Глава 7

Кульминация средневековых войн, 1214 – 1302 гг.

В этой главе я, во-первых, буду рассматривать военную кампанию и сражение при Бувине, во-вторых, поход Иоанна Плантагенета в 1216 году и, в-третьих, венец тактики средневековой конницы в сражении, проведенном Карлом Анжуйским. Эту главу я завершу обсуждением причин, которые в следующем веке привели к снижению эффективности и последующему закату роли конного вооруженного воина.

Что касается количества задействованных войск, крупнейшим сражением в Западной Европе в эпоху Средних веков было сражение при Бувине (если не считать битву с мусульманами при Лас-Навас-де-Толоса в Испании. – Ред.). Происшедшая в 1214 году, через год после сражения при Мюре, это была битва совершенно другого рода. Здесь именно пешее народное ополчение стало основой французской победы. Прежде чем обсуждать само сражение, давайте рассмотрим стратегию, приведшую к нему, и политические обстоятельства, которые определили его дух.

Здесь так же, как и в сражении при Мюре, мы видим религиозное воодушевление со стороны французов, которое стало причиной их высокого боевого духа. Их король Филипп II Август мог искренне представляться защитником церкви от коалиции, которая угрожала как папскому престолу, так и ему самому. Сердцем этой коалиции был Иоанн Плантагенет (Безземельный), король Англии, унаследовавший корону после своего брата Ричарда Львиное Сердце. Как и все мужчины в его семье, Иоанн был образованным человеком и воином. Его союзником был его племянник Оттон IV, император Священной Римской империи, и граф Фландрский, один из основных вассалов Филиппа II.

И хотя политическая обстановка мешала обеим сторонам развернуться вовсю, они все-таки приложили большие усилия для того, чтобы собрать войска. Папа выдвинул кандидата на место императора вместо Оттона, и этот кандидат занимался отчуждением южной Германии. К тому же Иоанн не мог доверять английской знати. Филипп II Август, со своей стороны, был несколько ослаблен, поскольку некоторые его вассалы время от времени уходили сражаться под знаменами де Монфора против альбигойцев, но эта утечка сил Франции уменьшала их в меньшей пропорции, чем трудности Оттона IV и Иоанна Безземельного. С другой стороны, у Иоанна имелись (пока не растратил) значительные средства, и он мог щедро платить наемникам. Его отец король Англии Генрих II был первым монархом в Западной Европе, который заменил феодальную военную службу системой денежных выплат, известной как «налог, освобождающий от военной службы». Это был важный шаг при переходе от личной службы и выплат натурой к так называемой «денежной экономике». В это время обрела большую силу Фландрия, самый густонаселенный регион христианского мира, проводившего богослужения на латыни (т. е. католического).

Иоанн Безземельный разработал широкомасштабный стратегический план. Хотя он потерял Нормандию в 1204 году (после падения Шато-Гайяра), он по-прежнему владел юго-западной Францией. И Иоанн решил вместе с частью своих наемников высадиться в Ла-Рошели и развернуть наступление на земли, расположенные по течению Луары, которые были отняты у него Филиппом десять лет назад. Он должен был уклоняться от сражений при нападении на него французов и производить такие маневры, чтобы увлечь их за собой как можно дальше на юг и запад. Тем временем Оттон должен был идти на запад по уже знакомому пути Кельн – Льеж и далее на запад. Там, где сейчас находится Бельгия, к немцам должен был присоединиться граф Фландрский, отряды более мелких союзников и оставшаяся часть наемников Иоанна. И, не встречая серьезного противодействия, эта объединенная армия должна была затем наступать на Париж.

Этот вполне разумный план не удался из-за неточного расчета времени и благодаря здравомыслию Филиппа II Августа. Иоанн свою часть плана начал выполнять. Он подошел к Ла-Рошели в середине февраля и начал укреплять свое военное и политическое положение в графствах Пуату, Ангулем и других. Когда Филипп поспешил на встречу с Иоанном, тот стал беспорядочно перемещаться в разных направлениях, чтобы не быть вовлеченным в сражение. В начале апреля он повернул на юг и направился через Лимож и Периге в Ажен, расположенный на реке Гаронна. Благоразумно отказавшись последовать за ним, Филипп возвратился в Париж, оставив против Иоанна отряд с задачей сдерживать англичан. Против этого отряда Иоанн предпринял активные действия. В мае он направился на север, выиграл бой под стенами Нанта и занял Анже. Вероятно, он уничтожил бы отряд Филиппа, который английское войско превосходило численно, если бы не измена в последний момент некоторых французских феодалов, служивших в войске Иоанна, что заставило его отказаться от сражения и отступить к югу от Луары. Был июнь.

Тем временем после хорошего начала в марте Оттон непозволительно медлил до июля: в это время он женился и укрепил свое положение. В конце концов, 12 июля император достиг Нивеля и был в Валансьене 20 июля. К этому времени Филипп II, не сильно ослабляя свой отряд, противостоявший Иоанну, воспользовался полученным временем, чтобы собрать значительную армию и сосредоточить ее в Пероне. (Автор «забыл», что 2 июля французское войско под командованием сына Филиппа II, будущего короля Людовика VIII, наголову разбило англичан в бою при Ларош-о-Муан в Анжу. – Ред.)

Тяжелая конница с обеих сторон насчитывала приблизительно 11 тысяч человек (источники говорят, что у Филиппа II было около 2 тысяч рыцарей, у Оттона IV около 5 тысяч рыцарей. – Ред.). У сторон имелось по несколько десятков тысяч пехоты. Надежное народное ополчение французов насчитывало от двадцати до тридцати тысяч человек, в то время как у Оттона было огромное войско численностью, возможно, семьдесят с чем-то тысяч человек. Разумеется, французы представляли собой однородную армию, которая выступала против коалиции немцев, фламандцев, англичан.

Даже при том, что его непростительная медлительность помешала гораздо раньше двинуться на Париж, игра Оттона была выигрышной. Театр военных действий был более лесистым, а речные долины – значительно более заболоченными, чем в наши дни. Пока Оттон оставался за болотистой длинной реки Шельды, его большое численное превосходство, прежде всего в пехоте, делало наступление французов невозможным. И в то же время французы не могли помешать ему, находившемуся в Валансьене, совершать набеги на окрестности – так много дорог сходилось в этом городе. Тем временем в армию Оттона продолжали подходить подкрепления.

В такой трудной ситуации Филипп II двинулся из Перона в Турне через Дуэ, Секлен и Бувинский мост. Полунезависимые города с самоуправлением Дуэ и Турне (хотя они и находились во Фландрии) симпатизировали французам. Переход занял пять дней. Между Бувином и Турне местность была открытой и подходящей для конницы. Поэтому Филипп надеялся выманить Оттона, опустошая территории фламандских союзников немца.

Этот ход не удался; Оттон просто передвинулся на полтора десятки километров вниз по течению реки Шельды в Мортань. Здесь, находясь всего в нескольких километрах от Турне, Оттон получил возможность внимательно следить за Филиппом, будучи все еще под прикрытием местности, труднопреодолимой для конницы из-за лесов и заболоченных лугов.

Разведка обеих армий работала хорошо. Предатели-дворяне с обеих сторон систематически доносили командованию противника о положении дел, даже о ходе секретных военных советов, которые проводились в противоположном лагере.

Когда обстановка прояснилась, Филипп решил отступить. Положение французов становилось опасным.

26 июля в штабах обеих армий одно решение следовало за другим. Сначала Оттон созвал совет и продемонстрировал данные разведки о намного меньшей численности французов. Вследствие этого было принято решение, что следует предпринять энергичные меры. Французы же решили отступить к Бувину и далее на левый берег реки Марка, в надежде склонить Оттона к тому, чтобы напасть на них при переходе через мост и во время движения по насыпной дороге через болотистую пойму реки Марка. Весть о намечающемся отступлении была объявлена во второй половине дня 26 июля и сразу же дошла до Оттона. Получив эту информацию, Оттон созвал второй совет вечером, на котором было решено напасть на французов не следующий день на Бувинском мосту. Меньшинство полагало, что будет опрометчиво атаковать на открытой местности, но большинство поверило сообщениям о начавшейся панике в лагере французов и не хотело упускать шанс атаковать врага, растянувшегося при переходе через реку Марка.

Сражение при Бувине

Сражение при Бувине

Утром французы стали медленно отступать, выдвинув свои авангарды. Все боевые части были готовы в случае необходимости развернуться в боевой порядок. Мост был расширен, чтобы ускорить возможное отступление. Оттон поспешно отправился вслед за французами.

Остановку сделали приблизительно в 5 км к востоку от моста. Оттон потерял возможное преимущество, выстроив войска по фронту с северо-запада на юго-восток вместо того, чтобы расположить их с севера на юг. Фронт, протянувшийся с севера на юг, припер бы французов к мосту и обеспечил бы в случае необходимости собственное отступление Оттона. Выбранное им расположение фронта дало ему лишь одно преимущество: легкий уклон вниз, по которому союзники могли атаковать центр французов. Расположение войск для боя было сходным с обеих сторон: городское ополчение, то есть пехота, в центре (здесь же часть конницы), конница на флангах и некоторые резервы в тылу. Бой завязал правый фланг французов под командованием герцога Бургундского. Атака французов была отражена. Герцог Бургундский привел в порядок своих рыцарей, но фламандские рыцари контратакой опрокинули правый фланг французов и стали развивать успех. В это время с левого берега реки Марка подошла коммунальная милиция (ополчение городов) – бывший авангард, который возвращался сюда по приказанию Филиппа. Сомкнутой колонной милиция нанесла фланговый удар фламандским рыцарям и опрокинула их. Граф Фламандский был взят в плен, его рыцари бежали. Герцог Бургундский привел свой отряд в порядок и поспешил на помощь центру боевого порядка французов. А в центре немцы атаковали французских рыцарей, опрокинули их, пробились к свите Филиппа II и перебили ее, а сам французский король был сбит с лошади. Но Филипп II так хорошо был закован в железо, что его не могли поразить. В это время подоспела коммунальная милиция французов, решившая исход боя на своем правом фланге, и фланговым ударом обратила немцев в бегство. На левом фланге французской армии граф Булонский атаковал милицию Пикардии и Шампани и стал теснить ее. Кроме своих рыцарей, граф Булонский имел около 700 пеших наемников-брабантцев, которых он построил кольцом. В этот круг рыцари входили для того, чтобы привести себя в порядок под прикрытием ощетинившихся копьями брабантцев. Но милиция французов во главе с епископом города Бове атаковала брабантцев и расстроила их ряды. Прибывшие на поддержку милиции конные сержанты перебили брабантцев, а самого графа взяли в плен. Германскому императору Оттону IV едва удалось спастись бегством.

Это сражение, наряду с разгромом англичан при Ларош-о-Муане, уничтожило антифранцузскую коалицию и положило конец надеждам Иоанна вернуть потерянные на континенте земли (поэтому этот английский король и получил прозвище Безземельный).

В 1216 году, спустя два года после сражения при Бувине, состоятельные мятежники в Англии при помощи высадившихся на острове французских войск заставили Иоанна вступить с ними в борьбу. Однако он сумел сохранить английскую корону для Плантагенетов, тем самым явив неплохой образец средневековой тактики. Эта кампания продемонстрировала стратегический эффект сети крепостей.

Мы уже видели, насколько сильны были крепости в условиях Средневековья. Сейчас я хотел бы особо подчеркнуть их огромное количество. В Англии каждый порт на южном побережье контролировала крепость. От Дувра до Саутгемптона – это немногим более 160 км по прямой – располагались одиннадцать крепостей, которые прикрывала двойная цепь других крепостей, находившихся в глубине острова. Рубеж реки Темзы удерживали лондонский Тауэр, Виндзор, Рединг, Уоллингфорд и Оксфорд – пять первоклассных крепостей, расположенных на линии длиной менее 100 км. И так было везде.

Мы привыкли думать о замках как о личной собственности богатых людей. Но во все времена эпохи раннего Средневековья, включая XIII век, они являлись королевской собственностью, а командующие их гарнизонами назначались королем и могли быть им отозваны.

Частично те замки, которые должны были сыграть такую большую роль в 1216 году, были более ранней постройки. Многие из них относились ко времени, в котором жило поколение, появившееся после нормандского завоевания. Тем не менее, прежде чем мы начнем обсуждать 1216 год, будет удобно рассмотреть фортификационные сооружения и осадные средства XIII века вообще, даже если и будет несколько нарушен порядок их появления во времени.

В средневековых замках мы видим, что ошибка, которая состояла в том, что вход в главную башню (донжон) Шато-Гайяра был сделан так высоко, больше не повторялась. С того времени вход в главную башню замка делали из внутреннего двора. Сама главная башня начинает терять свое значение по отношению к внутреннему двору со стоящими по его бокам башнями. Вместо того чтобы быть центром обороны (как это было до 1200 г.), теперь ее часто помещают – как в Куси – прямо на пути нападающих, стремящихся во внутренний двор. Иногда в замке вообще нет главной башни, как в Крак-де-Шевалье (ныне в Сирии), Атлите (ныне Израиль) и других.

Причина понижения значения главной башни в общем плане обороны состояла в том, что военные инженеры того времени придавали большое значение фланкирующему обстрелу, который должен был вестись с башен, взаимно поддерживающих друг друга, и поэтому при постройке новых крепостей не тратили силы и средства на одну-единственную огромную башню, которая сама по себе не вела никакого флангового огня. Они предпочитали увеличить размер башен, встроенных в крепостную стену. Они беспокоились о том, чтобы избавиться от мертвого пространства, поэтому в Провене и в пристройке, сделанной в Каркасонском замке приблизительно в 1280 году, мы видим, что башни уже больше не закруглены спереди, а заострены, подобно бастионом Вобана.

Помимо внимания, которое уделяли фланговому огню строители крепостей в XIII веке, мы видим, что они предусматривают более активную оборону. Это делалось посредством барбиканов; это слово предположительно произошло от арабского «баб-канех», что означает «сторожка у ворот». Барбикан, как подразумевает смысл этого слова, часто размещался непосредственно за воротами. Это было сравнительно невысокое укрепление часто немалой протяженности с закругленными контурами; его назначение состояло в том, чтобы укрывать солдат, собравшихся для совершения вылазок за ворота крепости.

Удивительно, что каменные навесные хорды с машикулями вытесняли выступающие деревянные галереи-хорды сравнительно медленно, хотя деревянные были более уязвимы для камней метательных орудий и огня. Но хотя мы уже видели каменные навесные бойницы в Шато-Гайяре (1196) и хотя они часто встречались в замках крестоносцев XIII века, построенных в безлесной Сирии, они появились в Западной Европе не раньше 1300 года. У главной башни замка Куси (1230) были каменные карнизы или крепежные скобы для навесных галерей, но сами галереи-хорды, по-видимому, были сделаны из дерева. В равной степени удивляет то, что излишнее дробление пространства и трудности поддержания связи между различными частями обороняющихся продолжались при строительстве укреплений XIII века – уже после того, как они оказались гибельными при взятии Шато-Гайяра. Верно то, что в Куси была только одна главная линия обороны за пределами главной башни замка; его проектировщик предпочел вложить средства в большую высоту и толщину стен, нежели в строительство дополнительных препятствий. Но даже замок Куси был так скроен, что Виолле-ле-Дюк подсчитал, что понадобилось бы по крайней мере пятьсот человек, чтобы защищать его периметр длиной 435 м, из которых только около 140 м расположены таким образом, что к ним можно приблизиться по ровной поверхности.

Что касается осадных средств, то в XII веке был усовершенствован онагр – противовес был сделан подвижным. Это обеспечивало большую легкость в корректировке огня, так как дальностью стрельбы можно было управлять, регулируя расстояние от противовеса до оси. Еще лучший результат достигался, когда основной противовес был закреплен, а его дополнял меньший, вспомогательный противовес, который был подвижным. К сожалению, даже с подвижным противовесом была еще одна переменная величина, которую было нелегко соблюдать, – вес метательного снаряда. Для точного обстрела определенной интенсивности заданной точки, скажем крыши и бойниц конкретной башни, осаждающим нужно было иметь такой многочисленный корпус мастеров, которые обтесывали бы камни до одинакового веса, и часто игра не стоила свеч.

Не усовершенствование метательных орудий, а усовершенствование подкопов было главным делом инженеров XIII века. В тех случаях, когда крепости, на которые планировалось нападение, не стояли на голых камнях, они предпочитали выкапывать подземный туннель или штольню. На «кот» же можно было напасть сверху, и к тому же у него был недостаток: он показывал осажденным точное место, где будут подрываться под стену.

В 1285 году, когда султан Египта осаждал Маркаб, замок рыцарей-госпитальеров в Сирии, он сначала взял внешние оборонительные укрепления, а затем атаковал внутренний двор замка. Сделав подкоп, мусульмане обрушили часть башни в крепостной стене; попытавшись проникнуть в получившуюся брешь, они получили отпор и понесли большие потери. Затем египетские войска снова начали делать подкоп, и через восемь дней под огромной башней была готова камера для обрушения. Желая захватить замок целым и использовать его для своих нужд, султан запретил поджигать заложенный горючий материал и вместо этого послал к осажденным парламентера с предложением беспрепятственно провести инженеров-христиан для осмотра подкопа и того, что было заложено. По своем возвращении инженеры доложили, что огромная башня должна рухнуть при поджоге подкопа. После этого рыцари – хоть они и были профессиональными врагами ислама – капитулировали на предложенных почетных условиях и спокойно ушли, взяв с собой своих лошадей, личные вещи и даже имевшиеся сокровища.

При осаде Иоанном Рочестерского замка в 1215 году сохранились интересные подробности об обеспечении осадных средств и работ. На второй день осады Иоанн приказал всем кузнецам Кентербери, расположенного в 45 км, изготовить столько кирок, сколько они смогут, и прислать эти кирки ему сразу же, как только они будут сделаны. Чуть позже он требует прислать ему сорок самых жирных и наименее пригодных для еды свиных окороков, жир которых он планировал использовать при поджоге древесины в подкопе. Посредством этого он обрушил одну из квадратных угловых башенок прямоугольной сторожевой крепости, построенной еще норманнами. Но и тогда гарнизон защищал пролом до тех пор, пока, ослабев от голода, не сдался. Осада началась 13 октября и длилась до 30 ноября – всего 48 дней.

Военная кампания Иоанна 1216 года является примером кампании, выигранной благодаря одному маневрированию и без единого сражения на поле боя – подобно Ульмской операции Наполеона в 1805 году. Она отличается от Ульмской операции тем, что ее успех был менее весомым (хотя вполне определенным) и был достигнут не одним лишь передвижением войск, а комбинацией маневов и осад.

В июне 1215 года Иоанн уступил группе богатых мятежных баронов и подписал Великую хартию вольностей. Сразу же после этой уступки он начал готовиться к возобновлению борьбы. Как обычно это бывало в Средние века, мы видим, что массы населения (включая все города, кроме Лондона) симпатизируют королю, власть которого была для них чем-то вроде щита от власти знати. С другой стороны, Лондон – центр материальных ценностей и (как в 1066 г.) военный объект чрезвычайной важности – стоял за восставших, потому что Лондоном управляли влиятельные богатые торговцы, которые симпатизировали феодальной олигархии. Иоанн направо и налево нанимал на континенте в свою армию солдат и использовал многих из них для несения гарнизонной службы в замках. Хотя симпатия народа была сначала пассивной, тем не менее деятельность Иоанна как полководца и дипломата к концу 1215 года довела его противников до грани до отчаяния. Они намеревались совершить переворот и предложить корону Англии сыну Филиппа II Августа Людовику, впоследствии Людовику VII, королю Франции. Помощь французов восставшим начала поступать зимой 1215/16 года.

Решающая летняя кампания 1216 года началась для Иоанна рядом неудач. Он попытался помешать высадке войск Людовика, но в конце мая французский принц осуществил переход к восточной оконечности графства Кент. Следующим решением Иоанна было атаковать французов, прежде чем английские мятежники смогут соединиться с ними. Но когда момент настал, он не осмелился начать сражение, так как в большинстве своем его наемники были вассалами династии Капетингов. Боевые действия против сына их собственного сюзерена могли привести к их переходу на сторону Людовика. Оставив сильный и надежный гарнизон в Дуврском замке, Иоанн отступил к Уинчестеру.

Если рассматривать лишь военный аспект дела, Людовику следовало бы немедленно начать осаду Дувра. Однако в гражданской войне политические факторы играют даже еще большую роль, чем в войнах с другими государствами. Поэтому Людовик предпочел с триумфом вступить в Лондон и принимать поздравления. Даже тогда он не предпринял никаких шагов против невзятой крепости в своем тылу, а двинулся на Уинчестер, взяв по пути замки в Райгите, Гилфорде и Фарнеме. И снова Иоанн не рискнул сражаться, и 14 июня Людовик беспрепятственно вошел в Уинчестер. Здесь он принял феодальную присягу от части английских аристократов, которые вплоть до этого момента поддерживали законного короля. Тем временем отряды мятежников пронеслись по восточным графствам и взяли город (хотя и не замок) Линкольн.

Начиная с конца июня и до середины июля в боевых действиях был перерыв. Иоанн ушел на юго-запад, очевидно растерявшись. Верно то, что он все еще удерживал ряд опорных пунктов на территории всего королевства. В частности, были четыре крупных опорных пункта: в Виндзоре, Рединге, Уоллингфорде и Оксфорде, которые господствовали над рубежом в виде Темзы и раскалывали почти надвое владения мятежников к северу и югу от этой реки. Дуврский замок даже не подвергся нападению. К тому же английские города с самоуправлением (за исключением Лондона, который был самым крупным из них) оставались ему верны по всей стране. С другой стороны, поддержка Лондоном мятежников вместе с неспособностью Иоанна вступить в сражение создавала впечатление безнадежности положения.

Теперь, когда дело Плантагенета было в самом безнадежном положении, народ начал шевелиться. Впервые в истории Англии возникает настоящее народное сопротивление иностранцу и клике олигархов-революционеров, которые стали союзниками этого иностранца. Конечно, это движение не обладало размахом современных движений. Национальный патриотизм находился на начальной ступени развития. И все же оно было достаточно действенным, чтобы изменить всю ситуацию. В районах, удерживавшихся мятежниками, крестьяне начали собираться в отряды (как американские минитмены в XVIII в.), за исключением того, что английские минитмены XIII века взялись за оружие, чтобы сражаться за короля, а не против него. И хотя такие вооруженные отряды не могут совершить ничего значительного, они могут бесконечно доставлять беспокойство захватчику.

Народное движение, наверное, не дало бы Иоанну возможности оказать сопротивление, если бы не ошибка Людовика, который не захватил Дувр. Из Парижа Филипп II Август поддразнивал своего сына, который пытался завоевать Англию, не захватив сначала от нее ключ. Тем не менее вскоре после взятия Уинчестера Людовик ушел назад в Лондон, чтобы там снова пировать и праздновать и прилагать максимум усилий к тому, чтобы уладить ссоры и положить конец зависти между своими французскими и английскими сторонниками. И только 25 июля он вышел из Лондона в Дувр. Было слишком поздно. Иоанн был уже достаточно силен, чтобы начать боевые действия, которые должны были обеспечить продолжение его династии.

Приблизительно 27 июля большое войско французов и мятежников осадило Виндзор, чтобы освободить Лондон от ближайшего к нему вражеского гарнизона, подобно тому как Педро и Раймунд тремя годами ранее пытались вывести из-под удара Тулузу, взяв Мюре.

Дувр сопротивлялся столь храбро, что приковал к себе самого Людовика и значительную часть его войска далеко от решающего театра военных действий. Тем временем гарнизон Виндзора добился таких успехов, что осада замка ослабла и превратилась в блокаду. Гарнизон замка в Линкольне также держался против осаждавшего его отряда мятежников.

В самый тяжелый для себя период Иоанн объединил юго-запад Англии, укрепил и снабдил продовольствием расположенные там королевские замки. Теперь – это было приблизительно в середине июля – до того, как Людовик и мятежники выступили из Лондона, чтобы начать осаду гарнизонов Иоанна в Дувре и Виндзоре, он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы предпринять какие-то шаги. Из Дорсета он отправился на север и возвратил себе город Вустер. После этого до конца августа он передвигался с севера на юг, делая реку Северн западной границей восстания. Одно из его писем от 19 августа показывает, что он все еще ожидал (или отговаривался этим), что ожидает нападения Людовика на запад страны. На самом деле армии захватчика и мятежников были заняты у Дувра и Виндзора. Ни там ни здесь осада не делала быстрых успехов, и французы Людовика, согласно неприятной традиции феодальных армий находящихся вдали от дома, начали потихоньку разбегаться по домам. У Дувра, где мятежники и захватчики прилагали главные усилия, сопротивление англичан было особенно решительным. Сам Людовик, стоя перед городом, был уже на грани того, чтобы начать игру где-нибудь в другом месте. Таким образом, стойкость Дувра уже сделала возможным возвращение Вустера и должна была стать основой всего того, что за этим последовало.

Узнав об истинном положении своих врагов, Иоанн составил план, который по своему замыслу и исполнению демонстрирует его способности стратега (в отличие от его бездарной деятельности во Франции. – Ред.). В Средние века прямое нападение на любой крупный город редко могло увенчаться успехом. Города были слишком большими и слишком многонаселенными для большинства армий того времени. Поэтому Иоанн Безземельный не мог двинуться на Лондон. И так ослабленный тем, что его силы были разбиты на многочисленные гарнизоны, Иоанн еще не желал сражаться. Он уже установил западную границу для восстания, оставив цепочку опорных пунктов с военными гарнизонами в Дорсете и вдоль течения реки Северн. Теперь ему нужно было установить северную границу, разместив еще одну цепь опорных пунктов на восток к Северному морю. Тогда его враги окажутся запертыми на юго-востоке Англии. При развившемся уже национальном сопротивлении захватчикам их поражение будет лишь вопросом времени.

Исполнение плана английским королем было вполне грамотным. 2 сентября Иоанн Безземельный отправился на восток из окрестностей Вустера в Берфорд, затем в Оксфорд, Уоллингфорд и Рединг. Казалось, что его продвижение имело своей целью Виндзор, и, чтобы убедить осаждающих в том, что он собирается напасть на них, он послал отряд валлийских лучников обстрелять их лагерь ночью. Французы и мятежники схватились за оружие, чтобы встретить его, и, таким образом, он достиг своей цели: он дезориентировал их перед своим походом на северо-восток. Вместо нападения он ускользнул через Эйлсбери и Бедфорд и направился к Кембриджу. Как только это стало известно осаждающим Виндзор, они сразу же поняли сильную сторону этого маневра. Передвижения их отрядов сдерживали замки вдоль Темзы. Теперь мятежники были ограничены с запада. Если бы они оказались теперь ограниченными с севера, это привело бы их на грань поражения. Поэтому они сняли осаду, сожгли свои осадные сооружения и поспешили к Кембриджу. Если бы мятежникам удалось достичь этого места раньше Иоанна, они смогли бы помешать ему взять под контроль северные дороги.

Теперь ситуация была знакомой: две армии стремились к одной и той же точке, в данном случае к Кембриджу. Иоанн выиграл эту гонку со своей хорошо обученной армией наемников и благодаря этому выиграл военную кампанию и спас свою династию. Теперь у него появилась возможность оставлять гарнизоны на всех дорогах к северу от Лондона. Имея у себя под боком его армию, мятежники находились в блокаде до тех пор, пока не выполнили бы трудную задачу по прорыву этого кольца.

После прибытия Иоанна в Кембридж 15 сентября дальнейшая кампания развивалась сама по себе. При приближении противника он опять уклонился от решительного сражения и продолжил движение на юго-восток. Сбитые с толку войска мятежников, недавно осаждавшие Виндзор, повернули на юг, чтобы помочь Людовику в осаде Дувра. Осада мятежниками замка Линкольна была снята легко. Шотландский король, который ранее прошел мимо северных гарнизонов Иоанна прямо на Лондон, теперь поспешно отступил к себе домой. Иоанн его едва не перехватил. Из Линкольна Иоанн отправился на восточное побережье, чтобы замкнуть кольцо вокруг Лондона. Пошла уже вторая половина сентября, и в южных графствах народное сопротивление иностранцам непрерывно нарастало.

Поход Иоанна Безземельного Плантагенета в 1216 г.

Последовавшая в конце концов капитуляция Дувра и даже смерть Иоанна в конце октября случились слишком поздно, чтобы повлиять на итог. Теперь, когда мятеж был ограничен определенной территорией, отсутствие его умелого руководства уравновешивалось политическим выигрышем для королевской короны благодаря смягчению неприязни, которую до этого вызывала в Англии его личность. Как правильно сказал Беллок: «Иоанн находился в могиле, но он выиграл. Он выиграл как стратег».

Если походы Иоанна Безземельного Плантагенета можно считать характерными для средневековой стратегии в эпоху ее подъема, то, возможно, наивысшей точкой, которой достигла средневековая тактика, являются сражения Карла Анжуйского. Этот безнравственный, но талантливый брат Людовика IX Святого управлял тяжелой кавалерией с таким искусством, которого достигали немногие.

Свое первое крупное сражение он провел у Беневенто в 1266 году при следующих обстоятельствах. Между папским престолом и королевским домом Гогенштауфенов, правившим в Неаполе и на Сицилии, существовала длительная и ожесточенная вражда. Папа римский, который в то время был у власти, предложил их корону Карлу и дал ему денег для набора наемников. Подобно Вильгельму Завоевателю, Карл также пообещал земли в своем новом королевстве тем дворянам, которые приведут свои отряды, чтобы помочь ему завоевать его. Сам он прибыл в Рим в мае 1265 года, но большая часть искателей приключений присоединились к нему лишь в январе 1266 года. К этому времени деньги почти кончились, так что, несмотря на неудачное время года, ему пришлось выступать немедленно, чтобы добраться до вражеской территории, где его армия могла жить за ее счет. Поэтому Карл дал тем, кто пришел последними, лишь восемь дней отдыха в Риме, а затем повел их вперед по старым римским дорогам.

Король Манфред расположился в Капуе с большой армией, укрепил мост через реку Вольтурно и приготовился удерживать рубеж, которым являлась эта река. Его положение было политически слабым, так как многие его подданные были ему неверны. Когда его передовой отряд был разбит на реке Гарильяно, вся территория между этой рекой и рекой Вольтурно перешла к Карлу. Позиция Манфреда на реке Вольтурно выглядела такой сильной, что Карл захотел рискнуть и перейти Апеннины в феврале, чтобы обойти ее. Армия захватчиков жестоко страдала от холода и снега. Весь колесный транспорт пришлось бросить, много лошадей погибло, начали заканчиваться запасы провианта. Наконец, при подходе к Беневенто, обнаружилось, что Манфред и его армия находятся в этом городе. Гогенштауфен немедленно получил разведдонесение о передвижении Карла и, имея хорошую горную дорогу для совершения марша, с легкостью перехватил его авангард.

Положение Карла было сейчас так же невыигрышно, как и перед Капуей, плюс возникла серьезная угроза в вопросе снабжения продовольствием. Через реку Калоре было так же невозможно перейти, как и через Вольтурно. Если бы Манфред просто отказался от сражения, французы, вероятно, отступили бы или начали голодать. С другой стороны, положение Манфреда было неподходящим для наступления, так как у него был всего лишь один мост, по которому можно было перейти реку.

Армия Карла по численности уступала противнику. Большие потери на марше сократили ее до 4600 тяжеловооруженных всадников. Для их поддержки у него было немного хороших наемных арбалетчиков, но большая часть его пехоты представляла собой просто феодальных ополченцев. Армия Манфреда была больше, но менее однородна, и часть ее не была ему лояльна. В нее входили 10 тысяч сарацин, большинство которых были пешими лучниками, а меньшая их часть – легкая конница; все они были преданы своим покровителям Гогенштауфенам. Тяжелой конницы насчитывалось 3600 человек: из них 1400 вооруженных людей от подданных Манфреда, настроенных изменнически, 900 италь янских наемников и 1200 немецких наемников, одетых не в обычные кольчуги и гамбезоны, а в новомодные доспехи из железных пластин. Эти наемники были самой грозной силой в войске Манфреда.

Утром 26 февраля Манфред послал своих сарацин через реку Калоре, чтобы они прощупали противника в небольших стычках. Они легко справились с пехотой Карла, которая вышла против них, но бежали под натиском тысячи его конных сержантов. После этого немецкие наемники Манфреда в своих пластинчатых доспехах пересекли мост и перешли в наступление, чтобы предотвратить гибель спасающихся бегством сарацин.

Неясно, было ли решение выдвинуть вперед немцев решением Манфреда или же решением командующего этим формированием при виде поражения сарацин. Если король сознательно совершил непродуманный шаг, введя их в бой, то он, вероятно, полагал, что французы находятся в худшем положении, чем это было на самом деле; или же он, возможно, боялся, что его собственное шаткое политическое положение может стать еще более неблагоприятным в случае, если он будет медлить. Во всяком случае, немцы пошли в наступление, и в сражение вступили серьезные силы.

Одетые в кольчуги конники обеих армий были поделены на три группы, располагавшиеся одна за другой. Продвигаясь вперед медленной рысью плотно сомкнутыми рядами, немцы сначала сметали все на своем пути. Удар по кольчуге даже при наличии под ней толстой подкладки оставляет на теле кровоподтек, даже когда доспехи не пробиты. Но все удары отскакивали от крепких немецких пластинчатых доспехов. Видя, что первая группа его конников уступает противнику, Карл ввел в бой вторую. Против этих двух групп немцы все еще держались, так что нападение тех подразделений Манфреда, которые находились позади, вероятно, принесло бы ему победу. К несчастью для него, они находились вне сражения, пока не стало слишком поздно идти узкой колонной по мосту Беневенто. Положение Карла спасло открытие того, что пластинчатые доспехи, которые еще не были такими совершенными, какими стали позднее, оставляли незащищенными подмышки немцев, когда они поднимали свои мечи для удара. Приказ наносить удары в подмышки был передан по фронту французов, и благодаря этому строй немцев был смят.

Вскоре схватка с немцами закончилась. Когда, наконец, к месту действия подоспели итальянские наемники Манфреда из второго эшелона, Карл немедленно нанес им удар с фронта, фланга и с тыла, так что через несколько мгновений они были рассеяны. Точно так же, как второй эшелон подошел слишком поздно, чтобы помочь немцам, Манфред вместе со своим третьим эшелоном опоздал оказать поддержку второму эшелону. Многочисленные предатели в рядах его войска уклонились от участия в сражении, а сам Манфред был убит.

Эта победа была завоевана благодаря быстроте реакции Карла, направившего на помощь одному эшелону сражавшихся другой, а также благодаря своевременному обнаружению слабого места немцев.

Когда Карл захватил Королевство Сицилии и Неаполя после победы у Беневенто, ему в 1268 году пришлось отражать вторжение Конрадина, пятнадцатилетнего племянника Манфреда и последнего из рода Гогенштауфенов.

Естественно, из-за своего крайне юного возраста Конрадин прислушивался к мнению советников. Он получил некоторую помощь от короля Кастилии и Леона Альфонса Х Мудрого, чья мать была принцессой из рода Гогенштауфенов, а сам он заложил свое немецкое герцогство Швабию, чтобы достать денег, но, несмотря на все усилия, его дело имело слабую сторону – финансы. Его сила была в рвении, с которым многочисленные сторонники империи по всей Италии оказывали ему поддержку. Карл, с другой стороны, сделал себя объектом ненависти, так что Королевство Сицилии и Неаполя было полно изменников, как это было и при Манфреде.

Конрадин перешел через Альпы в октябре 1267 года и был радушно встречен в Вероне. Тем временем его сторонники захватили власть в Риме. Надеясь удержать рубеж Апеннинских гор, Карл ринулся вперед мимо Рима в Тоскану. Но едва он это сделал, как на Сицилии и среди сарацин на материке начались восстания против него. Когда одно его войско потерпело поражение у стен Рима, Карл отошел назад, чтобы начать осаду сарацинской крепости Лучера в Апулии. Не встретив противодействия, Конрадин двинулся на Рим и в июле 1268 года был с воодушевлением встречен в этом городе. Поспешив назад из Апулии, Карл сосредоточил свои силы на реке Гарильяно.

Теперь положение было во многом таким же, каким оно было два года назад, только Карл теперь оборонялся, а не нападал. И снова наступавшие приняли решение обойти держащего оборону противника с левого фланга. Но на этом сходство заканчивается, так как советники Конрадина хотели соединиться со своими друзьями-сарацинами из Лучеры. Они, соответственно, прошли вверх по долине реки Аниене по дороге Валериана с намерением перейти через Апеннины, а затем двинулись вдоль восточной стороны полуострова, с тем чтобы соединиться с жителями Лучеры.

Время года благоприятствовало, план был разумным, а его исполнение решительным. Вся армия Конрадина была конной. Покинув Рим 18 августа, она прошла около 100 км за четыре дня, миновала город Тальякоццо и вышла к востоку от этого города. Конрадин, несомненно, знал: у Карла было много тайных сторонников в Риме, которые могли послать ему донесение о передвижениях его войска. И тем не менее, благодаря скорости прохождения через горную местность, шансы на успешное совершение обходного маневра были на стороне Конрадина, так как весть о его движении в восточном направлении должна была преодолеть 100 км на юго-восток, прежде чем Карл мог начать маневр по перехвату. То, что Карл смог сделать это, произошло не из-за какой-то ошибки в плане Конрадина, а благодаря быстрому принятию решения Карлом и его исключительной энергии. В течение двадцати четырех часов после того, как Конрадин вышел из Рима, Карл уже узнал об этом. После этого он ринулся на север из Сепрано с максимальной скоростью, иногда даже двигаясь ночью. Через три дня, когда ему оставалось покрыть чуть меньшее расстояние, он сумел выйти на авангард войска Конрадина. Несмотря на потрясающий марш-бросок, совершенный, когда авангард Карла встретился с авангардом Конрадина восточнее верховьев реки Сальто, уступили воины Конрадина: они отошли от преграды (река Сальто), оставив ее и лощину, по которой она протекала, уставшим французам. Если бы советники Конрадина знали, как сильно устал их противник, они могли бы победить, сразу же атаковав. Резонно предположить, что они не знали об этом и причина, по которой войско Конрадина не предприняло никаких шагов в оставшуюся часть дня, состояла в том, что его командование было потрясено, увидев впереди Карла.

Утром 23 августа две армии выстроились лицом друг к другу по обеим сторонам реки Сальто, через которую был переброшен один-единственный мост. У Конрадина было около 5 тысяч одетых в доспехи всадников, из которых несколько сот были испанцами, а остальные – в равных долях немцы и итальянцы. На испанцах и немцах были пластинчатые доспехи, но (в отличие от немцев в сражении у Беневенто) они были надеты поверх кольчуг.

Карл имел в своем распоряжении лишь 3 тысячи одетых в кольчуги всадников, включая итальянцев. Из остальных приблизительно половина были французскими наемниками, а половина французскими рыцарями и сквайрами, которые получили в дар земли в его новом королевстве и, следовательно, были преданы ему. Остальная часть его армии была пехотой, и, очевидно, не самой лучшей. Ввиду такого большого численного перевеса в коннице у противника, Карл решил вести оборонительные действия. В предыдущий день великолепный рывок вперед его авангарда дал ему естественное препятствие для прикрытия фронта, реку Сальто и лощину, по которой она протекала. Через нее он твердо решил не переправляться. С другой стороны, его пехота была недостаточно хороша, чтобы выдержать обычный средневековый оборонительный бой, стоя на месте. Даже после дня отдыха его пехотинцы, вероятно, были все еще сильно уставшими от форсированного марша.

В качестве главного военного советника у Карла был Алард из Сен-Валери, ветеран войн в Сирии и весьма искусный полководец. Они вдвоем придумали выход из затруднительного положения, напоминающий один из стандартных тактических методов Наполеона. Подобно императору-революционеру, они предложили выиграть время и измотать противника, выдвинув против него часть своей армии. И только после того, как эта часть армии будет полностью истощена, оставшаяся часть должна была вступить в сражение и предпринять попытку добиться успеха.

Разумеется, тонкости примененной тактики не имели никакого отношения к той, которую позднее использовал Наполеон. Резерв, который состоял из восьмисот рыцарей с севера Франции, держали вне поля зрения за гребнем холма. Вместе с ним находились Карл и Алард, которые спрятались на самом гребне. Что касается фронта обороны и его прикрытия, то трудность состояла в слабости пехоты. Ее укрепили за счет конюхов и слуг и поместили вблизи поддерживающей ее конницы передовых частей. Эти части были выстроены последовательно одна за другой с широкими промежутками. За каждым всадником следовали двое пеших солдат, которые должны были поражать лошадей противника. Необходимость держаться близко к пехоте, очевидно, не даст коннице выезжать вперед дальше чем на несколько метров. С другой стороны, открытые боевые порядки давали конникам свободу для ведения небольших стычек с противником, когда можно было активно действовать мечом, сидя в седле, в то время как пики пехоты давали бы им некоторую защиту от ударов врага.

Такой план был рискованным, поскольку сражение мелкими отрядами смешанного состава (конница и пехота) никак не могло привести к поражению хорошо обученной конницы противника. Очевидно, пехота Карла не считалась достаточно сильной, чтобы выстоять в одиночку. Тем не менее план сработал. Передовые части смешанного состава продемонстрировали такую хорошую боеспособность, что люди Конрадина приняли их за всю армию Карла. Когда в конце концов они с ними разделались, то подумали, что сражение закончилось. Этому недоразумению способствовал быстро облетевший армию Конрадина слух, что Карл пал в ходе боя, потому что был убит командующий передовыми частями Карла, одетый в королевские доспехи. Часть войска Конрадина занялась грабежом, снимая доспехи с убитых врагов и т. п. Те воины, которые еще оставались под знаменами, устали от веса пластинчатых доспехов и предыдущих мелких, но изматывающих схваток – тактики, которую применили передовые части Карла.

Теперь Карл задействовал свой резерв, разделив его на две части. Первая часть, изображая страх, отклонилась в сторону, уходя от удара противника в тыл. После этого Карл ринулся вперед со второй частью резерва, в то время как первая его часть, снова описав круг, ударила противнику во фланг. Вражеские ряды, конечно, понесли потери от этого удара. Тем не менее пластинчатые доспехи казались непробиваемыми. Тогда Карл дал приказ своим кавалеристам сближаться с уставшими, обремененными тяжелыми доспехами противниками, бороться с ними и всеми способами выбивать из седел. Таким способом воины Карла сломили последнее сопротивление врага.

Гибкость Карла как тактика в дальнейшем доказывается тем, как он вел боевые действия против быстро передвигающихся мусульман в Тунисе. Во время сражения при Карфагене в 1280 году, которое произошло два года спустя после Тальякоццо, он успешно осуществил передислокацию, которая превосходно доказала маневренность конницы XIII века. Карл очень хотел вовлечь своих врагов-мавров в ближний бой. Он развернул свои войска на восток, они – на запад. И его, и их северный фланг упирались в море. Сначала Карл стал наступать в восточном направлении, затем развернулся и сделал вид, что спасается бегством на запад, преследуемый маврами. Затем он совершил поворот налево через три четверти круга и погнал своих легковооруженных противников на север в море. Успешное выполнение такого маневра подразумевает высочайшую гибкость и скорость передвижения.

Я уже называл военные походы Карла Анжуйского кульминацией в развитии тактики средневековой конницы. Ее разнообразие является результатом долгого развития, которое началось в IX веке и беспрепятственно продолжалось до второй половины XIII века. Теперь я должен рассказать о том, как средневековая конница пришла к упадку. В общих чертах все довольно просто. Пластинчатые доспехи, которые носили те, кто потерпел поражение у Беневенто и Тальякоццо, были взяты на вооружение во всем христианском мире, а их тяжесть лишила тех, кто их надевал, маневренности.

Читатель должен проводить четкое различие между абсолютным упадком конницы по сравнению с достигнутым ею уровнем и относительным ее упадком, если сравнивать с пехотой. Даже если бы средневековая конница поддерживала уровень своей тактики или развивала бы его дальше, все равно кажется бесспорным – настолько, насколько может быть бесспорным любое историческое допущение, – что общий подъем цивилизации должен был бы иметь своим результатом более дисциплинированную армию. Это, в свою очередь, почти неизбежно восстановило бы пехоту на ее обычном месте в качестве главного рода войск. В то же время факт остается фактом: потеря тактической гибкости у конницы произошла до того, как в пехоте стали происходить какие-либо заметные улучшения. Когда же развитие пехоты все же началось, тактика конницы уже пошла на спад. В настоящий момент нас интересует не более позднее развитие пехоты, а деградация конницы.

Читатель вполне может спросить, почему пластинчатые доспехи, которые повлекли за собой вырождение тактики, не встречали противодействия со стороны талантливых полководцев того времени, особенно ввиду того, что люди, их носившие, потерпели поражение при Тальякоццо и Беневенто. Самые разнообразные причины способствовали тому, что такие доспехи были повсеместно приняты на вооружение. Во-первых, несмотря на зарождающееся стремление к национальной независимости Англии и Франции, общество оставалось феодальным. Король или крупный феодал мог призвать своих вассалов под свои знамена, но не мог предписывать, какие доспехи они должны надевать. Только очень сильная, авторитетная личность, умеющая насадить дисциплину, могла бы заставить солдат не пользоваться таким эффективным средством, повышающим их собственную безопасность за счет коллективной эффективности армии в целом. Теперь феодализм – притом что он поощрял воинскую честь – почти отрицал строгую дисциплину. Во-вторых, военные продолжали учиться военной теории у Вегеция, который без устали твердил о неуязвимости и ругал современных ему солдат за то, что они не надевали доспехи. В то же время метательные снаряды совершенствовались; арбалет стал теперь таким тугим, что его нужно было сгибать при помощи рычага или даже ворота, а стрелы длинного английского лука поражали доспехи рыцарей XIV века. В конце концов, с прекращением Крестовых походов на Ближний Восток резко сократился ввоз арабских чистокровных лошадей, которые делали европейских коней быстрее и проворнее. Появилась необходимость укрывать и коня, и всадника тяжелыми железными пластинами, так как человек, отягощенный новыми доспехами, не мог подняться на ноги без посторонней помощи, если под ним убивали лошадь. (Это преувеличение. Доспехи весом 32 – 40 кг позволяли тренированному воину сражаться без потери каких-то функций. То, о чем пишет автор, наблюдалось у оглушенных падением с лошади воинов, а в наше время тиражируется кабинетными исследователями, слабыми телом. Так называемые исторические клубы конца ХХ – начала XXI в. воссоздают, по старинной технологии, старинные доспехи и оружие. И члены этих клубов, опробовав все это на себе, уже развеяли много мифов, вроде вышеприведенного. – Ред.) Все эти причины сработали в комплексе, чтобы заставить людей забыть урок Беневенто и Тальякоццо.

Таким образом, в течение XIV века тяжелая конница христианского мира взяла на вооружение пластинчатые доспехи и дошла до того, что их стали надевать и на лошадей. Чтобы справиться с такими доспехами, копье кавалериста удлинилось с 2,7 м до почти 5 м и стало, соответственно, толще. Обремененные таким оружием и конем под 45 кг железа, вооруженные люди в XIV и XV веках больше не могли скакать галопом, двигаться кругами и совершать фланговые атаки. Наступление в открытом боевом порядке – подобно тому, что делали передовые части Карла при Тальякоццо, – было выше их возможностей. Конные воины стали чем-то вроде снарядов, способных только наносить тяжелые удары прямо перед собой, или, в лучшем случае, чем-то вроде одноместных танков. По словам Монстреле, к 1410 году французские рыцари и тяжеловооруженные всадники удивлялись при виде неслыханного зрелища, если какой-нибудь конный отряд был способен «совершить поворот на галопе».

Упадок кавалерийской тактики к концу XIII века был не изолированным фактом. Напротив, интересно и любопытно отметить, в скольких областях поколение Людовика IX Святого видело зенит Средневековья. В искусстве оно видело его кульминацию в готике, в философии – в Фоме Аквинском. В своей политической и общественной жизни люди, по-видимому, были счастливее, чем когда-либо до этого. Смерть Людовика Святого в 1271 году ознаменовала собой начало упадка во всем этом.

Естественно, искусство и философия не оказывали непосредственного влияния на военное искусство. С другой стороны, политический и общественный упадок немедленно оказывал воздействие на военные дела. Как и при упадке любого общества, суть вопроса лежала в духовной сфере. Была тенденция забывать о реальности ради иллюзии. В следующей главе мы увидим, что даже такой великий человек, как король Англии Эдуард III, воевал, используя не стратегию здравого смысла, а в манере с налетом театральной нереальности.

Еще один аспект политического и общественного упадка оказал глубокое воздействие на французские армии XIV века. Это было новое враждебное отношение феодальной знати к низшим социальным слоям, из которых проводился набор в пехоту. Победы в Крестовых походах, а также в битве при Бувине были завоеваны в тесном и искреннем сотрудничестве тяжеловооруженных всадников и пехотинцев. С той поры количество горожан, которые служили в пехоте, продолжало расти как в абсолютной величине, так и в пропорции ко всему обществу. В основном стрелковая мощь французской армии XIV века создавалась наемными генуэзскими арбалетчиками. Враждебное отношение всадников к пехотинцам не имело никаких оснований. Это всецело был продукт классового соперничества и классовой зависти, которых не было в раннем Средневековье.

Сразу после начала нового века, в 1302 году, потрясшая всех и никому не нужная катастрофа при Куртре (современный Кортрейк) бросила зловещий свет на слабость французских армий. Смешанная французская армия, состоявшая из конницы (7,5 тысячи) и пехоты (3 – 5 тысяч), оказалась противопоставленной пехоте многолюдных фламандских городов, главным образом Брюгге. Фламандцы (13 – 20 тысяч) стояли на пересеченной, болотистой местности, изрезанной мостами и каналами. Французское командование грамотно начало сражение, выдвинув вперед пехоту (генуэзских арбалетчиков и испанских метальщиков дротиков). Они начали наносить серьезные потери врагу. Французские нобли, которые, разумеется, служили в коннице, вместо того чтобы радоваться успеху своих товарищей-плебеев, впали в бешенство от ревности! Летописец рассказывает, как это было:

Господа, смотрите сами,
Что делают наши пехотинцы:
Все фламандцы в замешательстве.
Вперед, великие и малые сеньоры,
Позаботьтесь о том, чтобы слава
И победа в этом сражении были наши.
Давайте отдадим приказ пехоте отступить,
Они выполнили свой долг очень хорошо.

Лучники фламандцев были отброшены за ручей. После этого попавшая под обстрел фламандская фаланга немного отступила и вышла из зоны поражения. Граф д’Артуа приказал передовым частям отойти назад, а рыцарям пройти сквозь пехоту и атаковать фламандцев. Этот маневр внес беспорядок в ряды рыцарей. Часть генуэзцев была потоптана своей же конницей. В тот момент, когда рыцари начали переправляться через ручей, фаланга фламандцев двинулась вперед и контратаковала французов, что оказалось для тех полной неожиданностью. Завязался рукопашный бой. Французским рыцарям удалось прорвать центр фламандской фаланги, но здесь они были контратакованы и опрокинуты резервом фламандцев. Были отброшены за ручей и фланги французского войска. Началось преследование и уничтожение рыцарей. Было убито 4 тысячи французских воинов. Тот факт, что это поражение явилось следствием особых обстоятельств, не умалил того события, что впервые в истории Западной Европы пехота наголову разгромила конных рыцарей (в Восточной Европе немецкие и другие рыцари были неоднократно биты русскими (в основном пехотой), например в Ледовом побоище, на Чудском озере 5 апреля 1242 г. и при Раковоре 18 февраля 1268 г., а также литовцами. – Ред.), а действия французского командования не сулили ничего хорошего в будущем.