1. Не с целью выставить напоказ все свои достоинства, не вследствие самоуверенности в своем красноречии, не гордясь знанием всех упоминаемых местностей, решил я теперь приступить к составлению данной истории: я не обладаю никакими качествами, которые дали бы мне подобную смелость. 2. Но не раз приходило мне на ум, виновницей скольких и сколь больших благ бывает история для государств: она передает потомкам память о деяниях их предков и, борясь со временем, которое стремится скрыть под покровом забвения все, что сделано раньше, она постоянно своими похвалами в глазах тех, которые ее читают, возвеличивает достоинство и, непрерывно борясь с низостью, этим подрывает силу последней. 3. Поэтому для нас нужно заботиться об одном, чтобы совершенно очевидно было то, что совершено и кем из людей оно совершено. А это вполне возможно и для человека, чей голос не проливает гладко потоки красноречия. 4. Помимо всего этого история показывает, что подданные, о которых проявлена заботливость, становятся расположенными к своим благодетелям и у большинства из них рождается и живет чувство благодарности; те же, которые, бывает, в нужный для них момент получили от своих владык щедрую помощь, сохраняют в памяти потомства бессмертной славу великих достоинств их государей. 5. Поэтому-то многие из позднее живущих, соревнуясь со славой своих предков, стремятся проявить высшую доблесть и перед лицом тяжкого страха бесславия стараются, естественно, удержаться от позорящих их поступков. Почему я делаю такое вступление, я сейчас объясню.

6. В наше время явился император Юстиниан, который, приняв власть над государством, потрясаемым <волнениями> и доведенным до позорной слабости, увеличил его размеры и привел его в блестящее состояние, изгнав из него уже издавна насиловавших его варваров, что выяснено мною со всеми подробностями в моих книгах, написанных о войнах. 7. Говорят, что некогда Фемистокл, сын Неокла, хвалился тем, что благодаря своей прозорливости город, бывший до тех пор маленьким, он сделал большим и могучим. 8. Император же с величайшим искусством сумел промыслить себе целые новые государства. В самом деле, целый ряд областей, бывших уже чужими для римской державы, он подчинил своей власти и выстроил бесчисленное количество городов, не бывших раньше. 9. Найдя веру в бога в прежнее время нетвердой и принужденной идти путями разных исповеданий, стерев с лица земли все пути, ведшие к этим <еретическим> колебаниям, он добился того, чтобы она стояла теперь на одном твердом основании истинного исповедания. 10. Кроме того, поняв, что законы не должны быть неясными вследствие ненужной их многочисленности и, явно один другому противореча, друг друга уничтожать, император, очистив их от массы ненужной и вредной болтовни, с великой твердостью преодолевая их взаимные расхождения, сохранил правильные законы. Сам, по собственному побуждению простив вины злоумышляющим против него, нуждающихся в средствах для жизни преисполнив до пресыщения богатствами и тем преодолев унизительную для них злосчастную судьбу, добился того, что в империи воцарилась радость жизни. 11. Так как римская держава со всех сторон подвергалась нашествиям варваров, он усилил ее количеством войск и укрепил все ее окраины строительством крепостей. 12. Многое иное было мною описано в других моих книгах; какие же блага [для империи] созданы им его строительством, это будет предметом описания в данном труде. Из тех, кого мы знаем по слухам, говорят, лучшим государем был персидский царь Кир, и для своих единоплеменников он был главным виновником создания их могущества. 13. Я не знаю, был ли этот Кир таким, каким описал его афинянин Ксенофонт в книге о его воспитании: 14. Может быть, искусство писателя благодаря изяществу стиля смогло в большой степени приукрасить его деяния. 15. Если же кто внимательно всмотрится в правление нашего императора Юстиниана (я думаю, если кто назовет его прирожденным императором, он это скажет совершенно правильно, так как он, говоря словами Гомера[1], «милостив к нам, как отец»), этот человек признает, что Кир и его держава были сравнительно с ним игрушкою. 16. Это мнение подтвердит самый размер его империи, о чем я говорил недавно, ставшей более чем вдвое большей и размерами страны и другими силами; те же, которые злокозненно строили против него заговоры вплоть до убийства его, не только живы до этого времени и спокойно владеют своим достоянием, хотя они явно были изобличены в этих преступлениях, но даже стоят во главе римских войск, даже больше: записанные в списки консулов носят самое высокое в империи звание. 17. Но теперь, как я уже сказал, мне нужно обратиться к делу строительства этого императора, чтобы люди позднейшего времени, видя величину и количество его построек, случайно не прониклись недоверием: как возможно, чтобы все это было сделано одним человеком? 18. Ведь многое из ранее совершенного, не закрепленное словом истории, подтверждающей это, вызывает к себе недоверие в силу своих чрезмерных достоинств. Пусть же основой всего моего рассказа будет, естественно, прежде всего то, что создано в Византии. 19. Ведь, приступая к началу дела, надо, по словам поэта[2], дать издалека блестящий фасад.

20. Некогда в Византии городская толпа и подонки общества восстали против императора Юстиниана и произвели тот мятеж, который получил название «Ника»; его я подробно и не прикровенно описал в моих книгах о войнах[3]. 21. Показывая, что не против одного только императора, но в своем беззаконии они подняли руки и против бога, они дерзнули сжечь и церковь христианскую [византийцы называют ее храмом Софии («Премудрости»)[4], дав такое ей название как наиболее приличествующее богу]; попустил господь совершить им такое беззаконие, в предвидении, с какой красотой этот храм будет перестроен в будущем. 22. Тогда эта церковь лежала обращенная пожаром в прах и пепел; немного же позднее император Юстиниан отстроил и изукрасил ее с такой пышностью, что, если бы кто-нибудь раньше, показав изображение того, что теперь мы видим перед собою, спросил любого из христиан, хотел ли бы он, чтобы церковь эта была уничтожена и вновь явилась такою,(как сейчас), он, думаю, тотчас же взмолился бы увидать эту церковь разрушенной, с тем чтобы она была перестроена в ее теперешнем виде. 23. И вот император со всем рвением приступил к строительству, не жалея никаких средств; со всей земли он собрал каких только мог мастеров. 24. Анфемий из Тралл, в искусстве так называемой механики и строительства самый знаменитый не только из числа своих современников, но даже из тех, кто жил задолго до него, служил рвению императора, организуя порядок работ мастеров, подготовляя заранее нужные в будущем изображения. 25. Вместе с ним работал другой архитектор, по имени Исидор, родом из Милета, во всех отношениях человек знающий и подходящий, чтобы содействовать императору Юстиниану. Даже в этом самом сказалась божья милость к императору: ибо заранее были им предуготовлены люди, которые должны были императору быть наиболее полезными дня совершения задуманного им дела. 26. И, конечно, всякий должен был бы прийти в восхищение перед умом императора, потому что из всех людей для выполнения самых ответственных дел он сумел выбрать наиболее подходящих людей.

27. Этот храм представлял чудесное зрелище[5], – для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем – совершенно невероятным. В высоту он поднимается как будто до неба и, как корабль на высоких волнах моря, он выделяется среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им, так как, будучи его частью и входя в его состав, он настолько выдается над ним, что с него можно видеть весь город, как на ладони. 28. Его длина и ширина так гармонично согласованы, что его вообще нельзя назвать ни очень длинным, ни сверх меры широким. 29. Несказанной красотой славится он. Блеском своих украшений прославлен он и гармонией своих размеров; нет в нем ничего излишнего, – но нет и ничего не хватающего, так как он весь во всех своих частях, в надлежащей мере являясь более пышным, чем обычно, и более гармоничным, чем можно ожидать от такой громады, наполнен светом и лучами солнца. 30. Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом храме. 31. Передняя часть храма (конечно, это то место, обращенное на восток, где в святая святых совершается таинство служения богу) выстроена следующим образом. 32. Строение поднимается с земли не по прямой линии, но несколько отступает назад от боковых стен небольшим изгибом; а с середины оно вновь поворачивает назад и, идя в виде полукруга, что сведущие в этих делах люди называют полуцилиндром, поднимается отвесно вверх. 33. Крыша этого сооружения разрешается как четвертая часть шара; возвышаясь над ней, на прилегающих частях здания поднимается другое, более мощное сооружение, в виде полумесяца, удивительное по красоте, но в общем вызывающее страх вследствие кажущейся опасности такого соединения. 34. Ведь кажется, что оно держится не на твердом основании, но возносится в небо не без опасности для тех, кто находится в храме. Между тем, все это устроено здесь с исключительной устойчивостью и безопасностью. 35. По обе стороны этого сооружения с самого основания идут колонны; они тоже стоят не прямыми рядами, но, как в хоре, стоя друг против друга, загибаются внутрь в виде полукруга, и сверху на них покоится это лунообразное сооружение. 36. Против восточной стороны стоит стена, имеющая двери для входа в храм, а по обеим ее сторонам стоят полукругом колонны, и на них сверху точно так же, как было указано выше, покоится сооружение. 37. Посередине храма высятся четыре сделанных человеческими руками постамента, которые называют стереобатами (pessoi): два из них обращены на север, два другие – на юг: они стоят друг против друга и совершенно похожи один на другой. И та и другая пара имеют посередине по четыре колонны. 38. Эти постаменты сложены из огромных каменных глыб огромной высоты, великолепно подобранных и искусно подогнанных друг к другу. Можно подумать, что это отвесные утесы горы. 39. На них поднимаются арки со всех четырех сторон; края их сходятся по двое и крепко приделаны к верху этих постаментов, остальная же часть арки, гордо поднявшись кверху, витает в беспредельной высоте. 40. Из этих арок две, обращенные на восток и па запад, поднимаются прямо в воздухе, остальные же две имеют снизу подставленную стену с очень маленькими колоннами. 41. Над ними высится круглое, выгнутое сооружение; отсюда всегда появляется первая улыбка дня. 42. Оно, на мой взгляд, как бы витает над всей землей, и все это сооружение постепенно поднимается кверху, сознательно задержавшись настолько, чтобы те места, где, кажется, оно отделено от здания, были проводниками большого количества лучей света. 43. И никаким языком, как бы он ни был многословен и красноречив, нельзя будет всего этого описать[6]. Соединение арок, созданное в виде четырехугольника, дает возможность закончить сооружение между ними в виде четырех треугольников. 44. Низ каждого из этих треугольников, твердо опираясь на взаимное сплетение арок, образует внизу острый угол, а затем, поднимаясь кверху, расширяясь посередине, они заканчиваются кругом, который поднимается тут, образуя новые углы. 45. Огромный сфероидальный купол, покоящийся на этом круглом здании, делает его исключительно прекрасным. 46. И кажется, что он покоится не на твердом сооружении вследствие легкости строения, но золотым <полу> шарием[7], спущенным с неба, прикрывает это место. 47. Все это, сверх всякого вероятия искусно соединенное в высоте, сочетаясь друг с другом, витает в воздухе, опираясь только на ближайшее к себе, а в общем оно представляет замечательную единую гармонию всего творения. Все это не позволяет любующимся этим произведением долго задерживать свой взор на чем-либо одном, но каждая деталь влечет к себе взор и очень легко заставляет переходить от одного к другому. 48. При рассматривании всегда приходится быстро переводить свой взор с одного предмета на другой, так как рассматривающий никак не может остановиться и решить, чем из всей этой красоты он более всего восхищается. 49. Но даже и так, обращая на все свое внимание, перед всем <от изумления> сдвигая брови, зрители все-таки не могут постигнуть искусства и всегда уходят оттуда подавленные непостижимостью того, что они видят. Но достаточно об этом.

50. Император Юстиниан совместно с архитекторами Анфемием и Исидором создал устойчивость и безопасность столь высоко поднявшего свою главу громадного храма многими способами. Мне кажется, что обо всех из них узнать – дело недоступное, а передать словами – невозможное. Одно только в настоящее время я опишу, что может служить доказательством величия и искусства всего произведения. Дело вот в чем. 51. Постаменты (стереобаты), о которых я недавно упоминал, выстроены не так, как остальные части здания, а следующим образом. 52. Они сделаны в виде четырехугольника из нескольких рядов камней, твердых по природе, по отделке полированных; те из них, которые должны занимать наружную поверхность сторон этих постаментов, обрезаны в виде прямых углов; если же им полагается занимать середину, они обделаны в виде квадратов. 53. Их связывает не известка, которую называют асбестом, не асфальт – слава и гордость Семирамиды в Вавилоне, одним словом, ничто подобное, но свинец, влитый в промежутки; он всюду их заполняет, плотно сливается с камнями и связывает их между собою. Вот как было здесь это сделано. 54. Теперь перейдем к другим частям храма. Чистым золотом выложен потолок, соединяя с красотой и великолепие; соревнуясь в блеске, его сияние побеждает блеск камней (и мраморов). 55. С той и другой стороны – две галереи; своим строительством они ничем не отделяются от храма, даже делают размер его ширины еще большим; в длину они вместе с храмом доходят до самого его конца, но по высоте они ниже. 56. И у них потолок является куполом, а украшением – золото. Одна из этих галерей назначена для молящихся мужчин, другая для женщин, пришедших с тою же целью. 57. Ничем они не отличаются друг от друга, и нет между ними разницы, и их подобие служит для храма красотой и украшает его их тождество. 58. Кто может стать повествователем (красоты) гинекея в верхних этажах храма? Кто опишет многочисленные галереи или крытые перистили, которыми окружен храм? 59. Кто исчислил бы великолепие колонн и мраморов, которыми украшен храм? Можно было бы подумать, что находишься на роскошном лугу, покрытом цветами. 60. В самом деле, как не удивляться то пурпурному их цвету, то изумрудному; одни показывают багряный цвет, у других, как солнце, сияет белый; а некоторые из них, сразу являясь разноцветными, показывают различные окраски, как будто бы природа была их художником. 61. И всякий раз как кто-нибудь входит в этот храм, чтобы молиться, он сразу понимает, что не человеческим могуществом или искусством, но божьим соизволением завершено такое дело; его разум, устремляясь к богу, витает в небесах, полагая, что он находится недалеко и что он пребывает особенно там, где он сам выбрал. 62. И это случается не только с тем, кто в первый раз увидал этот храм, но такое впечатление возникает постоянно у каждого, как будто с этого начинается у всякого его обозрение. 63. Никого никогда не охватывало пресыщение от этого созерцания, но находящиеся в храме[8] люди радуются тому, что они видят, а уходя восхваляют его в своих беседах о нем. 64. Сверх этого рассказать со всей точностью о тех сокровищах храма, которые император Юстиниан посвятил сюда, о золотых сосудах, о серебряных вещах и драгоценных камнях невозможно. Я предлагаю читающим эти строки сделать вывод на основании одного только следующего факта: 65. То место храма, которое является наиболее священным и доступно только для священников и которое называют алтарем, имеет <престол> в 40000 фунтов серебра.

66. Таковы были отдельные части Константинопольской церкви, которую создал император Юстиниан и которую обычно называют «великой». В своем очень кратком изложении я, так сказать, пальцем указывал, перечисляя все то, что я считал наиболее достойным упоминания. 67. Не одними деньгами создал ее император, но и своими заботами и мыслями, связанными с трудами, создал всеми другими выдающимися качествами своего великого духа, как я сейчас это и укажу. 68. Из арок, о которых я упоминал выше (архитекторы называют их «лорами»), одна, которая обращена к востоку, поднималась уже с той и другой стороны, но посредине не была еще вполне закончена, еще ждала последнего завершения. 69. И вот фундаменты (стереобаты), над которыми стояла вся эта постройка, не вынеся громадности налегших на них сооружений, как-то лопнули, и казалось, что вот-вот они развалятся. 70. Сотрудники Анфемия и Исидора, испуганные случившимся, доложили об этом обстоятельстве императору, уже не имея никакой надежды на свое искусство. 71. Тотчас же император – не знаю, под чьим наитием, думаю, по божьему соизволению, ведь он не был архитектором – велел довести закругление этой арки до конца. Она, говорил он, поднимаясь на собственном своем основании, не будет нуждаться в подпирающем ее постаменте. 72. Если бы мой рассказ не имел за собой свидетелей, я уверен, что меня сочли бы льстецом и не заслуживающим никакого доверия, но так как есть много свидетелей случившегося тогда, то мне нечего бояться окончить свой рассказ. 73. Строители стали делать то, что им было приказано, а эта арка стояла совершенно невредимо, поднявшись высоко в небо, подтвердив на опыте справедливость прозорливого мнения императора. 74. Вот что было сделано с этой аркой; а вот что случилось с другими арками, обращенными на юг и на север. 75. Эти так называемые «лоры» (арки), высоко поднятые при строительстве храма, доходя чуть не до неба, во всех своих нижних частях испытывали тяжкую нагрузку. И вот у бывших здесь колонн стали выпадать маленькие камни, как будто их кто выскабливал. 76. Вновь пришедшие в уныние от этого случая строители сообщили императору о том, что у них в данное время произошло. 77. И вновь император придумал следующее против этого несчастья. Верхние части этих колонн, соприкасающиеся с арками, которые испытывали на себе нагрузку, он велел тотчас же спять и вновь поставить много позднее, пока не исчезнет совсем влажность постройки над ними. 78. Инженеры так и сделали, и постройка в дальнейшем прошла совершенно спокойно. И по этому делу император имеет свидетелей.