Глава 13

Странная война

20 декабря 1827 г. султан Махмуд II обратился к своим подданным с воззванием, в котором говорилось, что именно Россия виновата в трудностях, постигших Османскую империю, ибо Россия организовала восстание в Греции. Все мусульмане Османской империи призывались быть готовыми к джихаду – священной войне с неверными, но с кем именно – не уточнялось.

Вслед за эскадрой Гейдена по приказу Николая I были отправлены три брига – 20-пушечные «Усердие» и «Охта» и 16-пушечный «Ревель». Отряд бригов покинул Кронштадт 18 июля 1827 г. и 29 октября прошел Гибралтарский пролив. В начале декабря все три брига разными путями прибыли на Мальту, где по-прежнему находилась эскадра Гейдена.

Между тем в Англии чуть ли не впервые в истории весьма прохладно встретили весть о победе британской эскадры под Наварином.

В 1828 г. И.И. Кадьян – историограф русской эскадры – писал: «Английское правительство, взглянув на аптекарские свои весы выгоды и невыгоды и изменяя неравенство сил двух империй [России и Турции], и зная, на какой стороне будет перевес, выветривая прежний жар свой в пользу Греции, начало обвинять адмирала Кодрингтона в истреблении турецкого флота. Им, как это теперь видно, хотелось, не ослабляя вдруг Турции, слегка действовать в пользу Греции, из коей они надеются, утомив своих союзников, составить новую Ионическую колонию. Им не хотелось истреблять силы османские, но беречь их для России»[108].

Однако, соблюдая этикет, британское правительство удостоило Э. Кодрингтона ордена Бани, наградив и союзных адмиралов и офицеров знаками этого ордена. Говорят, что король Георг II, подписывая документ о награждении адмирала, съязвил: «Я посылаю ему ленту, хотя он заслуживает веревки!»

2 ноября 1827 г. посланники Англии и Франции в Константинополе официально выразили Портев-паше сожаления своих правительств по поводу произошедшего инцидента. Тем не менее в начале декабря 1827 г. посланники Англии, Франции и России покинули Константинополь вследствие неуступчивости султана в «греческом вопросе».

В конце 1827 г. для эвакуации членов русского посольства из Константинополя туда было направлено два военных транспорта Черноморского флота – «Сухум-Кале» и «Пример». Транспорты пришли под купеческим триколором, а офицеры их и команды носили гражданское платье. Этот маскарад был предпринят из «опасения какой-либо неприятности от дерзкой и буйной азиатской черни».

Англичане попытались взять под контроль вооруженные силы греческих повстанцев. Генералиссимусом греческой армии был назначен англичанин генерал Ричард Черч, а командующим флотом – англичанин адмирал Томас Кохрейн. Особых успехов на суше Черч не добился. А вот Кохрейн попытался создать регулярный флот и распустил все каперские суда.

Естественно, что греческие корсары не пожелали превращаться в мирных купцов, да и в условиях войны это было сделать трудно. Как писал Гервинус: «Отчаянные головорезы, вполне освоившиеся с ветром и непогодой, презиравшие дружбу людей и потерявшие надежду на их сожаление, овладевали каким-нибудь небольшим судном и на нем разъезжали по морю и грабили друга и недруга на всех берегах, или, притаившись в маленькой скалистой бухте, бросались оттуда на купеческий корабль, стоявший вследствие затишья без движения. Греки собственными силами не решались бороться с этими разбойниками и предпочитали лучше молча переносить неприятности от своих же братьев, чем призывать против них турецкое начальство, которое, оказав грекам временную помощь, только навлекло бы на них со стороны пиратов жестокую месть…

На Западе и на Востоке могли сколько угодно бранить и презирать грубое корыстолюбие матросов, которые в минуту величайшей опасности для Отечества отказывались идти в море до тех пор, пока не получат жалования; но что же было делать этим отчаянным голышам, когда жены и дети требовали хлеба, и при выходе в море им нечего было оставить семье на пропитание? Если им отказывали в жаловании, они уходили в разбой, и флот лишался таким образом самых ловких и храбрых людей. Скоро дело дошло до того, что в отдельных эскадрах даже капитаны стали уходить и заниматься на свой риск пиратством»[109].

Историограф И.И. Кадьян приводит вот такие данные о деятельности греческих пиратов: за десять месяцев 1827 г. было разграблено 90 нейтральных судов (31 австрийское, 18 английских, 4 ионических, 11 французских, 9 сардинских, 7 русских, 4 шведских, 4 американских, одно неаполитанское и одно голландское). Похищенные с этих судов грузы оценивались в огромную по тем временам сумму – 24 млн. пиастров, то есть около 2 млн. испанских талеров[110].

Е.В. Богданович писал: «Бывали случаи, что греческие корсары, нападая на турецкие и египетские суда, захватывали товар, принадлежащий французским или английским подданным; жители Ионических островов, хоть и греки, но помогали Ибрагим-паше в продовольствии его армии… Корсары не щадили этих контрабандистов, между тем как Ионические острова принадлежали Великобритании»[111].

Командование союзным флотом договорилось начать решительную борьбу с греческими пиратами.

10 октября 1827 г. в Наваринскую бухту вошла греческая шхуна, на которой союзным адмиралам доставили поздравление временного правительства с одержанной победой и благодарственный адрес. В ответ адмирал де Риньи составил Декларацию, подписанную русским и британским адмиралами 12 (24) октября 1827 г. В Декларации говорилось: «Тогда как союзники проливают кровь храбрых воинов своих, истребляя и поражая магометян, тогда греческие суда, вместо того чтобы стремиться на помощь к местам, угрожаемым опасностью, они как совершенные разбойники расселись в отдаленных водах, чтобы брать и грабить суда, принадлежащие нейтральным нациям». Командующие эскадрами осудили «законодательный греческий комитет», с чьими патентами «греческие корсары продолжают производить грабежи», а призовая комиссия – «единственное судилище, установленное греческим правительством, старается придать грабежам сим законный вид». Адмиралы объявили, что комиссия эта не имеет права «судить без их согласия ни одного купеческого судна» и запретили крейсерские действия греческого флота далее фактического района его военных действий против турок и египтян, то есть «от Воло до Лепанта, включая Саломину, Егину, Гидру (Идру) и Специю». А все военные суда греков, пересекшие эту линию, будут преследоваться. В случае же явного нарушения данной Декларации греческий флот буден уничтожен «подобно турецко-египетскому».

Также Декларацией запрещалось «распространять восстание» на «турецкой» территории, то есть в Албании и на острове Хиос.

Командование греческого флота признало требования Декларации справедливыми, и уже 17—23 октября адмирал Кохрейн подписал прокламацию, в которой говорилось, что все суда, «какого бы они роду ни были… если они не будут внесены в реестр и занумерованы», пойманные в море с оружием и «без письменного вида», объявлялись пиратскими. С командами этих судов разрешалось поступать по законам международного права, в том числе и вешать, «если найдутся виновными». А торговым судам водоизмещением менее 100 тонн вообще запрещалось иметь какое-либо оружие.

Борьба с греческими корсарами имела смысл только для Англии и Франции. Во-первых, серьезно страдали купеческие суда под их флагами, а во-вторых, правительства этих стран не желали полного поражения Турции.

А вот России воевать с корсарами не было никакого резона. Русских купеческих судов в начале 1828 г. в Восточном Средиземноморье не было, не считая греческих под русским флагом. Разгром же Турции был в интересах России.

Царь тянул с разрывом с Османской империей из-за войны с Персией. Но 10 февраля 1828 г. Персия была вынуждена подписать Туркманчайский трактат о мире. Теперь у России были развязаны руки, и 14 апреля 1828 г. Николай I опубликовал манифест о войне с Турцией.

И Гейден, и командиры русских кораблей знали, что полномасштабная война с турками неминуема, но все-таки приняли участие в борьбе с греческими корсарами. Так, фрегат «Нестор» в феврале 1828 г. попытался захватить базу корсаров в районе порта Миндра (Мандра). Фрегат встал у выхода из залива. По приказу его командира капитан-лейтенанта И.С. Сытина были спущены шлюпки с десантом, которые отправились в глубь залива. Там были обнаружены два корсарских судна. Одномачтовый бот с одной пушкой и 40 человеками команды сдался сразу, а команда шестипушечной двухмачтовой шхуны решила драться. Греки посадили шхуну на мель, а сами укрылись на берегу в развалинах монастыря. Командир десанта лейтенант И.Л. Тимашев стал высаживать десантников на бере г. Одна из шлюпок села на мель, и греки тут же открыли по ней ружейный огонь. Тогда Тимашев повел десантников в атаку, в результате которой греки были вытеснены из развалин и прижаты к морю. Русские матросы, мстя за троих своих тяжело раненных товарищей, почти всех корсаров перекололи штыками, а пытавшихся спастись вплавь перестреляли. Из 60 корсаров только десять остались живы и были взяты русскими в плен.

А в это время фрегат «Нестор» обстреливал из пушек корсарский бот со 150 греками на борту под командой «капитана» Грезиоти. Бот пытался проскочить к берегу и помочь засевшим в развалинах грекам, но огонь «Нестора» вынудил его сдаться.

Первые два судна русские моряки сожгли, а десятерых пленных, захваченных на берегу, заковали в кандалы и оставили на фрегате. Бот же был разоружен и под конвоем приведен в Эгину, где вместе с пленными сдан правительству.

А операция эта закончилась очень интересно. Президент Каподистрия вынес капитану Сытину официальную благодарность «от лица Греции за истребление судов, наносящих бесчестие греческому флоту». Однако из десяти пленных повешены были только двое. Капитана же Грезиоти вообще отпустили на свободу, чтобы «при первой надобности… вооружить и отослать на свой счет 200 человек в армию»[112].

Как видим, низкопоклонство русских офицеров перед англичанами и французами переходило все границы. Убивать греков, воевавших против общего врага, считалось достойным делом, и даже тот же Тимашев рассчитывал на награды. А между тем на Черном море десятки турецких и британских судов ежегодно доставляли на Кавказ сотни тонн оружия и боеприпасов для разбойничьих племен горцев. Вот бы кого перевешать на реях! Но увы, там почти все суда отпускали с миром, да еще снабжали водой и провиантом.

5 апреля 1828 г. эскадра Гейдена покинула Мальту и отправилась к берегам Греции. Оставаться в главной базе англичан на Средиземном море после начала войны с Турцией было нежелательно и даже опасно.

В ночь на 21 апреля в районе Наварина с фрегата «Нестор» и брига «Усердие» при свете полной луны увидели неизвестное трехмачтовое судно. Русские корабли приблизились к незнакомцу, и «Кастор» дал предупредительный выстрел. На судне спустили паруса и объявили, что это турецкий 20-пушечный египетский корвет «Шарк Йилдызы» («Восточная Звезда»). На рассвете командир корвета вместе с переводчиком прибыл на «Нестор» и доложил, что судно идет в Александрию, на борту 400 инвалидов египетской армии, больные и старики, отпущенные на родину, а также 240 человек команды.

Однако осмотр судна русской призовой командой показал, что среди пассажиров оказались и греки, насильно увозимые в Египет, – четыре мальчика и три женщины. Это одно давало русским право захватить судно. Мало того, командир корвета уже знал о начале войны с Россией.

29—30 апреля большая часть турок была высажена на берег в районе Корона, а сам корвет 4 мая приведен к острову Порос, где стояла эскадра Гейдена. На Паросе корвет перевооружили четырьмя 12-фунтовыми пушками и шестнадцатью 18-фунтовыми карронадами, и он под названием «Наварин» вошел в состав русского флота. Первым командиром корвета стал капитан-лейтенант Павел Степанович Нахимов.

Гейден уже на Мальте начал подыскивать новую базу для русской эскадры. Поначалу он выбрал остров Парос, где, как мы помним, еще Орлов «учинил русскую губернию». Контр-адмирал лично осмотрел Парос и обсудил вопрос с греческим президентом Каподистрией. В итоге вместо Пароса был выбран остров Порос (Поро).

Остров Парос находится в самом центре Эгейского моря и почти равноудален от материковой Греции и Малой Азии, то есть в стратегическом плане он как более выгоден для контроля дальних походов к Константинополю, так и более безопасен от десантов турок, поскольку во времена Орлова вся материковая Греция контролировалась османами.

Теперь же на материке была дружественная греческая армия, но рядом находились пока нейтральные английская и французская эскадры. Остров же Порос площадью 33 кв. км находится в заливе Сироникос между Аттиной и Пелопонесским полуостровом. Порт Пирей находился в 40 км, так что в случае чего греческому правительству можно легко помочь справиться с «врагом внутренним». А нападут с моря англичане – легко драпануть на Пелопоннес: ширина пролива, отделяющего остров от материка, около 300 метров.

Окончательно Гейден убедился в правильности выбора Пороса 17 мая, когда туда корвет «Гремящий» привез из Анконы депешу министра иностранных дел Нессельроде от 21 марта 1828 г., в которой прямо говорилось, что в предстоящей войне с Турцией России «быть может, придется иметь дело с коалиций».

В былые времена, и даже в 1827 г. остров Порос служил прибежищем греческих корсаров или пиратов – пусть каждый сам выбирает им название. Очевидец Кадьян так описал остров: «Порос есть один из лучших и превосходнейших портов Архипелага, мореходец всегда найдет в нем верное и совершенно безопасное пристанище. Серповидные берега Арголиды [историческая область Греции на северо-западе Пелопоннеса] и острова Порос, древле Серерия именующегося… образуют рейд его в виде длинного бассейна или озера и защищают от всех ветров и волнения, коего здесь никакие аквилоны производить не могут. Глубина оного умеренная, а грунт ил, свежей воды здесь довольно, но сие я разумею только в отношении портов Архипелага, потому что здесь берут оную из ручейков, вытекающих из гор и болот морейских… Лесу здесь нет, дрова, в коих жители по счастливому климату имеют мало нужды, добывают в горах, вырывая большей частью из земли коренья прежде срубленных деревьев. Скота, живности, зелени и фруктов всегда достаточное количество сыскать можно».

Однако русские моряки, долго находившиеся на Поросе, убедились, что климат там не такой уж и «счастливый», особенно в летний зной и при безветрии. В такую жару продовольствие быстро портилось. Вода оказалась малопригодной для питья, дров же едва хватало для приготовления пищи.

В восточном углу рейда, где часть острова, «загибаясь к Зюйду, отделяется от берегов Мореи узким каналом, не ограждающая с сей стороны оный, находится город Порос, расположенный по косогору, внутрь порта обращенный, около коего становятся на якорь купеческие суда»[113].

Итак, база для эскадры была найдена. Но тут возникла неуверенность со статусом эскадры. 21 марта 1828 г. Нессельроде предписывал Гейдену «пользоваться всеми правами, которые предоставляет ему война, над флотом, собственностью и владениями Турции» – атаковать или отражать нападения турецких, египетских и «варварийских» (то есть тунисских и алжирских) судов, перехватывать военную контрабанду, доставляемую на нейтральных судах, «прибегая к взятию или потоплению нейтрального судна только в крайнем случае». Но всеми этими правами воюющей стороны Гейден мог пользоваться только в греческих водах. А в остальном Гейден был обязан вместе с союзными эскадрами по-прежнему «содействовать достижению общей цели, то есть исполнению Лондонского договора».

В своей инструкции Нессельроде оговаривал и повиновение Гейдена старшему из союзных адмиралов, если Гейдену «покажется возможным приступить к общему делу вроде Наваринского» или к совместным действиям, приближенным к театру военных действий, «как, например, блокаде Дарданелл».

Гейдену предписывалось относиться к грекам как к союзникам, помогать им оружием и «всякими пособиями», при этом уверяя их, что помощь эта оказывается «только из-за войны» и что Россия, выполняя Лондонский трактат, не имеет в виду «разрушение Турецкой империи»[114].

Но 18 апреля, то есть менее чем через месяц, царь повелел отправить Гейдену новую инструкцию, предписывавшую приостановить действия «права воюющей державы». (Ох! Насколько матушка Екатерина была умней всех русско-голштинских Павлов, Николаев и Александров!)

Нессельроде от 18 апреля писал Гейдену: «Государь предписывает вам не раздроблять слишком силы вверенной вам эскадры и заботиться, чтобы расположение общего плана блокады и крейсерства не отнимало у вас средства начальником греческого правительства». Адмирал должен был сам решать, «достаточен ли будет самый неприступный порт Архипелага для обеспечения… эскадры от враждебных действий сильнейшего флота и не заставил ли вас недостаток в средствах к продовольствию и истощению военных снарядов удалиться в один из французских портов Средиземного моря»[115].

Гейдену также предписывалось выдать президенту Каподистрии полтора миллиона рублей ассигнациями «на расходы по его усмотрению».

Не мудрствуя лукаво, Гейден пока решил ограничиться блокадой полуострова Пелопоннес, где еще в некоторых местах держались турецкие гарнизоны. Французский блокадный отряд включал в себя один-два корабля, два-три фрегата и три – пять малых судов. В русском блокадном отряде состояли: корабль «Александр Невский» (сменивший «Иезекиель», отправленный на Мальту для пополнения запасов и отдыха экипажа), фрегат «Константин», бриги «Усердие» и «Ахиллес».

Корвет «Гремящий» и бриг «Охта» осуществляли связь Пороса с Анконой и Неаполем. Транспорты «Сухум-Кале» и «Пример» доставляли с Мальты на Порос продовольствие. А «Пример» привез первые сухари, выпеченные из русской муки на острове Сирос (Сира).

29 июля (по н. ст.) командующие английской и французской эскадр подписали в Александрии соглашение об эвакуации армии Ибрагим-паши из Мореи (Греция). Турецкие войска должны были на египетских судах перевезти войска из Наварина в Александрию. Туркам удалось восстановить один из 84-пушечных кораблей, выбросившийся на берег в ходе Наваринского сражения. Они загрузили корабль лошадьми и отправили его в Египет. Но по пути он затонул в свежую погоду. Людей спасли, а все лошади погибли. Всего из Мореи было эвакуировано 20 тысяч египтян и турок. Вместо них на Пелопоннесе высадился французский корпус численностью в 17 тыс. человек.

8 сентября 1828 г. Гейден послал бриг «Ахиллес» с депешей к английским кораблям, крейсировавшим у острова Крит (тогда его именовали Кандией). Когда бриг подошел к английскому кораблю «Ревэндж», стоящему недалеко от крепости Суда, турки открыли интенсивный артиллерийский огонь.

14 сентября «Ахиллес» вернулся к Наварину, где стояла русская эскадра, и его командир капитан-лейтенант М.П. Бутенев доложил Гейдену об инциденте. Теперь у адмирала появился повод провести карательную экспедицию.

Уже на следующий день к берегам Крита вышел отряд контр-адмирала М.П. Лазарева в составе кораблей «Иезекиель», «Александр Невский» и брига «Ахиллес». На всякий случай союзники послали с русскими французский фрегат «Амфитриза» и английский шлюп «Эребус».

19 сентября вся эта компания подошла к Суде, где по-прежнему стоял на якоре «Ревэндж». Лазарев предложил его командиру Томсону бомбардировать крепость и высадить десант, но тот отказался, ссылаясь на данные ему инструкции. Мало того, Томсон стал уговаривать Лазарева отказаться от военных действий и принять извинения турок, которые не преминули последовать. «Мудрый» Лазарев унялся и ретировался к Наварину.

18 сентября Гейден получил из Петербурга предписание приступить к выполнению первой самостоятельной задачи (то есть без участия англичан и французов) – блокаде Дарданелл.

К началу войны в эскадре Гейдена оставалось лишь три 74-пушечных корабля и три фрегата. На помощь им с Балтики в июне 1828 г. в Средиземное море была отправлена эскадра контр-адмирала П.И. Рикорда. В ее составе было четыре корабля (74-пушечные «Фершампенуаз», «Князь Владимир», «Царь Константин» и 64-пушечный «Эммануил») и три фрегата («Мария», «Ольга», «Александр»). Все фрегаты были 44-пушечного ранга, но фактически несли по 54 пушки.

6 сентября 1828 г. к Мальте под флагом Рикорда подошли четыре корабля и три фрегата. Один фрегат и бриги пришли сюда позднее. 27 сентября на Мальту из греческих вод прибыла эскадра Гейдена.

11 октября Гейден отправил в Архипелаг корабли «Фершампенуаз» и «Эммануил» и фрегаты «Мария» и «Ольга» под командованием Рикорда. 2 ноября Рикорд установил блокаду Дарданелл.

На основании Высочайшего повеления о блокаде Дарданелл Гейден оставил Рикорду предписание: «Сия блокада ни в коей мере не должна препятствовать или затрагивать обыкновенную коммерцию, единственная цель оной суть недопущение в Константинополь судов, нагруженных припасами или товарами, принадлежащими военной контрабанде». Помимо оружия, боеприпасов и армейского снаряжения, запрещалась перевозка продовольствия. Хотя под «продовольствием» подразумевался только хлеб (зерно, мука, сухари) и крупы (пшено и рис, именовавшийся тогда «сарацинским просом»). А соль, сахар, овощи, фрукты и зелень провозить было можно.

Русские корабли, блокировавшие Дарданеллы, обычно держались на линии между островом Тенедос и азиатским берегом у входа в Дарданеллы, где проходили суда в Константинополь и обратно. Базировались русские корабли у островов Тенедос, Тассо и Мавро.

Блокировать Дарданеллы в зимнее время было очень сложно, так как в это время здесь постоянно дуют сильные ветры, часто бывают шторма. Но как только наступало затишье, то дежурный по отряду корабль или фрегат начинал вести наблюдение за всеми проходившими судами, отправлял на них на катерах и барказах команды для опроса и осмотра. По ночам с каждого корабля и фрегата спускалось вооруженное гребное судно «с пристойным числом служителей при офицере», которое ходило вокруг своего корабля для охраны «от покушения со стороны турецкого флота».

В Дарданеллах стояла турецкая эскадра из трех кораблей и четырех фрегатов, но она даже не пыталась выйти из пролива. Наконец турецкий адмирал по приказу самого султана отправил против русских шесть брандеров, но их ветром разнесло в разные стороны, а команды разбежались.

Турки с острова Тенедос пытались обстреливать русские шлюпки, ловившие на мелководье малые турецкие суденышки с контрабандой. Но русский адмирал сообщил туркам, что он снесет огнем все селения на Тенедосе, находящиеся в радиусе действия корабельных пушек. Местный паша все понял и вступил с Рикордом в переговоры при посредничестве находившегося на острове голландского вице-консула Зафораджи, грека по национальности.

По свидетельству очевидца, «в самый день нашего прибытия к острову Тенедосу от паши присланы к адмиралу два грека, исправляющие должности голландского и австрийского консулов, для узнавания, с какой целью мы прибыли. Через приехавшего с ними хромоногого итальянца, доктора паши, объявлено им, что мы должны наносить туркам всевозможный вред как нашим неприятелям, но если паша дозволит грекам своим свободно приезжать на суда нашей эскадры и доставлять воду и свежую провизию, в таком случае никаких военных действий не будет… На другой день, обрадованный таким предложением, в страхе пребывающий паша не замедлил выслать греков, и суда наши были окружены лодками, выехавшими с разными для продажи припасами, как будто в дружественном порту»[116].

В итоге турки с Тенедоса сами возили на эскадру воду, зелень, быков и баранов. В свою очередь, Рикорд сквозь пальцы смотрел на сообщения Тенедоса с материком.

В начале января 1829 г. Рикорд на фрегате «Мария» отправился на лежащий севернее Дарданелл остров Тасос (Тассо), гораздо более богатый водой, лесом и живностью, чем Тенедос. Местный турецкий ага Ходжа Акман быстро наладил отношения с русскими, но не из-за дипломатии Рикорда, а боясь греческого населения острова, которое могло, увидев русский корабль, просто перерезать басурман. И с этого времени до самого конца блокады русская эскадра получала с Тасоса пресную воду, различную живность и зелень. Моряки сами заготавливали дрова и даже рангоутные «деревья». Русские корабли, заходя на Тасос, отпускали свои команды для отдыха на берег, где к тому же была возможность вымыть матросов «в народно для сего устроенных банях».

Так и шла эта «странная война». Рикорд пропускал в Дарданеллы свыше 90% судов с различными товарами, зато снабжение его отряда исправно производилось «турецкоподданными». Понятно, что при полной блокаде Дарданелл в Стамбуле не позже чем через месяц вспыхнуло бы всеобщее восстание против султана.

А где-то далеко – за Дунаем и в Закавказье – грохотали пушки. Там шла настоящая война.

19 сентября 1828 г. из Кронштадта на Средиземное море вышел отряд капитана 1 ранга И.Н. Игнатова, командира

74-пушечного корабля «Великий князь Михаил». Кроме «Михаила» (как его чаще всего называли на флоте), в отряд входил 44-пушечный фрегат «Княгиня Лович»[117], а также 20-пушечные бриги «Телемак» и «Улисс».

Следует заметить, что сравнительно малое число кораблей, направляемое с Балтики на Средиземное море, объяснялось тем, что в ходе наводнения 7 ноября 1824 г. в Кронштадте подавляющее большинство кораблей и судов Балтийского флота были выведены из строя. Из 32 кораблей, находившихся в Кронштадте на момент наводнения, позже в строй было введено лишь 7, а остальные разобраны или обращены в блокшивы. Из 25 фрегатов 14 пошли на лом и в блокшивы. Кроме того, качество судов, строившихся в царствование Александра I, было невысоко, и многие корабли и суда «по ветхости» могли плавать лишь на Балтике, и то в хорошую погоду. В итоге к Гейдену на Средиземное море отправили все, что было можно, то есть новые и тимберованные[118] старые корабли.

Из-за плохой погоды отряд Игнатова шел долго, и только в январе 1829 г. его суда порознь добрались до Мальты.

В ноябре 1828 г. Англия и Франция дали понять туркам, что греческий остров Крит (Кандия) будет оставлен в составе Османской империи. Турки все правильно поняли и направили туда дополнительные турецкие и египетские части. Однако Гейден по просьбе президента Каподистрии решил отправить русские суда для пресечения турецких коммуникаций между Критом и турецким портом Будрум (Бодрум)

24 января 1829 г. к берегам Крита были отправлены два 74-пушечных корабля «Царь Константин» и «Иезекиель» под командованием капитана 1 ранга И.Н. Бутакова. В ночь на 28 января корабли потеряли друг друга из виду. А утром с «Царя Константина» заметили семь турецких, а точнее египетских судов. Командир «Константина» Бутаков приказал поднять британский флаг, чтобы турки подошли поближе. Но вскоре на головном фрегате поняли обман и, поставив все паруса, обратились в бегство. После короткой перестрелки удалось захватить два египетских судна – 26-пушечный корвет и 14-пушечный бри г.

Захват этих судов произвел на правителя Египта Мехмет-Али удручающее впечатление, и до конца войны ни одного египетского судна в море не выходило.

9 (21) апреля 1829 г. на Лондонской конференции представители Англии и Франции потребовали дать объяснения действиям русской эскадры, на что русский посланник князь Ливен ответил: «Из человеколюбия», чем оппоненты были вынуждены удовлетвориться.

Высочайшим повелением трофейные суда вошли в состав Российского флота. Бриг переименован в «Кандию», а корвет остался со старым названием – «Львица». Командиром «Кандии» был назначен лейтенант А.А. Моллер, а командиром «Львицы» – лейтенант Л.Л. Гейден. Вскоре выяснилось, что бриг требовал основательного ремонта. Чинить его не стали и обратили в магазин (так тогда назывались склады). Перед уходом эскадры в Кронштадт «Кандию» продали в Поро за 3 тысячи испанских талеров (15 тыс. рублей).

3 марта 1829 г. адмирал Рикорд приказал расширить район блокады Дарданелл от Саросского залива «до самого залива Котессо» (Контеса, сейчас залив Стримоникос).

В конце марта блокадный отряд получил подкрепление. 21 марта подошел корабль «Великий князь Михаил», а 31 марта – бриг «Телемак». Теперь у Рикорда появилась возможность контролировать гораздо большее пространство, чем раньше. «Михаил» стал на якорь у Тенедоса, «Александр Невский» и «Александра» – ближе к Дарданеллам у острова Мавро (Маврос, Маврия, ныне турецкий остров Ташан). Сам Рикорд на корабле «Эммануил» вместе с фрегатом «Княгиня Лович» отправился в новое крейсерство – осматривать Саросский и Эносский заливы и далее вдоль румелийского побережья до острова Тассо, где к нему присоединился бриг «Телемак».

С наступлением хорошей погоды остров Мавро стал базой блокадного отряда. Большим преимуществом острова было отсутствие местного населения, зато на острове имелся источник пресной воды, пастбище, на котором можно было пасти скот, проданный турками. На Мавро съезжались офицеры с кораблей, а также свозили больных «подышать хотя бы бедными ароматами его зелени».

В начале апреля Гейден получил сведения о том, что турки в Мраморном море сосредоточили шесть кораблей, два фрегата, значительное число малых судов и брандеров.

Поэтому Рикорд собрал у острова Мавро весь свой отряд, а именно: три корабля, два фрегата и бри г. На следующий день к Мавро подошла эскадра Гейдена – «Азов», «Царь Константин», «Иезеркиель», «Мария», «Наварин» и «Улисс». Итого перед Дарданеллами оказалось семь кораблей, три фрегата, один корвет и два брига.

Турки были крайне напуганы. «На всякий случай» к Дарданеллам (острову Тенедос) подошла британская эскадра в составе шести кораблей, двух фрегатов и шести других судов. Там же объявились четыре французских, два голландских судна и австрийский фрегат.

Русский главнокомандующий «из человеколюбия» велел допускать в Дарданеллы малые суда, на которых греки доставляли продовольствие для своих соотечественников, живших вблизи Константинополя и проливов. Одновременно было приказано все без исключения турецкие суда с 16 апреля возвращать обратно, а с 26 апреля брать в призы.

Усилив свой отряд кораблями «Фершампенуаз» и «Царь Константин», Гейден с остальными судами эскадры 27 апреля повернул обратно к берегам Греции, чтобы успеть к открытию греческого Народного собрания в Аргосе. Накануне ухода эскадры Рикорд поднял свой контр-адмиральский флаг на «Фершампенуазе», а «Эммануил» отправил на Поро на ремонт. Его конвоировали две турецкие соколевы, «в приз взятые».

На Поросе было произведено обследование корабля «Эммануил», которое показало, что к дальнейшим плаваниям он не годен, и его обратили в плавучий госпиталь. Треть орудий и боекомплект с корабля продали грекам. А в середине мая 1830 г. и сам корпус «Эммануила» был продан греческому правительству за 50 тыс. талеров, но, увы, «в долг», который греки, естественно, не вернули. При этом имели место скандальные махинации, в результате чего корабль был условно перекуплен у греков и летом 1833 г. разобран.

Любопытно, что 1 июля 1829 г. русские корабли «Фершампенуаз», «Михаил» и «Невский» зашли в памятную для русских моряков Аузу, где в 1770—1774 г г. базировалась эскадра Орлова. Моряки отдохнули на Паросе и провели малый ремонт кораблей. 7 июля во время купания утонул лейтенант А.И. Фофанов. При рытье могилы на кладбище обнаружили кости, которые местные попы приписали «бренным останкам майора Ушакова» с эскадры Орлова, умершего в «русской губернии». 21 июля русские корабли покинули Парос.

13 октября 1829 г. на Парос с Балтики прибыл 44/54-пушечный[119] фрегат «Елисавета», в трюмах которого были полевые пушки на случай десантных операций.

До окончания боевых действий ни одно турецкое судно не прорвалось через Дарданеллы. К 1 марта 1829 г. только в одной Смирне стояло до 150 купеческих судов с хлебом из Египта, не решавшихся идти к Дарданеллам.

7 августа 1829 г. русские войска взяли Адрианополь. В связи с этим эскадра Гейдена поступила в подчинение главнокомандующего русскими сухопутными войсками генерала графа И.И. Дибича.

25 августа 1829 г. русские войска подошли к крепости Энос на берегу Эгейского моря, куда прибыла и средиземноморская эскадра Гейдена. Крепость, атакованная с суши и с моря, 26 августа была вынуждена сдаться. В тот же день она была занята русскими войсками.

Эскадра Гейдена готовилась к прорыву в Дарданеллы. Но приказа на прорыв не последовало – 2 сентября 1829 г. в Адрианополе был подписан мир.

Между тем селение Порос на одноименном острове превратилось почти в уездный русский город. Там русские построили большой каменный склад и несколько малых, казармы, хлебопекарню, баню и т.д. Только в 1829 г. из Кронштадта на Порос пришло 12 зафрахтованных Морским ведомством купеческих судов.

В своем прощальном письме Гейдену греческий президент писал: «Порос был еще недавно бедненьким местечком, не имеющим ни дорог удобных для езды, ни другого какого-либо народного учреждения. Ваше Превосходительство избрали этот порт местом для собрания флота, и в скорости этот остров оживился: громадные строения… дали средства к честному существованию многим рабочим людям и многим бедным и неимущим. Через несколько месяцев, благодаря всеобщему успокоению жителей, город Порос принял благоприятный вид проложением дорог, украсился площадями и выстроенными набережными, и обширное училище было в нем учреждено и устроено»[120].

22 октября 1829 г. адмирал Гейден получил Высочайший рескрипт, подписанный царем 24 сентября, о возвращении русского флота. А для поддержания порядка в Греции оставались корабли «Фершампенуаз» и «Александр Невский», фрегат «Елисавета», бриги «Улисс», «Телемак» и «Ахиллес». Позже к ним присоединился фрегат «Княгиня Лович», который должен был находиться в Константинополе в распоряжении русского посланника. Все же остальные корабли и суда «к 1 мая непременно» должны были прибыть в Кронштадт «под началом старшего под вами флагмана». Самому Гейдену царь повелел остаться на Средиземном море. Однако адмирал отказался, и командовать оставшимися судами пришлось Рикорду.

Часть эскадры отправилась в Кронштадт и пришла туда лишь в мае 1830 г. Ну а черноморские транспорты «Сухум-Кале» и «Пример» отправились в Севастополь. Проливы они должны были пройти под торговыми флагами, команды их переоделись в гражданское платье. А командиры транспортов даже поменяли фамилии. Так, командир «Сухум-Кале» Николаев 1-й стал шкипером Борщовым. Причем «Сухум-Кале» вез в трюмах часть артиллерии с корабля «Эммануил» – 20 пушек и 32 карронады со станками.

В 1831 г. в Греции вспыхнуло восстание. В связи с этим эскадра контр-адмирала Рикорда получила приказание Николая I содействовать «законному» правительству президента Каподистрии. Когда восставшие жители островов Идры, Пароса и других под руководством греческого адмирала Миаулиса захватили в мае 1831 г. греческий флот с целью поднять восстание на всех греческих островах Архипелага, эскадре Рикорда было приказано добиться возвращения восставшими правительству захваченных судов. Базируясь на Наполи ди-Романья, русская эскадра блокировала восставшие острова.

18 июля 1831 г. русская эскадра под командой Рикорда в составе фрегата «Княгиня Лович» и бригов «Телемак», «Улисс» и «Ахиллес» прибыла к острову Парос и приступила к блокаде его и флота адмирала Миаулиса (фрегаты «Эллада» и «Эммануил», корветы «Специя» и «Идра», два парохода и несколько мелких судов), укрывшегося в Паросской гавани. 25 июля к отряду Рикорда прибыл из Константинополя черноморский люгер[121] «Широкий».

Во время блокады острова Парос 20-пушечный бриг «Телемак» (капитан-лейтенант Д.П. Замыцкий) и 12-пушечный люгер «Широкий» (лейтенант Н.Ф. Метлин) 27 июля произвели обстрел крепости Парос и корвета «Специя», находившихся в руках восставших. Последние вели ответный огонь по русским кораблям. После часовой перестрелки корвет «Специя» был покинут своей командой, перебравшейся на бере г.

Адмирал Миаулис, убедившись в бесполезности сопротивления превосходящим силам русских, приказал сжечь в гавани Пороса два греческих фрегата и четыре корвета. После уничтожения кораблей восставшие жители островов продолжали упорное сопротивление, особенно жители острова Идра, блокада которого русской эскадрой продолжалась до октября 1831 г.

28 марта 1832 г. бриг «Аякс» (капитан-лейтенант Лавров), находясь на станции в районе Навплийского (Аргостольского) залива для борьбы с греческими корсарами, получил от жителей приморского селения Галаксиди сообщение о нападении на селение отряда пиратов, в результате грабежа и насилий которых местное население вынуждено было бежать на близлежащие острова.

Отправившись на поиски пиратов, бриг вскоре обнаружил вблизи деревни Видова (в 6 милях от Галаксиди) пять неизвестных судов. Намереваясь опросить замеченные суда, капитан-лейтенант Лавров решил встать на якорь и спустить шлюпку, но едва якорь был отдан, как с ближайших судов открыли артиллерийский огонь, причем одним из ядер на бриге был тяжело ранен матрос. Открытым с брига огнем после часовой пальбы два пиратских судна были потоплены, а три, брошенные бежавшими в горы экипажами, захвачены.

В 1831 г. Рикорд отправил в Кронштадт корабли «Фершампенуаз» и «Александр Невский», а также фрегат «Елисавета». В первых числах октября оба корабля пришли на Кронштадтский рейд. Они встали рядом и готовились войти в Кронштадтскую гавань. 8 октября 1831 г. корабли стояли на малом Кронштадтском рейде. По официальной версии, порох с «Фершаменуаза» был свезен на берег, но при чистке крюйт-камеры из-за неосторожного обращения с огнем вспыхнул порох, осевший в щелях, пожар потушить не удалось, и корабль сгорел. На корабле находилась большая часть архива эскадры и все финансовые документы за всю кампанию. Весь Кронштадт говорил о поджоге. Даже сам царь сказал адмиралу М.П. Лазареву, отстаивавшему честь мундира: «А я тебе говорю, что корабль сожгли!» Однако императору все же пришлось утвердить официальный отчет о пожаре.

В начале 30-х годов XIX века русским пришлось не только воевать со своими недавними союзниками греками, но и спасать турецкого султана Махмуда II. Как уже говорилось, Египет в XVIII веке стал полунезависимой частью Османской империи. В 1805 г. наместником турецкого султана стал Мегмет-Али.

В награду за помощь султану в войне с греками он был пожалован пашалыком (властителем) Крита. Но Мегмет-Али сильно обиделся на Махмуда II, он ожидал в награду как минимум Сирию.

В октябре 1831 г. Мехмет-Али, использовав в качестве предлога личную ссору с пашой Акры, двинул свои войска в Сирию. Командующим был назначен сын египетского властителя Ибрагим. В его подчинении находилось 30 тысяч человек при 50 полевых орудиях и 19 мортирах. Армия Ибрагима почти без боя овладела Газой и Иерусалимом, а затем осадила Акру. С моря Акра была блокирована большой египетской эскадрой. Взамен кораблей, погибших в Наваринском сражении 1827 г., Мехмет-Али построил новый, куда более мощный флот.

Махмуд II объявил Мехмета-Али мятежником, отрешил его от должности и назначил на его место Гуссейн-пашу. Султан приказал Гуссейн-паше собрать войско и двинуться на Ибрагима. Но пока Гуссейн-паша собирал свою армию, Ибрагим одержал ряд побед. В мае 1832 г. он штурмом взял Акру, а в июне вступил в Дамаск. Продолжая наступление на север, Ибрагим занял Гомес, а затем Алеппо. В июле 1832 г. у Бейлана египтяне наголову разбили турецкую армию и захватили всю ее артиллерию. Два дня спустя Ибрагим вступил в Антиохию. Теперь вся Сирия оказалась в его руках. Затем Ибрагим вторгся в Аданский округ, перешел горы Тавра и в ноябре овладел самым сердцем Малой Азии – Конией. В декабре под Конией на Ибрагима напал великий визирь Рашид-паша с 60-тысячной армией. Бой закончился поражением турок, а сам великий визирь попал в плен. Ибрагим двинулся на Константинополь.

Султан Махмуд II находился в отчаянном положении. У него не было ни сил, ни средств для защиты столицы, поэтому пришлось просить помощи за границей. Первым делом Махмуд II обратился к правительству Англии, в чем его поддержал британский посол Стретфорд Капин г. Но министр иностранных дел лорд Пальмерстон[122] в силу ряда внутриполитических причин отказал султану. Что же касается Франции, то она безоговорочно поддерживала египтян. Таким образом, у Махмуда не оказалось выбора, и он обратился к своим старым врагам – русским.

В октябре 1832 г. по указанию царя начальник Главного морского штаба А.С. Меншиков предписал главному командиру Черноморского флота адмиралу Грейгу подготовить эскадру для похода в Константинополь. На Грейга возлагалось и командование эскадрой.

7 ноября Грейг доложил Меншикову, что годных для похода кораблей очень мало и что он «по состоянию здоровья» не может возглавить эскадру.

Египетские войска приближались к Константинополю. 21 января 1833 г. турецкое правительство обратилось к послу Бутеневу с просьбой поспешить с присылкой эскадры. Турки также просили доставить на эскадре в Константинополь три – пять тысяч солдат.

1 февраля 1833 г. контр-адмирал Лазарев получил письмо от Бутенева с требованием как можно скорее прибыть с эскадрой в Константинополь. На следующее утро он с четырьмя кораблями (84/108-пушечный «Анапа»; 84/108-пушечный «Память Евстафия»; 84/96-пушечный «Екатерина II»; 84/92-пушечный «Чесма»), тремя 60-пушечными фрегатами («Эривань», «Архипелаг», «Варна»), корветом и бригом вышел в море. Сухопутные части Лазарев с собой не взял, так как их в то время не было в Севастополе.

Из-за противных ветров Лазарев подошел к устью Босфора только 8 февраля. С турецких крепостей эскадре предложили не входить в Босфор до получения разрешения от султана. Но контр-адмирал Лазарев пренебрег этим требованием, и в тот же день русские корабли стали на якорь в заливе Буюк-Дере недалеко от английской и французской миссий.

24 марта 1833 г. в Константинополь пришла вторая эскадра Черноморского флота под командованием контр-адмирала М.Н. Кумани. В ее составе были корабли «Адрианополь» (84/108-пушечный), «Пармен» (74/89-пушечный), «Императрица Мария» (84/96-пушечный), 60-пушечный фрегат «Тенедос» и девять транспортных судов с десантом.

2 апреля в Буюк-Дере бросила якорь третья эскадра Черноморского флота, которой командовал контр-адмирал И.И. Стожевский. В ее составе были корабли «Париж» (110-пушечный), «Пимен» (74-пушечный), «Иоанн Златоуст» (74-пушечный), два бомбардирских судна и десять транспортных судов с десантом. Всего вторая и третья эскадры доставили 10 тысяч десантников.

Между тем в июне 1833 г. в Константинополь из Архипелага пришла большая часть судов Рикорда вместе с самим адмиралом – фрегат «Княгиня Лович», бриги «Улисс», «Телемак» и «Ахиллес». Средиземноморский отряд кораблей присоединился в Константинополе к эскадре Лазарева и вместе с ней 28 июня 1833 г. отправился в Севастополь. Там суда Средиземноморской эскадры, числившиеся в Балтийском флоте, были переведены в состав Черноморского флота.

У берегов Греции были оставлены лишь два брига – «Парис» и «Аякс», но и они в следующем, 1834 году благополучно прибыли в Севастополь.

Так закончилась почти семилетняя экспедиция русского флота на Средиземное море. Русские эскадры сыграли решающую роль в освобождении Греции (точнее, ее небольшой части) от османского рабства и значительную роль в победе России в войне с Турцией 1828—1829 г г.