Глава шестая. Соперница царицы

С раскрытием тайны золотого гроба и найденных с ним погребальных сосудов, с опознанием хозяйки южной усадьбы и северного дворца, с установлением личности царственной особы из Шмуна, с прочтением по-новому ряда скорописных известий, с разгадкою загадки второго фараона мы оказываемся в обладании обильными источниками о любимице Амен-хотпа IV Кэйе. Теперь ее место в тогдашних событиях не может не представиться нам в совсем новом свете и много более значительным, чем казалось сперва. Мы очутились вдруг перед лицом множества свидетельств, по-разному представлявших возлюбленную фараона: то царственной женщиной, то мужеподобным царем, то одну с Амен-хотпом IV, то в сопровождении дочери — свидетельств из собственно Ах-йот и из его окраин, южной и северной, из Нэ, Мэнфе, Шмуна, западного Низовья, свидетельств, представленных дворцами, садами, божницами, изваяниями, круглыми и плоскими, золотым гробом, сосудами, печатями, скорописными записями. Разобраться в пестром нагромождении разнородных показаний — задача нелегкая. Источники чрезвычайно отрывочны и бессвязны, однако все-таки, если главные загадка разгаданы правильно, она в какой-то мере осуществима.

На положении побочной жены венценосного возлюбленного мы застаем Кэйе сравнительно рано — через несколько лет после появления рядом с ним его царицы, «жены царевой великой» Нефр-эт.

Древнейшее вещественное и письменное свидетельство о Кэйе, место которого в цепи памятников царствования может быть определено точно, представляют два невзрачных сосуда, несомненно принадлежавших когда-то царской любимице (JEA XLVII: 29, 30). Оба они были надписаны одинаково, но на одном из них (втором) кольца солнца теперь отбиты. Солнечным кольцам «предстояли» кольца царя, а за ними тоже отвесно было написано в трех строках титло хозяйки сосудов: «Жена-любимец большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель (последнее обозначение пропущено на первом сосуде) Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, отрока доброго Йота живого (на втором сосуде „живого" повторено ошибочно в начале новой строки), который будет жив вековечно вечно, Кэйе».

Солнечные кольца — ранние, но уже с многолетием «(кому) дано жить вечно вековечно» (см. § 30), так что сосуды не древнее III (см. § 36) и не позднее VI (см. § 39) солнечного титла. Иными словами, они были надписаны между 8-м (см. § 36) и 12-м (см. § 25) годами царствования. При этом вероятно то, что они были изготовлены ближе к 8-му году, чем к 12-му, потому что в обоих случаях над кольцами царя значится дважды владыческий заголовок: «владыка обеих земель» — «владыка венцов», при ранних солнечных кольцах более употребительный в первые годы по их введении, нежели в последующее время (см. § 62). Любопытно, что уже на этих древнейших памятниках титло Кэйе как бы занимает место колец царицы позади фараоновых в молитвенном предстоянии кольцам солнца. Хотя имя Кэйе, как и годы спустя, остается не вписанным в царственное кольцо, но на одном из сосудов (первом) определитель к ее обозначениям «жена» и «Кэйе» изображает не просто сидящую женщину, а женщину с венчиком цариц на голове. Такие венчики бывали составлены из вздыбленных изображений царских аспидов. Венчики бывают на определителях к имени царицы Нефр-эт (см. § 77, 80), но на определителях к именам ее дочерей они до конца царствования не встречаются. Определитель к имени Кэйе держит что-то в руке, но что — по изданию не определить. Однако ка «бич» (т. е. махалку), который часто держит в руке определитель к имени царицы (см. § 77, 80), этот предмет как будто бы не похож, да и уместиться хвостам «бича» здесь было б негде. Судя по изданию, определитель очень близко придвинут к спинке предшествующего знака коршуна, последней буквы в имени Кэйе.

Следующее по времени, если только не одновременное, известие о Кэйе доставляет нам ее гроб, заготовленный, очевидно, впрок задолго до ее кончины. Такого рода предусмотрительность не представляла ничего необыкновенного при солнцепоклонническом дворе. Алавастровый ящик с сосудами для внутренностей самого Амен-хотпа IV был изготовлен и надписан за много лет до его смерти, еще при ранних солнечных кольцах (ASAE XL: LII, EA VII: 30, 31, 32, XXII 10). При ранних солнечных кольцах или самое позднее вскоре после замены их поздними был надписан и гроб Кэйе: в непеределанных частях шести надписей царь уже «живущий правдою» (см. § 64), а в трех из них слово «правда» передано человекообразным знаком-изображением Мэ (TQT: 18 = BIFAO XII: 149-150 = ASAE XXXI: 100 [= отчасти I] = отчасти ТТА: 169 CXCVI А-В; см. § 108). Обшитый золотом снаружи и внутри, испещренный богатыми многоцветными вставками, этот гроб до открытия гробов Тут-анх-амуна был самым роскошным из всех дошедших до нас от фараоновского Египта. Изготовленный не позже как около времени переделки ранних солнечных колец в поздние, он свидетельствует недвусмысленно о том, что Кэйе занимала совершенно исключительное положение подле фараона еще при ранних солнечных кольцах. На гробе многократно повторено было ее титло, то же самое, что и на сосудах: «[Жена-]любимица большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель [Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ], отрока доброго Йота живого, который будет жив вековечно вечно, Кэйе» (см. гл. IV). Перед нами, следовательно, твердо установленное титло, так что отношения Амен-хотпа IV и Кэйе определились и получили свое торжественное и строгое выражение в ее титле до переделки ранних солнечных колец в поздние.

Вместе с тем нельзя не заметить, что приведенное титло в корне отлично от титла царицы (см. § 74-90). Ни одно звание Кэйе не намекало на причастность к государственной власти: «владычицей обеих земель», «госпожою Верхнего (и) Нижнего Египта» побочная жена фараона не была. Она оставалась частным лицом, и в ней не видели ничего такого, что позволяло бы желать ей, как Нефр-эт, «жить вечно вековечно». Имя Кэйе не заключено в кольцо. Она — не «жена царева великая», а просто «жена» такого-то царя. При этом определение к имени фараона («отрок добрый Йота живого, который будет жив вековечно вечно») составлено, как то было отмечено X. Шэфером,[ 108 ] по-новоегипетски, а не на среднеегипетском языке, на котором сложено титло царицы. Разговорная, обиходная новоегипетская речь — «просторечье» — была приемлема по отношению к побочной жене; полноправную ж царицу величали по завещанному прадедами способу — на старинном языке.

Ко времени изготовления гроба Кэйе не имела и права на царскую налобную змею — другое отличие от настоящей царицы. Изображение аспида, прикрепленное ко лбу человекоподобного гроба Кэйе, должно быть позднейшим добавлением. Трехкратное написание слова «правда» на гробе знаком Мэ (BIFAO XII: 149-150), вышедшим из употребления вскоре после переделки солнечных колец в поздние (см. § 108), предрасполагает считать гроб изготовленным и надписанным, скорее всего, еще при ранних солнечных кольцах,[ 109 ] тогда как на аспиде значатся поздние (TQT: 19 = II). Определенно позднейшее происхождение этого аспида доказывает сравнение гроба с изображениями Кэйе на плитах из усадьбы на юге Ах-йот. Эти плиты надписаны поздними солнечными кольцами, и тем не менее Кэйе, хотя и представлена здесь с теми же «ступенчатыми» короткими накладными волосами на голове, что и на гробе, не имеет ни в одном случае царского аспида на лбу (СА I: XXXII 2 = LVI 271 J + M, XXXIV 1 = LVI 273 = ТЗГ: 70 = ZZR: между 128 и 129, ср. СА I: XXXV 11). Таким образом, и на золотом гробе она хотя и торжественно признанная, но все же только возлюбленная фараона без права на кольцо вокруг имени и на налобного аспида. Ее близость к царю нашла отчетливое выражение в полной любви заупокойной молитве к нему, начертанной на подошвах человекообразного гроба. Однако ровней царице Кэйе в ту пору еще не была.

От поры ранних колец не дошло даже намека на какие-либо сооружения в честь Кэйе. Сама усадьба на юге солнцепоклоннической столицы в первые годы по ее основании устраивалась совсем не для Кэйе. В величественном преддверии, ведшем в южный сад (северного сада тогда еще, возможно, не было), были в те годы изображены и поименованы (вместе с царем царица Нефр-эт и ее дочь Ми-йот, а не Кэйе с дочерью — СА I: XXXIV 4, XXXV 8, LX 131. На первом обломке многолетие царицы [«жива она веч]но вековечно!» указывает на время не раньше III (см. § 36) солнечного титла (см. § 82); знак протока для мр на всех трех обломках позволяет полагать, что они не позднее того же III солнечного титла (см. § 104). Впрочем, и в ближайшие затем годы царица с дочерью (дочерьми?) продолжала именоваться в надписях преддверия, поскольку имеются куски титл царевны со знаком пруда для мр (СА I: LX 129, 132, 133), что может указывать на время после III солнечного титла (см. § 104). Во всяком случае, среди прочих обломков титл Нефр-эт ни один не содержит указаний на время после переделки солнечных колец в поздние. Напротив, определитель к имени царицы с перьями (СА I: ХХХII 1, XXXIV 5, см. § 80) и сами ранние солнечные кольца, встречающиеся то тут, то там с ее именем (СА I: XXXII 1), говорят о времени более раннем. От поры ранних солнечных колец не дошло и изображений Кэйе вместе с царственным возлюбленным.

Подобное положение сохранялось, видимо, в течение долгих лет, так что и на протяжении какой-то части поры поздних солнечных колец незаметно существенных перемен. Как мы только что отметили, ни на одном изображении на плитах из южной усадьбы Кэйе не носит на лбу царской змеи; эти же плиты определенно времени поздних солнечных колец. Мало того, ни один луч-рука лучезарного диска на этих изображениях не простирается до Кэйе, не протягивает к ее носу знак жизни, хотя тут же солнечные лучи-руки подносят знак жизни к носу царя. Следовательно, побочная жена царя по-прежнему не чета царице; не располагает, как та, правом на налобного аспида, на получение знака жизни из солнечных рук, на их прикосновение, не говоря уж о праве на кольцо вокруг имени.

Обиходная разговорная новоегипетская речь звучит по-прежнему в титле побочной жены, тогда как в титле царицы, как и в титлах других особ царского дома, по-прежнему старинные среднеегипетские обороты. Усадебные плиты знакомят нас с дочерью Кэйе и отчасти с титлом этой девочки. Нет причин полагать, что дочь Кэйе родилась после переделки солнечных колец из ранних в поздние; вполне возможно, что девочка родилась раньше и носила свое титло, подобно матери, еще при ранних солнечных кольцах. Однако твердых оснований утверждать это не имеется.

И все-таки, как ни умалена на усадебных изображениях по сравнению с супругой царя его побочная жена, она все же служит, подобно той, вместе с фараоном его солнцу. Да и не только служит, а имеет собственную божницу ее имени. Ведь ряд изображений совместного служения солнцу царя и его побочной семьи происходит именно из такого места почитания солнца в южной усадьбе — из «сени Рэ» побочной жены царя Кэйе. «Сени Рэ» своего имени в солнцепоклоннической столице имели мать царя Тэйе (ЕА III: VIII = IX-XI), его старшая дочь царевна Ми-йот (TRSLUK I: II = PSBA XV: 210-211 = ТТА: 159 CLXXIII = HTES VIII: 28 = XXIV) и, согласно царской клятве, должна была получить «жена царева», т. е. Нефр-эт (пограничные плиты Ах-йот К, строка 15 — ЕА V: XXX = XXXVIII = ТТА: 113-114 и X, строка 17 — ЕА V: XXXII). Что «сень Рэ — жив, цел, здоров! — жены царевой — жива она! — на юге», упомянутая в неизданной скорописной пометке (СА III: 201), принадлежала Нефр-эт, далеко не достоверно. Если вместе с издателем считать, что имеется в виду «сень Рэ» в южной усадьбе,[ 110 ] то эта «сень Рэ» была имени Кэйе, а не Нефр-эт (см. гл. II). Правда, у членов основной царской семьи «сени Рэ» бывали обширными самостоятельными зданиями, как у Тэйе, или числились за самим государственным храмом солнца, как в случае царевны Ми-йот. У Кэйе же ее «сень Рэ» была пока что скромным сооружением в пригородной усадьбе, и тем не менее это была все-таки «сень Рэ», солнечный храм ее имени, как у настоящей царицы.

Но и «сень Рэ» в самом средоточии солнцепоклоннической столицы, там, где были государственный храм и главный дворец, не заставила себя долго ждать. Именно из этой «сени Рэ» должны быть многие камни из числа перевезенных в Шмун для строительных надобностей из соседней с ним солнцепоклоннической столицы, когда та была покинута и разорена. Эта «сень Рэ» Кэйе должна была быть если и не большим, то все же представительным сооружением, судя по количеству камней, на которых изображения и титла Кэйе были переделаны на имя Анхес-эм-п-йот, которой молельня была присвоена под названием «сень Рэ дочери царевой от утробы его, возлюбленной его, Анхес-эм-п-йот в доме ликования Йота в доме Йота в Ах-йот» (см. гл. III). Что за храмовая постройка перешла от Кэйе к Ми-йот под названием «дома дочери царевой Ми-йот в доме Йота в Ах-йот», остается несколько неясным.

Во всяком случае, это была постройка из камня и сравнительно крупная, судя опять-таки по количеству камней из Шмуна с изображениями и титлами Кэйе, переделанными на имя Ми-йот (см. гл. III). Возможно, сестры поделили «сень Рэ» Кэйе. Изображения Кэйе на камнях из Шмуна отражают дальнейшее ее возвышение. Теперь лучи многорукого солнца уже тянутся к ней и подносят ей знак жизни, как если бы она была самой царицей (ZAeSA LXXIV: 105 = ТЗГ: 105 = ARH: XIX 234—VI, MDIAeAK IX: VII = ARH: XIV 507—VI A + 311—VI А, ARHAC: 27 = ARH: CLXXVI PC 27, ARH: XXXII 772—VIII, XXXIV 150—VIII D, cp. XVIII 652—VIII В). В южной усадьбе они ни того, ни другого еще не делали. Тем не менее на камнях из Шмуна имя Кэйе ни разу не заключено в кольцо, как то подобало царице (MDAIAK XIV: XII 1 = ARH: XV 610—VII, ARH: XXXII 153—VIII = LVII 135—VIII, ср. LIII 149—VIII С, CXI 438—V А). Зато многолетие «жива она!», по-видимому, нередко сопровождало имя Кэйе, судя по тому, что на камнях из Шмуна оно, вопреки принятому обыкновению, часто оказывается после имени царевны, к которой перешел храмик (MDIAeAK IX: VII = ARH: XIV 311—VI А, ARH: LIII 149—VIII С, CXI 438—VIII А, CXXXIV 983—VIII А, CLIX 448—VIII — многолетие «жива она вечно вековечно!», ср. LXXVIII 91—VIII С, CXXXIV 983—VIII С — многолетие «жива она вечно!»), и даже после имени ее дочери (ASAE XXXVIII: LXXV = MDIAeAK IX: VIII C = ARH: XXIX 632—VIII А). В южной усадьбе многолетие «жива она!» встречается всего-навсего один раз после имени заступившей Кэйе во владении усадьбой царевны Ми-йот (CA I: LIX 43), после имени же самой Кэйе — ни разу (СА I: XXXII 3 дважды, XXXV 9). Возможно, впрочем, что многолетие «жива она!» было употреблено после имени Кэйе на ее золотом гробе еще при ранних солнечных кольцах или в ближайшее время после переделки их в поздние (см. гл. IV). В остальном титло Кэйе, судя по остаткам его на камнях из Шмуна, оставалось таким же, как в южной усадьбе, т. е. к случаю придуманным титлом побочной жены, а не общепринятым титлом полноправной царицы, новоегипетским, а не среднеегипетским, как у той.

Однако на тех же камнях из Шмуна мы находим во всяком случае одно, а то и два или три изображения, указывающие на дальнейшее возвышение Кэйе. На тех камнях, где она превращена в царевну, на лбу у нее нет царской змеи, совершенно так же как нет ее и на лбу превращенной в Ми-йот Кэйе в южной усадьбе. Но вот на одном камне первоначальное изображение особы, служившей вместе с царем его солнцу, было увеличено; в увеличенном изображении по серьгам нетрудно узнать Кэйе (см. гл. III); одна солнечная рука-луч коснулась приставленного ко лбу царского аспида, а другая поднесла к носу знак жизни (ARHAC: 27 = ARH: CLXXVI PC 27 = SAK II: 83). B итоге прическа и аспид врезались в солнечную руку, зато изображение Кэйе, хотя и с запозданием, было увенчано царской змеею, до того присвоенной только царю и царицам Нефр-эт и Тэйе. Одновременно в руку Кэйе вложили гремушку (систр), которою Нефр-эт и ее дочери да и сама Кэйе вместе со своей дочерью (на усадебных изображениях — СА I: XXXIV 1 = ТЗГ: 70, СА I: XXXII 2, XXXV 9) «умиротворяли» солнце. Кисть руки нарастили, так что рука перестала держать первоначальное подношение — широкую длинную ленту. С веером, но еще без налобной змеи Кэйе, если это только она, изображена на камне ARH: CLXXXVIII PC 107. Веер Кэйе, по всей видимости, носила за царем и впоследствии (Ae: I 5 = MDOGB LVII: 10 = JEA XIV: 8 = ТЗГ: 95 = SAK II: 156). Ступенчатые накладные волосы и серьги, общие у Кэйе с женщинами из царского сопровождения, она сохраняет и на том камне, где она увенчана царской змеею.

Если на камне из Шмуна 150—VIII D (ARH: XXXIV) одна из солнечных рук-лучей действительно тянулась к царскому аспиду на лбу спутницы фараона (другая рука подносила ей знак жизни), то присвоение налобной змеи побочной жене царя не повлияло на ее титло. Остатки его на камне («— — — цар[я] (и) [госуда]р[я] — — —») предполагают прежний его состав. Однако издатели не упоминают царской змеи на лбу второй особы (ARH: 127), так что положиться на снимок было бы неосмотрительно.

Вероятно, около того самого времени, когда сооружалась божница Кэйе в самом средоточии Ах-йот, она стала хозяйкой дворца на севере города, точнее, его совладелицей вместе с венценосным возлюбленным (см. гл. II). Единственная изданная пока надпись из северного дворца содержала после имени Кэйе, замененного именем царевны Ми-йот, многолетие «жива она!» (JEA Х: XXXIII 3), в подобных случаях еще исключительно редкое в южной усадьбе (СА I: LIX 43), но довольно частое на камнях из Шмуна (см. выше).

За годы, последовавшие за переделкою солнечных колец из ранних в поздние, когда Кэйе были предоставлены и отделаны на ее имя южная усадьба, северный дворец и божница в главном месте почитания солнца, побочная жена царя поднялась на высоту, близкую к той, на которой стояла царица. Нефр-эт остались только главный дворец и придворцовый храм «двор Йота», куда соперница не проникала. Но юг и север Ах-йот были уже за Кэйе, да и в самом средоточии столицы подле большого дворца появилась божница имени царской возлюбленной. Однако уже наставал час, когда побочной жене фараона суждено было, видимо, вознестись выше самой царицы. Если второй фараон действительно Кэйе, то она под конец царствования своего возлюбленного стала его венценосным сотоварищем.

Этому сотоварищу Амен-хотп IV отдал свой фараоновский синий венец. Отныне именно в нем появлялся на памятниках новоявленный второй царь. Неотъемлемой частью венца был царский аспид. В руки женственный венценосец получил царский скипетр. Но, увенчанный фараоновским венцом, держащий фараоновский скипетр, он должен был облечься в соответствующие им фараоновские одежды: получить право на царский передник, убранный по низу изображениями аспидов, носить по-мужски укороченное складчатое одеяние. Правда, было сделано некоторое послабление: складчатое платье младшего царя оставалось шире, чем одеяние старшего, да и длина облачения была у него большею, чем у того.

Для подданных женственный фараон становился предметом поклонения вместе с Амен-хотпом IV и самим солнцем. К. Дерош-Ноблькур[ 111 ] правильно подметила, что второй фараон, которого она вместе со всеми принимает за Семнех-ке-рэ, заменил тут царицу Нефр-эт. Возможно, что маленькая плита с незаконченным изображением второго царя, наполняющего чашу первому (памятник Б), была тоже заказана частным лицом, но достоверно это известно о другой небольшой плите с изображением царей за столом (памятник А). Надпись на ней сообщает, что ее «сотворил воин (корабля или подразделения) Воссиявший в правде» («Воссиявший в правде» — отличительная часть первого из пяти имен высоко чтимого Амен-хотпом IV Амен-хотпа III). Значит, даже простой воин находил нужным заказывать маленькую плиту с изображением новоявленного фараона! Самому солнцу, представленному вверху плиты, не оставалось ничего другого, как одинаково ласково простирать к тому и другому царю свои руки-лучи и подносить к носу каждого по знаку жизни. И оба они восседают за столом почти как равные. Как это отлично от сходной плиты, на которой Кэйе была переименована в Семнех-ке-рэ (СА III: CVII 3 = CVIII = A: 104 = AOr XXXVI: 13; см. гл. V)! Там она стояла, смиренно склонившись, позади своего повелителя, больше придаток к нему, чем предмет поклонения, но тогда она явно не была еще фараоном — ведь платье на ней чисто женское (СА III: LXXIII 8 = ТЗГ: 99 = ZZR: между 128 и 129 = А: 104). Плита эта, видимо, была тоже частного лица, так как на обратной стороне изображено молящимся некое должностное лицо солнечного храма (СА III: LXXIII 9 + CVII 2, А: 106).

И все-таки, несмотря на венец, скипетр, царское облачение, второй царь не стал настоящим царем. Женственный фараон остался при одном имени, получил не два ободка для двух имен, а только один, как царица. Мы видим второго царя всегда лишь в синем венце, тогда как старший царь то в красном нижнеегипетском, то в двойном всеегипетском, в венцах государственных, древних, не таких, как относительно недавно введенный синий венец. Все выглядит так, как если б младший царь имел право всего только на один, и притом второстепенный, венец, представлявший как бы мужское соответствие женскому синему венцу, более всего на него похожий. Изображали второго царя большей частью меньшего роста, в положениях, намекавших, что он — царь младший. В одном второй фараон даже уступал царице: он носил за Амен-хотпом IV веер, чего та никогда не делала, но что делали ее сестра и придворные да изредка царевны. Иными словами, второй царь был своего рода полуфараоном.

Когда же Кэйе могла быть поставлена в цари, когда могла она получить знаки царского достоинства? Изображений двух фараонов дошло до нас немного. Даже при позднем солнечном имени было еще такое время, когда Кэйе не располагала ни царским венцом, ни царской змеею, ни царским ободком вокруг имени, ни царской близостью к солнцу. Приобрести все это Кэйе могла не раньше, как под конец царствования Амен-хотпа IV. Если в скорописной пометке [1]6-го года его царствования (СА II: LVIII 16, см. гл. II) под «домом честной», которому принадлежало вино, следует разуметь хозяйство Кэйе, а это представляется вполне правдоподобным, то неужели тогда уже она могла быть фараоном? Неужели ее служащие смели б величать ее, царя, «честною», неужели б не употребили более подходящего обозначения, вписав его почтительнейше в кольцо? Поскольку остальные данные тоже указывают на конец царствования как время воцарения младшего фараона, предпоследний — 16-й — или последний — 17-й — год владычества Амен-хотпа IV мог быть вполне годом возведения Кэйе в цари.

А что произошло с Нефр-эт, с «женою царевой великой», если на моленных плитах, ставившихся для поклонения, ее место занял новоявленный фараон? Не постигла ли ее царская опала, или, может быть, она скончалась к этому времени?

Возможны три мнения о судьбе царицы: Нефр-эт умерла, Нефр-эт была изгнана, Нефр-эт примирилась с возвышением соперницы и осталась вместе с супругом.

Имеются ли сведения о времени кончины царицы? Прямых известий, на которые можно было бы положиться, у нас нет.

Существует, правда, любопытный рассказ, записанный А. М. Блэкмэном со слов известного писателя Райдера Хаггарда.[ 112 ] Сам Р. Хаггард слышал этот рассказ от В. Дж. Лофти. В начале 80-х годов прошлого века местные жители нашли-де в гробнице, по-видимому той, что была высечена в ущелье позади солнцепоклоннической столицы для фараона и его семьи, известное количество золотых украшений. На некоторых из них имелись будто бы имена Тэйе и Нефр-эт. Согласно В. Дж. Лофти, тут были также перевязи листового золота, помеченные именами тех же двух царственных особ. У В. Дж. Лофти не было с собою стольких денег, чтобы купить вещи. В следующую зиму, в 1883 или 1884 г., он приобрел два кольца для двух других лиц, в том числе для Р. Хаггарда, однако золотые перевязи, по словам В. Дж. Лофти, были тем временем переплавлены.

Украшения, которые В. Дж. Лофти купил для себя, были затем приобретены у него королевским Шотландским музеем в Эдинбурге, однако там они были ради большей сохранности так хорошо убраны, что добраться до них А. М. Блэкмэну не удалось. Тем не менее директор музея передал ученому оттиски увесистого золотого перстня-печатки, на котором действительно было вырезано имя Нефр-эт (JEA IV: 45 = APhE: colour pl. XII = EA VII: L 274). Именные золотые перевязи приводили на память показания ряда лиц, имевших дело с останками из так называемой «гробницы Тэйе». По показаниям этих очевидцев, на останках лежали полосы листового золота, надписанные именем Амен-хотпа IV. Правда, впоследствии Ж. Даресси очень просто объяснил эти золотые перевязи на трупе как отвалившиеся с внутренней поверхности гроба куски надписей, однако недавние розыски С. Олдреда привели его к выводу, что на трупе в самом деле были золотые перевязи, впоследствии пропавшие. Чем бы ни были золотые перевязи, виденные В. Дж. Лофти, но если они происходили из царской гробницы и если они были надписаны именами Тэйе и Нефр-эт, то они могли бы служить доводом в пользу того, что обе царицы были погребены в Ах-йот. Однако досадные «если» в сильнейшей степени мешают воспользоваться рассказом для каких бы то ни было заключений. Настораживает и то обстоятельство, что два перстня, попавшие в конечном итоге в собрание Р. Хаггарда, снабжены изображениями совсем не в духе исключительного солнцепочитания последних лет Амен-хотпа IV. На великолепном ложе из гробницы Тут-анх-амуна, выдержанном строго в том духе, чисто растительный узор заменяет привычные изображения старого хранительного божка Бэса (ТТ III: XXXII С = ГТ: СХХХ В). На перстнях же Р. Хаггарда изображены: на одном — два Бэса (JEA IV: XIII 8 = EA VII: L 277), на другом — пляшущий и бьющий в бубен лев (JEA IV: XIII 7 = EA VII: L 278), все из того же круга упраздненных хранителей. На одном перстне из той же находки названа даже «Мут, владычица неба», отверженная жена Амуна (ЕА VII: L 275)!

Но если бы любопытный рассказ был даже во всем точен, то мы все-таки могли бы вывести из него только то, что Нефр-эт скончалась и была погребена в солнцепоклоннической столице, видимо, в царской гробнице, в бытность еще двора в городе, но когда в точности, до или после смерти Амен-хотпа IV, мы из рассказа так и не узнали б.

Широко распространено мнение, что царица Нефр-эт под конец царствования супруга поссорилась с семьей и, уединившись на севере солнцепоклоннической столицы с маленьким Тут-анх-йотом, прожила там до его воцарения. К вопросу о семейной ссоре нам возвращаться незачем. Спросим себя только, на чем основано представление о проживании царицы на севере города с мальчиком Тут-анх-йотом?

При раскопках в северной части столицы были обнаружены косяки какого-то сооружения и притолока из частного дома, на которых имена Амен-хотпа IV были уничтожены, а имя Нефр-эт пощажено; то же можно было наблюдать на набалдашнике из одного из тамошних домов. Затем там были откопаны изложница для отливки двойных поливных щитков с именем царицы и не менее пятнадцати таких отливков. Тут же на севере столицы были найдены украшения с именами других царей и цариц: в ограниченном количестве Амен-хотпа IV, в большом количестве Семнех-ке-рэ, далее его жены Ми-йот, Тут-анх-йота, его жены Анхес-эм-п-йот. Однако вместе со щитками Нефр-эт встречались только вещицы с именами последней четы (см. JEA XVII: 242-243). Тем не менее обращение с именами на севере столицы вряд ли может иметь какое-нибудь отношение к проживанию там Нефр-эт после смерти Амен-хотпа IV, потому что трудно говорить об огульном истреблении уже тогда памяти царя-солнцепоклонника. Мы уже приводили наблюдения С. Олдреда, что на предметах дворцового обихода, найденных в гробнице Тут-анх-амуна, этот царь не трогал имен Амен-хотпа IV (исключение — сосуды AOr XXXVI: 13). Да и все, что известно по этому вопросу, заставляет думать, что последовательно преследовать память «супостата из Ах-йот» начали после запустения и разорения его столицы. Изложницы для двойных щитков с именем Нефр-эт были найдены в большом числе еще до раскопок севера города (TEA: XV 82, AeISMB II: 529 и т. д.), и не только в этой его части были найдены готовые щитки с именем супруги Амен-хотпа IV (TEA: XV 82, СЕАРНР: 41 и т. д.) и многочисленные вещицы с именами Тут-анх-йота/Тут-анх-амуна и Анхес-эм-п-йот/Анхес-н-амун (TSBA IX: 351 = CEAPHP: 41, TEA: XV, SCN: XXXVII, AeISMB II: 522, СА II: XLIX и т. д.). А то, что на севере столицы украшения с именами Нефр-эт и молодой четы находили иногда в одном месте, не слишком ли это узкое основание для широких построений?

Важнее кое-что другое. Еще от 17-го года, последнего года царствования Амен-хотпа IV, имеются скорописные пометки, сделанные на сосудах с вином «дома (т. е. хозяйства) жены царевой — жива она!» (СА I: LXII G — многолетие не сохранилось, K = ТТА: 181 CCXIX В). Поскольку от 10—11-го годов, дошли винные пометки «дома Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она!» (СА I: LXIV 1-2, LXII 1 без многолетия), склонны были в пометках 17-го года усматривать намеренное замалчивание имени царицы из-за гонения на нее, которое вычитывалось из остатков южной усадьбы. Впоследствии нашлись более ранние пометки 16-го (СА III: XCIII 218), 15-го (СА III: XCIV 245), 14-го (СА III: XCII 208) годов и, видимо, даже древнее 13-го года (СА III: LXXXVI 33, ввиду слова «сад», см. § 113), ограничивавшиеся тоже глухим упоминанием «жены царевой» без, имени. Более того, оказалось, что «домом жены царевой — жива она!» хозяйство царицы в производственных пометках именовалось еще при Амен-хотпе III (JNES Х: 44 7, 18; 48, 94, 147, 172; 54, 207; при Амен-хотпе IV хозяйство Тэйе прозывалось «домом Тэйе — жива она!» — ТЕА: XXII 14; ср. (вино) — «матери царевой — — —» — СА III: XC 144). Предположить, что под «женою царевой» сперва подразумевали Нефр-эт, а под конец царствования стали подразумевать Кэйе потому-де, что хозяйство царицы под прежним обозначением перешло к сопернице, значило бы предаться ничем не оправданным домыслам. Таким образом, очень похоже на то, что Нефр-эт оставалась царицей вплоть до кончины супруга.

Если Нефр-эт до конца сохраняла свое положение, то понятно и объяснимо странное превращение царской возлюбленной в полуфараона. Раз синий венец царицы сохранялся за Нефр-эт, то Амен-хотпу IV, чтобы венчать и Кэйе, оставалось только уступить ей свой фараоновский синий венец. Если место «жены царевой великой» было закреплено за Нефр-эт, то поднять до уровня ее Кэйе иначе, как сделав ее вторым фараоном, не было способов. Воцарение Кэйе в таком случае было б одновременно плодом великой любви к ней фараона и проявлением внимания к исключительным правам Нефр-эт. Тогда, быть может, не так уж не правы памятники, до последних лет царствования прославлявшие дружбу царя и царицы.

Возникает естественный вопрос: когда именно памятники Кэйе были переделаны для других лиц — до смерти или после смерти Амен-хотпа IV? Сами переделки подсказывают первый ответ.

Действительно, и в царской усадьбе на юге Ах-йот, и на камнях из Шмуна титло Кэйе заменили титлами дочерей Амен-хотпа IV от Нефр-эт — Ми-йот и Анхес-эм-п-йот, которые величаются в обоих случаях только «дочерьми царевыми», не «женами царевыми» и соответственно не имеют колец вокруг своих имен. Если для Анхес-эм-п-йот звание «дочь царева» вполне подходило бы и после смерти родителя, так как царицею стала не она, а старшая сестра Ми-йот, то в приложении к этой последней звание «дочь царева» после смерти ее отца и воцарения Семнех-ке-рэ, «женою царевой великой» которого она стала, было бы вовсе не уместным. Не менее странно было б отсутствие кольца вокруг имени Ми-йот и опущение царской змеи на лбу на присвоенных Ми-йот изображениях Кэйе, если б к тому времени Ми-йот была уже царицею.

Последнее обстоятельство, отсутствие налобной змеи, приводит на ум одно любопытное изображение царевны, вероятно самой Ми-йот,[ 113 ] вырезанное на обломке камня из большого дворца в Ах-йот (JEA XXI: XII 2 + 134 = CA III: LXVI 4 + 61) и ввиду резко исказительного способа выполнения относящееся к первым годам существования новой столицы (см. § 103). Ко лбу царевны приставлен царский аспид, и это сделано, несомненно, после ее воцарения, потому что ни на одном другом изображении какой-либо из дочерей Амен-хотпа IV, дошедших во множестве до нас от его царствования, налобной царской змеи нет. Вспомним также известные изображения военачальника Хар-м-ха из его гробницы в Мэнфе времени Тут-анх-амуна, снабженные по воцарении ее хозяина налобными змеями (например, JEA VII: V). Напомним, что на изображениях в южной усадьбе, переделанных из изображений Кэйе, Ми-йот представала уже не в виде девочки, как на изображениях времени царствования ее отца, а в виде взрослой женщины, т. е. такою, какою была в дни своего царствования, когда налобная змея была для нее привычным знаком ее царского достоинства (изображение Ми-йот, царицы, — ЕА II: XLI, однако налобная змея на нем целиком разрушена).

Надписанных изображений дочерей фараона и царицы Нефр-эт сохранилось множество, и ни на одном из них, не представляющем переделку из изображения Кэйе, за именем царевны не следует многолетие. B случае таких, особенно частых, надписанных изображений это должно казаться естественным, потому что вслед за именем царевны следует ссылка на родительницу: «Дочь царева от утробы его, возлюбленная его такая-то, рожденная женою царевою великою, возлюбленною его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» Но и во всех прочих, более редких случаях, когда титло царевны находится в надписи, не служащей пояснением к изображению, и кончается подобною же ссылкою на родительницу (а это в надписях бывает почти всегда), отсутствие многолетия после имени царевны представляется также естественным. Имеется, однако, несколько надписей, позволяющих предположить, что многолетие после имени было вообще несвойственно титлам дочерей Амен-хотпа IV до их воцарения. Имею в виду те очень немногочисленные надписи, в которых титло царевны, не переделанное из титла Кэйе, лишено ссылки на родительницу. Таковы две надписи на колотушках в виде двух рук из слоновой кости из гробницы Тут-анх-амуна. Обе надписи одинакового содержания и гласят: «Жена царева великая Тэйе — жива она! Дочь царева Ми-йот» (IM: XII B a + b = 26). Хотя каждая из надписей заключена в царское кольцо, внутри его в меньшее кольцо вписано оба раза только имя «Тэйе», имя же «Ми-йот» в такое кольцо не вписано ни разу. Это, как и звание «дочь царева», не «жена царева великая», указывает на время до воцарения Ми-йот. Отсутствие после ее имени многолетия в обеих надписях, тем разительнее, что после имени Тэйе оно оба раза выписано «жива она!».

Обращает на себя внимание и словоупотребление вторичных и третичных (см. § 41) пограничных надписей Ах-йот, из которых все сохранившие нужное нам место содержат многолетие после имени царицы, но не после имен царевен. Царь клянется: «(Как) услаждается сердце мое женою царевой да детьми ее, (из) которых (да) дастся состариться жене царевой великой Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно! — за (?) эту тысячу тысяч лет, (в течение коей) была (бы) она под рукою фараона — жив, цел, здоров! — (и да) дастся состариться дочери царевой Ми-йот и дочери царевой Мек-йот, ее детям, (тем временем как) были (бы) они под рукою жены царевой, их матери, вековечно вечно» (ЕА V: XXVII-XXVIII). Заслуживает внимания и словоупотребление первичных пограничных надписей Ах-йот К и X. Ни в той, ни в другой надписи имя царевны Ми-йот не сопровождается многолетием (К строка 18 — ЕА V: XXX = XXXVIII = TTA: 115; X, строка 20 — ЕА V: XXXII). Напротив, имя царицы обычно снабжено им (К, строка IX «жива она вечно! — — —» — ЕА V: XXIX = TTA: 104-105; строка 18 «жива она!» — ЕА V: XXX = XXXVIII = TTA: 115; X, строка XII «жива она!» — ЕА V: XXXI). Однако значение показаний первичных надписей умалено тем, что имя царицы снабжено в них многолетием все-таки не повсеместно (оно отсутствует в надписи К в строке 17—ЕА V: XXX = XXXVIII = ТТА: 115, в надписи X в строке 7 — ЕА V: XXXI). Можно было б сослаться еще на обломок из Она ZAeSA XIX: 116 = TTA: 157 CLXVII и на золотой листок LRE II: 360, из которых на первом многолетия нет после титла царевны Ми-йот, а на втором — после титла царевны Мек-йот, но благоразумнее оставить эти примеры в стороне, потому что из изданий (печатный набор) нельзя усмотреть, кончались ли надписи на имени царевны или были просто отломаны после него. Не может никак служить примером опущения многолетия после имени царевны титло «дочери царевой от утробы его, возлюбленной его, Анхес-эм-п-йот, правой голосом», начертанное на каменном ларчике PSBA XXXVI: 168, так как здесь место многолетия занято обозначением царевны как «правой голосом», т. е. покойной.

Весьма существенно словоупотребление скорописных производственных пометок (на сосудах с припасами), найденных в солнцепоклоннической столице, но сделанных часто далеко от нее, при этом, в случае пометок, упоминающих женских представителей царского дома, во владениях, этим лицам принадлежащих или так или иначе с ними связанных. Поэтому как ни беглы и незначительны по объему такие пометки, они все же делались лицами, очевидно знавшими, как величать своих царственных хозяек. После имени царицы в названии «дом Нефр-нефре-йот Нефр-эт» многолетие то имеется, то отсутствует. Оно есть в СА I: LXIV 1, 2 = ТТА: 180 CCXVIII А, его нет в СА I: LXIII 1; СА III: LXXXV 29, 30. Зато после звания «жена царева», заключенного в кольцо и употребленного самостоятельно без последующего имени, многолетие «жива она!» всегда присутствует, в любых словосочетаниях: «дом жены царевой — жива она!» — TEA: XXIV 90, СА I: LXIII K; «мясозаготовочное заведение жены царевой — жива она!» — СА III: XCIV 245; «сень Рэ жены царевой — жива она!» — СА III: 201; «— — — жены царевой — жива она!» — ТЕА: XXII 11, СА III: LXXXVI 33, XCII 208, XCIV 246, 247. Находим мы многолетие и после имени вдовствующей царицы: «дом Тэйе — жива она!» (ТЕА: XXII 14). В случае же имен царевен, когда конец имен не поврежден и тем самым возможно судить о присутствии или отсутствии многолетия, его не оказывается: «дочь царева Мек-йот» — СА III: LXXXVI 38, «дочь [царева] Аихес-эм-п-йот» — СА III: LXXXVI 41. Отсутствие его наблюдается, видимо, и в случае побочной жены царя: «дом честной» — СА II: LVIII 16. Впечатление о неупотребительности многолетия после имен царевен в скорописи, которые мы выносим из ознакомления с производственными пометками, получает уже вполне определенное подтверждение от скорописных писем, отправленных из новой столицы в старую (где их нашли) не кем иным, как мазеваром «дома дочери царевой Ми-йот», следовательно, лицом, состоявшим на службе у царевны. И вот в этих двух письмах имя царевны в названии ее хозяйства — «дом дочери царевой Ми-йот», или, просто, «дом Ми-йот», — ни разу не сопровождается многолетием: ААА XVII: XVIII = XXII = XXIII, строка 1, строка 5 (уцелели одни определители имени), XIX = XXIV = XXV, строка 20, ААА XVII: XXI = XXVIII = XXIX, надписание свитка. Упорное опущение многолетия после имени царственной «госпожи» отправителя писем тем примечательнее, что писец не скупился на многолетие «жив, цел, здоров!» после слова «Йот», заключенного по обыкновению в кольцо: ААА XVII: XVIII = XXII = XXIII, строка 3, два раза, XX = XXVI = XXVII, строки 3, 4, XXI = XXVIII = XXIX, строка 24 (многолетие отсутствует: внутри сочетания «Йот живой», ААА XVII: XVIII = XXII = XXIII, строка 2; в жреческом звании «раб Йота», ААА XVII = XIX = XXIV = XXV, строка 18; раз после слова «Йот», употребленного самостоятельно, ААА XVII: XVIII = XXII = ХХШ, строка 17; затем, разумеется, внутри имени «Ми-йот», ААА XVI I: XIX = XXIV = XXV, строка 20, XX = XXVI = XXIX, строки 1, 7, XXI = XXVIII = XXIX, надписание свитка, ср. § 16-17).

Таким образом, опущение многолетия после имен царевен в дни царствования их отца не случайное явление, а общепринятое обыкновение: царевнам не полагалось многолетие. Лишним подтверждением этого правила может служить пускай непостоянное, но все же частое употребление многолетия после имени вдовствующей царицы Тэйе и полное отсутствие многолетия после имени ее дочери, царевны Бок-йот, наблюдающиеся в гробнице домоправителя царицы-матери Хойе — гробнице, находящейся в солнцепоклоннической столице и относящейся к поре поздних солнечных колец.

Многолетие здесь не сопровождает кольцо Тэйе, когда ее имя входит в состав титла ее служащего: «...распорядитель дома (в доме) (матери царевой), жены царевой великой Тэйе Хойе» (ЕА III: 2, IV, VIII = IX, XV, XVI, XVII два раза, XIX, XX два раза, XXVII), «распорядитель ваятелей жены царевой великой Йвтй» (ЕА III: XVII = XVIII); единственное исключение ЕА II 1: 6, где кольцу Тэйе в составе титла ее домоправителя придано многолетие «жива она!». Затем кольцо Тэйе стоит без многолетия в обращенной к ней молитве, где за именем царицы следуют сразу же определения «владычица питания, многая пищей» (ЕА III: XIX), в повествовательном пояснении к изображенному действию («введение жены царевой великой, матери царевой Тэйе, чтобы дать увидеть ей ее сень Рэ», ЕА III: VIII = IX) и там, где по соображениям соразмерности с другими частями надписи за недостатком места многолетие должно было быть опущено (ЕА III: VIII = X — в титле солнца, XVIII — в полном (втором) титле Тэйе позади ее изображения). Судить о присутствии или отсутствии многолетия после имени Тэйе в мелких приписках к ее изваяниям на изображении ЕА III: VIII = X (+XXV) затруднительно, так как приписки были нанесены краской и большинство их со временем отчасти или даже вовсе утратилось (в одном случае видно многолетие «жива она!», в другом — остаток многолетия, в прочих случаях не видать ничего). Многолетие следует за кольцом Тэйе в приписках к ее изображениям: «жива она вечно вековечно!» — ЕА III: IV, VI, VIII = IX, «жива она!» — ЕА III: XVIII, затем в конце самостоятельной надписи, повторявшей четырежды имена солнца, Амен-хотпа IV, Амен-хотпа III и Тэйе: «жива она вечно вековечно!» — ЕА III: XXI четыре раза, и, наконец, в наименовании солнечного святилища имени Тэйе в конце титла солнца: «жива она!» — ЕА III: VIII = XI. Судя по пустому ныне месту под стоячими кольцами, написанными краской и потому сильно пострадавшими, многолетие должно было иметься после имени Тэйе также ЕА III: XIX. Следовательно, как и надо было ожидать, многолетие за кольцом царицы-матери вполне обычно в гробнице ее домоправителя как в титлах Тэйе, употребленных самостоятельно, так и в написанных подле ее изображений.

Совсем иначе обстоит дело в гробнице с титлом дочери Тэйе — царевны Бок-йот. Все упоминания ее представляют собою приписки к изображениям или ее самой (ЕА III: IV, VI, VIII = IX, XVIII), или ее изваяния (ЕА III: XVII = XVIII). Недостатком места могло б быть объяснено при желании отсутствие многолетия ЕА III: XVII = XVIII, также ЕА III: VI, где конец титла ныне разрушен, но места для многолетия явно не хватило б. Однако в остальных трех случаях пустого места под именем царевны более чем достаточно для того, чтоб вместить многолетие. Совершенно очевидно, что пятикратное повсеместное отсутствие многолетия за именем Бок-йот не случайность: царевне не полагалось многолетие.

Заметим, что многолетие не было положено и такой особе, как сестра царицы Нефр-эт — Бенре-мут: ни в одной из приписок к ее изображениям после ее имени нет многолетия (ЕА II: VII, ЕА V: V, ЕА VI: IV, XXVI, ср. ЕА V: III, где в пробеле после имени стоял, конечно, определитель женщины, а не многолетие, ср. еще ЕА V: XV справа и слева). По виду своему Бенре-мут напоминала царевну, так как, подобно царевнам, ходила с прядью волос, свешивавшеюся с темени на ухо и шею (ЕА II: V, VII, VIII, ЕА V: XV два раза, XVI, ЕА VI: IV, XVI, возможно также ЕА II: XXXIII = XXXIV и EAVI: XVII, где прически повреждены; точность воспроизведения от руки ЕА VI: XXVIII, где сестра царицы показана с голой головой, сомнительна ввиду снимка ЕА VI: XLII).

Итак, мы снова и снова убеждаемся в том, что в царствование Амен-хотпа IV царевнам не полагалось иметь многолетия после имени. Как же понять тогда присутствие многолетия «жива она!» после имени дочерей Амен-хотпа IV и Нефр-эт в титлах, переделанных из титла Кэйе? Мы встречаем это многолетие после имен царевен на следующих памятниках, которые надо или можно считать принадлежавшими некогда Кэйе и впоследствии переделанными для царевен Ми-йот и Анхес-эм-п-йот. После имени Ми-йот: на косяке северного дворца Ах-йот (JEA Х: XXIII 3), на обломке надписи из усадьбы на юге Ах-йот (СА I: LIX 43). После имени Анхес-эм-п-йот: на камнях, найденных в Шмуне, ZAeSA LXXIV: 105 = MDIAeAK IX: VII d = ARH: XIV 307—VI A, ARH: CXI 438—VII А, вероятно также LIII 149—VIII С. «Жива она — — —» ARH: CXXXIV 983—VIII А, «жива она вечно — — —» ARH: CXXXIV 983—VIII С, «жива она вечно вековечно!» ARH: CLIX 448—VIII — после пропавших имен царевен. Как и в других титлах царевен, переделанных из титла Кэйе, во всех только что перечисленных титлах нет привычной ссылки на родительницу («рожденная женою царевой великою, возлюбленною его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!»), так что титло царевны завершалось ее собственным именем и для добавления многолетия представлялась большая возможность. Однако мы видим, что в дни Амен-хотпа IV такой возможности было недостаточно для того, чтобы к имени его дочери добавилось многолетие: имена царевен и тогда, когда не сопровождаются ссылкою на царицу-родительницу, лишены многолетия. Не остается ли предположить, что присвоение царевнам на переделанных памятниках многолетия после имени обусловлено тем, что царевны ко времени переделки приобрели право на многолетие, иными словами, успели уже воцариться, стать из царевен царицами? В таком случае скромное звание «дочери царевой» и отсутствие кольца вокруг имени были бы данью присутствию на памятнике изображения или имени Амен-хотпа IV непосредственно перед переделываемым для Ми-йот или Анхес-эм-п-йот изображением или титлом Кэйе и следствием невозможности вставить изображение или имя царей — супругов Ми-йот и Анхес-эм-п-йот. Не будучи в состоянии представить себя царицами вместе с Семнех-ке-рэ или Тут-анх-йотом, дочери Амен-хотпа IV были вынуждены представить себя с ним царевнами. Однако при этом из нового их титла, уже как цариц, в эти устарелые титла все-таки проскользнуло многолетие, на которое Ми-йот и Анхес-эм-п-йот теперь имели бесспорное право. Конечно, такое надуманное и искусственное объяснение внутренне противоречиво: сознательно ограничиваются званием «дочери царевой» и не заключают соответственно своего имени в кольцо и тут же добавляют к имени многолетие, не положенное царевнам! Но есть ли у нас вообще нужда прибегать к столь надуманному и искусственному толкованию явлений? Не надо ли искать другого объяснения, тем более что это на поверку оказывается далеко не все объясняющим? В самом деле, как понять появление многолетия «жива она!» на переделанных памятниках также после имени несомненной царевны, а отнюдь не царицы, лишь рядящейся царевной? На камне из Шмуна ASAE XXXVIII: LXXV = MDIAeAK IX: VIII c = ARH: XXIX 632—VIII А над изображением девочки, сопровождавшей царя и взрослую женщину, было написано: «[(царевна такая-то)] Малая — жива она!» Что это — ошибка писца или резчика, сбитого с толку странным — ныне пропавшим — титлом матери этой девочки, якобы «дочери царевой» и в то же время обладательницы многолетия? В таком случае надписывавший изображение мастер ошибочно перенес многолетие из титла царевны мнимой в титло царевны настоящей. В титлах царевны Анхес-эм-п-йот Малой на другом камне из того же Шмуна ARH: CC PC 192 и «[(царевны такой-то)] Малой» на камне оттуда же MDAIAK XIV: XII 1 = ARH: XV 610—VII [128] многолетия после имени нет. Однако что же получается при подобном толковании: натянутое объяснение многолетия в титлах царевен старшего поколения и для спасения такого объяснения допущение ошибки в титле маленькой царевны?! Не начинаем ли мы запутываться в хитросплетениях?

Имеется совсем простое объяснение, которое разъясняет все странности разом: многолетие как в титлах Ми-йот и Анхес-эм-п-йот старших, так и в титле царевны младшей — остаток или отголосок изглаженного титла Кэйе. В титлах царевен старшего поколения многолетие стояло бы тогда после имен самой носительницы титла, как и в первоначальном титле. В титле девочки многолетие сопровождает теперь имя обладательницы титла, до переделки же следовало бы за именем матери девочки (такая-то, рожденная такой-то — жива она!). Но имела ли Кэйе право на многолетие в то время, когда надписывались впервые занимающие нас памятники? Что Кэйе имела право на многолетие после превращения в фараона, в этом не приходится сомневаться. На плите, где она изображена в мужском синем венце и мужской одежде, принимающей ласки от Амен-хотпа IV (памятник А), под тремя незаполненными стоячими кольцами, двумя царя и одним ее, оставлено место для многолетий, отчерченное снизу длинной чертой. Но имела ли Кэйе право на многолетие до превращения в фараона? Памятники, которыми мы сейчас занимаемся, камни из Шмуна и надпись из усадьбы на юге Ах-йот, равно как, возможно, косяк из северного дворца в Ах-йот, относятся ко времени до превращения Кэйе в царя. На камнях спутница фараона имела еще вполне женский вид, в усадьбе нет никаких следов изображений или упоминаний Кэйе как фараона: она еще только побочная жена царя. Следовательно, если многолетие «жива она!» перешло в переделанные титла из первоначального, то Кэйе должна была располагать таким многолетием, будучи еще побочной женою фараона.

Итак, откуда возможно почерпнуть надежные указания на присутствие или отсутствие многолетия в титле Кэйе до ее превращения в фараона? Не из остатков ли надписей в царской усадьбе на юге Ах-йот, дававших нам уже не раз ответы на вопросы, касающиеся Кэйе? Обратимся прежде всего к известковым прописям с кусками непеределанного титла Кэйе, прописям, использованным при первом надписании памятника и затем выброшенным (СА I: XXXII 3). К сожалению, на обоих обломках, сохранивших имя Кэйе (см. гл. II), поверхность за именем отбита, в одном случае почти полностью, в другом — отчасти. Тем не менее вряд ли возможно сомневаться в отсутствии многолетия в обоих случаях. На том обломке, где поверхность за именем пропала почти полностью, знаки в имени «Кэйе» настолько скучены и первый знак корзины к так глубоко водвинут в предшествующее слово «вечность», что нехватка места у резчика, когда он дописывал надпись, кажется очевидной. Где уж тут было добавлять многолетие! На другом обломке верхняя строка продлена ровно настолько, сколько нужно было б для многолетия «жива она!». Выбоина за именем заходит далеко в строку, но все же кусок ее, остающийся над выбоиной, настолько широк, что, следуй за именем многолетие, верхушки его знаков должны были б уцелеть, а этого как раз нельзя обнаружить на снимке. Выходит, что на втором обломке многолетие тоже отсутствовало, и отсутствие его здесь тем показательнее, что не только имелось место для него, но что оно прямо требовалось для заполнения пустующего конца нижней строки для ее соразмерности с верхней. Опущение при таких условиях многолетия можно было б считать доказательством неуместности его в титле побочной жены царя, не имевшей еще права на кольцо вокруг имени. Впечатление, вынесенное из изучения прописей, находит полное себе подтверждение в прочих надписях из южной усадьбы. На каждом из двух обломков СА I: LIX 40 и СА I: XXXIII 2 = LVII 55 + 59 уцелело частично по две смежных стоячих строки, ограниченных отвесными чертами. На каждом обломке виден нижний конец одной из этих ограничительных черт, так что известен уровень, на котором должны были кончаться внизу строки. На первом обломке вдобавок отчетливо различимо пустое место под обеими строками. Во второй строке на каждом обломке на расстоянии двух высоких знаков от ее нижнего конца читается сквозь позднейшую надпись слово «вековечность» из первоначальной надписи. Это слово — из обозначения Амен-хотпа IV в составе титла Кэйе: «отрок добрый Йота живого, который будет жив вековечно вечно» (см. гл. II). Значит, за словом «вековечность» в первоначальных надписях на обоих обломках должно было следовать слово «вечность», а за ним, как доказывают упомянутые прописи для надписей усадьбы, имя «Кэйе». Слово «вечность» и это имя как раз заполнили бы конец второй строки на том и на другом обломке, так что для многолетия не оставалось бы места. Предположить, что могла быть еще третья строка для одного только многолетия, у нас нет никаких оснований, в случае же обломка СА I: LIX 40 — прямо-таки трудно, потому что сбоку позади второй строки, притом более высокой ее части, видно узкое белое поле. С полной наглядностью отсутствие многолетия после имени Кэйе выявляется на куске надписанного изображения СА I: XXXV 9 + 151. Здесь в конце титла Кэйе (низ средней строки) довольно отчетливо читается ее имя, и за ним не видно никакого многолетия. Получается, следовательно, что многолетие после имени Кэйе до ее превращения в царя в усадьбе на юге Ах-йот нигде не засвидетельствовано.

Но вот перед нами надпись на косяке из северного дворца в Ах-йот (JEA Х: XXIII 5). От нее осталось одно лишь титло царевны: «дочь царева Ми-йот — жива она!», представляющее переделку (JEA XII: 4). Многолетие «жива она!» проставлено здесь явно не потому, что надо было чем-нибудь заполнить место. Титло представляет самую краткую разновидность титла царевны. Если было слишком много места, то что же мешало писцу или резчику употребить вместо сравнительно редкой сокращенной разновидности обычную полную: «Дочь царева от утробы его, возлюбленная его, Ми-йот»? Ведь такое привычное полное титло заняло бы ровно столько же места, сколько нынешнее сокращенное с необычным многолетием. Очевидно, излишком места многолетия не объяснить. Но надпись на косяке из северного дворца не только опровергает такое объяснение, она дает основание пересмотреть только что сделанное нами заключение о невероятности заимствования многолетия из титла Кэйе. Верх столба отбит, и потому можно лишь догадываться, что непосредственно над титлом царевны в переделанной надписи помещалось титло ее отца. Однако ниже конца стоячей строки, содержащей ныне титло царевны и ограниченной по бокам отвесными чертами, имеется на столбе еще много пустого места, так что надпись можно было продолжить вниз еще на значительное расстояние. Ничто, таким образом, не препятствовало, если уж зачем-то хотелось заключить титло многолетием, дать титло в принятом полном виде и затем поместить почему-то полюбившееся «жива она!». Не следует ли поэтому предположить, что резчик был ограничен по направлению книзу сохраненным от изглаженной надписи многолетием, так что вставлять титло Ми-йот приходилось в небольшое пространство, зажатое между титлом царя вверху и словом «жива она!» внизу? Такое предположение кажется близким к истине. Более того, достаточно беглого взгляда, чтобы заметить несоответствие между крупно написанными званием и именем царевны и более мелким многолетием «жива она!».

Но как же быть тогда с тем обстоятельством, что ни в одном другом титле Кэйе, будь то нетронутом или переделанном, нам не удалось установить присутствие многолетия до переделки? Ответим на этот вопрос другим вопросом: разве в титлах царевен Ми-йот и Анхес-эм-п-йот, переделанных из титла Кэйе, многолетие является неотъемлемой составной частью? Возьмем только те титла, где имя царевны стояло или должно было стоять в самом конце надписи, так что после имени не следовало ничего, что могло бы помешать добавлению многолетия. Имеется многолетие «жива она!» в двух случаях после имени Ми-йот (СА I: LIX 43, JEA Х: XXIII 3) и в одном случае после имени Анхес-эм-п-йот (ZAeSA LXXIV: 105 = MDIAeAK IX: VII d = ARH: XIV 307—VI А), многолетия нет определенно в двух случаях (СА I: XXXII 2 = LVI 271 1, LX 73) и, по всей вероятности, в других двух случаях (СА I: LVII 55 + 59 = XXXIII 2, LIX 40) после имени Ми-йот. Итак, среди изданных примеров переделанного титла с именем дочери Амен-хот-па IV на конце случаи с многолетием более редки, чем без многолетия. Такое же соотношение наблюдается в случае изданных переделанных примеров титла царевны «[(такой-то)] Малой»: многолетие «жива она!» имеется после имени царевны в одном случае (ASAE XXXVIII: LXXV = MDIAeAK IX: VIII c = ARH: XXIX 632—VIII А) и отсутствует в одном случае (MDAIAK XIV: XII 1 = ARH: XV 610—VII). В случае ZAeSA LXXIV: 105 = MDIAeAK IX: VII d = ARH: XIV 307—VI А неясно, было ли многолетие после имени Анхес-эм-п-йот Малой или не было. При этом мы взяли только те примеры, где имена дочерей царевен стояли на самом конце надписи, оставив в стороне памятники, где за именем царевны следует длинная ссылка на родительницу. Теперь что же наблюдаем мы в случае титла Кэйе? Мы насчитали до семи примеров, где многолетие в конце надписи (титла) определенно или вероятно отсутствовало (СА I: XXXV 9+ 151, XXXII 3 два раза, XXXIII 2 = LVII 55 + 59, LVI 271 J = XXXII 2, LIX 40, LX 73), однако могли показать, что в двух случаях оно определенно имелось (JEA Х: XXIII 3, ARH: CXI 438—VII А). Примеры, где многолетие отсутствовала или, по-видимому, отсутствовало после имени Кэйе, происходят все из усадьбы на юге солнцепоклоннической столицы, примеры, где многолетие после имени Кэйе, по всей видимости, имелось, происходят из дворца на севере Ах-йот и из божницы в средней части города. По поводу дворцового косяка, на котором это титло было написано, говорится следующее: «Обломок in situ одного из дверных косяков... содержит имя Меритатен в виде палимпсеста, что наблюдается повсюду в здании» («А fragment in situ of one of the doorjambes... bears the name of Merytaten in palimpsest, which is met throughout the edifice», JEA XII: 4). Поэтому возможно, что подобные переделанные титла Ми-йот, царевны, имеются и на других остатках северного дворца. Не исключено поэтому, что на поверку может оказаться, что на юге столицы предпочитали титла для Кэйе без многолетия, а на севере, тоже в бытность ее всего лишь побочной женою царя, предпочитали титла с многолетием. Как бы то ни было, колебание в отношении переделанных примеров с титлами Ми-йот и Анхес-эм-п-йот старших и младших между опущением и присовокуплением многолетия с видимым перевесом в пользу опущения не позволяет требовать от переделанного в эти титла титла Кэйе обязательного присутствия многолетия, если оно было теми титлами унаследовано от изглаженного. Вероятное же существование титла Кэйе с многолетием, притом еще до превращения ее в фараона, и вдобавок, быть может, во многих надписях, делает объяснение многолетия в титлах царевен, переделанных из титла Кэйе, заимствованием из этого последнего, еще более привлекательным. Мне представляется, что присутствие в одном случае многолетия «жива она!» даже после имени Ми-йот или Анхес-эм-п-йот Малой (ASAE XXXVIII: LXXV = MDIAeAK IX: VIII c = ARH: XXIX 632—VIII А), царевны, так сказать, не первостепенной, второразрядной, тогда как многолетие не содержалось в непеределанных титлах даже после имен дочерей Амен-хотпа IV и Нефр-эт, вряд ли возможно объяснить иначе, как перенятием из упраздненного титла.

Ввиду всего сказанного мне кажется, что предположение о заимствовании многолетия «жива она!» в переделанные титла царевен из изглаженного титла побочной жены царя не далеко от истины. Проверка по подлинникам, с самого ли начала имелось на них многолетие или было привнесено при переделке, помогла бы, разумеется, в сильнейшей мере решению вопроса. Из имеющихся изданий в большинстве случаев нельзя усмотреть, к первоначальному ли или позднейшему составу надписей принадлежит многолетие. В надписи CA I: LIX 43 оно стоит, правда, в части, подвергшейся изглаживанию и переделке, так как зачерчено издателем особым способом, но, поскольку издатель зачерчивает так не только вновь вставленные письмена, но обыкновенно и оставшиеся в переделанных местах первоначальные знаки, данный пример нуждается также в обследовании по подлиннику. До проверки по подлинникам позволительно держаться предложенного объяснения как наиболее удовлетворительного.

Итак, подведем итог. Изображения Кэйе превращали в изображения царевны Ми-йот, не царицы Ми-йот. Соответственно и ко лбу не приставляли царской змеи — царевне она ведь не полагалась. Титло Кэйе заменяли титлом (привожу краткую разновидность) «дочь царева... царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, кому дано жить вечно вековечно, Ми-йот», не титлом «жена царева великая Ми-йот — жива она вечно!». Имя царевны не заключали в кольцо, подобавшее царицам, после ее имени не ставили многолетия, приличествовавшего им. Естественный вывод: изображения и надписи Кэйе переделали для Ми-йот, когда она еще не воцарилась с Семнех-ке-рэ, когда она была еще царевной, иными словами, при жизни Амен-хотпа IV.

Памятники с изображениями двух фараонов не многочисленны. От падения Кэйе до воцарения Ми-йот должно было протечь какое-то время, если изображения и надписи поспели переделать, пока Ми-йот еще оставалась царевной. Под 16-м годом, предпоследним годом царствования Амен-хотпа IV, упомянут «дом честной», но таковым хозяйство воцаренной Кэйе вряд ли могло именоваться. Все это, вместе взятое, наводит на мысль, что фараоном Кэйе была очень недолго.

Почему она пала — догадаться невозможно. За краткий миг величия она заплатила дорогой ценой. Падение с высоты, на которую вознесла ее своевольная любовь фараона, было ужасным. Недавняя возлюбленная была обречена на вечное забвение. Ее изображения и надписи были переделаны для дочерей фараона, его дочерей от Нефр-эт. Северный дворец и южная усадьба отошли к царевне Ми-йот, солнечный храмик в средоточии столицы — к Ми-йот и Анхес-эм-п-йот. Кэйе не оставили даже ее гроба, даже ее погребальных сосудов...

Царица Нефр-эт не присутствует ни на одном памятнике, на котором появляется Кэйе. Словно пропастью разделены обе семьи. Но каковы бы ни были чувства царицы к всесильной сопернице, последняя, конечно, менее всего походила на бездушную «честную» из народной сказки о двух братьях. Нам многое неясно в судьбе этой маленькой женщины, сумевшей, несмотря на все обаяние Нефр-эт, покорить надолго самовластнейшего из фараонов, чтоб под конец низринуться с головокружительной высоты, куда он только что ее возвел. Но душа Кэйе, страстная и нежная, звучит доныне сквозь бездну веков в той задушевной молитве к возлюбленному, которая была начертана на золотом гробе.

Примечания:

1

G. Fecht. Amarna-Probleme (1-2). — ZAeSA. Bd 85, 1960, с. 83-118.

10

Н. Schafеr. Altes und Neues zur Kunst und Religion von Tell el-Amarna. — ZAeSA. Bd 55, 1918, c. 9-13.

11

Н. Ranke. Die aegyptischen Personennamen. Bd 1. Verzeichnis der Namen. Gluckstadt, 1935, c. 201, № 12.

108

Н. Sсhafеr. Altes und Neues zur Kunst und Religion von Tell el-Amarna. — ZAeSA. Bd 55, 1918, c. 4.

109

C. Aldred. The tomb of Akhenaten at Thebes. — JEA. Vol. 47, 1961, c. 45.

110

Н. W. Fаirman. — J. D. S. Рendlеbury. The city of Akhenaten. Р. 3. Vol. 1. Text. L., 1951, c. 201.

111

Ch. Desroches-Noblecourt. Vie et mort d'un pharaon, Toutankhamon. [Р., 1963], с. 163.

112

А. М. Вlackmаn. The Nugent and Haggard collections of Egyptian antiquities. — JEA. Vol. 4, 1917, c. 45.

113

J. D. S. Pendlebury. The city of Akhenaten. Р. 3. Vol. 1. Text, c. 61.