Глава 4. О поражениях в 1941 году

Сталин после Парада Победы сказал: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас минуты отчаянного положения в 1941–1942 годах». В 1941 г. советская армия потерпела жестокие поражения, потери ее были огромны. «Из имевшихся на 22 июня 1941 г. 22,6 тысяч танков к концу года осталось 2,1 тыс., из 20 тыс. боевых самолетов — 5,4 тыс., из 112,8 тыс. орудий и минометов — около 12,8 тыс., из 7,74 млн. винтовок и карабинов — 2,24 млн.» (Гриф секретности снят 1993. С.351). Германские войска захватили важные экономические районы, огромные материальные ценности. В СССР резко снизилось производство чугуна, стали, проката, электроэнергии. К ноябрю 1941 г. было потеряно 303 предприятия боеприпасов. В конце его и начале 1942 г. ощущалась острая нехватка вооружения. Недоставало даже стрелкового оружия. Это многие утрируют, уверяя, что так было во все годы войны. По словам Н. Ажгихиной, будущий писатель Ф. Абрамов, «лежал под обстрелом в Синявинских болотах с одной винтовкой на десятерых» (Нг.17.03.2000). Если оценить реально обстановку, то надо иметь в виду, что в 1941 г. было произведено 1 570 000 штук стрелкового оружия, в 1942 г. — 5 910 000, а в 1943 -5920000. 5 млн. автоматов, винтовок и карабинов удовлетворяли потребности нашей армии в стрелковом оружии. В печати часто преувеличивают наши потери и размеры поражений. По Ю. Афанасьеву, в первые дни войны «немцы уничтожили и пленили более 3 млн. советских солдат и офицеров», на самом деле мы столько потеряла за весь 1941 г. В. Пьецух писал, что "в Великую Отечественную войну немцы разгромили Красную Армию в две недели" (Лг.27.01Л 993). Какая же армия вошла в Будапешт, Вену, Берлин?

Солженицын бичевал в «Архипелаге ГУЛАГ» «слепоту я безумие» «дипломатического и военного окружения Сталина, в 1940–41 годах»: «Кто ж, как не они, ввергли Россию в позорные невиданные поражения, не сравнимые с поражениями царской России в 1904 или 1915 году?». Чтобы понять главный изъян в этом обличении, достаточно вспомнить, как закончились войны с Японией в 1905 г. и Германией в 1917 г. Предвоенная советская внешняя политика заслуживает высокой оценки. Симонов в книге «Разные дни войны» спрашивал: «… почему тогда, в первую мировую, на второй год боев, к концу пятнадцатого года, немцы заняли всего-навсего лишь территорию царства Польского и часть Прибалтики, а в эту войну на второй год дошли до Волги?» По его признанию, он сначала не учитывал того, что «Вторая мировая война столкнула Советский Союз с неизмеримо более сильным противником, чем тот, с которым воевала царская Россия». Он «забывал и о громадной разнице в соотношении сил, и о грозно выросшей быстроте реализации временных преимуществ, которые дала нападающему техника времен этой войны, по сравнению с техникой времен той». Он «забывал, что на протяжении всей первой мировой войны против русских армий на Восточном фронте… действовало максимум около трети всех сил и средств германской армии, а ее главные силы оставались на западе» (Т.9. С.224). В 1941 г. у немцев на Западе было около одной трети военных сил, а вскоре там осталось еще меньше.

Лебедев спрашивал: «Почему мой двадцатилетний отец бежал — не отступал планово, организованно, — а бежал в числе других солдат от Брест-Литовска до Москвы?» Стоит защитить его отца. Если бы он только бежал, а не сражался с немцами, то за 5 месяцев, которые понадобились им, чтобы подойти к Москве, оказался бы за Уралом. Это объяснение не отменяет вопроса: были ли неотвратимы в начале войны наши столь большие поражения? Как отмечалось, они были во многом связаны с ошибкой нашего руководства в определении намерений нацистского правительства, германская агрессия для нашей армии и народа оказалась внезапной. Р. Медведев писал, что наша кадровая «армия была разбита и окружена в первые дни и недели войны из-за преступных просчетов Сталина, не сумевшего подготовить ни армию, ни страну к войне, из-за нелепых и глупых распоряжений Сталина в первый же день войны, из-за его ухода со своего поста в первую неделю войны» (Пр.18.12.1989). Хрущев и Микоян говорили о деморализации Сталина в первые дни войны. Мерцалов заявил, что в первые дни войны и в октябре 1941 г. Сталин находился в состоянии шока М. Захарчук писал о «двухнедельной прострации вождя, когда он по существу выронил из рук власть» (Пр. 10.05.1997). Вероломное нападение Германии не могло не повлиять на душевное состояние Сталина, личный охранник вождя А. Рыбин заметил, что «он как-то враз почернел, осунулся, стали особенно выделяться оспины» (СР.4.06.1994). Но Сталин, обладая огромной силой воли, сразу взял себя в руки, 22 июня он принял ряд руководителей, провел заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором был рассмотрен вопрос о военном положении страны. В последующие дни и ночи, он, как и всю войну, напряженно работал, с 22 по 28-е июня 117 раз встречался с 42 военными, партийными, государственными и хозяйственными руководителями. Это зафиксировано в тетради, в которой вели записи дежурные в его приемной, их можно прочитать в журнале «Известия ЦК КПСС» (199О.№ 6. С. 216–220). Сталин отдавал, случалось, неразумные приказы, разделил с рядом генералов вину за разгром киевской группировки, но он не уходил со своего поста, не уезжал, поддавшись панике, в Куйбышев, как писал Солженицын в романе «В круге первом», 7 ноября 1941 г. был в Москве на параде на Красной площади. Он внес огромный вклад в нашу победу, «неправильно объяснять неудачное начало войны исключительно ошибками Сталина» (А. Василевский). По словам Жукова, он «добивался почти невозможного в организации обороны Москвы».

О серьезных недостатках в работе партии и советских органов говорил Жуков на Пленуме ЦК КПСС 19.05.1956 г.: «На протяжении нескольких лет перед Отечественной войной советскому народу внушалось, что наша страна находится в постоянной готовности дать сокрушительный отпор любому агрессору. На все лады восхвалялась наша военная мощь, прививались народу опасные настроения легкости победы в будущей войне, торжественно заявлялось о том, что мы всегда готовы на удар врага ответить тройным ударом, что, несомненно, притупляло бдительность советского народа и не мобилизовало его на активную подготовку страны к обороне. Действительное же состояние подготовки нашей страны к обороне в то время было далеким от этих хвастливых заявлений, что и явилось одной из решающих причин тех крупных военных поражений и огромных жертв, которые понесла наша Родина в начальный период войны…" (Нг.26.05.2000). Выясняя причины наших поражений, следует учитывать, что восточный поход вермахта опирался на военно-экономический потенциал почти всей Западной Европы. Хозяйственные возможности Германии и оккупированных ею стран существенно превосходили экономический потенциал СССР: в 1940 г. она вместе с ними произвела 43 млн. тонн стали, а СССР — 18,3 млн. Он значительно отставал в производстве автомобилей, радиоаппаратуры, электротехнического оборудования, оптики. Во Франции немцы захватили 4930 танков, 3000 самолетов. Для вооружения немецкой армии использовались австрийское оружие, танки и другая техника чехословацкой армии, французские танки, гаубицы и мортиры.

СССР порицают за то, что он поставил Германии в 1939–1941 тт. 1 700 000 тонн зерна, много стратегического сырья. Но и она продала нам «образцы пикирующих бомбардировщиков, новую артиллерию, приборы управления огнем, современный крейсер» (В. Бережков). Мы получили возможность увидеть, с чем нам придется столкнуться в войне. Статья С. Каменева «Игры в конспирацию» (ЛР.8.08.1997) удивила не только тем, что в ней один из начальников постоял в Париже у стен Бастилии (восставшие французы давно разрушили и срыли ее, не оставив стен). В ней Сталин, посылая авиаконструктора А. Яковлева в Германию для закупки самолетов последних конструкций, дал ему «свой зашифрованный адрес «Москва, Иванову». Немцы узнали, кто скрывался под этой фамилией. «Яковлев, ознакомившись с представленной продукцией, отправил депешу «Иванову». Вскоре пришел ответ. «Одобряю». Было куплено два бомбардировщика «Юнкере-88», два бомбардировщика «Дорнье-215», один истребитель «Хенкель-100» и пять стервятников «Мессершмитт-109». Каменев сделал вывод: «С таким вооружением в воздухе наша страна подходила к войне. Так что всякие игры в конспирацию завершались полным провалом». О каком провале идет речь? Ведь были куплены самолеты новейших конструкций, чтобы выявить их возможности, изучить достижения германской авиапромышленности и использовать их в своей работе.

Признав, что пакт о ненападении с Германией позволял нам «использовать отсрочку для того, чтобы укрепить свою оборону», Орлов решил, что «эта возможность… не была использована». Так ли это? Адмирал Кузнецов рассуждал: что было бы, если бы «нам пришлось вступить в войну с Германией не в 1941 году, а в 1939-м? Мы, конечно, тогда были бы менее подготовленными, ибо за два года удалось сделать очень многое» (СР.29.07.1988). В конце 30-х гг. территориальную систему службы в СССР, не отвечавшую требованиям подготовки армии к современной войне, стали переводить на кадровую. Жуков говорил: «В нашей неподготовленности к войне с немцами, в числе других причин» сыграла роль и территориальная система подготовки войск, с которой мы практически распрощались только в тридцать девятом году. Наши территориальные дивизии были подготовлены из рук вон плохо», они «не шли ни в какое сравнение с кадровыми» (Маршал Жуков. Каким мы его помним. С.74). При этой системе бойцы «не знали, как бороться с авиацией, не знали танков, поэтому танкобоязнь…охватила нашу армию». В 1940 г. началась реорганизация и перевооружение нашей армии с учетом западного опыта ведения войны и уроков советско-финской кампании. Жуков писал: «На протяжении многих лет в экономическом и социальном отношении делалось все или почти все, что возможно. А в период с 1939 по 1941 год народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшей всех сил и средств». Тогда была заложена основа нашей обороноспособности: «Развитая индустрия, колхозный строй, всеобщая грамотность, единство наций, высочайший патриотизм народа, руководство партии, готовой слить воедино фронт и тыл… Но история отвела слишком небольшой отрезок мирного времени для того, чтобы все поставить на свое место. Многое мы начали правильно и многое не успели завершить…Война началась в момент коренной перестройки армии…Перестраивалась и система обучения армии. Гитлер знал это и очень спешил» (Кп.6.05.1970). Советской старане были крайне нужны еще год-два мирного развития, тогда бы она могла лучше подготовиться к отражению агрессии.

Изучив ход советско-финской войны, которая «была для нас большим срамом» (А. Василевский), германский генштаб пришел к выводу о низкой боеспособности Красной Армии, ему казалось, что СССР, «вступивший на путь реорганизации и перевооружения своей армии, не готов к большой войне и его легко можно победить» (История Великой… Т.2. С.8). Это заключение свидетельствовало об излишней самонадеянности немецких генералов. С. Иванов в книге «Штаб армии, штаб фронтовой» писал: «Сталин стремился самим состоянием и поведением войск приграничных округов дать понять Гитлеру, что у нас царит спокойствие, если не беспечность…Если бы мы продемонстрировали Гитлеру нашу подлинную мощь, он, возможно, воздержался бы от войны с СССР в тот момент» (105). Не воздержался, хотя наше правительство и пыталось показать Германии силу советской державы. В конце апреля «Сталин пригласил военного атташе немецкого посольства в Москве и других военных экспертов совершить поездку на Урал и Западную Сибирь для осмотра нескольких военных заводов, выпускавших новые модели танков и самолетов. Советская промышленность б это время начала серийное производство новых танков Т-34, которые превосходили все типы немецких танков. Было также начато производство новых бомбардировщиков, которые по скорости и дальности полета превосходили немецкие «юнкерсы». Отчет об этой поездке был послан в форме нескольких рапортов в Берлин…» (Тв.2002.№ 8). Не ясно, как мы могли более наглядно продемонстрировать свою «подлинную мощь». Гитлер, уверовав в быструю немецкую победу, еще 21.07.1940 г. приказал Браухичу приступить к разработке плана войны против СССР.

В «Истории Великой Отечественной войны…» говорится: «У Красной Армии имелись все возможности для того, чтобы более организованно встретить нападение немецко-фашистских войск и дать им сокрушительный отпор» (Т.2. С. 10), На самом деле тогда у нее многого не хватало, чтобы дать такой отпор. О «всех возможностях» сказано излишне категорично, видимо, потому, что авторы пытались острее подчеркнуть вину Сталина за поражения: ведь «требовалось лишь своевременно привести войска пограничных округов в повышенную боевую готовность», а «это сделано не было». Конечно, наши войска могли встретить германское нападение «более организованно», в их распоряжении было немало военной техники. Есть некая часть правды в утверждении: «Советское политическое и военное руководство не сумело разумно распорядиться созданными средствами вооруженной борьбы, и Красная Армия оказалась неподготовленной к большой войне» (Великая Отечественная, 1941–1945. Т. 1, 1998. С42).

Танков у нас было 11 000, но полностью боеготовых — 3800, у Германии — 4300, соответственно самолетов — 9000 против 4400. Основная масса наших танков принадлежала к устаревшим типам, 75–80 % самолетов уступали немецким по своим летно-техническим характеристикам. К началу войны промышленность СССР выпустила 3719 современных самолетов и 1861 танков KB и Т-34. Чтобы хорошо освоить их, требовалось время. В западные пограничные округа поступило 1540 самолетов новых конструкций, но переподготовку успели пройти только 208 экипажей, В документе нашего Генштаба «Соображения…» от 15.05.1941 г. отмечалось, что из 333 имеющихся в СССР авиаполков 115 «совершенно еще небоеспособны», и на их готовность «можно рассчитывать к 01.01.42». Орудий у германской армии и у нас было, примерно, равное количество, но в наших войсках немалая часть их 22 июня находилась на полигонах для испытаний. У нас хуже дело обстояло с радиосредствами, не хватало тягачей для орудий. Немцы, имея намного больше автотранспортных средств, значительно превосходили нас в возможности маневрировать войсками. Все звенья германской армии возглавляли хорошо подготовленные командиры, имеющие боевой опыт. В 1941 г. Германия выпустила более 11 тыс. самолетов, 5200 танков, более 7 тысячи орудий. К июню 1941 г. у нее было 8500 тыс. военнослужащих, у нас — свыше 5 млн. человек. С 1939 по июнь 1941 г. было сформировано 125 новых советских дивизий. В армию призвали 752 тысячи запасников. Выучка военнослужащих не вполне отвечала требованиям современной войны. В последние месяцы перед войной 16,19, 20,21 и 22 армии были выдвинуты из внутренних округов в приграничные. В наших западных округах насчитывалось 2,9 млн. человек, Германия бросила против них 4,4 млн. солдат и офицеров. Многие советские дивизии находились в состоянии формирования.

Жуков отметил: «Немецкие войска вторглись в пределы нашей Родины с надеждой на легкую победу. Особенно воинственно были настроены молодые солдаты и офицеры, состоящие в фашистских организациях, личный состав бронетанковых войск и авиации». Их боеспособность была на высоком уровне. Немецкий солдат «был упорен, самоуверен и дисциплинирован» (Т.2. С.286, 287). Б. Соколов в книге «Неизвестный Жуков: портрет без ретуши» (2000) пишет. «Красная Армия по сравнению с вермахтом или армиями США и Англии была армией прошедшей эпохи, эпохи первой мировой войны. Тот уровень насыщения техникой, которого требовала вторая мировая война, вступала в неразрешимое противоречие как с реальным образовательным уровнем большинства красноармейцев и командиров, так и с психологией основной массы советских граждан». Если эти обличения были бы полностью верны, то нельзя понять, как же наша армия при таком «неразрешимом противоречии» выстояла и разгромила вермахт. Германские военнослужащие превосходили наших солдат и командиров старших возрастов по уровню образования, общей и технической грамотности. Культурная революция в СССР многое сделала, чтобы Красная армия пополнялась грамотными людьми, но, конечно, большую отсталость России в этом плане невозможно было преодолеть за короткий срок. Однако уже к 1937 г. Красная Армия стала армией сплошной грамотности, наши молодые бойцы и офицеры не уступали зарубежным по своему образованию и боевой подготовке.

В наших поражениях немалую роль сыграла слабость командных кадров советской армии, в ней служило в то время немало офицеров и генералов, которым недоставало минимума знаний и умения. В сухопутных войсках не хватало 66 900 командиров, их недостаток особенно остро ощущался в танковых, артиллерийских и авиационных частях. В 1940 г. было создано 42 новых военных училища. Перед войной был произведен досрочный выпуск курсантов военных училищ. За полтора месяца до начала войны руководство вермахта пришло к выводу, что русский офицерский корпус, ослабленный не только количественно, но и качественно, «производит худшее впечатление, чем в 1933 году. России потребуются годы, чтобы достичь его прежнего уровня» (Пр.20.06.1988). Это внушало Гитлеру уверенность в том, что Германия сможет быстро победить Советский Союз.

В гибели большого числа советских командиров в 1937–1938 гг. многие видят главную причину наших поражений в начале войны. Симонов сказал: «Не будь 1937 года, не было бы и лета 1941 года». Василевский отреагировал на эту мысль: «Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел» (Зн.1988. № 5. С.81). Генерал-лейтенант А Тодорский сообщил, что из-за репрессий наша армия потеряла: «из 5 маршалов — 3 (Егоров А. И.г Тухачевский М. Н., Блюхер В. К.), из 5 командиров 1-го ранга — 3, из 10 командиров 2-го ранга — всех, из 57 комкоров — 50, из 186 комдивов — 154, из 16 армейских комиссаров 1-го и 2-го ранга — всех! из 28 корпусных комиссаров — 25, из 64 дивизионных комиссаров — 58, из 456 полковников — 40 (Ог.1987.№ 26. С.6). Документы свидетельствуют: тогда выбыло из армии 37 000 командиров, около 8000 из-за естественной смерти, по возрасту, из-за морального разложения. 29 000 было уволено по политическим мотивам, из них 13 000 возвращено в армию, арестовано 6–8 тысяч, расстреляно 3–4 тысячи, из них немало работников Генштаба Красной Армии.

Это негативно сказалось на ее состоянии, но многие преувеличивают масштабы репрессий. Нет нужды опровергать бред А. Антонова-Овсеенко: «С января 1935-го по июнь 1941-го в стране репрессированы 19 840 000 человек, из них в первый же после ареста год казнены и погибли под пытками 7 миллионов» (Лг.3.04.1991). В показанном 11.12.2000 г. на РТР фильме «Расплата за предательство. Начало Отечественной…» заявили, что Сталин уничтожил весь командный состав Красной Армии, всех предал, из-за его предательства сдавались в плен наши бойцы. Он, воюя со своим народом, уничтожил-де больше людей, чем погибло их во время войны. Ложь этой агитки очевидна. В. Дайнес извратил причины ареста Блюхера «…официальная пропаганда внушала своим слушателям, что главным виновником вооруженного конфликта в районе озера Хасан являются японцы. Командующий Дальневосточным фронтом Блюхер придерживался другой точки зрения» (АиФ.1992.№ 46–47). Это и погубило его. Доказательства? Нет их. А. Деев в статье «Кто же убил Тухачевского» (Тж.23.02.2001) объявил: Сталин уничтожил «по меньшей мере 10 миллионов человек». Он судит о Тухачевском, не зная того, что он — вопреки его словам — не был наркомом обороны. По версии П. Судоплатова, «обвинения против Тухачевского и других военных руководителей были сфабрикованы по указанию Сталина и Ворошилова». Тухачевский был заносчивый человек, по словам Берия, он и его окружение «смели думать, будто Сталин, по их предложению, снимет Ворошилова…В конце 20-х гг. Тухачевский… вел интригу против Шапошникова с тем, чтобы занять его пост начальника Генштаба» (Разведка и Кремль Л 997. С. 102). По словам И. Конева, ему мешали «известный налет авантюризма» и «некоторые замашки бонопартистского оттенка». Трудно сказать, верна ли мысль А. Зиновьева: «останься Тухачевский — не было бы Советского Союза к концу 1941 года». Возможно, он имел в виду то, что сказал Примаков в «последнем слове»: «Люди, входящие в заговор, не имеют глубоких корней в нашей Советской стране потому, что у каждого из них есть своя вторая родина: у Якира — родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича — в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман — с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной».

Советское руководство беспокоили подброшенные из окружения Гитлера сведения о заговоре среди высшего командования Красной Армии. Президент Чехословакии Бенеш будто бы в мае 1937 г. в личном послании Сталину сообщил о готовящемся в СССР военном перевороте в интересах Германии. Судоплатов считал мифом то, что «немцы сфабриковали документы о Тухачевском», они не были обнаружены в архивах КГБ и Сталина, «нет никаких данных о несанкционированных контактах Тухачевского с немцами» (104). На взгляд В. Галайко, толчком к репрессиям в армии послужил выход в 1936 г. книги Троцкого «Преданная революция», где подчеркивалось, что «он говорит от имени огромного числа молчаливых сторонников, находящихся в СССР. И этих сторонников больше всего могло быть в военном ведомстве, которое Троцкий возглавлял в течение семи лет…А тут еще…в очередном «Бюллетене оппозиции» Троцкий написал о том, что «недовольство военным диктатом Сталина ставит на повестку дня» возможное выступление сторонников Льва Давидовича. И тогда Сталин принял решение» (СР.16.02.1993). После ареста Тухачевский уже на втором допросе 26.05.1937 г. признал наличие возглавляемого им заговора и назвал его участников. Хрущев цитировал на XX съезде КПСС письмо Якира, по пропустил слова: «все сказал/ все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы…потом провал и кошмар, в непоправимый ужас предательства… я признал свою вину, я полностью раскаялся» (Военные архивы России. Вып. 1.1993). Кого предал Якир? В. Федин считает, что «заговор против сталинского руководства был» (Читающий патриот.2000.№ 6). Может быть, он был «не против СССР, Сталина, а против Ворошилова» (СР.3.07.1997). По Судоплатову, «материалы дела Тухачевского содержат разного рода документальные свидетельства относительно планов перетасовок в военном руководстве страны» (103). В. Недашковский и Э. Ояперв писали, что «на одном из совещаний конца войны Гитлер, оправдывая свои неудачи на Восточном (советско-германском фронте), говорил, что одной из главных причин этому было то, что Сталин в 1937 году расстрелял его «пятую колонну» в России» («Правда Одна только правда» — клянемся!» Днепропетровск 1997. С.108). Если на самом деле в нашем военном руководстве были сомнительные в политическом отношении люди, то, по верной мысли Р. Косолапова, «теоретически и этически устранение «пятой колонны» в условиях приближения второй мировой войны было мыслимо и в других, куда более мягких формах» (СР.13.08.1998), оно не должно было выливаться в террор, нанесший огромный вред нашей стране.

В романе Шолохов "Они сражались за родину" генерал Стрельцов, незаконно арестованный и освобожденный из-под ареста перед самой войной, доискивался до причин репрессий: "На Сталина обижаюсь. Как он мог такое допустить?!..Теперь он — признанный вождь. Он создал индустрию в стране, он провел коллективизацию. Он, безусловно, крупнейшая после Ленина личность в нашей партии, и он же нанес этой партии непоправимый урон. Я пытаюсь объективно разобраться в нем и чувствую, что не могу… Во всяком случае, мне кажется, что он надолго останется неразгаданным не только для меня". Стрельцов исповедуется брату: "…лучших из лучших полководцев постреляли, имена их знает весь мир. Многих упрятали в лагеря… Сажали, начиная с крупнейшего военачальника и кончая иной раз командиром роты. Армию, по сути, обезглавили и, употребляя военную терминологию, обескровили без боев и сражений". Он спрашивает, "…как такое могло случиться в нашей партии? Кто повинен? Я глубочайше убежден, что подавляющее большинство сидело и сидит напрасно, они — не враги". Директор МТС Дьяченко, попавший в 1937 г. в тюрьму по политическому доносу, рассказал, как следователи выбивали у него "правде наперерез лживые показания" на честных друзей-коммунистов и заставляли "подписывать на себя такое, что и бабушке" его "во сне не снилось". Он подчеркнул зловещий политический смысл репрессий: "…десятки тысяч коммунистов и преданных советской власти до последнего вздоха беспартийных сидят невинно, тысячи таких же расстреляны, сотни тысяч ихних близких и друзей не верят в виноватость этих людей. А что это означает? А то означает, что они потеряли веру в советскую власть и озлобились на нее".

Считая, что М. Тухачевский, И. Якир, И. Уборевш, А. Корк, А. Егоров, Р. Эйдеман; Б. Гай, В. Примаков, Б. Фельдман, В. Путна «принадлежали к числу лучших высших офицеров Красной Армии», А. Никулин в книге «Тухачевский» (1964) писал: «Если бы они остались в живых и не были уничтожены некоторые другие кадры старшего и среднего звеньев командного состава, то, безусловно, в годы Великой Отечественной войны можно было достичь победы с меньшими жертвами и весь ход войны мог быть иным». Но Кожинов указал, что в 1937 погибли в основном не военачальники, а так называемые комиссары (Якир, Гамарник) и не считал, что «зги люди могли бы сыграть решающую роль в Отечественной войне» (Кб.1989.№ 8). Среди них могли быть и талантливые военные, как К. Рокоссовский, и не способные руководить крупными операциями. Конев говорил, что Блюхер и Якир вряд ли могли успешно командовать фронтом во время современной войны Жуков считал Уборевича «лучшим командующим округа», наверное, он более достойно, чем Павлов, показал бы себя в 1941 г. Василевский писал, что «имевшие место в стране накануне войны совершенно необоснованные репрессии, конечно, ослабили нашу оборону, боеготовность Красной Армии» (СР.9.05. 1995). Жуков признал: «…уровень подготовки войск упал очень сильно. Мало того, что армия, начиная с полков, была в значительной мере обезглавлена, она была еще больше разложена этими событиями. Наблюдалось страшное падение дисциплины, дело доходило до самовольных отлучек, до дезертирства. Многие командиры чувствовали себя растерянными, неспособными навести, порядок…» (Маршал Жуков. Каким мы его помним. С.98). Репрессии породили у них страх, боязнь ответственности, что порождало безынициативность. Потребовалось время, чтобы это ушло в прошлое.

В книге «Великая Отечественная…» говорится, что «поражение Западного фронта — это беда, а не вина сорокачетырехлетнего Павлова». Его без должных оснований выдвинули на должность командующего военным округом. Он был реабилитирован, справедливо было бы наказать его, как и генералов Климовских, Клыча, Григорьева» понижением в должности, не применяя крайнюю меру наказания. Но нельзя отрицать его вины: в первый же день войны была уничтожена почти вся авиация Западного округа, врагу досталось 60 окружных складов, в которых находилось много боеприпасов, запасов горючего и другого имущества. Командующий, который сразу потерял связь с 3-й и 10-й армиями и не восстановил ее до их гибели, не мог быть невиновным. Он принимал решения, не отвечавшие обстановке. Боевая выучка войск округа была на низком уровне, Павлов, возглавляя его целый год, сделал непростительно мало, чтобы лучше подготовить их к войне. В январе 1941 г. при проведении военной игры в основу стратегической обстановки были положены события, которые в случае германского нападения могли развернуться на западной границе. В этой игре он потерпел сокрушительное поражение от Жукова и не сделал после нее нужных выводов: «то, что в январе происходило на макете, словно в адском кошмаре начало воплощаться на действительных полях сражений в июне» (Н.г. 17.06.2000).

М Ходаренок писал: «Принято думать, что во многом фундамент неудачных действий РККА в первом периоде Великой Отечественной войны был заложен во время большого террора 1937-Л 938 гг. Однако вряд ли этот фактор носил определяющий характер. Причины коренятся гораздо глубже — в разрыве поступательного характера развития государства и армии в 1917 г., уничтожении русского офицерского корпуса вместе с его традициями» (Нво.22.06.2001). Так ли это? 7.10.1918 г. была воссоздана академия Генерального штаба, возглавил ее бывший генерал-лейтенант царской армии А. Климович. В ней преподавали бывшие генералы и офицеры царской армии Н. Данилов, В. Новицкий, А. Свечин, Г. Теодориди, Н. Сулейменов и др. Профессор академии Н. Корсун до революции был полковником Генштаба, Д. Карбышев — подполковником царской армии, А Василевский — штабс-капитаном. Кожинов отметил: «Глубокое и точное предвидение характера будущей войны и основы необходимой в ней стратегии разработали…служившие в Красной Армии выдающиеся военачальники Первой мировой войны — А. А. Свечин (до октября 1917-го генерал майор, начальник штаба Северного фронта), А. Е. Снесарев (генерал-лейтенант, командующий корпусом), В. Н. Егорьев (генерал-майор, командующий корпусом) и другие». Показательно, что «43 % царских офицеров (включая генералов) предпочли служить в Красной Армии, притом каждый пятый из них сначала находился в Белой армии… И еще более существен тот факт, что из военной элиты — офицеров Генерального штаба — в Красной Армии служили 46 %». В 1930 г. арестовали 5000 высших командиров нашей армии. «И есть основание утверждать, что именно репрессии 1930 года (а не 1937-го) нанесли наиболее тяжкий ущерб нашей армии…» (Россия. Век XX. 1939–1964. С.82).

На боевых действиях Красной Армии в начале войны отрицательно сказалось «отсутствие у нас высшего военного руководства, каким должна быть Ставка» Главного командования: «Был Сталин, без которого по существовавшим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и, надо сказать правдиво, — в начале войны Сталин очень плохо разбирался в оперативно-тактических вопросах» (Г. Жуков). Ставку создали лишь 23.06.1941 г., умение руководить стратегическими операциями она приобретала в ходе войны, что сказалось на принимаемых решениях, приводило к негативным последствиям. Многие работники Наркомата обороны и Генштаба канонизировали тогда опыт первой мировой войны, «готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника» (Г. Жуков). В действительности германская армия в первый же день обрушила всю свою огромную мощь на наши войска, не успевшие занять оборонительные позиции. На главных направлениях немцы создали многократное превосходство в силах, бросили в бои 4300 танков и штурмовых орудий. Это стало неожиданностью для нашего военного руководства, оно не предполагало, что они сумеют огромную массу бронетанковых и моторизованных войск бросить в первый же день мощными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения рассекающих ударов. В этой обстановке многие наши командиры не смогли организовать крепкую оборону, принимали ошибочные решения.

В «Истории Второй мировой войны» сказано, что «из поля зрения органов военного руководства фактически выпало рассмотрение стратегической обороны, так как будущие действия Советской Армии и Военно-Морского флота представлялись исключительно как наступательные» (Т.З. С415). Наше высшее командование действительно уделяло недостаточно внимания вопросам обороны, не совсем дальновидно отнеслось к инженерно-заградительной полосе на старой границе, где укрепленные районы стали приходить в негодность. Но надо помнить и то, что в 1940 г. в округах разрабатывался план обороны государственной границы, была проведена оперативно-стратегическая военная игра, где «в основу стратегической обстановки были взяты предполагаемые события, которые в случае нападения Германии на Советский Союз могли развернуться на западной границе» (Г. Жуков). А Василевский в книге «Дело всей жизни» (1984) отметил, что в первой половине 1941 г. в Генштабе «глубоко изучались как наступательные операции, так и вопросы стратегической обороны. В директиве Наркома обороны… одновременно с задачами по отработке наступательных операций обязательно, причем конкретно и подробно» ставились задачи по оборонительным операциям….предусматривалось проведение зимой в каждой армии и округе армейского предназначения оперативной игры на тему армейской оборонительной операции, а в штабах округов фронтового предназначения — фронтовой оборонительной операции» (91). Начавшаяся война помешала реализовать эти задачи.

Серьезной ошибкой нашего командования и стало запоздание с принятием действенных мер по подготовке к стратегической обороне. Готовясь к отражению немецкой агрессии, наш Генштаб в своем плане предполагал нанести по наступавшему врагу мощный контрудар и перенести боевые действия на его территорию. Но «правильная в принципе установка на то, чтобы вести войну на территории агрессора, что при нападении врага на СССР боевые действия должны быть до предела решительными, кое-где пропагандировалась односторонне» (А. Василевский), а это способствовало распространению мнения о возможности нашей легкой победы в войне. В плане не рассматривалась возможность рассекающего вражеского прорыва на большую глубину. После нападения Германии на СССР нарком обороны в тот же день отдал директиву № 3, которая требовала от наших войск перейти в наступление, разбить ударные группировки врага и перенести действия на его территорию. Она не учитывала сложившейся обстановки, подталкивала командиров к принятию неверных решений, которые в ходе войны было трудно исправить. Это неблагоприятно отразилась на исходе многих боевых операций Красной Армии.

Ю. Афанасьев объяснял «колоссальный масштаб потерь и поражений Красной Армии летом-осенью 1941 года» тем, что «нападение Германии произошло в тот момент, когда в СССР один план развертывания войск — оборонительный — был отменен, а другой — наступательный, упредительный — хотя и действовал, но еще не был доведен до всех тех, кто должен был его реализовать». Данилов, не поверив в то, что Жуков не был знаком до войны с планом «Барбаросса», бездоказательно утверждал: «Спустя 18 дней после подписания Гитлером директивы № 21 с содержанием плана «Барбаросса» уже знакомился Сталин. И, конечно, о нем не могли не знать начальник Генштаба и нарком обороны» (Нво.22.06.2001). По его словам, намеченные в «Соображениях…» мероприятия Генштаб начал проводить в жизнь, «развернувшаяся подготовка к нанесению упреждающего удара оказала негативное влияние на способность армии дать отпор фашистской агрессии». Но это была подготовка не к нанесению превентивного удара, а к отражению нападения. Разве призыв на сборы 752 000 человек и переброска ряда дивизий из глубины страны ближе к западной границе негативно влияли на боеспособность нашей армии? Обратившись к речи Сталина 5 мая 1941 г. о воспитании войск в наступательном духе, Афанасьев заключил, что она свидетельствует о его решении «готовить упреждающий удар, имея стратегической целью сокрушение капитализма военным путем». Анфилов резонно возразил: о каком «сокрушении капитализма военным путем» «могла идти речь, если на западных и восточных границах СССР весной 1941 г. сосредоточивались и развертывались многомиллионные армии противника?…Идея упреждающего удара возникла у военных руководителей в середине мая 1941 г., Сталин ее отверг, и «упредительный» план не действовал и не доводился до войск» (Нг.23.06.2000).

Haш Генштаб просчитался с оборудованием новой укрепленной полосы. Долговременные оборонительные сооружения создавались непосредственно на границе, но ее начертания были не выгодны для советской армии. В 1940 г. Жуков на совещании у Сталина говорил, что укрепленные рубежи в Белоруссии строились «слишком близко к границе» и имели «крайне невыгодную оперативную конфигурацию», что «нужно было бы строить УРы где-то глубже, дальше от государственной границы». Была допущена серьезная ошибка в образовании конфигурации наших войск в белостокском выступе, которая позволила немцам окружить их и разгромить в июне 1941 г.

Судоплатов признал, что «в разведданных была, упущена качественная оценка немецкой тактики «блицкрига», «военная разведка и НКВД не смогли правильно информировать Генштаб и НКВД, что цель немецкой армии в Польше и Франции заключался не в захвате земель, а в том, чтобы сломить и. уничтожить боевую мощь противника». Наши руководители разведки, опираясь на донесения из-за рубежа, считали, что «немцы прежде всего попытаются захватить Украину и богатые ресурсами районы» (135). Генштаб Красной Армии, Б. Шапошников, К. Мерецков, А. Василевский в 1940 г. полагали, что основным будет «западный театр военных действий», в соответствии с этим и был разработан план обороны страны. 5.10 он был доложен Сталину, который не согласился с его концепцией, посчитав, что Гитлер «будет готовить основной удар на Юго-Западном направлении», ибо «для немцев особую важность представляет хлеб Украины, уголь Донбасса». Учтя эти замечания, Генштаб к 14.10 план переработал. В апреле 1941 г. Наркомат безопасности представил ему сообщение разведки: «Выступление Германии против Советского Союза решено окончательно и последует в скором времени. Оперативный план наступления предусматривает молниеносный удар на Украину и дальнейшее продвижение на Восток» (Пр.20.06.1988). Подобные сообщения повлияли на то, что Сталин и Генштаб допустили просчет в определении главного удара агрессора, полагая, что он будет направлен на захват Украины, и потому самую сильную группировку расположили на юго-западном направлении. В начале июня 1941 г. было решено усилить это направление 25 дивизиями, а немцы самую мощную ударную группу бросили против Западного фронта. Советское командование в первые недели войны проявляло растерянность, не всегда принимало верные решения: сосредоточенные на Юго-Западном направлении наши войска, писал Василевский, «следовало бы повернуть во фланг главной немецко-фашистской группировке «Центр», а это «своевременно не было сделано» (СР.9.05.1995).

Причины наших поражений заключались не только в репрессиях и внезапности германского нападения, большой неожиданностью для советского командования явилась чудовищная сила ее военных ударов на решающих направлениях. Немецкая армия была более мощной, чем наши вооруженные силы. К июню 1941 г. ее командный состав и штабы были лучше подготовлены, она была лучше вооружена, лучше выучена, имела больше победоносного военного опыта. За недостаточную военную подготовленность нашей армии пришлось расплатиться миллионами жизней.

Ж Медведев в статье «Сталин как русский националист» утверждал, что историки и генералы до сих пор не могут верно раскрыть «причины поражений и сдачи в плен миллионов советских солдат и командиров, которые не защищались, как требовал устав, до последнего патрона» (Пд.18.10.1997). Юровицкий клеветал: «Началась война. Сталин сразу же скрывается». А в это время наша «армия начала сражаться…И тогда Сталин выходит из укрытия, начинает действовать сам и вместе с Жуковым, чтобы ускорить поражение». В. Иващенко в статье «Стихийное, восстание армии» (Лг. № 24–25. 2001) решил, что «при всей тактической внезапности немцы должны были остановиться к 1 июля», «вырвавшиеся вперед танковые группы Гота, Гудериана и Клейста, опередившие свою пехоту на два суточных перехода, были бы отрезаны от нее, окружены, смяты и раздавлены подавляющим превосходством Красной Армии… Так непременно произошло бы, если бы Красная Армия оказала сопротивление… Но миллионные массы бойцов и командиров перешли к немцам с оружием в руках». Надо же докатиться до такого маразма. У нас не было тогда «подавляющего превосходства» и не «выглядела… хилой» «гитлеровская армия по количественным показателям, а в технике и по качественным, в сравнении со сталинской».

В начале войны из-за просчетов Сталина и командования, из-за плохой выучки бойцов и офицеров мы терпели поражения, несли огромные потери, но вместе с тем советские солдаты мужественно сражались до «последнего патрона» — иначе мы бы не победили. Участник боев 1941 г. Стаднюк заявил: «…с полной убежденностью смею утверждать, что в тяжких неравных боях 1941–1942 годов Красная Армия заложила фундамент победы 1945 года» (Лг.6.05.1987), Геббельс писал 1.07.1941 г.: «Русские обороняются отчаянно…оказывают более сильное сопротивление, чем предполагалось сначала». 2.07: «Сопротивление врага носит жестокий, отчаянный характер… Повсюду идут тяжелые, ожесточенные бои. Красный режим мобилизовал народ. К этому еще надо прибавить баснословное упрямство русских» (Вж.1997.№ 4. С40). 4.07: «Однако русские сражаются очень упорно и ожесточенно» (41). Гальдер написал 26.06: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека» (Т.3. Кн.1. С.61). 4.07: «Бои с русскими носят исключительно упорный характер» (85). 11.07: «Противник сражается ожесточенно и фанатически» (118). 15.07: «Русские войска сражаются, как и прежде, с величайшим ожесточением» (138). Уже эти свидетельства немецких главарей опровергают клеветнические поклепы Иващенко. План «Барбаросса» провалился прежде всего потому, что фашистская армия встретила «массовый героизм наших войск, их ожесточенное сопротивление, упорство, величайший патриотизм армии и народа» (Г. Жуков).