Глава 24

Захват Японией Маньчжурии

Оккупация Маньчжурии давно планировалась Японией. 25 июля 1927 г. премьер-министр Японии генерал Г. Танаки представил императору Хирохито секретный меморандум, где говорилось: «В Японии окончательно утвердилась веками вынашивавшая концепция японского доминирования в регионе Тихого океана и Азии, известная под лозунгом „хакко итиу“ („восемь углов под одной крышей“)».

В 1920-х годах шло массовое заселение японцами Квантунской области и Маньчжурии. К сентябрю 1931 г. в Квантунской области проживали около 800 тысяч японцев, и еще 200 тысяч — в Маньчжурии.

Заранее был подготовлен и глава будущей марионеточной администрации — последний китайский император Пу И. В 1908 г. императрица Цыси объявила наследником престола двухлетнего принца Пу И. В том же году Цыси скончалась, и почти три года малолетний Пу И числился китайским императором. В октябре 1911 г. в Китае произошла буржуазно-демократическая революция, и Пу И оказался фактически под домашним арестом. В 1924 г. он по наущению японской разведки бежал из императорского дворца в японскую миссию в Пекине.

Пу И и eгo младший брат Пу Цзе (1908 г.)

Китайская общественность сразу же раскусила подоплеку этой японской акции. В газете «Цзин бао» был расписан довольно точный и подробный сценарий дальнейшего развития событий: «Самая мрачная цель заговора заключается в том, чтобы держать его (Пу И. — А.Ш.) до тех пор, пока в одной из провинций не произойдет какой-нибудь инцидент и определенная держава не пошлет его туда и не восстановит при вооруженной поддержке титул его далеких предков. Провинция будет отделена от республики и защищена этой державой. Затем с ней станут поступать так, как поступают с уже аннексированной страной. Побег Пу И — результат преднамеренного запугивания и постепенного вовлечения его в сети далеко идущих планов. Заинтересованные лица согласны ради его обеспечения идти на любые расходы. Страна купила дружбу всех его последователей; сами того не подозревая, они попали под ее контроль и в будущем будут служить для нее орудием»[88].

В ночь на 2 ноября 1931 г. Пу И, перебравшийся с помощью японцев в Таньцзин, был разбужен японским полковником Доихарой[89], который предложил экс-императору выехать в Шэньян и встать во главе новообразованного Маньчжурского государства. Пу И мечтал об императорской короне, да, впрочем, у него и не было выбора.

10 ноября Пу И бежал из японской миссии в Тяньцзине, спрятавшись в багажнике легкового автомобиля. Все было в лучших традициях детективного кино. Машина доставила претендента в порт, где его переодели в форму японского офицера. Пу И вместе с группой японцев сел на маленький пароходик «Хидзияма-Мару», который с погашенными огнями двинулся к устью реки Дагу. На пароходе были установлены бочки с бензином. В случае нападения китайцев японская охрана должна была убить претендента и сжечь пароход.

В устье Дагу Пу И пересел с «Хидзияма-Мару» на морской пароход «Авадзи-Мару», который утром 13 ноября вошел в порт города Инкоу, занятый японцами.

Однако сразу сделать Пу И маньчжурским императором японцы не решились. 9 февраля 1932 г. созданный японцами Административный комитет северо-востока принял решение учредить в Маньчжурии республику. А 18 февраля один из членов этого комитета по указке японского резидента Итагаки объявил о принятии решения о создании республики. Затем была опубликована «Декларация независимости Маньчжурии и Монголии», в которой говорилось: «Несколько месяцев пролетели, как миг, со дня возникновения инцидента на северо-востоке. Народ всегда стремился иметь над собой власть, как жаждущий утолить свою жажду. В настоящее время, в период крупных преобразований, стремление народа к возрождению становится особенно искренним… Создан новый орган власти, состоящий из высших руководителей каждой провинции Особого района Восточных провинций и Монголии, с присвоением ему названия „Северо-восточный Административный комитет“. О создании этого Комитета было оповещено повсеместно. Этим всякая связь с правительством Чжан Сюэляна была прервана, и Северо-восточные провинции приобрели полную независимость»[90].

Манипуляции с «республикой» потребовались японцам, чтобы ввести в заблуждение иностранные государства, в первую очередь США и СССР, а также «поставить на место» претендента. И действительно, Пу И был страшно напуган и стал беспрекословно выполнять все указания японцев.

По указанию 4-го отдела штаба Квантунской армии в городе Шэньян была собрана «Всеманьчжурская ассамблея», которая 29 февраля 1932 г. приняла «Декларацию о независимости нового Монголо-Маньчжурского государства». Там говорилось:

«Маньчжурия и Монголия начинают новую жизнь. В древние времена Маньчжурия и Монголия не раз были аннексированы и разъединены, но теперь природная связь восстановлена.

Эти земли обладают колоссальными природными богатствами, и народы, здесь живущие, отличаются прямодушием и простотой нравов.

С течением лет народонаселение Маньчжурии и Монголии увеличилось, и параллельно этому растет и крепнет народное хозяйство, увеличиваются рынки сбыта сырья и пушнины.

В 1911 г. в Китае произошла революция. С первого же момента по образовании республики деспотическая военщина захватила три восточные провинции.

Военные тираны около 20 лет преступно попирали международное и государственное право, демонстрируя на весь мир исключительную жадность, откровенный грабеж населения и отвратительный разврат.

Все это болезненно отзывалось на народных массах.

В результате дикого управления государством край сделался ареной экономического кризиса. Торговля и промышленность пришли в застой.

Тираны часто выступали за пределы Великой стены и этим вызывали междоусобные кровопролития. В конце концов горе-правители потеряли всякий авторитет и вызвали ненависть всех соседних государств…

К великому счастью тридцати миллионов, рука соседней державы ликвидировала варварскую военщину, освободила измученный край от тирании. Заря новой жизни призывает все народы Маньчжурии и Монголии пробудиться ото сна и начать построение новой жизни во имя лучезарного будущего.

Когда мы вспоминаем, что было внутри Китая и на его окраинах раньше, с момента революции до самых последних дней, перед нами встают картины междоусобных войн, начатых беспринципными военными партиями, не имевшими ничего общего с народными массами, от имени которых они выступали.

Эти партии заботились лишь о своем частичном благе, и разве можно назвать их „национальными“? Конечно, нет, так как государственная власть в руках Гоминьдана была синекурой диктаторов — сребролюбцев и бездельников…

Основываясь на том, что Маньчжурия и Монголия раньше были независимыми государствами, мы теперь решили создать мощное независимое государство Маньчжоу-Го из двух этих составных частей…

Новое правительство будет опираться на широкие народные массы, а не на эгоистические интересы правителей.

Все граждане нового государства будут иметь равные права; всякие привилегии — личные, классовые и национальные — отменяются.

Кроме коренных жителей ханьского, маньчжурского и монгольского племен, все другие народности, как ниппонцы (так называли японцев), корейцы, русские и другие, будут пользоваться в нашей стране всеми правами»[91].

Император Пу И. 1917 г.

Главой правительства Маньчжоу-Го стал Пу И. Его резиденцией и столицей государства стал город Чанчунь, переименованный в Синь- цзин, что означает «новая столица». Изменилось административное деление страны: теперь вместо трех крупных провинций — Хэйлунцзян, Гирин и Фэнтянь — образовалось двенадцать мини-провинций.

Формально власть в Маньчжоу-Го принадлежала Верховному правителю Пу И, впоследствии названному императором. Он же считался главнокомандующим «национальных вооруженных сил». Государственный совет состоял из министров, только формально назначаемых Пу И, поскольку требовалось предварительно согласовать каждую кандидатуру с японцами. Президентом же Государственного совета был назначен Чжан Цзинхуй, раньше сотрудничавший с Чжан Цзо Линем в интересах Японии. Начальники управлений и департаментов также назначались Пу И, но с одобрения японцев.

Фактически же власть в Маньчжоу-Го принадлежала чрезвычайному и полномочному послу Японии в Маньчжоу-Го. Он же был и главнокомандующим Квантунской армией. Ему подчинялись все японские офицеры-советники в армии Маньчжоу-Го и все японцы, занимавшие любые должности в правительственном аппарате и местных провинциальных органах власти.

При японском посольстве был создан так называемый Департамент общих дел, который контролировал деятельность всех министров и начальников департаментов правительства. Начальник этого департамента (естественно, японец) собирал координационные совещания вице-министров, на которых рассматривались проекты законов и постановлений, и только потом они формально утверждались Государственным советом.

К концу 1932 г. в госаппарате Маньчжоу-Го находились специально подготовленные и командированные из Токио 3000 заместителей и советников-японцев, которые-то и правили государством Маньчжоу-Го.

13 марта 1932 г. министр иностранных дел Маньчжоу-Го послал наркому иностранных дел М.М. Литвинову телеграмму, в которой извещал о создании государства Маньчжоу-Го, заявлял о признании этим государством международных обязательств Китайской республики и предлагал установить «формальные дипломатические отношения».

Москва в ответ промолчала. Но, с другой стороны, советское Генконсульство в Харбине продолжало нормально функционировать. Мало того, правительство СССР разрешило маньчжурским властям открыть пять консульств, в том числе и в Москве. В Маньчжоу-Го также было пять советских консульств. Наркомат иностранных дел объяснял это «практической необходимостью поддерживать фактические отношения с той властью, которая существует в настоящее время в Маньчжурии, где имеется наша дорога, где мы имеем десятки тысяч наших граждан, где мы имеем пять наших консульств и где, кроме власти Маньчжоу-Го, нет никакой другой, с кем можно было бы разговаривать и вести дела»[92].

Любопытно, что японцы были не против создания марионеточного государства, условно назовем его Приморье-Го. С этой целью японские дипломаты в 1929 г. вошли в контакт с самозваным императором Всероссийским Кириллом I, канцелярия которого поддерживала тайные связи с русскими эмигрантами в Китае и Маньчжурии. Об этом в 1954 г. написал личный секретарь «императора» Г.К. Граф[93].

Кирилл подумал и отказался. И, надо сказать, правильно сделал, а то в 1946 г. оказался бы на одной виселице с атаманом Семеновым.

В январе 1932 г. США объявили о планах проведения больших военно-морских маневров в Тихом океане. В конце июля представитель японского морского Генштаба Минодзума в беседе с советским морским атташе в Токио Болотовым спросил: как Советский Союз будет себя держать в случае японо-американской войны? Ударит ли в спину Японии, чтобы захватить Маньчжурию, или же сохранит нейтралитет и будет продавать Японии нефть и бензин? Болотов ответил, что, скорее всего, его правительство сохранит нейтралитет, а нефть и бензин будут поставляться на обычных коммерческих основаниях. Тогда Минодзума заявил, что Япония желала бы получить письменные гарантии этого в виде секретных статей в советско-японском пакте о ненападении об обязательстве СССР не нападать на Маньчжоу-Го и продавать нефть Японии в случае японо-американской войны. Болотов сказал, что советское правительство берет на себя эти обязательства, но только открыто, а не в секретных статьях. Советское правительство выразило готовность заключить долгосрочный договор на поставку нефти в Японию, а в случае подписания пакта о ненападении с Токио публично зафиксировать в нем гарантии ненападения на Маньчжурию.

Японцы отказались заключить пакт о ненападении, ссылаясь на то, что японское общество не готово к подписанию пакта. Тем не менее 24 сентября 1932 г. СССР и Япония подписали договор о поставке в Страну восходящего солнца советского авиационного бензина в течение пяти лет, с 1933 г. по 1937 г.

Этот договор, заключенный под давлением командования японского флота, вызвал резкую критику военного министра С. Ароки, который заявил, что «СССР — главный враг», а «Америка и Англия — пустяки»[94].

12 декабря 1932 г. Москва и Пекин (гоминьдановское правительство) обменялись нотами о восстановлении дипломатических отношений, разорванных в 1929 г. Японское правительство рассматривало это как свое крупное поражение, как недружественный акт со стороны Москвы, означавший ее отход от прежней нейтральной позиции в японо-китайском конфликте и выражение явной симпатии противнику Токио. И на следующий день, спустя год после предложения Москвы заключить советско-японский пакт о ненападении, японский МИД официальной нотой отклонил это предложение.

Как видим, правительство СССР вело очень гибкую и осторожную политику на Дальнем Востоке, стремясь избежать вооруженный конфликт с Японией. В то же время, начиная с 1931 г., происходит резкое наращивание советских вооруженных сил на Дальнем Востоке.

К началу 1931 г. у Советского Союза на Дальнем Востоке не было военно-морских сил, не считая нескольких слабо вооруженных сторожевых кораблей и катеров погранохраны, входивших в состав НКВД. В октябре 1922 г. японцы навязали нам соглашение о демилитаризации района Владивостока. В 1923 г., согласно этому соглашению, Владивостокская крепость была упразднена, а оставшееся после Первой мировой и Гражданской войн вооружение демонтировано.

С лета 1931 г. началось строительство береговых батарей в районе Владивостока. В январе 1932 г. первые три железнодорожные батареи, переброшенные с Балтики, заняли огневые позиции в торговом порту у мыса Эгершельд.

Весной 1932 г. началось воссоздание нашего Тихоокеанского флота. Официальным днем рождения Морских сил Дальнего Востока считается 21 апреля 1932 г. Лишь 11 января 1935 г. Морские силы Дальнего Востока были переименованы в Тихоокеанский флот.

С весны 1932 г. на Дальний Восток непрерывно шли военные эшелоны, в которых товарные и пассажирские вагоны чередовались с обычными (двухосными и четырехосными) и специальными многоосными платформами, на которых стояли тщательно закрытые брезентом танки, торпедные катера, полевые и береговые пушки и даже подводные лодки «Малютки» VI серии.

Теперь советская сторона получила возможность периодически «показывать зубы». Так, 29 августа 1933 г. в Токио во время торжественного обеда, устроенного советским полпредством для иностранных журналистов, полпред К.К. Юренев предупредил, что Советский Союз приближается к пределу своего терпения и выдержки и не только способен встретить любой открытый акт агрессии со стороны японской армии, но и хорошо подготовлен к наступательным действиям на земле и в небе Маньчжурии.

Твердость позиции Москвы подтвердил советский торговый представитель, заявивший, что еще год назад Советскому Союзу пришлось бы оставить Приморье, а теперь он готов к любому развитию событий.

Советские официальные лица также заявили о намерении Москвы в случае войны полностью уничтожить бомбардировками с воздуха такие города, как Токио и Осака. И это заявление заставило японцев провести в Токио учения по светомаскировке.

Оккупация Маньчжурии Японией стала главным фактором изменения позиции США, упорно не признававших СССР. 16 ноября 1933 г. между США и Советским Союзом были установлены нормальные дипломатические отношения, что стало серьезным предупреждением Японии.

Сильно осложняла отношения между СССР и Японией проблема Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), которая была построена русскими на русские средства в 1898–1903 гг. С тех пор железная дорога эксплуатировалась русскими, а после — советскими служащими и принадлежала нашему государству. 10–11 июня 1929 г. войска маньчжурских милитаристов захватили силой КВЖД. Однако коротким ударом Отдельной Дальневосточной армии китайцы были разбиты и контроль над КВЖД восстановлен.

Но в 1931 г. ситуация в Маньчжурии изменилась коренным образом, и советское руководство поняло, что дорогу удержать не удастся. Уже 29 августа 1932 г. японский посол в Москве Хирота предложил замнаркома иностранных дел Карахану продать КВЖД и признать Маньчжоу- Го. Карахан в ответ призвал не ограничиваться решением отдельных вопросов, а урегулировать все отношения между СССР и Японией путем заключения общего соглашения на несколько лет и включить в это соглашение обязательства о взаимном ненападении. Но, как уже говорилось, японцы не желали заключать с СССР пакт о ненападении.

Советской стороне удалось протянуть еще несколько месяцев, но в июне 1933 г. пришлось приступить к переговорам с японцами о продаже КВЖД. Для начала наша сторона запросила 250 млн золотых рублей (по тогдашнему курсу это 625 млн иен). Замечу, что с учетом вложенных Россией средств в эту дорогу и ее стратегического значения цена эта была более чем демпинговая.

Но японцы не хотели платить и этого. Когда не хватает логических, политических и экономических аргументов, в ход идет грубая сила. В сентябре 1933 г. маньчжурские власти по указке своих желтолицых хозяев арестовали шестерых ответственных сотрудников КВЖД, являвшихся советскими гражданами, и заменили их белоэмигрантами. 28 сентября советское правительство через полпреда Юренева заявило протест японскому правительству по этому поводу. Но японо-маньчжурская сторона не отреагировала на эту ноту. Тогда советская делегация на токийской конференции о продаже КВЖД, состоявшейся 1 октября, заявила о нецелесообразности и невозможности продолжения переговоров в обстановке, создавшейся после ареста советских служащих. В результате вопрос о продаже КВЖД был отложен еще на 5 месяцев, в течение которых японцы неоднократно предлагали продолжить работу конференции по КВЖД, а советская сторона отклоняла эти предложения. 9 октября в советской прессе были опубликованы документы, из которых стала ясна ведущая роль японских должностных лиц в аресте советских работников.

Тем не менее дорогу пришлось продать. 23 марта 1935 г. в Токио было подписано «Соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик и Маньчжоу-Го об уступке Маньчжоу-Го прав Союза Советских Социалистических Республик в отношении Китайско-Восточной железной дороги (Северо-Маньчжурской железной дороги)». СССР уступил «все права» на дорогу за 140 млн иен, то есть за символическую стоимость.

От советско-японских отношений перейдем к устройству государства Маньчжоу-Го. Япония начала быстро колонизировать Маньчжурию. Если до оккупации в Маньчжурии жили 250 тысяч японцев, из них в Квантунской области 115 тысяч, то уже к концу 1932 г. их число достигло 390 тысяч, из которых 170 тысяч — в Квантунской области.

Япония постоянно наращивала свои вооруженные силы в Маньчжурии. Так, в марте 1932 г. из Японии прибыли части 10-й пехотной дивизии, а в начале мая — части 14-й пехотной дивизии и подразделения усиления. К началу 1933 г. численность армии в Маньчжурии была доведена до 100 тысяч человек.

С марта 1932 г. под контролем японских офицеров началось формирование «национальных вооруженных сил» Маньчжоу-Го, которые уже к концу года насчитывали более 75 тысяч человек. Главнокомандующим их являлся Пу И. Реально же войсками командовал чрезвычайный и полномочный посол Японии в Маньчжоу-Го.

Во все воинские соединения Маньчжоу-Го, от взвода до дивизии, назначались японские военные советники и инструкторы, определявшие программы военного обучения и идеологического воспитания и отвечавшие за моральный дух солдат.

При штабах воинских частей были созданы жандармские подразделения, в обязанности которых входила контрразведка. Подразделения эти насчитывали до 18 тысяч человек. Кроме того, контрразведкой занимались еще 4 тысяч агентов.

К концу 1932 г. в государственном аппарате Маньчжоу-Го состояли около трех тысяч японских советников и консультантов правительственной администрации, к 1935 г. их было уже около пяти тысяч, а к 1945 г. — около ста тысяч человек! Даже рядовой маньчжурский служащий работал под надзором одного-двух советников. Они контролировали абсолютно все и требовали обязательного исполнения всех своих указаний.

С конца 1930-х годов японцы начали внедрять в Маньчжоу-Го культ Божества Небесного сияния — божественного предка японской императорской семьи.

К 1936 г. в Маньчжурии было создано 15 педагогических школ, в которых готовились 2200 учителей для начальных школ. Преподавание в этих школах велось на японском языке и по японским учебникам. Реформа образования проводилась с участием и под руководством более пятисот специалистов-японцев, прибывших по специальной мобилизации. В школьные программы вводилось изучение истории «великой Японии», где к землям империи были причислены территории советского Дальнего Востока и Сибири, вплоть до Урала. Воспитание школьников велось в духе антикоммунизма и вражды к советскому народу.

Японизация коснулась и специального образования. По программам, разработанным японскими советниками, с 1935 г. осуществлялось преподавание в Чанчунском педагогическом институте для женщин, Чанчунском медицинском институте, Гиринском педагогическом институте для мужчин, Мукденском сельскохозяйственном институте, Харбинском политехническом институте, Харбинском медицинском и зубоврачебном институтах. Общее число японских преподавателей в этих учебных заведениях к концу 1937 г. составляло 822 человека, а китайских — 137.

К 1936 г. вся печать Маньчжурии оказалась под контролем Управления надзора и цензуры, подчиненного чрезвычайному и полномочному послу Японии. Большинство газет и журналов выходили на японском языке. Тираж японских изданий к тому времени уже в 9 раз превосходил тираж китайских изданий. Ведущей стала газета «Мансю инти-инти», тираж ее достиг 520 тысяч. Эта газета в принудительном порядке распространялась даже среди тех, кто не знал японского языка.

На экранах немногочисленных кинотеатров и в клубах показывались японские боевики, прославлявшие колониальную политику Японии в отношении Китая и «непобедимость» японской армии.

Штаб Квантунской армии в Маньчжурии стал инициатором создания Общества молодых патриотов, которое затем получило официальное название «Сэхэхой» (по-японски «Кёвакай»). Задачей общества ставилось «поднятие культурного и морального уровня населения и воспитания у него уважения и верности Японии».

К 1937 г. общество «Сэхэхой» насчитывало 2917 штабов в провинциях и городах Маньчжоу-Го, которые под руководством центрального штаба в Чанчуне развернули фашистскую пропаганду, популяризацию идей японизма и превосходства Японии в Азии. В центральном штабе «Сэхэхой» работали 73 офицера, специально выделенные штабом Квантунской армии.

Японские власти с самого начала оккупации приступили к интенсивной эксплуатации местного населения и вывозу природных богатств. К 1931 г. Маньчжурия занимала важное место в системе экономики Китая. Сельское хозяйство Маньчжурии давало значительные урожаи ячменя, сои, кукурузы, риса, сорго и пшеницы. Посевные площади занимали 32 млн акров (из 54,9 млн акров пригодной для пахоты земли). Ежегодный урожай зернобобовых культур составлял 790 млн. бушелей стоимостью около 200 млн китайских долларов. Кустарная и фабричная промышленность выпускала высококачественный шелк, являвшийся важнейшей статьей китайского экспорта.

Маньчжурское скотоводство насчитывало до 15 млн голов крупного рогатого скота и давало большой объем своей продукции на экспорт. Маньчжурия также экспортировала строевой лес (площадь лесов в Маньчжурии достигала 89 млн акров).

Рыбные ресурсы Маньчжурии, особенно на побережье Желтого моря и в Бохайском заливе, позволяли ежегодно вылавливать и отправлять на экспорт десятки тысяч тонн рыбы и других морепродуктов. Только в 1930 г. стоимость улова достигла 3 млн китайских долларов.

На основе развитого сельского хозяйства, лесного и рыбного промыслов в Маньчжурии развивались предприятия по переработке продукции этих отраслей. Они производили бобовое масло и жмыхи, спички, строительные лесоматериалы, бумагу, посуду и др.

В Маньчжурии начала создаваться военная промышленность. Один из крупнейших военных арсеналов Китая находился в Мукдене (Шэньяне). Там работало более 9 тысяч рабочих. Арсенал производил ремонт различных систем артиллерийского и стрелкового вооружения, выпускал боеприпасы, инженерно-саперный инструмент и т. д.

Японский бронеавтомобиль «Сумида» (Маньчжурия, 1936 г.)

Японцы ввели в Маньчжоу-Го плановую систему хозяйства. В начале 1937 г. был принят первый пятилетний план, а в 1941 г — второй пятилетний план. Экономика страны начала быстро развиваться. Так, за 1936 год в Маньчжурии было выплавлено 850 тыс. т чугуна, 400 тыс. т стали, добыто 11 700 тыс. т угля, 145 тыс. т синтетической нефти (перегонка фушуньских сланцев), 4 тыс. т алюминия, произведено продовольственных культур: риса — 337,2 тыс. т, пшеницы — 966 тыс. т, бобовых — 4201,3 тыс. т, хлопка — 15 тыс. т.

С 1936 г. по 1945 г. японские капиталовложения в этом районе выросли в четыре раза: с 2,4 млрд иен до 11,3 млрд иен, то есть, по тогдашнему курсу, с 1404,1 млн американских долларов до 5595,9 млн долларов, а с учетом вложений правительства Маньчжоу-Го капиталовложения выросли до 24,2 млрд иен.

Любопытный момент — впервые в истории Японии правительство разрешило генералам и старшим офицерам армии в Маньчжоу-Го «по совместительству» участвовать в прибылях предприятий, производящих военную продукцию.

Примечания:

8

Подробнее об этом см.: Широкорад А.Б. Русско-турецкие войны. Минск: Харвест; Москва: ACT, 2000.

9

Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М.: Мысль, 1991. С. 334–335.

88

Первая половина моей жизни. Воспоминания последнего императора Китая Пу И. СПб, 1999. С. 216.

89

Доихара — знаменитый японский разведчик, знаток Китая. Родился в 1894 г. С 1913 г. служил в Китае в составе Квантунской армии. Доихара говорил на нескольких китайских диалектах, на монгольском языке, а также еще на одиннадцати, а по другим данным — на тринадцати языках. В 1939 г. он будет участвовать в боях на Халхин-Голе. Доихара дослужится до полного генерала. Доихара и Пу И последний раз встретятся на Токийском процессе, где первый будет военным преступником, а второй — свидетелем обвинения. 22 декабря 1948 г. Доихара будет повешен во дворе токийской тюрьмы.

90

Цит. по: Усов В.Н. Последний император Китая. Пу И (1906–1967). М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. С. 152–153.

91

Там же. С. 159–162.

92

Документы внешней политики СССР. Т. 16. М.: Политиздат, 1970. С. 192–194.

93

Граф Г.К. на службе императорскому дому России. 1917–1941. Воспоминания. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 2004. С. 191.

94

Документы внешней политики СССР. Т. 15. 1969. С. 796.