Норманны

В 911 году был подписан договор (который должен был иметь большое значение для мировой истории) между королем Карлом Французским — его подданные прозвали его Простоватым — и неким норманном Роллоном.

«Роллон был великим викингом и столь высок, что ни одна лошадь не могла везти его (имеются в виду маленькие северные пони), поэтому он всюду ходил пешком, за что и был прозван Роллоном Ходоком».

Вернувшись с Востока после одного из набегов викингов (как можно предположить, довольно неудачного в смысле добычи), он совершил ошибку, предприняв рейд на территорию Гаральда Прекрасноволосого (Гарфагара), короля Норвегии. Подобно большинству королей-разбойников, Гаральд был весьма чувствителен к любому сколько-нибудь крупному грабежу в его собственных владениях, так что Ходок был быстро объявлен вне закона.

«Роллон Ходок затем отправился на запад через море в Зюдрейяр (Гебриды), а затем в Валланд (Франция), где затеял войну, в которой добыл себе большое царство и поселил там много норманнов. Оно было названо Нормандией».

Так «Сага о Гаральде Гарфагаре» описывает основание Нормандии — хотя Роллон вряд ли мог предугадать долгосрочный эффект от своего захватнического похода. По договору 911 года с королем Карлом Французским Роллон и его наследники отхватили изрядный кусок Франции и вызвали этим целую серию событий, которые привели к распаду англосаксонского королевства по ту сторону пролива и, спустя три столетия, едва не вызвали падение самой Франции.

Смешение рас и культур может иметь удивительные последствия, как оно и произошло в данном случае. Черты характера норманнов, хорошие и дурные, с их природной склонностью к приспособлению, заметно обострились после контакта с другой расой и цивилизацией. Новое поколение славилось такими врожденными чертами и признаками, как крепкое телосложение, отвага и умение обращаться с оружием — равно как и живо перенятое от франков умение сражаться верхом (причем в скором времени они превзошли в нем своих учителей). Они унаследовали всю алчность своих предшественников, а также скупость и хитрость местного населения, воплотившиеся в неизбывное стремление к обогащению и власти. Дикость их норвежских предков, усугубившись, превратилась в неистовство, так что норманны постоянно, если их не держала крепкая рука, пребывали в состоянии анархии и мятежа. Эта страсть к свободе — наследие викингов — была смягчена принятием ими феодальной системы, которая царила на их новой родине, и всепроникающим влиянием церкви.

Норвежская тяга к приключениям соединилась с галльской практичностью, и дерзкие экспедиции в дальние страны обычно организовывались только после тщательной оценки их с точки зрения возможности захвата добычи и обретения новых территорий. Это последнее становилось для них едва ли не навязчивой идеей. Никто так не привязан к своему дому и своему клочку земли, как расставшийся с морем моряк; и, возможно, подсознательное стремление к тихой гавани, столь свойственное морским бродягам Севера, трансформировалось в норманнскую жадность к земле.

Унаследовали они и древнескандинавскую страсть к красноречию, а также чрезвычайную любовь к порядку и стремление к законности. Но, как и у их предшественников, древних скандинавов, страсть норманнов к судебным тяжбам часто имела весьма мало общего с правосудием — скорее, она представляла собой некую форму самооправдания. Не имело значения, сколь тяжко было его преступление, — норманнский барон обычно мог изыскать чрезвычайно изощренные законные оправдания для своих действий.

Такими и были норманны — яростными, коварными, жадными, отважными воинами и плохими соседями, что на своем опыте познали потомки Карла Простоватого. Их алчные до земли младшие сыновья добились для себя владений и власти на Сицилии и в Южной Италии, Малой Азии и Святой земле, но гораздо больше известно их завоевание принадлежавшей саксам Англии. Если от других их завоеваний ныне не осталось и следа, то в Англии, пока их поток в эту страну вместе с завоевателями не иссяк, они ни в каком смысле не были второстепенным элементом. Средневековая Англия была, по образу мыслей и культуре, Англией норманнов, и, лишь когда, со временем, англосаксонская кровь и англосаксонские черты личности впитались в плоть и кровь захватчиков, весь характер английской нации изменился и стал другим.

Герцога, владевшего Нормандией в XI веке, звали Вильгельмом, он был сыном Роберта Дьявола[6] и прекрасной дочери кожевника. Вильгельму Бастарду (незаконному сыну) пришлось силой отстаивать свое право на герцогство. Он был ребенком семи или восьми лет от роду, когда его отец умер во время паломничества в Иерусалим, и, хотя бароны принесли ему присягу как наследнику его отца, его молодость и обстоятельства его рождения дали повод для многочисленных покушений на герцогскую корону. Последовавшие за этим годы были периодом совершенной анархии. Каждый знатный норманн теперь вместо драккара имел каменный замок или башню — но старые инстинкты викингов никуда не исчезли, разбой и насилие по-прежнему властвовали в стране. В 1047 году юный герцог, трое телохранителей которого уже погибли, защищая его, предпринял попытку обрести контроль над своим герцогством.

С помощью своего сюзерена, короля Франции, он разгромил мятежных баронов и после этого стал править своими землями железной рукой. В ходе неоднократных сражений со своими соседями из Анжу и с непокорными баронами Вильгельм показал себя отличным солдатом; управляя же делами своего герцогства, проявил недюжинные государственные и административные таланты. В 1051 году он побывал у своего двоюродного брата, английского короля Эдуарда Исповедника; и там, в Англии, по всей вероятности, ему была обещана английская корона. У него также были некоторые, довольно слабые, права на этот трон по линии жены, дочери Балдуина Фландрского, бывшего потомком Альфреда Великого.

Его соперником на пути к трону стал Гарольд Годвинссон (Годвин, граф Уэссекский). Это самый могущественный человек в Англии после короля, но в 1051 году он был изгнан из страны, и его сыновья отправились в ссылку вместе с ним. В 1052 году тревога саксов по поводу явного желания Вильгельма заполучить трон привела к возвращению Годвина в страну. После его смерти в следующем году его сын Гарольд стал правителем королевства. Вильгельм же по-прежнему верил в искренность обещаний симпатизирующего норманнам Эдуарда, и в 1063 году случай предоставил в его распоряжение самого Гарольда. Корабль, на котором плыл граф, потерпел крушение на норманнском побережье и был освобожден только тогда (потерпевших кораблекрушение в те милые времена обычно приканчивали ударом по голове или же держали в ожидании выкупа), когда тот торжественно поклялся на святых реликвиях поддержать претензии Эдуарда на трон. Однако Эдуард, который тем временем примирился с Годвинами, на смертном одре (6 января 1066 года) посоветовал передать трон Гарольду. Саксы быстро избрали и короновали его (они не желали в качестве короля герцога-норманна), и он начал готовиться к грядущим сражениям.

Брат Гарольда Тостиг получил в свое владение обширное графство в Нортумберленде, но в 1065 году его подданные взбунтовались, изгнали его и избрали вместо него Моркара де Мерсия. Гарольд старался уладить это дело, но был вынужден согласиться с изгнанием своего брата. Тостиг, поклявшись отомстить Гарольду, отправился к норвежскому королю Гаральду Гардраде (Строгому) и убедил того попытаться добыть для самого себя корону Англии. Этот могучий правитель не брезговал никакими средствами и стал готовиться к вторжению в лучших традициях викингов. Тем временем Вильгельм, разъяренный тем, что его обвели вокруг пальца, также начал собирать воинов и готовить суда — так что Гарольд очутился меж двух огней.

Наше повествование идет о норманнах и о Гастингсе, но эти две краткие кампании так тесно связаны между собой, что вполне могут рассматриваться как одна. При одном «если» — и мало какие из мировых сражений давали повод для столь многих «если» — не будь вторжения Тостига и Гардрады или случись оно несколько позднее, битва при Гастингсе могла бы иметь совсем иной исход. Нам неизвестно, каковы были потери Гарольда в сражении у Стамфорд-Бриджа, но это была практически рукопашная, и потери были значительны. Особенно крупными они должны были быть в рядах huscarles — единственного подразделения «регулярных» сил в королевстве — и должны были иметь решающее влияние на исход битвы с Вильгельмом.

Армия саксов была сформирована из национального народного ополчения, набранного на основе краткосрочной мобилизации; ополчение, вероятно, находилось в полевых условиях только в течение пары месяцев. В него же первоначально входили личные телохранители или дружинники знати и короля, которые, как представляется, трансформировались в платных воинов-профессионалов. Эта постоянно действующая армия была, без сомнения, хорошо вооружена и оснащена по стандартам того времени. По всей видимости, все воины носили шлемы, а у многих имелись и щиты в форме воздушных змеев, полукруглые вверху и сходящиеся на нет книзу, которые к тому времени по большей части вытеснили старые круглые щиты. Народное ополчение, набранное и оплачиваемое по принципу: один воин с определенного числа акров земли — тоже, по всей вероятности, было неплохо вооружено. Были в том войске, скорее всего, и местные добровольцы, но вооружением они похвастаться вряд ли могли и шли в бой, во многих случаях, безоружными или же с самым простейшим оружием. Будучи безмерно отважными — саксы всегда были прирожденными воинами, — они в то же время не имели никакого понятия о дисциплине, что в значительной степени повлияло на исход битвы — и на судьбу Англии.

Норманны, рыцари и воины, с другой стороны, были профессионалами войны и под волевым командованием такого человека, как Вильгельм, были способны на согласованные действия. Своим оружием и защитным снаряжением, по всей вероятности, они мало отличались от несколько лучше оснащенных англичан. Разумеется, они были более привычны сражаться верхом, что для многих из англичан было внове. Поэтому весьма вероятно, что, хотя многие из ополченцев Вильгельма были верховыми, их лошади служили главным образом в качестве транспортного средства, большую же часть битвы они сражались пешими. То обстоятельство, однако, что англичане все-таки применяли конницу, видно из приводимых ниже выдержек из описаний сражения при Стамфорд-Бридже: «…Английские конники атаковали норманнов; те упорно сопротивлялись, направив копья так, что конники не могли поразить их своим оружием, когда же они подошли ближе, то лучники норманнов принялись пускать в них стрелы со всей быстротой, на которую только были способны. Англичане поняли, что таким образом они ничего не добьются, и отступили. Норманны решили, что те спасаются бегством, и пустились за ними в погоню, но, как только англичане увидели, что они сломали свой строй шильдбург, они обрушились на норманнов со всех сторон, разя их стрелами и копьями» («Сага Форнманна»).

Норманнская конница — с гобелена в Байе

Курьезным совпадением представляется то обстоятельство, что погоня и контратака повторились буквально через несколько суток в битве при Гастингсе, а также и то, что стрела стала причиной смерти обоих королей.

Оружие и доспехи, использовавшиеся норманнами во время битвы при Гастингсе, являлись лучшими из применявшихся в западном мире. Копье рыцарей имело в длину около 3 метров, оно обладало прочным древком и листовидным острием. Подобные копья обычно украшались флажком, имевшим от двух до пяти концов. Помимо того, что копья использовались именно как колющее оружие, они, как представляется, могли применяться и в качестве оружия метательного, то есть как дротики. В ходу были также длинные мечи, с прямым клинком и обоюдоострые. Эфес обычно имел прямое перекрестье, а рукоять заканчивалась круглым навершием. Меч носился на левой стороне подвешенным на поясе, а иногда просунутым сквозь прорезь сбоку кольчуги. Кроме копья и меча, норманнский рыцарь часто имел еще и булаву. Она, по всей вероятности, висела на седельной луке, как и в более поздние времена.

Шлем имел коническую форму и обычно был оснащен широким наносником, прикрывающим нос. Роль нательного доспеха играла, как правило, кольчуга. Этот весьма важный предмет снаряжения представлял собой облачение, напоминающее по форме рубаху, сплетенную из мелких колец, или кожаную рубаху с нашитыми на ней кольцами либо пластинами из металла, частично перекрывающими друг друга подобно черепице. Насколько можно судить, она была длиннее, чем у викингов, и часто доходила до колен воина или даже ниже. «Его (Гардрады) кольчуга звалась Эммой; и была она так длинна, что доходила ему до середины голеней, и так прочна, что ни одно оружие не могло пробить ее». Из-за такой чрезвычайной длины, а также потому, что ее носили всадники, «подол» кольчуги разделялся спереди и сзади так, что всадник мог, сев на коня, прикрыть ноги ее полами.

Верхняя часть кольчуги обычно бывала выполнена в виде шапочки или защитного капюшона, который защищал все, кроме лица. Поножи, как можно судить, в те времена не получили распространения. Ступни ног и лодыжки обычно обматывались лентами ткани или мягкой кожи. Однако на отдельных фигурах настенных гобеленов можно видеть нечто похожее на кольчужные поножи. Деревянные щиты имели каплевидную форму, более удобную для применения в бою всадником, чем круглые щиты былых времен.

О защитном вооружении и оружии пеших воинов Вильгельма Завоевателя мы знаем очень мало. Значительную часть его войска составляли лучники, и знаменитый гобелен из ратуши Байе[7] изображает их без защитного снаряжения и с непокрытой головой; колчан висит на правом бедре. Эти лучники сыграли важную роль в сражении, но не вполне ясны действия в ней других пеших воинов. Определенно основная тяжесть битвы пришлась на норманнских рыцарей и союзное им рыцарство Франции и Бретани.

У англосаксов лук был не в особом почете, хотя с большой уверенностью можно предположить, что среди воинов Гарольда имелось определенное число лучников. Любимым же оружием были боевые двуручные топоры, которые назывались «датскими», и вполне вероятно, что подавляющее большинство англичан было вооружено именно ими. Предположение о том, что многие из местных рекрутов были плохо вооружены, подтверждает и замечание Уильяма из Пуатье, отметившего в летописи, что англичане отвечали на атаки «копьями и дротиками и всяким другим оружием, как и топорами и камнями, привязанными к палкам».

Одной из главных проблем командующих в Средневековье было удерживать в полевых условиях армию, составленную главным образом из ополченцев или рыцарей-феодалов, а также наемников, в течение сколько-нибудь продолжительного времени. Армейская служба была строго определена по времени; задержка армии в полевых условиях приводила к резкому росту расходов, что никогда не приветствовалось; снабжение же армии всегда было сопряжено с труднопреодолимыми обстоятельствами. Именно поэтому Гарольд, собравший по общей мобилизации народное ополчение и организовавший значительный флот, исходя из предположения, что вторжение из Нормандии будет предпринято в середине лета (тогда как оно последовало в сентябре), был вынужден распустить и флот, и ополчение. Демобилизация была в самом разгаре, когда пришло известие о вторжении с севера.

Йоркширское ополчение под командованием северных ярлов Эдвина и Моркара было разбито (20 сентября) неподалеку от Йорка, понеся большие потери. Получив известие об этом, Гарольд немедленно направился туда из Лондона со своими воинами и теми наемниками с юга, которые еще не были распущены. Быстроту его броска можно объяснить только тем, что ведомые им войска были конными. Без сомнения, к нему по ходу присоединились еще некоторое число наемников и те воины северных провинций, которые были рассеяны после поражения 20-го числа. К Йорку Гарольд подошел в воскресенье 24 сентября.

«Тем же вечером, уже после захода солнца, с юга подошел Гаральд, сын Годвина, во главе громадного войска; он был впущен в город с согласия и по доброй воле горожан. Затем все выходы из города и все городские ворота были закрыты, чтобы норманны не могли получить никаких вестей и войско оставалось в городе всю ночь.

В понедельник, когда король Гаральд Сигурдарсон и его люди обедали, протрубил рог, призывая выйти на берег; он поднял свое войско по тревоге и отобрал тех, кто пойдет на берег, а кто останется в городе. От каждого отряда он велел двоим идти, а одному остаться… Погода стояла исключительно хорошая, и солнце так грело, что воины оставили свои доспехи и пошли на бой только со щитами, в шлемах, с копьями и мечами; многие несли луки и стрелы, и все жаждали боя. Когда они приблизились к городу, они увидели большое облако пыли и большое войско верхом, с отличными щитами в руках, облаченное в сияющие доспехи… Оно было так хорошо вооружено, и оружие так сверкало на солнце, что каждый воин казался сделанным из сияющего льда».

Это сияние словно предвещало поражение норманнов. Разгорелась яростная битва, но, когда стало темнеть, оставшиеся в живых норманны пустились в бегство, их короля и ярла Тостига нашли среди павших.

Но англичанам не пришлось долго наслаждаться своим триумфом. 1 октября примчавшийся на запаленной лошади курьер принес известия о том, что Вильгельм высадился на побережье у местечка Пивенси. Гарольд не стал терять время. Уже 5 или 6 ноября он был в Лондоне, где оставался до 11-го числа, собирая всех воинов из близлежащих районов, каких только мог, и поджидая прибытия основного состава войск, с которыми он ходил на север.

Выйдя из Лондона 11 октября, армия Гарольда за сорок восемь часов преодолела шестьдесят миль до Гастингса — вовсе не думая о том, что совершила подвиг, — и утром 14-го числа выстроилась в боевом порядке на возвышенности в поле, раскинувшемся немного к северу от Гастингса. Воины стояли пешими, плотным строем, человек десять в глубину. Эта стена из щитов вытянулась вдоль возвышенности примерно на шестьсот ярдов — неприступный вал из людей и стали. В центре развевались знамя Уэссекса с разинувшим пасть драконом и личный штандарт короля — Сражающийся Воин. Фланги строя были прикрыты поросшей лесом возвышенностью слева от англичан и болотистой низиной с речушкой справа.

Силы Вильгельма Завоевателя расположились тремя отдельными отрядами. Слева стояли в основном бретонцы, справа — французы и наемники, а в центре расположились норманны под командованием герцога. Каждый отряд был построен в три линии: лучники и арбалетчики впереди, тяжеловооруженная пехота во второй линии и в третьей — конные рыцари и тяжеловооруженные всадники.

Общее число вторгшихся норманнов колебалось между 5000 и 7000 человек.

Англичан, вероятно, было не более 5000 человек. Среди них, без сомнения, находились и местные рекруты, большинство же были собранными по призыву воинами. Короче говоря, армии были примерно равными по количеству воинов. У норманнов было значительное преобладание тяжеловооруженной конницы на хорошо подготовленных боевых конях, хотя это несколько уравновешивалось сильной позицией англичан, расположившихся на возвышенности. К тому же лучники и арбалетчики, безусловно, меняли баланс сил в пользу герцога.

Шлем и щит норманна

Сражение началось с атаки отрядов норманнов на английские позиции. Обстрел норманнских лучников, пускавших стрелы вверх по склону холма, как представляется, на данном этапе битвы был не особенно эффективным; пехотинцы также не смогли пробить стену саксонских щитов. Работая своими двуручными датскими топорами, с боевым кличем «Ут! Ут!» англичане отбили все атаки, нанеся врагам такой урон, что отряд бретонцев в беспорядке отступил. Паника охватила и центральный отряд, а еще больше ее увеличило то, что герцог был выбит из седла. Тут же раздались крики, что он убит, но, пересев на другого коня и сдвинув шлем назад, чтобы быть узнанным, он успокоил своих потрясенных сотоварищей. Это был самый удачный момент для англичан, чтобы перейти в наступление и начать теснить бегущих бретонцев, и, прикажи Гарольд выдвинуть свой штандарт вперед, вполне возможно, что и два других отряда неприятеля тоже бы поддались замешательству и пустились бы в бегство, увлекая за собой и конников. Но контратака норманнских рыцарей оттеснила англичан на первоначальные позиции с немалым для них уроном.

Затем схватка возобновилась по всей линии, рыцари небольшими группами пытались пробить строй щитоносной пехоты — англичане отбивали их атаки топорами и копьями. Поняв, что такой тактикой он ничего не сможет добиться, Вильгельм решил предпринять ложное бегство, чтобы разрушить строй обороняющихся и сместить их с гривки возвышенности. Эта уловка оказалась удачной, и «норманны внезапно остановили своих коней на всем скаку, развернули их и обрушились на своих преследователей, так что никто из последних не ушел живым. Такую уловку они применили дважды с величайшим успехом».

Продолжающееся целый день сражение и результаты двух ложных бегств серьезно ослабили позиции англичан. Однако уже начинало темнеть, и, вероятно, в последней отчаянной попытке всеобщей атаки герцог отдал приказ своим лучникам стрелять поверх голов своих рыцарей, надеясь обрушить на головы англичан дождь стрел. Именно в этот момент случайная стрела попала Гарольду в глаз, нанеся ему смертельную рану. Истончившийся строй англичан был наконец прорван в нескольких местах, и, когда сгустилась ночная тьма, оставшиеся в живых англичане были оттеснены с возвышенности. Но даже тогда они еще не были совершенно разбиты и с боем отступили небольшими группами, продолжая наносить урон своим преследователям, кони которых стали вязнуть в болотистой низине.

Однако победа Вильгельма была полной. Цвет английской армии лежал поверженным вокруг своих знамен, среди них и Гарольд со своими братьями, — дорога на Лондон и к трону Англии была открыта. Лучшее командование и искусная комбинация лучников и тяжеловооруженной конницы одолели отважную армию, занимавшую надежную позицию. Стало уже обычным возлагать тяжесть поражения на недисциплинированность англичан, и отчасти это справедливо; но весьма сомнительно, смогла ли бы какая-нибудь армия того времени — за исключением византийской — проявить большую выдержку при подобных обстоятельствах. Анналы феодальных войн полны примерами подобного неповиновения, причем свойственно это бывало в первую очередь благородным рыцарям. Во все времена вид бегущего неприятеля побуждал воинов ломать строй и пускаться в преследование, что приводило порой к поражению преследователей, так что несправедливо считать воинов Гарольда столь уж виновными.

И норманнская отвага, и саксонская стойкость в полной мере проявили себя в этом исполненном ожесточения сражении — предтече грядущих побед, когда две нации сольются в одну. Из этих двух наций норманны выказали больше горения и смелости — двух составляющих полной победы. Войны редко выигрываются теми, кто просто занимает более выгодную позицию. Противника необходимо атаковать, и именно в качестве атакующих норманны были непревзойденными воинами. Сочетание холодного расчета и порывистости, смелости и хитрости, инициативность и способность к организации сделали их первейшими в западном мире.

Примечания:

6

Роберт Дьявол — легендарная личность, весьма популярная в средневековых преданиях: нормандский рыцарь, отличавшийся чрезвычайной жестокостью, но искупавший затем свои грехи раскаянием и подвигами благочестия.

7

Байе — город в Нормандии. В ратуше висит гобелен Tapisserie de Bayeux, картина, изображающая поход Вильгельма Завоевателя, вышитый, по преданию, его женой Матильдой.