Итак, основные разделы учебного пособия предлагают читателю общетеоретические знания относительно различных аспектов текста: его коммуникативной организации, знаковой природы и вытекающей из нее уровневой структуры, его свойства самоорганизации, а также его места в коммуникативном пространстве, его включенности в интертекстуальные связи и т. д.

Практический аспект общей теории текста предполагает использование этих знаний (конечно, при условии их присвоения) при различных видах работ с текстом, в широком смысле в процессе филологической рефлексии.

Рефлексия – родовое понятие по отношению к пониманию, понимание есть организованность рефлексии, следовательно, доступна организации как вид деятельности. Рефлексивная деятельность определяется как «средство социального познания того, что для реципиента является новым» [Богин 1989, с. 53]. Следовательно, филологическая рефлексия – специфический, всегда осознанный процесс, в ходе которого реципиент, используя знания о тексте, его структуре, организации, свойствах, стилевой и жанровой природе и пр., извлекает новую информацию о смысловой организации текста – понимает его. Профессионал-интерпретатор в процессе понимания располагает набором ключей – знаний и навыками их использования, в этом смысле его интерпретация принципиальным образом отличается от обыденной читательской рефлексии, хотя последняя может быть объектом специального исследования.

Вопрос о сущности понимания текста – один из самых трудных в филологии. Пониманием текста называют [Там же, с. 53] обращение опыта человека на текст с целью освоения его содержательности, и тогда говорят о герменевтической работе с текстом [Богин 1982, 1989, 1994; Арнольд 1974].

Понимание – феномен, в котором оказываются связанными социальное и индивидуальное бытие человека. В интерпретации текста это ведет к последовательному разграничению, с одной стороны, с другой, к установлению связей индивидуально и личностно значимого опыта субъекта с социально наиболее существенными для каждой данной герменевтической ситуации (ситуации, требующей мыслительных усилий) смыслами.

Понимание по своим сущностным характеристикам оказывается связанным, с одной стороны, с другой – отграниченным – с такими понятиями, знание, мышление, сознание. Эти различия согласно концепции Г.И. Богина заключаются в следующих положениях.

Понимание не тождественно знанию, хотя при переходе от процесса понимания к его результату возникает именно знание. Понимание и знание составляют единство. Знание отличается от понимания, как владение отличается от освоения. Кроме того, знание предполагает сохранение в памяти. Знание фиксирует (сокращает подвижность) отражения того, что находится в движении; понимание, наоборот берет объект в движении и целиком. Хранимое в памяти знание влияет на понимание, расширяет его горизонт [Богин 1982, с. 15].

Понимание не мышление. Отдельный человек, выступая в роли реципиента текста, теоретически мыслит редко, а понимает часто. В большинстве случаев люди приходят к мысли через понимание, но в каких-то случаях понимание достигается благодаря мышлению. Поэтому возможна интерпретация уже понятого текста, но возможно и обратное – преодоление непонимания посредством интерпретации. В рефлексивной деятельности оба способа сочетаются: от понимания человек идет к интерпретации, а от нее – к лучшему пониманию, взаимодействия понимания и интерпретации обеспечивают глубину понимания. Понимание не только рациональный процесс, оно является чувственно-рациональным процессом. В чувственную сферу понимания включаются воля, сенсорная сфера, эмоции, переживания. Понимание – неотеоретическая форма освоения действительности [Там же, с. 16].

Понимание не сознание. Сознание, в отличие от понимания, конституируется не только отражением, но и целеполатанием, управлением и отношением. Сознание – осознанное бытие, т. е. отношение Я к не-Я. Понимание есть понимание сознания, т. е. освоение содержательности сознания в том виде, как эта содержательность дана в текстах. Вместе с тем понимание не осознание, т. е. не переход от не-сознания к сознанию. Понимание может быть осознанным в случае вербапьно выражаемой интерпретации [Там же, с. 17]. Во множестве случае понимание как феномен коммуникативной деятельности даже и не нуждается в осознании. Например, в ситуации, когда человеку некогда, он набирает номер, берет трубку ребенок – дальнейший разговор может и не состояться, т. к. человек понимает, что родителей нет еще дома. Рефлективный план: трубку взял Саша – значит, отца нет дома – значит, надо класть трубку – значит, надо перезвонить.

Понимание вообще и понимание текстов является одним из компонентов системомыследеятельности; в основе типологии понимания лежит способность пользоваться языком как знаковой системой. Понимание обеспечивается им и зависит от того, какое значение придается ее исходным знакам и формулам. В ведущем герменевтическом направлении – семиотической герменевтике – выделяется три области исследований:

1) синтаксический анализ (правила образования и преобразования выражений языка);

2) семантический: выражениям языка приписывается с одной стороны, десигнат (предмет), с другой – смысл, присущий этому десигнату;

3) прагматический анализ семиотической системы связан с использованием этой системы, или языка, на практике [Рузавин 1985, с. 166].

Понимание с семиотической точки зрения «сводится к раскрытию смысла или значения семиотической системы <…>, а это значение формируется человеком в результате его деятельности, таким образом, понимание относится к объектам, которые составляют продукт такой деятельности» [Там же, с. 168]. Понимание синонимично декодированию – составной части текстовой деятельности. Расшифровывающая деятельность отличается от процедурной тем, что в ней «производится изменение материала, начинают играть нормативы целенаправленных усилий и имеет место рефлексия над опытом» [Богин 1989, с. 12]. Таким образом, в системе действительность – человек – текст, последний закрепляет в знаковой форме понимание как освоение действительности, а тот, кто ставит целью понять текст, должен понять понятое, то есть воссоздать авторское понимание.

Необходимо подчеркнуть, что процесс понимания текста как декодирующая текстовая деятельность необходим в случае «преодоления действительных или возможных разрывов в коммуникации» [Богин 1982, с. 12] в ситуациях, где «требуется герменевтическое усилие (подч. автором)» [Там же], направленное на извлечение смысла, разрешающего непонимание. Разрыв в коммуникации в «естественном» процессе понимания (в повседневной коммуникативной деятельности) – это то место, где требуется герменевтическое усилие, характеризуемое интенсификацией мыследеятельности.

Предметом герменевтической работы является текст (вспомним определение текста в 1.2.). Хотя истолкованию могут быть подвергнуты любые знаковые построения, художественный текст есть наиболее подходящий для истолкования объект. Тексты с точки зрения герменевтического потенциала делятся на жесткие и мягкие. Жесткие тексты обладают однозначностью и определенностью, и ограниченным числом интерпретаций (например тексты официально-делового и научного стилей). Мягкие – неопределенные и многозначные с возможностью большого количества интерпретаций [Мурзин, Штерн 1991, с. 20]. Поэтому чаще всего объектом истолкования в герменевтической ситуации выступает художественный текст. В герменевтической ситуации художественный текст можно трактовать как «монологическое выступление», а саму коммуникацию как неполностью вербализованную интеракцию.

Понимание как герменевтическая категория рассматривается в четырех аспектах: как процесс – ведущий аспект в изучении понимания; как стремление понять – мотивационная сфера понимания; как результат, и здесь говорят о знании чего-либо; как способность – индивидуально-типическая предрасположенность к пониманию [Богин 1982, с. 6].

Понимание целого произведения выступает как результат диалектического единства понимания частей и понимания целого. Одним из ведущих правил осуществления герменевтической деятельности является правило герменевтического круга, которое гласит, что понять целое возможно только при опоре на понимание частей, которые в свою очередь понимаются на основе целого. Таким образом, процесс понимания постоянно переходит от целого к части и обратно к целому. Задача читателя состоит в том, чтобы концентрическими кругами расширять единство понятого смысла. Соответствие всех частностей целому суть критерий правильности понимания. Отсутствие такого понимания означает его неверность [Богин 1982, с. 36].

Декодирование сообщения, содержащего в себе понимание другим человеком некоторой реальной ситуации, в герменевтической деятельности должно связываться с поиском причин того или иного впечатления от текста – приятного, неприятного, сложного, значимого отсутствия такового. Выяснение причин служит мотивом декодирующей текстовой деятельности, что ведет к осознанию существования правил понимания, читательского опыта и его роли как составляющей коммуникативной компетенции, особенностей текстов национальной культуры и далее к осознанию того факта, что и сам читатель имеет этот аспект – свое воплощение в тексте – аспект текстовой личности.

Декодирующая текстовая деятельность предполагает сознательное управление процессом понимания, осознанную активность при выполнении операций реконструирования информации текста, т. е. она противопоставлена «проявляемым вовне образцам и стереотипам действий, усвоенным либо на основе опыта собственной деятельности (осознанные навыки), либо в результате подражания общеизвестным или чужим образцам и стереотипам действий (неосознанные или малоосознанные навыки)» [Дридзе 1980, с. 25]. Это означает, что филологическая работа с текстом должна характеризоваться деавтоматизацией мыслительных процессов, приводить к дифференциации и вскрытию факторов, неосознанно обусловливающих ход интерпретации, тем самым делая ее механической и малоценной с точки зрения новизны.

Процесс понимания означает движение понимания от исходной ситуации к конечной. Исходная ситуация создается мотивом, целью истолкования, выбором стратегии понимания, а также средств герменевтической деятельности истолкователя. Глубина и нормативность (правильность) понимания текста зависит и от сформированное™ герменевтической позиции и степени осознанности внутренней установки на выполнение герменевтической задачи.

Мотив – осознание герменевтической задачи, которая определяется как «вступить в-беседу-с текстом», как стремление «понять само дело» [Гадамер 1988, с. 124]. При филологическом подходе адекватным мотивом является мотив квалифицированно, т. е. оперируя и апеллируя к тексту, его различным аспектам, вывести его смысл и приложить этот смысл к конкретной ситуации, в которой находится истолкователь. Цель – достичь определенного уровня понимания, сформировать герменевтическую опытность, умелость в обращении с текстом, и, следовательно, развить свою способность к адаптации в самых разнообразных коммуникативных ситуациях.

Способ действия в интерпретативной работе с текстом осуществляется в виде постановки вопросов и перебора вероятностных ответов, решений и выбор из них наиболее адекватного: «вопрос решается в сипу того, что основания в пользу одной возможности преобладают над основаниями в пользу другой, полным знанием это не является лишь после разбора контраргументов, лишь после того, как мы удостоверились в их несостоятельности – лишь тогда мы действительно знаем само дело» [Гадамер 1988, с. 156].

Средствами являются языковые знаки. «Знак – это квазиобъект (материализованная «фигура сознания»), который, выступая в качестве заместителя реального объекта, т. е. представляя (репрезентируя) другой объект, задает программу деятельности и поведения его истолкователю» [Дридзе 1980, с. 44]. Знаками в герменевтической деятельности выступают как слова, так и предложения, сверхфразовые единства, знаком может служить форма текста (его стилевая и жанровая принадлежность), различные элементы текста (эпиграфы, цитаты, его графическое представление).

Работа по интерпретации текста или герменевтический процесс содержит четыре основных этапа.

Первый этап соответствует «предварительному наброску» [Гадамер 1988, с. 318], входу в текст сообщения. Герменевтический контекст задает предпонимание, смысловое предвосхищение, антиципацию, реализуемые через совокупность установок истолкователя. Начинается создание герменевтического круга с предварительного наброска: «тот, кто хочет понять текст постоянно осуществляет набрасывание смысла как только в тексте начинает проясняться какой-то смысл, он делает предварительный набросок всего текста в целом» [Там же].

Здесь мы возвращаемся к проблеме существования мало– и неосознанных установок, которые предопределяют выбор решения в герменевтической проблемной ситуации. Установка, исследованная Д.Н. Узнадзе, есть «неизменная "промежуточная переменная" между стимулом и реакцией – представляет собой специфическое целостное отражение объекта в субъекте при воздействии первого на второе» (Цит. по [Гак 1973, с. 370]). Ей свойственны хроническое действие, бессознательность: «оставаясь вне сферы сознания, установка решающим образом влияет на содержание и ход осуществления сознания» [Там же]; константность, стабильность, генерализация: «она распространяется на разные объекты» [Там же]. Все перечисленные свойства установки ведут (если не делать сознательных усилий по их деавтоматизации) к однообразию и ограниченности интерпретаций и, в конце концов, к обессмысливанию рефлексивной деятельности, так как она должна служить получению нового знания.

Действие установки проявляется на первом этапе герменевтической работы с текстом в том, что первоначально текст отделен от нас исторически и/или социально, или чужд нам: «…предрассудки (Vorurteil) отдельного человека в гораздо большей степени, чем его суждения (Urteil), составляют историческую действительность его бытия» [Гадамер 1988, с. 329]. К основным действующим установкам, предопределяющим ход понимания, относятся исторические, социальные, национальные установки, а также установки, возникшие на основе индивидуального жизненного опыта.

Исторический фактор требует от истолкователя осознания исторической установки (своей и авторской), определяющейся стадией развития общества (например, каким образом и в чем мы можем усмотреть разницу установок читателя постиндустриального общества и общества эпохи ренессанса, и как это учитывать при истолковании текста, который также может быть нашим «современником», а может принадлежать и другой исторической эпохе?).

Социальный фактор требует от истолкователя учета роли социального статуса (интерпретатора и автора). Разница в социальном статусе и в том, какой ореол его окружает, может выразиться, например, в неосознанно приписываемой значимости или обесценивании текста в зависимости от известности / неизвестности, высокой или низкой авторитетности автора.

Этническая принадлежность автора текста и истолкователя составляет специфически организованную установку предпонимания. Осознанию и учету здесь подлежат факторы национальных черт авторского и читательского мировоззрения.

Наконец, истолкователь обладает определенным типом сознания, который до определенной степени обусловливает направление, согласно которому формируется жизненный опыт; тип сознания связан с процессом индивидуации личности. Тип сознания реализуется через установку в восприятии текста, а также в тексте в авторской установке. Выделяются четыре типа мышления и сознания: логический, эмоциональный, сенсорный и интуитивный. Первые два относятся к рациональному типу сознания и мышления, вторые два к иррациональному. Как работает этот механизм? Человек генетически установлен на определенные аспекты в восприятии ситуации действительности. Логический тип установлен на восприятие материальных объектов, а также на выделение и построение систем материальных и идеальных объектов; эмоциональный тип установлен в восприятии на энергетический план объекта, на энергетические отношения, проявляемые в эмоциях, чувствах и отношениях притяжении, отталкивании, любви, ненависти, гнева, страха, досады и т. д. Сенсорный тип установлен на восприятие пространственного плана ситуации, интуитивный – временного. Адекватное действование с текстом предполагает совпадение архетипических установок автора текста и интерпретатора.

Таким образом, результатом стадии предпонимания является комплекс вопросов, стоящих перед читателем, а осознание каждой из установок определяет возможную линию интерпретации.

Второй этап протекает как истолкование, в форме ответов на вопросы, что отражает логическую структуру герменевтического процесса: «знание может быть лишь у того, у кого есть вопросы» [Гадамер 1988, с. 429].

На третьем этапе читатель, обобщая ответы, полученные на предыдущем этапе, определяет результаты истолкования. При филологической работе с текстом результаты истолкования представляются вербализованно, могут иметь форму аналитического отчета, рецензии, редакторского отзыва, предисловия к изданию, т. е. в тех жанровых формах, которые предполагают отклик, ответ на авторское понимание, опредмеченное в тексте.

На четвертом этапе осуществляется момент аппликации, или применения результатов, интеграции полученной информации в читательский опыт.

Выделяются следующие типы понимания: «1) семантизирующее понимание, т. е. „декодирование“ единиц текста, выступающих в знаковой функции; 2) когнитивное понимание, т. е. освоение содержательности познавательной информации, данной в форме тех же самых единиц текста, с которыми сталкивается семантизирующее понимание; 3) смысловое (феноменологическое) понимание, построенное на распредмечивании идеальных реальностей, презентируемых помимо средств прямой номинации, но опредмеченных все же именно в средствах текста. Последние выступают не как знаковые образования, а как ассоциаты другого рода» [Богин 1982, с. 53].

Каждому типу соответствуют свои техники понимания: 1) семантизирующему типу соответствует техника декодирования, где знаку приписывается определенное значение; 2) когнитивному – техника интериоризации контекста ситуации (контекстная догадка), техника наращивания смыслов микроконтекстов и техника соединения актуализируемых знаний с усматриваемыми признаками отраженного в тексте объекта; 3) смысловому типу соответствует распредмечивание средств текста, коррелятивных со смыслами и неравных при этом средствам прямой номинации, реактивация прошлого опыта значащих переживаний и, наконец, переконцентрация – переключение личностной установки, сопровождаемое практическим абстрагированием от мыслей и чувств, не относящихся к содержательности понимаемого текста (эмпатия) [Богин 1982, с. 63–71].

Типология понимания, с другой стороны, отражает степень сложности процесса интерпретации, и, следовательно, уровень развитости языковой (текстовой) личности. Проиллюстрируем основные моменты каждого типа понимания на следующем тексте:

В воздухе, напоенном запахом водорослей, радужно переливалась бабочка. Один лишь миг ощущал он прикосновение ее крыльев к пересохшим губам. Но пыльца крыльев, осевшая на его губах, радужно переливалась еще много лет спустя (Р. Акутагава. Эссе).

1. Семантизирующее понимание возникает как ответ на вопрос: «я понял, но что же я понял? И, в частности, если здесь о чем-то говорится, то о чем же?» [Богин 1989, с. 19]. Перед читателем развертывается содержание, но пока еще не смысл. Мы понимаем, что эссе посвящено бабочке. Содержание текста сводится к следующему: один человек находился возле озера. В один момент на его губы села бабочка. Это произвело на него очень сильное впечатление, так как он помнил это много лет. При семантизирующем понимании производится рефлексия над опытом памяти, и здесь мы можем вспомнить любые эпизоды, связанные с бабочками: как их ловили в детстве, картинки с бабочками и т. д. Мы можем попытаться вспомнить, производило ли на нас прикосновение бабочки такое впечатление, и вообще, порефлексировать над тем, какое у нас отношение к бабочке.

Когнитивное понимание начинается с вопроса о том, что выражает данное содержание: «чему служат все эти субституенты по сравнению с вытесненными ими средствами выражения и изображения?» [Там же]. Поскольку при когнитивном понимании производится рефлексия над опытом знания, то возникает вопрос о том, знания из какой области мы должны актуализировать, чтобы понять смысл текста? Использование автором жанровой формы (эссе) определяет принципы отбора языковых средств, так как стилистическая и жанровая системы представляют собой конвенциональные, выработанные и закрепленные литературной традицией формы текстов. Поэтому необходимо привлечение знаний из области литературоведения и стилистики. Жанр эссе предполагает тождество автора субъекту текста, что позволяет отнести этот жанр к публицистическому стилю. С другой стороны, эссе предполагает выражение личных впечатлений, мыслей, чувств, т. е. художественность в их передаче также является жанрообразующим признаком. При наблюдении над формой текста возникают следующие вопросы: почему эссе пишется не от первого лица? Чем отличается от избранных средств выражения, например, такое начало: «Я стоял на берегу озера. В воздухе пахло водорослями…»? Очевидно, что центральным «впечатляющим» объектом является бабочка, образ которой представлен через такие языковые средства, как «пыльца крыльев», «радужно переливалась». Жанрообразующее эссеистическое отношение «я – впечатление, мысль, чувство» здесь иерархично, изложение от третьего лица создает слишком большую, на наш взгляд, для жанра эссе дистанцию между автором и объектом впечатления, тем самым образ бабочки доминирует, и даже довлеет над автором. Тексту в целом свойственна нехарактерная для эссе отстраненность автора от того, о чем он пишет. Поэтому целостность образа ситуации подводит нас к более внимательному исследованию средств, представляющих автора. Его образ создается следующими средствами: «он» – «он с пересохшими губами» – «он с радужными губами много лет». Когнитивное понимание характеризуется конкретностью, поэтому мы можем задать себе, например, такой вопрос: как в воздухе, пахнущем (автор выбирает слово «напоенный») водорослями, могут пересохнуть губы?

Поиск ответов выводит нас в область мифологической символики, и мы понимаем, что, по крайней мере три текстовых средства несут помимо прямого значения скрытый смысл: бабочка означает что-то еще, пересохшие губы не означают просто физиологическую жажду, радужная пыльца крыльев не может сохраняться в течение многих лет, поэтому она также символически представляет что-то. В мифологии образ бабочки связывался с процессами трансформации, с переходом из одной формы в другую, и, таким образом, со смертью, перевоплощением души. Тогда смысл эссе заключен в жажде человека, его желании перевоплотиться, преодолеть ограниченность формы? Но такая интерпретация противоречит смыслу последнего предложения. Следующая линия: если бабочка – душа, то чья? Если автора, то почему он соприкасается с ней как с объектом внешнего мира? И только при толковании бабочки как образного воплощения чьей-то души возникает целостность интерпретации, означающей непротиворечивость смысла частей и целого. Итак, мы выбираем такое толкование: автор воплотил в образе бабочки чью-то душу – многоцветную (радужную), легкую, крылатую. Душа эта недоступна и потому приобретает черты божества; соприкосновения с ней автор жаждет, он помнит его много лет. Пыльца – божественный след – остается в памяти автора, но утолила ли эта встреча его жажду?

3. Смысловое понимание характеризуется процессуальностью образа, оно руководствуется вопросом: «я понял, почему выбрана именно тема субституций, но каким образом в ее рамках развиваются (наращиваются и растягиваются) смыслы?» [Богин 1989, с. 20]. При смысловом понимании производится рефлексия над опытом значащих переживаний. Мы определили, что темой эссе является бабочка, выбор языковых средств и построение текста заставляет сосредоточить внимание читателя именно на этом образе-символе, а центральным моментом в динамическом образе ситуации является миг встречи губ человека с крыльями бабочки. Если применить технику переконцентрации (попытаться поставить себя на место автора), то обнаруживает себя зависимость переживаний от культурной среды и ее многочисленных (религиозных, национальных, социальных, исторических) факторов. Эти факторы определяют и значимость этих переживаний, а также правильность, социальную нормативность процесса переживания. Соединив тему с этнической принадлежностью автора эссе, мы обнаруживаем связь его смысла с мировоззрением, характерным для японского буддизма, и таким образом приходим к следующему толкованию: в японской культуре бытие в природе неотделимо от бытия человека и питает его. Однако парадоксальность человеческого бытия (по дзен-буддизму) заключается в том, что он в то же время выделен из природы тем, что обречен на накопление и осознание своего опыта. В связи с этим моменты, в которые восстанавливается изначальная целостность, являются прорывом в подлинное бытие, эти моменты питают человеческий дух. Итак, бабочка – символ чистого и свободного бытия, а также это символ идеального состояния, вхождение и пребывание в котором является для автора подлинной человеческой целью.

Постоянная герменевтическая практика ведет к формированию герменевтической позиции и герменевтического опыта. Позиция по отношению к самому процессу понимания называется исследовательской позицией, она – позиция внешняя, так как выясняет, что такое понимание. В связи с исследовательской позицией важны следующие вопросы: наличие разных стратегий понимания в разных герменевтических ситуациях и вытекающая из этих различий типология понимания; всесторонность понимания и вытекающая отсюда задача представить разные грани понимаемого; наличие разных техник (методик) понимания, выбор которых зависит от той или иной грани содержательности текста; характеристики рефлексии как основы понимания; характеристики процесса понимания [Богин 1982, с. 49].

Второй аспект герменевтической позиции – практический или внутренний: «внутренняя позиция варьируется в зависимости от ситуации и цели деятельности, варианты выступают как более частные позиции. При установке на выход к знаниям через понимание можно говорить о познавательной позиции, при понимании ради нахождения решения – об эвристической, при установке на отделение истинного понимания от ложного – об ориентационной и т. д.» [Там же, с. 51].

И наконец, позиция герменевта детерминирована его внутренним реальным герменевтическим опытом. Выделяются три его формы, каждая из них включает предыдущую и соотносится с типом понимания, с одной стороны, с другой – с уровнем развития языковой (текстовой) личности. Первый опыт общения с текстом рассматривает его как средство: поняв, что типично для текста, тот, кто интерпретирует, получает доступ к манипулированию значениями языковых знаков с целью создания индивидуальной интерпретации. Это первая ступень опыта. Вторая форма опыта учитывает, что текст создан личностью, но он остается определенной формой соотнесенности с «я», интерпретатор центром и источником интерпретации считает себя. «Этот опыт свидетельствует об отношении иерархии – истолкователь господствует над текстом, так как путем рефлексии выводит себя из двусторонности отношений…разрушает истинный смысл этого предания» [Гадамер 1988, с. 424]. Третий, высший тип герменевтического опыта означает, что интерпретатор в отношении «текст-истолкователь» подчиняется тексту, он позволяет тексту «говорить» с собой, текст является центром коммуникации.

Выводы

1. Понимание текста как особая, с помощью филологических знаний организованная рефлексивная деятельность направлена на извлечение смысла из художественного произведения, на исследование вариантов его интерпретации. Само понимание является формой системомыследеятельности субъекта и может обозначать процесс, готовность к пониманию, результат понимания и способность как предрасположенность к данному виду деятельности.

2. Не всякая коммуникативная ситуация является герменевтической. Непонимание, очевидность дву-, многосмысленности текста ставит читателя в позицию герменевта, усилия которого направлены на поиски и выстраивание вариантов интерпретации. Поскольку художественный текст по своей природе многозначен, то именно он чаще всего порождает герменевтическую ситуацию.

3. Понимание – процесс нормативный, т. е. осуществляется на основе определенных принципов и правил, например, с использованием правила герменевтического круга. Эпифеноменальное понимание – результат игнорирования процессуальной стороны понимания.

4. Процесс понимания, как и любая человеческая деятельность, предполагает наличие мотива, цели, способов действия и средств осуществления. Процесс понимания – декодирующая текстовая деятельность, мотивом которой выступает стремление разрешить непонимание, целью – найти наиболее «правильную», удовлетворяющую интерпретацию, способ действия определяется стратегией, избираемой герменевтом, средствами – знаки и знаковые комплексы различной длины и сложности, вычленяемые в тексте.

5. Герменевтическая работа с текстом распадается на четыре этапа: анализ установок (предпонимание), процесс истолкования, вербализация (фиксация) результатов интерпретации, интегрирование нового знания в герменевтический опыт.

6. Существующие типы понимания (семантизирующее, когнитивное, смысловое или распредмечивающее) образуют систему герменевтической практики; при восхождении от одного типа к другому предыдущая ступень встраивается, интегрируется в более высокую. Вершиной практики и высшей формой герменевтического опыта является такое коммуникативное отношение, такая позиция в коммуникативном пространстве, при которой текст занимает позицию второго субъекта в коммуникативном акте, причем позицию центральную, главенствующую. Только таким образом смысл художественного произведения открывается читателю в полном объеме. Каждому типу понимания соответствует свой набор стратегий и техник интерпретаций.

Очевидно, что результаты и рост в герменевтической деятельности возможны при условии постоянной практики. Практикующий, активный читатель-филолог формирует герменевтическую позицию и опыт и таким образом развивает в себе тот аспект текстовой личности, который связан с пониманием самых разнообразных текстов в многочисленных коммуникативных ситуациях.

Вопросы и задания

1. Как вы думаете, каким способом можно измерить способность к пониманию текстов?

2. Классифицируйте и опишите коммуникативные ситуации, в которых у вас чаще всего возникает проблема непонимания (герменевтическая ситуация).

3. Составьте свой собственный список художественных текстов, «не поддающихся» интерпретированию. Каковы, по-вашему, причины трудностей?

4. Пронаблюдайте, какие специальные знания о тексте (в том числе из данного пособия) Вы используете в обыденном чтении – чтении текстов массовой информации, рекламы и т. д. Чем отличаются Ваши интерпретации от интерпретаций окружающих?

5. Техника переконцентрации, используемая в распредмечивающем понимании предполагает определение фокуса и иерархии эмпатии в тексте. «Эмпатия – идентификация говорящего с участником или объектом сообщаемого события, изложение чего-либо с некоторой точки зрения. К примеру: Тема и собака были привязаны друг к другу — эмпатия равна нулю; Тема любил свою собаку – точка зрения говорящего совпадает с точкой зрения Темы; Песик обожал своего хозяина — говорящий рассматривает события с точки зрения собаки. Существуют ряды иерархии эмпатии: говорящий – слушающий – третье лицо; человек – живое существо – предмет; тема беседы – новый (неанафорический) объект» (Лингвистический энциклопедический словарь).

Определите фокус и иерархию эмпатии в предложенном ниже контексте. Перестройте иерархию эмпатии и перепишите текст: а) от имени «нарядной барышни»; б) от имени лодки; в) раскрывая одну из возможных тематических линий текста. Какой из уровней текста (морфологический, синтаксический, лексико-семантический) претерпел наибольшую модификацию?

Нарядные барышни тоже недурно выглядят в лодке. По-моему, нет ничего более приятного для глаза, чем сшитый со вкусом лодочный костюм. Но «лодочный костюм», – пусть меня правильно поймут дамы, – это костюм для катанья на лодке, а не для сиденья под стеклянным колпаком. Если вы возьмете в лодку особ, которые больше интересуются своим туалетом, чем предстоящей прогулкой, то можете не сомневаться, что все удовольствие будет испорчено. Однажды я имел несчастье участвовать в прогулке по реке с двумя такими барышнями. Ну и веселая же прогулочка у нас получилась!

Обе расфуфырились в пух и прах – шелка, кружева, цветы и ленты, изящные туфельки и светлые перчатки. Они нарядились для фотографирования, а не для пикника. На них были «лодочные костюмы» с французской модной картинки. Смешно даже подумать, чтобы дама в таком платье могла войти в соприкосновение с реальной землей или водой или воздухом (Д.К. Джером. Трое в одной лодке, не считая собаки).

Интертекстуальный анализ – еще один вид герменевтической работы с текстом (особенно постмодернистским), используемый в распредмечивающем понимании. Определите, к какому слою текстовой информации может быть отнесен эпиграф предложенного ниже стихотворения А. Ахматовой: к содержательно-фактуальному (указывает на какой-либо социальный, психологический, культурный факт); к содержательно-концептуальному (выявляет идею, концепцию произведения); содержательно-подтекстовому (требует от читателя заполнения смоделированной автором лакуны в тексте). Найдите произведения, эпиграф к которым входит в другой вид текстовой информации.

ЛОТОВА ЖЕНА

Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом
Книга Бытия
И праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула – и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.

Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
А. Ахматова. 1922–1924