Глава 13

Мир заключен — война продолжается

28 мая (8 июня) 1666 г. в Андрусово было подписано перемирие. Что же касается мирного договора, то по этому поводу у сторон шли жаркие дебаты. Царь Алексей приказал главе русской делегации окольничему Афанасию Ордын-Нащокину пообещать наиболее неуступчивым польским комиссарам по 20 тысяч рублей. Забавно, что взятка самому польскому королю была в два раза меньше — 10 тысяч рублей.

Далее я, дабы избежать обвинений в предвзятости, процитирую С. М. Соловьева. «Нащокин объявил комиссарам государево жалованье, по десяти тысяч золотых польских: референдарю Брестовскому объявлено, что сверх товарищей своих получит еще 10 000 золотых, а если приедет с подтверждением договора в Москву, то будет большая ему государская милость. „Королевскому величеству, — писал Нащокин комиссарам, — мы не может назначить, но когда будут у него царские послы с мирным подтверждением, то привезут достойные дары, также и канцлеру Пацу прислано будет необидно“. 6 января приехал от комиссаров Иероним Комар и бил челом, чтоб сверх обещанных денег в тайную дачу пожаловал им государь явно соболями, чтобы им можно было хвалиться перед людьми; сам Комар бил челом, чтоб вместо обещанных ему ефимков дали золотыми червонными, потому что червонцы легче скрыть, так что и домашние не узнают; Комар объявил, что как скоро комиссары получат государево жалованье, сейчас же станут писать договорные статьи. Деньги были высланы из Москвы немедленно»,[132] и 20 (30) января 1667 г. было подписано перемирие сроком на 13 лет и 6 месяцев. В историю это перемирие вошло как Андрусовский мир.

Согласно условиям мира Польша получала Витебск и Полоцк с уездами, Динабург, Лютин, Резицы, Мариенбург и всю Ливонию, а также всю правобережную Украину. К России отходили воеводство Смоленское со всеми уездами и городами, повет Стародубский, воеводство Черниговское и вся Украина с путивльской стороны по Днепр. Причем остававшимся там католикам разрешалось беспрепятственно отправлять свое богослужение у себя в домах, а шляхта, мещане, татары и жиды имели право продать свои имения и уйти на польскую сторону.

Киев с окрестностью в одну милю до 5 апреля 1669 г. оставался у русских, а затем передавался полякам.

Южная граница России и Польши должна была идти по линии от Днепра (у Киева) на восток до южных границ Путивльского округа, то есть по линии Киев — Прилуки — Ромны — Недригайлов — Белополье и до стыка с нынешней границей России.

Левобережье к югу от этой линии и до современного Запорожья было объявлено территорией запорожских казаков. Сами же запорожские казаки должны были находиться «под послушанием обоих государей» и быть готовыми служить против неприятелей и королевских, и польских. Но оба государя должны были запретить запорожцам, как и вообще всем черкесам, выходить в Черное море и нарушать мир с турками.

Следует заметить, что малороссийские власти, а тем более запорожцы не были приглашены в Андрусово. Гетман Брюховецкий узнал о мире только 12 февраля 1667 г. от стольника Ивана Телепова.

Большинство запорожцев было возмущено условиями мира и винило в предательстве интересов казачества царя Алексея и его бояр. 8 апреля 1668 г. в Сечь прибыл стольник Ефим Лодыженский с посольством к крымскому хану. Через два дня казаки ограбили Лодыженского и его спутников. Позже посла отпустили из Сечи, но за ним отправились 500 человек из разных куреней и убили посла и большую часть его людей.

Однако царю не хотелось ссориться с запорожцами, и 26 июня он послал указ на имя гетмана Брюховецкого и, объясняя в нем все поступки запорожцев «ослеплением и неискустностью ума», отпустил им их вину, а для успокоения самого гетмана велел белгородскому воеводе князю Юрию Барятинскому послать на Украину ратных людей.

Тем временем запорожцы продолжали набеги на крымских татар. Так, в октябре 1667 г. Иван Серко с двумя тысячами запорожцев отправился в Крым. Казаки сожгли много деревень, в местечке Арбаутук, как писал Яворницкий, «истребили всех людей без остатку… Всех пленных, женщин, детей и недоростков мужского пола, запорожцы захватили до 1500 человек, а полоняников освободили на волю более 2000 человек».[133]

Хан Адиль Гирей, который в это время воевал на Правобережье вместе с Дорошенко против поляков, срочно повернул назад и напал на Серко под Перекопом. Поначалу успех был на стороне татар, но затем запорожцам удалось разбить хана и заставить его спасаться бегством. Серко благополучно вернулся в Сечь с большой добычей.

А война на Украине не утихала. Дело в том, что и гетманы, и старшины Малой Руси воевали не против поляков или москалей, а исключительно за земли и привилегии. Вполне естественно, что Андрусовский мир не смог решить всех их проблем. В итоге война на Украине продолжалась в прежнем объеме, разница была лишь в том, что поляки и русские больше не вели военных действий между собой.

Гетман Иван Брюховецкий не пожелал быть гетманом только Левобережья и в 1668 г. поднял мятеж против царя. Однако вскоре он был разбит войсками гетмана Дорошенко, который видел в нем конкурента. По приказу Дорошенко казаки привязали Брюховецкого к пушке и забили насмерть.

Понятно, что население Левобережья не захотело идти под власть турецкого ставленника Дорошенко, и на раде старшин в Новгороде Северском гетманом Левобережья был избран Демьян Многогрешный.

В 1668 г. запорожцы отказались подчиняться Дорошенко, а избрали гетманом Правобережья Петра Суховненко. Дорошенко удалось разбить войско Суховненко. Тогда запорожцы избрали еще одного гетмана — Михаила Ханенко — и продолжили войну с Дорошенко. Ханенко обратился за помощью к Польше, Дорошенко же пожаловался в Стамбул, что вассала султана обижают ляхи…

Советские историки и писатели говорили о большой роли запорожских казаков в восстании Степана Разина. Несомненно, некоторое число запорожцев и состояло в воинстве Разина, причем в первую очередь те, что шлялись по Дону и Каспию. Есть сведения, что запорожское войско состояло в переписке с Разиным. Однако никаких совместных действий запорожское войско с Разиным не вело.

В начале зимы 1673 в Сечи объявился… царевич Симеон, сын царя Алексея Михайловича. Разумеется, это был самозванец. Настоящий царевич 6 октября 1669 г. в возрасте 4-х лет умер в Москве и на следующий день был похоронен в Архангельском соборе Кремля.

«Царевичу» Симеону было около 15 лет. На вид он был «хорош и тонок, долголиц, не румян и не русян, несколько смугловат, малоразговорчив… С ним было восемь человек донцов с вождем [атаманом] Иваном Миюсским, хохлачем по рождению. Миюсский под клятвой сказал запорожскому судье [Степану Белому], будто у называющегося царевичем на правом плече и на руке есть знамя, похожее на царский венец».[134]

Когда через две надели в Сечь прибыл кошевой Иван Серко, самозванец заявил ему: «„Бог мне свидетель, я настоящий сын Вашего великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великой и Малой и Белой России самодержца, а не иного кого“. Услышав то, Серко снял шапку и, вместе со своими товарищами, стал угощать его питьем».[135]

Хитрый Серко прекрасно понимал, что перед ним самозванец, но сразу же решил его использовать в качестве козыря в сложных отношениях с Москвой.

Узнав о появлении в Сечи царевича Симеона, царь Алексей Михайлович немедленно послал к гетману Самойловичу и от него к кошевому Серку в Сечь сотника Василия Чадуева и подьячего Семена Щёголева. Послы должны были потребовать у гетмана и у кошевого атамана выдачи самозванца.

Чадуев со товарищи прибили в Батурин 21 декабря 1673 г. Гетман, выслушав их, сказал, что ехать теперь в Запорожье нельзя, потому что неизвестно, прекратилось ли там «моровое поветрие» или нет. И Самойлович посоветовал послам дождаться в Батурине посланцев, которых он отправил в Сечь с посланием к Серку и товарищам, что бы он «самозванца, прояву, вора и плута» прислал в Батурин.

На момент приезда гетманских посланцев Серко с отрядом казаков опять был в морском походе, а, уходя их Сечи, приказал, чтобы «козаки царевича почитали и всякую честь ему воздавали».

Что же касается самого Войска Запорожского, то оно, выслушав письмо гетмана о самозванце, стало смеяться над гетманом и поносить непристойными словами московских бояр, а самозванца, как и приказал Серко, величало царевичем. Отвечать же на письмо гетмана запорожцы вовсе отказались.

Перед отъездом посланцев Самойловича на раду явился самозванец. Он «всячески бесчестил гетмана, называя его глупым человеком за то, что он именовал его вором и обманщиком, а самим посланцам сказал, что если бы у них не пресные души, то он велел бы повесить их».[136]

Царские же послы добрались до Сечи лишь 9 марта 1674 г. Они долго обличали самозванца перед Серко. Кошевой их выслушал, а потом вместе с судьей Стеаном Белым, писарем Андреем Яковлевым и куренными атаманами отправился к Лжесимеону и чуть ли не весь день пропьянствовал у него, «и Серко, упившись, будто спал. Часа за два до вечера самозванец встал, опоясался саблей, и, в сопровождении судьи, писаря, асаулов и трехсот человек, напившихся пьяными, подошел к избе, где стояли послы, вместе с козаками; тут козаки стали требовать Семена Щёголева, чтобы он вышел из избы к царевичу. Но Семен Щёголев не пошел, а вместо него вышел в сени Василий Чадуев и, отворив дверь, стал говорить: „Кто спрашивает и для какого дела Семена Щёголева?“ На это самозванец ответил ему: „Поди ко мне“. Василий Чадуев спросил его: „А ты что за человек?“ — „Я царевич Симеон Алексеевич“. — „Страшное и великое имя вспоминаешь, такого великого и преславного монарха сыном называешься, чего и в разум человеческий не вместиться; царевичи по степям и по лугам так ходить не изволят; ты сатанин и богоотступника Стеньки Разина ученик и сын, вор, плут и обманщик“. Самозванец за эти слова стал называть его Чадуева с товарищем брюхачем и изменником и поносить всякими скверными словами, после чего, обратившись к козакам, сказал: „Смотрите, наши ж холопи да нам же досаждают“. А потом, выхватив саблю и со словами „я тебя устрою“, бросился к дверям избы на Чадуева. Чадуев, видя то, схватил пищаль и решился убить самозванца. Но в это время писарь Андрей Яковлев схватил самозванца поперек и унес его за хлебную бочку»,[137] а потому увел его в Сечь.

12 марта собралась рада и постановила «царевича» не выдавать. Наконец, 17 марта Серко придумал компромиссный вариант: Чадуев, Шёголев и гетманский посол Черняченко были отпущены из Сечи. С ними поехали посланцы Войска Запорожского Прокопий Семенов по прозвищу Золотарь, Трофим Троцкий и писарь Перепелица. По постановлению рады они должны были, «слышав из самих уст государских царское слово о царевиче, приехав на Кош, нам о том объявили, и тогда у нас свой разум будет».

Запорожские послы прибыли в Москву 1 мая 1674 г. Они подали на имя царя лист, в котором Серко со всеми запорожцами, называя царя «божьим помазанником, многомилостивым светом и войска запорожского дыханием», извещал, что в Сечи появился какой-то «молодик, называющий себя царевичем Симеоном Алексеевичем», который будто бы от обиды, нанесенной ему матушкой-государыней, бежал из Москвы, долго скитался по России, а затем приехал в Запорожье, где содержится под крепким караулом и впредь будет содержаться, пока войско не услышит царского слова. Правда ли то, о чем рассказывает Симеон Алексеевич? Вместе с этим письмом запорожцы подали и письмо самого «царевича», в котором он называет себя Симеоном Алексеевичем, сыном царя Алексея Михайловича, благочестивым царевичем и бьет челом государю на думных бояр за то, что они хотели его уморить.

На письмо Серко царь ответил грамотой, в которой упрекал кошевого в том, что он презрел царскую милость и не исполнил своего обещания, а дал вору и самозванцу печать и знамя и до приезда в Сечь царских послов не сообщил о нем в Москву.

Получив ответ из Москвы, Серко понял, что игра сыграна и тянуть с выдачей Лжесимеона нельзя. Самозванец и атаман Миюска были отправлены в Москву. 17 сентября Лжесимеон был привезен в Москву и в тот же день подвергнут пытке. Самозванец показал, что он действительно Симеон, но его отец не царь, а варшавский мещанин Иван Андреевич Воробьев. На следующий день Лжесимеона четвертовали на Красной площади.

Лично я уверен, что Серко ни секунды не сомневался в самозванстве Лжесимеона, но ему очень хотелось доказать Алексею и боярам самостоятельность Запорожского войска.

И действительно, Алексей Михайлович после казни самозванца пожаловал кошевому атаману Ивану Дмитриевичу Серко два сорока соболей ценой по 50 рублей каждый сорок, да две пары по 7 рублей пара. Серко, получив подарки, написал царю челобитную с просьбой дать ему на жительство вместе с женой и детьми городок Келеберду на левом берегу Днепра близ Переволочны. Кошевой писал: «Устарел я на воинских службах, а нигде вольного житься с женой и детьми не имею, милости получить ни от кого не желаю, только у царского величества: пожаловал бы великий государь, велел бы дать в Полтавском полку под Днепром городок Келеберду». Царь удовлетворил просьбу Серко и подарил ему просимый городок, а всему Войску Запорожскому подарил перевоз Переволочну. Однако из-за хитроумных интриг гетмана Самойловича Серко остался без Келеберды, а войско — без Переволочны.

Но гораздо более страшной опасностью, нежели Лжесимеон, для Москвы был турецкий султан Мехмед II. Другой вопрос, что Оттоманской империей фактически управляли два великих визиря — Мехмед Кепрюлю, а затем его сын Ахмед. Сам же султан Мехмед IV предпочитал занятию государственными делами охоту, за что и получил прозвище «Могучий Охотник».

В 1672 г. Ахмед Кепрюлю решил завоевать Польшу, ну если не всю, то, по крайней мере, Подолию и Малороссию. Поводом для нападения стало обращение гетмана Дорошенко с просьбой принять украинцев в турецкое подданство. Сам Дорошенко в 1672 г. контролировал лишь небольшую часть правобережной Малороссии.

В марте того же 1672 года турецкий султан прислал польскому королю Михаилу Вишневецкому грамоту с выговором, что поляки «беспокоят» владения гетмана Дорошенко, который вступил в число «невольников высокого порога нашего», то есть стал подданным Турецкой империи. Поляки ответили, что Украина «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной, как наш подданный».

Весной 1672 г. турецкая армия перешла Дунай и вторглась в Подолию, на территорию Речи Посполитой. Армией формально командовал сам султан Мехмед IV. Вскоре к туркам присоединилась орда крымского хана Эльхадж-Селим Гирея и казаки Дорошенко. Современники оценивали численность турецкой армии в 300 тысяч человек.

Первым был взят город Каменец, «православные и католические церкви его были обращены в мечети, знатные женщины забраны в гаремы, многие христианские мальчики обрезаны и обращены в мусульманскую веру; один обрезан был даже в соборной церкви, в присутствии самого султана».[138]

28 сентября 1672 г. турки взяли Львов и собирались идти на Киев. Ляхи срочно запросили мир. 5 октября в Бугаче (Восточная Галиция) был подписан мирный договор. Польша уступала Турции Каменец с прилегающими землями и признала Петра Дорошенко подданным турецкого султана. Само собой, что ляхи выплатили огромную контрибуцию.

Близилась зима, и туркам не было резона оставаться на разграбленной и выгоревшей Украине. В итоге турецкое войско ушло зимовать за Дунай, крымский хан — к себе в Бахчисарай, а гетман Дорошенко — в свою местечковую столицу город Чигирин.

Между прочим, пока султан с ханом гуляли по Украине, запорожцы по-прежнему занимались любимым промыслом. Летом 1672 г. 34 запорожские чайки гуляли по Черному морю, топили купцов и грабили побережье.

В Москве всерьез восприняли турецкую угрозу. В начале января 1673 г. большое войско под командованием воеводы боярина Юрия Петровича Трубецкого двинулось на Украину. 13 февраля Трубецкой был уже в Киеве.

В конце 1672 г. поляки прислали в Москву грамоту с предложением совместных действий против турок на Украине в следующем году. Наши бояре вежливо отказали.

Однако московское правительство послало деньги и оружие казакам в Запорожскую Сечь и на Дон. В крепость Кодак и в Сечь были направлены воевода князь Степан Степанович Волконский и полковник Иоганн Купер с тысячью солдат «нового строя».

9 октября 1673 г. Серко форсировал Буг и вторгся в турецкие пределы. Запорожцы взяли город Тягин и сожгли его, жителей частично перебили, а оставшихся в живых увели в полон.

В конце 1673 г. Москва попыталась договориться с «турецкоподданным» гетманом Дорошенко, но хохол упрямился. И тогда в середине января 1674 г. русские полки и казаки гетмана Левобережной Украины Самойловича переправились через Днепр, сожгли Вороновку, Боровицу и Бужин, а 27 января взяли город Крылов. Путь к Чигирину, где засел Дорошенко, был свободен.

29 июля 1673 г. русско-казацкое войско под началом боярина Григория Ромодановского и гетмана Самойловича осадило Чигирин. Город имел две линии укреплений — верхний и нижний город. Гарнизон Чигирина составлял около 4 тысяч человек, имелось до ста орудий. Тем не менее, московская осадная артиллерия действовала достаточно эффективно, и Дорошенко готовился было сдаться. Но в начале августа разведка донесла о том, что на выручку Чигирина идут большие силы турок и татар.

Боярин и гетман испугались и 10 августа отступили от Чигирина, а 12 августа уже вошли в Черкассы.

Крымский хан через день после отступления русского войска был встречен Дорошенко за 10 верст от Чигирина и для начала получил от гетмана в подарок до двухсот невольников из левобережных казаков, а для всех его татар — дозволение брать сколько угодно людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с приходом русских войск отступились от Дорошенко.

В итоге Ромодановский и Самойлович приказали войску переходить на левую сторону Днепра, а Черкассы сжечь. Население города безропотно смотрело на пожар, а затем также отправилось на левый берег. Обыватели прекрасно понимали, что с ними сделают татары после захвата Черкасс.

Узнав об отходе Ромодановского и Самойловича, десятки тысяч жителей городов и сел Правобережья кинулись переправляться через Днепр. Как писал Н. И. Костомаров: «Паника овладела жителями Украины. Где только услышат, что близко появились бусурманы, тотчас обыватели поднимаются с семьями и с пожитками, какие успеют наскоро захватить. Часто они сами не знали, где им искать приюта, и шли, как выражались тогда, „на мандривку“ или на волокиту. Большая часть их направлялась на левую сторону; на перевозах против Черкасс и Канева каждый день с утра до вечера толпилось множество возов с прочанами, ожидая очереди для переправы; едва успевали их перевозить; перешедши за Днепр, они тянулись на восток к слободским полкам, искать привольных мест для нового поселения. Но некоторые с западной части Украины бежали на Волынь и в Червоную Русь, в польские владения…

…Дорошенко мимо разоренной и залитой кровью Умани направился к султанскому стану, находившемуся где-то недалеко от Лодыжина. Когда гетман въезжал в турецкий обоз, ему загородила путь густая толпа украинских невольников, кланявшихся в землю и моливших о заступлении перед султаном. 5-го сентября гетман представился падишаху, получил бархатных колпак, отороченный собольим мехом, золотую булаву, коня с богатым убором и халат — обычный дар султанского благоволения подручникам».[139]

Мехмед IV приказал Дорошенко отправить в Турцию в его гарем 500 мальчиков и девочек в возрасте от 10 до 15 лет. Неплохо бы напомнить сей факт господам самостийникам, от чего их спасли в XVII «русские захватчики».

Осенью 1675 г. запорожский кошевой атаман Серко вместе с донским атаманом Фролом Минаевым, приведшим 200 казаков, и царским окольничим Иваном Леонтьевым (2000 стрельцов) ходили на Крым. К ним присоединился и отряд калмыцкого мурзы Мазана.

У Перекопа Серко разделил свое войско. Одна половина войска вторглась в Крым, а другая осталась у Перекопа. Казаки взяли Козлов (Евпаторию), Карасубазар (Белогорск) и Бахчисарай и, обремененные добычей, отправились назад. Хан Эльхадж-Селим Гирей решил напасть на возвращавшихся казаков у Перекопа, но был атакован с двух сторон обеими частями запорожского войска и наголову разбит.

Казаки скоро двинулись домой. Вместе с ними шло 6 тысяч пленных татар и 7 тысяч русских рабов, освобожденных в Крыму. Однако около 3 тысяч рабов решило остаться в Крыму, причем многие из них были «тумы», то есть дети русских пленников, родившиеся в Крыму. Серко отпустил их, а затем велел молодым казакам догнать их и всех перебить. После Серко сам подъехал к месту бойни и сказал: «Простите нас, братья, а сами спите тут до страшного суда господня, вместо того, чтобы размножаться вам в Крыму, между бусурманами на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без прощения погибель».

Поход русских и калмыков на Крым привел в бешенство султана Мехмеда IV. И вот по совету Ахмета Кепрюлю султан осенью 1675 г. послал в Крым из Константинополя на кораблях 15 тысяч отборных стамбульских янычар и велел крымскому хану Эльхадж-Селим Гирею со всей крымской ордой с наступлением зимы перебить всех запорожцев, а саму Сечь разорить до основания.

Крымский хан решил расправиться с запорожцами на святках Рождества Господня, когда все запорожское войско хорошо гуляло и крепко выпивало. Происшедшее далее весьма колоритно описано у Д. И. Яворницкого, который пользовался свидетельствами очевидцев: «…как скоро тогдашняя зима, через майстерство крепких морозов своих, замуровала днепровские глубины и речки полевые твердыми льдами и приодела достаточными снегами, тогда крымский хан тот же час приказал сорока тысячам крымской орды быть готовыми для военного похода, а пятнадцати тысячам янычар велел дать лошадей, не объявляя никому, куда именно он поведет их в поход.

Когда кончился Филиппов пост, тогда сам хан, снявшись из Крыма со всем названным войском своим, пошел по направлению к запорожской Сичи, стараясь держаться в нескольких милях от берега Днепра, чтобы не быть замеченным запорожцами, зимовавшими по днепровским островам и веткам и чтобы все войско запорожское низовое каким-нибудь способом не узнало о том. На третью или четвертую ночь Рождества Христова, в самую полночь, хан, приблизившись к Сичи, захватил сичевую стражу, стоявшую в версте или в двух верстах от Сичи на известном месте, и от этой стражи узнал, что войско пьяное спит беспечно по куреням и что другой стражи нет ни около, ни в самой Сичи; хан очень обрадовался этому и сейчас же, выбравши самого лучшего из пойманных сторожевых и пообещав ему свободу и большую награду, приказал ему провести пехотных янычар во внутрь запорожской Сичи через ту форточку [калитку — А.Ш.], которая, по показанию самих сторожевых, не была заперта на ту пору. Итак, отправивши всех янычар в Сичу с названным запорожским сторожевым, хан приказал им, вошедши в нее, „учинить належитий военный над пьяноспящими запорожцами промысел“. Сам же между тем, объехавши с ордой вокруг Сичь и густо обступивши ее, стоял неподалеку на поготове, чтобы не выпустить и „духа имеющих утекать“ запорожцев.

Но на этот раз над турками и татарами сбылась старая пословица: „Що чоловiк собi обiцуе, тое Бог ницуе“ [„Что человек себе сулит, то Бог выворачивает наизнанку“, аналогично русской пословице „Человек предполагает, а Бог располагает“ — А.Ш.]: надежда хана выгубить все запорожское войско и разорить самый Кош не осуществилась. Хотя хан и знал, что войско запорожское привыкло в праздничные дни подпивать и беспечно спать, но не припомнил того, что множество этого же самого войска имело обыкновение собираться в праздник Рождества Христова до Сичи со всех низовых днепровских лугов и что большинство из этого войска были трезвые, а не пьяные люди. Но вот настал „полуночный час“. Все войско, не слыша ни о какой тревоге и не имея вести о намерении бусурман, „зашпунтовавшись“ в куренях, беспечно опочивало; в это самое время янычары, тихо введенные через открытую фортку пойманным запорожским сторожевым, вошли в Сичу и наполнили собой все ее улицы и переулки и так стеснились, как то бывает в церкви. Однако, имея в руках готовое оружие, они помрачены были всевидящим Богом в их разуме: войдя в Сичу, они и не подумали о том, что дальше делать и каким способом разорить то рыцарское гнездо низово-днепровских казаков, наших мальтийских кавалеров, и как их всех выбить до конца; или, быть может, начальники янычар, за теснотой, не могли сойтись и посоветоваться между собой, как начать и кончить свой злодейский умысел. Так или иначе, но, наполнив собой всю Сичу, захватив все сичевые арматы [пушки — А.Ш.], заступив все открытые места, янычары стояли несколько времени в недоумении и тихом молчании.

Когда же повернуло с полночи и Бог Вседержитель благословил соблюсти в целости то православное и преславное низовое запорожское войско, тогда он отогнал сон некоему Шевчику, козаку одного курения; этот Шевчик, вставши для своего дела и отворивши кватерку [по-польски означает „четвертая часть“ окна, т. е. „форточка“ окна — А.Ш.], начал в оконную щель присматриваться, рано ли еще или нет, и неожиданно увидел людей, неприятелей-турок, всю улицу заполнивших собой. Шевчик пришел в ужас; однако, тот же час тихо засветил несколько свечей в своей курене, сообщил знаками пятерым или шестерым товарищам своим, еще не ложившимся спать, но сидевшим в углу куреня, закрывшимся там и игравшим в карты. Товарищи, услышав слова Шевчика и побросав карты, зараз бросились тихонько ко всем окнам куреня своего и, не отворяя их, стали присматриваться в оконные щели, чтобы убедиться, правда ли то, что сказал Шевчик. Когда же и сами увидели, что Сичь их наполнена неприятелями-турками, то немедленно и возможно тихо побудили всех товарищей своего куреня, которых было до полутораста человек, и сообщили им о грозившей беде. Товарищи быстро повставали, тихо поодевались, осторожно забрали в руки оружие и потом, после совета с куренным атаманом, решили устроить следующее: поставить к каждому окну по несколько человек лучших стрельцов, чтобы они беспрестанно стреляли, а другие, чтобы только заряжали ружья и первым подавали. Устроивши все это без великого шума и помолившись Богу, козаки сразу поотворяли все окна и оконницы и начали густо и беспрестанно стрелять в самое скопище янычар, сильно поражая их. Тогда другие курени, услышав выстрелы и увидевши неприятеля, тот же час открыли со всех сторон через окна густой и беспрестанный мушкетный огонь, и как бы молнией осветили темную ночь в Сичи, тяжко поражая турок, кои от одного выстрела падали по двое и по трое человек. Янычары же, не имея возможности, вследствие своей тесноты, направлять оружие прямо против куренных окон, стреляли в воздух и, „аки козлы между собою мятущися“, падали на землю убитыми и утопали в собственной крови.

Когда же толпы янычар стали редеть по улицам и переулкам, так что их едва третья часть осталась в живых, тогда запорожцы, видя, что стреляя из куреней на неприятеля, они стреляли друг против друга и наносили себе вред, крикнули единогласно до ручного бою; и так по той команде тотчас все разом, высыпавши из куреней, с мушкетами, луками, копьями, саблями и дрекольем, начали доканчивать ручным боем еще оставшихся в живых турок, нещадно поражая их. На самом рассвете дня они покончили с турками, и всю Сичь и все курени со всех сторон, и всю божественную церковь и все арматы окрасили и осквернили бусурманскою кровью, а все сичевые улицы и переулки неприятельскими трупами завалили. Трупы те лежали, облитые их же собственной кровью, склеенные и замороженные сильным морозом, бывшим в то время. Так велико было их число, видно из того, что из пятнадцати тысяч янычар едва полторы тысячи ушло из Сичи и спасено татарами на лошадях.

А между тем хан, стоявший около Сичи в ожидании конца задуманной облавы, увидя несчастный конец неудавшегося замысла, взвыл, как волк, подобно древнему Мамаю, побежденному русскими на Куликовом поле».[140]

Крымский хан Эльхадж-Селим Гирей бежал в Крым так быстро, что отряд запорожцев в 2 тысячи человек так и не смог догнать остатки татар и турок. В ходе этой «заварухи» было убито 50 и ранено около 80 казаков. Своих убитых запорожцы предали земле «честным и знаменитым погребением», а сотни турецких и татарских трупов спускали под лед. О количестве убитых басурман можно судить по тому, что, сделав шесть прорубей в Днепре, казаки занимались этим неприятным делом целых два дня.

Утром после боя казаки обнаружили 150 спрятавшихся татар, из которых было четыре аги.[141] За них крымский хан прислал «двенадцать тысяч киндяков[142] и шесть больших бут доброго крымского вина», а за каждого агу еще по две тысячи левов. Казаки не смогли устоять и уступили пленных с миром.

В 1675 г. султан Мехмед IV прислал в Сечь письмо, в котором предлагал запорожским казакам признать свою зависимость от Турции и покориться ему как «непобедимому лицарю». На что последовал знаменитый ответ запорожцев: «Ты — шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь! Какой ты к черту лицарь?» Заметим, что письмо, опубликованное в конце XIX века русской прессой, было сильно искажено цензурой, поскольку казаки не стеснялись в выражениях. Кончалось подлинное письмо так: «Вот как тебе казаки ответили, плюгавче! Числа ж не знаем, ибо календаря не имеем, а день у нас який и у вас, так поцелуй же в сраку нас! Кошевой атаман Иван Сирко со всем кошем запорожским».[143]

Ряд историков сомневаются в подлинности этого письма, но, в любом случае, оно соответствует духу Войска Запорожского.

Между тем гетман Дорошенко, от которого отвернулась большая часть сторонников, решил покаяться царю Алексею. Для начала он предложил «сдать гетманство и положить клейноты» перед запорожскими казаками. Запорожцы согласились.

Туркам срочно потребовался новый гетман и за неимением лучшего они поставили на давно уже побитую карту. Юрий Хмельницкий в монастыре дослужился до архимандрита, но затем был взят в плен казаками Дорошенко и передан туркам, которые отправили его в тюрьму. Теперь турки вывели Юрия из Еди Куллэ (Семибашенного замка) и доставили к великому визирю. Там возложили ему на голову бархатный колпак, а на плечи — соболью шубу и провозгласили гетманом и «князем малороссийской Украины». Турки выдумали этот новый титул, чтобы подействовать на украинское население. Тем самым сыну Богдана Хмельницкого как бы давалось наследственное право. Юрий пытался отказаться, мотивируя отказ тем, что он уже постригся в монахи, но великий визирь нашел выход: он приказал константинопольскому патриарху Парфению снять с Юрия монашеский обет. Патриарх, не мудрствуя лукаво, выполнил волю великого визиря.

Явление Юрия Хмельницкого в Константинополе, которого в Москве считали умершим, произвело эффект взорвавшейся бомбы. В малороссийские полки и в Сечь были посланы царские грамоты о том, чтоб не слушать «прельстительных универсалов Юраски». В Чигирин были отправлены генерал-майор Афанасий Трауэрнихт, стрелецкие головы Титов и Мещеринов с их приказами и полковник инженер Фан-Фрастен. В посланных туда трех стрелецких приказах насчитывалось до 24 тысяч человек.

К весне 1677 г. русские и гетманские войска располагались следующим образом: в Батурине[144] на реке Сейм стоял гетман Самойлович с 20 тысячами казаков. Его главные силы во главе с боярином и воеводой Ромодановским (42 тысячи солдат, рейтаров и конных дворян) собрались в Курске. Резерв составили полки Голицына и Бутурлина в Путивле и Рыльске (15–20 тысяч человек).

И в Москве, и в Батурине понимали, что целью похода турок будет захват Чигирина. Во-первых, город имел важное стратегическое значение, а во-вторых, малороссы привыкли считать его гетманской столицей. Естественно, что турки будут стремиться захватить ее и сделать резиденцией Юрия Хмельницкого.

Прибыв в Чигирин в конце июня 1677 г., Трауэрнихт сразу же занялся приведением в порядок укреплений верхнего города, а нижний город вместе с посадом должны были защищать казаки. Царские ратные люди возводили дубовые стены, недавно сгоревшие от пожара. Казаки в нижнем городе рубили стены, тарасы, насыпали камнями, углубляли рвы.

3 августа 1672 г. в виду Чигирина стали появляться турки, а утром 4 августа все огромное турецкое войско раскинулось на восточной и южной стороне от Чигирина.

Командовал турецкой армией Ибрагим-паша по прозвищу Шайтан. По данным того же Петрика Гордона у Ибрагим-паши было 45 тысяч татар и валахов, из которых около 15 тысяч янычар при 28 пушках. У крымского хана же было до 20 тысяч сабель, а у Юрия Хмельницкого первоначально состояло не более сотни казаков.

Осадив Чигирин, турки сразу приступили к осадным работам и начали обстрел крепости. А Хмельницкий послал к сидевшим в Чигирине казакам универсал, убеждая признать себя князем, обещал от падишаха всякие милости и, сверх того, сулил каждому казаку жалованье за два года и по два новых жупана.

Несколько дней после этого турки не проявляли никакой активности против нижнего города, ожидая, какое действие возымеет универсал Хмельницкого. А в это время в верхнем городе стали подозревать, не сговариваются ли казаки с «Юраской» и не думают ли отступиться от царя. И когда турки подвели свои траншеи к стенам верхнего города на сто шагов, Трауэрнихт приказал казакам идти на вылазку, чтобы убедиться в их надежности. Казаки не перечили, и в ночь на 6 августа казачий отряд в тысячу человек пошел на вылазку. К ним присоединились 300 царских стрельцов. В ходе этой операции казаки и стрельцы потеряли убитыми 30 и ранеными 48 человек.

После этой вылазки турки стали осторожнее, усилили стражу и все ближе и ближе подвигались с апрошами к верхнему городу. Установив две батареи мортир, они стали стрелять по замку 36-фунтовыми и 80-фунтовыми бомбами. Самый сильный огонь стенобитных пушек был направлен на бастион, расположенный у Спасских ворот и сделанный из двойных сосновых бревен, и на те места вала, где турки замечали пушки. За два дня обстрела турецкие пушкари вывели из строя 17 русских пушек.

17 августа между 4 и 5 часами пополудни турки взорвали одну из мин под равелином и разрушили непрочный вал. Осажденные оставили позицию, и ее заняли турки. Но вскоре русские контратаковали и перебили турок с помощью ручных гранат. При этом басурманы потеряли около 100 человек убитыми, а урусских убито было 12 человек и ранено 18. Затем осажденные кое-как заделали пролом в равелине.

Между тем 10 августа у Артополота соединились войска Ромодановского и гетмана Самойловича и двинулись на выручку Чигирину.

23 августа турки взорвали еще одну мину, но осажденные заранее узнали об этом взрыве от перебежчика молдаванина, и казаки перебили турок, бросившихся в прорыв.

24 августа осажденные со стен заметили, что большая часть вражеского войска уходит. Это означало, что с левой стороны Днепра уже подходило русское войско. Воспрепятствовать переправе русских сначала отправился крымский хан со своей ордой, а вслед за ним и Ибрагим-паша с большей частью своих сил. А чтобы сбить с толку осажденных, турки усилили обстрел Чигирина и имитировали подготовку штурма.

Целый день 25 августа турки и татары, заняв правый берег Днепра, вели огонь из пушек и мушкетов, не давая русскому войску переправиться через реку. Но малороссийские казаки по приказу гетмана на лодках спустились по Днепру, высадились на правом берегу и зашли в тыл противнику, так что туркам и татарам пришлось отстреливаться с двух противоположных сторон. С наступлением темноты русское войско благополучно переправилось на правый берег Днепра, и на рассвете 26 августа турки с изумлением увидели большие силы противника.

В 3 часа утра 29 августа турки зажгли свой лагерь. Увидев это, осажденные выслали на разведку отряд. Вернувшись, разведчики доложили, что все траншеи и апроши противника пусты. В одном закоулке они нашли только одного спящего турка, которого, видимо, товарищи забыли разбудить.

За время осады Чигирина было убито 800 казаков, 150 стрельцов и 48 других русских, и раненых было очень много. Турок же, по сведениям осажденных, убито 6 тысяч человек.

О причинах снятия осады с Чигирина турецкий историк Фундуклулу писал в «Хронике Силахдара»: «Силы Ибрагим-паши, командовавшего турецкими войсками, осаждавшими крепость, истощились в неудачной борьбе с русскими, которые блистательно отражали все приступы и, совершая вылазки, наносили туркам чувствительные удары. Тогда крымский хан Селим-Гирей со свойственной ему искренностью дал Ибрагим-паше совет вывести из окопов войска, собрать артиллерию и пойти прямо по спасительному пути отступления. На военном совете предложение паши было признано благоразумным. Кади-аскер [военный судья] составил протокол, осада была снята, и войска быстро двинулись в обратный путь…».[145]

Мехмед IV был страшно разгневан. По сведениям того же Фундуклулу, «Ибрагим-пашу, прибывшего из-под Чигирина с докладом, султан принял сурово и накричал на него: „Пошел, старый пес! Не мог ты взять такой ничтожной крепостенки, как Чигирин, возвратился прогнанным. Сколько истратил на ветер казны? Что у тебя войска, что ли, мало было? Или у тебя не было пушек и снарядов? Что же было тому причиной?“ Ибрагим-паша ссылался на неприступность крепости и на то, что он прекратил осаду по совету крымского хана, с согласия всех военачальников. Султан пришел в ярость от такого заявления и закричал: „Возьмите прочь этого гяура!“

Ибрагим-пашу по приказу султана заключили в тюрьму Еди Куллэ. Султанский гнев не миновал и крымского хана Селим Гирея: он был смещен с престола и сослан на остров Родос».[146]

Хотя при форсировании русскими и казаками Днепра генерального сражения не было, потери с обеих сторон были серьезными. Одни русские потеряли 2460 человек убитыми до 5 тысяч ранеными. Русско-казацкое войско не решилось преследовать турок и простояло некоторое время у Чигирина.

9 сентября 1677 г. Ромодановский и Самойлович приказали войску идти обратно к Днепру и переправляться на левый берег. Там они встретили другое войско, шедшее на подмогу. Командовал им боярин князь Василий Васильевич Голицын. Воеводы отвели свои войска на зимовку каждый к прежним своим местам дислокации: Ромодановский — в Курск, гетман Самойлович — в Батурин, а Голицын — в Путивль.

Возникает естественный вопрос, а что делали запорожцы во время первого Чигиринского похода турок? Увы, «лыцари» хранили строгий нейтралитет. Причем, старый Серко оказался премудрым дипломатом. Он получал письма Юрия Хмельницкого и крымского хана и отвечал им. Однако о содержании писем Юрия и хана Серко регулярно сообщал гетману в Батурин, а о своих ответах замалчивал. Серко и запорожцы по-прежнему считали себя верными подданными царя.

В начале 1678 г. в Сечь прибыл царский посол стольник Василий Перхуров с царским жалованьем. Кроме того, гетман Иван Самойлович обещал прислать запорожцам 200 бочек муки, 40 бочек пшена и несколько «полтай» ветчины. В беседе с Перхуровым Серко заявил, что ему сам крымский хан не советовал отступать от московского государя: «Зачем вы ищите другого государя? Есть у вас московский государь, есть и гетман; одну сторону Днепра опустошили, хотите разорить и другую. Если турки завладеют и этой стороною Днепра, то не только вам, но и Крыму будет плохо, — лучше повиноваться одному гетману, нежели преклоняться перед многими».[147]

Можно спорить, в какой форме хан изложил свою позицию, но по существу все было верно. Турки стремились овладеть всей Малороссией. Предположим, им это удалось. Кого в этом случае стали бы грабить татары? Владения султана? А ведь это был их основной способ производства.

По просьбе запорожцев в Сечь прибыло царское жалованье, пушки, свинец и царское знамя, а также Полтавский полк казаков для помощи запорожцам в борьбе с неприятелем, но на самом деле что бы наблюдать за их действиями.

Серко получил, что хотел, и он делает выбор. Весной 1678 г. большое турецкое войско медленно двинулось к Чигирину.

Серко с частью запорожцев на лодках спускается вниз по Днепру, оставив за себя в Сечи казацкого атамана Шиша. 12 июня напротив урочища Краснякова в устье речки Корабельной кошевой разбил несколько турецких каторг с хлебом и другими припасами, которые шли под командной каторжного паши к Очакову и Кызыкермену, откуда паша собирался направить запасу сухим путем к турецкой армии, идущей к Чигирину. Из всех турецких судов осталось только одно. В доказательство победы Серко послал гетману Самойловичу семь турецких пушек и двадцать знамен.

Однако успех Серко не спас Чигирина. Великий визирь Кара-Мустафа-паша привел к Чигирину 12 отрядов пашей (каждый из которых насчитывал по 3 тысячи солдат), 40 «орт» янычар, численностью от 100 до 300 человек каждая, войска господарей Молдавии и Валахии (15 тысяч человек), 7 тысяч сербов, 3 тысячи албанцев. Кроме того, 50 тысяч всадников привел крымский хан Мурад Гирей.

Турки имели 4 большие пушки, каждую из которых везли 32 пары буйволов, 27 больших батарейных орудий разного калибра, 130 полевых пушек, 6 мортир, стрелявших 120-фунтовыми бомбами, 9 меньших мортир, стрелявших бомбами от 30 до 40 фунтов.

Осада началась 9 июня. 11 августа туркам удалось штурмом взять крепость. Тем не менее, значительная часть гарнизона во главе с Патриком Гордоном прорвалась сквозь ряды осаждающих и соединилась с войсками Ромадановского и Самойловича, находившимися на правом берегу Днепра.

После сдачи Чигирина Ромодановский был вынужден отступить от Днепра. 12 августа на рассвете армия выступила и шла, построенная в большое каре и окруженная несколькими рядами возов, как шанцами. И кавалерия, и пехота шли пешие, и этот порядок соблюдался до самого берега Днепра.

Крымские татары взяли и разграбили несколько небольших правобережных городков — Канев, Черкассы, Корсунь, Немиров — и отправились к Перекопу. А в октябре 1678 г. великий визирь с частью армии ушел за Буг. Главная причина отступления великого визиря от Бужина была та же, что и Наполеона в 1812 г. — нехватка продовольствия в разоренной стране.

Отступив от Чигирина и переправившись через Днепр, Кара-Мустафа, чтобы перекрыть запорожцам выход в Черное море приказал вновь возвести в устье Днепра три крепости: на правом берегу Днепра — Кызыкермень, на острове посреди Днепра, напротив Кызыкерменя — Тавань, а на левой (крымской) стороне, у самого берега Днепра — Арслан (Аслан). А между этими крепостями паша велел натянуть железные цепи через Днепр и его левые рукава, чтобы преградить путь казакам к Черному морю и соляным ямам. К цепям же надо было прикрепить маленькие колокольчики, чтобы слышать, когда запорожцы пойдут через цепи и начнут ударяться о них своими лодками. Возведение крепостей Кара-Мустафа поручил надзирателю всех строений Мимай-аге, а работников защищал Каплан-паша с шестью полками янычар.

Но едва лишь начались строительные работы, как на турок напал Иван Серко с 15 тысячами запорожцев. Сперва он побил татар, забрав у них скот и лошадей, а потом напал на турок-строителей и охранявших их янычар. Строителей казаки изрубили, а янычар разогнали. Большую помощь в этом бою Серку оказал царский стольник Василий Перхуров с московскими ратными людьми.

Серко написал крымскому хану: «Мы брали Синоп и Трапезонт, мы разоряли берега азиатские, мы Белграду крылья поджигали; Варну, Измаил и многие крепости Дунайские мы обращали в ничто… Наследники древних запорожцев, мы идем по их следам; не хотим с вами ссориться, но ежели увидим опять вас зачинщиками, то не побоимся опять к вам придти».[148]

После ухода главных сил Кара-Мустафы часть турок осталась на юге Украины, вместе с ними был и Юрий Хмельницкий. Современные историки типа Каргалова считают сдачу Чигирина победой русских войск, но население Украины думало совсем иначе. Этим воспользовался и Юрий Хмельницкий. В своих универсалах (манифестах) он писал: «Какова была оборона московская: князь Ромодановский и Самойлович, не сдержавши сил наияснейшего султана турецкого и крымского хана, сожгли до основания Чигирин, погубили много душ христианских, а сами со стыдом ушли. Просите же скорее, пока есть время, милости у верховного визиря и отзовитесь к нам с дружбою и послушанием. Буде нас не послушаете, постигнет вас конечная погибель».[149]

В результате в конце 1678 г. ряд городов левобережной Украины присягнули Хмельницкому. Среди них были Корсунь (на реке Рось), а также Кальник и Немиров (в районе Винницы). Жители Канева ответили Хмельницкому, что не могут перейти на его сторону, опасаясь «московских людей», благо, город стоял на правом берегу Днепра. Многие обыватели вместе с семьями начали перебираться на левый берег. Находившийся в Переяславле гетман Самойлович послал в Канев несколько сотен пехотного полка Кожузовского, надеясь, что Юраска придет с небольшим отрядом татар, и в то же время советовал всем остальным горожанам убираться скорее за Днепр.

Великий визирь отправил на Канев несколько тысяч турок с 15 пушками. Казаки Самойловича не выдержали натиска неприятеля и все погибли в бою. Немногочисленные жители, оставшиеся в Каневе, укрылись в каменной церкови. Но турки обложили церковь дровами и хворостом и подожгли их. Все находившиеся внутри задохнулись от дыма. Испуганные судьбой Канева, Юрию Хмельницкому покорились городки Черкассы, Машна и Жаботин.

По возвращении посланного в Канев турецкого отряда визирь с Капустиной долины двинулся со всем войском в турецкие владения.

Сам же Юрий Хмельницкий сделал своей резиденцией город Немиров. Кроме казаков у него было полторы тысячи крымских татар. В январе-феврале 1679 г. Хмельницкий совершил рейд на левобережье, но быстро ушел за Днепр, преследуемый гетманскими казаками.

Полки гетмана Самойловича во второй половине февраля 1679 г. форсировали Днепр и начали выбивать сторонников Хмельницкого и крымских татар из правобережных городов. 25 февраля был штурмом взят город Ржищев (на Днепре выше Канева). Город был сожжен, а всех обывателей отправили на жительство в Переяслав и Корсунь.

Рано утром 4 марта гетманские войска двинулись к Деренковцу, Драбовцу, Староборью и далее вниз по реке Рось. Жители выходили встречать их хлебом-солью, приносили повинную и приводили связанных татар. Семен Самойлович (сын гетмана) всем жителям этих городков велел переселяться за Днепр, а сами городки приказал сжечь. Между тем гадяцкий полковник с казаками и воевода Косагов с царскими ратными людьми переправился через Днепр ниже и приступил в Жаботину. Жаботинцы попытались сопротивляться, но вскоре сдались. Жаботин был также сожжен, и жители переселены на левый берег Днепра. Та же участь постигла и город Черкассы.

Как писал Н. И. Костомаров: «Это важное событие в истории Малороссийского края, по преданиям, осталось в народной памяти под названием „сгона“: остаток народонаселения правобережной Украины был теперь окончательно выведен оттуда по распоряжению власти (согнан), а Самойлович мог положительно верно донести московскому правительству, что вся правобережная Украина обезлюдела, и Хмельницкий, оставаясь в своем Немирове, не мог, как бывало прежде, вредить пограничным городам и селениям царской державы».[150]

В 1679 г. за подвиги прошедшего года царь Федор Алексеевич посла в Сечь казакам жалованье: две пушки, 200 ядер, 50 пудов пороха, 50 пудов свинца, 500 червонцев, 170 половинок сукна, а кошевому Серко особый подарок — две пары отличных соболей да еще два сорока соболей, два бархата червчатых (оттенок красного), два сукна — малиновое и червчатое, по пять аршин каждого, атласа гладкого и камки по 10 аршин дилны.

Между тем в Сечи получили сведения о том, что турецкий султан решил уничтожить Сечь и направил вверх по Днепру войско паши Кара-Мухаммеда. Узнав об этом, Серко, не надеясь на силы казаков, отошел из Сечи к урочищу Лободухе и встал между островов. Туркам до Сечи оставался всего один переход.

В Москве узнали о страшной опасности, нависшей над Сечью, и туда срочно отправили большое конное и пешее войско под началом Якова Корецкого. Узнав о подходе царского войска, Кара-Мухаммед повернул назад.

1 августа 1680 г. на своей пасеке близ Сечи умер кошевой атаман Иван Серко. Замечу, что Серко был женат, имел законных детей и не делал из этого тайны. 2 августа он был торжественно похоронен на кладбище рядом с Сечью. Прощальным салютом в честь знаменитого атамана стало взятие запорожцами на абордаж 8 августа большого турецкого судна на Азовском море. Большинство команды судна казаки вырезали и лишь 9 человек привели в Сечь.

Польский король Ян Собеский, узнав о смерти Серко, сказал: «Серко — воин славный и в ратном деле большой промышленник».

Кошевой Серко был горячим патриотом Сечи, но никак не Малороссии. Большую часть жизни он верно служил царю, хотя иной раз и дружил с его врагами. Ну что ж, «нужда закон зминяе», — часто говаривал кошевой.

После смерти Серко морские походы запорожцев стали большой редкостью.

В сентябре 1680 г. в Крым был отправлен талантливый дипломат стольник Василий Тяпкин. Обе стороны не хотели «терять лицо», поэтому лишь в начале 1681 г. был заключен так называемый Бахчисарайский мир между Россией с одной стороны и Турцией и Крымским ханством — с другой. Точнее, это был не мир, а перемирие сроком на 20 лет (начиная с 3 января 1681 г.).

По условиям этого перемирия границей между Турцией и Московскими владениями стала река Днепр. Москва обязалась выплатить дань крымскому хану за три последних года (она не выплачивалась из-за войны). Кстати, у нас дань называли подарками (поминками).

По условиям перемирия в течение 20 лет от Буга до Днепра крымскому хану и турецкому султану не разрешалось строить новых городов или восстанавливать старые разоренные города и местечки. Московское же правительство обязывалось не принимать перебежчиков, никаких поселений на упомянутых казацких землях не строить, «оставить их впусте». Запорожские казаки оставались на стороне Московского государства, а «султану и хану до них дела нет, под свою державу их не перезывают».

Низовым и городовым казакам Войска Запорожского и промышленным людям разрешалось плавать по Днепру для рыбной ловли и по всем степным речкам на обеих сторонах Днепра «для рыбы и бранья соли и для звериного промысла ездить вольно до Черного моря».

В итоге гетман обеих сторон Днепра Самойлович вновь стал гетманом Левобережья. Юрий Хмельницкий был теперь никому не нужен, и турки, придравшись к нему из-за убийства какой-то еврейки, увезли его из Немирова и удавили на берегу Дуная.

В 1681 г. в Бахчисарае московские послы отдали туркам юг Левобережной Украины, то есть то, что принадлежало полякам по Андрусовскому договору 1667 г. Справедливости ради замечу, что и ляхи, заключив мир с турками 17 октября 1676 г., нарушили этот мир, ущемив интересы России.

Утверждение турок на Левобережной Украине было смертельно опасно для Речи Посполитой. И в 1683 г. ляхи напали на турок. Им удалось отбить Немиров и ряд подольских городков. Поляки пытались втянуть в войну с Турцией и Россию. Но 27 апреля 1682 г. в Москве скончался царь Федор Алексеевич, и началась смута. Тут было не до войны с турками.

1 (12) сентября 1683 г. поляки, немцы и левобережные казаки под командованием польского короля Яна Собеского разбили турок под Веной. После этого турки уже не совались на правый берег Днепра.

26 апреля (6 мая) 1686 г. в Москве был подписан «вечный мир» между Россией и Речью Посполитой. Согласно его статьям граница между двумя странами в Малороссии от города Лоева шла по Днепру вплоть до впадения в него реки Тясмины.

Итак, «чигиринские войны» России и Турции привели лишь к восстановлению статус-кво, определенного Андрусовским договором. С другой стороны, упорное сопротивление московского войска и казаков Самойловича спасло Украину от турецкой оккупации. Наконец, стоит отметить и третий важный аспект — именно «чигиринские войны» стали первыми из серии конфликтов между Турцией и Россией.

Согласно договору 1686 года король польский именовался и «Великим князем Литовским и Русским», а русский царь сохранял наименование «самодержца Белой Руси», то есть Белоруссии, хотя вся эта страна под наименованием Литвы сохранялась еще за Польшей, и Россия отдала последние участки белорусской территории Польше по Московскому Предварительному Протоколу 1686 года.

Как писал Вильям Похлебкин: «Таким образом, на титулы реальное обладание территориями впервые в истории отношений России с зарубежными странами влияния оказывать не стало. (Это нововведение дипломатии В. В. Голицына.) Однако, чтобы не „смущать“ своих подданных, привыкших видеть в титуле точное отражение реальных территориальных прав своих сюзеренов, оба монарха запрещали своим подданным употребление полного титула, который они должны были „забыть“, а получила право употреблять только краткий: „Его Королевское Величество король Польский“ и „Его Царское Величество царь всея Руси“. Полые же титулы оставались лишь для письменного, внешнеполитического употребления, имеющего обращение лишь в высших сферах и за границей».[151]

Россия передала Польше небольшие пограничные территории: районы Невеля, Себежа, Велижа и Посожья. Зато за Россией уже окончательно был закреплен маленький, но очень ценный правобережный анклав — Киев и Печерский монастырь с окружавшей его территорией, ограниченной речушками Ирпенью с севера и Стугной с юга и оканчивающийся на западной окраине окрестностей Киева у местечка Васильково (крайний западный пограничный пункт России до конца XVIII века).

Южнее устья реки Тясмины и до Запорожья территория по левую сторону Днепра принадлежала фактически и формально Войску Запорожскому, которое, согласно мирному договору, ставилось в вассальную зависимость с этих пор только от России, и в отношения которого с Россией польский король обязался не вмешиваться.

Отдельно был решен вопрос о принадлежности разоренных многолетней войной XVII века украинских городов на правой стороне Днепра, но прилегающих к его течению, откуда бежало население. Поскольку поляки не захотели уступать их России, то было постановлено, что города Ржищев, Трактемиров, Канев, Мошны, Сокольня, Черкасы, Боровица, Бужин, Воронков, Крылов и Чигирин, а также вся прилегающая к ним территория от местечка Стайки до устья реки Тясмин не будут ни заселяться, ни восстанавливаться, и останутся пустынными до тех пор, пока сейм и король не дадут полномочия на окончательное решение их судьбы, и потому дело об этой территории откладывалось обеими сторонами до лучших и благоприятных времен.

Для закрепления «дружбы и братства» с польским королем Россия обязалась уплатить 146 тысяч рублей двумя взносами: первый сразу же по подписании мирного договора вручался польской делегации послов в размере 100 тысяч, а второй взнос в размере 46 тысяч рублей Россия должна была передать в Смоленске польскому уполномоченному в январе 1687 г., то есть спустя 9 месяцев после подписания договора.

11 (21) декабря 1686 г. во Львове король Ян III ратифицировал «вечный мир». В Москве же его ратифицировали еще раньше, 18 июня 1686 г., сразу два царя — слишком глупый Иван (1666–1696 гг.) и чересчур умный Петр (1672–1725 гг.).

Примечания:

1

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Киев: Наукова думка, 1990. Т. 1. С. 27.

13

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 75–76.

14

Хроника Быховца.

15

Современная речка Синюха, приток Южного Буга.

132

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. VI. С. 179.

133

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 2. С. 297.

134

Там же. С. 345.

135

Там же. С. 346.

136

Там же. С. 348.

137

Там же. С. 351.

138

Там же. С. 332.

139

Костомаров Н. И. «Руина», «Мазепа», «Мазепинцы». Исторические монографии и исследования. М.: Чарли, 1995. С. 286–187.

140

Яровицкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 2. С. 380–383.

141

Ага (от тюркского «господин») — офицерский титул в Османской империи.

142

Точно сказать, что в данном случае подразумевалось под киндяком, трудно. Но, согласно словарю, киндяк — это набивная ткать или кафтан из такой ткани. Купец Афанасий Никитин упоминал киндяк среди тканей, производимых в Индии.

143

ПРИМЕЧАНИЕ ДЛЯ РЕДАКТОРА. Текст письма дословно взят из моей книги «Русско-турецкие войны», просьба там ничего не править.

144

Город Батурин — столица промосковских гетманов.

145

Цит. по Каргалов В. В. Полководцы XVII в. М.: Патриот. С. 371–372.

146

Там же. С. 372.

147

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 2. С. 428.

148

Веникеев Е. В., Артеменко Л. Т. Пенители Понта. Пиратство в Черном море. Симферополь: Таврия, 1992. С. 122–123.

149

Костомаров Н. И. Руина. С. 346.

150

Там же. С. 355.

151

Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 100 лет в именах, датах, фактах. Кн. 1. С. 478.