Вор у вора дубинку украл

Когда знакомишься с историей предвоенных 30-х годов, то приходишь к выводу, что из всех ведущих политиков того времени самая беспокойная жизнь была у Сталина и Гитлера. И не только потому, что они изо всех сил, с величайшим напряжением строили такие вооруженные силы, какие человечеству были еще неведомы. Дело в том, что оба диктатора больше всего боялись друг друга. Для людей такого склада, какой был у них, это также означало известное взаимоуважение (несмотря на болезненную конкуренцию). Так, будучи уверенным в успехе войны против нас, Гитлер в застольной беседе (они все стенографировались для потомства) заявил своим приближенным: «После победы над Россией было бы лучше всего поручить управление страной Сталину, конечно, при германской гегемонии. Он лучше, чем кто-либо другой, способен справиться с русскими».

В высшей степени любопытно и такое свидетельство: сравнивая себя со Сталиным, фюрер не раз повторял, что им обоим присущие «величие и непоколебимость не знают в своей основе ни шатаний, ни уступчивости, характерных для буржуазных политиков». Даже перед самым разгромом Германии Гитлер оставался при своем мнении о Сталине, считал, что он с ним еще сумеет договориться. Так, в марте 1945 года Геббельс отмечал в своем дневнике: «Фюрер прав, говоря, что Сталину легче всего совершить крутой поворот, поскольку ему не надо принимать во внимание общественное мнение».

Но фюрер, несмотря на симпатии лично к Сталину, никогда не отказывался от агрессивных намерений в отношении Советского Союза. Даже в августе 1939 года, пойдя на соглашение о сотрудничестве со Сталиным, он вовсе не думал менять свою стратегию. В узком кругу приближенных он заявлял: «Все, что я предпринимаю, направлено против русских. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, тогда я буду вынужден пойти на соглашение с русскими, чтобы побить Запад, и затем, после его поражения, снова повернуть против Советского Союза со всеми моими силами. Мне нужна Украина, чтобы они не могли уморить нас голодом, как это случилось в последней войне».

Почему же Гитлер и Сталин так боялись друг друга? Потому, что каждый опасался неожиданной агрессии со стороны своего соперника, боялся быть застигнутым врасплох. Годами они готовились к войне (оба — к агрессивной, наступательной, захватнической!), но никак не могли выйти на тот уровень вооружений, который позволил бы фюреру обрушить свою мощь на восток, а Сталину — на запад. Из-за постоянно преследовавшего их страха друг перед другом они так и начали войну между собой, будучи совсем к ней не готовыми. Вот одно из многих аналогичных признаний фюрера, сделанных в застольном кругу самых близких людей: «Моим кошмаром был страх, что Сталин может перехватить у меня инициативу… Война с Россией стала неизбежной… Ужасом этой войны было то, что для Германии она началась слишком рано, и слишком поздно».

Пожалуй, самым примечательным из соображений фюрера по этому поводу оказалось признание, сделанное перед самым концом войны, в феврале 1945 года (в подобных обстоятельствах люди обычно не лукавят, Гитлер понимал, что его конец близок): «Упреждающий удар по России был нашим единственным шансом разбить ее… Время работало против нас… На протяжении последних недель (май — июнь 1941 года. — В. Н.) меня не отпускал страх, что Сталин опередит меня».

Опасения фюрера не были напрасными. Сталин изо всех сил готовился не к обороне, а к нападению. Он рассчитывал воспользоваться войной Гитлера на Западе, ударить ему в спину и захватить для начала Восточную Европу, Балканы, турецкие проливы и, если получится, Германию. Возможно, ему это и удалось бы, если бы Гитлер так быстро не расправился с Западной Европой, включая Францию, казавшуюся столь могущественной. Такой блицкриг фюрера стал полной неожиданностью для Сталина, ему оставалось только верить, что дальше Гитлер двинется на Англию. С осени 1939 года фюрер усиленно внушал Сталину, что именно так он и собирается поступить.

А конец лета 1939 года принес такую сенсацию, от которой весь мир только ахнул: 23 августа был заключен советско-германский договор о ненападении. Трудно припомнить другой такой крутой поворот в современной истории. Его могли срежиссировать только Гитлер и Сталин с их безграничным цинизмом. Можно вспомнить, что накануне второй мировой войны, развязанной Гитлером в 1939 году, мы заняли такую позицию: «Новую империалистическую войну затеял и ведет один блок — союз фашистских держав, угрожающий всем народам». День и ночь наша пропаганда проклинала «фашистских людоедов» и «фашистских агрессоров».

Наш неожиданный союз с «людоедами» и «агрессорами» был делом рук именно Гитлера и Сталина. Они в своем стремлении к мировому господству, то есть фактически друг против друга, столкнулись на узкой дорожке над пропастью и решили на какое-то время остановиться, чтобы затем половчее скинуть в бездну соперника. Маршал Жуков вспоминал: «У Сталина была уверенность, что именно он обведет Гитлера вокруг пальца в результате заключенного пакта. Хотя потом все вышло как раз наоборот».

В то время я был уже подростком и хорошо помню, какое изумление в нашем обществе вызвал столь внезапный союз с фашистской Германией. Ничего поначалу не понявший народ, тем не менее, как всегда при Сталине, безмолвствовал в ожидании его личной команды.

Тогда во всеуслышание можно было по своей инициативе выражать только безграничную любовь и преданность Сталину за все решительно, что бы он ни сделал, что бы он ни сказал.

Из канувшей в Лету эпохи память хранит не так уж много отчетливых картинок, у меня одна из них, очень яркая, связана именно с этим резким поворотом в отношениях между СССР и Германией.

С детства я любил футбол, регулярно ходил на стадион «Динамо», который почти каждый раз бывал переполнен (телевизора тогда еще не было). И вот однажды в погожий августовский денек, в разгар футбольного матча, на глазах у десятков тысяч болельщиков, из-за трибуны стадиона выплыл, причем низко-низко, брюхатый, серый в закатном солнце самолет с фашистскими знаками, он прямо над нами шел на посадку на Центральный аэродром, находившийся неподалеку. И стадион замер. Все собравшиеся на нем впервые в жизни видели над собой фашистский самолет. Кто из них мог знать в ту минуту, что Гитлер и Сталин неожиданно договорились между собой и что нацистский министр иностранных дел Риббентроп поспешил прилететь в Москву? Но никто не раскрыл рта. Ни одного возгласа или недоуменного жеста. Ни одного… Даже в такой ситуации рабам не положено удивляться, во всяком случае нельзя выражать свои чувства. Свастику в московском небе переполненный стадион молча проглотил, хотя тогда не было в нашей стране страшнее слова, чем «фашист».

Потом Молотов, второй после Сталина человек, летал в Берлин к Гитлеру. Завязалась личная переписка между фюрером и Сталиным, поскольку между двумя странами было достигнуто полное понимание, а Риббентроп доложил фюреру: «Сталин и Молотов очень милы. Я чувствовал себя как среди старых партийных товарищей». Сталин на встрече с Риббентропом в Кремле заявил: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя, поэтому я хотел бы выпить за его здоровье». Присутствовавший при этом немецкий дипломат Г. Хильге пишет в своих воспоминаниях: «Тон Сталина при разговоре о Гитлере и манера, с которой он провозглашал тост за него, позволили сделать заключение, что некоторые черты и действия Гитлера, безусловно, производили на него впечатление… Это восхищение было, по-видимому, взаимным, с той только разницей, что Гитлер не переставал восхищаться Сталиным до последнего момента, в то время как отношение Сталина к Гитлеру после нападения на Советский Союз перешло сначала в жгучую ненависть, а затем в презрение».

Гитлер был крайне заинтересован во временном замирении с нами, есть немало свидетельств, как он нетерпеливо ждал согласия Сталина на советско-германский союз. Вот как описывает А. Шпеер (выше о нем много сказано) реакцию фюрера на решающее письмо от Сталина: «Он на мгновение застыл, вперившись в пространство, побагровел и грохнул кулаком по столу так, что задребезжали стаканы, и воскликнул прерывающимся голосом: „Они у меня в руках! Они у меня в руках!“»

Вслед за этим осенью 1939 года был подписан советско-германский договор о дружбе и границе между СССР и Германией. «Граница» всплыла после разгрома Польши, которую оба диктатора поделили между собой. Страшнее участи не придумаешь! На одной половине Польши фюрер стал проводить в жизнь свои расистские принципы, безжалостно уничтожая евреев и поляков, а Сталин обрушил на Польшу столь привычный ему массовый террор. Так эта многострадальная страна стала полигоном для двух диктаторов, как бы соревновавшихся друг с другом в злодеяниях на польской земле.

И вот что парадоксально! Так называемый советско-германский договор о дружбе означал только одно — скорую войну между двумя подписавшими его странами. Да, да! Это было очевидно. Еще в книге «Моя борьба» Гитлер пророчески писал: «Сам факт заключения союза с Россией сделает войну неизбежной». Этот вывод не был личным секретом Гитлера, еще до заключения этого договора английская разведка доносила своему правительству: «Если Германия и СССР придут к какому-либо политическому, а еще лучше — к военному соглашению, то война между ними станет совершенно неизбежной и вспыхнет почти сразу после подписания подобного соглашения». Такого же мнения придерживался и американский президент Рузвельт: «Если Гитлер и Сталин заключат союз, то с такой же неотвратимостью, с какой день сменяет ночь, между ними начнется война».

Так что демагогические рассуждения о том, что Гитлер неожиданно и вероломно напал на нас, не выдерживают никакой критики. Оба диктатора договором между собой хотели одного — выиграть время, чтобы подготовиться к войне, вернее, к нападению, к агрессии: фюрер собирался обрушиться на СССР, Сталин — на Германию. Ни тот ни другой не думали о войне оборонительной, никак не готовились к ней, а последняя тоже требует подготовки, причем совсем не такой, как при намерении вести войну захватническую. Поэтому со всей остротой встал вопрос о том, чтобы не упустить время и обязательно первым нанести упреждающий удар и как можно быстрее развить наступление. Но для такого удара нужно было все же хорошо подготовиться. Гитлеру, например, нужно было подтянуть к нашей границе примерно три миллиона солдат. И при этом ему все время нужно было думать о том, чтобы на всякий случай обезопасить себя на западе.

Получилось так, что фюреру удалось лучше использовать передышку после подписания договора с нами. А Сталин за то же самое время, как обычно, сам много себе навредил. В страшно морозную зиму он затеял войну с Финляндией, надеясь на скорую и полную победу, а война эта стала нашей трагедией и позором перед всем миром. Со стороны казалось, что огромный русский медведь напал на, скажем, беззащитного зайца. А на деле наша армия, по силе многократно превосходившая финскую, на долгие зимние месяцы застряла перед мощными оборонительными укреплениями, утонула и замерзла в снегах. Мы понесли огромные потери. Оказалось, что наша армия была не готова к войне. Но все же в результате нам удалось оттяпать у Финляндии небольшую часть ее территории. Позор наших вооруженных сил в Финляндии окрылил фюрера, он еще больше утвердился в своих планах напасть на СССР, который теперь виделся ему как колосс на глиняных ногах.

Горькую финскую пилюлю Сталину удалось подсластить тем, что союз с Германией принес нам новые территории в Восточной Европе с общим населением в 23 миллиона человек. Наверное, легкость этого приобретения вскружила голову Сталину, в результате он окончательно поверил в то, что перехитрит фюрера. Кстати, совсем в духе обоих диктаторов их договор опирался на тайные статьи, по которым они делили между собой территориальную добычу и сферы влияния. После разгрома Германии эти секретные договоренности стали на Западе достоянием гласности, а мы признали сам факт их существования только в 1989 году, то есть через 44 года после окончания войны. Совсем по-сталински! Он давным-давно умер, а дело, дух его живет!.. С тем же договором связано и еще одно совместное преступление Гитлера и Сталина: они выдали друг другу тысячи человек, бежавших в свое время из Германии к нам и от нас — в Германию. В том числе, например, мы переправили в гитлеровские застенки около четырех тысяч немецких коммунистов и членов их семей. Гитлер тоже не остался у нас в долгу.

Сложившиеся между Гитлером и Сталиным подобные доверительные отношения неплохо характеризует запись Геббельса в дневнике от 10 октября 1939 года: «В „Известиях“ очень поучительная и враждебная Антанте статья, которая полностью совпадает с нашей точкой зрения. Говорят, что ее написал сам Сталин. Она удивительно пришлась нам ко времени и будет принята с благодарностью. Русские до сих пор исполняют все свои обещания… Москва неповоротлива, но тем не менее полезна нам. Фюрер думает, что статью в „Известиях“ написал Сталин. Сталин — старый опытный революционер. Его диалектика во время переговоров была превосходна».

К тому же времени относится еще одно чудовищное злодеяние Сталина. По его приказу было тайно расстреляно несколько тысяч польских офицеров, попавших к нам в плен после разгрома Польши в 1939 году. В этом своем преступлении мы тоже удосужились признаться только полвека спустя, пока нас не приперли к стенке неопровержимыми доказательствами. Несчастная Польша стала первой совместной добычей Гитлера и Сталина, и именно она понесла во второй мировой войне самые тяжкие потери (кроме СССР, разумеется) из всех ее участников — 17,2 процента населения.

В своих отношениях с фюрером, в попытках как можно ближе сойтись с ним Сталин пошел на совершенно отчаянный шаг — выразил желание присоединиться к так называемому пакту трех (Германии, Италии и Японии) и образовать таким образом пакт четырех. Гитлер предпочел не реагировать на это предложение, отмолчался. Что на самом деле стояло за этой идеей Сталина? Может быть, он, узнав Гитлера поближе, дозрел до такого союза, который тогда называли «фашистской осью Берлин — Рим — Токио»?

Но самым главным, что выгадал Гитлер, заключив союз с нами, были поставки нашего сырья и продовольствия в Германию, которая тогда не только вела войну в Европе, но и готовилась к войне с нами. Почти 80 процентов всех материальных ресурсов (хлеб, хлопок, нефтепродукты, лес и т. п.), дающих Германии возможность существовать в такой напряженной обстановке, поступали к фюреру из Советского Союза. Причем он получил от нас и такие поставки, которых Германия вообще была лишена из-за блокады со стороны Запада и без которых ей было бы невозможно наращивать свой военный потенциал (марганец, хром, медь, прокат и т. п.). А вот поставки к нам из Германии были очень скудными, не говоря уже о платежах за то, что туда отправляли мы. Фюрер только обещал рассчитаться с нами и постоянно упоминал, что поставки ему крайне необходимы в связи с подготовкой вторжения в Англию. Тут он явно перехитрил Сталина, который обеспечил Гитлера всем необходимым на свою голову. Одними заверениями фюрера дело не ограничилось, немцы усердно создавали видимость подготовки к захвату Англии, устраивали различные военные демонстрации якобы в целях обеспечения успеха будущего и очень скорого десанта. А тем временем подготовка к вторжению не в Англию, а в СССР шла полным ходом.

Сталину очень хотелось верить, что фюрер все же нападет на Англию. Тогда Гитлер мог бы попасть в сложное положение при ударе Сталина ему в спину. Как ворон крови, ждал Сталин высадки немецкого десанта на такие близкие и все еще недоступные острова. Похоже, наш вождь мог бы и без вторжения фюрера в Англию посчитаться с ним, но, увы, упустил этот редкий шанс. Известно, что в 1940 году наш самый опытный и авторитетный военачальник маршал Б. Шапошников (человек еще царской офицерской выучки) и его не менее достойные коллеги умоляли Сталина немедленно выступить против фюрера. Начальник нашей военной разведки И. Проскуров докладывал, что у немцев в то время на нашей границе не было ничего для обороны. Сталин не прислушался к этим советам. Он всегда знал все лучше всех. Тут сыграла роль его неосведомленность в военных делах, свидетелями которой мы стали в годы войны против фюрера и которая стоила огромных жертв. Их при другом руководстве, не сталинском, мы могли бы избежать.

Теперь уже широко известно, как Сталин в 1940–1941 годах решительно отметал в сторону все донесения разведки и дипломатов о том, что Гитлер всерьез готовится к нападению на нас. Многие люди, пытавшиеся предупредить Сталина об этом, жестоко пострадали от гнева вождя, никогда не знавшего жалости и считавшего подобные донесения вражескими провокациями. Он боялся спугнуть фюрера, собиравшегося, по его твердому убеждению, все же напасть на Англию. Вот сразу же после этого он был готов немедленно бросить свои силы на Запад. И вовсе не обязательно забираться в рассекреченные перестройкой архивы, чтобы убедиться в подлинных намерениях вождя в тот период, достаточно только прислушаться к тому, что у нас провозглашалось самим Сталиным. Так, с трибуны XVIII партийного съезда он заявил: «Первая мировая война дала победу революции в одной из самых больших стран… а потому боятся, что вторая мировая война может привести также к победе революции в одной или нескольких странах. А поскольку нашей целью и является мировая революция, то развязывание войны в Европе есть наше средство во имя цели, которая оправдывает все».

Яснее, пожалуй, не скажешь! За этим теоретическим тезисом (по мнению Сталина, оправдывавшим все) следовали многочисленные конкретные указания вождя, направленные на одну цель — развязывание агрессивной войны в самом ближайшем будущем. В том случае, как только немцы высадятся в Англии. Так, в мае 1941 года в своем выступлении в Кремле на выпуске слушателей военных академий Сталин говорил: «Рабоче-крестьянская армия должна стать самой агрессивной из всех когда-либо существовавших наступательных армий… Что значит политически подготовить войну? Политически подготовить войну — это значит, чтобы каждый человек в стране понял, что война необходима. Сейчас, товарищи, вся Европа завоевана Германией. Подобное положение нетерпимо, и мы не собираемся его терпеть. Народы Европы с надеждой смотрят на Красную Армию как на армию-освободительницу. Видимо, войны с Германией в ближайшем будущем не избежать, и, возможно, инициатива в этом вопросе будет исходить от нас. Думаю, это случится в августе».

Гитлер не мог ждать до августа, не мог допустить, чтобы Сталин, а не он нанес упреждающий удар. Вот он и ударил в июне. Эта воинственная речь Сталина никогда у нас не публиковалась, но, конечно, ее содержание стало известно фюреру.

Одними воинственными заявлениями дело, разумеется, не ограничивалось. По указанию Сталина наш Генеральный штаб разработал план нападения на Германию раньше, чем это сделали немцы в отношении нашей страны. Да, да, они позже нас приступили к составлению такого плана, ставшего известным затем под именем «Барбаросса», который и начал осуществляться в июне 1941 года.

В середине 1940 года вдоль всей нашей западной границы были проведены невиданные раньше по своим масштабам военные маневры, ставшие как бы генеральной репетицией перед предполагавшимся нападением на Германию. А вскоре по войскам было разослано руководство «О политических занятиях с красноармейцами и младшим командным составом Красной Армии на летний период 1941 года», в котором, в частности, говорилось: «Многие политработники и групповоды политзанятий забыли известное положение Ленина о том, что „как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы немедленно схватим его за шиворот“».

В декабре 1940 года в Москве под руководством Сталина состоялось совещание верхушки Красной Армии, оно длилось несколько дней, и все выступления до одного были на нем посвящены наступлению на Запад, ни о каких оборонительных планах речь ни разу не заходила! Через полвека стенограмма этого совещания стала достоянием гласности. Когда знакомишься с ней, то обращаешь внимание прежде всего на то, что большинство выступавших на нем генералов погибло в самом начале войны, одни пали в боях при отступлении и окружении, попали в плен, другие были расстреляны Сталиным как виновники нашего страшного поражения.

Да, повторим еще и еще раз, обе стороны, немецкая и советская, не были полностью готовы к затяжной и тем более оборонительной войне, они рассчитывали только на свой упреждающий удар, на молниеносность — блицкриг. Гитлер сумел опередить Сталина, обмануть его, и он все же лучше подготовился к агрессии, чем это сделал наш вождь. Сталин не уступал фюреру как прожженный политический интриган, теоретик и практик партийной диктатуры, но с точки зрения организаторской проигрывал своему сопернику. Фюрер сумел подобрать себе сильную команду военных и штатских специалистов, которые были с ним от начала до конца и начали разбегаться кто куда только в последние дни войны. Гитлер, в отличие от Сталина, не терзал их кровавыми репрессиями (они случились только после покушения на фюрера в 1944 году). При этом профессиональные экономисты и военные при Гитлере не находились в той абсолютной зависимости от невежественной партийной верхушки, как это было у нас при Сталине. Кроме того, фюрер, в отличие от Сталина, не любил вникать во все мелочи, оставляя за собой только общее руководство, не допекал нижестоящих постоянной опекой.

Самым главным козырем Гитлера оказалась его несравненно лучшая подготовленность в военном деле. И не потому, что в годы первой мировой войны он был солдатом (а Сталин — комиссаром, политическим работником), а потому, что сумел понять и освоить принципы современного военного дела. Сталин же со своими малограмотными полководцами типа Ворошилова и Буденного отстал от жизни и пребывал еще в плену представлений времен гражданской войны.

Гитлера привели в восхищение работы французского полковника (потом — генерала) Де Голля о решающей роли бронетанковых сил в современной войне. Фюрер изучил их и взял на вооружение. Он сам признавал: «Я снова и снова перечитываю книгу полковника Де Голля о современных методах ведения войны с помощью моторизованных частей, я многому у него научился». Именно этим объясняются фантастические военные успехи фюрера в начале второй мировой войны в начальном периоде Отечественной войны. Уже цитировавшийся выше английский историк А. Буллок пишет, что именно это обстоятельство «поставило Гитлера на голову выше любого другого национального лидера, в том числе Сталина, а также профессионалов в других армиях». В этой верной оценке — секрет того превосходства, которое имел фюрер в начале войны на Западе и на Востоке. Можно еще вспомнить, что Сталин приказал расстрелять в 1938 году маршала Тухачевского, самого блестящего из руководителей армии специалиста, который отстаивал ту же самую точку зрения Де Голля, которую разделял Гитлер. Тухачевский и на деле старался претворить эти идеи в жизнь в нашей армии, но после его расстрела все его начинания в этой области были отвергнуты и забыты.

Перед войной у Сталина была еще одна неотложная задача, без решения которой он не хотел ее начинать. Сколько бы Сталин ни расстреливал своих ближайших соратников, он все равно не мог успокоиться до тех пор, пока был жив его самый главный, заклятый враг — Лев Троцкий. Это он считался вместе с Лениным вождем Октябрьской революции и его законным наследником, это у него Сталин, можно сказать, украл большевистский трон. Думается, что Троцкий на посту руководителя Советского Союза был бы таким же диктатором, как Сталин, поскольку политические взгляды обоих лидеров на мировую революцию и казарменный социализм вполне совпадали. Тем ожесточеннее была их ненависть по отношению друг к другу. Известно, что Троцкий называл Сталина самой выдающейся посредственностью в большевистской партии. В ответ Сталин проклинал его, не считаясь ни с какими приличиями.

Еще в 1929 году Сталину удалось выслать Троцкого за границу, откуда тот развернул мощную кампанию по разоблачению сталинских преступлений, в том числе он много писал о сходстве между Гитлером и Сталиным. «Сталин и Гитлер стоят друг друга», — не без оснований писал он, назвав один из своих памфлетов так: «Звезды-близнецы: Гитлер и Сталин». По поводу их союза он написал памфлет «Сталин — интендант Гитлера», тоже нисколько не погрешив против истины. Сторонники и родственники Троцкого в СССР были уничтожены, но во многих странах он был очень популярен. Разумеется, Сталин не хотел начинать войну с таким врагом за своей спиной, и незадолго до ее начала ему в конце концов удалось убить Троцкого, это сделал, наш агент.

Но вернемся к предвоенной поре. Если мы обратимся к количественному соотношению сил, немецких и наших, то никогда не поймем, в чем была причина успеха фюрера и нашей трагедии. Так, маршал Жуков в своих мемуарах пишет, что Гитлер сосредоточил на нашей границе в июне 1941 года 3712 танков и 4950 боевых самолетов. А чем располагали мы? Такой авторитетный источник, как «Военно-исторический журнал», сообщал в 1989 году, что мы в то время имели 23457 танков и более 20 тысяч самолетов, из которых 17 тысяч — боевых. Каково соотношение! Вот как Сталин сумел подготовиться к нападению на Гитлера, вот почему его так потрясли неудачи в начале войны. Конечно, Гитлер имел представление о наших силах и знал, что только молниеносный концентрированный удар мощных бронетанковых соединений сможет разметать в стороны и размолотить наши превосходящие силы, организованные по старинке.

Сталин так бездарно проиграл начало войны не только потому, что не сумел понять сути современной военной науки, но еще и потому, что, как и фюрер, готовился исключительно к агрессии, но никак не к обороне, к отражению упреждающего удара. После заключения союза с Гитлером и приобретения новых больших территорий Сталин даже не подумал об укреплении новой границы. Но мало этого! Он начал демонтировать оборонительные сооружения на старой границе! А как бы они могли пригодиться в 1941 году!..

К июню 1941 года Сталин сосредоточил вдоль западной границы неисчислимые армейские запасы, чтобы обеспечить наши наступающие на запад войска, которым вскоре пришлось в панике отступать на восток, а огромное количество вооружений и провианта попало в руки немцев.

Перед войной Сталин понастроил тысячи скоростных танков, которые к тому же быстро переставлялись с гусеничного хода на колесный. Понятно, что для ведения войны в условиях хронического российского бездорожья тратиться специально на них было бессмысленно. Они предназначались для пробега по дорогам Европы на Берлин и Париж!

А для чего готовились военно-воздушные десантные корпуса?! В те годы перед войной парашют стал у нас не только символом мужества и геройства, но и спутником жизни. Как известно, парашютом Родину не защитишь, он на оборонительных рубежах так не нужен, как при наступлении, агрессии.

С такой же интенсивностью мы готовили большой океанский флот и соединения морской пехоты, а что делать таким соединениям на нашей бесконечной сухопутной западной границе?! А вот на южном побережье Балтики и на побережье Западной Европы им дело нашлось бы!

Точно так же у нас интенсивно готовились крупные соединения для войны в горах. А где они могли потребоваться нам? На Кавказе и в Средней Азии? Но даже Гитлер не думал там скоро оказаться. А вот Сталину они были необходимы для ведения войны на Карпатах и в Альпах. Причем особенно важным было карпатское направление. От наших войск, сосредоточившихся на южной границе, было рукой подать до румынской нефти, без которой Гитлер просто не смог бы воевать. Это фюрер, конечно же, понимал и не мог допустить сталинского упреждающего удара.

Подобные примеры можно приводить долго. Вот только еще один из многих. Накануне войны Сталин категорически запрещал и отвергал любые оборонительные планы, в том числе он не позволил подготовиться к обороне Ленинграда, хотя огромный город находился в непосредственной близости от границы. Причем после нашей агрессии против Финляндии ничего хорошего в случае войны нам от финнов ожидать было нечего. Не случайно во вражеских войсках, осадивших Ленинград, половину составляли финны. Так что один миллион погибших ленинградцев прежде всего на совести Сталина.

Сколько же сил и средств мы под руководством Сталина затратили перед войной на подготовку агрессии! Вождь верил только в нее и в ее непременный успех. Его надежды имели основания, достаточно вспомнить, что в количественном отношении вооружение нашей армии превосходило немецкую в пять раз! Но успех решается, увы, не только числом, а и умением…

Еще одно немаловажное обстоятельство обрекло нас на трагическое поражение в начальном периоде войны — традиционная большевистская ложь, демагогия, умение создавать видимость достигнутых успехов без всякого на то основания. Та же самая тенденция проявила себя и тогда, когда наша огромная пропагандистская машина превозносила до небес советские вооруженные силы. Гитлеровская пропаганда в то время занималась тем же самым — славила силу своего оружия, но у немцев были на то веские основания: словно по мановению волшебной палочки они быстро, с ходу захватили половину Европы. Нашим же краснобаям, особенно после позорной войны с Финляндией, можно было бы вести себя поскромнее, но тогда это не соответствовало бы традициям коммунистической пропаганды, рассчитанной словно на придурков.

Вот мы по сговору с фашистской Германией захватываем польские земли и по этому поводу печатаем такие сочинения воспаленного пропагандистского ума: «Крестьяне полностью удовлетворены (не иначе как перспективой установления в Польше колхозов! — В. Н.). В дверях один из них останавливается, вынимает из кармана газету с изображением товарища Сталина, целует его, крепко прижимает к сердцу». Это из сообщения ТАСС, опубликованного в нашей прессе. Но вот что на самом деле творили в растерзанной Польше советские и немецкие войска, об этом пишет немецкий профессор А. Ноймайр: «17 сентября 1939 года части Красной Армии перешли восточную границу Польши, но еще до того, как русские начали захват Польши и балтийских государств, Гитлер уже успел превратить остальную Польшу в „бойню“. Эти зверства, от которых Советы очень старались не отстать, сопровождались беспощадным изгнанием более чем миллиона поляков». Так Гитлер и Сталин рука об руку творили одно и то же страшное дело. На всех территориях, захваченных нами по сговору с Гитлером, свирепствовали наши карательные органы, десятки тысяч людей были брошены в концлагеря и тюрьмы, высланы в Сибирь. Сегодня обо всех этих сталинских преступлениях широко известно. А в те дни наши газеты и журналы были заполнены материалами о том, как радостно встречают за рубежом нашу армию-освободительницу. А ее польский поход рисовался в нашей прессе как настоящая военная акция, в ходе которой она сметала на пути все преграды.

История учит, что настроение «шапками закидаем!» всегда создать не трудно. Во время кровопролитной и тяжелой финской войны у нас публиковались, например, такие «стихи»:

Быстрый, легкий и послушный,
Ты силен в борьбе воздушной,
Боевой товарищ наш —
Ты в обиду нас не дашь!
Пролетают ястребочки —
Огневые гасят точки.
В небо взвился ястребок —
Враг пустился наутек.

Или же, например, опубликовано фото с подписью: «Стрельба по самолетам с тачанки». По традиции ехали навстречу войне моторов все еще на тачанке. А предвоенные песни, фильмы, публицистика и беллетристика — все об одном и том же: мы мгновенно разобьем любого врага «малой кровью, могучим ударом», да еще на его же территории.

Начало рокового 1941 года было ознаменовано в нашей прессе такими стихами известного поэта:

Может выйти, может статься
Сквозь метель-пургу
За врагом придется гнаться —
Не уйти врагу!

Прямо скажем — напророчил!..

Все это еще можно было бы как-то понять, если бы такого рода пропагандой мы обманывали и запугивали будущего противника, но в результате мы обманывали сами себя! Как до того рапортовали о перевыполненных досрочно пятилетних планах, не имея на то никаких оснований, так и убеждали самих себя, что нет на свете армии сильнее и совершеннее, чем наша армия. Разумеется, немецкая разведка была вполне информирована о том, как у нас обстоят дела на самом деле. Впрочем, и наша разведка тоже не дремала, и у нее было больше чем достаточно сведений о Гитлере и его истинных намерениях и делах. Но, как известно, на Сталина в то время как бы нашло затмение, очень похожее на психическое расстройство, он, повторяем, решительно отметал все сообщения об усиленной подготовке фюрера к нападению на СССР. Тем самым Сталин создал такую обстановку, что начальник нашей военной разведки Голиков, постоянно общавшийся с вождем, издал специальную директиву, в которой приказал своим подчиненным считать намеренной дезинформацией все сообщения о возможности нападения Германии на Советский Союз. Вот, например, одна цитата из этого, можно сказать, исторического приказа: «Все документы, сообщающие о возможной войне, должны рассматриваться как подделки, имеющие британское или даже немецкое происхождение». После этого стало просто смертельно опасно докладывать наверх о том, что Гитлер вот-вот начнет войну против нас. В то время западные специалисты по Советскому Союзу сочинили горькую шутку о действительном положении в СССР, они открыли у нас так называемый синдром трех «у»: «Угадать, угодить, уцелеть». Угадать непредсказуемую логику Сталина, тем самым угодить ему и уцелеть. Именно это железное правило нашей придворной жизни в сочетании о некомпетентностью вождя послужило началом трагедии 1941 года, когда Гитлер вторгся в Советский Союз.

Известно много разных документов и фактов, характеризующих поразительную недальновидность Сталина, его маниловские мечты и надежды (даже уверенность!) на свой упреждающий удар и разгром фюрера. Но есть среди прочих такой потрясающей силы документ, который сам по себе может сказать всю правду о безысходном трагизме того положения, в котором мы оказались в июне 1941 года только по милости Сталина. Ближайший к нему человек, знающий все, чем вождь живет и дышит, его главный палач и разведчик (к тому же еще и собутыльник) Л. Берия письменно докладывает своему шефу 21 июня 1941 года, то есть за несколько часов до нападения немцев на Советский Союз: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня „дезой“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что нападение начнется завтра… То же радировал и генерал-майор Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев… Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание — в 1941 году Гитлер на нас не нападет!»

Вот так главный сталинский царедворец выступает в своей привычной холуйской роли. Наконец, еще один документ — совершенно секретная ориентировка, направленная из нашего Генерального штаба в штабы всех наших пограничных округов перед самым немецким вторжением в СССР: «В период с 4 по 10 июля 1941 года немецкие войска предпримут широкомасштабные боевые действия против Англии, быть готовыми к проведению наступательных операций».

Именно этого момента так ждал Сталин, будучи, как всегда, уверенным в своей гениальности и непогрешимости…