Глава 6

Женщины на войне

…Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт…

(А. Некрасов)

«Женщины, вступавшие в беседы с солдатами, неожиданно открывали по ним стрельбу или бросали в них гранаты».

У войны много лиц, и одно из них — женское. Только лицо это суровое, изборождённое морщинами, с тёмными пятнами и зло нахмуренными бровями, с обмётанными лихорадкой, потрескавшимися губами, изуродованное солдатской стрижкой. Некрасивое лицо. Страшное.

Когда я слышу слово «женщина», то представляю смеющуюся девушку в летнем платье, слышу стук каблучков и нежный мелодичный голос, вижу искрящиеся жизнью женские глаза. В этих глазах очень много жизни и — главная тайна — способность давать жизнь.

Казалось бы, что женщине делать в грязи войны, в грязи атмосферы убийства, тяжёлого физического труда, немыслимых психологических нагрузок, в атмосфере смерти?

Рыть окопы, ползать в грязи, стрелять и убивать? Или подносить трёхпудовые бомбы к мортирам? Или, задыхаясь в доспехах, рубиться тяжёлым мечом со здоровенными латниками?

Или ковыряться в раненых, по локоть в крови, среди стонов, проклятий и десятиэтажной матерщины? Каково худенькой девчонке вытаскивать под обстрелом с поля раненого бойца, весящего под центнер, да ещё волочь при этом на себе его винтовку!

Или стирать завшивленное солдатское бельё.

Женщины не должно быть на войне. Хотя бы ради того, чтобы не превращаться из ЖЕНЩИНЫ в товарища по оружию, в медсанбатовскую «сестричку», в Родину-мать. Чтобы оставаться привлекательной, мягкой и желанной, чтобы сохранять свою хрупкость и слабость. Свою женственность.

Чтобы мужчинам после войны не было стыдно взглянуть в женские глаза, бывшие свидетелями тех ужасов, которые мужчины творили, убивая людей. И чтобы женщина могла смотреть на мужчин с прежним интересом, приветливо и с небольшой долей кокетства. Смотреть как на МУЖЧИНУ, не вспоминая при этом воплей обнажённого мяса — изрезанной, изрубленной, изорванной, сожжённой солдатской плоти; не слыша совсем не по-мужски жалобных криков погибающих, унизительные мольбы о пощаде пленных, рыданий уцелевших; не видя забрызганные кровью лица с дикими глазами, в которых отражаются огни пожаров.

Есть сугубо мужские ремёсла, которыми женщины не должны заниматься, — ремесло камнетёса, землекопа, грузчика. Охотника. Воина.

Женщине совершенно незачем прикасаться к жуткому ремеслу войны.

Но дело в том, что война — это не ремесло, а гигантское бедствие, которое приходит к нам из антимира и вторгается в жизнь каждого.

И женщины мужественно противостоят этому бедствию наравне с мужчинами.

Вдумайтесь в смысл расхожего словосочетания «мужественная женщина». Произнесите его ещё раз, словно сталкиваетесь с ним впервые. На его примере видно, как война ломает все законы природы, наделяя один пол характеристиками другого, превращает и мужчин и женщин в солдат.

Прежде всего женщины проявили себя на шпионском поприще.

Я всегда с благоговением относился к труду разведчиков. С трудом представляю, как можно годами, изо дня в день жить двойной жизнью, знать, что за тобой охотятся, не иметь права на ошибку. Опасаться разоблачения, сознавать, что в этом случае тебя ожидают пыточные подвалы, где тебя будут принуждать к предательству. Постоянно находиться под подозрением и у собственного начальства — не переметнулся ли, не стал ли двойным агентом, не оказался ли «под колпаком» и не подсовывают ли тебе дезинформацию?

И при этом продолжать жить, отдыхать, ходить в кино, любить, обзаводиться семьёй и воспитывать детей. И ещё работать «под прикрытием» какой-нибудь второй профессии. Хорошо работать, чтобы не уволили, не заподозрили, не обратили лишнего внимания. Может ли женщина выдержать подобное «раздвоение личности» на грани шизофрении?

Знаменитый советский разведчик Рихард Зорге однажды сказал, что «женщины абсолютно не приспособлены для ведения разведывательной работы. Они слабо разбираются в вопросах высокой политики или в военных делах. Даже если вы привлечёте их для шпионажа за собственными мужьями, у них не будет реального представления, о чём говорят их мужья. Они слишком эмоциональны, сентиментальны и нереалистичны».

Однако существует и другая точка зрения. «Женщины-разведчицы преданы своему делу не менее своих коллег-мужчин, а в экстремальных ситуациях зачастую превосходят их по стойкости. Их сила — в умении применять на пользу работе свою слабость, обаяние, коварство. К тому же „слабый пол“ отличают повышенная наблюдательность и интуиция».

Лучшим доказательством тому служит Стелла Римингтон, возглавлявшая с 1992 по 1996 год одну из лучших спецслужб мира, а именно британскую контрразведку МИ-5.

К сожалению, руководство советской военной разведки чаще всего недооценивало роль женщин в разведработе. Порой их просто использовали как «подстилку» для вербовки важного агента.

Например, Л. Берия в ответ на предложение наградить орденом советскую разведчицу Зою Воскресенскую-Рыбкину заявил: «Ну вот, буду я ещё баб награждать!»

«Недооценённым остался и подвиг капитана госбезопасности Елизаветы Зарубиной, которая добыла первые сведения об американской атомной бомбе. До сих пор держат в секрете и деятельность её добровольных помощниц Маргариты Воронцовой-Конёнковой — жены знаменитого русского скульптора, известной финской писательницы Хеллы Вуолийоки и английской связной Китти Харис.

По воспоминаниям одного из руководителей советской нелегальной разведки Павла Судоплатова, Лиза Зарубина, жена Василия Зарубина, резидента в США, была выдающейся личностью. Обаятельная и общительная, она легко устанавливала дружеские связи в самых широких кругах. Элегантная женщина с чертами классической красоты, натура утончённая, она как магнит притягивала к себе людей и была одним из самых квалифицированных вербовщиков агентуры. Лиза прекрасно владела английским, немецким, французским и румынским языками. Она выглядела типичной представительницей Центральной Европы, но могла неузнаваемо менять свою внешность и манеру поведения.

В разведке Зарубина прослужила 21 год. Из них 13 проработала нелегалом под кличкой „Вардо“. Именно она ещё до войны в Берлине завербовала сотрудника гестапо гауптштурмфюрера Вилли Лемана, который и стал прототипом знаменитого Штирлица из „Семнадцати мгновений весны“.

В 1941 году по личному заданию Сталина капитан госбезопасности Зарубина вместе с мужем отправилась в США. Через агента советской разведки по кличке Шахматист она вышла на выдающихся физиков Оппенгеймера и Сциларда, возглавлявших „Манхэттенский проект“ по созданию американской атомной бомбы.

Через жену Шахматиста, которая была хорошо знакома с семьёй Оппенгеймеров, Лизе удалось установить дружеские связи с Кэтрин — супругой знаменитого ядерщика, а потом и с самим великим физиком. Они не раз общались на лоне природы, вдали от глаз американского ФБР. (…)

Лиза через Кэтрин убедила Оппенгеймера поделиться информацией об атомных исследованиях с учёными-антифашистами, часть из которых была давно завербована советской разведкой. Нескольких из них с его помощью даже удалось устроить на работу в сверхсекретные ядерные центры Лос-Аламоса, Ок-Ридж и чикагскую лабораторию. (…)

Федеральное бюро расследований США только после предательства шифровальщика Гузенко узнало о конспиративной деятельности „Вардо“. Но к этому времени Лиза вместе с мужем уже была в Москве…»

Если уж я заговорил о разведчицах, то не могу не вспомнить о голландке Маргарет Гертруде Целле, известной под именами Мата Хари (что в переводе с яванского означает «Око утренней зари»). Пожалуй, благодаря своему образу жизни куртизанки, она до сих пор является самой известной шпионкой «всех времён и народов». Её имя стало нарицательным для женщин-солдат «тайного фронта». И смерть она приняла как подобает солдату.

Вначале Мата Хари прославилась как исполнительница экзотических танцев, которым она научилась во время проживания в голландской Восточной Индии. Правда, она сама объясняла собственный успех весьма просто: «Я никогда не умела танцевать. А если люди и приходили на мои выступления, то этим я обязана только тому, что первой отважилась предстать перед ними без одежды».

«13 марта 1905 года Мата Хари появилась перед зрителями в роскошном восточном одеянии, но во время танца постепенно сбрасывала с себя одежду, и под конец на ней остались лишь нитки жемчуга и браслеты. Вскоре после этого выступления уже весь Париж лежал у ног Маты Хари. А через некоторое время она начала гастролировать по всей Европе. Во время этих гастролей Мата Хари приобрела новых поклонников, в том числе и в Германии. (…)

Весной 1914 года Мата Хари отправилась в Берлин, где подписала контракт на участие в балете „Похититель миллионов“, премьера которого была назначена на 1 сентября. За месяц до назначенной премьеры между Германией и Францией началась война. В связи с этим Мата Хари решила вернуться во Францию через Голландию. В Амстердаме танцовщица познакомилась с банкиром Генрихом ван дер Шельком, который на некоторое время стал её любовником. Через нового поклонника Мата Хари завела знакомство с германским консулом в Голландии Карлом Крамером, руководителем официальной германской информационной службы в Амстердаме, под крышей которой скрывался отдел германской разведки.

Осенью 1916 года германская разведка завербовала Мату Хари. Произошло это по инициативе давнего поклонника танцовщицы Вернера фон Мирбаха, служившего в штабе 3-й армии и знавшего, что Мата Хари вращается в кругах французской элиты. Кроме того, Мирбаха поддержал и знакомый с Матой Хари консул Крамер. Танцовщицу вызвали в Кёльн, где офицеры немецкой разведки приступили к её обучению по ускоренной программе. Мата Хари получила кодовое имя H-21. По окончании обучения танцовщица отправилась обратно в Гаагу, а её первым заданием стало выяснение в Париже ближайших планов наступления союзников.

В декабре 1915 года Мата Хари возвратилась во Францию и приступила к выполнению своей разведывательной миссии. Встречаясь со знакомыми из французского высшего общества, танцовщица в светских разговорах пыталась выведать у них информацию, интересующую немецкую разведку. Через некоторое время у Маты Хари сложилась довольно полная картина намерений союзников на германском фронте, и она сообщила немецкому агенту, что в ближайшее время французы наступательных операций не готовят. Через некоторое время Мата Хари стала замечать за собой слежку, а многие из её высокопоставленных друзей говорили танцовщице, что им рекомендовали воздержаться от контактов с ней, поскольку её подозревают в шпионаже».

В конце концов французская контрразведка с помощью своего агента Ганны Виттиг (тоже женщины!) сумела раскрыть деятельность Маты Хари и 13 февраля 1917 года арестовать её.

«Мата Хари совершенно спокойно села на скамью подсудимых 24 июня 1917 года в третьем парижском военном суде. Судьями были двенадцать офицеров…

Само собой разумеется, процесс слушался при закрытых дверях. Сначала Мата Хари верила, что хотя дело серьёзное, но ей как-нибудь удастся спасти свою преступную голову от смерти. Но по мере хода процесса, когда стали всплывать даже суммы, полученные ею от германской разведки, она всё больше убеждалась, что спасения ей ждать нечего. Её положение с каждым часом становилось всё ужаснее.

Она оправдывалась тем, что деньги эти, хотя и полученные ею от различных руководителей немецкой контрразведки, следовали ей вовсе не за службу по шпионажу.

„Нет! — воскликнула она. — Отнюдь не за это! Я получала их за свою любовь…“

Когда суд выступил со слишком неопровержимыми доказательствами, она выбросила свой последний козырь и заявила:

„Да, господа судьи, сознаюсь, иногда занималась я и шпионажем. И вам этот случай, когда я решилась на такое позорное дело, должен быть хорошо известен. Припомните случай, когда я выдала вам две германские подводные лодки“.

При этих словах защитник её (один из самых известных адвокатов того времени доктор Клюне. — О.К.) вскочил с изумлением: он ничего не знал об этой истории. Но председатель ловко отпарировал выпад подсудимой и с возмущением бросил:

„Это правда. Вы это действительно сделали, но это как раз и свидетельствует против вас. Вы только что утверждали, что никогда не говорили о военных вопросах ни с германскими шпионами, ни с высшими чинами германской армии. Позвольте спросить вас, каким же путём вы узнали о месте стоянки германских субмарин?“

На этот вопрос, притиснутая к стене, несчастная женщина ничего не могла ответить.

В заключение процесса её поверенный произнёс блестящую, талантливую речь, доказывая, что все обвинения, предъявленные его подзащитной, основаны лишь на донесениях агентуры, самих же агентов на суде не было. Самое большое, что удалось обвинению, — это предъявить ряд полицейских протоколов, справедливость которых на суде не представлялось возможным проверить. Адвокат требовал открытого суда.

Ответ прокурора на эту речь был короток. Он требовал смертной казни. Вечером, на второй день судебного разбирательства, судьи удалились на совещание, которое продолжалось недолго. Когда они вернулись в зал заседания, председатель предложил встать, и секретарь суда прочёл следующие строки вынесенной резолюции:

„Именем Республики и французского народа военный суд, признав голландскую подданную, именующую себя Мата Хари, виновной в шпионаже против Франции, постановляет осудить её к смертной казни“.

В мёртвой тишине зала раздался истерический крик несчастной осуждённой:

„Но это невозможно, это невозможно!..“

Через секунду усилием воли она овладела собой и твёрдыми шагами направилась к выходу. Конвойные отвели её обратно в тюрьму.

На следующий день защитник подал апелляцию, но её даже не стали рассматривать. Тогда он подал решение о помиловании на имя президента. И опять получил отказ.

Вслед за защитником к президенту с ходатайством о помиловании обращается ряд французских и нейтральных высокопоставленных лиц — и тоже безуспешно. Пуанкаре неумолим. Смертный приговор остаётся в силе.

Во время трёхмесячного пребывания в тюрьме Мата Хари продемонстрировала большое присутствие духа и громадное самообладание, снискавшее ей со стороны всех, приходивших с ней в соприкосновение, глубокое почтение.

Спокойно и гордо села она в автомобиль ранним утром 15 октября 1917 года, отвёзший её к столбу, у которого она тотчас же сама стала. Из всех пуль, выпущенных в неё расстреливавшими её солдатами, из всего смертоносного залпа в неё попала лишь одна, наповал убившая несчастную. Пуля попала прямо в сердце».

Тогда ещё не часто приходилось расстреливать популярных в стране женщин, да к тому же, говоря современным языком, секс-звёзд, за шпионаж. Тем более казнь происходила не в прифронтовой полосе, а в глубоком тылу, в тюрьме.

И лишь один солдат из расстрельного взвода нашёл в себе силы прицелиться в шпионку. Остальные предпочли направить ружья в стороны. Сохранилось описание того, как «один молодой солдат даже упал в обморок на руки врача Бизара, присутствовавшего при казни для освидетельствования смерти осуждённой».

Кстати, Ганна Виттиг, благодаря которой Мата Хари была разоблачена, стала позднее известной актрисой кино под именем Клод Франс. Её постоянно мучили угрызения совести, и в 1928 году она не выдержала и «застрелилась в своём роскошном особняке в Париже, на улице Фезандери, 31».

Но история Мата Хари получила продолжение.

Дочь знаменитой шпионки Гертруда Целле пошла по пути матери и, по свидетельству высокопоставленных разведчиков, «была ещё более талантлива, чем её мать».

До 40 лет Гертруда Целле вела ничем не примечательную жизнь на острове Ява. Но «в 1942 году, в разгар войны на Тихом океане, голландскую колонию Индонезию захватили японцы, убедившие Целле сотрудничать с их разведкой „против европейских колонизаторов ради будущей независимости её родины“. Она согласилась, но при этом работала и на местных повстанцев, среди которых был её любовник Абдул. Этот человек, впоследствии ставший одним из лидеров свободной Индонезии, был на десять лет моложе Целле. Он любил её, но ещё больше он любил свою родину.

Так эта красивая и умная женщина попала в эпицентр тайной войны. С 1944 года она стала двойным агентом, помогая индонезийцам бороться против японцев, а после капитуляции Японии в 1945 году — против вернувшихся в Индонезию голландцев-колонизаторов и в то же время против местных коммунистов, от чьих рук погиб её возлюбленный.

В 1948 году дочь Мата Хари связалась с разведкой США и переехала в Индокитай работать на французов, воевавших с партизанами Хо Ши Мина. В 1949 году она объявилась в Шанхае в составе международного Красного Креста под именем Вильгельмины ван Дирен. Там Целле узнала о тайных поставках оружия из Китая в КНДР, сделав вывод о подготовке Ким Ир Сена к войне против Южной Кореи. Тогда американцы не поверили ей, но война началась всего через год. В 1950-м Гертруде-Вильгельмине было поручено вести разведку в тылах северокорейской армии, но вскоре она была разоблачена и расстреляна властями КНДР за шпионаж, трагически повторив судьбу своей матери…»

Существуют данные, что знаменитая законодательница моды Коко Шанель сотрудничала с гитлеровской контрразведкой. Однако французские власти предпочли скрыть этот факт из её биографии, решив что Шанель принесёт больше пользы, если будет отвлекать население «женственными линиями новых фасонов женских платьев» от голода и разрухи послевоенного периода. Поэтому ей удалось избежать участи других предательниц, которых парижане обривали наголо и под свист и улюлюканье голыми гоняли по городским улицам.

Но как бы ни тяжела и опасна была жизнь разведчиц, всё-таки гораздо страшнее оказаться с врагом лицом к лицу в открытом бою, когда экстремальная ситуация требует максимального напряжения. Считается, что такое по плечу лишь сильным мужчинам.

И тем не менее женщины воевали. Не могу пафосно сказать, что — бесстрашно, ибо боялись, как и мужчины, как положено бояться любому нормальному человеку. Война вообще стирает грань между мужским и женским страхом. Сила страха перед болью и смертью одинакова у всех. Поэтому, наверное, нельзя говорить, что женщинам было страшно вдвойне, как бы это ни пытались доказать некоторые авторы, пытаясь подчеркнуть трагизм войны и героизм слабых женщин. Может быть, неуверенность в собственных силах, в выносливости, опасение сорвать задание присутствовали в отдельные моменты. Но разве подобный страх не свойственен также и мужчинам?

Бесстрашно дралось лишь мифическое племя амазонок, о войне которых с атлантами упоминают античные историки.

А реальные женщины боялись, но, несмотря на это, во все времена вносили свой посильный вклад в дело борьбы с врагом.

В древности женщины в осаждённых городах обрезали свои длинные волосы и плели из них канаты для метательных машин, подносили на крепостные стены камни, поддерживали огонь под котлами со смолой, тушили пожары, ухаживали за ранеными.

В Библии упоминается иерихонская блудница Раав, укрывшая разведчиков Иисуса Навина у себя дома и направившая погоню по ложному следу. Не знаю, возможно, Раав оказалась блудницей по простому совпадению, но «слабый пол» зачастую использует свою сексуальность в качестве оружия, сражается при помощи своего «обаяния и коварства».

Так поступила легендарная Юдифь, которая совратила ассирийского полководца Олоферна и отрубила ему голову, в одну минуту обезглавив вражескую армию в буквальном смысле слова.

Впрочем, от патриотически настроенных девиц лёгкого поведения получали удары кинжалом или пулю в живот оккупанты всех армий. Местные «потаскухи» умудрялись незаметно сыпануть в пушку песок, подмешать в бензин сахар или опустить в солдатскую фляжку таблетку синильной кислоты.

Основная заповедь: «Гарантией безопасности на войне может служить лишь личная бдительность каждого солдата», забывается уставшими воинами, оказавшимися в окружении юных прелестниц.

«Ночные бабочки» совершили немало подвигов в 1960-х годах в Сайгоне. «Известна одна патриотка — боец Народных вооружённых сил освобождения. Она шла на контакты с американцами и заразила сифилисом с десяток офицеров США. А сколько сотен солдат подорвались на минах, поставленных жрицами любви, не терявшими женственности даже при обращении со взрывчаткой».

Имена других вошли в историю.

Все слыхали о Дарье Севастопольской, которая во время самых ожесточённых бомбардировок Севастополя в Крымскую войну 1853–1856 годов приходила на бастионы, приносила их защитникам воду и накладывала раненым повязки.

Однако и у врагов нашлась героиня в лице английской медсестры Флоренс Найтингейл, которая организовала и возглавила отряд санитарок, действовавший в англо-французских войсках. Впоследствии, благодаря деятельности Найтингейл, была разработана и создана система подготовки младшего и среднего медперсонала для работы в условиях боевых действий.

В 1872 году, благодаря содействию бывшего военного министра А. Милютина, при медико-хирургической академии в Петербурге были открыты в виде опыта «женские врачебные курсы».

А уже «в 1877 году в России появились первые женщины-врачи de facto, но не de jure, потому что они не имели ещё никаких прав; но, несмотря на бесправие, они тотчас начали свою деятельность. (…) Половина выпускных слушательниц ещё до окончания курса, по объявлению войны с Турцией, отправились на театр военных действий (В. Некрасова, Н. Драгневич, М. Мельникова и другие)».

Во время Англо-бурской войны 1899–1902 гг. граф Павел Бобринский создал службу полевой медицины в Натале, где помощь раненым бурам оказывали медицинские сёстры — добровольцы Софья Изединова, Жозефина Ижевская и Лидия Страховская, поехавшие в Южную Африку добровольцами.

Во время Первой мировой войны русские царевны и сама императрица прошли медицинские курсы и своей работой в госпитале подали пример тысячам других женщин.

Госпитали, в которых подавляющая часть персонала стала состоять из женщин, тоже часто являлись ареной борьбы.

«В самом начале Первой мировой войны, осенью 1914 года, германская армия за несколько дней захватила Бельгию, где находились многие раненые и отставшие от своих частей французские и британские солдаты. Для их спасения от немцев немолодая англичанка Эдит Кавель, работавшая санитаркой в одной из больниц Брюсселя, создала целую подпольную организацию. Хрупкой седовласой женщине удалось привлечь к сотрудничеству и финансировавших её деятельность богачей-аристократов, и контрабандистов, переправлявших беглецов с фальшивыми документами в нейтральную Голландию.

Организация Кавель действовала почти год, вызволив из плена несколько тысяч англичан и французов. Однако слабая конспирация привела в августе 1915 года к аресту её участников немецкой тайной полицией. Вскоре германский военный суд вынес Эдит Кавель и её помощнику Филиппу Боку смертный приговор. Работавшие в Брюсселе тайные агенты Франции и Англии предложили своим шефам устроить побег Кавель и Бока из тюрьмы за весьма небольшую взятку, но Париж и Лондон почему-то ответили отказом.

Перед расстрелом Кавель произнесла фразу, которая через много лет была выбита на памятнике, установленном ей в Лондоне: „Стоя здесь, перед лицом вечности, я нахожу, что одного патриотизма недостаточно…“»

К патриотизму необходимо прибавлять хорошую конспирацию, потому что «на войне как на войне».

Медицинские работницы не только лечили и спасали своих солдат. Но порой и истребляли неприятельских в обход «клятвы Гиппократа» и международных норм.

После первой войны в Персидском заливе в 1991 году одна кувейтская медсестра, не назвавшая своего имени, призналась, что во время оккупации отравила 20 раненых солдат противника. «В первый месяц они привезли в госпиталь много своих солдат, которые были ранены в столкновениях с кувейтцами, — сказала она в интервью. — Я делала им уколы, которые их убивали».

В разные эпохи то в одной, то в другой стране обнаруживаются женщины, принимавшие участие непосредственно в сражениях, сжимавших в руках солдатское оружие, а не только бинты, скальпели и шприцы (пусть даже со смертельной для врагов инъекцией).

Хроники сообщают, что во время осады испанскими войсками Гарлема в 1572 году «героическая жительница Гарлема Кенава собрала вокруг себя большой отряд женщин и девушек, не уступавших в отваге и боевых качествах опытным солдатам…»

В Индии женщиной-воином была Лакшми Бай во время восстания сипаев в 1857–1859 гг.

В годы Гражданской войны в США (1861–1865 гг.) в рядах северян дралась солдат Джоана Грей, служившая до этого кондуктором железной дороги.

Кстати, психологи спецслужб, анализируя деятельность террористических группировок, давно установили, что из женщин получаются отличные солдаты: «Женщины стреляют не колеблясь, мужчины же склонны сначала к тому, чтобы продумать пути бегства. Женщины должны доказать, что они могут действовать наравне с мужчинами, и поэтому более безжалостны».

Достаточно вспомнить «скромную» девушку из русской революционной организации «Народная воля», дворянку Веру Засулич. Это она, «попав на приём к генерал-губернатору Санкт-Петербурга Трепову, зажмурилась, и выстрелила ему в пах». На приёме! В кабинете! Куда отступать? Как скрыться?! А никак! Перед тобой — враг, значит, надо действовать.

(Кстати, Засулич была на суде оправдана. Женщина всё-таки.)

Софья Перовская, Мария Спиридонова, Шарлотта Корде…

Впрочем, речь идёт не о боевиках и революционерах. Этот пример я привёл лишь для того, чтобы доказать бойцовский дух «прекрасной половины человечества».

Удивляет и даже пугает жертвенность испанских женщин во время войны с Наполеоном. Об их поступках сохранилось много свидетельств.

Представьте, французские солдаты из корпуса какого-нибудь генерала Дюпона или Жюно входят в жилище испанской крестьянки. Они требуют еды. Испанка молча накрывает на стол, но французы уже знают о коварных «герильясах». Солдаты требуют, чтобы женщина сперва попробовала еду сама. Она беспрекословно подчиняется. Но солдатам этого кажется мало. Они велят крестьянке накормить своего ребёнка. Она молча кормит малыша, и только после этого французы усаживаются за стол. Вдруг через некоторое время ребёнок начинает задыхаться и синеть. Детский организм первым не выдерживает действия яда.

Мгновенно всё становится понятным. Французы с проклятиями вскакивают с мест, одни пытаются вызвать у себя рвоту, но страх мешает сосредоточиться, парализует волю, спазмом сдавливает глотку. Поздно! Другие в бессильной ярости кидаются к испанке, но она уже обречённо хрипит в их руках.

Можно ли обвинять эту женщину, ради гибели врагов не пощадившую не только себя, но и своего невинного ребёнка? Какое право она имела на его жизнь? Право матери?

Спорить можно долго, но, мне кажется, виновной здесь является только война.

(Достойными своих предков оказались республиканки, отбивающиеся до последнего патрона от фалангистов генерала Франко на реке Эбро и на улицах Мадрида во время гражданской войны в Испании в 1936–1939 гг.)

Не уступали им в решительности и смелости русские женщины.

«О русских женщинах-партизанках 1812 г. надо говорить особо. Простые крестьянки, они самоотверженно делили со своими мужьями, отцами, братьями тяготы их партизанской жизни, были верными их помощницами, а то и равноправными товарищами по оружию и даже иногда командирами. Имена их, буквально за единичными исключениями, до нас не дошли. Тем более популярно запечатлённое во многих документах и во всех исследованиях по истории 1812 г. имя Василисы Кожиной.

Жена старосты хутора Горшков Сычёвского уезда Смоленской губ., Василиса, после того как французские мародёры зарубили её мужа у неё на глазах, сама была выбрана старостихой и возглавила местный партизанский отряд, в основном из подростков и женщин, но с участием и „мужиков“, вооружённых поначалу вилами, косами, топорами, а потом и французскими карабинами, саблями и пр. Сама Василиса, по рассказу Ф.В. Ростопчина, который видел её, была „дородной бабой, гордо выступавшей с длинной саблей, повешенной через плечо сверх французской шинели“. О подвигах Василисы ходили легенды (например, она будто бы своей косой „сорвала головы“ 27 французам), где трудно отделить быль от небыли».

Василису Кожину мы знаем по имени и фамилии (отчество её и годы жизни неизвестны), а вот другая героиня 1812 г., кружевница Прасковья из д. Соколово Смоленской губ., «так и осталась для потомства Прасковьей, без фамилии», хотя по своим подвигам она едва ли уступала Василисе, а может быть, и превосходила её. Обороняясь одними вилами от семи французов во главе с полковником, она убила полковника, а его солдат обратила в бегство, после чего в полковничьем мундире и на коне участвовала в боях уже как начальник партизанского отряда: истребляла фуражиров противника, нападала на его транспорты. «О неуловимой предводительнице Прасковье и её поразительных действиях» французский губернатор Смоленска А. Жомини (знаменитый впоследствии военный историк и теоретик) докладывал самому Наполеону.

К сожалению, кроме Василисы Кожиной и кружевницы Прасковьи, история народной войны 1812 г. не сохранила ни одного женского имени, хотя и запечатлела подвиги многих безымянных героинь, вроде той «крестьянской девки», которая «убила древесным суком француза, поранившего её мать».

(Невольно вспоминается «атаманша Алёна», действовавшая со своим отрядом во время Крестьянской войны Степана Разина. О ней тоже практически ничего не известно, кроме того, что она была захвачена стрельцами и заживо сожжена в срубе.)

Но участие женщин в войне было не только стихийным явлением и не ограничивалось отдельными случаями добровольцев и действиями партизанок. Из них формировали целые воинские части.

При угрозе вторжения Наполеона в Англию британцы рассматривали проект создания женских частей в качестве вспомогательных сил.

Хорошо известны женские батальоны русской армии времён Первой мировой войны. Когда на фронте не стало хватать мужчин, а боевой дух в войсках упал, за винтовки взялись женщины. Это они ввели в моду стрижку «каре», которая оставалась популярной в течение десятилетий. Длинные волосы не должны мешать солдату, в них не выловишь вшей, густые косы не промоешь водой из солдатского котелка. (Это только в кино можно увидеть в окопе женщину с замысловатой причёской и аккуратной укладкой чистых волос. Наголо! Позднее лётчицы и штабистки ещё могли позволить себе некоторые вольности, но русские ударницы были пехотой. «Царицами полей». Царицами страшных, кровавых полей войны.)

Один из женских батальонов охранял Зимний дворец во время Октябрьской революции. Потом многие советские пропагандисты пытались представить его личный состав в виде «перепуганных баб», на которых Временное правительство наивно возлагало последнюю надежду. Дескать, больше никого не нашлось, кто бы хотел защищать министров-капиталистов. А женщины сразу разбежались перед революционными матросами и рабочими.

Но это было не так. Батальон сложил оружие вместе с другими частями Питерского гарнизона, не желая кровопролития и видя бесперспективность сопротивления. На самом деле женские батальоны доказали свою боеспособность на фронте.

Так, летом 1917 года «16-я германская дивизия потеснила I Сибирский корпус и заняла его окопы у Новоспасского леса. Но на рассвете 10 июля немцы были выбиты женским ударным батальоном прапорщика Марии Бочкарёвой (50 ударниц было убито и 200 ранено)».

Мне трудно представить картину, леденящую кровь своей невероятностью, больше, чем эта атака. Сотни женщин в одинаковой серо-зелёной форме, в мешковатых штанах, с винтовками наперевес покидают окопы и кидаются под пулемётный огонь. Топот сапог, тяжёлое дыхание, пронзительные вскрики сражённых пулями.

Немцы видят накатывающуюся волну, уже различают безусые, безбородые лица, замечают под гимнастёрками женские груди, и только глаза атакующих налиты такими же страхом и ненавистью, как и у мужчин. Нет, это приближаются не бабы, а вражеские солдаты. Приближается смерть…

Это уже не партизанки с вилами, неожиданно нападающие вдесятером на одного, не подпольщицы, стреляющие в спину, не санитарки, прячущие в чулке ампулы с ядом. Это открытая атака, со всеми её ужасами, с массовой гибелью подруг и отвратительными ранами на телах; атака, грозящая перейти в рукопашную схватку!

В январе 1944 года 60 000 японцев и 8000 индийцев под командованием генерала Кавабы предприняли операцию по вторжению в северо-восточные районы Индии в районе Импхалы. Группировка английских войск, насчитывающая 90 000 человек, используя подавляющее превосходство в воздухе, отразила это наступление. Тогда, чтобы вдохновить солдат и спасти положение, генералу Кавабе было предложено бросить в бой индийский женский полк. К счастью, генерал не отдал подобного приказа — женщины были не только плохо вооружены, но в большинстве своём не имели даже амуниции и башмаков. Их участие в сражении означало бы верную гибель всего полка.

В конце Второй мировой войны немцы тоже делали попытки сформировать женские части фольксштурма. Добровольцы были. Но уже не было времени.

«(Фюрер) соглашается образовать теперь (в марте 1945 года! — О.К.) в Берлине несколько женских батальонов. Есть множество женщин, выражающих желание пойти сейчас на фронт, и фюрер считает, что, раз они идут добровольно, значит, несомненно, будут сражаться как фанатики. Надо использовать их на втором рубеже; тогда у мужчин пропадёт желание отступить с первого».

Служба женщин в армии, а тем более их участие в боях, всегда была сопряжена с массой проблем.

То, что казалось интендантам блажью, на самом деле было жизненно необходимо. А «блажи» было много. Начиная от маленьких армейских сапог и заканчивая нижним бельём. Где в лесах и болотах женщинам достать новый бюстгальтер, да ещё подходящего размера? «Поэтому после бани приходилось надевать старый комплект, пропущенный через дезинфекционную камеру». Ведь это не мужские семейные трусы, которые хороши тем, что подойдут каждому. Женщины учились шить бельё сами, и считалось большой удачей, если удавалось достать для этого немного парашютного шёлка.

Условия кажутся невыносимыми. Грохот орудий, вокруг смерть, трупы, грязь, отсутствие воды.

Природа упрямо заявляла о готовности зачинать жизнь, рожать. А вместо этого приходилось убивать. Убивать, чтобы скорее закончилась война и под мирным небом можно было заводить детей.

Но всё-таки женщины воевали!

Молоденькая санинструктор с призывом: «За Родину! Ура!» поднимала роту залёгших под огнём бойцов. Ей вторила фройляйн из «Бунд дойчер медель», которая с криком: «Дойчланд юбер аллес!» всаживала фаустпатрон в борт нашей «тридцатьчетвёрки».

Фронтовики говорят, что такого не кричали. «Нет, там не до этого, там жизнь серьёзная. Да и вообще война — не предмет для каких-то спектаклей. В самом деле, все взрослые люди, все попали в такую обстановку, где нет надобности представлять что-то, выламываться, строить из себя. В запасном полку, может, кто и скажет: „За товарища Сталина!“ — то, чему его ещё в колхозе выучили, — а на передовой-то что? Там сидит какой-нибудь боевой старшина, скалит железные зубы: давай-давай, мол, загни ещё чего-нибудь!»

Тем страшнее представлять женщин, которые сражаются уже не за какие-то высокие идеи, а, разъярённые горячкой боя, охваченные общим безумием кровопролития, стремятся только убивать. Убивать как можно больше врагов, в том числе и других женщин.

Мало того, что в партизанах и в подполье уже воевали свыше 100 000 женщин, было принято решение призвать женщин в армию. В первые годы войны враг напирал, Красная Армия понесла огромные потери, живой силы не хватало. И под ружьё поставили всех, кого только возможно.

Безумная ситуация! Ведь мужчины в конечном счёте воюют для того, чтобы защищать своих матерей, сестёр, жён и дочерей. Но и их гонят в огонь.

По некоторым данным, в Советской Армии служило по меньшей мере 800 000 женщин. По оценкам германской разведки, даже до двух миллионов в период 1942–1943 годов, когда положение на фронте продолжало оставаться весьма угрожающим.

Я приведу отрывок из «Донесения отдела по „неприятельским армиям Востока“ (германского) генерального штаба сухопутных войск от 29.12.1944 г. относительно призыва женщин в Советскую Армию в 1942 г».:

«Советское руководство распорядилось привлечь большое число женщин к военной подготовке и использует их в первую очередь во вспомогательных службах санитарками, машинистками и связистками, а также в боевой службе в качестве пилотов и стрелков».

Женщины сражались и гибли, как и подобает солдатам.

Бывшая медсестра Мария Фёдоровна Короленко вспоминала: «Высадили нас из эшелона, 280 медицинских работников, в чистом поле. А команды никакой не дали. Стоим, не знаем, куда податься. И тут самолёты вражеские налетели и начали бомбить. Земля из-под ног уходила, от взрывов неба не было видно. А когда всё утихло, оказалось, что в живых нас осталось всего восемнадцать девчат».

Восемнадцать из двухсот восьмидесяти!

Конечно, становясь солдатом, женщины перестают считаться женщинами. Для командования они становятся бойцами. И их потери учитываются, как и все остальные потери живой силы. Но, согласитесь, что женский отчаянный крик или стон в общем грохоте боя звучит гораздо страшнее, чем мужской.

А ещё женщины — закон природы! — на фронте беременели, что для действующей армии тоже могло приравниваться к потерям.

Татьяна Д. из деревни Подгорное (район Башмаково Пензенской области) свидетельствовала:

«В деревне Подгорное осенью 1942 г. были ПРИЗВАНЫ (выделено мной. — О.К.) в армию 9 бездетных женщин, из них в 1943 и 1944 гг.:

1 погибла на фронте,

2 пропали без вести,

4 вернулись в деревню, потому что должны были рожать,

2 были ещё на фронте».

«Большое число» призванных женщин определялось вполне конкретными цифрами.

На основании постановления Государственного Комитета Обороны от 25 марта 1942 года 13 и 23 апреля начались массовые мобилизации среди женщин.

Из женщин было сформировано 3 авиаполка (это наших лётчиц немцы прозвали «ночными ведьмами»). Создана 1-я отдельная женская добровольческая стрелковая бригада, 1-й отдельный женский запасной стрелковый полк.

В войска ПВО призвано свыше 300 000 женщин (что составляло более четверти всего личного состава ПВО).

По линии Красной Армии 300 000 женщин получили специальности военных медицинских сестёр, ещё 300 000 — санитарок, свыше 500 000 сандружинниц МПВО.

В мае 1942 года было принято постановление Государственного Комитета Обороны о мобилизации 25 000 женщин в ВМФ.

Было подготовлено 222 000 девушек связисток и снайперов.

Кстати, о снайперах.

Вообще, говорят, что лучшими снайперами становятся женщины. «Им присущи те качества, которые столь редки у мужчин. Это терпеливость, выносливость, умение обращать внимание на незначительные на первый взгляд детали, а ещё… эмоциональность».

«Сама природа благоволит к ним. Профессиональный стрелок целится, чтобы успеть выстрелить между двумя ударами сердца. У женщин сердце бьётся реже, а значит, и времени им отпущено больше».

У всех на памяти женщины-снайперы времён чеченской войны. Наёмницы. Это они извещали федеральных солдат в радиоэфире: «Ваня, готовься, я на тебе скоро доллары сделаю!»

«Снайперш солдаты зовут не иначе как „суками“. Им лучше не попадаться. Я думаю из-за того, что обидно здоровому, сильному мужику умереть от пули слабой бабы», — признавались участники боёв.

Поэтому с захваченными в плен женщинами не церемонились.

«Одного снайпера застрелили на месте, а другого взяли живым. Снайпером оказалась женщина-прибалтийка.

Её привели к командиру на допрос. Тут же „нарисовался“ молоденький лейтенант-особист (представитель военной контрразведки) и сказал, что отправит снайпершу в тыл для разбирательств. Десантники не отпустили врага. Прибалтийка была застрелена „при попытке к бегству“. (…)

Впервые о так называемых „белых колготках“ заговорили во время войны в Нагорном Карабахе и Таджикистане. Многочисленные слухи о профессиональных стрелках-женщинах будоражили воображение военных, но конкретных доказательств приводилось ничтожно мало. Своё название снайперши получили по белым шерстяным спортивным костюмам и зимним маскировочным халатам. Во время войны в Чечне российские солдаты вновь столкнулись с „гусынями“. Примеров действительно хватало.

В одном из боёв в плен была захвачена женщина. Она не пыталась бежать и сопротивляться. Её взяли прямо с оружием в руках — обыкновенной снайперской винтовкой отечественного производства СВД. На прикладе бойцы насчитали несколько зарубок. На этот раз пленную посадили в вертолёт с ранеными офицерами и повезли в тыл. Уже в полёте женщина призналась, что приехала из Эстонии и имеет спортивные достижения по биатлону. При обыске у неё нашли небольшую сумму в американских долларах. В Моздок снайперша так и не прилетела — рассвирепевшие раненые выкинули её из вертолёта.

По оценке военных экспертов, в прошлую чеченскую кампанию (1995–1996 годы) на стороне боевиков сражалось несколько сот прекрасно подготовленных снайперов-нечеченцев, большинство из которых составляли женщины. (…) Главная задача „белых колготок“ заключалась в уничтожении офицерского состава Российской армии.

Как рассказал один из командиров подразделения внутренних войск, действующих в Центральном районе чеченской столицы, на радиочастоте, которой пользуются наши военные, регулярно выходит женщина, которая представляется снайпером. На чистейшем русском языке она грозится убивать наших солдат.

Снайперша, получившая от чеченцев за меткость и возраст кличку Лолита, родом из Полтавы. Елена (это её настоящее имя) в детстве занималась биатлоном. Когда в Чечне началась война, Лолита приехала сюда подзаработать денег на свадьбу. Она хладнокровно расстреливала российских военных. По некоторым данным, на её счету по меньшей мере 20 убитых солдат и офицеров МВД и МО».

Даже если не было официального призыва, женщины сбегали на войну. Сбегали «на заработки», из чувства патриотизма, вслед за своими любимыми, движимые духом авантюризма, ради проверки своих сил. Причин было много, результат один — гибель, искалеченная жизнь, шрамы в душе и память потомков.

На первом месте среди таких воительниц, конечно, стоит Жанна д'Арк. Она стала символом женщины-солдата.

Я вкратце перескажу наиболее известную легенду из многих, окружающих её имя.

«Жанна родилась 6 января 1412 года в небольшой шампанской деревушке Домреми, расположенной в верховье реки Маас у самой границы Франции, в семье свободного крестьянина Жака Дарка и Изабеллы Роме. К этому времени война между Англией и Францией, позже получившая название Столетней, продолжалась уже 75 лет. (…)

Религиозную Жанну стали посещать видения, ей слышались голоса, призывающие к подвигу. Она жадно впитывала старые пророчества и легенды. Одна из них, предсказывающая, что Францию погубит женщина, но спасёт девушка, особенно поразила Жанну. Казалось, что пророчество сбывается. Злодейкой-губительницей стала королева Изабелла. Но кто спасёт родину? И девушка из Домреми поверила в свою особую, божественную миссию, в свою звезду. Когда в деревне стало известно об осаде Орлеана, Жанна окончательно решилась участвовать в войне. (…)

В сопровождении дядюшки Жанна прибыла в соседнюю крепость Вокулер и потребовала от её коменданта Робера де Бодрикура, чтобы он переправил её в королевский замок Шинон к дофину. Осторожный и недоверчивый де Бодрикур был возмущён неуёмными притязаниями неграмотной крестьянки и отправил Жанну домой. Но Жанна была не из тех, кто отступает после первой же неудачи. Решимость девушки бороться за свободу лишь окрепла. Вера Жанны в успех была столь сильна, что уверенностью в её особом предназначении заражались и окружающие. После второй встречи не устоял и суровый комендант Вокулера. Он предоставил Жанне небольшую, но надёжную охрану, а уже появившиеся у неё почитатели снабдили её конём, рыцарским мечом и мужским платьем, чтобы ей удобнее было ездить верхом и, главное, чтобы не привлекать к себе внимание встречных. Маленький отряд, насчитывающий всего семь человек, двинулся в нелёгкий путь к Шинону в феврале 1429 г. На одиннадцатый день путешествия Жанна и её спутники благополучно добрались до замка, где в бездействии обитал дофин Карл. (…)

Жанна попросила дофина дать ей войско для освобождения Орлеана. Карл ничего не пообещал Жанне. В те времена такое необычное явление, как эта новоявленная спасительница, могло расцениваться либо как деяние Бога, либо как проделка дьявола. Специальная комиссия из богословов и юристов долго допрашивала Жанну, пока не убедилась, что девушка не подослана дьяволом. В искренних и спокойных ответах Жанны ощущалась такая ненависть к врагам короля и родины и уверенность в победе, что подозрительность советников Карла постепенно уступала место восхищению. (…)

Наконец Жанне позволили занять место среди военачальников, возглавляющих войско, отправляющееся к Орлеану. К этому времени её уже окружали преданные люди, твёрдо верившие в свою предводительницу и готовые бороться рядом с ней до последней капли крови. Оружейники изготовили для Жанны доспехи белого цвета. Для ношения поверх лат портной сшил для девушки изящный кафтан из белого сукна, открытый спереди, обрамлённый красивой вырезной бахромой, спадавшей на руки и бёдра. Из старинной часовни Жанне прислали древний меч. (…)

Тем временем армия двинулась на помощь осаждённому Орлеану. Молва разносила вести о девушке, которую направляет Бог. Солдаты поверили, что Жанна принесёт им счастье, они окружали её всеобщей любовью. О выносливости Жанны ходили легенды. Девушка спала на голой земле, часто не снимая лат, разделяла с воинами их скудную пищу. (…)

Вечером 29 апреля 1429 г. Жанна д'Арк въехала в Орлеан на коне. Её панцирь и латы сверкали при свете факелов, белое знамя развевалось над головой. Орлеанцы восторженно приветствовали Деву. (…) Зато англичане объявили девушку исчадием ада, английских солдат охватил суеверный ужас.

Французские вельможи и полководцы были неприятно изумлены растущей популярностью Жанны, воодушевлением, охватившим французские войска. Рыцари решили скрыть от народного ополчения и от Жанны своё наступление на одно из английских укреплений под Орлеаном — Сен-Лу. Но Жанна явилась на поле битвы в самый разгар сражения, когда французы уже начали показывать врагам спины. И тут в воздухе развернулось белое знамя. Криками „Вперёд! Мы обязательно победим!“ Жанна воодушевила воинов на новый штурм. Важное военное укрепление Сен-Лу было взято, кольцо осады вокруг Орлеана разорвано, победа была одержана после длительной череды поражений. Следующим укреплением англичан, угрожавшим Орлеану, была Турель. Пришёл черёд французского наступления и на эту крепость. И вновь военное руководство французов пыталось обмануть Жанну, скрыть от неё решение военного совета, и вновь девушка разгадала обман и участвовала в штурме позиций врага. Она первой приставила лестницу к крепостной стене, но была ранена стрелой в плечо. Жанну отнесли в сторону, перевязали, но после недолгого лихорадочного сна она потребовала вновь надеть на себя латы и вернулась в ряды сражавшихся. Тем временем наиболее смелые соратники героини укрепили её белое знамя на гребне крепостной стены и таким образом указали дорогу, по которой должны были последовать остальные воины. И французское войско в дружном порыве стремительно поднялось на крепостной вал. Англичане бежали. Турель пала. Вскоре враги, оставив свои последние укрепления, отступили из-под Орлеана. В освободительной войне французского народа наступил решающий перелом… День 8 мая 1429 г. стал для освобождённого Орлеана праздником победы и праздником народной героини Жанны д'Арк, прозванной Орлеанской девой. Поразительно, но осаждаемый 200 дней Орлеан был освобождён через девять дней после прибытия Жанны. Впрочем, в подвигах девушки не было ничего сверхъестественного. Её природный ум, наблюдательность, восприимчивость в постижении военного дела помогли ей не только достойно вести себя на поле боя, но и принимать верные решения. Находчивость Жанны сочеталась с её невероятным мужеством, благодаря которому она находилась в самых опасных местах, увлекая своим примером других. Её любовь к родине, к своему народу не знала границ. (…)

Именно в это время был создан единственный дошедший до нас прижизненный словесный портрет героини: „Дева сия сложена изящно; держится она по-мужски, говорит немного, в речах выказывает необыкновенную рассудительность; у неё приятный женский голос. Ест она мало, пьёт ещё меньше. Ей нравятся боевые кони и красивое оружие. Она любит общество благородных воинов и ненавидит многолюдные сборища. Обильно проливает слёзы, хотя лицо её обычно весёлое. С неслыханной лёгкостью выносит она и тяготы ратного труда, и бремя лат, так что может по шесть дней и ночей подряд оставаться в полном вооружении“. (…)

(Тем временем) король тайно договорился с бургундцами, что Париж останется в их руках. Не знающая об этом, лишённая войска и помощи, Жанна с небольшим отрядом пыталась взять Париж в сентябре 1429 г. Девушка была тяжело ранена. Потянулись долгие месяцы лечения. Под видом заботы о её здоровье Жанну держали под домашним арестом.

Когда в мае 1430 г. Жанна вновь приняла участие в военных действиях, судьба её была предрешена. С крохотным отрядом верных сторонников она пришла на помощь крепости Компьен, осаждённой врагами. Однажды после неудачной вылазки компьенцев Жанна возвращалась в крепость. Подкупленный французским двором, комендант Компьена поднял перед девушкой крепостной мост и закрыл ворота.

Жанна попала в плен к бургундцам и полгода томилась в круглой башне замка Боревуар. Карл VII, для которого Жанна сделала так много, и пальцем не пошевелил ради неё. А ведь он мог выкупить её или обменять на знатного пленника. Бургундцы продали Жанну англичанам за огромную сумму, равную выкупу за короля. Англичане давно мечтали заполучить Орлеанскую деву. С её именем были связаны все неудачи захватчиков. Жанну следовало признать ведьмой и посланницей дьявола. Тем временем девушка несколько раз безуспешно пыталась покончить с собой (что является весьма сомнительным при набожности Жанны. — О.К.).

Для того чтобы представить Жанну колдуньей, англичане организовали суд над Орлеанской девой. Судили её богословы Парижского университета, сторонники англичан. Возглавлял судилище епископ Кошон. Хитроумные богословы расставляли Жанне свои ловушки, но она отвечала искренне, с никогда не изменяющим ей здравым смыслом. Через полгода изматывающих допросов продажные церковники обвинили девушку в ереси и колдовстве.

В мае 1431 г. девятнадцатилетняя Жанна была сожжена на центральной площади города Руана. Место сожжения и поныне отмечено белым крестом на камнях площади».

Но если в те годы Жанна сама была как знамя освободительной войны, вдохновляющее солдат, французы старались всячески подчеркнуть наличие девушки в рядах сражающихся, её превозносили как святую, то другим для того чтобы попасть в действующую армию, приходилось скрывать свой пол.

Все слыхали о знаменитой «девице-кавалеристе» Надежде Дуровой. (О ней я расскажу чуть ниже.) А вот имя другой русской воительницы, к сожалению, известно не многим. Военная биография Александры Матвеевны Тихомировой началась ещё во время побед Суворова в Турецкой кампании и продолжалась целых 15 (!) лет. Её история, запечатлённая со слов сослуживцев писателем И.Н. Скобелевым (кстати, родным дедом знаменитого генерала М.Д. Скобелева), вошла в 3-й том «Ста русских литераторов». А дело было так.

После смерти единственного брата, офицера гвардии, у 18-летней Александры Тихомировой не осталось родных. Она отрезала косу, облачилась в гвардейскую форму и прибыла с документами брата в Белозерский мушкетёрский полк. Они были очень похожи, и подмены никто не заметил. С ранних лет умудрённая военным опытом отца и брата, она умело командовала ротой, «вовсе не участвуя в пирушках и прочих весёлостях». По свидетельству солдата её роты, «все вместе и каждый розно готовы были умереть за такого начальника, который учил, но никогда не обижал солдат».

А.М. Тихомирова погибла в одной из атак в январе 1807 года. Тот же солдат рассказывал, как, увидев на рукаве своего капитана кровь, хотел помочь, но командиру роты было некогда заниматься своей раной. «Напомнить мне, когда выбьем неприятеля из занимаемого укрепления», — ответила Тихомирова. Но укрепление было взято уже без неё. «Сражение кончилось со славой, но в нашей роте никто не чувствовал следов радости: из глаз каждого солдата капали слёзы, и каждый вдруг увидел себя как бы круглым сиротою. Офицеры плакали вместе с нами, и сам полковник громогласно сказал, что он лишился лучшего своего сотрудника, полезнейшего службе офицера, испытанного друга солдат».

И лишь полковой священник открыл тайну погибшей и рассказал о том, что до сих пор было известно ему одному. Среди всеобщего изумления снова заговорил полковник: «…Мы слишком просты… Ведь, кроме отчуждённой, строгой жизни покойницы, никогда не оставлявшей в занимаемой ею комнате даже и денщика своего, можно бы смекнуть, и по многому… но об этом теперь не должно быть и речи… А вот это стоит заметить, что если мы отдавали полную справедливость неустрашимости и быстроте, с какими к опасности и славе, как орёл, летал наш капитан Тихомиров, то что же должны сказать о девице Тихомировой? И можно ли после этого гордиться нам храбростью?»

Увы, до нас не дошло ни одного портрета капитана А.М. Тихомировой.

А теперь о Н. Дуровой.

«17 сентября 1806 года городничий Сарапула, отставной гусарский офицер Андрей Васильевич Дуров, праздновал именины Нади, своей старшей дочери. Именинное веселье кончилось бедой: Надя исчезла. На рассвете следующего дня жители города на жёлтом песке берега Камы нашли её платье, а на конюшне не оказалось её коня Алкида.

Что случилось с Надей? Утонула? Но почему же тогда вместе с ней пропал и её конь?

Много времени это оставалось загадкой.

Два года спустя необычайное происшествие породило в России много шума и толков. Рядовой конноуланского полка, отличившийся за храбрость и воинское уменье в трудных сражениях с наполеоновской армией, оказался молодой женщиной. В официальном служебном формуляре улана было записано: „В службе с 1807 года марта 9. Был в походах в Пруссии и в действительных с французскими войсками сражениях…“ Дальше перечисляется ряд боёв и атак, в которых отличился рядовой улан. Это была Надежда Дурова».

Кампания военной вербовки весной 1807 года помогла Надежде, бежавшей из отцовского дома в казачьем костюме, без особой проверки и хлопот под именем Александра Васильевича Соколова записаться в конный Польский полк. Она была зачислена, несмотря на то что отказалась «пить вино и плясать на улице», что являлось проверкой новобранцев на удальство и выносливость.

В полку «она вместе с другими завербованными прошла ускоренный курс обучения, чтобы уметь „маршировать, рубиться, стрелять, владеть пикой, седлать, рассёдлывать, вьючить и чистить лошадь“, и была определена в лейб-эскадрон рядовым („товарищем“)». (…)

В бою при Гутштадте (1807 г.), будучи рядовым, Дурова спасла русского офицера, одна бросившись с пикой на группу вражеских солдат. Наградой ей был Знак отличия Военного ордена № 5723 и производство в офицерский чин.

Затем был перевод в Мариупольский гусарский полк. Впоследствии служила в Литовском уланском полку.

Однако надо признать, что Надежде Андреевне были присущи некоторые странности.

Как говорили современники, у неё «был низкий мужской тембр голоса, росли усики. Она любила носить мужскую одежду, а после замужества не могла жить с мужем и сбежала „на войну“».

Говорила она о себе не иначе как в мужском роде и в письмах писала «хотел бы я сказать», «думал ли я когда-нибудь», «я виделся с князем» и всю жизнь подписывалась — «с истинным почтением честь имею быть вашим покорнейшим слугою, Александр Александров».

А.С. Пушкин в предисловии к «Запискам» Н.А. Дуровой, напечатанным в «Современнике», писал: «Что побудило её? Тайные семейные огорчения? Воспалённое воображение? Врождённая, неукротимая склонность? Любовь?»

Узнав, что Пушкин упомянул её как «девицу Надежду Дурову», она ответила поэту: «Имя, которым вы назвали меня, милостивый государь Александр Сергеевич, в вашем предисловии, не даёт мне покоя! Нет ли средства помочь этому горю? …Вы называете меня именем, от которого я вздрагиваю, как только вздумаю, что 20-ть тысяч уст его прочитают и назовут».

В конце концов Дурова получила от самого царя Александра I за свои воинские заслуги законное право именоваться Александром Андреевичем Александровым.

Впрочем, добровольное желание женщины оказаться в аду войны всегда вызывало вполне обоснованное недоумение.

Но уже в XV веке люди чувствовали, что что-то здесь не так. Недаром судьи Орлеанской девы с такой дотошностью пытались выяснить у неё во время допросов: зачем она переодевается в мужскую одежду, как часто она это делает, что она при этом чувствует и т. д.

Впрочем, это не так уж и важно.

Например, красавец князь Юсупов, участник покушения на Григория Распутина, был всем известным трансвеститом, носил под сюртуком дамские корсеты. А в 1920-е годы, уже будучи в эмиграции, открыл в Париже свой Дом моделей (ИРФЕ) и прославился тем, что ввёл в моду шёлковые полупрозрачные платья с цветочным рисунком и создал три типа духов — для блондинок, брюнеток и рыжих.

Но ведь не пристрастие князя к дамским предметам туалета являлось причиной его патриотизма и решительности. А они уж тем более не были им помехой. Наоборот, все отмечали храбрость и мужество Юсупова.

В одной из газетных публикаций говорилось:

«Дурова родилась в городе Сарапуле, в котором, как ныне выяснили учёные, грунтовые воды насыщены минеральными и органическими веществами, вызывающими у женщин развитие вторичных мужских признаков.

Сарапул вообще прославился превращением женщин в мужчин. Вспомним героя Первой мировой войны Антонину Пальшину».

Здесь учёные ошибаются. Антонина Тихоновна Пальшина не превратилась в мужчину, и ей совсем не надо было искать мужского общества, чтобы ощутить свою принадлежность к другому полу. Всю жизнь она оставалась здоровой женщиной, имела детей и до самой пенсии работала медсестрой. Может быть, от этого её поступок кажется ещё более невероятным, более героическим.

Расскажу о её судьбе.

В начале Первой мировой войны Тоня решила бесповоротно: «Моё место — на фронте!» Она обрезала косы, добыла солдатскую форму и под именем Антона Пальшина стала казаком 2-го кавалерийского Кубанского полка, лихо ходила в атаки, бесстрашно рубилась в схватках с врагом.

«Самое трудное, — писала Тоня подруге, — привыкнуть говорить о себе в мужском роде: „пошёл“, „увидел“, „сказал“»… Первый месяц всё время боялась оговориться, поэтому разговаривала мало, а всё больше песни пела…

Пела она хорошо и песен знала много, недаром её сразу же сделали в сотне запевалой. Вскоре Антошка (так все звали молодого казака) получила первую боевую рану и оказалась в госпитале.

Там открывается Тонина правда. Следует приказ — отправляться в тыл. Тогда Антошка бежит из госпиталя на другой участок фронта, но в районе боевых действий её задерживает патруль: переодетая девица без документов? Ясно — шпионка!

В тюрьме, а потом в долгом пути по этапу Тоня оказалась среди «политических».

…От тюрьмы до вокзала по шумным бакинским улицам арестантов вели в ножных кандалах. Конвой объявлял зевакам: «Шпиёны! Враги царя и отечества!»

Из бакинской тюрьмы — в московскую Бутырку, а потом пересыльная тюрьма в Перми. Оттуда до Сарапула гнали по этапу.

В родном городе земляки опознали Пальшину. Как же, героиня войны! Лихой казак! Её выпустили на свободу. Солдат Антошка стал городской знаменитостью. Газета «Прикамская жизнь» от 7 февраля 1915 года писала:

«6 февраля в Сарапул доставлен бравый солдат в шинели, сапогах, фуражке, с бритой головой, на вид юный, отважный доброволец. Между тем это девушка. Ещё так недавно Пальшина была в Сарапуле обыкновенной швеёй, работала на магазин Ушеренко. Потом девушка оказалась в Баку, где её и застала война…»

Из «лучших домов» города посыпались приглашения «погостить». Обыватели глазели на Антошку, как на диковинку, требовали, чтобы она рассказывала о войне. А у девушки не было ни копейки денег даже на пропитание. Дошло до того, что в газете появилось чьё-то сообщение с просьбой помочь Антонине Пальшиной, у которой «ничего нет, кроме солдатской одежды».

Тоня поступает на курсы медицинских сестёр. Хирург Одинцов, приметив у девушки способности к наукам, упорство и работоспособность, за два месяца (вместо пяти положенных) подготавливает её к сдаче экзаменов на звание хирургической медсестры.

В мае 1915 года пять лучших выпускниц курсов — среди них и Тоня, — провожаемые музыкой и песнями, отбыли в действующую армию.

На Австрийском (Юго-Западном) фронте Тоня недолго задержалась в тыловом госпитале. Снова переодевшись в солдатскую форму, она оказывается на передовой и становится рядовым второго взвода 6-й роты 2-го батальона 75-го полка 19-й пехотной дивизии 2-го армейского корпуса.

В сентябре 1915 года солдат Антон Пальшин за доставку «языка» получает свою первую боевую награду — Георгиевский крест IV степени. Затем были ещё награды — за вынос раненых, за храбрость в бою (когда она заменила выбывшего командира и повела полуроту за собой). Ранение в бедро. Госпиталь. Здесь Георгиевский крест III степени ей вручил сам генерал А. Брусилов. Все уже знали, кто таков Антошка на самом деле. Брусилов сказал: «Храбрецы нам всегда нужны. Если пожелаешь — служи, как служил!»

Пальшина вернулась на фронт. Вне госпиталя никто не знал о её тайне. Впоследствии Антонина Тихоновна рассказывала, как фотограф, снимающий её на карточку, был уверен, что перед ним мужчина, и всё расспрашивал насчёт «сердечных побед среди женского полу».

Я видел эту фотографию. На ней Пальшина действительно выглядит молодцеватым обаятельным юношей, чем-то отдалённо напоминающим царевича Алексея. Стройный солдатик с Георгиевскими наградами на гимнастёрке, удалой вид, дерзкий взгляд.

Пальшина продолжала участвовать в ожесточённых боях.

В январе 1916 года Кавказская армия, предшествуемая неутомимой 4-й Кавказской стрелковой дивизией генерала Н.М. Воробьёва, взяла турецкую крепость Гасанкалу. «Турки оказывали упорное сопротивление, — пишет генерал Масловский. — Полузамёрзшие, с чёрными отмороженными ногами, они тем не менее принимали наш удар в штыки и выпускали последнюю пулю, когда наши части врывались в окопы». Турки в плен не сдавались. Во время штурма Пальшина проявила завидную отвагу. Но под ней убили коня, и её вновь отправляют в госпиталь с контузией.

После очередного ранения в феврале 1917 года Пальшину перевели медсестрой на плавучий госпиталь, курсирующий между Одессой и Батуми.

Там она получила письмо из Сычёвки Смоленской губернии от товарищей по фронту, перешедших на сторону большевиков после Октябрьской революции: «Вспоминаем тебя, Антошка, твои песни. (…) Приезжай, вместе служить будем!»

В феврале 1918 года А. Пальшина приехала в Сычёвку, где поступила на работу в исполком. Потом её перевели в ЧК, а начальник ЧК Григорий Фролов стал её мужем. У них родился сын.

Но и после этого Антонина продолжала принимать участие в боевых действиях на юге России. А когда утихли бои на Кубани и Фролова направили в штаб С. Будённого, в Первую Конную армию, она оказалась в Новороссийске, где снова работала в ЧК.

«Ежедневно приходилось браться за оружие: то появлялась какая-то банда, то раскрыт очередной заговор местных белогвардейцев, то облава на дезертиров, — в таких случаях в бой вступал весь аппарат ЧК», — как вспоминала сама А. Пальшина.

В конце 1927 года она вернулась с сыном в Сарапул, где и проработала медсестрой до глубокой старости. (Её муж Георгий погиб в Белоруссии через год после начала Великой Отечественной войны.)

Оказывается, женщины выдавали себя за мужчин, чтобы попасть на войну, практически во все времена и во всех странах.

Например, в Китае с незапамятных времён существует предание о девушке по имени Хуа Му-лань, которая, заменив своего старого отца, мужественно сражалась во имя родины в рядах самых отважных воинов. В течение двенадцати лет Хуа Му-лань выдавала себя за мужчину, проявляя в боях с иноземными врагами чудеса смелости и отваги.

А в XX веке пятнадцатилетняя китаянка Го Цзюн-цин повторила эту легенду. В 1945 году, во время войны с Японией, она с младшим братом в поисках пропитания пришла в город Линьси. И здесь она увидела среди воинов Советской Армии девушку-бойца. Позднее Го Цзюн-цин признавала, что была этим до крайности изумлена.

Конечно, женщины уже давно воевали в составе партизанских отрядов в Южном Китае, и даже командовали некоторыми из них (как, например, Лиан Лин), но в регулярной армии женщин не было. Тогда Го Цзюн-цин бросилась вслед за проходившими советскими солдатами.

Она пробивалась сквозь толпу, стоявшую по обочинам дороги, наступала на чьи-то ноги, расталкивала локтями людей, не слушая окриков.

В чудесном открытии она неожиданно и просто нашла для себя дорогу к тому, чтобы стать мужественной и сильной, как та, с автоматом, которую она только что близко видела в мужской солдатской форме.

На другой же день Го Цзюн-цин, разыскав штаб-квартиру одной из частей 8-й Народно-революционной армии, заявила о своём желании вступить в действующие войска. Но в просьбе ей отказали. Однако это её не охладило.

Спустя несколько дней девушка коротко остригла волосы, одела мужской костюм и явилась в другую часть. Её желание исполнилось. Она стала бойцом Восьмой народно-революционной армии Китая.

Когда командир заносил в книжку биографические сведения, то на вопрос: «Ваш пол?» — Го Цзюн-цин, не колеблясь, ответила: «Мужской».

Суровая походная жизнь требовала большой выносливости и мужества. Особенно сложным было для Го Цзюн-цин маскироваться. Малейшая неосторожность с её стороны вызывала у окружающих подозрения. Говорили, что у неё женский голос, и она всячески старалась придать ему грубую интонацию. Замечали, что у неё не мужская походка, и она научилась ходить подчёркнуто широким шагом.

Вместе с обучением военному делу, которое само по себе нелёгкое, и привыканием к армейским будням девушке приходилось терпеть дополнительные трудности. Куда там разведчицам в тылу врага, когда каждую секунду приходится сохранять бдительность, чтобы не быть разоблачённой! Один строй, одна землянка, совместное купание, общий туалет…

Когда часть Го Цзюн-цин прибыла в город Линьдун, находящийся неподалёку от границы с провинцией Чахар, её назначили вестовым кавалерийского взвода связи. И здесь её ожидало новое испытание. Непослушный, норовистый конь, ещё не отвыкший от привольной жизни в диких степях, помчался с такой силой, что Го Цзюн-цин, не удержавшись, упала и сильно разбилась.

Но ей нельзя было говорить о полученных травмах. Начнут осматривать, перевязывать, разденут… Поэтому Го Цзюн-цин никому не сказала о падении, терпела боль про себя, не подавая вида. Она выдержала и ежедневный уход за лошадью, и бесконечные окапывания, и марш-броски, когда сутками приходится оставаться в седле. Мало того, сцепив зубы от боли, девушка каждую свободную минуту продолжала тренироваться в конном деле и через пару месяцев стала прекрасным наездником.

Первое боевое крещение Го Цзюн-цин приняла во время боёв с гоминьдановцами на севере провинции Жэхэ. Ей удалось проскочить сквозь ураганный огонь в так называемой «зоне смерти» и доставить донесение в штаб.

Напомню, что ей было всего пятнадцать лет!

Скоро Го Цзюн-цин, благодаря своей напористости и усердию, дослужилась до командира отделения. (Её подчинённые, ни о чём не подозревая, часто посмеивались над тем, что их командир не любит солёных солдатских шуток. И нецензурных выражений.)

А весной 1949 года, во время масштабного наступления Народно-освободительной армии на юг, она уже была заместителем политкомиссара полка. Но к тому времени все уже знали, что она женщина. Не только однополчане, но и весь Китай.

К девятнадцати годам Го Цзюн-цин приняла участие в девятнадцати боях. И — самое страшное — в одном из них ей довелось участвовать в рукопашной схватке.

Свои героические женщины были и в фашистской Германии. Одной из них — немецкая лётчица, любимица Гитлера Ханна Райч, которая не представляла своей жизни без военной авиации.

В Третьем рейхе Ханна Райч была известна как спортсменка, установившая многие авиационные рекорды, боевой лётчик, сбивший не один английский самолёт, и лётчик-испытатель ракетной техники (участвовала в сверхсекретных испытаниях ракетного самолёта Ме-163).

Лётчики-испытатели прозвали его «ракетным монстром», и вовсе не за эти уникальные параметры. Чтобы их иметь, «монстру» пришлось отказаться от обычного колёсного шасси, которое сбрасывалось сразу после взлёта. Выработав за 15 минут горючее, лётчик сажал его как планёр, на подфюзеляжную лыжу, и это при скорости свыше 200 километров в час! Ошибка при посадке означала смерть — «монстр» переворачивался и взрывался. Ошибка при взлёте означала то же. Однажды лётчик-испытатель Йожи слишком рано сбросил шасси, и при ударе о полосу оно подскочило и зацепило уже взлетевший самолёт, повредив трубопровод подачи топлива. Самолёт упал рядом с полосой, через считанные минуты подъехали «скорая» и пожарные. Только спасать было некого.

Повезло обер-лейтенанту Францу Ресли — «монстр» вспыхнул уже после посадки, и он, превратившись в огненный факел, успел выброситься из кабины. (В конце 1944 года уцелевшему Францу Ресли опять повезло — его сбили, но он остался жив, и его допрашивал генерал Е.Я. Савицкий. Известный советский ас будет опускать глаза, чтобы не видеть жуткое обожжённое лицо немецкого аса. От Ресли наша разведка впервые узнала об этом ракетном перехватчике.)

После подобных случаев резко сократилось число желающих укрощать «монстра». Испытатели-мужчины предпочитали идти на фронт. Тогда Ханна, узнав об этом, лично явилась к Мессершмитту, чтобы он разрешил принять участие в испытаниях. Глава фирмы категорически отказал. Но тут на «презентацию» чуда техники прибыл сам Гитлер, и Мессершмитт пожаловался ему, что невозможно найти лётчиков, готовых летать на этом чудовище. Слышавшая его сетования Ханна тут же попросила у Гитлера разрешения попробовать укротить «зверя».

И если до этого ни одному лётчику-мужчине не удавалось угробить «монстра», оставшись при этом в живых, то Ханна без последствий для себя угробила подряд два опытных экземпляра. Мессершмитт в панике позвонил Герингу, чтобы Райч немедленно отозвали в Берлин. Лётчик Мано Циллер, которому было поручено лично доставить Ханну на вокзал, с изумлением застал её плачущей: «Завтра была моя очередь лететь. Это подло — не дать мне пройти полный курс! Мне сказали, что достаточно того, что я единственная женщина в мире, летавшая на самолёте с ракетным двигателем!»

Но в 1943 году Ханна Райч всё-таки уговорила Мессершмитта разрешить ей испытания другого «монстра» — самолёта-бомбы Ме-328, предназначенного для немецких «камикадзе», отлетала на нём полную программу и дала рекомендации к серийному производству.

А чуть раньше Ханна совершила отчаянный по смелости поступок. Она втиснулась в семидесятисантиметровый (!) отсек для взрывчатки самолёта-снаряда ФАУ-1 и во время полёта наблюдала через дырку в корпусе, как у этого самого самолёта-снаряда из-за вибрации начинали отваливаться крылья.

«Из 68 боевых пусков ФАУ-1 летом 1943 года лишь 28 достигли цели, а большая часть падала или взрывалась сразу после старта. Возникло предположение, что от сильной вибрации, создаваемой двигателем, могут повреждаться крылья самолёта. Тогда Ханна предложила вместо боезаряда в носовом отсеке установить место для лётчика, который должен был в перископ наблюдать за состоянием крыльев и обнаружить причину их поломки. Ханну подняли на смех — ни один мужчина поместиться в этот отсек не мог. И тогда она предложила свою кандидатуру. Один из испытательных полётов чуть не закончился трагически — Ханна была ранена.

Но ФАУ-1 при обстреле Лондона из-за большого разброса у цели не оправдал надежды Гитлера. И тогда в октябре 1943 года Ханна и доктор Теодор Бензигер, руководитель Института авиационной медицины, предложили пилотирование ФАУ-1 лётчиками-„камикадзе“. Ханна вышла с этой идеей на Министерство авиации, однако фельдмаршал Мильх, рискуя вызвать гнев Гитлера, ответил категорическим отказом. Тогда она обратилась в лётную академию, имевшую право на самостоятельные разработки. К марту 1944 года был готов отряд из 60 добровольцев, разработали и изготовили несколько экземпляров пилотируемых ФАУ-1. Поскольку в добровольцы брали лишь необученных лётчиков, последовал ряд катастроф. Руководство вызвало Ханну, и, к изумлению специалистов, она выполнила десять успешных полётов!

Вскоре она загорелась новой идеей — сделать пилотируемой и ракету ФАУ-2, скорость которой в несколько раз превышала скорость звука, а высота подъёма достигала 120 километров. С её конструктором, Вернером фон Брауном, Ханна была знакома ещё по планёрному клубу и сумела подбить его на эту безумную затею. Позже, когда чертежи ФАУ-2 и её крылатого варианта A-4B попадут в руки американцев, специалисты с изумлением обнаружат изображение ракеты с колёсными шасси и кабиной пилота! Даже простое катапультирование при развиваемой её скорости считалось совершенно невозможным, не говоря уже об управляемой посадке…»

Неудивительно, что вокруг имени Ханны Райч возникло немало легенд. Одна из них гласит, что когда Гитлер приказал построить ракету для обстрела Нью-Йорка и когда провалилась операция «Эльстер» по установке на самом высоком нью-йоркском небоскрёбе радиомаяка для её наведения, именно Ханна Райч заняла в ракете место пилота. «Согласно плану, она должна была перед заходом на цель катапультироваться, и затем её бы подобрала германская подводная лодка. Но первая межконтинентальная ракета бесследно исчезла над просторами Атлантики».

Однако это всего лишь легенда. А правда была такова.

26.04.45 года Ханна Райч прибыла в окружённый Берлин и предложила Гитлеру вылететь на её самолёте, гарантируя успех. Как знать, возможно, ей бы это и удалось, несмотря на подавляющее господство советской истребительной авиации. Но фюрер наотрез отказался, так как уже принял решение остаться в своей столице до конца и здесь встретить смерть, как и подобает «великому вождю». Увидев свою любимицу, «истинную арийку», он сказал: «Ханна, вы принадлежите к тем, кто умрёт со мной. У каждого из нас есть ампула с ядом». Он протянул Ханне ампулу. — «Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас попал к русским в руки».

Но на этот раз у бесстрашной лётчицы не хватило мужества проглотить ампулу. Сотни раз рисковавшая своей жизнью, она не захотела разом отказаться от надежды ещё и ещё раз побывать в своей стихии заоблачного простора и скорости.

А может быть, смерть не в небе, а на земле показалась ей настолько противоестественной, что она предпочла плен.

И всё же, мне кажется, молох войны принимает женщин в жертву с особой кровожадностью и злорадством, доводя их положение до кошмарного абсурда (если на войне и есть ещё что-то, что не является кошмарным абсурдом).

В исторических документах можно найти многократные упоминания о том, как голодные защитники крепостей гордо отвечали врагам, что они «съедят жён своих, но не сдадутся».

Так, например, во время войны монголов с чжурчженями (Племена, населявшие восточную Маньчжурию (Примеч. ред.) 1210–1235 годов в осаде оказалась крепость Кайфын. Её защитники настолько ослабли, что не могли держать в руках оружие. Когда монголы предложили им сдаться, то осаждённые сказали: «Пока в крепости есть мыши, мы их ловим и едим, а если их не будет, то у нас есть жёны и дети, мы будем есть их, но не сдадимся».

7 января 1826 года египетские войска Ибрагим-паши совместно с турками осадили греческие Миссолунги. Крепость довольно долго мужественно противостояла превосходящим силам врагов, и лишь когда у фанариотов не осталось жизненных припасов, сопротивление было признано тщетным. Тогда осаждённые сами убили 1300 из своих женщин, чтобы они не попали в руки турок и египтян, не были изнасилованы и проданы в рабство. Восемьсот других женщин нашли в себе силы броситься со своими детьми в реку. Остальных греки повели с собой, когда в ночь с 22 на 23 апреля 1826 года сделали попытку пробиться сквозь неприятельские ряды.

Но египтяне были наготове: началась ужасная резня; только части греков удалось пробиться и бежать в горы, остальные были отброшены назад в крепость, куда на их плечах ворвались турки и египтяне. Не видя спасения, оставшиеся в живых фанариоты под предводительством Кристоса Капсалиса собрали в последней цитадели уцелевших женщин и мощным пороховым зарядом взорвали себя на воздух вместе с сотнями торжествующих победителей.

Разве подобную гибель нельзя считать потерями во время боевых действий?

В 1945 году, после окончания войны, согласно достигнутому Ялтинскому соглашению между лидерами стран-победительниц, англо-американцы начали выдавать Красной Армии казаков-эмигрантов, оказавшихся в их зоне оккупации.

«К обрыву подбежала молодая женщина с двумя малыми детьми. Секундное объятие матери, и одна девочка брошена ею в бездну водоворота. Другой её ребёнок, уцепившись за подол юбки, жалобно кричал: „Мама, не надо! Мама, я боюсь!“ — „Не бойтесь! Я иду с вами!“ — крикнула в ответ обезумевшая мать. Рывок, и второй ребёнок полетел в стремительные воды Дравы. Затем она подняла руку для крестного знамения: „Господи, прими душу грешную“. И не донеся руку до левого плеча, прыгнула вслед за своими детьми. Грохочущий водоворот в тот же миг поглотил её».

Английские солдаты бросались во все стороны, пытаясь создать из своих винтовок заслон на мосту, чтобы оттеснить людей. И сами сходили с ума от увиденного.

Хотя сопровождать эшелоны с военнопленными на советскую территорию было поручено закалённым в боях, видавшим виды солдатам из 2-го батальона ирландских стрелков, среди которых было 300 человек, награждённых орденом «Звезда Африки», и 200 человек, получивших минимум два боевых ранения. Но подобные сцены были способны потрясти кого угодно.

Командир 2-го батальона подполковник Г.А. Бредин пошёл доложить начальству, что его люди находятся на грани неповиновения. Да и сам он был готов отказаться от выполнения приказа.

Начальство поступило мудро. Оно не стало искушать ветеранов. Батальон ирландских стрелков просто заменили новичками.

А через два-три дня пришлось заменить и их. Никто не мог вынести зрелища матерей, убивающих своих детей.

А вот свидетельство младшего врача вюртембергского кавалерийского полка, участника трагической переправы Великой армии через Березину 26–28 ноября 1812 года. «Недалеко от моста, предназначенного для нашей переправы, стояла по соседству со мной красивая 25-летняя жена одного французского полковника, потерявшая своего мужа в сражении за несколько дней до этого, ещё ранее нашего прибытия к этой реке. Равнодушная ко всему окружающему, она, казалось, сосредоточила всё своё внимание на дочери, прелестном ребёнке четырёх лет, сидевшем впереди на лошади. Не раз она тщетно пыталась добраться до моста, её каждый раз оттирали назад. Тупое отчаяние овладело ею; она не плакала; неподвижным взором глядела она то на небо, то на свою дочь, и раз я расслышал её слова: „О Боже, до чего я несчастна, я даже не могу молиться!“ Почти тут же упала её лошадь, поражённая снарядом, а другой подобный же снаряд раздробил ей левую ляжку выше колена. Со спокойствием глубокого отчаяния она взяла своего плачущего ребёнка, поцеловала его несколько раз, сняла пропитанную кровью подвязку с раздроблённой ноги и задушила ею девочку. После этого она обняла и крепко прижала к себе убитую, легла рядом со своей павшей лошадью и молча стала ждать конца. Вскоре её раздавили лошади теснившихся к мосту».

С точки зрения завоевателя, дети врагов — это подрастающие мстители. Мальчики — будущие солдаты, девочки — будущие матери солдат.

Недаром А. Толстой вложил в уста Алексашки Меншикова циничную фразу в ответ на опасение больших потерь во время боя: «Бабы новых нарожают!»

Это не только литературный пример.

Во время Семилетней войны, после изнурительного усиленного марша на Бранденбург прусское войско остановилось на ночлег. В эти часы, прямо во время ночлега, одна из солдаток родила мальчика. «Едва оправясь, рано утром она схватила ребёнка и прибежала к Фридриху. „Государь! — вскричала она. — Вот вам ещё солдатик! Я его сейчас родила!“»

Жуткая сцена.

Прусское войско испытывает нехватку солдат после кровопролитных сражений. Поля усеяны трупами и умирающими. Лазареты забиты искалеченными. Города наполняются инвалидами. Казалось бы, в первую очередь именно женщины должны ужаснуться, воскликнуть: «Достаточно! Хватит смертей!» Но и их здравый смысл парализован войной: «Государь! Вот вам ещё солдатик!» Разве женщины рожают сыновей, чтобы те легли под картечью?

Для войны — да.

И поэтому она калечит женщин, отбирая у них детей. И не только на поле боя.

Бригадефюрер СС профессор, доктор медицины К. Клауберг сообщал 7 июня 1943 года рейхсфюреру Гиммлеру:

«…Открытый мной способ достижения стерилизации женского организма без операции можно считать почти законченной разработкой. Стерилизация производится посредством лишь одной инъекции в шейку матки и может быть осуществлена при обычном гинекологическом обследовании, известном каждому врачу.

Если я говорю, что способ „почти разработан“, то это значит, что:

1) отработать нужно лишь его детали,

2) он уже сегодня может найти регулярное применение в наших обычных евгенических стерилизациях вместо операции и заменить последнюю.

Что касается вопроса, который Вы, рейхсфюрер, поставили мне почти год назад, а именно: за какое время было бы возможно стерилизовать таким образом тысячу женщин, то сегодня я могу на него ответить, учитывая перспективы. А именно:

если проводимые мной исследования будут развиваться впредь, как и до сих пор (притом нет оснований предполагать, что этого не случится), то уже недалеко время, когда я смогу сказать:

„Соответственно подготовленным врачом в соответственно оборудованном месте с 10 лицами подсобного персонала (численность подсобного персонала соответствует желаемому ускорению), весьма вероятно, несколько сот, если не вся тысяча в день“».

Ещё страшнее, если подобные акции над женщинами приобретают геополитический размах и поддерживаются железным режимом штыков и танков.

Говорят, что делаются попытки разработать очередное «гуманное» оружие, которое будет поражать исключительно мужчин. Но разве женщины уже не подверглись такому «выборочному» нападению в годы Второй мировой?

Вначале нацисты предполагали «разработать метод, который приводит к стерилизации так, что пациенты этого не замечают». В секретных документах СС особо подчёркивалось, что «сами еврейки не должны знать ничего».

Но потом, в хаосе войны и оккупации, на это махнули рукой. И поэтому претворение программы стерилизации в жизнь (или в смерть?) сделалось циничным до омерзительности.

«Свидетельница У. из латвийского города Даугавпилса рассказала суду, что вскоре после оккупации гитлеровцами их города, её и многих других еврейских женщин вызвали в городскую управу и потребовали, чтобы она подверглась стерилизации. Муж У., латыш по национальности, обратился в управу с просьбой освободить жену от этой принудительной операции, поскольку она жена латыша. Но ему пригрозили, что, если стерилизация не будет сделана, в отношении их обоих будут в полном объёме применены расовые законы против евреев. Несчастные жена и муж посоветовались, как быть, и вынуждены были пойти на то, чтобы жене сделали стерилизацию».

Ужасно после войны рассказывать о том, что стал жертвой медицинских экспериментов, унизительно признаваться, что на тебе ставили опыты, и ты уцелел лишь чудом.

Но не менее, а может, и более страшно сознавать, что тебя «просто» лишили возможности иметь детей. Совершили акт насилия над природной сущностью. Те, другие, которым прививали оспу и тиф, если выжили, то остались полноценными людьми. А ты — нет. И уже никогда не станешь.

Война прервала в тебе кровную линию предков, уничтожила твоих потомков.

Женщины стали инвалидами войны только потому, что они — женщины.

Многие считают, что представительницы «прекрасной половины человечества» на фронте отличались какой-то особой гуманностью и милосердием. Может, действительно, присущая с рождения женственность смягчала безумную ярость, столь характерную для людей во время боевых действий? Может быть, женщины не были способны на те зверства, которые творили мужчины?

Вовсе нет.

После Нюрнбергского процесса всему миру стали известны имена комендантши Ильзы Кох и надзирательницы Ирмы Грезе. Но их были тысячи. Десятки тысяч.

В дневниках военных корреспондентов конспектируются такие материалы для будущих заметок, как: «Лагер. Получила Железный крест. Била женщин хлыстом по соскам и половым органам, через 5 минут на полу лужа крови».

Документально зафиксировано участие в массовых расстрелах «блицмедхен» — девушек из «гитлерюгенда», специально обученных скоростной стрельбе. «На это страшное зрелище были приглашены офицеры из местного гарнизона с жёнами. В их присутствии „блицмедхен“ стреляли по живым мишеням, как по дичи. Детей подбрасывали в воздух, а „блицмедхен“ стреляли в них в этот момент. Наиболее удачные выстрелы сопровождались аплодисментами».

Допустим, это были фашисты. Воспитанные гитлеровскими людоедами. Как они могут служить примером? (Словно воспитание солдат существенно отличалось в других странах с диктаторским правлением.)

Тогда расскажу о другом случае.

Давно, 25 лет назад, когда я ещё учился в школе, я услышал в выпуске радионовостей о китайских женских карательных отрядах, которые во время вторжения во Вьетнам (в 1979 году) рубили на куски вьетнамских детей. Я хорошо помню, какое потрясение вызвало у меня это сообщение. Как же?! Ведь они женщины! Воспитанный в духе рыцарского отношения и уважения к женщине, я не мог с этим примириться.

Я тогда ещё мало задумывался о том, что такое НАСТОЯЩАЯ война, и что она может сделать с человеком. С женщиной. Но воспоминания об этом факте преследовали меня много лет. И лишь потом я нашёл подтверждение того жуткого события.

«Страшной расправе подверглись сто мальчиков и девочек у рынка Батсат. В уничтожении вьетнамских школьников и младенцев участвовали китайские женщины-палачи, пришедшие вместе с войсками. Вооружённые ножами для рубки кустарника и бамбука, они отсекали головы вьетнамским детишкам. До поздней ночи душераздирающие детские крики слышались за километр от рынка Батсат, где укрылись уцелевшие мирные жители. Хан — учитель средней школы Батсата, потеряв в сумятице сына, вернулся в селение. На рынке перед его глазами предстала страшная картина: повсюду были разбросаны детские трупы. Среди груды убитых ребят он разыскал и своего сына. Его голова была рассечена ударом тесака. Он видел труп девочки-соседки. Вспорот живот, тельце подвешено на дереве в устрашение оставшимся в живых…»

В 1812 году русские «крестьянки, озлобленные насилиями французов над женщинами, попадающими им в руки, действовали энергично и проявляли особенную жестокость по отношению к неприятелю».

Издевательства женщин над пленными мужчинами не поддаются описанию. Их кололи вилами, сажали на кол, забивали дубинами, глумясь, отрубали половые органы. (Вспомните предыдущую главу: «ненависть к женской груди в крови у немцев».)

Женщины мстили. За себя. За всех.

Или «просто» казнили безо всякой мести. Казнили садистски, хладнокровно.

Так, в Чечне, в личной гвардии бывшего полковника Эмира Хаттаба, сражалось женское подразделение — так называемые «Чёрные платки».

«На плёнке, добытой контрразведчиками, зафиксирована сцена расправы. Голого пленника держат двое бородачей. К нему медленно приближается женская фигура, закутанная в большой чёрный платок. В руках — кривой нож. Короткий удар снизу. Нечеловеческий крик жертвы. Из разрезанной промежности хлещет кровь. Ещё один взмах ножа — голова человека болтается на недорезанных шейных позвонках».

Возможно, миф о какой-то особой женской гуманности на войне появился из-за того, что самих женщин в армии несравнимо меньше, чем мужчин. А тем более мизерная их часть принимала участие в непосредственном соприкосновении с врагом в бою, что обычно служит причиной вспышек неконтролируемой свирепости. К тому же жестокость, проявленную женщиной, стыдливо замалчивают, считая её досадным исключением из правил.

Однако дошедших до нас примеров достаточно, чтобы понять — война не делает различия между мужчинами и женщинами.

Я недаром в предыдущих главах старался подчеркнуть, что она уродует СОЛДАТА (независимо от его пола), будит демона в ЧЕЛОВЕКЕ (а не только в мужчине).

В предсмертном письме своей дочери Мата Хари предупреждала: «Я не сделала ничего плохого, но ВОЙНА ИМЕЕТ СВОИ СУРОВЫЕ ЗАКОНЫ (выделено мной. — О.К.)».