В 70-м г. консулами стали Помпей и Красс. Проведя ряд законов, они факти­чески отменили сулланскую конституцию. 60-е годы принесли новые лавры полко­водца Гнею Помпею: в 67 г. он в кратчайшие сроки очистил все Средиземное море от пиратов, на следующий год завершил разгром Митридата, после чего продол­жил Восточный поход, подчинив римской власти Армению, Кавказ, Сирию и Иудею. Тем временем в Риме консул 63 г. Марк Туллий Цицерон раскрыл антигосудар­ственный заговор аристократической молодежи во главе с Луцием Катилиной. После возвращения Помпея с Востока в Риме возник союз трех самых могущественных и амбициозных политиков — Помпея, Красса и Цезаря, — получивший название I триумвирата (60 г.). Использовав свое консульство в интересах всех троих, Це­зарь в 58 г. отправился в провинцию Нарбонская Галлия, откуда в том же году начал завоевание остальной независимой Галлии. Ему понадобилось 8 лет, чтобы покорить эту страну. Тем временем другой триумвир — Марк Красс — начал вой­ну с парфянами. Поход закончился полным поражением римской армии и гибелью самого Красса (53 г.). Триумвират распался, и отношения между Помпеем и Цеза­рем с каждым годом ухудшались. Помпей, находившийся все время в Риме, сбли­зился с сенатской партией. Разрешить противоречия не удалось, и в январе 49 г. разразилась новая гражданская война.

74—64 гг. — Третья Митридатова война.

66—63 гг. — Восточный поход Помпея.

60 г. — создание I триумвирата.

58—51 гг. — завоевание Цезарем Галлии.

54—53 гг. — парфянский поход и гибель Красса.

После разгрома обоих восстаний хозяевами положения в Риме стали Красс и Помпей. Хотя они терпеть не могли друг друга, политическая не­обходимость заставила их объединиться и заключить союз с целью доби­ваться консульства на 70 г. Войск своих победоносные полководцы не рас­пускали, чем оказывали давление на сенат. Популярам было дано торже­ственное обещание отменить сулланскую конституцию и восстановить полностью демократические порядки. Таким образом, крупнейшие пред­ставители партии Суллы превратились в демократов.

В 70 г. Помпей и Красс стали консулами. Особым законом они уничто­жили все ограничения трибунской власти (lex Pompeia Licinia). Претор Луций Аврелий Котта провел важную реформу суда (lex Aurelia): отныне судебные комиссии должны были составляться поровну из сенаторов, всад­ников и так называемых эрарных трибунов. Это были богатые плебеи, ко­торые по своему имущественному положению следовали непосредствен­но за всадниками[297]. Реформа Аврелия Котты положила конец долгой борь­бе за суды, начавшейся еще в эпоху Гракхов. Она, правда, носила компро­миссный характер, но зато более или менее удовлетворяла всех.

В 70 г. снова были избраны цензоры, которые произвели чистку сената от лиц, являвшихся прямыми ставленниками Суллы. 64 человека были вы­черкнуты из списка сената.

Таким образом, были уничтожены все основные антидемократические реформы Суллы. Чрезвычайно характерно как знамение времени, что все эти мероприятия были проведены не популярами, не вождями демокра­тов, а победоносными полководцами, которые пользовались демократией как орудием для достижения своих личных целей. Политическая история Республики вступала в свою последнюю фазу.

Однако состояние римской державы было таково, что простое восста­новление порядков, существовавших до 82 г., не могло помочь делу. Тем более, что эти досулланские порядки, как мы знаем, были таковы, что Сулла имел некоторые основания их реформировать. Положение в Италии и в провинциях требовало чрезвычайных мер.

В начале 60-х годов особенно остро встал вопрос о борьбе с пиратами. Мы уже говорили о той роли, которую играло пиратство в римском обще­стве. Политика Митридата и Сертория, опиравшихся на флоты морских разбойников, увеличение числа беглых рабов после подавления восстания Спартака, общее расстройство нормальных условий жизни, вызванное де­сятилетиями гражданских войн, — все это привело к колоссальному ро­сту пиратства. Киликийские пираты[298] не ограничивались только восточны­ми районами Средиземного моря, но проникали далеко на Запад, вплоть до побережья Испании. Их дерзость дошла до того, что они высадились в Кампании, напали на Остию и разграбили порт и стоявшие там суда. Цены на хлеб резко поднялись. Народ требовал принятия чрезвычайных мер.

В начале 67 г. народный трибун Авл Габиний внес предложение о том, чтобы одному из консуляров была предоставлена проконсульская власть на 3 года на всем пространстве Средиземного моря и на прибрежной поло­се, простирающейся на 50 миль в глубину. Ему предоставлялось право выбрать себе 15 легатов в ранге претора, давался флот в 200 судов и такое количество войск, которое будет необходимо. Имя кандидата не было на­звано, но все понимали, что речь идет о Помпее.

Ввиду этого законопроект вызвал резкое противодействие сената: его пугали огромные полномочия, которыми наделялся новоявленный демо­крат. В обществе ходило крылатое слово, что Помпей из навархов[299] метит в монархи. Сопротивление оптиматов было сломлено после жестокой борь­бы. Законопроект стал законом (lex Gabinia), причем в процессе своего прохождения он получил дальнейшее расширение, количество легатов уве­личено до 24, число судов — до 500, цифра войск определена в 120 тыс. пехоты и 5 тыс. конницы. После того как закон прошел, персонально был избран Помпей[300]. Один этот факт вызвал падение цен на хлеб.

Помпей с необычайной быстротой выполнил возложенную на него за­дачу. В 40 дней была очищена западная половина Средиземного моря. Потом он послал своих легатов на Восток, а следом за ними отправился и сам. Киликийские пиратские гнезда были ликвидированы в течение 49 дней. Такая быстрота в значительной мере объясняется тем, что Помпей дей­ствовал не только силой, но и дипломатией: он сохранял жизнь и свободу всем, кто слагал оружие. Тем не менее около 10 тыс. наиболее отчаянных пиратов погибло или попало в плен, более 800 судов было захвачено, 120 пиратских крепостей разрушено. Средиземное море на некоторое время было очищено, и нормальные торговые отношения восстановились. Помпей стал самым популярным человеком в Риме. Поэтому было совершенно естествен­но, что год спустя он получил новое ответственное поручение.

Во время войны с пиратами Помпей разделил море на 30 округов. Во главе каждого был поставлен свой начальник с определенным количеством военных кораблей, которые захватывали пиратские суда или же загоняли их в специально устроенные засады. После того как западная часть Средиземного моря была очищена от пира­тов, Помпей перенес свою деятельность на Восток. Пираты были загнаны в Киликию, многие из них сдались, другие же были пере­биты и захвачены в плен; неприступные крепости в Киликии были разрушены.

Дарданский мир фактически был перемирием. Так смотрели на него и римляне, и Митридат. Уже в 83 г. преемник Суллы на Востоке, Мурена, под тем предлогом, что понтийский царь стал готовиться к войне с Каппадокией, начал против него военные действия. Митридат его разбил. В дело вмешался Сулла, и в 82 г. мир был восстановлен.

В 75 г. Никомед IV вифинский, следуя примеру Аттала III, завещал свое царство Риму. Для Митридата это послужило поводом к новой вой­не. Момент был благоприятный, так как римляне вели трудную борьбу с Серторием. Митридат заключил союз с вождем испанцев и с пиратами и в 74 г. вступил в Вифинию. Против него отправились консулы 74 г. Марк Аврелий Котта и Луций Лициний Лукулл[301], один из самых богатых людей Рима, в прошлом близкий друг Суллы.

Главные операции против Митридата вел Лукулл, и вел их блестяще. Он занял Вифинию и Понт, разбил флот Митридата, а когда понтийский царь укрылся у своего зятя Тиграна, двинулся в Армению.

Тигран за это время значительно увеличил свои владения и сделался одним из самых могущественных властителей Передней Азии. Он подчи­нил остатки сирийской монархии Селевкидов, часть Киликии и Южную Сирию вплоть до границ Египта. Могущество Тиграна дало ему основа­ние присвоить себе древний восточный титул царь царей.

Хотя Тигран не поддерживал своего тестя в третьей войне с Римом, но все же отказался его выдать. Поэтому Лукулл подошел к новой сто­лице Армении Тигранокерте (на одном из притоков Тигра) и осадил ее. Тигран явился на выручку с большим войском, но был разбит Лукуллом (осень 69 г.). Римляне заняли Тигранокерту. Результатом поражения Тиграна явилось освобождение Сирии, которая снова была возвращена одному из Селевкидов.

Тигран решил напасть на легионы Лукулла. Прибывший к нему Мит­ридат не советовал вступать с римлянами в бой, а окружить их кон­ницей, опустошить окрестность и изнурить голодом. Тигран отверг этот совет Митридата и двинулся к Тигранокерту, готовый вступить в бой с римлянами. Увидев, что армяне наступают, Лукулл решил отвлечь их внимание действиями конницы с фронта, а с тыла нанес­ти удар пехотой, используя для этого находящуюся невдалеке удоб­ную высоту.

Тигран, слишком уверенный в успехе, в наступлении действовал оп­рометчиво. Он не организовал разведки и поэтому не знал сил и груп­пировки противника, решив, что римская конница численностью в 500 всадников составляет все силы Лукулла; он с насмешкой сказал о ней: «Если это послы, то их много, если же враги, то их чересчур мало» (Аппиан). Тигран не видел римской пехоты, отсутствие кото­рой должно было вызвать у него беспокойство и заставить действо­вать осторожно. Он слишком был упоен первым легким успехом и позволил врагу нанести удар с тыла силами двух легионов. Он со­вершил ошибку, организовав преследование небольшого отряда рим­ской конницы всеми своими силами, в том числе и пехотой, не поза­ботившись о боевом охранении.

Использовав пересеченную местность, римские легионы скрытно вышли на указанную Лукуллом высоту и оказались в тылу армян­ского войска, вьючный обоз которого в это время находился у подо­швы занятой римлянами высоты. С криком римляне бросились на обоз, который, спасаясь бегством, врезался в ряды своей пехоты и дезорганизовал ее; армянские пехотинцы бросились бежать и рас­строили ряды своей конницы. В это время римские всадники, пре­кратив отход, атаковали армян с фронта. Исход боя был решен.

Тигран и Митридат бежали в старую армянскую столицу Артаксату (на р. Араксе). В 68 г. Лукулл последовал за ними, но не смог закончить похода, так как и в его войсках, и в Риме возникло против него сильное недовольство. Солдаты были недовольны трудностями похода в горной стране и строгой дисциплиной, установленной Лукуллом. Враждебно от­носились к нему и всадники, так как Лукулл, прекрасный администратор и порядочный человек, значительно сократил их аппетиты в Азии. В Риме против него, как оптимата и сулланца, агитировали популяры, получив­шие власть после переворота в 70 г.

Положение Лукулла становилось все труднее. Дисциплина в его вой­сках падала, солдаты требовали отставки и были близки к бунту. В 67 г. из Рима на смену Лукуллу послали демократического консула Мания Ацилия Глабриона.

Митридат решил воспользоваться обстоятельствами, складывавшими­ся для него столь благоприятно. Он перешел в наступление, отвоевал Понт, Каппадокию и угрожал провинции Азии.

В начале 66 г. народный трибун Гай Манилий внес законопроект о пе­редаче Помпею командования на Востоке с вручением ему высшего импе­рия (imperium maius) по отношению к другим полководцам и с правом самостоятельно объявлять войну и заключать мир. Предложение Манилия поддержал Цицерон. Несмотря на сопротивление сената, законопро­ект был принят народным собранием (lex Manilia).

Помпей, который только что окончил войну с пиратами и стоял в Киликии, принял остатки войск Лукулла (Глабрион бездействовал в провин­ции Азия). Прежде чем начать военные действия, Помпей вступил в пере­говоры с Митридатом. Они не дали никаких результатов, так как римский полководец требовал безусловной сдачи. Одновременно с этим Помпей вел переговоры с парфянами. Ему было важно связать Тиграна, чтобы тот не мог помочь Митридату. Парфянский царь Фраат за территориальные уступки в Месопотамии обещал Помпею напасть на Армению.

Митридат ждал Помпея в восточной части своего царства. Под силь­ным натиском римлян он вынужден был начать отступление. В Армении, на верхнем течении Евфрата, Помпей нагнал и разбил понтийского царя в ночном сражении. Митридат с несколькими спутниками бежал к Тиграну. Но тот не принял его: Фраат по договору с Помпеем напал на Армению, и Тигран был принужден оставить Артаксату и бежать в горы. При таких обстоятельствах он вовсе не склонен был ссориться с римлянами.

Митридат добрался до Колхиды, где провел зиму 66/65 г. Оттуда с ве­личайшим трудом вдоль восточного побережья Понта он перебрался в быв­шее Боспорское царство (65 г.). Там власть была захвачена сыном Митри­дата Махаром, восставшим против отца и заключившим союз с римляна­ми. Митридат свергнул его и заставил кончить жизнь самоубийством.

Еще раз он попытался завязать переговоры с Помпеем. И теперь они оказались безрезультатными, так как Помпей продолжал требовать лич­ной явки Митридата. Тогда неутомимый царь принялся за подготовку гран­диозного плана. Он собирался объединить варварские племена Северного Причерноморья и Дуная и вторгнуться с ними в Италию. С этой целью Митридат организовал войско в 36 тыс. человек, состоявшее частью из скифских рабов, и военный флот. Но этот план, при осуществлении кото­рого Митридат хотел опереться главным образом на варваров, вызвал рез­кое недовольство греческого населения Боспора. Недовольство перешло в возмущение, когда Митридат стал вымогать у своих подданных средства для похода, применяя для этого меры самого крайнего насилия.

Первой восстала Фанагория (на Таманском полуострове). За ней по­следовали Херсонес, Феодосия и другие города Боспорского царства. Царь, потерявший голову от ярости и отчаяния, обрушился на своих прибли­женных с неслыханной жестокостью. Тогда во главе мятежников встал любимый сын Митридата Фарнак. Армия и флот перешли на его сторону; Пантикапей, столица Митридата, открыла ворота восставшим. Царь был осажден в своем дворце.

Видя, что все погибло, Митридат сначала заставил отравиться всех сво­их жен и дочерей, а затем сам принял яд. Но так как отрава действовала слишком медленно (говорят, что Митридат с молодых лет приучал свой организм к действию ядов), то он приказал одному из наемников убить себя (63 г.). Рим вздохнул свободно, узнав о смерти одного из своих самых страшных врагов.

Смерть Митридата была логическим завершением его долгой и бур­ной жизни, полной опасностей, насилия и предательств. Преданный в конце концов своим сыном, Митридат сам оборвал нить своей жиз­ни. Об этом рассказывает Аппиан (Митридатовы войны, 111): «И вот они (заговорщики) успели убить коня Митридата, когда он бро­сился бежать, и, считая себя уже победителями, объявили Фарнака царем; кто-то вынес из храма плоский стебель, и Фарнака увенчали им вместо диадемы. Видя все это с высокого открытого места, Митридат стал посылать к Фарнаку одного за другим вестников, требуя для себя права свободного и безопасного выхода. Так как никто из посланных не возвращался, то он побоялся, как бы его не выдали римлянам, и, воздав похвалу своей личной охране и друзьям, кото­рые еще оставались при нем, он отпустил их к новому царю; некото­рых из них по недоразумению войско убило. Сам Митридат, открыв тот яд, который он всегда носил с собою в мече, стал его смешивать. Тогда две его дочери, еще девушки, которые жили при нем, Митридатис и Нисса, сосватанные одна за египетского царя, другая за царя Кипра, заявили, что они раньше выпьют яд; они настойчиво требова­ли этого и мешали ему пить, пока не получили и не выпили сами. Яд тотчас же подействовал на них, на Митридата же, хотя он нарочно усиленно ходил взад и вперед, яд не действовал вследствие привыч­ки и постоянного употребления противоядий, которыми он всегда пользовался как защитой от отравлений; они и сейчас называются митридатовым средством. Увидав некоего Битоита, начальника гал­лов, Митридат сказал: "Большую поддержку и помощь твоя рука оказала мне в делах войны, но самая большая мне будет помощь, если ты теперь прикончишь мою жизнь; ведь мне грозит быть прове­денным в торжественном шествии триумфа, мне, бывшему столь долгое время самодержавным царем этой страны, ибо я не могу уме­реть от яда вследствие глупых моих предохранительных мер при помощи других ядов. Самого же страшного и столь обычного в жиз­ни царей яда — неверности войска, детей и друзей — я не предви­дел, я, который предвидел все яды при принятии пищи и от них су­мел уберечься". Битоит почувствовал жалость к царю, нуждавше­муся в такой помощи, и выполнил его просьбу».

Пока происходили все эти события в Тавриде, Помпей, подойдя к Артаксате, заставил Тиграна признать себя вассалом Рима и отказаться от всех своих завоеваний. Потом римские легионы вторглись в Иберию и Албанию (Азербайджан), воюя с горными племенами, союзниками Митридата и Тиграна. Огромные трудности войны в горной местности заста­вили Помпея прекратить поход, удовлетворившись формальным подчине­нием племен Закавказья. Он вернулся в Понтийское царство и довершил его покорение (64 г.). Понт вместе с Вифинией были превращены в еди­ную провинцию Вифиния и Понт. Фарнаку в награду за измену отцу было оставлено Боспорское царство.

Затем Помпей направился в Сирию. Там царила полная анархия, так как последний Селевкид, Антиох Азиатик, восстановленный на троне Лу­куллом, не пользовался никаким авторитетом. Помпей не признавал рас­поряжений Лукулла и смотрел на Сирию как на владение Тиграна, кото­рое теперь досталось римлянам по праву войны. На этом «юридическом» основании он присоединил Сирию в качестве провинции римского народа (63 г.).

Попутно Помпей вмешался в иудейские дела. В Иудее боролись за власть два претендента из династии Маккавеев: братья Гиркан и Аристобул.

Первый опирался на партию фарисеев, отражавшую интересы духовен­ства и ставившую целью создание религиозной организации, независимой от светской власти. В религии фарисеи являлись сторонниками ортодок­сальной догматики и мелочного, чисто формального культа. Они находи­ли известную поддержку в народных массах.

Аристобула поддерживали саддукеи. Это была партия представителей торгового капитала, эллинизированной интеллигенции и военных кругов. Они являлись сторонниками сильного светского государства. В религиоз­ных вопросах саддукеи считались вольнодумцами и еретиками, так как от­вергли некоторые стороны традиционного учения.

С точки зрения римских интересов целесообразнее было поддерживать фарисеев. Поэтому Помпей высказался в пользу Гиркана. Аристобул сдался римлянам, Иерусалим открыл им ворота. Но часть сторонников Аристобула отказалась подчиниться. Захватив иерусалимский храм, они в тече­ние 3 месяцев выдерживали осаду, пока, наконец, во время субботнего отдыха в храм не ворвались римляне. Помпей вошел в святая святых, куда мог входить только первосвященник и то лишь раз в год. Храмовые сокро­вища были разграблены победителями. Иудея вошла в состав провинции Сирии, но получила некоторую автономию под главенством Гиркана, став­шего иерусалимским первосвященником.

В Малой Азии Помпей восстановил или создал вновь ряд самостоя­тельных княжеств под верховной властью Рима (Каппадокия, Пафлагония, Галатия).

Всюду он вел себя как полномочный представитель римского народа. Не спрашивая согласия сената, он перекраивал территории, карал врагов Рима и награждал его друзей, низлагал и возводил на троны царей.

В конце 62 г. Помпей, устроив восточные дела, высадился со своими войсками в Брундизии.

В момент его приезда в Италии было очень неспокойно: только что был раскрыт и подавлен опасный заговор Катилины.

Луций Сергий Катилина родился в 108 г. и происходил из старого пат­рицианского рода. К сожалению, его образ сильно искажен враждебной ему историографией и политической литературой (Саллюстием и Цице­роном). Поэтому нелегко установить, какая доля истины содержится в рас­сказах о его чудовищной моральной испорченности, сохраненных тради­цией. Во всяком случае, Катилина был сулланцем и, по-видимому, широ­ко использовал те возможности к обогащению, которые открывались тогда людям, свободным от излишней щепетильности (впрочем, большинство представителей высшего римского общества было таково).

В 68 г. Катилина служил претором, в 67 г. получил наместничество в Африке. После отбытия срока службы он был привлечен к суду по обвине­нию в злоупотреблениях. Поэтому, когда в 66 г. Катилина выставил свою кандидатуру в консулы на 65 г., он был отведен по формальным мотивам как состоящий под судом.

Это послужило исходной точкой для первого заговора Катилины[302]. Воз­можно, что в его организации какую-то роль играли Красс и Цезарь. С Крассом мы уже неоднократно встречались на предыдущих страницах, а с Цезарем наша встреча была очень беглой.

Гай Юлий Цезарь родился 12 июля (квинтилия) 101 г. Он принадлежал к одному из старейших патрицианских родов, выводившему себя через Энея и Аскания-Юла от самой Афродиты. Однако Юлии были небогаты и не играли большой роли в политической жизни. Тетка Цезаря, Юлия, была замужем за Марием, а сам он первым браком был женат на дочери Цинны Корнелии. Эти родственные связи в значительной степени определили де­мократические симпатии молодого Цезаря, поэтому Сулла потребовал от него развода с Корнелией. Цезарь имел мужество отказать всесильному диктатору и должен был некоторое время скитаться по сабинской облас­ти, скрываясь от сулланских убийц. Однако влиятельные родственники Цезаря упросили Суллу пощадить молодого человека. Тот после долгих колебаний согласился, но при этом заметил, что они просят за Цезаря себе же на голову: «В одном Цезаре сидит несколько Мариев»[303].

Получив амнистию, Цезарь все же предпочел не оставаться в Риме и уехал в Малую Азию, где начал прохождение обычного военного стажа. После смерти Суллы он вернулся в Рим. Здесь Цезарь открыто примкнул к демократической партии и выступил обвинителем в суде против одного из видных сулланцев. Затем он снова уехал на Восток, где на Родосе посе­щал занятия знаменитого ритора Молона. В 74 г. Цезарь снова в Риме.

Не останавливаясь на всех этапах его служебной карьеры, отметим толь­ко, что он неизменно выступал в качестве демократа и, в частности, поддер­живал Помпея. Блестящие ораторские способности Цезаря, его приветли­вость и щедрость снискали ему широкую популярность среди римской тол­пы. Будучи курульным эдилом в 65 г., он не только истратил остатки своего состояния на устройство зрелищ для народа, но и наделал огромные долги.

На этот же 65 г. приходится попытка Катилины произвести переворот. В заговоре принимало участие много представителей римской «золотой молодежи», для которой предприятие сулило легкую возможность изба­виться от долгов. Позднее в обществе ходили упорные слухи, что за спи­ной заговорщиков стояли Красс и Цезарь. Предполагалось в условленный день (вероятно, 1 января 65 г.) убить консулов, выбрать на их место своих сторонников и уничтожить видных сенаторов. После этого Красса долж­ны были назначить диктатором, а Цезаря — начальником конницы.

Однако две попытки привести заговор в исполнение не удались по тех­ническим обстоятельствам. Дольше сохранять тайну стало невозможно, и план отложили на неопределенное время. Правительство не рискнуло аре­стовать заговорщиков, так как прямых улик против них не было, да и боя­лись тронуть таких влиятельных людей, как Красс и Цезарь.

Тем временем Катилина был оправдан судом по обвинению в вымога­тельствах и вновь выставил свою кандидатуру в консулы на 63 г. Его под­держивали демократы. Деньги на предвыборную кампанию дали Красс и Цезарь. Вторым кандидатом демократическая партия выставила Гая Ан­тония, человека совершенно бесцветного, бывшего сулланца, теперь пе­решедшего в демократический лагерь из-за выгод, связанных с консуль­ством. Развернулась напряженная борьба. Оптиматы и всадники объеди­нились против Катилины и провалили его. Прошел Антоний, который был не страшен как полное ничтожество, и Цицерон. Хотя последний, человек «новый» для нобилитета (он происходил из всаднической семьи) и неус­тойчивый политически, не пользовался симпатиями в сенаторских кругах, оптиматам приходилось выбирать меньшее из зол, — и они предпочли Цицерона.

Еще до вступления в должность Цицерон подкупил своего коллегу, уступив ему без жребия доходное наместничество в Македонии, и, таким образом, на все время консульства мог действовать самостоятельно.

В первый же день своего служебного года Цицерон очутился лицом к лицу с очень серьезной политической проблемой. Вожди движения, видя, что их планы снова потерпели крушение, пошли по другому пути. Народ­ный трибун 63 г. Публий Сервилий Рулл внес проект грандиозного аграр­ного закона. Предполагалось продать большую часть государственных земель в Италии и провинциях и на вырученные суммы[304] купить в Италии у частных лиц и у муниципиев на условии полной добровольности извест­ное количество земли. Эту землю, с присоединением к ней некоторой ча­сти непроданных государственных земель в Италии, законопроект пред­полагал пустить в раздачу беднейшим гражданам без права отчуждения.

Законопроект Рулла был нереален хотя бы по одному тому, что лишал государство всех доходов от сдачи в аренду ager publicus. Но его авторы и не преследовали достижения реальных целей в аграрной части закона. У них была другая задача. Для проведения реформы законопроект предус­матривал создание комиссии децемвиров, избираемых на 5 лет 17 триба­ми, определяемыми жребием. Кандидаты должны были представляться народу лично. Децемвиры наделялись большими правами, вплоть до пра­ва, в случае надобности, командовать войсками.

Смысл всей этой политической махинации был совершенно ясен: до­биться выборов в аграрную комиссию своих людей, в частности Цезаря и Красса, не допуская туда Помпея: будучи на Востоке, он не мог лично представиться избирателям. Попав же в децемвиры, Цезарь и Красс полу­чали огромную власть.

Но именно потому, что законопроект Рулла был шит белыми нитками, он вызвал против себя сильнейшую оппозицию не только сенаторов и всад­ников, но даже городского плебса. Оптиматы смертельно боялись демок­ратической диктатуры, в чьем бы образе она ни выступила — Цезаря, Красса, Помпея, Катилины или всех их вместе. Всадников, кроме диктатуры и страшного вопроса о ликвидации долгов, больше всего волновала прода­жа государственных земель: они немало наживались на аренде этих зе­мель. Наконец, плебс вообще не желал менять праздную жизнь в Риме на трудовое и полуголодное существование в каком-нибудь италийском за­холустье.

Цицерон ловко использовал эти настроения в трех своих речах против аграрного закона, произнесенных в начале 63 г. Дальнейшая судьба зако­нопроекта Рулла неизвестна. По-видимому, автор сам взял его обратно.

Однако неудачи не сломили энергии Катилины. На 62 г. он в третий раз выставил свою кандидатуру в консулы. Основным пунктом его избиратель­ной программы была кассация долгов. Это дало ему много сторонников из самых различных слоев населения, начиная от разорившихся сулланских ветеранов и кончая видными сенаторами. Одновременно с открытой аги­тацией шла тайная подготовка к восстанию. Агенты Катилины вербовали сторонников и заготовляли оружие. Одним из центров движения являлся г. Фезулы в Северной Этрурии, где энергичную деятельность развивал быв­ший сулланский командир Гай Манлий. На юге наиболее горячие из заго­ворщиков привлекали к заговору рабов.

Мы не знаем, какова была роль Цезаря и Красса в этом «втором заго­воре Катилины». Возможно, что они отошли от движения, испуганные его массовым характером. Возможно, однако, что и на этот раз они, находясь за кулисами, продолжали играть роль режиссеров.

Консульские выборы, состоявшиеся, вероятно, поздним летом 63 г., проходили в военной обстановке. Руководивший ими Цицерон надел под тогу панцирь и был окружен вооруженной охраной. Катилина и на этот раз потерпел поражение: избранными оказались Лициний Мурена и Юний Силан.

Тогда заговорщики решили прибегнуть к открытому перевороту. Вос­стание назначено было на конец октября. 25-го Манлий должен был вы­ступить в Этрурии. В это же приблизительно время предполагалось на­чать восстания в Капуе и Апулии, захватить г. Пренесте и совершить пере­ворот в самом Риме.

Цицерон узнал об этих планах через некую Фульвию, любовницу Квинта Курия, одного из заговорщиков. На 21 октября он созвал заседание сена­та, на котором консулам были вручены чрезвычайные полномочия. Одна­ко Цицерон не мог прибегнуть к аресту главарей заговора, так как, кроме доноса, у него не было никаких других доказательств. Поэтому он вынуж­ден был ограничиться только принятием некоторых предварительных во­енных мер.

Но и этих мер было достаточно, чтобы спутать планы Катилины. Вы­ступление в Риме пришлось отложить. Но предупредить Манлия не успе­ли, и он в условленный день выступил в Этрурии с отрядом сулланских ветеранов. Попытка захватить крепость Пренесте 1 ноября не удалась, так как гарнизон был наготове.

В ночь на 7 ноября состоялось конспиративное собрание заговорщи­ков в доме сенатора Марка Порция Леки. Там был принят новый план. Двое заговорщиков на другой день должны были явиться к Цицерону под видом утренних визитеров и убить его в постели. Катилина немедленно уезжает в Этрурию и, став во главе войска Манлия, идет на Рим. Оставши­еся в городе заговорщики в определенный момент устраивают избиение оптиматов и захватывают власть.

Едва только собрание окончилось, как Цицерон уже знал о принятых там решениях через Фульвию. Он немедленно окружил свой дом стражей и отменил прием посетителей. Таким образом, существенный момент но­вого плана (устранение Цицерона) отпал, что снова дезориентировало за­говорщиков.

На 8 ноября сенаторы были созваны консулом на экстренное заседа­ние. Оно состоялось в храме Юпитера на Палатине. Место заседания было заранее окружено надежной стражей из знатной молодежи. На этом исто­рическом заседании Цицерон произнес свою первую речь против Катилины: «Когда же наконец, Катилина, перестанешь ты злоупотреблять нашим терпением?». Он бросил ему в лицо прямое обвинение в заговоре и потре­бовал, чтобы Катилина оставил Рим.

За время своей блестящей ораторской карьеры Цицерон произнес десятки речей, среди которых много важных и знаменитых. Но, по-видимому, самой знаменитой все-таки является первая речь против Каталины. Это мастерски исполненная психологическая атака Ци­церона, не имевшего на тот момент никаких доказательств вины Катилины. Свою речь в сенате 8 ноября 63 г. Цицерон начал такими словами: «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издевать­ся над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзос­тью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охва­тивший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не зна­ет, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек еще жив. Да разве только жив? Нет, даже приходит в сенат, участвует в обсуждении государ­ственных дел, намечает и указывает своим взглядом тех из нас, кто должен быть убит, а мы, храбрые мужи, воображаем, что выполняем свой долг перед государством, уклоняясь от его бешенства и увер­тываясь от его оружия. Казнить тебя, Катилина, уже давно следова­ло бы, по приказанию консула, против тебя самого обратить губи­тельный удар, который ты против всех нас уже давно подготовля­ешь...» (1,1—2, пер. В. О. Горенштейна). Эта атака увенчалась пол­ной победой Цицерона — Катилина дрогнул и покинул Рим. Таким образом, инициативой прочно завладел Цицерон.

Однако не следует забывать, что прямых доказательств у Цицерона все-таки не было, а при таких обстоятельствах он не мог прибегнуть к аресту Катилины, которого, к тому же, поддерживало много влиятельных лиц. План Цицерона был иной: заставить Катилину покинуть город и таким путем лишить римских заговорщиков их вождя. Справиться с Катилиной в Этрурии было уже легче.

Расчет Цицерона оказался правильным. Подавляющее большинство се­ната оказалось на его стороне. Те из сенаторов, которые еще сомневались в существовании заговора, были побеждены фактами, приведенными Цице­роном. Попытки Катилины оправдаться были заглушены негодующими кри­ками сенаторов. И нервы его не выдержали: он ушел из сената и в следую­щую ночь уехал из Рима к Манлию. Это была большая тактическая ошибка.

Во главе римской группы заговорщиков остался претор 63 г. Публий Корнелий Лентул. Называют еще Гая Корнелия Цетега, Публия Габиния, Луция Статилия и других. После отъезда Катилины, являвшегося подлин­ной душой движения, оставшиеся в столице заговорщики действовали не­достаточно энергично. Помимо этого, они совершили одну ошибку, ока­завшую гибельное влияние на исход заговора.

В Риме находились послы от галльского племени аллоброгов. Они при­ехали просить для себя облегчения долговых обязательств. Лентулу при­шла в голову мысль привлечь аллоброгов к движению. С послами была установлена связь. Им обещали уничтожение долговых обязательств в случае успеха движения. Однако недоверчивые галлы решили предвари­тельно посоветоваться со своим патроном Фабием Сангой. Тот сообщил обо всем Цицерону.

Наконец-то консулу представился случай добыть юридические доказа­тельства заговора. Он приказал Санге передать послам, чтобы они дали при­творное согласие заговорщикам, постарались разузнать как можно больше подробностей и обо всем доносили ему. Аллоброги так и поступили.

Перед отъездом на родину послы, по приказанию Цицерона, попроси­ли главарей заговора, чтобы те дали им письма к аллоброгам, скреплен­ные их личными печатями, ссылаясь при этом на то, что в противном слу­чае дома им не поверят. Лентул, Габиний, Цетег и Статилий имели неосто­рожность дать такие письма. Кроме этого, так как послы просили предоставить им возможность встретиться с Катилиной, Лентул отрядил им в провожатые одного из заговорщиков с запиской к Катилине, правда, без подписи.

В ночь со 2 на 3 декабря послы аллоброгов были арестованы при выез­де из Рима и доставлены к Цицерону. Теперь у него в руках находились прямые доказательства. Рано утром 3 декабря Лентул, Цетег, Габиний и Статилий были вызваны к консулу, который их лично задержал¹.

Сейчас же был созван сенат, в присутствии которого Цицерон допро­сил всех арестованных, в том числе и аллоброгов. Большинство заговор­щиков сознались.

Сенат постановил лишить Лентула преторского звания и подвергнуть домашнему аресту его и еще восьмерых человек. Особым постановлени­ем сената Цицерон был почтен гражданским венком, именем «отца отече­ства» и благодарственным молебствием богам от его имени за спасение государства.

5 декабря сенат собрался для суда над заговорщиками. Это был акт незаконный, так как сенат не имел судебной власти. Но Цицерон имел основания торопиться: в городе шла энергичная агитация среди ремеслен­ников, вольноотпущенников и рабов за насильственное освобождение аре­стованных. На вопрос консула, как поступить с заговорщиками, Юрий Силан, избранный консулом на 62 г. и поэтому спрошенный первым, вы­сказался за высшую меру (extremum supplicium). К этому мнению присое­динился ряд других сенаторов. Когда очередь дошла до Цезаря, выбранно­го претором на 62 г., он произнес весьма дипломатическую речь, в кото­рой указывал на незаконность применения смертной казни по отношению к римским гражданам без решения народного собрания. Цезарь предлагал конфисковать имущество заговорщиков, а их самих заключить под стражу в наиболее крупных муниципиях[305].

Речь Цезаря изменила прежнее настроение сенаторов, которые стали колебаться. Но выступления Цицерона и особенно Марка Порция Катона, правнука Катона Цензора, категорически настаивавшего на смертной каз­ни, создали резкий перелом. При голосовании сенат высказался за смерт­ную казнь.

В тот же день поздно вечером пять заговорщиков — Лентул, Цетег, Статилий, Габиний и Цепарий — были задушены петлей палача. Толпа, напуганная рассказами о заговоре, восторженно приветствовала «отца отечества».

Противостояние двух выдающихся римлян Марка Порция Катона и Гая Юлия Цезаря, случившееся на этом заседании (5 декабря 63 г.), дает повод Саллюстию сравнить в будущем непримиримых врагов. Он отмечает: «Итак, их происхождение, возраст, красноречие были почти равны; величие духа у них, как и слава, были одинаковы, но у каждого — по-своему. Цезаря за его благодеяния и щедрость счи­тали великим, за безупречную жизнь — Катона. Первый просла­вился мягкосердечием и милосердием, второму придавала досто­инства его строгость. Цезарь достиг славы, одаривая, помогая, про­щая, Катон — не наделяя ничем. Один был прибежищем для не­счастных, другой — погибелью для дурных. Первого восхваляли за его снисходительность, второго — за его твердость. Наконец, Цезарь поставил себе за правило трудиться, быть бдительным; за­ботясь о делах друзей, он пренебрегал собственными, не отказы­вал ни в чем, что только стоило им подарить; для себя самого же­лал высшего командования, войска, новой войны, в которой его доб­лесть могла бы заблистать. Катона же отличала умеренность, чув­ство долга, но больше всего суровость. Он соперничал не в богат­стве с богатым и не во власти с властолюбцем, но со стойким в мужестве, с бескорыстным в воздержанности. Быть честным, а не казаться им предпочитал он. Таким образом, чем меньше искал он славы, тем больше следовала она за ним» (О заговоре Катилины, 54, пер. В. О. Горенштейна).

Тем временем в Этрурии Катилина и Манлий собрали около 10 тыс. своих сторонников. Оба они были объявлены врагами отечества. В Этру­рию сенат направил армию под начальством консула Гая Антония. Кати­лина некоторое время избегал столкновения, организуя свои силы и ожи­дая известий о восстании в Риме. Рабов, которые первоначально в боль­шом количестве сходились в его лагерь, он не принимал, считая, что нельзя «смешивать дело римских граждан с делом беглых рабов»[306].

Известие о неудаче движения в Риме привело к тому, что значительная часть войска Катилины разбежалась. Сам он с оставшимися сделал попытку пройти через Апеннины в Галлию. Но около г. Пистории (Пистойя) восстав­шие были окружены армией Антония и войсками, прибывшими с адриати­ческого побережья (начало 62 г.). Катилина бросился на Антония. В ожесточеной битве[307] он и 3 тыс. его сторонников пали смертью храбрецов.

Саллюстий, относящийся к движению Катилины резко отрицательно, тем не менее вынужден признать, что катилинцы проявили необычайное мужество: ни один из них не сдался в плен, никто не сделал попытки бе­жать. «Катилину нашли далеко от своих, среди трупов врагов; он еще сла­бо дышал, и лицо его сохранило то же выражение неукротимой силы, ка­кое оно имело при жизни» (Саллюстий, 61).

Движение Катилины характерно для эпохи прогрессирующего упадка рим­ской демократии середины I в. В нем были здоровые социальные силы: мел­кие земельные собственники, городские ремесленники, рабы. Но эти элемен­ты показали себя совершенно неорганизованными. Для бессилия городской демократии Рима характерен, например, тот факт, что не было сделано ни одной серьезной попытки освободить арестованных заговорщиков, хотя они содержались только под домашним арестом. Гибельное влияние на движение оказала его верхушка, где преобладали деклассированные элементы. Для них движение имело только тот смысл, что могло спасти их от долгов и обога­тить. Сам Катилина принадлежал к этим же элементам, отличаясь от своих товарищей только умом, энергией и широтой кругозора. Для него известное значение имел политический момент, хотя последний выражался едва ли в чем-нибудь большем, чем в стремлении к личной власти. С этой точки зрения между ним, с одной стороны, и Цезарем и Крассом — с другой, нет принци­пиальной разницы. Отличие только в степени аморальности и осторожности. Если Красс и Цезарь действительно принимали участие в заговоре на первых его этапах, то они вели себя крайне осторожно и, по-видимому, отошли от движения, когда оно стало принимать слишком радикальный и анархический характер. Но, повторяем, источники о событиях в Риме 65—62 гг. таковы, что не дают возможности составить о них вполне ясное представление.

Подавление движения сильно укрепило позиции оптиматов. Цезарь и Красс, независимо от их действительного участия в заговоре, были сильно скомпрометированы и на некоторое время отошли от активной полити­ческой жизни. Цезарь после своей претуры 62 г. получил на 61 г. намест­ничество в Дальней Испании. Плутарх пишет, что кредиторы не хотели выпускать его из Рима. Тогда Красс заплатил за него некоторые наиболее срочные долги и поручился огромной суммой в 830 талантов[308].

С заговором Катилины связано активное выступление на политиче­ской сцене одного из самых видных римских государственных дея­телей — Гая Юлия Цезаря. Уже в молодости в его поступках видны были отвага и властность, огромная уверенность в своих силах и счастливой звезде, жажда опасности и риска и умение выходить по­бедителем из самых трудных ситуаций. В этом отношении показа­тельно одно из приключений 20-летнего Цезаря, переданное Плу­тархом (Цезарь, 2): «Цезарь... отплыл в Вифинию, к царю Никомеду. Проведя здесь немного времени, он на обратном пути у острова Фармакуссы был захвачен в плен пиратами, которые уже тогда име­ли большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей вла­ствовали над морем. Когда пираты потребовали у него выкупа в 20 талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захва­тили в плен, и сам предложил дать им 50 талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; не­смотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собира­ясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. 38 дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха за­бавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление бла­годушия и шутливости. Однако как только прибыли выкупные деньги из Милета и Цезарь, выплатив их, был освобожден, он тотчас снаря­дил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов. Он застал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а лю­дей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наме­стнику Азии, находя, что тому, как претору, надлежит наказать взя­тых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захва­ченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займется рассмотре­нием дела пленников, когда у него будет время; тогда Цезарь, распро­щавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой» (пер. Г. А. Стратановского).

Такова была обстановка в Риме, когда Помпей высадился в Италии. Он внес 20 тыс. талантов в государственную казну, получил (правда, позднее) блестящий триумф, но и только. Сенат отказался утвердить его распоря­жения на Востоке и наградить землей его ветеранов. Политика сената объяс­нялась не только тем, что в 61 г. он чувствовал себя очень твердо, но еще больше тем, что Помпей, разыгрывая лояльность, распустил свои войска, едва только высадился в Брундизии. В этом поступке сказалась полити­ческая близорукость Помпея и его обычная нерешительность.

Летом 60 г. возвратился из Испании Цезарь. Его блестящая военная деятельность в провинции давала ему все основания получить триумф[309]. С другой стороны, он желал баллотироваться в консулы на 59 г. Для этого ему необходимо было лично выставить свою кандидатуру. Но до триумфа Цезарь не имел права переступать черты города. Правда, сенат в виде ис­ключения мог разрешить баллотироваться заочно; такие случаи в римской практике бывали. Но по отношению к Цезарю не желали делать никаких исключений. Тогда он отказался от триумфа ради консульства.

Однако выставить свою кандидатуру в консулы было еще недостаточ­но для избрания. При той конъюнктуре, которая сложилась в 61 г., Цезарь имел мало шансов. Обстановка подсказывала необходимость объединения всех демократических сил. Цезарь договорился с Помпеем и помирил его с Крассом. Положение Помпея было таково, что долго раздумывать не приходилось. Крассу союз сулил такие экономические выгоды, что его ста­рая злоба на Помпея смягчилась.

Так летом 60 г. образовалось частное соглашение трех крупнейших по­литических деятелей Рима, получившее название I триумвирата. Варрон окрестил его метким словечком «трехголовое чудовище». Для скрепления союза Цезарь выдал замуж за Помпея свою дочь Юлию (в начале 59 г.).

Триумвират прежде всего был личным соглашением Цезаря и Помпея: Красс, в сущности, нужен был им только в качестве буфера. Оба они стре­мились к единоличной власти: Цезарь твердо и последовательно, Помпей, как всегда, нерешительно. С этой точки зрения они были врагами. Но пока они нуждались друг в друге.

С другой стороны, в форме триумвирата выступила известная консо­лидация враждебных оптиматам сил: за Цезарем и Помпеем стояла де­мократия, Красса поддерживало всадничество. На заднем же плане высту­пала профессиональная армия, в данный момент безоружная, но в эту эпо­ху уже самая мощная из всех социальных сил.

Общей платформой соглашения являлась формула: в республике не должно происходить ничего, что не было бы угодно каждому из трех. Бли­жайшей же целью было избрание Цезаря консулом. В качестве такового он и должен был провести меры, нужные для Помпея и Красса.

На выборах победил Цезарь. Сенаторская партия только с большим трудом провела своего ставленника Марка Кальпурния Бибула.

Разные цели преследовали Цезарь, Помпей и Красс, когда в 60 г. заключали союз. С удивительной точностью вскрыл причины, побуж­давшие каждого из трех к соглашению, Дион Кассий. Он подчерки­вал: «Цезарь восстановил согласие между Крассом и Помпеем не потому, чтобы он хотел видеть их живущими дружно, но потому, что они были очень могущественны. Он знал, что без помощи обоих или даже кого-нибудь одного он не будет иметь особой силы и что если он одного, не важно кого именно, приобщит к своим интере­сам, то другой в силу этого станет его противником, который повре­дит ему больше, чем тот, кого он приобрел, будет ему полезен... Та­ковы были соображения, которые заставили тогда Цезаря приобрес­ти расположение Помпея и Красса и примирить их. Он был убеж­ден, что никогда не сможет стать могущественным без них, и не рас­считывал никогда оскорбить ни того, ни другого. Он не боялся так­же, что, примирившись, они станут могущественнее его, отлично зная, что сразу же с их дружбой он возвысится над другими и что вскоре после (этого) они будут содействовать, и тот, и другой, тому, чтобы сделать его могущественнее себя. Так и случилось. Вот в ка­ких видах Цезарь примирил их и старался привязать к себе. Со сво­ей стороны, Помпей и Красс, движимые личными соображениями, заключили мир, как только успокоились, и присоединили Цезаря к их планам. Помпей не был настолько могущественен, как он рассчи­тывал сделаться; в то же самое время он видел, что Красс пользовал­ся большой силой, а Цезарь приобретает все больше и больше влия­ния, а он боялся быть раздавленным ими. Наконец, он льстил себя надеждой, что, соединясь лично с ними, он сможет при их содей­ствии восстановить свое прежнее могущество. Красс воображал, что его происхождение и богатство должны поставить его выше всех. Будучи много ниже Помпея и убежденный, что Цезарь призван к великой роли, он стремился повергнуть их в борьбу друг против друга, чтобы ни тот, ни другой не были могущественней его. Он рас­считывал, что в то время, как они будут бороться с равными силами, он воспользуется их дружбой и получит большие почести, чем они. Красс действительно не ставил задачей своей политики ни триумфа сената, ни народа, но делал все только ради своего личного могуще­ства. Он стремился равным образом примирить сенат с народом, не навлекать на себя их ненависти, понравиться тому и другому, по­скольку это было нужно, чтобы они считали его виновником того, что им было приятно, без возможности приписать ему свои неудачи. Таким образом и в силу этих причин данные три лица вступили в дружбу друг с другом. Они подтвердили свой союз клятвами и за­владели управлением в государстве. С тех пор они пришли к вза­имному согласию и получили один от другого то, чего желали и что им было необходимо для устройства республики так, как им было угодно... Вот в какое состояние привели римские дела три лица, которые скрывали, насколько возможно, их взаимный клят­венный союз. Они делали только то, что решили по взаимному со­гласию. Но они скрывали это и принимали вид взаимной враждеб­ной оппозиции, чтобы их единение оставалось возможно дольше неизвестным, т. е. до тех пор, пока они вполне надлежаще не при­готовятся. Но их деяния не могли ускользнуть от ока божества, которое в этот самый момент показало людям, мало способным понять подобные откровения, чего следует ожидать от этих лиц в будущем. Внезапно на город и на всю окрестную страну обрушил­ся ураган с такой силой, что очень большое количество деревьев было вырвано с корнем и несколько домов разрушены; корабли, стоявшие на якоре на Тибре, у Рима или у устья этой реки, были потоплены. Деревянный (свайный) мост был опрокинут, равно как дощатый театр, построенный для какого-то торжества. Среди этих бедствий погибло очень много людей, как прообраз несчастий» (Римская история, XXXVII, 55—58).

Цезарь, став консулом, внес на рассмотрение сената три законопроек­та. Первым был аграрный закон[310]. Фактически он имел в виду прежде всего ветеранов Помпея и по своим принципам повторял законопроект Сервилия Рулла. Раздаче подлежали государственные земли в Кампании. Если бы их не хватило, должны были покупаться другие земли в Италии за счет доходов с новых восточных провинций. При наделении землей преимуще­ство давалось бедным гражданам, отцам по крайней мере трех детей. Ру­ководство выполнением аграрного закона возлагалось на особую комис­сию из 20 человек. Вторым было предложение утвердить все распоряже­ния Помпея на Востоке. Третьим — снизить на ¹/₃ арендную плату для откупщиков.

Все три предложения, как и следовало ожидать, встретили в сенате силь­нейшее противодействие, доходившее до обструкции[311]. Тогда Цезарь внес их прямо в комиции. Борьба перекинулась туда. Бибул пытался срывать собрания, ссылаясь на неблагоприятные знамения; некоторые народные трибуны, принадлежавшие к партии оптиматов, наложили veto на законо­проекты; Катон кричал о незаконности действий Цезаря — последний не считался ни с чем. Ветераны Помпея, явившиеся в день голосования с кин­жалами, спрятанными под одеждой, дали решительный перевес сторонни­кам Цезаря. Друзья Бибула, боясь за его жизнь, увели его насильно с фо­рума, Катона просто выбросила толпа. Тогда Цезарь провел свои законо­проекты. Во главе аграрной комиссии были поставлены Помпей и Красс. Цезарь отказался в нее войти. После этого Бибул в знак протеста заперся в своем доме и до конца года не выходил из него. Поэтому, когда хотели обозначить должностной год Цезаря и Бибула, в шутку говорили: «При консулах Юлии и Цезаре».

Среди других мероприятий, проведенных Цезарем в 59 г., особенно важен закон о вымогательствах (lex Julia repetundarum). Он устанавливал нормы платежей провинциальным наместникам и увеличивал ответствен­ность за вымогательства. Этим законом Цезарь начал тот ряд мероприя­тий, направленных к облегчению положения провинциалов, который он продолжил, став диктатором.

Нужно отметить также, что, по распоряжению Цезаря, в Риме начали публиковать постановления сената и народного собрания (acta senatus et populi Romani). Это была первая в истории официальная газета. Для Цеза­ря она служила средством организации общественного мнения по поводу важнейших политических вопросов и таким путем влияния на него.

С точки зрения планов Цезаря огромное значение имело то, какую про­винцию он получит после окончания срока своего консульства. По закону Г. Гракха, сенат еще до выборов должен был назначать будущим консулам провинции. Допуская, что одним из них станет Цезарь, сенат предусмот­рительно определил консулам 59 г. две второстепенные провинции. Не это нужно было Цезарю. Его сторонник, народный трибун Публий Ватиний, провел через народное собрание постановление, чтобы в отмену прежне­го сенатского решения Цезарю были даны в управление Цизальпинская Галлия и Иллирия сроком на 5 лет с правом держать там 3 легиона (lex

Vatinia).

Тогда сенат, чтобы поддержать свой престиж, вынужден был тоже дать что-нибудь Цезарю. Сенаторы не нашли ничего лучшего, как по предло­жению Помпея прибавить Цезарю еще Нарбонскую Галлию[312] с 1 легионом (без указания срока).

У сената и Помпея была, конечно, задняя мысль. Цизальпинская Гал­лия находилась слишком близко от Рима. Оставаясь в ней, Цезарь всегда мог контролировать римские дела. Следовательно, задача состояла в том, чтобы услать его как можно дальше от столицы и задержать там возможно дольше. Транзальпинская Галлия прекрасно подходила для этой цели. Положение там было таково, что большая колониальная война казалась неизбежной, и Цезарь неминуемо должен был надолго в ней завязнуть.

Таковы были расчеты противников Цезаря. Ошибочность их заключа­лась в том, что они являлись расчетами ближнего прицела. Цезарь же ме­тил гораздо дальше.

По окончании служебного года Цезарь не сразу поехал в свою про­винцию, а некоторое время пробыл в окрестностях Рима. Прежде чем надолго покинуть столицу, он хотел удалить из нее своего самого прин­ципиального противника — Катона. С другой стороны, демократиче­ская партия хотела рассчитаться с Цицероном за Катилину. Орудием сво­их планов популяры избрали народного трибуна 58 г. Публия Клодия. Это был беспринципный авантюрист, красивый и развращенный до моз­га гостей. Великосветская хроника Рима не раз связывала его имя с раз­личными скандалами на любовной почве. Самым громким из них была связь Клодия со второй женой Цезаря Помпеей[313]. Цезарь дал ей развод в 62 г. '. Однако великий политик всегда умел подчинять личные чувства более широким целям. Он простил Клодия, видя в нем подходящего че­ловека для своих планов.

В 59 г. Клодий перешел из патрициев в плебеи, чтобы делать демокра­тическую карьеру. При содействии Цезаря он был избран народным три­буном на 58 г. Его-то Цезарь и сделал своим главным агентом в Риме на время своего отсутствия. Клодий провел несколько демократических за­конов: закон о бесплатной раздаче хлеба городской бедноте, восстановле­ние уличных клубов (collegia compitalicia), запрещенных сенатом в 64 г., закон о разрешении собраний в праздничные дни.

Против Цицерона Клодий, лично ненавидевший его, предложил специ­альный закон, гласивший, что должностное лицо, казнившее римского гражданина без суда, подлежало лишению воды и огня (aquae et ignis interdictio), т. е. изгнанию. Цицерон после безуспешных попыток добить­ся смягчения ожидавшей его участи уехал в Македонию еще до того, как прошел направленный против него закон (весна 58 г.). Имущество его было конфисковано, городской дом и виллы разрушены.

Что касается Катона, то его под предлогом ответственного дипломати­ческого поручения послали на о. Кипр. Теперь Цезарь мог спокойно поки­нуть Италию; в звании проконсула он уехал в свою провинцию.

Клодий и после 58 г. продолжал вести чрезвычайно демагогическую по­литику, чем восстановил против тебя Помпея, остававшегося в Риме. Что­бы парализовать влияние Клодия, Помпей сблизился с народным трибуном 57 г. Аннием Милоном. Этот человек, по выражению Аппиана, «был еще нахальнее Клодия» (II, 16). Охлаждением между Помпеем и Клодием вос­пользовались сторонники изгнанного Цицерона. С помощью Милона и Пом­пея Цицерон был амнистирован и в сентябре 57 г. вернулся в Рим, торже­ственно встреченный населением. Имущество было ему возвращено.

Разрыв Помпея с Клодием явился началом его постепенного сближения с сенатом. Благодарный Цицерон отплатил услугой за услугу и помог Пом­пею получить на 5 лет чрезвычайные полномочия для снабжения Рима про­довольствием (cura annonae). В Италии ему была дана проконсульская власть.

Наместничество в Галлии вполне соответствовало тайным планам Це­заря, ибо как раз там он мог создать себе плацдарм для предстоящей ре­шительной борьбы за власть.

В эпоху Цезаря различали три Галлии: Галлию Цизальпинскую[314], Гал­лию Нарбонскую или просто Провинцию[315] и Галлию дикую[316]. Последняя и представляла главный объект стремлений римских купцов, публиканов и военных авантюристов. Она, в свою очередь, делилась на три части: юго-западная часть, расположенная между Пиренеями и р. Гарумной (Гарон­на), была населена аквитанами, кельтским племенем с сильными иберскими элементами; центральную часть или собственно Галлию, ограничен­ную на севере реками Секваной (Сена) и Мозелем, занимали галлы (кельты); наконец, на севере, между Секваной и Рейном, жили белги (кельто-германские племена), наименее культурные.

Свободная Галлия распадалась на множество самостоятельных племен, враждовавших друг с другом. Некоторые из них стояли еще на уровне ро­дового быта, у других уже наблюдалась значительная социальная диффе­ренциация, позволяющая говорить о примитивно-рабовладельческих от­ношениях. Правящим слоем являлась племенная знать, обладавшая боль­шим количеством рабов и зависимых людей (амбактов). К этой знати принадлежали племенные вожди.

Большим влиянием в Галлии пользовались жрецы-друиды. Они были толкователями права и хранителями вековой мудрости кельтов. Искусст­во предсказаний и гаданий соединялось у них с зародышами положитель­ных знаний.

Галлия была плодородной, густо населенной страной. Основой эконо­мической жизни являлись земледелие и скотоводство, лесные промыслы, ремесла. Разделение труда достигло уже известной степени развития. На этой почве возникли многочисленные укрепленные центры полугород­ского типа: Герговия (около современного г. Клермон-Феррана), Бибракте (Отен), Алезия (Ализ-Сент-Рэн), Лютеция (Париж), Аварик (Бурж), Ценаб (Орлеан) и другие. В них окрестное население укрывалось от врагов и собирались племенные ополчения. Там жили туземные ремесленники и устраивались ярмарки, куда съезжались римские и греческие купцы. Гал­лия славилась большим количеством золота.

Когда Цезарь в 58 г. прибыл в Провинцию, в собственно Галлии было весьма тревожное положение. В той части страны, которая непосредственно примыкала к Провинции, уже давно боролись за власть три племени: эдуи, секваны и арверны. Эдуи придерживались римской ориентации и счита­лись союзниками римлян, секваны и арверны тяготели к зарейнским гер­манцам. По просьбе секванов, вождь германского племени свевов Ариовист с большим отрядом перешел Рейн и после долгой борьбы победил эдуев (около 60 г.). За эту помощь секваны принуждены были уступить Ариовисту часть своих земель (в теперешнем Эльзасе).

В связи с вторжением германцев пришли в движение гельветы — пле­мя, населявшее западную часть современной Швейцарии. В поисках сво­бодных земель они решили переселиться к устью Гарумны. Для этого им необходимо было пройти через Провинцию. Цезарь категорически вос­противился движению через римскую территорию большого племени, на­считывавшего, по словам Цезаря, около 300 тыс. человек. Чтобы поме­шать гельветам, он явился к северным границам Провинции.

Тогда гельветы избрали другой путь и двинулись через области секванов и эдуев. Это явилось для Цезаря поводом вмешаться в галльские дела. Он перешел границы своей провинции и в июне 58 г. нанес гельветам тя­желое поражение при Бибракте. После этого уцелевшая часть племени должна была вернуться обратно и заключить союз с Римом.

Повернув навстречу преследователям, гельветы дали бой. У них все еще оставалось около 70 тыс. воинов против 30 тыс. легионеров, приблизительно 20 тыс. галльских вспомогательных войск и 4 тыс. галльской кавалерии у Цезаря. Поражение в предстоящем сражении обернулось бы для Цезаря катастрофой, и потому он отобрал у всех командиров лошадей, приказав им стоять до последнего и не отсту­пать ни при каких обстоятельствах. Отбросив противника к собствен­ному лагерю, римляне неожиданно увидели, как в ряды его вливают­ся женщины и дети. В яростной битве полегло 130 тыс. гельветов любого пола и всех возрастов. Потери римлян точно неизвестны, но явно были тяжелыми. Остаток гельветов покорился и вернулся к себе домой, к востоку от Юры, как требовал Цезарь.

Следующей задачей было уничтожить влияние германцев. Цезарь хо­тел борьбу с Ариовистом представить как общее дело всей Галлии. С этой целью летом 58 г. в Бибракте под римским влиянием был созван съезд представителей галльских племен, который обратился к Цезарю с просьбой защитить их от германцев. Так как Ариовист отказался исполнить рим­ские требования, Цезарь объявил ему войну. Это было первое серьезное испытание для римлян в Галлии. В армии появились панические настрое­ния, и только энергии Цезаря удалось их преодолеть. Осенью 58 г. в Верх­нем Эльзасе, недалеко от Рейна, Ариовисту было нанесено сокрушитель­ное поражение. Преследование разбитого противника продолжалось до самой реки. Только немногим германцам вместе с Ариовистом удалось переплыть на правый берег.

Германское племя свевов под предводительством вождя Ариовиста терроризовало традиционно союзные Риму галльские племена эдуев, арвернов и секванов в регионе, позже включившем французские исторические области Эльзас и Франш-Конте. Галлы попросили Цезаря о помощи и, хотя германцев римляне уважали и боялись еще больше, чем галлов, Цезарь не отверг просьбу. Армии Цезаря и Ариовиста осторожно маневрировали в регионе восточнее от Везонтио (совр. город Безансон). У Цезаря было около 50 тыс.[317] человек; у Ариовиста, вероятно, 75 тыс. Около современных Бельфора, Мюлуза (Мюльхаузена), или Серне, Цезарь 10 сентября улучил благо­приятную возможность для сражения. Римляне располагались в двух укрепленных лагерях. Спровоцированные Цезарем, германцы напа­ли на один из них. Силами двух легионов их атака была успешно отражена, а потом Цезарь, соединив силы, перешел в контрнаступ­ление. Германцы были совершенно разгромлены; остатки их, пре­следуемые Цезарем по пятам, бежали обратно за Рейн. Отныне боль­шая часть Центральной Галлии признала римское господство. Це­зарь встал на зимние квартиры близ Везонтио.

Таким образом, римляне впервые достигли Рейна, который с тех пор надолго стал восточной границей их владений в Галлии. Для того чтобы лучше удержать линию Рейна, Цезарь оставил на его левом берегу ряд мелких германских племен, которые за это должны были защищать Гал­лию от своих же соотечественников на правом берегу. Цезарь первый на­чал политику использования варваров против варваров же, которую позд­нее стали проводить римские императоры. Эта политика долго давала бле­стящие результаты, пока, наконец, в последние века Империи, не обратилась против самих же римлян.

Успехи Цезаря в 58 г. сделали его фактически повелителем всей Цент­ральной Галлии. Но белги, равно как племена в Бретани и Нормандии[318], еще не испытали силы римского оружия и не склонны были без борьбы подчиниться Цезарю, тем более что между зарейнскими германцами и белгами существовала тесная связь. У устья Рейна германские племена гото­вились переправиться через реку. Поэтому в 57 г. Цезарь с 8 легионами выступил против белгов. Их храбрые племена оказали отчаянное сопро­тивление. В решительной битве с нервиями судьба всей римской армии и жизнь главнокомандующего висели на волоске. Однако более высокая во­енная техника римлян и отсутствие единства среди белгов дали Цезарю победу. Одни за другими покорились племена суессионов (около Суассона), амбианов (около Амьена), белловаков и, наконец, нервиев.

Белги (собирательное название смешанных с германскими выход­цами кельтских племен белловаков, свессионов, моринов и других, обитавших на северо-востоке Галлии) были встревожены двумя ус­пешными кампаниями Цезаря на южных границах их владений. Со­ставив против римлян коалицию, они вознамерились двинуться на юг силами примерно 300 тыс. воинов. Узнав об этом, Цезарь нанес удар прежде, чем они успели подготовиться. С 40 тыс. легионеров и 20 тыс. вспомогательных войск он, вероятно, в апреле вторгся в Белгику.

Поспешно собрав войско численностью от 75 тыс. до 100 тыс. чело­век, белги под предводительством Гальбы, царя Сюиссона (совр. го­род Суассон), попытались остановить Цезаря у Аксоны. Он нанес им поражение, затем проник глубже на север, в Белгику. Большая часть племен покорилась. Однако другие, ведомые воинственным германским племенем нервиев (или, иначе, нервийцев), обитавших между реками Сабис (совр. Самбр) и Скальд (совр. Шельда), приго­товились к дальнейшей войне.

Наступая без достаточной разведки, Цезарь готовился разбить ла­герь на берегу Сабиса, когда на него обрушилось войско нервиев, насчитывавшее до 75 тыс. человек. К счастью, легионы не впали в панику. Битва была отчаянной. Цезарь переходил от легиона к леги­ону, сражаясь в первых рядах и воодушевляя своих людей, которым приходилось тяжело. Отразив несколько атак, римляне перехватили инициативу. Нервии потеряли около 60 тыс. убитыми, потери рим­лян были столь же велики.

Но почти сейчас же (зимой 57/56 г.) началось восстание в нынешних французских провинциях Бретани и Нормандии. Оно быстро распростра­нилось на все побережье от р. Лигера (Луара) до Рейна. Восставшие ожи­дали помощи от кельтов Британии и от зарейнских германцев. Цезарь не мог терять ни секунды. Он послал одного из своих легатов, Тита Лабиена, с конницей к Рейну, чтобы подавить брожение белгов и помешать пере­праве германцев. Три легиона были направлены в Нормандию. Сам Це­зарь с главными силами вторгся в область венетов (в Бретани), которая являлась главным очагом восстания. Но сухопутных сил было недоста­точно, так как прибрежные племена обладали сильным флотом. Римляне построили некоторое количество мелких судов на Луаре, присоединив к ним суда от союзных кельтских общин. Этим сборным и слабым флотом командовал легат Цезаря Децим Брут. Несмотря на превосходства флота венетов, римляне одержали победу. С помощью серпов, привязанных к длинным шестам, они перерезали канаты, связывавшие реи с мачтами. Бла­годаря этому суда противника теряли управление и брались на абордаж. Уничтожение флота привело к быстрому подавлению движения, так как восставшие лишились подвоза подкреплений и продовольствия с моря.

Теперь вся Галлия была покорена и объявлена римской провинцией. Блес­тящие успехи Цезаря вызвали восторг и удивление в Риме. В конце 57 г., когда Цезарь на зиму вернулся в Северную Италию[319], сенат приказал устроить торже­ственные благодарственные молебствия в течение 15 дней. Однако именно бла­годаря растущей популярности Цезаря сенаторская партия, особенно после воз­вращения Цицерона и Катона, сплотила свои ряды. Немалую роль здесь играла зависть Помпея к Цезарю, которая быстро прогрессировала по мере успехов в Галлии. Все это вызвало необходимость свидания триумвиров.

Весной 56 г. они встретились в г. Луке, в Северной Этрурии. Об огром­ном влиянии, которым пользовались триумвиры, это неофициальное пра­вительство, говорит тот факт, что вместе с ними в Луку приехало более 200 сенаторов, 120 ликторов сопровождали должностных лиц, съехавшихся в Луке. Личная встреча укрепила союз. Был принят ряд важных решений. Триумвиры условились продлить полномочия Цезаря, истекавшие в кон­це 54 г., еще на 5 лет с правом довести армию до 10 легионов. После этого Цезарь получал консульство на 48 г. Помпей и Красс должны были стать консулами в 55 г., после чего получить на 5 лет управление провинциями: Помпей — обеими Испаниями, Красс — Сирией.

Лукские решения были проведены через народное собрание, несмотря на сопротивление противной партии. Помпей и Красс отбыли консульство в 55 г. В Испанию Помпей не поехал, но остался в Риме, управляя провин­циями через своих легагов. Красс же еще в конце 55 г. отправился на Вос­ток. Там он начал войну с парфянами, хотя те не давали к этому ни малей­шего повода. Но Крассу мешали спать лавры Цезаря и Помпея, а его алч­ность рисовала ему несметную добычу, которая попадет в его руки.

Первый год войны прошел для римлян довольно удачно. Красс пере­шел Евфрат и захватил несколько крепостей в Месопотамии. Но в 53 г. разразилась катастрофа. Красс углубился в безводные пространства Се­верной Месопотамии. Парфянская конница отступала, заманивая римлян все дальше и дальше в глубь пустыни. Недалеко от г. Карр, где стоял рим­ский гарнизон, Красса встретили главные парфянские силы, состоявшие из великолепной конницы (лето 53 г.). Боевые качества римской пехоты оказались бесполезными в столкновении с тяжеловооруженными парфян­скими всадниками, одетыми вместе с лошадьми в кольчугу, и с легкой ка­валерией, осыпавшей римлян стрелами из своих дальнобойных луков. Передовой римский отряд в 6 тыс. человек под начальством сына Красса почти весь погиб. Молодой Красс и большинство командного состава, не желая сдаваться в плен, кончили жизнь самоубийством.

После этого парфяне напали на главные силы Kpaссa. Неся огромные потери, римляне отступили в Карры. Но долго оставаться там они не мог­ли из-за недостатка продовольствия. Остатки армии стали отступать в сто­рону Армении. Римляне находились уже почти в безопасности, когда были настигнуты парфянами. Деморализованные солдаты заставили Красса всту­пить в переговоры, во время которых он сам и его штаб были убиты.

Почти вся армия Красса, в начале похода насчитывавшая более 40 тыс. человек, частью погибла, частью попала в плен. Только конному отряду под командой квестора Гая Кассия Лонгина и мелким разрозненным груп­пам удалось перейти обратно Евфрат.

Битва при Каррах произвела огромное впечатление как в Риме, так и на Востоке. Римское общественное мнение чрезвычайно болезненно реаги­ровало на то, что орлы легионов[320] попали в руки парфян и что тысячи рим­ских пленных изнывали на тяжелых работах в далеких восточных оазисах. На Востоке поражение римлян вновь оживило надежды на освобождение. В Иудее, раздраженной тем, что Красс разграбил сокровища иерусалим­ского храма, вспыхнуло восстание. Парфяне вновь завладели Месопота­мией и в 51 г. перешли Евфрат. Однако энергичный Гай Кассий подавил иудейское восстание и организовал оборону Сирии. Парфяне не смогли взять Антиохии и на обратном пути потерпели поражение. Вскоре после этого они оставили Сирию из-за раздоров, вспыхнувших при парфянском дворе.

Гибель Красса означала прекращение триумвирата, — впрочем, он рас­пался бы и без этого. Смерть Красса только ускорила его конец.

Завершив к 55 г. завоевание Галлии, Цезарь должен был подумать о закреплении своих завоеваний. Основной задачей было обеспечение гра­ниц новой провинции. Зарейнские германцы и британские кельты явля­лись постоянной угрозой для римского мира. Зимою 56/55 г. германские племена узипетов и тенктеров с женами и детьми в большом количестве переправились через Рейн в нижнем его течении. Хотя они сделали это, по-видимому, без агрессивных намерений, а только в поисках свободных мест для поселений, Цезарь вероломно напал на них во время перегово­ров и большую часть уничтожил. Лишь немногие спаслись за Рейн и на­шли приют у племени сугамбров. Цезарь решил перейти через Рейн, что­бы нагнать страх на германцев и предупредить всякие дальнейшие попыт­ки нарушить рейнскую границу. В течение 10 дней через реку был построен свайный мост[321]. Цезарь переправился через реку, но сугамбры отступили в глубь страны. После 18-дневного пребывания на правом берегу римляне вернулись обратно, разрушив мост.

Зимой два германских племени — узипеты и тенктеры — перепра­вились через Рейн в Галлию, обосновавшись в нижнем течении реки Маас (или, иначе, Мез) близ современного города Маастрихт. При общей численности около 430 тыс. человек, они могли выставить более 100 тыс. воинов. Выйдя в мае к Маасу, Цезарь вступил в переговоры с германцами с целью убедить их вернуться за Рейн. Узнав, что под прикрытием переговоров они планируют предатель­ское нападение, Цезарь решил примерно наказать их, чтобы пре­дупредить дальнейшие германские вторжения. Сам употребив хит­рость, он, не прерывая переговоров, внезапно обрушился на гер­манцев. Сражение произошло где-то между Маасом и Рейном. Покончив с германским войском, римляне затем поголовно истре­били женщин и детей. Политические противники Цезаря в Ри­ме пришли в негодование от столь явной жестокости. Цезарь, од­нако, настаивал, что было необходимо любым, пусть и столь ради­кальным способом, предотвратить дальнейшие германские наше­ствия.

В июне 55 года неподалеку от современного Бонна Цезарь построил через Рейн большой мост — несомненный подвиг римского строи­тельного гения. Перейдя по нему в германские земли, он провел масштабную акцию запугивания, заставив несколько племен изъя­вить покорность Риму, после чего вернулся в Галлию, уничтожив на всякий случай мост.

Поход в Германию преследовал скорее морально-политическую, чем военную цель: галлы и германцы должны были лишний раз убедиться в могуществе римлян, а военная слава Цезаря еше более выросла: ведь он был первым римским полководцем, перешедшим Рейн.

В том же 55 г., но уже осенью, Цезарь переправился в Британию, чтобы наказать британцев за помощь, которую они неоднократно оказывали гал­лам. С двумя легионами он высадился на острове. Туземцы оказали ему сильное сопротивление, а римский флот пострадал от шторма. Поэтому Цезарь вернулся обратно, ничего не добившись.

В 3 часа утра флотилия римлян снялась с якоря и при попутном вет­ре пошла к берегам Британии. Конница была погружена на суда в 10 км от Итиуса. В 10 часов утра следующего дня главная флотилия уже подходила к британскому берегу. Наблюдательные посты бри­танцев своевременно заметили приближавшуюся римскую флоти­лию и подняли тревогу. Пехота, конница и боевые колесницы бри­танцев изготовились к бою, чтобы воспрепятствовать высадке рим­ских легионов.

Флотилия римлян бросила якорь, но высокий и обрывистый берег был неудобен для высадки. Сразу же сказались результаты плохо организованной разведки. Цезарь приказал двигаться вдоль бере­га. Британцы следовали по берегу, выслав вперед конницу и бое­вые колесницы. Пройдя около 10 км, флотилия достигла низкого и открытого берега. Здесь Цезарь решил произвести высадку. Вос­пользовавшись ветром и приливом, римляне пристали к берегу, но при попытке высадиться были встречены меткой стрельбой бри­танцев из луков, контратаками колесниц и конницы. Высадка за­труднялась мелководьем, а также тяжестью вооружения и снаря­жения римских воинов. Для обеспечения высадки десанта Цезарь выдвинул на фланги своей флотилии боевые корабли, с которых метательные машины начали обстрел флангов боевого порядка бри­танцев. Воспользовавшись замешательством в рядах противника, легионеры по примеру знаменосца 10-го легиона бросились в воду, а затем, выйдя на берег, атаковали британцев с фронта и отбросили их от берега. Однако отсутствие конницы у римлян не позволило им развить успех. Легионы расположились на берегу в укреплен­ном лагере. Только через четыре дня показались 18 римских судов с кавалерией. Начавшаяся буря отбросила часть их обратно к бере­гам Галлии, часть — к западным берегам Британии. Вслед за этим большой морской прилив затопил часть лагеря и повредил многие суда. Все эти крупные неполадки были следствием плохой органи­зации десантной операции.

Британцы продолжали оказывать упорное сопротивление римлянам. Они внезапно окружили и атаковали находившийся на рекогносци­ровке 7-й легион, который выручили лишь своевременно подошед­шие к нему на помощь сторожевые когорты 10-го легиона. Особен­но трудно было бороться римлянам с конницей и боевыми колесни­цами британцев. «Сначала, — писал Цезарь, — их гонят кругом по всем направлениям и стреляют, причем большей частью расстраива­ют неприятельские ряды уже страшным видом коней и стуком ко­лес; затем, пробравшись в промежутки между эскадронами, британ­цы соскакивают с колесниц и сражаются пешими. Тем временем воз­ницы мало-помалу выходят из линии боя и ставят колесницы так, чтобы бойцы, в случае, если их будет теснить своей многочисленно­стью неприятель, могли легко отступить к своим. Таким образом, в подобном сражении достигается подвижность конницы в соедине­нии с устойчивостью пехоты».

Британцы пользовались каждой оплошностью римлян, устраивали засады и организовывали внезапные нападения, нанося врагу значи­тельные потери. Корабли же Цезаря оказались в плохом состоянии. Не достигнув намеченных целей, так как британцы не позволили римлянам удалиться от берега, Цезарь на восемнадцатый день после высадки «...выждал подходящей погоды и вскоре после полуночи снялся со своим флотом с якоря». Возвращение было таким же не­организованным, как и высадка, чем воспользовалось племя моринов, напавшее на римский отряд, высадившийся отдельно от глав­ных сил.

Так закончился первый поход римлян под командованием Цезаря в Британию. Сведения о стране, полученные в результате этого похо­да, оказались очень скудными; проникнуть в глубь острова римля­нам не удалось. «Два вторжения (за Рейн и в Британию), — отметил Наполеон, — которые предпринимал Цезарь в эту кампанию (чет­вертую), оба были лишь подготовительными, и ни то, ни другое не имели успеха». Касаясь причин неудачи Цезаря, Наполеон сделал следующее замечание: «Двух легионов оказалось недостаточно; нуж­но было, по меньшей мере, четыре; у него не было кавалерии — рода войск, без которого нельзя обойтись в такой стране, как Анг­лия. Цезарь недостаточно подготовился к такому важному предпри­ятию; он подвергся насмешкам, и самое возвращение без потерь со­чли за проявление его неизменного счастья».

Весной следующего года экспедиция была повторена. На этот раз Це­зарь подготовил ее гораздо лучше. С флотом из 800 судов и с 5 легионами он пересек канал. Британцы в первый момент отступили. Но затем их вождь Кассивелавн попытался организовать сопротивление. Цезарь разбил его, пересек Темзу около Лондиния (Лондон) и взял главное укрепление Кассивелавна. После этого британцы выразили покорность. Они дали залож­ников и обещали платить дань. Цезарь удовольствовался этим обещанием и вернулся в Галлию. Однако реальных результатов, кроме морального эффекта, и этот поход почти не дал.

Походы римлян в Британию выявили значение флота в десантной операции и показали, что успех определяется прежде всего господ­ством на море. В то же время они показали, что флот, которого не имели британцы, является одним из важных средств обороны побе­режья.

Для активной обороны британцы искусно использовали боевые кодесницы. В 55 г. до н. э. у римлян конницы не было, вследствие чего они не могли оторваться от берега. В 54 г. до н. э. римская армия имела конницу и поэтому продвинулась до реки Темзы. Однако ма­лая численность конницы не позволила римлянам развить успех и проникнуть в глубь острова. Успешную борьбу с подвижными войс­ками могут вести лишь войска, имеющие по крайней мере не мень­шие маневренные возможности, чем противник. Для развития успе­ха десантной операции силы и средства наступления должны пре­восходить силы и средства обороны на данном направлении в данное время. Этого не было у Цезаря, который предпринял два похода в Британию с недостаточными силами и средствами. Цезарь отмечал, что эти походы убедили его в непригодности во­оружения, боевых порядков и тактики римской тяжелой пехоты для борьбы с подвижными британцами. «К тому же, — писал он, — вра­ги никогда не сражались густыми массами, но обыкновенно малень­кими группами и на большом расстоянии одна от другой. Повсюду у них были расставлены сторожевые посты, так что одни регулярно сменяли другие и вместо уставших заступали неутомленные бойцы со свежими силами». Чтобы отвлечь римскую конницу и оторвать ее от пехоты, британцы часто обращались в притворное бегство, а затем внезапно обрушивались на пехоту противника превосходящи­ми силами. Для успешной борьбы с противником надо хорошо знать его армию и приемы ведения им войны и боя, а Цезарь во время по­ходов в Британию таких сведений не имел.

Быстрое возвращение из Британии было ускорено тревожными извес­тиями, идущими из Галлии. Там росло недовольство и подготовлялся взрыв. Он разразился зимой 54/53 г. в стране белгов. 6 римских легионов стояли на зимних стоянках довольно далеко друг от друга. Этим воспользовались восставшие. 15 когорт, зимовавших в области эбуронов, были целиком уничтожены. Цезарь, зимовавший около Амьена, явился на помощь. Од­ного его появления было достаточно, чтобы восстание пошло на убыль.

Восстания в Галлии 54—53 гг.

Волнения кипели по всей Галлии. Воинственные племена, которые могли выставить, возможно, более миллиона бойцов, начали пони­мать, что были побеждены армией, численность которой редко пре­восходила 50 тысяч человек. Самое серьезное восстание было под­нято нервием Амбиориксом. Он ухватился за возможность, предо­ставленную ему расположением немногочисленных римских гарни­зонов в восьми зимних лагерях, разбросанных по всей Северной Гал­лии. Сперва Амбиорикс напал под Адуатукой на Титурия Сабина. Убедившись в неэффективности штурма и бесперспективности за­тяжной осады, он предложил выпустить римлян из лагеря, чтобы они могли соединиться с другими легионами. На марше римляне под­верглись предательскому нападению и были уничтожены; погиб и Титурий Сабин. Затем около современного Бинча Амбиорикс напал на укрепленный лагерь Квинта Цицерона. После отражения атаки он попытался выманить Цицерона на открытое место, как проделал это с Сабином; тот отказался, и осада продолжалась. Посланец Ци­церона нашел Цезаря на севере Центральной Галлии. Собрав все силы, оказавшиеся под рукой (около 7 тыс. человек), Цезарь поспе­шил на выручку. Оставив значительные силы осаждать лагерь Цице­рона, Амбиорикс во главе шестидесятитысячного войска двинулся ему навстречу к Сабису. Симулируя нерешительность, Цезарь спро­воцировал Амбиорикса на неосторожную атаку, а затем энергично контратаковал сам, прогнав галлов с поля — прекрасный пример смелости и находчивости Цезаря. Правда, ему всегда сопутствовала и неизменная удача, но и она отчасти была сотворена неустанной энергией и удивительной жизненностью, которые всегда давали Це­зарю возможность перехватить у противника инициативу, невзирая на численный перевес или неблагоприятные обстоятельства. Про­должая наступать, Цезарь деблокировал лагерь Цицерона. Тем вре­менем также подвергшийся нападению Лабиен успешно отразил гал­лов и присоединился к Цезарю, который, собрав свои силы воедино, перевел их на более безопасные зимние квартиры.

С наступлением весны начались жестокие карательные экспедиции. Цезарь пополнил свои потери тремя новыми легионами (из них один он взял «взаймы» у Помпея). Восставший племена были беспощадно наказа­ны. Так как на помощь галлам приходили из-за Рейна свевы, Цезарь в 53 г. вновь вторгся в Германию. Мост через Рейн был построен по течению реки выше прежнего. Но и на этот раз германцы не дали Цезарю удовольствия разбить себя, отступив от реки на восток. Цезарь сохранил мост, оставив для защиты его предмостное укрепление с гарнизоном. Поздней осенью Цезарь, как обычно, приехал в Северную Италию.

В Галлии, казалось, царило спокойствие могилы. Но на этот раз опыт­ный глаз Цезаря и его разведка обманули его: под внешне спокойной по­верхностью шло сильнейшее брожение и подготовлялось общее восста­ние всей Галлии. Отсутствие Цезаря казалось самым подходящим момен­том для его начала. Сигнал был подан в Ценабе (Орлеан), где зимой 53/52 г. в определенный день вырезали всех находившихся там римлян. После этого восстание начало распространяться со страшной быстротой.

Его душой стало племя арвернов, долгое время сохранявшее верность Риму. Вождем антиримской партии там был Верцингеторикс, человек из знатного рода, мужественный, умный и благородный. Он опирался, глав­ным образом, на демократические элементы. Восставшие провозгласили его царем арвернов и вождем всей Галлии.

Римские войска очутились в чрезвычайно трудном положении: Цезарь отсутствовал; эдуи, старые друзья римлян, начали колебаться; отдельные отряды повстанцев появились даже в Провинции. В этот момент приехал Цезарь, срочно вызванный из Италии. В его распоряжении находилось око­ло 60 тыс. человек, в пять раз меньше, чем у Верцингеторикса. Только быстрота действий могла его спасти.

Позаботившись, в первую очередь, о защите Провинции, он собрал свои войска и, искусно маневрируя, нанес несколько ударов повстанцам: сжег Ценаб и после долгой осады взял Аварик. Затем Цезарь, послав Лабиена с частью войск против паризиев[322], сам с 6 легионами вторгся в область арвернов и подошел к их столице Герговии. Верцингеторикс собрал в город большие запасы продовольствия, а сам разбил укрепленный лагерь под стенами. У Цезаря не оказалось достаточных сил для осады. Попытка взять лагерь штурмом была отбита, и Цезарю пришлось отступить.

Это была крупная неудача, которая вызвала отпадение эдуев, а затем и белгов, до тех пор державшихся спокойно. В эту грозную минуту развер­нулся в полном блеске военный гений Цезаря. Он двинулся на север и соединился с Лабиеном, который тоже должен был отступить из бассейна Сены. Затем соединенные римские силы пошли на юг, чтобы защитить Провинцию. По дороге Верцингеторикс атаковал Цезаря крупными мас­сами конницы, но был разбит. Тогда он отступил в Алезию, где сосредото­чил свои основные силы. Под стенами города, как и при Герговии, галлы устроили укрепленный лагерь.

Но теперь у Цезаря было больше войск и он смог окружить Алезию двойной линией укреплений: одна, внутренняя, была направлена против города, другая, внешняя, — против возможных попыток галлов освобо­дить осажденных.

Гарнизон Алезии превышал 80 тыс. человек. Вместе с гражданским населением это составляло такое большое количество людей, которое не­возможно было прокормить. Поэтому для Верцингеторикса снятие осады стало вопросом жизни или смерти. Он обратился к вождям галлов с при­зывом спешить на освобождение Алезии. Со всех концов страны собра­лось огромное ополчение, превышавшее 200 тыс. человек. Осажденные сделали вылазку, и одновременно позиции Цезаря были атакованы извне. В одном месте галлам удалось прорвать римскую линию, но Лабиен, по­сланный сюда Цезарем с резервами, ликвидировал прорыв. Штурм был отбит, после чего галльское ополчение распалось, а голод вынудил Верцингеторикса сдаться на милость Цезаря. Шесть лет спустя он шел перед триумфальной колесницей Цезаря, а потом был казнен.

Таким образом, под стенами Алезии была решена судьба одного из самых крупных восстаний галлов против римского владычества. Для борьбы с римлянами объединилась большая часть племен, населяв­ших Галлию. Однако внутренние противоречия, межплеменная борь­ба и продажность племенных вождей ослабили силу сопротивления галлов. Отсутствие прочного политического единства было основ­ной причиной несогласованности военных действий галлов. Римская армия довольно удачно маневрировала на театре военных действий. Раздробленность сил противника способствовала сосре­доточению легионов. Недостаток сил римляне восполняли быстро­той действий. Политика Цезаря была направлена на обострение у галлов межплеменной борьбы, на распыление сил восставших пле­мен. Одним из важных результатов этой политики была изоляция Верцингеторикса в Алезии.

Несмотря на большие осадные работы и наличие относительно хо­рошей техники, римским легионам не удалось взять крепость. Толь­ко голод заставил гарнизон Алезии сложить оружие. При осаде Алезии сказались преимущества римского осадного ис­кусства. Римские легионы в короткий срок создали большие оборо­нительные сооружения, устоявшие и перед гарнизоном Алезии, и перед войсками, пришедшими ему на выручку.

Сдача Верцингеторикса окончательно решила судьбу Галлии. В 51 г. были подавлены последние очаги восстания. В 50 г. Цезарь вернулся в Цизальпинскую Галлию, встреченный с величайшим почетом.

Итоги завоевания Галлии были чрезвычайно велики. Плутарх говорит[323], что Цезарь за те неполные 10 лет, которые он воевал в Галлии, взял штур­мом более 800 городов, покорил 300 племен и воевал в общей сложности с 3 млн человек, из которых 1 млн уничтожил и столько же захватил в плен. В руки римлян попала колоссальная добыча. Было захвачено так много золота, что оно сильно упало в цене. Обогатился сам Цезарь и его помощники — Лабиен, Мамурра и другие. Обогатились стаи хищников, хлынувших в Галлию. На почве разграбления Галлии создался необычай­ный спекулятивный подъем 50-х гг., за что всадники носили Цезаря на ру­ках. Огромные богатства давали Цезарю возможность вести в Риме гран­диозную демагогическую политику, прибегая к прямому подкупу, устраи­вая зрелища, раздачи, возводя постройки и т. п. Влияние Цезаря у городской массы достигло высшей точки. Наконец, галльские походы создали Цеза­рю прекрасную закаленную и дисциплинированную армию, готовую идти за своим императором, куда он захочет. В галльских войнах развился и окреп военный гений Цезаря.

Общественное мнение Рима по-разному реагировало на победы Це­заря в Галлии. Кто-то восхищался ими, прославлял Цезаря и его сол­дат, кто-то быстро оценил выгоду для Рима в приобретении новых богатых провинций, а кто-то с тревогой взирал на растущие богат­ство, власть и амбиции Цезаря. Десятки резких эпиграмм, направ­ленных против Цезаря и его друзей, появлялись в Риме в 50-е гг. Не остался в стороне от политики и великий римский поэт Гай Валерий Катулл, в нескольких стихотворениях едко высмеявший пороки Це­заря и его полководцев. Особенно досталось Мамурре, командиру инженерных частей (praefectus fabrum) в войске Цезаря.

XXIX

Кто видеть может это, в силах кто стерпеть? Лишь плут, игрок, похабник беззастенчивый! В руках Мамурры все богатства Галлии, Все, чем богата дальняя Британия! Ты видишь это, Ромул, и снести готов? Ты, значит, плут, похабник беззастенчивый! А он теперь, лоснящийся, напыщенный, В чужих постелях знай себе валяется, Петух, самец блудливый, жеребец лихой! Ты видишь это, Ромул, и снести готов? Ты, значит, плут, похабник беззастенчивый! Затем ли на далекий остров Запада Ходил ты, цвет и слава победителей, Чтобы вот этот твой кобель потрепанный За сотней сотню расточал и тысячу? Чудовищная щедрость, невозможная! Неужто мало промотал, растратил он? Сначала деньги прокутил отцовские, Затем ограбил Понт, затем Иберию, Где Таг течет, река золотоносная, Теперь дрожат Британия и Галлия. Зачем с негодным нянчитесь? Годится он Лишь на одно — имущество проматывать! Не для него ль вы город погубили наш, О зять и тесть, властители могучие?

LVII

Чудно спелись два гнусных негодяя, Кот Мамурра и с ним похабник Цезарь! Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна На развратнике римском и формийском. Оба мечены клеймами распутства, Оба гнилы и оба полузнайки, Ненасытны в грехах прелюбодейных, Оба в тех же валяются постелях, Друг у друга девчонок отбивают. Чудно спелись два гнусных негодяя!

(Пер. С. Апта)

После консульства Красса и Помпея в Риме все более углублялся по­литический кризис, мало-помалу превратившийся в настоящую анархию. На выборах происходили форменные сражения. Выборы консулов и пре­торов на 53 г. не могли из-за этого состояться в течение 7 месяцев.

Эта анархия отчасти была естественным результатом прогрессирую­щей деморализации городской толпы, отчасти же искусственно поддержи­валась Цезарем и Помпеем через их агентов. Политическая анархия была выгодна для того и другого, так как требовала сильной руки диктатора.

Главными вождями толпы были Клодий и Милон, являвшиеся сопер­никами. У каждого были наемные отряды, состоявшие из рабов и город­ского люмпен-пролетариата, с которыми они устраивали всевозможные бесчинства и насилия. Высшей точки беспорядки достигли в начале 52 г. При случайной встрече на Аппиевой дороге Клодий был убит по приказа­нию Милона. Толпа устроила убитому грандиозные похороны на форуме и при этом сожгла здание сената (Гостилиеву курию).

Тогда Помпей был назначен сенатом на 2 месяца консулом без товари­ща (sine collega). А так как он обладал еще и проконсульской властью, то фактически это была диктатура. Помпей с помощью вооруженной силы быстро восстановил порядок.

Во время своей диктатуры Помпей провел ряд строгих уголовных зако­нов против виновных в насилиях, подкупах и т. п. Были пересмотрены спис­ки судей и начались многочисленные процессы против виновников беспо­рядков. Помпей добился продления своего командования в Испании еще на 5 лет, не оговорив аналогичной меры по отношению к Цезарю. Вдобавок он провел закон, согласно которому провинциальные наместничества впредь должны были даваться консулам и преторам не сейчас же после окончания их служебного года, а спустя 5 лет. Эта мера, как увидим ниже, была на­правлена прямо против Цезаря. Таким образом, разрыв между бывшими триумвирами фактически совершился. Цезарь, занятый подавлением вели­кого галльского восстания, пока не мог принять никаких контрмер.

Разрыв между Цезарем и Помпеем был неминуем. Триумвират, как мы видели, являлся только временным компромиссом. В 54 г. умерла Юлия, дочь Цезаря и супруга Помпея. При жизни она своим прекрасным харак­тером и своей любовью к отцу и мужу сглаживала те трения, которые воз­никали между ними. Теперь ее благотворное влияние кончилось. В 53 г. погиб Красс. С его смертью триумвират юридически и фактически распал­ся. Таким образом, всякие буферы между обоими соперниками исчезли и должно было совершиться неизбежное.

Чем больше росли могущество Цезаря и его популярность, тем глубже делалась пропасть между ним и Помпеем, и тем надежнее становилась по­чва для сближения между Помпеем и оптиматами. В глазах сената оба — и Цезарь, и Помпей — были потенциальными диктаторами, следовательно, врагами, стремящимися уничтожить олигархическую республику. Но по закону наименьшего зла, конечно, нужно было предпочесть Помпея. Це­зарь был сильнее, следовательно, опаснее. Помпей же с его вечной нереши­тельностью и колебаниями мог разыгрывать неопределенно долго роль «пер­вого гражданина», принцепса, как его назвал Цицерон, а вовсе не диктато­ра, стремящегося к открытой монархии, в чем не без основания подозрева­ли Цезаря. Так в 52—51 гг. образовался союз между Помпеем и сенатом.

Уже в 51 г. начались споры о том, когда кончаются полномочия Цеза­ря. Формально они истекали 1 марта 49 г. В должность же консула, обе­щанную ему лукским соглашением, он мог вступить только 1 января 48 г. Получался, следовательно, 10-месячный промежуток, в течение которого Цезарь в качестве частного человека легко мог быть привлечен к суду про­тивной стороной (поводов к этому галльские войны давали сколько угод­но). По старым правилам преемником Цезарю в Галлии можно было на­значить только кого-нибудь из должностных лиц 49 г., т. е. этот преемник сменял его 1 января 48 г. Следовательно, Цезарь до прибытия смены со­хранял проконсульскую власть 10 месяцев, продолжая, таким образом, оставаться должностным лицом. Но, по закону Помпея 52 г., преемником Цезаря необходимо было назначить кого-нибудь, кто уже отбыл свою долж­ность за 5 лет до этого. Таких лиц было немало, и, следовательно, Цезаря можно было сменить 1 марта 49 г.

К этому сложному юридическому вопросу присоединился другой, не менее сложный: должен ли Цезарь лично явиться в Рим, чтобы выставить свою кандидатуру в консулы на 48 г.? В сенате шли бесконечные споры между сторонниками и противниками Цезаря. Его представителем в пере­говорах с сенатом являлся народный трибун 50 г. Гай Скрибоний Курион. Последний предложил компромисс: Цезарь и Помпей должны сложить полномочия одновременно. Сенат согласился с этим предложением и во­тировал соответствующее постановление. Но Помпей категорически от­казался повиноваться.

Цезарь, который в конце 50 г. находился в Равенне, прислал весьма дипломатичное письмо в сенат, в котором выражал согласие на дальней­шие уступки. Письмо было оглашено Курионом в заседании сената 1 ян­варя 49 г. Сначала большинство сенаторов были настроены примиритель­но. Но Помпей и его сторонники открытыми угрозами заставили сенат сделать постановление, чтобы в ближайшее время Цезарь передал свои провинции назначенным преемникам и распустил войска; в случае отказа он объявлялся врагом отечества. Интерцессия сторонников Цезаря, на­родных трибунов 49 г. Марка Антония и Квинта Кассия, еще более обо­стрила положение и привела к тому, что 7 января сенат объявил республи­ку в опасности. Помпею было поручено набирать войска в Италии. Анто­ний и Кассий подверглись оскорблениям со стороны солдат Помпея. Переодетые рабами они бежали к Цезарю.

Сам Цезарь в это время с одним легионом находился в Равенне, в Цизальпинской Галлии. По римскому закону полководцу было за­прещено вводить войска в Италию без согласия сената. Южной гра­ницей Цизальпинской Галлии служила протекающая к югу от Равен­ны крохотная речушка Рубикон.

Примечания:

2

См., например: Heurgon J. The Rise of Rome. London, 1973. P. 165—166; Richard J.-Cl. Les origines de la plebe romaine. Rome, 1978. P. 187—188; Scullard H. H. A History of the Roman World 753—146 B.C., 4^th ed. London, 1980. P. 466.

3

Материалы своих раскопок Э. Гьерстад публиковал постепенно, на протя­жении многих лет, завершив многотомное издание обобщающими выводами: Gjerstad E. Early Rome. Vol.1—6. Lund., 1953—1973.

29

Magdelain A. Auctoritas principis. Paris, 1947.

30

Aufstieg und Niedergang der Romischen Welt. Tl. II, Bd.1—37. Berlin—New- York, 1972.

31

Wickert L. Neue Forschungen zum Romischen Prinzipatus//ANRW, Tl. II, Bd.1. Berlin—New-York, 1975. S. 3—76.

32

Это относится в том числе и к С. И. Ковалеву (см. соответствующие главы данного издания), но особенно ярко выражено в трудах Н. А. Машкина «История древнего Рима» (М., 1947; и другие издания) и «Принципат Августа. Происхож­дение и социальная сущность» (М.—Л., 1949). С. Л. Утченко, крупнейший ис­следователь истории поздней республики, немного смягчая категоричность выво­дов, в целом оставался на той же позиции русской историографии 1930—1970-х гг.: «Кризис и падение римской республики» (М., 1965); «Юлий Цезарь» (М., 1976).

297

Термином tribuni aerarii первоначально называли особых должностных лиц, которые заведывали в трибах распределением и сбором трибута. Затем название это было перенесено на богатых плебеев вообще.

298

Это название превратилось уже в нарицательное. Киликийцами называли всех пиратов вообще. Другим крупным оплотом морских разбойников был о. Крит, покоренный римлянами в 68—67 гг.

299

Наварх — адмирал.

300

Закон Габиния был поддержан Гаем Юлием Цезарем, начинавшим тогда свою политическую карьеру.

301

Брат того Марка Лициния Лукулла, наместника Македонии, который в 71 г. пришел на помощь Крассу против Спартака.

302

Этот первый заговор не очень надежно засвидетельствован источниками и поэтому иногда подвергается сомнению.

303

Светоний. Юлий Цезарь, I.

304

Деньги, полученные от продажи ager publicus, должны были составить только основной фонд. К ним предполагалось присоединить часть провинциальных налогов и другие суммы.

305

За эту речь Цезарь чуть не был убит после окончания заседания аристокра­тической молодежью, охранявшей сенат.

306

Саллюстий. О заговоре Каталины, 56. Лентул, наоборот, был сторонником привлечения рабов (Саллюстий, 44).

307

В день битвы Антоний, ссылаясь на болезнь ног, поручил командование одному из своих легатов. Ему было неудобно выступать против своих бывших товарищей.

308

Плутарх. Гай Цезарь, XI.

309

Солдатами он был провозглашен императором.

310

Возможно, что аграрных законов Цезаря было два. Источники в этом вопро­се неясны.

311

В римском сенате обструкцию устраивали так же, как позднее в английском парламенте: так как время ораторов не было ограничено, то Катон при обсужде­нии вопроса о снижении откупных платежей говорил до закрытия заседания.

312

Южную часть Транзальпинской Галлии.

313

Цезарь женился на ней в 67 г. после смерти Корнелии.

314

Gallia togata, т. е. Галлия, одетая в тогу, иначе говоря, полностью романизованная.

315

Отсюда французское Provence, Нарбонская Галлия была завоевана римлянами в 122 г.

316

Gallia cornata vel bracata — Галлия волосатая или в штанах. Так ее называли потому, что свободные галлы носили длинные волосы и одевались в штаны.

317

По другим данным — около 36 тыс.

318

Их называли армориками, т. е. береговыми людьми.

319

Он старался каждую зиму проводить в Цизальпийской Галлии, чтобы быть поближе к Риму.

320

Изображение серебряного орла служило со времен Мария знаменем легиона.

321

Его описание у Цезаря (Записки о галльской войне, IV, 16—19) даст пред­ставление о высоком уровне римского инженерного дела.

322

Их главным городом была Лютеция (Париж).

323

Плутарх. Гай Цезарь, XV.