Самое первое, самое важное и самое главное из всего остального – это совершенное самовладство. Это – жезл Моисеев, которым царь-государь может творить все необходимые чудеса. При таком строе правления легко могут быть исправлены все ошибки, недостатки и извращения и могут быть введены всякие благие законы. Мы воспримем это благодеяние, если будем во всем покорны царю-государю, как Божьему наместнику…

(Юрий Крижанич (1617–1683))

События следующих после смерти Иоанна Грозного 29 лет, вместивших правление Федора Иоанновича, Бориса Годунова и Смуту, до сих пор вызывают бурные споры. Кто прав, кто виноват и в чем? Каковы причины происходившего? И здесь нам необходимо опять вернуться к описанию механики эволюции, в том числе социальной.

Мы писали в первой части книги,[23] что любая динамическая система, в том числе и человечество в целом, и какая-то его часть, – структурирована. Деятельность общественных структур: классов, конфессий, армий, отраслей производства, социальных групп – проявляется через деятельность людей, при том, что каждый человек может быть объектом или субъектом множества из них. Нет у этой динамической системы никакой «общечеловеческой цели», а есть только стремление каждой структуры к собственному выживанию, ради чего она использует все доступные ей средства.

Отношения между структурами могут быть дружескими, равнодушными или враждебными, а поскольку возникают они и развиваются в неких естественных рамках, заданных наличием или нехваткой ресурсов, то только от этого и зависит, какие их них будут выживать, а какие нет. Сформулируем основной закон:

Эволюция системы в целом определяется набором общественных структур и характером взаимоотношений между ними. Основная цель любой структуры – ее собственное выживание. Набор и характер взаимоотношений структур (антагонизм или сотрудничество) многопараметричны, они зависят исключительно от наличия ресурса и определяются борьбой за ресурс.

Воспринимая историю как линейный процесс, ученый, придерживающийся детерминистского стиля мышления, упускает огромное количество информации, теряет множество связей и смыслов. А ведь история в корне своем есть эволюция взаимосвязанных структур.

Представьте себе механические часы: корпус и циферблат. Если человек хочет узнать, который час, он смотрит на циферблат и по положению стрелок узнает время. Однако если заглянуть под крышку корпуса, обнаружится огромное количество движущихся частей. Здесь анкерный механизм, состоящий из анкерного колеса, вилки и баланса (двойного маятника). Здесь балансовое колесо вместе со спиралью образующее колебательную систему, уравновешивающую движение шестереночного механизма. Здесь зубчатые передачи, инерционный ротор, амортизаторы, противоударное устройство и даже «мальтийский крест» – элемент механизма, нужный для ограничения силы натяжения заводной пружины.

Разумеется, если одна или даже все детали в этом сложном механизме неисправны, вы, взглянув на циферблат, сможете увидеть, какой час показывают стрелки. Но вот беда: они покажут вам неверное время. И если вы не специалист-часовщик, то никогда не поймете, почему это произошло; не поймете даже, что ваши часы врут.

Предположим, вы имеете еще одни часы для сравнения, – и все равно нельзя понять, какие из них верные, а какие нет.

Конечно, прибор для измерения времени, часы, сам по себе никуда не эволюционирует, – прежде всего, потому, что здесь исключены процессы выбора и отбора, – зато этот прибор выводит на циферблат результат своей работы.

Упрощенный пример с часами понадобился нам для того, чтобы показать: историкам следует научиться разбираться в механизме эволюции. Задача сложная, ибо история – тоже одна из общественных структур, и ее эволюция подчинена тому же, приведенному выше, закону! Трудно изучать поведение системы, находясь внутри нее.

«Циферблат», показывающий результаты эволюции человечества, есть. Это все те следы прошлого, которые мы видим воочию (здания, сооружения, рукописи и прочие артефакты). Но что стоит за ними? Традиционная история, приняв за догму хронологическую схему Скалигера, не занимается этим вопросом вообще. Понимания многопараметричности и нелинейности нет в ее арсенале. Но ведь мало знать, о чем написано в той или иной рукописи. Важнее (и сложнее) понять, из каких соображений сделана запись!

Нельзя же всерьез считать, что какой-то писец в VI веке или картограф в XVII изложил в записях своих или картах некие сведения, руководствуясь лишь одним: дать будущим поколениям твердую и непреложную истину. Представления писцов и картографов об окружающем мире постоянно меняются; эволюционируют все общественные структуры, влияющие на их мнение: власть, наука, системы письма, литературные приемы. А историки, мыслящие совершенно иными категориями, нежели авторы текстов, проверяют одни недостоверные тексты по другим, ничуть не более достоверным. Как же рассчитывают они достичь достоверности, если оставляют без ответа множество вопросов, относящихся как раз к разряду эволюционных?

Ведь текст, верно излагающий события в представлениях момента написания, становится неверным, когда меняются эти представления!

Взяв в руки современную карту, мы с вами знаем, где найдем Индию, Китай или Сибирь. Но там ли «находилась» Индия в представлениях тех, кто писал Сказание об индийском пресвитере Иоанне? В тот ли Китай, который знаем теперь мы, ходил Марко Поло? Говорят, средневековые киевляне считали, что Сибирь находится на северо-восток от Киева – в Северской земле, это Новгород-Северский и частично Черниговщина. В конце XIV – начале XV столетий битвы с «тартарами» происходили на территории нынешней Западной Украины, а на карте начала XVII века «Тартария» находится за Уралом, а Татарии на Волге нет.

На карте Меркатора 1606 года ни Новгород, ни Псков в состав России не включены, а Москва так и совсем не указана. Предположим, польский король считал Псков и Новгород своими, московский царь – своими, а Меркатор выбрал одну из точек зрения как истинную. На карте есть Коломна и Троицк, – но отчего же нет Москвы? Загадка. Ее усугубляет документ от 15 марта 1605 года, титулярий Бориса Годунова (перевод с немецкого):

«От светлейшего высокодержавнейшего Князя и Государя, господина Бориса Феодоровича, Императора и Великого Князя всей России самодержца во Владимире, Новгороде, Царя в Казани, Астрахани и Царицыне, господина Пскова и Великого Князя в Смоленске, Твери, Ингрии, Перми, Вятки, Болгарии, и низменных областях Чернигова, Рязани, Ростова, Ярославля, Лифляндии, Белоозерской, Удора, Обдора и Кавдинии, и властителя северных краев, а также и Государя Иранских областей, Грузинских царей и Кабардинскаго владычества, и Государя и властителя еще многих других областей».[24]

Возникает масса вопросов. Первый: где Москва? Затем: почему «император»? Что за «низменные области Чернигова»? (Возможно, перед словом «Чернигова» пропущена запятая, и тогда «низменные области» – просто Нижегородчина.) Куда делся «царь Сибирский»?

Кстати, сам титул «царь» до XVI века не имел отношения к внутренней русской системе княжеской власти. Это ордынский титул, означающий «распорядитель хана», эквивалентный западноевропейским понятиям «император» или «кайзер» (что есть «управляющий»). Считается, что его впервые официально принял Иоанн IV Грозный в 1547 году. До этого в титуляции слово «царь» применялось с определениями типа иудейский, персидский, болгарский; царицей титуловали старшую жену султана, позже в Российской империи Елизавета титуловалась также царицей астраханской, казанской и сибирской.

А вот Борис Федорович, оказывается, «Царь в Казани, Астрахани и Царицыне». Московии нет. А когда он успел стать Государем Иранских областей? Известно, что в 1603 году в результате переворота к власти в Стамбуле пришел новый султан Ахмед I. Его, в частности, не признал персидский (иранский) шах Аббас I (1571–1629), из-за чего Ахмед безуспешно воевал с ним до 1612 года. Причем персидский шах Аббас и царь Борис «были отменно добрыми друзьями»; в 1603 году персидские послы прибыли в Москву и были тепло приняты (см. «О начале войн и смут в Московии», с. 61), а посол нового султана Ахмеда был отвергнут (там же, с. 282). Но что-то же было в отношениях России с Ираном и помимо этого!

Некуда деваться, – надо всерьез проверять, правильно ли мы в наше время понимаем представления людей тех времен, от которых остались карты и записки, дающие нам сведения об истории.

К числу самых информативных материалов относятся сведения о городах. Ведь для развития города требуется взаимодействие множества общественных структур: властных, военных, профессионально-строительных, финансовых, торговых, даже санитарных…

Фернан Бродель – крупнейший историк XX века, серьезно исследовавший развитие цивилизации по естественно-научным данным с XV столетия; его сведения о населении средиземноморских городов вполне надежны. По Броделю, за три года до того, как в России Борис Годунов сменил на троне Федора, сына Иоанна Грозного, – то есть в 1595 году, крупнейшим в мире городом был Стамбул, в нем жило 700 тыс. человек. Второй по численности, Неаполь, насчитывал 280 тыс.; в Венеции по сравнению с ним населения было в 2 раза меньше (ок. 140 тыс.). В Риме жило в 3 раза меньше, чем в Неаполе (ок. 90-100 тыс.), во Флоренции в 4 раза (ок. 70 тыс.), а в Марселе в 9 раз (ок. 35 тыс. человек).

Но вот мы читаем у С. П. Капицы о Древнем Риме:

«… Численность населения самого большого в мире города U₀ определяется решением трансцендентного уравнения, связывающего U₀ с населением мира – N = U₀ ln² U₀. Для населения крупных городов прошлого укажем, что в начале нашей эры, приняв N ? 200 млн для населения Древнего Рима, где один Колизей вмещал 50 000 зрителей, получим U₀ ? 1 млн, что соответствует оценкам историков. Концентрация населения в Риме была значительна и указывает на высокую степень самоорганизации, которой достигло человечество в Древнем мире, где экономика и технологическая инфраструктура позволяли Великому городу поддерживать устойчивый образ жизни на протяжении многих веков и поколений».

Очень наукообразное сообщение. Из него мы узнаем, что в древности в городе Риме, по оценкам ученых историков, жил 1 млн человек, и вот, ученый-демограф это подтверждает. Но отчего же в 1595 году здесь осталось только 100 тысяч? По какой причине между III и XV веками в Риме перестали строить хоть что-то? Как могла исчезнуть «высокая степень самоорганизации», куда подевались экономика и технологическая инфраструктура? Ведь они существуют не сами по себе, а эволюционируют, как общественные структуры, желающие выживать во что бы то ни стало, а состоят они из людей, которые сделали бы ради этого все возможное.

Но ведь историки не знают, ни каковы были структуры римского общества, ни какими представлениями руководствовались люди. Если предполагать, что пятидесятитысячный Колизей – развлекательное заведение, то для Рима можно насчитать и два, и три миллиона жителей. А если это религиозное заведение, Эклизео (храм Божий по-гречески)? А если в представлениях того времени храм должен был вмещать всех жителей города?… Или это было место для раздачи какого-либо рода «пайков» горожанам?

Низкую численность населения европейских городов, характерную для начала эпохи Возрождения, Бродель напрямую связывает с эндемической малярией в заболоченных низменностях. Лекарств от малярии до XVI века не было. Болезнь изнуряюща и нередко смертельна, иммунитет против нее у переболевших держится недолго. Среди прочих и Рим был «нездоровым» городом; римская Кампанья была практически необитаема. Спрашивается: а как же в столице «древнего Рима» выживал миллион человек?

Мало-мальски значимая осушка болот в Западной Европе началась только во второй половине XV века, и как раз с этого времени следовало бы ожидать увеличения численности населения. Но по расчетам историков получается совсем наоборот. И вот мы, оставаясь в рамках детерминистской традиционной истории, вынуждены делать предположение, что малярии до н. э. не было или что древние римляне умели с ней бороться. Возникает тот же вопрос: куда девалась структура медицины и вообще здравоохранения и санитарии?

Читателю знакомо понятие «новой хронологии», виднейшим представителем которой является академик РАН А. Т. Фоменко. Ученый высчитал хронологические сдвиги и утверждает, что события Древнего Рима (и вообще древнего мира) следует сильно приблизить к нашим временам. Знает читатель и о «синусоиде Жабинского», показывающей эти сдвиги в графическом виде.

Но, даже учтя хронологический сдвиг и перенеся римские события из III–IV веков в XV–XVI столетия, мы все же понимаем, что разница между миллионом жителей и ста тысячами существенна. Нет ли здесь вдобавок географического «сдвига»? Вспомним, что так называемая Византийская империя на самом деле носила название Ромейской, или Римской империи. А столицей ее был Константинополь. Латинское слово Константин – «крепкий, сильный, постоянный». То же самое означает и слово рим. Смотрим Греческо-русский словарь А. Д. Вейсмана:

???? – город Рим.

???? – сила, крепость (как телесная, так и духовная); сила военная; сила политическая, могущество.

Константинополь в дальнейшем приобрел название Стамбула, и вот мы, наконец, видим искомый «миллион»: в 1595 году в Стамбуле (Риме), по данным Броделя, проживало 700 тысяч человек. А городов с еще большей численностью не было.

Скажем прямо, такие наши рассуждения назвать научными трудно, а подгонкой под заданный результат – легко. И все же этот метод небесполезен, он позволяет разоблачить неверную хронологию и определить, в каком направлении следует искать научную истину. Остается самое главное: озадачиться изучением эволюции структур.

Кстати, характерно, как аккуратно пишет Бродель о малярии. Оказывается, «обострение болотной лихорадки наблюдалось на закате Римской империи», а другое началось на закате XV века, – «об этом свидетельствует Филипп Гильтебрандт, к сожалению, не приводя никаких уточнений». (См. Ф. Бродель. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Часть I, с. 73.)

Приведенный выше эволюционный закон особенно ярко проявляется в России. Ход ее развития принципиально скачкообразный. Скудость ресурса заставляет государство в определенный момент, а именно при наличии внешней опасности, «перетягивать» их на себя, обедняя большинство общественных структур; происходит рывок с напряжением всех сил для достижения высочайшего уровня обороны.

Нельзя сказать, что историкам это непонятно. Они же сами пишут:

«В их основе (причин Смуты. – Авт.) лежало противоречие между целями, которые должно было преследовать правительство, и средствами, какими оно располагало. В стране, слабо развитой в экономическом отношении и редко населенной, создать достаточную крепость государственной самообороны при сложных международных отношениях было возможно только с большим трудом, и притом сосредоточивая в распоряжении правительства все средства и силы народные. Оно и борется в XVI веке за установление безусловной власти, сокрушая все частные и местные авторитеты, какими отчасти оставались в своих вотчинах потомки удельных князей, бояре-княжата. Привилегии, какими пользовалась эта аристократия, претендовавшая на первую роль в управлении и в царской думе, на подчинение себе в деле суда, расправы и военной службы населения своих вотчин, были сломлены бурей опричнины Грозного…». (См. А. Е. Пресняков. «Смутное время//Люди Смутного времени», с. 5–6.)

Но жить в постоянном напряжении нельзя. А потому после осуществленного тяжелейшими усилиями рывка государство «отпускает вожжи», страна входит в полосу релаксации, или отдыха, – люди начинают жить лучше, но страна отстает в своем развитии от других, находящихся в лучших геоклиматических условиях, обороноспособность падает. И такое состояние, в отличие от прочих стран, для нашей страны нормальное, – а вот этого историки уже не понимают.

(Для прояснения этого вопроса, представьте себе рыбку и птичку. Рыбка живет в реке, под тяжестью воды. А птичка летает в атмосфере. Но и рыбка, уйдя на глубину, может устремиться вверх, чтобы, используя закон Архимеда – о котором, конечно, знать не знает, – воспарить в атмосферу и совершить полет над рекой, скушав по пути какую-нибудь букашку. А птичка тут как тут, и учит ее: ты неправильно летаешь! Будь, как все птички! Но рыбка не может быть, как «все птички». Она вообще не птичка. Полет не есть ее нормальное состояние; ей просто понадобилось глотнуть кислорода. Если же птичка поймает рыбку и уложит ее на бережок, чтобы та смогла стать, «как все», то рыбка сдохнет.)

У читателя исторических работ складывается представление о царях, трудами своими выведших Россию на вершину политической пирамиды мира, исключительно как об излишне жестоких, а об их потомках, промотавших достижения воистину великих отцов, – как о правителях достойных. Но ведь после «достойного» проедания оставленного отцами наследства снова придется «взлетать», чтобы глотнуть кислорода!

Мы помним, сколь много сделал Иоанн Грозный (1530–1584) для укрепления обороны страны: расширялась территория, строились крепости и верфи, налаживалось производство оружия. Безусловно, был совершен мощный рывок. Пытался продолжить такую политику и Борис Годунов (1552–1605): грамотно используя накопленный ресурс, он укреплял Россию.

Приход к власти Годунова привел к нестабильности государства, ведь другие бояре, более знатные, не считали, что Годунов достоин быть царем! В дальнейшем только утверждение на троне Романовых дало начало выходу из политического кризиса. Но экономический кризис продолжался много дольше. Результат (через 73 года после Годунова) мы видим в Росписи русских городов, ведомых в Приказе,[25] с данными для 1678 года. Общий список городов такой: «Замосковные, Украинные, Резанские, Заоцкие, Севского полку, Северские, Белогороцкого полку». Также упомянуты города «Новгороцкого розряду, Новгороцкие пригороды», а также и Псковские пригороды. Больше в росписи городов нет, хотя имелись еще Низовые, Поморские и Вятские города.

Смысл росписи прост: учет и анализ воинских ресурсов (люди и вооружение гарнизона). Под словом «город» в ней следует понимать укрепленную крепость в центре крупного поселения: «город» может выполнять оборонительные функции и способен довольно долго существовать автономно. Поэтому в описание городов включаются «колодези», «остроги» (укрепленные башни на краю поселения).

Пройдемся по списку.

Володимер. Деревянный рубленый, 14 башень. Острогу нет. 1 каменная церковь, кровля на церкви вся обвалилась. Людей всего 1288 человек.

Суздаль. Деревянный рубленый, 12 башень. 1 колодезь. Всего 1245 человек.

Муром. Деревянный рубленый, 15 башень (город новый). 1 колодезь. Всего 1200 человек. 10 пушек железных, к стрелбе не годятца.

Юрьев-Полской. Города и острога нет (в указанном выше значении слова «город», нет огороженной крепости). Всего 323 человека.

Шуя. Города нет. Всего 289 человек.

Лух. Город розвалился до подошвы. 400 человек.

Переславль-Залесский. Город новый по старой насыпи, 12 башень. Рубленый деревянный. Всего 900 человек.

Ростов. Городу, острога и никаких запасов нет. 732 человека.

Ярославль. Два города – каменный и деревянный. 3728 человек, 778 пищалей и 1918 копей.

Кострома. Два города рубленых – новый и старый. Всего 25 башень. Людей 1300 человек.

Галич. Гнилой деревянный, 15 башень. Людей – 1000 человек. 46 пищалей, 252 копья, 14 рогатин, 2 сабли.

Романов. Город деревяной, стены и башни сгнили. Запасов нет, людей – 72 человека.

Дмитров. Города и людей нет.

Пошехонье. Города и посаду нет.

Кашин. Город земляной, крыт тесом. 12 башень. 782 человека.

Углеч. Рубленый, 7 башень, 3 колодези, кровли и трубы згнили и обвалились, воды черпать нечем. Всего 2650 человек. Полное вооружение: 43 пары пистолей, 17 карабинов, 261 пищаль, 15 мушкетов, 87 сабель, 5 саадаков, 393 бердыша, 454 копья, 164 рогатины, 269 топорков.

(Перед нами 1678 год. Почти сто лет после смерти Иоанна Грозного, семьдесят три года от смерти Годунова, семь лет после окончания войны со Степаном Разиным, восемнадцать – до начала единовластного правления Петра. Основное вооружение одного из самых населенных городов страны – копья, бердыши, рогатины и топоры. Даже ведра, чтобы водицы зачерпнуть, нет.)

Бежецкий Верх. Рубленый и недоделан. 424 человека.

Вологда. Каменный. 12 башень. Всего 2650 человек.

Белеозеро. Рублены клетки – 8 башень. Всего 1049 человек, из них нищих 189 человек.

Можайск. Город каменной. Всего 7 башень. Людей 300 человек.

Борисов. Каменной. 6 башень. 205 человек.

Звенигород. Города нет – осыпь Посад, 22 человека.

Верея. Осыпь земленая. Людей – 215 человек.

Руза. Города нет – развалился. 46 человек.

Волок-Ламский. Деревяной рубленый. 9 башень. 138 человек.

Боровск. Город в 142 году сгорел. 222 человека.

(142 год – не опечатка. Просто после 7000 года от Сотворения мира, пришедшегося на 1492 год от Р. Х., цифру тысяч повсеместно опускали. Так что 142 год – это 1492 + 142 = 1634 год. Написано в 1678 году, так что уже 44 года, как сгорела деревянная крепость в Боровске. Строить заново – то ли ресурсов нету, то ли незачем.)

Ярославец Малый. 274 человека.

Клин. Города нет. Вал земляной. 88 человек.

Вязма. Рубленый. 684 человека.

Конец списка замосковских городов. Каменных из них только четыре: Ярославль, Вологда, Можайск и Борисов.

Из прочих, помимо замосковских, самые крупные и развитые (каменные) города – Великий Новгород и Псков, там даже есть часы (ржавые) и один часовой мастер. Часы обозначают время только боем. Помимо них, еще каменные города России: Тула, Серпухов, Коломна, Зарайск. Ну и Москва, конечно. Итого каменных городов 11 штук.

В описи нет поморских городов, а также Казани, Нижнего Новгорода и Смоленска. Почему? Или их не учитывали «по России», или в них не было в это время крепостей с гарнизонами. Отдельно указано:

Тверь. Всего – 894 человека.

Получается, что в конце XVII века на Руси крепостей и гарнизонов в городах практически нет. Войска вооружены копьями и топорами, пушек мало. Что же такое произошло после укрепившего страну Иоанна Грозного, чтобы дело с обороной стало столь плачевным?

Об этом дальнейший рассказ.

Традиционная историография представляет события 1605–1620 годов в виде беллетристических вариаций на следующий сюжет: возникновение и развитие смуты (завязка), наступление полной анархии (кульминация) и счастливое избавление от нее с приходом к власти Романовых. Основные акты пьесы таковы:

– смерть Бориса Годунова от «кровавых мальчиков в глазах» в апреле 1605 года;

– венчание его сына Федора на царство, предательство воеводы Басманова в мае 1605 года;

– переворот в Москве, тайное убийство юного Федора и вдовы Бориса, признание Шуйским и Марии Нагой Дмитрия Самозванца, как сына Иоанна Васильевича, вступление Дмитрия на великокняжеский престол в июне 1605 года;

– свадьба этого Дмитрия с Мариной Мнишек и «польское засилье» в период 11-месячного правления Дмитрия;

– переворот, возглавленный Шуйским, отказ от предшествующего признания Дмитрия сыном Марией Нагой, убийство Самозванца и «народное провозглашение» Шуйского очередным царем Василием, союз Шуйского со шведами в мае 1606 года;

– появление нового Дмитрия – «Тушинского Вора» в 1607 году, его женитьба на той же Марине, параллельное Шуйскому правление из подмосковного Тушина в 1608–1610 годах;

– переворот «семибоярщины» во главе с Ф. Мстиславским, смещение Шуйского и отправка его в Польшу, признание великим князем Московским польского королевича Владислава в сентябре 1610 года;

– «случайное убийство» тушинского Дмитрия на охоте в Калуге в декабре 1610 года;

– первое («ляпуновское») народное ополчение против поляков и его провал с убийством П. Ляпунова в 1611 году;

– второе («нижегородское») ополчение Минина и Пожарского и изгнание поляков из Кремля в 1612 году;

– созыв Земского собора и демократическое избрание на нем на альтернативной основе Михаила Романова Великим князем Московским в начале 1613 года;

– поражение и казнь очередного мужа все той же Марины, «плохого атамана» Заруцкого, убийство пятилетнего сына Марины как потенциального конкурента Михаила Романова в 1614 году;

– поход Владислава на Москву и его поражение в 1618 году и, наконец, хэппи энд – триумфальное возвращение в Москву и провозглашение «великим государем и патриархом» папы Михаила, Федора-Филарета Романова.

Это типичный план пьесы с драматургически выстроенным сюжетом, развернутый по классической схеме, и написан он после Шекспира и французского драматурга-классика Ж. Расина (1639–1699). Главная женская роль, Марины Мнишек, практически списана с Клеопатры. Авторство принадлежит скорее всего А. П. Сумарокову (1718–1777), которого называли «русским Расином» – почитайте, например, его пьесу «Дмитрий Самозванец». Сумароков по заказу Елизаветы писал «Краткую Московскую Летопись», а для души – пьесы на ту же тему. (См. И. Л. Вишневская. Аплодисменты в прошлое). У Сумарокова, кстати, есть и свой «Гамлет», весьма отличающийся от шекспировского!

Сам Сумароков, оценивая свой вклад в написание русской истории, с полным основанием заявлял: «что только видели Афины и видит Париж, ныне Россия стараниями моими увидела». А свое требование о выделении ему из казны дополнительных 7000 рублей в год на творческую драматургическую поездку за границу он обосновывал так: «Если бы таковым пером, как мое, описана была вся Европа, не дорого стало бы России, если б она и триста тысяч рублев на это невозвратно употребила» («История русской литературы», с. 388–389).

Интеллигенция уходила от власти в творчество и зачастую заявляла о равенстве статуса и гражданской значимости императорской службы и творчества. А. П. Сумароков выразил эту позицию в письме на высочайшее имя, в котором буквально наставлял Екатерину:

«Софокл, первый среди трагических поэтов, который был также военным предводителем у афинян и сотоварищем Перикла, все же больше известен как поэт, нежели военачальник. Рубенс был послом, но больше известен как художник. Быть великими полководцем и завоевателем – высокое звание, но быть Софоклом – звание не меньшее». Или:

«Ста Молиеров требует Москва, а я при других делах по моим упражнениям один только, исполните, государыня, всей Москвы желание к пользе и чести нашего века. Вольтер в своем ко мне письме говорит тако: «Совершенно необходимы государи, которые любят искусства, понимают их и им покровительствуют».

Сумароков не только состоял в тесной переписке с Вольтером, но и пользовался его одобрением и поддержкой. Особенно важно, что Сумароков был, помимо всего прочего, драматургическим наставником Екатерины II и редактором ее знаменитого «Наказа» – политического манифеста императрицы («История русской литературы», с. 394).

А первым историческую драму «Великий князь Московский», где появляется узурпатор Дмитрий, написал в 1617 году не кто-нибудь, а великий испанский драматург Лопе де Вега (1562–1635).

Схема русской истории конца XVI – начала XVII веков у Лопе де Вега кардинально отличается от традиционной историографии. Законный великий князь Московский (известный нам как Иоанн Грозный) назван Басилио, то есть Василий, двое его сыновей: старший Теодоро, то есть Федор, и младший Хуан, то есть Иоанн, жен их зовут, соответственно, Кристина и Исабелла.

Деметрио – сын Теодоро, это внук великого князя Московского Дмитрий Федорович, и у него есть дядя – Иван Васильевич! Марина Мнишек в пьесе названа Маргаритой, дочерью графа Палатинского (управляющего Сандомирским палатинатом). Есть в пьесе и подмена мальчика, и Борис, брат Кристины (Ирины), сражающийся с Дмитрием и убитый им в открытом бою, после чего жена и дети Бориса принимают яд…

Эта пьеса явно сочетает польскую версию московских событий конца XVI века и испанские события первой половины XVI века: убийство дона Карлоса (Ивана), отречение и смерть его отца Карла V и т. д. Заметим, что пьеса переведена на русский язык совсем недавно Л. Цывьяном, а издана только в 1999 году. По авторитетному мнению крупнейшего нашего литературоведа и специалиста по истории театра профессора И. Л. Вишневской, сообщенному одному из авторов, Сумароков об этой пьесе скорее всего ничего не знал.

В пьесе Лопе де Вега дочь Бориса никак не названа. По традиционной же историографии ее звали Ксения: после смерти отца она не была убита вместе с братом и матерью, а сначала стала наложницей Дмитрия и после этого была насильно пострижена в монахини и умерла в благочестии. Однако, по некоторым данным, опубликованным в конце XIX века, наша историческая Ксения – вовсе и не дочь, а сестра Бориса (см., например, «Русская старина», 1899, июль, с. 170). У Сумарокова же в пьесе «Дмитрий Самозванец» Ксения – дочь не Бориса, а Василия Шуйского. Заметим, что имя Ксения впервые появляется в русской истории при описании как раз этого периода, смутного времени. Дословно по-гречески это имя-прозвище значит «чужая», так что его можно с полным успехом отнести и к польке Марине-Маргарите, и к угорке-венгерке Марии Нагой-Надь, и к любой «чужестранке» или «иноверке»…

Заметим еще, что Басманов у Лопе де Вега – не «русский боярин», а иностранный наемник на службе в Московии, и то же самое совершенно независимо утверждал историк Ю. Крижанич.

В первой части книги мы уже говорили о пушкинской «Истории села Горюхина», в которой изложена история сочинения русской истории. Пушкин совершенно не случайно говорит, что произведения горюхинского литератора Архипа-Лысого (читай: старой лысой клячи Мусина-Пушкина, сочинителя «древнерусской» истории) «в красоте воображения превосходят идиллии г-на Сумарокова». (См. А. С. Пушкин. ПСС в 10 томах, т. 6., М.: АН СССР, 1957. С. 189.)

Еще одну попытку описать смутные времена в Московии предпринял И. Шиллер (1759–1805), но его «Деметриус» остался неоконченным. А вот бессмертного «Дон Карлоса» Шиллер в 1783–1785 годах написал, причем на тех же материалах…

Романизированная история про Самозванца начала оформляться во времена Алексея Михайловича – сначала по писаниям П. Петрея, затем в версии Ю. Крижанича и последующей обработке Сильвестра Медведева. А после Сумарокова своего «Самозванца» опубликовал и небезызвестный Ф. Булгарин (в 1830).

Что же касается истории пушкинского «Бориса Годунова», то в рукописи эта трагедия была озаглавлена как «Комедия о царе Борисе и Гришке Отрепьеве» (там же, т. 5, с. 611). Это название явно отражает отношение Пушкина к традиционной историографии «эпохи Годунова» как к вымыслу.

Теперь, имея в виду литературно-драматургическую основу традиционной историографии Смутного времени, можно отставить в сторону беллетристику и попытаться выявить некоторые реальные факты (условно «реальные») того времени. Не могли же в конце-то концов выдумать ВСЁ.

Совершенно точно, что в 1605–1620 годах с внешней стороны в Московии происходила отчаянная борьба за власть и имущественные права между «польско-литовской» и «шведской» партиями, – а за «партиями» всегда стоит что-то большее. Борьба эта шла с переменным успехом. На первом этапе преимущество получила «польская» партия, посадившая в Москве своего ставленника в 1605 году. Затем «шведская» партия, было, взяла реванш с приходом к власти Василия Шуйского в 1606 году, но «польская» партия уравняла шансы выдвижением «Тушинского Вора» в 1608 году. Поляки даже добились, путем устранения Шуйского и разменом его на «тушинца» в 1610-м, признания Владислава-поляка Великим князем Московским. «Шведская» партия при этом получила некоторую компенсацию в виде Смоленска в 1611 году. Новгородцы в это же время вели со шведами переговоры о приглашении на московское княжение шведского наследника Карла-Филиппа. А в самом Новгороде, как совершенно справедливо указывает Р. Г. Скрынников (см. «Крест и корона»), в это время полностью восстановилось республиканское управление.

Конечно, влияние Швеции и Польши заключалось не в поставке на Русь марионеток, а в попытках правителей этих стран получить вторую корону, превратив Москву в центр своей периферии, каковой была для Польши Украйна[26] (окраина), а для Швеции Финляндия.

Роль Англии оставалась до поры темной, а потому выход на обескровленную долгими разборками московскую сцену английской партии – принципиальный момент истории 1611 года. Конечно, и до этого основная деятельность английских колонизаторов не прерывалась. Они исправно вывозили через Архангельск в Англию позарез нужное Британии стратегическое сырье: селитру и серу с Нижней Волги для изготовления пороха, лен для плетения канатов, необходимых для изготовления такелажа строившегося флота, лес, скупавшийся ими на корню, сыромятную кожу для конских сбруй и т. д.

Когда же смена власти в Москве стала всерьез угрожать английской монополии на Волге, именно английская «Московская компания» дала деньги на вооружение наемной армии, которую позже назвали «всенародным ополчением».

Приведем характерное свидетельство о Нижнем Новгороде: «Назначаемые на офицерские должности иностранцы получали в Нижегородском уезде земельное жалование (далее приводятся примеры выделенных иноземцам имений. – Авт.). В 1614 г. в составе Нижегородского гарнизона было 500 русских стрельцов и 200 иноземцев. В 1620 г. их количество не уменьшилось, хотя в 1619 г. 500 нижегородских стрельцов перевели на жительство в Калугу». (См. «Нижний Новгород. Архитектура XIV – начала XX в.», Н. Новгород, изд. «Нижегородские новости», 1994, с. 12.)

Когда искали военачальника для ополчения, послали за князем Пожарским. Что же ответил князь на это приглашение? А вот что: «Рад я вашему совету, готов хоть сейчас ехать, но выберите прежде из посадских людей, кому со мною у такого великого дела быть и казну сбирать». Оно, конечно, без средств военная структура действовать не может, но напомним, речь шла о войне с уже захватившими Москву польскими войсками. Кузьма Минин начал сбор средств. «Кто не хотел давать волею, у тех брали силою», – пишет С. М. Соловьев.

Здесь данные историков расходятся: «Брали «третью деньгу», т. е. третью часть имущества или годового дохода», – пишет Н. Н. Воейков («Церковь, Русь и Рим», с. 439), а по данным Р. Г. Скрынникова, «посадский «мир» санкционировал принудительный сбор пятой деньги» («Крест и корона», с. 372).

Да, в сентябре 1611 года денег на вооружение нового ополчения в Нижнем волею давать не хотели. Тогда Минин предложил: «Если мы хотим помочь Московскому государству, то нам не пожалеть имущества своего, да не только имущества своего, но не пожалеть дворы свои продавать и жен и детей закладывать…» (см. «Хроника смутного времени», с. 364). Кто реально мог дать денег под такой ужасный залог? Скорее всего, английские купцы, эксплуатировавшие соляные копи в 15 км от Нижнего и имевшие в городе богатую факторию.

На запах денег и слетелись в Поволжье «казаки западноевропейские»: наемники типа Я. Делагарди, Я. Маржерета и прочих, которым другие партии перестали платить и задолжали. Кстати, Дмитрий Пожарский, находясь в Ярославле в 1612 году, вел переговоры о помощи даже с представителями австрийского императора Матвея Габсбурга (см. «Государи дома Романовых», с. 56).

Это ополчение, в большинстве своем состоявшее из наемников, будучи полностью экипированным на английские деньги, отправилось наводить порядок… нет, не в Москву, а в Казань, где для начала убили бывшего члена совета при Федоре Иоанновиче, воеводу Бельского, а затем вверх по Оке в Рязань, и вверх по Волге в Ярославль. Весной 1612 года в Ярославле англичане устроили свою штаб-квартиру, куда прибыла целая команда с Британских островов (см. А. П. Торопцев, с. 447–448).

Эта команда привезла английские корабельные пушки, которые и сегодня можно видеть в музее города Переславля-Залесского. Правда, там они числятся как отобранные у поляков – но какие поляки под Переяславлем, если, по традиционной историографии, их геройски остановили защитники Троицкой лавры в 70 км по пути из Москвы? Нет, эти пушки скорее всего остались от англовооруженного ополчения, занимавшего стратегически важный перекресток дорог из Ярославля в Москву и из Владимира в Тверь, перекресток, на котором и стоит Переславль-Залесский!

В Костроме англичане нашли сына «тушинского» патриарха Филарета, Мишу Романова с маменькой, после чего и состоялась англо-романовская сделка. Самое забавное, что Мишу-то Романова в 1613 году не только на Соборе избирали в цари заочно, но и почти месяц спустя вообще не могли разыскать, пока его не доставили под охраной из Костромы! (См. «Государи дома Романовых»).

Да еще потребовалось уговаривать его матушку, монахиню Марфу; зная возможности своего дитяти и понимая, что быть ему не более, как марионеткой на престоле, она очень противилась его отъезду.

И кстати: откуда о том, что избран новый царь и что он находится в Костроме, да не абы где, а в определенном монастыре, узнали крестьяне в окружающих лесах? Трудно предположить, что в избе Ивана Осиповича Сусанина стоял телевизор. А откуда узнал об избрании рядового боярского сына царем рейдовый отряд поляков, по колено в снегу бороздивший здешние пространства; ведь у них не было рации? Да и зачем он был им нужен, этот юный боярыш?… Сама собою вспоминается частушка Сергея Сатина:

Шли поляки темным лесом
За каким-то интересом,
Гида, Глинку и царя
Хором злобно матеря.

Причем, если и в самом деле какой-то отряд ушел в лес с местным проводником, это вовсе не значит, что проводник завел отряд в болото и там произносил красивые слова о Родине и любимом царе. Никто же не вернулся, и некому было об этом поведать! Так что эта легенда – очередной литературный вымысел, призванный отразить мифическое желание «простого народа» видеть на троне именно шестнадцатилетнего недоразвитого подростка из семьи Романовых. А «факт» сусанинских подвигов подкреплен только… царской грамотой 1619 года, то есть года возвращения Филарета в Москву из польского плена. Его сынок сам до такого за шесть лет додуматься не сумел.

В каком-то смысле англичане выполнили план вестфальца Генриха Штадена по оккупации России. Он служил в Москве в 1564–1576 годах, был опричником, в 1577–1578 создал «Описание Московии», и тогда же сочинил этот план, который А. А. Зимин зря счел таким уж фантастическим. (См. А. А. Зимин. Опричнина. С. 64).

А что же было с признанием царя? Юго-западные русские города (Белая Русь-Литва) весь этот период поддерживали «польско-литовскую» партию и, в конце концов, не признали Романовых! Северо-западные русские города (Новогородия) весь тот же период поддерживали «шведскую» партию и также не признали Романовых! Казаки выступали на стороне и тех, и других: например, запорожцы были в союзе с поляком Жолкевским, у донцов были свои вожди типа самозванного Петра Федоровича, Ивана Болотникова и т. д.

Посмотрим, как развивались события, опять же опираясь на официальную хронологию.

1613. Март. – В Варшаву направлено русское посольство, но оно не сумело добиться от Сигизмунда III желаемых результатов, а именно отмены претензий королевича Владислава на русский престол и освобождения Филарета (Федора) Романова, отца вновь избранного царя. Май. – Михаил Романов венчается на царствование митрополитом Кириллом. Июль. – Вылазки поляков, доходящих до Калуги, Можайска и Тулы. Началась война со Швецией.

Все это время англичане продолжали прибирать к рукам внутреннюю и внешнюю торговлю России.

«Прежде аглинские немцы выменивали свои товары на русские через местных купцов-посредников, теперь стали покупать они сами на местах их производства… Как заявляли русские люди в своей челобитной: «закабаля и задолжа многих бедных и должных русских людей… те товары покупя провозят в свою землю беспошлинно, а иные русские товары они, аглинские немцы, у города (Архангельска) продают на деньги галанским (голландским), бараборским (брабантским) и анбурским (гамбургским) немцам… всеми торгами завладели аглинские немцы…» («История русской литературы», с. 254, курсив и скобки наши. – Авт.).

В приведенной цитате содержится очень важная информация: главными виновниками «злодейства немецкого» названы англичане, которые установили монополию на волжско-двинский водный транспортный путь и закупки экспортного сырья на территории России, оттеснив голландцев-немцев (не различавшихся тогда дейцев).

Придя к власти, Романовы подтвердили права англичан.

«За оказанные услуги (Михаилу Федоровичу. – Авт.) надо было платить жалованными грамотами на торговлю. Больше всех получили англичане: они приобрели право свободного и беспошлинного торга; голландцы выхлопотали себе ту же льготу только на 3 года (с 1614 г.), а затем платили половинные пошлины; ряд специальных привилегий получили отдельные торговые люди иноземцы за те или иные услуги московскому правительству» (см. «Государи дома Романовых», с. 58), – и одним из первых обласканных «отдельных иноземцев» стал Ианникей Строгонов.

Англичане вели себя в Московии как в своей колонии. Например, некая полковница Лесли «в противность русской вере заставляла подвластных ей крестьянок есть в постные дни мясо… а что ужаснее, однажды схватила она со стены икону их, бросила в топившуюся печку и сожгла» (там же, с. 257).

«Первоначально (от Михаила Федоровича. – Авт.) получили право торговли в Московском государстве только 23 человека, которые и были поименованы в жалованной грамоте… (Возможно, по количеству монополий, то есть это те «человеки», которые в наше время называются «учредителями». – Авт.)… Да и те уже не ездили в Россию, а приезжали совсем другие люди, не имевшие никакого права на это, называясь братьями, племянниками, приказчиками лиц, записанных в грамоту… В Москве нередки были кутежи и попойки немецких солдат, и после них пьяные иноземцы буйно расхаживали по городу и били всякого, попадавшегося им навстречу» («О начале войн и смут в Московии», с. 255).

И это за 100 лет до Петра Великого!

Мы не знаем, что стало с заложенными английским заимодавцам при сборе средств на ополчение дворами, женами и детьми нижегородцев. Полтора века спустя Екатерина II, проезжая по этим местам, меланхолично замечала, что, де, здесь многие дома в залоге… Однако известно, что единственный, кроме Строгановых, кто дал ссуду Михаилу Федоровичу, чтобы он расплатился с наемниками, был английский король Яков I Стюарт, выделивший для этой цели крупную сумму – 20 000 рублей. Причем дал он их из личных средств, то есть это был не государственный, а частный заем!

Иными словами, приход Романовых к власти был в немалой степени оплачен частным капиталом, преимущественно английским. Заметим, что в отличие от Михаила Романова, в 1601 году царь Борис отказал англичанам в предоставлении им монополии на внешнюю торговлю Московии («О начале войн и смут в Московии», с. 51), и вот что из этого получилось…

Конечно, развитие торговли нужно было, прежде всего, самой России. Поэтому мы не склонны обвинять в чем-либо ни англичан вообще, ни английских капиталистов или торговцев в частности. Эволюцией человечества движет не «злая воля людей», не «трусость» и не «предательство», а только и исключительно борьба общественных структур за выживание, идущая в рамках единой динамической системы. Реализуется эта борьба через деятельность конкретных людей, а потому политическая или эмоциональная оценка их деятельности возможны. Но не для истории.

Ежели история желает быть наукой, ей следует изучать эволюцию структур, и прежде всего движение ресурсов, обеспечивающих эту эволюцию, устранившись от политики и избегая эмоций. «Динамической системе» под названием Россия была нужна торговля, чтобы крутились колеса экономики, чтобы в страну притекали деньги. Системе английского капитализма российская торговля была выгодна. Они и находили баланс через самоорганизацию. Иоанн Грозный понимал, зачем стране нужны английские торговцы. Те, кто пришли ему на смену, этого уже не понимали, но знали, что Грозный англичанам льготы давал, и усиливали эту политику. Так полезное для страны дело превращалось во вредное.

В результате окончательной победы Романовых английская монополия на ведение внешней торговли России оставалась незыблемой вплоть до революции Кромвеля в 1648 году, когда англичане, по выражению царя Алексея Михайловича, «своего законного короля Карлуса до смерти убили». А после реставрации Стюартов в 1660 году позиции английских колонизаторов в России уже не были такими прочными; их место надолго заняли «голландские немцы», успевшие за этот период провести свою буржуазную революцию…

Говоря об обстоятельствах прихода Романовых к власти в Москве, для начала отметим два основных пункта.

Во-первых, история Бориса Годунова и Смуты 1606–1613 годов последующими Романовыми сильно искажена. Это, разумеется, вызвано политическими и эмоциональными причинами; хотя Романовы и стали царями по приговору Земского собора, получив свою легитимность, все же – никому не надо, чтобы об устраненном тобой предшественнике у подданных оставалась хорошая память.

Во-вторых, Федор Романов (впоследствии Филарет) еще в 1598 году прекрасно понял, какую роль может сыграть своя церковь на примере того же Годунова, поставившего своего московского патриарха Иова, что в какой-то степени предопределило решение о выборе Бориса царем на Соборе 1598 года. После первого, неудавшегося заговора против царя Бориса у постриженного в монахи Филарета не осталось другого пути к власти, и он превратился в яростного «ревнителя православия» – по сути, создав свою церковь.

Согласно официальной историографии, Ф. Н. Романов родился около 1555 года в семье боярина Никиты Романовича Юрьева. Легко видеть, что фамилия Романов вовсе не фамилия, а так он назван по имени деда. Он был якобы племянником первой жены Иоанна Грозного Анастасии Захарьиной и, соответственно, двоюродным братом последнего рюриковича, царя Федора Иоанновича, по женской линии.

Квинтэссенцию его официозной биографии находим в БЭС:

«ФИЛАРЕТ (Романов Фед. Никитич) (ок. 1554/55-1633), патриарх (1608-10 и с 1619), отец царя Михаила Федоровича, боярин (с 1587). Приближенный царя Федора Ивановича, при Борисе Годунове с 1600 – в опале, пострижен в монахи. При Лжедмитрии I с 1605 ростовский митрополит, в 1608-10 в Тушинском лагере. В 1610 возглавлял «великое посольство» к Сигизмунду III, задержан в польском плену. С 1619 фактический правитель страны».

Посмотрим по пунктам.

ПАТРИАРХ. Федор Романов был женат, имел сына Михаила (1597 года рождения) и дочь. После пострижения в монахи в 1601 году принял имя Филарет. Это единственный в истории России патриарх, у которого были дети, что сегодня немыслимо по церковному уставу. Это единственный патриарх, которого провозглашали (не избирая!) дважды: в 1608 году в Тушине, и в 1619-м – в Москве, по возвращении из польского плена. (Сразу после его отбытия в Польшу, Церковный Собор принял решение не избирать патриарха до возвращения Филарета из плена. Так началось междупатриаршество. На переходное время церковь возглавлял владыка Казанский Ефрем, а по его смерти – митрополит Крутицкий Иона.) В дальнейшем Филарет сумел не только организовать избрание своего несовершеннолетнего сына Михаила Царем Всея Руси, он и сам был избран «Великим Государем», то есть Царем, оставаясь при этом Патриархом, и единолично правил Московией до своей смерти в 1633 году за сына, который без ведома папеньки ни одной бумаги не подписал.

В ОПАЛЕ. Этот человек остро соперничал со своим ровесником Борисом Годуновым и пытался отравить его еще в 1601 году, за что и был Годуновым сослан, а затем пострижен в монахи. А полтора века спустя в романовской версии истории затвержено, что Годунов повинен не только в «убиении законного наследника Рюриковичей» царевича Дмитрия, но и в фабрикации дела о заговоре Романова и незаслуженных на него гонениях.

Основатель будущей династии стоял практически за всеми заговорами при российском дворе, включая «неожиданную» смерть Годунова, которая носила явные признаки отравления, и последующее уничтожение рода Годуновых. Еще одной жертвой отравления стал в 1610 году талантливый полководец М. Скопин-Шуйский, успешно возглавлявший борьбу с поляками. Его смерть открыла дорогу к смещению царя Василия Шуйского. На совести клана Романовых и мученическая смерть инокини Марфы – вдовы Иоанна Грозного Марии Нагой в 1612 году, и пятилетнего сына Марины Мнишек («ворёнка»).

РОСТОВСКИЙ МИТРОПОЛИТ. А митрополитом его назначил – за какие-то заслуги, не названные составленной при его внуке Алексее историей, – не кто иной, как польский ставленник Дмитрий I, то есть, по той же романовской версии, его же, Филарета, бывший служащий монах-расстрига Григорий Отрепьев. Но вот о том, что в митрополиты заговорщик превратился сразу по смерти Годунова, нигде особо не сказано. Кстати, есть сообщения, что до пострига Юрий Богданович Отрепьев, происходивший из бедного рода галицких бояр (Григорий – монашеское имя), был холопом (для того времени – придворным) старомосковского боярского рода Романовых.

А в патриархи его произвел «Лжедмитрий Второй». Если этот «Второй» не был выжившим «Первым», а был новым самозванцем, так надо еще подумать, откуда у него такое благоволение и доверие к бывшему московскому боярину, протеже предыдущего самозванца. Ведь вот что пишет Р. Г. Скрынников о деятельности Филарета в этот период: «Фактическим главой тушинского правительства стал уже упоминавшийся ростовский митрополит Филарет, человек незаурядных способностей и сильной воли. В Тушино его привезли как пленника, но Лжедмитрий II предложил ему сан «патриарха всея Руси». И Филарет принял его, хотя еще совсем недавно предавал анафеме нового «еретика и вора», появившегося в Стародубе… Филарет с еще большим усердием стал совершать молебствия во здравие «великого государя Дмитрия Ивановича и его благоверной супруги Марины Юрьевны». (См. «Крест и корона», с. 346.)

Вообще изобилие самозванных «Димитриев», появляющихся не одновременно, а последовательно, наводит на мысль, что это один и тот же литературный герой, но из разных сценариев, объединенных в дальнейшем в одно произведение. Или некая государственная структура тиражировала их, действуя по одному шаблону. Но об этом мы уже писали.

«ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО». Всё время польской интервенции на Русь Филарет находился в стане врага, у короля Сигизмунда III, возглавляя вместе с князем Голицыным «великое посольство» – и попробуй догадайся, что официальной целью посольства было приглашение на русское царство польского королевича Владислава. Трудно сказать, насколько легитимным было это посольство; традиционно его не считают актом национальной или государственной измены лишь на том основании, что приглашение Владислава предусматривалось Договором от 17 августа 1610 года. Но насколько законен был сам Договор? Ведь Филарет представлял в Польше «Тушинского вора», который обладал не большей легитимностью, чем наши современные «беловежские заговорщики», разрушившие Советский Союз.

Филарет оказался опытным и «патриотичным» послом: так уговаривал поляков взять Русь себе, что они затеяли с ней войну, а самого посла взяли «в плен»! Впрочем, он и в плену не терял время даром, умело играя на тщеславии и Голицына, и Сигизмунда. Последний в 1611 году даже сам возжелал занять русский трон, но испугался гнева Папы, поскольку Филарет выдвигал условием принятие православия. Это же требование останавливало и королевича Владислава; приняв Московский трон и православие, он лишался возможности в дальнейшем надеть еще и польскую корону. (Из-за вопроса о перемене веры послов и взяли «в плен».)

При этом Филарет, естественно, скрывал свои претензии на власть в Москве, а подчеркивал, что основной русский претендент, князь Василий Голицын, находится тут же, в заложниках. И как же было Голицыну сомневаться в Филарете, если он был повязан с Романовыми кровью: в 1605 году лично участвовал в убийстве вдовы Годунова и его сына Федора, уже провозглашенного царем. (См. «Хроники смутного времени», с. 304–305).

Клан Захарьиных-Юрьевых-Романовых в начале XVII века истребил всю ветвь рюриковичей, идущую от Иоанна Калиты, и сделал это руками потомков ветви гедиминовичей (то есть «литовцев»): князей Хованских, Воротынских и Мстиславских. Затем были ликвидированы все до одного претенденты из рода Годунова. Затем – из рода Дмитрия I. В 1613 году, году избирания на царство сына Филарета, из возможных его соперников оставался лишь один не «сошедший с дистанции» князь Василий Голицын. И какое совпадение: когда Филарет с триумфом вернулся из Польши в Москву в 1619-м, князь Голицын… умер. Гений кардинала Ришелье меркнет рядом с Филаретом.

Рассмотрим подробнее ход избрания Михаила на царство, воспользовавшись книгой «Государи дома Романовых», вышедшей в свет через три столетия после этого события. В сей книге писано:

«Смута последовательно сводила с политической сцены «великие роды» московские XVI века. После кратковременного торжества были приведены в ничтожество Годуновы. Бурями смуты разбит был весь Романовский круг. Князья Шуйские погибали в плену. Семья князей Голицыных была разрознена, и старший из них был полонен вместе с Филаретом Романовым. Бояре князья Мстиславский, Воротынский, Куракин и др. оказались в явной – хотя бы и невольной – близости к королю Сигизмунду и рассматривались как изменники. «Отъял Господь сильныя земли», выразился один из современников, говоря о разгроме в смуту московской аристократии. При таких условиях, когда Господь «отъял сильныя земли», трудно было, разумеется, определить, за кем из московской знати более прав и возможности наследовать «великим государям московским» и сесть на их «вдовевший» престол».

Говоря коротко, для многих из числа элиты казалось невозможным искать царя в среде разбитого боярства. И «восхотеша начальницы паки себе царя от иноверных», говорит летописец. Король Сигизмунд и его сын Владислав получили вести, что «на Москве у бояр… и у лучших людей хотение есть, чтобы просити на государство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича». Шведские власти, занимавшие в то время Новгород, также имели от русских людей, попадавших в их руки, неоднократные указания на то, что князь Дмитрий Пожарский и другие «бояре» предпочитали шведского герцога Карла Филиппа туземному кандидату на престол.

Но если «начальников и бояр» пугала мысль об избрании на царство своего туземного кандидата, то прочую массу московских избирателей и простых обывателей страшила возможность нового воцарения иноземца. Летописец прямо говорит, что «народи ратнии не восхотеша сему быти». В особенности же среди этих «ратных народов» настроены против иноземца были казаки. В то же время среднее население Москвы, не разделявшее боярской мысли об иноземном царе, боялось излишнего «патриотизма» самих казаков: на Московском царстве могло оказаться отродье самозванца – «Маринкин сын», «ворёнок» царевич Иван. Дело в том, что в исход 1612 года казачье войско в Москве своим числом более чем вдвое превосходило дворянскую силу и раза в полтора превосходило дворян и стрельцов вместе взятых.

Этот сильнейший и беспокойнейший «столп» тогдашнего общества московским властям предстояло обеспечивать кормами и держать в повиновении и порядке. Задача была не по силам временному правительству князей Трубецкого и Пожарского, за которым уже не было большой и сильной земской рати, поскольку ее распустили. А казаки настойчиво и беззастенчиво требовали кормов и всякого жалованья. По сообщению летописца, казаки после взятия Кремля «начаша прошати жалованья безпрестанно»; они «всю казну московскую взяша». Из-за казны они однажды пришли в Кремль и хотели «побить» начальников (князей Трубецкого и Пожарскаго), но дворяне не допустили до этого, и меж ними «едва без крови пройде».

Одновременно с требованием «кормов» казаки проявляли и некоторую политическую требовательность. И неудивительно: во главе временного правительства по чиновному старшинству почитался казачий воевода князь Д. Т. Трубецкой; главную силу московского гарнизона составляли казаки; было явно, что их боялись. Казаки еще до Собора, избравшего государя, «примеривали» на престол наиболее удобных для них лиц, а такими оказывались сын бывшего Тушинского вора «воровской Калужский» царевич и сын Тушинского патриарха Филарета Романова.

«И многое было волнение всяким людем», говорит летописец. Следовало обезопаситься от возможных интриг сверху и от грубого насилия снизу, и осмотрительно наметить достойного избранника на «вдовевший» престол. Таковы были задачи Земского собора, сошедшегося в Москве в январе 1613 года.

Каков же был этот Собор? В официозном издании, вышедшем через триста лет после него, читаем: «До нас почти совсем не дошло документов собора, кроме торжественной «утвержденной грамоты» об избрании М. Ф. Романова. Нет поэтому подробных и точных сведений о составе собора, о ходе его заседаний и о последовательности рассуждений и постановлений собора».

Известно, что временное правительство князей Трубецкого и Пожарского грамотами еще в ноябре 1612 года созывало в Москву «изо всяких чинов», «изо всех городов», «по десяти человек от городов», для «государственных и земских дел», а главным образом для избрания государя, которое должно было совершиться «всякими людьми от мала и до велика». «Освященный собор», – то есть его священническая часть, – включал в себе трех митрополитов (Ефрема, Кирилла и Иoнy), архиереев, архимандритов и игуменов. Но священники давали свои подписи вместе с городскими представителями и иногда называли себя «выборными». Поэтому белое духовенство следует считать не в освященном соборе, а в рядах земских представителей.

«Начальники», пришедшие с Пожарским из Ярославля под Москву, продолжали быть правительственным советом. Когда Москва была освобождена от поляков, бояре, сидевшие в ней с поляками, по сану своему должны были занять первые места в синклите у Пожарского. Но «начальники» этого не допустили. Один из современников записал, что в Москве бояр, которые в осаде сидели, «в думу не припускают, а писали о них в городы ко всяком людям: пускать их в думу или нет?» Вопрос, по-видимому, был решен отрицательно: бояре разъехались из Москвы по селам и не были на самом избрании царя. Их опять позвали, когда Михаил Федорович был уже избран, для участия в окончательном провозглашении нового царя, соборною же деятельностью руководили не эти старые бояре, а «начальники».

Так устроены были высшие органы управления, церковного и государственного, вошедшие в Собор. Но имелись также и земские представители. Они, как можно судить, были двух категорий. Одни явились на Собор по старому порядку, в силу своего служебного положения; это были придворные чины, «большие дворяне» и приказные люди. Другие были посланы на Собор по избранию и явились туда с «договорами», то есть инструкциями избирателей, и «с выборами за всяких людей руками», то есть с документами, удостоверяющими правильность их избрания. Эти вторые были, по старому определению, «изо всех городов лучшие и разумные постоятельные люди».

Москва не определяла числа земских представителей точным и обязательным порядком. Нельзя поэтому сказать, сколько всего выборных ожидалось в Москву и сколько их действительно приехало, так как нет точного списка участников собора. Под одним экземпляром избирательной грамоты ими сделано 235 подписей, под другим – 238 подписей, и в обоих упомянуто около 277 имен соборных участников, – но и это не точное число. Выборные подписывали грамоту один за многих товарищей, не называя их поименно; так, выборных нижегородцев было на Соборе, как случайно известно, не менее 19, а подписали грамоту всего 5 человек на одном экземпляре и 6 на другом. Можно думать, что общее число участников собора, и в частности выборных из городов, доходило до семисот.

Разбираясь в тех данных, какие представляют нам подписи соборных выборных, мы видим, что на призыв Москвы откликнулись много городов и уездов, хоть и не все. Можно насчитать не менее 50 городов, приславших представителей, причем городов самых различных областей государства, от Белого моря до Дона и Донца.

В сословном же отношении принято считать собор 1613 года самым полным, потому что на нем, кроме служилых людей, казаков и тяглых горожан, были еще «уездные люди». Из их числа на одном экземпляре избирательной грамоты есть двенадцать подписей, на другом – одиннадцать. Под этим немного неопределенным названием «уездных людей» обыкновенно понимают представителей крестьянства. Для Двинского уезда это и вероятно, потому что на московском севере, как известно, процветало крестьянское самоуправление в свободных крестьянских общинах. Но для остальных мест, от которых явились представители «уездных людей», это сомнительно. Скорее под «уездными людьми» надлежит разуметь низшие разряды служилых людей, приписанных по службе к городам и обеспеченных участками пахотной земли и угодьями вне городов.

Так определился состав собора, избравшего новую московскую династию. «Власти» и дума вошли в Собор целиком. Высшие слои служилого московского люда были допущены без избирательных полномочий и если не поголовно, то в очень большом числе – на основании их служебного положения и значения. Рядовое провинциальное дворянство и городское податное население с близкими к нему слоями свободного северного крестьянства были привлечены к участию в Соборе на основе выборного представительства, в котором приняло участие и городское духовенство, избиравшее и избираемое в городских избирательных округах.

Но если состав Собора может быть оценен хотя бы по косвенным данным, то ход его занятий и их внешний порядок, как отмечено и в книге «Государи дома Романовых», вовсе неизвестен. Читаем:

«Можно только, с некоторою надеждою на достоверность, заключать о той последовательности, с какою работала на соборе избирательная мысль. Первым предметом суждений был, по-видимому, вопрос об иноземных и иноверных династиях. В результате прений состоялось общее решение: «Литовского и Свийского короля и их детей, за их многие неправды, и иных некоторых земель людей на Московское государство не обирать». Заодно тогда же был решен вопрос и о казачьей мечте относительно «царевича Ивана»; постановили «Маринки с сыном не хотеть»…

С принятием такого решения за средними земскими людьми оказалась важная победа, и они могли вести дело избрания по своему разумению. «И говорили на соборех о царевичах (татарских), которые служат в московском государстве, и о великих родех, кому из них Бог даст на Московском государстве быти государем»… Трудно было собору сразу остановить на ком-нибудь свой выбор; голоса избирающих разошлись: «койждо хотяше по своей мысли деяти», и каждый говорил про своего. Были и самочинные «желатели царства»: по сообщению современника «многие же от вельмож, желающи царем быти, подкупахуся, многим и дающи и обещающи мнoгиe дары». Началась, словом, избирательная борьба: «по многи же быть собрания людем, дела же утвердити не могут и всуе мятутся семо и овамо».

Насколько можно судить, в эту критическую минуту на Собор было оказано давление «со стороны». В связи с отказом от «ворёнка», казаки предложили на царство другого своего кандидата, Михаила Романова. К ним примкнули и земские люди. Они толпою, вместе с казаками, пришли, например, к Троицкому келарю Авраамию Палицыну, прося этого популярного монаха довести до Собора их просьбу об избрании на престол именно Михаила Романова. Но шансы Михаила и без того были не так уж малы.

Прежде всего, Михаил был «блаженныя и славныя памяти великаго государя царя и великаго князя Феодора Ивановича всея Pyccии сородичем – племянником его благоцветущей и неувядаемой отрасли». Его дед – боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, приходился родным братом первой жены Грозного Анастасии. Боярин Никита Романович в исторических документах представляется одним из самых деятельных и влиятельных «земских» бояр Грозного. Его заслуги и фавор при Грозном подняли все племя «Никитичей» на высшие ступени дворцовой знати. Его сын, отец Михаила, Филарет Никитич, был двоюродным братом царя Федора Ивановича. В общем, имелось ближнее свойство Романовых с родом государей XVI века.

Еще в 1610 году, в пору призвания Владислава, москвичи, не желавшие иноверца, говорили о возможности избрания на престол либо князя В. В. Голицына, либо малолетнего Михаила Романова.

И вот, 7 февраля 1613 года Земский собор избрал на царство Михаила Федоровича Романова «единомышленным и невозвратным советом» всех участников. Но из осторожности торжественное оглашение совершенного избрания отложили на две недели – до воскресенья 21 февраля. В этом сроке, во-первых, созвали в Москву отсутствовавших бояр, видимо, удаленных из Москвы за свою «измену» во время «осадного сидения» в Кремле и не принимавших участия в Соборе. А во-вторых, в ближайшие города «послали тайно во всяких людях мысли их про государское обиранье проведывати верных и богобоязненных людей, кого хотят государем царем на Московское государство во всех городех». Такой мониторинг затеяли, чтобы проверить, люб ли будет городам избранный царем Михаил Романов.

Получив добрые вести и дождавшись бояр, Собор «на сборное воскресение» 21 февраля, «уговев первую неделю великого поста», сошелся на великое дело: Михаил Федорович Романов был провозглашен государем «в большом московском дворце в присутствии – внутри и вне – всего народа изо всех городов России». Избрание свершилось, и немедля стали искать М. Ф. Романова, отправив к нему послов «в Ярославль, или где он, государь, будет».

Итак, Михаил Романов был избран на московское царствование Земским собором. Казалось бы, эта ситуация аналогична избранию в 1598 году Бориса Годунова. Но это не так, о чем следует сказать подробнее. Годунов стал царем по праву старшего в своей семье, после отказа от трона его сестры, вдовы царя Федора Ирины. Другие претенденты не приглашались, а потому Собор не выбирал его, а утвердил, не более того. Именно от этого возникла политическая нестабильность: имелось достаточное количество родовитых лиц, которые при прочих равных условиях могли бы возглавить государство. Иначе говоря, выборная кампания прошла «не по понятиям».

А вот на Соборе 1613 года выбор был. И какой! Кроме Михаила Романова выдвигались королевич Польский и королевич Шведский. Вот уж эти двое совершенно точно, – в чем ни у кого не было ни малейших сомнений, по знатности рода своего имели все права. А ведь был еще и претендент с братского Востока, Алей, царевич Сибирский. А победил на конкурсе наш российский паренек Миша, и весьма родовитый. Он стал Великим князем московским по праву выбора народом, а участие в выборах таких ферзей, как два королевича, отметали все сомнения в его легитимности.

Гениальность отца вновь избранного Великого князя, Филарета, проявилась не только в том, что он лично спровоцировал к участию в выборах Владислава-поляка, но и в том, что не стал выдвигаться сам, а предложил сына. Михаил – из знатного рода, но не старший в своем роду, а потому его избрание сразу отсекало любую возможность самозванчества или «самовыдвижения» другого кандидата. Нельзя забывать о правилах местничества! Любой знатный вельможа, заявив, что «царь не настоящий», а он, вельможа, выше, оскорбил бы всех, равных ему по месту, и его удавили бы без затей.

1613, июль. – Нападения поляков. Их войска доходят до Калуги, Можайска и Тулы. Начало очередной войны со Швецией.

1614. – Бунт киргизов и томских татар.

1615. – Новый состав Земского собрания совместно с Боярской думой усиливает налоговое давление, введя чрезвычайный налог на землю.

Можно понять, зачем понадобился чрезвычайный налог. Страна была разорена; в казне элементарно не было денег. Произошло разрушение существовавшей до этого федерации, державшейся на признании московского приоритета по ордынскому (= византийскому) династическому признаку. В работе Собора, избравшего Михаила Федоровича Великим князем московским (а не царем), не приняли участия представители многих городов Центральной и Южной России (расположенных южнее Оки), а также представители западных Новгородской, Псковской и Бельской земель. Они в тот момент не признали «принципата» Романовых.

А Казань, Нижний Новгород, Ярославль и Тверь, по которым прошлось «народное ополчение», а точнее, западноевропейские наемники в 1611–1612 годах, на Соборе были представлены некими «начальниками» (!), то есть теми людьми, которых назначила сама новая власть. (См. «Государи дома Романовых», с. 13.)

Но как бы там ни было, когда нового государя нашли в Костроме и получили его согласие принять трон, – в Московском государстве началась новая эпоха государственного строительства.

Крупная фигура Филарета естественно отодвигала в тень облик его юного сына, царя Михаила. Филарет Никитич после возвращения из польского плена стал в сане святейшего патриарха вторым «великим государем»; отныне все грамоты писались от лица обоих великих государей, но имя Михаила стояло в них впереди имени патриарха. В отношениях отца и сына явственно осознание важности их высокого положения, о чем оба не забывали даже в личном общении.

До нас дошла довольно обширная их переписка. Патриарх Филарет письма к сыну начинает полным царским титулом, называет его «по плотскому рождению сыном, а о Святем Дусе возлюбленнейшим сыном своего смирения». Царь Михаил пишет «честнейшему и всесвятейшему отцу отцем и учителю, прежь убо по плоти благородному нашему родителю, ныне же превосходящему святителю, великому господину и государю, святейшему Филарету Никитичу, Божиею милостью патриарху московскому и всея Руси». Отношения царя Михаила к отцу-патриарху полны глубокой, можно сказать, робкой почтительности. А вот речь Филарета звучит властно, как речь человека, уверенного, что его советы и указания будут приняты с должным благоговением не только к сведению, но и к исполнению.

Немудрено, что мы мало знаем лично о царе Михаиле Федоровиче. Не только в государственной, но и в дворцовой, личной его жизни рядом с ним стояли лица, несравненно более энергичные, чем он, руководили его волей, по крайней мере, его поступками. Он и вырос и большую часть жизни своей прожил не только под обаянием властной натуры отца, но и под сильнейшим влиянием матери. А Ксения Ивановна была достойною по силе характера супругой своего мужа. Происходила она из не родовитой семьи костромских дворян Шестовых, но браком с Ф. Н. Романовым была введена в первые ряды московского общества, пережила с мужем царскую опалу, но ни ссылка, ни подневольное пострижение ее крепкой натуры не сломили. Она едва ли уступала супругу во властности и упорстве нрава.

Царь Михаил занял трон, имея достойных советчиков. И это было благом для него, ибо положение страны было крайне трудным. Смута и интервенция оставили страну совершенно разоренной. Писцовые книги тех времен пестрят записями пустошей, «что были раньше деревни». Москва лежала в развалинах. Объекты недвижимости были сожжены, а движимые ценности – частные, общественные, церковные и государственные – разграблены. Шайки поляков еще бродили по стране; их грабительские экспедиции прорывались даже на Урал, в поисках строгановских сокровищ, которые тоже были разграблены. В конце января 1613 года польские банды побывали в Сольвычегодске и ограбили там Благовещенский собор; список драгоценностей из этого собора занимает в перечне П. Савваитова 90 страниц!

В других местах Московской Руси было, конечно, никак не лучше. На западе – даже после избрания Михаила – хозяйничали поляки и шведы, с юга прорывались татарские орды, отряды воров и панов рыскали там и тут. Сельское хозяйство и торговый оборот, денежное обращение и правительственный аппарат находились в состоянии полного развала. Новое правительство не располагало ни административными кадрами, ни опытом.

Юрий Крижанич (1617–1683) писал о внешнеэкономическом положении страны:

«Хоть это славное государство столь широко и безмерно велико, однако оно со всех сторон закрыто для торговли. С севера нас опоясывает Студеное море и пустынные земли. С востока и с юга [нас] окружают отсталые народы, с коими никакой торговли быть не может. На западе – в Литве и в Белой Руси – не водится того, что нам нужно (разве что лишь медь есть у шведов). Азовскую и черноморскую торговлю, которая была бы для этой страны самой полезной, захватили и держат крымцы. Торговле в Астрахани препятствуют ногайцы.

Торговле с бухарцами в Сибири мешают калмыки. Так что остается у нас только три безопасных торжища: для торговли посуху – Новгород и Псков, а для морской торговли – Архангельская пристань, но и к ней путь неимоверно далек и труден».

И. Забелин в «Истории города Москвы» простодушно пишет, что неимущий Михаил Федорович после захвата власти носил не только шубы, но даже и сорочки из гардероба убиенного его «ополченцами» боярина Богдана Бельского, которого просто скинули с башни в Казани. Не токмо что верховный владыка; вся страна была разорена за годы Смуты, протекавшей не без участия родичей Михаила. Но теперь принято скорбеть о последних Романовых, убиенных в 1918-м, а не о Бельском и других жертвах прихода к власти первых Романовых.

Мы говорим об этом не потому, что одни «хорошие», а другие «плохие». Все хорошие. Просто надо серьезнее относиться к историографии. Ведь это и есть борьба структур; в данном случае победили Романовы, и Филарет, в конце концов, сумел стабилизировать политическую обстановку, что было для России благом. Но значит ли это, что история должна выпячивать на первый план только Романовых?

1615. – Русские оружейники разработали первую пушку с винтовой нарезкой ствола.

1615, июль. – Густаву II Адольфу не удается взять осажденный им Псков. Германский император Матвей предлагает посредничество в мирных переговорах, которые и начались в декабре, но при посредничестве Англии, а закончились в феврале 1617 года подписанием Столбовского мира, по которому России возвращены Новгород, Старая Русса, Порхов, Ладога, Гдов. Швеции передаются Ижорские земли Ям, Ивангород, Копотье и Корельский уезд.

Таковы были проблемы внешней политики государства в этот период. Но нужны же были средства для их решения! Насколько можно судить по источникам, до 1619 года, то есть до возвращения Филарета, у московского правительства было два главных интереса в отношении внутреннего устройства, две задачи: во-первых, собрать в казну как можно более средств и, во-вторых, устроить войско. По этим вопросам дважды заседал Собор, в 1615 и 1616 годах. Был решен «сбор пятой деньги», 20 % с годового дохода плательщика, и посошный сбор по 120 руб. с каждой сохи. Разница между этими повинностями состояла в том, что 20 % платилось со «двора», посошное же взималось с меры пахотной земли, с «сохи». Кроме того, своим чередом платились обычные подати. Так решался первый вопрос, хотя все равно правительству не хватало средств.

Для решения второй проблемы – устройства войска, правительство посылало не раз в разные местности бояр «разбирать» служилых людей, «верстать» (принимать в службу) детей дворян, годных к ней, и наделять их поместной землей.

И для первой, и для второй цели необходимо было знать положение частной земельной собственности в государстве, и чтобы это положение выяснить, посылались во все места писцы и дозорщики, дабы описать землю и провести ее податную оценку. Но до Филарета все намерения правительства исполнялись небрежно, с массой злоупотреблений со стороны и администрации, и населения: писцы и дозорщики одним мирволили, других теснили, брали взятки; да и население, стремясь избавиться от податей, часто скрывало имущество и этим достигало льготной для себя неправильной оценки.

1617. – Война с Польшей. Создана II редакция «Хронографа».

1618. – Английская экспедиция в Пермь для отыскания руды. Неудачный штурм Москвы поляками. Деулинское перемирие на четырнадцать с половиной лет, по которому Русью потеряны Смоленские, Черниговские и Новгород-Северские земли. Прошли первые переговоры России с Китаем (миссия И. Петлина).

1619. – Постановление о возвращении на прежние места беглых посадских людей. Образован Сыскной приказ. Основан город Енисейск. Отец царя – Федор Романов (митрополит Филарет) вернулся из польского плена, стал патриархом Московским и соправителем своего сына, что привело к понижению роли Земского собора. И все же в июне Собор постановляет замечательный приговор, преимущественно по финансовым делам. Собору были поставлены на вид указания, сделанные царю патриархом. Вот они:

1) с разоренной земли подати взимаются неравномерно, одни из разоренных земель облагаются податью по дозорным книгам; с других же, не менее разоренных, берется подать по писцовым книгам;

2) при переписи земель допускаются постоянные злоупотребления дозорщиков и писцов;

3) бывают постоянные злоупотребления и со стороны тяглых людей, которые массами или «закладывались» за кого-нибудь, или просто убегали из своей общины, предоставляя ей, в силу круговой поруки, платить за выбывших членов;

4) кроме этих податных злоупотреблений многие просят от «сильных людей их оборонить», ибо сильные люди (администрация, влиятельное боярство и т. д.) «чинят им насильства и обиды».

Собор постановил снова произвести перепись в местностях не разоренных; писцов и дозорщиков выбрать из надежных людей и привести их к присяге, взяв обещание писать без взяток и работать «вправду». Также решено было тяглых людей, выбежавших и «заложившихся» за бояр и монастыри, сыскать и вернуть назад в общины, а на тех, кто их держал, наложить штрафы. Постановили составить роспись государственных расходов и доходов: сколько числится тех и других, сколько убыло доходов от разорения, сколько поступает денег, куда их расходовали, сколько их осталось и куда они предназначаются. Относительно жалоб на сильных людей состоялся царский указ, соборный приговор: поручить сыскивать про обиды «сильных людей» в особом сыскном приказе. Ну и, наконец, решили обновить состав Земского собора, заменив выборных людей новыми.

Все последующие внутренние распоряжения правительства Михаила Федоровича (а кажется – и всех последующих русских правительств аж до наших дней) клонились именно к тому, чтобы улучшить администрацию и поднять платежные и служебные силы страны.

Характерно, что все временщики времен Смуты давали на себя «запись», то есть обязательство ограничения своей власти Земским собором. Так поступили и Романовы, обещая, по сути, сохранить федеративное устройство страны, местничество, служилые привилегии военных и веротерпимость при «третейском» патронаже церкви. Интересно, что именно так было и при царе Борисе! А еще интереснее, что эта идея также абсолютно аналогична осуществленной потомками Генри Тюдора (Генрих VII) идее Британской империи и неосуществленной идее создания Папской империи в Западной Европе.

Но поскольку избрание Михаила Романова было осуществлено не всеми землями нашей «федерации», постольку его Московия оказалась поначалу достаточно куцым образованием, ограниченным в южной части нынешним Золотым Кольцом России, на западе – Тверью, на юго-западе – Вязьмой и Можайском, на юго-востоке – Коломной, на востоке – Нижним Новгородом. Поэтому нас не удивляет, что в титуле «царь Московский и Всея Руси» этого периода совершенно не раскрыто понятие «Всея Руси». Получив власть в Москве, Романовы еще 150 лет потратили на распространение ее на территорию «Всея», то есть на «Великия, Малыя, Белыя и Червонныя Руси», а также Крыма, Кавказа, Урала, Средней Азии, Сибири и части Северной Америки.

От своего воцарения и почти до конца XVII века Московия Романовых воевала с Польшей за Белую Русь = Литву; не исключено, что в историографии часть этой войны отнесена к XVI веку, как война Иоанна Грозного с «Литвой». В борьбе с Польшей-Литвой во второй половине XVII века активно использовался мотив борьбы за православие против униатов. И Москва, и Варшава безуспешно пытались либо единолично покорить Белую Русь («Древнюю Русь»), либо разделить ее между собой. В результате этой войны за бывшие ордынские (= византийские) области, к 1676 году тульские и рязанско-воронежские земли остались за православной Москвой, а земли к западу от Воронежа (Слободская Окраина = Великороссия) – за православной же Белой Русью. Естественно, что при этом мотив борьбы «православных» с «униатами» выдохся.

Поясним ситуацию с принадлежностью ордынских земель, в их связи с династическим вопросом.

С какого-то момента – дату назвать невозможно – властные слои всей Евразии признавали старшинство византийского владыки. Это не было империей в сегодняшнем понимании слова; ни «византийским», ни «императором» никто человека, держащего власть в Царьграде, не называл. Можно сказать так: существовала структура владык, территориально зачастую весьма отдаленных друг от друга и связанных в основном матримониальными отношениями, то есть узами родства и свойства. Старший («византийский император») выполнял не более, как судебные функции, то есть рассуживал династические споры, не вмешиваясь в территориальные.

Но одновременно, и значительно быстрее, эволюционировала религиозная структура, причем не столько как система верований, сколько как церковная организация. Глава церкви осуществлял помазание на власть нового светского владыки, после смерти предыдущего; так (но не только так) церковная структура влияла на властную. Одновременно же развивались и другие, среди которых надо прежде всего назвать торговую и армейскую структуры. Первая обеспечивала перераспределение денег и вообще материальных ресурсов, вторая давала силовую поддержку всем: власти, церкви и торговле. Эти четыре основные структуры имели общий ресурс, а именно людей и деньги, но различные интересы в отношении друг друга. Разумеется, такая система в принципе не может быть равновесной.

Согласно традиционной истории, в 1054 году единая христианская церковь распалась на две: восточную, с прежним центром в Царьграде, и западную. Но согласно той же истории, к этому времени существовал уже и третий религиозный центр, агарянский, будущий Ислам. Естественно, появились и три светских центра власти, которые между тем состояли из тех же, связанных родственными узами, людей. Это были императоры Римской (Ромейской, Византийской) империи на Востоке, Священной Римской империи в Западной Европе и халиф Багдадский. Отсветы этих событий Средних веков (включая церковные расколы) тянутся в прошлое от «Оттона I» и «Карла Великого», деливших мир с Византией, и до мифического «Древнего Рима», делившего тот же самый мир с еще более древней «Древней Грецией».

В 1096 году начались войны, названные впоследствии «Крестовыми». На протяжении всего XII века войска, посланные европейскими монархами по приглашению византийского императора, отвоевывали для него земли, отпавшие под власть агарян (ранних мусульман). Очевидно, что он оставался для европейской знати высшим авторитетом. Но сто лет – срок большой. Происходило активное перемешивание интересов различных общественных структур; военное усиление самой Европы; рождение наследников и замена властвующих лиц. Наконец, в Европе созрела идея, что «Рим» теперь не на Босфоре, а у них. В 1204 году крестоносцы штурмом взяли Царьград, а высшее властное лицо планеты, император, бежал в Никею и, насколько теперь можно судить, призвал к своей поддержке представителей «третьей силы», а именно агарянских владык Востока.

И уже вскоре появилась подозрительно веротерпимая «Орда». Дальше традиционная история рассказывает о чем угодно: о безродном конокраде Чингисе (кстати, почему-то многие великие родоначальники начинали с конюхов-конюших: пророк Мухаммед, польский Пяст, Годунов, Романов-Кобыла и пр.), которого самые знатные непонятно почему признают владыкой мира; о могущественном Тимуре, которого по непонятной причине европейцы зовут не больше, чем князем (беком); об Александре Невском, коий, побив шведского «ярла Биргера», спешит с покаяниями к хану скотоводов… Одного только нет в истории: какие действия предпринимали во всю эту эпоху византийские императоры, чтобы подтвердить свое место и свою честь.

В первой половине ХХ века Н. А. Морозов высказал идею, что Ордой на Руси называли крестоносный орден. В последней четверти того же века А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский изложили версию, что Ордой изначально была сама Русь. И лишь в 2001 году вышла книга «Другая история искусства» А. М. Жабинского, в которой показано, что это византийский император, собирая силы для отпора крестоносцам, создал Орду и сам возглавил ее. Орда – это союз земель, оставшихся верными императорам Византии или включенных в этот союз насильно. Нет сомнений, что императоры имели родичей среди мусульманских правителей этих земель. Также понятно, что им требовались средства для ведения войны, почему и были обложены налогом территории, входящие в Орду.

В августе 1261 года император вернул себе Царьград, но многие его владения, в том числе Греция и Балканы, оставались за латинянами Европы. И Орда продолжала свое существование до захвата власти в Царьграде турками в 1453 году, и даже позже, пока турки не выгнали латинян с этих земель! И все эти столетия Русь входила в ее состав.

В 1472 году Великий князь Московский Иоанн III взял в жены Софью, племянницу последнего византийского императора Константина Х Палеолога. Вскоре монах Филофей обосновал тезис о Москве, как Третьем Риме. Внук Иоанна и Софьи, Иоанн IV, человек в вопросах родословий и места очень щепетильный, заявлял, что род свой ведет от римского императора Августа. Сторонники традиционной истории могут хихикать над его заявлением, сколько угодно, но это как раз может быть правдой. Во-первых, в роду рюриковичей были прямые родственники императоров Византии (Ромеи, Рима), например, Владимир II Всеволодович Мономах (1053–1125), внук Константина IX Мономаха. Во-вторых, и без этого, если от Константина Х не оставалось прямых потомков, то внук его племянницы Иоанн IV – по праву наследник византийских (римских) императоров и повелитель Орды. Судя по результатам, он сумел убедить в этом многих князей земных.

Романовым было труднее обосновать свой род, как продолжающий династию Иоанна IV, со всеми исходящими из этого последствиями, вроде права владения землями Орды. Но все же родная тетка Филарета (и бабка Михаила) Анастасия Романовна была женою Грозного, матерью царя Федора Иоанновича. Хотя прямых родственников не осталось, Филарет был двоюродным братом последнего царя-Рюриковича. Кого и как он убеждал в своей правоте, сказать трудно, – европейских монархов он так и не убедил, – но на титульном листе сохранившейся книги «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» (1647) приведен полный титул его внука, Алексея Михайловича. Между словами «Царь Сибирский» и «Государь Псковский» стоит: «… и великий обладатель злоче… (окончание слова трудно разобрать) поганских властей Золотые Орды». Мы видим здесь подтверждение перехода к Москве власти над прежними ордынскими территориями, подтверждение за Москвой прав Орды = Византии.

Полностью же присоединить к России принадлежащие ей, как наследнице Орды, земли удалось только во второй половине XVIII века, причем даже и не Романовой по происхождению, а бывшей ангальт-цербстской принцессе «Фике», императрице Екатерине II.

Слово царь происходит от латинского caesar; этим словом титуловались римские (византийские) императоры. На Руси царями было принято величать и ордынских (татарских, как обычно говорят) ханов, и турецких султанов. Завоевание Москвой в 1550-х Астраханского и Казанского царств стало одним из аргументов, которые приводили наши дипломаты за границей в обоснование нового титула Иоанна Грозного, венчанного на царство в 1547 году. Однако утвержден он был царем только в 1561 году грамотой цареградского патриарха.

Определение же «самодержец» в формуле «царь и самодержец» первоначально означало независимость от назначения более высокой («ордынской») властью и то, что государь никому не платит дани, а отнюдь не безграничную личную и тем более не абсолютную власть. А термин «самодержавие» в более позднем значении – изобретение Филарета Романова, он введен в 1625 году.

Формула «царь православный» была впервые обнародована в 1654 году, как политический лозунг применительно к Алексею Михайловичу в связи с присоединением Украины. Но в Европе даже и Алексея Михайловича никто «царем» не величал; его называли как максимум «Великим князем Московским», а иногда и просто «князем», из-за чего возникали постоянные конфликты Московии с западными соседями (см. «Государи дома Романовых»).

Немало путаницы со словом «император». Надо вникать, как понимали это слово в каждый из моментов истории, да еще и в разных странах. Современные представления неприменимы при рассмотрении прошлого. Жак Маржерет в своих записках «Состояние Российской империи и Великого княжества Московии» (само название достаточно красноречиво) пишет, что Иоанн Васильевич (Грозный) «первым получил титул императора от римского императора Максимилиана после покорения Казани, Астрахани и Сибири».

А затем рассказывает и о титуле царь, как его понимали сразу после Иоанна Грозного:

«Они называют римского императора Tsisar, что они образовали от «кесарь», и всех королей Kroll, подобно полякам. Они называют персидского короля Kisel Bascha, а турецкого султана Veliqui Ospodar-tursk, т. е. «великий повелитель Турции», подобно тому, как его называют турецким султаном. И они говорят, что слово ЦАРЬ взято из священного писания […], а эти слова Tsisar и Kroll – всего лишь человеческое измышление, и это имя некто стяжал себе славными воинскими деяниями. Поэтому после того, как русский царь Федор Иванович снял начатую им осаду Нарвы и уполномоченные и послы обеих сторон собрались для заключения мира между Россией и Швецией, они более двух дней спорили о титуле: Федор хотел иметь титул императора, а шведы не хотели признавать его за ним. Русские говорили, что слово «царь» величественнее, чем «император»; и когда был заключен договор, что его всегда будут называть царем и великим князем московским, то каждая из сторон считала, что обманула другую этим словом «царь». Так же величает его письменно польский король. Римский император титулует его императором, как делала покойная королева Елизавета и как поступает король Великобритании. Король датский, великий герцог тосканский, король персидский и все азиатские короли именуют его всеми титулами, которые он принимает. Что касается турецкого султана, то я не знаю, как он его титулует, поскольку при мне между ними не было ни переписки, ни послов». Речь, напомним, шла о царе Федоре Иоанновиче.

1620. – Учреждение Сибирской епархии с кафедрой в Тобольске. Образование Аптекарского приказа. Отправлено посольство в Бухару.

1621. – Посольство царей Имеретии и Грузии к царю Михаилу Федоровичу. При дворе появляются первые газеты с переводом иностранных новостей.

1623. – В Туринске основан первый «железный завод». Датский флот появился в районе Кильдина. В Москву приехало французское посольство, которое ведет переговоры о союзе против Польши и Габсбургов.

1624, сентябрь. – Михаил Романов женился на княжне Марии Долгорукой, которая умрет через несколько месяцев.

1625. – Михаил Романов женился на неродовитой дворянке Евдокии Стешневой, будущей матери царевича Алексея.

1625. – Запорожские казаки усмирены польскими войсками.

1626. – Все «церковные люди» подчинены суду патриарха.

1626. – Густав III Адольф ведет переговоры с Россией о заключении союза против Польши.

1626. – Началась военная реформа, в соответствии с которой нанято 5000 иноземных пехотинцев и военных специалистов (инструкторы, литейщики и прочие).

1626. – Пожар в Москве.

1627. – Государственная реформа: власть наместников ограничивается, усиливаются права земских властей. Появляется «Книга большому чертежу», указатель к древнейшей карте Московского государства. Разрядный приказ принимает решение об изготовлении карт Российского государства.

Не имея сил прекратить общий произвол на местах, правительство карало отдельных лиц, в то же время облегчая возможности челобитья на администрацию. Для этих целей еще в 1619 году был учрежден Сыскной приказ, а в 1621 году послана всей земле грамота, которой было запрещено общинам давать воеводам взятки, на них работать и вообще исполнять их незаконные требования, с обещаниями за неисполнение наказанием земским людям. Но такое оригинальное обращение к земле положения не спасло: воеводы продолжали злоупотреблять властью, и земские люди говорят на Соборе 1642 года, стало быть, спустя лет двадцать после указанных мер: «В городах всякие люди обнищали и оскудели до конца от твоих государевых воевод».

И вот, в 1627 году правительство пришло к мысли восстановить повсеместно губных старост, предписывая выбирать их «из лучших дворян», то есть из наиболее состоятельных. Кое-где не стало воевод, – там губной староста сосредоточивал в своих руках не только уголовные дела, а все областное управление, становился и земским судьей. Но иногда было наоборот: города оставались недовольны губными старостами и просили назначить им воевод; так, город Дмитров просил в 1639 году губного старосту, а в 1644-м уж хлопочет о назначении ему воеводы. Очевидно, что в уездах было очень мало людей, годных для дела, ибо все такие люди правительством «выволочены на службу». Некоторые общины, однако, сохранили и в то время полное самоуправление: это было большей частью в так называемых черных землях, преимущественно на севере.

В это время правительство стремилось дать первенствующее значение служилому классу, но мало-помалу были осознаны неудобства и несостоятельности дворянских ополчений, ввиду чего и заводится иноземный ратный строй, солдатские и рейтарские полки. В войске Шеина в 1632 году под Смоленском было уже 15 000 регулярного войска, устроенного по иноземному образцу.

Что касается до центрального управления при Михаиле Федоровиче, то оно восстановлялось в Москве по старым образцам, завещанным XVI веком в форме старых приказов, а если появлялись новые, то опять-таки по старым образцам, специализируя одну какую-нибудь отрасль владения какого-нибудь старого приказа. В центре всего управления стояла и всем руководила государева Боярская дума.

1628. – Образование приказа Большой Москвы и Каменного. Судебная реформа ограничивает наказание палками за неуплату долга.

1630. – По указанию Филарета составлен «Новый летописец».

В 1631 году, ожидая войны с Польшей, Московия наняла 5000 датчан, шведов, голландцев и англичан. К католикам в Москве относились с подозрением, потому послам был дан наказ «францужан и иных, которые римской веры, никак не нанимать» (С. Э. Цветков. Карл XII. С. 88). В том же году состоялся поход мангазейских казаков в Якутию, обложение якутов ясаком, а в следующем году – закладка Якутского острога.

1632, декабрь. – После смерти Сигизмунда III царь Михаил начал войну с Польшей (1632–1634). Воевода Шеин осадил Смоленск. Капитуляция Шеина.

1633. – При Чудовом монастыре в Кремле основано греко-латинское училище. Смерть Великого государя и патриарха Филарета, вследствие чего Михаил Федорович возвратил Земскому собранию его полномочия и в дальнейшем стал созывать его по каждому серьезному поводу. Со смертью Филарета (1633) с Польшей заключили Поляновский мир (1634), по которому граница прошла с северо-запада на юго-восток по линии Псков – Вязьма – Можайск – Коломна, и далее вниз по Оке до Нижнего. Смоленск перешел к Польше.

Как уже отмечено, кроме Англии и Нидерландов, сыгравших немалую роль в московских событиях, а также Персии, заинтересованной в том, чтобы через кабардинцев склонить Москву против турок, избрание Михаила Романова на царство другие государства либо вообще не признали (Речь Посполита, Крымское ханство и Османская империя), либо проигнорировали (Франция, Венеция, Дания). Его воспринимали не больше, чем князем Московии, но не считали царем.

Византийской империи в это время уже не было, но католические монархи продолжали избирать из своего состава номинального «Византийского императора». Реальный же император Священной Римской империи, бывшей западной части империи Византийской, получал формальное признание от турецкого султана. Габсбургская Вена, в тот период столица Священной Римской империи, получила подтверждение своих прав от султана в 1606 году и была заинтересована в Московии исключительно как в неком потенциальном союзнике против турок, на случай, если султан передумает.

При этом и в Вене, и в Москве, и в Османской империи нанимали на военную службу казаков. Казаки, подчинявшиеся приказам из Москвы, назывались «царским войском», то есть были «хорошими казаками»; не подчинявшиеся же назывались «разбойниками». (Немного позже мы подробнее рассмотрим этот вопрос.) Аналогичное двойственное отношение к казакам было и в Вене, и в Стамбуле (см., например, «Вести-Куранты», 1600–1631).

1633. – Немец Адам Олеарий приехал в Россию, чтобы затем (1635–1639) пересечь страну по дороге в Иран. Оставил после себя записи о путешествии. В 1634 году выполнял посольскую миссию и получил в Москве разрешение на торговлю с Персией на три года.

1634, май-июнь. – Между Россией и Польшей начались переговоры о мире в д. Семлево (на основе территориального status quo). Подтверждены границы, установленные Деулинским перемирием. Владислав, наконец, отказывается от претензий на российский престол.

1634. – Первый стекольный завод под Москвой. Учреждение приказа «ратных и даточных людей».

1635. – Начало разработки медных руд на реке Каме.

1636. – Восстание калмыков. Основан Тамбов. Подьячий Савва Есипов составляет «Сибирскую летопись».

1637. – Первое русское посольство в Китай (первые переговоры состоялись в 1618 году). Донские казаки взяли Азов. Учрежден Сибирский приказ.

1638. – Учреждено воеводство в Якутске.

1639. – Кахетинский царь Теймураз I дал присягу на верность русскому царю. Основаны Чугуев (нынешняя Харьковская область) и Ялуторовск.

1642. – Указ о запрещении служилым людям поступать в холопство и солдатскую службу.

В Москве заботились о поднятии после Смуты общего благосостояния «земли»; оно было необходимо правительству для хорошего устройства службы и тягот. Отметим, что благосостояние народа смешивалось тогда с благоустройством государственных повинностей, и это приводит нас к вопросу об устройстве сословий при Михаиле Федоровиче, так как государственные повинности в Московском государстве носили сословный характер. Государство прежде прочего интересовало служилое сословие.

Заботы правительства о нем были двоякого рода: 1) заботы об обеспечении служилых людей землями, это был вопрос поместный, и 2) заботы об отношении служилых людей к крестьянству, – это вопрос крестьянский. Главным средством содержания военного дворянского класса была земля, а на земле – крестьянский труд. Смута много здесь напортила: масса дворян была согнана с поместий, масса поместных земель пустовала, и вместе с тем множество дворцовых и черных земель перешло в поместья. Наряду с беспоместными дворянами были такие, которым поместья попали незаконно или неизвестно как. (Мы здесь, признаться, видим полную аналогию с современным положением собственников и собственности в России, но не будем отвлекаться.)

Ни наличного числа дворян, годных к службе, ни степени обеспеченности их правительство в первые годы не знало. В горячее время первых войн оно старалось кое-как наладить дела, отбирало незаконно захваченные казенные земли, разбирало и «испомещало» служилых людей. Не прибегая к строгой поверке прав на землю того или другого помещика (иначе говоря, не занимаясь деприватизацией), правительство давало разоренным денежное жалованье, а для увеличения служилого класса верстало в службу тех казаков, «которые от воровства отстали». На практике это выражалось в издании частных указов о поместных делах, пока, наконец, в 1636 году не был составлен целый свод из этих указов – «Поместное уложение».

Но эта лихорадочная деятельность не могла сразу привести к полному благоустройству, и для служилых очень долго тянулись тяжелые времена. В 1633 году московские дворяне (высший разряд дворянства!) били челом, что на войну идти не могут: у одних нет земель, а у других и есть, да пусты, – крестьян нет, а если и есть, то три, четыре, пять или шесть душ всего, а это для службы слишком мало. Правительство велело разобрать их челобитья, причем признало, что служить помещик может только с пятнадцати крестьян. (Сами дворяне на Соборе 1642 года определяли потребное количество крестьян не в пятнадцать, а в пятьдесят.)

Если положение лучшего дворянства было таково, то еще тяжелее было положение низших его слоев. Из челобитья, которое в 1641 году дворяне разных городов, бывшие на Москве, подали об улучшении их быта, следует, что много дворян «не хотят… государевы службы служити и бедности терпети и – идут в холопство». Еще за девяносто лет до этого Судебник 1550 года запретил находящимся на службе, «верстаным» дворянам идти в холопы, а теперь, в 1642 году, в ответ на это челобитье правительство запретило холопствовать всем дворянам вообще. Переход дворян в холопы, предпочтение зависимого холопьего состояния свободному состоянию землевладельца, конечно, резкий признак тяжелого экономического положения страны.

1643. – Экспедиция Василия Пояркова на Амур по заданию Якутского воеводы Петра Головина. Дошли до места закладки будущего Охотска (в 1649).

1644. – Усмирение бурятов.

1645. – Торговые льготы азиатским купцам в Сибири.

1645. – Смерть Михаила Романова.

Заняв в 1613 году трон, Романовы вместе с ним получили полностью разоренную страну, несуществующую государственность и народ, «вкусивший» двойной, если не тройной гнет. А что же иное могло быть с народом в условиях безвластия-многовластия и оккупации западных и северо-западных земель Московского царства иностранными войсками, участившимися набегами крымских татар и т. д., и т. п. С народа драли три шкуры и свои помещики, и забеглые «представители центра», и оккупанты, да и просто шастающие по дорогам бандиты, крымчаки и казаки. Все кушать хотят, а производитель только один – русский крестьянин.

От 1646 года осталось замечательное челобитье; оно дает понять, что означали тогда незаконный переход и перевод крестьян и кабальных людей. Оказывается, под так называемым прикреплением крестьян в конце предыдущего, XVI века, нельзя понимать общей государственной меры, закрепившей целое сословие. Нет, было только ограничение перехода некоторой части крестьянства и ограничение территории для перехода (указы Бориса Годунова). А в XVII веке, оказывается, крестьяне в массе своей могут свободно переходить от одного землевладельца к другому, заключая с ними соглашения, – но одновременно были такие крестьяне, которые переходить по закону уже не могли. Они бежали и вывозились беззаконно.

Историки затрудняются объяснить, что за разница была между двумя этими разрядами крестьян, на чем одни из них основывали свое право свободного выхода и на каком основании другие были лишены этого права. Вероятнее всего, в основе такого деления лежали экономические обстоятельства, денежные отношения крестьян с землевладельцами. Беглым становится тот, кто должен был уйти с расчетом, а ушел без него; таких искали и возвращали к старым землевладельцам в XVI веке без срока, потом – в течение 5 лет после побега (по указу 1597 года). Дворяне желали увеличения этого срока, и Михаил Федорович в 1615 и 1637 годах изменил эту давность на десятилетнюю, а позже, по дворянскому челобитью от 1641 года, оставив десятилетний срок для беглых крестьян, установил пятнадцатилетний для вывезенных насильно другим землевладельцем. Это увеличение сроков шло в пользу помещиков для лучшего их обеспечения. Здесь интересы крестьян принесены в жертву интересам служилого сословия.

Затем, если раньше крестьянин переходил к другому владельцу вместе с землей, то есть личной продажи не было, то в XVII веке уже встречаются уступка и продажа крестьян без земель. Это делалось, например, так: если крестьянин одного помещика был убит крестьянином другого, то второй владелец вознаграждал потерпевшего одним из своих крестьян. А бывали и прямые уступки крестьян по гласным сделкам между землевладельцами. Однако и теперь не все крестьяне были прикреплены к земле: те, которые не были вписаны в писцовые книги, а жили при своих родных, могли переходить с одной земли на другую и заключать «порядные». Правда, теперь, переходя, крестьяне вынуждены были заключать свои новые договоры на вечные времена, а не на сроки. Вот то средство, которым помещики и остальную часть крестьянства со временем закрепили за собой.

Скажем два слова и о посадских людях. В первой половине XVII века между крестьянином и посадским почти не было различий по праву: посадский мог перейти в уезд на пашню, а крестьянин сесть в посаде и торговать или промышлять. Разница была только в том, что крестьянин платил подать «с земли», а посадский – «с двора». Но если руководствоваться только этим признаком, то вообще нельзя обнаружить особый класс посадских людей, ибо их малочисленность была просто поразительна. Во многих городах их совсем не было: в Алексине, например, около 1650 года «был посадский человек», пишет воевода, «и тот умер». На Крапивне, пишет другой воевода, «посадских людей только три человека и те худы» (бедны). В самой Москве число посадских после Смуты уменьшилось втрое. Все это указывает на слабое развитие промышленности и торговли в Московском государстве в XVII веке.

Среди причин слабого развития торговли и промышленности можно отметить отсутствие частных капиталов (инвестиций), всеобщее разорение, тяжелое налогообложение, сборы пятой и десятой деньги, жадность чиновников и насилия администрации; затем сюда надо присоединить монополии казны и откупа. Не последним фактом, мешавшим поднятию русской торговли, была конкуренция иностранцев: англичан, которые в самом начале царствования Михаила Федоровича получили право беспошлинной торговли внутри государства, и голландцев, которым с 1614 года дозволено было также торговать внутри страны, хоть и с половинной пошлиной. Не случайно с 1613 и до 1649 год мы видим ряд челобитий русских торговых людей об отнятии торговых льгот у иностранцев; жалуясь на плохое состояние своих дел, они во всем винят иностранную конкуренцию.

Очевидное отставание от соседей в военной сфере побудило правительство к существенной реорганизации в армии: дворянское ополчение и полурегулярные стрелецкие полки уже к 1630-м годам стали дополняться полками иноземного строя (солдатскими, рейтарскими и драгунскими), которыми командовали не родовитые самоучки, а кадровые офицеры-иностранцы. Эти профессионалы присягали лично царю и в силу этого никак не были связаны с интересами феодальной верхушки Московского государства. Число профессиональных полков быстро росло, и их личный состав через несколько десятилетий насчитывал уже десятки тысяч человек!

Правда, особых успехов ни русская дипломатия, ни армия при царе Михаиле не достигла (за исключением некоторой пограничной стабилизации и возвращения Новгорода), и сохраняющиеся территориальные проблемы с Польшей и Швецией предстояло решать уже следующему Романову – царю Алексею Михайловичу.

Шестнадцатилетний Алексей Михайлович начал царствовать под присмотром своего воспитателя Бориса Морозова.

Алексей Тишайший (1645–1676) всегда был одним из самых любимых персонажей российских историков, которые опирались в своей симпатии к нему на мнения современников. Достоинства царя с некоторым восторгом описывали лица, вовсе от него не зависимые, – именно далекие от царя и Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович – «такой государь, какого желали бы иметь все христианские народы, но не многие имеют» (Рейтенфельс). Другой поставил царя «наряду с добрейшими и мудрейшими государями» (Коллинз). Третий отозвался, что «царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями»; «он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько любят его, сколько и благоговеют перед ним» (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей в «рабском обществе» царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь (Майерберг). (См. А. Е. Пресняков. Российские самодержцы. М.: 1990, с. 56–57.)

Столь позитивные отзывы именно иностранцев, вероятно, в значительной мере были связаны с тем, что правление Алексея Михайловича характеризовалось «все усиливающимся стремлением верховной власти к поиску путей для дальнейшего обновления Московского государства», – как пишут об этом историки. Короче, власть, как всегда, обещала реформы.

1646, март. – Русское посольство в Польшу: царь предлагает Владиславу IV объединить днепровских и донских казаков и при поддержке русских и польских войск взять Крым.

1646. – Боярская дума удаляется от дел, заменяется Ближней думой, узким кругом ближайших к царю советников. Указ о составлении Переписных книг. Введена соляная пошлина. Упраздняются торговые привилегии английских купцов, данные еще Иваном Грозным.

В 1646 году царь Алексей Михайлович учредил также особый приказ Тайных дел, для надзора за управлением и для исполнения «всяких царских и тайных дел». Этот приказ в составе одних лишь дьяков и подъячих был учрежден для того, чтобы «царская мысль и дела исполнялися все по его хотению, а бояре и думные люди о том ни о чем не ведали».

1647. – Устав «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» (по образцу Устава Карла V). Сношения с Грузией, ее просьба о заступничестве от Персии. Основан Ангарский острог.

1647, июнь. – Русско-польский военный союз против турок: поляки ведут войну в Турции, русские в Крыму.

Полагают, что при Алексее Михайловиче активизировался процесс заимствования некоторых европейских обычаев и достижений культуры, отдельных новаций в сфере военной и хозяйственной жизни. Вот как этот процесс новаций описывал В. Ключевский:

«Царь Алексей… чтобы не выбирать между стариной и новшествами… не разрывал с первой и не отворачивался от последних. Привычки, родственные и другие отношения привязывали его к стародумам; нужды государства, отзывчивость на все хорошее, личное сочувствие тянули его на сторону умных и энергичных людей, которые во имя народного блага (во как! – Авт.) хотели вести дела не по-старому. Царь и не мешал этим новаторам, даже поддерживал их, но только до первого раздумья, до первого энергичного возражения со стороны стародумов. Увлекаемый новыми веяниями, царь во многом отступил от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» (в придворный театр. – Авт.) с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям учителя, западнорусского ученого монаха (Симеона Полоцкого. – Авт.), который повел преподавание дальше Часослова, Псалтыря и Октоиха, учил царевичей латинскому и польскому. Но царь Алексей не мог стать во главе нового движения и дать ему определенное направление, отыскать нужных для этого людей, указать им пути и приемы действия. Он был не прочь срывать цветки иноземной культуры, но не хотел марать рук в черной работе ее посева на русской почве…» (См. В. О. Ключевский. Сочинения в 9-ти т. Т. 3, с. 309.)

Очевидное противоречие в этой цитате относительно людей, которые могли бы способствовать осовремениванию страны: то ли они были, то ли их следовало «отыскивать», – возникло из-за пропетровских симпатий В. Ключевского. Историк считал инициатором европеизации России исключительно Петра, а нам это дает лишнее доказательство того, что историографию можно развернуть в любую сторону, ведь на этой же цитате можно показать прогрессивность Алексея! Ведь в самом деле, он не только пьянствовал и в немецкой карете ездил, – при его дворе была целая плеяда выдающихся деятелей!

Участие в управлении страной как знатных, так и совсем незнатных людей вроде А. Л. Ордин-Нащекина, Ф. М. Ртищева, А. С. Матвеева и других позволило решить многие внутренние и внешнеполитические проблемы, создать обширный план государственных преобразований. Планы были громадные: усовершенствование системы центральных и местных органов управления, системы налогообложения, развития промышленности и торговли. Предусматривалось и приобщение к европейской культуре, и широкое использование опыта и знаний иностранных специалистов.

А ведь и строительство российского флота было начато отнюдь не при Петре, а еще при его отце, Алексее Михайловиче, – и не на закрытом озере для потехи, а на Волге для военно-торговых целей. Первый многопушечный корабль «Орел» строили голландские мастера, и он даже был спущен на воду, но его постигла трагическая судьба – его сожгли, но не иноземные враги, а русские же люди, разинцы, у места постройки. (Позже, при дочери царя Алексея, правительнице Софье, строительство современных фрегатов было возобновлено.)

Однако социально-политическая сфера изменений не претерпевала.

1648, январь. – Созван Земский собор для утверждения Соборного Уложения (утверждено уже в следующем году). Май. – Поляки разбиты на Днепре запорожскими казаками Богдана Хмельницкого. Сентябрь. – Поляки повторно разбиты казаками под Пилявцами.

1649. – По просьбе царя созван церковный собор, который отверг изменения религиозного обряда. Е. Хабаров составил карту-чертеж Приамурских земель. Учрежден Монастырский приказ.

Соборное Уложение Алексея Михайловича от 1649 года подписали патриарх, другие представители высшего духовенства, бояре и 277 выборных земских людей. Весной того же года его текст издали отдельной книгой и разослали по городам воеводам, а также во все московские приказы. Уложение состояло из 25 глав и 967 статей, формулировавших государственное право, судоустройство и судопроизводство, вещное и уголовное право, ряд других норм. И этот документ, который закрепил (конституировал) социально-политические отношения в стране, действовал затем вплоть до 30-х годов XIX века, пока его не сменил Свод законов Российской империи.

Приведем, для примера, параграф из главы XVI Уложения «О поместных землях»:

«69. А которые дворяне и дети боярские, не хотя государевы службы служити, будучи на государево службе, поместья свои отдадут кому под заклад воровски (в нарушение закона. – Авт.), и вотчины свои продадут, а з государевы службы збегут, а воеводы на них учнут писати к государю, и таких беглецов сыскивая, за побег учинити наказание, бив кнутом без пощады, отсылати в полки с приставы (под стражей. – Авт.). А у тех людей, кому они те свои поместья, будучи на государево службе в полкех, под заклад отдадут и вотчины продадут, те их поместья и вотчины отнять и отдать им продавцом безъденежно».

Следует отметить такую черту царя Алексея: он очень любил писать, и в этом отношении был редким явлением для своего времени. С необыкновенной охотой он брался за перо сам или диктовал свои мысли дьякам. Его личные литературные попытки не ограничивались составлением пространных, литературно написанных писем и посланий. Он пробовал сочинять даже вирши (несколько строк, «которые могли казаться автору стихами», по выражению В. О. Ключевского). Он составил «уложение сокольничья пути», то есть подробный наказ своим сокольникам. Он начинал писать записки о польской войне. Он писал деловые бумаги, имел привычку своеручно поправлять текст и делать прибавки в официальных грамотах, причем не всегда попадал в тон приказного изложения.

Значительная часть литературных попыток царя дошла до нас, и притом дошло по большей части то, что писал он во времена своей молодости, когда был свежее и откровеннее и когда жил полнее. Царь Алексей высказывался очень легко, говорил почти всегда без обычной в те времена риторики, любил, что называется, пофилософствовать. Но реалии времени заставляли отвлечься от философии к политике.

На рубеже 1647–1648 годов гетманом Запорожской Сечи был избран Богдан (Зиновий) Хмельницкий, который поднял на левобережной Украине восстание против польского господства и вторгся во главе казачьего войска на территорию западной Украины. Военные успехи позволили ему принять участие в борьбе за выбор кандидатуры нового польского короля (май 1648 года), но затем он обратился к русскому царю (8 июня 1648 года и в начале 1649 года) с предложением о принятии контролируемых им территорий в состав Московского государства. С 1649 года Москва стала оказывать мятежному гетману всестороннюю поддержку, накапливая силы в преддверии неизбежного военного столкновения с Польшей, во внутренние дела которой она вмешалась самим фактом помощи Хмельницкому.

Когда речь заходит о запорожском казаке, перед взором русского человека сам собою встает яркий образ Тараса Бульбы и требуется глубокое погружение в документы, в исторические источники, чтобы освободиться от волшебства гоголевской романтики. Облик казака в поэзии мало схож с его реальным историческим обликом. Он выступает в литературе в ореоле беззаветной отваги, воинского искусства, рыцарской чести, высоких моральных качеств. Он борец за православие и за национальные южнорусские интересы.

Однако так ли это? Оказывается, точного представления, что это за социальная категория – казачество (в частности, и запорожское), – нет. С давних пор сосуществуют два прямо противоположных взгляда. Одни усматривают в казачестве явление дворянско-аристократическое, «лыцарское». Другие полагают, что в нем воплощены чаяния плебейских масс и идеи народовластия, с его всеобщим равенством, выборностью должностей и абсолютной свободой.

Обе эти версии не казачьи и даже не украинские. Первую выработал в ХVI веке польский поэт Папроцкий. Также не в Малороссии, а в той же Польше начало всех сочинений, описывающих блестящие воинские подвиги казаков. И взгляд на казаков как на оплот демократии тоже возник не на Украине, а в России в эпоху народничества. Впервые в статье Костомарова «О казачестве» («Современник» за 1860) автор, восставая против общеизвестного тогда мнения о казаках как о разбойниках, объяснял появление казачества «последствием идей чисто демократических». По Костомарову, казаки несли Украине такое подлинно демократическое устройство, что могли осчастливить не только эту страну, но и все соседние с нею.

Как видим, современные представления о казачестве той давней поры выросли из литературы, а не из понимания социально-исторических категорий и происходивших процессов.

И попытки приписать казакам роль защитников православия против ислама или католичества не находят документальных подтверждений. Наличие в Сечи большого количества поляков, татар, турок, армян, черкесов, мадьяр и выходцев из других неправославных стран не свидетельствует о запорожцах, как ревнителях православия или выходцах из оного. Оба Хмельницких, отец и сын, а после них и Петр Дорошенко, признавали себя подданными султана турецкого, главы ислама. С крымскими же татарами, этими «врагами креста», казаки не столько воевали, сколько сотрудничали, вместе ходили на польские и на московские окраины, да и вообще роднились. Современники отзывались о религиозной жизни днепровского казачества с отвращением, усматривая в ней больше безбожия, чем веры.

Если же посмотреть на историю казачества с точки зрения эволюции общественных структур, становится понятным, что это было просто паразитическое сообщество людей. Понадобилось время и колоссальные усилия государства, чтобы превратить их в воинское сословие, живущее в мирное время работой на земле. Не соответствует истине взгляд, что казаки – пионеры степного земледелия, осваиватели целины в Диком поле, сословие изначально хлебопашеское. Это не так, осваивать землю начали не казаки, и не в то время, о котором здесь речь.[27]

Если пресловутых «татаро-монголов» считают хотя бы скотоводами, даже в военный поход идущих в окружении своих стад, то казаки ни скотоводством не занимались, ни земледелием. Между тем, в соответствии со всеобщим эволюционным законом, структура казачья желала выжить. И выживала она тем, что казаки или шли на службу в соседние государства, или грабили их граждан.

Равенство и выборность должностей в общине, живущей грабежом и разбоем, сегодня никого не восхитят. Господства толпы никто сейчас с понятием народовластия не сближает. А запорожским казакам именно государственного начала и недоставало. Они воспитаны были в духе отрицания государства. Казаки не только гетманский престиж ни во что не ставили, но и самих гетманов убивали с легким сердцем. Кошевых атаманов и старшину поднимали на щит или свергали по капризу, либо под пьяную руку, не предъявляя даже обвинения.

Рада, верховный орган управления, представляла собой горластое неорганизованное собрание. Казачья «демократия» была на самом деле охлократией, властью толпы. Отсюда частые перевороты, свержения гетманов, интриги, подкопы, борьба друг с другом многочисленных группировок, измены, предательства и невероятный политический хаос, царивший всю вторую половину ХVII века. Выжить сама по себе такая структура власти не могла, вот и металась, к кому примкнуть: к Польше, Турции или России.

1649, август. – Казаки Богдана Хмельницкого нанесли поражение полякам под Зборовым. Хмельницкий заключил мирный договор, по которому участникам восстания объявлена амнистия.

1650. – Алексей Михайлович издал Указ, запрещающий крестьянам торговую и ремесленную деятельность. Имеретинский царь Александр принес присягу на верность русскому царю.

1950, февраль-октябрь. – Восстание в Пскове и в Новгороде. Сентябрь. – Поражение Хмельницкого от поляков и невыгодный мир, Белоцерковский договор.

1652. – Указ, расширяющий круг лиц, подлежащих призыву на военную службу. Апрель. – Никон стал патриархом Московским и всея Руси. Первое русско-китайское военное столкновение после похода Хабарова (1649–1653). Основан Иркутск.

1653. – Польская армия двинулась в восточную Украину, а московские войска вторглись в оголенные западные пределы Речи Посполитой. В августе Хмельницкий обратился к царю за помощью (при посредничестве патриарха Никона). Последний Земский собор, созванный Алексеем Михайловичем, 1 октября 1653 года принял следующее решение:

«А о гетмане о Богдане Хмельницком и о всем Войске Запорожском бояре и думные люди приговорили, чтоб великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии изволил того гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское з городами их и з землями принять под свою государскую высокую руку для православные христианские веры и святых Божиих церквей, потому что паны, рада и вся Речь Посполитая на православную християнскую веру и на святые Божий церкви востали и хотят их искоренить, и для того они, гетман Богдан Хмельницкий и все Войско Запорожское, прислали к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Русии бити челом многижды, чтоб он, великий государь, православные християнские веры искоренить и святых Божиих церквей разорить гонителем их и клятвопреступником не дал и над ними умилосердился, велел их приняты под свою государскую высокую руку… И по тому по всему приговорили: гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское з городами и з землями принять…». (См. «Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы». Т. III, М: 1953, с. 413–414).

Этим решением Москва ввязалась в тридцатилетнюю (а по сути, почти полуторавековую) борьбу – не только за то, чтобы ее царь действительно с полным правом мог бы именоваться государем всея Русии, но и за выход к Черному морю. Путь на юг был жизненно важен!

В том же году Никон против воли церковного собора издал исправленный вариант Псалтыря.

1654, январь. – В Переяславле (на левом берегу Днепра) произошло некое собрание. Почему мы говорим «некое»? А потому, что одни исторические учебники сообщают, что заседала «Рада (национальный совет Украины)», а другие – что это был Казачий круг. Поскольку тогда же к Богдану Хмельницкому было отправлено представительное посольство, мы имеем возможность прочесть об этом событии в изложении русского посла В. Бутурлина:

«И как собралося великое множество всяких чинов людей, учинили круг пространный про гетмана и про полковников, а потом и сам гетман вышел под бунчуком, а с ним судьи и ясаулы, писарь и все полковники. И стал гетман посреди круга, а ясаул войсковой велел всем молчать. Потом как все умолкли, начал гетман ко всему народу говорить: Панове полковники, ясаулы, сотники и все Войско Запорожское, и вси православнии християне. Ведомо то вам всем, как нас Бог свободил из рук врагов, гонящих церковь Божию и озлобляющих все християнство нашего православия восточного. Что уже 6 лет живем без государя в нашей земле в безпрестанных бранех и кровопролития з гонители и враги нашими, хотящими искоренить церковь Божию, дабы имя русское не помянулось в земли нашей. Что уж вельми нам всем докучило, и видим, что нельзя нам жити боле без царя. Для того ныне собрали есмя раду, явную всему народу, чтоб есте себе с нами обрали государя из четырех, которого вы хощете. Первый царь есть турский (турецкий. – Авт.), который многижды через послов своих призывал нас под свою область; второй – хан крымский; третий – король польский, который, будет сами похочем, и теперь нас еще в прежнюю ласку приняти может; четвертый есть православный Великия Росия государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Руси самодержец восточной, которого мы уже 6 лет безпрестанными молении нашими себе просим – тут которого хотите избирайте. Царь турский есть бусурман: всем вам ведомо, как братия наши, православный християне греки, беду терпят и в каком суть от безбожных утеснении. Крымский хан тож бусурман, которого мы по нужди и в дружбу принявши, каковыя нестерпимыя беды приняли есмя. Какое пленение, какое нещадное пролитие крови християнские от польских панов утеснения – никому вам сказывать ненадобеть… А православный християнский великий государь, царь восточный, есть с нами единого благочестия греческого закона, единого исповедания… Той великий государь… зжалившийся… теперь милостивое свое царское сердце к нам склонивши…

К сим словам весь народ возопил: волим под царя восточного, православного…

Рекли весь народ: вcи единодушно…» (там же, с. 460–461).

Казачий выбор был предсказуем: политическая автономия в составе Московского государства. Дело оставалось за малым, – чтобы с этим согласилась польская шляхта и вся казацкая верхушка. Но этого-то и не произошло. Уже сын Богдана Хмельницкого (гетман с 1657 года) после разгрома поляками русских и запорожских войск в 1660 году подписал Слободищенский договор о признании Левобережной Украины вновь в составе Речи Посполитой. Военные действия продолжились. Лишь по Андрусовскому договору 1667 года и «вечному миру» 1686 года часть земель Левобережной Украины (с Киевом) была признана Польшей за Россией.

А вернувшись к историографии, мы и тут видим «игру терминов»: если сначала кратковременный тактический союз гетмана Богдана Хмельницкого с Московией называли «присоединением Малороссии», например, в екатерининской редакции истории после 1765 года, то в советской редакции это называлось уже иначе: «воссоединение Украины с Россией», что, конечно, правильнее.

В марте же того памятного 1654 года Алексей Михайлович издает Жалованную грамоту гетману Богдану Хмельницкому и всему войску запорожскому о сохранении их прав и вольностей. Польша вступила в союз с крымскими татарами. Малороссами из Польши основан Харьков. В том же году – эпидемия моровой язвы по всей Московии; в отдельных областях вымирает 85 процентов населения.

1654 год памятен также тем, что на новом церковном соборе Никон добился принятия исправлений церковных книг, а год спустя иеромонах Троице-Сергиева монастыря привез с востока 5 000 греческих рукописей в качестве аргументов против сторонников «старой веры».

Никоновская реформа расколола Русскую Православную Церковь на православную господствующую и православную старообрядческую. Причем очень скоро сторонники последней (раскольники) стали идейно-политической оппозицией укреплявшейся самодержавности. Оппозиция, естественно, подавлялась с помощью репрессий, включая ссылки и сожжение на кострах. На одном из таких костров закончил свой земной путь в 1682 году видный духовный руководитель старообрядчества протопоп Аввакум Петрович. (О реформе Никона и Расколе подробно поговорим в одной из следующих глав.)

1656. – Правительство решает чеканить медные деньги, приравняв их по курсу с серебряными. Финансовый кризис. Переговоры с Китаем. В октябре того же года заключено перемирие с Польшей: было решено, что после смерти Яна Казимира царь Алексей будет избран королем Польши, отказавшись от завоеванного в Литве и на Украине, и вступит в союз с Польшей против Швеции.

В августе 1657 года умер Богдан Хмельницкий. Его преемник Выговский симпатизирует Польше, и уже в сентябре подписывает с нею в Гдяче секретный «Выговский» договор: треть Украины под названием великого княжества Русского войдет в Польскую республику, с тем, что преследование православия здесь прекратится.

1658. – Никон удаляется в Новоиерусалимский монастырь, патриархией управляет митрополит Крутицкий Питирим. В сентябре русское войско вступило в пределы Украины, в декабре заключено трехлетнее перемирие со Швецией в Валиесах: русские завоевания в Ливонии сохранены (Россия получила Кокенгаузен, Юрьев, Мариенбург, Сыренск). Выговский низложен.

Но уже в сентябре 1659 года русское войско в столкновении с коалицией поляков, казаков и татар терпит поражение, и Польша оставляет за собой правый берег Днепра. Еще через полтора года Алексей Михайлович, по новому (Кардисскому) мирному договору со Швецией вынужден будет отказаться от завоеваний в Ливонии и вернуться к границам, предусмотренным Столбовским миром 1617 года.

Внешнеполитических и военных успехов нет как нет. На «внутреннем» фронте тоже не всё слава Богу: в июле 1662 года народ заявляет о неприятии медных денег; начинается «медный бунт» в Москве. При его подавлении гибнет 7 000 человек, а войско под командованием князя Кропоткина присоединяется к восставшим. В марте 1663 года власти отменяют медные деньги и начинают их скупку по низкой цене, чтобы изъять из обращения.

1665. – Симеон Полоцкий открыл в Спасском монастыре Москвы «школы грамматического учения».

1666. – Казаки под предводительством Василия Уса опустошают окрестности Воронежа и Тулы.

В мае 1667 года выходит Торговый устав: розничная торговля разрешена только русским купцам. Создан Торговый приказ. Вообще Алексей Михайлович отличался склонностью к протекционизму в торговле.

1667. – Посольство стольника Потемкина в Англию, Францию, Испанию с целью организовать европейскую коалицию против Османской империи. Заключение трактата с Персией о торговле с помощью специальной торговой компании армянских купцов.

1668. – Построены первые русские корабли на верфи в Дединове на Оке, при помощи голландских инженеров и мастеров. В августе – русское посольство во Франции, переговоры о свободной торговле.

В марте 1669 года на политическом горизонте всходит звезда Стеньки Разина: его казаки совершают удачный набег на персидский флот на восточном побережье Каспийского моря. А ведь всего два года, как русский царь подписал с Персией трактат о торговле! В июне казаки взяли Астрахань; город разграблен, воевода убит.

Учебники излагают традиционный взгляд на причины событий:

«Все народные волнения середины XVII в., имевшие в основе своей экономическую неудовлетворенность населения, питали чувство протеста в массах, способствовали их брожению и подготовили исподволь то громадное движение, которым завершилась общественная жизнь времени царя Алексея. Мы говорим о бунте Стеньки Разина. Он явился результатом не только неудовлетворительности экономического положения, как то было в прежних беспорядках, но и результатом недовольства всем общественным строем».

Можно, конечно, искать причины столь крупных общественных потрясений и в эмоциональной, и в психологической сфере. Экономическая неудовлетворенность «питала чувство протеста», а от него два шага до чувства недовольства всем общественным строем. Но затем мы читаем у историков и о «планируемых» результатах:

«Прежние волнения, как мы знаем, не имели определенных программ, они просто направлялись против лиц и их административных злоупотреблений, между тем как разинцы, хотя и не имели ясно осознанной программы, но шли против «боярства» не только как администрации, но и как верхнего общественного слоя; государственному строю они противопоставляли казачий».

А что такое казачий строй, который тут совершенно справедливо противопоставлен государственному? Мы писали об этом немного выше: это анархия и охлократия. Можно ли тут искать «определенных программ», а тем более ждать их осуществления? Вряд ли.

В государстве сходятся интересы всех общественных структур, всех классов и сословий. Но интерес самого государства, в силу того, что оно своей деятельностью уравновешивает антагонистические, зачастую, интересы разных частей общества, никогда не совпадает полностью с чьими-то отдельными запросами. А с интересами бандитов не совпадает совершенно.

Разумеется, крестьянин не хотел бы работать на «дядю», а этот «дядя» (например, дворянин), получив вдоволь еды и денег от своих крестьян, предпочел бы не служить в каком-то там полку, а лежать на диване в халате и пить кофий. Также и купец, совершив удачную сделку, предпочел бы не отдавать государству налоги. Но крестьянин также не желает, чтобы его били, не хочет абсолютного всевластия барина над собою, то есть даже крестьянину надо, чтобы была более высокая власть, к которой можно обратиться за судом. А дворянин не хотел бы, чтобы у него отняли землю вместе с крестьянами за то, что он отлынивает от службы, а купец желает уберечься от разбойников. Без государства уж точно никто из них не выживет!

Конечно, эмоционально-психологические мотивы тоже присутствуют. Смерд может убить барина или сбежать на Дон. Дворянин, даже явившись на службу, – откровенно валять дурака. Купец – укрывать доходы от налогообложения. Но ведь выживание сообщества зависит от реализации интереса большинства, не так ли? А государство в целом синхронизирует интересы как раз большинства.

Время Алексея Михайловича не было легким для всей страны. И вот, говорит Соловьев, число беглых крестьян и холопей, искавших уходом в казачество возможности улучшить свое положение, увеличилось. С присоединением Малороссии беглецы направились было туда, но московское правительство требовало оттуда выдачи бежавших. Вольной «сиротскою дорогою» оставалась только дорога на Дон, откуда не было выдачи. Народа на Дону поэтому все прибывало, а средства пропитания сокращались; в середине XVII века выходы из Дона и Днепра в Азовское и Черное моря были закрыты Польшей и крымскими татарами: «зипунов доставать» казакам стало негде.

Оставались еще Волга и Каспийское море, и казаки потянулись туда. Но устье Волги было в руках Московского государства, его закрывала Астрахань. В одиночку с государством тягаться трудно, и приблизительно с 1659 года здесь начали создаваться мелкие разбойничьи шайки: гуртом, как известно любому казаку, сподручнее батьку бить. Скоро у этих шаек появился способный вождь, и вот движение, начавшееся в малых размерах, все расширяется, и из мелких разбойничьих отрядов образуется огромная шайка, которая прорывается в Каспийское море и там добывает себе «богатые зипуны».

Чем же такое поведение, направленное вне России, отличается от набегов крымских татар, направленных вглубь России? Да ничем. Казачьему сообществу, умеющему выживать только так, и дела нет до дипломатических трудностей Российского государства. А ведь государю приходится думать о взаимоотношениях своей страны с соседями. А соседи выражают недовольство: с нашей территории к ним пришли грабители. Объяснять им, что это, де, не грабители, а «свободолюбивые люди», идейно не подчиняющиеся общепринятым нормам поведения, значит расписаться в своей слабости.

И государство принимало свои меры. Вернуться из Каспийского моря на Дон казаки могли только хитростью: надо было мнимой покорностью достать себе пропуск домой, обязавшись вторично не ходить на море. Этот пропуск дан, но казаки понимают, что другой раз похода на Каспий им безнаказанно не сделать: после их первой проделки дорога с Волги в море закрыта для них накрепко. Лишась таким образом последнего выхода, голытьба казацкая опрокидывается тогда внутрь государства и поднимает с собой низшие слои населения против высших. «Таков смысл явления, известного в нашей истории под именем бунта Стеньки Разина», – заключает Соловьев (см. История России. Т. XI, гл. I).

Надо, однако, заметить, что его объяснения касаются только казачества и не выясняют тех причин, по которым казачье движение передавалось и земским людям. А в деле Стеньки Разина необходимо различать эти две стороны: казачью и земскую. Да еще и учитывать, что казаки-то были разные: старые, давно уже приспособившиеся к жизни в государстве, согласившиеся ему служить, и новые.

Движение было сперва чисто казачьим и носило характер «добывания зипунов», то есть простого, хотя и крупного, разбоя, направленного против русских и персиян. Вожаком его был Степан Разин. Это были новые казаки, люди беспокойные, всегда искавшие случая погулять на чужой счет. Число такого рода «голутвенных» людей на Дону все увеличивалось от прилива беглых крестьян и частью посадских людей из Московии. Вот с такой-то шайкой и стал разбойничать Стенька, сперва на Волге, а затем на берегах Каспийского моря.

Разгромив берега Персии, казаки с богатой добычей вернулись в 1669 году на Волгу, а оттуда направились к Дону. Здесь Разин стал страшно популярен, так как слава о его подвигах и слухи о награбленных богатствах все более и более распространялись, и все сильнее привлекали к нему голытьбу. Перезимовав на Дону, он стал разглашать, что идет против московских бояр, и, действительно, набрав шайку, летом 1670 года двинулся на Волгу, с тем же разбоем, но с политической «подкладкой». Взяв почти без боя Астрахань и устроив власть в городе по образцу казачьих кругов, атаман двинулся вверх по Волге и так дошел до Симбирска.

Вот тут-то начала подниматься земщина, повсюду примыкая к казакам, восставая «за царя против бояр».

Как уже отмечалось, раскол церковный стал, по сути, расколом социальным. Неоднозначное реформаторство Алексея Михайловича (духовно-культурная европеизация в сочетании с закреплением крепостнических основ) вызвало столь же неоднозначное по мотивации и целям сопротивление этому реформаторству. В сознании основной массы населения правительственные реформы вели к ухудшению условий жизни. На деле же страна пыталась жить, «как все», а это в наших условиях всегда и непременно ведет к отставанию от соседей и в конце процесса обязательно к ухудшению жизни народа.

Итак, без всякой программы и цели, наобум, после запрещения походов за зипунами Степан Разин повел казаков против власти. А за ним потянулось и смущенное светскими и церковными реформами земство. Почему же оно поверило этому полевому командиру? Кто из крестьян его знал-то? А он прельстил их СЛОВАМИ, предлагая понятные, ничем не подкрепленные лозунги: «за хорошего царя» и «против мирских кровопийц» – иначе говоря, против местного аппарата управления. Листовки восстания (прелестные грамоты) гласили:

«Грамота от Степана Тимофеевича Разина. Пишет вам Степан Тимофеевич всей черни. Хто хочет Богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичю, и я выслал казаков, и вам бы заодно изменников выводить и мирских кровопивцев выводить. И мои казаки како промысь (промысел, военные действия. – Авт.) станут чинить, и ва(м) бы итить к ним в совет, и кабальныя и опальныя шли бы в по(л)к к моим казакам…» (См. «Крестьянская война под предводительством Степана Разина». Том II, часть I, с. 65).

И этот призыв к опальным – в то время, несомненно, прежде всего к раскольникам, принадлежавшим к разным слоям населения, ставит под сомнение определение разинского движения как крестьянской, антикрепостнической войны.

Провозглашенные цели оказались весьма доходчивыми и способствовали успеху вначале, что видно из доклада В. Лаговчина («Отписка головы московских стрельцов») в приказ тайных дел о взятии Разиным Астрахани 21 июля 1670 года. В «отписке» сообщалось:

«Богоотступный вор и изменник Стенька Разин сошелся (столкнулся. – Авт.).… с стольником и воеводою с князь Семеном Львовым и с астраханскими ратными людьми, которые… шли из Астрахани на него… Стеньку Разина, в Черном Яру. И астраханские де, государь, ратные люди тебе, великому государю, изменили и стольника и воеводу князь Семена Львова ему, богоотступнику вору и изменнику Стеньке Разину, руками отдали и сами пристали к нему, вору, и с ним, вором, бою не учинили. Да в тех же числах он… Стенька Разин, город Черный Яр взял и в Черном Яру посадил своих воровских казаков, и… от Черного Яру пошел к Астрахани. А боярин и воеводы князь Иван Семенович Прозоровский с товарищи, проведав подлинно о ево воровской приход к Астрахани, около Астрахани обеих каменных городов и деревянного города крепости построил для ево воровского приходу великие. И как он… Стенька Разин пришел к Астрахани и приступал к Астрахани 2 дни, и астраханские де, государь, стрельцы своровали, тебе, великому государю, изменили и… Астрахань ему… Стеньке Разину, здали, и ворота ему… отворили… А бояре и воевода князь Иван Семенович Прозоровский убит от него, вора, с роскату… А которые, государь, по твоему… указу были в Астрахани… головы московских стрельцов, и дворяне Московские, и жильцы… и астраханцы дворяне дети боярские… тебе, великому государю, радели и с ним, богоотступным вором, бились, – и он… тех твоих великого государя ратных людей побил многих…» (там же, том I, с. 225–226).

Крестьяне грабили и убивали своих помещиков, соединялись в шайки и примыкали к казакам. Возмутились и приволжские инородцы, так что силы Разина достигли огромных размеров; казалось, все благоприятствовало его планам взять Нижний и Казань и идти на Москву, как вдруг его постигла неудача под Симбирском. Но так ли уж «вдруг»? Его ресурс был исчерпан; все, кто мог, уже бунтовали. А государство свой ресурс еще даже в ход не пустило.

1670, июль. – Казаки Стеньки Разина взяли Царицын, Саратов и Самару, опустошают окрестности Симбирска, Тамбова, Нижнего Новгорода. Октябрь. – Поражение Разина под Симбирском. Восстание идет на убыль. Декабрь. – Царское войско под командованием князя Долгорукова перешло в наступление на бунтовщиков.

В 1671 году толпы Разина потерпели поражение от войск, часть которого была обучена европейскому строю. Тогда, оставив крестьянские шайки на произвол судьбы, Разин бежал с казаками на юг и попытался поднять весь Дон, но здесь его схватили старые казаки, всегда бывшие против него. Он был свезен в Москву и казнен. Очень быстро подавили и земское восстание, хотя крестьяне и холопы продолжали еще некоторое время бузить, да в Астрахани свирепствовала казацкая шайка под начальством Васьки Уса. Но и Астрахань сдалась, наконец, боярину Милославскому, и главные мятежники были казнены.

В том же 1671 году Посольский приказ (тогдашний МИД) вместо А. Л. Ордин-Нащокина возглавил Артамон Матвеев, будущий правитель при царе Федоре Алексеевиче. В следующем году отменены все торговые привилегии духовенства; составлена карта Сибири.

Никто не будет спорить, что в социальных системах действуют процессы развития, а поэтому довольно странно, почему до сих пор ни теоретическая социология, ни история не включили теорию эволюции в число своих важнейших разделов. А ведь только с учетом эволюционных закономерностей можно подступиться к таким проблемам, как возникновение первичных социальных систем и их структур; изучить ход процессов, идущих в них при смене составляющих их элементов; рассмотреть варианты эволюции отдельных структур, их совокупностей, да и всей социосферы.

Структуры сложных систем (биологических, социальных и других) возникают на базе предыдущих, и в свою очередь служат основой для последующих. Однажды возникнув, структуры имеют одну только цель: собственное выживание среди себе подобных, – мы об этом уже говорили, но напомним на всякий случай.

Популяции животных продолжаются во времени посредством размножения особей; жизнь и смерть каждой особи определяются параметрами окружающей среды, привносящими, опять же через отдельных особей, генетические изменения, нужные для выживания всей популяции. Эволюция общественных структур, само их существование и взаимодействие абсолютно аналогичны этим процессам, но только «окружающая среда» для них – человеческие сообщества. Структуры выживают в сообществе людей, а не через размышления или деятельность каждого отдельного человека. Человек-то смертен, он рождается и воспитывается при определенном наборе структур, он их раб. Историку пристало не ловить «виноватого» человека, а раскрывать суть процессов эволюции структур, повелевавших его решениями и поведением.

Развитие всех без исключения общественных структур происходит «пошагово», через два меняющих друг друга этапа. На первом увеличивается разнообразие возможных режимов их существования и свойств. Это – дивергентный этап, когда происходит «ветвление» (например, появляется множество религиозных сект или идейных течений внутри ортодоксальной церкви). На втором – конвергентном этапе, разнообразие уменьшается, – из многих однотипных структур по всему функциональному спектру общества выделяется по одной, но система в целом совершенствуется, приспосабливаясь к данным условиям. Эти два типа самоорганизации чередуются; каждый из них подготавливает условия для другого.

Изучать их можно при помощи математических моделей, но мы математические выкладки опустим. Зато скажем нечто удивительное: для изучения закономерностей истории НЕ НУЖНА высокая точность. Иначе говоря, чем большее количество фактов мы возьмемся анализировать, тем скорее потерпим неудачу. Например, сравнивая две сходные христианские религии с учетом всех мелочей, сопровождающих богослужения, можно прийти к выводу, что перед нами – абсолютно разные верования. Так вот, фактов должно быть достаточное количество, но не избыточное. Этот важный для методологии принцип дает нам история физики, и мы предлагаем назвать его «принципом Кулона». Вот его суть.

Шарль Огюстен Кулон (1736–1800) сумел создать крутильные весы, – основной прибор для исследований взаимодействия электрических зарядов. Понятно, он сделал достаточно точный прибор. Но помимо этого достоинства, весы Кулона были все же очень грубыми, и благодаря именно тому, что большое количество второстепенных закономерностей не смогли закрыть основную, он ее и обнаружил. Не знаем, случайно ли так получилось, или нет, однако был выведен важнейший принцип научного исследования: стремясь обнаружить ту или иную закономерность, следует иметь достаточную точность (объем информации), но не излишнюю, ибо ее превышение помешает обнаружению закономерности из-за маскирующих ее «шумов».[28]

Судите сами, отвечает ли этим требованиям официальная хронология первых пятидесяти лет христианства на Руси:

987 или 988. – Князь Владимир принимает Св. Крещение и нарекается Василием.

988. – Князь Владимир закладывает в Киеве Церковь св. Василия. Заложение Десятинной церкви в Киеве, первого русского кафедрального собора. Построение в Новгороде храма во имя Софии, Премудрости Божией.

989-1015. – Возникновение епархий в Новгороде, Полоцке, Турове, Тмутаракани, Чернигове, Ростове, Владимире-Волынском и Белгороде (в настоящее время местечко Белгородка под Киевом).

990-е годы. – Предположительно создание Устава св. Владимира, данного на имя храма Пресвятой Богородицы (сохранился лишь в списке конца XIII века в Новгородской Кормчей).

Около 990–922. – Князь Владимир с двумя епископами проповедует Евангелие в земле Суздальской, закладывает Владимир-на-Клязьме и строит в нем деревянную церковь Успения Пресвятой Богородицы.

991. – Прибытие в Киев Леона, митрополита Киевского. Прибытие в Новгород из Киева первого новгородского епископа Иоакима.

991-1037. – Русскую Церковь возглавляют поочередно Леон (он же Леонтий, Лев) и Иоанн. Предположительно они – возглавители болгарской Охридской кафедры, обладавшей ставропигиальным протекторатом над Киевской Церковью.

994. – Освящение Десятинной церкви в Киеве.

996. – Заложение церкви Преображения в Киеве.

998. – Построение в Переяславле церкви в честь Воздвижения Креста Господня.

1004. – Первое летописное упоминание о еретиках (очевидно, богомилах) на Руси (Адриан-скопец). Митрополит Леон отлучает Адриана от церкви и заключает в темницу.

1005/1006. – Учреждение Туровской епархии.

1007. – Перенесение мощей св. равноап. княгини Ольги в Десятинную церковь.

1015. – Преставление св. равноап. князя Владимира. Убийство князем Святополком свв. князей Бориса и Глеба.

1030. – При посещении Новгорода князь Ярослав основывает церковное училище, в котором сразу начинают обучаться триста детей старост и пресвитеров.

1032. – Учреждение училища в Новгороде под управлением епископа Иоакима. Перевод многих церковных греческих книг на русско-славянский язык.

1032. – Учреждение Юрьевской епархии.

До 1036. – Заложение каменного кафедрального собора в честь Преображения Господня в Чернигове.

Анализируя весь список, легко заметить, что, во-первых, сведений явно недостаточно. Мы ведь знаем, что и спустя столетия население изгоняло и даже убивало христианских священников, то есть эволюция церкви на Руси не была такой благостной. Но из этой истории «негативные» факты вычищены. Мы также знаем, что до 1240 года князя Владимира не именовали Святым, имя его не было внесено в церковный месяцеслов или в святцы. Знаем, что хотя и приписывают его времени основание Новгородской епархии в числе семи прочих, реально Новгород в его время «существует» только в летописях (написанных значительно позже), а «в натуре» его еще не было, что видно из результатов археологических раскопок.

Во-вторых, «шумов» в этой хронологии явный переизбыток. Перечисление вновь заложенных церквей живо напоминает времена, когда, выслушивая сообщения о собраниях трудовых коллективов на разных заводах в честь «определяющего года пятилетки», телезрители спрашивали друг друга: ну, а в магазинах добавится товара или нет?…

Попробуем применить теорию эволюции к религиозной историографии. Основная идея теории – это идея отбора, когда из нескольких равновероятных систем выживают лишь те, которые имеют какое-либо преимущество в данных условиях по сравнению с остальными. А если преимуществ нет? Что будет развиваться дальше, а что нет? Это уже случай выбора.

На первый взгляд все эти соображения выглядят излишне заумными. Разве могут они иметь отношение к заявленной теме: истории религиозной мысли и церкви? Могут, причем самое прямое.

Итак, на предыдущей (дивергентной) фазе развития возникло несколько первичных религиозных структур (или подструктур, если называть полной структурой целостную конфессию), и надо выяснить, что с ними произойдет на конвергентной фазе эволюции. В этот период историю определяет взаимодействие структур одного порядка, не имеющих преимуществ друг перед другом, но ведущих конкурентную борьбу, например, за влияние на власть или паству. Одновременно может идти борьба и внутри каждой структуры за какой-либо «ресурс»: должности, оклады, – но мы не будем ее учитывать.

Стабильный результат получается только в том случае, если в борьбе победила одна структура. Второй вариант, когда они все погибают, создает неустойчивую ситуацию, так как после освобождения «жизненного пространства» оно снова может стать ареной битвы для новых церквей, пришедших, например, из-за границы, и в итоге победит одна из них. Возможен и третий вариант: борьба ни к чему не привела, и большинство сект выжило, – но это опять то же самое неустойчивое состояние, при котором любая случайность может нарушить равновесие, борьба начнется опять, и в результате все равно останется только кто-то один. Кстати, пока одна подструктура борется с другой, она сама из-за внутренних противоречий может разделиться на две, а то и три, что и будет определять эволюцию в будущем.

Система в целом всегда стремится к равновесию, однако никогда его не достигает и не может достичь. Отсюда, кстати, следует, что попытки моделирования будущих событий, как и восстановления событий прошлого, обязательно дадут неоднозначный результат.

И если вернуться к ранней истории русской религии, то мы обнаружим тут явную неоднозначность. Неоднозначен даже год крещения киевлян. Традиционная дата – 988 год, но, например, Феофан Прокопович полагал, что это событие произошло между 1000 и 1008 годами. Имеется вдобавок к Киевской версии и легенда о крещении Руси лично апостолом Андреем Первозванным. Болгарский исследователь И. Табов в книге «Когда крестилась Киевская Русь?» (София, 2001) пишет о 4-х крещениях Руси, прямо цитируя первый «Большой катехизис», изданный Филаретом в 1627 году. В то же время историк русской зарубежной церкви Н. Н. Воейков отмечает, что еще и в XV веке жители, например, Мценска были язычниками.

Интересно, что, поскольку раскол церквей на восточную и западную произошел только в середине XI века, невозможно даже сказать, какая из них имела здесь приоритет.

Предания о принятии Русью христианства настолько смутны, что когда летом 1735 года Императорская Академия наук решила публиковать летописи, это вызвало беспокойство в Синоде: «… в Академии затевают историю печатать… отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а потому «таковых историй печатать не должно» (см. «Чтение в обществе истории и древностей российских». М., 1866. Т. 1, с. 24).

Еще сложнее разобраться, когда речь идет о предшествующем, более раннем периоде. Наша условная модель показывает, что вначале система – смешанная, в ней присутствуют различные варианты равных структур, – скажем, родовой моно– и политеизм, ведизм, шаманизм. Или язычество с «обожествлением» разных деревьев: одно племя поклоняется дубу, другое березе, третье и вообще елке. В результате взаимодействия между племенами в конце конвергентного этапа образуется одна «чистая» структура. Это – непредсказуемый процесс выбора. При нем реализуется не обязательно наилучший, с точки зрения достижения некой цели, вариант. Цели-то ведь никакой нет, просто идет эволюция общества, а его структуры желают выживать.

Историки любят искать ПРИЧИНЫ тех или иных событий. Но в случае выбора причина всегда только одна: нестабильность ситуации. Вот почему история ничему не учит: в периоды кризисов для следствий нет причин, кроме самого наличия кризиса. Отпущенный в небо воздушный шарик полетит влево, если ветер подует справа, и наоборот. Он вообще может полететь в любую сторону. Ведь погода всегда нестабильна, а шарик – не привязан. Полетев влево, он запутается в кустах. Полетев вправо, сгорит над костром. Или его ударит ветром о стену с гвоздем, и он лопнет. В чем ПРИЧИНА, что он, например, лопнул? В том, что неправильно был прибит гвоздь? Или в том, что его не вовремя пустили в небо? Нет, в нестабильности обстановки.

Языческие племена столетиями жили каждое со своими волхвами, духами и бубнами. Но вот наступил кризис: например, они объединяются против общего врага или чтобы спрятаться от лесного пожара. Разность обрядов вредит общему делу. В чем причина того, что чьи-то обряды отмирают, а чьи-то становятся общими? В умелости того или другого шамана? В «правильности» или «неправильности» процесса вызывания духов предков? Нет, в нестабильности обстановки, в наличии кризиса.

Первоначальный выбор фиксирует условия для дальнейшего развития, а там приходит время и для отбора, который можно рассматривать как процесс усиления выбора, доведения его до конца. Отбор происходит, когда структуры перестают быть равнозначными по своим свойствам. Наивысшие шансы получают те из них, которые более приспособлены к данным условиям существования, то есть выживание одной из них предопределено лучшими начальными условиями, – такая ситуация аналогична тому, что в длительный период засухи выживут люди, популяция которых привычна к засухам, а в периоды длительных морозов – к морозам.

Модель, конечно, дает идеальную картину. В реальной жизни на одной территории могут сохраняться различные типы верований, но – с преобладанием чего-то одного. Иерархи разных церквей договариваются между собой; с соизволения главного священника происходит как бы «дележка полномочий», ветвление интересов, не в последнюю очередь зависящее от внешнего (заграничного) воздействия.

Историки считают, что в IХ веке возникло могущественное раннефеодальное Древнерусское государство с центром в Киеве. Оно объединило более двухсот мелких славянских, финно-угорских и латышско-литовских племен. У каждого из них был свой набор богов, а попросту – духов лесов и рек, дома и ремесел.[29] Когда мимо Киева по водному пути «из варяг в греки» двинулись торговые караваны от Балтики в Царьград и обратно, нарушился патриархальный быт. Вполне понятный экономический интерес привел к интеграции племен, и одновременно «объединились» их боги; некоторые в результате непредсказуемого выбора вышли на первый план, некоторые забылись навсегда. Сознательного отбора среди совершенно равноценных «богов» проводить было невозможно.

Затем на земледельческое многобожие и на культы природы начали влиять новые, неведомые прежде общественные структуры, а именно торговля, финансы и власть. Под их влиянием поменялась даже «классовая ориентация» богов. Так, Велес, «скотий бог», стал богом торговли и денег; бог грома и молнии Перун, которому воины перед походом клялись завоевать победу, стал олицетворять власть князя; Даждьбог обернулся богом солнца и плодородия.

В Х веке активно шло сращивание колдовских религий и создание некоего общего культа, сходного с николаитством в Европе, – хотя оную ересь и относят хронологи на II–III века н. э. (Мы писали уже в других книгах, что традиционная хронология требует коренного пересмотра; также и реальная хронология Руси может оказаться совсем другой.) В 1914 году Е. В. Аничков, опираясь на летописи, высказал гипотезу о том, что именно такую реформу и пытался осуществить князь Владимир в 983 году. Он соорудил пантеон богов: «Перуна деревянна, а голова его сребряна, а ус золотой, и Хорса, и Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь» – то есть князь включил в пантеон изображения не только славянских богов, но и среднеазиатских (Хорс и Симаргл), и финских (Мокошь).

Создавая общегосударственную религию на основе племенных культов, Владимир во главе всех богов поставил бога киевских князей Перуна, которого в последующем христианстве заменил Илия. Но еще и до этого, как видно из договора князя Игоря с Византией от 944 года, послы и русские дружинники из числа христиан присягали в церкви святого Илии, а сам Игорь приносил клятву верности Перуну.

Наступало время сознательного отбора.

Наши рассуждения об эволюции структур справедливы для начальных этапов развития, когда ограничения в ресурсах еще не сказываются. А в более реалистичном случае следует учитывать, кроме идейных противоречий, также и конкурентную борьбу всех частей общественного организма, в том числе религиозных, за ресурсы. Качественно это не прибавляет к нашим выводам ничего нового, однако наличие материального ресурса у богатых иноземцев, проходивших со своим товаром через Киев, давало, безусловно, изрядное преимущество их системе верований в глазах князя. А многочисленные религии «простого народа» естественно начинали рассматриваться властью как «отсталые». Итак, за христианством стоял ресурс, интересный для власти; за язычеством – человеческий «ресурс», имевший колоссальное культурное прошлое.

Оценить величину преимуществ первичных структур для отбора не всегда просто, но ясно, однако, что наиболее важные события разыгрываются, когда преимущества равновелики и основную роль играют антагонистические взаимодействия структур. А эта «игра» идет между людьми, и ее ход не оставляет ничего, кроме слов, а потому, если письменных источников нет, трудно понять, чем руководствовались люди в своих решениях и поступках. Люди делают осознанный отбор из нескольких вариантов, но с информационной точки зрения имел место выбор, поскольку предопределенность победившего варианта (отбор) не прослеживается. И уже много позже сторонники победившего варианта составляют тексты с «объяснениями», вроде сказки о выборе веры князем Владимиром, или аналогичного болгарского сказания о крещении царя Бориса, или легенды о религиозном диспуте перед принятием иудейства хазарским каганом Буланом.

Но в случае с этими легендами хотя бы ясно их литературное происхождение. А сколько мифов, имеющих более «достоверный» вид, застряли в истории, хотя описанных в них событий на самом деле не было в нашем прошлом!

Также важно разобраться, имеют ли значение для эволюции структур сторонние влияния и внутренние ошибки (случайности разного рода, помехи). Оказывается, на первой стадии (этап выбора при неограниченных ресурсах) все флуктуации ведут к равноправным вариантам. На второй стадии (конвергентной фазе неограниченного роста), уже после образования первичных структур, но до возникновения структуры более высокого уровня, нежизнеспособные состояния, возникшие по ошибке, существенной роли не играют, а их влияние сводится лишь к уменьшению скорости роста нужной структуры.

1342. – Митрополит Феогност посещает Орду и возвращается оттуда с ярлыками, подтверждающими все прежние льготы Русской Церкви и духовенства. (Мы приводим традиционные датировки с традиционным же толкованием, но сами понимаем под «Ордой» некую византийскую администрацию.)

1347. – Выделение Суздальской епархии (митрополичьего диоцеза) из Владимирской. Митрополит Феогност добивается окончательного упразднения Галицкой митрополии, вновь воссозданной незадолго до этого.

1348. – Собор в Москве, на котором положено начинать год с сентября, а не с марта.

Около 1350. – Учреждение Коломенской епархии.

1350–1390. – Учреждение латинских епархий внутри православных епархиальных территорий в Киеве, Львове, Галиче и Вильне.

1353. – Основание Троице-Сергиева монастыря св. Сергием, сыном ростовского боярина Кирилла. Преставление митрополита Всея Руси Феогноста. Епископ владимирский Алексий отправляется в Константинополь получить посвящение в митрополиты.

1354. – Особым соборным актом Киев утверждается в качестве первого седалища Русской митрополии. Алексий получает от патриарха Филофея посвящение в митрополиты.

1354–1355. – Создание самостоятельной Литовской митрополии при патриархе Константинопольском Филофее. Посвящение Романа в митрополиты Волыно-Литовские. Роман заявляет притязания на Киев, отданный Алексию, как преемнику митрополита Феогноста.

1355. – Определение константинопольского патриаршего Синода, утверждавшее перенесение митрополии из Киева во Владимир.

1356. – Митрополит Алексий второй раз едет в Константинополь для окончательного разрешения вопроса о Киеве, на который претендует митрополит Роман. Киев остается в подчинении Московской митрополии. Основан Спасо-Андроников монастырь в Москве.

1357. – Митрополит Алексий во время посещения Орды получает новый ярлык, подтверждающий права Русской Церкви и духовенства.

1361. – Смерть Волыно-Литовского митрополита Романа. Преемник Романа не назначен, однако Волыно-Литовская митрополия остается автономной.

1371. – Патриарх Филофей поставляет Антония митрополитом для русских владений (Галич и часть Волыни) польской короны.

1371–1375. – Первые сведения о псковско-новгородской секте стригольников. Три вождя секты утоплены в реке Волхов.

1373. – Патриарх Филофей отправляет своего посланника иеромонаха Киприана разобраться с ситуацией в Литве и на Руси.

Около 1374. – Киприан отправляется к патриарху Филофею с просьбой поставить митрополита на литовские русские владения.

1375. – Киприан поставлен митрополитом Киевским и Всея Руси.

Около 1376. – Прп. Сергий вводит общежительный устав в Троицкой обители; начало возрождения киновии[30] на Руси.

1378. – Киприан предпринимает неудачную попытку утвердиться в Москве. Преставление митрополита Алексия. Великий князь Дмитрий Иванович (Донской) не принял митрополита Киприана и послал своего духовника Михаила (Митяя) за посвящением в митрополиты.

1379. – Преставление Митяя по пути в Константинополь. Основан Новый Симонов Монастырь в честь Успения Святой Богородицы.

1380. – Патриарх Нил дает посвящение архимандриту Переяславского Горицкого монастыря Пимену в митрополиты. Киев вновь отдан в юрисдикцию русской митрополии; Киприан оставлен митрополитом Малой Руси и Литвы. Установление дня памяти павших на Куликовом поле за веру и отечество (Димитриевская суббота перед 26 октября).

1381. – Дмитрий Донской вызывает в Москву митрополита Киприана. Митрополит Пимен отправлен в заточение в Чухлому.

1382. – Дмитрий Донской вновь удаляет Киприана из Москвы после посланий патриарха Нила и возвращает в Москву Пимена.

1383. – Дионисий Суздальский отправляется к патриарху по велению великого князя внести ясность в обстоятельства поставления Пимена митрополитом.

1384. – На обратном пути в Москву Дионисий заезжает в Киев, где по приказу Киприана его хватают и сажают в заключение. Патриаршьи послы в Москве лишают Пимена сана. Пимен бежит в Константинополь за апелляцией. («Татаро-монгольское» иго все еще длится.)

1385. – Преставление в заключении Дионисия Суздальского. Новгородцы на вече постановляют не являться на суд в Москву к митрополиту и не давать ему месячного суда в Новгороде.

1386. – Литовский князь Ягайло сочетается браком с польской королевой Ядвигой. В Литовском княжестве вводится католичество в качестве государственной религии. По просьбе Новгородского владыки святитель Стефан составляет «Мерило Праведное», полемический трактат против стригольников.

Конец 1387 – начало 1388. – Митрополитом всея Руси утвержден Киприан.

1389. – Патриарх Антоний вновь подтверждает низложение митрополита Пимена. Преставление Пимена в Халкидоне.

1390. – Прибытие в Москву митрополита Киприана.

1392. – После поездки в Новгород и отказа новгородцев в суде митрополит Киприан накладывает церковное отлучение на всех новгородцев во главе с архиепископом. Преставление прп. игумена Сергия, Радонежского и всея России чудотворца (25 сентября).

1392–1406. – Попытки митрополита Киприана воссоединить Галичину с митрополией Всея Руси и восстановить единство Русской митрополии.

При исследовании устойчивости на третьей стадии (конвергентной фазы в режиме насыщения, когда уже сказывается нехватка ресурса) выясняется, что при одном и том же уровне помех чувствительность процесса зависит от устойчивости всей системы. Так, в случае малой защищенности возможна ситуация перевода системы из одного устойчивого состояния в другое.

Для разнообразия обратимся к нашей современности и предположим, что в некоей большой стране из христианских религий исторически наиболее развито православие, с изрядными вкраплениями протестантизма и исчезающе малой католической составляющей. Но власти этой страны в своей политике ориентируются на Запад, где православия совсем нет, а есть в разных странах или протестантизм, или католичество. Западные религии получают неслыханные возможности по пропаганде своих ценностей, в том числе по телевидению. (Кстати: может ли такое быть, чтобы Ирландское национальное телевидение завело специальную телепередачу по пропаганде англиканства, а в Риме телевизионные лютеранские проповеди превосходили бы по объему католические?)

Довольно скоро граждане перестают разбираться, что есть что: ходят в протестантские молельные дома, надев католический крестик на шею; дарят друг другу «валентинки» в феврале; на празднование Святого Патрика закрывают проезд по центру своей столицы и «гуляют»; отмечают Хэлуин, понаделав дырок в тыкве, а уж Санта Клаус…

Спросить бы такого православного гражданина: гражданин, а ты отпускаешь птичек на волю в православное Благовещенье? А чем ты занимаешься в вербное воскресенье? А празднуешь ли три Спаса в августе: на воде, на горе, на полотне? Нет, – зато в церквях новообращенных крестят, не окуная в купель, а поливая, и причащаются верующие пресными просвирками… Только и осталось, что поцелуи на Воскресение Христово, да и то не по правилам, а по любострастию.

Кстати, примерно так происходила в свое время перемена веры – переход к католичеству, в Польше и Великом княжестве Литовском.

Каждая религия хороша, но на своем месте. Ведь системы верований развивались, применительно к конкретному месту и культуре, ОЧЕНЬ долго. За каждой из них стоит определенная идеология. Протестантство – идеология капитализма, личного успеха и конкуренции, и там, где оно возникло, результаты хорошие. Православие – идеология общины и совместного выживания, индивидуализм ему чужд. И результаты тоже хорошие, если судить по тому, что худо-бедно росли, да и врагов бивали.

Проблема только в том, что за каждой религией (мировоззрением) стоит церковная структура со своими интересами, а за ней – чужое государство, и тоже со своими интересами. Со своими, не нашими. За красивыми праздниками не видно очень многого! Согласимся: католики и протестанты Италии, Англии, Германии и Америки совершенно искренне желают России добра. Точно так же искренне желали спасти от ада души индейцев христианские миссионеры во время колонизации Америки. Но сути дела это не меняет, – замена местных верований тянет за собой ликвидацию национальной культуры, а зачастую ликвидирует возможность существования национального государства, а то и всей популяции. На конвергентном этапе религиозной эволюции, при низкой помехоустойчивости системы (ее податливости на все западное) стабильное состояние России подорвано, и с какой идеологией страна придет к новой стабильности, сказать трудно.

Теория эволюции показывает, что наличие нескольких равноправных религий делает ситуацию в стране неустойчивой, и непременно будет борьба, в которой внешние возмущения могут стать полезными для какой-то одной из них, не самой подходящей для данной страны. Иоанн Грозный теории эволюции не знал, но велел «церкви разных вер не ставить». Он эти «внешние возмущения» – постоянные войны с Польшей – хорошо понимал и без теорий. Позже польскому королю Сигизмунду и его сыну, королевичу Владиславу, званому в Москву на царство, сказали: у нас костелов не строить. Даже Димитрий I – польский ставленник, превратившись в русского царя, ни одного костела не построил! Веками не пускали русские государи в Москву латинскую веру, и с лютеранами тоже боролись, понимая интуитивно, к чему это может привести: когда граница между религиями размыта, общее духовное состояние «не чистое», – страна и народ готовы подчиниться чужой воле.

В теории такое промежуточное состояние называется «мутацией». Развитие мутации в неустойчивой к помехам системе может привести к качественному изменению поведения людей, и процесс отбора вообще не будет иметь места, поскольку он сам в этой ситуации не помехоустойчив.

Древние религиозные верования, которые принято называть языческими, проделали основную часть своего очень протяженного во времени пути в условиях полного отсутствия письменности. По этой причине судить о них трудно; можно только сказать, что язычество знали все этносы, а основной его идеей было единство Природы и человека, причем человек в этой системе был подчинен Природе. Ни из чего другого, кроме разнообразного язычества, не могли появиться известные ныне мировые религии, отличающиеся от язычества прежде всего признанием приоритета духовности: дуализм Природы и человека заменился взаимодействием духа Природы (Бога) и души человека.

Другое отличие в том, что создатели современных религий – дети чтения; даже сами слова библия и коран значат «чтение». Перемена системы верований могла произойти как раз из-за перемены системы понимания: если раньше смысл мог быть выражен словом (звуком), то теперь и само слово (звук) приобрело выражение в букве (знаке). Письменность позволяла сохранять смысл навечно! Интересно, что с появлением письменности никуда не делось и язычество, оно обновилось, перейдя в интеллектуальную сферу, и дало миру античную философию, которую Ренессанс «восстановил» в XV–XVI веках!

Мусульманство, христианство и иудейство проводят идею веры в единого Бога, и все верующие несут личную ответственность перед Богом. Из того факта, что теперь эти религии разъединены между собою, вовсе не следует, что они появились отдельно друг от друга и в разные времена. Даже наоборот, они обязательно имели общего предшественника, и он хорошо известен под названием арианства, по имени Ария, или Арона (Харун в Коране), который был идеологом при пророке Моисее (Муса в Коране). И очень важно, что такое же международное распространение имел языческий бог Перун, которого знали кельты и германцы Западной Европы, народы Прибалтики, Индии, Албании, а также и все славяне. В христианстве Перуна заменил святой Илия, и мы можем делать предположения об эволюции верований (в ходе давних этапов, дивергентных и конвергентных), зная, что само это слово происходит от слов Элли, Алла (Элиос, Гелиос), первоначально означавших Солнце, понимаемое как Бог.

Слово pagan (язычник) ныне наделяют уничижительным смыслом; язычник – вроде нецивилизованного человека. Буквальное же значение слова от pagus – сельский, деревенский, не более того. В русском языке язык означало народ, народность, а язычество – иноплеменность или иноверие. Сегодня, понимая местные верования в качестве чего-то, противостоящего всем мировым религиям, в частности христианству, исследователи упускают из виду, что язычество приобрело религиозный оттенок лишь при современном его сравнении с христианством. То есть лишь тогда, когда христианство сложилось в понятную систему, его начали сравнивать с предшествующей (ставшей непонятной) системой поклонения «духу» определенной местности. Невнятица усугубилась тем, что «язычество» оказалось нагруженным дополнительным смыслом, когда к нему отнесли философские произведения, противоречащие христианской идее.

Все известные ныне мировые религии, включая и православие, были подготовлены языческими мудрецами, волхвами. Откуда еще-то взяться идеям, кроме как из развития предыдущих идей? А с эволюцией верований развивалась, конечно, и церковная структура. Очень долго происходило укрепление христианства на Руси, но масса населения так и оставалась языческой. Народ враждебно встретил новую веру и ее служителей; христианство насаждалось насильственно, и его внедрение растянулось на несколько столетий.

Силу традиций часто недооценивают! Первичное христианство, придя на Русь, менялось, подлаживаясь к местным традициям, – как и всякая структура, желающая выживать в новых условиях. В то же время «простой люд», то есть «бытовая» структура общества, объединял язычество и христианство. «Простому люду» тоже ведь надо было выживать в условиях гнета представителей новой идеологии!

Значительная часть языческих верований, праздников и обрядов уцелела, несмотря на христианизацию, образовав пеструю смесь с новой верой и ее культом. Еще и в ХVII веке православные язычники тайно сходились на игрища, приходили молиться под овин, к священным озерам и деревьям. В ХVIII веке Духовный регламент вынужден был запрещать отправление молебнов под дубом! В. О. Ключевский писал, что православные люди продолжали жить в прежней языческой избе и по языческому завету, только развесив по стенам иконы.

Игорь Литвин приводит интересный факт: минское языческое капище, расположенное на берегу реки Свислочь, просуществовало до начала XX века. В 1880 году, перед празднованием 900-летия крещения Руси, царские власти пытались прекратить отправление языческих служб. Был потушен священный огонь и спилен вещий дуб. Однако прекратить поклонение валуну «Деду» не удавалось вплоть до революции 1917 года. Сейчас «Дед» находится в музее камней, расположенном в минском микрорайоне Уручье. Не исключено, что и теперь, в XXI веке кто-то ходит в музей помолиться.

Но и православие прошло свой путь, закрепившись в обществе. Так, ХХ век прошел в СССР вроде бы под знаком атеизма, и что же? «Неверующие», даже коммунисты, продолжали тайно крестить детей, а верующие одновременно с исполнением христианских обрядов – верили в сглаз, колдовство и языческие приметы! Сегодня более 80 % русского населения считают себя православными. Но воцерковленных (то есть полностью подчинивших свою жизнь установлениям Русской православной церкви) всего 2–3%. Большинство же называющих себя православными отдают дань, как они говорят, православной традиции предков, не слишком вдаваясь в суть религиозных постулатов.

Среди тех, кого традиционно относят к мусульманам, – а их 15 % населения России, степень воцерковления гораздо выше (более половины). И мусульманская историография России существенно отличается от православной: в частности, в ней совершенно иначе освещается история Булгарского царства, Астраханского, Казанского, Крымского ханств, Башкирии, «поля Куликова» и т. д. вплоть до XIX века. Кроме этого считается, что в России нет иудейской историографии практически до конца XVIII века, а весьма смутная языческая историография отодвинута в далекое прошлое, несмотря на то, что большинство населения России де-факто – полуязычники и до сих пор.[31]

Однако обилие мусульманской и иудейской символики на всей территории нашей страны говорит о том, что религиозная историография России, как и светская, тоже не вполне верна. Среди прочего недостоверна православная история из-за исчезновения текстов и непонимания общей сути религий старого времени.

Однако вернемся к теории эволюции, применительно к истории верований.

Мы остановились на том, что конвергентный этап сформировал у нас однородную систему. Что далее? Теперь, на дивергентном этапе развития должны возникнуть несколько различных структур на базе единого предшественника. Отчего же «должны»? Оттого, что при истощении ресурсов для сохранения своего состояния (а вечно никакое состояние длиться не может) система сама ищет варианты дальнейшего развития, которые с внешней стороны проявляются в новых структурах – сектах или других оппозиционных группах.

Очень трудно проследить механизм развития на дивергентной стадии. Вероятность ее случайного начала мала, и неожиданное «возникновение» новой системы («нового мира») с новыми функциями за счет накопления небольших изменений также невозможно. Вспомните, сколько раз мы слышали о всяческих «застоях» в истории разных стран! Конечно, бывает, и нередко, что малые изменения в функционировании структур дают большие преимущества (такой процесс можно назвать микроэволюцией), но это характерно для конвергентной фазы. В данном же случае необходим качественный скачок, который можно назвать актом макроэволюции.

Продолжим церковную хронологию России. В ней можно найти примеры и микроэволюции, и «скачка», и появление новой структуры.

1504. – Собор в Москве по вопросу, могут ли монастыри владеть вотчинными владениями. Спор между прп. Нилом Сорским (и другими белозерскими пустынниками) с прп. Иосифом Волоколамским («нестяжатели» и «стяжатели»). Победила точка зрения «стяжателей».

Архиепископ Новгородский Геннадий отрекается от управления епархией и удаляется в Чудов монастырь (где и преставился в 1505).

Собор в Москве против жидовствующих. Еретики преданы церковному проклятию. Последующие казни еретиков в Москве и Новгороде. Ересь сохраняется, однако, в некоторых вологодских и белозерских монастырях.

1505–1508. – Перестройка соборов Московского Кремля. Строительство колокольни Ивана Великого.

1508. – Преставление прп. Нила Сорского. Основание Троицкой Александро-Свирской обители прп. Александром.

1509. – Архиепископ Новгородский прп. Серапион налагает запрещение и отлучение на прп. Иосифа Волоколамского, после того как последний добивается перехода Волоколамского монастыря в ведение великого князя. Сведение прп. Серапиона с кафедры решением Церковного Собора.

1511. – Преставление митрополита Симона. Митрополитом поставляется архимандрит Симонова монастыря Варлаам.

1514. – Присоединение Смоленской епархии из-под власти князей литовских к митрополии Московской. Перенесение из Смоленска в Москву чудотворной Смоленской иконы Пресвятой Богородицы «Одигитрия».

1515. – Митрополит Варлаам рукополагает на Смоленскую кафедру чудовского архимандрита Иосифа вместо епископа Варсонофия, сосланного великим князем Василием III в Каменный монастырь за сношения с королем Сигизмундом после присоединения Смоленска к России. Преставление прп. Иосифа Волоколамского.

1518. – По приглашению великого князя в Москву с Афона прибывает инок Максим Грек и поселяется в Чудовом монастыре.

1519. – Максим Грек с помощью русских толмачей заканчивает перевод с греческого на славянский толкового Псалтыря. По поручению митрополита приступает к исправлению богослужебных книг.

1520. – Церковный Собор на жидовствующих. Максим Грек пишет отцам Собора «Совет» для искоренения ереси. Однако ересь жидовствующих в скрытой форме сохраняется и впредь.

1521. – Установление празднования (21 мая) Владимирской иконы Пресвятой Богородицы в память избавления Москвы от нашествия татар под предводительством Махмет Гирея. Василий III смещает митрополита Варлаама с митрополии и ссылает его в Каменный монастырь на Кубенское озеро. Митрополитом поставляется игумен Волоколамского монастыря Даниил.

1523. – Основание в Москве Новодевичьего монастыря.

1525. – Первый суд над Максимом Греком «за вины против государя и России, за вины против духовенства и Русской Церкви, за вины против православной веры». Максим сослан в Волоколамский монастырь и заключен в темницу.

1526–1542. – Пребывание свт.[32] архиепископа Макария на Новгородской кафедре. Успешная миссионерская деятельность в северных уездах, населенных финнами, где сохранялись остатки языческого культа. Макарий вводит общежительный устав в новгородских монастырях и разделяет монастыри на мужские и женские.

1531. – Второй суд над Максимом Греком. Он признан виновным в намеренном искажении при переводе святых книг и сослан в Отрочь-монастырь. В мае – новый Собор для суда над старцем Вассианом Косым, обвиняемым в самовольном исправлении и искажении Кормчей Книги, а также в еретических рассуждениях. Вассиан осужден и сослан в Волоколамский монастырь, где и скончался.

1533. – Преставление прп. Александра Свирского. Основание прп. Трифоном Печенгского Кольского монастыря.

1539. – Во время боярской смуты митрополита Даниила свергают с престола, ссылают в Волоколамский монастырь и заставляют отречься от митрополии. Избран и поставлен митрополитом игумен Троице-Сергиева монастыря Иоасаф (Скрыпицин).

1542. – Сторонники князя Ивана Шуйского ссылают митрополита Иоасафа в Кириллов монастырь. Митрополитом избран и поставлен архиепископ Новгородский свт. Макарий.

1547. – Собор в Москве, установивший для двенадцати святых праздники во всей отечественной Церкви и для девяти святых праздники местные. По благословению Собора Иоанн IV обращается ко всем святителям Русской земли с просьбой собрать сведения о новых русских чудотворцах.

1549. – Собор в Москве, канонизировавший новых русских чудотворцев. Установлено чествование всех известных русских святых, живших до первой половины XVI века (кроме тех, чествование которых было установлено ранее).

1551. – После окончания Собора Троицкий игумен Артемий и другие ходатайствуют перед Иваном Грозным за Максима Грека, находившегося в заточении в Тверском Отрочь-монастыре. Максим Грек переведен в Сергиеву Лавру, митрополит Макарий разрешает ему причастие Святых Христовых тайн. В том же году – Стоглавый Собор в Москве, подвергший пересмотру все стороны церковной жизни с целью исправления существующих недостатков. Составлен ряд исправительных предписаний относительно епархиального управления, епархиального суда, жизни высшего и низшего духовенства, монашества и мирян. Узаконено заведение училищ и распространение просвещения как в духовенстве, так и в народе. Подтверждено закрепление вотчин за монастырями. (Некоторые «ошибки» Стоглавого Собора были внесены в богослужебные книги и сделались главными началами для последующего церковного раскола.) Двуперстие для крестного знамения утверждено в качестве догмата.

1552. – Свт. Макарий заканчивает составление «Великих Макариевских Четьих Миней», впервые собрав воедино всю имеющуюся на Руси церковную литературу. Также по его указаниям составлена «Сводная кормчая книга», объединяющая почти весь известный в Русской Церкви канонический материал, и «Никоновская летопись».

1553. – Устройство первой типографии в Москве, выпустившей анонимные издания.

1553–1554. – Церковный Собор в Москве осуждает еретиков протестантского толка Матвея Башкина и его приспешников и ссылает их в северные монастыри. Суд над белозерским иноком ересиархом Феодосием Косым. Феодосий бежит в Литву, где развивает свое протестантствующее учение. Игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий, также подвергнутый суду по этому делу, сослан в Соловки, откуда в дальнейшем бежит в Литву, где отстаивает православие в полемике с Феодосием Косым.

1555. – Преставление митрополита Иоасафа в Троице-Сергиевом монастыре. Учреждение Казанской епархии. Назначение ее первым архиепископом св. Гурия, игумена Селижаровского. Заложение в Москве Покровского собора (церковь Василия Блаженного).

1558. – Обретение мощей епископа Новгородского св. Луки (Жидяты) и епископа Новгородского св. Никиты и перенесение их в Софийский собор.

1559. – Мурза Чюрак от лица всех черкесов просит Ивана Грозного крестить их в христианскую веру.

1561. – Соборный акт патриарха Константинопольского Иоасафа II, дающий Иоанну III право «быти и зватися царем законно и благочестиво». Этим актом Константинополь фактически ликвидировал свои прежние отлучения, наложенные на Русскую Церковь за поставление митрополита Ионы. Закончена работа над «Степенной книгой», составленной по указанию митрополита Макария.

1563. – Иоанн Грозный берет Полоцк. Полоцкая епархия присоединяется к Московской митрополии. Преставление митрополита Макария.

1564. – Выходит в свет «Апостол», первая печатная книга в Московии. Выходит постановление впредь русским митрополитам носить белые клобуки с рясами и херувимами по примеру чудотворцев Петра и Алексия и запечатывать грамоты красным воском. Митрополитом избран инок Чудова монастыря Афанасий.

1565–1572. – Опричнина.

1566. – Митрополит Афанасий по болезни добровольно оставляет свой престол и удаляется в Чудов монастырь. Митрополитом нарекается Казанский архиепископ Герман. Однако еще до его поставления Иоанн IV изгоняет Германа из митрополичьих палат. Митрополитом поставляется свт. Филипп II, игумен Соловецкого монастыря.

1568. – Митрополит Филипп во время воскресных служб в Успенском соборе несколько раз открыто обличает Иоанна IV в несправедливых жестокостях. Специально созванный Собор для суда над Филиппом. Филипп сослан в Отрочь-монастырь. Митрополитом поставляется Троицкий архимандрит Кирилл IV.

Любая исходная система (человеческое сообщество) может устойчиво существовать в нескольких режимах. Предположим, находясь в одном из них, она устойчива, но он вам (или руководителю более высокой по иерархии, властной общественной структуры) не нравится. Возникает вопрос, можно ли переключить ее во второй режим, и как это сделать.

Есть два различных способа переключения: силовой и параметрический. Первый заключается в добавлении элементов того режима, в который мы хотим перевести систему, для снижения устойчивости предыдущего режима ее существования, – чтобы в ней начался процесс перехода в новое состояние. А потом система уже сама, вроде бы без всякого принуждения сорганизуется во втором состоянии, и сама очистится от элементов предыдущего режима.

Со стороны дело выглядит так, будто некие «злые люди» совершают неразумные действия. Они зачем-то навязывают новые церковные правила, казнят противящихся, разделяют страну на земщину и опричнину, добиваются послушания. Мотивы их действий скрыты, в чем задумка – знают лишь несколько человек. Но если мы не видим возмущения народа, смуты, то есть недовольства результатами у большинства (а судить о результатах можно и нужно не по заявлениям одиночек, а только и исключительно по реакции большинства), значит, задумка удалась и пошла на пользу большинству. Она соответствовала направлению процесса эволюции. А если народ ропщет – не соответствовала.

Другой способ перехода от режима к режиму заключается в изменении параметров системы. В чем его суть? В системе, устойчиво работающей в первом режиме, в некоторый момент времени волевым решением изменяются параметры ее функционирования или параметры внешней среды. При этом искажается (уменьшается) объем области существования первого режима, он становится неустойчивым, и вся система начинает эволюционировать ко второму режиму. Не вдаваясь в подробности, скажем, что один из примеров параметрического переключения – активные образовательные мероприятия, просвещение людей в нужном духе. Причем «образовывать» их можно в любом «направлении»: перевоспитывать эгоистов в убежденных интернационалистов и альтруистов, или наоборот – превращать коллективистов в жадных потребителей. Всё зависит от интереса структуры, инициирующей переключение.

Важно, что при таком способе система не колеблется между двумя стабильными точками; она просто переходит из одного в другое. А вот для силового переключения необходимо мощное импульсное воздействие – удар, слом «через колено», ведь возможных устойчивых состояний два, и мы находимся в области притяжения того или другого. Первое нас не устраивает, и, чтобы из него «вылезти», как раз и нужно приложить усилия. Параметрическое же переключение происходит в существенно более мягких условиях: не очень большими трудами старое состояние делается неустойчивым, и общество само, как целое, переходит в новое состояние.

Возможность двух типов перестройки надо всегда иметь в виду. Например, можно иметь два подхода к свободе. Один, когда наличие свободы и несвободы определяется тем, заставляют вас делать что-то или нет. Второй – когда вас ставят в такие условия, что вы будете делать, что надо, без явного внешнего принуждения. В качестве примера можно указать на крепостного крестьянина при феодализме и наемного рабочего при капитализме. Первый работает на себя, а его заставляют работать еще и на барина. Второй сам ищет «барина», чтобы на него поработать, а если не найдет, то сам же с голоду помрет. При этом крестьянин, как принято считать, – бесправный крепостной, раб, лишенный свободы, а рабочий, наоборот – абсолютно свободен, и за его «права человека» вступится любой барин мира.

Или другой пример. Можно крестить иноверцев насильно, а можно что-либо посулить за крещение. Именно так в XVI и особенно в XVII веках поступали русские государи, а из них более всех царь Алексей Михайлович. Радея о распространении православия между татарами и мордвою, велел он принимавших православную веру татарских мурз и мордовских панков писать княжьим именем. В итоге такого «параметрического» подхода к делу князья татарского и мордовского происхождения, в общей совокупности, по крайней мере, в десять раз превышали по численности княжеские роды русского происхождения. Причем большинство из них так и продолжали жить, как жили до крещения своего.

1619. – Возвращение Филарета (Федора Никитича Романова) в Москву. Собор поставляет его патриархом; конец междупатриаршества в России. Положено начало изменению русского обряда по греческому образцу в Московской Руси.

1620. – Заседания Церковного Собора о чиноприеме в православие католиков, униатов и православных из Литвы и Польши. Постановлены жестокие правила перекрещивания, исходя из рассмотрения католичества как серьезной ереси. Учреждение Сибирской епархии с кафедрой в Тобольске. Начало систематического просвещения христианством сибирских народов. Перенесение Московской типографии из Кремля на Печатный двор. Положено начало Типографской библиотеке. Печатается и распространяется во всей России множество церковных книг.

1625. – Все церкви и монастыри передаются царским указом под власть патриарха. Суду патриарха подчиняются все священнослужители (кроме уголовных дел). После консультации с патриархами Иерусалимским и Александрийским патриарх Филарет распоряжается убрать добавку «и огнем» в чине водоосвящения.

1627. – Прения Лаврентия Зизания с игуменом Илией и справщиком Григорием по поводу составленного Лаврентием Катехизиса, первого на Московской Руси. По распоряжению патриарха Филарета уже напечатанный Катехизис не выходит за пределы типографии. Признание «Учительского Евангелия» Кирилла Ставровецкого (Транквиллиона) еретическим и сожжение всех имеющихся копий. Начало массового изъятия из обращения церковных книг, напечатанных в Литве.

1628. – Указ патриарха Филарета о проведении переписи всех имеющихся по церквям книг литовской печати.

1632. – В Москве открывается греческая церковная школа под руководством архимандрита Иосифа.

В 1632 году, после смерти польского короля Сигизмунда Августа, его сын Владислав, уже побывавший номинально московским царем в 1611-м, отдал в управление Петру Могиле ряд бывших униатских храмов. То есть этот реформатор возглавил довольно самостоятельную структуру, – он был архимандритом Киевско-Печерской Лавры с 1626 года (и как раз отсюда приехала в Москву целая толпа реформаторов) и был Киевским митрополитом в 1632–1647. Об одном из его изобретений стоит сказать особо: о современном восьмиконечном православном кресте.

Казалось бы, подобный крест появился в Московии из легендарной «Киевской Руси»… а вот на тебе, эта «Киевская Русь» имела место в начале XVII века! Москве изобретение пришлось как нельзя кстати, поскольку как раз в 1625 году она объявила себя «самодержавной», в том числе и в церковном смысле, и вышла в 1626 году из подчинения Константинопольского патриарха. У византийских же греков никакого восьмиконечного креста с косой планкой никогда не было и нет!

В Византии (на Востоке) крест был прямой равносторонний («георгиевский»). В Европе (на Западе) – вертикально-асимметричный («латинский»). Трудно сказать, когда появился шестиконечный общехристианский крест, который также называют униатским, – ведь он возник как компромисс, наложением друг на друга «георгиевского» и «латинского» крестов, а попытки унии, союза церквей, имели длительную историю. Они, начавшись «тотчас после разделения церквей (1054), завершились на Флорентийском соборе (1437-39)», – так написано в Полном церковно-славянском словаре. После этого образовалось несколько униатских обществ, которые считали папу своим главой, сохраняя собственные церковные обряды и церковный язык. Были униаты из греков, сирийцев, коптов, армян и славян и прочих.

В 1595–1633 годах и на Руси, и в Польше использовали шестиконечные кресты – для примера можно назвать изображение креста на иконе «Новозаветная троица», написанной в этот период (Углич, Спасопреображенский монастырь), и кресты на храме польского г. Торунь (памятная монета 1629 года). И на портрете Филарета, написанном в 1620–1625 годах, он изображен именно с таким крестом!

Что же, собственно, сделал самостийный Петр Могила, мечтавший, как и Филарет, и Никон, о собственной церкви? Он не только отказался от унии, – он при помощи косой черты внизу униатского креста перечеркнул его, что и означало отказ от унии. Эта косая черта точно появилась на Руси при реформаторе церкви Филарете, она так и называлась «филаретовской». Толкование же косой нижней планки как подножия распятия вообще весьма странно: можно ли было при одинаковой длине ног пригвоздить ноги распинаемого к косой планке? И только в XVIII веке косой нижней перекладине на восьмиконечном кресте стали невразумительно приписывать роль своего рода «дорожного указателя», якобы направления пути в рай или ад.

На Руси шестиконечный крест издревле считали русским и православным: так, в конце XIX века обер-прокурор Синода Победоносцев в письме к Александру III возмущался, что «в Галиции полиция снимает русские шестиконечные кресты и заменяет их латинскими» (см. Письма Победоносцева к Александру III. 1926, том 2, с. 11). Они и теперь сохраняются наряду с крестами, имеющими нижнюю косую планку. Но и старые, воистину «греческие» четырехконечные кресты тоже до сих пор можно видеть на куполах многих храмов России. Распространены также «троичные» кресты, когда концы георгиевского креста имеют дополнительные поперечные перекладинки. А на Рогожском кладбище в Москве можно видеть, среди других, восьмиконечные кресты со средней косой, а нижней прямой планками!

Поразительно, – при проведении никоновских реформ среди всех выявленных обрядовых нарушений московской церкви единственное, так и оставшееся неисправленным – это восьмиконечный православный крест с косой планкой внизу! Причем первоначально реформаторы нижнюю косую «филаретовскую» планку тоже выпрямили, поэтому нынешние староверы именно такой крест зовут никонианским. Но после низложения Никона Русская Православная церковь постепенно вернулась к «филаретовскому» образцу креста.

1633. – Преставление патриарха Филарета. Патриархом поставляется архиепископ Псковский Иоасаф I. Греческая церковная школа временно закрывается.

1636. – Патриарх Иоасаф издает «Память об исправлении беспорядков в церковном богослужении».

Об этом эпизоде нужно сказать чуть подробнее, ибо с ним связана хронологическая путаница между светской и церковной историей.

В официозной книге «Государи дома Романовых» (с. 121) сообщается, что в 1636 году девять нижегородских приходских священников во главе с Иваном Нероновым подали новому патриарху Иосифу челобитную «о мятежи церковном и лжи христианства», обличая леность и нерадение поповское, неуставный порядок богослужения, пение «поскору» и «голосов в пять, в шесть и более», бесчинство среди молящихся, «бесовские игрища», и т. д. Челобитчики требовали патриаршего указа о «церковном исправлении» и «бессудстве христианства», чтобы «в скудости веры до конца не погибнути».

1– «латинский крест»; 2 – крест Св. Георгия («георгиевский», или «греческий» крест; 3 – русский крест так называемой «греческой церкви»; 4 – шестиконечный «униатский крест»

Однако по официальной истории патриаршества Иосиф был избран патриархом по жребию только в 1642 году, а в 1636 году патриархом был еще Иоасаф, умерший в 1640-м (см. «К 400-летию Патриаршества на Руси». Изд. отд. Моск. Патр., 1989). Ни официозное издание царской России, ни издательство патриархата нельзя заподозрить в опечатке или путанице имен Иосиф и Иоасаф. Как быть?…

На деле все гораздо серьезнее, ибо мудрый Филарет (патриарх до 1633) назначил своим преемником Иоасафа неспроста. В церковной иерархии этот священник отнюдь не был в первых рядах; по ней за патриархом в то время следовали митрополиты: Новгородский, Ростовский и Сарско-Подонский, – а Иоасаф даже никогда не был митрополитом. До 1634 года он был архиепископом Псковским и Великолукским, то есть пастырем населения Псковской республики (принципата), независимой тогда от Московии. Избрание Иоасафа должно было способствовать поглощению Пскова Московией.

Но вот загадка: имя этого патриарха не значилось в церковных актах, исходивших лично от Михаила Федоровича. Иными словами, светская власть этого Иоасафа главой церкви не считала!

Тем не менее церковная историография утверждает, что не Иосиф, а Иоасаф немедленно отреагировал на обращение «снизу» о наведении порядка в церкви, издал специальный распорядок для священников – «Память», и произвел большую работу по сличению и исправлению богослужебных книг. К этой работе он привлек ученых иноков и белое духовенство «житием воздержательных и крепкоположительных, грамоте гораздых». Так появился «предтеча» никоновских реформ, но насколько можно этой истории верить, если налицо путаница в датах и именах?

1640. – Преставление патриарха Иоасафа I.

1641. – Для сличения текстов с подлинниками и внесения исправлений во вновь печатаемые книги в Москву вытребываются ученые справщики из монастырей.

1642. – Патриархом поставляется архимандрит Симонова монастыря Иосиф.

Патриарх Иосиф (1642–1652) был не меньшим «ревнителем православия», нежели его предшественник Иоасаф: он даже участвовал в прениях о вере с лютеранами, ведя с ними экуменический (!) диалог. Правда, при этом он был несусветным стяжателем; безбожно крал из церковной казны. После смерти, при описи его имущества, найдено было у него деньгами 13 400 рублей, много серебряных сосудов и дорогих вещей, которые не были записаны, – их Иосиф «ведал наизусть»! Видя возвышение Никона, он боялся отставки и, по его же признанию, «денег приготовил себе на дорогу»! (См. История русской литературы, в 2-х томах, том 1, с. 258).

1644. – Дискуссия в Москве с лютеранским пастором относительно истинности обливательного крещения, принятого у лютеран. Одновременно Собор в Константинополе признает лютеранское крещение неистинным. Издание в Москве «Кирилловой книги».

1645. – Зарождение секты хлыстов (предположительно).

1649. – В Москве напечатан «Малый Катехизис» Петра Могилы.

В это время издается «Уложение царя Алексея Михайловича», – оно ограничивает экономическую, административную и судебную власть патриарха, архиереев, церквей и монастырей. Государство очевидно берет Церковь под свою тяжелую руку. Монастырский Приказ для рассмотрения судебных дел церковных людей обособляется. Во вновь основанный Преображенский монастырь прибывает около тридцати ученых иноков из Киево-Печерской лавры, и открывают там обучение всех желающих.

1650–1651. – Приезд в Москву патриарха Иерусалимского Паисия со свитой. Поездка на Восток старца Арсения Суханова и три диспута о достоинстве Русской Православной церкви сравнительно с греческим православием. Обсуждались отличия русского обряда от греческого: двуперстие, сугубая аллилуйя, многоголосие и т. д.

1651. – Патриарх Иосиф издает указ о введении единогласия в церквях; Церковный собор выносит это решение после консультаций с Константинополем.

1652. – Преставление патриарха Иосифа. Патриархом избирается митрополит Нижегородский Никон. Никон переподчиняет Печатный Двор из ведения Дворцового Приказа в свое и организует еще более масштабное исправление и печатание церковных книг. По его прямому распоряжению книги начинают исправлять по греческим образцам.

Православные историографы обтекаемо пишут, что Никона уговорил стать патриархом царь Алексей Михайлович. Но И. Забелин прямо говорит, что Никон был избран (читай: назначен) Алексеем Михайловичем, а не как исстари велось – по жребию. (См. И. Е. Забелин. История города Москвы. С. 329.)

Но как же тогда расценивать «поставление», а не выбор по жребию, патриарха Иова в 1589 году? А «назначение» в 1608-м, и «поставление» в 1619 году Филарета? Чем хуже Филарета оказался патриарх Игнатий, дважды (в 1606 и 1611) поставленный той же польской партией, – а ведь нынешняя церковь его вообще патриархом не считает? Совершенно очевидно, что он выброшен из церковной историографии только по политическим причинам: Филарет-то стал затем Великим Государем и основателем новой династии!

Филарета первый раз назначил патриархом Лжедмитрий II в 1608 году, при живом избранном ранее патриархе Ермогене, а второй раз, в 1619 году, его провозгласили патриархом в присутствии Иерусалимского патриарха Феофана IV, который, как сообщается в книге «К 400-летию Патриаршества на Руси», «по Промыслу Божию оказался в то время в Москве». Своим преемником Филарет назначил Иоасафа. Следующий патриарх, Иосиф, в 1642 году был избран не голосованием, а по жребию. Итак, налицо разночтения об одном периоде в светской и церковной истории.

Чтобы понять, почему, как и когда образовалась русская церковь, и почему, как и когда она стала современной православной, необходимо рассмотреть сущность церковных реформ XVII века с точки зрения теории эволюции. Но подробнее о реформах Никона поговорим дальше, а тут зададим несколько вопросов:

Откуда вообще взялось различие в богослужении между «московитами» и «греками»?

Почему до этого не видели самого наглядного различия, крестного знамения, которое в Московии до 1653 года всегда и всеми (всегда и всеми!) сотворялось только двумя перстами, а в Византии, оказывается, якобы уже 1300 лет – исключительно щепотью?

Почему только в середине XVII века обнаружилось, что русские богослужебные книги существенно расходятся с греческими оригиналами, а указанные в них обрядовые нормы – с византийскими? Что за «греческие оригиналы» шли в сравнение с русскими? С каких позиций определяли, с чем надо сравнивать русские книги, и делали вывод об ошибочности последних? Известно, что было проведено три диспута о достоинстве Русской Православной церкви сравнительно с греческим православием, – так отчего же отказались от этого достоинства?

В первых главах мы писали, что история – замечательная наука! Любой исследователь всегда может найти в прошлом примеры, подтверждающие его концепцию. И вот, мы лишь слегка покачали эту «лодку», задав несколько несложных вопросов, как сразу стало понятным, что история не только Русской православной, но и греческой церкви, и церкви как института монотеизма вообще, независимо от конфессии примерно до середины XVII века была совсем иной. То, чему учат учебники, – всего лишь версия «победившей» стороны!..

Что до «точности» священных книг, на которые бесконечно ссылались реформаторы, то в греческих книгах погрешностей и ошибок было, пожалуй, куда больше, чем в русских. Более того, войдя в унию с католичеством в 1439 году, греки, по мнению русских, потеряли право на первенство в православном мире. Еще Иоанн Грозный выразил позицию: «Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера». Благочестие греков на Руси ставилось под большое сомнение!

С точки зрения исторических фактов, надо признать частичную правоту вождя староверов Аввакума и его товарищей: не русские, а греки отступили от традиций первых христиан, пересмотрев обрядовые нормы. А мы добавим: и греки, и русские. Когда бы ни возникло христианство, оно по-разному эволюционировало в разных местах. Реформа Никона преследовала некоторые цели, – проведенная в церкви силовым путем, она изменила параметры общественной жизни, подтолкнула переход страны к новому режиму. Так стоит ли считать его самого лишь фанатиком идеи, борцом за чистоту веры? Ведь если так, то кто же такой Иоанн Грозный? Оказывается, в современной терминологии, «старовер». Разумеется, это сложный вопрос, и он требует более скрупулезного анализа; мы отдаем себе отчет, что наш очерк весьма неполон.

Посмотрим на события во внешнем мире, происходившие во времена, предшествующие реформе церкви в России.

После периода изнурительных войн XVI века, вызванных не в последнюю очередь межконфессиональной враждой, протекавшей на фоне создания национальных государств, – на рубеже XVI и XVII столетий религиозное размежевание затормозилось. Даже возникло стремление к объединению церквей: «Брестская уния» 1596-го, «Нантский Эдикт» Генриха Бурбона 1598-го, Виленский съезд «католиков, протестантов и православных» 1599-го, «закон о веротерпимости» султана Ахмета I от 1603 года и т. п. Подобная передышка в борьбе с «неверными» внутри новоиспеченных государств была необходима для консолидации светской власти, – это был объединительный, конвергентный этап эволюции церкви, имевший свои различия в разных странах.

Но колесо эволюции катилось дальше; взлет новой экономической системы, капитализма, тянул за собой перемены во многих общественных структурах: идеологических, церковных, военных, научных, властных. Начинался новый разъединительный, дивергентный этап. В XVII веке опять загремели кровопролитные изнурительные войны, но они уже не были чисто религиозными: в Тридцатилетней войне (1618–1648) католики и протестанты под водительством папы римского, с одной стороны, воевали с архикатолическими Габсбургами. Английская революция Кромвеля и реставрация Стюартов (1642–1660) привела к передаче англиканской церкви прямо в руки королю.

В России у церкви, как общественной структуры, главной целью было собственное выживание, а основной заботой – сохранение прежних привилегий: освобождение от налогов, монастырская десятина, право землевладения и распоряжения доходами и т. д. Согласно традиционной историографии, этими привилегиями церковь пользовалась триста лет – от митрополита Петра при Юрии Даниловиче и Иване Калите до патриарха Иова при царе Борисе, то есть от 1313 до 1605 года. Церкви желательно было сохранить такое положение дел; но властная структура после Смуты покатилась в сторону абсолютной монархии; светские властители желали подчинения государству церковных институтов, распространения распорядительной власти на богатейшее церковное имущество, влияния через церковь на паству.

Российская реформа, как показало будущее, шла по «английскому» образцу, чтобы в руках царя оказалась вся власть, в том числе церковная. Частью процесса стало идейное и частично вооруженное противостояние старо– и новообрядцев, а также и русско-польские войны, закончившиеся Андрусовским перемирием 1667 года, и избиение староверов реформаторами-«никонианами». Все это – звенья эволюции церкви совместно с национальным государством и против подчинения другому национальному государству. Люди прицепились к несоответствию «греческим образцам», но, как уже сказано, не отдельные люди решают, что надо делать и как, а структуры, повелевающие людьми! Требовалось вывести церковь из стабильного состояния и переподчинить ее царю – а уж на что ссылаться, проводя этот процесс, неважно. Можно и на несоответствие «греческим образцам», даже если никакого несоответствия нет.[33]

Убедительным свидетельством реального состояния религии того времени служит письмо крупного русского просветителя, поэта, автора первого русского учебника грамматики Мелетия Смотрицкого (1577–1633) своему бывшему учителю, Константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису, написанное им в 1627 году, накануне его окончательного перехода на униатские позиции (см. П. Ивинскис, с. 106–114). Из текста письма видно, что сам патриарх Кирилл, – что интересно, после своей гибели представленный «защитником православия», – не находил существенной разницы между греческим и римским толкованиями догматов. И понятно, почему: греческая церковь приняла унию! Это дает нам поразительный пример не только того, что не русская, а именно греческая церковь отошла от истоков, но и того, что истинных причин реформ историки не понимают!

В конце XIX века, когда пришло уже время осмысления произошедшего, профессор духовной академии Н. Ф. Коптерев писал:

«На вопрос: кто же… и когда испортил наши древние церковные чины и обряды, которые потом Никону пришлось исправлять, мною был дан такой ответ: древние наши чины и обряды никогда никем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков, только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизменных, почему впоследствии и явилась рознь между московскими чинами и обрядами и позднейшими греческими». (См. В. И. Буганов, А. П. Богданов. Бунтари и правдоискатели в русской православной церкви. С. 508.) Так что же, – ошиблись? Может, не нужна была реформа?… Нет, реформа была нужна. Но также нужно понимать, в чем суть этой реформы.

Уже упомянутый Смотрицкий, обращаясь к патриарху Кириллу, призывает его, за несколько десятилетий до реформ Никона: «Закрыв пропасть злосчастного раздора, вы совершите дело Божие и сделаете, что Русь, Польша и Литва будут отныне хвалить и славить своего создателя Бога едиными устами и единым сердцем. Ваше преосвященство слишком опытны и проницательны, чтобы не видеть и не уважить того, что в нынешнем положении дел едва ли возможно русскому народу уклониться от церковного единства».

Это ОЧЕНЬ политизированное заявление наивного Смотрицкого противоречило интересам России как национального государства. Московская монархия шла путем самостоятельности страны, а принятие католичества или унии вело к идеологической и политической зависимости от внешних сил. Также французы, вырезая всех протестантов в свою Варфоломеевскую ночь, отнюдь не занимались «закрыванием пропасти раздора», а обеспечивали единство государства. Действительно, русские цари раньше подчинялись «греческому» (= византийскому) патриаршему престолу, – но ведь тогда не было и речи о национальном государстве.

В стране и церкви назрели реформы, и они были проведены, – но совсем не по причине «порчи» старой веры. Государство, эволюционируя, подгоняло «под себя» строение церкви. Церковь, меняясь, подгоняла «под себя» воззрения паствы. И всякие ссылки, что это, де, было «возвращением к истокам», не более, чем лукавство.

Так мы подходим к очень важному вопросу – церковной реформе.

С 1619 по 1633 год патриархом был Филарет, отец царя Михаила, – фактический правитель страны, определявший мысли и поступки сына. При нем церковная и светская власть находилась в одних руках. Церковь стала формировать державную идеологию, поставила свою проповедь на службу государству, развивая учение о том, что Москва есть центр православного мира и защитница всех православных. Но, возвеличивая русское государство, церковь сохраняла прежние основы своей деятельности, а основы были таковы, что она могла влиять, и влияла, на все стороны общественной жизни, включая самоё государственную власть. Духовенство не было замкнутой кастой, оно пополнялось за счет наиболее уважаемых и образованных мирян; монашество представляло все слои народа – от князей до бездомных.

По своему влиянию церковь была равна государству, и даже на царя смотрела только как на самого высокопоставленного из мирян, для которого требования христианской этики были обязательны в первую очередь. Между тем религиозная и властная структуры отличаются по длительности периодов своей эволюции. Религия – категория долгопериодная и в силу этого консервативная. А светская власть вынуждена постоянно приспосабливаться к требованиям текущего «момента». В данном случае стране нужна была быстрая научно-техническая и военная модернизация по западному образцу, для чего власть нуждалась в «свободе рук», чтобы не оглядываться на тормозящую ее действия церковь.

Между тем в России еще до церковных реформ родилось поразительно большое количество ересей. Печатной продукции, которая обеспечивала бы единообразие, не было; очень долго – столетиями! – богослужебные книги переписывались от руки, что и в самом деле привело к разночтениям, иногда носящим принципиальный характер. А ведь по этим книгам велась проповедь в тех или иных местах. По правде говоря, реформы текстов тоже были необходимы.

До 1633 года у власти был Филарет, одновременно патриарх и государь. Он сам решал все вопросы, ибо и церковная, и властная структуры были в его руке. Затем положение изменилось; реформы начали обсуждать разные люди, представители разных интересов. В 1640-х годах в Москве сложился Кружок ревнителей древнего благочестия, который возглавил царский духовник Стефан Вонифатьев, а в числе членов были и Никон, и Аввакум, и другие светские и церковные деятели, оказавшиеся потом по разные стороны баррикад. Они все полагали нужным «исправление» церковных служб, поднятие нравственности духовников и даже противодействие проникновению светских начал в духовную жизнь населения; их поддерживал царь.[34]

Выживание страны – главный приоритет для государства, а выживание требовало освоения западных технологий. Это освоение, в свою очередь, породило перемены в производственной, военной и других структурах. Соответственно возникла нужда или в согласовании этих перемен с исконными традициями, или в перемене традиций, и в церкви появились две крайности: «западники» и сторонники строгого соблюдения старых отеческих правил. Истина, как всегда, была посередине. Какое-то время спорили: часть священнослужителей ратовала за проведение церковной реформы с учетом западного опыта, а другие протестовали против распространявшихся из Немецкой слободы свободных нравов, – самого заметного западного новшества, выступали против действий правительства, которое не возбраняло курение «дьявольского зелья» – табака, и расширяло сеть кабаков. Потом дошло до практических решений.

На повестку дня встал вопрос об освобождении украинских земель от польского засилья. Усилился приток в Россию украинского духовенства и ученых монахов из Киева: так еще до своего присоединения Украина стала поставлять в Россию идеологические кадры. Многие иммигранты заняли высокое положение в церковной иерархии, стали митрополитами или писателями-богословами. Один из украинцев – Симеон Полоцкий – получил доступ к царскому двору.

Казалось бы, выходцы с Украины в условиях католического давления со стороны Речи Посполитой стремились сохранить православие и проявляли антикатолические настроения. Но дело в том, что Русская православная церковь давно была автономной, а украинская по-прежнему подчинялась Константинополю и перенимала все греческие новинки, из-за которых в глазах московского духовенства сама «греческая» церковь уже не являлась авторитетом.

В 1652 году Никон, став патриархом русской церкви, начал церковную реформу с ритуальной стороны: вместо старорусской обрядности вводилась греческая, двоеперстие заменялось троеперстием, символом культа был объявлен поначалу четырехконечный крест вместо введенного Филаретом восьмиконечного, и т. п. Затем патриарх объявил о необходимости исправления старославянских церковных текстов по греческим образцам. Вот этим-то делом и занялись выходцы с Украины. А они еще до реформы гордились, что образование на Украине поставлено лучше, чем в Московии, и потому украинская церковная культура должна быть принята в качестве образца.

С оклада Евангелия, традиционно датируемого концом XIV века, то есть писанном как минимум за 250 лет до реформ Никона

В итоге переписка текстов повела к замене московского диалекта древнерусского языка киевским диалектом. Также украинское влияние стало проявляться в иконописи и литургии. Характерен первый шаг реформы: отмена древнерусского восточнославянского полногласия и замена его на юго– и западнославянское «церковнославянское» неполногласие!

Во всех церквях России поколения прихожан сотни лет слышали слова привычных молитв и проповедей. Вдруг меняются и эти слова, и их порядок, и традиционный ритуал богослужения! Психологически невозможно принимать такие перемены спокойно. «Простой народ» не мог понять, чем же была плоха староотеческая вера?

Надо ли удивляться, что в народе началось брожение…

1653. – Патриарх Никон печатает с древних рукописей церковнославянскую Кормчую Книгу, а перед Великим постом выпускает специальный циркуляр «Память» о поклонах и троеперстии, – так положено начало церковной реформе. Волнения в Москве с протопопами Иваном Нероновым и Аввакумом во главе. Историческое начало раскола. Ссылка четырех протопопов: Ивана Неронова, Аввакума, Логгина и Даниила в отдаленные монастыри по распоряжению Никона.

В 1653 году Москву потрясла весть, привезенная келарем Арсением Сухановым, совершившим вторую поездку в Иерусалим и Константинополь. Оказывается, афонские, «греко-православные» монахи сожгли русские богослужебные книги как еретические! (См. Л. И. Семенникова. Россия в мировом сообществе цивилизаций. С. 170; также «Государи дома Романовых». С. 126.)

Этот факт является настолько выдающимся, что не сразу доходит до ума. А ведь сожгли-то богослужебные книги на русском, не на церковнославянском языке! Вот это – сущая правда, поскольку никакого церковнославянского языка до этого времени в России не существовало. Православные-«староверы» в Османской империи до конца XV века молились на славянском языке – и это был практически русский язык того времени (он же старобелорусский), а не болгарский или сербский. И кстати, знаменитое «реймсское» евангелие, привезенное во Францию легендарной Анной Ярославной, на котором приносили присягу последние французские короли из династии Валуа (Карл IX и Генрих III), а также Людовики XIII и XIV, написано на том же славянском, а не греческом или латинском языке!

Еще удивительнее, что никаких «древних» греческих книг Суханову в его поездке не попалось, хоть он и привез ряд документов, подтверждающих расхождения в греческих и русских книгах. Вести, принесенные им в 1653 году, фактически и послужили началом для кампании по «исправлению» книг.

1654. – Никон снова посылает Арсения Суханова на Восток за старыми греческими книгами, необходимыми для исправления русских текстов. Церковный собор об исправлении богослужебных книг и обрядов в соответствии с греческими образцами и славянскими рукописными книгами: все книги следует «достойно и праведно исправити противо старых – хартейных и греческих». (Просим обратить внимание, что здесь впервые фигурируют «хартейные», то есть рукописные пергаментные книги, которые тут противопоставлены «греческим». Возвращение России Черниговской епископии. Ссылка и заточение Коломенского епископа Павла. Прибытие в Россию патриарха Антиохийского Макария и патриарха Сербского Гавриила, в дальнейшем поддержавших Никона в его церковной реформе.

К этому времени в Москве скопилось немало безработных самозваных «восточных иерархов», среди которых были и «малороссийские», и «сербские», и «греческие», и «палестинские» искатели прокорма. Так, архидиакон Алеппский Павел свидетельствует, что Иерусалимский патриарх Паисий во время визитов в Москву не гнушался подлогами в списках: «Действительно, в свите патриарха было не более 35 человек. Но патриарх еще набрал в число своих спутников разного сброда и в списке назвал их священниками, архимандритами и клириками разных монастырей, чтобы, благодаря спутничеству большой свиты, получить большую милостыню». (См. Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века. Пер. с арабского, вып. II–IV, М.: 1897–1898).

Вся эта публика всячески подлизывалась к московским властям, особенно к Алексею Михайловичу, называя его будущим наследником «трона Константинова» в Царьграде-Константинополе-Стамбуле. Они даже притащили в Москву копию грамоты «Константинова Дара» и «патриаршей грамоты» поставления первого московского патриарха Иова, где якобы требовалось во всем следовать предписаниям греческой веры, которые и были изданы впервые при Никоне. В конце концов, Алексей Михайлович просто взял наиболее активную восточно-патриаршую братию к себе на работу и платил им жалование через отдельный Приказ!

Вот как об излишней доверчивости ко всяким иностранцам писал вскоре после этого Юрий Крижанич:

«Ксеномания – по-гречески, [а] по-нашему – чужебесие – это бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное, бешеное доверие к чужеземцам. Эта смертоносная чума (или поветрие) заразила весь наш народ. Ведь не счесть убытков и позора, которые весь наш народ (до Дуная и за Дунаем) терпел и терпит из-за чужебесия. То есть [из-за того], что мы слишком доверчивы к чужеземцам и с ними братаемся и сватаемся, и позволяем им в нашей стране делать то, что они хотят. Все беды, которые мы терпим, проистекают именно из-за того, что мы слишком много общаемся с чужеземцами и слишком много им доверяем.

Чужеземное красноречие, красота, ловкость, избалованность, любезность, роскошная жизнь и роскошные товары, словно некие сводники, лишают нас ума. Своим острым умом, ученостью, хитростью, непревзойденной льстивостью, грубостью и порочностью они превращают нас в дураков, и приманивают, и направляют, куда хотят.

Их жадность и ненасытность вымогают у нас [наше добро], грабят нас, разоряют. Их неискренность и тайная, вечная неуемная ядовитость и коварство бьют нас, вредят нам, ставят нас в отчаянное положение. Их бесовское высокомерие унижает, оскорбляет, хулит, осмеивает, оплевывает нас и выставляет на позор всем народам».

Правда, сам Юрий Крижанич был чужеземцем, к тому же иезуитом. Страна имела проблемы и на юге, и на западе. Но чтобы обратить свой взор на юг, сначала требовалось пробиться на Запад, наладить нормальную промышленность и торговлю. А Крижанич, ничего этого не понимая (или выполняя соответствующее задание своего Ордена), все время сравнивал «нас» (русских) с Европой, и всё у него получалось не в нашу пользу. Пример: «Нашего народа умы не развиты и медлительны и люди неискусны в ремесле и мало сведущи в торговле, в земледелии и в домашнем хозяйстве. Русские, поляки и весь народ славянский совершенно не умеют вести дальней торговли ни на море, ни посуху. Арифметике и счетной науке торговцы наши не учатся», – и т. д., – а вот на Западе!.. Очень похоже на пропаганду, которая в конце ХХ века привела к потере народом ориентиров и к развалу Великой России. И до того допёк он царя, подзуживая любить Европу и науськивая на Турцию, что тот сослал его в Сибирь.

Итак, Никон начал книжно-обрядовую реформу. Но вдруг выяснилось, что: 1) греческого языка в Москве никто не знает, включая и «греческих специалистов», а потому переводить с греческого некому, и 2) никаких «греческих оригиналов» в Москве нет. Наконец, Арсений Суханов из очередной поездки за «греческими книгами» привез их (в 1654) более пятисот, причем впервые.

Однако сам Суханов сильно сомневался в «греках». Смущала его и та фантастическая легкость, с которой в эту его поездку появлялись запрошенные им древние книги. В своем труде «Проскинитарии» он написал, что греков Господь избрал на место не познавшего его возлюбленного рода Израиля, но «они возгордились, стали мнить себя источником веры, и за такое высокоумие Бог отринул их и отдал в руки басурман, причем они сами обасурманились. Вследствие этого их никак нельзя признать источником правой веры: у них было христианство, да миновалось» (см. «История русской литературы». С. 244). После такой однозначной оценки Сухановым правоверия греков Никон его самого услал подальше от Москвы на восток, где он и умер, но привезенные им «древние» книги легли в основу реформы!

Никон не просто отстранил москвичей от правки священных текстов, пригласив киевлян, но привлек вообще много иностранцев, среди которых выделялись Паисий Лигарид и Арсений Грек. Показательно, что Арсений Грек трижды менял вероисповедание, одно время был даже мусульманином (да и был ли он греком, ведь так звали любого византийца), а Лигарида за симпатии к католичеству константинопольский патриарх отлучал от православной церкви.

Между прочим, полное отсутствие греческих источников и знания греческого языка в Московии накануне реформы первой половины XVII века ставит под серьезное сомнение все сообщения о более ранних появлениях «греческих ученых мужей» и книг в Москве – что при Иване IV, что при Василии III, что при Иване III. Даже при Алексее Михайловиче проверить правильность новой писанины было некому. Потому-то из-под пера Арсения Грека и появилось знаменитое требование написания «Иисус» вместо «Исус» и прочие нелепости.

Никон смог привлечь на свою сторону и некоторых представителей высшего клира русской православной церкви: Дмитрия Ростовского, Иллариона Рязанского, Павла Сарского и других. Симеон Полоцкий, его ученики Сильвестр Медведев и Карион Истомин заявили, что духовное наследие Руси не имеет особой ценности. Отрицалась вся сумма привычных идей и обиходных аксиом, в незыблемости которых было уверено все русское население. Русская культура объявлялась отсталой, на вооружение брались европейские стандарты.

То, что реформа пошла по такому пути, было связано с конъюнктурными соображениями: Никон желал сделать объединение с Россией привлекательным для украинцев, продемонстрировать отсутствие различий между православием в Московии и на Украине. Реформа проводилась поспешно, без должной подготовки, и вызвала серьезный раскол в русской церкви, что неизбежно роняло ее авторитет в народе.

Мы опять находим аналогию в истории нового времени: стремление сблизиться с Америкой и «получить инвестиции» толкнуло российскую элиту на поспешные реформы, причем во главе их встали люди абсолютно беспринципные: вчерашние преподаватели марксизма-ленинизма, взявшие в консультанты западных антисоветчиков, заведомых врагов России. Такие же негодяи и конъюнктурщики проводили реформу в XVII веке; не случайно царь Петр I относился к иерархам «новообрядцев» с презрением и насмешкой. Он знал им цену!

И так же, как теперь, «конъюнктурной» цели этими переменами они не достигли: не только не привлекли на свою сторону верующих Белой Руси и Украины, а даже оттолкнули их. Правда, реформа в целом оказалась полезной (в отличие от нынешних экономических): снизив значение церкви, она усилила светскую власть и привела к рывку, к повышению геополитического статуса России при Петре I.

1655. – Никон в Успенском соборе публично разбивает отобранные у бояр иконы франкского письма. Церковный Собор принимает новый служебник, закреплявший исправления в обряде по греческому образцу, который рассылается по всем церквям. Собор об освящении воды только в сочельник праздника Богоявления – по старым греческим образцам. (Собор 1667 года отменил это решение.) Протопоп Неронов, главный противник патриарха Никона, бежит из заточения, принимает постриг в Москве и селится в Игнатиевой пустыни.

В 1655 году Никон приказал написать портреты патриархов Московских, считая себя седьмым и перечислив своих предшественников так: Иов, Герман, Герасим, Филарет, Иосаф и Иосиф (см., например, И. Е. Забелин. С. 512). В этом списке неизвестный по другим источникам Герман (не Гермоген!) стоит на месте Игнатия, которого в списке вообще нет, а Гермоген назван Герасимом, что показывает: канонического перечня патриархов до Никона не было, а история Смуты еще и при нем не сочинена!

1656, 24 февраля. – В Успенском соборе патриарх Антиохийский Макарий, патриарх Сербский Гавриил и митрополит Никейский Григорий предают анафеме всех, крестящихся двумя перстами. Собор одобряет переведенную с греческого и изданную Никоном книгу «Скрижаль», подтверждает проклятие на последователей двоеперстия.

В том же году преставился в заточении епископ Коломенский Павел, последний из епископов, придерживавшийся, вопреки реформам Никона, богослужебной традиции Стоглава. Прошел Собор о перекрещивании католиков и вышел Указ о запрещении повторного крещения католиков. Заочное обсуждение и проклятие на Соборе Григория Неронова и его единомышленников.

В 1656 году реформы Никона одобрили не только иерархи Восточной церкви, но даже папа Римский. Это был его апофеоз, в это время не только церковь, но и царь подчинялись ему беспрекословно: всего лишь в 1652 году Алексей Михайлович просил его стать новым патриархом, в 1653-м титуловал Патриархом Всея Великия и Малыя Руси еще до подписания союза с Богданом Хмельницким, а в 1654-м, после взятия московскими войсками в союзе с тем же Хмельницким г. Вильны, – Патриархом всея Великия, Малыя и Белыя Руси!

1657. – Примирение патриарха Никона со старцем Григорием Нероновым и покаяние последнего. Никон основывает Воскресенский (Новоиерусалимский) монастырь в подмосковной Истре. Собор об открытии новых епархий и исправлении Требника.

Никон был человеком бескомпромиссным и прямолинейным. Как личный друг царя, ставший патриархом при его содействии, он стал претендовать на государственную власть, демонстративно подчеркивая превосходство духовной власти над светской, – вопреки объективно противоположному процессу. Во время отсутствия Алексея Михайловича он занимал его место. В приговорах Боярской думы появилась формулировка: «светлейший патриарх указал, и бояре приговорили». Можно сказать, он потерял политическое чутье, а затем и доверие Алексея Михайловича. Начался закат его карьеры.

1658. – После конфликта с царем Никон слагает с себя патриаршество и удаляется в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь. Начало междупатриаршества; местоблюстителем патриаршего престола ставится Крутицкий митрополит Питирим. Учреждение Вятской и Великопермской епископий. Решение черного Собора Соловецкого монастыря о неприятии новопечатных исправленных книг.

1660. – Собор, созванный царем Алексеем Михайловичем по делу патриарха Никона, постановляет признать его самовольно оставившим престол и приступить к избранию нового патриарха. Однако исполнено это решение не было.

1662. – Во время литургии в Воскресенском монастыре Никон проклинает Крутицкого митрополита Питирима, местоблюстителя патриаршего престола. Царь Алексей Михайлович издает указ созвать Собор с участием Вселенских патриархов по делу Никона.

1663. – Никон пишет книгу «Возражения» в ответ на выдвигающиеся против него обвинения. Приговор старцев Соловецкого монастыря о неприятии новых книг и обрядов.

Итак, в 1660 году Никон де-факто ушел с поста патриарха, надеясь на будущее возвращение победителем. Однако светская власть отодвинула его навсегда: с 1660 и до 1667 года Алексей Михайлович уже сам решал все церковные вопросы. А потом он руками других «греческих иерархов» типа Паисия Лигарида вообще убрал переоценившего свое значение патриарха: церковный собор 1666 года вынес приговор о его низложении и ссылке простым монахом в северный Ферапонтов монастырь. Правда, тогда же было объявлено проклятие всем противникам реформы и отлучены от церкви протопоп Аввакум, дьякон Федор и поп Никита за отказ признать исправления в книгах и обряде; затем их заточили в Николо-Угрешский монастырь.

Царь Алексей Михайлович надеялся, что реформа не только поможет в международных делах, но и уменьшит роль церкви, как ограничителя на пути проводимой модернизации страны. А патриарх, возможно, так и не понял, что произошло. Государству требовались перемены во взаимоотношениях с церковью, чтобы она не только Божью проповедь вела, но была бы инструментом влияния государства на народ. То есть царю нужна была послушная церковь. Но чтобы сделать ее такой, надо было раскачать то стабильное положение, которое церковь занимала раньше. Вот это и было задачей Никона, для этого он и получил чрезвычайные полномочия. Но он возомнил себя чуть ли не выше царя, и пришлось укорачивать его амбиции с одновременной ликвидацией старой церкви.

И при Никоне, и позже реформа проводилась с элитарных позиций, сбрасывала со счетов мнение народа. Никониане ставку делали на «внешнюю мудрость», представляя суть полемики как конфликт между знанием и невежеством. Представители же старой традиции не могли с этим согласиться. Протопоп Аввакум очень красочно характеризовал своих противников, сторонников церковных нововведений:

«Мудрены вы со дьяволом! Нечего рассуждать. Да нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продавать, как покупать, как есть, как пить, как баб блудить, как робят в олтаре за афедрон хватать. А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю все ваше злохитрство, собаки, бляди, митрополиты, архиепископы, никонияне, воры, прелагатаи, другие немцы русския». (См. «Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения». Г. Горький, 1988, с. 69.)

Немаловажно, что до середины XVII века отправление обрядов по старой вере происходило главным образом дома, в «домовых церквах» – молельнях. Храмы для соборных молений (правда, довольно длительных) посещали только по праздникам, число которых было на порядок меньше, чем сейчас, а также для справления треб – крестин, свадеб и отпевания. А вот после реформы народ стали загонять в храмы, чтоб выслушивал наставления, но не в последнюю очередь и для сбора пожертвований, поскольку Алексей Михайлович Соборным Уложением 1649 года лишил церковников их имущественных привилегий, создав специальный Монастырский Приказ.

Этот Приказ просуществовал до 1675 года (по другим данным – до 1677), когда, под давлением церковников, царь все-таки его упразднил. Однако Петр I в 1701-м восстановил его, отняв к тому же у монастырей право распоряжаться их доходами, за что немедленно был удостоен прозвища «антихрист». Суть была в том, что государству требовались средства для технического перевооружения армии, для закупки западных технологий, вот и брали за счет церкви, а она пополняла свою казну за счет прихожан, – церковной структуре нужно было как-то выживать в новых условиях.

А потом Петр упразднил патриаршество и для руководства церковными делами страны создал государственный орган, Священный Синод. Есть сообщения, что Петр вообще хотел реформировать церковь по протестантскому образцу (см. Н. Н. Воейков. Церковь, Русь и Рим. С. 568–579). Ну, «хотел» или нет, теперь сказать трудно; нам кажется, ему стоило только мигнуть иерархам РПЦ, и они бы все сделали, как он «хотел».

Бытовые правила староверов близки к ортодоксальным иудейским и мусульманским. Например, покойника необходимо оплакать и схоронить в течение суток, как у мусульман. Староверы вообще спокойно относились к «татарскому Богу» Магомету: никаких религиозных выпадов не было. У русской и татарской религиозной культуры – надо полагать, архаического русского христианства и раннего мусульманства, – общие корни, хотя многолетнее русско-турецкое противостояние привело к тому, что этот факт выпал из внимания историков. Однако приведем примеры.

Мало кто знает, что известный русский сказочный образ райских молочных рек можно найти в Коране: «Образ сада, который обещан богобоязненным: там – реки из воды не портящейся, и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих» (Сура 47, аят 15). Русское выражение «быть на седьмом небе от счастья» повторяется в Коране: «Аллах – тот, кто сотворил семь небес…» (Сура 65, аят 12). Обычай плевать через левое плечо – чтоб «не сглазить», живет со времен русской архаики, а по мусульманскому преданию Бог приставил к каждому человеку двух ангелов – доброго и злого, которые стоят соответственно за правым и левым плечами. Первый записывает хорошие поступки, а второй плохие, – в него и надо плюнуть.

А вот совпадения мусульманских и русских преданий: «И если бы два отряда из верующих сражались, то примирите их. Если же один будет несправедлив против другого, то сражайтесь с тем, который несправедлив, пока он не обратится к велению Аллаха. А если он обратится, то примирите их по справедливости и будьте беспристрастны: ведь Аллах любит беспристрастных!» (Сура 49, аят 9). «Как два русских-де борются, надо разговаривать, а и русский с неверным, дак надо помощь дать, а два же нерусских, дак надо прочь ехать» (сказ «Поединок Дуная Ивановича с Добрыней Никитичем»).

Староверы боролись не против язычников, мусульман или иудеев, а против «греческих» и «латинских» реформ. Особенно существенно, что они в первой половине XVII века не выступали против униатов, ибо считали их своими единоверцами. Существенно позже «новая» официальная церковь представила борьбу с униатством, как протест «православных» против засилья «католиков»: но ведь староверы и были исконными православными.

Характерно, что одно из течений староверов (а именно «беспоповцы»; всего имеется три направления старой веры) начисто отвергало официальный институт церкви, но не само вероучение. Мы можем указать как аналог иудейских хасидов, тоже отвергающих ортодоксальный раввинат; примерно таких же взглядов на институт церкви придерживаются и многие протестантские течения. Вообще изучение истории религий, серьезный научный анализ аналогов различных конфессиональных течений в разных странах мог бы многое прояснить в истории человечества в целом.

Полемика между староверами и никонианами вылилась в настоящую идеологическую войну. Аввакум и его соратники старались действовать силой логики. Их противники порой прибегали к прямым подлогам (каким было, к примеру, пресловутое «Соборное деяние на еретика Мартина»). Возможность компромисса была мизерной, – такой накал приобрела полемика. Да и нужен ли был компромисс никонианам, если победа им была фактически гарантирована: за ними стояла государственная машина.

1667. – Большой собор в Москве с участием греческих патриархов. Закреплены изменения в обряде и отменены решения Стоглавого собора 1551-го и Собора 1662 года о перекрещивании католиков. Все сторонники старого обряда признаны еретиками и преданы анафеме. Собор призвал подвергнуть всех их казни. Протопопы Аввакум и Лазарь, дьякон Федор и инок Епифаний сосланы в Пустоозерский Острог. Отмена обязательного монастырского заключения для всех овдовевших священников. Иноки Соловецкого монастыря посылают царю челобитную, призывающую не отступать от старой веры. Патриархом поставляется архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иоасаф II.

1668. – По приказу царя начинается военная осада бунтующего Соловецкого монастыря, длившаяся затем восемь лет, – ведь предыдущие попытки подавить волнения в Соловецком монастыре административными мерами кончились неудачей. Из Соловецкого монастыря раскол распространился по всему Северу, протест против новшеств охватил многие слои населения.

Движение старообрядчества было сложным по составу участников. В него входили горожане и крестьяне, стрельцы, представители черного и белого духовенства, бояре. Общим их лозунгом был возврат к «старине», хотя каждая из этих групп понимала его по-своему.

Старые богослужебные книги отбирались и сжигались, – происходили целые побоища из-за книг. Миряне и монахи тайком уносили их в тайгу и тундру, уходя от преследований. Люди говорили: «По этим книгам столько русских праведниками и Божьими угодниками стали, а теперь они ни во что считаются». Оппозиция реформе проявилась повсеместно: во Владимире, Нижнем Новгороде, Муроме и других городах.

Раскол произошел в тот момент, когда страна столкнулась с необходимостью выработки подходов к культурным связям с Европой. Реформа готовила почву для распространения пренебрежительных настроений к национальным обычаям и формам организации быта; и в самом деле, мироощущение новообрядцев было меньше связано с вечностью, больше – с земными нуждами. Они в определенной степени эмансипировались, у них появилось больше материального практицизма, желания совладать со временем для достижения быстрых практических результатов.

В борьбе против староверов официальная церковь вынуждена была САМА обратиться за содействием к государству, волей-неволей сделав шаги в сторону подчинения светской власти. Алексей Михайлович этим воспользовался, а его сын Петр окончательно расправился с самостоятельностью православной церкви. Петровский абсолютизм на том и строился, что он освободил государственную власть от всех религиозно-нравственных норм. Многие «перегибы» петровских реформ связаны как раз с тем, что поспешной церковной реформой были размыты моральные нормы.

1672. – Преставление патриарха Иоасафа II. Собор об учреждении Нижегородской епархии. Патриархом поставляется митрополит Новгородский Питирим. Первый случай массового самосожжения раскольников (около 2000).

1673. – Преставление патриарха Питирима. В 1674 году патриархом поставляется митрополит Новгородский Иоаким. Выход в свет «Синопсиса», первого учебника истории.

1675. – Церковный Собор, предписавший немедленное действительное закрытие Монастырского Приказа. Решения о границах епархий, церковном суде и архиерейском священнослужении.

1676, 20 января. – Смерть царя Алексея Михайловича. Воцарение Федора Алексеевича. В том же году взят Соловецкий монастырь.

1678. – Собор о чине шествия на осляти в Вербное воскресенье.

1679. – Открытие первой школы в типографском доме.

1681. – Преставление Никона, по приказу царя Федора перевозимого в Воскресенский монастырь. Постановление Собора о передаче раскольников гражданскому суду и об уничтожении старообрядческих пустынь. Запрещение любого распространения древних книг и сочинений старообрядцев.

1682. – Собор в Москве об укреплении православия в связи с расколом. Учреждение Вятской, Воронежской, Великоустюжской и Тамбовской епископий. Народные волнения в Москве с требованиями восстановить «древнюю веру». Открытый диспут патриарха Иоакима с вождем старообрядчества Никитой Добрыниным (Пустосвятом). Казнь Пустосвята. Восточные патриархи присылают разрешительную грамоту, повелевающую причислить Никона к лику патриархов. Аввакум вместе с единомышленниками предан огненной казни.

Двести лет спустя нижегородский чиновник особых поручений по вопросам раскола при министре внутренних дел П. И. Мельников (Печерский) в своих «Письмах о расколе» отметил:

«Раскол и раскольники представляют одно из любопытнейших явлений в исторической жизни русского народа. Но это явление, хотя и существует более 2-х столетий, остается доселе надлежащим образом неисследованным. Ни администрация, ни общество обстоятельно не знают, что такое раскол. Этого мало: девять десятых самих раскольников вполне не сознают, что такое раскол».

Староверы – понятие, обозначающее подавляющее число приверженцев христианства в Московии до 1653 года. Но действительно ли они в прямом смысле – «древлеправославная» церковь?… Нет, конечно: «древлеправославие» по обрядам и понятиям получилось в период Орды, в XIII–XV веках, и в нем уже происходили разные перемены: при Иоанне IV Васильевиче, и при Филарете, когда церковь менялась в сторону национального приоритета. Филаретовская церковь подогнать под себя паству не смогла; никоновские перемены обратили сторонников филаретовской церкви в староверов.

Но государству требовалась послушная церковь, не более того; задачи получить непослушный народ, скрывающийся от государства в лесах по скитам, не стояло. Как только церковь в целом была подчинена, сразу понадобилось «вернуть народ»: экономическое развитие требовало работников, а они сбежали. Причем в своем противостоянии и церковь новой веры, и церковь старой веры заметно двинулись в сторону «закукливания», отстранения от интересов государства. Создавалась «молчащая оппозиция», содержащая в себе зародыш теократического государства; возник риск перехода на другую траекторию эволюции страны. Требовалось какое-то решение.

После смерти царя Алексея государство продолжало по инерции преследования староверов. В царствование Федора Алексеевича репрессии против них расширились, а царевна Софья издала закон, запретивший любую деятельность раскольников. Смертная казнь, кнут, в лучшем варианте ссылка – вот что им грозило. И тотчас в стране вспыхнула религиозная война. Реальные боевые действия шли на Медведице, Дону, Куме и в других казачьих областях. Но в основном бунты были не столько за веру, сколько за волю и за справедливость.

Большинство старообрядцев было вынуждено покинуть города, прежде всего столицу. Они бежали на Север и в Сибирь, в русские «пустыни», которые всегда отождествлялись с лесами, «пустыми» от людей. Они бежали и за рубеж – на Кубань и Северный Кавказ, «под руку» крымского хана и кабардинских князьков, но больше всего в пределы Речи Поcполитой. Внутри страны они проявляли исключительную духовную стойкость, отвечая акциями массового самосожжения, когда люди горели целыми родами и общинами.

Поначалу преследовал староверов и Петр I. Собственно, он был далек от религиозных проблем, он был, так сказать, не гуманитарием, а практиком, приверженцем не слова, а дела. И быстро понял, что противостояние с народом обедняет государство; по образному выражению А. М. Панченко, Петр получил самоистребляющуюся и разбегающуюся страну.

Поэтому сразу же после свержения Софьи отношение к старообрядцам смягчилось. Хотя закон о запрете деятельности раскольников и не отменили, но реально преследования прекратились. В обиход вместо слова «староверы» вошло слово «старообрядцы», – чтобы даже в филологии уйти от конфронтации, сгладить противоречия, найти общее не в обрядах, а вере, в Боге, изменить паству к новым условиям, повернуть лицом к насущным нуждам государства. Число самосожжений резко падает.

Екатерина II уже не только не преследовала старообрядцев, но даже поощряла их при переселении на завоеванные ею территории, – так же, как и иудеев, лютеран и даже иезуитов. В 1801 году ее внук Александр I установил «единоверие» – компромиссную форму для объединения господствующей церкви и церкви старого обряда. Это было очень правильное решение проблемы.

В дальнейшем старообрядцы внесли своеобразную струю в русскую духовно-культурную мысль, многое сделали для страны. Они были более грамотными, чем никониане, и они продолжали русскую духовную традицию, предписывающую постоянный поиск истины и напряженный нравственный тонус.

Однако не стоит торопиться идеализировать их образ жизни.

Новая церковь потеряла эту традицию; после падения престижа официальной церкви светская власть установила контроль над системой образования, и произошла подмена целей образования: вместо человека – носителя высшего духовного начала – стали готовить человека, выполняющего узкий круг определенных функций.

Однако не стоит торопиться чернить РПЦ за такой результат. Ведь именно это и требовалось государству для технологического рывка.

После 1917 года, при подготовке государства к очередному рывку, роль церкви вообще сошла к нулю, хотя она и осталась частью общественной жизни; место религии заняла марксистско-ленинская философия, а место института церкви – целая сеть парткомов. Это не было результатом глупости или злонамеренности людей; это было результатом эволюции государства и общественных структур.

В 1674 году умер старший сын царя, царевич Алексей. Право наследования переходит к его брату Федору. Алексею Михайловичу остается жить меньше года; приходит конец его славному царствованию. При нем на бедную, слабую средствами Русь обстоятельства наложили столько государственных задач, поставили столько вопросов, требовавших немедленно ответа, что невольно удивляешься исторической содержательности его времени.

Это и усиленная законодательная деятельность, выразившаяся в Уложении, в Новоторговом уставе, в издании Кормчей книги и, наконец, в массе частных законоположений. Это и проблемы религиозно-нравственные: вопрос об исправлении книг и обрядов, перейдя на почву догмата, окончился, как известно, расколом и вместе с тем сплелся с вопросом о культурных заимствованиях. Рядом с этим встал вопрос об отношении церкви к государству и государства к церкви.

Военные заводы строились. Большая часть армии была переведена на так называемый «регулярный строй». Ввозились всякие иностранные специалисты и посылались за границу русские люди. Алексей Михайлович наладил крестьянское самоуправление и почти постоянную работу Земских соборов. Начал решаться и внешнеполитический вопрос, исторически очень важный, – вопрос о Малороссии. С ее присоединением пошел процесс присоединения к Руси отпавших от нее волостей. Если до этого Литва и Польша играли в отношении Руси наступательную роль, то теперь эта роль переходит к Москве. Татарские набеги существенно сократились.

Со всеми задачами Москва справлялась: государство не падало, а росло и крепло, и в 1676 году оно было совсем иным, чем в 1645-м. Совсем недавно, по окончании Смуты, страна была в разоре. И вот через несколько десятков лет московское крестьянство подымается до такого материального уровня, какого оно не имело до того никогда. В Москве появился первый театр, первая аптека, первая газета, на Дону построен первый русский корабль – «Орел» (у которого петровский ботик впоследствии безо всякого зазрения совести украл звание «Дедушки русского флота»). «Соборное Уложение» было издано в невиданном даже для Западной Европы тираже – 2 000 экземпляров.

Была издана также «Степенная Книга», систематическая история московского государства, «Царственная книга» – одиннадцатитомная иллюстрированная история мира, «Азбуковник» – своего рода энциклопедический словарь, «Правительница» старца Эразма-Ермолая, «Домострой» Сильвестра. Издавались буквари и учебники для правительственных и для частных школ… Росли и заграничные торговые связи: за время с 1669 по 1686 год вывоз льна увеличился вдвое (с 67 до 137 тысяч пудов), вывоз конопли больше чем втрое (с 187 до 655 тысяч пудов). В 1671 году через Архангельск было ввезено 2477 тонн сельдей, 683 тысячи иголок, 28 тысяч стоп бумаги…

Марксистский историк М. Покровский как-то вскользь упоминает: во второй половине XVII века прирост населения и его благосостояние оказались так неожиданно велики, что даже водки не хватало: пришлось импортировать из Лифляндии.

Но вспомним приведенную в главе «Механика эволюции» Роспись русских городов, ведомых в Приказе, с данными для 1678 года… Плоховато с крепостями! Конечно, многие города оказались к этому времени далеко от границ, в местах, где крепости и вообще не были нужны. Но мы видим, что гарнизон содержали почти везде, а на восстановление развалившихся стен, видимо, не было денег. И хотя в целом росла военная сила Москвы, появились новые оружейные и пушечные заводы, и даже стало фабриковаться нарезное огнестрельное оружие, находящее свой сбыт в Европе (очень дорогое оружие, его могли покупать только богатые люди), все же страна стала отставать.

Россия вступила в ту полосу своего скачкообразного пути, когда она развивалась, «как все». Наступил период релаксации, то нормальное и нередкое в нашей истории состояние, которое много позже назовут забавным словом «застой» – страна живет, как все, и отстает от соседей: они, имея лучшие природно-климатические условия, развиваются более быстрыми темпами. Для примера представьте себе двух бегунов, которые бегут хоть и рядом, но по разным дорожкам. Первый по гаревой, а второй – с барьерами и канавами. Если они затрачивают одинаковое количество энергии, второй неминуемо отстанет от первого и, чтобы догнать его, пойдет на спурт. Отставание времен Алексея Михайловича вскоре привело к рывку эпохи Петра I.

Царь Алексей Михайлович умер 20 января 1676 года.

Есть свидетельства, что среди многочисленных его детей был также сын Михаил, названный в честь деда. Не приняв церковной реформы, он ушел в бега, спрятался среди сторонников исконной веры, сначала в Соловецком монастыре, а затем отшельничал в керженских лесах близ озера Светлояр (здесь излагается версия Василия Комлева). Именно об этом беглеце пишет протопоп Аввакум, обращаясь к царю:

«Сын твой после тебя распустит же о Христе всех страждущих и верных по старым книгам в господа нашего Исуса Христа. На 6(-м) соборе бысть же сие, – Константин Брадатый проклявше мучителя, отца своего еретика, и всем верным и страждущим во Христе живот даровал. Тако глаголет дух святый мною грешным, рабом своим: и здесь тоже будет после тебя!..» (см. «Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения». Горький, 1988, с. 84).

Этот-то Михаил и должен был стать царем после Алексея. Возможно, по этой причине, – считая, что он скрывается в Соловецком монастыре, – летом 1673 года стрельцы отказались атаковать этот монастырь. Воевода Иевлев запросил у государя отстранения от командования, и назначенные к новому воеводе Мещеринову опытные русские военачальники под разными предлогами тоже отказались от службы. Власть послала вместо них иностранных наемников (см. В. И. Буганов, А. П. Богданов. Бунтари и правдоискатели в русской православной церкви. С. 343). А известный в те времена дьякон Игнатий Соловецкий утверждает, что рать, осаждавшая обитель, состояла из «немцев и поляков, истинных латынцев».

Одной из противниц реформ была сродница царя – боярыня Морозова, посаженная в тюрьму вместе с сестрой княгиней Урусовой за свое твердое нежелание поступиться в вере. До нас дошел уникальный документ, датированный летом 1672 года, – когда, согласно всем историческим данным, у царя в живых были только два сына, одиннадцатилетний Федор и шестилетний Иван (и в том же году родился Петр от новой жены), – разговор патриарха Питирима с царем Алексеем Михайловичем, в котором упоминается и в какой-то степени характеризуется «пропавший» царевич Михаил:

«Советую я тебе, великий государь, боярыню ту Морозову вдовицу – кабы ты изволил опять дом ей отдать и на потребу ей дворов бы сотницу крестьян дал. А княгиню (Урусову) тоже бы князю отдал, так бы дело-то приличнее было. Женское их дело; что они много смыслят! А об них многие знатные особы всего московского государства соболезнуют, и это тебе, царскому величеству, не на корысть живет, а тебе же в убыток. Да и сынок твой родной, царевич Михаил, соболезнуя оным сестрам, частенько-таки, сказывают, к ним заезжает посмотреть сквозь решетку на их мученичество и слушает их с умилением: удевляет де меня ваше страдание; одно только смущает меня: не знаю – за истину ли вы терпите» (см. Д. Л. Мордовцев. Великий Раскол. Гл. 11 «Увещевание Морозовой», выделено нами. – Авт.).

Но Михаил, судя по всему, не был прощен, и царем становится другой сын Алексея, Федор (названный, видимо, в честь деда), хотя реально властью до июля распоряжается Артамон Сергеевич Матвеев, а после его ссылки – мать царя, Мария Милославская. Интересно, что в дальнейшем в царском роду Романовых больше не было правителя с именем Михаила: не то что старших, даже младших детей так не называли, – а ведь это имя первого из династии Романовых! – и только Павел I осмелился сломать негласную традицию и назвал так одного из своих сыновей.

Федор Алексеевич вступил на престол четырнадцати лет. В царской семье господствовал раздор, происходила борьба между двумя партиями: с одной стороны, стояла партия Наталии Кирилловны Нарышкиной, мачехи Федора и матери Петра, с другой – сестер и теток царя, около которых группировалась родня первой жены царя Алексея, Марии Ильинишны, – Милославские. Последние одержали верх, результатом чего было падение Артамона Матвеева: за приверженность к западной науке он был обвинен в чернокнижии и отправлен в ссылку в город Пустозерск.

Но влияние Милославских, погубивших Матвеева, недолго длилось; их заменили любимцы царя Федора, постельничий Языков и стольник Лихачев, люди образованные, способные и добросовестные. Близость их к царю и влияние на дела были очень велики. Немногим меньше было значение князя В. В. Голицына.

1678, август. – Соглашение между Россией и Польшей о продлении Андрусовского перемирия на 13 лет; Россия отдает Невель, Себеж и Велиж Польше, в обмен на Киев.

В первое время царствования Федора московское правительство всецело было поглощено внешними делами, а именно вмешательством турок в малороссийские дела и беспорядками в самой Малороссии. С большими только усилиями удалось (в 1681) удержать за собой новоприсоединенный край.

1681. – Русское посольство во Франции. Бахчисарайский мирный договор кладет конец русско-турецкому противостоянию. В ноябре Федор Алексеевич созывает Земский собор для реорганизации армии.

1682. – Федор Алексеевич ликвидирует местничество.

Еще в конце 1681 года в Москве были собраны две комиссии. Одна из выборных от служилого сословия, с целью обсуждения лучшего устройства военных сил или, как сказано в указе, «для устроения и управления ратного дела», а другая – из выборных от тяглых людей, занималась выработкой новой системы податей. Обе действовали под руководством князя В. В. Голицына. Этот съезд выборных давал полный состав Земского собора, но комиссии тем не менее не соединились в соборе ни разу и заседали в разное время. Тяглая комиссия кончилась ничем, хотя показала лишний раз неудовлетворительность податной системы Московского государства и дала прецедент Петру I при замене поземельной подати подушным окладом. Служилая же комиссия, напротив, имела важные последствия: кроме того, что она предложила различные реформы в военном устройстве, выборные люди решили дать государю челобитье об уничтожении местничества.

По этому поводу 12 января 1682 года государь созвал торжественное собрание духовенства, думы и выборных придворных чинов для обсуждения челобитья и уничтожения мест. На вопрос царя духовенству о местничестве патриарх отвечал: «Аз же и со всем освященным собором не имеем никоея достойныя похвалы принести великому вашему царскому намерению за премудрое ваше царское благоволение». Бояре же и придворное дворянство сами просили уничтожить места – «для того: в прошлые годы во многих ратных посольствах и всяких делах чинились от тех случаев великия пакости, нестроения, разрушения, неприятелям радование, а между нами (служилыми) богопротивное дело – великия, продолжительныя вражды».

Руководствуясь подобными ответами, царь указал сжечь разрядные книги, в которых записывались местнические дела, и отныне всем быть без мест. На это собрание единодушно отвечало: «Да погибнет в огне оное богоненавистное, враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество и впредь – во веки». Так передает «Соборное уложение» 1682 года. Но еще за 70–80 лет до этого дня боярство очень крепко держалось за право местничества!

«По какой же причине нарушился старый обычай без малейшего сопротивления со стороны тех, которые шли когда-то под опалу и в тюрьму, отстаивая родовую честь? – спрашивает С. Ф. Платонов. – Дело в том, что места были относительны; само по себе низкое место не бесчестило родовитого человека, если только такие же места занимали с ним одинаково родовитые люди. Поэтому, чтобы считаться местами, надо было помнить относительную честь стародавних честных родов. Но в XVII в. родовитое боярство или повымерло, или же упало экономически…»

Короче, полагают, что считаться местами стало очень трудно. К тому же в счеты мест постоянно впутывалось неродовитое дворянство, поднявшееся по службе благодаря упадку старого боярства. В 1668 году, например, из 62 бояр и думных людей только 28 принадлежали к тем старым родам, предки которых в XVI веке были в Думе, то есть соотношение неродовитых к родовитым было 55: 45. Ключевский по этому поводу писал, что «не боярство умерло, потому что осталось без мест, чего оно боялось в XVI в., а места исчезли, потому что умерло боярство, и некому стало сидеть на них».

Но мы должны заметить, что и в те времена, и позже отношение к местничеству не было столь повсеместно отрицательным. Эта история аналогична той, когда, затеяв переход от «Советской власти» к «Новой России», разрушили и выкинули вон не только действительно вредное, но и полезное. Правильное, нужное дело – уничтожение «богоненавистного, враждотворного и братоненавистного местничества» заодно разрушило традицию родовой ответственности и родовой взаимовыручки, причем не только в среде аристократии.

Вся Русь представлялась большой семьей во главе с Государем, прямым представителем Бога на земле. «Простой народ» держал свою родню в памяти, а русская знать вела разрядные книги. Книги сожгли, но не лукавство ли – утверждать, будто бы местничество мешало талантливым и незнатным добиться положения в государстве? Почему-то не учитывается, что при наличии местничества 55 % думцев составляли неродовитые; забывается, что крестьянский сын Никита Минов, ставши патриархом Никоном, в отсутствии царя правил Русью. Царицей могла стать любая незнатная девушка, понравившаяся царю. Незнатных было немало в верхах, невзирая на местничество!

Отменяя родовое местничество, все же требовалось найти замену этому общественному институту. Был внесен «Проект устава о служебном старшинстве бояр». Он предполагал полное разделение гражданских и военных властей, учреждение постоянных наместничеств (Владимирского, Новгородского и др.), строгое установление старшинства одного наместника над другим. Однако проект не был осуществлен, и замены родового старшинства (в местничестве) старшинством служебным (по должности) не последовало.

В самые последние дни царствования Федора Алексеевича был составлен проект высшего училища, так называемой Греко-Латинской академии. Он возник таким образом: с Востока в Москву приехал монах Тимофей, сильно тронувший царя рассказом о бедствиях Греческой церкви и о печальном состоянии в ней науки, так необходимой для поддержания на Востоке православия. Возник повод учредить в Москве духовное училище на 30 человек, начальником которого был сделан сам Тимофей, а учителями – два грека. Но поддержанием православия училище не довольствовалось, и появился проект академии. В ней должны были преподаваться грамматика, пиитика, риторика, диалектика и философия: «разумительная», «естественная» и «правая». Учителя академии предполагались быть все с Востока и, кроме того, с ручательством патриархов.

Но и этим не исчерпывалась задача академии, – она должна была следить за чистотой веры, быть орудием борьбы против иноверцев, из нее должны были выходить апологеты православия, ей присваивалось право суждения о православии всякого, и иноземца, и русского.

Нужно заметить, что академия была учреждена уже после смерти Федора; первыми ее учителями стали вызванные с Востока ученые братья Лихуды (Иоаникий и Сафроний), а здание ее появилось стараниями князя В. В. Голицына.

27 апреля 1682 года царь Федор умер. Остались его братья: Иван (16 лет) от брака царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской (1626–1669) и Петр (10 лет) от второго брака с Натальей Кирилловной Нарышкиной (1651–1694). Остались также семь сестер Федора, в том числе Софья (1657–1704). Царем провозгласили Петра, а по его малолетству правили мать и ее родственники.

Федор умер молодым, в возрасте 21 года. Поскольку чуть позже умер юным и его брат Иван, возник миф о болезненности мальчиков из рода Романовых-Милославских. Да и отец их, Алексей Михайлович, к старости вдруг начал хворать и не дожил даже до шестидесяти. В итоге трон занял Романов из Нарышкиных, Петр, 15-й отпрыск своего родителя. Были ли больны Федор и Иван по рождению?… «Увлекались на Руси ядами, увлекались, и не меньше, чем в просвещенной Франции», – пишет Василий Комлев. А помнит ли читатель версию, согласно которой ушел «в леса» к староверам «потерявшийся» сын Алексея, Михаил, родной брат Федора, Ивана и Софьи? Он бросил семью еще до рождения Петра – и почему-то сохранил здоровье.

Можно предположить, что из-за весенней распутицы Михаил не очень быстро узнал о происходящих в столице событиях. А когда узнал, направил письмо младшей сестре, царевне Софье, с предложением передать власть ему, как единственно законному наследнику. Судить об этом можно только по косвенным свидетельствам. Летописец и сторонник Софьи монах Сильвестр Медведев запишет о послах Михаила: «Таже подаша ей, государыне, писанную Великим Государем челобитную, глупства своего и лживословия полну, самую воровскую, безимянную и беззаручную…» (см. «Россия при царевне Софье и Петре I». М.: «Современник», 1990).[35]

Предложение не было принято. «… Что от их такова мятежа не унимаете?! Аще ли тако нам в порабощении быти – то к тому уже (с их) благочестивым царем и нам зде жити невозможно!..» (там же).

15 мая стрельцы подняли мятеж: убивали бояр, требовали смерти Нарышкиных. Власть поделилась, перейдя к главе Стрелецкого приказа князю Ивану Андреевичу Хованскому по прозвищу Тараруй и его сыну, а с другой стороны, – к царевне Софье и ее фавориту князю Василию Васильевичу Голицыну. Историки, не учитывая глубинных течений раскольничьего движения и совсем не имея в виду таинственного Михаила, этот момент русской истории замечают вскользь: что-то раскольники летом 1682 года шумели вместе с князем Хованским, затеявшим заговор то ли для себя, то ли ради воцарения Ивана.

Протопопу Суздальскому Никите, – возможно, послу Михаила Алексеевича, отрубили голову на Красной площади 11 июля, князей Хованских казнили в сентябре. Дума нашла компромисс, провозгласив царями Романовых из обеих «семей»: Ивана и Петра, а Софью – регентшей при них. Наступило время князя В. В. Голицына (? -1619).

Если сестра будущего императора умом не блистала, то уж ее фаворит не зря носил голову на плечах. При регентстве Софьи князь Голицын официально именовался как «царственные большие печати и государей великих посольских дел оберегатель», то есть был, по европейской табели, государственным канцлером. Его первым, до воцарения Петра прозвали Великим, а чтобы не царствующий деятель еще при жизни прослыл Великим, действительно следовало проявить величие помыслов и дел. С. Ф. Платонов пишет о нем:

«Личность князя В. В. Голицына – одна из самых замечательных личностей XVII в. Иностранцы, знавшие его, говорят о нем с чрезвычайным сочувствием, как об очень образованном и гуманном человеке. Действительно, Голицын был очень образованным человеком, следовал во всех мелочах жизни западноевропейским образцам, дом его был устроен на европейский лад. По характеру своего образования он близок был к малорусскому образованному монашеству и находился до некоторой степени под влиянием польско-католическим. Гуманность Голицына обращала на себя внимание современников; ему приписывали широкие проекты освобождения крестьян от частной зависимости. Внутренняя правительственная деятельность времени Софьи отмечена мягкостью некоторых мероприятий, быть может, благодаря влиянию Голицына. При Софье было смягчено законодательство о несостоятельных должниках, ослаблены некоторые уголовные кары, отменена варварская казнь – закапывание в землю живого. Однако в той сфере, где сильно было влияние не Голицына, а патриарха, – в отношении к раскольникам – незаметно было большой гуманности: раскол преследовался по-прежнему строго».

В. В. Голицын уже в правление Федора Алексеевича отличился на поле боя, приняв участие в защите южных границ и в Чигиринских походах 1677–1678 годов. Одновременно, с середины 1670-х он возглавлял Пушкарский и Судный Владимирский приказы. Именно он был инициатором отмены местничества. Он построил огромное прекрасное каменное здание первого высшего учебного заведения России, Славяно-греко-латинской академии (основана в Москве в 1687 году).

Государственные дела шли своим чередом, семейная вражда – своим. Разрастался конфликт двух царственных семей: в одной властвовала Софья, в другой первым человеком была царица Наталья Кирилловна, мать Петра. Семейная распря породила две враждебные партии людей, связавших себя с теми или другими. Со стороны Софьи двигателем в этой истории был думный дьяк, начальник стрелецкого войска Федор Леонтьевич Шакловитый (? -1689), а с противоположной стороны – брат царицы Лев Кириллович Нарышкин и князь Борис Алексеевич Голицын, «дядька» (воспитатель) Петра. Обе партии имели многих приверженцев во всех слоях общества; у Нарышкиных были сторонники даже среди стрельцов, подчиненных Шакловитого.

В. В. Голицын оставался около Софьи; он не испытывал ненависти к Нарышкиным, но сознание, что они считают его своим врагом и в будущем не пощадят, заставляло его в отчаянии желать вслух смерти царицы Натальи, хотя он не был активным участником интриг.

В эти годы он был занят делами государственными: занимался дипломатией. Общепризнанно, что Голицын был искусным дипломатом. Он сумел добиться в 1684 году подтверждения Кардисского мира со Швецией (1661), частично допускавший русских к Балтике для торговли. Но между тем шведский и польский вопросы оставались острыми; уже вскоре Петру пришлось «разбираться» со Швецией.

С Польшей в 1686 году был заключен очередной вечный мир. Дело в том, что польский король Ян Собесский желал привлечь Москву к австро-польскому союзу против турок, но Москва и с самой-то Польшей находилась только в перемирии (с 1681), а потому соглашалась оказать помощь лишь по заключении мира. В 1686 году Ян Собесский согласился; Польша навеки уступала Москве все, что она завоевала у нее в XVII веке, а важнейшим из завоеваний был Киев. Этим миром Россия обязана В. В. Голицыну, – но по договору нужно было начать войну с Турцией и Крымом.

У России отсутствовали выходы к морям: два моря – Черное и Балтийское, для внешних связей были закрыты Османской империей и Швецией. Единственными морскими воротами оставался Архангельск, порт на Белом море, который большую часть года был скован льдами, да и путь сюда из Западной Европы был значительно длиннее, чем через Балтику. Это что касается торговли; но присоединение южных территорий с богатыми почвами и устойчивым климатом было очень важным еще и потому, что позволило бы решить вечный русский вопрос – продовольственный.

Поэтому, действительно, движение страны на юг было самым важным и, казалось бы, Голицын сделал правильно, что предпочел южное направление западному. Однако Турция в то время по своей мощи значительно превосходила все страны мира, и Россия могла тягаться с нею, только перевооружив свою экономику и армию, а для этого надо было сначала прорваться к Западной Европе, наладить международную торговлю, заполучить новые технологии.

Но Голицын схватился за решение сиюминутной задачи. Приняв начальство над войсками, он дважды ходил на Крым (1687–1689), и оба похода оказались неудачными (чего и следовало ожидать), что возбудило ропот войска и вызвало со стороны Петра обвинение в нерадении. Но правительство Софьи торжествовало переход через степи к Перекопу как победу и осыпало Голицына наградами.

Впрочем, эти неудачные походы послужили полезным примером: Петр начал свою военную политику с западного направления, предварительно озаботившись созданием регулярной армии по западному образцу, и даже обогнал Европу, впервые введя рекрутский набор. Даже в Прутский поход он был вынужден идти потому, что шведский король, сидя в Турции, подталкивал ее к войне с Россией, а его азовская эскапада вызвана необходимостью закончить войну, начатую Голицыным.

Прожекты и деяния князя-оберегателя очень ярко описал французский посол при Московском дворе де ла Невилль. По его рассказу, князь вызвал из Греции 20 ученых, выписал много книг; убеждал дворян отдавать детей в латинские училища в Польшу или советовал нанимать для детей польских гувернеров. Польша была ближайшей к России и наиболее понятной для нее страной Европы; естественно, ее образованности и культуре стремились подражать.

Де ла Невилль пишет:

«Иностранцам он (Голицын. – Авт.) разрешил свободный въезд и выезд из Московии, что до него не было в обычае. Он желал также, чтобы дворяне путешествовали за границу для изучения военного искусства в иностранных государствах, так как задался целью учредить порядочное войско вместо полчищ из крестьян, которые, будучи призываемы на войну, оставляют свои поля без обрабатывания; вместо этой бесполезной для государства службы он предполагал обложить население умеренною подушною податью. Он думал также содержать постоянные посольства при главнейших европейских дворах и дать полную свободу вероисповедания в Московии…

… Он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, из дикарей делать людей, превратить трусов в добрых солдат, хижины в чертоги… все эти предприятия погибли в Московии с его падением». (См. «Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев». С. 516–517.)

Великие планы великого человека, – к сожалению, в своей совокупности тогда они были несбыточными ни с ним, ни без него. Каждый из пунктов требует вложения средств, а где ж их взять? Только с внешней торговли, но торговать-то было нечем, и выхода на рынки не было. Нефть еще не стала товаром, больше 90 % населения сидело «на земле», то есть кормили они в основном сами себя, на обустройство государства и выполнение прожектов ничего и не оставалось.

Рассмотрим интересный эпизод из записок де ла Невилля:

«Намерением Голицына было поставить Московию на одну ступень с другими государствами. Он собрал точные сведения о состоянии европейских держав и их управлений и хотел начать с освобождения крестьян, предоставив им земли, которые они в настоящее время обрабатывают в пользу царя, с тем, чтобы они платили ежегодный налог… То же самое он хотел ввести по отношению к кабакам и разным предметам торговли, полагая, что таким путем сделает народ трудолюбивым и промышленным…» (там же, выделено нами. – Авт.)

Мы здесь видим, прежде всего, что у европейцев и проевропейски настроенных россиян из числа элиты уже в XVII веке сложилось мнение о русских, как о людях ленивых и не трудолюбивых. Возникла эта совершенно неверная посылка оттого, что сравнивали не условия, в которых проживают те или иные народы, а уровень их жизни, – как сказано, «сведения о состоянии европейских держав и их управлений». Между тем всё это зависит как раз от природных условий! В Европе нет таких лютых зим, как в России. В Европе выше урожайность сельскохозяйственных культур, длиннее период сельхозработ. В Европе нет нужды тратить столько труда, как у нас, на заготовку дров, производство теплой одежды и прочее.

Вот и получается, что в России мужику, чтобы произвести и сохранить продовольствие, да к тому же самому живому остаться, приходилось работать не меньше, а БОЛЬШЕ, интенсивнее, чем такому же селянину в Европе. Но мало этого! Не только земля давала ему меньший продукт на единицу затрат труда, но и государство ВЫНУЖДЕННО брало более высокую, нежели в иных странах, долю на свое содержание! Ведь государство – это совсем не князь Голицын или граф Уваров, занимающие какие-то должности. Это – общественная структура, имеющая свои внутренние и внешние задачи, и для выполнения этих задач нужны люди и средства. А взять эти средства можно только у крестьянина, больше не у кого. Дворянин-ить сроду ничего не производил, а в лучшем случае руководил процессом.

Страна, живущая в таких исключительно суровых условиях, могла встать вровень с другими, только собирая все доступные средства с как можно большей территории. И мы, глядя в наше прошлое, не можем не поражаться, что при прочих не равных, и не в нашу пользу условиях, Россия находила силы, чтобы прирастать новыми землями (находящимися зачастую в еще более тяжелых условиях), увеличивать, так сказать, «налогоблагаемую базу»!

Надо бы вспомнить историю реорганизации сельского хозяйства в 1930-е годы. У крестьянства взяли и средства для индустриализации, и работников. То есть при создании новой экономики понадобилось одновременно решить задачу привлечения из села кадров и сохранения производства продовольствия, – что отнюдь не так просто.

Построено А.П. Паршевым на основании климатических карт «Атласа офицера» (М., Воениздат, 1978 г.) и Большого настольного атласа Маркса (М., изд-во Маркса, 1904)

«Использование сельского хозяйства для обеспечения роста промышленности не имеет аналогов в истории Запада, где оно никогда не являлось существенным источником капиталов. Такая политика, вероятнее всего, должна вести к истощению сельского хозяйства без соответствующего подъема городов. В сельскохозяйственной стране может быть и неизбежное обременение села ради содержания государственного аппарата и подкормки городов, но это бремя, скорее всего, замедлит, а не ускорит экономический рост». (См. Н. Розенберг, Л. Е. Бирдцелл. Как Запад стал богатым. Экономическое преобразование индустриального мира, Новосибирск, Экор, 1995.)

Так вот, И. В. Сталин сумел вывести страну в ранг индустриальных именно этим способом. И надо бы развеять стандартный миф, что им было загублено сельское хозяйство и что оно стало «черной дырой». До революции селяне составляли 80 % населения, а в результате реформ их численность сократилась в разы, – то есть оставшиеся крестьяне увеличили свою производительность в те же разы, а на самом деле в большее число раз, так как обеспеченность страны продуктами питания постоянно росла. То есть от крестьян не просто забирали, но их эффективно энерговооружали.

А при князе Голицыне?… Издать декрет о свободе крестьянства – это не проблема. А затем что делать? Ведь задача страны была не в том, чтобы кому-то дать свободу и внешне выглядеть, «как все». Задача была в создании новой экономики, в развитии промышленности и науки, повышении образованности, усилении обороноспособности. Само по себе это все не появилось бы. Нужны были западные технологии, выход к рынкам, подготовленные кадры. Ничего этого не было, и только Петр приступил к решению некоторых задач. Но крестьян Петр, в противоположность планам В. В. Голицына, не освободил, а закрепостил в еще большей степени.

Московские великие князья закрепощали сначала дворян, а лишь потом – крестьян, чтобы дворяне могли иметь содержание для выполнения своих государственных обязанностей. И освобождать надо было, действительно, сначала крестьян, а потом уже дворян. Доведи Голицын до конца свою идею освобождения крестьян, оставив за дворянством обязанности службы, последствия могли быть просто поразительными, – если бы эта реформа сопровождалась соответствующими переменами в других структурах. Но, к сожалению, кроме сообщения о намерениях князя, ничего об этой его идее толком не известно. Что за налог он собирался брать с крестьян, каким образом его изымать?… В стране, как всегда, не хватало денег. Так что же: налог брали бы в натуральной форме? Возможно, такая реформа пошла бы как раз не на пользу, а во вред и России, и крестьянам.

Сомнения также вызывает то, что об этой возможной реформе говорится в общем контексте слизывания западных «моделей». Россия – не Европа, вернее, не совсем Европа. Слепое подражательство отнюдь не залог успеха!

А вот что рассказывал не о намерениях, а о делах Голицына переводчик Посольского приказа Милеску (Николай) Спафарий, в изложении того же де ла Невилля:

«Голландцы уговорили великого Голицына послать нескольких из их моряков и плотников в Астрахань, которые и построили там два фрегата, на которых легко доходили по Каспийскому морю до Шемахи – первого из персидских городов; но месяцев восемнадцать тому назад татары сожгли эти корабли; нынешние же московские министры (уже после свержения царевны Софьи и ссылки В. Голицына. – Авт.) не разрешают строить новых…

… Голицын… отправил его (Спафария. – Авт.) от имени царя в Китай с поручением исследовать возможность учреждения сухопутной торговли между этим государством и Московиею… Голицын начал выбирать наиболее удобный и кратчайший путь для перевозки товаров; найдя его, он стал изыскивать средства для учреждения там постоянного сообщения и решил построить от Москвы до Тобольска, главного города Сибири, несколько деревянных домов на каждой десятой миле… По всей сибирской дороге, как и по всей Московии, поставили столбы для указания пути и числа верст… В Тобольске же, городе, расположенном на реке Иртыше, который неправильно называют Обью, в которую он впадает, Голицын велел выстроить магазины (склады. – Авт.) и в них иметь запасы, а также барки, караваны которых могли бы по реке подыматься». (См. «Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев». С. 525–527.)

Планам Голицына по реформированию страны под европейский образец противодействовало высшее дворянство, а также откровенно враждебно отнеслась к ним церковь, в борьбе за власть между кланами Нарышкиных и Милославских вставшая на сторону Петра.

Помимо политической борьбы, в Москве того времени шла борьба религиозная: стало распространяться мнение, что пресуществление святых Даров совершается за литургией не во время молитвы Иерея, призывающей святого Духа, а во время произнесения слов Христа «Примите, ядите…» Это католическое мнение пришло через Малороссию из Польши, его принес в Москву С. Полоцкий, затем поддерживал его ученик, русский ученый монах Сильвестр Медведев и те русские, кто получил образование в южнорусских школах. Медведев написал в защиту своей ереси книгу «Манна». В ответ представители православия, греки братья Лихуды, написали книгу «Акос». За этими трудами явились и другие. Богословский спор окончился только в 1690 году церковным собором, осудившим ересь, и гонением на малорусских ученых, которые поспешили уехать из Москвы.

В дальнейшем оказалось немаловажным, что представители ереси (Сильвестр Медведев и другие) были близки к царевне Софье и В. В. Голицыну. Напротив, православный патриарх в борьбе с ними держал сторону Петра. Действительно, ересь только тогда была подвергнута церковному осуждению, когда власть перешла к Нарышкиным. Но выгадала ли от этого сама церковь?

С. Ф. Платонов писал:

«В то же время юноша Петр подпал иноземному влиянию совсем иного сорта. Далекий от богословских тонкостей, он был враждебен католичеству, не интересовался протестантским богослужением, но увлекался западноевропейской культурой в том ее складе, какой установился в протестантских государствах. С падением Софьи попытки католической пропаганды на Руси прекратились, иезуиты были прогнаны… зато с подачи Петра протестантская культура стала широко влиять на Русь. Так, рядом с борьбой семейной, политической и церковной в конце XVII в. разрешился вопрос о форме воздействия на Москву западноевропейской культуры».

Петр, чтобы развязать себе руки, забрать церковные богатства на военные нужды и привлечь иноверцев, избавился от «православного флага» и фактически отменил патриаршество уже в 1700 году. В итоге церковь как самостоятельный институт духовного воспитания народа была уничтожена, а религия превратилась в государственный орган идеологического и политического контроля. Официально же патриаршество было заменено в 1703 году Святейшим Синодом и восстановлено только 5 (18) ноября 1917 года Лениным, в результате сделки с православной церковью, которая обещала помочь большевикам деньгами. (Когда же требуемых денег не дали, Ленин так разозлился, что объявил церковь отделенной от государства и держал ее «в загоне»; религия вновь оказалась востребованной при Сталине.)

Петр в полной мере воспользовался результатами церковной реформы, давшей в руки государству послушную церковь. Петр учел и применил опыт и планы В. В. Голицына, – но только приблизив их к реальности, выведя из сферы мечтаний. Историки полагают, что Василий Васильевич «начал серьезную реализацию намерений, часто уходивших очень далеко за пределы будущих прожектов и итогов деятельности Петра Великого». Но поскольку не был он самостоятельным хозяином страны, то и не смог многого сделать. А на самом деле ни он, ни Петр не смогли сделать того, что выходило за рамки возможного. Что же, собственно, смог сделать Петр?

«В результате реформ Петра I сократилось отставание России от Запада: у нее появилась современная армия, она стала морской державой, улучшилось государственное управление, развились промышленность, торговля, ремесла», – совершенно верно пишут историки в учебниках для старшеклассников. Но эти реформы, полагают они, «были направлены на укрепление феодального государства» и «приблизили установление в России абсолютизма». А вот это верно не вполне. Реформы проводятся в интересах определенных структур; они не могут быть изначально направлены на «установление абсолютизма» или, скажем, тоталитаризма. Или даже «демократизма».

Государство имеет целью свое выживание, и государи (кстати, как и генеральные секретари КПСС) тоже хотят выживать, как политические фигуры. В той мере, в какой надо было подчиниться воле дворянской (партийной, демократической) элиты, государи (секретари, президенты) шли на это. И часто вели политику, вредящую большинству. В той мере, в какой можно было этого подчинения избежать, – все-таки поступали во благо большинства. Вот это и называется синхронизацией интересов. Наше государство эволюционировало вместе со всем обществом, и даже более того, со всем человечеством.

Поэтому не будем любоваться ярлыками, развешанными вокруг личности Петра, а посмотрим на результаты, которые рывок, сделанный в его правление, дал государству. Они, безусловно, положительны; достижений эпохи Петра хватило более, чем на сто лет.

Б. И. Гаврилов пишет в «Истории России»:

«На рубеже XVII–XVIII вв. феодальная Россия все более отставала от Европы, где развивался капитализм. Причинами отставания были и 240-летнее иго, разорение в «Смутное время», огромные неосвоенные пространства, определявшие экстенсивный путь развития, и отсутствие удобных морских портов».

Вот к каким удивительным и даже нелепым выводам приходят историки, не учитывающие скачкообразного характера нашей истории. Оказывается, к XVIII веку Россия отстала от Европы из-за того, что в XIV веке подчинилась монгольским скотоводам. А ведь всего за сто двадцать – сто пятьдесят лет до Петра, при Иоанне Грозном, били крымских татар, побеждали «продвинутых» шведов и поляков, – да и вообще всех, кто претендовал на наши земли. После того рывка и впрямь стали отставать, но не из-за «ига», а потому что ход истории у нас такой: стали жить, «как все», и пришли к стагнации. Дальше эволюционные законы вели к новому рывку, чтобы Россия сумела встать вровень с соседями и отразить их притязания на свои земли; он должен был произойти при любом царе, а если возглавить процессы не смог бы царь, это сделал бы какой-нибудь фаворит, – да хоть бы тот же В. В. Голицын, кабы его не отодвинули от дел.

Ведь князь Голицын еще до воцарения Петра начал перемены, предвещавшие новый мобилизационный этап и рывок. Несколько лет безрезультатно шла война с Турцией. Требовалась техническая и промышленная модернизация, развитие торговли и образования, ведь это же не могло не быть очевидным для грамотного руководителя. Внутри страны происходили постоянные волнения, по сути, одновременно шел процесс «подбора» личности, которая могла бы возглавить рывок, и процесс противодействия переменам со стороны части элиты. Князь Голицын вводил в царском окружении европейские порядки, приглашал иностранных специалистов, занимался судостроением, достигал серьезных дипломатических успехов, а Петр командовал «потешными» полками и строил корабли в Преображенском, отрабатывая элементы своей будущей военной реформы.

Но князь В. В. Голицын был временщиком, а Петр – царем. В 1689 году он сместил князя и сослал его в Архангельский край. Затем, после попытки Софьи узурпировать власть, он велел и сестре своей удалиться в Новодевичий монастырь, и стал править вместе с Иваном. Болезненный Иван, правда, государственными делами не занимался и умер в 1696 году.

Пришла эпоха единовластия Петра.

Есть такое хитрое греческое словцо – парадигма. Энциклопедии определяют его значение так: «исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, господствующая в течение определенного исторического периода в научном сообществе. Смена парадигмы представляет собой научную революцию».

Были такие революции и в науке, именуемой историей.

До XVI века истории различных регионов, и всеобщая история тоже, строились целиком на божественной идее. Затем появились версии, основанные на идее гуманизма. В XVI–XVII столетиях в результате идейного компромисса между «клерикальными» историками и историками-«гуманистами» сложилась современная версия истории; компромисс был достигнут революционным путем, и он дал ту парадигму, ту схему, основываясь на которой и работают ныне историки.

Когда Н. А. Морозов (в первой четверти ХХ века) применил к исследованию прошлого естественно-научные методы, он сразу выявил научную несостоятельность парадигмы, изначально основанной на идеях, то есть умозрительных построениях людей. Его исследования не могли остаться незамеченными: он был почетным академиком, то есть, в соответствии с Уставом АН СССР, по рангу стоял выше даже руководителей отделений Академии.

Затем другие авторы, в числе которых стоит отметить академика РАН А. Т. Фоменко, основателя науки хронотроники С. И. Валянского, искусствоведа А. М. Жабинского, профессора И. В. Давиденко (написавшего прекрасную книгу «Ложные маяки истории»), показали «темные» места и нестыковки в традиционной версии, применив новые методы проверки традиционной версии. Другой вопрос, в какой степени прав каждый из этих авторов, но все же, казалось бы: сегодня каждый историк знает о возможности появления иной исторической парадигмы. Почему же не спешит все ученое сообщество к рассмотрению этой возможности?

А дело в том, что в науке о прошлом все давным-давно утряслось, она приобрела стабильность, превратилась в общественную структуру со всеми свойственными таким структурам качествами. У нее нет задачи выяснять какую-то там «историческую истину», ее единственная задача – собственное выживание. Чтобы произошла научная революция, устойчивость такой структуры должна быть поколеблена, а это происходит лишь в результате антагонистического контакта с другими структурами, иначе мнение отдельных, пусть даже наивлиятельнейших ученых абсолютно ничего не решает.

Все революции, научные или социальные, происходят по сходному сценарию, разница лишь в масштабах да в том, какие методы при их проведении превалируют: силовые или параметрические. Если силовые, все происходит быстро, но с огромными затратами энергии; если параметрические – обходится почти без затрат, но и сроки ого-го.

В жизни, бывает, складываются ситуации, когда структура выглядит устойчивой, а на деле-то устойчива более сложная система, подсистемой которой она является, и если ограничить их связи, то она разрушится. Можно предположить, что историческая наука находится именно в таком положении: если государство перестанет ее подпитывать и направит ресурс на поиск альтернативы, то большинство историков мгновенно «перекрасится». Это быстрый «силовой» вариант, в котором основные затраты уйдут на переобучение кадров, но шуму будет больше, чем при борьбе Вавилова с Лысенко, и самой науке такая «революция» пользы не принесет. Кстати, и прецедент есть: когда-то отказались от «царской истории», потом от «советской», и каждый раз – по наущению властей. Мы такой путь отвергаем, поскольку при нем меняется не парадигма, а «установка». Менять одну тоталитарную историю на другую – смысла нет.

Вспомним реформу Никона. До его прихода на патриаршество (а позвал его на должность сам царь) в стране была устойчивая церковная структура, но ее качества не удовлетворяли более высокую по иерархии структуру власти, на которую, в свою очередь, замыкались интересы финансов, экономики и армии. Несколькими актами, требованием заменить слова в книгах, звуки и жесты в богослужениях, – требованием, подкрепленным силой, стабильность удалось нарушить. Затем самых упёртых сторонников прежнего порядка вещей казнили, Никона сослали, а церковная структура уже сама скатилась к новому стабильному состоянию, которое теперь устраивало и власть, и экономику. Но вера людей в Бога пошатнулась.

Параметрический переход значительно мягче. Скажем, практическая химия развивалась одновременно с алхимией. Алхимия слыла магией и волшебством, но она отрабатывала методы оперирования с веществами и способы определения их свойств. А практическая химия была ремеслом для получения веществ. В XVII веке произошла научная революция, причем исчезнувшая алхимия дала химии почти типовой регламент работ, включавший типовые операции над оборудованием, инструментом, сырьем, веществом; алхимия дала химику-практику теоретическую базу для работы. Что определило эту революцию? Потребности производства, ведь мы же видим, что после нее технохимическое ремесло перешло к химическим технологиям.

К сожалению, попытка возглавить подобный процесс бесполезна для того, кто на это решится. Даже научная революция «сжирает своих детей». Ведь революция – это всего лишь переход динамической системы через точку нестабильности; тот, кто раскачивает лодку, перевернется вместе с ней. В ситуации, когда назревает новая парадигма, оптимальное поведение – производить и распространять информацию, оставаясь в стороне от организационной работы. Именно так ведут себя перечисленные выше авторы: занимаются исторической наукой, но не берутся ее лично реформировать; они знают, что эта дорога посыпана пеплом Джордано Бруно.