Глава 8

Существование в Париже Academie d'Armes[118], чьи корни уходят еще в царствование Карла IX и которая получила первые привилегии от Генриха III, свидетельствует о том, как прилежно французы развивали науку владения оружием. Однако до середины XVII столетия мы слышим лишь о немногих известных мастерах с французскими именами. Ноэль Kappe, Сен-Дидье, Жак Феррон, ле Фламан и Малый Жан – только об этих французах известно, что они были учителями фехтования в самой дуэлянтской на свете стране. По всей вероятности, никто из них не оставил после себя литературного труда, за исключением Сен-Дидье, да и этот сильно перехваленный «провансальский дворянин» всего лишь упростил и соединил теории двух его итальянских современников.

Жирар Тибо из Антверпена

Генрих IV и Людовик XIII, жестоко преследуя школяров, желавших проверить теорию дуэльной практикой, с большим пристрастием относились к профессиональной корпорации мастеров. Тем не менее до конца правления Людовика XIII итальянские мастера удерживали прочные позиции во Франции независимо от того, вступали ли они в академию, или им удавалось избегнуть этой пока еще не всемогущей монополии. Однако весьма вероятно, что люди, подобные Кавалькабо, получив назначение придворного мастера короля, в силу своего звания были членами корпорации, даже если не играли там заметной роли.

В большинстве испанских трактатов первой половины XVII века встречаются фрагменты с описанием французского метода фехтования, почти полностью совпадающего с методом, который, как нам известно, преподавали Кавалькабо, Джиганти, Патеностриер и все остальные. Это весьма полезные сведения в отсутствие французских трактатов в период между Сен-Дидье и ле Першем[119]; видимо, разумные принципы болонской школы пустили корни во Франции и долго оставались основой искусства фехтования в Academie du Roi[120].

Французы со своими способностями и склонностями к фехтованию вскоре начали соперничать с итальянцами в искусстве, которое те считали национальным достоянием, и примерно в середине царствования Людовика XIII настолько хорошо его усвоили, что оно перестало считаться чем-то иностранным. Придворные Якова и Карла приезжали в Париж, чтобы совершенствоваться в науке, которую узнали от потомков Савиоло и Рокко.

Однако же удивительно, что, кроме книги Вилламона, во Франции не вышло ни одного трактата по этому французско-итальянскому искусству, пользовавшемуся таким уважением.

Несмотря на то что французы переняли метод фехтования у итальянцев, наверняка при дворе Людовика XIII было много испанских мастеров, учивших пышному стилю Нарваэса французских придворных, питавших пристрастие ко всему испанскому. Влияние испанской моды пережило упадок испанского стиля; во Франции в первую четверть XVI века считалось очень модным имитировать, насколько позволяли этнические различия, испанскую серьезность с долей аффектации и достоинство, соединенное с самыми необычайными слабостями, присущие этим завоевателям, которые когда-то занимали высокое положение в большинстве стран континентальной Европы. Для того чтобы исповедовать «просвещенный стиль», укоренившийся при французском дворе прочнее, чем эвфуизм при английском, требовалось знать философию destreza и кодекс поведения.

Однако нельзя сомневаться, что в отношении практического фехтования хозяевами положения оставались итальянские учителя. Об этом можно судить по тому факту, что даже в самом начале испанская школа не оказывала влияния на французскую систему фехтования, да и мода на нее прошла вскоре после 1630 года.

Есть только одна известная книга, трактующая это испано-французское фехтование, но эта книга – памятник самой себе.

«Академия клинка, написанная Жираром Тибо из Антверпена, где согласно правилам математики и на основе мистического круга определены истинные и доселе неизвестные секреты применения оружия пешим и на коне» – эту книгу можно без преувеличения считать самым подробным трактатом по фехтованию и вообще одной из самых удивительных книг, дошедших до наших дней, с точки зрения типографского искусства.

Если бы красивый мужчина, чье умное и проницательное лицо изображено на фронтисписе над многозначительным девизом Gaudet patientia duris[121], посвятил свои силы, отданные испанской системе, иллюстрированию разумной итальянской школы, то, без сомнения, он считался бы во Франции основателем науки о фехтовании. Но случилось так, что он потратил всю жизнь на то, чтобы издать эту «Академию», – одно только печатание заняло пятнадцать лет, – а в результате на свет появилась всего лишь библиографическая редкость. Ко времени выхода первой части книги мода на все испанское уже начала проходить. Преждевременная смерть автора в 1629 году[122], так и не испытавшего радости от лицезрения первого тома своего трактата, помешала ему выпустить вторую часть книги, где он рассматривал верховую езду. Издание этого необычайного труда требовало таких затрат, с которыми автор мог справиться только при поддержке французского короля, как известно, большого любителя фехтования. Людовик XIII одарил своей милостью автора за десять лет до окончания его работы над книгой, на которую подписались еще девять царствующих особ Германии.

Глядя на огромный фолиант, украшенный сорока шестью великолепными двойными иллюстрациями за подписью лучших граверов того времени и отличающийся уникальным типографским качеством текста, сначала дивишься тому, что автор, сумевший проделать подобный труд, не оказал ни малейшего влияния на развитие фехтовальной науки ни в одной стране и что совсем немногие принципы, на изложение которых он потратил жизнь и целое состояние, вошли в современные системы. Дело в том, что замысловатые гравюры, на которых часто изображены по пятнадцать пар фехтовальщиков, со всей серьезностью атакующих друг друга на фоне просторных мраморных залов, представляют собой всего лишь художественную иллюстрацию испанской системы, разработанной в старину доном Луисом Пачеко де Нарваэсом. С другой стороны, в тексте, несмотря на его методичность и правильность, мы не находим ничего, кроме мудрствования и усложнения этой и без того достаточно неестественной системы.

Жирар Тибо не открывает своего источника информации и не упоминает имени ни одного мастера, но стоит только открыть первую иллюстрацию, как тут же узнается иллюстрация специфических принципов Нарваэса, правда еще больше запутанных за счет введения новых геометрических и механических теорем, не имеющих отношения к делу. Трактат Тибо поистине есть filosofia de las armas[123], и даже более того.

Рис. 78. Мистический круг Тибо

По Тибо, у правильно сложенного человека пупок находится ровно в середине воображаемой линии, соединяющей пятки с кончиками пальцев на поднятых руках; следовательно, через эту точку проходит горизонтальный диаметр круга. Нарваэс говорит, что длина меча должна быть пропорциональна росту человека, а Капо Ферро и остальные определили, что он должен быть вдвое длиннее руки. Тибо, чтобы увязать пропорции меча и с мистическим кругом, и с первым критерием его размера, постановляет, что длина оружия должна быть равна радиусу круга, таким образом, чтобы, если поставить его строго вертикально между ног, крестовина находилась на уровне пупка.

Во-первых, круг вписан в квадрат, на диагонали которого размещена человеческая фигура в разрезе, а во-вторых, в круг вписано множество разнообразных хорд. Точки пересечения этих хорд делят их на отрезки, соответствующие – что объясняется самыми неестественными тезисами – различным пропорциям человеческого тела и, значит, всем его движениям. Они отмечают относительное положение всех шагов, которые может сделать любой из противников, чтобы получить физическое преимущество над определенными частями тела противника. Круг, подобный только что описанному, можно приблизительно начертить где угодно на земле. Для этого нужно встать прямо пятками вместе в точке, где предполагается центр круга, взять в руку меч нужного размера и, вытянув ее, опустить по диагонали вниз, так чтобы, когда острие коснется земли, клинок, запястье и плечо образовывали прямую линию. Тогда расстояние между острием клинка и пятками можно будет взять за радиус и начертить мистический круг со всеми его хордами. В конце вокруг описывается квадрат, и ученики встают левой ногой на противоположных углах квадрата, а правой на круг.

Действия в каждой схватке следует совершать в круге или по периметру квадрата, перемещаясь с одной точки пересечения вышеуказанных хорд на другую.

Но прежде чем начать эти стратегические перемещения, ученики выслушивают указания относительно тактических операций, ударов и защит. Вместе с испанскими мастерами Тибо практически предлагает только одну стойку, в которой корпус полностью выпрямлен, колени прямые, ступни на расстоянии нескольких дюймов под углом 45 градусов, рука вытянута горизонтально и держит меч так, чтобы он образовывал прямую линю с плечом. Но несмотря на то, что есть только одна стойка, защит столько же, сколько и возможностей их выполнить, при одном условии: сильная часть клинка должна всегда противостоять слабой.

Противники принимают стойки вне дистанции и затем начинают дразнить и провоцировать друг друга.

Это явно система Нарваэса: противники встают на противоположных сторонах некоего круга, диаметр которого связан с длиной клинка. К этому кругу проведены параллельные касательные – стороны вышеописанного квадрата, которые есть не что иное, как lineas infinitas знаменитого испанца.

Эта стойка с прямой рукой является начальной для выполнения ударов и уколов по всем частям тела противника, но предпочтительно в лицо, как только представится удобная возможность.

Определения уколов нет, они лишь разделяются на имброккаты, поверх руки, и стоккаты, под рукой, но, кажется, они всегда выполняются рывком, только рукой, поскольку нужно постоянно удерживать равновесие, распределяя вес тела между обеими ногами, чтобы иметь возможность быстро совершать сложные серии шагов, типичных для испанской системы.

Как у Нарваэса, все удары подробно классифицированы: с точки зрения атакующего, в плечо, предплечье и запястье; либо перпендикулярный, косой, восходящий и нисходящий.

Вооружившись этими принципами и проникшись уверенностью в важности шагов, ученики становятся лицом друг к другу. Они безупречно одеты, их лица серьезны до мрачности. Мастер приступает к объяснениям и раскрывает применение боевой науки в разных случаях, которые могут произойти. Сначала он показывает, что расстояния между точками пересечения хорд чрезвычайно «безыскусно» согласуются с естественными шагами человека и что внимательный выбор этих точек позволяет со стопроцентным успехом подступить к противнику. Главное правило состоит в том, что опасной считается любая последовательность точек, приближающаяся к диаметру круга. Это дистиллированная теория Каррансы, который утверждал, что прямое наступление на противника угрожает встретить останавливающий удар в оппозиции. Далее Тибо говорит, что время пропорционально длине шагов, «что доказывается математическими правилами», забывая то, что очевидно любому здравомыслящему человеку: время, затраченное на выполнение удара или укола, пропорционально количеству шагов.

Рис. 79. Невыгоды, происходящие из неправильных шагов в мистическом круге. Тибо

Для демонстрации в жертву приносится один из учеников, тогда как остальные становятся вокруг него самым безупречным образом.

Точки пересечения мистических линий обозначены буквами от А до Z. Персонаж по имени Александр, хороший ученик, представляющий гений мастера, начинает у точки А, а Захария, бесхитростный новичок, ставит ногу на Z. Кто-то из них двоих начинает атаку, и в соответствии с движениями Захарии опытный Александр быстро и осторожно переходит с А на E или F, уклоняясь от острия или отводя его в сторону, и так далее до любой буквы, пока не оказывается в выгодном положении, чтобы хладнокровно поразить несчастного противника в глаз или под колено, как ему вздумается.

Рис. 80. Круги № 1 и № 2

Нарваэс советовал ученикам ходить кругами, от одних ударов уклоняться, а другие парировать, чтобы получить преимущество над противником. Он составил правила для некоторых случаев, которые позволяют фехтовальщику без труда противопоставить сильную часть своего клинка слабой части клинка противника, но Тибо идет еще дальше и утверждает, что Александру достаточно делать правильные шаги, и Захария просто не сможет ничего поделать и обязательно потерпит жестокое поражение, как это изображено на рисунках.

Эта система поистине невероятна. Как, должно быть, потешались итальянские и французские мастера, листая великолепный фолиант, и как им хотелось поставить нескольких учеников Тибо с мечом в руке на противоположный край мистического диаметра и нанести им stoccata lunga при первых признаках подобных блужданий по кругу.

Однако этот увесистый фолиант безусловно является одной из самых любопытных старинных книг. Он показывает, какую власть порой имеет мода над человеческим разумом.

В Испании было принято биться по искусственным правилам, во Франции копировали испанские обычаи, и эксцентричный мастер фехтования из Фландрии получил достаточную поддержку, чтобы выпустить целый громадный том сплошной чепухи, но с таким великолепием, на какое только были способны лейденские Эльзевиры[124].

Однако для человека, изучающего фехтование, «Academie de l'espee» обладает одним особенным достоинством – она восполняет недостаток иллюстраций в испанских книгах того времени. Если не обращать внимания на нелепую уверенность Тибо, что в фехтовании не может быть никакой imprevu[125], гравюры очень точно изображают то, каким оставалось испанское фехтование до середины XVIII века. Любопытно, что догматичный Тибо, без стеснения заявляющий, что признает в своих расчетах только идеально точные данные, при этом говорит о le sentiment de l'espee, sentiment du fer[126], как сказали бы сейчас. Это свидетельствует о том, что его практическое искусство было лучше его метода.

Чтобы показать, как применяли вышеописанные принципы, достаточно будет привести несколько примеров. Объяснения к каждому кругу соответствуют тому, что современные мастера назвали бы une prase d'epee.

«В тот же миг, когда Александр опускает ногу на точку под буквой С, Захария делает шаг вперед и выполняет «имброккату» в его грудь. До этого противники успели встать в стойки на первой точке и держат мечи прямо и параллельно, Александр начинает поворачиваться, чтобы овладеть рапирой своего «противника» на второй точке X с внутренней стороны диаметра. Сделав это, в тот же миг, как он ставит правую ногу на букву й и продолжает идти по кругу левой, Захария следует за ним, переставляя правую ногу внутрь круга до буквы Б, с внутренней стороны диаметра, нагнувшись вперед на правую ногу и одновременно округлив руку, чтобы повернуть внешнюю ветвь рапиры вертикально вверх. Так он наносит имброккату в грудь соперника, продолжая дальше переносить левую ногу наружу, внутри квадрата. Все это изображено на рисунке к Кругу I».

Рис. 81. Рапира против рапиры с кинжалом. Ученый Александр, вооруженный одной рапирой, поражает Захарию с его парным оружием, угрожая эстокадой, как показано на рисунке, а когда его противник начинает парировать кинжалом, переходит направо и наносит удар поверх его руки с кинжалом

Это описание приводится здесь только затем, чтобы стал понятнее замысел Захарии, который он надеется осуществить, и действия Александра, описанные в следующем круге.

«Александр, предвидя, что противник собирается сделать имброккату, в тот же миг застигает клинок противника врасплох, поворачиваясь левым боком наружу и направляя острие тому в глаза.

Итак, поскольку вышеуказанные действия Александра и Захарии начались и продолжались до той минуты, когда Захария стал делать шаг, сгибать руку, вести и поворачивать внешнюю ветвь своей рапиры внутрь на уровне плеча, чтобы нанести в грудь противника имброккату, Александр вполне сознает намерения противника как «чувством клинка», так и зрением. Поэтому он в должный миг напрягает руку и поворачивает внутреннюю ветвь своей рапиры вертикально наружу на высоте макушки. Таким образом, Александр захватывает клинок противника снизу, заставляет его подняться, поворачивая в то же время левый бок (куда нацеливался удар противника) рассчитанным движением ног, и направляет острие прямо в глаз противника, но держит его очень любезно. Таким образом, Захария не может двигаться дальше, не получив рану. Это изображено на рисунке».