Глава 13

В Англии XVII века только джентльмены занимались фехтованием на рапирах, причем главным образом те, кто набрался благородных манер в Испании и Италии. Англизированные термины итальянского, испанского или даже французского происхождения часто встречаются в литературе первой трети XVII века, но мы не можем с уверенностью установить, что школы фехтования, подобные заведениям, столь популярным в дни Елизаветы, Савиоло и других иностранных учителей, когда-либо работали на регулярной основе. Скорее всего, упорное и ожесточенное сопротивление английских «мастеров защиты», членов «достопочтенного союза», поставило преграду на пути их непрерывного вторжения на английскую землю.

Хотя мы часто слышим о палаше и коротком мече «совершенной длины», который столь превозносил Сильвер от имени английских фехтовальщиков, в литературе очень мало упоминается рапира, разве что в связи с иностранными делами. Джентльмены либо должны были изучать искусство фехтования на рапире за границей, либо нанимать частных учителей, обычно иностранцев или ветеранов из числа своих работников и домочадцев, ибо, как бы ни относился народ к этим «булавкам»[178], рапира оставалась единственным популярным у знати оружием.

Людям низшего звания приходилось иметь дело с обычными учителями фехтования, которые, когда мы снова начинаем слышать об их корпорации, вернулись к низменному состоянию гладиаторов, создавшему им столь незавидную репутацию в Средние века.

Всякий раз, как мы слышим о мастерах фехтования XVII века, о них говорят как о бойцах-профессионалах, устраивавших показательные бои ради рекламы своего доходного занятия, хотя и фехтовальщики следующего века тоже в основном зарабатывали на жизнь за счет профессиональных боев. Они преподавали владение разнообразными видами оружия по традиции старых мастеров эпохи Тюдоров, но главное внимание уделяли палашу, который получил признание национального оружия с тех пор, как в Англии устарели щиты[179]. Кроме того, он отлично годился для популярного развлечения – показательных боев, потому что кровавые, ужасного вида раны, которые наносили палашом, одновременно и оправдывали ожидания зрителей, и не были особенно опасными, по крайней мере, по сравнению с теми, которые причинял укол рапирой. Фальчион или абордажная сабля тоже были в моде, и, по всей вероятности, на них дрались, как на немецких дюсаках.

Пускай изящные кавалеры приходили в восторг от изящного фехтования с колющим оружием, основная часть народа никогда не любила его: английская воинственность скорее склонна к мощным ударам и не жаждет гибели противника.

Англичане всегда любили изматывающий бой с мечами и баклерами, и, когда щиты вышли из моды, выносливость и стойкость, которые соперники выказывали в жарком бою на палашах, были гораздо созвучнее их духу, чем самая хитроумная и ловкая схватка на рапирах.

Под эгидой корпорации мастеров защиты нередко устраивались публичные испытания бойцов, дравшихся на нескольких видах оружия, и зачастую под покровительством и в присутствии королевских особ, ибо известно, что Bluff King Hai[180], Филипп и Мария[181] и даже сама королева-девственница[182] проявляли большой интерес к подобным развлечениям и способствовали им.

Вызов, брошенный Савиоло Сильверами, который он разумно отклонил, показывает, что в некоторых случаях на публике проходили и более серьезные поединки, чем обычные состязания. Даже после упадка корпорации – о ней ничего не слышно после 1593 года – эти демонстрации мощных ударов, видимо действительно очень популярные, оставались непременным атрибутом публичных развлечений.

Некоторые мастера с большим «воинственным презрением»[183], чем остальные, завели обыкновение драться вместо острых клинков на затупленных и стали проявлять гладиаторскую отвагу в театрах и других закрытых помещениях, где можно было брать деньги за вход. Эти показательные бои положили начало современным профессиональным поединкам.

Однако мы не смогли найти ни одного описания настоящего профессионального боя подобного рода, который бы относился ко времени до Реставрации, вероятно, они вошли в моду после войн парламента[184].

Правда, следующая запись в «Дневнике мистера Пеписа» совершенно ясно показывает, что уже в 1662 году это было общепризнанное и отнюдь не новое развлечение: «1 июня. Сегодня герцог охотился и вернулся так поздно, что сразу же лег спать, и мы, не видев его, ушли. А мы с сэром Дж. Миннсом поехали на Стрэнд к майскому шесту. Там мы вышли из его экипажа и пошли к новому театру, который, раз актеры королевской труппы перебрались в Королевский театр, сегодня сняли фехтовальщики, чтобы выступать на публике. Вот я и пришел, чтобы в первый раз в жизни посмотреть на призовой бой; а проходил он между Мэтьюсом, который дрался на любом оружии, и неким Вествиком, получившим несколько порядочных ударов в голову и ноги, так что весь был залит кровью. Они всерьез наносили друг другу и другие смертельные удары, пока Вествику крепко не досталось. Они дрались на восьми видах оружия, по три схватки на каждый. Дело вышло из-за личной ссоры, так что они дрались всерьез. Я пощупал один меч, и оказалось, что он почти как обычный, только чуть-чуть затуплен с краю. Странно было видеть, какую уйму денег бросали им на сцену между схватками. В тот день при дворе я услышал, что недавно в Ирландии раскрыли крупный заговор пресвитериан и прочих, которые желали созвать Ковенант и укрепить Дублинский замок…» и т. д. и т. п.

Следующее живописное описание было опубликовано десять лет спустя в «Заметках о путешествии на Британские острова»[185], принадлежащих перу месье Жозевена де Рошфора. Мы цитируем его полностью, так как он весьма обстоятельно рассказывает о том, как рекламировали и проводили призовые бои:

«Мы пошли посмотреть на Бержарден[186], где устраивают бои между всякими животными, а иногда и людьми, как мы однажды видели. Обычно, если кто-то из мастеров фехтования желает показать свою храбрость и мастерство на публике, они бросают друг другу вызовы и, прежде чем вступить в бой, устраивают в городе шествие с барабанами и трубами, чтобы уведомить публику о том, что два храбреца и мастера в науке защиты вызвали друг друга на поединок и что он состоится в такой-то день.

Мы отправились посмотреть на такой бой. Он проходил на помосте, вокруг которого располагались места для зрителей. Под звук труб и барабанную дробь вошли раздетые до рубашек противники. По сигналу барабана они обнажили мечи и тут же бросились в бой и долго бились, не нанося друг другу ран. Оба выказали большую ловкость и смелость. Высокий имел преимущество над невысоким, ибо англичане, когда фехтуют, бьют, а не колют, как французы, так что по причине высокого роста он был в выигрышном положении и мог ударить соперника по голове, и маленький все время этого берегся. У него же, в свою очередь, было преимущество в том, что он мог нанести ему удар Жарнака и поразить в правую руку, которая оставалась у него довольно незащищенной. То есть с учетом всех обстоятельств они стоили друг друга. Однако же высокий ударил маленького по запястью, чуть не отрубив ему руку, но это не помешало тому продолжить бой, после того как рану перевязали и дали ему выпить пару стаканов вина, чтобы приободриться. А тогда уж он с лихвой расквитался за рану, так как немного погодя сделал финт в бедро, высокий наклонился, чтобы парировать, и открыл всю голову, и тут маленький нанес ему удар, да так, что почти целиком отрубил ему ухо. Я же думаю, что это варварски и бесчеловечно – позволять людям убивать друг друга ради развлечения. Хирурги тут же перевязали и закрыли раны, после чего бой возобновился. Оба бойца знали преимущества друг друга, поэтому долгое время не наносили и не получали ран, и в конце концов невысокий, устав от долгой схватки, не сумел точно парировать и снова получил удар по раненому запястью, рассекший сухожилия. Он проиграл, а высокого зрители наградили аплодисментами. Я со своей стороны с большим удовольствием посмотрел бы на бой медведей и собак, который должен был состояться в том же театре на следующий день».

Хотя мы в основном слышим только о боях фехтовальщиков-профессионалов на палашах, по всему выходит, что дворяне совершенствовались исключительно в колющем французском стиле со всеми его тонкостями.

Самыми важными из сохранившихся до наших дней трактатов по фехтованию того периода, написанных по-английски, являются разнообразные работы сэра Уильяма Хоупа.

Этот знаменитый фехтовальщик был сыном сэра Джона Хоупа из Хоуптауна от его второго брака с леди Мэри Кейт, старшей дочерью Уильяма, седьмого графа Маришаля; первый граф Хоуптауна приходился ему племянником по старшему брату. Он родился в 1660 году, и между 1687 и 1692 годами его посвятили в рыцари, а в 1698 году он получил титул баронета. Сначала ему даровали поместье в Грантауне, позднее в Кирклистоне, а в 1705 году он приобрел землю в Балкоми, графство Файфшир. Некоторое время он служил в армии и в течение многих лет (до 1706 года) был заместителем коменданта Эдинбургского замка. Он написал несколько работ по фехтованию, а также трактаты по кузнечному делу и перевел одно сочинение французского автора ле сьера де Соллезелла под названием «Le Parfait Mareschal, or the Compleat Farrier»[187]. Он умер в Эдинбурге в 1724 году на шестьдесят четвертом году жизни от лихорадки, причиной которой было то, что он разгорячился, танцуя на ассамблее. Больше всего в жизни он любил танцы, фехтование и оружие.

Баронетство Хоупов закончилось на его внуке сэре У. Хоупе, третьем баронете, который умер на службе в Ост-Индской компании в 1763 году.

Почти все книги сэра Уильяма Хоупа изданы в Эдинбурге и Лондоне, но в разные периоды, что ставит библиографа в тупик. Однако нет сомнений, что его первым произведением был «Scots' Fencing Master»[188], который он опубликовал в Эдинбурге в возрасте 27 лет (1687).

Книга «посвящена юношам из высшего и поместного дворянства королевства Шотландского», и в предисловии автор обращается к читателю с похвалой в адрес благородного искусства.

В этом панегирике он проводит живописное сравнение между «артистами» и «невеждами», дабы подвигнуть своих юных соотечественников на совершенствование в искусстве, о котором они, как видно, не имели никакого понятия, хотя «оно столь полезно человечеству», и побудить их «узнавать о мастерах фехтования, которых немало есть способных в нашей стране, и нам нет нужды оглядываться на соседей, чтобы учить нашу молодежь».

«Хотя, – продолжает Хоуп, – у нас его преподают не с таким изяществом, как за границей, все же, позволю себе заметить, если уж человек вынужден драться острым клинком, то наша шотландская манера далеко опережает любую виденную мною в иных странах, что касается надежности. И вот по какой причине: все французы фехтуют с финтами и уколами в оппозиции, что взгляду зрителя представляется гораздо аккуратнее и мягче нашей манеры фехтования; но любой, кто понимает, что такое надежная манера, никогда не назовет эту манеру надежной, потому что, когда человек бьется в такой манере, он никак не может обезопасить себя от контратаки противника на каждый его укол.

Итак, наша шотландская манера совершенно иная, ибо она всецело полагается на завязывание и остановку клинка противника прежде нанесения укола, что и твой укол делает верным и лишает противника возможности парировать его contre-temps».

Этот шотландский стиль излагается на 162 страницах мелким шрифтом при помощи двенадцати изумительно наивных и нелепых иллюстраций в форме очень оригинальных и занятных бесед мастера с учеником.

«Ученик. Доброго утра, сэр, рад застать вас дома, поскольку я наведываюсь к вам уж который раз, но до сих пор мне еще не удавалось с вами встретиться.

Мастер. Простите, сэр, что причинил вам неудобство, но теперь, когда мы таки встретились, чем могу служить?

Ученик. Сэр, слышал я, что вы занимаетесь искусством фехтования, а я питаю к сему благородному искусству такую великую любовь и страсть, что они внушили мне желание познакомиться с вами и услышать ваши наставления.

Мастер. Сэр, видя, что вы искали меня с этой целью, я со всевозможным усердием и прямотою объясню и покажу вам главные основания, которые должен точно уяснить себе любой, кто намерен заниматься или понимать это полезное искусство самозащиты от врага с одной рапирой.

Ученик. Прошу вас исполнить это, и за ваше беспокойство вы получите щедрое вознаграждение.

Мастер. Ни в коей мере, сэр, в этом не сомневаюсь.

Ученик. Так что же есть наипервейшее, скажите мне.

Мастер. Наипервейшее, что я хочу вам показать, это части рапиры.

Ученик. Прошу вас рассказать.

Мастер. Итак, рапира обычно делится на две части, а именно рукоять и клинок…» и т. д. и т. п.

Изображенная на иллюстрациях рапира, особенно на первой, где она показана во всех подробностях, является переходной формой типа фламберга с четырехгранным клинком и рукояткой, которая по всем пунктам, кроме отсутствующей гарды, аналогична современной итальянской дуэльной рапире. Однако Хоуп придерживается французской манеры держать эфес и, следовательно, рекомендует продевать палец в pas d'ane.

Затем он продолжает объяснять различные технические термины, из которых нам нужно обратить внимание только на следующее.

Выражения «в кварте» и «в терции» обозначают положения кисти в пронации и супинации соответственно.

«Внутри клинка» и «снаружи клинка» указывают на внутреннюю и внешнюю линии.

«Сломать меру», то есть выйти из дистанции, и «противоположность»: «подобрать левую ногу» для «повторного укола».

Для обозначения переводов, финтов, обманов используются слова elonge, respost и выражения caveating, falsifying, slipping.

Батманы, beating и battery: «Разница между ними в том, что battery – это удар кромкой и слабой частью клинка по кромке и слабой части клинка противника, тогда как beating совершается сильной частью клинка по слабой части клинка противника и потому гораздо лучше останаваливает его клинок, чем battery».

Contretemps используется для обозначения не останавливающего укола в оппозиции, а двойного укола или обоюдного попадания (coup fourre у французов).

Quarting upon the straight line, по прямой линии, или ecarting, обозначает предосторожность, когда корпус и голову отводят далеко назад, чтобы избежать contre-temps в лицо.

Quarting off the straight line, вне прямой линии, или просто quarting, что соответствует французскому volte (старо-итальянское incarta или современное in quarto), значение самого вольта ограничено «скачком на левую сторону противника на далекой дистанции».

Стойки, которым учит Хоуп и о которых он говорит как об общепринятых во всех школах, соответствуют стойкам французских мастеров того периода, за исключением названий.

«Ученик. Сколько же стоек?

Мастер. Обычно есть две стойки, то есть кварта и терция, но они делятся на кварту с прямым острием и кварту с острием, опущенным к земле. Терция также делится на терцию с острием выше рукоятки и терцию с острием ниже рукоятки[189].

Есть также стойка другого рода, но у меня нет для нее подходящего названия, в ней клинок держат обеими руками».

Во всех этих стойках ученику рекомендуется вытягиваться и хорошо выворачивать наружу пальцы правой ноги, на чем очень настаивали французские мастера[190]. Однако Хоуп придерживается того мнения, что лучше выворачивать наружу и левую ступню, а колени сгибать гораздо сильнее, чем делают французы.

«Парадов» всего пять, четыре из них представляют четыре вышеописанные стойки, а пятая – это «терция, когда острие опущено к левому бедру противника» (прима).

«Ученик. Есть ли еще и другие защиты, кроме тех, что вы назвали?

Мастер. Да, есть и еще одна. Хотя она всегда заканчивается одной из четырех первых, все же есть большое различие между тем, когда выполняют их и когда выполняют ее, и я не могу по-другому назвать эту защиту, кроме как защитой с удвоенным переводом».

Это применимая ко всем линиям круговая защита, которая в то время называлась во Франции parade en contre degageant, a в Италии contra cavazione. (Очевидно, употребляемый автором термин caveating – это производное от cavare и cavazione старинных англо-итальянских учителей.)

Автор с энтузиазмом рассуждает об этой contra cavazione, о том, как она «пресекает и расстраивает любые финты; да и не только финты, но в некотором роде любые уроки[191], которые может совершить шпага, ибо это самая лучшая и надежная защита, и потому я советую тебе никогда не пользоваться другой, если можно воспользоваться ею (разве что в редких случаях)».

Как мы видим, его слова сильно расходятся с принципами старой французской школы. Однако Хоуп объясняет механизм выпада и методы сокращения и увеличения дистанции совершенно по системе Лианкура. Настаивая на том, что, прежде чем начать движение ногой, нужно обязательно выпрямить руку, он проводит красочное сравнение. «Правильно сделанный укол, – говорит он, – можно сравнить с выстрелом из пистолета, ибо тот, кого ранила пуля, бывает ранен еще до того, как услышит звук выстрела. Также и тот, кого ранило шпагой, бывает ранен еще до того, как услышит, что правая нога противника ступила на землю».

Атаки, совершаемые с переводом оружия по всем линиям, с одинарными или двойными финтами, батманом или завязыванием. Излюбленные «уроки» Хоупа таковы:

Финт в лицо и укол по незащищенной линии и его противоположность, низкий финт и укол по высокой линии. Оба этих финта могут удваиваться, чтобы обойти некоторые защиты.

Battery, простой батман с выпадом или батман с переводом по любой линии.

Volt-coupe, который описывается как финт по некоторой линии, после чего следует укол по линии, почти прямо противоположной, например финт в высокой кварте и укол в низкой терции. Однако значение слова непонятно, возможно, это фонетическое приближение к французской botte coupee.

Flancanade и under-counter: второе, объясняет он, «совершается почти так же, как flancanade, с той разницей, что в той (то есть во фланконаде) вы перекрываете клинок противника, а в этой должны провести клинок под его клинком, повернув кисть в терции, и поднять его клинок, нанеся ему укол, как это делается в одинарном финте в голову».

Кроме того, он рекомендует завязывание во многих других случаях, а для тех фехтовальщиков, которые упорствуют в неправоте и держат острие рапиры книзу, каковое положение неудобно для завязывания, он описывает, как насильно поднять его клинком, и называет это «подобрать клинок противника».

Beating, батман, который следует производить на атаку или финт противника с переводом, батманом и выпадом, удерживая сильную оппозицию.

Хоуп также рассуждает о шаге в качестве альтернативы выпаду, но главным образом применительно к разным способам сближения и захвата оружия противника – enclosing и commanding, – в основных чертах они аналогичны тем, что описаны в главе о л'Абба[192].

Всем этим видам атак соответствуют их «противоположности»: либо защиты и рипосты, согласно французской школе, либо «уходы» и контрвыпады с переходом в кварту или вольтом, согласно итальянской школе.

Левую руку следует держать наготове, чтобы противодействовать contre-temps, а каждый финт подчеркивать четким притопыванием, чтобы придать ему большую видимость прямой атаки, хотя Хоуп признает, что этот типичный школьный трюк едва ли обманет «истинного артиста».

Одна глава «Шотландского мастера фехтования» посвящена искусству вести бой на коне с пистолетами и «режущим» мечом. В ней рекомендуется, когда пистолеты будут разряжены, держать меч в «низкой терции», чтобы всадник имел возможность помешать врагу приблизиться к нему с левой или ближней стороны, а также чтобы нельзя было делать финты, кроме самых простых.

В следующей главе объясняется, как можно победить со шпагой против палаша или рубящего меча, парировав или отклонив первый удар, с помощью разумного расчета времени и сближения. Для этого рекомендуется следующая стойка: «шпагу держат по диагонали перед собой, а руку в терции».

Через год Хоуп опубликовал маленькую книжку иноктаво, которую назвал «Справочник фехтовальщика» и посвятил «всем истинным артистам или тем, кто от души почитает искусство фехтования и преклоняется перед ним».

В предисловии он объясняет, что в своей первой книге «Шотландский мастер фехтования» он «лишь поверхностно описал правила, не присовокупив к ним никаких оснований», а раз «она предназначалась, чтобы служить и артистам, и невеждам, то этот сокращенный вариант предназначен только для артистов, ибо в нем содержится самая суть и квинтэссенция фехтования».

Эта квинтэссенция состоит из восьми золотых правил, основанных на тройке таких же золотых качеств. Объяснения и примеры этих правил и качеств занимают большую часть книги, однако нам будет достаточно привести их в оригинальной простоте.

Что бы вы ни делали, всегда (если возможно) действуйте спокойно, без страсти и потения, и, однако же, со всевозможным проворством и живостью, чтобы ваш рассудок мог направлять, приказывать и руководить вами.

Со Спокойствием, Силой и Рассудительностью примите как можно более закрытую, тонкую и удобную стойку, так чтобы пятки располагались как можно ближе друг к другу.

Со Спокойствием, Силой и Рассудительностью используйте (для защиты) самую превосходную и несравненную защиту с удвоенным переводом, и обычно она бывает с внешней стороны клинка, и, если есть сомнения в защите, всегда помогайте себе левой рукой; а чтобы защищаться увереннее, всегда смотрите на вооруженную руку противника.

Со Спокойствием, Силой и Рассудительностью старайтесь атаковать противника, связав или остановив его шпагу. Это тоже чаще делается по внешней линии, после чего выполняют один простой укол, или, по вашему желанию, сделайте финт после завязывания, причем ваша левая рука всегда должна выполнять некоторую Защиту при нанесении каждого укола, чтобы лучше уберечь вас от contre-temps. Ни в коем случае не успокаивайтесь на вашем уколе, но сразу же по совершении его, хоть поразили вы противника, хоть нет, возвращайтесь в защитную стойку: это подлинное фехтование ради жизни человека, но если вы, будучи повелителем вашего противника, проявите к нему такую милость, что не пожелаете забрать его жизнь, а только лишить его возможности сражаться, тогда

Со Спокойствием, Силой и Рассудительностью нанесите укол в его вооруженную кисть, запястье или руку или в ближнее к вам бедро, ибо ранение в эти части тела раз или дважды приводит к тому, что он становится не способен продолжать бой.

Если ваш противник тороплив, страстен и нападает яростно и неверно, тогда со Спокойствием, Силой и Рассудительностью пресеките и остановите его ярость; но если же ваш противник, напротив, небрежен, слаб, медлителен или, может быть, робок, тогда так же спокойно, решительно и рассудительно нападайте на него.

Со Спокойствием, Силой и Рассудительностью не давайте противнику поразить вас уколом после вашего, что называется, contre-temps, и для того используйте левую руку для защиты от наступления, как я раньше сказал вам, и вы не пропадете.

Итак, в заключение моих правил скажу, выполняйте все это в дистанции, насколько возможно, и не вытягивайте никаких частей тела, кроме только запястья и руки (что называется пружиной). И как я желаю вам начать, так я и чаю, что вы продолжите и закончите ваши действия на этих весьма превосходных основаниях и правилах трех золотых свойств, то есть Спокойствия, Силы и Рассудительности. И таким образом указанные правила, несомненно, дадут вам преимущество, соразмерное тому Мастерству, которое вы приобрели, чтобы применять их на деле.

Но дабы сей сокращенный справочник еще более отвечал моему замыслу (заключающемуся в краткости и точности) и дабы он легче запоминался, я свел его в самые узкие пределы и, так сказать, подытожил следующим образом.

Вместо предисловия в этой любопытной книжке помещено весьма лестное письмо к автору от Уильяма Макри, «фехтовальщика, судьи и арбитра во всех публичных испытаниях Мастерства владеющих сим благородным искусством в королевстве Шотландском». Оно заключается некоторыми «замечаниями и наблюдениями» относительно фехтования и фехтовальных школ в общем, опровергая то утверждение, что неопытный, но решительный боец имеет столько же шансов на успех в серьезном бою, сколько и настоящий знаток. По всей видимости, эта утешительная теория пользовалась в то время большой популярностью, так как автор часто ссылается на нее в своих работах.

«И Причина того, что Искусный может в ответ на укол получить другой от Невежды, в том, что люди дерутся обычно на тупом оружии. Невежда, который низко ставит искусство фехтования и полностью доверяется своему нахальству, показывая свою природную манеру, хорошо понимает, что fleuret с тупым наконечником не может серьезно его поранить, он бросается и рвется вперед (пусть же он получит не слишком много уколов), пока либо случайно не попадет в Искусного своей блуждающей рапирой, либо по иной причине не подойдет так близко, что Искусному придется сблизиться с ним, и он думает, что если нанесет Искусному хоть один удар (хотя, пока они дерутся, он сам получит три или четыре), то победит и совершенно унизит искусство фехтования. Но если они бы дрались на настоящих, острых клинках или на fleuret, у которой под наконечником заточено четверть дюйма острия, я нисколько не сомневаюсь, что они станут помедленнее раздавать тычки без разбору и внимательнее следить за тем, что делают, ибо даже для самого безрассудного и дерзкого человека естественно желать сохранения своей жизни. И тут же он осознает, что рискует если и не погибнуть, то уж получить рану и пострадать из-за своей дерзости. Вот почему Искусный может в ответ на удар получить другой от Невежды при поединке с тупым оружием; и потому, чтобы исправить этот недостаток, если б мне пришлось сражаться с Невеждой на деньги, я стал бы биться только острой fleuret, а уж тогда, ради бога, пусть скачет, пока не упадет; ибо в этом случае я знал бы способ добраться до него и заставить его раскаяться в дерзости».

Этот совет можно с успехом применить и в наши дни против тех неучтивых фехтовальщиков, которые, бывает, не признаются, что получили попадание.

В 1692 году «Шотландский мастер фехтования» был переиздан в Лондоне под более общим названием «Полный мастер фехтования», а через два года там же вышел в свет «Справочник». Оба переиздания подписаны сэром Уильямом Хоупом.

Когда сэр Уильям Хоуп писал свой главный труд «Новый краткий и легкий метод фехтования или искусства владения палашом и шпагой, исправленный и сокращенный», очевидно, он изучал свое любимое дело во Франции или, по крайней мере, тщательно проштудировал важнейшие французские работы того времени, если судить по тому, что французские понятия цитируются более точно, а в терминологию введены названия стоек и bottes, употреблявшиеся ле Першем и Лианкуром.

Кроме того, немало времени он уделил палашу, пытаясь создать то, что представлялось ему совершенно новой системой, равно применимой и к шпаге, и к палашу.

Хоуп начинает с того, что сокращенно излагает принципы владения шпагой практически в том же виде, в каком они сформулированы в его первой работе, с тем исключением, что теперь он правильно употребляет французские технические термины. Однако рекомендует постоянно применять подвешенную стойку в секунде, подходящую для палаша, рубящего меча и шпаги.

Эта стойка, которая, по мнению автора, имеет универсальные преимущества, удивительным образом напоминает ту, что была популярна в Германии в тот же период. Поскольку по существу она относилась к эспадрону и со шпагой ее использовали редко, больше о ней говорить не стоит.

В одной из последних глав сэр Уильям Хоуп дает подробное описание, называя их весьма практичными, «парирование и совершение простых уколов», что почти полностью соответствует французскому tirer au mur. Действительно, автор замечает, что «в фехтовальных школах был очень старый, но дурной обычай загонять человека, который намерен защищаться, спиной или хотя бы левым плечом к стене, чтобы он не мог совершенно выйти из дистанции противника тем, что сильно отклонится назад». Как нам представляется, вместо этого в то время обыкновенно поступали так: «Защищавшийся принимал стойку или положение для защиты как можно более свободно, после чего мелом или иным способом делали на полу или земле отметку у большого пальца его правой ноги и с краю ноги, что стояла сзади, чтобы он не мог незаметно сдвинуть их с места во время защиты и тем самым вместо честного парирования коварно уклониться от укола».

Именно в этой книге мы впервые находим упоминание об Обществе фехтовальщиков Шотландии, которое, по-видимому, существовало предыдущие пятнадцать лет.

«В год 1692, – говорит Хоуп, – несколько дворян и джентльменов, одним из которых был и я, вступили по договору в Общество для поощрения этого искусства. В нем должны проводиться испытания и приниматься в общество те достопочтенные люди, которые обратятся к нам с просьбой о вступлении. Мы также назначили торжественные ежегодные собрания в честь годовщины, в каковые надевали особые значки, которые, среди прочих эмблем, несли имя своего владельца, а также имя общества, названного нами Обществом фехтовальщиков Шотландии. Но поскольку это общество избирается только нами как частными лицами, мы сочли, что будет куда более уважительно и лучше послужит цели, для которой мы его создавали (и о которой я не медленно расскажу), если мы приобретем для него разрешение властей и учредим его как Королевское общество фехтовальщиков. С этой целью примерно через четыре года мы обратились к тогдашнему министру, который заверил нас, что приложит все усилия, чтобы король приснопамятный Вильгельм даровал нам подпись под большой печатью. Но в то время как раз собирался парламент, что было в году 1696, спикером которого был граф Таллибардин (ныне герцог Атолский). Мы рассудили, что для нашего общества будет еще почетнее и придаст ему вес и силу, если бы для него мы получили акт парламента.

Рис. 126. Знак Общества фехтовальщиков Шотландии

Вследствие этого 16 сентября указанного года один из членов нашего общества, заседавший тогда в парламенте, представил проект акта, который после первого чтения был передан в тогдашний Комитет по спорным выборам, и 28-го числа того же месяца был им одобрен. Но вскоре объявили перерыв в работе парламента, и проект не был заслушан на заседании. И с того времени он лежал до последней сессии парламента при герцоге Квинсберри, в 1707 году, когда на одном из наших собраний было предложено снова настоять на проекте и подать акт с некоторыми изменениями и поправками, с чем общество согласилось. Потому был составлен документ, содержание которого следует ниже для удовлетворения читательского интереса и дабы читатель легче понял наш благородный и возвышенный замысел».

Документ слишком велик, чтобы полностью приводить его здесь. Достаточно сказать, что если бы акт прошел, то общество превратилось бы в корпорацию с председателем, казначеем, клерками и чиновниками, не считая обычных членов; новые члены допускались бы в общество только в том случае, если они доказали свое соответствие в ходе испытания. Этим актом корпорация получила бы право «предлагать, обсуждать, выносить заключение и вводить в силу такие методы и правила, целиком и полностью отвечающие нашим законам и парламентским актам, какие они (члены общества) сочтут полезными для содействия искусству фехтования; а в особенности полное право выносить решения и улаживать все разногласия между сторонами по вопросам чести во избежание дуэлей».

Вдобавок общество получило бы право давать разрешение тем мастерам, которых оно сочло бы достаточно сведущими, чтобы обучать этому благородному искусству, а ее величество должно было даровать ему полномочия вызывать любого, кто занимается вышеуказанным искусством и преподает его, на испытание и экзамен и «задерживать и заключать в тюрьму» всех мастеров, которые отказались бы подчиниться его власти.

Проект снова передали члену парламента, но тот не нашел времени, чтобы выступить с ним перед палатой общин, которая была занята делами чрезвычайной важности, а именно союзом Англии и Шотландии.

Больше того, нам кажется, что план шотландских фехтовальщиков так и не получил желаемой санкции от властей – хотя общество еще долго процветало, оставаясь частным, – ибо эта тема снова красной нитью проходит по «Истинному и надежному искусству боя», опубликованному в 1714 году, а также последнему труду сэра Уильяма Хоупа под названием «Оправдание истинного искусства самозащиты с предложением к достопочтенным членам парламента создать в Великобритании суд чести и приложенной краткой, но чрезвычайно полезной памяткой для фехтовальщиков». Эту книгу он написал всего за несколько месяцев до смерти под влиянием прочитанной «Истории и исследования дуэлей» д-ра Кокберна, которая заставила сэра Уильяма Хоупа снова представить на рассмотрение обществу давнишнее предложение, выдвинутое еще в 1707 году.

«Оправдание» было переиздано в Лондоне пять лет спустя (1729 год), главным образом из-за «Памятки фехтовальщикам», единственного раздела книги, который мог представлять интерес для читателей того времени.

Также сэр Уильям Хоуп является автором двух других книг: «Советы мастера фехтования ученику» и «Заметки о гладиаторских боях»[193], которые, однако, публика встретила без энтузиазма. Вторая из указанных книг должна была представлять особый интерес, так как призовые бои, бывшие немаловажной чертой существования фехтовального сообщества в середине XVIII века, пользовались большой популярностью в эпоху Вильгельма III, Анны и Георга I, когда повсюду господствовал дуэльный дух.

Призовой бой XVIII века, хотя и являлся последствием «профессиональных боев», происходивших на глазах у публики с участием старых мастеров защиты или их учеников, можно считать призовым в ином смысле. Его целью было не только прославиться, но и выиграть деньги, поставленные на кон, вместе с входной платой, которая переходила в собственность фехтовальщика, «ушедшего с помоста последним».

Тем не менее в том, что касается напыщенности и бахвальства, содержание вызовов не слишком изменилось с дней Джорджа Сильвера, как о том свидетельствуют нижеследующие типичные образцы рекламных объявлений о предстоящем бое:

«МЕДВЕЖИЙ САД, ТАВЕРНА «ХОКЛИ В ЯМЕ»

В будущую среду, то есть 13 июля 1709 года, ровно в два часа состоится испытание мастерства между двумя знатоками и мастерами благородной науки защиты.

Я, Джордж Грей, урожденный города Норича, дрался во всех частях Вест-Индии, то есть на Ямайке, Барбадосе и в иных частях света; никогда еще не терпел поражения ни в одном из двадцати пяти боев на помосте и недавно приехал в Лондон; я вызываю Джеймса Харриса на встречу, чтобы драться с ним на следующем оружии, а именно:

Я, Джеймс Харрис, мастер упомянутой благородной науки защиты, служил в конной гвардии и выиграл сто десять призов и всегда последним уходил с помоста: не посрамлюсь (с Божьей помощью) встретиться с этим храбрецом и смельчаком, вызвавшим меня, в назначенном месте в назначенное время; желаю драться острым оружием, а от него не жду милости.

Примечание. На помост допускаются только секунданты. Vivat Regina».

Вот еще одно объявление подобного рода:

«МЕДВЕЖИЙ САД, ТАВЕРНА «ХОКЛИ В ЯМЕ»

В среду, 5 апреля 1710 года, ровно в три часа состоится испытание мастерства между двумя мастерами благородной науки защиты.

Я, Джон Парке из Ковентри, мастер благородной науки защиты, вызываю тебя, Томас Хезгет, встретиться и драться со мной на следующем оружии:

Я, Томас Хезгет из Баркшира, мастер упомянутой науки, не побоюсь (с Божьей помощью) встретиться с этим смелым и храбрым бойцом, вызвавшим меня, в указанном месте в указанное время; желаю драться острым оружием, а от него не жду милости.

Примечание. На помост допускаются только секунданты. Vivat Regina».

Обычно объявления помещались в газетах за несколько дней до поединка, в редких случаях там же печатались заметки о самых выдающихся боях.

Следующий фрагмент принадлежит перу Стила, он вышел в «Спектейторе» 21 июля 1712 года (выпуск № 436): «Стороны встретились в центре помоста и, пожав друг другу руки как бы с выражением добрых намерений, с изяществом удалились к его краям. Тут же они повернулись и стали приближаться друг к другу, Миллер с полным решимости сердцем, Бак с внимательным и бесстрастным лицом. Бак в основном заботился о защите, Миллер большей частью хотел раздразнить противника. Нелегко описать многочисленные уловки и незаметные защиты между двумя остроглазыми и проворными бойцами; но горячность Миллера раскрыла его пред хладнокровным Баком, который и дал ему отпор сильным ударом по голове. В тот же миг кровь ручьем хлынула на его глаза, и от криков толпы его мука, несомненно, удесятерилась. Присутствующие разделились на два лагеря из-за их разной манеры фехтования. В это время несчастная красавица на одном из балконов, как видно, переживала за Миллера и разразилась слезами. Сразу же, как его рану перевязали, он снова яростно ринулся в бой, что еще больше повредило ему. Но какому храбрецу может повредить лишнее терпение и осторожность? Далее последовал горячий нетерпеливый натиск и окончился решительным ударом по левой ноге Миллера. Во время второй схватки дама на балконе прикрывала лицо, и я не мог не подумать о том, как терзается она в ту минуту, слыша лязг мечей и со страхом гадая, на кого пал следующий удар. Всем, кого услаждал вид крови, было видно открытую рану, из которой кровь окропляла помост. В ту минуту суровый секундант Миллера объявил, что через две недели день в день он будет драться с мистером Баком на том же оружии, провозгласив себя учителем знаменитого Гормана; но Бак заявил, что сам учил сего фехтовальщика и принял вызов».

Трудно понять, как могли люди преодолевать столь суровые испытания, сохраняя достаточно физических сил, чтобы ловко и решительно управляться с мечом. Однако это было – и показывает нам, насколько неопасны, можно даже сказать, безопасны для сильного и здорового мужчины перерезанные мышцы. Но самый простой укол шпагой в легкие или живот наверняка навечно успокоил бы этих стойких здоровяков.

Самым прославленным мастером фехтования первой половины XVIII века был знаменитый Фигг, хотя он еще больше прославился в качестве боксера, поскольку стал первым «чемпионом» (1719–1734). При его жизни бокс как раз начали включать в программу призовых боев.

Мистер Дауне Майлз в своей «Пугилистике» приводит образец афиши, объявлявшей о подобном увеселении:

«У большого черепичного шатра Фигга, на лужайке для игры в шары, что в Саутворке, во время ярмарки (которая открывается в субботу 18 сентября) для развлечения горожан выступят мастера искусства фехтования на рапире, палаше, дубинках и кулачного боя.

Известный Парке из Ковентри и знаменитый профессиональный боец и джентльмен мистер Миллер покажут свое мастерство в поединке, пред ставя преимущества темпа и дистанции. Также выступит мистер Джонсон[194], великий фехтовальщик, превосходящий любого человека в мире своей непревзойденной подвешенной стойкой, защищаясь против мощной руки прославленного Саттона.

Делфорс, непобедимый боец на дубинках, тоже совершит свои необычайные подвиги, а также вызовет любого человека в королевстве, который примет вызов.

Бакхорс и несколько других боксеров покажут искусство кулачного боя.

В заключение большой парад доблестного Фигга, который покажет свое мастерство в разных схватках на рапирах, палашах, дубинках и кулаках. Vivat Rex».

Имя Фигга как образованного преподавателя всех видов боя постоянно упоминается в «Тэтлер» и «Гардиан». Капитан Годфри в своем «Трактате о полезной науке защиты, который сравнивает шпагу и палаш и показывает сходство между ними»[195] говорит о нем с большим энтузиазмом в главе о «характерах мастеров», где мы снова находим имена Бака, Миллера и Паркса из Ковентри. Стоит включить в наш обзор отрывок из этого рассказа ради любопытного хвалебного стиля, в котором он написан.

«Тимоти Бак отличался непревзойденной стойкостью, даже когда выступал в преклонном возрасте, и старость не могла скрыть его незаурядного здравого смысла. Он был столпом мастерства, и все его преемники, добивавшиеся успеха на этом поприще, опирались на него.

Мистер Миллер был настоящим джентльменом в обличье профессионального бойца. На помосте он представал прекраснейшей картиной, принимая свои позиции, и его манера держаться чрезвычайно располагала к себе. Его действия были столь легки, поведение столь непринужденно и улыбка столь приятной среди боя, что он не мог не вызывать симпатии.

Фигг был титаном меча, великаном среди гладиаторов! В нем слились сила, решимость и непревзойденный здравый смысл, делая его непобедимым мастером. В его лице сияло величие, подобного которому я не видел, и освещало все его действия. Его правая нога, дерзкая и крепкая, и его левая, всегда стоявшая неколебимо, давали ему удивительное преимущество, многажды доказанное, и повергали его противников в отчаяние и страх. Он был столь же великим мастером, не сравнимым ни с кем другим, виденным мною, сколь и великим знатоком темпа и дистанции».

У капитана Годфри Фигг был главным мастером. Он рассказывает о том, что Фигг «в основном занимался палашом, поскольку тщеславие нельзя так просто излечить рапирой, как палкой, ибо argumentum bastinandi[196] очень силен и убедителен; и хотя человек может оспаривать полновесный удар рапирой, все же, если его свалит палка, он вряд ли подымется снова и скажет, что она лишь слегка его коснулась».

«Визитная карточка» Фигга с изображением помоста, ямы и галерки «амфитеатра». Рисунок Хогарта

«Я по большей части ходил к Фиггу и упражнялся с ним отчасти потому, что я знал, что он самый умелый мастер, а отчасти потому, что он был вспыльчивого нрава и не щадил никого, ни знатного, ни простолюдина, кто поднимал на него палку».

«Джон Парке из Ковентри был превосходный фехтовальщик и прекрасный судья по всем вопросам фехтования. Он сам был убедительным доказательством того, что я говорил по поводу природной гибкости суставов у некоторых людей. Никто упорнее не добивался гибкости, чем он; но, сколько он ни упражнялся в многочисленных боях, в которых сразился за двадцать лет[197], он так ее и не добился. Он все так же оставался тяжелым, медлительным и вялым и не мог положиться ни на чью помощь, кроме своего верного разума»[198].

Профессиональные бойцы все реже выступали с палашом в первой половине царствования Георга II, и фехтование постепенно уступило место боксу, приобретавшему все большую популярность. Но этим позабытым проявлениям мастерства и доблести мы обязаны своим превосходством в том, что можно назвать нашим национальным фехтованием – фехтованием на палаше и даже его несовершенной замене – деревянной рапире.

Однако, прежде чем продолжать разговор на эту тему, быть может, стоит кратко упомянуть трактаты по шпаге, опубликованные в Англии раньше Анджело и подробный разбор которых будет лишним, поскольку английская манеpa фехтовать на шпагах, как правило, копировалась у французских академий. Это:

«The Gentleman's Tutor of the Small-Sword»[199] Генри Блэквелла, два издания вышли с интервалом в двадцать пять лет.

«English master of Defence, or the Gentleman's Al-a-mode accomplishments»[200], опубликованный в Йорке неким Зак. Уайлдом.

Совсем неинтересная работа месье Вальдена 1729 года с посвящением герцогу Монтегю[201].

Великолепный альбом иллюстраций, опубликованный капитаном Миллером в 1730 году.

И наконец, перевод Эндрю Мэхона работы л'Абба «Art en fait d'Armes», который впервые вышел в Дублине в 1734 году, а в следующем году в Лондоне.

Однако, кроме обычного французского стиля, многие английские мастера рекомендовали на случай внезапной атаки или стычки в темноте или в толпе очень упрощенную систему с подвешенной стойкой в секунде, столь превозносимую в «Новом методе фехтования» Хоупа. Еще один, менее изящный метод применения оружия, особенно полезный в ночной потасовке, считался в то время очень подходящим на случай драки в таверне или публичном доме, где можно было напороться на неприятную встречу с «задирами», «Гекторами», «хулиганами», «мохоками», «громилами», «храбрыми оленями» или «адовым огнем» – как бы ни называли себя модные и немодные компании буянов, из-за которых улицы становились небезопасными для любого, кто, по их мнению, не мог охладить трусливый пыл наглецов ударом холодной стали.

Но вернемся к палашу. Искусство владения палашом требовало не столько учености и ловкости, сколько хладнокровия и физической силы, и потому оно пользовалось большой популярностью во всех слоях английского общества, хотя применяли его только те, кому общественное положение не позволяло носить «меч» (то есть шпагу).

Рис. 127. Стойка с палашом

Рис. 128. Легкий удар по голове

Палаш обычно имел рукоятку с эфесом – очень похожую на рукоятку меча, который обычно называется клеймором, – прямой клинок длиной примерно 32 дюйма[202] с одним заточенным лезвием и слегка закругленным острием. Обычно его держали, сомкнув все пальцы вокруг эфеса, но в более поздний период некоторые из лучших мастеров, например Фигг и Годфри, говорили, что выгоднее выпрямлять большой палец вдоль задней части эфеса, чтобы обеспечить удар острым краем во всех случаях. По-видимому, до Фигга всегда применялась подвешенная стойка вроде высокой секунды, но позднее чаще всего встречалась низкая терция, взятая из фехтования на шпагах.

Рис. 129. Удар по голове с левой стороны, парированный

Рис. 130. Ответный удар в левую щеку над локтем

Старинное понятие бретеров XVI века о том, что недостойно мужчины бить ниже пояса[203], очевидно, совсем устарело в XVIII веке, ибо мы видим, что удары равно нацелены в любые части тела противника, от выставленной вперед ноги или запястья до головы. Система была совсем не сложная, практичными считались только самые простые финты, защиты всегда выполнялись в пронации. По всему выходит, что она была во всех отношениях аналогична нашей современной технике боя не на деревянной рапире, а на тренировочной сабле, за исключением того, что не использовалось острие.

Рис. 131. Успешный удар по голове, рассчитанный на удар противника в туловище

На тренировках пользовались дубинками с гардами из крепкого плетения, но нигде не встречается упоминания о какой бы то ни было защите для головы или корпуса. «Я научился владеть палашом, – рассказывает капитан Годфри, – за счет не раз разбитой головы и синяков по всему телу».

В елизаветинской литературе мы часто читаем о waster[204], которым заменяли меч и использовали со щитом или без щита. Кажется, среди подмастерьев и простолюдинов в XVI и начале XVII века эти бои были таким же популярным развлечением, как позднее бои на «деревянных рапирах», single stick.

При Георгах, особенно при Георге I и Георге II[205], бои на деревянных рапирах в подражание профессиональным боям на палашах всегда пользовались большим успехом при большом стечении народа не только в Лондоне, но и в отдаленных провинциях. Уже когда кровавые схватки давно вышли из моды, бои на дубинках или деревянных рапирах, победитель в которых получал деньги, оставались народным развлечением, особенно в сельской местности, а в некоторых областях Англии умелое обращение с палкой считалось таким же заслуживающим восхищения достоинством, как и бокс.

Однако искусство обращения с дубинкой в качестве замены фехтованию вскоре приобрело весьма специфический характер, и на него накладывалось не меньше ограничений, чем на фехтование немецких студентов на шлегерах.

Дрались на этом «оружии» во второй половине XVIII века, а в некоторых отсталых частях Англии даже и в первой четверти XIX века, обычно следующим образом[206]:

Сражающиеся стороны, вооруженные дубинками с гардой, которые были несколько крепче и короче современной деревянной рапиры, вставали лицом друг к другу на очень близком расстоянии – это напоминает немецких студентов, – держа оружие в высокой подвешенной стойке, острие примерно на уровне плеча. Левой рукой прикрывали левую сторону головы, выставляя ее локтем вверх, как корону, и как можно дальше вперед, настолько позволял платок или ремень, которые продевали под левым бедром и брали в левую руку. В таком положении приходилось отбрасывать любые соображения о дистанции, и все свое внимание дерущийся сосредотачивал на темпе и стойке.

Бой продолжался до тех пор, пока противник не будет ранен в голову до крови, и победа присуждалась сразу же, как только где-то на лице или голове противника хотя бы на дюйм выступала кровь. Это называлось «разбить голову». Таким образом, значение имели только те удары, которые попадали в голову, но соперники целились и в руки, и в плечи – короче говоря, в любое место выше пояса, где из-за удара противник мог на время открыть голову.

Для этого весьма своеобразного упражнения требовались в основном сила и гибкое запястье, от которого очень быстро наносили все удары, так чтобы как можно реже и меньше нарушать стойку; а также быстрая реакция – самые успешные попадания получались либо на финт противника, либо на удар по левому боку с целью заставить опустить левую руку; и наконец, большая осторожность и выдержка, которые позволяли дерущемуся не упустить верное время для удара по голове противника, не открывая при этом собственную и не обращая внимания на многочисленные удары по локтю или ребрам[207].

Что же касается того, каким образом появились все эти странные ограничения и правила, явно пришедшие из старинных боев на деревянных мечах, мы можем только высказать следующую догадку.

Во время схватки на дубинках, какими болезненными и сильными ни были удары, нанесенные по любой части тела, решающим считался только тот удар, который «разбивал» голову. И если бой шел на приз, то признаком окончательной победы или поражения была струйка крови на раненой голове. Мы знаем, что при фехтовании на рапирах и шпагах левую руку всегда держали наготове для отражения атак, направленных в левую часть тела[208]. Поэтому, хотя такой прием не годился против отточенного палаша, бойцы на дубинках, необразованные, но опытные, не видели причин, чтобы не принять на левую руку или плечо несколько ударов тупой дубинкой, если тем самым можно обеспечить себе победный удар по голове противника.

Можно предположить, что позднее правила изменились таким образом, чтобы, помимо прочего, исключить захват палки противника, поэтому появился обычай фиксировать положение левой руки, зажимая в ней пояс или платок, продетый под бедром.