Бревно

Русские непрестанно бросают в бой все новые силы. Они приходят прямо из Москвы. В настоящее время они наступают на Ямник, расположенный на краю Валдайской возвышенности. Натиск все сильнее. К югу от озера Ильмень наша армия захватила 53 000 военнопленных.

Осмотры, операции, консилиумы в Старой Руссе, случаи заражения крови, нагноения в области бедер и голени – все это доставляет нам много хлопот. Люди ужасно страдают, лечение идет с трудом. Будут ли сульфаниламидные препараты помогать нам и дальше – этого мы еще не знаем.

По направлению к Демянску наконец-то наладили одностороннее движение. Времени, конечно, требуется много, но теперь драндулеты, по крайней мере, не цепляют друг друга. Наша третья попытка прорваться в Демянск заканчивается неудачей, поскольку в долине реки Полы движение совершенно застопорилось. В четвертый раз мы пытаемся пробиться, ведь там лежат 800 раненых.

Лишь в десять часов утра мы можем отправиться в путь, и сразу же два часа нам приходится стоять, так как дорога на Демянск открывается только в двенадцать часов. Густель ловко лавирует во главе колонны грузовиков, которые, должно быть, едут в направлении Васильевщины на реке Поле. Через несколько километров после села Кобылкино и происходит непредвиденный случай! Небольшой отрезок пути нам приходится ползти по бревенчатому настилу, сделанному еще русскими. Из-за того, что по нему непрерывно проезжают тяжелые машины, он частично развалился и покрылся грязью. Как всегда, я сижу рядом с Густелем в открытом кабриолете.

Внезапно нас бешено встряхнуло, я чувствую, как что-то тяжелое ударяет меня прямо под ложечку и чуть не выталкивает из автомобиля через заднее сиденье. Я судорожно пытаюсь за что-нибудь ухватиться. Густель изо всех сил жмет на тормоза. Что-то упирается мне в желудок. В глазах темнеет, я падаю как подкошенный и теряю сознание.

Понемногу придя в себя, все еще не решаясь открыть глаза от слабости и тошноты, я чувствую, как кто-то отчаянно трясет меня за плечи и, не переставая, кричит:

– Господин капитан, господин капитан, вы живы?

Постепенно узнаю голос Густеля. Что это с ним? У него так странно дрожит голос.

– Густель, что стряслось? У меня живот болит, мне ужасно дурно…

Полностью придя в себя, я вдруг вижу, что произошло. Прямо у моего живота торчит расколовшееся бревно с острыми краями, на форму капает мутная вода, смешанная с кислотой из пробитого аккумулятора. Этот ствол чуть не пронзил меня насквозь. Да еще грязь и кислота… Отвратительно!

Иногда довольно неприятно быть хирургом. Буквально за доли секунды в моем воображении разыгрывается настоящая драма: я вижу, как я – хирург – стою в операционной и одновременно с этим на столе лежит обнаженный капитан Киллиан с разорванными кишками. Кожный покров брюшной области разодран в клочья – зашить невозможно. Я вижу, что мои такие чистые и прекрасные кишки полностью пропитались грязью и кислотой, придя в полную негодность. Я стою, уставясь на огромную дыру в желудке. В брюшной полости грязь смешивается с кровью. Я поднимаю вверх кишки, молча осматриваю их, затем, беспомощно махнув рукой, произношу: «Что тут можно сделать? Унесите его!»

Солдаты, находившиеся поблизости, слышали треск и видели, как наш автомобиль налетел на огромное бревно. Они подбегают и помогают Густелю вызволить меня из «заточения», вытащить из щели между бревном и сиденьем. У меня самого на это не хватает сил. Мундир снова и снова цепляется за что-то.

– Чуть было не отправился на тот свет, Густель, слышишь? Прямое попадание в живот и – конец… А? Но кажется, ничего страшного не произошло. Внутренности вроде бы не повреждены.

Опять живот, ругаюсь я про себя. В 1918 году меня зацепило в живот, осколок гранаты длиною семь сантиметров попал в левый бок. Двухслойная кожа моей портупеи смягчила удар, так что я отделался лишь легким ранением да тяжелым шоком.

– Давай посмотрим, что тут такое. Густель, пойдем помоги мне!

Мы задираем мундир, немного спускаем брюки. Ни единой капли крови, только тупой ушиб, можно сказать, проверка на прочность.

– Не так уж плохо, я чувствую себя довольно сносно. Но что с нашим драндулетом, дружище? Иди взгляни.

Повреждение не очень серьезное, мотор уцелел. По счастливой случайности у машины есть запасной аккумулятор. Несколько солдат помогают для начала хотя бы убрать бревно. Стоя в грязной жиже, они пытаются оттащить машину. Густель помогает, сидя за рулем. Однако злосчастное бревно крепко засело и не хочет сдвигаться с места. Решили прицепить автомобиль стальным тросом к подъехавшему сзади грузовику. Моторы ревут, водитель дает задний ход, отжимает сцепление, давит на газ, и несколькими рывками, в конце концов, удается снять машину с бревна. Присев без сил на обочину дороги, я снова смотрю на страшный кол. Простая жердь диаметром десять – пятнадцать сантиметров и длиною более двух метров. Не говоря уж о травматическом шоке, это бревнышко запросто могло продырявить меня. Все в руках Божьих.

Я оправляюсь от потрясения на удивление быстро. Тошнота проходит. Мы раздумываем о том, как нам ехать дальше. Поскольку стартер больше не работает, приходится заводиться с разбегу: нас подталкивают сзади. Генератор исправен, мотор заводится. Теперь он ни в коем случае не должен снова заглохнуть, иначе мы так и останемся стоять посреди дороги.

Об осмотре санитарных частей и полевых госпиталей даже речи не идет. Мы рады и тому, что добрались до полевого лазарета одной из наших дивизий. Здесь можно отдохнуть и отлежаться. Такой сильный удар в живот может и без внешних повреждений привести к опасным последствиям.

На ночь остаемся в лазарете. Утром следующего дня я полностью восстановился, все позади.