфрату, Мосул и Сирию.

В процессе междоусобицы прекратились завоевательные походы, в связи с чем уменьшился приток богатств. Тюрки по-прежнему хранили верность племенным отношениям, шиитство доходило до крайности, исмаилиты Аламута ввели в систему политические убийства, которые совершались людьми, опьяненными гашишем – «гашишинами», – скоро это слово стало синонимом слова «убийца». Эти личности создавали государство в государстве, что ослабляло мощь сельджуков.

Между тем в 1092 г. в Северном Хорасане начал активно действовать сын Альп Арслана, Арслан Аргун, который при жизни отца был назначен эмиром Хорезма. Арслан Аргун воспользовался междоусобной борьбой своих племянников и других родичей и приступил к захвату Хорасана. В качестве предлога он выдвинул наследственное право на эту провинцию, которая некогда принадлежала его деду Чагри-беку. Он легко овладел в 1095 г. Мервом, Серахсом, Балхом, Термезом.

В 1096 г. султан Баркьярук снарядил своего сводного брата Санджара в поход на Хорасан против Арслана Аргуна. Арслан Аргун погиб, и Санджар почти без боя овладел Хорасаном, а затем был назначен его правителем.

В 1096 г. начался первый крестовый поход на Ближний Восток (см. «Тюрки и Крестовые походы»). Кровопролитные завоевания крестоносцев вызвали тревогу и озабоченность в государстве Сельджуков. Баркьярук решил готовить поход на Сирию и Палестину. Но междоусобица не дала возможности сельджукскому султану объединить в поход всех сельджукских эмиров и перейти к решительным действиям против крестоносцев. В 1105 г. Баркьярук умер. Несмотря на временную реставрацию центральной власти при Мухаммеде I (1105–1108 гг.), после смерти последнего брата Санджара власть себя дискредитировала.

Впрочем, все это не поколебало тюркское могущество. Напротив, в течение всего ХII в. и в начале ХIII в. положение тюрков еще больше укрепилось. Тот факт, что аббасидский халиф Ан-Назар (1188–1225 гг.) стал независимым властителем Багдада, а в Сирии, затем в Египте воцарилась династия Айюбидов, основанная знаменитым курдом Саладином (см. «Султан ислама»), в сущности, не имел серьезных последствий для тюркизма.

В царствование Санджара (1118–1157 гг.), последнего из Великих Сельджуков, достойного носить этот титул (он останется в силе до 1194 г., года смерти Тугрула III), дальневосточные народы, которые долгое время не вмешивались в дела Западной и Центральной Азии, снова вмешались в них косвенным образом.

Кидани, которые разгромили Кыргызское государство Орхона, покорили Северный Китай в 936 г., а в 1125 г. были вытеснены оттуда, забыли о своей китаизации, кстати сказать чисто поверхностной, вернулись к кочевому образу жизни и прошли через всю Центральную Азию под предводительством вождя с китайским именем Елюй Даши (около 1130–1142 гг.). По пути они покорили Турфан и Кучу, затем вышли к границам Караханидов. В то время те воевали с карлуками Или и кангли – тюркоязычным племенем, жившим на северном берегу Арала. Караханиды допустили ошибку, увидев в пришельцах своих возможных союзников. Елюй Даши вошел в Баласагун, сверг местного Караханида и занял его место. После чего взялся за остальных принцев царствующего семейства, захватил Кашар, Хотан, победил правителя Самарканда (1137 г.) и объявил себя гурханом, т. е. ханом конфедерации племен.

Санджар, сюзерен Мавераннахра, не мог сидеть сложа руки: он вмешался и был разбит. Так родилась новая степная империя, но империя буддийская, частично китаизированная, с тех пор носившая имя Kapaкитайская.

Поражение Великого Сельджука – Санджара – имело широкий резонанс, потому что казалось современникам поражением Ирана и всего ислама, триумфом Китая – иными словами, реваншем за битву при Таласе.

И действительно, антимусульманские репрессии, сравнимые с испанской Реконкистой, обрушились на эти, совсем недавно исламизированные земли. (На этом важном этапе в мировой истории мы остановимся подробнее в «Истоках „Желтого крестового похода“»). Именно тогда в среде левантийских христиан родилась, а затем распространилась вплоть до Западной Европы вера в таинственного Отца Жана, который должен был появиться в самом сердце Азии, чтобы сбросить ислам, и который несколько позже персонифицировался в образе Онг-хана христиан-кераитов в Монголии.

Последний великий султан сельджуков Санджар был побежден сначала каракитаями в 1141 г., затем балхскими огузами – в 1153 г., которые снова наводнили Иран, против него поднялись и другие племена, жившие в Бактрии.

Напуганные огузской смутой, правящие круги Центральной Азии и Ирана стали объединяться в военный блок. Его душой стал хорезмшах Атсыз, тезка завоевателя Иерусалима, тюркский вождь из устья Оксуса, плодородного и процветающего региона, давно исламизированного. Атсыз ваял себе старый титул шаха Хорезма и с неохотой подчинился сельджукскому диктату. Он вместе со своим сыном Иль Арсланом пошел на Хорасан, но безуспешно. В 1156 г. внутренние раздоры предводителей огузских племен помогли Санджару бежать из плена. Находясь в Шахристане, хорезмшах Атсыз узнал о бегстве Санджара из огузского плена и направил ему поздравительное послание.

Освободившись из плена, Санджар послал во все стороны гонцов с призывом присоединиться к нему. В Термезе, где укрепился султан, намечался план грандиозного наступления на огузов силами хорезмшаха, правителей Гура, Систана, Табристана. Одновременно через Атсыза велись переговоры с огузскими вождями. Однако этому плану не суждено было претвориться в жизнь. В конце июля 1156 г. внезапно скончался Атсыз, оставив престол Иль Арслану. В Термезе собрались военачальники. Вместо того, чтобы осуществить план, разработанный Санджаром, они переругались, а потом перебили друг друга. Санджар поселился в своем пригородном замке Андаробе, располагавшемся под Мервом. Шансов на восстановление фактически распавшегося султаната уже не оставалось. Казна была пуста, войско не повиновалось одряхлевшему повелителю. От потрясений Санджар заболел и умер 29 апреля 1157 г. в Хорасане. Началась феодальная междоусобица. Почти тридцатилетняя борьба вождей огузов, хорезмшахов, гуридов Афганистана и других фeoдальных владетелей за обладание Хорасаном закончилась победой хорезмшаха Текеша.

К 1193 г. преемник Атсыза завладел Хорасаном, что дало ему возможность осадить царскую ставку сельджука Тугрула III, законного принца, которого считали узурпатором. Он разгромил его войска около Рая, в пригороде нынешнего Тегерана, и убил его. Сын Текеша, Ала ад дин-Мухаммед (1197–1220 гг.), выдающийся принц, сполна воспользовался плодами своих предшественников. Он начал войну против последнего караханидского принца, который все еще номинально правил. Это было начало заката империи каракитаев: она, вероятно, была слишком чуждой, чтобы продержаться долгое время. Кроме того, вдали уже появился монгольский призрак. В 1211 г. последнего монарха сбросил с престола его зять, найман Кючлюк, тюрок из Монголии, самый непримиримый враг Чингисхана.

Свои блистательные победы Мухаммед одержал в Восточном Иране. Там, в горах Гур, обитало дикое и гордое иранское племя, в котором исламской была только верхушка, но оно сформировало небольшое сильное государство, известное нам по названию их родины – государство Гуридов.

Конфликт между иранцами и тюрками, Гуридами и шахом Хорезма был неизбежен. Он разразился по поводу обладания Гератом в 1204 г. В 1215 г. Ала эд дин-Мухаммед захватил Газни и почти весь Афганистан. Благодаря этому в 1217 г. он осуществил победный поход в районы Ирана, где его с восторгом приняли независимые атабеки. В то время его империя, кроме Хорасана, включала в себя Мавераннахр, Афганистан и почти весь Иран. Он готовился идти на Багдад, но, чтобы выжить, ему приходилось оставаться под защитой неприступных гор. А к востоку от него собиралась самая свирепая в истории буря. И она смела его. И имя ей – Чингисхан.

Итак, обозначим основные факторы раскола Сельджукского государства:

– сельджукская правящая династия, после объединения тюркских народов и создания Сельджукского государства, стала опираться на иранскую чиновную и арабскую духовную знать. Сельджукские султаны перестали соблюдать тюркские традиции, огузских вождей больше не вызывали на курултай для решения важных государственных дел, предпочитая правление по персидскому образцу, где шах был единоличным правителем. Все это, в свою очередь, развивало сепаратистские тенденции среди огузских вождей и отделяло султанов от основной массы своих тюркских сородичей;

– объединение всех народов и племен вокруг ислама и на основе этого создание мусульманской империи во главе с халифом не выдержало испытания временем. Халифат распался. Нужна была новая идея. У сельджукских правителей ее не было, и в продолжение прежней идеи о всеобщей мусульманской державе они усилили старую борьбу за чистоту ислама (суннитского направления);

– у огузов, принявших ислам в Сельджукском государстве, тюркские традиции уходили в забвение, национальные чувства притуплялись, заменялись религиозными. Новые поколения теряли свои исторические и национальные корни древней культуры, традиции предков;

– начиная войну с исмаилитским тайным орденом, сельджукские правители не доводили ее до победного конца, а это не только отражалось на престиже государства, но и ослабляло его, так гак исмаилиты запугивали и расправлялись с лучшими сельджукскими воинами. Имам исмаилитов – «горный старец» направлял своих убийц на самых талантливых и энергичных эмиров. Места убитых занимали менее способные, а то и вовсе бездарные. Исмаилиты в этой войне не победили, тем не менее такой целенаправленный геноцид за 50 лет подорвал генофонд и этническую систему Сельджукского государства.

Победа при Маницкерте, нашедшая на Востоке шумный отзвук, передала Малую Азию сельджукам. Огузы легко и быстро проложили дорогу в глубь страны, отряды акынджы (налетчиков) временами лавинами подступали к Черноморскому проливу, к воротам столицы Византии – Константинополю.

После битвы при Маницкерте греки, лишившись своей мощи, вынуждены были вступить в союз с тюрками. Это не представляло для них большого труда. Они не видели в тюрках ни своих исконных врагов, какими являлись иранцы, ни приверженцев враждебной религии, какими были арабы; они давно знали их как варваров, которые угрожали границам Европы, как наемников, служивших в их собственной армии, наконец, плоскогорье Малой Азии, в достаточной степени разграбленное, мало интересовало их, так как они тяготели к побережью, где порты давали им богатство и силу. Достаточно было контролировать действия тюрков и уменьшить исходившую от них опасность. С этой целью они использовали старый метод, метод китайцев и римлян – он заключался в том, чтобы сделать их членами федерации на принадлежавших им же самим землях. Это рискованный и поистине безумный ход, который никогда не приводил ни к чему хорошему, но к которому всегда прибегали, поскольку другого не было, а иллюзии никогда не умирают!

Когда византиец Алексей Комнин сел на трон в 1081 г., через десять лет после Маницкерта, он отважно взял на вооружение этот метод и отдал своему верному союзнику, сельджуку Сулайману ибн Кутулмушу, город Никею (по-тюркски Изник), расположенный всего в нескольких километрах от Босфора, в качестве столицы!

Сулайман, как указывает арабское слово «ибн», был сыном того самого Кутулмуша, который стал соперником своего младшего кузена Альп Арслана. Двое из его братьев находились в плену у Альп Арслана в Иране. Третий, Мансур, тоже союзник Мишеля VII (1071–1078 гг.), нашел убежище на землях Альп Арслана, откуда продолжал угрожать своему могущественному родственнику, пока не был разбит и не погиб от руки бывшего тюркского губернатора Багдада Бурсука, посланного Малик-шахом, преемником Альп Арслана. Поэтому Сулайман оказался единственным наследником, который был на свободе из всей этой ветви славного семейства. Сулайман был гетеродоксом, или маловерующим мусульманином, и жил либо в горах Тауруса, либо на равнинах, расположенных у их подножья, при этом он не пользовался покровительством Великих Сельджуков, которые были не прочь привязать это семейство к своей империи. Он оставался союзником Византии, и местное население с симпатией относилось к нему.

Быстрыми военными успехами Сулайман обязан раздорам между византийскими полководцами, которые часто призывали тюрок к себе на помощь. «Завоеватель Анатолии» – так титулуют Сулаймана арабские историки.

Устраиваясь в Никее, сельджуки хотели занять дорогу, прервать связь между Константинополем и Малой Азией (и Сирией, куда они сначала направляли взоры).

Подводя итоги исследованию о водворении сельджуков в Малой Азии, византинист Лоран заключает, что «в 1081 г. Румский султанат существовал, столицей у него была Никея, и Сулайман – основатель и первый государь».

Сулайман привлекал к себе авантюристов. Их прельщало его имя и славные восхождения к вершинам власти. Это были своего рода бродяги, искатели приключений, и Сулайман предоставил в их распоряжение деревни, а сам взял под контроль города. Таким образом, у него были немалые силы, народная поддержка и, наконец, Никея, престижный столичный город. И он сполна воспользовался этим. В 1084 г. Сулайман захватил Икониум и назвал его Кония, затем напал на Малую Армению Киликии, образовавшуюся в результате исхода жителей из Большой Армении после взятия Ани и сражении при Маницкерте, а если быть точнее, ее основал один искатель приключений по имени Филарер Вахрам, по-гречески Брахамиос, который прихватил себе княжество к югу от Малатии. В 1085 г. он взял Антиохию, чем вызвал большой переполох во всем мире, ведь еще не был забыт тот факт, что именно там ученики Иисуса в первый раз назвали себя христианами. Можно ли было допустить, чтобы храм Святого Петра был превращен в мечеть?! Агностик Сулайман умел, когда было нужно, показать себя хорошим суннитом. И он двинулся на Алеппо. Население обратилось за помощью к Великим Сельджукам. И те пришли. Сулайман был убит у стен города, а его сына Кылыч Арслана увели в плен. Захваченные города вновь стали независимыми и перешли в руки армян. Все закончилось хорошо, едва начавшись. Но все еще было впереди.

Теперь сельджуки прочно осели в Малой Азии. Это уже не кочевники, бродящие с места на место, занятые исключительно поисками пастбищ. В Малой Азии вырастают государственные тюркские образования. Великий сельджук Альп Арслан, продвигаясь по Малой Азии, успел раздать византийские земли военачальникам – так подчинили они себе в конце XI в. Центральную Малую Азию, Армению, Грузию; во власти греков были только приморские города. И все это – враги Византии, и все они хотят оттеснить греков, тем самым облегчая сельджукам внедрение на территорию Византии.

Почему сельджуки, так быстро и победоносно прокатившиеся через Малую Азию, задержались в Никее? То ли временно иссяк приток свежих сил из Хорасана? То ли они встретили здесь отпор со стороны византийских военачальников, понявших, что занятие Константинополя положит конец государству? То ли Малая Азия нужна была сельджукам только как заслон на западе, а взоры их были устремлены сначала на юг – на Иерусалим? То ли смутны были еще для них планы о мировой торговле, о мировом господстве, развернувшиеся потом, в первой половине XIII в.? Вероятно, здесь действовало все разом. Во всяком случае, «тюркская опасность» была реальна. Византия переживала критический момент (об этом более подробно см. в «Тюрки и Крестовые походы»). Какая ужасная эпоха для Византии! В этой связи интересным представляется следующий исторический факт.

В то самое время, когда империя терпела поражение у иранских границ, она была объектом самых яростных в Европе атак со стороны печенегов. Для ее спасения необходимо было появление новых варваров, кыпчаков, которых славяне называли половцами, а латиняне – команами. Под предводительством Тогортаки и Маниака – история сохранила их имена – они вступили в Грецию и 29 апреля 1091 г. нанесли поражение печенегам; оставшиеся в живых после этого побоища навсегда исчезли весной 1122 г. под ударами Иоанна Комнина. Вот так кыпчаки помогли византийцам.

Немного подробнее остановимся на этом народе. Кыпчаки относились к нордическому типу, имели светлую кожу, белокурые или рыжие волосы: «половец» означает «бледный дикарь». По мнению некоторых историков, они происходили от племен сари (желтые люди) и обитали – в 850 г. – к востоку от бассейна Тарима. По мнению других, это кочевники, родичи огузов, представители одной из ветвей конфедерации иртышских и обских кимеков, которые по неизвестным причинам в XI в. начали перемещаться на запад, вызвав тем самым дестабилизацию среди северных огузов, и без того раздираемых распрями.

Несмотря на то что какая-то их часть ушла вместе с сельджуками, огузы все еще занимали большие степные земли, которые простирались от границ с Булгарским царством на Каме и с хазарскими владениями на нижней Волге до страны карлуков на востоке. Внезапный уход кыпчаков заставил их двинуться к Дунаю. Они форсировали его – по некоторым сведениям их насчитывалось 600 тыс. – и потерпели на Балканах поражение от коалиции народов юго-восточной Европы. А за ними шли кыпчаки.

В 1054 г. появление кыпчаков отмечено к северу от Черного моря, на равнинах Украины, где они прочно обосновались, а эти земли с XI по XV вв. стали называться Кыпчакскими степями (Дешт-и-Кыпчак).

Их постоянные набеги на славянские княжества были одним из основных сюжетов старых славянских хроник. Киевские анналы зафиксировали не менее пятидесяти крупных набегов на русские земли с 1061 г. по 1210 г., не считая небольших. «Слово о полку Игореве» – национальная эпопея, в которой взволнованно и лирично повествуется о кампании русских войск 1185 г. Но князь Игорь, герой Древней Руси, сам на три четверти был половцем, родным языком его матери был тюркский!

В русской литературе люди, которых называли половцами, чаще всего изображаются варварами. Это справедливо в той мере, в какой их основная масса вела кочевой образ жизни, в той мере, в какой они, оставаясь в стороне от мощных цивилизующих потоков, хранили свои древние традиции. Но не следует забывать, что среди них были и земледельцы, и торговцы-горожане. Их главные стоянки находились на Нижней Волге, там, где хазары основали активные торговые центры. Торговля осуществлялась по реке с булгарами, а еще дальше – с русскими государствами на севере; по сухопутным путям они торговали с Хорезмом и русскими, жившими на Днепре; через Судак, их самый крупный порт на побережье Крыма, велась торговля с Византией и Анатолией. Не тюрки создали эту обширную торговлю, которая находилась прежде всего в руках мусульман, но тюрки извлекали из нее пользу: налоги на товары составляли их главный доход. Торговали не только мехами, но и стрелами, древесиной, головными уборами, рыбьей чешуей, амброй, выделанными кожами, медом, орехами, оружием, скотом, рабами – все это проходило через Кыпчакские степи. Особую ценность составляли рабы – как политическую, так и экономическую. Булгар и Итиль представляли собой крупные рынки или перевалочные базы для больших караванов невольников. Жители Волги охотились друг за другом, брали в плен друг друга и продавали чужеземцам. В странах восточного исламского мира, шахи Хорезма, Караханиды, особенно арабский Египет, покупали их в большом количестве для формирования своих войск.

Но обратимся вновь к сельджукам Малой Азии. Итак, конец XI в. Сельджуки не одни пришли в Малую Азию, но их интересовал только великий путь на юг, который, начинаясь от Эгейского моря, идет через северные отроги Тауруса к портам Киликии, и они пришли сюда с юго-востока. Между тем после Маницкерта путь на северо-восток был открыт, и по нему, как волны, устремились племена. Сначала по этому пути продвигались армяне, которые основали Малую Армению Киликии, затем греки, которые спасались в горах, на берегу Средиземного моря. Те, кто остался на месте, сумели сохранить свою идентичность или постепенно смешались с тюрками, придав им новые антропологические черты.

Что касается племен, они начали расселяться в городах только в начале ХII в., окрестности же оставались местом проживания кочевников, к примеру туркменов, потому что местность не отличалась от равнин Ирана или Центральной Азии. Так формировались многочисленные княжества: княжество Салтукидов Эрзерума (1103 г.) под номинальной властью Великих Сельджуков, княжество Менгюджедидов Эрзинджана (1118 г.), княжество Артукидов Верхней Месопотамии в Дьярбакире, Мардине, Майафарикине (нынешний Силван), наконец, княжество Данишмендов (1084 г.), которое властвовало на всем треугольнике, образованном городами Кайзери, Сивас и Амазия.

Данишменды, сыгравшие важную роль в Малой Азии, особенно в качестве опасных соперников сельджуков, известны нам по «Данишменд-наме», произведении XIII в., от которого остался только обработанный вариант, сделанный в ХIV в., – это не исторический труд, а своего рода эпос, украшенный фольклором. Данишмендов считали то иранцами, то армянами, что не соответствует действительности, потому что (и не только поэтому) их ономастика – чисто тюркская. Возможно, это – тюрки, потомки Тугрул-бека, тем более что все крупные кланы или семейства того времени стремились причислить себя к победителям в битве при Маницкерте.

Усилия сельджуков выйти за пределы Малой Азии – как на запад, так и на восток – привели к созданию большого царства Рум.

Кылыч Арслан I после смерти Малик-шаха, забыв о том, чем он обязан Византии, начал свое царствование с того, что предпринял жестокий поход на византийцев сначала по суше, затем по морю, построив в Смирне и Фосее свои корабли. Но поражение от крестоносцев (о которых речь пойдет в следующей части) и оккупация эгейского региона византийцами показали ему, что путь на запад закрыт. По этой причине он решил открыть дверь на восток. В 1106 г. он взял Майафарикин у Артукидов и Малатию, которую он давно хотел прибрать к рукам. По просьбе жителей Мосула он вошел в этот крупный иракский город и провозгласил себя султаном (1107 г.), таким образом оправдавшись за поражение при Дюрилее и открыто заявив о себе как о враге Великих Сельджуков Ирана. Там Кылыч Арслан и нашел свою смерть: потерпев сокрушительное поражение, он обратился в бегство и утонул, спасаясь от преследования. Вместе с ним рассеялся восточный мираж сельджуков Рума. Им пришлось довольствоваться Анатолийским плоскогорьем. Но теперь им надо было и здесь стать настоящими хозяевами. Честь открытия эпохи завоеваний принадлежит Кылыч Арслану II (1155–1192 гг.). В начале своего правления он отправился в Константинополь и объявил себя вассалом базилеуса (1162 г.). Затем он выступил против Данишмендов, победил их, захватил Элбистан, Ларенд (нынешний Караман), Кайзери, Чанкири, Ансир (Анкара), Мараш и Сивас. Прежде чем исчезнуть из истории, Данишменды сделали последнюю попытку и обратились за поддержкой к византийцам, которых к тому времени начали беспокоить успехи так называемого вассала.

Дело обстояло следующим образом. Первые Комнины (Алексей и его сын Иоанн) часто предпринимали походы в Малую Азию. Прирученные, казалось бы, ласками константинопольского двора, сельджуки методично терзают Византию. А когда воцарился Мануил I Комнин, страдавший «цесарской мечтой», совершилась ошибка, погубившая Византию.

Ошибка, допущенная императором Мануилом, несла фатальные последствия, но Византия, быть может, должна была так поступить: из Европы шли крестоносцы, и Византия хотела показать, что она – хозяйка у себя в Малой Азии и те, кто идет к ней за помощью, могут безопасно пересечь страну, чтобы попасть в Палестину.

Мануил хотел очистить крестоносцам путь в Палестину через владения сельджуков. Но поражение у Мириокефалоне (1176 г.), когда греков, как замечает Никита Акоминат, заперли и рубили как стадо баранов, разрушило последнюю надежду на вытеснение сельджуков из Малой Азии. Султан Кылыч Арслан II, однако, почему-то пощадил Византию и заключил мир, но разгром Византии был очевиден.

Итак, в ноябре 1176 г. в ущелье Мириокефалон греки вновь потерпели поражение от тюрков: сто лет спустя после Маницкерта мир окончательно понял, что тюркское завоевание – это не просто случайный эпизод. Малая Азия, где собрались племена, пришедшие из Центральной Азии, с полным правом стала называться тюркской. Надвигалась, однако, опасность изнутри – опасность самоуничтожения: султан Кылыч Арслан II, в старости ослабев, разделил государство между детьми на двенадцать уделов, в результате чего оно рассыпалось, но ближайшие его преемники – сын и внуки – вновь объединили его, и рассыпанная храмина поднялась опять на большую высоту.

Сыновья султана Кылыч Арслана в свою очередь тоже раздавали города братьям и детям, но это уже не были уделы; члены семьи Сельджуков были феодалы, подвластные сюзерену-султану.

Единство восстановилось при Хосрове I (1192–1196 гг. и 1204–1210 гг.) и при Ала эддин-Кайкубаде (1219–1237 гг.), которые привели сельджуков Рума к вершине славы.

Адалия (Анталия) была отобрана у венецианцев (1207 г.), Синоп – у греков, Киликия и Каланорос снова были названы Алайа (Алания), успехи на северных и южных морях сделали царство Рум мощной морской державой, а взятие Эрзинджана и Эрзерума (1240 г.) открывало торговый путь в Иран и на Дальний Восток.

Крупное социально-религиозное восстание Баба Исхака, охватившее страну от Тауруса до Малатии и Амазии, которое потребовало в течение двух или трех лет участия лучших сельджукских войск, а также франкских отрядов (около 1240 г.), представляло собой всего лишь своеобразный призрак процветания.

Политическая мощь сельджуков была добыта упорной борьбой.

Постепенно туркменские феодальные княжества, возникшие в Малой Азии, были поглощены сельджуками.

Потребовались, однако, годы войн (ушло на это двенадцатое столетие) пока сельджуки устранили в Малой Азии внутренних врагов, кольцом окружавших их владения, – христиан (греков и армян) и мусульман (артукидов, данишмендов).

Тем временем уже вырисовывается огромная тень воинов Чингисхана. Хотя никто тогда не мог предсказать столь катастрофические времена. Зимой 1242/43 г., удалившись далеко от своих баз, донельзя истощенные, войска Чингисхана вошли в Месопотамию, и их полководец Байджу взял Эрзерум, что позволило ему весной дойти до Малой Азии. Сельджуки понимали, что им надо делать, потому что страна в течение десятилетий служила убежищем масс, спасавшихся от страшной опасности, и они призвали под свои знамена всех анатолийцев, франков, жителей Никеи и Требизонда – все, что оставалось от Византийской империи после взятия Константинополя крестоносцами. Их султан Хосров II (1237–1246 гг.) развернул свои войска, не дожидаясь подхода союзников, в районе Кезе Дага, ущелья в провинции Эрзинджан.

Байджу, использовав обычную хитрость кочевников, сделал вид, будто начал отступать, но 26 июня 1243 г. армия сельджуков перестала существовать. Тюрко-монголы захватили Сивас и Кайзери. Султан сбежал в Анкару, которая была неприступной, так как находилась среди пустыни. Гибкая и стремительная политика великого визиря и одновременно первого министра спасла страну от опустошения. Он встретился с Байджу на южном берегу Каспийского моря и провел переговоры: он согласился быть вассалом и платить ежегодную дань золотом и серебром. Сельджукская империя Рума просуществовала еще полстолетия, но уже в униженном положении, в качестве вассала.

Сельджуки в халифате играли ту же роль, что славяне в Византии при Македонской династии, а туареги и берберы – в Испании при последних Омейядах. Не претендуя на оригинальность, сельджуки мужественно выполняли свой долг. Именно сельджуки отбросили греков за Босфор, победив лучшего полководца Византии Мануила Комнина, они же отразили натиск крестоносцев и остановили первую колониальную агрессию французов и итальянцев в Палестине, чем продлили существование халифата до середины XIII в., т. е. до вторжения Чингисхана.

История сельджуков представляет разительный пример быстрого возвышения и падения: вынырнув во второй половине XI в. из Хорасана, они весь ХII в. провели в борьбе, и были моменты, когда весы истории склонялись на сторону данишмендов, вырывавших из их рук господство в Малой Азии, однако сельджуки, использовав противоречия между противниками, удержались и из Коньи – малоазиатской срединной степи – распространились и на запад, и на север, и на восток, и на юг.

Старая область приграничников – борцов за веру превратилась в государство, поднявшее в Малой Азии культуру на большую высоту: в течение полувека были созданы величественные памятники, которые пережили своих творцов.

Хорезм в X в. оставался полунезависимым владением в составе Саманидского государства. Когда караханидское завоевание привело к падению династии Саманидов и распаду огромной территории Саманидского государства, Хорезм, благодаря своему окраинному положению, не вошел ни в Караханидское, ни в Газневидское государство. Предоставленный самому себе, Хорезм оказался в весьма благоприятных условиях для своего дальнейшего роста, так как находился на перекрестке торговых путей из Поволжского региона через Центральную Азию в Моголистан и Китай, с одной стороны, и в Иран – с другой. Кроме того, Хорезм вел торговлю с кочевой огузской степью, которая поставляла на пограничные хорезмские рынки скот, мясо, шерсть. Вследствие этого страна богатела, в особенности города.

До 996 г. Хорезм разделялся на две части – Южный и Северный Хорезм. Столицей Южного Хорезма был древний город Кят, где восседал правитель с титулом хорезмшаха, столицей Северного Хорезма был Ургенч, который являлся местопребыванием эмира.

В 996 г. правитель Северного Хорезма Мамун ибн Мухаммед объединил эту небольшую, но богатую и культурную страну в единое государство, принял титул хорезмшаха, а столицей страны сделал Ургенч. Мамун ибн Мухаммед (995–999 гг.) взял курс на усиление независимости и военного могущества Хорезма.

Правитель газневидов Махмуд Газневи, прекрасно понимая возможности Хорезма, учитывая его богатства, уровень культуры, стремился превратить его государя в покорного вассала, посему выдал своих двух сестер замуж за сыновей Мамуна ибн Мухаммеда, рассчитывая, что в качестве близких родственников они будут сговорчивее в политических вопросах. Вскоре, в 1014 г., визирь султана Махмуда Газневи в очень деликатной форме, как бы от своего имени, в разговоре с послом хорезмшаха высказал пожелание, чтобы хорезмшах ввел в своих владениях хутбу на имя султана.

Положение хорезмшаха Мамуна ибн Мамуна (999—1017 гг.) было чрезвычайно сложным. Хотя он считал отказ делом безнадежным, однако выполнить предписание Махмуда, равносильное потере независимости Хорезма, не решился, боясь восстания собственного народа. Положение осложнялось еще и тем, что Караханиды явно стремились вмешаться в назревающий конфликт.

Мамун ибн Мамун, понимая, что Махмуд Газневи требует от него полного повиновения, приказал читать хутбу на имя последнего, но лишь в Нисе и Фераве, которые только недавно вошли в состав Хорезма, и в ряде других городов, не имевших политического веса в стране. В Кяте же и в Ургенче это мероприятие он провести не решился, опасаясь восстания народа, который не желал терять свою независимость. Султану Махмуду были отправлены шейхи, казии и вельможи и с ними 80 тыс. динаров и 3 тыс. коней.

Половинчатая политика, однако, не спасла ни страну, ни тем более хорезмшаха: весной 1017 г. войско пошло на столицу, в результате чего хорезмшах был убит. Военный конфликт между Хорезмом и султаном газневидов был очевиден; хорезмийцы были разбиты войском Махмуда Газневи под Хазараспом, затем победители двинулись на столицу Хорезма, взяли ее, после чего правителем Хорезма, с сохранением титула хорезмшаха, был назначен тюрк по происхождению, служивший у султана Махмуда, – Алтунташ.

Завоевание Хорезма было большим дипломатическим и военным успехом Махмуда Газневи. Если до 1017 г. караханиды могли считать себя сильнейшим соперником Газневидского государства, то теперь соотношение сил явно склонилось в пользу последнего.

С учетом географического положения Хорезм всегда был фактически независимым государством, особенно когда во главе области стоял такой опытный военачальник и правитель, как Алтунташ. Назначенный наместником Хорезма, Алтунташ успешно отражал набеги соседних тюрков-кочевников, среди которых появились кыпчаки, и, будучи дальновидным политиком, он принял на службу несколько отрядов из представителей этого народа. Кроме того, Алтунташ, подобно своему государю, не жалел денег для покупки тюркских гулямов в свою гвардию. Численность гвардии Алтунташа вызывала опасения Махмуда, хотя Алтунташ продолжал признавать себя подданным Газневидского государства. Махмуд стал сознавать, что, опираясь на свое войско, Алтунташ может в любое время организовать восстание и не обращать внимания на приказы, присланные из Газны.

После смерти султана Махмуда Газневи престол Газневидского государства занял Масуд. Масуд продолжил план своего отца – отнять Мавераннахр у Алитегина, при этом предполагалось поручить завоевание Мавераннахра Алтунташу. Весной 1032 г. Алтунташ, по приказанию султана, вступил с войском в Мавераннахр. Султан послал ему из Балха вспомогательный отряд из 15 тыс. человек. Алитегин, оставив Бухару, отступил к Дабуси, здесь к нему присоединились огузы с сельджуками во главе. Произошла битва, где Алтунташ был смертельно ранен, и только благодаря искусству его визиря, войско благополучно вернулось в Хорезм. Смерть хорезмшаха последовала еще до начала отступления.

Бартольд писал: «После смерти Алтунташа Масуд не решился отнять власть у его потомков, хотя и принял меры к уменьшению этой власти. Титул хорезмшаха получил сын Масуда Саид, а Харун, сын Алтунташа, должен был править в Хорезме только в качестве представителя царевича. Почетные дары, полученные Харуном, составляли только половину того, что получил его отец».

Харун вступил в соглашение с Алитегином и сельджуками и в августе 1034 г. открыто выступил против султана, отменив хутбу на его имя. Выступив вместе с сыновьями Алитегина в 1034 г. против газневидов, Харун был убит.

В 1043 г. многочисленное сельджукское войско во главе с Тугрул-беком и Чагри-беком вторглось в пределы Хорезма и осадило Кят. Хорезмская знать и измученные лишениями горожане выразили покорность сельджукам.

В XI в. и в первой половине ХII в. Хорезм входил в состав государства сельджуков и мог возвыситься лишь в борьбе с сельджуками. Возвышения Хорезма не произошло бы, не будь Караханидское государство в упадке, в противном случае Хорезму пришлось бы иметь дело не с одним сильным противником, а с двумя: две такие могущественные династии, как Сельджуки и Караханиды, никогда не допустили бы возвышения Хорезма и образования в Центральной Азии нового крупного государственного объединения.

В конце 30-х гг. хорезмшах Атсыз (1127–1156 гг.) начинает борьбу за полную независимость Хорезма. Его заслуга перед Хорезмом заключается в том, что он успешно противостоял такому могущественному правителю, каким был сельджукский султан Санджар. Хорезмшах Атсыз умел использовать любую слабость своего сюзерена и вместе с тем противника. Заканчивался ли неудачей поход Санджара против кого-нибудь из его соседей или в его государстве начинались какие-либо внутренние осложнения, Атсыз уже извлекал из этого пользу для укрепления независимости и могущества Хорезма.

Именно в это время стали тесными связи между халифатом и Хорезмом: халиф видел в хорезмшахе возможного союзника в борьбе против сельджуков, посему отношение Санджара к Атсызу резко изменилось.

Как и другие вассалы Санджара, хорезмшах Атсыз, будучи владыкой Хорезма и земель, пограничных с «неверными» кочевыми тюрками, был обязан постоянно совершать на них набеги, но только с согласия или по приказу сюзерена. Самостоятельные шаги в данном случае не допускались. Однако хорезмшах нарушил этот приказ и для увеличения своего влияния и территории он начал войну с кыпчаками и огузами, не испросив на то разрешения султана Санджара. Он захватил земли подвластных сельджукам тюрок по нижнему течению Сырдарьи, включая город Дженд, и продвинулся на север, присоединив к своим владениям Мангышлак. Это было, по существу, первое независимое действие Атсыза по отношению к его сюзерену Санджару.

Когда султан Санджар узнал о своеволии хорезмшаха Атсыза, он решил проучить непослушного владыку и в октябре 1138 г. двинул свои войска на Хорезм. Он не мог поступить по-другому, иначе для других вассалов – Караханидов и Газневидов – это был бы повод для независимых действий.

Битва произошла 15 ноября 1138 г. у стен крепости Хазарасп. Хорезмское войско, состоящее частью из неверных тюрков, потерпело полное поражение и потеряло 10 тыс. человек убитыми, ранеными и взятыми в плен, хорезмшах бежал. Однако вскоре Атсыз вернулся в Хорезм, изъявив покорность Санджару, и был прощен.

Не прошло и нескольких месяцев, как Атсыз начал новый поход во владения Санджара. В 1139 г. хорезмшах напал на Бухару, овладел ею, казнил вали Санджара, разрушил цитадель и стены города. Этот поход и захват Бухары были предприняты хорезмшахом Атсызом в отместку за поход Санджара на Хорезм и убийство сына.

Тем временем в Мавераннахре появилась новая грозная сила в лице каракитаев, которые начали в это время планомерное продвижение в Мавераннахр, поэтому Санджар не принял никаких карательных мер против хорезмшаха. Со своей стороны хорезмшах в тревоге за владения решил вернуться к повиновению султану Санджару и в мае 1141 г. присягнул ему.

Но после Катаванского сражения и бегства султана в Термез хорезмшах нарушил обещание, перешел Амударью, овладел Серахсом и разграбил Мерв. В Хорезм были увезены все ученые, а заодно и казна султана Санджара.

В 1143 г. Санджар восстановил свою власть в Мерве, вторгся в пределы Хорезма и блокировал его столицу – Ургенч. Осада вынудила Атсыза пойти на мирные переговоры с Санджаром. Хорезм подчинился султану и вернул ему сокровища казны, захваченные в Мерве.

В 1147 г. состоялся третий поход сельджукской армии на Хорезм. Причиной послужило раскрытие замысла Атсыза убить Санджара руками исмаилитов.

Военная кампания 1147 г. закончилась поражением Атсыза, изъявившего снова покорность сельджукскому султану, и тот великодушно простил. Тем не менее Атсыз не желал примириться с зависимым положением и фактически вел себя как суверенный правитель.

Во второй половине 40-х – начале 50-х гг. XII в., после каракитайского нашествия, в Центральной Азии создалась сложная обстановка. Атсыз вынужден был косвенно признать зависимость от Гур-хана и выплачивать ежегодную дань в 30 тыс. динаров.

Отношения между Хорезмом и сельджуками были скорее молчаливым признанием наступившего равновесия сил, чем следствием их мирной политики.

В апреле 1152 г. хорезмшах Атсыз завоевывает Дженд. Никакой реакции или протеста по поводу захвата Дженда, а затем Мангышлака со стороны султана Санджара не последовало, и он не изменил своего отношения к хорезмшаху, хотя все действия последнего были направлены против владычества сельджуков на востоке.

Весной следующего года в Хорасане снова произошли события, благоприятные для планов Атсыза. Стремление Санджара подчинить кочевников-огузов власти персидских чиновников и сборщиков податей имело гибельные последствия для самого султана. Предводители огузов разбили его войско и взяли в плен самого государя.

Огузы подвергли страшному разграблению несколько городов Хорасана, среди них Мерв и Нишапур. На этот раз Атсыз не воспользовался несчастьем султана для того, чтобы провозгласить свою независимость, а выступил в качестве защитника законной власти.

Бегство султана Санджара из плена оказалось для огузов неожиданным и заставило их прекратить грабительские набеги и разорение городов и селений Хорасана. В этом не последнюю роль сыграли предостерегающие письма хорезмшаха Атсыза, которые он посылал огузским предводителям.

9 мая 1157 г. умер великий сельджукский султан Санджар. С его смертью прекратилось господство сельджуков в Мавераннахре. Но за десять месяцев до смерти Санджара (30 июля 1156 г.) умер его неугомонный вассал хорезмшах Атсыз. Под конец своей жизни Атсыз имел право сказать, что он не только решил проблему независимости Хорезма, но и положил начало новому сильному государству на востоке мусульманского мира.

Созданное хорезмшахом Атсызом государственное образование стало еще больше усиливаться и расширяться в правление его преемников. Основой политики Атсыза и его ближайшей задачей было укрепление своего господства в Хорезме. Целью его преемников стало расширение земель государства и укрепление его авторитета на международной арене.

22 августа 1156 г. произошло торжественное вступление на престол Иль Арслана, который начал свое царствование с того, что увеличил жалованье и земельные наделы войскам. В Хорасане царили анархия и произвол эмиров Санджара. Огузы, занимавшие земли Восточного Хорасана и такие города, как Мерв, Балх и Серахс, не признавали над собой никакой верховной власти, но поминали в хутбе умершего Санджара. Хорезмшах Иль Арслан, располагавший сильной армией, пользовался среди всех группировок несомненным авторитетом, и в междоусобной борьбе за первенство в Хорасане эмиры поочередно прибегали к покровительству хорезмшаха.

Смерть хорезмшаха Иль Арслана в 1172 г. положила конец жестокой и длительной борьбе за обладание престолом между его сыновьями Ала ад-дином Текешем и Султан-шахом.

Иль Арслан назначил наследником престола своего младшего сына Султан-шaxa, узнав об этом Текеш отправился к императрице каракитаев за помощью, обещав взамен выплачивать дань. Когда войска каракитаев приблизились к Ургенчу, Султан-шах бежал в Хорасан. Таким образом, в декабре 1172 г. Текеш занял престол хорезмшаха. Борьба за престол продолжалась двадцать лет, пока в 1193 г. Султан-шах не умер.

У Текеша с первых дней царствования оказался соперник, который имел больше шансов на роль создателя большого государства на Переднем и Среднем Востоке, чем хорезмшах. Это был гуридский султан Гийас ад-дин ад-Гури, таджик по происхождению, владетель горной области Гур, лежащей на востоке от Герата. Пользуясь полным ослаблением сельджуков, он захватил в 1175 г. Герат, распространяя оттуда свое влияние и на другие районы Хорасана.

Хорезмшах Текеш ясно видел преимущества Гуридов в предстоящей борьбе за первенствующую роль на востоке мусульманского мира, но, тем не менее, энергично продолжал политику отца и особенно деда Атсыза по созданию большого независимого Хорезмского государства. Для укрепления мощи своего государства хорезмшах Текеш вступил в союз с кыпчаками и женился на дочери кыпчакского хана. Впоследствии большое количество кыпчаков выразило желание служить хорезмшаху.

Начиная с 1180 г. войска хорезмшаха начали вторгаться в глубь земель каракитаев. В то же время сам хорезмшах совершил поход в Мавераннахр и в октябре 1182 г. захватил Бухару.

В 1187 г. Текеш захватил Нишапур, в 1192 г. – Рей, в 1193 г. – Мерв, а в 1194 г. нанес решительное поражение султану западных сельджуков Тугрулу II, который и погиб в бою. Вся восточная полоса Ирана перешла в руки хорезмшаха Текеша. Хорезмское государство более чем в два раза увеличилось территориально и стало непосредственным соседом: с одной стороны Гуридов, а с другой – Аббасидского халифата. Халиф, как и гуриды и хорезмийцы, стремился использовать ослабление сельджуков для расширения территории своего халифата, однако Текеш нанес войскам халифа мощное поражение. Это было начало вражды между аббасидами и хорезмийцами. Последние годы своей жизни Текеш провел в борьбе с исмаилитами.

Итогом деятельности Текеша было значительное усиление государства хорезмшахов. Оно было завоевано в длительных и тяжелых войнах, в том числе и в борьбе за единовластие: почти двадцать лет Текеш боролся со своим братом Султан-шахом, претендовавшим на престол государства. Едва ли не каждый год Текеш постепенно расширял пределы своих владений, пока наконец не создал огромную империю, границы которой доходили до владений халифата.

Своему сыну Мухаммеду он оставил в наследство единое, сильное, организованное государство с мошной армией. Мухаммед вступил на престол весной 1197 г. В 1201 г. войска хорезмшаха осадили Герат, но взять его не смогли. Войско гуридов пошло на Хорезм. Обе стороны понесли большие потери. Под угрозой захвата города и уничтожения населения жители встали на его защиту. Хорезмшах обратился за помощью к владыке каракитаев, в результате произошло сражение, и войско гуридов бежало с поля боя.

В декабре 1206 г. совершился торжественный въезд хорезмшаха Мухаммеда в Герат. Мухаммед достиг заветной цели своей династии – первенства среди восточно-мусульманских властителей. При таких обстоятельствах он, конечно, не мог оставаться вассалом каракитаев. Взятие Бухары укрепило влияние хорезмшаха в Мавераннахре: на его сторону стали склоняться некоторые именитые караханиды, – все это заставило каракитаев пойти войной на хорезмшаха: войска Мухаммеда были разгромлены. До 1209 г. хорезмшах оставался вассалом каракитаев.

В 1210 г. хорезмшах, собрав огромное войско, переправился через Сырдарью и Иламышскую степь и встретился с армией каракитаев. Произошло жестокое сражение, и каракитаи были разбиты.

Государство каракитаев доживало последние дни. Бежавший от Чингисхана правитель найманов Кючлюк-хан нашел убежище у каракитайского Гур-хана и даже женился на его дочери, затем, собрав бежавших от монголов найманов, захватил почти все владения Гур-хана. Формально Гур-хан оставался на престоле, но фактически владыкой стал Кючлюк-хан.

Хорезмшах потребовал у Кючлюк-хана выдачи Гур-хана и всей его казны, однако Кючлюк-хан отказался выполнить это требование и предложил султану раздел земель, подвластных каракитаям.

Хорезмшах, расширив свои владения на востоке и будучи спокоен за восточные рубежи государства, переключил свое внимание на запад.

В 1215 г. к владениям Хорезмшахов был присоединен Керман, а к 1217 г. были полностью подчинены: Иран, Мазандаран, Арран, Азербайджан, Ширван, Фарс, Мекран, Мангышлак, Кеш, Сиджистан, Гур, Газна – до границ Индии. Хорезмшах Мухаммед уже видел себя величайшим владыкой вселенной, ибо, подчинив Азербайджан, Ширван и Арран и подготовив 50-тысячное войско для похода на Грузию, он предполагал двинуть войска в Анатолию и Сирию.

Став владыкой огромной империи, которая простиралась от Ирана на востоке до Азербайджана на западе и от Аральского моря и Мангышлака на севере до берегов Индийского океана на юге, хорезмшах поставил перед собой задачу заставить халифа признать его светским владыкой всего мусульманского мира. В противном случае предлогов к началу войны было предостаточно. Для предания законности своему походу Мухаммед объявил, что в Газне были найдены документы, свидетельствующие, что халиф подстрекал Гуридов против Мухаммеда. Зимой 1217 г. хорезмшах послал отряд в поход на Багдад. Но когда войска достигли Асадабадского перевала, ударили лютые морозы, многие воины замерзли, лишь небольшая часть вернулась назад. После такой неудачи хорезмшах направился в Самарканд, объявив его столицей государства.

Хорезмшах, после присоединения к своей империи Ирана и Мавераннахра, мечтал совершить поход на Китай. Однако в 1215 г. до Мухаммеда дошли слухи о том, что Чингисхан опередил его и взял столицу Северного Китая – Пекин. Хорезмшах слышал об исключительной силе многочисленного войска и дарованиях Чингисхана как правителя. Чтобы проверить эти сведения, он отправил к Чингисхану послов. В ответ Чингисхан снарядил караван с подарками и направил довольно двусмысленное послание: «Я – владыка Востока, а ты – владыка Запада! Пусть между нами будет твердый договор о дружбе и мире. Я буду относиться к тебе как к сыну. Пусть купцы и караваны обеих сторон отправляются и возвращаются, и пусть дорогие изделия и обычные товары, которые есть в моей земле, перевозятся ими к тебе, а твои, в том же порядке, пусть перевозятся ко мне».

Хорезмшах счел это послание унижающим его достоинство. Тем временем Чингисхан снарядил в Хорезм большой торговый караван. Всего с караваном следовали 450 купцов. Вместе с личным представителем Чингисхана они составили посольство к хорезмшаху. В 1218 г. этот караван вышел в путь. По прибытии в Отрар каравана купцы и послы Чингисхана были задержаны, после чего караван был разграблен, а весь состав его перебит. Получив эту информацию, Чингисхан принял решение начать войну с хорезмшахом.

Разрыв между Чингисханом и Мухаммедом привел к гибели государства хорезмшахов в 1221 г. (см. подробнее в главе «Империя Чингисхана»).

Подведем итоги, поскольку множество событий, происходивших на мировой сцене, мешают нам увидеть главное: тюркский мир потерял свой центр тяжести и, смещаясь к западу, оказался в самом лоне Дар аль-Ислама, тем самым расширив его границы.

До первого тысячелетия нашей эры Отюкен, т. е. северная часть Монголии, земля, которая, по выражению самих тюрков, «держит империю», оставалась в их руках: после хуннов там обосновались ту-кю, жужани, уйгуры и кыргызы. Все они черпали оттуда силы, которые предстояло проявить и в Китае, и в Европе. Несмотря на то, что тюрки издавна смотрели больше на запад, чем на восток, в Х в. они, тем не менее, вторглись в Поднебесную империю.

Сто лет спустя все изменилось, еще большие перемены произошли в XII и XIII вв. В Монголии тюркские племена были неспособны бороться за главенство среди монголов: путь в Китай был закрыт для первых и открыт для вторых. Некоторые тюрки были оттеснены на север, в Сибирь, например предки тех, которых русские назовут, согласно тунгусской терминологии, «якутами» и которые жили севернее байкальских тюркских племен. Другие ушли на запад, на территорию, расположенную между Алтаем и Уралом, где они долгое время оставались кочевниками и язычниками, живя на окраине угасающей, но все еще живой уйгурской цивилизации. Северное побережье Черного моря продолжало оставаться тюркским, находясь в руках кыпчаков и печенегов. Булгары и караханиды обратились в религию, которую проповедовали ученики Мухаммеда, а газневиды привнесли ее в Индию. И те и другие превратили огромные территории в политическую и культурную сферу влияния ислама. На Среднем Востоке власть принадлежала тюркам от Афганистана до Рума, включая Мавераннахр, Хорезм, Иран, Сирию. В Египте, особенно начиная с 980 г., все большую роль играли мамлюки. Целые провинции переживали этап тюркизации, а позже становились плацдармом для предстоящих завоеваний. Ясно, что будущее открывало новые горизонты, связанные в основном с исламом.

Историки часто называют «Сельджукским Востоком» всю мусульманскую Азию XI–XII вв., чтобы подчеркнуть ее относительное единство после переселения туда огузских племен, среди которых сельджуки были лишь самыми «представительными». Это определение, оставляющее в тени очевидные различия, нельзя применить к караханидам и булгарам, которые представляли однородные формирования и были тюрками с головы до пят. Зато оно подходит для всех остальных государств, где тюркское меньшинство доминирует над нетюркским большинством: арабами, иранцами, индусами, – где существовала та же самая проблема – проблема конфронтации с исламом кочевников, вышедших из одной среды и имевших одинаковый менталитет, и где эта проблема находила одинаковые решения.

Часто говорят о миллионах и миллионах тюрков, которые передвигаются по землям ислама, но при этом забывают о том, что вчерашняя демография абсолютно отличается от сегодняшней. Согласие здесь достигнуто только в том, что были районы постоянного расселения и районы перевалочные или транзитные, что плотность пришлого населения не везде была одинаковой, что за первой волной XI в. последовала по крайней мере еще одна, вторая волна в XIII в., как результат тюркомонгольского нашествия.

В Индию в основном пришли солдаты, которые сформировали аристократию и быстро иранизировались, а затем индуизировались.

Арабский Ближний Восток также привлекал военных, а местные климатические условия не позволяли массам селиться там со своими стадами. Они даже не сохранили всю полноту власти, которая осталась в руках крупных местных семейств, в этом смысле особенно примечателен пример курда Саладина.

Совсем иная ситуация складывалась в Иране и Малой Азии.

Иран в своей совокупности был транзитным путем и благодаря этому обстоятельству не утратил своей идентичности. Мы уже говорили и еще будем говорить, что иранские язык и культура процветали под тюркским владычеством. Но приход огузских племен значительно изменил этнический и лингвистический фон – не сразу, а постепенно, с XI по ХVI в., т. е. гораздо позже. Сельджуки дали толчок процессу, хотя мы не знаем, насколько они продвинули его. Балучи были оттеснены из северного района Дешт и-Кавира на юго-восток туркменами, которые поселились там. Много тюркоязычных элементов проникло в Загрос и Фарс, где они составили крупную федерацию кашгаев. В Азербайджане, в районах Табриза и Баку, тюркские племена скопились у границ христианской Грузии, расположенной на низменностях Закавказья. Они и завершили ассимиляцию местного населения в XV в. и составили совокупность азери, говорящую на языке, близком к тюркскому, но отличающимся от него, вместе с основным меньшинством Ирана – четыре-пять миллионов человек, т. е. примерно одна шестая всего населения. Только низменные и лесные зоны Прикаспия оставались вне досягаемости захватчиков. Они находились в стороне от главного течения истории, а потом стали служить убежищем для беглецов и вскоре оказались перенаселенными.

Тюркские племена в большом количестве прибывали также в Анатолию, где климат и почва были благоприятны для них, и они впоследствии создали Османскую империю. Но как много их было? По мнению современных исследователей Малой Азии их численность в Средние века не превышала двухсот или трехсот тысяч. Но эта цифра спорна. Судя по некоторым источникам, в XIII в., когда тюркизация шла очень медленно и пока новые племена присоединялись к первым переселенцам, тюркское население составляло 10 % от общей численности населения. Ассимиляция также шла медленно и до конца не завершилась.

Тюркское заселение Малой Азии происходило неоднородно. В восточных районах племена оставались кочевыми, а в городах и в сельских районах жили в основном местные народы. Часть населения Великой Армении со столицей в Ани ушла в Киликию и основала Малую Армению. В этих двух царствах симбиоз армян и тюрков был незначителен, если судить по малому количеству армянских слов, перешедших в тюркский язык. Захватчики редко посещали прибрежные равнины, и рыболовство оставалось прерогативой местного населения: все тюркские названия рыб – греческого происхождения.

Тюрки обосновались на высоком центральном плоскогорье к западу от Евфрата, среди византийского населения. Конечно, в период между 1030 и 1080 гг. происходило бегство горожан и крестьян в результате репрессий, но страна не лишилась населения, к тому же паника была преувеличена, и когда образовалось Сельджукское государство, ситуация стабилизировалась. Сельджукские земли Анатолии оставались для мусульман страной Рум.

Кочевой образ жизни у тюркских народов – совсем не то, что мы видим у арабов, где это является признаком превосходства и благородного происхождения. Тем не менее многие племена сохранили верность традиционной бродячей жизни, и упорная политика сельджукского правительства, а позже османской власти, направленная на то, чтобы сделать их оседлыми, не всегда была успешной. Даже когда экономические условия в Турции абсолютно изменились, а кочевой образ жизни практически ушел в прошлое, там еще можно было встретить кочевников. Это в основном погонщики верблюдов, которые пасли овец и коз, но были и другие: бродячие мясники, сборщики хвороста.

В Иране, по мнению иранистов, огузы способствовали разрушению сельского хозяйства и своим примером призывали уже оседлых иранцев и крупное племя бахтияров Загроса вернуться к кочевничеству. Те, кто жил в городах, усиливали царившее там напряжение, в результате чего привели несколько городов к краху (Нишапур). Однако не стоит преувеличивать этот факт, игнорируя другие тяжелые последствия для цивилизации и особенно для иранской экономики, причиненные разрушениями, которые имели место позже, в эпоху походов Чингисхана и Амира Темура.

В Анатолии кочевые народы рассеялись в районах, где сельское хозяйство находилось в упадке. Позже их вытеснили в южные горы страны, имеющие пастбища. Зимой они спускались на прибрежные равнины Памфилии, Киликии и Эгеи. Как ни странно, они покинули эти районы, прежде очень плодородные и дававшие по нескольку урожаев в год. Их крупные древние города большей частью исчезли, за исключением таких портов, как Анталия и Синоп, которые использовались тюрками для внешней торговли. Высокогорное плато было настоящим центром сельджукской страны Рум. Там, несмотря на свой консерватизм, некоторые кланы закрепились на земле уже давно или перешли от тотального кочевничества к полукочевому образу жизни. Смешавшись с местным населением, они в конце концов образовали одну из самых устойчивых рас на Земле.

Поскольку ислам – это городская цивилизация и тюрки тянулись к городам, их предводители выбирали города, хотя и не без разбора. В Иране урбанизация тюрков, как и их переход к оседлости, были незначительны, зато в Анатолии это был всеобщий процесс. Городская жизнь играла важную роль и в экономике, и в политике. Газневиды с размахом застроили свою столицу Газни, в которой насчитывалось около миллиона жителей. Исфахан служил для Великих Сельджуков настоящим культурным центром. У сельджуков Рума не было метрополии, а были многочисленные крупные города или, скорее, поселения, чьи греческие названия все еще чувствуются, несмотря на переименование: Икония стала Конией, Цезария – Кайзери, Анкира – Ангорой, потом Анкарой, Себастейа – Сивасом и т. д. В середине XIII в. в Сельджукском государстве были сотни городов, а Ибн-Саид насчитал восемьдесят, каждый из которых имел губернатора (вали), судью (кади), мечеть (джами) и бани (хаммам). Столица Кония была большим городом с несколькими тысячами жителей; Сивас, видимо, занимал второе место, затем шли Кайзери, Эрзерум, Малатия и другие. Там, где жили вместе несколько этнических групп, как, например, в Анталии, они имели свои кварталы – еврейский, греческий, тюркский; кстати, такое же разделение существовало и у огузов. Понемногу, но везде жили иранцы, которые стали беженцами во время монгольских нашествий.

О крестоносном движении в целом следует сказать особо, ибо тюрки имели к этому непосредственное отношение.

В XI–XII вв. стихийное передвижение людей в разных концах Европы охватило весь христианский мир: начались Крестовые походы. Европа бурлила: немцы и датчане нападали на западных славян, испанцы давили на арабов и отняли у них Сицилию, французские нормандцы захватили Англию, покончив с реликтом Великого переселения народов.

Число неуправляемых и свирепствующих на территории Франции и Германии росло. Чтобы спасти свои государства и генофонд, нужна была психологическая доминанта, иными словами, цель, которая локализовала бы избыточную энергию и сбросила ее на сторону.

Тогда-то Отцы Церкви выработали идею священной войны, в которой христианский мир представал как родина, которую надо защищать от «сарацин». Палестина и в особенности Иерусалим, где принял мученическую смерть Христос, занимали первостепенное место в умах верующих. Считалось, что паломничество на Святую землю принесет отпущение грехов.

Военные походы западноевропейских рыцарей в 1096–1270 гг. на Ближний Восток (в Сирию, Палестину, Северную Африку) проходили под лозунгом освобождения христианских святынь (Святой земли) от власти неверных.

По сути, Крестовые походы – это не что иное, как массовое манипулирование сознанием верующих.

Началу походов способствовало обращение византийского императора Алексея I Комнина к папе Римскому Урбану II. «Святейшая империя христиан, – писал император, – сильно утесняется печенегами и тюрками (т. е. со стороны Европы и со стороны Азии). Мы предпочитаем быть под властью ваших латинян, чем под игом язычников».

Зов о помощи свидетельствовал о том, что христианство на Востоке находится в большой опасности. С другой стороны, для папы не было более надежного способа объединить под своим руководством неспокойный мир западного христианства, чем вовлечь его в большое и смелое дело, каким могло стать завоевание Святой земли. Одним словом, папа следовал соображениям не только религиозного, но и политического характера.

Первый крестовый поход был провозглашен в 1095 г. Урбаном II в Клермоне. Аббат Гвиберт Ножанский писал: «По закрытии Клермонского собора – а он был созван в ноябре месяце (1095 г.) – в восьмой день после праздника святого Мартина, по всем провинциям Франции разнеслась о нем большая слава, и каждый, кому быстрая молва доставляла папское предписание, шел к своим соседям и сородичам, увещевая их вступить на стезю господню, как называли тогда ожидаемый поход». Тому, кто откликнется на призыв присоединиться к крестовому походу, папа обещал приостановить дела, возбужденные против него правосудием, и обеспечить охрану его имущества при помощи духовенства. По завершении похода крестоносцы, названные так из-за креста, вышитого на их одежде, получат отпущение грехов.

«Весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столпов, – писала в „Алексиаде“ Анна Комнина, дочь императора и талантливый историк, – все вместе стали переселяться в Азию. Они двинулись в путь целыми семьями и прошли всю Европу».

Папа был даже удивлен тем откликом, который получило его предложение пойти к Святой земле и освободить ее. Он знал, что можно рассчитывать на рыцарей с юга Франции, но к ним присоединились и другие рыцари: фламандцы и рейнцы из Нижней Лотарингии, сеньоры из Иль-де-Франс и Шампани и, наконец, норманны Южной Италии и Сицилии. Эти четыре рыцарские армии не подчинялись ни одному из королевств, и, помимо желания получить отпущение своих грехов, наиболее могущественные из рыцарей мечтали завоевать земли, во главе которых они бы потом и встали.

К крестовому походу присоединилось много простых людей, которых побудило встать под знамена церкви огромное воодушевление. Возглавил народные массы проповедник Петр Амьенский, который в конце концов затмил роль папы в 1-м крестовом походе.

Крестовый повод, представляемый как порыв религиозного энтузиазма с целью освобождения Святой земли от тюркской оккупации, – это, в сущности, продуманное и подготовленное контрнаступление христианства против ислама, Европы против Азии.

Запад, обуреваемый перед 1-м крестовым походом религиозным пылом, охотно откликнулся на стоны отчаяния, несшиеся из Византии; втайне он мечтал обратить схизматиков в лоно Римской церкви. Вскоре, однако, пыл паломничества остыл, у крестоносцев взяли верх грабительские инстинкты: основным ядром крестоносцев были или бедные рыцари, обездоленные на родине, или безземельные крестьяне, обреченные у себя на нищету; их уже гнала на Восток не столько мысль о гробе Господнем, плененном безбожными «сарацинами», сколько надежда на земное благополучие, утерянное в Европе. И толпы крестоносцев двигались на восток через Европу – это были мародеры, грабившие и разорявшие селения. А попав на Восток, рыцари оседали там, в Сирии и в Палестине, разрушая суверенитет государства.

По просьбе крестоносцев император Алексей I Комнин пропустил их на азиатский берег Босфора. Там крестоносцы попытались проникнуть на тюркскую территорию, но потерпели два серьезных поражения. И хотя император неоднократно предупреждал их об осторожности и помогал им, ход событий повернулся против него. Поскольку христианский Бог не мог быть побежден, то поражение, естественно, приписывалось предательству императора. Так росло недоверие франков к Византии: греки – еретики и коварные существа.

Вскоре после этих событий к Византии подошли войска рыцарей (о предоставлении которых в качестве наемников Алексей Комнин настойчиво просил папу).

Императору удалось получить от рыцарей клятву верности (о которой те вскоре забыли) и обещание вернуть все земли империи, захваченные сельджуками, а также признать его сюзеренитет над землями, которые крестоносцы завоюют на Востоке.

Что касается тюрков, то после смерти Малик-шаха, сын Сулаймана ибн Кутулмуша, тюркского правителя Румского султаната (Малая Азия), Кылыч Арслан, которого Великие Сельджуки взяли в плен у Алеппо, был освобожден и без труда восстановил свою власть в Никее. Он занялся реставрацией отцовского могущества на момент прихода крестоносцев.

Впуская крестоносцев на свою территорию, Византия хотела их руками отобрать у сельджуков города Малой Азии, утраченные ею.

Явившись на Восток для защиты христиан от «сарацин», крестоносцы своим поведением – насилиями и грабежами – вызывали такую ненависть населения Малой Азии, что местные князья, забыв о пропасти, которую церковь определила между христианами и мусульманами, обращаются к сельджукам и объединенно выступают против крестоносцев. Таким образом, на Востоке временно образуется единый блок, направленный против крестоносцев: когда необходимо было сделать выбор между крестоносцами и тюрками, предпочтение тюркам зачастую отдавали армяне и византийцы.

Тюрки стремились осесть в Малой Азии, но с запада шли непрошеные гости, и, разумеется, в крестоносцах они видели захватчиков, посему охотно внимали мольбам о помощи против того, кто также ненавистен и им.

Крестоносцы высадились на азиатском побережье в 1096 г. Кылыч Арслан в то время осаждал Малатию, важнейший коммуникационный центр в Анатолии и перевалочный пункт сельджуков; он срочно вернулся и потерпел поражение при Дорилее. Возможно, то был реванш за Маницкерт? Так сказать, отмена того печально известного события? Конечно нет, но все-таки победа христианства, которая спасла Византию, отбросила тюрков в глубь Анатолии, позволила византийцам вернуть Никею.

После того как крестоносцы пересекли Анатолию, они вышли к Киликии – воротам Сирии. Их радушно встретили армяне, живущие там с XI в. С этого момента в рядах крестоносцев произошел раскол: одни желали обзавестись собственными княжествами, другие оставались верны религиозным мотивам похода.

Пути Византии и крестоносцев разошлись; охладев друг к другу, они использовали сельджуков для достижения диаметрально противоположных целей. Сельджуки, постигшие извороты дипломатии во время пребывания при дворе византийских императоров, оправились быстро от удара, который был нанесен им 1-м крестовым походом.

Таким образом, экспансия сельджуков натолкнулась на крестоносцев, которые всюду ставили им барьеры. Город Никея, молодая столица государства сельджуков, ускользнула из-под их власти, а после поражения при Дорилеи они были отброшены на восток. Сопротивление сельджуков было сломлено: крестоносцы прошли беспрепятственно через Малую Азию, занимая города и вырезая тюркские гарнизоны. Вскоре пaлa и Антиохия, манившая к себе крестоносцев как «древнейшая кафедра св. Петра» (измена одного начальника – армянина, смотревшего на крестоносцев как на освободителей малоазиатского христианства, – облегчила крестоносцам взятие города). Потеряв Антиохию, сельджуки Рума навсегда должны были отказаться от Сирии. В тылу образовалось Эдесское княжество (1098 г.) – плотина, которая должна была сдерживать приток туркменских племен из Хорасана, и князь Эдессы, Балдуин, протягивал руку брату, Готфриду Бульонскому, «защитнику гроба Господня» в Иерусалиме, тоже еще недавно (в 1078 г.) завоеванном сыном победителя Романа Диогена, – так сельджуки были вытеснены и из Палестины, отошедшей к Фатимидам. А на Средиземноморском побережье появляются западные рыцари и закрывают сельджукам дорогу к морю.

Зажатые кругом христианами, сельджуки легко могли быть раздавлены – и для Византии, и для крестоносцев они были помехой, которая сковывала их идеалы, жизненно реальные и религиозные; во время 1-го крестового похода рыхлое государство сельджуков было еще слабо.

Но взоры крестоносцев были направлены на побережье Сирии и Палестины. Придя в Малую Азию для того, чтобы прогнать «сарацин», крестоносцы поняли что, защищая Византию, они наносят ущерб себе. Что касается сельджуков, то они не видели в них большой опасности для себя. Перед ними вырастали новые враги, соперники – мусульманские князья из Месопотамии устремлялись также к Северной Сирии. Крестоносцы должны были принять на себя удары и из Египта, тем самым невольно отведя от сельджуков угрозу сначала со стороны Фатимидов, потом Эюбидов. Таким образом, в силу обстоятельств сельджукам был предоставлен покой, и они смогли оправиться от ударов.

Завершился 1-й крестовый поход в 1099 г. захватом крестоносцами Иерусалима и образованием Иерусалимского королевства.

Своими целями и людскими массами, которые были приведены в движение, 1-й крестовый поход поразил Византию и исламский мир. В результате похода были созданы четыре латинских государства на Востоке, которые занимали площадь от Аскалона до Антиохии и от Средиземного моря до Евфрата. Почти до 1130 г. инициатива была на стороне крестоносцев, но тюркам удалось изменить соотношение сил в свою пользу.

Тем временем в самом центре Азии происходили потрясающие события – восточное христианство противостояло исламу.

В 1137 г. каракитайский хан Елюй Даши покорением Кашгара и Хотана восстановил против себя весь мусульманский мир. Иными словами, положение на западной окраине Каракитайского (буддийского) ханства было весьма напряженным, тем более что за спиной мелких мусульманских князей стоял сельджук Санджар (см. «Государство сельджуков»), командующий самой сильной армией из тех, что действовали на Ближнем Востоке.

В 1141 г. возник грандиозный конфликт. На борьбу с неверными явился султан Санджар, сопровождаемый вспомогательными отрядами из Хорасана, Седжестана и горных областей Гура, Газны, Мазандарана. Здесь были лучшие войска мусульманского мира, закаленные в боях с греками и крестоносцами, экипированные по последнему слову тогдашней техники. Войско Санджара исчислялось приблизительно в 100 тыс. всадников. Таких сил не выставляли даже против крестоносцев.

Но, несмотря на все это, в 1141 г. на Катванской равнине, лежавшей между Ходжентом и Самаркандом, Елюй Даши, разделив свое войско на три части, оттеснил мусульман в долину Диргам (один из притоков Зеравшана) и разгромил их так, как этого не могли сделать ни Карл Мартелл, ни Лев Исавр, ни Готфрид Бульонский.

Султан Санджар успел скрыться, но его жена и соратники попали в плен, а 30 тыс. лучших сельджукских воинов пали смертью храбрых.

Невольно возникает вопрос: как могло войско Елюя Даши нанести подобное поражение?

В источниках очень мало информации по этому поводу. Вывод однозначен: войскам Елюя Даши неоткуда было ждать пополнения армии, подкрепления для войны с мусульманами. Даже набрав добровольцев, надо было их кормить, вооружать, обучать, а значит, кто-то должен был давать деньги, которых у хана не было.

Так кто же мог субсидировать Елюя Даши? Тот, у кого они были и кому было нужно, чтобы гурхан воевал с мусульманами. И это были уйгуры, одна часть из которых были буддисты, другая – несторианцы.

Именно уйгуры приняли гурхана в своей столице Бешбалыке, снабдив его продовольствием, дали возможность реорганизовать армию, а в дальнейшем пополнить ее степными удальцами. За это они получили то, что нужно любому коммерсанту, – их ставленник, Елюй Даши, сокрушил их конкурентов в Самарканде, Фергане, Кашгаре и Хотане и обеспечил им монополию караванной торговли.

Причем, к коммерции политической и финансовой уйгуры-буддисты отношения не имели, поскольку это противоречило их религиозным принципам, их монастыри были изрядно богаты. Зато несториане ненавидели мусульман со всей страстью, на которую были способны, и к тому же тоже занимались торговлей.

Одним словом, с Катванской битвы начался расцвет уйгурских городов, а там, где власть попала в руки христиан, мусульманских купцов облагали налогами.

Несториане отличались конфессиональной нетерпимостью и не жалели средств для войны против иноверцев. Им нужен был военный вождь. Елюй Даши отвечал всем требованиям: он был достаточно культурным, чтобы избежать подозрений в язычестве, достаточно светским, чтобы не стать буддийским монахом, и, оказавшись врагом султана Санджара, он уже не мог и помышлять о принятии ислама.

Елюй Даши, как опытный политик, понимал, что, если он хочет удержаться на новой земле, ему следует обеспечить себе поддержку, пусть несториан. И его наследник получил христианское имя Илия, а крестоносцы в Палестине и Сирии искренне поверили в существование христианского царства на востоке от Ирана.

На самом деле царства, как такового, не было, но идея его существования, его необходимости возникла и играла роль в политической и военной истории Азии.

Христианское царство, возглавляемое царем-священником, – только мечта восточных христиан, но эта мечта была настолько действенна, что к моменту смерти Елюя Даши начала казаться реальностью.

Территория под непосредственным управлением гурхана располагалась к югу от р. Чу и Центрального Тянь-Шаня. На юге она была ограничена Амударьей, на западе – Аральским морем, на востоке – богатым оазисом Хотаном. Кашгар, Самарканд, Бухара и Термез после Катванской битвы платили гурхану дань.

В начале XIII в. была учреждена несторианская митрополия «Кашгара и Невакета (Семиречье)».

Итак, восточное христианство противостояло исламу. Именно уйгуры стояли у истоков «Желтого крестового похода».

Забегая вперед, следует отметить, что в 1253 г. состоялся курултай тюрко-монгольского народа – войска, на котором приняли решение освободить от мусульман Иерусалим. Это было началом «желтого крестового похода» за Христову веру к гробу Господню. Об этом речь пойдет в следующей главе, а сейчас обратимся к сельджукам Сирии и их роли в Крестовых походах.

Настоящими противниками крестоносцев, кроме египтян, были сельджуки Сирии. С падением сильного, хотя и слишком властолюбивого Тутуша (ум. в 1095 г.), в Сирии господствовала повсеместная неурядица, сельджуки, раздираемые противоречиями, были неспособны организоваться, несмотря на существование двух могущественных семейств дома Тутуша – его сыновей, Ридвана в Алеппо (1095–1133 гг.) и Докака в Дамаске (1095–1104 гг.). Эти принцы, подобно всем остальным сельджукам Ирана, передали реальную власть своему атабеку, наставнику, «второму отцу», тюрку Тогтегину (ум. в 1128 г.).

В 30-х гг. XII в. в менталитете мусульман происходят изменения. С момента появления крестоносцев на Востоке они вызывают гнев у всех своим жестоким, сектантским, варварским поведением, что приводит к упорному сопротивлению мусульман. В 1104 г., а также после поражения крестоносцев в битве при Харане в 1114 г. все города в окрестностях Антиохии, населенные восточными христианами, открыли свои ворота эмиру Халеба. В 1117 г., когда войско мусульман шло по землям Галилеи, мусульманское население выступило против христиан и предоставило их врагам проводников и продовольствие.

В период с 1120 по 1130 г. решающим событием стали перемены в умах состоятельных горожан Халеба и Дамаска, достоинство и интересы которых были затронуты европейцами. Действительно, появление крестоносцев по ту сторону Оронты и Иордана вынудило мусульман перенести к востоку и к югу караванные пути, соединяющие Сирию и Египет, так же как и маршрут паломников. Однако ни Халеб, ни Дамаск не могли контролировать эти огромные территории с мародерствующими кочевниками и европейцами. Стихийные действия мусульман нашли свое продолжение в идеологии. С VII в. Сирия рассматривалась мусульманами как земля, избранная для ведения священной войны против Византии. Со временем, правда, эта идея утратила свою силу. Возродившись в 1105 г. в Дамаске, а затем в Халебе, она уже не просто взывала к ревностному служению ради торжества ислама, но и усердно подпитывалась чувством возрастающей угрозы независимости мусульман. Давление крестоносцев на Халеб было настолько сильным, что в 1124 г. эмир покинул город и попросил помощи и защиты у Бурсука, эмира Мосула, который в свою очередь потребовал, чтобы Халеб был передан ему. Под нажимом знати и народа эмир принял это условие. Так в 1125 г. начинает вырисовываться многообещающий союз между Мосулом и Халебом. Спустя некоторое время Бурсук был убит ассасинами, но союз между двумя городами восстановил в 1128 г. его преемник, Зенги. С этого момента начинается новый период, который делится на два этапа: эмират Зенги (1127–1147 гг.) и принципат Hyp ад-Дина (1147–1174 гг.).

Зенги – сын тюркского лейтенанта, состоявшего на службе у великого султана Малик-шаха, он прославился на службе у султана Ирана, Махмуда, участвуя в войне, которую тот вел с халифатом Багдада в 1127 г. В награду за свою службу Зенги был назначен верховным главнокомандующим в Ираке. Вслед за этим он становится правителем Мосула, считая своей миссией продолжение борьбы против крестоносцев. Зенги всегда оставался тюркским полководцем, сильным и не слишком дипломатичным. Зенги-солдат всегда брал верх над Зенги-политиком. Джихад не был единственной и даже главной целью политики Зенги. Основным для него, скорее всего, было распространение своего могущества на халифат Аббасидов и султанат Ирана. Он отвоевал у крестоносцев Атариб и Харим и получил, таким образом, доступ к равнине Антиохии. Важнейшим достижением Зенги стало завоевание всех исламских городов и крепостей к востоку от реки Оронт. В 1135 г. он предпринял попытку взять Дамаск, но потерпел неудачу. Однако в результате его завоеваний территория северных латинских государств сократилась наполовину.

В 1144 г. Зенги направил свою армию против Эдессы, которая представляла собой постоянную угрозу сношениям Халеба с Мосулом. После ухода с левого берега Евфрата графство очень ослабло из-за постоянных набегов соседей-мусульман. В эдесской армии большинство составляли армяне, в верности и в воинском достоинстве которых можно было не сомневаться, а также православные сирийцы, о которых этого нельзя было сказать. Воспользовавшись отсутствием Жослена, графа Эдессы, Зенги после месяца осады взял город в 1144 г. Он остановил погромы, последовавшие за штурмом города, успокоил жителей, вернув им их имущество, и передал восточным христианам латинские церкви.

15 сентября 1146 г. Зенги был убит. В этом же году армяне Эдессы подняли мятеж. Город был вновь взят, и на этот раз армяне были перебиты или изгнаны из города. Их место заняли иудеи, к которым Hyp ад-Дин, сын и последователь Зенги, испытывал больше доверия. Hyp ад-Дин, второй сын Зенги, унаследовал от отца суровость, храбрость, чувство государственности. Он смог возвести свои добродетели в политическую силу.

Катастрофическая ситуация на Востоке привела к тому, что в Европе начали проповедовать новый крестовый поход. В отличие от первого, за этот поход ратовал не папа, а аббат Бернар и организован он был королями Франции и Германии – Людовиком VII и Конрадом III. Из 25 тыс. крестоносцев не более 5 тыс. достигли Сирии весной 1148 г. Германская армия была практически уничтожена при переходе через Малую Азию, а французы подвергались постоянным нападениям во время продвижения по побережью. Людовику VII советовали направиться прямо на Халеб, для того чтобы напасть на Hyp ад-Дина и отвоевать потерянные земли за рекой Оронт, но Людовик не последовал этому разумному совету и взял путь на Иерусалим. К тому же позволил убедить себя сначала атаковать Дамаск, который он так и не смог взять. В сентябре 1148 г. Конрад III сажает своих людей на суда, отплывающие в Европу. Спустя шесть месяцев Людовик следует его примеру. Второй крестовый поход потерпел крах, и миф о непобедимости европейцев был разрушен.

Hyp ад-Дин захватил все города и крепости за рекой Оронт, в том числе и Хомс, а 29 июня 1149 г. выиграл битву при Марре и занял большую часть территории Антиохийского княжества. Столица Антиохии стала пограничным гарнизоном Hyp ад-Дина. Все, что осталось от Эдесского графства, оказалось в его руках. В 1155 г. войско Hyp ад-Дина берет Дамаск. Впервые за многие века мусульманская Сирия имеет единую политическую власть. Ее границы передвинулись до Мосула, Харана, а на севере даже до Тавра. Однако, с 1157 по 1160 г. дальнейшего продвижения войск Hyp ад-Дина не происходило.

В этой непростой ситуации князь Эдесский обращается за помощью к Византии и просит в 1158 г. у Мануила Комнина руки его племянницы. Кроме этого он добивается от Рено Шатийонского, князя Антиохии, официального признания им сюзеренитета Византии. Мануил I входит в город, занимает крепость, но «союз» оказывается таким же бесплодным, как и предыдущие: совместные действия против Hyp ад-Дина не принесли никаких результатов, войска остановились в 40 км от Антиохи. Как и Иоанн II, Мануил I желал лишь сдержать, а не устранить мусульманскую угрозу.

После 1160 г. Hyp ад-Дин вновь перешел в наступление. Он взял в плен Рено Шатийонского и Жослена III Эдесского, а затем вернул себе все потерянные ранее земли. Оказывая постоянное давление на латинские государства, совершая на них набеги, он расширил свои владения, выйдя за пределы Сирии: в Мосуле, в Верхнем Иране, в Анатолии и даже в Киликии. Он вмешался в споры, разгоревшиеся между армянскими, византийскими и европейскими князьями по вопросу о наследстве Тороса II, и отвоевал некоторые районы у тамплиеров.

Так в чем же было могущество принципата Hyp ад-Дина? Впервые с момента захвата Иерусалима крестоносцами мусульманская Сирия была подчинена одному правителю Hyp ад-Дину, сыну Зенги и продолжателю его дел. В этом успехе решающую роль сыграло применение силы, но оно было бы недейственным, если бы не произошли перемены в умах людей. Жители городов, на которые распространялось влияние ислама – христиане и иудеи, – в конце концов устали от неблаговидных поступков крестоносцев. Европейцы не смешивались с местным населением и оставались чуждыми этой стране. Они без конца вели войну против коренного сирийского населения и сохраняли нестабильную и опасную ситуацию: не мешая проходу караванов по их территории, облагали их большими налогами. Хотя достаточно много свидетельств, говорящих о промышленном развитии сирийских городов и даже увеличении их численности, но в целом господство европейцев на побережье привело к обнищанию городов.

Hyp ад-Дин был тюрк, и его, также как и европейцев, арабское население Сирии считало чужим. Но в отличие от франков он сумел сохранить структуру и уклад жизни местного общества. Он властвовал над ними, опираясь на их собственные принципы управления. Прежде всего, Hyp ад-Дин был мусульманином. Все отрицательные моменты, связанные с тем, что страной правит иностранец, исчезали, так как этот иностранец соблюдал законы ислама и уважал традиции. Таким образом, тюрки постепенно интегрировались в сирийское общество. Они не стремились ничего коренным образом менять в нем, но смогли управлять им и объединить его.

Для Hyp ад-Дина джихад был одновременно идеологией и политикой. Эта идеология базируется на трех основных положениях: глубокая пропасть между европейцами и мусульманами, протест против безразличия современников к этому факту и призыв к священной войне. Следует уточнить, что джихад и священная война – две воинственные религиозные идеологии, на первый взгляд сближающие ислам и Запад и не признаваемые Византийской империей. На самом деле, они совершенно не похожи: джихад ставит перед собой цель по защите и распространению сферы влияния ислама, в то время как священная война должна принести спасение тем, кто ее ведет.

Эти идеи начали появляться при Зенги, который накануне взятия Эдессы настаивал на необходимости вести против крестоносцев открытую наступательную войну, вплоть до полного их изгнания. Именно Hyp ад-Дин первым превратил джихад в завершенную теорию, указав конкретную политическую линию, и привел в действие мощный механизм для ее распространения. К ее содержанию он добавил две концепции. Первая – особая святость Иерусалима и Святой земли. Вторая – необходимость восстановления политической целостности ислама на Ближнем Востоке как подготовительная фаза джихада против европейцев. Итак, идея джихада складывалась в мощном духовном движении, находящемся в состоянии брожения уже целый век.

Медресе, «дар аль-хадис» и «рибат» были инструментами пропаганды ислама. Больше всего медресе создавались при Hyp ад-Дине. До него на подвластных ему территориях было построено шестнадцать медресе, он создал еще сорок два. Медресе представляли собой очаг распространения суннизма и идеологии джихада. «Дар аль-хадис» – школы, которые специализировались на изучении Откровений Пророка, но в целом выполняли те же функции, что и медресе. Суннитское движение благоприятствовало мистическому движению, наиболее ярким проявлением которого стал суфизм – форма исламского монашества. Суфисты объединялись в общины – рибаты или ханака, которые, в свою очередь, образовывали настоящие братства. Таким образом, Hyp ад-Дин осуществил духовное и политическое объединение Сирии.

Итак, приход Зенги к власти в Мосуле и в Халебе положил начало процессу объединения мусульманской Сирии, который достигает своей наивысшей точки при правлении Hyp ад-Дина. Он разработал последовательную политику, в основе которой лежала идеология джихада, опиравшаяся на организованную военную силу. В 1146 г. Hyp ад-Дин завоевал графство Эдессу, а затем все нехристианские государства Сирии. Европейцы смогли сохранить за собой лишь свои старые земли.

В ту пору Hyp ад-Дин именовался как «Хранитель страны Аллаха», «Победитель неверных и язычников». «Непобедимым» же его мог сделать захват Египта.

Главной ставкой в войне 1164 г. становится Египет, который в начале века теряет былое могущество.

Крестоносцы полагали, что если невозможно установить христианскую власть в Египте, то, по крайней мере, нужно, чтобы Египет стал союзником или же находился под их протекторатом. В данной ситуации инициатива исходила от самих египтян. В 1164 г. Шавар, визирь Верхнего Египта, скрывавшийся в Сирии, убедил Hyp ад-Дина свергнуть Фатимидов и восстановить власть суннитов. Нур ад-Дин поручил эту миссию своему ближайшему помощнику, курду по национальности, Ширкуху, который во главе туркменского войска без труда выполнил это задание. Но, вновь став визирем, Шавар рассорился с Ширкухом и обратился за помощью к европейцам. Амальрик Иерусалимский осадил Ширкуха в Бильбейсе и, вероятно, захватил бы город, но обстоятельства вынудили его вернуться в Палестину. Дело в том, что Hyp ад-Дин вновь занял Харим в Антиохийском княжестве. Новая попытка Ширкуха напасть на Египет в 1167 г. оказалась неудачной, так как Амальрик дошел до самого Каира.

Hyp ад-Дин вновь совершил отвлекающий маневр, атаковав графство Триполи, после чего обе армии вынуждены были отступить. В результате Амальрик получил от Египта дань в 100 тыс. золотых монет, оставил в Каире правителя-европейца и гарнизоны, которые должны были следить за сбором дани.

Эти победы вдохновили крестоносцев. Амальрик задумал завоевать Египет и в письме к королю Франции, Людовику VII, раскрыл свой план: «Дорожа Вами и Вашим королевством, являясь Вашими преданными слугами и уповая на Вас и Ваше королевство, мы считаем возможным известить Ваше Величество об успехах нашего оружия (…). Если, как обычно, Ваша высочайшая добродетель пожелает нам помочь, то Египет без труда будет осенен Крестом Господним».

В 1168 г. Амальрик стал готовиться к походу (на этот раз египтяне не обращались к нему за помощью), целью которого теперь становится завоевание Египта. Началу военных действий предшествовало дипломатическое сближение Амальрика с Византией. Обе стороны решили завладеть Египтом, разделить добычу и, быть может, саму страну. В 1168 г. Амальрик перешел к активным действиям.

Между тем Шавар заключил новый договор с Hyp ад-Дином и Ширкухом. Крестоносцы заняли Бильбейс и осадили Каир, но в январе 1169 г. на помощь Каиру подоспели войска Ширкуха и его племянника Саладина, и те вынуждены были отступить. Попытка завоевать Египет не удалась, для крестоносцев он был потерян.

После смерти Ширкуха, по приказу Саладина, был убит Шавар. Саладин объявил себя визирем и при поддержке своей тюркской гвардии стал правителем Египта.

Саладин (1171–1193 гг.) – курд по происхождению, основатель династии Айюбидов – ярчайшая личность своего времени. Его смелость и честность вызывали восхищение и зависть, как у противников, так и у сторонников.

Полновластный правитель Египта Саладин от имени Hyp ад-Дина упразднил халифат Фатимидов, создал суннитские школы (медресе) и провозгласил о возвращении Египта в лоно халифата Аббасидов. Египтяне встали на сторону нового режима. Затем Саладин объявил себя маликом, то есть королем, завоевал Верхний Египет и направил свои войска в Йемен. При помощи силы утверждалось господство Саладина в Египте. Он стал соперником для Hyp ад-Дина, тщетно пытавшегося вернуть его под свою власть. Hyp ад-Дин потребовал, чтобы Саладин присоединился к его походу в Трансиорданию, для того, чтобы атаковать там тюркские крепости. Саладин подчинился приказу, но всякий раз, и в 1171 г., и в 1173 г., его войско отходило сразу после непродолжительной атаки. Hyp ад-Дин решил захватить Египет и вырвать его из рук своего наместника, но 15 мая 1174 г. он умер. Саладин становится главной силой ислама.

На момент смерти Hyp ад-Дина Саладин был правителем только Египта. После 1174 г. он завладел Дамаском, Хомсом, Хамой, а затем занял три четверти территории Сирии. Но его попытка объединить Египет и Сирию натолкнулась на сопротивление Халеба. Ему понадобилось девять лет (с 1174 по 1183 г.), чтобы создать самое большое государство на Востоке после государства сельджуков. Делал он это во имя объединения исламского мира, необходимого для ведения священной воины против крестоносцев.

Несмотря на болезнь Балдуина IV, пораженного проказой, франки долгое время одерживали победы над Саладином благодаря силе и активности своей армии. Латиняне поддерживали зенгидов, зная, что если Саладин одолеет их, он станет непобедимым. До 1176 г. им удавалось сохранять это положение, и в конце концов Саладин отказался от идеи атаковать Халеб. А европейцы, напротив, задумали напасть на Саладина в самом Египте.

Император Византии, Мануил Комнин, протекторат которого над северными княжествами представлял постоянную угрозу для ислама, был разбит в битве при Мириокефалоне (1176 г.) армией султана Конии. В отместку византийский император предоставил франкам флот для совместного выступления против Египта. Но существующий между ними разлад вынудил их отказаться от этого замысла. Теперь отныне и навсегда франкам придется обходиться без помощи Византии.

Итак, инициатива перешла в руки к Саладину, который вел постоянную войну с европейцами. Победы чередовались с поражениями. Франки сохраняли свои основные позиции, но проигрывали сражения в самом центре своих территорий. Египетскому флоту удалось проникнуть даже в порт Акры. Осаждаемые со всех сторон, они в 1180 г. добились от Саладина перемирия. Победы Саладина укрепляли его авторитет в мусульманском мире. Он обвинил зенгидов в предательстве, но при поддержке жителей Халеба и Мосула им, тем не менее, удалось сохранить свои позиции.

Монархия франков продолжала ослабевать. Освобожденный после шестнадцатилетнего пленения в Халебе Рено Шатийонский становится правителем Трансиордании. При помощи крепостей Монреаль и Крак де Моав он контролировал жизненно важную для Саладина дорогу из Дамаска в Мекку, пролегающую через Египет. Рено Шатийонский совершал разбойничьи набеги на караваны, а жестокий нрав побуждал его на дерзкие и необдуманные поступки. В 1181 г., не нарушая перемирия, он направился к оазису, расположенному неподалеку от Медины, на которую он планировал напасть. Но диверсия против его войска вынудила князя повернуть назад. На обратном пути он ограбил очень богатый караван, захватив добычу в 200 тыс. золотых монет. Несмотря на приказ Балдуина IV, он отказался вернуть награбленное Саладину, и это послужило причиной для новой войны.

Войско Саладина напало на Галилею и Самарию в то время, когда королевская армия была в Трансиордании. Саладин обвинил зенгидов в предательстве, поскольку те, воспользовавшись ситуацией, заняли Хаму и угрожали Дамаску. Он нанес ответный удар: в июне 1183 г. его армия вошла в Халеб. Так произошло объединение Сирии и Египта.

Война с европейцами приобретает непримиримый характер. Зимой 1182 г. Рено Шатийонский начал претворять в жизнь грандиозный и невероятный проект. На одногорбых верблюдах он перетаскивает корабли в Эйлат, в захваченный им порт на Красном море, а затем с вой ском идет на Медину. Подобные действия были оскорбительными для всякого мусульманина, и в особенности для Саладина, но эта ситуация позволила Саладину извлечь для себя пользу – он выступил в роли карающей руки ислама. По его приказу были схвачены и уничтожены участники этого похода, за исключением самого Рено Шатийонского, которому удалось бежать. В сентябре 1183 г. Саладин опустошил Галилею и захватил большое число крепостей. Возглавляемые Гвидо Лузиньяном, родственником и преемником Балдуина IV, европейские бароны придерживались оборонительной стратегии, которая вынудила Саладина отступить. Но предводитель мусульман ввергает франков в новую войну. В то время как ужасный голод истощал силы франков, мусульмане наносили удары, как на суше, так и на море. В 1185 г. Саладин предоставил латинянам новое перемирие на четыре года. На первый взгляд перемирие было поражением Саладина. В действительности же все было иначе.

Саладин согласился на временное прекращение боев, так как хотел захватить Мосул, а для этого ему нужно было время. Он контролировал огромную империю. В его распоряжении находились более 8 тыс. египетских и 6 тыс. сирийских всадников, арабские воины и призывники. Против такой армии франки могли выставить не больше тысячи рыцарей. Конечно, европейские рыцари были полностью защищены латами и могли победить, находясь в меньшинстве, но численное превосходство делает любую неудачу поправимой, в то время как любое поражение франков могло оказаться для них роковым.

Саладин создал в Египте военный флот, который был способен установить блокаду палестинских портов и поставить, таким образом, под угрозу их снабжение. Боевые средства армии Саладина были почти такие же, как у европейцев, за исключением «греческого огня», смеси из нефти, которая могла гореть на воде. Саладин был единственным, кто использовал «греческий огонь», ущерб от которого во время осады был огромным.

Однако слабой стороной Саладина было рассредоточение его армии, так как, образованная из войск эмиров, по окончании каждой военной кампании она распускалась. Как только военная кампания заканчивалась и исчезали перспективы получения добычи, войска, составляющие армию Саладина, возвращались в свои эмираты. По этой причине и из-за нехватки денег Саладин так и не смог довести свои успешные начинания до конца. Возможно также, что и зависть, которую он вызывал в мусульманском мире, являлась причиной такого положения вещей. Так, багдадский халиф считал, что Саладин хочет свергнуть с престола Аббасидов и занять их место. Ассасины дважды предпринимали попытки убить Саладина. Сначала Саладин хотел напасть на них в их логове, затем он добивался их расположения, лишая таким образом своих врагов, франков или мусульман, поддержки этой секты.

Несмотря ни на что, могущество Саладина росло, в то время как могущество латинских государств клонилось к закату. Война истощила силы франков. В 1183 г. Верховный суд Иерусалима принял решение собрать по всему королевству налог на частную собственность и на доходы. В 1184 г. патриарх Иерусалима и Великие магистры орденов тамплиеров и госпитальеров отправились на Запад для того, чтобы привлечь внимание императора и королей Франции и Англии к бедственному положению латинских государств. Но их призыв о помощи не получил ответа. Франки остались одни перед угрозой, исходившей от армии Саладина. Чтобы устоять, им было необходимо единое и неоспоримое руководство. Однако ситуация складывалась иначе. Иерусалимское королевство было поделено между несколькими соперничавшими партиями, которые боролись за власть и влияние на короля. На первый план вышло сирийско-палестинское дворянство, или «пулены» (башмаки с длинными носами), как их называли вновь прибывшие из Европы. Кроме того, крупные сеньории превратились в практически независимые государства, и простые рыцари оказались в полной зависимости от своих сеньоров. Верховный суд представлял собой государственный орган, в который входили только дворяне знатного происхождения.

Помимо могущественной партии пуленов, существовала партия двора, на которую опиралась монархия. В эту партию входили дворяне, недавно приехавшие из Европы. И наконец, рыцарские ордена тамплиеров и госпитальеров, соперничавшие друг с другом, объединенные ненавистью к исламу.

При таком раскладе латинским государствам нужен был мир и время на восстановление единства, но в 1187 г. Рено Шатийонский нарушает перемирие. Рено Шатийонский был как колючка, вонзившаяся в империю Саладина, он оскорблял достоинства султана, взимая налог и грабя караваны, идущие в Мекку и из Сирии в Египет.

Давно объявив джихад, Саладин делает выбор в пользу войны, находясь при этом на вершине власти. Иерусалимское королевство в то время, напротив, утратило свою силу и очутилось в полной изоляции не только в международном плане, но и внутри самой Сирии, так как Антиохийское княжество заключило перемирие с Саладином, а фактическое отделение Рено Шатийонского и Раймунда III Триполийского ослабило его позиции.

Султан мобилизовал все силы, собрав 12 тыс. всадников. Он тут же осадил крепости Керак и Монреаль и нейтрализовал Рено Шатийонского. В июне 1187 г. Саладин с главными силами своего войска пересек Иордан и 2 июля осадил Тивериаду. Он разместил свое войско на возвышающемся к востоку от города плато, желая обезопасить себя от нападения франков. Франки же пошли к Сефории, там они нашли источники с водой и оттуда могли контролировать все дороги Галилеи.

Уже обвиненный однажды в трусости за отказ вступить в битву с Саладином в 1183 г., Гвидо Лузиньян на этот раз не мог ждать.

3 июля он приказал своей армии выступить в поход. Под палящим солнцем франки шли через плато. Армия Саладина, численность которой превышала 60 тыс. человек, преградила им подступы к источникам воды. 4 июля крестоносцы снова двинулись в путь, сталкиваясь с превосходящими силами противника и находясь под постоянными ударами лучников противника.

Гийом Тирский писал: «Всю ночь страдающие от жажды европейцы во всеоружии ожидали врага. Но сарацины не хотели сражаться до наступления жаркого дня. И когда наконец сарацины подошли, они разожгли вокруг христиан огонь, чтобы заставить их страдать не только от солнца, но и от огня. Когда король увидел бедственное положение своих людей, а его сержанты были готовы сдаться, он приказал графу Триполийскому напасть на сарацин».

Попытка прорыва стала стратегической ошибкой. Все солдаты армии крестоносцев были либо убиты, либо взяты в плен. Всего за один день Саладину удалось уничтожить ударную силу противника.

Султан обращался с Гвидо Лузиньяном как с королем. Казнив Рено Шатийонского, он сохранил жизнь пленникам и объявил тамплиеров и госпитальеров заклятыми врагами ислама. В Иерусалиме франки не поддавались атакам Саладина, но предупредили его, что, если он не сохранит им жизнь, они не оставят в живых никого, ни христиан, ни мусульман, и сожгут мечети, прежде чем сами погибнут в бою.

Султан осаждал поочередно все города и крепости, предлагая выгодные для осажденных условия сдачи. За свободу население захваченных городов должно было выплатить им выкуп: десять византионов за мужчину и пять за женщину. На бедняков устанавливалась общая цена: 10 тыс. византионов за 7 тыс. мужчин. Патриарх и богатые горожане не жалели на это своих средств, а военные ордена оставались в стороне. Сам Саладин и его брат выкупили большое количество христиан. В целом было выкуплено сразу 8 тыс. европейцев, 10 тыс. европейцев было отпущено бесплатно Саладином, и от 10 до 15 тыс. продано в рабство, 5 тыс. из которых отправлено в Египет для строительства крепостей. 2 октября 1187 г. крепость Иерусалим пала. Храм Гроба Господня был закрыт, а мечети открыты.

Ибн ал-Асир писал: «Мусульмане захватили большой крест, называемый Истинным крестом, который, как говорят они (христиане), содержит частицу Животворящего Креста Господня, на котором был распят Мессия. Эта потеря нанесла им тяжелый удар, она была для них равнозначна смерти и поражению».

Сочетая применение силы с предоставлением противнику выгодных условий для сдачи, Саладин захватил все города и крепости франков, за исключением Триполи, Антиохии и Тира, которые отстоял Конрад Монферратский.

Победы Саладина подняли волну возмущения в Западной Европе, что привело к 3-му крестовому походу (1189–1192 гг.). За сто лет христианский мир Западной Европы изменился. Теперь крестовые походы интересовали только папство и королей. Третьим походом руководили германский император Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский король Ричард I Львиное Сердце.

Ричард Львиное Сердце завоевал уважение противников благодаря, скорее, своей безумной отваге и храбрости солдат, чем благородству своей души. Король Англии был столь же жесток, как и Рено Шатийонский. После взятия Акры в августе 1190 г., уставший от затянувшихся переговоров с Саладином и, вероятно, из-за боязни быть обманутым, Ричард Львиное Сердце приказал вывести из города пленных мусульман (от 2700 до 3000 человек), выстроить их перед передовым отрядом мусульман и перерезать им горло.

Третий крестовый поход уменьшил значимость победы Саладина, вынудив его смириться с существованием государства франков. Поход продемонстрировал военную мощь Европы и ее возможность переправить по морю значительный военный контингент. И наконец, он показал, что христианство Западной Европы все еще может мобилизовать свои силы для похода к Святой земле. Но в историческом масштабе победа, бесспорно, принадлежала Саладину. Попытка Иерусалимского королевства и других латинских государств создать сильное государство на Востоке окончательно провалилась.

Однако 3-й крестовый поход сохранил жизнь латинским государствам, утратившим былое значение, существование которых теперь зависело от помощи из Европы, на которую они уже не надеялись.

Саладин продолжил дело Hyp ад-Дина и пошел дальше в воплощении своих идей: провозгласил низложение династии Фатимидов; основал династию Айюбидов; в 1175 г. принял титул «Султан ислама и мусульман»; в 1183 г. объединил Сирию и Египет; в 1187 г. взял Иерусалим, изгнал крестоносцев из большей части Сирии и Палестины; главной своей целью считал объединение суннитов в борьбе с шиитами и христианами. «Если бы Аллах не проявил милости к мусульманам и не погубил германского короля, то сегодня говорили бы: когда-то Сирия и Египет были частью исламского мира», – писал в своих трудах Ибн ал-Асир.

Христиане прожили на Востоке целый век, но чтобы они ни предпринимали, судьба их была предопределена: в 1291 г. франки были изгнаны.

Однако, что касается последующих крестовых походов, то 4-й крестовый поход (1202–1204 гг.), организованный по инициативе папы Римского Иннокентия III, был направлен против Византии, на части территории которой, после захвата крестоносцами Константинополя, была создана Латинская империя (1204–1261 гг.).

Последние походы – пятый (1217–1221 гг.), шестой – (1228–1229 гг.), седьмой – (1248–1254 гг.), восьмой – (1270 г.) – существенной роли в мировой истории не сыграли.

Знали крестоносцы, на что шли? Может быть, кто-то из них и понимал опасность, да и тщетность этого похода, но, увлеченный стихийным потоком, шел на верную гибель вместе с остальными. Из неорганизованной массы, ведомой Петром Амьенским, уцелели единицы – те, кто успел бежать от сельджукских сабель. Организованное рыцарское ополчение Готфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Боэмунда Тарентского одержало несколько побед и заняло Иерусалим, но из 110 тыс. воинов, переправившихся через Босфор, до Иерусалима дошло 10 тыс. И часть их погибла при штурме города, хотя гарнизон Иерусалима состоял из одной тысячи египетских мамлюков.

И на этом успехи крестоносцев, отборного воинства католической Европы, прекратились.

Сельджуки остановили наступление крестоносцев, даже не нуждаясь в объединении своих многочисленных эмиратов. Теперь Сельджуки уже мощная держава, господствующая в Малой Азии. Они втянуты в сложный политический клубок. У сельджуков – тех, кого и крестоносцы, и Византия сначала хотели уничтожить, – теперь обе стороны ищут заступничества, помощи, союза. И ведь нельзя обвинить французских рыцарей в недостатке храбрости, а итальянских – в нехватке хитрости и изворотливости. Иерусалимские короли сумели привлечь на свою сторону горцев Ливана – маронитов, отколовшихся в VII в. от Греческой церкви, но мужественно отстоявших свою свободу от арабов. Марониты объединились с Римской церковью. Рыцари-монахи: тамплиеры и иоанниты – освоили тактику войны в пустыне. Европа сто лет отправляла лучших бойцов в «Заморскую землю», но успеха не было.

Степные богатыри с трудом сдерживали напор греков, а воюя с крестоносцами, одерживали победы одну за другой. В 1144 г. пала Эдесса и, восстав, снова была взята в 1146 г. Вторжения крестоносцев в Египет в 1163 и 1167 гг. были отбиты, а в 1187 г. мусульмане вернули Иерусалим. 2-й и 3-й крестовые походы в 1147–1149 гг. и 1189–1192 гг. захлебнулись. Лучшие рыцари Европы спасовали перед сельджуками. Города Палестины и Ливана перешли к обороне. Гарнизоны крестоносцев держались в них лишь благодаря тому, что венецианцы и генуэзцы морем поставляли им оружие и провиант.

И в Магрибе, на западе Арабского мира, было то же самое. При Аларкосе в 1195 г. берберы-альмохады сокрушили рыцарское воинство Кастилии, куда стекались рыцари со всех стран Европы.

Французы в Средиземноморье встретили неодолимого для них врага – куманов и тюрков. Их не боялись только русичи, да и то потому, что русские князья женились «на красных девках половецких», а боярышни выходили замуж за кыпчакских богатырей.

Почему же храбрейшие рыцари Европы потерпели поражение?

В ХII в. в Германии служилые латники превратились в бургграфов – рыцарей-разбойников. Фридриху Барбароссе приходилось их вешать.

Во Франции королю отказывали в подчинении Бретань, Нормандия, Анжу, Мэн, Аквитания, Тулуза, Лангедок и Фландрия, не говоря о Бургундии и Лотарингии. А в Провансе не признавали даже католической церкви, боясь катаров.

В Англии шла постоянная война с кельтами, а англосаксонское население убегало за пределы острова от королей-французов (Плантагенетов) и их феодальной армии.

В Италии воевали Венеция с Генуей, Флоренция с Пизой, Милан с Романьей и, что хуже всего, папы с императорами.

В условиях растущей феодальной анархии умные правители нашли главную доминанту. Они предложили направить энергию системы вовне, на соседей, а потом на Святую землю. Это-то понятно, но беда в том, что новая доминанта наложилась на старую – спор между папами и императорами, причем нельзя сказать, какая из сторон была хуже. Папа Иоанн ХII был сатанистом, император Генрих IV – тоже. Резюмируя, можно сказать, что огромные силы Европы в значительной мере гасились внутри нее самой.

Именно тюрки спасли Восток от колонизаторов с крестами на плащах.

Феодальная Европа сто лет (1093–1192 гг.) бросала в Палестину храбрейших рыцарей, лучший флот и даже заключала союзы с исмаилитами, но тщетно. Отбитый у Фатимидов Иерусалим был снова захвачен курдом Саладином, под предводительством которого сражались тюрки, как купленные на базаре, так и прикочевавшие со своими семьями и стадами. Персидский историк Раванди писал в сочинении, посвященном султану Рума (1192–1196 гг.): «Слава Аллаху… в землях арабов, персов, византийцев и русов слово принадлежит тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах».

Наступление латинян на православие было также остановлено тюрками, как и нажим их на ислам. Зато там, где тюрок не было – в бассейне Балтики, – немцы, датчане и шведы имели полный успех. Сопротивление полабских славян было сломлено немцами, в устье Двины построена крепость Рига (1201 г.), Эстонию захватили датчане, Финляндию – шведы. На очереди были пруссы, литовцы и русские, но это уже XIII в., когда расстановка сил изменилась.

Участок немецкого наступления на восток был расположен в долине Дуная, захваченной венграми в 900 г. Сто лет венгерские богатыри громили католическую Европу, приводя в свои становища немок, итальянок и француженок, а те, естественно, рожали им детей.

К 1000 г. Венгрия стала страной со смешанным населением, наполовину христианским, что позволило королевичу Вайку, в крещении Стефану, произвести монархический переворот и объявить католичество государственной религией. Почти сто лет венгры сопротивлялись европеизации, но были жестоко подавлены детьми и внуками своих пленниц. Так сложился новый этнос, европейский по составу и культуре, но со старым языком и названием. Венгры в 1097 г. начали наступление на русское княжество Галицию, но потерпели поражение и опять от тюрков. И до середины ХIV в. Галиция оставалась русской, несмотря на наличие в ней сильной провенгерской боярской партии. Все изменилось только после польской оккупации территории бывшей Киевской Руси.

Если на Западе Крестовые походы взволновали все слои населения в христианских странах, то на Востоке, за исключением западных провинций, которых эти походы непосредственно касались, волновался по поводу успехов христиан только фанатично настроенный Багдад. Эмиры не брезговали союзами с иноверцами против своих соседей, ибо не придавали крестоносному движению большого значения, поскольку знали, что их самый страшный враг – антисистема исмаилитов. Арабы были для сельджуков не опасны.

С переходом к мусульманам Акры (1291 г.) крестоносцы полностью утратили свои владения на Востоке. «Христианский мир» не смог сокрушить «мир ислама». И хотя разноплеменный халифат, ставший по существу Сельджукской державой, развалился, стало ясно, что непонятный, но ощущаемый всеми символ еще отделяет мусульман от православных, католиков и евреев и способен собрать и организовать вокруг себя достаточное число жертвенных паладинов веры Пророка, хотя то были тюрки, а не арабы.

Итак, в течение двух веков, начиная со времен правления Готфрида Бульонского и кончая периодом царствования Людовика Святого, европейцы различных социальных слоев вставали под знамена церкви, чтобы отбить у мусульман или защитить Святую землю. Во имя Христа они убивали неверных, захватывали их города – Никею, Антиохию, Тир, Иерусалим, основав Латинскую империю.

Для мусульман же этот религиозный подъем христиан был не более чем агрессией варваров. Тюрки – эмир Зенги и Hyp ад-Дин – объявили христианам джихад, и миф о непобедимости франков был развеян. Тюрк Саладин, султан Египта и Сирии, нанес европейцам последний удар. Окончательно крестоносцы были изгнаны со Святой земли в 1291 г.

Так закончилась двухсотлетняя эпопея – ожесточенная борьба могущественных и отважных людей, в результате которой родились враждебность, недоверие и взаимное непонимание, которые сохранятся между народами Запада и Востока на протяжении нескольких веков.

Если человечество когда-либо позорилось в борьбе за то, что принято считать его высочайшим и священнейшим достижением, то, без сомнения, это было в Крестовых походах.

Органы власти, существовавшие до тюркских завоеваний на мусульманском Востоке, оказались непригодными для осуществления прочного господства над древними народами, имеющими тысячелетнюю историю государственности.

Политическая структура прошла в своем развитии несколько этапов. В начале завоеваний формировались кадры чиновников, в числе которых имелись секретари (катибы), послы, советники, переводчики. Правители понимали, что для создания стабильной организации управления им нужны помощники из местного населения. Приняв в 1037 г. в Нишапуре титул султана, Тогрул-бек сказал: «Мы люди новые и чужие, с обычаями местных незнакомы», – посему подбирались кандидатуры в советники и помощники из местного населения. Важную роль при правителях наряду с советниками играли доверенные лица из влиятельного мусульманского духовенства.

Процесс формирования сельджукского государственного аппарата был относительно длительным. Органы управления, возникшие в начальном периоде завоеваний, развивались и крепли в дальнейшем. Переход от режима военной оккупации к административному управлению завоеванными областями потребовал создания постоянных органов власти. В первую очередь это вызвало необходимость в учреждении финансово-налоговых ведомств. В условиях военного времени тюркские правители зачастую довольствовались контрибуцией или данью с завоеванных стран. Однако постепенно вводится система регулярных налоговых сборов. Христиане всех национальностей предпочитали тюркские поборы византийским налогам, силу султана, пусть и грубую, – слабости базилеуса, порядок – анархии.

Завоевав новые территории, султаны начали раздавать своим приближенным «земли в кормление». Эти «кормления», или пожалования (икта), султан раздавал исключительно за военную службу. Иктадар получал право собирать заранее определенные государством налоги с предоставленного ему земельного участка и расходовать их на свои личные нужды и военную экипировку, чтобы по требованию султана выступить в поход в качестве воина-кавалериста и одновременно отвечать за поддержание порядка на местах и справное выполнение зависимым крестьянством повинностей перед государством. Внедрение системы икта в определенной мере ограничило произвол командиров и солдат, которые нередко попросту грабили мирных жителей. Предоставление наделов в качестве икта военным способствовало увеличению доходов с земледелия и ремесла. Иктадар был заинтересован в росте объема продукции в отданных ему или значившихся за ним владениях.

Султаны раздавали земли близким родичам, вассалам и крупным военачальникам, а также гулямам и вольноотпущенным военным – заслуженным и преданным султану.

Султан жаловал им провинции, области. Все эти земли не были наследственными и могли быть изъяты султаном. Однако с течением времени икта стал претерпевать трансформацию и превращаться из временного в пожизненное, а затем и в наследственное владение. Раздача целых областей и провинций в качестве икта привела к тому, что единая держава со временем поделилась на ряд владений и государств под номинальным сюзеренитетом «великого султана».

На государственные должности набирались люди предпочтительно по национальным признакам, с присущими им способностями. Духовные дела были перепоручены халифу и арабам, а гражданские – образованным персам. На должность визиря обычно подбиралась кандидатура перса.

Должность визиря – средневекового премьер-министра – была самой высокой в империях тюрков. Основной должностной обязанностью визиря было руководство всем государственным аппаратом. В его ведении находился верховный орган центральной власти, называвшийся диван-и-ала. Он был разветвлен на отделы и состоял из ряда официальных учреждений (диванов). Основными правительственными учреждениями были: государственная канцелярия, высший финансовый орган, контрольно-инспекционный департамент и армейское ведомство. Визирь осуществлял непосредственно руководство над всеми начальниками этих государственных ведомств. В качестве главы центральной власти он контролировал деятельность казнохранилищ и других учреждений. Визирь имел право назначать и отстранять служащих, устанавливать размеры довольствия и жалованья служащим различных категорий.

Однако в созданной системе управления прослеживается механизм действия политических институтов кочевых и полукочевых тюркских племен. В частности, это нашло отражение в существовании института атабеков. У тюрков Средневековья атабеки играли роль наставников, советников и воспитателей малолетних принцев. Однако в моменты слабости султан мог попасть под прямое влияние атабека, который воспитывал его в детстве. В Иране, Сирии, Месопотамии атабеки часто управляли государственными делами и даже основывали свои династии. Ничего подобного не было у сельджуков Рума, где гувернеры не выходили за определенные рамки. У сельджуков институт атабеков в завоеванных странах стал функционировать как институт визирей.

Стремясь подорвать влияние племенных вождей, правительственные чиновники выступали за усиление султанского единовластия – по старой персидской теории государства, где султан был как бы Божьим избранником и самодержавным правителем. Султанская власть была огромна, он считался верховным распределителем всего государственного и коронного имущества. Только султан имел право давать земельные наделы в условную или наследственную собственность. Султан был обязан контролировать деятельность государственного аппарата, разбирать жалобы на вельмож и должностных лиц. Он должен был ведать не только гражданскими, но и военными делами, назначать и смещать полководцев. Власть правителей, основанная на идее самодержавности, теоретически считалась неограниченной, но при решении государственных дел султан собирал совещание с высшими сановниками. Подобные собрания в пору расцвета империи были постоянными институтами власти, но затем, в условиях усобиц и ослабления центральной власти, узкие советы знати играли более заметную роль.

Для поддержания должного порядка в обширной державе необходим был не только механизм военного подавления, но и определенные социальные и экономические мероприятия. К примеру, при султане Малик-шахе большие средства были затрачены на прокладку оросительных каналов, постройку мостов, возведение стен вокруг городов, пограничные укрепления и места стоянки торговых караванов. Большое внимание уделялось благоустройству и охране магистральных путей, в частности дорогам, по которым двигались мусульманские паломники. Строились караван-сараи. Малик-шах построил в Багдаде дворец, рынок, торговые заведения, заложил фундамент так называемой соборной мечети султана.

В 1070–1090 гг. велись работы по восстановлению и строительству ирригационных сооружений в различных областях империи сельджуков, к примеру плотина на Мургабе – реке, которая с древних времен щедро поила всю Мервскую округу; Мургаб перегораживался несколькими хворостяными запрудами, от которых по большим и малым арыкам вода подавалась на поля.

Правители уделяли внимание строительству в крупных городах не только мечетей, но и медресе, что имело большое идеологическое значение: открытие таких заведений было необходимо для укрепления могущества империи и власти правящей династии. Такие медресе – высшие мусульманские учебные заведения – открылись в Багдаде, Мосуле, Басре, Дамаске, Нишапуре, Амуле, Балхе, Meрве, Герате и т. д.

Как известно, на просторах Великой степи тюрки пользовались повозками с большими колесами, но во всех исламских странах и в стране Рум такие повозки были не в ходу. Мусульманская цивилизация, основанная на торговле, в качестве средства передвижения предпочитала верблюдов, поэтому вместо дороги и римской повозки античных времен использовали тропы. Сельджуки построили караван-сараи во всех узловых пунктах Анатолии, откуда из Конии шли пути на восток, север и запад до самых византийских границ и на юг, вплоть до портов Анталии и Алании. Эти сооружения контролировались султанами, визирями или богатыми людьми и находились в коллективной собственности. Их обнаружено более сотни, неплохо сохранившихся, некоторые датируются годами, которые примерно соответствуют монгольскому нашествию. Торговлей с Европой по морю занимались венецианцы, с которыми заключали выгодные договоры пизанцы, провансальцы и генуэзцы; а торговый обмен с арабами, может быть не такой активный, осуществлялся в основном через мусульман и византийцев. Хотя тюрки построили и флот – например, в Алании сохранилась верфь XIII в., – морская торговля тюрков не была развита. Объем вывоза полуфабрикатов или готовой продукции намного превышал объем импорта. Поэтому богатства преумножались. Чеканилась государственная монета. Сначала это были медные деньги, затем серебряные и, наконец, золотые в XIII в.

Тюрки главным образом производили смолу, хлопок, кунжут, заготавливали древесину, выращивали оливки и фрукты.

Промышленность занимала почти такое же важное место, как и сельское хозяйство. Добывали квасцы, железо, серебро, соль, лазурит. Квасцы, начиная с XIII до середины ХV вв., поступали на Запад из Малой Азии. Водяные и ветряные мельницы, знаменитые в Европе «турецкие игрушки», вращались в небе и в воде. Хорошо было развито ремесленничество. Богатое разнообразие изделий в ту эпоху можно представить, если пройтись сегодня по восточным базарам, – это настоящие улицы медников, горшечников, керамистов, ткачей, кожевников, сапожников, оружейников. Здесь вязали и ткали ковры всегда, еще до того, как тюрки пришли на Ближний Восток. Туда везли их иранцы, а в Анатолии, возможно, монополия на ковроделие принадлежала армянам, но тюрки развили это искусство, которое пользовалось успехом в Европе в последующие столетия.

Во времена Караханидов, тюрков, живших в тюркизированной стране, и язык, и литература также были тюркскими. Следует еще раз вспомнить их первых писателей: Юсуфа Баласагуни, автора «Благодатного знания», и Махмуда аль-Кашгари, который составил замечательный словарь тюркского языка на арабском языке, являющийся также литературной антологией. Они были не единственными писателями: можно упомянуть мистика Ахмада Ясави, чье влияние трудно переоценить.

В других местах, у газневидов, сельджуков Ирана и Малой Азии, официальным и «культурным» языком был персидский. Его авторитет был настолько высок, что тюркская верхушка отказалась от родного языка, считая его неспособным выразить возвышенные мысли. Это продолжалось долго, и потребовалось падение крупных тюрко-мусульманских монархий, чтобы тюркский язык обрел достойное место. Еще в ХV в. Алишер Навои (1441–1501 гг.), пытаясь доказать превосходство своего языка над персидским, говорил на нем по законам иранского языка с использованием множества персидских слов. У османов, которые тоже были тюркоязычными, арабо-персидские обороты речи и словарь искажали родной язык до такой степени, что его пришлось реформировать в конце XIX в. и особенно в XX в.

Именно при дворе Махмуда Газневи персидский язык пережил настоящее возрождение, а при Саманидах сформировался окончательно. Просвещенный властитель привлек все лучшие литературные умы Востока. Среди них был Ибн Сина, Авиценна (980—1037 гг.).

Упражнения в славословии в какой-то мере стали причиной того, что гений некоторых творцов потускнел. Гений Фирдоуси, навлекая на себя немалую опасность, проявился в «Шахнаме» («Книге царей») – самой грандиозной эпической поэме Ирана. При Великих Сельджуках и их преемниках царила еще большая свобода выражения, это было время расцвета всего лучшего в персидской поэзии: Насири Хосров, Низами, Омар Хайам, Саади, Джами, Хафиз. Может быть, благодаря этим именам царствование сельджуков стало золотым веком Ирана.

Но был и тюркский народ, находящийся в стороне от этого литературного подъема: люди не знали персидского языка и говорили на тюркском, который они усвоили от своих отцов и не пытались усовершенствовать. Это спасло их и помогло остаться тюрками. Они очень любили песни, оды и эпос и не переставали сочинять их, но никогда не пытались их записывать. Их устная литература, весьма консервативная, – только силлабическая рифмованная поэзия или, скорее, собрание шуток и острых словечек. Если тонкие чувства выражались в «мани», то эпические тексты, нарочито грубые и фантастические, с мусульманскими и языческими героями и множеством сверхъестественных существ, корнями уходили в шаманизм.

Ходжа Насреддин, который якобы жил в XIII в., – простой человек из народа, реалист и прагматик с искрящимся и острым юмором; вокруг него сформировался целый цикл забавных историй, имевших неслыханный успех, и тюрки носили их с собой повсюду, до Балкан и Магриба.

Письменная литература появилась поздно, во второй половине XIII или в начале XIV в. Самым ярким ее представителем был Юнус Эмре (1240–1320 гг.), суфист, из тех, которых «потеряли» классические тюркские поэты Османской эпохи, потому что они стали «нечитаемыми».

Сельджуки в полной мере пользовались плодами иранского Ренессанса и многое сделали, чтобы упрочить его. В этой связи особо важно отметить роль министра Низама аль-Мулька. Чтобы укрепить и распространить мусульманскую ортодоксию, он создал новый культурный тип, «мадраса», или – по-тюркски – «медресе», в котором некоторые не совсем верно видят лишь школу Корана или религиозный университет. Первые медресе появились в Багдаде, Нишапуре, Исфахане, Герате, Мерве. Оттуда они распространились по всему Ближнему Востоку, затем в Египет, до самой Северной Африки. Они строились для какой-нибудь выдающейся личности, например великого философа аль-Газали, одного из первых преподавателей, или для группы ученых мужей и служили очагами исламских и светских наук, астрономии, медицины, химии… Однако они не принесли ожидаемых плодов и не смогли искоренить шиитство или покончить с исмаилитами, «курильщиками гашиша и убийцами». Напротив, стали развиваться другие неортодоксальные течения, например так называемое двенадцатиричное шиитство и ахаризм.

Мы только по раскопкам и редким сохранившимся фрагментам знаем, чем было великое газневидское искусство, и мало информированы о караханидском искусстве, зато имеем яркие образцы искусства Великих Сельджуков Ирана. В этой стране почти не осталось памятников ранее XI в., которые позволили бы сравнивать, но то, что сохранилось, свидетельствует об удивительной творческой жизни, кипевшей там. Одним из высших ее проявлений является новая планировка мечети, которая должна была заменить усыпальницу (очевидно, арабскую) с параллельными нефами, накрытыми потолком: это – транспозиция газневидского дворца круглой формы с большим двором в центре, в который выходят огромные залы арочного типа, закрытые с трех сторон и широко раскрытые с четвертой стороны, с монументальными портиками, к ним примыкают два минарета в форме усеченного конуса и зал для молитв под общим куполом в южном зале. Эта планировка, которая позже стала необычайно популярной и дошла до наших дней как образец мечети и иранского медресе, целиком скопирована с мечети Пятницы в Исфахане, памятника, который наиболее полно выражает национальный гений и над которым работали целые поколения. Имена Малик-шаха и Низам аль-Мулька вписаны в купола и стены вестибюля.

За исключением восточных территорий, где изначально селились арабы, Анатолия не составляла часть Дар аль-Ислама до нашествия сельджуков, и им предстояло построить все это: культовые сооружения, учебные заведения, больницы, обсерватории, дворцы… И они сделали это. Однако ни одно сооружение не датируется ранее 1150 г. Более ранние постройки принадлежат Великим Сельджукам или Данишмендам. Их стало намного больше только в конце ХII в. и особенно в XIII в. Самое старое медресе в Кайзери построено в 1193 г., хотя в это время их уже было много повсюду – более сорока только в Алеппо. Плодотворное творчество сельджуков продолжалось не более ста лет, из них самое лучшее было создано за пятьдесят последних лет.

Иногда априорно утверждают, что сельджукское искусство Рума было лишь периферийной частью иранского искусства, однако это не так, несмотря на сходство фресок обеих стран, керамических украшений в виде крестов и звезд, общую приверженность таким формам и методам, как ниши сталактитового типа или пчелиные соты, «мукарнас». Если иранцы строили из кирпича, то сельджуки Рума – из камня. Если первые создавали новый тип мечети, наполненной светом и воздухом, то вторые еще следовали так называемому арабскому образцу с параллельными нефами, ограниченными колоннами и тяжелыми столбами в молельнях – грубых, суровых, иногда лишенных всякой гармонии. Только два медресе, одно в Эрзеруме, другое в Сивасе, напоминают иранский тип со сдвоенными минаретами. Не один раз в Малой Азии вносились изменения, чтобы вписать строения в окружающий ландшафт: например убирали двор перед молитвенным залом, внутренний дворик медресе становился меньше и накрывался куполом для защиты от зимних холодов.

Еще более тесное родство существует между архитектурой сельджуков Рума и армянской архитектурой – результат ирано-византийского компромисса; оба типа развивались параллельно и не без заимствований. Наконец, сельджукское искусство находилось под некоторым влиянием сирийского и византийского стилей, также на него влияли тюркские традиции. Это искусство, в котором так много заимствований, что свидетельствует о его творческом гении, могло себе позволить быть одновременно уникальным, личным и типичным для мусульманской культуры. Оно являет собой яркий пример плодотворного союза тюрков и ислама в Средние века.

Во всех исламских обществах основным сооружением является мечеть. Иная картина в царстве Рума, где ее функция чисто утилитарная, а на первом месте стоят караван-сараи. Для того чтобы радовать глаз и душу, были построены эти великолепные сооружения. Они строились из красивого белого камня на перекрестке дорог, в степях и селениях, это были настоящие храмы торговли; чаще всего центром планировки служил центральный неф арочного типа, к которому примыкали приделы со стрельчатыми сводами. Их мощь, безупречные пропорции, суровая гармония напоминают архитектурное искусство бенедиктинцев.

Еще больше было мавзолеев: небольших размеров, стоявших безо всякого строгого порядка на улицах, площадях и прямо в полях. Это также характерная черта анатолийского искусства. Они имели круглую форму, позже прямоугольную, в виде приземистой башни с небольшим куполом на пирамидальной крыше. Позже в Иране и монгольской Индии они превратились в погребальные дворцы и располагались в садах.

Культ мертвых отторгался мусульманским миром, и в первые столетия хиджры мавзолеев не было. Согласно Корану хоронить умерших полагалось в пустынных местах, под безымянной плитой; кладбища представляли собой бесформенные скопления камней. Могилы эпохи сельджуков Анатолии относятся к самым древним, после иранских могильных башен и напоминают юрты кочевников. Предполагается, что они скопированы с юрт, как и все «погребальное» искусство ислама.

Во времена сельджуков Рума украшательство еще не было широко распространено: оно не вписывалось в мусульманскую эстетику, которая требовала, чтобы каждый элемент был подчинен единству целого, которая осуждала округлые выступы и отвергала рельеф, предпочитая плоскость. Вообще декор, старательно подчеркнутый, часто алогичный со своими маленькими колоннами, которые ничего не поддерживают, со своими розетками и дисками, больше соответствует барокко и представляет собой собрание произвольно подобранных кусков. В нем особенно привлекает склонность к изображению фигур людей и животных, к самобытным образам, которые возникли из древности, из остатков анатолийского прошлого. Ими изобилуют стены городов и дворцов, медресе, караван-сараев и даже редких еще мечетей. Удивительные произведения ислама Средних веков и более поздних времен все еще существуют и дают повод говорить о целой школе. И такая школа не единственная в XIII в.: она, возможно, родилась из искусства Газневидов, от которого остались только немногие мраморные сооружения, она близка к искусству «штукатурных фресок» и к творениям из камня нынешнего Ирана, Сирии и, что удивительно, к кубачинскому искусству Дагестана. Ее тематика, в той мере, в какой ее можно анализировать, кажется родственной древним представлениям Центральной Азии, изображениям диких зверей, звериных сражений или людей. Будучи новинкой в архитектуре, эта образность давно использовалась в ремесленных искусствах ислама, в изделиях из слоновой кости, дерева, металла, керамики, начиная с Самарры и ее вассальных земель, и она распространилась по всему Востоку вплоть до Испании. Тюрки только дали ей новый толчок: иконография Фатимидов Египта, а позже Айюбидов и Мамлюков имеет явные следы ее влияния.

До тех пор, пока существовал Великий Тюркский каганат, среди кочевников не возникало необходимости для пересмотра своих идеологических принципов. Но как только империя распалась, положение изменилось: пришлые миссионеры стали развенчивать религию тэнгрианства и культ духов предков. Некоторые тюркские ханы начали воспринимать новые идеи, приносимые из Сирии и Ирана.

Между исламом и древней тюркской религией много схожего, на это сходство обычно и делают акцент. Великий небесный Бог у монотеистов, видимо, ассоциировался с Аллахом, мусульманская вера в джиннов и ангелов способствовала сохранению, пусть и в измененном виде, старых второстепенных божеств, бесчисленных «хозяев-духов». Однако существовали и противоречия, когда речь шла об обычае, диаметрально противоположном Корану, например культ мертвых и культ захоронений. Существовали и абсолютные разногласия в вопросах, по которым обе стороны твердо стояли на своем и не шли на компромисс. Например, ритуал жертвоприношения животных: согласно исламу животному надо перерезать горло и выпустить кровь, а у тюрков требовалось задушить его без единой капли крови. Это противоречие было одним из препятствий к обращению тюрков.

Что касается сельджуков, то они частично обязаны своим успехам присоединению к суннитской ветви и верностью халифату. Из этого вытекала вся их политика, и роль сельджуков в этом смысле была значительной. Нет никаких оснований полагать, что их внутренние порывы не соответствовали их реальным действиям. Но какой бы ни была искренность их веры, они сохранили многие языческие традиции и были исключительно терпимы к различным конфессиям. Толерантность особенно проявилась в Анатолии, где население в массе своей было христианским. Султаны организовывали дебаты, на которые приглашали ученых мужей, представителей различных вер. У принцесс-христианок были свои священники и своя молельня в сельджукских дворцах. Кылыч Арслан II писал своему другу, сирийскому патриарху Малатии, что благодаря его молитвам он победил византийцев. Возможно, что все это диктовалось необходимостью мирного сосуществования, но это также отвечало привычкам и идеалам тюрков: так было у хуннов, уйгуров, чингисидов и Великих Моголов. Ислам относился исконно терпимо к евреям и христианам, и в мусульманском мире этому феномену не было ничего подобного. Арабские путешественники Средних веков, бывая в Малой Азии, неизменно возмущались этой ситуацией.

Народные массы отличались еще большей «неверностью». По правде говоря, они были лишь частично исламизированы, или же исламизация означала для них простое признание ислама. В литературе даже более поздних времен встречаются доказательства этого факта, которые сами по себе убедительны, даже если не сверяться с другими источниками. Первая тюркская версия Хамзы (XIII в.) истории Иосифа и жены Путифара («Юсуф ве Целия»), высоко ценимая в мусульманском мире, начинается, как и все мусульманские тексты, с выражения «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного». И Хамза считает своим долгом объяснить по-тюркски все слова этого ежедневного обращения, включая имя Аллаха. Еще позже в огузском эпосе «Деде Коркута» на каждой странице встречаются следы тюркского язычества, а также молитвы, обращенные к божественной триаде – горе, воде и дереву. Тем не менее за период между концом XI и серединой XIII в. влияние язычества постепенно уменьшалось, затем возросло в связи с тюрко-монгольским нашествием и снова пошло на убыль начиная с ХV в. Стоит ли еще раз говорить о его жизнестойкости на протяжении тысячелетий.

Монархи и высшие чиновники наряду со своими мусульманскими именами выбирали и тюркские имена тотемистского типа, зачастую анималистические: Альп Арслан, Тугрул-бек, Чагри-бек или знаменитый визирь Каратай. Именно они вывешивали на стенах городов и дворцов свои гербы и не боялись нарушить исламские запреты на изображение людей и на горельефы, несущие в себе светотень.

В течение долгого времени сохранялись многие языческие обычаи, например раскапывать останки мертвых врагов и сжигать их, причем мало кто знал, что это делалось в память тех времен, когда это был единственный способ избавиться от земного существования своего врага. Сохранялась традиция не умерщвлять членов царской династии с пролитием крови, потому что, по древним представлениям, в крови находилась душа: их просто-напросто убивали через удушение арканом или войлочными покрывалами и подушками; древки знамен по-прежнему украшались конскими хвостами.

Во всех тюркских странах, исламизированных и не исламизированных, положение женщины абсолютно противоречит образу, который ассоциируется с исламским обществом. Тюркская женщина не прятала свое лицо, не запиралась в гарем – она свободно участвовала в политической и общественной жизни.

Раскол, который влечет за собой больше свободы, нежели суннитство с его догмой, и принимает разнообразные и гибкие формы – весьма привлекал тюркские племена. Баба часто отрекались от него, в сущности, будучи наследниками шаманов. Иногда они высказывали очень дерзкие доктрины, у которых была широкая аудитория. Они могли увлечь за собой массы. В царствование Хосрова II Баба Исхак возглавил настоящее восстание под лозунгом революционных социально-экономических идей. Акхи, стоявшие ближе к городскому населению и цеховым объединениям, проповедовали часто благородную и искреннюю веру, но сомнительной ортодоксальности. Среда дервишей той эпохи особым почетом пользовался Хаджиди Бекташ из Хорасана. Он поселился в районе Киршехира и проповедовал неконформистский исламизм, не заботясь о догмах и строгих ритуалах. Он прославлял вино, танцы и общую трапезу, возможно фривольного свойства. Он основал орден «бекташистов», и его учение «бекташизм», опирающееся на его книгу «Вилайет-наме», было узаконено в ХV в. С ХIV в. он был тесно связан с элитными войсками Османской империи – янычарами.

В Иране и в арабских странах Ближнего Востока тюрки быстро смешались с мусульманской средой и стали участвовать в местных делах и распрях, но в Анатолии они столкнулись с христианством. Стоит отметить, что в ХIII в. 90 % местного населения исповедовали христианство, не считая курдов. Отношения между большинством и меньшинством, особенно между тюрками и греками, как мы уже отмечали, были неплохие во времена сельджуков Рума, во всяком случае лучше, чем между соседними мусульманскими государствами. Между крупными феодалами Конии и Византии часто заключались брачные союзы. Матери Хосрова I и Хосрова II были гречанками. Когда одному принцу по политическим мотивам пришлось искать убежище за границей, он отправился в Константинополь, а не в Дамаск или Исфахан. На данишмендских монетах изображался Христос и святой Георгий, который в ту эпоху еще не был исламизирован.

Несмотря на веротерпимость или, возможно, благодаря ей, местное население активно обращалось в ислам по политическим, экономическим и культурным причинам или просто из-за престижа мусульманской цивилизации.

Тюркские мусульманские правители стали вовлекаться в интриги мусульманского мира, исходящие от халифов Багдада. В этих интригах участвовало высшее духовенство, что обычно заканчивалось казнями священнослужителей или смутами и переворотами в государстве. Так было в периоды существования Караханидского каганата, государства сельджуков, государства хорезмшахов, а позже Золотой Орды, Чагатайского улуса и т. д., пока правители Каракорума в 1258 г. не ликвидировали погрязшего в распутстве и интригах халифа и халифскую власть в Багдаде. И самое главное, что тюрки были втянуты в величайшую религиозную войну Средних веков на Ближнем Востоке, где они понесли основные тяготы войны с крестоносцами, защищая арабские земли и ислам, представителями которого являлись в глазах европейцев.

В недрах исламского правоверия возник мусульманский мистицизм (суфизм), позднее сложившийся в трудах Ибн аль-Араби (1165–1240 гг.) и других мистиков в философскую доктрину под влиянием неоплатонизма, гностицизма и христианского сектантства.

Ранний этап развития суфизма приходится на VIII–X вв.; дальнейшие периоды развития: X – конец ХII в., ХIII—ХV вв., ХVI—ХVII вв.

Вся долгая история суфизма по сути сводится к вновь и вновь повторяющимся попыткам выразить – в разных формулировках – ту потрясающую истину, что «нет Бога, кроме Аллаха», и к осознанию, что только Он один может быть объектом поклонения.

Внешняя история суфизма есть история духовных, теологических и литературных движений в исламе. В то же время, поскольку суфизм глубоко укоренен в коранической ритуальной практике, он отражает разные позиции мусульман по отношению к мифу. Среди мистиков можно встретить враждебных миру аскетов и активных борцов за славу своей веры, суровых проповедников раскаяния и творцов пламенных гимнов вечному милосердию Аллаха, создателей сверхутонченных теософских систем и восторженных поклонников вечной красоты.

Идеи суфизма стремительно распространились к середине XI в. по всему мусульманскому миру, несмотря на жесткую и беспощадную борьбу с ним официального ислама. Именно в этот период суфизм интеллектуальной элиты превращается в суфизм народных масс. Резкое осуждение и неприятие представителями официального ислама основных концепций, разработанных и выдвинутых суфиями к этому времени, поставили суфизм в положение мусульманской идеологической оппозиции, а его сторонников вынудили не только отстаивать свои позиции в споре, но и порой затушевывать их, скрываясь от гонения властей. Концепции эти следующие: духовное соединение с Божеством как высшая цель жизни мистика; концепция «совершенного человека» и связанная с ней доктрина о нравственном совершенстве через постулирование идеалов воздержания, аскетизма и довольства малым; утверждение, что Божественная милость одинаково распространяется на всех, а не только на пророков и имамов. Эти положения официальный ислам никогда не принимал, так как они размывали его основные теологические догматы, он их вынужденно терпел, но не смирился с их параллельным существованием, ведя с суфиями постоянные полемические диспуты, которые нередко заканчивались трагически для участвующих в дискуссиях мистиков.

Таким образом, суфизм раскрыл в недрах официальной религии новый пласт, целый блок нравственных и этических представлений, которые сначала были восприняты широчайшими народными массами, а затем осознаны ими как неотъемлемая собственность.

Крупнейшим представителем мусульманской богословской философии был Мухаммед Газали (1058–1112 гг.), прозванный «возродителем религии». Сначала Газали выступал как последователь Ибн Сины и поклонник Аристотеля, но затем обратился к положениям ортодоксального ислама, к мистике, суфизму, к отказу от научного познания. Влияние сочинений Газали было огромно в странах мусульманского Востока, в том числе и в Центральной Азии.

В этот период в Мавераннахре стал распространяться суфизм-тасаввуф. Как философское учение, он первоначально возник в VIII в., а в Мавераннахр проник через Иран и приобрел большое влияние в XI—ХII вв. Но здесь суфизм имел специфический характер, который нельзя игнорировать.

Самое распространенное течение суфизма в Мавераннахре получило свое начало от школы Юсуфа Хамадани, богослова и мистика ХII в. Юсуф Хамадани был по профессии сапожником. Его школа была неоднородна, в ней имелись различные течения. Наиболее крупные из них связаны с именами пошедших разными путями учеников Хамадани – Абдулхалика Гиджувани и Ахмада Ясави.

Первое течение зародилось и распространилось главным образом в городах и пригородах, т. е. в экономически развитых районах; оно было неразрывно связано с жизнью, и его последователи призывали к труду, овладению ремеслом. Поэтому это течение нельзя отождествлять с крайне мистическими направлениями суфизма. Оно в свое время сыграло большую роль в развитии литературы и общественной мысли.

Другое, крайне мистическое течение суфизма в Центральной Азии было представлено школой Ахмада Ясави в его знаменитом стихотворном «Хикмате» («Премудрость»), являющемся памятником тюркской литературы. По отдельным историческим источникам, Ахмад Ясави написал 4400 хикматов. Его стихи в народе называли «божественными хикматами», большинство из них было положено на музыку и исполнялось во всех случаях, будь то радость или горе. Говоря о стихах и духовных трактатах – «Рисолаи» Ахмада Ясави, нужно подчеркнуть одну деталь: все эти произведения он писал исключительно на тюркском языке.

Ортодоксальный мистицизм пользовался немалым успехом в образованной среде. Самой видной его фигурой был Руми, которого мусульмане называли Мевлана («наш господин»). Он родился в Бактре в 1207 г., бежал от тюрко-монгольского нашествия в 1219 г. и поселился в Конии. После учебы, затем преподавательской деятельности Руми основал орден «Мавлени», более известный как «Дервиши-бродяги».

Мистика заняла значительное место во всех крупных религиозных системах, созданных человечеством– буддизме, индуизме, иудаизме, христианстве.

Достаточно много критики было направлено против суфизма, уже начиная с X в. Жалобы на упадок мистицизма усиливались от века к веку, причиной может считаться зависимость большинства поздних суфиев от системы Ибн аль-Араби, которая, видимо, оставляла слишком мало простора для независимой теологической мысли.

В эпохе совершенства немаловажная роль принадлежит тюркам. Развитие естественных и точных наук, возникновение арабо-мусульманской философии – все это связано с усвоением греческого наследия. К примеру, Александрийская школа, один из главных очагов греческой философской мысли и научных знаний в предшествовавшую арабским завоеваниям эпоху, продолжала свою деятельность с начала VIII в. в Антиохии, где во второй половине IX в. получил образование философ аль-Фараби, тюрк по происхождению. В первые века ислама жители покоренных территорий еще не утратили связи с античной традицией и продолжали оставаться носителями эллинистической культуры и философской мысли. Процесс арабизации не нарушил преемственные связи с Античностью.

История, география, химия, медицина, морское дело, строительство, экономика, математика и астрономия – вот далеко не полный перечень направлений научной мысли мусульман, где они совершали множество поразительных и полностью оригинальных открытий.

Средневековая арабо-мусульманская культура создавалась многими народами и впитала традиции пестрой в этническом отношении среды. Этим в значительной степени был обусловлен ее расцвет в VIII–XII вв.

В арабо-тюрко-мусульманском мире утвердился исключительно высокий престиж грамоты и книги. При дворе халифов обязательно находились поэты, философы, историки, законоведы, врачи, переводчики и каллиграфы, и немало среди них было тюрков. Халиф аль-Момун заплатил переводчику Хунайну ибн Исхаку столько золота, сколько весили переведенные им сочинения. А за «Историю древних арабских царей» аль-Момун подарил ее автору аль-Асману земельный участок.

С середины IX в. большую роль в ознакомлении образованной мусульманской элиты с научными трудами начинают играть переводчики.

Безусловно, переводы с древнегреческого, древнееврейского и персидского сообщили мощный импульс развитию арабской науки.

Практическая направленность является характерной чертой арабо-мусульманской научной мысли. Арабы дали полное описание всех – от Испании до Туркестана и устья Инда – стран, с обстоятельным перечислением населенных пунктов, с характеристикой культурных земель и пустынь, с указанием ареалов распространения видов растений и животных, а также залежей полезных ископаемых. Их интересовали не только физико-географические и климатические условия, но в равной степени быт, промышленность, культура, язык, религиозные учения. Эти познания выходили за пределы Халифата и известного древним грекам мира.

Мухаммед ибн Муса аль-Хорезми, один из первых тюркских математиков (ум. после 846 г.), написал свой знаменитый алгебраический трактат «Книга о восстановлении и противопоставлении», предварив его посвящением аль-Момуну: «Я составил краткую книгу об исчислении алгебры и альмукабалы, заключающую в себе простые и сложные вопросы арифметики, ибо это необходимо… в торговле, всевозможных сделках, при измерении земель, проведении каналов, инженерном искусстве и проч.». Книга оказала большое влияние на развитие математики в Западной Европе.

Звездные каталоги Абдрахмана аль-Суфи, относящиеся к Х в., представляют собой расчеты лунного календаря, определения времени молитвы и поста, направления киблы.

Автором первого исторического сочинения, посвященного арабским завоеваниям, под названием «Фатух аль-Булдан» («Завоевание стран»), был Ахмед аль-Балазури. Книга описывает все военные походы, предпринятые арабами в VII–IX вв., с 622 по 869 г., т. е. с момента завоевания Мекки и становления Медины как первой столицы халифата. Аль-Балазури сделал поэтический перевод персидского эпоса «Ахд Ардашир» («Завещание Ардашира») об основателе персидской династии Ардашире.

Другой великий арабский историк и законовед, Мухаммед аль-Табари (ок. 839–923 гг.), родился в знатной семье в столице Табаристана Амуле. В семь лет он знал наизусть Коран, в девять – записывал хадисы. Главные сочинения аль-Табари – многотомная «История Пророков и халифов», тридцатитомный комментарий к Корану; история двух столетий хиджры лучше всего описана именно у аль-Табари: первые халифы, ранние Омейяды, последние Омейяды, Аббасиды того периода, когда Хорасан и Центральная Азия прочно входили в состав халифата.

Великий ученый-энциклопедист Мухаммед аль-Бируни, родившийся в Хорезме в 973 г. (ум. ок. 1050 г.), создатель трактатов по истории Индии, математике, астрономии, географии и топографии, физике, медицине, геологии, минералогии и др., впервые на Востоке высказал мысль о движении Земли вокруг Солнца.

Широко известна в мире также и стихотворная «Всеобщая история» аль-Сами, жившего при халифе аль-Мутаваккиле I.

Близкой к истории наукой была география. Первое географическое сочинение на арабском языке называется «Хадуд аль-Алам» («Пределы мира»).

Значителен вклад арабов в теорию и практику морского дела. Мореплаватели всего мира считали арабские карты самыми надежными. Арабские купцы, лоцманы и капитаны проложили пути по суше и по морю, которыми европейцы прошли спустя века.

Оккультные знания и магические действа не остались без внимания исследователей алхимии, астрологии, магии и каббалы. Эти мистические учения развивали в основном суфии.

Мухаммед аль-Фергани, астроном и географ (ум. ок. 830 г.), описал элементы астрономии, развивая систему Птоломея. Его трактаты переводились на древнееврейский, а затем на латинский языки. Кроме того, аль-Фергани математически описал прибор астролябию и устройство солнечных часов.

Составитель знаменитых астрономических таблиц – Мухаммед аль-Баттани (ок. 854–929 гг.) определил процессию и эксцентричность земной орбиты, высчитал величину тропического года – 365 дней 5 часов 46 минут и 24 секунды, что лишь на 2 минуты меньше принятого на сегодняшний день. Аль-Баттани усовершенствовал тригонометрию.

Необходимо вспомнить и Йакуба аль-Кинди – первого арабского энциклопедиста.

Велики были успехи тюрков в теоретической медицине и практическом врачевании: описана система функционирования человеческого организма и разработана теория врачебного дела – от диагностики до хирургии. Величайший философ и врач Абу Али Гусейн Ибн Сина, известный под именем Авиценна, родился в Бухаре в 980 г. Изучал математику, астрономию, медицину; был придворным врачом при наместниках Саманидах и Дейлемидах, затем визирем в Гамадане, после чего поселился в Исфахане. Самый знаменитый труд Авиценны по медицине – «Канон».

Что касается философии, то многие мусульманские ученые занимались комментариями к трудам греческих философов. Поэтому первоначально арабо-мусульманская философия явилась как бы продолжением греческой философской мысли, переработанной в мусульманском духе и согласованной с основными догматами ислама, зато последующие шаги мусульманской философии были стремительными и блестящими.

В философском учении Ибн Сины идеи Аристотеля и неоплатоников сложно переплетаются с общими принципами мусульманской теологии. Вслед за неоплатониками, Ибн Сина утверждал, что мир возник путем эманации Божества, но не по воле последнего, а в силу объективной необходимости. Вместе с тем, в соответствии с традиционным положением ислама, Ибн Сина признавал дуализм Бога и Вселенной, духа и материи и считал единого Бога первопричиной всего сущего.

Кстати, одним из первых перевел Аристотеля на арабский язык аль-Фараби (870–950 гг.). Не случайно его называли «Второй учитель», т. е. после Аристотеля. Основное его сочинение – «Геммы премудрости». Весьма интересным представляется учение аль-Фараби о соотношении разума и веры в пророчестве. Аль-Фараби ставил разум выше веры, выше пророческих Откровений, которые посредством символов раскрывают истину простым людям – не философам. Он считал, что пророчества обращены к чувствам и играют лишь вспомогательную роль, в то время как возможности человеческого разума безграничны. Политические проблемы, светская организация государства интересовали мусульманских философов в тесной связи с религиозными и политическими проблемами их времени. Идеальное государство – это основанное на законах разума общество, в котором царят порядок и справедливость. Такое государство описано в сочинении аль-Фараби «Воззрения жителей идеального города».

Мусульманское философское учение о совершенствовании человека обусловило иное, нежели в ортодоксальном исламе, представление о Пророке не как о чудотворце, вдохновленном Божественным Откровением, а как о мудреце, законодателе, зовущем народ следовать принципам добра.

В странах мусульманского Востока философия считалась «наукой наук», которая должна была заниматься широким кругом самых разнообразных вопросов, в то время как в Западной Европе философия была «служанкой богословия».

Большое влияние на средневековую философию, особенно в Европе (аверроизм), оказали рационалистические идеи философа и врача, представителя арабского аристократизма – Ибн Рушда (Аверроэс, 1126–1198 гг.). В трактате «Опровержение опровержения» он отверг нападки Газали на философию; кроме того, Ибн Рушд являлся автором энциклопедического медицинского труда.

Аль-Шайбани (749–805 гг.) в своей «Книге приобретений» опровергал взгляды «невежд из числа аскетов и дураков из числа суфиев», утверждавших, что заботы о мирских благах – грех.

Мусульманский Ренессанс невозможно представить без фундаментальных трудов великих тюркских теологов – от Имама аль-Бухари и Иса аль-Термези до Ахмада Ясави и Бахауддина Накшбанди. Классическое произведение Имама аль-Бухари (810–870 гг.) «Сахих аль-Бухари» считается вторым после Корана основным источником исламской религии.

А теперь обратимся к тем, кто создавал мусульманскую литературу на века.

Родоначальником поэзии на фарси был Абу Абдаллах Джафар Рудаки (ок. 860–941 гг.). Из литературного наследия сохранились касыда «Мать вина» (933 г.), автобиографическая «Ода на старость», около 40 четверостиший и много фрагментов поэм, произведений лирического и дидактического содержания. Созданный им стиль преобладал в фарсиязычной поэзии до XI в.

Абулькасим Фирдоуси (ок. 940—1020 гг.) – создатель великой поэмы «Шахнаме», вобравшей в себя национальный эпос персов и таджиков. Она оказала влияние на литературу Востока отточенностью формы, идеями тираноборчества, справедливости и гуманизма.

Всемирно известные философские четверостишия рубаи, созданные Омаром Хайямом (ок. 1048 – после 1122 г.) – величайшим поэтом, философом, математиком, – проникнуты гедонистическими мотивами, пафосом свободы личности, антиклерикальным вольнодумством. В своем математическом трактате Хайям дал изложение решения уравнений до 3-ей степени включительно.

Выдающийся поэт и мыслитель Юсуф Баласагуни (1016–1084 гг.) – автор мусульманского литературного памятника «Благодатное знание» – создал свое стихотворное произведение в глубине Центральной Азии, в Кашгаре, при просвещенной династии Караханидов, на наречии не типично уйгурском, но буквами уйгурскими. Почти одновременно с этим трудом в 1074 г. был составлен «Словарь тюркских наречий» в сельджукском Багдаде Махмудом Кашгари.

Также из Центральной Азии мы имеем сборник религиозно-философских произведений великого Ахмада Ясави (ум. в 1167 г.) – поэта и мистика.

Несомненное влияние на литературу Ближнего и Среднего Востока оказали произведения выдающегося поэта и мыслителя Низами Гянджеви (ок. 1141 – ок. 1209 гг.). Основное его сочинение «Пятерица» состоит из пяти поэм: «Сокровищница тайн», «Хосров и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц» и «Искандернаме». Эти произведения, безусловно, вошли в вечную сокровищницу мировой литературы.

Картину жизни, быта и практическую мудрость людей своей эпохи представил писатель и мыслитель Саади (1203–1292 гг.), который более 20 лет странствовал в одежде дервиша по мусульманскому миру. В песнях, газелях, касыдах, посланиях-поучениях, притчах, «наставлениях царям» ставил он сложные религиозные, философские, этические и этнические вопросы, проповедуя соответствующие образцы поведения. Всемирно известны его любовная лирика и поэмы «Бустан» и «Гулистан».

Завершим повествование о творцах мусульманского Ренессанса Джалаледдином Руми (1207–1273 гг.) – персоязычным поэтом-суфием, толкователем основных положений суфизма в своих философских трактатах, в поэме «Масневи и манами».

Талантливых поэтов и ученых было много, но жизнь их была незавидна. Судьбы этих гениев зависели от произвола султана или доносов вельмож. И все-таки они творили.

Охваченный период – это был поистине великий мусульманский Ренессанс, который будет вечно питать душу, придавая человеческой мимолетной жизни смысл и непреходящее значение.

Велика роль тюрков в мусульманском мире. Уже давно признана их роль сначала в качестве меча, а затем щита ислама. Они привнесли в мусульманский мир «свежую кровь», творческий порыв и вековую свободу.

Махмуд Кашгари нисколько не преувеличивал, когда с гордостью писал о тюрках такие слова: «Бог дал им имя „тюрки“ и вручил им царскую власть. Он сделал их повелителями времен. Он вложил в их руки бразды правления народами земли». Быть может, Кашгари предчувствовал, что тюрки скоро станут абсолютными хозяевами всей Азии, от Бенгальского залива до Средиземного моря.