Среди многочисленных обвинений в адрес Сталина одно из наиболее часто встречающихся — будто бы его выраженный антисемитизм. Сразу оговорюсь, что обвинение это настолько противоречит фактам (и я попробую это доказать ниже), что можно только удивляться, почему его воспроизводят с такой регулярностью. Даже последняя книга Жореса Медведева[246] несет на себе печать подобного подхода — в ней воспроизводятся все давно опровергнутые мифы о сталинском антисемитизме, начиная с «убийства Михоэлса», хотя автор и оговаривается: «Ни антисемитом, ни тем более юдофобом Сталин не был. Юдофобия — это болезненная ненависть к любому представителю еврейской нации… У Сталина этого не было. Нет ни одного высказывания — ни в официальных его выступлениях, ни в архивных документах, которое можно было бы процитировать как антисемитское»[247].

Мы имеем множество документов, где Сталин и его соратники смертным боем воюют со всевозможными проявлениями антисемитизма. В вышедший в 1948 году 13 том собрания сочинений Сталина был включен ответ на вопрос еврейского телеграфного агентства из Америки об антисемитизме, где черным по белому было написано: «Антисемитизм как крайняя форма расового шовинизма является наиболее опасным пережитком каннибализма… Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Потому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма… В СССР строжайше преследуется по законам антисемитизм как явление глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью»[248],[249]. Но при этом именно Сталина почему-то называют главным ненавистником евреев.

Особенно обросли легендами и слухами события тех приснопамятных 7 недель (с 13 января до смерти Сталина 5 марта 1953 года), после опубликования в «Правде» статьи о деле врачей. До сих пор не найдено ни одного клочка, ни одного следа от тех, якобы уже составленных в феврале 1953-го миллионов «списков на депортацию» и будто бы тогда же отпечатанных пропагандистских брошюр, обосновывавших это решение. Проблема депортации еврейского населения в отдаленные районы страны, которую должны были осуществить, якобы, по «просьбе» ведущих еврейских ученых, писателей, специалистов, военных, для советских евреев чрезвычайно болезненна. Однако в архиве такого письма не оказалось, равным образом не сумели найти ни единого свидетеля того, что «мероприятие» такого рода готовилось, как и не нашли ни одного поселка, которые якобы строились для переселенцев. Фальшивки ведут свою историю с печально знаменитой книги «Коридоры смерти. Историко-фантастическая хроника. Рассказы» В. П. Ерашова, изданной в 1990 году в Москве тиражом аж 250 тысяч экземпляров издательством ПИК[250].

Вместо фактов сейчас стало модно додумывать историю и красочно расписывать будто бы готовившуюся тогда акцию, сталинское «окончательное решение еврейского вопроса» — депортацию советских евреев из больших городов в специальные концлагеря в Сибири и на Дальнем Востоке[251].

О том, что версия о депортации не подтверждена документально, свидетельствует недавняя дискуссия в печати на эту тему[252]. Анализ документальных свидетельств подготовки подобного переселения евреев, проведенный Судоплатовым[253] и независимо от него Шахаревичем[254], также показал полную несостоятельность данного слуха.

Изданный в 2005 году сборник документов «Государственный антисемитизм в СССР. 1938–1953», автором-составителем которого является самый крупный и известный в мире специалист по истории евреев в СССР Г. В. Костырченко, осветил все вопросы, которые много лет волновали евреев, проживавших в России. «Наиболее болезненной была проблема депортации еврейского населения в отдаленные районы страны, которую должны были осуществить, якобы, по „просьбе“ ведущих еврейских ученых, писателей, специалистов, военных. Она оказалась фальшивкой».

Первым же шагом к развенчанию этой фальшивки стало появление в 1994 г. книги А. М. Борщаговского «Обвиняется кровь». Свидетельство Борщаговского особенно ценно, поскольку в 1949 году он был объявлен одним из главарей «безродных космополитов». В своей книге Борщаговский доказал невозможность осуществления плана депортации и о том, что таковой план в качестве какого-либо оформленного решения не готовился и не мог готовиться. «Ссылка, депортация евреев страны, — указывает Борщаговский, — мифологический, близкий к фантастике образ вожделений и тайных замыслов Сталина — дополнительный мотив ненависти из-за осознания невыполнимости его мечты».

Такую же позицию заняли в США В. Балан и в Израиле И. Коршевер. Сходного мнения придерживается известный германский общественный деятель и ученый, бывший узник гитлеровских лагерей смерти, почетный председатель Сионистской организации Германии А. Лустигер. В 1998 г. под его руководством была издана «Красная книга: Сталин и евреи», в которой содержался вывод: «Поскольку до сих пор не существует никаких доказательств планирования массовой депортации советских евреев… подобные утверждения должны рассматриваться как слухи или легенды».

Сегодня не только вышеуказанные авторы, но и другие известные и авторитетные авторы, изучавшие тему депортации — В. Кардин, ветеран диссидентского движения Ж. А. Медведев, один из руководителей фонда «Холокост» И. А. Альтман — пришли к выводу, что таковая Сталиным не готовилась[255]. Поэтому далее я эту тему развивать не буду.

Другими «доказательствами» сталинского антисемитизма являются кампания против безродных космополитов, дело Еврейского Антифашистского Комитета и дело врачей. Ниже я попробую показать, что во всех этих историях ничего антисемитского не было.

Борьба с космополитизмом была обусловлена тем, что из-за периферийности советской науки и культуры в них процветало преклонение перед Западом. Хочу напомнить: собственно кампания борьбы с низкопоклонством перед Западом началась с писем Петра Капицы Сталину. У Кожинова читаем: «Вместе с письмом от 2 января 1946 года Капица прислал Сталину рукопись книги историка техники Л. И. Гумилевского „Русские инженеры“, которая была создана по настоянию Капицы, а по распоряжению Сталина немедля издана. „Из книги, — подводил итоги в письме Сталину Капица, — ясно: 1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас. 2. Мы сами почти не умели их развивать… 3. Часто причина неиспользования новаторства в том, что обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное… сейчас нам надо усиленным образом поднимать нашу собственную технику… Успешно мы можем делать это только… когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других и на него можно смело положиться“. Нельзя не напомнить, что Капица с 1921-го по 1934 год жил и работал за рубежом и, следовательно, сопоставлял научно-технические „потенциалы“ Запада и России с полным знанием дела»[256].

…В 1946 году писателя Александра Поповского вызвали к секретарю ЦК Андрею Жданову. «Партия считает, что история, преподавание науки и техники в нашей стране — в совершенно неудовлетворительном состоянии, — сказал Андрей Александрович. — Люди заканчивают школу и вузы в убеждении, что отечественные умельцы и ученые ни на что не годны, что они могут лишь плохо копировать достижения западных коллег. Это низкопоклонство, этот комплекс неполноценности перед всем западным должен быть преодолен. Соответствующие указания вузам, редакциям и Академии наук уже даны. Вам поручается составить план литературной кампании по простой и доходчивой пропаганде подлинной, а не искаженной западными фальсификаторами и их отечественными прислужниками истории науки и техники. Составьте список тем, план выпуска соответствующих книг, наметьте авторов. Все издательства получат соответствующие указания»[257].

Особенно усилилась борьба с низкопоклонством после публикации на Западе в 1946 году книги о раке двух ленинградских ученых Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскина. Профессора Н. Клюева и Г. Роскин направили рукопись своей монографии по проблемам лечения рака для публикации в США. Академик В. Ларин, передавший рукопись американским издателям, был обвинен в шпионаже и приговорен к 25 годам заключения. По всей стране была проведена широкая кампания осуждения участников этой истории как космополитов. Закрытое письмо ЦК ВКП(6) от 16 июля 1947 года «О деле профессоров Клюевой и Роскина» осуждало «наличие среди некоторой части советской интеллигенции… низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной…»[258]

В СССР кампания борьбы с «антипатриотизмом» стала очевидной 28 марта 1947 года, когда при министерствах и ведомствах были учреждены «суды чести», долженствующие, согласно их уставу, «повести непримиримую борьбу с низкопоклонством и раболепием перед западной культурой, ликвидировать недооценку значения деятелей русской науки и культуры в развитии мировой цивилизации». В дальнейшем термин «антипатриотизм» был заменен на термин «космополитизм»[259].

Космополитизм как бы конкретизировал низкопоклонство. Под космополитами, а точнее безродными космополитами, обычно имелись в виду евреи. Мне кажется, что советская власть, ведя борьбу с засильем евреев в верхних эшелонах власти, культуре и науке, с процветающими там групповщиной, коррупцией и кумовством, не могла назвать вещи своими именами, не могла заявить, что в еврейской среде процветает кумовство, и вынуждена была пользоваться иносказаниями.

Выражение «безродный космополит» появилось в 1948 году. Его автор — А. А. Жданов, который в январе 1948 года, выступая на совещании деятелей советской музыки в ЦК КПСС, говорил: «Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину означает… потерять свое лицо, стать безродным космополитом».

В расплодившихся тогда наспех написанных сочинениях по истории науки наряду с иногда встречавшимся псевдопатриотическим шапкозакидательством было и много правды: не вызывает возражений, например, литературный стереотип русского бюрократа, привычно не дающего проходу отечественному Кулибину, Ползунову, Лобачевскому и тем принудительно направляющего научную, инженерную мысль только по следам западных «звезд»[260].

В данный период история науки и техники подавалась с точки зрения приоритета советских и дореволюционных русских ученых во многих областях знаний. Не обошлось и без перегибов. Были отдельные случаи, когда достижения иностранных ученых и изобретателей замалчивались. Иногда такая установка приводила к прямым фальсификациям (были изобретены якобы «первый в мире полет на воздушном шаре» рязанского подьячего Крякутного, средневековые документы об открытии новгородцами Шпицбергена и т. д.)[261].

Но, как говорится, а судьи кто? Кто может осудить Сталина в этом вопросе? Уж не американцы ли? А может, правильнее говорить не о России, а о США как о «родине слонов»: посмотрите любой американский справочник — и вы убедитесь, что все открытия и изобретения были сделаны американцами (или англоговорящими народами). Сталину с его кратковременной — всего 5–8-летней — кампанией борьбы с низкопоклонством никак не угнаться за этими проявлениями атлантоцентризма, которые продолжают культивироваться не одно десятилетие!

В СССР в результате кампании по борьбе с космополитизмом быстро поднялись и окрепли научно-популярные журналы, в каждом киоске Союзпечати можно было купить за копейки научно-популярные брошюры из серии «Библиотечка солдата и матроса» (Минобороны работало!). Во дворцах пионеров в кружках судо- и авиамоделистов подрастала смена прославленным российским корабелам и авиаконструкторам. Потрясающие писатели, такие как Б. Агапов и Б. Розен, вводили полуголодных послевоенных мальчишек в волшебный мир сказочных достижений науки и техники, посвящали в радостное и светлое будущее, наполненное смыслом и разумом. Советская научная фантастика подхватывала эту эстафету: мир будущего, коммунизма, рисовался ею как мир умных знающих людей, управляющих высокими технологиями[262].

По указанию Сталина газета «Правда» из номера в номер публиковала накануне сессии по физиологии высшей нервной деятельности важнейшие работы академика И. П. Павлова.

По моему мнению, кампания по борьбе с космополитизмом была не чем иным, как попыткой Сталина заставить советских ученых и деятелей культуры вырваться из научной и культурной периферийности. Например, несмотря на огромный вклад советских ученых в генетику, все же основные открытия были сделаны западными учеными. Это вело к тому, что советские ученые начинали во всех вопросах оглядываться на Запад. В 1947 г. Сталин писал: «У нас все еще не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия»[263]. Хорошо это или плохо — другой вопрос, но с точки зрения Сталина, космополитизм мешал самостоятельному мышлению, мешал развитию советской науки. Огромные успехи советской науки в 1950–1970 годы, сразу же после борьбы с космополитизмом, и последующая ее медленная деградация из-за прорастания групповщины и преклонения перед Западом доказали, что он был прав. О прозорливости Сталина говорит и нынешняя деградация отечественной культуры под напором американского массового искусства в нынешней России.

Как видим, никаких намерений специально дискредитировать евреев у советского государства и Сталина не было. Обычная борьба с недостатками на культурном и научном фронте, каких в те годы было множество. Более того, эта кампания дала выдающиеся результаты по созданию советской системы образования, никем до сих пор так и не превзойденной. Сталинская школа давала довольно высокую грамотность и культурный кругозор, сталинские вузы воспитывали неплохих инженеров и ученых, а самое главное, советское общество в целом радостно верило в науку, сочувствовало ей, было хорошо осведомлено о ее достижениях и полезности. Советская молодежь рвалась к знанию, стремилась в вузы не для уклонения от армии. Кто тогда не зачитывался физикой, математикой от Перельмана? Астрономией от Воронцова-Вельяминова? Геологией — от Обручева и Ферсмана?[264]

Этот проект по ликвидации периферийности решал задачу рывка в поистине приоритетной области — в образовании — по всему фронту, одновременно мобилизуя идеологов, писателей, журналистов, историков науки, учителей, эксплуатируя разогретые в ходе прошедшей страшной, но победоносной войны патриотические чувства (и порой злоупотребляя ими), по максимуму используя немногочисленные преимущества централизованного, но демократичного по структуре общества (образование было всеобщим и практически равнодоступным), воздействуя почти напрямую на тех, ради кого был затеян сыр-бор — на подрастающее поколение. То есть тот проект был не для галочки, не для отчета и последующего мирного забвения, а для оперативного неукоснительного выполнения всем советским обществом в целом и в кратчайшие сроки.

В 1949 г. на юбилейной сессии Академии наук в Ленинграде, посвященной 225-летию ее основания, была продемонстрирована исключительная роль русской науки в истории человечества. Опора на собственные силы и попытка находить оригинальные решения, идти собственным путем дала выдающийся результат в резком научном и технологическом рывке, совершенном СССР в 50–60-е годы.

А вспомните, что стало ныне, после победы демократии? Окончательно скисли и практически исчезли замечательные научно-популярные журналы, которыми духовно питались поколения 50–60-х, народ повернулся слушать Чумака и Кашпировского, а потом и вовсе ударился в ворожбу и волхвование…[265]

Еврейский антифашистский комитет был создан в годы войны (февраль — март 1942 г.), как было провозглашено, для сплочения антифашистских сил в борьбе с фашистским геноцидом. Реальной прагматичной целью его функционирования было выбивание финансовых средств из американских магнатов-евреев на ведение войны против фашизма. ЕАК был создан при Советском информационном бюро, а само Информбюро входило в систему Совнаркома. Председателем Информбюро в 1947 г. был член ЦК ВКП(б) С. А. Лозовский, который входил и в руководство ЕАК. С. Михоэлс был председателем ЕАК, так как именно он был наиболее широко известен и в СССР и за границей как артист и общественный деятель. Ему, как знаменитости, позволяли свободу действий, но, конечно, в определенных пределах. Заместителем Михоэлса, сопровождавшим его и в зарубежных поездках и, по существу, главным администратором этой организации, был поэт И. С. Фефер. По неподтвержденному свидетельству Судоплатова (1997), Фефер был крупным агентом НКВД, которого «вел» комиссар госбезопасности Леонид Рейхман[266].

Членами ЕАК стали поэты и писатели И. С. Фефер, Л. М. Квитко, П. Д. Маркиш, Д. Р. Бергельсон, С. З. Галкин, художественный руководитель Московского государственного еврейского театра (ГОСЕТ) В. Л. Зускин (А. Борщаговский называет его «духовным братом» С. Михоэлса), главный врач ЦКБ им. Боткина Б. А. Шимелиович, директор Института физиологии АМН СССР академик АН СССР и АМН СССР Л. С. Штерн и др. Комитет имел свой печатный орган — газету «Эйникайт» («Единение»), которая распространялась в СССР и за рубежом. В ходе поездок в США, осуществлявшихся по заданию ЦК ВКП(б), С. Михоэлс и другие члены ЕАК общались с представителями еврейской культурной элиты США. В 1946 г. С. Михоэлс был удостоен Сталинской премии за создание по мотивам еврейского музыкального фольклора спектакля «Фрейлехс»[267]. Такое поведение Сталина в отношении еврейской культуры еще раз доказывает, что он никаким антисемитизмом не страдал.

Ближе к концу войны члены ЕАК, особенно Михоэлс, принимают участие в конкретных судьбах еврейских беженцев, вырвавшихся из гетто или вернувшихся из эвакуации (получение вида на жительство и жилья, трудоустройство, материальная помощь), а также в судьбе тех, кто был несправедливо уволен, не принят в вуз на национальной почве. Эта работа не входила в задачи, стоящие перед комитетом, и фактически была нелегальной и антисоветской. Среди инициатив, предпринятых Михоэлсом и Фефером после возвращения из США, было письмо на имя Молотова о создании Еврейской автономной республики в северном Крыму, где до войны было несколько еврейских колхозов. Представитель еврейской буржуазно-националистической организации «Джойнт» обещал им выделить крупные суммы для расселения евреев в Крыму. Письмо это имело лишь одно последствие: в деле ЕАК оно проходило как доказательство измены родине («Джойнт», по мнению МГБ, имел план превращения Крыма в американский плацдарм в этом регионе), и подвело подсудимых под 58-ю расстрельную статью[268]. Но об этом чуть ниже.

Вскоре после войны МГБ обнаружил нездоровый интерес к личной жизни Сталина со стороны сионистских кругов за границей. Этот интерес был связан прежде всего с тем, что главной международной проблемой в 1947 г. был план создания государства Израиль. Успех этого плана, осуществлявшегося через ООН, в значительной степени зависел от позиции СССР и его друзей. Опубликованные на Западе сведения о личной жизни Сталина указывали на наличие и «внутреннего» источника, близкого к Сталину, или даже нескольких источников. Разглашение подробностей о личной жизни Сталина в СССР трактовалось как разглашение государственных тайн. Министр государственной безопасности Абакумов получил новое задание — проследить за каналами утечки информации[269].

Первые подозрения пали на родственников второй жены Сталина, Анну Сергеевну и Евгению Аллилуевых. А. С. Аллилуева в 1946 г. опубликовала книгу «Воспоминания», в которой неизбежно появлялась и тема о Сталине. Эта книга как бы продолжала книгу ее отца С. Я. Аллилуева, который был другом не только Сталина, но и Ленина. Сталин знал его с 1903 года. Незадолго перед смертью в 1945 г. С. Я. Аллилуев, тесть Сталина, начал писать книгу воспоминаний, события в которой доходили только до 1905 года. Она была опубликована в 1946 г. с предисловием М. И. Калинина. С. Я. Аллилуев умер в возрасте 79 лет. А. С. Аллилуева, опубликовав книгу воспоминаний, начала также выступать с лекциями по истории революции. В этом случае ей приходилось отвечать на разные вопросы. В мае 1947 г. книга воспоминаний Аллилуевой была раскритикована в «Правде» и затем изъята из обращения. Ей предложили также прекратить лекционные турне. Критические разговоры о Сталине были зарегистрированы «оперативной техникой» и в доме Е. А. Аллилуевой[270].

Первой, в начале декабря 1947 г., арестовали Е. А. Аллилуеву, которую обвинили в антисоветской деятельности и в распространении клеветы в отношении главы советского правительства. Через несколько дней арестовали и ее мужа Молочникова. В январе 1948 г. арестовали и А. С. Аллилуеву, предъявив ей такие же обвинения. В круг друзей Аллилуевых и Молочникова попали И. И. Гольдштейн и З. Г. Гринберг. Гольдштейн, экономист, работал вместе с Молочниковым, Евгенией Аллилуевой и Павлом Аллилуевым в торговом представительстве СССР в Берлине в 1929–1933 годы. Гринберг, литератор и сотрудник С. М. Михоэлса по работе в ЕАК, также посещавший квартиру Аллилуевой, познакомил артиста с родственниками Сталина.

Уже на первых допросах в декабре 1947 г. Е. А. Аллилуева сообщила, что Гольдштейн интересовался семьей Сталина и особенно семьей Светланы и Григория Морозова. На допросах в тюрьме МГБ, проводившихся под личным контролем Абакумова, Гольдштейн сообщил о том, что информацию о Сталине он собирал по просьбе Михоэлса, председателя ЕАК. Арестованный З. Г. Гринберг тоже дал показания, что Михоэлс проявляет интерес к личной жизни вождя и сообщает эти сведения на Запад. И эта деятельность явно была антигосударственной…

Поражение Германии в войне и создание государства Израиль лишали Еврейский антифашистский комитет его основных задач. Поэтому после войны для членов ЕАК основным делом стал сбор документальных материалов для «Черной книги» о злодеяниях фашистов против евреев (эта идея возникла независимо у многих — в том числе у А. Эйнштейна, И. Эренбурга и др.). Эренбург, создававший эту книгу вместе с В. Гроссманом, хотел ее издать и на русском языке. Однако это не было в русле интересов советского правительства и фактически выходило за рамки полномочий ЕАК. В 1947 г. печатание «Черной книги» было остановлено, а часть уже отпечатанного тиража передана в ЕАК, который в нарушение советских законов переправил копии «Черной книги» на Запад, где она и была опубликована[271].

Обратите внимание. «Союз еврейских ученых, художников и писателей США» решил издать вместе с ЕАК «Черную книгу» на английском языке, то есть раньше, чем в СССР, что было строжайше запрещено. В США книга вышла в начале 1946 года, и значительная часть тиража была доставлена на Нюрнбергский процесс, где присутствовали тысячи корреспондентов. Это значит, что «Черная книга» привлекла внимание мира к фактам массового уничтожения европейских евреев нацистами. О Холокосте заговорят позже, но «Черная книга» открывает ряд правдивых документальных свидетельств и воспоминаний о пережитом евреями Европы и СССР.

Почему же издание «Черной книги» было не в интересах Советского правительства? Да потому, что она раскрывала многие секреты, которые по законам холодной войны не надо было предавать огласке. Вне зависимости от моей оценки необходимости публикации «Черной книги» за рубежом, подобное поведение ЕАК еще раз подчеркивает, что ЕАК вел собственную политику, независимую от интересов советского государства. Поэтому постепенно ЕАК стал восприниматься как опасный организационно-националистический центр[272]. 12 октября 1946 г. Министерство государственной безопасности СССР направило в ЦК ВКП(б) записку под заглавием «О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета». Заведующий отделом внешней политики ЦК М. А. Суслов организовал проверку и уже 19 ноября того же года докладывал в ЦК о результатах. В решении было отмечено, что во время войны ЕАК сыграл положительную роль, а после войны его деятельность была сочтена политически вредной. Она, по мнению Суслова, приобретала все более националистический, сионистский характер и объективно способствовала усилению «еврейского реакционного буржуазно-националистического движения за границей и подогреванию националистических сионистских настроений среди некоторой части населения СССР». 26 ноября с этими материалами ознакомили Сталина. Вскоре, как уже говорилось, был арестован научный сотрудник АН СССР З. Г. Гринберг и подвергнут допросу. Он сообщил, что ЕАК и лично С. М. Михоэлс собираются использовать брак Светланы Аллилуевой (дочери Сталина) с евреем Г. Морозовым для решения вопроса о создании Еврейской республики в Крыму. Сам Михоэлс был в это время уже противником этой идеи, однако Фефер и некоторые другие члены комитета имели иное мнение.

Дело резко осложнилось после гибели 13 января 1948 года в Минске С. Михоэлса[273]. Действительные обстоятельства его смерти удостоверили два академика медицины, Збарский и Вовси (кстати, родной брат покойного!), констатировав, что «смерть Михоэлса последовала вследствие автомобильной катастрофы…одна рука сломана и потом эта же щека в кровоподтеке. Это случилось вследствие того, что одна машина, шедшая навстречу, налетела на другую и их обоих отбросило в сторону, значит они погибли в результате удара машиной… Если бы ему (Михоэлсу. — Авт.) оказали сразу помощь, то, может быть, можно было кое-что сделать, но он умер от замерзания, потому что он лежал несколько часов в снегу». С государственными почестями С. Михоэлс был похоронен в Москве в 1948 году, о нем вышла и книга.

После смерти Михоэлса отношения между ЕАК и советским руководством становятся все более напряженными.

Отношение к евреям в верхах особенно изменилось после приезда в СССР одного из лидеров Израиля Г. Меир. Как вспоминает Г. Меир (стр. 505, Мухин, 2002), когда она пошла в синагогу 3 октября 1948 года, ее встречала толпа евреев. Она пишет. «Улица перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом… нас ожидала пятидесятитысячная толпа… Они пришли — добрые, храбрые евреи…»

Демонстрация была повторена и через 10 дней, в еврейский праздник Судного дня. Причем съехались евреи даже из далекого Новокузнецка, а в то время, как убедительно показал Мухин[274], для этого требовалась организация с исключительными возможностями. Подобной акцией ЕАК еще ближе приблизился к тому, чтобы попасть под жернова репрессивных структур СССР.

Советское руководство не ожидало столь глубокого проникновения идей сионизма в среду советского еврейства и того энтузиазма, с которым евреи приняли факт создания Израиля и приветствовали первого израильского посла в Москве Г. Меир. Все это еще больше укрепило Сталина в подозрении, которое он высказал в 1947 г. своей дочери Светлане, что все «старшее поколение евреев СССР заражено сионизмом, а они и молодежь учат…»[275]

После визита Г. Меир и дружной демонстрации советскими евреями их приверженности Израилю стало ясно, что сверхконцентрация евреев в науке и культуре становится опасной для СССР, особенно после того, как Израиль четко обозначил свою политическую ориентацию и стал в фарватере политики США. Замечу, что это стало ясно Сталину только осенью 1948 года.

Проявления еврейского национализма стали видны и руководителям МГБ — еще 12 октября 1946 года министр госбезопасности Виктор Абакумов направил в ЦК записку «О националистических проявлениях некоторых работников ЕАК». Далее, 26 марта 1948 года Абакумов представил в ЦК и Совмин записку, где утверждал, что руководители ЕАК ведут антисоветскую и шпионскую работу в пользу американской разведки[276].

17 августа 1942 года начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров направил секретарю ЦК А. С. Щербакову записку, где выражалось беспокойство по поводу того, что «в управлениях Комитета по делам искусств во главе учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)… В Большом театре Союза ССР, являющемся центром великой русской музыкальной культуры, руководящий состав целиком нерусский… Такая же картина и в Московской государственной консерватории… Все основные кафедры возглавляют евреи… Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Л. Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов». Александров предлагал «разработать мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров» и «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства». Эти мероприятия были осуществлены в последующие месяцы и годы[277].

Отмечу, что разные части огромного механизма СССР действовали, часто не согласуя активность друг с другом. Именно для этого и нужен был Сталин, как своеобразное сознание социального организма СССР, чтобы правая рука не убежала от левой.

Война и нацистский геноцид, четко выделившие евреев из среды всех других народов, создание Израиля и деятельность ЕАК в совокупности привели к консолидации еврейского народа и к всплеску еврейского национализма. Это был период массового пробуждения националистического еврейского самосознания среди советских евреев и подавление чувства принадлежности к советскому народу. Синагоги в этот период стали центром притяжения для многих советских евреев. Тысячи евреев, в том числе ничего общего с религией не имевших, приходили к синагогам на еврейские праздники[278].

Для подтвержения данного положения приведу выдержки из протокола допроса ГОФШТЕИНА Д. Н. от 12 января 1949 г.[279].

«В марте 1945 года во время моего приезда в Москву, я был приглашен в синагогу на траурное богослужение о погибших евреях во время Второй мировой войны. Мне бросилось в глаза, что в синагоге я встретил тех же самых лиц, которых я встречал в Еврейском антифашистском комитете, и что руководители комитета не только являются своими людьми в синагоге, а вместе с раввином занимаются организацией богослужения.

Появившись в синагоге вместе с БЕРГЕЛЬСОНОМ, ФЕФЕРОМ, КВИТКО и другими (МИХОЭЛС в Москве отсутствовал), я во время богослужения обратил внимание на прошедший в зале шум в результате появления в синагоге нескольких групп незнакомых мне лиц. Все они прошли на почетное место в синагоге и присутствовали там в процессе всего богослужения. На мой вопрос — кто эти лица, КВИТКО мне ответил, что среди пришедших в синагогу присутствуют артист Академического Большого театра РЕЙЗЕН, академики ТРАЙНИН и ТАРЛЕ, еврейский артист ЗУСКИН, а также несколько генералов, фамилии которых я не знаю…

Михоэлс и БЕРГЕЛЬСОН готовили в еврейском театре постановку пьесы „Принц Реубейни“, в которой протаскивалась идея создания еврейского государства и его деятельная связь с другими странами. Постановка этой пьесы националистического характера была запрещена, но ее все же сумели переправить в США и издать там на еврейском языке.

…Еврейский комитет, по существу, превратился в филиал американской прессы, через который собиралась и переправлялась в Америку шпионская информация о Советском Союзе. Однако американцев это, видимо, не вполне удовлетворяло, в связи с чем они прислали в Советский Союз своего представителя, который лично ознакомился с делами еврейского антифашистского комитета и после чего дал ряд практических указаний.

ВОПРОС: Кто приезжал в Советский Союз для этой цели?

ОТВЕТ: В апреле 1946 года Советский Союз посетил председатель еврейской антифашистской помощи в США, один из редакторов еврейской реакционной газеты „Дер Тог“ ГОЛЬДБЕРГ. Он разъезжал по Советскому Союзу и усиленно интересовался внутренним положением нашей страны. Его всячески опекали руководители еврейского антифашистского комитета и организовывали поездки по СССР. Когда ГОЛЬДБЕРГ выехал в Киев, ФЕФЕР специальной телеграммой предложил мне организовать ему достойную встречу и сделать все, чтобы он мог более детально ознакомиться с положением на Украине. По приезде в Киев ГОЛЬДБЕРГ посетил киевскую синагогу и еврейский кабинет при Академии наук УССР, где в своих выступлениях обещал полную поддержку со стороны еврейских кругов в США по устройству судеб евреев, проживающих в СССР. Встретившись в более узком кругу в еврейском кабинете и в номере гостиницы „Интурист“, где проживал ГОЛЬДБЕРГ, мне, КАГАНУ, ЛОЙЦКЕРУ, СПИВАКУ и ПОЛЯНКЕРУ он говорил о необходимости активизации националистической работы среди евреев на Украине и требовал присылки наиболее полной информации в Америку о положении в Советском Союзе. Закончив свою поездку по Украине, ГОЛЬДБЕРГ возвратился в Москву, где Еврейским антифашистским комитетом был устроен прощальный банкет. На этом банкете МИХОЭЛС, ФЕФЕР, Перец МАРКИШ и я, в своих выступлениях обещали ГОЛЬДБЕРГУ вести борьбу с ассимиляцией евреев в СССР и усилить представление информации о Советском Союзе. Мы заверили ГОЛЬДБЕРГА, что проживающие в СССР евреи являются истинными евреями и до конца будут служить идее создания еврейского государства».

Если все эти детали придуманы следователями, то их надо было делать главными драматургами всех времен и народов…

Через полтора месяца после визита Меир, 20 ноября 1948 года, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «поручить МГБ СССР немедля распустить „Еврейский антифашистский комитет“, так как, как показывают факты, этот комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки. В соответствии с этим органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать. Пока никого не арестовывать»[280].

В этот же период были закрыты газета «Эйникайт» — орган ЕАК, еврейское издательство «Дер Эмес» (Правда), объединение еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске, кабинет еврейской культуры при Академии Наук УССР, альманахи «Геймланд» (Родина) в Москве и «Дер Штерн» (Звезда) в Киеве, а также еврейские театры в Москве (Государственный еврейский театр — ГОСЕТ), Минске, Одессе, Черновцах, Биробиджане[281].

Вскоре табу на аресты было снято — в конце 1948 г. были арестованы И. С. Фефер, В. Л. Зускин, Д. Н. Гофштейн. В середине января 1949 г. — Б. А. Шимелиович и И. С. Юзефович, а с 24 по 28 января — Л. М. Квитко, П. Д. Маркиш, Д. Р. Бергельсон, академик Л. С. Штерн, И. С. Ватенберг, Ч. С. Ватенберг-Островская, Э. И. Теумин.

Сложнее обстояло дело с председателем ЕАК С. А. Лозовским, который был членом ЦК ВКП(б) и депутатом Верховного Совета двух последних созывов. В день годовщины убийства С. Михоэлса 13 января 1949 г. С. А. Лозовский был вызван к секретарю ЦК ВКП(6) Г. М. Маленкову, который в присутствии председателя КПК при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятова пытался добиться от него признательных показаний в проведении антисоветской националистической деятельности. После этого Маленков и Шкирятов составили на имя Сталина записку с предложением вывести Лозовского из членов ЦК с формулировкой «за политически неблагонадежные связи и недостойное члена ЦК поведение». Решением ЦК ВКП(б) от 18 января 1949 г. (опросом) С. А. Лозовский был выведен из ЦК ВКП(б) и исключен из партии, 20 января он был вызван в ЦК и ознакомлен с решением, а 26 января 1949 г. арестован[282].

Начались аресты и других лиц, связанных с ЕАК. Всего были арестованы 431 человек, из которых 217 писателей и поэтов, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов[283].

Очевидно, что основанием для взятия под стражу была не национальность, а принадлежность этих лиц к комитету, деятельность которого вызывала у МГБ довольно ясные опасения. Даже в 1955 году Генеральный прокурор СССР Р. Руденко в записке по поводу реабилитации председателя ЕАК Лозовского отмечал: «Проверкой установлено, что некоторые руководители Еврейского антифашистского комитета из националистических побуждений пытались присвоить комитету явно несвойственные ему функции, вмешиваясь от имени комитета в разрешение вопросов о трудоустройстве отдельных лиц еврейской национальности, возбуждали ходатайства об освобождении заключенных евреев из лагерей, в своих литературных работах допускали националистические утверждения и т. д. Эти неправильные действия объективно приводили к тому, что еврейские националистические элементы пытались группироваться вокруг Еврейского антифашистского комитета».

Итак, визит Меир катализировал и резко обнажил противостояние интересов евреев и советского государства. Оказалось, что после создания государства Израиль советские евреи, хотя и далеко не все, будут колебаться, если возникнет вопрос, ради кого жертвовать своей жизнью — ради СССР или Израиля, и, может быть, даже предпочтут Израиль. Такая постановка вопроса требовала немедленного удаления евреев из властных и идеологических структур, а также научных верхов. Нет, это не значило, что советские евреи были хуже других народов, — вопрос стоял о верхушке советских евреев, о тех, кто присвоил себе право говорить от имени советских евреев, тех, кто внедрял в сознание советских евреев идеи их исключительности.

Скорее всего, отношение евреев к Израилю и лично к Голде Меир интересовало Сталина меньше всего. Но то, насколько евреи оказались организованы и кто оказался в первых рядах встречающих, зародило подозрение. Была отдана отмашка на тщательную проверку. Оказалось, что в партии (и не только в ней, но и в армии и т. д.) вызрела мощная политическая группировка, тесно спаянная между собой и имеющая далеко идущие планы, весьма отличающиеся от основного курса партии, да еще плотно связанная с Западом (естественно, не просто с приятелями, их связи контролировались, наверняка, западными спецслужбами).

С 8 мая по 18 июля 1952 года в г. Москве Военная коллегия Верховного суда СССР на закрытом судебном заседании рассмотрела дело по обвинению Лозовского Соломона Абрамовича, Фефера Исаака Соломоновича, Юзефовича Иосифа Сигизмундовича, Шимелиовича Бориса Абрамовича, Квитко Лейба Моисеевича, Маркиша Переца Давидовича, Бергельсона Давида Рафаиловича, Гофштейна Давида Наумовича, Зускина Вениамина Львовича, Штерн Лины Соломоновны, Тальми Леона Яковлевича, Витенберга Ильи Семеновича, Теумин Эмилии Исааковны, Витенберг-Островской Чайки Семеновны[284].

Когда у судьи, ведущего дело, возникли сомнения в материалах следствия, Сталин его поддержал, и 15 мая 1952 года процесс по «делу ЕАК» был приостановлен. Председатель Военной коллегии Верховного суда СССР А. А. Чепцов указал на недоработки предварительного следствия, обуславливающие необходимость проведения доследования. После доработки обвинения процесс возобновился 22 мая 1952 года[285]. Если сравнить данный факт с процессами 30-х годов, то и здесь видно, что Сталин в отношении евреев действовал сверхосторожно и только на основе тщательно проверенных фактов.

Подробности следствия и последующего суда над бывшими членами ЕАК достаточно полно изложены в нескольких книгах и множестве статей. Сокращенная стенограмма судебного заседания военной коллегии Верховного суда СССР, проходившего с 8 мая по 18 июля 1952 г. по делу ЕАК опубликована на русском и на английском языках[286].

На суде не признали себя виновными Лозовский, Шимелиович, Брегман и Маркиш. Последний, впрочем, поддержал обвинения против других членов ЕАК в национализме и антисоветской деятельности, напомнив, что еще в 1944 году сообщал в парторганизацию Совинформбюро о националистической и контрреволюционной деятельности руководства ЕАК[287].

Все обвиняемые были приговорены к расстрелу, за исключением Л. С. Штерн, которая была осуждена на пребывание в исправительно-трудовом лагере, а после отбытия срока заключения — к ссылке сроком на 5 лет. Всего же в связи с делом ЕАК в течение 1948–1952 годов было осуждено (приговорено к расстрелу и разным срокам лишения свободы) ПО человек[288].

В ноябре 1955 г. Верховный Суд СССР пересмотрел дело ЕАК и реабилитировал всех казненных «за отсутствием состава преступления», однако не вынес никаких определений относительно виновников этой жестокой расправы[289].

Говорит ли это о том, что сталинский суд несправедливо засудил членов ЕАК? Нет. 1955 год был уже годом другой эпохи, эпохи, наступившей после убийства Хрущевым Сталина и Берии[290]. Если же смотреть с позиции 1952 года, то члены ЕАК совершили именно те преступления, которые им инкриминировались. Другое дело, была ли жестокость приговора оправданной?

После драки вообще-то очень легко махать кулаками. Историю нельзя проверить контрольным экспериментом. У меня же такое ощущение, что СССР рухнул бы гораздо раньше, если бы приговоры того времени было более либеральными.

Что принесла русскому народу нынешняя официозная Россия, известно — быстрое вымирание. Но это началось только через 39 лет после дела ЕАК и, если бы членов ЕАК не осудили так жестоко, то, скорее всего, повторяю, СССР рухнул бы раньше. Ставки, как говорится, очень высокие.

По сути, «дело врачей» было обыкновенной реакцией советского правительства на групповщину, кумовство и коррупцию еврейской общины. Очень подробно «дело врачей» проанализировал Мухин в своей книге «Убийство Сталина и Берия». Я здесь приведу лишь краткое изложение фактов, найденных мною в Интернете, убрав их эмоциональную окраску.

Еще в записке Абакумова Маленкову от 4 июля 1950 года обращалось внимание на быстрое развитие групповщины, кумовства и коррупции среди врачей еврейской национальности. Руководитель МГБ Абакумов сообщал: «По имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Академии медицинских наук СССР создалась обстановка семейственности и групповщины. По этой причине из 43 должностей руководящих и научных работников клиники 36 занимают лица еврейской национальности, на излечение в клинику попадают, главным образом, евреи. Заместитель директора института питания БЕЛКОВ А.С. по этому вопросу заявил: „Поближе ознакомившись с аппаратом клиники, я увидел, что 75–80 % научных работников составляют лица еврейской национальности. В клинике при заполнении истории болезни исключались графы „национальность“ и „партийность““. Я предложил заместителю директора клиники БЕЛИКОВУ включить эти графы, так как они нужны для статистики. Они были включены, но через пять дней Певзнером снова были аннулированы.

По существующему положению в клинику лечебного питания больные должны поступать по путевкам Министерства здравоохранения СССР и некоторых поликлиник Москвы, а также по тематике института лечебного питания Академии медицинских наук СССР. В действительности в клинику поступают в большинстве своем лица еврейской национальности по тематике института питания, то есть с разрешения директора института Певзнера и заведующего приемным покоем Бременера. Старшая медицинская сестра клиники ГЛАДКЕВИЧ Е.А., ведающая регистрацией больных, заявила: „Характерно отметить, что большинство лечащихся в клинике больных — это евреи. Как правило, они помещаются на лечение с документами за подписью Певзнера, Гордона или Бременера“».

Как видим, речь в записке шла, по сути, о расцвете групповщины на национальной основе, коррупции и кумовства в одном из НИИ медицинского профиля.

Само по себе дело врачей было связано с некомпетентностью докторов, лечивших высокопоставленных деятелей и из-за недостатка медицинской практики часто совершавших серьезные врачебные ошибки. Если кратко, то все началось в 1948 году, когда у лидера ленинградской группы, члена Политбюро, А. Жданова, врачи Лечсанупра не смогли выявить инфаркт миокарда. Клиническая картина была смазана, электрокардиограмма также дала противоречивые результаты. Один врач, Карпай, не нашла признаков инфаркта на электрокардиограмме, другая, Тимашук, посчитала, что инфаркт есть. Консилиум решил, что инфаркта нет. Они направили Жданова в санаторий, вместо того, чтобы прописать строгий постельный режим. Тимашук на всякий случай написала донос, где указала, что у Жданова инфаркт. Как говорят, лучше перебдеть, чем недобдеть. В санатории Жданов умер от инфаркта. Вот тут и начались страдания членов врачебного консилиума. На вскрытии оказалось, что Жданов за несколько дней до этого перенес уже инфаркт. Пришлось Виноградову надавить на другой консилиум, чтобы тот дал такое заключение, которое можно было бы трактовать и так и этак. На 4 года о причинах смерти Жданова забыли.

О его смерти вспомнили после письма старшего следователя следственной части МГБ СССР по особо важным делам подполковника М. Рюмина, переданного Сталину 2 июля 1951 года Г. Маленковым. В письме содержался целый букет серьезных обвинений против министра государственной безопасности В. Абакумова. Одно из них состояло в том, что тот запретил Рюмину, который вел дело арестованного 18 ноября 1950 года бывшего консультанта Лечебно-санитарного управления Кремля (ЛСУК) профессора-терапевта Я. Этингера, расследовать террористическую деятельность последнего, признавшегося, что тот вредительским лечением способствовал в 1945 году смерти секретаря ЦК ВКП(б) А. Щербакова. Более того, Рюмин утверждал, что, получив это показание, Абакумов распорядился содержать подследственного в заведомо опасных для здоровья условиях, чем умышленно довел его до смерти — и тем самым «заглушил дело террориста Этингера, нанеся серьезный ущерб интересам государства».

4 июля 1951 года Рюмин был вызван к Сталину, в кабинете которого в присутствии Молотова, Маленкова, Берии, Булганина состоялось что-то вроде очной ставки с Абакумовым. Тогда же было оформлено решение о создании комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии и заведующего отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК Игнатьева, а также об отстранении Абакумова от обязанностей министра госбезопасности. А 11 июля по докладу председателя комиссии Маленкова было принято постановление Политбюро «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», которое через два дня в виде закрытого письма было направлено руководству региональных органов партии и госбезопасности.

Интересно, что после смерти Сталина Игнатьев заявил, что при назначении его 9 августа на должность министра государственной безопасности (вместо арестованного Абакумова) вождь будто бы потребовал принятия «решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой давно убежден». Данное свидетельство может быть не чем иным, как попыткой Игнатьева прикрыть свою некомпетентность.

К тому времени уже несколько месяцев проводились интенсивные допросы еще одного действующего лица этой тюремно-следственной драмы — врача С. Е. Карпай, арестованной 16 июля как «скрытой террористки».

Будучи до 1950 года заведующей кабинетом функциональной диагностики Кремлевской больницы, она в 1944–1945 годах средствами электрокардиографии контролировала сердечную деятельность Щербакова и Жданова и допустила профессиональную ошибку. Карпай решительно отрицала инкриминировавшееся ей «заведомо неправильное диагностирование заболевания», но тут всплыло бдящее письмо Тимашук. К делу присоединили смерть Жданова.

В конце сентября 1952 года Игнатьев представил Сталину обобщенную справку Рюмина о результатах допросов арестованных медиков, медицинских экспертиз и т. д., где утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова. Начались аресты. Под стражу взяли докторов Г. И. Майорова и А. Н. Федорова, а также профессора А. А. Бусалова, руководившего Лечсанупром Кремля до 1947 года. 18 октября 1952 года арестовали профессора П. И. Егорова, за полтора месяца до этого смещенного с поста начальника Лечсанупра Кремля. Одновременно арестовали и его жену Е. Я. Егорову, которая дала показания на мужа.

Обратим внимание, в списке арестованных мало евреев. Крайне маловероятно, чтобы Сталин заставлял Игнатьева бороться с евреями-врачами, а тот арестовывал русских. В ноябре были арестованы профессора В. Н. Виноградов, В. Х. Василенко, М. С. Вовси, Б. Б. Коган. А в декабре — профессора А. М. Гринштейн, А. И. Фельдман, Я. С. Темкин. Обратите внимание, врачи евреи появляются только в самом конце…

Профессор Виноградов во время допроса он показал следующее: «5 июля 1948 года электрокардиограммы, снятые врачом КАРПАЙ, не были типичными для инфаркта миокарда, в связи с чем я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВ и КАРПАЙ, после обсуждения между собой, приняли решение инфаркт миокарда не диагностировать. Не буду скрывать, что главная вина за это ложится на меня, так как в определении характера болезни А. А. Жданова мне принадлежало решающее слово.

ВОПРОС: Врач ТИМАШУК, снимавшая у товарища Жданова А. А. электрокардиограммы после КАРПАЙ, сигнализировала вам, что у больного инфаркт миокарда и вы своим лечением наносите ему непоправимый вред?

ОТВЕТ: Такой сигнал был.

ВОПРОС: Как вы поступили?

ОТВЕТ: Мы не послушали ТИМАШУК.

ВОПРОС: Больше того, вы постарались ее дискредитировать?

ОТВЕТ: Признаю.

…Мне сказать в оправдание нечего. Эти факты изобличают неопровержимо. Но тем не менее я все-таки настаиваю, что лично в моих действиях нет злого умысла. Было так. 25 июля, недооценив электрокардиографические данные, я совершил медицинскую ошибку. 28 августа, когда вторично электрокардиограммы, снятые врачом ТИМАШУК, подтвердили, что у А. А. Жданова инфаркт миокарда, а 29 августа с больным случился второй сердечный приступ, я понял, что моя ошибка привела к неправильному лечению А. А. Жданова и грозит больному трагическими последствиями. Начиная с этого момента, я стал делать все для того, чтобы скрыть свою ошибку, выгородить себя и принимавших участие в лечении А. А. Жданова ЕГОРОВА, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВА и КАРПАЙ, для которых не было секретом, что мы все виновны в преждевременной смерти А. А. Жданова…

31 августа 1948 года, стремясь выбить из рук врача ТИМАШУК ее основной козырь — электрокардиографические данные, я провел заочный консилиум с участием профессоров ЗЕЛЕНИНА, ЭТИНГЕРА и НЕЗЛИНА, которые дали нужное мне заключение.

ЗЕЛЕНИНА я знаю десятки лет, это профессор старой дореволюционной школы, твердо соблюдавший правило „не делай зла другому“, и я был уверен, что если он поймет мое затруднительное положение, то всегда подаст руку помощи. Так оно и случилось. ЗЕЛЕНИН дал расплывчатое заключение, которое впоследствии позволило мне говорить, что консилиум не нашел у больного А. А. Жданова инфаркта миокарда. ЭТИНГЕР тоже близкий мне человек, мои отношения с ним позволяли мне надеяться, что он не подведет меня, а НЕЗЛИН его ученик, всегда следовавший за своим учителем. Короче говоря, все трое — ЗЕЛЕНИН, ЭТИНГЕР и НЕЗЛИН — после того, как в начале консилиума я многозначительно заявил им, что, по моему мнению, у больного инфаркта нет, присоединились к моей точке зрения.

ВОПРОС: Будем изобличать вас дальше. Вы уже признались, что по вашей вине не только жизнь товарища Жданова А. А., но и жизнь товарища Щербакова А. С. была сокращена. Так это?

ОТВЕТ: Да, я это признал. При наличии у больного А. С. Щербакова тяжелого заболевания — обширного инфаркта миокарда, осложненного аневризмой сердца, я и привлекавшиеся к его лечению ЭТИНГЕР и ЛАНГ были обязаны создать для него длительный постельный режим. Мы же этот режим до конца не выдержали: в последний период жизни А. С. Щербакова мы разрешили ему излишние движения, которые пагубно отразились на здоровье больного. Особенно на этом настаивал ЛАНГ, который как-то даже заявил больному А. С. Щербакову: „Если бы вы были у меня в клинике, я бы Вас уже выписал“. Это создало у больного А. С. Щербакова ложное впечатление о том, что он может разрешить себе большую нагрузку, чем позволяло состояние его здоровья. Если к этому прибавить еще тот факт, что больной А. С. Щербаков 8 и 9 мая 1945 года совершил две длительные поездки на автомашине и дежурившие при нем врачи РЫЖИКОВ и КАДЖАРДУЗОВ не воспрепятствовали этому, то станет очевидным, что по вине нас, врачей, жизнь А. С. Щербакова была сокращена».

4 декабря 1952 года Сталин вынес на рассмотрение Президиума ЦК вопрос «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле». Выступивший с докладом Гоглидзе возложил основную вину за многолетнюю и безнаказанную деятельность «врачей-вредителей» на «потакавших» им Абакумова и бывшего начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н. С. Власика (арестовали 16 декабря 1952 года). Поплатился и министр здравоохранения СССР Е. И. Смирнов — его отправили в отставку. В принятом постановлении ЦК «О положении в МГБ» руководству органов госбезопасности предписывалось «поднять уровень следственной работы, распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводившихся ими злодеяний».

Наконец, 13 января 1953 года в «Правде» была опубликована статья, в которой утверждалось, что Жданов умер в результате неправильного лечения. Однако, вместо того чтобы назвать истинных виновников смерти Жданова, профессоров Егорова и Виноградова, в статье были почему-то названы врачи еврейской национальности, Вовси, Коган, Фельдман, Этингер, Гринштейн и другие, которые имели к смерти Жданова очень незначительное отношение.

Текст этой статьи вместе с заявлением ТАСС был принят на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС 9 января 1953 года. Сталин на нем отсутствовал, и протокол заседания (в отличие от предыдущих) не имеет личной подписи вождя, а на ее месте стоит безликое «Бюро президиума ЦК КПСС»[291]. Мухин[292] убедительно доказывает, что именно для МГБ (обратите внимание, опять на сцене оказываются спецслужбы) было выгодно сместить акценты с врачей на евреев.

Между тем в связи с публикацией статьи продолжают появляться безудержные фантазии демократов. Так утверждается, что на заседании Политбюро 9 января 1953 года, где обсуждалось предстоящее заявление ТАСС, Сталин (на самом деле отсутствующий на этом заседании) зачитал-де письмо Лидии Тимашук. По свидетельству же дочери Сталина, после публикации этого письма он очень переживал и говорил, что не верит в нечестность врачей[293].

Самое интересное, что ряд видных евреев (в том числе и Эренбург) подписали коллективный призыв, требовавший наказания арестованных врачей. Но 2 февраля на коллективном письме евреев появилась краткая помета: «архив», — означавшая, что Сталин дело прекратил. Как жесткая, так и мягкая версия этого письма не были опубликованы, — не разрешил этого сделать именно Сталин[294]. Это что — еще одно проявление его антисемитизма?

Воистину, утверждающие такое, сами, наверное, стали жертвами какого-нибудь «врача-вредителя».

Примечания:

2

Эрзац-холокост 6.

24

Дергунов Ю. 2006.

25

Ткаченко Г. С. 2006а.

26

Ткаченко Г. С. 2006а.

27

Ткаченко Г. С. 2006а.

28

Итоговый отчет… С.11.

29

Tauger M. 1998.

246

Медведев Ж. 2004.

247

http://www.kackad.com/article.asp?article=434

248

Сталин И. В. Соч. т. 13. С. 28.

249

http://www.kinoart.ru/magazine/10-2002/reading/mihoels2/ http://www.stalin.su/book.php?action=header&rid=23

250

Люлечник В. 2006.

251

http://www.vestnik.com/issues/1999/0119/koi/berkov.htm

252

http://www.lechaim.ru/ARHIV/150/n2.htm

253

Судоплатов П. А. 1997.

254

Шафаревич И. Р. 2002.

255

Костырченко Г. В. «РЕПРИЗА»…

256

http://club.chipmarket.ru/articles/?articleID=42&hideArticle= &itemPage=l

257

Гангнус А.2006.А

258

Сахаров А. Н. 2005. С. 684.

259

http://ru.wikipedia.org/wiki/

260

Гангнус А.2006.

261

http://ru.wikipedia.org/wiki/

262

Гангнус А.2006.

263

http://www.hrono.ru/biograf/stalin.html

264

Гангнус А.2006.

265

Гангнус А.2006.

266

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

267

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

268

http://www.berkovich-zametki.com/Nomerl8/Ionkis3.htm

269

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

270

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

271

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

272

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedey_ stalin_i_delo.htm

273

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

274

Мухин Ю. 2002. С. 506.

275

http://www.pedclub.ru/history/russ/russ001-18.htm

276

http://old.grani.ru/jews/articles/eak/

277

http://old.grani.ru/jews/articles/eak/

278

http.V/www.pedclub.ru/history/russ/russ001-18.htm

279

http://www.idf.ru/9/4.shtml

280

Реабилитация. С. 322–327.

281

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin i delo.htm

282

http://www.ihst.ru/projects/sohist/material/dela/eak.htm

283

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

284

http://www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

285

http://www.lechaim.ru/ARHIV/164/kost.htm

286

Неправедный суд.

287

http://old.grani.ru/jews/articles/eak/

288

О так называемом… С. 40.

289

http://www.revkom.com/index.htm?biblioteka/istdoc/medvedev_ stalin_i_delo.htm

290

Мухин Ю. 2002.

291

http://kamsha.ru/journal/analitycs/doctors.html

292

Мухин Ю. 2002.

293

Мухин Ю. 2002. С. 554.

294

http://www.lechaim.ru/ARHIV/142/repriza.htm