Глава 1. Кто развязал Вторую мировую войну?

Вторая мировая война началась 1.09.1939 г. нападением Германии на Польшу и закончилась 2.09.1945 г. капитуляцией Японии. В эту самую разрушительную, самую кровопролитную во всей истории человечества войну было вовлечено 72 государства, погибло 55 млн. человек. Кто развязал ее? Гитлер и его окружение? И больше никто не виноват? Много лет СМИ внедряют в общественное сознание ложь об ответственности советского правительства за начало этой войны. В учебнике А. Кредера «Новейшая история. XX век», издатели которого известили, что он победил в конкурсе по программе «Обновление гуманитарного образования», СССР объявлен «соучастником развязывания новой войны». Вина за ее начало перекладывается на СССР в ряде передач и статей в СМИ, в фильмах «Последний миф» и «Мировая революция для товарища Сталина». Немецкий историк В. Глазебок и другие последователи нацистов провели кампанию под лозунгом «Война по вине Германии — ложь». Ю. Левитанский заявил: "Сейчас уже совершенно ясно, что не будь безумной политики Сталина и "нашей партии", этой войны могло не быть" (Лг.13.02.1991). На самом деле советское правительство сделало все, что от него зависело, чтобы предотвратить войну, а огромная ответственность за ее начало лежит на руководителях Англии и Франции. Подталкивая Германию к походу против СССР, они, уступая ее наглым притязаниям, не приняли его предложения о коллективной безопасности, на которую наше правительство сделало ставку еще в середине тридцатых годов.

Заявления о вине Сталина, подобные тому, что приведены выше, обычно ограничиваются эмоциональными всплесками, подаются как бесспорные аксиомы, фактических доказательств не приводится, а в действительности они являются звеньями цинично лжи глобальной значимости. Если же приводятся факты, то на проверку они оказываются насквозь выдуманными. В. Брюханов поддержал ложь предателя Резуна-Суворова о том, что «еще до 1933 года Сталин планировал разгром Германии, а потому способствовал приходу к власти Гитлера Ведь Тельман, который вполне мог поступить по отношению к СССР, как потом поступил Тито, устраивал Сталина меньше» (ЛР. 16.06.2000). Эту ахинею переиначил Ф. Шахмагонов: «С конца 1934 года в глубочайшей тайне Сталин начал зондировать возможность соглашения с Гитлером о переделе или о разделе мира, искал пути сближения с ним» (Рп.1997.№ 2. С.68). А. Сахаров утверждал: «В начале 20-х годок… Сталин считал, что с Гитлером молено поделить сферы влияния» (ЗнЛ 99O.№ 12. C.91). Предположим, проявив гениальное предвидение, Сталин точно определил ход истории на 10 лет вперед и предугадал приход Гитлера к власти. Но полную надуманность «открытий» Сахарова и Шахмагонова вскрывает такой факт в 1933 г. Гитлер захватил власть, и по инициативе Сталина сразу было расторгнуто сотрудничество между Красной армией и вермахтом. По Д. Наджафарову, найден документ о том, что «Сталин и Гитлер тайно встречались во Львове накануне второй мировой войны» (Кп.11.11.1991). Этот документ был элементарной дезинформацией, его подписал 17.10.1939 г. руководитель ФБР Дж. Эдгар Гувер.

В учебных пособиях Л. Пятницкого «История России для абитуриентов и старшеклассников» (1995) и А. Левандовского и Ю. Щетинова «Россия в XX веке» (1997) для 10–11 классов общеобразовательных учреждений утверждается, что советское правительство, заключив советско-германский договор от 23.08.1939 г., допустило крупную внешнеполитическую ошибку. Осуждая этот пакт, многие пишут, что он привел к мировой войне. Такой мотив преобладал за «круглым столом» в 1989 г. в Институте США и Канады АН СССР. В. Дашичев говорил об агрессивности СССР, который якобы инициировал войну: «Подписав с Гитлером пакт о ненападении, Сталин подписал тем самым приговор Советскому Союзу, ибо он позволил осуществить общий стратегический план войны, который разрабатывался германским генералитетом еще со времен первой мировой войны. Сталин ликвидировал сдерживающий фактор России для Гитлера и позволил ему таким образом разбить Францию и укрепить свой тыл для главной цели — разгрома Советского Союза. С Германией категорически нельзя было заключать договор, ибо он открыл зеленую улицу второй мировой войне». В таком же духе рассуждал С. Случ: «Главное, что получил Гитлер, — это свобода рук на Западе…. И именно это обусловило разгром Франции и других западных держав в течение пяти недель…. И с этой точки зрения можно оценить советско-германский договор 23 августа 1939 года не только как просчет советской внешней политики, но и как преступное действие со стороны сталинского руководства» (Kil8.08.1989). Ни слова не говоря о тяжкой вине Англии и Франции, С. Заворотный и А. Новиков вторили им: «Сталин предоставил Гитлеру уникальную возможность, о которой германский генералитет безуспешно мечтал с начала века: разгромить Францию, не боясь удара с востока, а потом, повернувшись назад, наброситься на Россию» (Кп.23.01.1990).

Значит, Сталин совершил «преступное действие», поступил недальновидно по отношению к Франции, не понял, что она и Россия — традиционные союзники, находящиеся в одной лодке. В 1935 г. был заключен договор о взаимопомощи между СССР, Францией и Чехословакией. А что было потом? Позорное Мюнхенское соглашение от 29.09.1938 г., когда Франция и Англия цинично отдали Чехословакию на растерзание Гитлеру, лишив ее пятой части, территории, половины тяжелой промышленности. Это был по своей сути сговор против Советского Союза Война готовилась для передела мира, для захвата территорий. По словам английского историка А Тейлора, «англичане с ужасом отшатнулись» от предложения заключить договор с СССР: «война, в которой они бы сражались на стороне Советской России против Германии, для них была немыслима» (Вторая мировая война: два взгляда.1995. С.397). Шарль де Голль писал: «…когда в сентябре 1939 года французское правительство… решило вступить в уже начавшуюся к тому времени войну в Польше, я нисколько не сомневался, что в нем господствуют иллюзии, будто бы, несмотря на состояние войны, до серьезных боев дело не дойдет», в 1939–1940 гг. во Франции «некоторые круги усматривали врагд скорее в Сталине, чем в Гитлере, они были озабочены тем, как нанести удар по России» (Вторая мировая война в воспоминаниях. 1990. С196) Французский политолог Раймон Арон оправдывал Мюнхенское соглашение и даже капитуляцию Франции в 1940 г. Почему? Да потому, что она помогла «бросить немцев в направлении их восточных притязаний». А если бы Франция не была бы разбита, то «нападение на Советский Союз совершенно было бы отложено».

В романе В. Пикуля «Барбаросса» ответственность за срыв переговоров между СССР и Англией и Францией летом 1939 г. возлагается на Сталина, который-де восхищался Гитлером, «дрожал за свою шкуру», вел капитулянтскую политику по отношению к Германии. Эта концепция, признал Пикуль, сложилась у него под влиянием «великолепного историка» Дашичева. Во время переговоров нашему правительству стало ясно, что главная цель Англии и Франции — столкнуть СССР с Германией. В Кремле знали, говорил В. Молотов И. Стаднюку, «что какой-то швед по поручению Геринга каждый день на своем личном самолете летал из Берлина в Лондон и доставлял оттуда Герингу заверения Чемберлена: Германия, мол, свободна в своих действиях против Советского Союза» (Пр.22.06Л 993). Англичане вели в Лондоне тайные переговоры с немцами тогда, когда англо-французская делегация обсуждала в Москве варианты военного соглашения с СССР, это они использовали как средство давления на Германию. Великобритания вынашивала план создать англо-германский союз. 29.06.1939 г. ее министр иностранных дел Галифакс от имени своего правительства выразил готовность договориться с немцами по всем вопросам, «внушающим миру тревогу». Предварительный зондаж проводили видные члены консервативной партии, предлагавшие «Гитлеру разделить мир на две сферы влияния: англо-американскую на Западе и германскую — на Востоке» (Нг. ЗО.О6.2ООО).

Дашичев говорил, что «пакт 1939 года был неизбежен — при Сталине. При разумном государственном деятеле…все было бы совершенно иначе, и была бы возможность обуздать гитлеровскую агрессию». Но факты говорят о том, что наше руководство сделало очень многое, если не все, чтобы предотвратить войну. Летом 1939 г. оно с большой заинтересованностью вело переговоры с Англией и Францией о заключении оборонительного пакта, но их правители строили иные планы. Зная, что не позже сентября вермахт нападет на Польшу (11.04.1939 г. Гитлер подписал «план Вайс» — о подготовке войны против нее), они решили пожертвовать ею, чтобы расчистить дорогу Германии на восток. 11.08.1939 г. английская и французская миссия прибыли в Москву для переговоров, не имея полномочий заключить военное соглашение (английскому адмиралу Драксу документ прислали лишь к концу переговоров). По словам английского дипломата Г. Феркера, «задолго до прибытия британской военной миссии английское посольство в Москве получило инструкцию правительства, в которой указывалось, что переговоры ни в коем случае не должны закончиться успешно». В секрета ом наставлении для английской делегации говорилось, что «британское правительство не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах». 8 августа 1939 г. посольство США в Англии сообщило в Вашингтон: «Военной миссии, которая в настоящее время отправляется в Москву, было дано указание приложить все усилия, чтобы продлить переговоры до 1 октября». Министр внутренних дел США Г. Икес пришел к выводу: «Чемберлен… надеется, что Гитлер в конце концов решит двигаться на Восток, а не на Запад. Вот почему он медлит в отношении соглашения с Россией» (Аг.26.10.1988). Начальник генштаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер записал в служебном дневнике 14.08.1939 г.: «Англичанам дано понять, что фюрер после разрешения неизбывного для Германии польского вопроса еще раз обратится к Англии с предложениями. В Лондоне поняли. Париж также знает о нашей решимости. Поэтому весь большой спектакль приближается к своему концу… Англия уже теперь зондирует почву на предмет того, как фюрер представляет себе дальнейшее развитие обстановки после разрешения польского вопроса».

Советский посол в Лондоне И. Майский сообщил Молотову: германское руководство пришло к выводу, что «Англия и Франция не способны к серьезной войне и что из переговоров о тройственном союзе ничего не выйдет». Гитлер ожидал, что они оставят Польшу на произвол судьбы, расценил это как их слабость и решил использовать их затаенные планы в своих целях. Генерал Г. Гудериан в «Воспоминаниях солдата» (1999) утверждал: «Гитлер и его министр иностранных дел были склонны считать, что западные державы не решатся начать войну против Германии и у нее поэтому развязаны руки для осуществления своих целей в Восточной Европе» (89). Генерал К. Типпельскирх писал в «Истории второй мировой войны» (1956) об убежденности Гитлера в том, что они не решатся напасть на Германию, если она обрушится на Польшу: «Когда Гитлеру перевели ультиматум английского правительства, он точно окаменел — он понял, что ошибался относительно возможной реакции англичан и действовал слишком неосторожно» (8). Англия и Франция, объявив 3.09.1939 г. войну Германии, не стали вести против нее активных боевых действий, на что надеялась Польша. Дав обязательство защищать ее, они предали свою союзницу, поразительно спокойно наблюдая, как немецкие соединения крошат польскую армию. Г. Рычков считает основной причиной этого бездействия то, что Франция «не смогла отмобилизовать армию и перевести экономику на военные рельсы» (ПР.№ 23,2001). Эта мысль не согласуется с фактами. Генерал-фельдмаршал Э. Манштейн в книге «Утерянные победы» (1999) отметил, что «французская армия с первого дня войны во много раз превосходила немецкие силы, действующие на Западном фронте» (36). Тейлор считал: «Если бы французы предприняли наступление, у немцев не было бы возможности сопротивляться» (401). Генерал Иодль на Нюрнбергском процессе признал: «Если мы еще в 1939 году не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными». Эта «странная война» стала продолжением политики «умиротворения», попыткой сохранить возможность столкнуть в дальнейшем Германию и СССР.

Поносить Сталина за пакт о ненападении с Германией — это либо нежелание вникнуть в исключительную сложность и опасность международной обстановки того времени, либо бездумно поддакивать тем, кто привык мазать наше прошлое черной краской. Г. Димитров записал в дневнике сказанные 7.09.1939 г. Сталиным слова- «Мы предпочитали соглашение с так называемыми демократ, странами и поэтому вели переговоры, но Англия и Франция хотели иметь нас в батраках и при этом ничего не платить». Авторы же учебного пособия «Россия. Век XX» (Воронеж 1997) вводят в заблуждение читателей, заявив, что Сталин выбрал в союзники Гитлера, «поскольку для него более близким по душе, похожим да и понятным был германский «национальный социализм», нежели «классово чуждый буржуазный парламентаризм» (194). Немецкое правительство несколько раз предлагало Москве заключить договор, но не получало ответа. Если бы она снова не приняла этого предложения, то Гитлер мог вы объявить в нужный момент. «Россия не хочет заключить с нами пакт о ненападении, значит, она готовит агрессию против нас, и с ней надо говорить языком пушек». Если бы события пошли по этому пути, то этому радовались бы Лондон и Париж, мечтавшие о том, что Германия и Советский Союз столкнутся, обескровят друг друга, а они продиктуют им свои условия мира. У Франции и Англии были договоры о ненападении с Германией, а СССР почему-то не мог совершить то, что сделали эти государства, которые к тому же вели с нею переговоры о военном союзе.

Августовский пакт с Германией был полностью оправдан: никакого иного решения, более надежно отвечавшего интересам безопасности СССР, не имелось: попытки заключить равноправный договор о взаимопомощи с Англией и Францией потерпели неудачу, наша армия реорганизовывалась и перевооружалась, не была готова к успешному отражению фашистской агрессии. Советский народ воспринял этот пакт с пониманием: худой мир лучше доброй ссоры, тем более войны. Но договор о дружбе с Германией от 28.09. 1939 г. вызвал у многих наших людей недоумение, воспринимался как вынужденный странный зигзаг в политике. Слишком сильно давала себя знать опасность, нависшая над нашим государством. Остро беспокоила тогда обстановка в районе реки Халхин-Гол, где после воздушных налетов 3.07.1939 г. японцы начали наступление против монгольских и советских войск Президент США Рузвельт 2.07.1939 г. просил нашего полпреда «передать Сталину и Молотову, что на днях весьма авторитетный японский деятель предложил ему схему японо-американского сотрудничества по эксплуатации богатств Восточной Сибири… фантастично, но характерно для планов японских «активистов», которые не оставили мыслей об авантюрах в вашем направлении». 16.04.1939 г. Р. Зорге сообщил, что посол Германии в Японии «получил сведения о военном антикоминтерновском пакте: в случае, если Германия и Италия начнут войну с СССР, Япония присоединится к ним в любой момент».

А. Н. Яковлев писал, что договор от 23.08.1939 г. с Германией стал ревизией «стратегического курса на коллективную безопасность» (этот курс был сорван Англией и Францией), посчитал его отступлением «прежде всего от ленинских норм советской внешней политики, от ленинского разрыва с тайной дипломатией» (Пр. 18.08.1989). Д. Волкогонов, назвав этот пакт «совершенно циничным», тоже оценил его как «отступление от ленинских норм внешней политики»: «советская страна опустилась до уровня… империалистических держав». Да, нам пришлось «опуститься» до их уровня в критической обстановке: стало ясно, что без тайной дипломатии не обойтись. С волками жить — по-волчьи выть. В печати отмечали низкий уровень работ Волкогонова. В книге «Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина» (1991) он тепло говорил о «гениальной духовной мощи Ленина». И в том же году в «АиФ» (№ 41) писал, что его философские работы «довольно примитивны», ему он «представляется малосимпатичной личностью». Бушин нашел в работах этого перевертыша ряд нелепостей. Дополним его. Волкогонов писал, что Сталин лично встречался с болгарским послом в Москве Стаменевым для того, чтобы попытаться заключить «сепаратный мирный договор с немцами, подобный Брест-Литовскому» (в «Барбароссе» Пикуля Сталин, Молотов и Берия «навестили» Стаменева). На самом деле с ним встречался Судоплатов, один из руководителей нашей разведки, его задачей «было запустить дезинформацию относительно возможного мира с Гитлером, использовав Стаменева в качестве источника» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. 1990. С.614). Это была попытка выяснить возможности прекращения боев, чтобы выиграть время для мобилизации резервов. Волкогонов утверждал, что после Сталинграда Сталиным «овладела настойчивая идея окружения» (Кп.22.06.1991). Но как быть с тем, что в 1943 г. Г. Жуков, А Василевский, А. Антонов предложили окружить в районе Орла вражескую группировку, а Сталин не поддержал их? То же самое было, когда возникла идея окружить немцев у Кривого Рога. Жуков знал, что Сталин «пока вообще по ряду обстоятельств не очень уверен в целесообразности более решительного применения операций на окружение противника» (Воспоминания и размышления. 1983. Т.З. С.77). Сталин не склонен был окружать немцев на своей территории потому, что не хотел создавать условий для разрушений наших городов, считая, что надо создавать такую обстановку, чтобы враг «быстрей уходил». А окружать «потом, на территории противника» (Маршал Жуков. Каким мы его помним.1988. С122).

Четырехтомный труд «Великая Отечественная война, 1941–1945: Военно-исторические очерки» (1988–1999) — последнее слово нашей военно-исторической науки. В нем критикуются секретное приложение к пакту от 23.08.1939 г и сентябрьский договор о дружбе с Германией с морально-правовых позиций. Конечно, хорошо бы советскому правительству всегда сохранять кристальную честность во внешней политике, но куда бы это завело СССР? При развале Варшавского блока США словесно обещали Горбачеву не расширять НАТО в восточном направлении. А сейчас западные политики с циничной насмешливостью дают знать, что нечего вспоминать об этих официально не оформленных заверениях, к тому же те, кто это обещал, уже не у власти. Кое-кто хотел, чтобы и Сталин был бы таким же близоруким и удобным для Запада партнером, как Горбачев, многое сделавший, чтобы привести СССР к катастрофе. Иногда утверждают, что при заключении августовского пакта «Сталин продемонстрировал миру образцы величайшей безнравственности, нанеся удар по авторитету СССР». Как же надо было поступить ему? Не защищать интересы своей страны? Не думать о выгоде для нее? Стать игрушкой в руках Англии и Франции, которые предали Чехословакию потому, что им хотелось подтолкнуть Гитлера к походу на Восток? В. Кожинов писал, что «Сталин в августе 1939 года вел себя точно так же, как Чемберлен в сентябре 1938-го». Здесь неверно говорить «точно так же», и потому он уточнил свою мысль: «поведение Чемберлена было и «циничнее», и, уж безусловно, «позорнее» (Нс. 1998.№ 10. С.148). Да, западные правители вели себя в той сложной, накаленной обстановке поразительно гнусно, намного хуже, чем советское правительство.

Как оценить нравственный уровень Трумена, будущего президента США, который 23.06.1941 г. говорил: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше»? Бережков, переводчик Сталина, писал об «аморальности» нашей политики: «В некоторой степени это верно, но надо иметь в виду, что мы имели дело с государствами, которые тоже вели очень аморальную политику. Если мы возьмем Мюнхен, отношения с Чехословакией, невмешательство во время войны в Испании, отношение к аншлюсу Австрии — это разве моральная политика? Мы же тоже понимали, с кем имели дело!… В тот драматический момент, когда каждый выгадывал, как ему поступить, чтобы было минимум потерь, чтобы хоть как-то обеспечить свою безопасность» (К.п.8.08.1989).

Коснемся самого невыгодного в нравственно-политическом плане для нас факта — войны с Финляндией зимой 1939–1940 гг. Наша граница с нею находилась в 32 километрах от Ленинграда. А Орлов верно считает советско-финскую войну «в известном смысле «ненужной», порожденной политическими просчетами обеих стран» (Великая Отечественная война, 1941–1945. T.I. C32). Финские правители проводили тогда близорукую внешнюю политику. Присяга финского офицера включала слова: «Так же, как я верю в единого бога, верю в Великую Финляндию и ее большое будущее». Видный общественный деятель Финляндии Вяйнэ Войномаа писал своему сыну о том, как председатель фракции социал-демократов в финском парламенте Таннер говорил 19.06. 1941 г.: «Неоправданно уже само существование России, и она должна быть ликвидирована», «Питер будет стерт с лица земли». Финские границы, по словам президента Рюти, будут установлены по Свири до Онежского озера и оттуда до Белого моря, «канал Сталина остается на финляндской стороне» (ЛР.4.05.2001). Такие планы находили поддержку у немалой части финского населения. Отметив, что в результате победы над финнами СССР «улучшил свое стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда и Мурманской железной дороги», Орлов заметил, что «территориальные выигрыши 1939–1940 гг. оборачивались крупными политическими проигрышами» (34). Но они покрывались тем, что немецкие войска напали на нас с позиций, удаленных на 400 километров от старой границы. В ноябре они подошли к Москве. Где бы они были, если бы границу не отодвинули на запад? Бережков рассуждал: «…что было бы, если бы граница с Финляндией проходила там, где она проходила до весны 1940 года Вопрос еще — устоял бы Ленинград? Значит, что-то в этом было, значит, нельзя сказать, что мы только потеряли, дискредитировали себя» (Кп.8.08.1989).

По Дашичеву, «в пакте 1939 года ярчайшее проявление нашел сталинизм во внешней политике… Сталин задолго до 1939 года задумал столкнуть Англию, Францию и Германию — и он, очевидно, полагал, что это столкновение станет генератором революционных событий в Западной Европе, а СССР сможет стоять в стороне «третьего радующегося. Но это был колоссальный просчет, допущенный Сталиным по его невежеству» (Кп. 8.08.1989). Ю. Афанасьев объявил СССР «поджигателем войны»: с 1939 по 1941 гг. он вынашивал и стремился реализовать «агрессивные планы» с целью «расширения социализма». По его словам, «для понимания истинных причин трагедии в первую очередь следует обратить внимание на текст речи Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 г.», когда он говорил" «Опыт двадцати последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен… Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию». В. Анфилов поправил неразборчивого историка: «Политбюро 19 августа действительно состоялось, но на нем рассматривались другие вопросы. Приписанные Сталину слова являются злобной фальшивкой, давно гуляющей по свету. Приведенные слова не соответствуют даже стилю языка Сталина» (Нг.23.06.2000). В 30-е гг. Сталин не проводил в жизнь доктрину мировой революции, и потому Троцкий подметил, что «сталинизм стал худшим тормозом мировой революции», что «международная политика полностью подчинена для Сталина внутренней». Со второй половины 30-х гг. и особенно в 1940–1941 гг. он не считал нужным вести активную подрывную коминтерновскую деятельность в буржуазных государствах.

Теперь то, что долго скрывалось за семью печатями в недрах зарубежных разведок, бросается в костер политической борьбы. В. Суворов (В. Резун), ставший работником английских спецслужб, выдал их тайные планы давних лет в книге «Ледокол». Если Дашичев утверждал, что от августовского договора 1939 г. «выиграл только один человек — Адольф Гитлер и фашистская Германия. Для нас это была сплошная потеря», то Резун как главную ошибку Гитлера преподнес то, что он заключил пакт о ненападении с СССР, повернулся к нему спиной и позволил ему подготовиться к войне. Оттянув нападение Германии почти на два года, Сталин спутал планы правящих кругов Англии и Франции, просчитались они вместе с Гитлером: необходим был их объединенный фронт, а получилось совсем другое. Как оценить позицию В. Топорова: «СССР и Германия тайно заключили агрессивный союз и начали мировую захватническую войну… То обстоятельство, что Англия и Франция тогда же, в сентябре 1939 года, не объявили войны нашей стране, свидетельствует лишь о нерешительности их тогдашних правительств»? (Нв.1990. № 6. С.165). Надо сильно ненавидеть нашу страну, чтобы говорить, что она начала мировую войну. Можно подумать, что Топоров совсем не знает обстановки 1939 г., сожалея о том, что Англия и Франция не стали одновременно воевать с Германией и Советским Союзом. Это же настоящая шизофрения. Но» поразмыслив, приходишь к выводу: дело тут не в болезни. Исторический ход событий должен был привести к объединенной борьбе западных стран против СССР, к совместному продолжению политики «Drang nach Osten» — вот что устроило бы тех, кто недоволен нашей победой в Отечественной войне. Напрасно немецкий профессор Г. Якобсен утверждал, что «угрозы антисоветского фронта западных держав с Германией не существовало вообще» (Лг.30.08.1989). На самом деле в 1939–1941 гг. не раз делались попытки свернуть вооруженный конфликт' между западными державами и направить их объединенные армии против СССР.

Как писал Бережков, «в двадцатых числах августа 1939 года в Берлине…стоял самолет, который должен был доставить в Лондон Геринга в случае неудачи миссии Риббентропа в Москву». Наше руководство не могло не замечать того, что тогда вырисовывалась возможность общего фронта западных демократий с фашистской Германией. Пакт о ненападении разрушил эту опасную для СССР намечавшуюся комбинацию, внес немалый раздражительный элемент в отношения Японии с Германией, улучшил наши военно-стратегические позиции. Японский историк и советолог X. Тэратани так оценил его: «…в данном случае Сталин проявил себя государственным деятелем высшей квалификации…не будь пакта о ненападении, судьбы мира сложились бы по-иному и отнюдь не в пользу СССР. Заключив договор с Германией, Советский Союз спутал карты всех своих противников. Технически это было выполнено просто ювелирно. Были перечеркнуты планы англичан, заигрывавших и с Германией и — в меньшей степени — с СССР, а на деле пытавшихся стравить их между собой. Но наибольший шок перенесла Япония. Союзница фашистской Германии в борьбе за «новый порядок» в мире, Япония получила 23 августа 39-го страшный удар. Никогда — ни до, ни после — в истории не было случая, чтобы японское правительство уходило в отставку по причине заключения договора двух других государств между собой. Здесь же отставка последовала незамедлительно. Рискну предположить, нисколько не умаляя военных успехов советских войск на Халхин-Голе, что пакт во многом предрешил исход кампании, настолько была деморализована Япония. Договор, несомненно, изменил соотношение сил в мире в пользу СССР… Сталин в 39-м году сделал объективно лучшие ходы сточки зрения интересов СССР как государства» (Кп. 1.09.1989). В мемуарах «Вторая мировая война» Черчилль писал: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, — знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет». Этот договор разрушил планы Англии и Франции натравить Германию на Советский союз и не допустил того, чтобы ему пришлось воевать одновременно на двух фронтах — на Дальнем Востоке и на Западе. Нам представилась возможность на протяжении почти двух лет оставаться вне войны.

Кое-кто полагает, что договору с Германией была альтернатива: если бы СССР не подписал его, то мировая война бы не началась. Но гитлеровское руководство еще 3.04.1939 г. решило напасть на Польшу не позднее 1 сентября, «никаких оснований считать, будто советско-германский пакт о ненападении был решающим шагом к развязыванию второй мировой войны, действительно нет» (М. Наринский). Война бы разразилась вне зависимости от судьбы этого договора. Но Дашичев рассуждал: «Если бы война началась в сентябре без наличия пакта 1939 года, она бы не развивалась так неблагоприятно для нас, потому что Гитлер был бы зажат в тиски с двух сторон — с запада и востока Фактор Советского Союза действовал бы на Гитлера и не позволил бы ему добиться столь быстрой победы даже над Польшей». Каким образом дал бы себя знать этот «фактор»? Откуда бы появились дополнительные силы у Польши? Волкогонов упрекал Сталина за то, что СССР не помешал «Гитлеру в нападении на Польшу» (Кп.22.06.1991), но не сказал, как можно было это сделать. Резун писал, что Сталин мог предотвратить мировую войну, для чего ему надо было объявить: СССР станет защищать территорию Польшу, как свою собственную. Но он «забыл», что перед этим она приняла участие в разделе Чехословакии, заняла недальновидную антисоветскую политику и высокомерно отказывалась от нашей помощи в случае германской агрессии. М. Семиряга считал, что СССР должен был отвергнуть предложение Германии как неприемлемое или затягивать переговоры с ней и упорно добиваться «заключения военного соглашения с Англией и Францией. Даже если бы оно и не было заключено немедленно, то все равно угроза его, как дамоклов меч, висел бы над агрессором и удерживал его от немедленных авантюр» (Лг.5.10.1988). Не удержал бы. Советское правительство пыталось медлить с переговорами с Германией, но вскоре стало ясно, что тянуть с заключением соглашения с ней — означает столкнуться с вермахтом, а в это время на востоке шли бои с японскими войсками.

Л. Исаков писал: «Если бы не советско-германский пакт о ненападении, Гитлер в условиях японской поддержки на Востоке бросился бы на нас несомненно…» (Сл. 2002. № 2. С. 103). Но Наринский не верил в такой поворот событий, потому что «нет никаких документов, которые свидетельствовали бы о том, что Германия планировала войну против Советского Союза осенью 1939 года». Не все совершается по плану, и если «нацистский рейх в тот момент просто не был готов к такой войне», то СССР еще больше был не готов к ней. Тогда Сталин «считал, что только к 1943 году мы можем встретить немца на равных». И мог ли он не учитывать того, что 15.04.1939 г. сообщил Зорге о выступлении Риббентропа перед своими сотрудниками, который заявил, что «главная цель Германии — заключить продолжительный мир с Англией и начать войну с СССР»? В беседах с Кейтелем в июне 1940 г. Гитлер предлагал, предпринять «восточный поход» этой же осенью. Военные убедили его, что осень неблагоприятное время для ведения германской армией военных действий в России. В конце июля он согласился перенести начало «восточного похода» на весну 1941 г.

Быстрый разгром польской армии стал неожиданностью для нашего правительства, сначала оно не намеревалось вести военные действия в Польше. А. Орлов в «Великой Отечественной…» отметил: «Сразу же после вступления в войну Англии и Франции Риббентроп настойчиво предлагал СССР ввести свои войска в Польшу». Но это могло привести к тяжелым последствиям: «не было никаких гарантий, что Англия и Франция не объявят войну СССР, если Красная Армия перейдет советско-польскую границу» (Т.1. С. 30). 12.09 Гитлер в беседе с главнокомандующим сухопутными войсками генерал-полковником Бра-ухичем сказал: «…русские, очевидно, не хотят выступать… Русские считают, что поляки будут согласны заключить мир» (Нг.23.06.2000). Р. Жюгжда необоснованно считал, что «поход Красной Армии был для Германии неожиданностью, вызвал ее беспокойство: он отрезал рейх от румынской нефти, не дал возможности закрепиться в Галиции» (СР.24.08.1988). Можно как угодно бичевать секретный протокол о сферах влияния Германии и СССР (Верховный Совет СССР осудил его), если исходить с позиций некого абстрактного идеала и пренебрегать исторической реальностью. Кто скажет: как надо было поступить нашему руководству, когда польское правительство бежало, а немецкие войска подходили к Бресту и Львову? Позволить им занять Западную Белоруссию, Западную Украину, Прибалтийские государства и позже начать войну против нас нападением на Минск и Ленинград?

14.09.1999 г. «Мемориал» посчитал нашу защиту Западной Белоруссии и Западной Украины «трагедией для их жителей» и призвал руководство России «публично назвать это преступлением» (Рм.1999.№ 4287). Но в 1939 г., как писал тогда бывший английский премьер-министр Ллойд Джордж польскому послу в Лондоне, «СССР занял территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после первой мировой войны… Было бы актом безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии» (Пр. 1.09.1988). Доктор исторических наук Бережков в книге «Рядом со Сталиным» писал: «…мне как свидетелю событий, происходивших осенью 1939 года, не забыть атмосферы, царившей в те дни в Западной Белоруссии и на Западной Украине. Нас встречали цветами, хлебом-солью, угощали фруктами, молоком. В небольших частных кафе советских офицеров кормили бесплатно. То были неподдельные чувства.

В Красной Армии видели защиту от гитлеровского террора Нечто похожее происходило и в Прибалтике». В 1999 г. народы Белоруссии и Украины отметили 60-летие своего воссоединения как праздник.

По-иному оценивают это русофобы. Д. Хмельницкий писал, что реальное вступление СССР в войну «произошло 17 сентября 1941-го» (Рм.2000.№ 4323). Ю. Афанасьев оценил «подписание пакта Молотова — Риббентропа в августе 1939 г.; парад советских и немецких войск в Бресте осенью того же года; оккупацию Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии в 1940 г.; поздравления Сталиным Гитлера с каждой из одержанных побед в Европе вплоть до июня 1941 г.; тосты в честь фюрера в Кремле… как фактическое участие СССР до середины 1941 г. в войне на стороне Германии против западных союзников». Анфилов в статье «Против Истории» (Нг.27. 01.2000) указал, что СССР был вынужден заключить договор с Германией: Чемберлен и Даладье не откликнулись на его призывы. Не было «совместных военных действий» германских и советских войск в Польше. Спекулятивным остается и вопрос о «параде победы» в Бресте, который «принимали» генерал Гудериан и комбриг Кривошеий. Для Красной Армии «парад» был «дипломатическим» шагом во избежание нежелательных последствий. Эту же цель преследовали тосты и поздравления Сталина Гитлеру.

Гитлер намеревался захватить большую часть Прибалтики. 25.09.1939 г. он подписал секретную директиву № 4, предусматривавшую «в Восточной Пруссии держать в боевой готовности силы, достаточные для быстрого захвата Литвы даже в случае вооруженного сопротивления». Включение в нацистскую Европу не сулило ничего хорошего прибалтийским народам. Глава СС Гиммлер в 1942 г. выдвинул задачу «тотального онемечивания» Прибалтики в течение 20 лет. Осенью 1939 г. СССР заключил с Литвой, Латвией и Эстонией договоры о взаимопомощи и на их основе ввел в эти государства свои войска 26.07.1940 г, лондонская «Тайме» отмечала, что их «единодушное решение о присоединении к Советской России» «отражает… не давление со стороны Москвы, а искреннее признание того, что такой выход является лучшей альтернативой, чем включение в новую нацистскую Европу». Это укрепило безопасность наших северо-западных границ, помогло подготовке к отражению гитлеровской агрессии.

К. Коликов объявил, что СССР напал на Бессарабию, Литву, Латвию, Эстонию. Не нападал он на них. До 1918 г. Бессарабия никогда не принадлежала Румынии, которая, воспользовавшись нашей тогдашней слабостью, захватила ее, а в 1940 г. СССР возвратил ее себе, восстановив историческую справедливость. В октябре 1939 г. Черчилль говорил советскому полпреду Майскому: «С точки зрения правильно понятых интересов Англии тот факт, что весь Восток и Юго-Восток Европы находится вне зоны войны имеет не отрицательное, а положительное значение. Главным образом Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике. Конечно, кое-кто из сентиментальных деятелей может пускать слезу по поводу русского протектората над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно» (Пр. 11.08.1989). Он заявил: «В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной». Этого не понимали Д Тренин и В. Макаренко, когда писали: «В 1939 году Сталин совершил грубую стратегическую ошибку, заключив сделку с Гитлером о разделе Польши. Ликвидация независимой Польши лишила Советский Союз естественного буфера между ним и Германией. Никогда бы немцам не удалось осуществить столь внезапного нападения, если бы не было пресловутой «линии разграничения обоюдных государственных интересов СССР и Германии», как стала официально именоваться осенью 1939 года советско-германская граница» (Тж.28.07.1992). Но ведь ясно, что после разгрома Польши общая граница с Германией am нас стала реальностью.