Даешь Днепр!

…Перешли Десну по понтонному мосту. Значит, скоро Днепр! Новиков был вне себя от радости. До войны он жил на Украине. В оккупированном Днепропетровске находилась его жена, не успевшая выехать.

Вчера он сказал мне:

– Малиновский, а чего ты в партию не вступаешь? В такое время надо быть в партии. Бери пример с Беляева. Или ты всю жизнь думаешь в комсомольцах проходить? Вот что: я тебе даю рекомендацию для поступления в кандидаты, а ты сегодня же пиши заявление. Вторую рекомендацию возьмешь у Беляева!

Мои родители были беспартийными. Впервые поступить в партию мне предложили еще в первые дни войны, потом предлагал Беляев на Сучане. Тогда я посчитал себя неподготовленным. А сейчас сомнения мои рассеялись.

В сентябре 1943 года, незадолго до форсирования Днепра, я был принят кандидатом в члены ВКП(б).

Вот и Днепр! Правда, его еще не видно. Наш дивизион остановился в небольшом прибрежном сосновом леске. За ним, меньше чем в километре,- река. Под соснами оказалось неимоверное количество маслят. Солдаты бросились собирать их – будет к вечеру приварок! Невольно вспомнил, как по дороге с Курской дуги сюда мне попалась полянка, вся красная от сочной и спелой земляники. А я проехал мимо – очень уда торопился.

Решил посмотреть на реку. На всякий случай веял карабин с полным магазином патронов. Шел не спеша, понемногу поднимаясь по лесному склону. Подобрался к самому обрыву, переходя от дерева к дереву. Внизу открылась широкая полоса песка. За ней- красавец Днепр. Стал рассматривать, что делается на правом берегу. Ясно были видны траншеи противника, а в одной из них что-то очень похожее на голову. Далековато для карабина, но попробовать стоит… Может, будет одним фашистом меньше! Поставил на рамке дальность, тщательно прицелился и нажал спуск. После выстрела снова осмотрел траншеи. Голова исчезла.

Когда возвращался назад, подошли Мартынов и Беляев. Мы сели на землю около старого, может, еще сорок первого года, окопа. Никогда раньше у нас не возникало разговоров о том, что будем делать после войны. А тут Мартынов вдруг сказал:

– За Днепр немцев прогнали! Значит, войне скоро конец! Ты чем, Борис, после войны займешься?

Я не мог ответить так сразу, уж очень неожиданным был вопрос, и на секунду задумался. В тот же момент наш разговор оборвал близкий разрыв снаряда, а может, и мины. За Днепром послышались звуки выстрелов. Мы молниеносно очутились в спасительном старом окопе. Так я и не ответил тогда Мартынову на этот вопрос. Видно, рано задал он его…

Приказа на развертывание еще не было. Утром как-то совершенно неожиданно для нас из-за леска появились "юнкерсы". Мы их заметили, когда они уже пошли в пике, намереваясь сбросить бомбы, и разбежались кто куда. Я прыгнул в окоп, на дне которого лежала старая железная печка. Попытался вышвырнуть ее, но она снова свалилась мне на голову, а за ней и лейтенант Сармакешев. "А-а-ах! А-а-ах!" Земля под нами заходила ходуном от взрывов. Такие большие бомбы и так близко, пожалуй, еще не падали! А "юнкерсы" пикировали снова. Опять колыхалась земля от мощных взрывов, а я, сжимаясь в комок, искал у нее защиты.

Когда пехота и артиллерия не были прикрыты с воздуха, "юнкерсы" наглели, становясь грозным противником. Вот и в то утро двенадцать пикировщиков сделали 6 или 7 заходов. Они пикировали низко и бросали бомбы довольно точно.

После налета похоронили мы еще нескольких товарищей. А шестерых увезли в медсанбат. У одного из разведчиков Сармакешева, громадного широкоплечего молчуна, оторвало левую руку у самого плеча – да так, что и жгут не на что было наложить. Вряд ли довезли его до медсанбата…

Наши орудия стояли недалеко в лесу, без всякого укрытия. Одно из них было повреждено, а командир убит. Громадный осколок отсек у него часть туловища. Человек прошел Северо-Западный фронт, Курскую дугу и вот такая бессмысленная, бесполезная гибель…

Под Лоевом, куда вышла дивизия, штаб и НП дивизиона расположились в каком-то каменном полуподземном склепе, недалеко от небольшой церквушки, стоящей на самой высокой точке днепровского берега. Церковь постоянно обстреливалась. Немцы, видно, думали, что там находятся наши наблюдатели. А там был поп, да еще с семьей – женой и дочерью. Я обнаружил это случайно. Шел по кладбищу и позади церкви увидел большой склеп. Вход в него был завешен одеялом. Любопытство заставило заглянуть внутрь. Там и увидел семью священника. Попадья лежала на какой-то подстилке, а священник и дочь лет пятнадцати сидели.

– Что вы тут делаете? Вас может убить!

– Господь милостив, – ответил поп.

– Начнется наступление, вам будет совсем плохо, – пытался я уговорить их.

Они молчали. Немного подождав, я ушел. Ну и ну! Храбрые люди! А может, просто еще не поняли всей опасности…

Из-под Лоева нас перебросили к Любечу, маленькому городку, километрах в 70-ти ниже по Днепру. По дороге, где-то посредине, попали в такое болото, что едва вылезли: почище Сучана! В этом месте будем форсировать Днепр. Заняли боевые порядки. Оба берега реки здесь высокие. Места красивейшие! Поневоле всем вспоминались гоголевские слова: "Чуден Днепр при тихой погоде…" Кто-то из нас продекламировал их и задумчиво добавил: "А вот если приходится его форсировать…" Но это так, не всерьез.

Разведчики принесли в штаб патефон и несколько пластинок. Слушали песни, пока не лопнула пружина. Тогда стали крутить пластинки пальцем. Кто-то пробовал крутить в обратную сторону. Ничего. Тоже музыка. Пусть слышат фашисты, как нам весело!

Через несколько дней нашу часть немного сместили от Любеча. Опять появился лесной берег. Напротив, немного правее, – белорусское местечко Деражичи. Значит, когда будем форсировать Днепр, попадем с Украины прямо в Белоруссию! Здорово!

Стрелковые полки первыми переправились через реку. Немцы, видно, зазевались, а тем временем полки дивизии захватили узкую прибрежную полосу и сделали попытку развить наступление. Однако противник сумел остановить атакующих.

Понадобилась артиллерийская поддержка. Начал переправляться частями и наш артиллерийский полк. Помню, оказался в неизвестно откуда взявшейся лодке. Вместе со мной в нее сели пехотинец и два солдата моего взвода. Я впервые плыл на лодке, если не считать того, что когда-то в Иванове отец один раз брал нас на лодочную станцию и мы прокатились по тихой Уводи, обдавая друг друга брызгами с весел. К счастью, пехотинец оказался моряком. Сильный ветер и мощные матово-свинцовые накаты волн нисколько не смутили его. Он взял на себя команду, и общими усилиями, стараясь не очень поддаваться быстрому течению, которое относило лодку от позиций, занятых стрелковыми полками, и, "подбадриваемые" взрывами снарядов и мин, время от времени вздымающими фонтаны воды в стороне от нас, мы пересекли Днепр.

Начались тяжелые дни сражения под Деражичами. Оказалось, что кроме болот и степей есть еще и другие места, где вести бои не менее трудно. Например, пески. Вырытые окопы не держатся, песок оползает со стенок. Он везде – на теле, на зубах вместе с кашей, даже в воздухе, когда дует ветер. Пушки и снаряды приходилось тащить на руках. А для меня здесь таилась еще одна неприятность: никаких ориентиров! Песок, кусты – и опять песок! Попробуй определись! Поначалу спасало то, что пушки выдвигались вперед, на стрельбу прямой наводкой: в таких случаях привязка отпадала.

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО

Из оперативной сводки за 22 октября 1943 года

Южнее Речицы наши войска, преодолевая сопротивление противника, продолжали вести бои по расширению плацдарма на правом берегу Днепра и овладели сильно укрепленными опорными пунктами противника Возок, Райск, Михалевка, Городок, Тесны, Деражичи, Новая Лутава.

Той осенью не было, мне казалось, места на нашем участке фронта страшнее Деражичей: заросли кустов, песчаные прибрежные холмы на пути от берега Днепра к местечку хорошо просматривались и постоянно обстреливались противником.

Артиллеристы находились почти на одной линии со стрелковыми ротами. Был случай (о нем даже писала дивизионная газета), когда артиллеристы 1-го дивизиона нашего 84-го АП при внезапной танковой атаке фашистов оказались один на один с наступавшими врагами и спасли положение. Это было за день до взятия Деражичей. Пушки 1-й батареи дивизиона стояли тогда на прямой наводке позади траншей одного из стрелковых батальонов, наступавшего вдоль днепровского берега. Рядом с траншеями находился наблюдательный пункт дивизиона. Отсюда разведчикам были хорошо видны заросли прибрежных кустов в направлении к Деражичам. Ближе к днепровскому берегу, рядом с двумя орудиями первой батареи, находился наблюдательный пункт командира взвода управления батареи лейтенанта Сармакешева. В сентябре ему исполнилось девятнадцать, но это был уже повидавший войну человек: семнадцати лет он ушел на фронт защищать родной Кавказ, вместе с нами воевал на Курской дуге.

В этот день фашисты сделали отчаянную попытку сбить наши наступавшие части с захваченных позиций и сбросить их в реку. Под массированный "аккомпанемент" артиллерийского и минометного огня танки и самоходки врага двинулись на наши роты. Первым их обнаружил находившийся на НП дивизиона старший лейтенант Константин Михайлович Лосев. Тогда, в сорок третьем, для меня и моих товарищей он был просто отважным парнем Костей, успевшим в свои двадцать лет окончить артиллерийское училище, а еще через несколько месяцев, в боях на Северо-Западном фронте, получить звание старшего лейтенанта, орден Красной Звезды и медаль "За отвагу".

В бинокль Костя увидел два вражеских танка, две самоходки и автоматчиков, пробирающихся через кустарник. Судя по всему, десант противника пытался незаметно подойти к нашим траншеям: под гусеницами танков песчаная траншея сразу превратилась бы в братскую могилу для ее защитников.

По команде Лосева "заговорили" сразу две батареи – гаубичная и пушечная. Разрывы снарядов вблизи наступающих цепей противника прижали фашистских автоматчиков к земле, но не остановили танки и самоходные орудия. Под усилившимся минометным обстрелом машины приближались к нашему переднему краю. И тогда из полуобвалившихся траншей и наспех вырытых окопов выскочили бойцы стрелковых рот и побежали к Днепру, прямо на артиллеристов первой батареи.

Не выдержали нервы у солдат. Да, пожалуй, и не трудно понять, почему так получилось. После боев на Курской дуге и Левобережной Украине в стрелковых ротах дивизии остались считанные единицы закаленных, прошедших жестокое сражение бойцов. На каждого из них приходилось теперь по нескольку молодых и необстрелянных солдат, почти мальчишек, призванных в армию с освобожденной черниговской земли. Они горели желанием отомстить за свой поруганный край, но совсем не имели боевого опыта.

Однако артиллеристы не поддались возникшей в ротах панике. Среди тех, что были у орудия первой батареи, многие прошли суровую школу Северо-Западного фронта, жестокие схватки с "тиграми" под Понырями.

Не испугал артиллеристов и минометный обстрел – бывало и похлеще. Спрятались с головой в окопы, отсиделись. Когда гул танковых моторов стал слышнее, выползли из укрытий к орудиям. Командир огневого взвода лейтенант Сергей Сухоедов подал команду для стрельбы по танкам. Но еще до его команды прильнул к прицелу командир первого орудия старший сержант Петр Гаганов. Человек обстоятельный и слегка медлительный, он в эти минуты, слившись с орудием, посылал снаряд за снарядом в надвигавшиеся танки врага. Наводчик второго орудия младший сержант Лебедев, говорун и заводила во всех шутках батарейцев, упал рядом с пушкой бездыханный, не успев сделать выстрела – осколок разорвавшейся вблизи мины сразил его наповал. Его место тут же занял командир орудия Николай Орешкин. Ожило и второе орудие. Смерч из песка и осколков поднялся над вражескими машинами. Танки и самоходки противника открыли ответный огонь.

Окоп командира огневого взвода Сергея Сухоедова находился как раз посредине между пушками. Почти каждый вражеский выстрел был и выстрелом по нему, Сережке, как звал его Сармакешев. Под таким огнем из окопа не высунешься. Но командиры орудий и без взводного отлично выполнили свое дело: завертелись на месте оба подбитых вражеских танка, отползли назад самоходки. Одновременно с огневиками в бой вступили те, кто был на наблюдательных пунктах. Когда Лосев и Сармакешев увидели оставивших передовую траншею и бегущих мимо них бойцов, они вместе со своими разведчиками – Капустиным, Волынским, Черноголовым и другими – выскочили из окопов и сумели задержать бегущих, прекратить панику и повернуть их обратно.

Через тридцать пять лет, вспоминая об этом эпизоде, Владимир Никитович Сармакешев напишет:

"Вперед, только вперед! А вот дрогнули, не удержались молодые солдаты, "драпанули", забывая на какие-то мгновения, что назад – это путь к неминуемой гибели, что назад – это позор и смерть. Чем измерить эти мгновения? И как поверить в то, что эти же солдаты, в считанные минуты преобразившиеся в победителей, остановились, опомнились, контратаковали и отбросили врага! Жаркие бои чаще всего скоротечны. Были скоротечны и та атака и контратака под Деражичами. Задымили подбитые вражеские танки и самоходки, отползли от пушек в укрытие командиры орудий старшие сержанты Гаганов и Орешкин, другие ребята из орудийных расчетов. Ковырял ложкой в котелке остатки каши ефрейтор Петр Ерофеев, "управленец" батареи, только что ловко швырявший в набегающих немцев их же немецкие ручные гранаты с длинными деревянными ручками, поминая черта и остальную нечисть по причине полного молчания автомата, забитого песком при близком разрыве снаряда. И я, его командир лейтенант Сармакешев, уже не мог четко себе представить, что было в эти бесконечно длинные минуты жаркой схватки. А ведь что делал – орал, стрелял и, каюсь, хватал кого-то за шиворот… Обошлось. Все наладилось. Враг отброшен…"

В конце письма он добавил: "Если много лет спустя меня бы спросили о боях под Деражичами, что особенно памятно, какие воспоминания и по сей день свежи и ярки, я бы не стал вспоминать ни об этом бое, ни о двух немцах, взятых много в плен в сумятице той ночи после атаки… До сего дня не могу забыть песок, скрипящий на зубах, забегающий за шиворот и в рукава гимнастерки, затекающий в сапоги… Песок, превративший пищу в несъедобное месиво, а пистолеты, автоматы, винтовки – в малополезные дубинки и кастеты. Чтобы спасти затворы от этой песочной пыли, мы пеленали ТТ и "вальтеры" в полотенца, портянки и упрятывали за пазуху. Не знаю уж, как ухитрялись некоторые солдаты сохранять и заставлять стрелять свое забитое песком оружие… И еще – неистребимый, тягостный трупный запах… Жаркие схватки не давали времени на уборку тел, а осень в тот 1943 год на Днепре была такая теплая…"

Потери у немцев были большие. Но и наших, особенно молодых, только что призванных солдат, иногда еще не успевших получить вместо гражданских курток и пальто шинели, полегло немало…

Ночью фашисты начали отходить. Попытавшись незаметно оторваться, они кинулись к городку Брагину.

…Тридцать лет спустя я по просьбе своих уже взрослых детей поехал с ними на автомашине показать места боев под Деражичами. Около Любеча на хлипком пароме, перевозившем скот, мы перебрались с левого берега реки на правый и двинулись по направлению к Деражичам. Послевоенные годы мало что изменили в этих местах. Машина сразу же застряла в песке, и, чтобы хоть как-то двигаться, пришлось спустить давление в шинах. Так на распластанных покрышках мы с трудом проехали первые километры. То и дело приходилось вылезать и подталкивать беспомощно буксующий в песке автомобиль. Еле выбрались на дорогу, всю в глубоких выбоинах, покрытую толстым слоем пыли. Наша скорость увеличилась, но ненамного.

За нами тянулся густой шлейф пыли, а сверху нещадно жгло летнее солнце. В машине было трудно дышать. Дети вспоминали подробности недавней переправы.

Едва завидев хлипкий паром, узкие сходни и крутой спуск с берега, я понял всю рискованность нашей переправы. Но "отступать" было нельзя! На паром с берега были перекинуты сходни – сбитые две доски – отдельно под колеса с левой и правой стороны. Машина под большим углом спустилась вниз по берегу и стала передними колесами на сходни. Я добавил газ, и автомобиль круто пошел вверх, выезжая на сходни. Едва задние колеса достигли настила парома, как сходни упали в воду. Они не были закреплены. К счастью, машина уже выехала на паром.

Когда я вылез из кабины, то увидел побледневшее лицо жены. Она попросила:

– У тебя в аптечке есть валерьянка? Дай! Мне плохо.

Переправлявшийся с нами мужчина в форме летчика добавил:

– Что вам – мне стало плохо… Он ведь мог погубить машину и покалечить себя!

На короткой остановке в пути старший сын, выйдя из машины, сказал мне:

– Теперь я понимаю, как было трудно здесь во время боев и какими были вы тогда…

За эти короткие часы он действительно многое понял, я почувствовал это своим отцовским сердцем и был очень рад этому.

И все-таки представить по-настоящему, что было под Деражичами, могут только те, кто в октябре 1943 года прошел и прополз по этим пескам под обстрелом и бомбежкой первые метры братской белорусской земли!

При форсировании Днепра 55-я стрелковая дивизия входила в состав 61-й армии, которая понесла здесь большие потери. После войны, в год 20-летия Победы, в Деражичах был поставлен памятник воинам 61-й армии, навсегда оставшимся на песчаном берегу Днепра.

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО

Из оперативной сводки за 23 ноября 1943 года

В районе нижнего течения реки Припять наши войска овладели районным центром Полесской области Брагин, а также заняли более 40 других населенных пунктов.