Российская загадка, или Правда об оболганном в веках

Российское купечество нынче больше анекдотами помнится. О чудачествах, пьянках-гулянках, воровстве и диких забавах охотно в книгах пишут. Да вот только если взглянуть на исторические документы, по-иному жизнь героев исторических анекдотов видится.

Возьмем хотя бы фигуру одиозного купца Саввы Яковлевича Собакина (Яковлева). Да вся его жизнь полтора столетия рассказывалась как анекдот. И только в начале ХХ века историки по архивным документам открыли правду. Впрочем, анекдоты все равно никуда не исчезли – уж больно красноречивы оказались. Словом, перекрыли байки жизнь реальную.

Отец и сын лаялись не хуже собак прямо в комнате полицейского пристава. «Я тебя кормил-поил! – кричал отец. – А ты уйти задумал! Наш Осташков – городишко крохотный. А ты на столичный Питербурх замахнулся!» Сын вопил не сдаваясь: «Я уж три года сам кормлюся – мясо с лотка продаю. По-своему жить хочу!» Отец воззвал к приставу: «Не давайте ему прогонной бумаги, ваше благородие! Пропадет в Питербурхе мой Савка, собачий сын!»

Пристав обмакнул перо и вывел: «Выдана сия бумага Савве… – подумал и дописал: – Собакину». Отец всплеснул руками: «Какой он Собакин?! Я крещен Яковом, значит, сын мой – Яковлев!» Пристав оторвался от бумаги и вперил в старика тяжелый взгляд: «Сам сказал – собачий сын. Я только покрасивше записал, переписывать не стану. А в столицу ехать он волен. По новому указу императрицы Елизаветы Петровны нельзя чинить запретов торговым людям. Лучше дай ему родительское благословение».

Яков охнул и неуклюже перекрестил сына: «Бог с тобой, Савка! Не пропади только в столице!» Савка облобызал родителя и, схватив бумагу, выбежал во двор. Пристав поднялся: «И ты иди домой, Яков!» Но тот вдруг беспомощно всхлипнул, ощупывая пояс: «Савка, собачий сын! Полтину у меня стянул!..» Тут пристав и расхохотался: «Ну, точно не пропадет твой Собакин!»

В далеком городе-столице Санкт-Петербурге императрица Елизавета Петровна пребывала не в духе. Выкушала всего пару чашек чаю на балконе, завешенном расшитым тюлем – и от солнышка, и от чужого глаза. Третью чашку и в ручку не взяла. А все оттого, что вечор слушала новых певчих, привезенных с Малороссии, да всех забраковала. А уж так хотелось новый голос услышать – любит государыня певческое искусство…

«Све-жа-я те-ля-тин-ка-а-а!» – донеслось вдруг с улицы. Елизавета вскочила, опрокинув стол. Напев-то какой – свежий, сладенький. А на улице опять: «Све-жа-я те-ля-тин-ка!» Государыня обернулась к придворным: «Привести певуна!»

И вот он стоит пред очами императорскими – высок, строен, молод. В сильных руках – лоток, полный свежего парного мяса.

– А ну, спой еще!

От приказа императрицы Савка соловьем залился. Елизавета сама ему подпела. «Сколь хорош голос! – молвила. – Пусть гофмаршал возьмет певуна в поставщики припасов для моей кухни. А ты, певун, станешь каждое утро у меня под балконом свою телятинку расхваливать!»

И вот уж через месяц стал Савка Саввой Яковлевичем. Телятинку теперь не на лотке приносил – возом возил на царскую кухню. Важные вельможи, желая угодить государыне, ему заказы делали. Денежки в карман рекой потекли. К 1760 году записался Савва Собакин в почетное купечество, а потом заплатил «комиссию в казну» да и взял на откуп таможню в Риге. На том и свой первый миллион сколотил.

Перенявший трон своей тетушки Елизаветы император Петр III пожаловал Савву Собакина грамотой на потомственное дворянство, да вот незадача – неожиданно богу душу отдал. На троне воцарилась всемилостивейшая Екатерина II. Пришлось и к ней подход искать. Подоспел случай – маскарад во дворце. Надел Савка шелковую рубаху, взял свой старый лоток, положил на него золотую брошь в виде прелестной коровки. Улучил момент, подошел к Екатерине, разодетой в костюм богини справедливости, да и затянул свою песню: «Свежая телятинка!» Екатерина взглянула – красавец статный, очи блещут – да и прошептала: «Охоч до свеженького?» – «С превеликим нетерпением!» – ответствовал Савка. «Вот и яви оное!» – разрешила императрица и потянула красавца в боковой будуар.

Через час, оправив юбки, богиня справедливости кликнула обер-секретаря: «Отблагодари моего вернейшего подданного Савву за особые заслуги!» Так Савва Собакин получил бумаги на петербургский питейный откуп.

В 1774 году в честь Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией повелела государыня во всех петербургских кабаках три дня водку раздавать бесплатно. «А ты, Собакин, мне потом счет представь! – сказала. – Казна выплатит!»

Савва и представил, даже количество бочек выпитых указал. Да, как на грех, счет ко всесильному Бецкому попал, а тот – старик ученый да въедливый. Снарядил следственную комиссию. Та в тупик встала – на всех столичных складах не найдешь столько бочек, что написал Савва.

Притащили горе-откупщика к Екатерине. Та руками всплеснула: «Конечно, я знаю: в этой дикой стране все воруют! Но чтоб попасться так глупо?! Неужто нельзя было заранее бочки счесть?» Савка пал в ноги: «Прости, матушка! Приказчик счета пишет, небось напутал… А я неграмотный, цифири не понимаю!» Да как ткнется Екатерине в необъятные юбки. Ну та и сомлела. «Отправляйся на полгодика от греха подальше в Москву! – говорит. – Там отсидишься. А чтоб позору не было, именуйся отныне по отчеству – Яковлевым».

В Москве у Савки как раз дальний родственник помер. Ну он и объявил: преставился купец Савва Собакин, а все его наследство на потомственного дворянина Савву Яковлева переписано. Покойника, как положено, нарядили в лучшие одежды, «наследник» даже положил ему в карман часы дорогущие – золотой заморский брегет. Пускай все видят щедроты наследнические. В церкви на отпевании Яковлев у гроба замешкался. Церковный староста подбежал – может, чем помочь – да и ахнул: потомственный дворянин в карман золотые часы засовывает. Не стерпело, видать, сердце, – стащил Савва сам у «себя» брегет. Да только часы, видно, обиделись и ходить перестали.

Впрочем, Савва не задержался в Москве, ведь главные денежки-то всегда в столице трутся. Так что Яковлев вернулся в Петербург, поступил под крыло самого светлейшего князя Потемкина – начал поставлять мясо в армию. И вот светлейший князь уже вертит в руке счет на оплату поставок мясной провизии, представленный «почетным поставщиком Ея императорского Двора Саввой Яковлевичем Яковлевым». Счет громаднейший – 500 тысяч рублей. Сам Яковлев переминается с ноги на ногу перед столом светлейшего, опасаясь, подпишет тот или нет.

Светлейший, однако, не спешил, видно, прикидывал что-то. Савве знак рукой подал – мол, сядь, дело не быстрое. Тот сел, да все крутился на стуле. Наконец Потемкин удовлетворенно причмокнул – видно, решил дело и поднял на подателя хитрые глаза: «А ведь у тебя тут приписочка тысяч на двести». Савва задрожал: «Всего на сто, благодетель… Не больно и много… А жить-то надо…» Светлейший фыркнул: «Оно конечно. Ладно уж, включу твои 500 тысяч в свою ведомость на оплату из казны».

Податель вскочил, бухнулся в ноги светлейшего, да тут из рукава его на пол со звоном золотая монета в 10 рублей и вывалилась. Потемкин и сам вскочил: «Что же это?! Монета эта у меня на столе лежала! Как ты посмел взять?!» Савва снова – бултых в ноги: «Прости, светлейший! Не удержался… А все глаза проклятые завидущие, руки загребущие! Да мне и матушка государыня не раз выговаривала – убери свои руки подальше!..»

У Потемкина кровь в голову ударила, лицо красными пятнами пошло. Но упоминание имени императрицы вмиг освежило. Он, Потемкин, сейчас хоть и всесильный фаворит, да ссориться с другими, что в фаворе, не стоит. Кто знает наперед, как дальше-то повернется?.. Только и крикнул: «Пошел вон!»

Савву из покоев как ветром сдуло. А светлейший за голову схватился. Как же это возможно?! Ведь этот Яковлев из казны миллионы заполучил. Кажется, можно бы и самому для Отечества порадеть – ан нет! Словом, сколь ни возвышай Савку, он Савкой и останется…

Потемкин вздохнул, подписал счетец поставщика, потом крякнул и приписал к цифре 500 единичку в начале. Получилось полтора миллиона. В конце концов, надо же и светлейшему на что-то жить…

На Рождественской неделе 1784 года почетный дворянин Яковлев устроил грандиозный бал. Одежду из Парижа выписал, чтоб не ударить в грязь лицом. Вместо пуговиц да пряжек повелел пришить самолучшие самоцветы, найденные в его уральских владениях. На балу и сам блистал: вспоминая молодость, пел про телятинку, сыпал анекдотами. И не заметил, как из кармана его выпал давний золотой брегет.

«Сколько времен вышло?» – шутливо поинтересовался кто-то из гостей. Савва ухмыльнулся: «Не ходят они уж, почитай, годков десять!» Гость удивился: «Да ведь ровно полночь показывают!»

Савва воззрился на часы – те и вправду пошли. «Кажись, они моему времени отсчет начали!» – пронеслось в голове. И точно – через несколько месяцев разбил Савву апоплексический удар. Когда весть дошла до дворца, Екатерина послала к Яковлеву своих лучших докторов. Но и те не спасли больного. Узнав о том, императрица усмехнулась: «Видать, протухла телятинка! Опять Савка стал нищим – миллионы-то на тот свет не унесешь!»

Оно, конечно, так. Да только вместо одного миллионера Яковлева обнаружилось четверо – сыновья покойного. И все тоже понесли свои счета на оплату в казну. А потом и их дети обнаружились. А потом и внуки. Вот она – загадка российская: и как только казна не кончается?..

Впрочем, в начале ХХ века историки в свете открывшихся фактов сумели-таки взглянуть на одиозную фигуру купца Яковлева по-новому. Оказалось, жизнь-то его полна была благороднейших поступков и свершений. Был он не просто торговцем-поставщиком, но и деятельным промышленником: «талантливым организатором российской промышленности, наладившим производство на целом ряде фабрик и заводов», в том числе и на горнорудных заводах Урала, которые он выкупил у Демидовых.

Яковлеву принадлежала и Ярославская Большая мануфактура, перешедшая к его наследникам. Историки отмечают, что и те не уронили марку. К 1806 году это было одно из самых лучших и передовых предприятий России, на котором работали 2762 человека (очень большая цифра по тому времени). Экономист Карл Герман отмечал: «Что касается до доброты товаров, то сие заведение по справедливости тем славится; скатерти и салфетки, здесь делаемые, красотой и чистотой своей работы равняются с английскими». Словом, Яковлев-Собакин вполне заслуженно может быть признан одним из основателей промышленности России.

Славился он и крупной благотворительностью. Щедрой рукой давал деньги на школы, больницы, дома призрения для стариков и инвалидов. На его пожертвования в Петербурге на Сенной площади в 1753–1765 годах построена одна из красивейших городских церквей – Успения Пресвятой Богородицы, несколько церквей в Москве. К сожалению, все они взорваны при советской власти. Вот и трудно «Савке» оправдаться в глазах потомков. Анекдоты, они, конечно, красочнее и к тому же легко запоминаются. Однако же попасть в герои анекдотов – это ведь тоже заслужить надо…