«Кнобельбехер»[38]

Сегодня в Порхове неожиданное событие. Приехал кабаре-ансамбль нашей армии под названием «Кнобельбехер».

Быстро соорудили импровизированную сцену, наспех сколотив ее из обычных досок, и на этих подмостках мирового значения – шестеро наших земляков. Под дребезжание рояля и жалобное позвякивание гитары, отбивая ритм, артисты во весь голос приветствуют своих зрителей:

Кнобельбехер:
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь —
Кно-о-о-о-о-о-обельбехер:
Вас приветствует кабаре
на Ильмень-озере!

Они представляются песней:

У нас нет девушек в коротких юбках —
лишь шестеро парней
показывают вам свое искусство
понемногу.

Эти шестеро, эта горстка армейских ребят, – первоклассные артисты кабаре по сравнению с ансамблями «Строгие судьи», «Палачи» и «Освобожденные». Вот уж действительно, полностью освобождены и раскрепощены. Чем-то напоминают «Синюю птицу». Где бы они ни появлялись, на каждом концерте эти пародисты хорошего стиля покоряли сердца солдат своей игрой. Они уже стали неотъемлемой частью армии.

Ханс Петер Ришель, чудесный задира с замечательными идеями, руководит всей группой, придумывает сценарии и пишет стихи к песням. Сам он из «Немецкого театра».

Лотар Олиас – его правая рука. Сочиняет музыку, аккомпанирует, подпевает и выступает то в одном, то в другом театральном скетче. Ни с чем не сравнится его песня «У меня есть два пистолета…».

Бледнолицый блондин Курт Граберт мастерски играет на ударных и ксилофоне, исполняет роль клоуна Кокса в паре с заикающимся Рене Норманом, который потрясающе смешно смотрится на сцене со своим абсолютно непроницаемым лицом.

«Красавчиков» играет Герберт Тамм, а особенно хорошо у него получаются женские роли. Он превосходно справляется с ними.

И еще один, last not the least,[39] Teo Текленбург, долговязый уроженец Пфальца. От его мощного, глубокого баса содрогаются стены.

Настоящее солдатское кабаре, но на высоком уровне. Парни могли бы сорвать восторженные аплодисменты в любом большом городе. Программа, составленная этими молодыми ребятами, пропитана остротами, бьющими прямо в точку. Они отображают время и события, они понимают, что нужно каждому. Пожалуй, кульминацией программы становится блестяще сыгранная вчетвером сцена, когда актеры решают вопросы большой политики и обсуждают планы ведения войны. Когда бы и где бы наши пути ни пересекались, я бегу на их представление. Я уже больше десятка раз видел их игру. И хотя программа у них не часто меняется, каждый раз она кажется новой. Всегда большое событие, заставляющее зрителей забыть о грязи и страданиях войны.

Нет, это не какая-нибудь группа от фашистской организации «Сила через радость» – сексуально выдрессированный ансамбль, разъезжающий в тылу, чьи пропагандистские вопли «Хайль Гитлер!», к счастью, раздаются далеко от линии фронта. «Кнобельбехеры» слеплены из другого теста. Избегая «героев» тыла, они всегда едут только на передовую. Выступают в невероятно трудных условиях, на морозе, на самых примитивных сценах, в лазаретах, в хлеву, они выступают и в Старой Руссе, и в окруженном Демянске. Где бы они ни появились, везде их встречают с огромной радостью.

И солдаты благодарны им. Иногда даже предоставляется возможность снова пригласить «кнобельбехеров» на сцену, вытащить их из забвения, защитить, а в более неприятных случаях и спасти, когда какой-нибудь пресловутый национал-социалист полезет на них с кулаками из-за того, что ядовитые остроты и политические пародии покажутся ему не соответствующими действительности и оскорбляющими его идеологические убеждения. Для этих господ с вышколенным мировоззрением «кнобельбехеры» всегда были бревном в глазу. То и дело рьяные офицеры из НСДПГ[40] запрещали отдельные сцены или все представление. Но каждый раз военные всех чинов объединялись против ограниченных национал-социалистов, и ансамбль снова ехал на фронт, на самые передовые позиции.

Наш главнокомандующий тоже радуется, глядя на бесстрашных ребят, он от души аплодирует их шуткам и остротам, щурясь от слез и смеха – особенно когда какая-нибудь острота попадает точно в яблочко. Но однажды тот же самый человек, верный пес Гитлера, распустит «кнобельбехеров», и шестеро отважных парней окажутся за решеткой, обвиненные в разложении вооруженных сил. Ум и остроумие должны быть наказаны, ибо они представляют опасность и ставят под сомнение окончательную победу…

Однако все это произойдет гораздо позже.

Эти ребята, как и все мы, страдают от дизентерии и мучительных приступов боли. Если дело совсем плохо, то за сценой они ставят кадку со стульчаком. Как только актер с трудом сыграл свой пассаж, он тут же несется за кулисы, на ходу снимая брюки, будь они неладны, а затем снова возвращается обратно. Общая беда объединяет. Ребят лихорадит, они истощены, они постоянно мерзнут, переезжая с места на место. Нужно о них заботиться, помогать им, чтобы хоть немного облегчить им жизнь. Я делаю что могу, и они меня уже начинают узнавать. Каждый раз, когда я появляюсь на их представлении, со сцены раздается официальное приветствие.

Когда они, подмигивая, запевают «Ах, мне так нравится быть солдатом…», всякий раз аудитория взрывается от восторга, грозя обрушить стены.

Один из них, Руди Грейнер, своей амурной сценой пробуждает нежные воспоминания о походе во Францию. В полумраке он сидит на стуле, крепко обнимая самодельную куклу с ярко выраженными формами, которая покачивается у него на коленях. Потом начинается… Его рука обвивается вокруг бедра, ладонь скользит все выше и выше, до тех пор, пока он не поднимается со стула и не выкладывает на доски парижский презерватив. Солдаты ревут от восторга, хохочут и орут, они вскакивают с мест, аплодируют и своим бурным ликованием заглушают отдаленные раскаты непрерывно палящих орудий.

Вот такой живой и мечтательный вечер мы проводим в кругу этих необузданных, безумных парней. Им следовало бы поставить памятник: они прогоняли с грязного фронта тоску и печаль. «Кнобельбехеры» стали нашими друзьями, это друзья всех настоящих солдат.

Насколько они отличаются от примитивной «Силы через радость»! Благопристойные девушки, отобранные партией для этого сомнительного обслуживания армии, декламируют двусмысленные строчки, выдержки из разных произведений – но слова их совершенно не действуют. По этим дрессированным девушкам сразу видно, что они вовсе не девицы легкого поведения, не какие-нибудь женщины-вамп и стервы. Одни смущаются, другие даже не понимают, что изображают. Выглядят они совершенно неестественно. Но солдат, критичнее настроенный, нежели зазнавшиеся бонзы, с которыми это, может, и пройдет, не даст себя провести, он прекрасно отличит хорошее от убожества, настоящее от показухи и пропаганды.

И вот девушки поют и танцуют в клубах, скачут повсюду и трясут своими формами, браво следуя девизу: «Чем обнаженнее, тем лучше; пусть глядят».

В один из таких вечеров, после представления, сидя с нами в клубе за столом, одна пухленькая девица жалуется: «Да знаю, знаю я, чего вы от нас хотите, но как же нам начинать?»

Вечер в Порхове проходит незабываемо. Мы сидим вместе с «кнобельбехерами» и женским трио: скрипка, альт и виолончель. Партию скрипки талантливо и с душой исполнила девушка из Прибалтики, светловолосая, стройная красавица. Ее зовут Иоганнсон. Рядом с нею за нашим столом сидят две сестры, популярные певицы, офицерские дочери, известные своей дерзостью и ставшие сенсацией фронта. Все веселятся. Только фрейлейн Иоганнсон сидит очень тихо.

Еще во время общего ужина, перед представлением в госпитале, я заметил, что глазами она все время ищет меня. Когда после спектакля мы идем обратно в клуб, она вдруг подлетает ко мне в темноте и берет меня за руку, словно ища защиты. Вот это да! Мне становится тепло, но я не хочу смущать ее еще больше и стараюсь не реагировать.

Затем начинается праздник во главе с заводилами-«кнобельбехерами». Мы поем и горланим, как будто война где-то совсем далеко. Кто-то предлагает каждому из нас выступить со своим номером. Ришель пародирует знаменитостей, сестры, развратно флиртуя, поют куплет из песни. Олиас, уже довольно пьяный, разыгрывает меланхоличных мудрецов.

Подходит моя очередь. Что же мне исполнить?

Под влиянием алкогольного дурмана в голову приходит мысль спеть старую негритянскую песню, спиричуэл, который я когда-то во время поездки в Соединенные Штаты услышал от одной студентки медицинского факультета, светловолосой, умной и дерзкой девушки по прозвищу Пудреница.

Я начинаю совсем тихо, – будто издалека, пошатываясь, идет пьяный негр, вот он медленно приближается, останавливается, слегка удивленный, бьет себя в грудь и плетется дальше, еле держась на ногах, – до тех пор, пока слова песни вновь не стихают вдали:

It's me – it's me – it's me alone
standing in the need of prayer…
It's me – it's me – it's me alone
standing in the need of prayer…
Not my father… not my mother – it's me alone
standing in the need of prayer…
Not my brother… not my sister – it's me alone
standing in the need of prayer…

Это мне, это мне одному
нужно молиться.
Ни матери, ни отцу,
только мне одному…
Ни брату и ни сестре,
а лишь мне одному.

Певец приближается, я замедляю темп и всхлипываю с чувством раскаивающегося грешника, который, убежденный в своей низости, ищет утешения в вине:

It's me – it's me – it's me alone
standing in the need of prayer…

Тут я останавливаюсь и запеваю во весь голос:

Look my sister dressed so fine
she needs no religion on her mind.

Посмотрите на мою сестру,
С ней все в порядке, ей не нужна религия.

И дальше песня стихает:

It's me – it's me – it's me alone
standing in the need of prayer…
It's me – it's me – it's me alone
standing in the need of prayer…

Слова звучат все тише и тише, исчезая вдали, растворяясь во мраке ночи. Я падаю на стул и опускаю голову на стол. Конец. Мертвая тишина. Все оказались во власти чар старинной песни, наполненной грустью и безысходностью, тоской по лучшей жизни. Очень долго безмолвие не нарушается, в комнате абсолютно тихо; слушателям передалось мрачное настроение раба дяди Тома, мы тоже ощущаем себя несчастными собаками, оказавшимися в плену, на привязи. Такое чувство, что вот-вот разрыдаемся. И действительно, стройная девушка из Прибалтики начинает безудержно плакать, а две сестры с льняными волосами испуганно смотрят на меня своими огромными глазами. Они всхлипывают. Лицо Ришеля подозрительно подрагивает – он тоже тронут. Я не вполне осознаю происходящее, в голове туман и дурман.

Все вскакивают вне себя от восторга, аплодируют, и поздравляют, и бросаются меня обнимать. С этого часа меня окончательно принимают в группу «кнобельбехеров».

Лишь юная светловолосая скрипачка никак не может прийти в себя и продолжает горько плакать.

В нашей компании есть один лихой парень, который дрался на двадцати дуэлях, и его даже не поцарапало. Вместо солдатской книжки он всегда носит с собой книжку дуэлянте кую. Как этот проворный, невысокий малый попал в труппу профессиональных актеров – остается для меня загадкой. Здесь же находится девушка, которую он горячо и преданно любит, однако с ней уже заигрывает другой. Наш малыш выходит из себя, затевает скандал и вызывает его на дуэль, он непременно хочет с ним сразиться, не важно, где и когда он продырявит его насквозь. Едва удается усмирить задиру, мы изо всех сил стараемся удержать его и вразумить. Пьяные глаза налились кровью, он вперил свой грозный взгляд в соперника, который старается изобразить равнодушие и превосходство. Два петуха и кругленькая курочка. Ничего не скажешь. Сладкая пташка ищет спасения в объятиях у третьего.

Побледневший Норман лепечет мне заплетающимся языком: «Знаете, я им сейчас задам, я на это способен!»

Златовласые сестрички оживают, порхают с одних колен на другие, обнимаются и целуются.

Какой-то нереальный мир, мир грез, окутывает и согревает нас. Мы чувствуем, что еще пока живем, позабыв о страданиях и боли. На какое-то мгновение тоска по лучшей доле захватила и оглушила нас.

На рассвете мы, пошатываясь, расходимся по домам под моросящим дождем. Утренний свет призраком отражается в ледяной воде Шелони. В тусклых лучах поблескивает оставшийся снег. Высоко над головой, с северной стороны бесконечного и ясного русского неба, завораживающими зеленоватыми бликами сверкает северное сияние. Вдали, перемежаясь с шумом разрывающихся снарядов, слышится ржание крестьянских лошадей.

Этот вечер подарил нам освобождение!