Глава 15.

И грянул бой

22 июня Карл XII собрал военный совет, на котором было решено дать генеральное сражение. По приказу короля вечером того же дня больных, калек и раненых, а также безлошадных кавалеристов, вместе со всем обозом, штатскими и почти всей артиллерией отвели в деревню Пушкаревку. Для защиты обоза были выделены безлошадные кавалеристы и около трех тысяч запорожцев. Поскольку король из-за ранения не мог ходить, для него сделали специальные носилки, которые поместили между двумя жеребцами. По восемь лучших драбантов должны были находиться с каждой стороны этого тандема. Наступление шведской армии хорошо показано у Энглунда: «Единственный более или менее громкий шум за эти долгие часы во мраке был звук одиночных выстрелов на севере, ближе к реке. Валашский полк, воинская часть легкой кавалерии под командованием полковника Сандула Кольцы, насчитывавшая примерно 1 000 шпаг, выдвинулся вдоль хребта, тянувшегося параллельно Ворскле, по направлению к деревне Яковцы, находившейся точно на юге от укрепленного лагеря. Там стояло довольно большое соединение русской пехоты и кавалерии. (Возможно, участвовала и рота конных егерей, составлявшая 130 солдат, легкое соединение, которое часто использовалось в разведывательных предприятиях.) Целью этого маневра было отвлечь внимание русских от движения армии. В остальном царили тишина, темень летней ночи и ожидание.

Около одиннадцати часов спящих разбудили. Призыв разорвал тишину, передаваясь над головами еще не совсем проснувшихся солдат: “Подъем, подъем, выступаем”. Это и был сигнал, которого ждали. Вестовые были посланы в разные лагеря пехоты и конницы с приказом о выступлении. Задремавший Левенгаупт проснулся от призыва и вскочил. Он кликнул своих денщиков и приказал им бежать вперед, не дожидаясь его, и проследить, чтобы его лошади были готовы. Постой генерала, с лошадьми и солдатами, был в 400 метрах. Придя туда, он вскочил на коня и поскакал обратно, чтобы поймать Реншёльда. Разумеется, он не нашел его в непроглядной тьме. Выход пехоты из биваков не обошелся без путаницы, и последующее построение в колонны тоже скоро превратилось в неразбериху. Согласно плану каждый батальон имел свое место в одной из четырех колонн. В темноте возник беспорядок, и часть соединений оказалась не на своих местах. По этой причине Левенгаупт приказал тотчас же прекратить уже начавшееся движение. Он провел тщательное перераспределение частей в колоннах, чтобы все точно соответствовало плану… Несмотря на то, что было потеряно столько драгоценного времени, устроили богослужение. Это была центральная часть в очень важной психологической подготовке каждого сражения. Тем, кто в последние дни не причащались, как правило, в подобных случаях приказывалось причаститься. Была даже специальная молитва, которую следовало читать, как указывалось в Военном уложении, “когда предстоял поход либо при других опасных случаях”: “Дай мне и всем тем, кто вместе со мной будет сражаться против наших неприятелей, прямодушие, удачу и победу, дабы наши неприятели увидели, что Ты, Господь, с нами и сражаешься за тех, кто полагается на Тебя”. Непосредственно перед большими сражениями, кроме того, еще всегда пели псалом 96, стих 6.

С надеждой на помощь зовем мы Творца,
Создавшего сушу и море,
Он мужеством нам укрепляет сердца,
Иначе нас ждало бы горе.
Мы знаем, что действуем наверняка,
Основа у нашего дела крепка.
Кто может нас опрокинуть?

В час ночи, когда богослужение закончилось, вся пехота снова пришла в движение. Одна рота примыкала к другой; не издающие ни звука барабанщик и трубач шли впереди, за ними капитан во главе первых отрядов мушкетеров по пятьдесят человек в каждом. Далее шли два отряда пикинёров, между которыми шагал прапорщик, несущий ротное знамя, а за ними следовали остальные два отделения мушкетеров, возглавляемые лейтенантом. Примерно так выглядели они все, ровно 70 рот пехоты, входившие в состав 18 батальонов. Колонна за колонной трогалась с места в молчании. Первая пехотная колонна под командованием генерал-майора Акселя Спарре состояла из двух батальонов Вестманландского полка по 1 100 солдат в каждом; Нерке-Вермландского полка, также из двух батальонов, в сумме 1 200 солдат; за ними следовал основательно сокращенный Йончёпингский полк, единственный батальон которого включал всего лишь 300 рядовых. Вторая колонна, под командованием генерал-майора Берндта Отто Стакельберга, состояла из двух слабых батальонов Вестерботтенского полка, примерно по 600 человек в каждом; слабого Эстергётландского пехотного полка, в который входило только 380 солдат, собранных в один батальон; двух батальонов Уппландского полка, по 690 человек в каждом. За ними шли по пятам генерал-майор Роос и его третья колонна, где авангард составляли два батальона Далекарлийского полка по 1 100 человек, от них не отрывались два батальона пехотинцев лейб-гвардии. В следующей за ними четвертой и последней колонне, под началом генерал-майора Лагеркруны, находились остальные два батальона гвардии. Всего лейб-гвардия насчитывала около 1 800 человек. Посреди лейб-гвардии передвигался на своих белоконных носилках король, тесно окруженный драбантами и сопровождаемый многочисленной свитой. Последними шли Кальмарский и Скараборгский полки, каждый состоял из одного-единственного батальона примерно в 500 солдат. Вместе взятые около 8 200 пехотинцев тяжелой поступью уходили в ночь.

С того мгновения, как солнце исчезло за горизонтом, шведская кавалерия стояла наготове с оседланными конями. Двое вестовых, которые были посланы к ней с приказом о выступлении, Якоб Дюваль и Лоренц Крёйц, потратили примерно полчаса, чтобы проскакать полмили по равнине до лагеря кавалерии. Сразу же, как только прозвучал сигнал, около двенадцати часов в полки полетел приказ “По коням”. Все прошло тихо и эффективно. Кавалерия состояла из 14 полков плюс корпус драбантов. Часть составляли восемь “чисто” кавалерийских полков: лейбгвардии Конный полк, полк лена Обу, полки Смоланда и Нюланда, Эстергётландский, Северо-Сконский и Южно-Сконский драгунские полки, а также Уппландский резервный конный полк. Другую часть составляли шесть драгунских полков – конница, вооруженная мушкетами, которая могла выполнять функции пехоты: лейб-драгуны и Сконский драгунский полк, а также драгуны Ельма, Тоба, Дюккера и Юлленшерны. Всего было 109 эскадронов общей численностью примерно 7 800 человек, разделенных на шесть колонн. Когда все были в седле, колонны двинулись»116.

Ночные марш и атака имели свои плюсы и минусы. Главным плюсом была внезапность, а минусом – потеря ориентации. Вся искусно продуманная операция могла провалиться из-за мелких непредусмотренных случаев, что сейчас и происходило. Реншёльд в нетерпении разъезжал взад-вперед. Вестовых одного за другим посылали выяснять, почему не появляется конница, и поторопить ее. С каждой минутой приближался рассвет. Риск быть обнаруженными все возрастал. Если русские заметят их, вся внезапность пойдет насмарку. Быстрый проход мимо редутов противника неминуемо превратится в настоящий прорыв, чего никто не планировал. На горизонте уже появилась более светлая полоска, чем окружающий мрак. Куда же запропастилась кавалерия? Левый фланг конных колонн под командованием генералмайора Хамильтона и правый под началом Крейца заблудились. Несмотря на рекогносцировки, они пошли в темноте в неверном направлении. В качестве ориентира среди прочего служила одна звезда. Но вскоре после начала похода командир правого фланга потерял контакт с несколькими из своих полков и был вынужден остановиться, чтобы навести порядок. Марш левого фланга также пошел неладно. Продвигаясь вперед, его колонны слишком сильно взяли влево, удаляясь от места встречи, отклонение составляло около километра. Ошибку обнаружили только тогда, когда перед ними неожиданно возникли русские караулы на опушке Будищенского леса.

Русские заметили шведское войско. Кроме того, они наткнулись на разведчиков Шлиппенбаха и поняли, что что-то готовится. Теперь у шведов не осталось никакой надежды застать неприятеля врасплох. Сквозь пронзительный грохот барабанов, сигнальные выстрелы и русские пароли и отзывы Юлленкрук поскакал обратно к королю и Реншёльду. Возле них собрались многие из высшего начальства. Фельдмаршал жаловался Сигроту и другому командиру колонны, Спарре, что «все пришло в конфузию». Спарре пытался что-то ответить, но Реншёльд злобно отрезал: «Ты хочешь быть умнее меня».

Видимо, с перестроением в линии шведы поторопились или произвели его вообще без приказа верховного командования. Разумность этой меры была совершенно очевидна: речь шла о том, чтобы подготовиться к бою и как можно скорее перейти в наступление. Юлленкрук спросил у Сигрота, в чем состояла эта «конфузия», тот сказал, что не знает, но добавил, мол, «все здесь удивление вызывает». Фельдмаршал явно не хотел, чтобы войска были построены в линии. На прямой вопрос, как должны быть построены солдаты, ответ был: «Колоннами стоять, как и сюда шли». Юлленкрук обещал исправить ошибку и ускакал вместе с Сигротом, чтобы передать приказ о построении в колонны разным соединениям.

Шведское командование было в нерешительности и не знало толком, что предпринять. Немного в стороне от других, рядом с королем, стояли Реншёльд и Пипер. Карла уже подняли на носилки, и они втроем обсуждали положение и решали, идти ли в атаку или все отменить. Фактор внезапности отпал. Теперь нечего было и думать о том, чтобы быстро и незаметно проскочить через систему редутов, и теперь придется через них пробиваться. Но проблема заключалась в том, что к этому шведы не были готовы. В первоначальных планах, видимо, даже не рассматривалась возможность штурмовать укрепления в системе редутов. Поэтому войска не имели для этого соответствующего снаряжения. Рвы и валы вокруг редута было трудно преодолеть, ведь штурм требовал множества приспособлений: осадных лестниц, вязанок хвороста – фашин, чтобы забрасывать ими рвы, канатов для лазания и столбов, на которые они крепились, ручных гранат. Все это солдаты сами должны были заготовить заранее и взять с собой.

Сражение под Полтавой. Для штурма редутов требовалась, кроме того, большая огневая поддержка артиллерии, а такую поддержку было неоткуда получить. Шведская армия взяла с собой в сражение лишь четыре 3-фунтовые пушки и четыре повозки с выстрелами, были ли это зарядные ящики или обычные телеги, неясно. Шведскую артиллерию обслуживали 30 человек прислуги, одетой в серые мундиры с синими галунами и в черные шляпы. Командовал ими капитан Ганс Клеркберг. Следует заметить, что при стрельбе из 3-фунтовых орудий шведы наряду с обычным картузным заряжанием применяли и «скорострельные заряды». Они представляли собой примитивные унитарные заряды, в которых собственно заряд и ядро были помещены в оболочку из ткани.

О русской артиллерии Энглунд писал: «Четыре шведские 3-фунтовые пушки противостояли русской артиллерии, насчитывающей в целом 102 орудия (3-фунтовые ручные мортиры, имевшиеся у русской кавалерии, в это число не входят). 70 из этих русских орудий были легкие и скорострельные 3-фунтовые пушки; остальные составляли 13 пушек по два фунта (в кавалерии), двенадцать 8-фунтовых пушек, две 12-фунтовые пушки, одна 20-фунтовая и одна 40-фунтовая гаубицы, одна 20-фунтовая и две 40-фунтовых мортиры. У русских орудий было больше огнеприпасов, чем они могли когда-либо использовать»117.

По русским данным под Полтавой в войсках Петра имелось 72 орудия, из которых 37 трехфунтовых пушек состояло при пехотных и кавалерийских полках, а в составе артиллерийского полка числилось 35 орудий.

Кто прав? Оба источника достаточно точны, но Энглунд, судя по всему, зачислил в русскую артиллерию орудия Полтавской крепости.

37 трехфунтовых пушек были распределены следующим образом: в дивизии Репнина – 14, Алларта – 13, Меншикова – 10. В артиллерийском полку состояло: пушек: 12-фунтовых – 2, 8-фунтовых – 12, 14-фунтовых – 3; гаубиц однопудовых (40-фунтовых) – 1; мортир: однопудовых – 2, полупудовых – 1.

Вызывает интерес фраза из русской артиллерийской ведомости от 4 июня 1709 г. «20 мортирцов чугунных 6-фунтовых». В другой ведомости сказано, что к этим двадцати «чугунным мортирцам» с 28 мая по 4 июня были сделаны плотниками, состоявшими в штате полевой артиллерии, 20 станков, которые тогда же были окованы железом.

По поводу этих мортир идут споры историков. Некоторые считают, что эти 6-фунтовые мортиры по две устанавливались на лафетах 3-фунтовых пушек. По мнению других, это были надульные приставки к 3-фунтовым пушкам для стрельбы 6-фунтовыми гранатами. И то и другое, на мой взгляд, неверно хотя бы потому, что в обоих случаях не требуются деревянные станки. Скорее всего, это были или 6-фунтовые мортирки на деревянной треноге конструкции Василия Корчмина, или мортирки системы Кегорна.

Усилиями Петра и Меншикова в Москве и Воронеже была проведена огромная работа по снабжению полевой армии и ее артиллерии боеприпасами, снаряжением и шанцевым инструментом. Для пополнения полевой артиллерии боеприпасами поблизости от Полтавы были созданы базы снабжения – в Белгороде, Ахтырке и Севске. Из этих городов боеприпасы подвозились на полевой склад, который перемещался вместе с артиллерийским полком и снабжал боеприпасами не только артиллерию, но и пехотные и драгунские полки, а также малороссийские полки Скоропадского. Для подвоза боеприпасов в драгунские и пехотные полки дивизиям были приданы фурманские команды.

Благодаря четкой организации снабжения к началу Полтавской битвы возимый запас полевой артиллерии был доведен до 8 682 снарядов, что составляло 120 снарядов на орудие. Из этого количества боеприпасов более половины составляла картечь.

В 3-м часу утра русская артиллерия из редутов открыла огонь по шведам с максимальной дистанции стрельбы около одной версты. Тем не менее и на излете русские ядра, попадая в строй неприятеля, убивали от 2 до 5 человек.

Теперь, когда фактор внезапности был утерян, Карл XII собрал графа Пипера и генералов на импровизированный совет. Генерал Реншёльд спросил Левенгаупта: «Что скажете вы, граф Лейонхювюд?» Левенгаупт ответил кратко: «Уповаю, что с Божьей помощью атака удастся». – «Что ж, с Богом, – сказал Реншёльд, снова повернувшись к королю и к Пиперу, – будем продолжать».

«Левенгаупт получил приказ построить своих людей в соответствии с ordre de bataille, но на правом фланге они стояли так близко к опушке Яковецкого леса, что не хватало пространства для того, чтобы все батальоны на этом краю сумели установиться в линию. Построить солдат для битвы было сложным делом, и недостаток времени и места привели к тому, что формирование линии не было полностью закончено.

Еще хуже было то, что все участвующие командиры не имели ясного представления о цели этих вводных операций. Приказ об атаке был спешно разослан командующим колонн, которые потом разослали его дальше подчиненным им командирам полков и батальонов. По всей вероятности, недостаток времени не позволил передавать точные детализированные приказы, некоторые из подчиненных получили лишь инструкции в общих чертах, которые наверняка не так легко было истолковать. Сигрот поскакал с приказом об атаке к командиру третьей колонны, генерал-майору Роосу; его части должны были атаковать ближайшие редуты. Сразу после этого и Стакельберг, командующий колонной номер два, которая стояла правее солдат Рооса, промчался мимо и подтвердил, что надо атаковать. Когда этот отданный в общих чертах приказ передавался дальше подчиненным командирам, произошло некоторое искажение – примерно так, как происходит в игре “испорченный телефон”. Часть поняла задачу так, что нужно крушить все подряд, другие полагали, что речь идет, без сомнения, об атаке на линию редутов, но когда будет найден проход, все должны пройти через этот проход; вражеские укрепления должны быть просто пройдены насквозь. Замысел атаки двух средних колонн, вероятно, состоял в том, чтобы нейтрализовать опасный обстрел с флангов, которым угрожала эта часть линии редутов. Остальная пехота – первая и четвертая колонны, а также задние батальоны второй и третьей – должна была тогда, поддержанная этой вспомогательной атакой, быстро достигнуть задней линии редутов и либо обойти их, либо пробиться через них. Атака на редуты была в высшей степени второстепенным делом. Редуты были препятствием, которое надо было миновать по пути к настоящему объекту атаки – русскому лагерю. Не все командиры знали об этом – промах, за который шведам придется дорого заплатить.

Атака средних колонн была сумбурна с самого начала. Батальоны скоро отделились друг от друга, но, несмотря на это, головная часть армии быстро продвигалась вперед. Ближайший редут, который был недостроен, находился на вершине невысокой гряды, недалеко от зарослей кустарника. На это укрепление с двух сторон напали четыре шведских батальона. Им была оказана поддержка четырьмя эскадронами лейб-драгунского полка, который, по-видимому, атаковал небольшое русское соединение, стоявшее между этим редутом и ближайшим шанцем. Волны шведской атаки перехлестнули через этот редут, не задерживаясь. Гарнизон, который наверняка по большей части состоял из рабочей команды, был уничтожен весь до последнего человека. Уйти живыми удалось лишь тем, кто в страхе и панике сумел перелезть через вал и добежать до соседнего редута. Пленных шведы не брали. Все русские, которые попали к ним в руки, были застрелены, заколоты или забиты насмерть. Наступление покатилось дальше сквозь огонь и клубящийся дым. Взятый шанец бросили позади, не оставив в нем гарнизона. Два батальона Далекарлийского полка продвигались в глубь системы укреплений. Длинная синяя цепь, над которой плыли мерцающие штыки и качались острия пик, шагала вперед по песчаной земле. Она приблизилась к следующему редуту. Уже сейчас стал заметен беспорядок: разные батальоны стали расползаться, ускользать друг от друга в грохоте сражения. Два гвардейских батальона, шедшие последними в колонне Рооса, уклонились вправо. По приказу своего командира полка Карла Магнуса Поссе они примкнули к другим гвардейским батальонам в стоящей поблизости четвертой колонне. Батальоны этой колонны пытались полностью обойти редуты. Вестерботтенский полк, который взял первый редут вместе с Далекарлийским полком, очень скоро потерял контакт с этим соединением. Вместо этого вестерботтенцы стали продвигаться непосредственно к задней линии редутов, вместе с батальонами первой и второй колонны. Роос никак не мог понять, куда вдруг исчезла половина его колонны.

Король со своей многочисленной свитой и генеральным штабом находился на правом фланге поля сражения. Карл лежал на конных носилках в сапоге со шпорой на здоровой ноге; держа свою длинную шпагу в руке, он мощно, как было у него в обычае, командовал ближайшими частями»118. 

Полтавский бой. Прорыв шведской пехоты.

1. Далекарлийцы и вестерботтенцы под командованием Роса штурмуют первый редут. Затем далекарлийцы берут второй редут. 2. Батальоны Левенгаупта с правого края расширяют занятое ими пространство. Среди пехоты происходит общее движении направо. 3. Ряд батальонов – в конечном счете шесть – тщетно пытаются штурмовать третий редут. 4. Поддержанные кавалерией, батальоны на правом краю проникают за заднюю линию редутов. 5. Вестерботтенцы штурмуют один из редутов и пересекают линию. 6. Левенгаупт приказывает своим батальонам двинуться на север, чтобы атаковать русский лагерь, но сам получает приказ в отмену этого Отступление шведов после Полтавского сражения об общем сборе армии. 7. Шведские силы, которые прорвались сквозь линию редутов, снова собираются вместе во впадине к западу от русского лагеря.

Продолжая атаку против продольной линии редутов, Далекарлийский полк в 5 часов утра достиг второго редута и атаковал его. Этот редут был лучше подготовлен, чем первый, а силы атакующих были немного меньше, и потому второе нападение было и труднее, и повлекло большие потери, чем первое. Несмотря на это, редут был взят, и все, кому не удалось бежать, были «забиты, как скот». Тридцатидвухлетний прапорщик из города Орсы Андерс Пильстрем рассказывал, что они «сокрушили каждую косточку у тех, кто был внутри».

В то время как далекарлийцы штурмовали второй редут и уничтожали там людей, другие отряды (в общей сложности семь батальонов) шли вперед левее к задней линии. Теперь, когда правое крыло начало забирать еще дальше вправо, чтобы использовать открытое поле, до которого они дошли, левое крыло последовало за ним. В результате они вышли прямо на третий редут в продольной линии. Это был большой и хорошо вооруженный треугольный шанец, окруженный валом, рвом и искусственными препятствиями – рогатками. В нем ждал атаки шведов русский пехотный батальон из бригады Айгустова (500—600 солдат, которым были приданы артиллерийские орудия) под командованием своего полковника. Солдаты прекрасно понимали, что если им не удастся отбить наступавших шведов, то их постигнет та же жестокая участь, что и русских солдат в уже взятых укреплениях.

Первый батальон из Нерке-Вермландского полка под началом подполковника Хенрика Юхана Ребиндера пошел в атаку на редут. Способ действия был хорошо отработан во время бесконечных тренировок. Командир батальона отдал приказ «Приготовиться!». Четыре роты по 150 солдат каждая были построены в одну линию, по четыре человека в глубину и 150 человек в длину, что составляло фронт примерно в 130 метров. В середине каждой роты стояли по пятьдесят пикинеров, которые по команде «приготовиться» подняли свои пятиметровые пики в вертикальное положение: крепко держали пику за нижний конец и, прислонив оружие к плечу, направляли острие прямо в небо. По обе стороны от пикинеров стояли мушкетеры, примерно 100 человек в каждой роте. В руках у них были тяжелые пятикилограммовые мушкеты с кремневыми замками. Это было более надежное оружие, чем предшествующий образец, так, они лучше действовали во время дождя, но все же давали осечку в среднем при каждом девятом выстреле. Кроме того, у них была больше скорострельность, чем у прежних мушкетов: хорошо тренированный стрелок мог зарядить, прицелиться и выстрелить за 30 секунд. Практическая дальнобойность достигала 150 метров. Калибр был большой, 20 миллиметров, и вместе с большим пороховым зарядом это приводило к сильной отдаче. При выстреле приклад, как правило, приставлялся не к плечу, а к правой стороне груди, поскольку иначе был риск вывихнуть руку.

На самых дальних флангах роты стояло небольшое количество гренадеров в высоких шапках, которые они носили вместо обычных широких треуголок, мешавших им при метании ручных гранат. Гранаты представляли собой маленькие полые ядра из чугуна, свинца, обожженной глины или стекла диаметром примерно 8 сантиметров и весом от полутора до двух килограммов, снабженные взрывным зарядом и запальным шнуром, который зажигался перед броском. Эти гранаты были малоэффективны в открытом бою, больше всего они применялись при штурме укреплений. Гренадеры были чем-то вроде личной охраны командующего офицера и, кроме того, действовали как снайперы.

По обе стороны подразделений пикинеров и мушкетеров стояли унтер-офицеры с короткими пиками, так называемыми бердышами, или алебардами. Это оружие было почти бесполезно в бою и годилось лишь для того, чтобы поддерживать равнение в строю и раздавать удары солдатам, сходящим со своего места.

Впереди каждой роты стояли ответственный за музыку – барабанщик или трубач, – командир роты и прапорщик, который держал знамя. Над каждой ротой развевались кровавокрасные знамена с двумя перекрещивающимися желтыми стрелами внутри зеленого венка. Солдаты и офицеры были одеты в синюю форму, единую для всех воинов Карла XII, но с красными воротниками, подкладкой и обшлагами. Чулки у рядовых были красные, у унтер-офицеров – синие: длинный ряд солдат, оружия и развевающихся на ветру знамен радовал глаз яркими красками.

«Батальон из Нерке ринулся в атаку. Воздух разорвал грохот мушкетов и пушек. Большой шанец плевался снарядами. Сквозь дым и огонь шведы добежали до рва перед валом. Разбросали окружавшие его рогатки. Батальон стал прыгать в ров перед валом. Волна солдат наскочила на стену ядер и хлещущее “сеченое железо”, отпрянула и откатилась обратно. Батальон из Нерке бросился прочь в смятении и беспорядке. В это время единственный батальон Йончёпингского полка, посланный в подкрепление, тоже пошел в атаку на редут. Бежавшие встретились с наступавшими и столкнулись: путь вперед для смоландских солдат оказался отрезан. Время было примерно полпятого.

Полк из Нерке-Вермланда при этой суматохе раскололся на две части. В то время как первый батальон пошел на штурм, батальон номер два быстро прокрался мимо шанца, обойдя его с востока, чтобы потом присоединиться к группе Левенгаупта.

Первый батальон из Нерке построился в боевой порядок. То же самое сделали 300 солдат из Йончёпингского полка. После этого вместе пошли в атаку. Эта атака тоже была отброшена, ничего не дав, кроме больших потерь шведов. На песчаной земле вокруг редута и во рву под валом уже лежало много убитых и раненых шведских солдат, кто поодиночке, кто друг на друге»119.

Около 5 часов утра 9 тысяч драгун под командованием Меншикова двинулись на батальон Левенгаупта сквозь промежуток между редутами.

Чтобы защитить свою пехоту, шведы введи в дело конницу – драбантов, Смоландский кавалерийский полк, конногвардейский и другие. Кавалерия была вооружена шпагами, пистолетами, а также мушкетами или карабинами. Шведский эскадрон из 250 всадников всегда был построен для боя в одну линию глубиной в два или три всадника. Всадники тесно примыкали друг к другу, желательно колено за коленом, и образовывали таким образом клин или плуг. Они скакали в максимально быстром темпе, по возможности галопом или карьером.

Согласно русским источникам, «Меншиков несколько раз опрокидывал конницу шведов, но последняя, поддерживаемая пехотой, медленно, но все равно продолжала приближаться к редутам. Так дело тянулось около часа. За это время главные силы русской армии успели изготовиться, а потом настал момент оттянуть конницу Меншикова к главной позиции (укрепленному лагерю). В 4-м часу утра, объехав пехотные полки и артиллерию и убедившись в их полной готовности к бою, Петр решил, что дальнейший бой Меншикова с превосходящими силами шведов становится бесцельным, а потому приказал тому отвести конницу к правому флангу укрепленного лагеря. Но Меншиков, упуская из виду общий план действий и забыв ограниченную задачу, возложенную Царем на конницу, полагал возможным при небольшой поддержке главных сил сдержать натиск шведской армии, стремясь таким образом перетянуть бой к редутам, имевшим по существу значение лишь передовой позиции. Объясняя приказание Петра отступать его недостаточной ориентировкой в положении дел, Меншиков продолжал бой, а Царю послал донесение, в котором указывал, что отступление нашей кавалерии вредно отразится на ходе боя и что присылка ему на помощь нескольких пехотных полков склонит победу на его сторону»120 .

О действиях конницы Энглунд писал: «Кавалерийские атаки дали шведской пехоте время на то, чтобы упорядочить свои ряды. Она снова двинулась вперед. Русская конница потихоньку давала задний ход. В то же время из ее рядов высылались “охотники”, которые своими выстрелами валили наземь солдат наступающих батальонов. Шведы отвечали той же монетой: они выставили вперед солдат со штуцерами, снайперскими ружьями, которые прежде всего считались оружием офицеров. Своим метким огнем они заставили русскую конницу отойти еще дальше. Шведская кавалерия остановилась и снова пошла в атаку. Объединенный напор пехоты и лошадей своим давлением отодвинул русские эскадроны назад. Сохраняя полный порядок, они отступили, проходя в промежутках между редутами. Тучи порохового дыма смешались с облаком пыли, выбитым из песчаной почвы десятками тысяч человечьих и лошадиных ног. Пыль клубилась и поднималась, видимость подчас была равна нулю – сражались почти вслепую. Кроме того, пыль ложилась на солдат и покрывала их с головы до ног; цвета мундиров исчезали под ее толстым слоем, а пороховая гарь образовывала черную жирную пленку на потной коже. В беспорядочной стычке порой становилось трудно отличить друга от врага. Отряд лейб-драгун несколько раз вступал в сражение с русскими. Когда снова привели в порядок строй, было сделано ошеломляющее открытие. Шесть русских всадников аккуратно и в полном соответствии с уставом встали в строй шведского эскадрона, двое в передней шеренге и четверо в задней. Четверо в задней шеренге были обнаружены первыми и немедленно убиты. Именно это и показало двоим в передней их ошибку. Они попытались бежать. Один вырвался из строя и поскакал, направляясь прямо к командиру эскадрона, двадцатишестилетнему капитану Роберту Мулю – ветерану, за плечами которого было много сражений, ибо он начал свою карьеру пятнадцатилетним волонтером в лейб-гвардии. Муль стоял спиной к своему отряду. Поэтому он не видел, как русский подскакал к нему, обнажив свою длинную шпагу, готовый нанести удар. Крики солдат предупредили его. Он повернулся, нагнувшись, уклонился от пронесшейся над ним шпаги, которая чуть было не снесла ему голову, и проткнул русского своей шпагой. Всадник упал с коня и грохнулся оземь с кровавой раной повыше живота. Его товарищ примчался через несколько секунд. Выстрел – и пистолетная пуля разорвалась у него в голове. В тумане из пороховых облаков и пыли шведская кавалерия по пятам преследовала русскую. Слишком поздно заметили шведы, что они добрались до самых извергающих огонь шанцев… Промежутки между редутами были узкие, шириной всего в 150—170 метров. Каждый из промежутков обстреливался мощным перекрестным артиллерийским огнем из окружающих шанцев. Все отряды, которые хотели прорваться мимо шанцев, подвергались ураганному огню на близком расстоянии с фронта, флангов и тыла. Смешавшись с отступавшими русскими, шведы скакали сквозь ревущую бурю пуль и “сеченого железа”»121 .

Атака Меншикова закончилась бегством. Шведская кавалерия начала преследование, несмотря на огонь русских редутов. Ядра и картечь поражали как шведских, так и русских всадников. Шведы гнали конницу Меншикова на север – к обрывистому берегу Ворсклы. Однако генерал Реншёльд отдал приказ остановить конницу, поскольку не хотел оставлять свою пехоту без прикрытия.

К этому времени пехота на правом краю, в общей сложности десять батальонов, уже полностью миновала заднюю линию редутов. Левенгаупт был полон решимости атаковать русский лагерь. Он со свитой расположился на небольшом возвышении, с которого на расстоянии меньше километра был виден ближайший левый край лагеря.

Оттуда Левенгаупт видел, что русские начали запрягать лошадей в обоз и часть артиллерии. Генералу донесли, что некоторые русские соединения уже переправились через Ворсклу. Возможно, их задачей было прикрыть отступление с того берега. У русских явно сдали нервы, и не без причины: неприятель миновал защитную линию редутов, а собственная конница в большинстве своем обращена в бегство. Увы, то, что мог видеть генерал, не было отступлением.

Ряды шведской пехоты двигались к лагерю. Подойдя к нескольким вишневым рощам метрах в ста от лагерных валов, они остановились. Путь вперед был прегражден промоиной всего пять метров в ширину, но очень глубокой. Пришлось ее обойти, чтобы снова продолжать наступление. Все это время шведы подвергались мощному обстрелу из лагеря.

Батальоны были не полностью собраны. Несколько гвардейских батальонов составили авангард. Часть соединений, которым пришлось пробиваться сквозь линию укреплений, тащились за ними. Командир гренадерского батальона Русеншерна либо получил невразумительные директивы, либо совершенно не понял их. Русеншерна увел своих солдат прямо к лагерю, на короткое время они остановились перед лагерем совсем одни и под обстрелом русских в нерешительности ждали дальнейших распоряжений. Гренадерский батальон потерял много солдат убитыми и ранеными, прежде чем присоединился к другим гвардейским батальонам.

Карл XII вместе со всей своей свитой из телохранителей, гвардейцев, придворных и поклонников находился поблизости от десяти батальонов Левенгаупта. Во время прорыва системы укреплений они держались немного позади линии боя, но их беспокоили казачьи разъезды, которые роились вокруг них со всех сторон. Это не представляло большой угрозы, поскольку казаки, верные своей привычке, удовлетворялись тем, что на расстоянии с гиканьем и шумом стреляли в изысканную компанию.

Все же решено было усилить охрану короля, и драбантский капрал Брур Роламб был послан найти свежие силы для подкреплений. Он передал приказ присоединиться к группе вокруг короля лейб-драгунскому эскадрону Роберта Муля. Драгуны примчались галопом, и казаки тут же отступили и скрылись.

Затем король и его компания совершили очень опасный переход через линию редутов. Следуя тем же путем, что и кавалерия, они попали под перекрестный огонь из редутов: передний конь из тех, что нес королевские носилки, был убит. Личная охрана Карла уже стала играть роль живой мишени. Трое драбантов и много гвардейцев погибли. Но вся компания продолжала идти вперед, достигла местности возле лагеря и снова попала под сильный обстрел. Пушечное ядро разбило правое дышло у конных носилок. Послали солдата вырезать кол из какой-нибудь изгороди, которых вокруг было полно, и с его помощью починили носилки. Пока латали дышло, приходилось стоять неподвижно на открытом месте и выдерживать ураганный огонь русских. Прежде чем можно было снова двинуться, еще больше людей и лошадей вокруг Карла были убиты или покалечены. Король и его сильно поредевшая свита присоединились к десяти батальонам, которые как раз к этому времени были построены.

Батальоны Левенгаупта наконец подготовились к бою. Штурм лагеря начался снова, под грохот лагерных орудий. Но не успели они хоть сколько-нибудь продвинуться к изрыгающим огонь валам, как генерал получил новый приказ – атаку немедленно прекратить. Вместо этого надо было отойти от лагеря и маршировать на запад. Приказ был выполнен.

Энглунд писал: «Не исключено, что при этом шведы упустили еще один случай. Сам Левенгаупт очень оптимистически оценивал возможный эффект своей атаки. Впоследствии он утверждал, что русские солдаты уже начали отходить от валов, по мере того как шведы продвигались вперед. Он полагал, что боевой дух русских дрогнул бы перед лицом мощной атаки, и они бежали бы с поля боя, и явные признаки этого, на его взгляд, были уже заметны. Правда ли это, мы, разумеется, знать не можем. Вероятно, в пользу атаки Левенгаупта было то, что она была предпринята в весьма благоприятный психологический момент; однако нельзя забывать, что она могла также закончиться кровавым поражением. Приказ высшего командования тоже содержал в себе известную логику: можно предположить, что наступление объединенной шведской пехоты, поддержанной конницей, имело больше шансов на успех, чем удалое, но совершенно изолированное нападение Левенгаупта. В ожидании остальных сил войска не было никакой нужды подставлять солдат Левенгаупта под русский огонь. Пехотные батальоны уходили прочь от лагеря по широкой равнине в направлении на северо-запад, к Будищенскому лесу. Левенгаупт не понимал, почему он и его десять батальонов должны были прервать атаку, но у него были дурные предчувствия. Вскоре они подтвердились. Оказалось, что командование потеряло связь с частью шведской пехоты – целыми шестью батальонами. Генерал-майор Роос, полковник Сигрот и треть всего состава пехоты точно сквозь землю провалились»122.

Когда далекарлийцы дошли до третьего шанца в продольной линии редутов, их глазам предстало странное зрелище – четыре батальона Вестерботтенского полка стояли неподвижно «перед большим шанцем и ждали. Полная тишина, ни выстрела, ни со стороны большой массы шведов, ни из русского шанца. Обе стороны выжидали и не хотели зря тратить боеприпасы. (Каждый пехотинец имел при себе в бою припасов на 25 выстрелов, а это означало, что в общем и целом он мог использовать свой мушкет только в случае крайней необходимости.) Сигрот не считал возможным просто пройти мимо четырех батальонов у шанца и не оказать им помощи. Он отдал приказ идти в атаку. Две шеренги солдат подошли к одному из углов редута. С правой стороны к ним присоединились остальные батальоны. Когда они были метрах в двухстах от укрепления, в нем проснулась жизнь: пушечные выстрелы загремели навстречу наступающим. Картечь и связки “сеченого железа” обрушились на шведские шеренги. Одним из первых, в кого попало, был Сигрот, который был тяжело ранен»123.

Влезть без штурмовых лестниц на вал было невозможно. Потеряв до 40 процентов личного состава убитыми и ранеными, шведы начали отход.

Шесть шведских батальонов и несколько эскадронов конницы наступали на правом фланге под командованием генералов Рооса и Шлиппенбаха. Между тем часть боевых порядков шведов не поместилась на узкой поляне между редутами и Будищенским лесом и оказалась отрезанной редутом от остального войска. Чтобы не быть уничтоженными, они укрылись в южном монастырском лесу.

Царь внимательно следил за ходом боя. Видя, с одной стороны, возможность разбить войска Шлиппенбаха и Рооса, а с другой, стремясь направить бой согласно заранее намеченному плану, он приказал Меншикову с пятью батальонами Ранцеля и пятью конными полками Генскина атаковать шведов, укрывшихся в южном лесу.

В какой-то момент после семи часов утра солдаты в частях Рооса заметили за своей спиной длинную цепь кавалеристов. Они двигались неподалеку от редутов, которые части Рооса штурмовали ранее. Уж не драгуны ли это Ельма? В полной уверенности, что войска эти шведские, Роос послал им навстречу своего адъютанта Бенгта Спарре. Но, к несчастью для шведов, это были пять русских драгунских полков генерала Хайнске. А с фронта наступали батальоны Ранцеля и казаки.

Русские и шведы сделали по два ружейных залпа и схватились врукопашную. Шведы были перебиты, и лишь четырехстам человекам удалось укрыться в лесу.

Через лес шведы под командованием генерал-майора Рооса вышли к Ворскле и заняли пустующие шведские укрепления, так называемый Гвардейский шанец – неправильный прямоугольник размером примерно 120 на 140 метров. Недостатком шанца была его близость к Полтавской крепости. Увидев отряд Рооса, комендант крепости Келин отправил своих солдат на вылазку, а крепостная артиллерия открыла огонь по Гвардейскому шанцу. Однако несколько атак русских шведы отбили.

Затем начались переговоры о сдаче. Русский генерал Ренцель обещал шведам почетную капитуляцию и сдержал свое обещание. О раненых позаботились, и пленных никто не грабил. Пленные шведы под конвоем русских гренадеров направились по поросшему лесом холму к деревне Яковцы и лежавшему сразу же за ней укрепленному лагерю. Во время этого перехода пленные шведы вдруг услышали знакомые звуки, доносившиеся с северо-запада: это было раскатистое эхо залпов русской артиллерии. Началось генеральное сражение.

Шведская армия отошла от редутов, и русское командование потеряло ее из виду. Понеся большие потери, Карл XII решился на отчаянный шаг, послав генерал-адъютанта на юг к обозу в Пушкаревке, чтобы привести солдат и артиллерию, находившиеся там. Но на путь к ставке короля у них должно было уйти не менее 5—6 часов.